Автор Роджер Шерингэм » 25 дек 2023, 22:27
Давненько в этой теме ничего не было, а вот теперь будет. Я ещё летом упоминал, что пытаюсь составить обзор русскоязычного классического детектива, который бы давал англоязычному читателю максимально исчерпывающее представление о его характерных особенностях и поджанрах, а также наиболее ярких авторах и произведениях. Написание конечной версии долго откладывалось, поскольку я опасался упустить что-либо существенное. Однако в настоящее время я пришёл к выводу, что, по всей видимости, какие-либо ещё авторы, до которых я доберусь, не изменят существенным образом описываемой картины, поэтому занялся переводом данной статьи, а заодно помещаю её русскоязычный вариант на форум. Впрочем, едва ли он сообщит коллегам что-то новое, поскольку, естественно, основан на моих отзывах здесь на конкретные книги. Замечу также, что особый упор при описании делается на положение дел с "невозможностями" в русскоязычном детективе и самые оригинальные их образцы. То есть, авторы, пытавшиеся создать "невозможность", упоминаются в случае, если им удалось породить что-то оригинальное, а авторы, просто сумевшие создать относительно оригинальную детективную загадку, далеко не всегда, а только если они концептуально интересны своим подходом к жанру.
Начать, по-видимому, следует с того, что жанр классического детектива не сложился ни в дореволюционной России, ни в СССР, где его заменил производственный «милицейский роман». Причинам этого и общему положению дел в советской криминальной литературе посвящена моя отдельная заметка, продолжением которой служит данная работа. Тем не менее, поскольку задача данной статьи – дать обзор представляющих существенный интерес конкретных образцов малоизвестного за рубежом русскоязычного детектива, здесь стоит подробнее остановиться на тех немногих произведениях позднесоветской литературы, которые всё же примыкают в большей или меньшей степени к детективному жанру и что-то внесли в его развитие.
В первую очередь, это творчество Павла Шестакова. В своих первых четырёх книгах он попытался в большей или меньшей степени использовать схемы классического детектива. Так, в первой же повести «Через лабиринт» разгадкой убийства служит хрестоматийный ещё со времён Артура Конан Дойла, но всё же детективный приём, с помощью которого скрыт истинный убийца. В «Страхе высоты» внезапное самоубийство подающего надежды молодого учёного заставляет следователя подробно копаться в прошлом покойного и разоблачать секреты в шкафах его знакомых, однако загадки здесь, в конечном счёте, нет, поскольку объяснение событий лежит во внедетективной плоскости. В «Игре против всех» запутанное дело, где постоянно не сходится хотя бы одна деталь, распадается, в конечном счёте, на несколько простых загадок. Наконец, «Отпуск в Дагезане» представляет собой редчайший образец классического детектива в советском антураже – убийство в отрезанном от мира горном посёлке, где главный герой-профессионал вынужден действовать как частное лицо. На втором плане здесь присутствует невозможность: к упавшему с обрыва трупу ведут только следы, оставленные обувью покойника, однако тот умер существенно раньше, чем следы были оставлены. Несмотря на нехитрое решение, это, по-видимому, первый советский образец «невозможной» загадки. Резкая критика этой книги заставила Шестакова вернуться к шаблону «милицейского романа». Одновременно с Шестаковым работать в жанре начал Виктор Смирнов, в повести «Ночной мотоциклист» сломавший «железное алиби» настоящего убийцы, но после ещё одного рассказа отошедший от дедуктивных схем. Дмитрий Тарасенков в «Человеке в проходном дворе» заставил почти обязательного для советского «милицейского романа» бывшего коллаборациониста скрываться среди равно подозрительных мирных граждан и быть разоблачённым чисто дедуктивным путём. К сожалению, у Тарасенкова за большим количеством подозреваемых не лежит никакой единой схемы, и сделать преступником, немного изменив сюжет, можно было бы любого из них. Наконец, интересно построение повести Л. Боброва (псевдоним оставшегося неизвестным учёного) «Нас было тринадцать», главный герой которой, оказавшись на отрезанной от мира научной станции высоко в горах, где загадочным образом погибает один из его коллег, стремится не найти виновного, а установить алиби каждого из коллег, оправдав их и, следовательно, опровергнув вероятность убийства, и только так невольно выходит на преступника. Впрочем, у Боброва подобное построение обусловлено не сознательным расширением границ жанра, но стремлением избежать нарушения неписаных правил «милицейского романа», в котором честных граждан не следовало подозревать в преступлении, совершённом по личным мотивам (а не в силу того, что под личиной честного гражданина скрывается профессиональный преступник или бывший коллаборационист).
Помимо этого, необходимо также остановиться на двух русскоязычных произведениях, написанных в этот период в эмиграции. Ещё в 1956 году в Аргентине бежавший из СССР вместе с немцами Михаил Бойков издал роман «Рука майора Громова», действие которого происходит в застенках НКВД в 1937 году. Однако его сюжет выдержан в виде правильно решённого «невозможного» детектива: призрак расстрелянного майора Громова убивает всех чекистов, виновных в его незаконном аресте, а следствие ведёт один из заключённых по фамилии Холмин. В 1977 году в эмигрантской литературе появляется ещё один оригинальный «невозможный» детектив – «Смерть выдаёт себя» музыканта и писателя Леонида Гиршовича, где прямо во время выступления отравлен известный скрипач. Эта книга выдержана в юмористическом ключе, а действие её происходит в альтернативной России, где не случилось революции.
Активно развиваться детективный жанр на русском языке начинает лишь с крушением СССР. В это время массово переводятся зарубежные, в первую очередь, англоязычные детективы. Игнорирование авторских прав, продолжавшееся до середины 1990-х годов, позволило выпустить значительное количество известных произведений, хотя и довольно хаотично. В то же время переводы зачастую отличались низким качеством, а в сборниках Карр мог соседствовать под одной обложкой со Спиллейном. Причина этого во многом лежит в том, что ещё с советского периода в русском языке слово «детектив» стало отождествляться с английским «crime fiction», таким образом, неоправданно расширяя его рамки. В результате к детективу, в том числе, в научных работах и статьях критиков, стала причисляться любая литература криминального характера, от романов Достоевского до низкопробных боевиков. Наличие большого количества объявленных детективами криминальных произведений низкого качества способствовало, в свою очередь, складыванию презрительного отношения к детективу (особенно русскоязычному) в образованной среде, составлявшей, как известно, существенную часть аудитории англоязычного детектива «Золотого века». Несмотря на определённое улучшение ситуации, связанное как с появлением оригинальных русскоязычных авторов, так и с переводом на русский язык значительного количества зарубежных детективных романов и, особенно, телесериалов высокого качества, получивших широкую популярность в России, эта проблема не преодолена до сих пор.
Тем не менее, уже в период перестройки появляется несколько оригинальных авторов, оказавших влияние на дальнейшее развитие жанра. Так, работавший ранее в области «милицейского романа» Виктор Пронин выступил с циклом оригинальных рассказов «Запрещённый приём». Больше всего они напоминают цикл Гарри Кемельмана о Ники Вельте. Здесь также профессиональный сыщик постоянно обращается, столкнувшись с той или иной неразрешимой проблемой, к своему другу, журналисту Ксенофонтову, и тот, не сходя с места, исключительно с помощью логических рассуждений приходит к разгадке. При этом в рассказах Пронина разгадка зачастую обходится без имён подозреваемых – Ксенофонтов составляет своеобразный портрет виновного, неопровержимо вытекающий из казавшихся загадочными улик, а поимка с его помощью преступника остаётся за рамками сюжета.
В 1987 году вышла «Контрибуция» (позже издавалась также как «Охота с красным кречетом») Леонида Юзефовича, профессионального историка. Это «невозможный» детектив, где в одном из провинциальных городов на просторах охваченной гражданской войной России бесследно исчезает из запертого помещения ценная драгоценность. Разгадка не столь уж оригинальна, однако эта повесть отличается литературными достоинствами и исторической достоверностью. В дальнейшем, однако, Юзефович отошёл от детективного жанра, и его романы о реальном дореволюционном сыщике Путилине являются скорее историко-приключенческими с уклоном в описание преступного мира.
Сразу с «невозможности» – довольно банально решённого убийства в запертой комнате – начал в рассказе «Преступления в Монпелье» в 1989 году и другой молодой автор, Чингиз Абдуллаев, до настоящего времени плодотворно работающий в самых разных направлениях криминальной литературы. Несмотря на то, что его постоянный герой, загадочный эксперт спецслужб Дронго, выглядит пришедшим из шпионского романа, Абдуллаев не раз использовал схемы «Золотого века», включая убийства в запертых комнатах, отрезанных от мира особняках и летящих самолётах. Хотя его разгадки нельзя назвать яркими и оригинальными, его творчество сыграло определённую роль в становлении русскоязычного детектива и поддержании в нём интереса к классической дедукции.
Гораздо более интересным автором стала дебютировавшая в 1987 году Инна Булгакова (однофамилица знаменитого Михаила Булгакова). В первых двух произведениях, романе «Только никому не говори» (расследование давнего нераскрытого преступления) и повести «Гости съезжались на дачу» (отравление на вечеринке в загородном доме с закрытым кругом подозреваемых) она следовала канону английского классического детектива, умело перенеся его шаблоны в быт и нравы позднесоветской интеллигенции. Оба эти произведения – крепкие детективы с вполне удовлетворительной разгадкой, по своим достоинствам несомненно превосходящие все ранее перечисленные книги. Однако с третьим романом, «Соня, бессонница, сон», Булгакова открыла свой собственный оригинальный стиль, делающий её, вероятно, самым значительным автором во всей истории русскоязычного детектива. Это сочетание классических схем «Золотого века» с сильным влиянием Буало-Нарсежака. Книги Булгаковой повышенно психологичны, включают внутренние монологи героев и затрагивают тёмные стороны подсознания, благодаря чему ей удалось придумать ряд очень оригинальных мотивов. В центре сюжета обычно стоит жертва преступления или, по крайней мере, морально пострадавшее от преступления лицо, взявшееся за расследование, чтобы избежать внешней опасности (включая ложное обвинение со стороны официального следствия) или преодолеть внутреннюю травму. В некоторых случаях сыщиком-любителем выступает персонаж, сочувствующий такому пострадавшему лицу или влюблённый в него. В то же время, если сюжеты Буало-Нарсежака зачастую тяготели к триллеру, где разгадка возникает независимо от действий главного героя, сюжеты Булгаковой, несмотря на большие или меньшие элементы триллера, неизменно остаются классическими whodunit'ами, где главный герой (или герои) целеустремлённо ведёт расследование и в финале доходит рациональным путём до неожиданной разгадки. Кроме того, выпускница филологического факультета Московского университета Булгакова часто делала в духе Квина или Баучера ключевой уликой некую загадочную фразу, для понимания которой требуется высокий уровень эрудиции. Мнения о лучшем романе Булгаковой среди её поклонников расходятся. Среди них можно выделить «Последнюю свободу» с уникальным мотивом убийцы, «Сердце статуи», где Булгакова предлагает оригинальный в мировом масштабе, полемизирующий с Буало-Нарсежаком подход к совмещению в одном лице жертвы, преступника и сыщика одновременно, а также «Смерть смотрит из сада», в которой интерес Булгаковой к патологиям доводится до предела, порождая неправдоподобную, но изысканную историю, напоминающую своей сказочно-готической атмосферой фильм «Глаза без лица» Жоржа Франжю.
К сожалению, столь яркий и сложный автор не только не удостоился переводов на иностранные языки, но и оказался невостребован у широкого российского читателя, в результате чего к началу 2000-х годов Булгакова практически перестала издаваться. Причиной здесь послужила не только изысканность сюжетов Булгаковой, но и то, что они не вписывались в сложившиеся тренды, в результате которых криминальный жанр в российской литературе стал тяготеть к определённым полюсам, собравшим свою специфическую аудиторию.
В первую очередь, существенную роль здесь сыграло возникновение в 1990-е т. н. «женского иронического детектива» (который иногда теряет характер «иронического», неизменно оставаясь «женским»). Наибольшее влияние на его появление оказало творчество польской писательницы Иоанны Хмелевской, чья героиня, писательница Иоанна, альтер-эго автора, постоянно попадает в юмористически описанные криминальные переделки и вынуждена выступать сыщиком.
В сюжетах этого сугубо российского жанра сыщиками-любителями также обычно выступают женщины (чаще средних лет), хотя встречаются и мужчины. «Женские детективы» выстроены по шаблону, где вначале возникает некое преступление, а в конце сообщается его объяснение. Само расследование, достаточно бессистемное, тяготеет либо к описанным с незамысловатым юмором приключениям, либо к мелодраме, в ходе которой героиня решает проблемы личной жизни. В российских реалиях этот жанр стал основным чтением для непритязательной женской аудитории, в каком-то смысле заняв ту же нишу, которую на англоязычном рынке занимает т.н. «regency romance». Его авторы обычно чрезвычайно плодовиты, выпуская по нескольку книг в год. Своеобразным символом подобного творчества стала Дарья Донцова, автор более чем 300 романов, написанных за последние 25 лет. Донцова долгое время занимала первое место по тиражам среди всех русскоязычных авторов вообще, но неоднократно обвинялась в плагиате и использовании литературных негров, а низкое качество её произведений существенно навредило репутации детективного жанра в глазах образованных читателей.
Парадоксальным образом, в этом направлении большее отношение к истинной дедукции имеет творчество не самых заметных (и поставивших творчество на поток), а второстепенных авторов. Среди их книг встречаются вполне соответствующие критериям правильно построенного детектива и даже включающие «невозможные преступления», однако их разгадки, чаще всего, примитивны и вторичны. Исключение составляет представитель младшего поколения, начавшая работать уже в 2000-е годы Елена Михалкова. Хотя большинство её многочисленных книг также едва ли можно отнести к настоящим детективам, порой она проявляет изобретательность. В одном из рассказов, «Чёрная кошка в белой комнате», присутствует исчезновение из находящейся под наблюдением комнаты толстой тетрадки. Кроме того, Михалкова написала несколько сборников рассказов-стилизаций с участием в роли сыщика викторианской гувернантки миссис Норидж. Они, несмотря на более раннее время действия, представляют собой более или менее правильные стилизации под английский детектив «Золотого века». Здесь можно отметить банальное, но оригинально поданное исчезновение человека из запертой комнаты в «Перчатках Глории Кэдиш» и остроумное, явно подражающее Честертону решение проблемы сходящих с ума один за другим слуг в «Призраке поместья Эштонвилл».
В то же время именно поджанр «женского иронического детектива» породил такого своеобразного автора, как Вера Русанова. В 1999 году под этим именем вышло сразу три романа, однако о биографии автора ничего неизвестно. Оставаясь полностью в рамках стилистики «женского иронического детектива», Русанова вписывает в него оригинальные детективные схемы. В первом романе, «Пьеса для обречённых», используется схема, схожая с «Домом, который убивает» Ноэля Вендри: сюжет доходит до разгадки уже в середине, после чего возникает новое дело, непосредственно вытекающее из предыдущего. Но, в отличие от Вендри, здесь первая половина книги содержит ключи на загадку из второй половины. В «Букете для будущей вдовы» предложено вполне отвечающее духу «Золотого века» рациональное решение проблемы мнимого маньяка. «Туманный берег», в отличие от двух предыдущих книг тяготеющий к мелодраме, а не комедии, содержит оригинальную загадку убийства семейной пары в одном и том же месте с разницей в восемь часов. Наконец, все три книги наполнены большим количеством ложных и хорошо аргументированных версий. Более того, основным сюжетным приёмом Русановой является подробно разработанная и очень убедительная версия в середине сюжета, которая в дальнейшем оказывается ошибочной, но в какой-то степени связана с истинной разгадкой.
Ещё один подвид криминальной литературы, бурно развивающийся в современной России – это исторический детектив, или, точнее, ретро-детектив, поскольку его действие обычно происходит в некоем условном антураже Российской империи рубежа XIX-XX веков (в некоторых случаях это первая половина XIX века или первые десятилетия существования СССР).
Его возникновение связано с именем Бориса Акунина, одной из самых знаковых фигур в истории российского детектива (и, по-видимому, единственного, чьи произведения переведены на английский язык). Работающий под этим псевдонимом Григорий Чхартишвили, по образованию переводчик с японского языка, в 1990-е годы отбирал для перевода современные детективы в одном из издательств, прежде чем попробовать свои силы в этом жанре. Его основной персонаж – Эраст Фандорин, ставший наиболее известным российским сыщиком. Фандорин – аристократ, чиновник и дипломат, биография которого проходит сквозной линией через все романы о нём. Действие их выстроено в хронологическом порядке с 1870-х годов до революции 1917 года и последовавшей гражданской войны. Первоначально каждый из романов о Фандорине отличался в сюжетном отношении от остальных, представляя тот или иной подвид жанра. В то же время, ориентируясь на чрезвычайно широкое понимание слова «детектив», сложившееся в русскоязычной практике, Акунин включил в эти подвиды столь странные определения, как «конспирологический детектив», «детектив о наёмном убийце» или «декадентский детектив». Фактически большинство из этих книг имеют приключенческий характер. Классическому канону соответствует только «Левиафан», охарактеризованный автором как «герметичный детектив» и умышленно написанный в манере «Золотого века»: на океанском лайнере происходит убийство с закрытым кругом подозреваемых. Но, несмотря на несколько остроумных ходов, загадка в этом романе едва ли окажется трудной для знатоков жанра, и её портит традиционная любовь Акунина к супер-злодеям. Кроме того, дедуктивный характер имеют несколько рассказов о Фандорине, в одном из которых, «Table-talk 1882 года», автор сталкивает Фандорина с исчезновением из запертой комнаты, разгадка которого, к сожалению, списана с одного из классических произведений Джона Диксона Карра. Существенно интереснее как детективы два романа Акунина о сыщице-монахине Пелагие. Первый из них, «Пелагия и белый бульдог», наиболее каноничный в творчестве автора детектив, поначалу построен на необычной загадке отравления бульдогов пожилой помещицы, но к концу становится гораздо банальнее. Во втором, «Пелагия и чёрный монах», героиня сталкивается с невозможными преступлениями, совершаемыми призраком монаха. Стоящая за этим история больше похожа на произведения Жюля Верна, хотя объяснение «невозможности» вполне рационально и не требует фантастических допущений.
Помимо Акунина, вклад в становление жанра внесла появившаяся в середине 2000-х годов дилогия Виталия Данилина (в действительности, соавторы фантаст Виталий Бабенко и детективист Даниэль Клугер), в которой сыщиком выступает юный Владимир Ульянов (будущий Ленин). Первый из романов, «Двадцатая рапсодия Листа», по уровню детективной загадки соответствует разве что второстепенному роману «Золотого века», но правильно выстроен, живо написан и, в отличие от многих детективов со знаменитыми реальными лицами в качестве сыщиков, убедительно мотивирует появление Ленина в этой роли. Второй роман, «Четвёртая жертва сирени», где Ленин ловит маньяка, гораздо слабее, и продолжения серии не последовало.
В настоящее время ретро-детектив представлен в России целым рядом активно работающих авторов, некоторые из которых, вслед за Акуниным, тяготеют к приключенческому жанру, а другие используют традиционную детективную схему. Разгадки этих произведений по сложности напоминают англоязычные детективы викторианской эпохи. Это следует объяснить скорее слабостью фантазии авторов, чем умышленной стилизацией. Тем не менее, в каком-то смысле ретро-детектив занимает нишу в действительности отсутствовавшего в России на рубеже XIX-XX веков собственного детективного жанра.
В то же время т.н. «милицейский детектив», господствовавший в нише криминальной литературы в советское время, в новой России утратил ведущие позиции. С одной стороны, рост в 1990-е годы организованной преступности заставил подобные произведения эволюционировать в сторону боевика (который в российской практике зачастую также включается в детективный жанр), с другой стороны, наиболее популярный представитель этого направления, Александра Маринина, уделила настолько большое внимание биографии и личной жизни своей постоянной сыщицы, что стала смыкаться с направлением «женского», пусть и не «иронического» в её случае детектива.
Ряд своеобразных авторов, наконец, подобно Инне Булгаковой не вписывается ни в одно из этих направлений. Один из них – Вера Белоусова, также выпускница филологического факультета Московского университета. Первый её роман, «По субботам не стреляю», был написан в манере «иронического детектива», однако затем она открыла собственный стиль в четырёх романах об инспекторе Мышкине. В их сюжетах постмодернистски превращаются в детективы мотивы из известных произведений преимущественно русской классики. Если первый роман, «Жил на свете рыцарь бедный», довольно прямолинейно обыгрывал криминальный сюжет «Идиота» Достоевского (по главному герою которого и получил фамилию сыщик Белоусовой), то во «Втором выстреле» в оригинальную детективную схему (в жертву одновременно стреляли двое разных и, по-видимому, не связанных между собой убийц) умело вписаны мотивы как «Первой любви» Тургенева, так и «Фауста» Гёте, на премьере спектакля по которому происходит убийство.
«Невозможным преступлениям» отдал дань Песах (Павел) Амнуэль, русскоязычный автор, работающий в Израиле. В сборнике повестей «Чисто научное убийство» «невозможности», соответствуя заглавию, решаются с помощью сложных и не слишком убедительных научных гипотез, однако этот сборник также включает изящные стилизации под Эдгара По, Артура Конан Дойла и Агату Кристи. Амнуэль также написал больше сотни микрорассказов о расследованиях сыщика Берковича, многие из которых включают «невозможности». Хотя их разгадки не слишком сложны, некоторые из историй о Берковиче выделяются оригинальной постановкой проблемы – среди которых превращение в находящемся под наблюдением сосуде воды в вино, превращение подлинного рисунка великого художника в грубую подделку, сохранившую на обороте подлинные подписи экспертов, или убийство старинной шпагой жертвы, вокруг которой на момент убийства лежало несколько ножей. Несколько не слишком сложных детективов на израильском материале создал и уже упоминавшийся Даниэль Клугер, больше известный участием в проекте «Виталий Данилин» и своими научно-популярными работами по теории и истории криминального жанра.
Крайне примечателен написанный Сергеем Саканским цикл рассказов «Друг мой сыщик», персонажи которого, ялтинский журналист Жаров и его друг сыщик Пилипенко, постоянно сталкиваются с эксцентрическими преступлениями. Саканский, по всей видимости, целенаправленно к этому не стремился, но во многих его рассказах присутствуют «невозможные преступления», хотя они не везде занимают центральное место в сюжете. Формулировки этих «невозможностей» зачастую очень оригинальны: раз в 34 года в одном и том же парковом гроте кто-то убивает свою жену; в разных городах поочерёдно гибнут жёны одного и того же человека, имеющего безусловное алиби и являющегося единственным, кому их смерть выгодна; жертвы маньяка заранее видят сны, как именно их убьют, а маньяк их убивает уже после своей несомненной смерти; из лабиринта, вход в который находится под наблюдением, бесследно исчезают два человека и козий катышек, сменившись трупом третьего человека, который туда не заходил. Вероятно, лучшая из них: жертвы загрызены насмерть только что убитым и похороненным котом.
Наконец, исключительно «невозможным преступлениям» посвящены два романа Николая Слободского, также одного из самых любопытных явлений в русскоязычном детективе. Изначально они вышли как литературная мистификация – произведения неизвестного автора, якобы написанные в советское время, когда и происходит их действие. В действительности их автором был Николай Вольский, учёный-биолог из Новосибирска, написавший ряд ценных исследований по теории детективного жанра и создавший в интернете фан-сайт, посвящённый детективу, на котором выложено множество редких научных работ, а также текстов малоизвестных и труднодоступных детективов (здесь я должен выразить признательность Николаю Вольскому, без сайта которого я бы не ознакомился со многими из разобранных здесь произведений). Романы Слободского – попытка создать классический детектив, каким бы он был в рамках советской литературы, будь он там разрешён, в дни молодости их автора. Они написаны в строго реалистической манере, позволяющей легко представить их загадки в реальной жизни, и содержат многочисленные отступления и историко-философские рассуждения автора. В первом из них, «Пророчице», расследуется оригинально поданное убийство и ограбление в запертом доме. «Невозможность» тут двоякая: если убийца кто-то извне, то он не мог проникнуть в запертый дом и выйти из него, а если убийца кто-то из находившихся внутри, то он не мог вынести из дома бесследно исчезнувшие украденные вещи. Присутствует и вторая, более простая «невозможность»: за несколько дней до преступления зашедшая в дом старушка его предсказала. Во втором романе Слободского, «Он приходит по пятницам», «невозможностей» также две. В коридоре научно-исследовательского института еженедельно по ночам появляется и исчезает обратно труп постороннего лица, пока в третий раз он не появляется окончательно, причём свежий. При этом единственный вход в институт находится под наблюдением, так что убийца и жертва попасть туда не могли. Редкая загадка с исчезающим трупом имеет здесь оригинальное, не повторяющее Нокса и Беркли решение, которое может показаться хулиганским и основано во многом на очень своеобразной манере изложения, запутывающей читателя и использующей уникальный, насколько мне известно, способ создать «ненадёжного рассказчика» (который, не будучи непосредственным участником дела, опирается в описании событий исключительно на чужие рассказы, однако остаётся одним из персонажей книги, излагающим всё от первого лица). Кроме того, Слободской написал «невозможную» повесть «С третьей попытки», в которой один и тот же человек три раза неопровержимо опознан как умерший равно заслуживающими доверия свидетелями и похоронен в трёх разных местах. К сожалению, стремление реалистически изложить сюжет заставляет здесь автора слишком быстро дать ответ на оригинальную, хоть и с очень простым решением, загадку.
Наконец, говоря о русскоязычных «невозможных преступлениях», необходимо упомянуть два специально посвящённых им сборника. Во-первых, это выпущенный в 2014 году сборник «Убийство в запертой комнате. Лучшие рассказы». Большинство вошедших туда произведений в высшей степени банальны, однако рассказ Александра Прокоповича «Смерть в лифте» предлагает оригинальное решение загадки убийства в движущемся лифте, где жертва ехала в одиночестве, испорченное тем, что ключевые улики скрыты от читателя. Во-вторых, в 2008 году по инициативе популярного автора фэнтези Макса Фрая вышел сборник «Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойла». К сожалению, большинство из этих ответов относятся скорее к области фэнтези, однако рассказы Юлии Боровинской «Провинциальное дело» и Алексея Карташова «Исчезновение Филимора-младшего» предлагают вполне убедительные разгадки. Если Боровинская переносит действие в дореволюционную Россию, меняя обстоятельства дела, то Карташов создаёт стилизацию под рассказы о Шерлоке Холмсе, и его версия вполне способна конкурировать с классическими вариантами Эллери Квина и Джона Диксона Карра.
Помимо рассказа Карташова и упомянутого выше Амнуэля, в русскоязычной литературе возник также ряд других стилизаций (равно как и издательских мистификаций) под англоязычные произведения. Первым их примером, по-видимому, выступает творчество Элизабет Ролле (в действительности Елизавета Ельская), издавшей в начале 1990-х годов шесть детективных повестей с действием в Англии эпохи «Золотого века». Одна из повестей включает оригинальное, хотя и не отрефлексированное автором «невозможное» отравление. Остальные повести интересны тем, что большую часть сюжета в них занимают события до преступления, которое происходит ближе к концу и почти сразу раскрывается. Однако описание этих событий содержит в себе ключи. В дальнейшем большинство подобных произведений оставались в рамках сетевой литературы. Среди них можно выделить творчество Алекса Норка (псевдоним Александра Чеснокова), создавшего ряд удачных стилизаций под американский whodunit времён «Золотого века», а также переводчицы с английского языка и специалиста по Шекспиру Екатерины Ракитиной. Её перу принадлежат три «невозможных» рассказа о Шерлоке Холмсе, предлагающих ответы на спорные вопросы биографии великого сыщика (один из них сводит его в общем расследовании с юной мисс Марпл), но в отношении разгадок соответствующих уровню второстепенных авторов конца XIX века, а также очень оригинальный кроссовер, сводящий воедино Эркюля Пуаро, Питера Пэна и Мэри Поппинс.
В целом русскоязычный детектив страдает от отсутствия единой среды, которая бы объединяла его авторов, работающих обособленно. Достаточно узок и разобщён круг поклонников жанра, который, к тому же, чрезвычайно слабо взаимосвязан с профессионально работающими в жанре авторами. Отдельные образцы фанатского творчества, в свою очередь, остаются достоянием специализированных форумов и сайтов любительской прозы, не пересекаясь с книжным рынком. В результате ряд созданных в таких условиях самобытных произведений из-за практически полного отсутствия переводов на другие языки неизвестен иностранному читателю.
- Я человек маленький, - произнес Болванщик дрожащим голосом, - и не успел я напиться чаю... прошла всего неделя, как я начал... хлеба с маслом у меня уже почти не осталось...
- За это сообщение автора Роджер Шерингэм поблагодарили: 7
- afanasev (10 янв 2024, 10:18) • buka (30 дек 2023, 18:11) • igorei (26 дек 2023, 18:10) • Mrs. Melville (27 дек 2023, 16:06) • Гастингс (26 дек 2023, 14:21) • Виктор (26 дек 2023, 07:47) • Доктор Фелл (25 дек 2023, 22:58)
Спокойный
Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации