Т.Мэтисон “Великие детективы” ｢цикл рассказов｣

[Клуб любителей детектива]

ВЕЛИКИЕ ‘ДЕТЕКТИВЫ' by ТЕОДОР МЭТИСОН  Это началось в апреле 1958 года, когда Теодор Мэтисон прислал в ‘Ellery Queen’s Mystery Magazine’ рассказ, названный ‘Капитан Кук, детектив’, сопроводив его письмом, в котором описывался один из самых амбициозных литературных проектов.  Мистер Мэтисон предлагал серию рассказов, ‘в которых знаменитые персонажи прошлого действуют в качестве детективов в переломные моменты жизни’. Он выбрал исторических личностей, которых пожелал превратить в криминалистов — в том числе Фернандо Кортеса, Стенли и Ливингстона, Даниэля Дефо, дона Мигеля Сервантеса, Леонардо да Винчи, Омара Хайама, Флоренс Найнтингейл, Дэниэла Буна, капитана Кука и Александра Великого — все они известны со школьных времен, но их детективные подвиги, неизвестные доселе, ныне обнаружены литературным археологом Теодором Мэтисоном.  Какая великолепная и смелая концепция!  В дальнейшем Теодор Мэтисон написал 16 историй для цикла ‘Великие Детективы’, которые были собраны с сборник ‘The Great Detectives’ изданным в 1960 году издательством ‘Simon & Shuster’.  © Переводы представленных рассказов выполнены специально для форума ‘КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА’   Переводчик: Алина Даниэль; Редактор: Ольга Белозовская     В Н И М А Н И Е !  В  Т О П И К Е  П Р И С У Т С Т В У Ю Т  С П О Й Л Е Р Ы.  Ч И Т А Т Ь  О Б С У Ж Д Е Н И Я  П О С Л Е  П Р О Ч Т Е Н И Я  Р А С С К А З А !

• ATTENTION!
    Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
    Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
• NTRODUCTION
    Дорогой читатель,
    Это началось в апреле 1958 года, когда Теодор Мэтисон прислал в ‘Ellery Queen’s Mystery Magazine’ рассказ, названный ‘Капитан Кук — детектив’, сопроводив его письмом, в котором описывался один из самых амбициозных литературных проектов. Мистер Мэтисон предлагал серию рассказов, ‘в которых знаменитые персонажи прошлого действуют в качестве детективов в переломные моменты жизни’. Он выбрал исторических личностей, которых пожелал превратить в криминалистов — в том числе Фернандо Кортеса, Стенли и Ливингстона, Даниэля Дефо, дона Мигеля Сервантеса, Леонардо да Винчи, Омара Хайама, Флоренс Найнтингейл, Дэниэла Буна, капитана Кука и Александра Великого — все они известны со школьных времен, но их детективные подвиги, неизвестные доселе, ныне обнаружены литературным археологом Теодором Мэтисоном.
    Какая великолепная и смелая концепция! EQMM уже публиковали рассказы, где знаменитости прошлых лет выступали в качестве детективов — например, Джонсон, Бенджамен Франклин, Сократ, лорд Нельсон, Карл Великий — но по большей части в редкие разрозненные моменты. Теперь же автор предлагал длительную серию. Способен ли он был на это? Или пропасть между замыслом и воплощением была слишком широка для неизвестного автора?
    Мы решили, что наш моральный издательский долг — обнадежить смелого автора, а отговаривать его от отчаянного приключения будет трусостью. В конце концов, мы ничего не теряли, а читатели могли многое приобрести!
    Итак, мистер Мэтисон приступил к работе и достиг огромного прогресса. Через два месяца после того, как капитану Куку удалось предотвратить мятеж на борту ‘Endeavour’, разоблачив убийцу друга боцмана, он рассказал историю, в которой Леонардо да Винчи раскрыл ‘невозможное преступление’. Он принял вызов ‘запертой комнаты’ и едва не потерпел поражение — сам великий Леонардо! А еще через два месяца пред очами публики предстали другие блистательные детективы, обладающие прекрасными аналитическими способностями и великолепным воображением. За два года — с сентября 1958 до сентября 1960 — было опубликовано десять рассказов.
    Нас удивляют три вещи: во-первых, мужество мистера Мэтисона— сами будучи писателями, мы бы не осмелились на столь грандиозный план; во-вторых, оригинальность и глубочайшее погружение в материал (как захватывающим оно, наверное, было!); и третье — чудесный сплав фактов и фантазии. Возможно, именно это — величайшее достижение мистера Мэтисона. Эти рассказы – не просто о выдающихся людях, названных именами Леонардо да Винчи, Дефо, Сервантеса, Омара Хайама, Флоренс Найнтингейл - а именно об этих людях. У мистера Мэтисона хватило проницательности и мудрости слить известных персонажей с воображаемыми обстоятельствами.
    Например, Леонардо разгадал секрет запертой комнаты благодаря своему дару художника; расследование Дефо стало поворотным пунктом в его карьере, превратив его из политического памфлетиста в романиста; Сервантес сохранил жизнь, имя и великий роман с помощью ключа, обнаруженного в самом тексте ‘Дон-Кихота’; Омар Хайам проник в тайну убийства, расшифровав послание, обведенное вином в тексте ‘Рубайат’; Флоренс Найнтингейл обнаружила ключ в предмете, который стал символом ее вклада в исцеление человечества… Такой сплав реальности и вымысла придает особое великолепие рассказам мистера Мэтисона.
  
    Портрет автора в миниатюре:
    Мистеру Мэтисону 47 лет, он выпускник Калифорнийского университета; он женат уже двадцать шесть лет; его жену зовут Тереза; у него трое детей: сын Дэвид и две дочери – Талия и Карен. Около пятнадцати лет он преподавал английский в высших школах Калифорнии, в конце концов покинув академическую башню из слоновой кости и посвятил все свое время писательству.
    В юности он был ‘мастером-на-все-руки’: работал лифтером, упаковщиком в универсальном магазине, рисовал этикетки для рыбы на консервном заводе, работал бухгалтером на нефтеперегонном заводе, упаковывал пивные бутылки, писал рекламные объявления, продавал книги, работал на радиостанции, писал, ставил и продюссировал пьесы для летнего театра. В числе его хобби – музыка, языки и (что неудивительно в свете его литературной ловкости рук) жонглирование.
    © Эллери Квин, New York 1968
• АЛЕКСАНДР ВЕЛИКИЙ
    Я, Голас из Филипп, возвратился в Вавилон в первый день месяца Гекатомбеона с тяжелым сердцем, опасаясь, что вести, которые я привез из Македонии, куда я ездил по поручению моего дорогого друга Александра, могут отвратить моего царя от меня. Я оставил в западной части города караван, с которым проехал столько утомительных стадий по степям Азии, переправился через Евфрат и сразу же отправился к себе в дом возле дворцовых садов.
    От своего слуги Бессуса, который был несказанно рад видеть меня, я узнал, что накануне город праздновал предстоящий поход Александра к берегам

  Аравии*

  Поход с целью исследования берегов Аравии и Африки. Смерть Александра расстроила план экспедиции.

  . Он собирался отплыть из Вавилона через пять дней с флотилией под командованием

  Неарха*

  После смерти Александра Неарху достались в управление Ликия и Памфилия.

  . Выходит, я едва успел прибыть, чтобы сообщить царю вести.
    В тоске перед тем, что мне предстояло, я поспешно принял ванну, надел чистую одежду и сандалии, поскольку во время путешествия почти не имел возможности вымыться. Я знал: как бы Александр не был мне рад, — повсюду, кроме поля битвы, он был чрезвычайно привередлив в том, что касалось чистоты окружающих.
    
    Я вошел во дворец мимо знакомых мне стражей ворот Иштар и спустился с отвесной лестницы на большую террасу. Там я увидел, что царь готовится к купанию, поэтому, дабы сделать ему сюрприз, я сразу же направился в купальню, пока безлюдную, хотя над бассейном в вечернем воздухе заманчиво клубился пар.
    Сев на скамейку позади ванны, в окружении многочисленных спортивных снарядов, я задумчиво подбрасывал мяч, пока не услышал шаги, затем поспешно вспомнил о зловещих новостях, которые должен был сообщить, и отбросил мяч.
    Вскоре вошел Александр со слугами и чрезвычайно обрадовался, увидев меня.
    — Мои думы постоянно пребывали с тобой, Голас, — воскликнул он и обнял меня. — После смерти Гефастиона я был совершенно одинок и ждал тебя с нетерпением.
    Александр был такого же высокого роста, как я, который хоть и был слабее его, но гибче и ловчее. Он был прекрасно сложен и так изящен, что никого не пугало его приближение. У него было сильное и гордое выражение лица. Его кожа была розового цвета — Апеллес, рисовавший его с молнией в руках, не совсем точно передал оттенок, изобразив его темнее и смуглее, чем он вправду был.
    Александр разделся и спустился по плиткам в бассейн. Пока он плавал, мы заговорили, и я рассказал ему об опасностях и приключениях путешествия, не касаясь груза, лежащего у меня на душе. Когда мы приблизились к серьезным темам, он начал прыгать, словно водное животное, скрываясь под водой и появляясь, чтобы выплюнуть излишек воды.
    Когда он проделал это в третий раз, я поднялся и спросил:
    — Ты желаешь услышать вести, которые я привез, Александр?
    Он укоризненно посмотрел на меня, но вылез из бассейна, отошел подальше от слуг, пришедших умастить его маслом, и оделся. Затем он подал мне знак следовать за ним, и мы вошли в его комнаты. Там он отослал слуг и хмуро взглянул на меня.
    — Ты привез мне плохие новости об Антипатре? — спросил он наконец, и в его глазах мелькнуло подозрение. Я знал, что Александр опасается возрастающей власти регента в Македонии; он для того и направил меня домой, чтобы узнать побольше.
    — Не об Антипатре, — ответил я, — а от него. Антипатр верен тебе и управляет согласно твоей воле. Но он извещает тебя: Леонарх, управитель Фригии, набрал наемников, которые грабят Тракию. Он хвастается, что захватит саму Македонию!
    — Разве Антипатр не может поступить с предателем, как тот заслуживает? — спросил Александр.
    — Он уже направил войско против Леонарха и несомненно одержит победу. Но это не самое худшее. Ты знаешь, что Леонарх — дядя Медия, твоего капитана, командующего македонскими воинами здесь в Вавилоне. Именно от воинского искусства Медия зависит завоевание Аравии. Так вот, Антипатр желает сообщить тебе, что Леонарх заявил о желании племянника править Азией вместо тебя. Леонарх намекнул, что Медий замыслил заговор с целью убить тебя. Я молил богов, чтобы они помогли мне вернуться вовремя и сообщить тебе это.
    Александр побагровел — как всегда в гневе — и обратился ко мне так, словно я был его врагом.
    — Клянусь гневом Бахуса! Я не верю Антипатру. Я доверяю Медию! Мы с ним сражались пять лет по пути от Хиндукуша до великого океана. Он спас мне жизнь в засаде Мултана, где я получил это! — Александр показал шрам на груди. — Благодаря изобретательности Медия мы перестроили фаланги и применим это в битве с арабами. Мы вместе обдумывали сражение. Он мне как брат! Я люблю его не меньше, чем любил тебя — до тех пор, пока ты не принес мне эту чудовищную весть!
    Этого я и боялся. Александр, мой самый дорогой друг, разгневался на меня за мои слова. Я пожал плечами, поклонился и отвернулся, чтобы выйти из комнаты, но Александр остановил меня и взял за руку.
    — Постой, Голас, — сказал он уже спокойнее. — Дай мне время подумать.
    Но в это время раздался стук в дверь, и вошел сам Медий. Это был тяжеловесный полнокровный мужчина, с толстой шеей и лбом, нависающим над глубоко посаженными хитрыми глазами. Поскольку я любимец Александра, Медий также изображает приязнь ко мне, которой, я уверен, не чувствует.
    — Рад твоему возвращению в Вавилон, Голас, — сказал он, дотрагиваясь до меня. — Я пришел пригласить Александра на состязание в выпивке. Если он пожелает, ты можешь принять участие.
    — Да, дорогой Голас, — приветливо сказал Александр. — Присоединяйся. Мы будем пить во здравие богов, но говорить о возвышении смертных посредством завоевания Аравии.
    — Благодарю, Александр, — ответил я. — Но я очень устал после путешествия. Я хочу отдохнуть дома.
    — Конечно, ты устал, — сказал Александр. — Приходи завтра в полдень и мы поговорим об… об Антипатре.
    Я поклонился и вышел из комнаты, увидев на прощанье, что Александр мрачно смотрит на Медия.
    
    Но Александр не ждал меня до полудня. Утром, когда я стоял на балконе, глядя, как тени исчезают в терракотовом лоне Евфрата, гонец принес мне послание от него, в котором он требовал, чтобы я оставил все дела и пришел к нему, так как он срочно нуждается во мне.
    Я возвратился во дворец и в большой приемной — через окна которой видны были плодородные поля, лежащие за Евфратом в темноте степи, — я увидел Александра, лежащего на диване.
    Он поднялся и приказал слугам выйти. Когда мы остались одни, он вздохнул и закрыл лицо руками. Когда он опустил руки, я с ужасом увидел его измученное лицо и подивился силе воли, с которой он скрывал свое состояние от окружающих.
    Затем он спустился с возвышения и похлопал меня по плечу.
    — О, мой сердечный друг, поспоривший когда-то с Гефестионом о том, кто из вас сильнее любит меня, — мне нужна твоя помощь как никогда!
    Его рука на моем плече пылала жаром, а его голос звучал, как неровные порывы ветра, словно он дышал с трудом. Сквозь смуглый цвет лица виднелась лихорадочная краснота и ощущался аромат его тела, подобный благовониям.
    — Я твой верный слуга, дорогой Александр, — сказал я.
    — Я верю тебе. И поэтому ты должен знать — только ты и больше никто — что я отравлен. И я умираю.
    С моих губ слетели пылкие слова, но он снял кольцо, которым он запечатывал письма, и приложил его к моим губам.
    — Поклянись, что будешь молчать.
    — Клянусь, — ответил я, когда он убрал кольцо.
    — Тогда слушай, Голас, — проговорил мой царь, устало откидываясь на спинку. — Как ты знаешь, вчера вечером Медий позвал меня на питейный поединок в комнаты Неарха во дворце. Нас было четверо: Медий, Неарх, перс-казначей Суза и я. Комната охранялась снаружи, и никто не мог ни войти, ни выйти. Мы наливали друг другу и пили много сладкого вина. Если бы мой вкус не притупился, я бы раньше обнаружил внезапную горечь, но день клонился к закату, и мои чувства ослабли. Я осушил третью чашу, но внезапно вспомнил твой рассказ и почувствовал вкус предательства. Неарх предложил налить мне, и я заметил осадок из кувшина. Медий, которого я обвинил, взял ту же чашу и выпил. Это меня успокоило, и я забыл свои обвинения до утра. Но во время молитвы в храме я почувствовал жар, а когда попытался сделать запись в дневнике, ослабел и потерял сознание. Тогда я понял, что отравлен.
    — Может быть, это лихорадка? — спросил я, но Александр покачал головой.
    — Нет, Голас, мне хорошо знаком этот яд. Когда Каллистена по моему приказу бросили в тюрьму, я дал ему яд и наблюдал за его действием. Он чувствуется через шесть-восемь часов: наступает жар и продолжается шесть суток, а затем приходит смерть. Я вожу этот яд с собой на случай, если попаду в плен!
    Он достал меч и показал рукоять. Ее кончик отвинчивался, и внутри я увидел маленькие белые кристаллы.
    — Их можно растворить в жидкости или хранить в виде кристаллов, холодных на ощупь. Ты знаешь, что это, Голас?
    — Нет, Александр.
    — Его бросили вчера в мою чашу. И если бы Медий не осушил остаток, я бы четвертовал его при первой вспышке жара!
    — Но может быть ты пил с ним раньше в тот же день, Александр?
    — Два дня до этого я молил богов об успешном походе в Аравию. Все это время я ничего не ел и не пил до вчерашней пирушки с Медием. Нет, Голас, я так же уверен, что отравлен, как в том, что я Александр.
    Он завинтил рукоять и положил меч на колени. С внезапной вспышкой ярости он поднялся на возвышение и взмахнул мечом, словно направляя на воображаемого врага. На всякий случай я скрылся в алькове.
    — Если бы я мог убить всех троих! — крикнул он. — Тогда я был бы уверен, что покарал моего убийцу! Я мог бы сделать это прежде — но не теперь. Я должен провести тайное расследование, чтобы изобличить преступника, дабы власть Македонии не ослабела, а каждый из них — краеугольный камень в арке ее власти!
    — Но Медий, — настаивал я, — выказывает признаки отравления?
    Александр выпрямился и глубоко вздохнул. Его голос был спокоен, и я знал, что он сохраняет контроль над собой.
    — Он только что приходил. Я приказал слуге ощупать его лоб и тело. У него нет жара. Яд его не затронул.
    Он повернулся ко мне с улыбкой, и его непреклонный взгляд заморозил меня.
    — Это моя проблема. Яд был в этой чаше. Пока я не пойму, как Медию удалось отравить меня и не отравиться самому, я не смогу действовать. Потому что не только у Медия были причины отравить меня, если верить твоему сообщению от Антипатра, но также и у Неарха — адмирала моей флотилии. А ведь разливал вино Неарх.
    — А перс Суза?
    — У него тоже есть причина: я завоевал его страну.
    
    Прозвучал гонг. Александр потянул за веревку, и двери в приемную распахнулись. Два раба-перса вошли и опустились на колени, а слуга-македонец в изысканной тунике низко поклонился и известил о приходе Неарха и Сузы.
    Адмирал вошел царственным шагом и встал перед возвышением Александра. Суза стоял позади него и немного справа.
    — Суза и я пришли по твоему приказу, — сказал Неарх. Он бросил на меня косой взгляд, сказавший мне, что его не радовало мое присутствие. Это был худой высокий человек со впалыми щеками и бледно-голубыми глазами анахорета, возможно, самый могущественный из македонцев, поскольку Александр верил ему и ценил его высоко.
    — Да, Неарх, садись, — пригласил Александр, и Неарх сел на стул позади царя, который устало посмотрел него, не проявляя сейчас каких-либо признаков болезни. Он взял несколько свитков с дивана за своей спиной.
    — Их обнаружили среди твоих вещей, Неарх, — сказал Александр. — Это письма от моего зятя Аридея из Лидии о бесплодности дальнейшего завоевания Аравии. Он требует твоего возвращения в Македонию, где Олимпиада, моя мать, окажет тебе невообразимые почести.
    — Я рассказывал тебе, Александр, об этих письмах, — спокойно сказал Неарх.
    — Но ты не сказал мне о своем решении. Если ты решил ехать — прежде следовало убить меня, потому что, будучи живым, я бы не позволил этого!
    — Наши планы завоевания Аравии когда-нибудь страдали от недостатка моего энтузиазма или ослабления моих усилий?
    Александр покачал головой. Неарх повернулся ко мне и указал на меня пальцем.
    — Это он будит твои подозрения, Александр. Голас вечно несет смуту, отравляя тебя лживыми обвинениями!
    — Я думаю, что Александр не сомневается в моей любви к нему, — сказал я.
    — Не сомневаюсь, — подтвердил Александр. — Голас всегда думал прежде всего о моем благополучии.
    — Если Антипатр не подкупил его, — сказал Неарх.
    — Как это возможно, — спросил я, — если я был с Александром всю жизнь, а с Антипатром провел лишь несколько дней?
    — Антипатр очень хитер и умеет подкупать, — настаивал Неарх. — Тебе следовало бы знать это.
    — Я знаю это, — ответил я.
    — Довольно! — прервал Александр и повернулся к Сузе, который приблизился с низким поклоном.
    — Суза, вчера ты рассказал о сокровищах Дария, закопанных в Опайе в сутках пути отсюда. Ты говорил, что любовь ко мне велит тебе рассказать мне о том, что наша аравийская кампания преуспеет при поддержке такого богатства.
    — Это верно, царь, — сказал перс. Это был старик в ярких персидских одеяниях, над его лицом возвышался головной убор, а ниже — седая борода.
    — Сейчас твоя мудрость поможет доказать твою верность. Собери носильщиков, повозки и солдат и отправляйся в Опайю, чтобы привести мне сокровища. Немедленно. Я даю тебе трое суток — сутки на путь туда, сутки, чтобы выкопать сокровища, и сутки для возвращения. Если ты не вернешься через трое суток — я отправлю быстрых гонцов, чтобы убить тебя. Когда я увижу сокровища, мои сомнения в твоей верности исчезнут.
    — Я понимаю, царь, — сказал Суза и поклонился.
    — А ты, Голас, поедешь с ним, чтобы проследить, как идут дела.
    Я стоял, изумленный неожиданным приказом. Александр нежно улыбнулся.
    — Ты всегда жаловался на то, как скучно заниматься тяжбами македонян, дорогой Голас. Теперь ты можешь заняться поисками клада и приключениями.
    Александр отослал перса, вернувшегося в свои покои, спустился с возвышения и взял меня за руку.
    — Я доверяю тебе, Голас, безопасно доставить сокровище в Вавилон. Во время твоей поездки я буду проводить расследование здесь. И не дольше трех дней, друг, потому что через шесть дней я буду мертв!
    
    Я не буду описывать путешествие в Опайю, за исключением того, что мы взяли с собой пятьдесят пеших солдат, десять повозок и двадцать всадников — в том числе Сузу и меня — и все шло хорошо. Поскольку Опайа расположена вдоль реки, как и большинство персидских городов, нам не пришлось блуждать по пустыне, и повсюду мы видели зеленые деревья и плодородные поля.
    Было нелегко добыть сокровище, закопанное на кладбище к востоку от Опайи; и среди костей мертвых жителей Суза вправду нашел огромные ценности, укрепив тем самым доверие Александра: амфоры из золота, маски из серебра, сундуки из бронзы, полные дариков — золотых монет с вытесненным изображением лучника с одной стороны — а также урн, полных тонких золотых пластин, и множества других ценностей.
    На восходе второго дня мы погрузили в повозки сокровища, достойные императорской награды, и я объявил, что любой солдат, у которого найдут что-либо, будет немедленно предан смерти.
    Намереваясь отправиться в Вавилон на рассвете, мы легли рано — я в своем шатре, Суза в своем. Но среди ночи я проснулся от постороннего шума и встал, чтобы узнать, в чем дело. При лунном свете я шагнул наружу — и внезапно мимо моей щеки прожужжала стрела, пробив ткань шатра. Обернувшись, я заметил лучника, спрятавшегося в тени позади кипариса. Он сразу же скрылся среди могил, и я побежал за ним быстро, как мог. Но я проваливался в ямы, которые мы выкопали, и поэтому вскоре потерял его из виду и остался стоять, вдыхая запах тления и дрожа от холодного ветра с реки.
    От внезапной мысли я вернулся в лагерь и посмотрел на Сузу. Он мирно спал в шатре.
    Но это ничего не доказывало. Суза мог нанять убийцу. Так же, как могли Неарх и Медий.
    Я медленно вернулся в шатер, но не спал остаток ночи.
    
    В Вавилоне я увидел, что Александр направился из дворца в виллу за рекой, и мы с Сузой переправились туда.
    Суза всячески восхвалял Александра за его усилия по вплетанию завоеванных народов Азии в ткань новой империи, простиравшейся от Эгейского моря до берегов Индии, и добавил, что он счастлив оправдать доверие императора, пополнив его сокровищницу. Я ответил, что предшественник Сузы Харпал, македонянин, показал себя недостойным доверия, похитив часть сокровищ, и поэтому Александр решил, что честнее и мудрее доверять местным уроженцам.
    — Но многие македоняне не одобряют политики Александра в отношении равенства народов и хотели бы изменить ее, — добавил я.
    Суза потрогал бороду и замолчал. На вилле, расположенной среди садов возле прохладного устья реки, мы встретили старого доктора. Когда я спросил его о здоровье Александра, он прошептал:
    — С ним приключилась очень странная хворь. Я не знаю, когда она кончится.
    Увидев Александра, я понял причину сомнений доктора. Царь сидел на ложе на террасе, глядя на реку, и играл в кости с Медием. Его лицо было бледным и искаженным, словно маска, вытянутая пальцами самой Смерти. Мое сердце сжалось от жалости, я опустился на колени и рассказал Александру про сокровище, которое мы привезли.
    — Хорошо, Голас, — произнес он, отложив кости в сторону и улыбаясь Сузе. — Ты оправдал мое доверие. Тем не менее останься здесь на вилле вместе с Медием и Неархом.
    Он отвернулся от Сузы и повернулся к Медию, сидящему напротив него. Тот покраснел и хмуро поглядел на меня.
    — Отчего ты так смотришь на Голаса, Медий? — спросил Александр. Медий не ответил, и я сказал:
    — Возможно, Медий удивлен тем, что я вернулся, дорогой Александр. Моя жизнь должна была оборваться в Опайе. И если бы лучник целился получше — возможно, сейчас Медий бы улыбался.
    Медий с ревом вскочил и схватился за меч.
    — Уходи, Медий! — приказал Александр. Покорно склонившись и бросив на меня злобный взгляд, Медий вышел. Александр неровными шагами прошел по балкону и сказал:
    — Меня жжет пламя изнутри, Голас, и медленно пожирает. Через три дня я буду мертв.
    — Нет, дорогой Александр! — отчаянно воскликнул я. — Боги этого не допустят!
    Александр подошел к небольшому пруду с рыбами в конце террасы, поднял чашу, покрытую зеленой глазурью, и поднес ее к моим глазам.
    — Это чаша отравила меня, — произнес он, — и поможет мне разоблачить моего убийцу. Я не терял времени эти три дня. Пойдем, я покажу тебе, что я сумел сделать.
    В одной из комнат царь указал на нескольких обнаженных мужчин, прикованных к полу. Двое выглядели словно в лихорадке, а один лежал на полу без сознания.
    — Я вызвал нескольких осужденных преступников и предоставил им выбор: выпить яд, который я дам им, чтобы увидеть результаты, либо умереть от меча согласно приговору. Если они выживут после яда, они будут освобождены. Некоторые охотно согласились. К несчастью, двое уже умерли от большой дозы, которую я им дал.
    — Но что ты хотел узнать? — спросил я, когда мы вернулись на террасу.
    — Какое наименьшее количество яда требуется на треть чаши, чтобы жара не появилось. Я полагаю, что выпил самую большую дозу с верхней части, где кристаллы сразу растворились. Вряд ли некоторые из них смешались и попали вниз, и я хотел найти наименьшее количество, которое не причинит вреда…
    — Ты хотел понять, как Медий отравил тебя, а сам не отравился?
    — Да, — сжал губы Александр.
    — Но, дорогой Александр, тебе не приходила в голову другая мысль? Если человек выживет после укуса змеи, — второй укус причинит ему меньше вреда, а третий — еще меньше. Ведь Медий мог приучить себя к малым дозам яда, а затем увеличивать их…
    Александр тяжело вздохнул в гневе и впервые злобно взглянул на меня.
    — Конечно, я подумал об этом. Но у меня не было времени для проверки!
    Он позвонил в колокольчик и, когда пришли слуги, приказал, чтобы Неарх привел последнего узника.
    — Это конец моего опыта, Голас, — сказал он, вновь обретая равновесие. — Этот яд самый сильный. Пять кристаллов смертельны — и даже четыре. Три и два вызывают жар и могут принести смерть через длительное время. Если же один кристалл вызовет завтра жар — я буду знать, что Медий невиновен, поскольку даже малейшая доза опасна.
    Александр наполнил чашу вином на треть, раскрыл рукоять, достал оттуда пинцетом один кристалл и дрогнувшей от внезапной слабости рукой бросил его в чашу.
    Вошел Неарх, приведя бородатого полуголого пленника огромных размеров с желтой кожей

  пафлагонянина*

  Пафлагония (др.-греч. Παφλαγονία, лат. Paphlagonia) — исторический район на севере Малой Азии, которая в этом месте сильнее всего выступает в Черное море, оканчиваясь мысами Карамбисом (ныне Kerembeh) и Сириасом (или Лепте, ныне Индже Бурун)

  .
    — Пей, — приказал он. — Может быть, эта чаша принесет тебе свободу. Ты последний.
    Пафлагонянин тупо взглянул сначала на Александра, затем на чашу. Я заметил искру в его глазах. В следующую минуту он выхватил чашу из рук царя и швырнул в пруд. Чаша разбилась, а вино вылилось в воду.
    Тотчас же Неарх выхватил меч и с огромной силой обрушил его на пленника, снеся ему голову с плеч. Пафлагонянин упал возле пруда на осколки чаши. Его кровь брызнула в воду.
    Тем временем я увидел, что Александр осторожно облокотился на подушку, его лицо покраснело, а на верхней губе выступили капли пота.
    — Я горю, — прошептал он, и я взял его за руку и подвел к ложу.
    — Тебе нужно накрыть ноги от холода и подложить под спину подушку, чтобы убрать острую боль, — сказал я, глядя на своего слабеющего друга, в то время как мое сердце обливалось кровью.
    И я нежно подложил ему под спину подушку.
    Александр закрыл глаза и задремал. Неарх приказал унести мертвеца, и мы остались наедине с адмиралом.
    — Ты смутьян! — произнес Неарх, глядя на меня с ненавистью. — Твоя болтовня о заговорах принесла уже много смертей и сеет рознь между нами! Может, Александр заболел и вскоре поправится! Ты называешь всех нас убийцами?
    — Это не болезнь, — просто ответил я.
    — Лжец! — крикнул Неарх и вышел из комнаты.
    Я тотчас же вернулся на террасу.
    — Мне сесть возле тебя? — тихонько спросил я. Но Александр не отвечал: он смотрел на осколки чаши и на смешанную с вином кровь, стекающую в пруд. Вода в пруду стала из прозрачной такой темной, что рыб уже было не видно.
    
    Весь остаток дня, когда я хотел зайти к Александру, доктор не пускал меня, говоря, что царь слишком болен для приема гостей. Вечером за ужином Александра не было, и мы сидели за столом вчетвером: Медий, Неарх, Суза и я. Мы молчали, и я ощущал их ненависть, направленную на меня. Я не смог закончить ужин и отправился гулять на берег реки до заката, затем вернулся в свои комнаты на вилле и сразу лег спать — я чувствовал, что очень устал.
    Среди ночи меня разбудил доктор, который приказал мне тотчас же прийти, поскольку Александр желал меня видеть.
    При взгляде на него я понял, что смерть близка. Он протянул сухую руку, и я сел возле него, чувствуя жар его ладони.
    — Дорогой Голас, — чуть слышно произнес он. — Я снова разрубил Гордиев узел. Теперь я знаю, кто отравил меня, и ты должен помочь правосудию свершиться. Позови Неарха, Сузу и Медия. Мы произнесем последний приговор!
    Я разбудил остальных, и когда все стояли напротив царя, он заговорил.
    — Неарх, Медий — вы много лет следовали за мной в битвах, верили моим решениям и вряд ли сомневались в моем уме. Суза, я был хорошим повелителем и управлял мудро. И теперь я говорю: верьте мне. Я знаю, кто мой убийца, но я хочу раскрыть его имя по-своему. Голас, на столе стоит поднос с тремя чашами вина. Дай каждому из них по одной.
    Я поднял три чаши, похожие на разбитую, и дал две македонянинам и одну персу.
    — Теперь слушайте: неповинному в моем отравлении нечего бояться. Лишь мой убийца тоже будет отравлен сегодня. А сейчас я приказываю тебе пить, Суза!
    Суза моргнул, его губа дрогнула, но он взял чашу обеими руками и осушил, затем поставил на стол и вытер бороду ладонью.
    — Пей, Неарх, — сказал Александр.
    Неарх, не колеблясь, осушил чашу так же быстро, как Суза.
    — Теперь ты, Медий.
    Медий поднял чашу к губам и опустил.
    — А вдруг ты ошибся, Александр? — спросил он спокойно.
    — Я просил верить мне. Я не ошибся.
    Медий поднял чашу и начал пить, чуть остановившись на полпути, словно его горло сжималось. Однако он допил и вызывающе посмотрел на Александра.
    Неарх сказал:
    — Мы все выпили, поверив тебе, Александр. Но среди нас Голас. Ты освобождаешь его от подозрений? Почему он не пил?
    — Я его не забыл, — ответил Александр. — Голас, на столе стоит бокал с водой для тебя. Если ты тоже примешь участие в испытании, возможно, другие станут меньше злиться на тебя. Я скажу тебе то же, что остальным: если ты невиновен, тебе нечего бояться. Выпей воду.
    Я поднес бокал к губам и услышал слова Александра:
    — Она так же чиста, как вода в моем бассейне, Голас.
    Тогда я заколебался, посмотрел на Александра с широко раскрытыми глазами и бьющимся сердцем и поставил бокал на стол.
    — Ты мой убийца, Голас, — произнес Александр. — Ты сидел возле бассейна четыре дня назад. Как ты отравил его?
    — Я бросил туда яд, — признался я, едва не плача оттого, что мое вероломство так постыдно раскрыто. — Но я не хотел убивать тебя, Александр! Антипатр поклялся мне, что он испытывал этот яд на других, и проникая через кожу, он лишь вызывает жар, который вскоре проходит. Но ты нырнул и проглотил воду!
    — Антипатр знал, что ты глупец! Он хотел убить Александра! — закричал Неарх и шагнул ко мне, но Александр знаком остановил его.
    — А зачем это было нужно Антипатру?
    — Он хотел, чтобы Медий был мертв и опозорен, а его родственники в Македонии, которые доставляли Антипатру неприятности, лишились влияния. Он знал, что вы с Медием часто пьете вместе. Я должен был отравить тебя для видимости, рассказать о замысле Медия убить тебя, а когда ты заболеешь, обвинить Медия в том, что он подсыпал яд тебе в вино.
    — А что тебе было обещано в награду?
    — Антипатр бы попросил тебя освободить меня от должности в Вавилоне и назначил меня правителем Сестоса. Ты бы никогда этого не позволил — ты бы оставил меня судить тяжущихся в Вавилоне до конца моих дней.
    — Не сейчас, Голас, не сейчас! — произнес Александр и указал на Медия. — Ты должен был стать жертвой. Заставь его выпить воду!
    Медий приставил меч к моему горлу, и мне ничего не оставалось, кроме как осушить бокал до последней капли.
    В наступившей тишине я спросил:
    — Как ты узнал, что это был я, Александр?
    — Я спросил тебя, знаком ли тебе этот яд, и ты отрицал, что знаешь его. Но когда пафлагонянин погиб, мне стало плохо, и ты помог мне дойти до ложа. Ты сказал тогда: ‘Тебе нужно накрыть ноги от холода и подложить под спину подушку, чтобы убрать острую боль’. Но откуда ты мог знать, что у меня заболела спина, словно в нее вонзился острый нож, если был незнаком с действием этого яда? Я никому о нем не рассказывал. Затем я увидел, как отравленное вино стекает в пруд, и подумал: скоро ли умрут рыбы? Тогда я вспомнил про свое купание и понял, почему Медий не отравился и все мои размышления бесполезны. В чаше не было яда! Я был отравлен прежде, чем выпил ее!
    Александр слишком ослабел, чтобы продолжать, и Неарх отправил меня домой под стражей. Медий хотел сразу же убить меня — что было естественно, так как именно он отправил за мной лучника — но Александр и Неарх были против. Лучше, чтобы все думали, что Александр умер от болезни, а я заразился, ухаживая за ним.
    Александр умер два дня назад. На улицах Вавилона раздаются плач и рыдания. В дворцовых садах тишина. Меня сжигает жар, а руки мои холодны, и мне тяжело удерживать стилос. Но я должен завершить, чтобы мир узнал, что я не хотел смерти моего дорогого друга Александра. Я не из числа тех, кто способен убить лишь ради властолюбия.
    
    Плутарх, биограф Александра, пишет, что этот яд скапливается на камнях, словно роса, на территории города Нонакриса, где его собирают внутрь ослиного копыта, потому что больше нигде, кроме серебра, невозможно его сохранить.
    © ПУБЛИКАЦИЯ НА ФОРУМЕ: 29 августа 2011 г.
• ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ
    Прекрасным весенним днем 1516 года Леонардо да Винчи мирно сидел в розовом саду позади своего дома в Амбуазе с альбомом для набросков на коленях и рисовал желтую иволгу, порхающую внутри вольера. Хотя итальянскому мастеру было около шестидесяти и он был сутулым и седобородым, его рука, создавшая “Тайную вечерю” и “Мону Лизу”, не утратила ловкости, а зрение — остроты. Окружающие холмы были озарены теплым солнцем центральной Франции, а пчелы жужжали в кустах.
    Его юный слуга Жак неуверенно спустился с террасы, подошел к нему:
    — Мэтр, господин из Амбуаза желает вас видеть.
    Леонардо добродушно кивнул, но прежде чем Жак повернулся, чтобы передать ответ, — крепкий черноволосый мужчина с пышной бородой уже приближался к ним по террасе.
    — Ах, мсье Бланшар, — приветливо сказал Леонардо. — Ваше волнение нарушает лесной покой. Садитесь и полюбуйтесь золотистой иволгой вместе со мной. Я не хотел сажать ее в клетку, но иволгу на воле очень тяжело рисовать.
    — Вы ошиблись, мсье, — сказал гость. — Я не мсье Бланшар.
    — Неужели мои глаза утратили остроту? — спросил Леонардо, прищурившись. — Видимо, так и есть — вы вовсе не королевский министр!
    — Я барон де Мариньи, к вашим услугам. Королева желает, чтобы вы поскорее прибыли в Амбуаз!
    — Королева? — Леонардо выглядел удивленным. Его величество Франциск Первый из дома Валуа благоволил ему. Он позвал Леонардо во Францию, подарил ему дом, ввел его во дворец Амбуаз и часто искал его общества. Но королева! Царственная французская красавица никогда не любила Леонардо и не скрывала этого.
    — Отчего королеве понадобились мои скромные услуги? — неспешно спросил Леонардо.
    — Она повелела мне ничего не объяснять. В то же время… — Мариньи перевел взгляд на порхающую иволгу, — его величество не слишком одобрял ее приказ.
    — Но тем не менее позволил его?
    — Да. Капризам королевы нелегко противостоять.
    — Тогда я немедленно иду, — сказал Леонардо, шагнув вдоль террасы. — Всегда стоит расследовать и понимать — особенно капризы королевы. Жак, мой плащ!
    
    Карета, в которой сидели Леонардо и барон, тряслась вдоль узкой, поросшей тополями дороги, приближаясь к находящимся в ста метрах серым округлым контурам замка, а затем влилась в зеленое поле на западе возле плавно поднимающихся холмов примерно на расстоянии километра.
    — Мы приближаемся к амфитеатру? — спросил Леонардо.
    — Туда, где все произошло, — отстраненно ответил Мариньи. Затем его губы сузились и сжались. — Вас ждут здесь. Вам все объяснят.
    
    Карета подняла клубы пыли, подъехав к амфитеатру. Здесь Франциск, страстный любитель турниров, маскарадов и всяческих развлечений, устраивал представления для себя, придворных и гостей. Над мачтами взлетали разноцветные флаги, возвещая о послеобеденном представлении, уже завершенном, и почти все разъехались, кроме небольшой группы людей, сидящих под полосатым навесом в окружении солдат. Леонардо узнал короля, королеву и их свиту.
    Министр Бланшар приблизился к Леонардо, протянув руки, его бледное лицо было покрыто потом и пылью.
    — Это ужасно, мсье да Винчи. Мсье Лорье убит ударом в грудь и лежит мертвый посреди амфитеатра. Ее величество приказывает вам расследовать убийство и желает видеть вас немедленно.
    Леонардо кивнул и, подобно благородному патриарху, шагнул к людям, сидящим под навесом. Приблизившись к королевской чете, Леонардо низко поклонился.
    Король, своеобразно красивый, несмотря на длинный нос, устало приветствовал его, однако смотрел настороженно и тревожно.
    — Прежде чем королева заговорит с вами, Леонардо, позвольте сказать, что я не желал вас беспокоить. Она взволнована и поэтому может выказать что-либо нелестное. Но я прошу вас быть снисходительным. Наш друг Филип Лорье лежит мертвый на этом поле. Он убит.
    — И это гнусное деяние выставлено напоказ! — перебила королева резким от волнения голосом.
    Король властно поднял руку.
    — Позвольте мне ознакомить Леонардо с фактами. Сегодня мы любовались походными формированиями специальных войск из Нидерландов, Испании и Шотландии.
    — Это шотландские воины носят юбки? — с интересом спросил Леонардо.
    — Килты, мсье, — поправил Бланшар, хрустя костяшками пальцев.
    — Килты и тартаны, — сказал Франциск, — великолепные красно-желто-зеленые униформы, куда, думается мне, этим варварам легко стрелять.
    — Эти и другие цвета с узорами в форме квадратов и полос, мсье, отличаются у разных кланов и в разных местностях, — сказал Бланшар.
    — Бланшар знает об этом больше меня, — согласился Франциск. — Он ездил в Шотландию, чтобы подготовить их прибытие.
    — Мсье Лорье умер! — прервала королева.
    Король выглядел раздраженным.
    — Парад кончился шествием шотландских кланов, которые играли на своих диких музыкальных инструментах…
    — Волынках, — пояснил министр.
    — Затем королева, я и остальные покинули поле и вернулись в замок. Едва лишь выйдя из кареты, мы услышали, что Филипп погиб на поле, и сразу вернулись.
    — Расскажите ему, как погиб Лорье, — сказала королева.
    Король с королевой посмотрели друг на друга. В ее взгляде было острое подозрение, в его — непроницаемое отчуждение.
    — Леонардо и вы все — подойдите, — сказал король, встал и направился к амфитеатру. — Я покажу место, где это случилось.
    Леонардо увидел, как Мариньи, его бывший попутчик, прошел мимо королевы, не обратившей на него внимания; казалось, она пребывает в забытьи. Король подал знак Мариньи, и тот сразу подошел к господину, словно послушный охотничий пес.
    — Филипп — многообещающий — был многообещающим молодым дворянином с юга, — продолжал король, пока они шли. — Он далеко уезжал в прошлом году, сразу после того, как прибыл ко двору. Ему было поручено в конце представления выступить как представителю королевской власти после ухода гостей. Он должен был приблизиться к центру поля, издать звук трубы как сигнал стражникам, стоящим на холмах, и оставаться в районе поля до тех пор, пока солдаты не сомкнут ряды и не разойдутся.
    Король и Леонардо, за которыми следовали остальные, вышли через пару мраморных порталов в широкий проход между холмами и вошли в долину, пройдя по плотному весеннему дерну. Она была в форме эллипса, лишь с одним входом, длиной около двухсот футов и шириной около пятидесяти. Снизу было видно, что холмы слегка наклоняются наверх, красная земля покрыта низко стелющимися кустами — кизильниками, пирекантами — ни один из которых не был настолько высоким, чтобы скрыть человека. Вьющиеся растения отчасти застилали землю, там и тут лежали плоские круглые камни, чтобы можно было подняться по ним на холм, не касаясь ногами земли.
    С одного взгляда Леонардо мог увидеть, что никого, кроме него и королевской четы, не было в амфитеатре — только неподвижное тело лежало на земле ближе к центру поля. Приблизившись к телу, королева издала крик боли.
    — Это по вашему приказу, дорогая, он оставался здесь, — сказал король.
    — Позвольте мне сказать…
    — Минуту, дорогая! Давайте задержимся на этом. Сегодня, после того как почти все ушли, Лорье подошел к центру поля. Стражники стояли спиной к арене, как было положено по правилам, поэтому они ничего не видели. Последними покинули арену граф и графиня д’Ангервиль и их дочь.
    Король обратился к изящной паре средних лет и юной блондинке.
    — Расскажите о том, что вы видели, Ангервиль.
    — Я повернулся первым, — ответил д’Ангервиль твердым решительным тоном. — Филипп как раз поднес трубу к губам. Мы шли несколько секунд и уже подошли сюда, но звука не раздалось. Я посмотрел назад, моя жена и дочь тоже. Казалось, Филипп качнулся вперед — прочь от нас — и уронил трубу. Он отвернулся, и мы заметили блеск стали, когда он упал. Ни один из стражников не мог бросить нож сверху!
    — Они слишком далеко, — сказал король, — и угол слишком косой. Нож мог бросить лишь тот, кто стоял на арене внизу!
    — Но как это могло быть? — крикнула девушка с золотыми волосами.
    Ангервиль взял руку дочери.
    — Это невозможно — но это случилось, — ответил он просто. — Моя жена, дочь и я видели арену оттуда, где мы стояли. Здесь негде спрятаться. Видите? Даже мраморные скамейки установлены заподлицо, и под ними не спрячешься. Клянусь, что на арене не было никого, кроме нас!
    — Но вы не отрицаете, что Лорье был убит? — с горечью спросила королева.
    Ангервиль побледнел. Король взял его за руку, но не смог дольше контролировать королеву.
    — Вы знали, что ваша дочь влюблена в Лорье, и боялись, что могут обвинить вас! — продолжала королева. — Об этом знал весь двор!
    — Ваше величество… — возразил Ангервиль.
    — Я не говорю, что вы это сделали. Вы бы не посмели. Но я не выношу вашего лицемерного беспокойства…
    Она отвернулась и взглянула на Леонардо, ее прекрасное лицо горело темной страстью.
    — Мсье да Винчи…
    — Успокойтесь, дорогая, — смиренно сказал Франциск. — Леонардо может услышать в ваших словах оскорбление и вернуться в Италию. От этого мы станем беднее.
    Губы королевы презрительно искривились.
    — Франциск вечно твердит мне: “В мире нет никого мудрее Леонардо да Винчи. Он художник, изобретатель, инженер, математик, музыкант, философ — и много больше. Он все видит, он все знает”. Я не соглашалась с мнением моего супруга. Я выросла в Вальядолиде, где итальянцев ценили не слишком высоко. Я не могу сдержать свои чувства.
    Леонардо склонил голову с симпатией, окрашенной насмешкой.
    — Наш друг лежит здесь мертвым. — Королева закрыла глаза. — Как мы видим, никто ни с этого места, ни откуда-то еще не мог убить его — но он убит. Его величество и я останемся возле арены до заката. Это больше часа. Мы охотно ответим на любые вопросы, которые вы зададите. Если за это время “величайший ум Европы” выяснит, кто убил мсье Лорье, я соглашусь с мнением моего супруга о вашем таланте!
    В момент глубокого молчания, последовавшего за вспышкой королевы, Леонардо заметил долгие послеполуденные тени, тучи мошкары и ленивое хлопанье праздничных флагов. Истерическая дама бросила ему вызов, и остальные ждали, примет ли он его. Он мог его не принимать, разумеется; он мог вернуться в свой мирный садик и продолжить рисовать иволгу; но это бы длилось недолго. Разозленная женщина не оставит мужа в покое; и возвращение во Флоренцию станет падением для Леонардо.
    — Хорошо, ваше величество, — вымолвил он наконец. — Я предпочитаю смерть презрению. К тому же я никогда не устану приносить пользу.
    Он повернулся и с министром Бланшаром направился к телу в центре поля.
    
    Три года спустя перед смертью Леонардо да Винчи рассказал Франциску, как и почему он приступил к работе в тот утомительный полдень.
    — Когда я был мальчиком в Винчи, — сказал итальянский мастер, — мои приятели из ближайшей деревни сказали мне, что метка на стволе дерева становится выше с каждым годом. Сначала я должен был поверить этому, иначе расследование было бы бесполезным.
    Когда я узнал, что даже взрослые из деревни верят этому, я пошел в лес, сделал зазубрину в форме лилии на здоровом молодом дереве и измерил расстояние от нее до земли. В течение трех лет я возвращался и снова мерил и обнаружил: то, во что все верили, было неправдой. Метка на стволе оставалась на той же высоте в течение всей жизни дерева, потому что у дерева растет вверх лишь крона, а ствол только увеличивается в объеме!
    Поэтому вначале Леонардо позвал графиню Ангервиль и ее дочь.
    — Мадам, вы уверены так же, как ваш муж, что на арене во время убийства Лорье никого не было?
    — Да, мсье, — сказала графиня без колебаний, и ее серые глаза были честными и ясными.
    — А вы, мадмуазель?
    Девушка кивнула, хоть и казалось, что она послушно повторяет то, что ей внушили.
    — Что вы делали, когда увидели, как Лорье упал на землю? — спросил Леонардо у графини.
    — Мой муж побежал к нему, приказав нам оставаться на местах. Затем он вернулся и приказал нам следовать за ним, чтобы мы могли рассказать остальным, что случилось.
    — Он забыл, что вокруг вершины холма стояли солдаты?
    — Видимо так, мсье.
    — Затем вы втроем покинули арену, оставив Лорье лежащим на земле?
    — Да.
    Леонардо обратился к девушке.
    — Мадмуазель, это правда, что, как утверждает королева, вы и мсье Лорье хотели заключить брак?
    — Нет, нет! — Она внезапно оживилась. — Я — да, я его любила, но он не хотел жениться на мне! Я знаю, что была другая…
    Ее мать предупреждающим жестом дотронулась до ее руки, и девушка замолчала. Леонардо не стал повторять вопрос. Он догадался, кем была соперница.
    — Мог ли Лорье задумать столь драматическое самоубийство? — спросил Леонардо у них обеих.
    — Нет-нет! — яростно уверяла графиня. — Филипп был амбициозен и полон жажды жизни. Весь мир лежал перед ним.
    Леонардо осмотрел тело, прежде чем покинуть поле, и вытащил нож из груди Лорье, куда тот вошел по самую рукоять. Это был охотничий нож, острый как бритва, с желтой костяной рукоятью.
    Затем Леонардо попросил Бланшара приказать солдатам принести толстую доску и положить ее точно на то место, где лежал Лорье. Солдаты живо исполнили приказ.
    — Кто умеет метать ножи? — спросил Леонардо Бланшара.
    — Я, — спокойно ответил Бланшар. Леонардо удивился: такое признание показалось ему неосторожным.
    — А кто-нибудь еще?
    — Во Франции это умеют все, — пожал плечами Бланшар. — Барон де Мариньи умеет не хуже меня, и даже этот варвар Брюс Стюарт, предводитель шотландских войск, отлично справляется.
    — Пригласите их сюда, — попросил Леонардо.
    Мариньи прибыл с мрачным лицом и угрюмо стоял, пока они ждали Стюарта, который наконец энергично поднялся на арену, великолепный в своем блестящем тартане.
    — Ахх, мо’йе, ледди сказали, что вы просили меня бросить ножж, — улыбнулся Стюарт. Это был краснолицый шотландец с тяжелой челюстью и выпуклым лбом; казалось, что он постоянно смеется. — Я ххоччу поглядеть на ммоего сопперн’ика.
    Леонардо поставил Мариньи внизу арены в пятнадцати шагах от края, Бланшара  — на полпути наверх с восточной стороны, предупредив его стоять лишь на плоских камнях среди вьюнков; Стюарта он поместил на вершине холма между двух стражников, настолько дисциплинированных, что ни один из них не смотрел, что происходит внизу.
    Для испытания Леонардо взял нож с костяной рукоятью. Мариньи метнул первым и вонзил нож так глубоко, что понадобились двое солдат, чтобы вытащить его. Но прежде Леонардо измерил угол проникновения. Бланшар метнул вторым — и снова Леонардо измерил угол. Стюарт сделал четыре попытки, трижды промахнулся и попал лишь с четвертого раза.
    — Солнце било мне в глаза, — оправдывался он. Он был почти таким же красным, как его тартан.
    — Причина не только в солнце, — сказал Леонардо Франциску. — С такого расстояния невозможно попасть. Вы были правы, ваше величество: убийца стоял выше, чем жертва, но ненамного — не так высоко, как Бланшар — поскольку нож вошел в грудь Лорье под небольшим углом, не таким острым, как если бы его бросили с высоты.
    Теперь Леонардо знал, что, вопреки трем свидетелям, уверявшим, что арена была пуста, убийца находился здесь все время! Но где?
    У него был намек на правду, но лишь намек — а время уже вышло. Он попросил Бланшара приказать шести солдатам искать следы на западной стороне арены, поскольку знал, что убийца стоял так, чтобы солнце не светило ему в глаза. Пока солдаты искали, он задержал Стюарта и заговорил с ним.
    — Когда вы и ваш отряд покинули поле, мсье Стюарт, вы сразу же вернулись в замок?
    — Да, мы отправились, а по пути выполняли упражнения, чтобы раззвлечь ледди.
    — А кто-нибудь отсутствовал?
    — Никто. Все шестнадцать были на месте и действовали как один! — гордо ответил он.
    Леонардо сел на одну из мраморных скамеек и вздохнул. Ему захотелось возвратиться в сад и делать наброски золотистой иволги. Почему он все время вспоминал про иволгу? Леонардо прислушался к внутреннему голосу, которому безгранично доверял, и произнес:
    — Мсье Стюарт, вам нравится во Франции?
    — Да, но многие ледди тоскуют по дому и мечтают вернуться. Шотландия мрачная и каменистая, но это часть Аппина, где обитают Стюарты, она похожа на эту землю, — здесь много леса и кустов. Это напоминает о доме.
    — Следы, следы! — закричал солдат с четверти пути на западной стороне.
    Леонардо поспешил к нему и увидел два свежих отпечатка обуви возле камня, оба правой ноги. Несомненно, кто-то — убийца? — оставил след. Вероятно, когда убегал.
    Солдаты не обнаружили других следов.
    Леонардо крикнул Бланшару:
    — Пусть эти пять солдат спустятся с холма! Мсье Стюарт, вы можете сопроводить их, будьте добры!
    Стюарт кивнул, взобрался и стал рядом с министром. На полпути министр присел отдохнуть, и внезапно Леонардо достал маленький блокнотик и карандаш из кармана плаща и несколькими штрихами нарисовал Бланшара, запечатлев его уныние и усталость.
    — Почему вы изобразили только Бланшара? — спросил Мариньи, глядя через плечо Леонардо.
    — Я рисую то, что вижу, — ответил художник и покачал блокнотом перед лицом Мариньи. — Где вы были во время трагедии?
    — В замке, — хмуро ответил Мариньи. — Я плохо себя чувствовал и оставался после обеда у себя.
    — Но когда королева вернулась в замок, она отправила вас за мной, хотя вы были больны?
    — Мне стало лучше, я встретил их величества, и когда ее величество узнала о гибели Лорье…
    — А что сказал его величество?
    — Он не хотел посылать за вами, я вам это говорил. Но она настаивала.
    
    Пять стражников вернулись и приблизились к Леонардо. Время шло медленно. Солнце опускалось за холмы, и долину заполнили голубоватые тени.
    Леонардо по очереди отвел каждого стражника в сторону и заговорщицким тоном произнес:
    — Мы с вами знаем, кто дважды проскользнул мимо вас на вершине холма, не правда ли?
    Он всматривался в замкнутые лица. Леонардо знал: ему очень повезет, если удастся прочесть мысли хоть на одном. Стражник не ответит явно, но по крайней мере итальянец знал, что если один лгал, то, скорее всего, лгали и остальные четыре.
    
     Теперь Леонардо знал разгадку. Он вернулся на арену, Бланшар и Стюарт шли за ним. Мариньи остался на месте.
    В павильоне ее величества королева обратилась к нему:
    — Мсье да Винчи, время истекло!
    Многие смотрели на него подозрительно и враждебно. Леонардо поклонился и сказал:
    — Одну минуту, ваше величество.
    Он обратился к Ангервилю, наблюдавшему за ним из-за спины короля:
    — Где вы сидели во время представления?
    Ангервиль выглядел ошеломленным.
    — Слева, позади его величества.
    Франциск кивнул и нахмурился.
    — Ангервиль был слева от меня, а Бланшар справа.
    — А его величество обращался к вам во время представления?
    Ангервиль задумался.
    — Только один раз.
    — Что он сказал?
    — Послушайте, Леонардо, — сердито спросил король. — К чему вы клоните?
    — К истине, ваше величество. Что король сказал вам, граф д’Ангервиль?
    — Он спросил, — Ангервиль покраснел и смутился, — его величество спросил, как я думаю: надевают ли шотландцы что-нибудь под юбки?
    Раздался взрыв смеха, напряженность и враждебность ослабли. Лишь король пристально смотрел на Леонардо.
    — Вы шутите надо мной?
    — Боже упаси, ваше величество, — скромно ответил Леонардо.
    Краем глаза он заметил, что королева нетерпеливо ждет его вопросов.
    — А где вы сидели, ваше величество? — спросил он.
    — На другой стороне поля вместе с дамами!
    И тогда, ко всеобщему изумлению, Леонардо опустился на колено, склонил голову и произнес:
    — Признаюсь, что я не заслуживаю высокой оценки в глазах ее величества. Я не смог разоблачить невидимого убийцу мсье Лорье. Более того, я не смог бы решить этой задачи ни за год, ни за два. В свое оправдание скажу, что я стар и мои способности к наблюдению ослабли. Прошу простить меня.
    Спустя минуту королева кивнула. Леонардо встал, и пока король со свитой смотрели на него в ледяном молчании, он медленно, почти неуверенно, сел в карету, которая увезла его.
    Но Леонардо да Винчи в дополнение к прочим достоинствам был прекрасным актером.
    
    Следующим утром он снова сидел в саду и делал набросок золотистой иволги, когда Жак доложил о прибытии короля.
    Франциск помахал Леонардо и сел на скамейку перед ним.
    — Леонардо, — сразу же начал он, — я хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня вчера. Я не скоро забуду это. Не притворяйтесь больше передо мной. Вы знаете, кто убил Лорье и каким образом.
    Леонардо ничего не сказал, но пристально посмотрел на короля, словно ждал продолжения.
    — Иногда, — сказал король, опустив глаза, — политически целесообразно избавиться от опасного субъекта. Ваш земляк Макиавелли понимал это. Лорье был предателем, продававшим секреты чужеземцам.
    Леонардо кивнул, зная настоящую причину гибели Лорье; королева ясно дала всем ее понять. Уловка короля звучала патетически, но притворство Леонардо позволило им обоим свободно обсуждать убийство.
    — Расскажите, что вы знаете, Леонардо.
    — Я знаю, что вы убили его, сир. Когда я понял, что человек, которому вы поручили совершить убийство, вошел и вышел с арены при соучастии стражей, я понял, что они получили приказы лишь от вас. Если бы причиной убийства была внезапная обида, и его совершили один из шотландских солдат или сам Стюарт, — сговора бы не было.
    Франциск одобрительно кивнул.
    — И вы знаете человека, которому я это поручил?
    — Людей, — поправил Леонардо. — Один совершал убийство, другие заменили его рядом с вами. Когда я узнал, что вы спросили Ангервиля про шотландские одежды, я понял, что человек рядом с вами был не Бланшаром. Бланшар, который побывал в Шотландии, знал обо всех деталях одежды, и если бы он сидел рядом с вами, вы бы адресовали вопрос ему. Значит, человек возле вас, подозрительно напоминавший Бланшара, — барон де Мариньи, настолько похожий на Бланшара, что я сам перепутал их, когда он пришел вчера звать меня во дворец. Видимо, он был потрясен, когда я обратился к нему как к Бланшару. Он старался быть как можно больше похожим на Бланшара, чтобы обмануть ее величество, сидевшую напротив вас на другой стороне поля.
    — Да, — быстро согласился король, — Лорье был дорог ее величеству. Я не хотел ее огорчать.
    — Разумеется. А теперь о том, как это было сделано…
    — Я думал, никто не разгадает мой план! — воскликнул король. — А вы догадались! Расскажите, как?
    Леонардо указал на вольер.
    — Мне подсказала золотая иволга. Я сказал вчера Мариньи, что сложно рисовать ее на воле, среди желто-зеленого леса. Перья иволги сливаются с листвой, делая ее практически невидимой. То же самое происходит с формой солдат. Роскошные тартаны шотландцев словно покрывают их невидимым плащом. Красная земля арены и зеленый кустарник напоминают цвета Аппина, где живут и сражаются Стюарты. Стюарт сам сказал мне это. Когда он поднялся по склону на теневой стороне арены с Бланшаром и они остановились на минуту, я сделал набросок с Бланшара, поскольку видел только Бланшара. Казалось, что он один, если не пытаться специально разглядеть Стюарта позади него. Ведь именно Бланшар придумал, как стать невидимым?
    Король кивнул.
    — Я понял, что Лорье стоял в центре поля, ожидая, пока уйдет последний зритель. Он увидел, как Бланшар переходит через холм. Возможно, он поднес трубу к губам. Бланшар бросил нож, а увидев, как Лорье схватился за горло, наклонился вниз на другой стороне холма в чужом тартане, скрывавшем его. Солнце еще было наверху, а холм находился в тени, поэтому Бланшар был практически невидим. Пока Ангервиль бежал на арену предложить Лорье помощь, Бланшар убежал.
    Внезапно король потерял интерес к разговору.
    — Благодарю, благодарю, Леонардо, вы все поняли верно. А теперь мне надлежит отправиться в Амбуаз. Я вскоре навещу вас снова.
    Король направился через залитый солнцем сад, когда Леонардо задал последний вопрос:
    — А какую награду получил мсье Бланшар за свои труды?
    Король обернулся, на его лице появилось легкое волнение. Он пожал плечами.
    — Несчастный, — произнес он. — Ее величество тоже поняла, что он совершил убийство. Его нашли возле пруда с ножом в груди. Жаль — я обещал ему достойную награду!
    С этими словами король исчез за изгородью, а Леонардо да Винчи, гражданин мира, соотечественник Макиавелли, продолжил изображение иволги, почти невидимой в солнечном свете среди листвы.
• ОМАР ХАЙЯМ
    Стражники пришли к Хайяму среди ночи, постучавшись в дверь его обсерватории в башне на краю города.
    — Трое солдат султана внизу, мастер, — сказал алгебраист Кхвайа Али, поднявшись по узкой лестнице на второй этаж, чтобы разбудить спящего поэта-астронома. — Они хотят немедленно отвести вас во дворец!
    — В такое время? — спросил Омар, щурясь от желтого света лампы Али. Затем он окончательно проснулся, в его лице показалась тревога, орлиный взгляд под хохлатыми бровями сфокусировался на обеспокоенном морщинистом лице помощника. Царь и покровитель Омара Малик-Шах не стал бы вызывать его из обычной прихоти.
    — Они говорят без высокомерия и угрозы, лишь требуют держать вызов в тайне, — успокаивающе сообщил Кхвайа Али, преданно глядя на мастера. — Но они хотят, чтобы вы поспешили!
    Омар быстро натянул халат и сандалии и обернул тюрбан вокруг головы, вспоминая при этом слова своего друга визиря Низама аль Мулка, сказанные, когда Омар впервые стал царским звездочетом:
    “Я думаю, что благоволение Малик-Шаха окажется прочным, но не забывай, сын Ибрагима, что оно — единственная опора твоего шатра; без него твой дом обрушится”.
    
    Совесть Омара была чиста. Но спускаясь к ожидающим солдатам, он мимолетно вспомнил о муллах и их недовольстве календарем, над которым он работал. Разве они не жаловались, что он основывал свои расчеты на таблицах Птолемея, и разве Птолемей не был неверным? Возможно, им удалось убедить Малик-Шаха, что труды Омара были святотатственными?
    Но вопросы замерли у Омара на языке, когда он увидел солдат, глаза которых были опущены, а губы сжаты. Они ничего ему не расскажут. Он кивнул им, показывая, что готов, затем вышел вслед за ними из башни, шагая по лунной дорожке через Такинские ворота Нисапура мимо фонтана, прятавшегося в тени чинар, и наконец подойдя к камню, указывающему путь во дворец на холме Седьмой Мечети.
    
    Малик-Шах ожидал Омара в преддверии тронного зала, сидя на груде подушек, глядя на нелепые кувырки сморщенного горбатого человечка в платье из красного шелка — шута Джафарака. Юное лицо султана, смуглое и задумчивое, просветлело при виде Омара. Он вскочил на ноги, предварительно сделав шуту знак удалиться.
    — Приветствую, Омар Хайям, я очень рад вас видеть.
    Омар низко поклонился, и султан отослал солдат прочь.
    — Я позвал вас оттого, что вы истинный друг моего визиря Низама аль Мулка. Ведь это так?
    — Так, — твердо ответил Омар. — Именно благодаря ему вы удостоили меня своей милости, великий царь.
    — Вы с Низамом дали клятву помогать друг другу?
    Омар кивнул.
    — Да, много лет назад, когда еще были мальчиками.
    — Расскажите мне об этом, — с интересом спросил султан.
    — У нас с Низамом был один учитель — суфий Имам Мовафак. Нас было трое учеников: Низам, Хассан бен Саббах и я. Однажды Хассан сказал Низаму и мне: “Все верят, что ученики Мовафака обретают богатство. Даже если не все мы разбогатеем — давайте поклянемся, что тот, кому повезет, разделит богатство с остальными”.
    Затем Хассан отправился в Египет и не слишком преуспел, я странствовал между Хорассаном и Багдадом и тоже не разбогател. А Низам аль Мулк занял место вашего визиря, о великий царь! И когда мы с Хассаном вспомнили нашу клятву и пришли просить помощи, Низам помог нам обрести ваше покровительство.
    Когда Омар закончил, султан подошел к нему и дотронулся до его плеча.
    — Помните же, Омар Хайям, что Низам помог вам в нужде. Он одинок, и у него нет близких, кроме вас с Хассаном. А сейчас ему нужна ваша помощь!
    — Я готов отдать жизнь за Низама, великий царь!
    — Очень хорошо, — сказал султан. — Низам боится за свою жизнь и потому не покидает своей комнаты. Пойдемте. Ему нужна ваша поддержка.
    
    Монарх последовал за узким лучом света наверх по мраморной лестнице, ведущей в башню, где визирь спал и трудился. Перед прочной деревянной дверью, окованной железом, стояли два стражника, которые отошли в сторону, когда султан приблизился и постучал.
    — Откройте, Низам! — позвал он. — Это Малик-Шах!
    Послышались звуки откидывающейся цепи, затем отодвигающегося засова. Дверь открылась, и Малик-Шах с Омаром Хайямом зашли внутрь.
    Комнатка была маленькой, как клетка. В ней была лишь одна дверь и окно на стене напротив. Это окно находилось почти под потолком, его нижняя треть была забрана решеткой, чтобы предохранить ее несчастного обитателя от нападения со двора, расположенного ниже на сто футов. Стены были из толстого камня.
    Омара поразило, как сильно изменился визирь за те недели, когда они не виделись. Его одетое в бело-голубую тунику тело выглядело худым и изможденным, а волосы, некогда цвета воронова крыла, поседели. Усилия, нужные для того, чтобы закрыть засов, истощили его, и он упал на подушки без сил.
    — Он не станет говорить со мной, — послышался сзади звучный голос, и Омар увидел краснолицего Хассана бен Саббаха, сборщика налогов, сидящего возле оконного проема. — Он считает, что обречен, и ничто не может его спасти.
    Низам обернулся к Хассану.
    — Я не стал меньше любить тебя или доверять тебе, мой дорогой друг, — сказал он с грустной улыбкой. — Просто ты, как и наш великий царь, считаешь, что мне следует заняться государственными делами и не обращать внимания на страх, пожирающий меня. Но я не могу.
    Омар наклонился над ним.
    — Это я, Омар Палаточник, — нежно сказал он. — Твой близкий друг. Что тебя страшит?
    — Омар, — ответил визирь, — если наш повелитель позволит, я поговорю с тобой. Но только наедине!
    — Хорошо, — голос султана прогремел в комнатке. — Я пытался говорить с ним, и Хассан пытался, но у нас ничего не получилось. Теперь ваша очередь, Омар Хайям. Мне нужен визирь в здравом уме. Я собираюсь оставить Хороссан и поехать в Армению в следующем месяце, и визирь должен вести дела, пока я буду в отъезде. Постарайтесь преуспеть, Омар Хайям! Иначе мое благоволение может улететь вслед за его рассудком!
    Султан вышел из комнаты, и вместе в ним Хассан бен Саббах, остановившись по пути и положив руку на плечо Омара.
    — Добейся успеха, старый друг, — прошептал он, — иначе мы оба лишимся наших постов!
    
    — Чего же ты боишься, Низам? — снова спросил Омар после того, как по просьбе Низама закрыл дверь на засов.
    — Я боюсь смерти, Омар, — просто ответил Низам.
    Омар улыбнулся и напевно произнес:
    — Когда мы за покрывалом прошлого…
    — Нет, Омар! — прервал его визирь. — Не нужно сейчас стихов! — Он взял с низкого столика книгу в кожаном переплете. — Если бы я нуждался в утешении, я прочитал бы твои стихи здесь. Когда смерть безлика, можно размышлять при свете поэзии. Но эта смерть носит человеческий облик и следует за мной, грозя ударом!
    — Чей именно облик?
    — Рахима Заида!
    Омар ахнул. Рахим Заид был легендарным предводителем ассасинов — фанатиков-убийц, обитающих в крепости Аламут в горах севернее Нисапура возле Каспийского моря. Страшные истории о кровавых деяниях Рахима Заида пугали детей, а его жуткая власть над телами и душами приспешников заставляла правителей почаще проверять надежность своей охраны. Имя главы ассасинов словно привело в эту комнату леденящий кровь призрак.
    — Ты думаешь, что он здесь, во дворце? — недоверчиво присвистнул Омар.
    — Я уверен в этом. Он пришел сюда, чтобы отомстить мне.
    Низам взял листок бумаги со столика.
    — Этот листок вложил мне в руку погонщик верблюдов на улицах Нисапура две недели назад.
    Омар взял листок и прочитал:
    “Рахим Заид сейчас на пути в Нисапур. Он поклялся убить Низама аль Мулка за казнь двух его верных слуг, один из которых — его единственный сын”.
    — Я обнаружил двух ассасинов возле дворца. Они спали и были одурманены. Я распознал их по бессвязному бреду. — Визирь заговорил тише. — Я — один из немногих, знающих, в чем секрет его власти: его приспешники привержены к наркотику, который называется бханг, или гашиш, — и только он может снабжать их этим наркотиком.
    — А ты показывал это послание Малик-Шаху? Он знает, в какой ты опасности?
    — Он сказал, что стражники защитят меня. Но, невзирая на защиту, Рахим Заид уже нанес удар! — Низам схватил Омара за рукав. — Ты помнишь моего верного слугу Акроэноса?
    — Того, что спас твою жизнь в Сердаште?
    — Именно. Он исчез, пропал неделю назад. Малик-Шах приказал обыскать весь дворец от башни до подземелья — но Акроэноса нигде не нашли. А я знаю: Заид убил его, чтобы сделать меня более беззащитным. А теперь — да поможет мне Аллах! — я сделал ужасное открытие, Омар: я трус. Я страшно боюсь смерти.
    — Но за этими запертыми дверями, перед которыми стоят стражники, ты в полной безопасности!
    — Нет, Омар. Ходят слухи, что Рахим Заид — колдун, который может находиться в двух местах одновременно и проходить через каменные стены. Его служители считают, что он обладает божественной властью, и готовы умереть по его приказу. Я знаю, твой трезвый ум ученого не верит в такие фантазии, но если бы ты был на моем месте…
    Омар смотрел на друга с жалостью. Вдруг его отвлекли огни за окном.
    — Слуги готовят двор внизу для завтрашнего представления, — объяснил Низам, следуя за взглядом Омара. — Дервиши из Астрабада устроят его для султана.
    — Ты можешь спуститься и посмотреть его!
    — Я увижу и отсюда. — Низам инстинктивно закусил нижнюю губу. — Дервиши прибудут из Астрабада. Это недалеко от Аламута — крепости Рахим Заида!
    
    
    По хлопку султана зазвучали флейты и барабаны. Омар, сидящий справа от царя, увидел десяток человек в черных одеждах с широкими рукавами и высоких желтых куляхах из верблюжьей шерсти. Они заходили во двор один за другим и низко кланялись султану.
    Утро было теплым и ясным, солнце ярко светило, но лето еще не наступило; на другой стороне двора стояла покрытая решеткой стена. Посреди нее поднималась башня, где находилась комната визиря. Высоко, почти под самой крышей, Омар увидел тень друга. Хотя он пристально смотрел туда, Низам не появился.
    Время от времени Омар видел, что султан тоже беспокойно смотрел на окно башни. Хассан бен Саббах также заметил взгляд правителя и произнес:
    — Я мог бы еще раз привести Низама, государь, если на то будет ваша воля.
    — Нет, Хассан. Этот человек обезумел, и вряд ли мне будет польза от него.
    Султан нетерпеливо обернулся в Омару:
    — Вы не слишком помогли ему вчера, Омар Хайям.
    — Его пугает зловещая слава Рахима Заида, — спокойно ответил Омар. — Он подозревает, что этот человек даже теперь может находиться здесь, среди нас.
    Он указал на дервишей, сидевших с одной стороны двора, в то время как их глава, шейх, появился и начал рассказывать об истории астрабадских дервишей и о том, как их кружения изображали движение звезд в небесах.
    — Ваш провидческий взор способен разглядеть шайтана среди дервишей, Зулейка? — обратился Малик-Шах к седобородому старцу в синем, сидевшему справа от Омара.
    Зулейка, придворный астролог, наклонился вперед и осмотрел ряд дервишей в черном, затем поклонился султану.
    — Я не вижу здесь шайтана, повелитель, — сказал он, а затем неприязненно взглянул на Омара. — Но, может быть, Кхвайа Омар, который пренебрегает предсказаниями будущего по звездам, прочтет их движение по таблицам неверных и обнаружит шайтана посредством своей учености?
    Прежде чем Омар мог ответить, Джафарак, сморщенный горбатый шут, спустился с мраморной галереи и начал кривляться перед султаном, словно не мог перенести, если внимание господина было направлено не на него.
    — Прекратите, Джафарак! — сердито крикнул султан. — Идите к себе в комнату!
    Джафарак скорчил жалобную гримасу, печально изогнулся, метнулся на другой конец двора и исчез в задней двери на противоположной стене.
    
    Тем временем шейх закончил рассказ, музыка вновь заиграла, дервиши поднялись и, двигаясь спокойно и уверенно, подняв согнутую правую руку, повернув голову направо и вытянув левую руку, медленно вошли в центр двора и начали кружиться с чрезвычайно серьезным видом, одновременно образовав широкий круг. Юные дервиши вращались с невероятной скоростью, старшие — помедленнее, но все они словно ткали сложный узор, хоть и не касаясь друг друга.
    Омара всегда восхищало кружение дервишей, но сейчас он буквально затаил дыхание, наблюдая за невероятно слаженными движениями астрабадской группы. Он так увлекся, что не заметил появления в окне башни человека в бело-голубом одеянии, который словно боролся с невидимым противником. Человек вскрикнул, и тогда Омар наконец оторвал взгляд от дервишей и взглянул наверх.
    — Смотри! Это Низам! — крикнул Хассан, указав на него.
    — Кажется, он борется за свою жизнь! — воскликнул Омар и вскочил.
    — Рахим Заид! — пронзительно закричал голос, смешиваясь с музыкой и негромкими возгласами дервишей. В следующий миг визиря толкнули вперед, он опрокинулся через металлическую решетку и, громко крича и размахивая руками и ногами, упал на камни двора.
    Омар вскочил на ноги и побежал к башенной дверце. Он слышал, как султан отдавал приказы, и видел, что дервиши прекратили танцевать. Затем он влетел через дверь в пальмовый сад с плещущимся фонтаном. Лестница в башню вела направо, и Омар вбежал туда, прыгая через ступеньки.
    Наверху он заколебался, удивленный тем, что стражники покинули пост. В следующий миг он уже оказался перед прочной обитой железом дверью и отступил назад, словно пораженный молнией.
    Дверь была заперта изнутри.
    — Убийца все еще здесь! — крикнул он. И, словно в ответ, он услышал шаги на лестнице, и появилось полдюжины стражей султана.
    — Туда! — Омар указал на тяжелую мраморную скамью перед входом. — Поднимите ее и выбейте дверь!
    Трое подняли скамейку, а остальные использовали ее как таран. Понадобилось около двадцати ударов, прежде чем дверь раскололась пополам, но засов и болты остались целыми.
    Омар осторожно зашел в комнату. Там царил беспорядок: столы были опрокинуты, книги и подушки разбросаны, а на каменном полу возле окна виднелись капли крови.
    Омар осторожно подошел к следам крови в оконном проеме, потрогал металлическую решетку и посмотрел вниз. Он увидел изувеченное тело друга, Низама аль Мулка, и группу людей вокруг него: султана, Хассана бен Саббаха, астролога Зулейку и прочих.
    — Никто не покидал комнату через окно? — крикнул Омар, слыша неуверенность в собственном голосе.
    — Никто, — ответил Хассан.
    Затем султан посмотрел на Омара.
    — Ваш друг Низам мертв, Омар Хайям! — крикнул он, и в его голосе прозвучало осуждение.
    
    Омар сидел на корточках перед телом друга в Зале Мертвых в безмолвном сердце дворца, но не молился. Он был печален и растерян. Сначала он подумал, что Низам покончил с собой от страха и отчаяния: бросился из окна башни. Но такого не могло быть: в спине визиря торчал нож. Низам не мог ударить себя в спину — значит, убийца находился в комнате с ним.
    Но как? Омар самолично осмотрел каждый сантиметр пола, стен и потолка и не нашел ни одной щелочки. Дверь была завинчена и заперта изнутри. Никто не мог залезть в окно — его бы обязательно увидели снизу.
    Стражники вправду сбежали — видели, как они скачут верхом из Нисапура, — но это не отменяло того, что кто-то проник в запертую изнутри комнату к Назиму и убил его. Помимо перевернутого стола, Омар обнаружил две нефритовые чаши, которые недавно были наполнены вином.
    В комнате была также книга в кожаном переплете — сборник его собственных стихов “Рубайат”. Книга была открыта на странице, где пропитанный вином палец обвел одно из четверостиший. След был свежий, пергамент еще источал запах вина. Омар был уверен: Низам понимал, что умирает, и поэтому тайно отметил стихотворение, чтобы поведать ему, Омару Хайяму, что убийца находился рядом с ним.
    Что за четверостишие? Омар медленно прочитал его:
    Дверь была, но ключа я не отыскал.
    Сквозь завесы ткань ничего не видал.
    Лишь два слова с тобой молвил наедине,
    А затем, как и ты, бесследно пропал.
    
    Омар почувствовал дуновение холодного ветерка на шее и внезапно увидел перед собой юного слугу султана.
    — Малик-Шах желает видеть вас в саду на холме, Омар Хайям, — испуганно произнес юноша, словно дух визиря оставался здесь.
    
    Омар увидел султана лежащим на подушках возле ручья, впадавшего в грот. Он беседовал с астрологом. Шут Джафарак печально сидел на камне, глядя на повелителя собачьими глазами. Султан сердито посмотрел на Омара, когда тот подошел и поклонился.
    — Омар Хайям, Зулейка сказал мне, что Рахим Заид обладает могучей волшебной силой. Вы верите, что он убил Низама с помощью колдовства?
    — Нет, повелитель, не верю, — спокойно ответил Омар.
    — В таком случае, как он совершил убийство?
    — Не знаю.
    Султан закусил губу:
    — Тогда вот мой приказ. Я повелеваю вам узнать с помощью вашей излюбленной науки, как ассасин убил Низама в комнате, где тот находился один. Принесите мне доказательство, звездочет, что Низам погиб не в результате колдовства. Если не сможете — будете изгнаны из Хороссана!
    — Ваше повеление — резец, ваяющий мою судьбу, о царь, — ответил Омар. — Но чем я прогневал вас? Я вправду был другом Низама и не смог спасти ему жизнь. Но Хассан бен Нисбах также был его другом. Вы и ему угрожаете изгнанием?
    Глаза султана грозно засверкали.
    — Вы откровенно спрашиваете, Омар Хайям. Я тоже отвечу откровенно. Вы получили мое покровительство в ответ на просьбу Низама аль Мулка, которому я доверял. Это не я ценил астролябию, водяные часы и звездный светильник, о которых рассказывали неверные еретики. Вы всегда отвергали оракулов, чьи гадания по звездам благополучно руководили мной много лет, и потому ваш труд так же бесполезен для меня, как ваша дружба оказалась бесполезной для Низама аль Мулка. Теперь же я требую от вас достоверных доказательств того, что аль Мулк был убит не путем колдовства. Если вы представите доказательства — я останусь вашим покровителем. Если нет — вам придется уехать. Возвращайтесь к себе в башню. Я даю вам три дня — не больше — чтобы принести ответ.
    Омар низко поклонился.
    — Я прошу лишь об одной милости, прежде чем я уйду.
    — Назовите ее.
    — Вы слышали о зелье, называемом бханг, или гашиш?
    Султан ахнул и поднялся, испуганно взглянул на Зулейку и Джафарака и решительным жестом отослал их прочь из комнаты. Когда они с Омаром остались наедине, он спросил:
    — Откуда вы узнали про это зелье, звездочет?
    — Низам аль Мулк сказал мне про него.
    — Я запрещаю вам рассказывать о нем под страхом смерти! — резко сказал султан. — В тот день, когда правители Персии сообщат подданным про это зелье, их власть ослабнет. Оно превращает мужчин в пустую шелуху. Но, хвала Аллаху, об этом зелье знают лишь на севере. Простым людям оно неизвестно.
    — Вы его видели?
    — Да. Это коричневатая пыль. У меня есть один флакон, его мне прислал Амир из Мазандарана, который получил его от самого Рахима Заида. Я никогда не срывал печати.
    — Дайте мне этот флакон, повелитель мира. Я воспользуюсь им, чтобы открыть правду о смерти Назима. Вы можете считать мой труд бесполезным — но разве я когда-нибудь обманывал вас?
    Султан посмотрел Омару в глаза и пожал плечами.
    — Вы получите флакон, Омар Хайям.
    
    Омар проснулся среди ночи в башне. Он дрожал в экстазе при воспоминании о мире, в котором он побывал. Мире красоты, от которой перехватывало дыхание: мерцающих звезд и ласкового ветерка, невиданно зеленой травы, мягкой как шелк, сладких алых вин Шираза, текущих из покрытых мхом скал, словно ручьи, и стройных гурий, созданных не из сновидений, а из теплой трепещущей плоти, прикосновение к которой его рука все еще продолжала ощущать.
    Он почувствовал, как в нем поднимается нетерпение и жажда вернуться туда, где он только что побывал.
    Он поднялся на ноги и позвал — сначала шепотом, а затем громче:
    — Али! Али!
    Он услышал, как его помощник приближается в темноте.
    — Али, дайте мне флакон! — потребовал он. — Я помню, что приказал вам спрятать его, но я хочу еще этого порошка!
    — Нет, мастер, нет! — воскликнул испуганный Али, держа ремешок от кожаного мешочка, обернутый вокруг запястья. — Вы приказали мне поклясться именем Аллаха, что я не дам вам этого порошка больше!
    — Дайте! — молил Омар, а когда помощник отказался — бросился на него, пытаясь схватить мешочек.
    Но Али был тяжелым и сильным. Он извивался и дергался у окна. Наконец он поднялся и оттолкнул Омара. Пока астроном валялся на полу, Али вытащил флакон из мешочка и выбросил в окно, рассыпав порошок в лунной ночи.
    Позже Омар рассмотрел свое лицо при свете фонаря и судорожно вздохнул.
    — Вы были настоящим другом, Али, — произнес он, — и спасли меня от ужасного конца…
    
    Вечером прилетел почтовый голубь от Амира Мазандаранского и принес ответ на письмо, отправленное Омаром накануне:
    — Привет вам, Омар Палаточник! Рахим Заид пребывает в Аламуте, который он не покидал весь прошедший год. Он очень стар, а его приверженцы обретают новых прозелитов с помощью одаренных помощников. Его власть над ними столь же абсолютна, как всегда, и он неустанно распространяет легенды о своем могуществе и своих злодеяниях. Здесь в Амоле трудно понять, боятся ли люди Рахима Заида сильнее, чем любят справедливость своего Амира. Эти безбожные ассасины становятся воистину вездесущими дьяволами. Да падет на них гнев Аллаха!
    
    На третий день с первыми лучами зари Омар и Али направились на кладбище, где на их пути попадались желтые надгробья под тонкими кипарисами.
    Они почти не разговаривали, пока не обнаружили свежую могилу без надгробного камня, почти спрятанную среди ив. Здесь Омар остановился, вытер лоб рукавом и посмотрел на солнце, стоявшее почти в зените.
    — В два часа мне нужно быть во дворце, чтобы дать ответ султану. У нас достаточно времени?
    — Мастер, Нисапуру так же нужен астроном, как мне — работа, — трезво заметил Али.
    
    В два часа Омар спокойно говорил с возвышения перед троном султана:
    — Я с самого начала знал, кто убил Низама, о повелитель, — сказал он. — Низам оставил книгу моих стихов открытой и забрызгал вином одно четверостишие. Это позволило мне узнать имя убийцы, но не решить более сложную задачу: как Низам был убит?
    Султан слушал Омара, глядя на него жестким взглядом, приложив указательный палец к щеке. Ниже Омара на мозаичном полу стояли принцы крови и слуги.
    Зулейка тоже был здесь, злобно глядя на Омара.
    Джафарак сидел на ступеньке, прижав костлявые колени к груди, его глаза блуждали.
    Хассан бен Саббах стоял среди группы мулл, его руки были сложены на груди, а взгляд направлен прямо на Омара.
    Позади остальных в тени стояли дервиши, задержавшиеся во дворце, чтобы еще раз исполнить танец после похорон Низама аль Мулка.
    — Что за четверостишие? — спросил султан.
    Омар медленно прочитал четыре строки.
    — Где же здесь назван убийца? — изумился султан.
    — Послушайте:
    Дверь была, но ключа я не отыскал.
    Сквозь завесы ткань ничего не видал.
    Здесь есть только намек на затруднительное положение Назима. Возможно, он хотел сказать, что убийца проник через дверь, и он не нашел способа остановить его. Ткань завесы — это замысел убийцы, который он не разглядел. Хотя вряд ли в тот момент Низам мыслил столь утонченно. Он надеялся, что две последние строки раскроют имя убийцы:
    Лишь два слова с тобой молвил наедине,
    А затем, как и ты, бесследно пропал.
    На нашем языке, о повелитель, на “ты” обращаются лишь к родственникам и к друзьям детства. Вы сами сказали, что Низам был одинок и у него было всего два друга детства: Хассан и я. Лишь к нам он мог обратиться на “ты”, поскольку мы вместе ходили в школу. Значит, Низам хотел сказать, что к последнему гостю он обращался на “ты” — к тебе, Хассан!
    Начался переполох. Хассан шагнул вперед. Его лицо стало багровым, он хрипло дышал.
    — О, повелитель, этот человек, которого я прежде считал другом, оклеветал меня! Я был с вами, когда Низам погиб — это видел весь двор! Позвольте мне сейчас же убить его, чтобы он не мог повторить своего лживого обвинения!
    Не дожидаясь ответа султана, Хассан выхватил меч и шагнул вперед. Омар протянул руки.
    — Я безоружен, — просто сказал он.
    — Остановитесь, Хассан! — крикнул султан. — Вы вправду были со мной во дворе, когда Низам выпал из окна башни. Я сам не могу поверить своему астроному. Но дайте ему сказать. Если он не сможет доказать своих слов, мы наполним его желудок песком!
    — Я смогу доказать, — произнес Омар. — Низам боялся Рахим Заида, потому что приказал казнить двух шпионов, один из которых был сыном Заида. И Заид приказал одному из своих главных шпионов — Хассану — убить Низама так, чтобы страх перед именем Заида стал еще сильнее!
    — Я не шпион! — проревел Хассан.
    — Ты стал им. Ты — марионетка Заида, как и все его слуги. Вы его рабы и выполняете любые его приказы, потому что он — единственный источник гашиша, без которого вы не можете жить!
    Султан вскочил с трона в гневе.
    — Я предупреждал вас, Омар Хайям, что если вы скажете хоть слово…
    — Если я не скажу его вслух, Малик-Шах, вы можете лишиться трона!
    Султан застыл, раскрыв рот.
    — Прикажите солдатам быть настороже, чтобы защитить вас! — Омар подошел к зрителям, разделившимся при его приближении. — Джафарак — шпион, как и другие: мулла, солдат, — Омар указал на них.
    По приказу царя стражники столпились с одной стороны трона с мечами наголо.
    — Откуда вы знаете? — спросил султан.
    — По глазам. Зрачки тех, кто принимает гашиш, расширяются до размеров семени подсолнуха. Прошлой ночью я сам принял гашиш и увидел, как мои зрачки расширились и оставались такими несколько часов. Я страстно жаждал следующей дозы, и если бы я получил ее — я был бы готов убить, чтобы получить еще. Так же, как были готовы убить Хассан и Джафарак по приказу их господина.
    — Я не шпион, о царь! — снова взревел Хассан.
    — Докажи это! — крикнул Омар. — Попроси Малик-Шаха запереть тебя в темницу и держать там неделю без гашиша! Я думаю, тогда ты скажешь ему правду!
    Наступило молчание. Хассан опустил глаза, и воинственность пропала с его лица.
    Малик-Шах покачал головой, словно не мог поверить услышанному, а затем обратился к Омару с новым уважением.
    — А как он убил Низама в комнате, запертой изнутри?
    — Он его не убивал. Хассан пришел к Низаму перед представлением дервишей, как он признал на следующий день, когда сказал вам: “Я могу еще раз привести Низама”. Когда он сел пить вино с Низамом, видимо, слова или действия Хассана раскрыли Низаму правду. А может, вино было отравлено, и Низам ощутил его действие. В любом случае Низам смог оставить мне послание перед тем, как его убили и вынесли из башни.
    — Тогда чье же тело выпало из окна?
    Омар вытащил из-под своей одежды бело-голубую тунику, покрытую кровью и землей, и сбросил ее с возвышения. Хассан вздрогнул и отступил назад.
    — Его слуга, Акроэнос, которого шпионы Заида похитили неделей раньше и превратили в раба гашиша. Акроэнос был храбрым, но невежественным. Если такой человек не знает, что он пребывает под действием наркотика, — он принимает свои видения за правду. Поверьте мне, они кажутся ему такими, повелитель. Похитители Акроэноса могли обещать ему, что он навеки останется в раю, если пожертвует собой. И он им поверил.
    — Так это он упал с башни?
    Омар кивнул.
    — Вспомните, тело упало в углубление ниже уровня двора и ненадолго скрылось с глаз. Это ведь вы, Джафарак, столкнули тело вниз и заменили его предварительно подготовленным телом Низама?
    Шут начал мотать головой, но на его лице явно виделась вина.
    — Как ты узнал про Акроэноса? — внезапно крикнул Хассан, со страхом глядя на султана.
    — Стражники убежали, — ответил Омар. — Я понял: они испугались, что под пытками у них вырвут правду. Не о том, кто якобы зашел в запертую комнату, — этого никто не мог совершить. Но они видели, кто вошел в комнату раньше и вынес оттуда Низама — и кто зашел потом, занял его место и выпрыгнул из окна. Я понял, что он стал рабом Рахима Заида, приказавшего ему покончить с собой. Затем стражники спрятали его тело. Мы с Али обнаружили свежую безымянную могилу, скрытую среди ив. Мы раскопали ее и нашли там Акроэноса. Вот и все, повелитель.
    Омар низко склонился перед султаном.
    — Могу я теперь идти, повелитель? Мне предстоит много работы над новым календарем.
    Малик Шах медленно кивнул, и печальная улыбка появилась на его губах.
    — Идите, Омар Хайям, и да пребудет с вами мое благословение.
    Омар спустился в зал, и толпа расступилась перед ним. Проходя мимо дервишей, он обернулся, посмотрел на султана и увидел, что к нему приближается астролог Зулейка.
    — Вы хотите сказать что-то еще, Омар Хайям? — спросил султан, и его голос отразился от стен галереи.
    — Лишь одно, повелитель. Я видел исполнение дервишей. Они очень искусны. Но шейх сказал, что они изображают движение планет на небе. Это могло обмануть астролога или того, кто ничего не знает о подлинном научном наблюдении. Но танцы дервишей изображали не движения планет или звезд, которые я видел в небе. Если внимательно посмотреть на их кружение, можно увидеть, что они изображают персидские буквы, передавая послание тем, кто способен его понять. Боюсь, что они тоже служат Рахиму Заиду, и за ними следует внимательно наблюдать.
    С этими словами Омар Хайям вышел из комнаты.
    © ПУБЛИКАЦИЯ НА ФОРУМЕ: 17 июня 2021 г.
• ГЛОССАРИЙ
   ✧ Гекатомбеон (Гекатомвеон, Гекатомбейон) (др.-греч. Ἑκατομβαιών, ‘месяц жертвоприношения ста быков (Гекатомбы)’) — первый месяц аттического года (приходился на июль-август). Как и другие месяцы древнегреческого календаря, отсчитывался по Луне, и состоял из 29 или 30 дней.
  
   ✧ Дарик — персидская высокопробная золотая монета, основа денежной системы Державы Ахеменидов. Монета получила свое название, по-видимому, по изображению на аверсе персидского царя Дария I, который начал ее выпускать в ходе своих реформ. Масса монеты около 8,4 г, с высоким содержанием золота.
  
   ✧ Кулях — нет точных сведений о том, когда особый головной убор, именуемый тадж, фахр или кулях, стал использоваться как символ дервишей. Мустакимзаде в ‘Рисаля-и таджия’ сообщает, что первым суфием, который начал носить такую шапку и надевать ее на своих учеников, был Джунайд Багдади (ум. 297/909). Также он пишет, что до Абу Касима Гургани (ум. 450/1058) суфийские шейхи не носили особых головных уборов. Чтобы отличаться от последователей других течений, Абу Касим Гургани стал носить состоящую из шести клиньев шапку, поверх которой повязывал чалму.
• BIBLIOGRAPHY
   ‘ALEXANDER THE GREAT, DETECTIVE’ ｢short story｣ 1st ed: ‘Ellery Queen’s Mystery Magazine’ (US) ｢Vol. 34 No. 3, Whole No. 190, September 1959｣ ed. Ellery Queen; Davis Publications, Inc.
     ✧ ‘Ellery Queen’s Mystery Magazine’ ｢(Australia) November 1959｣; ｢(UK), November 1959｣
     ✧ ‘The Great Detectives’ ｢Simon & Shuster: New York, 1960 〈author's collection〉
  
  ‘LEONARDO DA VINCI, DETECTIVE’  ｢short story｣ 1st ed: ‘Ellery Queen’s Mystery Magazine’ ｢Vol. 33 No. 1, Whole No. 182, January 1959｣ Ellery Queen (Davis Publications, Inc.
     ✧ ‘Ellery Queen’s Mystery Magazine’ ｢(Australia) #141, March 1959｣
     ✧ ‘The Great Detectives’ ｢Simon & Shuster: New York, 1960 〈author's collection〉
  
  ‘OMAR KHAYYAM, DETECTIVE’  ｢short story｣1st ed: ‘Ellery Queen’s Mystery Magazine’ ｢v35 #2, Whole No. 195, February 1960｣ ed. Ellery Queen; Davis Publications, Inc.
     ✧ ‘Ellery Queen’s Mystery Magazine’ ｢(Australia) April 1960｣; (digest) ｢#88, May 1960｣
     ✧ ‘The Great Detectives’ ｢Simon & Shuster: New York, 1960 〈author's collection〉
• ×

Подробная информация во вкладках

[Доктор Немо]

  Симпатичный рассказ. Сообщников, конечно, многовато, но что поделать. Однако решение запертой комнаты мне понравилось. Спасибо за перевод!

[Доктор Фелл]

  Доктор Немо. Согласен. НО! Этот извечный минус в жанре impossible crimes в данном случае “сыграл в плюс” — позволил сделать два “чуда” “по цене одного” ))) Тут же не только “запертая комната”, но и подмена жертвы. Очень оригинально!
  Спасибо за перевод!

[Miranda]

  Прошу отметить, что перевод стихотворения из рассказа “Омар Хайям’ принадлежит Роджеру Шерингему.

[Доктор Фелл]

  Miranda А вы уже об этом написали )))
  Хотя, можно добавить примечание возле четверостишия.

[afanasev]

  Ну не знаю, пожалуй слишком топорно. Один выбросился, тело подменили, зачем такой огород городить? Доступ к жертве был беспрепятственный, сообщников море, ведь убили же заранее... Спрятать "фальшивое тело" смогли, так почему не спрятать сразу главную жертву.

[Miranda]

  afanasev. Чтобы у убийцы было алиби на момент гибели жертвы. Для этого нужно было, чтобы погибший САМ выбросился, а убийца в это время был на виду в другом месте.

[Виктор]

  ‘Омар Хайям’
  Миранда, Роджер Шерингэм, киевлянка, спасибо за перевод.

  Мне рассказ понравился, в первую очередь, эмоциональной художественностью и отлично переданной экзотичностью восточной атмосферы.
  Хотя, соглашусь с afanasev-ым и Доктором Немо: и план довольно сложный, и сообщников многовато.
  Меня бы, наверное, устроило решение, если бы визирь сам выбросился из окна - на нервной почве. Этим бы объяснилась запертая изнутри комната.
  Но тогда явно лишним был бы нож, воткнутый в его спину.

[pifir]

   Большое спасибо за перевод.
   Эллери Квин, как мне думается, слегка польстил автору. Но как редактор дело свое сделал, интерес к автору разжег до весьма большой степени. Но я за это не в обиде, прелюбопытная история получилась. Этак в духе Дюма- отца. Сами понимаете, при таком подходе логическая сторона дела дело десятое. Амур в королевской семье, да все тайны, интриги, заговоры,все норовят друг друга подкузьмить, да побольнее. И чтоб ясно было, кто это сделал, а вот доказательств на руках никаких. Затеять бы тут скандал по семейному, с криком, руганью, битьем посуды, да вот слабо, политес соблюдать надо. Как они только наследников умудрялись заводить, ума не приложу. Английский царственный брат, Генрих 8, по сравнению с ним, скучно жил: как что не по нем, так сразу дело в суд за государственную измену и прелюбодейство, всех на плаху и снова в свободном поиске. Что ни говори, французские королевские особы гораздо веселее время проводили, да вот только некоторым придворным это боком выходило. Если королевская семья в этих играх в раж войдет, некоторые через эти амурные игры жизни лишались. А в чем их вина?
   Немалый интерес представляет поведение Леонардо да Винчи и автор проявил в этом деле истинный реализм и познание философии. В мудрости Леонардо да Винчи, я думаю, никто не откажет. Во - первых, житейская мудрость- не встревай между дерущимися, даже если при этом самолюбие пострадает. Во- вторых, философскую мудрость: признание поверхностного факта убийства любовника есть проявление безумия пред лицом Господа, потому что под этой поверхностью скрываются истины, поистине вечные, которые не только принуждают, но и окрыляют и вдохновляют. Аристотель считает, что перед такими истинами необходимо остановиться, да еще прославляет дух человека, сумевшего понять насущность необходимости. Лейбниц вообще заявил , что после этого человек может жить в согласии с в самим собой, ибо “согласие с самим собою дается разумом, и это согласие есть высшее довольство, какое может быть дано”. Не правда ли, автор и это показал нам со всей возможной достоверностью.
   Рекомендую рассказ к прочтению.

[pifir]

   Спасибо за перевод.
   Второй рассказ — и пусть это не шедевр детективного жанра, зато удачная попытка показать исторические личности, разные по характеру и жившие в разные эпохи, настоящими философами.
   Автор показал Александра Великого не выдающимся полководцем, создающего с помощью меча свою державу, а философом, одержавшим свою последнюю, может быть, самую блистательную победу, с помощью разума.
   В рассказе “Леонардо да Винчи” поведение героя опирается на постулаты Аристотеля о необходимых, вечных истинах. Александр воин, который в неудержимой, страстной, необузданной воле к победе стремится подчинить себе не только обстоятельства, но и вечность. Его поведение основывается на идеях антагониста Аристотеля- Платоне и его пещере и логике теней. Из этого Платон делает странный вывод: реальность, которую мы представляем, сидя в пещере, есть иллюзия, сон о реальности, а настоящая реальность может быть какой угодно. Александр одержал победу не только над иллюзией обстоятельств, но и над своим учителем, Аристотелем.
   Психологию, сомнения, переживания такого подхода прекрасно показал Достоевский в повести “Записки из подполья”.
   Еще раз огромное спасибо за перевод.

   Рекомендую рассказ к прочтению.

[pifir]

   Спасибо за перевод.
   Судя по обсуждению, рассказ понравился многим. Но у меня одно возражение: неужто не нашлось ни одного человека, который бы не смог отличить “свежий” труп от пролежавшего часов 10- 12.
   Мне очень понравилось замечание Омара, что танец дервишей- письмо. Вот только такое послание надо читать с очень высокой башни.