Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
МАЛЬЧИШКА СУДЬИ ｢THE JUDGE`S BOY｣ 1st ed: ‘Ellery Queen's Mystery Magazine’, August 1995 Series: Uncollected Edgar Winners: 1996 г. Переводчик: Виктор Краснов Редактор: Ольга Белозовская © ‘Клуб Любителей Детектива”, 02.12.2021 г. |  |
Подробная информация во вкладках
Мысль выскакивает прямо из-за двери; воспоминание сочится из мокрой салфетки под кружкой. Все возвращается. И сонные грезы тоже. Этот сон хорош, убеждаю я себя. Обнаженная женщина. Изогнутый, вытянутый силуэт напротив света, проникающего сквозь зашторенное окно. Комната становится золотистой. Все дело в женщинах. Всегда в женщинах. Кто это сказал? Возможно, судья, когда вбивал мне в голову прочее дерьмо? Потом видение начинает рассеиваться, и перед моим мысленным взором остается только лицо судьи.
В минуты этих грез судья, собственно, меня особо не волнует. Он мне мерещится лишь тогда, когда я бодр и сосредоточен. Еду по 17-й улице, сворачиваю на Кэролин-Ривер-роуд, где нет тротуаров для пешеходов, и вижу, как Его честь судья стоит, прислонившись к живому дубу
Судья мертв. Я знаю, что он умер. Пять лет назад, когда уносили его тело, я был там. Просто старинные обычаи этой печальной, пропитанной влагой земли удерживают передо мной его образ. Это как исповедальные облака, окутывающие маленькие, обшитые досками церквушки, которые, как призраки, встают среди болот, когда я на большой скорости вписываюсь в узкие повороты, пытаясь, возможно, убежать от своей собственной вины или отыскать для себя какое-то окончательное прощение.
Итак, все дело в женщине. Теперь я это знаю. Он сам мне сказал. (Собственно, я и раньше это знал, но, понимаете, хитрость заключается в том, чтобы притвориться, будто мне это неизвестно, будто я, Рэй Форд, только что родился, и все вокруг для меня ново и незнакомо.)
Он сказал мне об этом, когда мы стояли на крыльце потемневшего от времени деревянного коттеджа. Это был дом моего деда.
К коттеджу вела грунтовая дорога. Я с интересом следил за приближавшимся облаком пыли. Надо же, посетитель. А ведь я только накануне вечером вернулся в пустующий дом. Потом я узнал машину. Большой черный ‘Мерседес’ 1974 года выпуска. Судья собственной персоной. Конечно, он должен был знать, что я вернулся... Я чуть было не сказал ‘домой’; но это уже не был мой дом.
Судья выбирался из машины, подобно грозовой туче, надвигающейся на ясное небо. Сначала показались огромные ноги в блестящих черных ботинках. Затем появился он сам — в темном помятом костюме. Судья вытер лоб носовым платком и по трем цементным ступенькам осторожно поднялся на крыльцо.
— Рэй, — сказал он, — есть кое-какие дела, которые ты должен для меня сделать.
Как будто мы продолжали разговор, начатый несколько часов назад. Как будто я не отсутствовал десять лет, а продолжал работать в юридической фирме, которую ненавидел. Как будто тростниковое сиденье кресла-качалки было теплым от того, что он все утро протирал его своим задом. Тут он, казалось, вспомнил о манерах.
— Что ж, рад тебя видеть, сынок.
Мы пожали друг другу руки. Через широкое плечо судьи я мельком взглянул на его водителя — крупного чернокожего парня по имени Даррел Джеймс.
— У меня только кофе, — сказал я.
— Не надо мне кофе. Есть небольшое дельце, и я хочу, чтобы ты для меня его сделал.
— Может, ваш человек Даррел хочет чего-нибудь выпить?
Судья позволил своим губам медленно раздвинуться в ледяной улыбке. Но глаза его не отрывались от моего лица.
— Даррелу ничего не нужно. Все нормально.
В детстве мы с Даррелом Джеймсом не были друзьями, соперничая, как мы тогда это понимали, за внимание судьи. Однажды, когда мы были подростками, Даррел уже приставил нож к моему горлу, но судья успел нас разнять. Знаете, есть такие лягушки, которые могут закопаться в болотную жижу и прятаться там достаточно долго. Такое в наших болотах не редкость. Терпеливое ожидание. Крепнущая ненависть. Нарастающая ревность. Я снова посмотрел в сторону Даррела. Он глядел прямо перед собой, сосредоточив внимание на болотной траве.
Я решил, что мне нужно расслабиться, несмотря на то, что внутри моего живота поднималась волна страха, и сосало под ложечкой.
— Что может сделать безработный адвокат для Его чести Галена Прингла, вышедшего на пенсию?
— Рэй, у меня нет времени для шуток. Не забывай, кто научил тебя всему, что ты умеешь и знаешь. Ты можешь кое-что для меня сделать. Я хочу, чтобы ты кое-кого разыскал.
— Разыскал?
— Да.
— Разыскал кое-кого для вас?
Судья плюхнулся в кресло-качалку и вздохнул, давая мне понять, как я его утомил. Он решил зайти с другой стороны.
— Мы с твоим покойным дедулей рассекали тут на лодках. Я любил твоего дедушку как брата, но ты, Рэй, всегда был занозой в заднице. Поэтому ты не можешь работать в нормальной юридической фирме. Ты должен быть сам по себе. Вот такие дела. И не надо меня огорчать прямо с утра. Просто сделай то, что я говорю.
Еще до того, как моя машина свернула на дорогу, которая должна была привести меня обратно, он уже знал, что я приеду. Он знал, что я послал к черту одну из ведущих фирм Южной Каролины, развернулся и ушел, хлопнув дверью. Таковы были его источники. И поскольку он хорошо меня знал, он понимал, что я сделаю то, о чем он попросит. Возможно, по дороге ко мне он обсуждал это с Даррелом. Судья был не из тех, кто тратит время попусту. Он заплатил за мое обучение в университете штата Вирджиния. Он кормил меня, одевал и присматривал за мной, как ему казалось, потому что моя мать умерла, отец мой где-то сгинул, и потому что они с моим дедушкой бороздили на лодках наши болотистые заводи в те давние, добрые времена. Те дни, говорил судья, были самыми счастливыми в его жизни.
Теперь он хотел, чтобы я кого-то разыскал.
— Кого мне надо найти?
Я выплеснул из кружки на землю кофейную гущу.
Не глядя на меня, судья протянул мне фотографию размером с бумажник. На фото была изображена чернокожая девушка. Она была молода, но ее возраст — даже приблизительно — было определить трудно. Ей могло быть и пятнадцать лет, и двадцать пять... Ее волосы были гладко зачесаны назад. Ее овальные, с дерзким выражением глаза смотрели в камеру так, словно девушка была готова наброситься на фотографа. На полных, чувственных губах не было и следа улыбки.
— Кто это?
— Девушка, которая на меня работала. Табла...
— Младшая сестренка Даррела?
— Она самая. Подросла, как видишь. Ворует... и черт знает, чем еще занимается.
Я держал в руке фотографию, вспоминая худенькую маленькую девочку. Табла Джеймс. Однако смотрел я на судью. Если бы этот старый хрыч хотел найти девушку, он бы заставил это делать всех: и шерифа, и жителей окрестных деревушек, и фермеров. Даже Даррела.
Судья поерзал в кресле-качалке, стряхнул несуществующую пушинку с брючины.
— Не думай, что Даррел или кто-то другой не может найти мне Таблу. Но тут щекотливая ситуация. А Даррел в таких делах не разбирается.
Я снова посмотрел на мужчину в машине. Нет, от Даррела нельзя было ожидать чуткости и деликатности. Руки Даррела были похожи на две огромные свиные рульки, а шея напоминала толстый ствол дерева.
— Почему она для вас так важна?
Я прислонился спиной к столбу, подпиравшему крышу крыльца, и приготовился выслушать очередную ложь судьи.
— До нее мне нет дела. Важнее то, что она кое-что у меня забрала. Она сбежала с моими деньгами.
Я постарался не улыбаться.
— Я оставляю ее в своем кабинете, чтобы она отдохнула и успокоилась. И что она делает? Сматывается, прихватив наличные из моего сейфа.
Заметив болезненное страдание в его водянистых глазах, я вспоминаю, что у судьи серьезные проблемы с сердцем. А потеря крупной суммы наличных – это сильный удар.
— Я все же не понимаю...
— Она стащила двести тысяч долларов!
Он как будто выплюнул на меня эти слова. Попади они на горячую сковородку, брызги от них разлетелись бы не хуже раскаленного масла.
— Думаешь, я хочу, чтобы люди знали, что у меня водились такие деньги? Об этом даже Даррел не знает. И тебе тоже лучше ему об этом ничего не говорить.
Дело начало проясняться. Судья знал нужных людей, совершал верные поступки и главенствовал в семейном суде
Судья жестом подозвал меня к себе. Я приблизился. От него пахло бурбоном и каким-то сладковатым лосьоном после бритья.
— Рэй, я знаю, где она.
Я молча смотрел на него. Лопнувшие капилляры вокруг его носа ветвились и уходили к щекам. Сколько ему было сейчас? Семьдесят?
— И где же?
— Она думает, что сильно хитрая.
Он посмотрел вдаль. То ли для драматического эффекта, то ли просто так. Я не знаю. Потом судья печально покачал головой.
— Ох уж эти женщины, — вздохнул он и добавил: — Она на острове Мелинда.
Остров Мелинда принадлежал судье. Это был результат одной сделки, которая на удивление не принесла ему никакой выгоды. Судья начал было готовить документы на продажу острова, однако местные жители подняли такой шум, что он бросил эту затею. Да и не хотел он бодаться с НАСПЦН
— Откуда вам известно, что она там? Почему бы ей просто не уехать в Канаду, на Багамы, куда угодно?
Он встал с кресла-качалки и внезапно перестал казаться сердитым или раздраженным.
— Я просто это знаю, вот и все. Ты отправишься туда и привезешь ее ко мне. Она тебя вспомнит. Ты вернешь ее мне. Это не займет много времени, Рэй. Выполни мою последнюю просьбу. С моими эмфиземой, подагрой и всей прочей дрянью я не дотяну до конца года. Сделай, что я прошу, и мы будем квиты. Ты ничего не будешь мне должен.
Последние тридцать лет судья постоянно умирал от какой-то воображаемой тяжелой болезни или чего-то в этом роде. Хотя в глубине души он, скорее всего, верил, что будет жить вечно.
— Почему вы думаете, что она поедет со мной?
Он забрался на заднее сиденье машины и уже закрывал дверцу.
— Ты ее очаруешь, Рэй, так же, как ты всегда умел всех очаровывать.
Даррел завел мотор большой машины, и в следующую секунду из-под ее колес мне на ноги брызнул песок.
Неприятные дела лучше всего делать по-быстрому. Не Шекспир, конечно, но что-то похожее. Следующим же утром я отправился на остров Мелинда. Остров начисто отрезан от цивилизации. Там нет даже почтового отделения. Изредка кто-нибудь из немногочисленных местных жителей приплывает на лодке на остров Френч, забирает корреспонденцию и еще кое-какие вещи, а затем возвращается. Про жителей Мелинды можно вообще забыть. Собственно, они и хотели бы, чтобы о них все забыли.
На пароме я добрался до острова Френч, где арендовал лодку с подвесным мотором, и после полудня уже пришвартовался к причалу на острове Мелинда. Было время обеда, а поесть на острове можно было только в одном месте – в лачуге Луби. Луби — один из троих белых, живущих на Мелинде. Двое других — его сестра и ее муж. Настоящее имя Луби – Лу Б. Данн. Он уволился с военно-морской службы, открыл магазинчик рыболовных принадлежностей и научился делать плохонькие чизбургеры. Зато пиво у него всегда было холодное. Помню, я был еще старшеклассником, и судья привозил меня на свой остров, по которому любил гулять. В те дни Луби тайком наливал мне пива и рассказывал о том, что, по его мнению, должен был знать будущий мужчина: как ловить кейпкодского карася
Когда я вошел, Луби сразу меня узнал, хотя прошло десять лет.
— Рэй!
Его рукопожатие, как и прежде, было крепким. Он сразу вытащил холодное пиво.
— Какими судьбами?
Теперь мы оба были на десять лет старше. Его по-военному короткую стрижку тронула седина, но он по-прежнему носил мятую футболку, потертые брюки цвета хаки и фартук, завязанный узлом на выдающемся вперед животе. Не знаю, что думает департамент здравоохранения о здоровом климате, но я с удовольствием вдыхал воздух, насыщенный запахами крабов, пива, горячего жира и соленой воды. Это было здорово!
— Я кое-кого ищу.
— Неужели? – он пожевал окурок сигары. – И кого же?
Я решил, что ему все известно, однако продолжал играть свою роль. Показал фото.
— Табла Джеймс. Судья хочет с ней поболтать.
— Этот сукин сын.
Луби взял полотенце для рук и прихлопнул на столе муху.
— Почему бы ему самому сюда не приехать?
Мы оба знали, по какой причине судья Прингл избегает общения с Луби. Однажды, когда судья еще лелеял надежды на продажу острова, Луби пригрозил ему, что если хоть один чужак заявится на остров, Луби пустит ему пулю в живот.
— Судья тоже стареет.
Я позволил Луби поразмыслить над этой моей фразой, а потом добавил:
— Он мог прислать Даррела.
— Даррела, — с отвращением произнес Луби.
Большинство людей старались держаться подальше от Даррела Джеймса. С рождения он был для многих угрозой и, казалось, жил только для того, чтобы постоянно доказывать это. Как он до сих пор избегал тюрьмы, оставалось загадкой — даже с учетом того, что судья всегда его поддерживал.
— Рэй, ты слышал, что о нем говорят? Не знаю, правда ли это, но поговаривают, что однажды в Джорджтауне он жутко избил одну девушку, а потом, поскольку она еще не умерла, он сжег ее живьем.
— Крутой чувак, правда? – заметил я.
— Пусть судья пришлет сюда Даррелла. Я порежу этого козла на куски и скормлю его чайкам. Неужели никого тут на острове это не колышет? Он слишком долго терроризировал народ.
Я шумно отхлебнул пива. Луби был зол как черт, но он был уже стар и, вероятно, потерял былую хватку. А Даррелу было лет двадцать девять, и он не знал такого понятия, как ‘раскаяние’. Я же из тех, кто либо возьмет хитростью, либо подкрадется незаметно. В таких делах я похож на судью, как ни больно мне это признавать.
— Я здесь, потому что судья хочет поболтать с Таблой.
Луби плеснул себе в кружку пива.
— В общем, не мое это дело. Хочешь увидеть девушку, поступай как знаешь. Остров маленький. Но помощи ни от кого не жди.
Это было справедливо. Многие знали о моей связи с судьей Принглом, и даже те, кто не испытывал к нему откровенной ненависти, по меньшей мере не доверяли судье и не стали бы выдавать Таблу.
— Она сюда приходила?
— Сюда все приходят. Черт возьми, Рэй, ведь даже ты сюда приперся.
С поразительной быстротой Луби поймал рукой еще одну назойливую муху и с глупым видом потряс кулаком с зажатым в нем насекомым у своего уха.
Примерно через полчаса пошел дождь. Капли воды ритмично били по жестяной крыше. В длинной части Г-образной лачуги Луби располагались две отдельные кабинки. Я скользнул в ту, что слева, уселся лицом к двери и съел немного вареных креветок. Ветер усилился, заставив сетчатую дверь поминутно хлопать. Каждый раз, когда это происходило, я поднимал глаза, но никого не видел. Пару раз я даже вздремнул. А потом из-за завесы дождя появилась она. Табла Джеймс.
Девушка сняла куртку, стряхнула с нее дождевую воду и повесила куртку на крючок у двери. Дождь продолжал барабанить по крыше. Луби протянул девушке чашку. Табла взяла ее, после чего направилась прямо ко мне. На ней было короткое черное платье, больше похожее на футболку, но с глубоким вырезом. Я смотрел, как она приближается и ничего не мог с собой поделать. Десять лет превратились в длинные ноги и выразительные выпуклости, от которых невозможно было оторвать взгляд. Обуви на ногах Таблы не было. Когда она остановилась возле моей кабинки, я поднялся. Табла на меня даже не взглянула. Она села на диванчик и поставила на стол чашку с кофе.
— Разве ракушки не царапают тебе пятки? — спросил я.
Она сделала глоток кофе и подняла на меня свои бронзовые глаза.
— А ты не изменился. Хотя стал старше.
— Ты меня помнишь?
Со вчерашнего дня я пытался восстановить в памяти облик Таблы Джеймс, но все, что мне удалось, — это представить тощую девчушку, стоявшую у двери ветхого дома, куда мы с судьей заезжали, чтобы забрать Даррела. А Даррел о своей семье никогда ничего не рассказывал.
— Ты мальчишка судьи.
На слове ‘мальчишка’ был сделан ощутимый акцент.
— Я Рэй Форд. Работал на судью, когда был младше.
— Мой брат Даррел ненавидит тебя.
— Знаю. В этом он хорош.
Табла широко улыбнулась. Между передними верхними зубами у нее была небольшая щель. Это не выглядело непривлекательным. Щель была похожа на крохотную дверцу, в которую так хотелось бы войти.
— Он хорош и еще кое в чем, — сказала Табла.
Ее улыбка исчезла.
— Зачем ты здесь?
Я решил побыстрее со всем этим покончить.
— Судья хочет, чтобы ты вернулась вместе со мной.
— Еще бы ему не хотеть.
Он вытащила салфетку из салфетницы и промокнула свои влажные грудь и руки.
— И ты приехал меня забрать? Ты все еще работаешь на судью Прингла? Такой взрослый дядя — и, по-прежнему, мальчик на побегушках у старика?
— Он говорит, что ты воровка. Говорит, что сделал тебе одолжение, а ты этим воспользовалась. Сказал, что ты украла деньги.
Ее глаза расширились. На мгновение мне показалось, что она сейчас даст мне пощечину, как оскорбленная женщина из старых черно-белых фильмов. Но вместо этого она откинулась на спинку диванчика и покачала головой.
— Хочешь сказать, что не брала его денег? — спросил я.
Табла изучала содержимое своей чашки.
— Нет, деньги я взяла. Я обчистила сейф в его кабинете. Но ты говоришь, что он тебе сказал, будто он сделал мне какое-то одолжение? Он именно так сказал?
— Более или менее.
Она глубоко вздохнула.
— Одолжение.
Входная дверь продолжала хлопать на ветру. Залетавшие с улицы капли дождя смешивались в лачуге Луби с кухонным паром. Стены покрылись влагой. Свет потускнел. Снаружи бушевал настоящий ураган. Я надеялся, что достаточно крепко привязал к причалу арендованную лодку.
Голос Таблы вернул меня к предмету нашего разговора.
— Судья так и поступает. Тебе он тоже делал одолжения?
В этом не было особого секрета. Семейство Фордов всегда было глубоко провинциальным. Я, например, так и не узнал, кем был мой папаша. Сведения об этом моя мать унесла с собой в могилу. Мне было восемь, когда мою бедную мамулю вытащили из ручья, куда свалилась машина, которую она только что научилась водить. Меня оставили на попечении дедушки Клита Форда, человека престарелого и больного. Он был не в состоянии полноценно заботиться о восьмилетнем мальце. Гален Прингл, обладая полномочиями судьи по семейному праву, взял на себя заботу обо мне. Да, это было одолжение, но, скорее, для Клита Форда, нежели для меня.
— Для судьи Прингла я все отработал, — сказал я Табле. — Даррел, кстати, тоже. Конечно, нам больше хотелось гулять и рыбачить, а не чистить лошадей, выгребать навоз из конюшни или подстригать траву. Мы были всего лишь детьми. И я тут не для того, чтобы говорить обо мне. Я просто хочу, чтобы ты вернулась со мной и уладила свои дела с судьей.
Длинными тонкими пальцами Табла взяла мою опустевшую бутылку из-под пива.
— В такую погоду? Нет, Рэй, так не пойдет. Давай поговорим.
Я смотрел, как она шла к прилавку Луби, видел ее стройный силуэт, когда она наклонилась над стойкой и взяла два пива. Когда Табла возвращалась к кабинке, я подумал, что она похожа на морскую волну, накатывавшую на берег. Девушка двигалась плавно и грациозно. Она была прекрасна. И все же я чувствовал, что тут что-то не так. Я понимал, что она была воровкой. Я жил в больших городах. Ежедневно общался и даже обедал со всякого рода ворами. Но с Таблой что-то было не так. Она села, а я постарался отмахнуться от своих мыслей, которые, вероятно, лезли мне в голову из-за того, что после долгого отсутствия я снова оказался в низинах Южной Каролины. Я позабыл о магии этих призрачных мест. Время здесь течет по-другому. Оно окутывает и опьяняет.
Не знаю, сколько мы просидели с Таблой, молча потягивая пиво, прежде чем она сказала:
— Я не вернусь.
— Он будет преследовать тебя по закону.
— Возможно. Но спроси себя, почему он до сих пор так не сделал?
По дороге на Мелинду я уже задавал себе этот вопрос.
Я размышлял следующим образом.
1. Он не хочет распространяться о деньгах.
2. Он хочет вытащить Таблу из неловкой ситуации.
3. Он не желает иметь проблемы с законом.
Все может быть. Но потом я сказал сам себе: у нее на него что-то есть.
— У тебя на него что-то есть.
Глаза девушки сверкнули и сузились. Табла расхохоталась, хотя особого веселья в ее смехе не было. Она, казалось, хотела что-то сказать, но никак не решалась этого сделать. Наконец, собравшись с духом, она заговорила.
— Тебя зовут Рэй. Как солнечный луч
Я давно не думал о своей матери как о молодой женщине, поэтому вопрос застал меня врасплох.
— Не знаю. Наверное.
Я попытался вспомнить.
— Рэй, расскажи мне о твоей маме.
— Она умерла.
— Я знаю. Сочувствую. Моя тоже. Но все равно расскажи мне о твоей маме.
Дождь продолжал стучать по крыше. По-прежнему завывал ветер. Я сделал большой глоток пива и долго смотрел на запотевшее изнутри оконное стекло. Перед моим внутренним взором смутно всплыло лицо моей матери, вернувшееся из тех далеких дней, когда ее голос был ноткой благодати в доме дедушки. Я вспомнил, как шел к этому дому по дороге, ощущая между пальцами ног теплый песок. Мама шла рядом. Солнце пекло мне шею. Мама держала меня за руку. Она что-то говорила...
Я протянул под столом руку и схватил Таблу за коленку.
— А ну-ка, встань.
На лице девушки не дрогнул ни один мускул. Наши взгляды встретились. Табла поднялась из-за стола. Я посмотрел на ее босые ноги и увидел то, чего не заметил раньше. На ногах Таблы не было мизинцев. Ни на левой ноге, ни на правой. Я почувствовал, как крошечные волоски на моей шее встают дыбом. Та прогулка по песчаной дороге. Мои ноги. Ноги моей матери. У моей матери на ногах не хватало мизинцев.
— Рэй, судья любит, когда все в его власти, — сказала Табла.
Вот ведь. Заставляешь себя играть по правилам. Пытаешься избегать эмоций: страха, печали, одиночества. Единственное, что позволяешь себе, как мужчине, это испытывать гнев. Я чувствовал, как этот самый гнев начинает меня переполнять. Вот бы сейчас мои собственные глаза выпали из орбит на стол и посмотрели на меня со стороны.
— Ты что-то неважно выглядишь, — пробормотала Табла.
Она пошла к прилавку, вернулась со стаканом лимонада и на этот раз села рядом со мной. Я почувствовал, как Табла прижалась ко мне, и услышал ее шепот:
— Милый, я увязла по уши. Мне нужна твоя помощь. Здесь, на Мелинде, все помогают друг другу. Мне нужно уехать.
Я отхлебнул лимонада.
— Никто тебя не держит, Табла.
Я помотал головой, чтобы избавиться от воспоминаний о том, как моя мать шла босиком по песчаной дороге.
— Судья очень влиятелен. Открой глаза. Посмотри на все реально.
— Табла, о чем ты?
Она заговорила. Я слушал и не мог поднять на нее взгляд.
Ей рассказала ее мать. Об этом судачили годами. О судье и моей матери. Я знал, что моя мама забеременела в пятнадцать лет, и кто бы ни был моим отцом, он сбежал. Но Табла сказала, что вскоре после моего рождения люди, работавшие на полях, видели машину судьи, ползущую по проселочной дороге, а в машине — мою мать вместе с судьей.
Табла закурила сигарету. Затянулась, а потом сняла с языка крупинку табака.
— Говорили, что твоя мама от него ушла, бросила его. А он отрезал ей мизинцы на ногах. Вскоре после этого она попала в аварию. Моя мама была там, когда твою вытаскивали из воды. И он тоже был там. Судья. Твоя мама умерла мгновенно...
— Ты много чего знаешь. Уж не хочешь ли ты мне сказать, что этот старик — мой отец?
В это я никогда бы не поверил.
— Нет. Я не знаю... Может быть...
— Табла, как ты-то во все это влипла?
Она встала и снова села напротив меня. Ее настроение изменилось. Доверительность между нами исчезла. В голосе Таблы послышались какие-то лукавые нотки.
— Я не ангел. Тебя просто долго не было. Оглянись вокруг. Что я тут забыла? Судья... заставляет меня работать в его офисе. А одно уже тянет за собой другое.
— Стало быть... ты и судья...
С этой мыслью мне было трудно смириться. Табла, которой только-только стукнуло двадцать... и судья. Нет, на сегодня с меня было довольно!
— Я не хочу в это ввязываться. Пусть Даррел тебе помогает. В конце концов, он твой старший брат.
На этот раз ее смех был каким-то злобным и грубым. Даже Луби глянул на нас исподлобья.
— Ну-ка, догадайся, кто меня держал, когда судья оттяпывал мне мизинцы на ногах?
В это я как раз мог поверить.
— У тебя есть двести тысяч долларов судьи. С этими деньгами ты можешь сбежать подальше и от него, и от брата. Я не буду препятствовать.
— В такой шторм нельзя трогаться с места, — сказала Табла и, наклонившись ко мне через стол, продолжила, как ни в чем не бывало: — Вот что я тебе скажу. Пойдем сейчас ко мне. Я приготовлю тебе рыбное рагу и кукурузные клецки.
Как гадко понимать, что все, кто тебя знает, думают, что ты круглый идиот. Что я сделал или не сделал такого, чтобы и у Таблы создалось подобное впечатление? Я вырос в глуши под присмотром человека, который — я всегда об этом догадывался — меня презирал. Дети чувствуют, когда что-то идет не так. Дети видят, что происходит рядом с ними, и в конце концов складывают для себя цельную картину, какой бы неприглядной для них она ни была. Глубоко в моем подсознании были похоронены разные образы: отсутствующие мизинцы на ногах моей матери; руки судьи, обнимающие ее за плечи, обхватывающие ее бедра. В моей памяти хранились обрывки их быстрых перешептываний. А теперь судья отправил меня за Таблой. А Табла приглашает меня к себе.
— Хочешь накормить меня ужином?
— Почему бы и нет?
В самом деле, почему бы и нет?
— Тебе идет это черное платье.
Девушка широко улыбнулась.
— Я надела его для тебя.
— Понимаю. Судье нравится черный цвет?
Глаза Таблы вспыхнули, но она сдержалась, надо отдать ей должное.
— Нет, милый, — проворковала она. — Ему нравится белый.
* * *
Тучи еще висели довольно низко, но дождь ослабел. Скорость ветра была около шестнадцати узлов
— Рэй?
Я все же вошел в дом.
В том, чем мы занимались, не было никакой возвышенности. Мы просто убивали время. Потом я лежал рядом с Таблой в затемненной комнате. Дождь, наконец, прекратился. Луна с трудом пробилась сквозь облака. Ее золотистый свет проникал сквозь занавеску на окне и падал на спину спящей Таблы.
В запасе было всего несколько часов. Шторм, конечно, помешал его прибытию, но теперь, при хорошей погоде, Даррел, несомненно, приедет. Уже почти рассвело, когда я услышал то, что и ожидал услышать. Табла спала. Вот, опять. Он был настолько уверен в себе, что решил войти через переднюю дверь. Я поднялся с кровати и встал возле дверного проема, прижавшись спиной к прохладной стене.
Даррел вошел, слегка пригнувшись, будто был готов к неожиданному прыжку. Я ударил его по затылку обломком кирпича, который нашел у заднего крыльца. Даррел начал заваливаться на пол. Я ударил еще раз.
Табла сидела на кровати. Ее рот был слегка приоткрыт.
— Он мертв? — выдохнула она.
— Не знаю, — я пощупал у Даррела пульс. — Нет, он жив.
Следующие слова девушки меня поразили.
— Убей его!
— Что?
— Убей! Если этого не сделаешь, он тебя точно достанет.
Я вышел на улицу и вернулся с бельевой веревкой. Связал Даррелу руки и ноги. Табла сидела на постели и курила. Она на меня злилась, поскольку не знала, что ей делать дальше.
— Ты взяла деньги по наущению Даррела, — сказал я.
Табла молчала, яростно затягивалась сигаретой и пристально смотрела на меня. Она пыталась понять, как много я знаю.
— Даррел подбил тебя на это. Вы с ним хотели... что? ...сбежать?
— Даррелу надоело водить машину судьи. Да и зачем деньги больному старику? Он их все равно не успеет потратить. А нам с Даррелом кое-что причитается. Этот сумасшедший отрезал мне мизинцы!
— При помощи Даррела.
Ее сигарета полыхнула в полутьме, как яркий рубиновый лазер.
— Я этого не забыла. Почему ты говоришь, что я действую по указке Даррела?
— А как ты думаешь, зачем он притащил к твоему дому две канистры с керосином?
Табла посмотрела на свою сигарету и затушила ее.
— Насколько я понимаю, Даррел тебе об этом ничего не говорил? Наверное, он сказал: ‘Подружись-ка с Рэем Фордом, сестренка, а все остальное сделает Даррел’?
Я видел канистры, когда ходил за бельевой веревкой. Керосин предназначался для Таблы и меня. Девушка это понимала. Даррел всегда был волком-одиночкой. Он не нуждался в партнерах, даже если в этом качестве выступала его сестра.
Табла встала с кровати, подошла к брату и пнула его ногой. Даррел не шевелился. Но скоро он начнет приходить в себя. Может быть, я и проломил его толстую черепушку, но Даррел Джеймс был подобен арендной плате: несмотря ни на что, он упорно продолжал вставать на моем пути.
Я оставил их обоих там, во мраке темной комнаты. Пусть сами разбираются друг с другом. Пусть делают с деньгами, что хотят.
Отвязав от причала лодку, я завел мотор и направился к острову Френч. На полпути через залив я услышал позади себя приглушенный гул. Над головой пронзительно кричали чайки. Оглянувшись на Мелинду, я увидел столб черного дыма, поднимавшегося к перламутровым утренним облакам. Через прибрежные заросли можно было разглядеть язычки пламени. Табла решилась на такое. И это могло сойти ей с рук.
* * *
Судья жил в доме довоенной постройки, и этот дом остро нуждался в ремонте. Я припарковал машину на усыпанной гравием полукруглой площадке и вошел в парадную дверь. Был почти полдень, но внутри дома, с его высоченными потолками, было прохладно и темно, как в могиле. Осмотрев первый этаж, я поднялся наверх и нашел его в спальне. Он был один. Мое сердце бешено колотилось. Я не был уверен, но поблизости вполне мог оказаться кто-то типа Даррела.
Судья лежал на своей огромной кровати. Когда я вошел, он открыл глаза, а его рука слабо шлепнула по покрывалу. Прикроватный столик был завален вскрытыми упаковками из-под лекарств. Несколько таблеток валялось на полу. Когда судья заговорил, я едва смог его расслышать.
— Рэй. Этот Даррел...
Я подошел к кровати. Лицо судьи было серым и осунувшимся. Мне вдруг показалось, что теперь, после стольких событий, до него, наконец, начало что-то доходить. Однако он все еще был судьей и, вероятно, продолжал думать, будто держит в кулаке весь мир.
Он приподнялся на подушках. Это стоило ему огромных усилий. Я молча наблюдал.
— Рэй...
Старик облизнул пересохшие губы. Его взгляд упал на пустой стакан из-под воды. Я не двигался.
— Рэй... Это Даррел забрал мои деньги.
— Я знаю.
— Я умираю. Честное слово.
— Вполне возможно.
— Даррел убрал мои лекарства вон туда, на каминную полку.
Я оглянулся. На каминной полке стояла бутылочка с таблетками.
— Это мои сердечные. Дай мне таблетки. Я приму одну и, даст бог, встану с кровати.
Я не двинулся с места.
Судья сомкнул веки. Прошло несколько томительных минут. Потом он снова открыл глаза и произнес:
— Дай мне таблетки, парень. Ты должен это сделать. Ты всегда мне подчинялся.
* * *
Я сидел у окна, слушал воркование глубей, скрывавшихся в ветвях миртовых деревьев, и одновременно слышал, как из горла судьи вырывались короткие хрипы. Мой престарелый дедушка неплохо ориентировался в двух вещах: в наших болотистых заводях и в Библии. Именно он пытался вбить в меня понятие о Дарах Святого Духа. Я в этих дарах не сильно преуспел, разве что в терпении. Я умею ждать. Я самый терпеливый человек на земле. Судье потребовалось некоторое время, чтобы умереть. Был уже вечер, и солнце садилось в оранжевом сиянии за соснами, когда я в последний раз взглянул на тело судьи Галена Прингла. Что он сделал с моей юной неграмотной матерью? Ведь он не был моим отцом. Мы с ним нисколько не были похожи.
Я поправил покрывало на кровати. Поставил обратно на прикроватный столик все лекарства, включая вожделенный пузырек с каминной полки. Позвонил врачу, чье имя значилось на этикетках лекарственных упаковок.
* * *
Я до сих пор живу здесь, в низине. Меня зовут Рэй Форд. Я наследник судьи. Владею большим старым домом. Владею островом Мелинда. Немного занимаюсь юриспруденцией и рыбачу со своим другом Луби, который клянется, что в тот день дом Таблы просто вдруг ни с того ни с сего сгорел, и островитяне ничего не смогли с этим поделать. Один из двоюродных братьев Таблы увез девушку на остров Френч. С тех пор ее никто больше не видел.
Проезжая по проселкам, я действительно вижу судью. Игры разума, которые меня не волнуют. Когда-нибудь, если следовать религиозным убеждениям моего деда, мне придется ответить за то, чего я не сделал для судьи. Когда-нибудь. А пока... рыба клюет, пиво холодное, а воспоминания о Табле отдают приятной теплотой.
Спокойный
