Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
ОЛХОФ ВЫИГРЫВАЕТ ｢A LEG ON MURDER｣ 1st ed: “Dime Detective”, November 1942 Series: ｢Inspector Allhoff｣ Переведено по изданию: ‘The Complete Cases of Inspector Allhoff’, March 9th 2014 Перевод: Виктор Краснов Редактор: Ольга Белозовская. © “Клуб Любителей Детектива”, 11 апрель 2021г. |  |
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. ВНИМАНИЕ! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ САМОГО РАССКАЗА. |
- Библиография | +
|
━━━━❰ГЛАВА 1: УБИЙСТВО ОСТЕПЕНИВШЕГОСЯ ПОВЕСЫ❱━━━━ |
Ужин всегда доставлял мне удовольствие. Дневная работа в тяжелой обстановке и нездоровой атмосфере совершенно вылетала из головы. Я наслаждался хорошо приготовленной едой в домашней атмосфере любви, служившей антидотом от паров ненависти, которые мне приходилось вдыхать в офисе. Под одобрительным взглядом жены я с удовольствием уничтожал огромный бифштекс, когда раздался звонок в дверь. Я продолжал блаженствовать, а жена пошла открывать. Через пару секунд я поднял глаза и чуть не подавился. В дверях стоял Баттерсли.
На его юношеском лице отразилось смущение, когда он предстал перед нашим кухонным столом. Баттерсли был в форме патрульного, фуражку держал в руке, и в глазах у него застыло извиняющееся выражение. Я указал ему на стул и продолжил трапезу. За все время, что я знал этого парня, он еще ни разу не заявлялся ко мне домой лично.
Однако я нисколько не был польщен его визитом. Скорее, я был раздражен. Не по своей воле, но Баттерсли стал частью моей профессиональной жизни, а моя профессиональная жизнь была довольно отвратительной. Вспоминать об этом за ужином было чертовски неприятно. Только смиренный и крайне смущенный вид Баттерсли помешал мне высказать ему все это вслух.
— Прошу меня извинить, сержант, — сказал Баттерсли, — за то, что вот так врываюсь к вам. Но я должен был вас увидеть. Сегодня днем произошло убийство. И мне надо с вами об этом поговорить.
На какое-то мгновение во мне шевельнулась надежда. Я задержал в воздухе вилку с наколотым на нее кусочком мяса и спросил с чуткостью политика, интересующегося у избирателя здоровьем его ребенка:
— Речь идет об Олхофе?
Баттерсли посмотрел на меня с недоумением, и моя надежда угасла.
— Я имею в виду, убили Олхофа?
— Нет, что вы! Инспектор Олхоф жив. Убили Уилтерна. Максвелла Уилтерна. Вы ведь о нем знаете?
Я кивнул и одновременно принялся макать куском хлеба в лужицу подливки. Любой человек, достаточно грамотный для того, чтобы осилить пару страниц бульварной газетенки, знал про Максвелла Уилтерна. В свои лучшие годы Уилтерн был одержим немалыми страстями. И у него водились деньги, чтобы удовлетворять свои желания.
Сенсационные статьи об этом человеке печатались на первых страницах многих газет. Однако в последнее время возраст, язва желудка и даже, по слухам, рак изменили к лучшему если не физический, то во всяком случае моральный облик Уилтерна. Его плотские устремления сошли на нет — одновременно с потерей к нему общественного интереса.
Я отодвинул тарелку и взял поданную мне женой чашку с кофе. Баттерсли я тоже предложил выпить кофе, но он отказался. Парень выглядел расстроенным, хотя я не мог понять, чем именно. Я, например, к смерти Уилтерна был абсолютно равнодушен. И не видел причин, по которым это хоть как-то могло волновать Баттерсли.
— Уилтерн, — вновь заговорил молодой полицейский, — был убит сегодня вечером. Детективы убойного отдела арестовали человека по имени Артур Коллер. Сейчас он в камере предварительного заключения.
Я прожевал кусок яблочного пирога.
— Ну и что из этого?
— Видите ли, — продолжал Баттерсли, — я с трудом могу поверить, что Артур Коллер совершил это убийство, а моя мама абсолютно уверена, что он его не совершал.
Я поднял брови. Сам Баттерсли был неважным детективом. А уж поверить в то, что его мамаша может с успехом расследовать уголовные преступления, было совершенно невозможно.
— Ты сказал, твоя мама? — недоверчиво переспросил я.
— Именно. Видите ли, этот Коллер — мой дальний родственник. Его мать и моя мама воспитывались вместе и были очень близки. Поэтому, естественно...
Теперь я все понял.
— Стало быть, миссис Коллер в панике позвонила твоей матери, полагая, что если у нее сын — полицейский, то он сможет вытащить своего родственника Артура из передряги. Так?
Баттерсли энергично кивнул. Я с трудом подавил невольный вздох.
— И, стало быть, ты, не имея на самом деле никаких рычагов влияния, обратился ко мне, чтобы я сделал все это за тебя. Так?
— Так, сержант. Я позвонил в убойный отдел, но они даже не сказали, что у них имеется на Артура Коллера. Не знаю, насколько там все серьезно. Я подумал, что, может, вам они скажут.
Я отрицательно покачал головой.
— Детективы убойного не слишком любят тех, кто связан с Олхофом. Если они сами взялись за расследование, то не захотят, чтобы к делу подключался Олхоф. Тем не менее я сделаю все, что смогу.
Баттерсли поднялся на ноги и пожал мне руку.
— Спасибо, — сказал он. — Это моя мама настояла, чтобы я обратился к вам. Но сам я тоже постараюсь что-нибудь выяснить.
— Ладно. Однако я ничего не обещаю. Вполне возможно, что детективы убойного правы. Дальние родственники тоже могут быть убийцами.
Баттерсли, который уже стоял в дверях, обернулся и сказал:
— Но моя мама уверена...
Я не стал его слушать и жестом велел убираться. Когда речь заходит о преступлениях, никто не может быть наивнее матерей.
Переваривая ужин, я обдумывал то, что сказал мне Баттерсли. Я понимал, что убойный отдел не даст мне никакой информации, поэтому решил обратиться к Тернеру. Тернер был репортером и знал о городских событиях больше, чем даже мэр города.
Я закурил трубку, надел шляпу и вышел из дома. Через некоторое время я уже сидел возле заваленного бумагами стола и глядел в холодные серые глаза мужчины средних лет.
— Окажите мне услугу, — сразу перешел я к делу. — Детективы убойного арестовали парня за убийство Максвелла Уилтерна. Вы не знаете, что у них есть на этого парня?
Тернер покачал головой, как мне показалось, раздраженно. Видимо, он был недоволен тем, что его спрашивали о том, чего он не знает.
— Не знаю, — подтвердил репортер мою догадку. — Я только слышал об этом деле. Убойный отдел не общается с прессой. Этот парень, которого они арестовали... Коллер, кажется... Я никогда о нем не слышал. Однако...
Взгляд Тернера стал задумчивым.
— Погодите-ка, — сказал он. — Один мой приятель, страховой агент, несколько недель назад рассказывал мне, что продал Уилтерну полис на крупную сумму. Бенефициаром выступил Дик Херлбат, букмекер. Тогда этот факт показался мне каким-то странным.
Я пристально посмотрел на репортера.
— Предполагаете, Херлбат убил Уилтерна?
Тернер пожал плечами.
— Я ничего не предполагаю. Но буду рад, если детективы убойного сядут в лужу. У меня с ними паршивые отношения. Поскребите этого Херлбата. Определенно, у него был мотив. И узнайте, есть ли у него алиби.
— Хорошо, спасибо, — отозвался я и, уже поднимаясь на ноги, еще кое о чем вспомнил: — Кажется, у Уилтерна был племянник? Какой-то бездельник, который теперь становится наследником? Может быть, его тоже стоит проверить?
Тернер небрежно махнул рукой.
— Не тратьте на это время и силы, — сказал он. — У этого прыщавого племянника было все, чего он желал. Уилтерну нравилось, что его родственничек шляется по ночным клубам. Все, что парень просил у своего дяди, он немедленно получал. Мальчишке не было никакого смысла убивать своего благодетеля.
— О`кей, — промолвил я. — Пойду проверять Херлбата.
— Если что-то узнаете...
— Не беспокойтесь. Как только что-нибудь разнюхаю, поделюсь с вами.
Я направился в апартаменты Дика Херлбата, чувствуя себя при этом полным идиотом. В конце концов, убойный отдел мог располагать железобетонными уликами, а я бродил в темноте. Я подумал о том, что скажет Олхоф, когда обо всем узнает, и внутренне содрогнулся. Но я уже ввязался в это дело и теперь решил, что должен идти до конца.
Я позвонил в квартиру Херлбата и долго ждал, пока мне дверь не открыл слуга, одетый в стеганую куртку. Я протиснулся в комнату и увидел Херлбата, который стоял возле двух закрытых на замки чемоданов.
Херлбат смотрел на меня испуганно. Его лицо было бледным.
— Сим-м-мондс, — заикаясь, пролепетал он. — Господи, уже нач-ч-чалось.
Я постарался, чтобы мой голос звучал как можно беспечнее.
— Что началось?
Как только я произнес эти два слова, Херлбат сунул руку в карман пиджака, достал оттуда автоматический пистолет и заговорил резко, с отчаянием в голосе:
— Вы неплохой парень, Симмондс. Я хочу, чтобы вы остались в живых и доработали до пенсии. Поэтому не пытайтесь меня арестовать. Я не знаю, кто и зачем дергает там за веревочки. Но будь я проклят, если стану это терпеть. Я пытаюсь скрыться. Меня загнали в угол, и я буду действовать жестко. Однако вам я не хочу причинять вреда.
Я растерянно уставился на Херлбата, не понимая, о чем он говорит. Но тут Херлбат неожиданно сделал шаг вперед, вскинул пистолет и шандарахнул меня рукояткой по голове.
Я медленно, пытаясь сохранить остатки достоинства, осел на пол. Мои веки сомкнулись, и я никак не мог их разжать. Некоторое время я пребывал именно в таком неопределенном состоянии.
Когда я пришел в себя, то увидел, как слуга, впустивший меня в квартиру, вытирает мне лоб влажной тряпкой и одновременно протягивает мне рюмку с бренди. Я отмахнулся от тряпки, а рюмку схватил и опрокинул в себя. Потом поднялся на ноги, поморгал глазами и спросил:
— Где Херлбат?
— Сбежал, сэр, — с подчеркнутой вежливостью отозвался слуга. — Из его слов я понял, что ему грозит обвинение в убийстве.
Я осторожно кивнул головой и задал еще один вопрос:
— Вы не знаете, где он был вчера вечером? Скажем, между пятью и семью часами?
— Ну, домой он вернулся около четырех. Позвонил по телефону. Кажется, мистеру Уилтерну. И, думаю, пошел с ним встретиться.
Мой пульс участился. Теперь со стороны могло показаться, будто я собираюсь раскрыть это дело в одиночку и без всякой посторонней помощи.
— Почему вы так думаете?
— Я слышал, как он договаривался о встрече по телефону, сэр. Он сказал, что встретится с мистером Уилтерном немедленно.
Не особо надеясь услышать исчерпывающие ответы, я все же рискнул задать еще несколько вопросов.
— Между ним и Уилтерном был какой-то конфликт? Какие-то споры? Они были врагами?
Слуга заколебался. Я достал свой значок.
— Речь идет об убийстве, — напомнил я. — Честный ответ оградит вас от задержания, как важного свидетеля.
Слуга со вздохом кивнул головой.
— Я и раньше слышал, как он разговаривал по телефону с мистером Уилтерном. При этом он грязно ругался. Говорил о том, что мистер Уилтерн заключил какое-то пари.
Я потер лоб и невольно улыбнулся. Мне доводилось читать о копах, которые случайно натыкались на разгадки тех или иных тайн. Но я никак не предполагал, что подобное может случиться и со мной.
К немалому удивлению слуги, я горячо пожал ему руку. Потом подошел к телефону и позвонил в убойный отдел. С некоторой долей снисходительности я сказал тамошним детективам, что по делу Уилтерна они взяли не того человека. Я назвал им нужное имя и положил трубку, прежде чем они начали задавать мне вопросы. Потом я надел шляпу и отправился домой с чувством выполненного долга и удовлетворением, какое обычно можно наблюдать у Олхофа. В ту ночь я спал, как счастливый труп — труп человека, благополучно скончавшегося после долгой безоблачной жизни.
|
━━━━❰ГЛАВА 2: ГАДКАЯ МИССИЯ❱━━━━ |
По шаткой лестнице я поднялся в квартиру Олхофа. Толкнул дверь, вошел и первым делом распахнул окно, удивляясь, как это Олхоф ничего не слышал о пользе свежего воздуха. В гостиную ворвался бодрящий ветерок.
Дощатый пол в комнате был покрыт толстым слоем пыли; в раковине высилась гора грязной посуды. Крышка мусорного ведра валялась на полу; в воздухе висел резкий запах давно протухшей еды. Повсюду сновали тараканы.
Дверь в спальню была приоткрыта, и за ней виднелась неприбранная постель с кучей грязного белья, похожего на сугроб лежалого снега. Хозяин всего этого безобразия сидел за столом, навалившись грудью на столешницу и уткнувшись носом в чашку с кофе.
В левом углу стола на электрической плитке уныло булькал почерневший от времени кофейник. Олхоф высосал из чашки бурую жидкость с таким звуком, с каким бедолага, попавший в зыбучие пески, пытается вытащить застрявшую ногу. Затем он поставил свою выщербленную чашку на стол, стукнув ею так, что сразу стало понятным настроение, в котором Олхоф пребывал этим утром.
Я еще только усаживался, а Баттерсли уже оседлал один из стульев. Он подмигнул мне и, казалось, был очень доволен собой. Я подмигнул в ответ. Никто из нас не произнес ни слова. Это было традицией — помалкивать, пока Олхоф не выпьет как минимум кварту дымящихся осьминожьих чернил, которые он почему-то называл “кофе”.
Внезапно в комнату вошел полицейский в форме, отдал честь и протянул Олхофу запечатанный конверт. Потом коп развернулся и быстро удалился, прежде чем Олхоф успел что-либо сказать. Такая расторопность меня изрядно порадовала.
Олхоф снова наполнил свою чашку, а затем вскрыл конверт. Взглянул на листы с машинописным текстом и хмыкнул.
— Похоже, Максвелл Уилтерн мертв, — объявил он. — Комиссар хочет, чтобы я этим занялся. Убойщики вроде бы кого-то задержали, но, как обычно, ни в чем не уверены. Поскольку обо всем, что касается Уилтерна, газеты будут писать на первых полосах, Управлению нужны результаты. Так что, без меня никак.
Он удовлетворенно фыркнул. Любая возможность утереть нос убойному отделу была для него как бальзам на душу. Он начал внимательно читать отчет. Я же поднялся, сияя, как тот парень с рекламы, который, пользуясь исключительно зубной пастой “Баксбум”, сумел заключить выгодный контракт. Затем я легонько похлопал Олхофа по плечу.
Он повернул голову и посмотрел на меня так, будто я только что сошел с немецкой подводной лодки прямо в Понте-Ведра-Бич. Я ответил ему таким же взглядом. Мне хотелось ударить его по голове воображаемым молотком и объявить, что я уже нашел убийцу и раскрыл дело Уилтерна.
Однако, прежде чем я успел сказать хоть слово, Баттерсли вскочил со стула и взволнованно, скороговоркой заговорил:
— Инспектор, я уже нашел виновного в деле Уилтерна. Вчера вечером я кое-что разнюхал. Я вышел на одного парня с мотивом. Он получает финансовую выгоду от смерти Уилтерна, и, похоже, он был в доме Уилтерна в момент убийства.
Олхоф моргнул и посмотрел на Баттерсли, как на неожиданную помеху. Я молчал, досадуя про себя на то, что Баттерсли тоже удалось выйти на Херлбата.
— Так вот, этот парень, — продолжал Баттерсли, — стал бенефициаром по крупному полису на страхование жизни Уилтерна. Однако между ними была неприязнь. За несколько часов до убийства этот парень позвонил Уилтерну и договорился с ним о встрече: вчера вечером, в районе шести часов.
Я удовлетворенно хмыкнул, наблюдая за выражением крайнего недоумения, которое появилось на лице Олхофа. Недоумение тут же сменилось яростью оттого, что Баттерсли посмел взяться за расследование убийства.
Олхоф взглянул на машинописные листы, которые держал в руке. Потом снова посмотрел на нас и спросил (странно спокойно, что должно было меня насторожить):
— И как зовут этого убийцу?
Я открыл было рот, чтобы ответить, но Баттерсли опять меня опередил.
— Уэверли, — сказал он. — Гарри Уэверли. Он работает в газете “Геральд”.
— Минуточку, — вмешался я. — Вы неправы. Это Херлбат. Дик Херлбат, букмекер. Вчера вечером, когда я пытался его допросить, он ударил меня по голове.
Олхоф перевел взгляд с Баттерсли на меня, и его лицо стало медленно багроветь.
— Вы уж определитесь, — пробурчал он. — Кого из них мы посадим на электрический стул?
Мы с Баттерсли обменялись растерянными взглядами.
— Он ошибся с именем, — сказал я. — Я все выяснил. Вчера вечером я пришел к Херлбату. Он ударил меня и сбежал. Факты налицо. А Баттерсли просто ошибся.
— Ну? — прорычал Олхоф, переводя взгляд на Баттерсли, который под прищуром острых глаз быстро стушевался.
— Нет, инспектор, я знаю, что я прав, — тем не менее пробормотал он. — Вчера вечером я видел слугу Уилтерна. Он мне сказал, что полис страхования жизни Уилтерна находится у Уэверли, и что Уилтерн сердится на репортера за то, что тот писал о нем в газете гадости, и что на вечер у них с Уилтерном назначена встреча. Я сообщил об этом в убойный отдел.
— А вы, — Олхоф посмотрел на меня, — сообщили в убойный о Херлбате. Так?
— Ну конечно. Естественно, я...
Меня прервал громкий, сиплый вдох Олхофа. Последовавший за этим рев остановил бы даже шквал огня.
— Естественно! — проревел инспектор. — Естественно, что в наказание за все мои грехи я получил двух самых бестолковых помощников, какие когда-либо существовали. Комиссар захочет узнать, не сошла ли вся эта контора с ума. Обнаружились сразу двое убийц Уилтерна. Баттерсли выследил одного. Симмондс выудил другого. Кто вам разрешил проводить собственные расследования? Зачем вы это сделали?
Я ничего не ответил. Но не столь дипломатичный Баттерсли решил высказаться.
— Моя мама была уверена, что убойщики арестовали Коллера по ошибке.
Олхоф скорчил такую гримасу, которая одновременно напоминала готовый извергнуться Везувий и склад боеприпасов с поднесенным к нему горящим фитилем. Голос инспектора сорвался на фальцет, как у лопнувшей струны на скрипке Страдивари.
— Твоя мама? — взвизгнул он. — Твоя мама посчитала, что он невиновен? Я верно расслышал? Твоя мама?
Я вмешался, отчаянно пытаясь успокоить бушующий шторм, вылив на него горшочек масла.
— Мать Коллера и мать Баттерсли — давние подруги. Баттерсли хотел разобраться в этом деле. И он попросил моей помощи. У меня было кое-что на Херлбата. А Баттерсли накопал что-то на Уэверли. Таким образом, у нас есть двое подозреваемых вместо одного. Но этого, очевидно, достаточно, чтобы оправдать Коллера.
С видом человека, попавшего в оазис, Олхоф осушил еще одну чашку кофе. Когда он снова с громким стуком поставил чашку на стол, к нему вернулось самообладание.
— Напротив, — проворчал он. — Коллер теперь в одной компании с двумя вашими подозреваемыми. Он ничем не лучше и не хуже их.
Я немного подумал, после чего попытался мягко возразить.
— Это не совсем так. Не похоже, чтобы убойный отдел располагал против Коллера такими же уликами, какие есть у нас против Уэверли и Херлбата.
— У них такие же точно улики, — сказал Олхоф. — Коллер — тоже бенефициар страхового полиса Уилтерна. На сумму в пятьдесят тысяч долларов. Как и у двух других. Одно время у Коллера был роман с девушкой Уилтерна. Коллер с Уилтерном повздорили. И тут уже пахнет мотивом. Мало того, вчера вечером Коллер позвонил Уилтерну и пообещал встретиться с ним — примерно в то время, когда произошло убийство. И нет никого, кто мог бы подтвердить алиби Коллера.
Олхоф замолчал, и единственным звуком в комнате остался монотонный стук его указательного пальца по столу. Мы с Баттерсли уставились друг на друга. Вся эта ситуация вдруг показалась мне чертовски абсурдной.
И Баттерсли, и я, и убойный отдел — мы все раскрыли убийство Уилтерна. И у нас было три разных подозреваемых. Все трое с одинаковыми мотивами, с одним и тем же финансовым интересом. И каждый из троих планировал быть на месте убийства примерно в момент совершения преступления.
Я почесал в затылке и уселся на стул. Теперь я был готов позволить Олхофу взять верх.
— И что теперь делать? — спросил я.
— Да, — эхом отозвался Баттресли. — Что делать?
— Ага! — с каким-то диким удовлетворением прорычал Олхоф. — Теперь вы, два Шерлока, спрашиваете меня, что делать. Как, впрочем, и убойный отдел. Так вот, я не в курсе, кто убил Уилтерна. Но я это узнаю. И, понимая, что и вы двое, и убойщики вместе с вами, ошибаетесь, я готов поспорить, что ни один из тех трех парней, на которых вы хотите повесить убийство, вообще не при делах.
Его самоуверенность меня немного успокоила.
— Хотите поспорить? — ляпнул я. — На что?
Какое-то мгновение Олхоф смотрел на меня, а потом его взгляд упал на пустую сахарницу. Для Олхофа, который потреблял килограммы сахара в неделю, нормирование этого продукта было как удар ножа в сердце.
— На твои сахарные карточки, — сказал он. — За три месяца. Мои против твоих.
— Идет, — согласился я. — Пари принято. Ну, и каков будет ваш первый шаг в деле об убийстве Уилтерна?
Олхоф еще раз просмотрел лежавший перед ним на столе отчет.
— Управление пришлет сюда племянника Уилтерна, некоего Боба Ньюхолла. У нас есть к нему несколько вопросов. Также я жду девушку. Элис Дарнелл. Кажется, она была последним увлечением Уилтерна. Во всяком случае, она, похоже, была единственной женщиной, с которой он встречался с тех пор, как врачи предписали ему вести христианский образ жизни.
— Когда они должны тут появиться?
— С минуты на минуту. Что касается Херлбата, то его еще не поймали, Уэверли задержан, а Коллер и так за решеткой.
Баттерсли покачал головой.
— Инспектор, я уверен, что Коллер не виновен.
— Надеюсь, что так, — проворчал Олхоф. — Надеюсь, что он настолько невинная овечка, что сможет потом отсудить у каждого убойщика по десять тысяч долларов за ложное обвинение.
Он снова взял со стола свою выщербленную чашку и уткнул в нее крючковатый нос. В комнате воцарилась мертвая тишина. Не прошло и четверти часа, как в дверях нарисовались Элис Дарнелл, Боб Ньюхолл и тучный джентльмен по фамилии Уэзерби, который представился адвокатом Уилтерна, его племянника и мисс Дарнелл.
Надо сказать, мисс Дарнелл оказалась потрясающей красоткой. Даже Олхоф, который относился к женским прелестям, как евнух в гареме, оторвал свой нос от чашки и уставился на девушку. Мисс Дарнелл была высокой и белокурой. У нее были темно-синие глаза, которые могли навевать мысли как о кроткой монахине, так и о волевой госпоже. Ноги у нее были такие стройные, что хотелось между ними маршировать, а ее алые губы просто призывали совершать такие поступки, о которых юный Баттерсли, я уверен, даже и не мечтал.
Парень не переставал пялиться на нее, пока мисс Дарнелл усаживалась на стул, скрещивала ноги и поправляла юбку. Ньюхолл, худощавый, среднего роста и возрастом около тридцати лет, сел рядом с девушкой. Адвокат остался стоять. Он потер руки и бархатным голосом произнес:
— Мои клиенты и я сам с радостью ответим на все ваши вопросы, инспектор.
— Для начала заткнитесь, — сказал Олхоф.
Уэзерби перекосился, как от зубной боли. Не обращая на него внимания, Олхоф обратился к остальным.
— Ньюхолл, — спросил он, — вы были в хороших отношениях с дядей?
Ньюхолл кивнул.
— В самых замечательных. Мы с ним были друзьями. Никогда не ссорились. Он давал мне все, чего я хотел. И даже больше.
Олхоф налил себе в чашку кофе. Баттерсли продолжал буравить взглядом ноги Элис Дарнелл. Девушка улыбнулась ему, как бы в знак благодарности.
— Мы можем легко проверить ваши слова, — продолжал между тем Олхоф.
— Конечно, — сумел вставить адвокат. — Все докажут погашенные чеки. Мистер Уилтерн выдавал своему племяннику на расходы по двадцать пять тысяч долларов в месяц и безоговорочно выписывал чеки на любые другие расходы. Банковские выписки все подтвердят.
Олхоф презрительно хмыкнул. Хоть убейте, но я никак не мог понять, почему он охотился за еще одним подозреваемым, хотя у него и так уже было двое лишних.
— Ладно, — угрюмо пробурчал Олхоф. — А как насчет вас, мисс Дарнелл?
Девушка отвела взгляд от Баттерсли, который продолжал “ломать глаза” о ее ноги, и, нахмурив брови, посмотрела на инспектора. Было очевидно: он ей не нравится; что, конечно, ни для кого не было особым открытием. Мисс Дарнелл не стала лицемерить. Выражение ее лица ясно говорило о том, что Олхоф для нее — всего лишь маленький непослушный мальчишка.
— А что насчет меня? — неприязненным тоном отозвалась девушка.
— Вы были последней любовницей Уилтерна?
Вопрос прозвучал оскорбительно, но мисс Дарнелл восприняла его спокойно.
— Этого я не знаю, — ответила она, — но когда он умер, меня рядом с ним не было.
Олхоф снова хмыкнул.
— Полагаю, вы рассчитывали на долю в его завещании?
— Полагаю, рассчитывала, — ответила Элис Дарнелл. — В этой связи должна сказать, что у меня имеется очень неплохое алиби.
— И кроме того, — снова вставил Уэзерби, — положение мисс Дарнелл было почти таким же, как и у мистера Ньюхолла. Она могла получать гораздо большие суммы, нежели ей дало бы завещание.
Олхоф осушил свою чашку. По мрачному выражению на его лице я понял, что он сильно раздражен. Очевидно, ему совсем не нравилось, как проходил допрос.
Девушка снова посмотрела на Баттерсли и великодушно приподняла юбку еще на пару дюймов. Баттерсли блаженно заморгал. Олхоф со стуком поставил чашку на стол и сверкнул глазами, как маяк.
— Мисс Дарнелл, — сердито сказал он, — здесь идет расследование убийства, а не вечеринка в клубе “Кокосовая роща”. Баттерсли — полицейский, а не потенциальный клиент. Прикройте ваши ноги!
Покраснев, как кардинальская шапка, Баттерсли заставил себя вернуться к реальному миру. Мисс Дарнелл холодно посмотрела на Олхофа.
— Я сама позабочусь о своем моральном облике, инспектор, — спокойно сказала она. — Кроме того, у меня вполне приличные ноги. Но даже если бы они были толстыми, кривыми и уродливыми, держу пари, вы бы хотели их иметь.
В комнате повисла тяжелая липкая тишина. Я слышал прерывистое дыхание Баттерсли. Уэзерби беспомощно взмахнул руками, в Ньюхолл с восхищением посмотрел на девушку. Она подняла перчатку, брошенную ей Олхофом, и швырнула ее обратно, прямо в его багровое лицо. Однако я восхищения не испытывал. Внизу живота у меня возникло тошнотворное ощущение. Я знал, что сейчас произойдет, и от того, что я уже сотни раз был свидетелем подобных сцен, легче мне не стало.
|
━━━━❰ГЛАВА 3: ЧЕЛОВЕКОНЕНАВИСТНИК❱━━━━ |
Олхоф открыл рот и издал звериный рык. Потом он взялся руками за край стола и оттолкнулся так сильно, что его кресло на колесиках проехало половину комнаты. Сразу стало видно, что единственная и лучшая часть тела Олхофа — это его торс. Там, где должны были начинаться бедра, виднелась пара деревянных обрубков, которые сейчас яростно колотили по воздуху. Кулаки Олхофа с силой забарабанили по подлокотникам кресла. Его голос достиг крещендо, ударился о потолок и непристойно обрушился на наши уши.
— Шалава! — крикнул он девушке. — Мясник! — заорал на Баттерсли. — Трус несчастный! Лишаешь меня ног, а потом только и делаешь, что похотливо пялишь зенки на ноги какой-то шлюшки. Я оскорблен и осмеян в собственном доме! Будьте вы оба прокляты! Я пошлю вас на электрический стул. Я вам устрою. Я...
Рот Олхофа был похож на пулемет, стрелявший пулями с грязью. Инспектор тяжело дышал, колотил кулаками по креслу и на все лады честил мисс Дарнелл и Баттерсли.
Баттерсли вскочил на ноги. Он стоял у стенки, в прямом и переносном смысле. Его лицо побледнело, в глазах застыло выражение затравленности. Он избегал смотреть на Олхофа, а вся его фигура олицетворяла собой чувство вины, совестливость и страдание.
Элис Дарнелл, напротив, была совершенно равнодушна к громовым раскатам Олхофа. Она смотрела на инспектора, и в ее взгляде были смешаны веселье и презрение. Слабая улыбка промелькнула на ее пухленьких губах. От Олхофа это не ускользнуло. Он заговорил сухо и деловито:
— Убирайся, Иезавель! Убирайтесь все! Сейчас же. Немедленно. Проваливайте!
Я поспешно пересек комнату и направил всех троих к двери. Олхоф между тем продолжал:
— Вы заплатите за оскорбление, мадам. Клянусь вам. Вас ждут очень черные дни.
Уже выходя из комнаты, мисс Дарнелл обернулась и холодно посмотрела на инспектора.
— Черные дни? — переспросила она. — Так вы еще и погоду умеете предсказывать? Как это вам удается? По ревматическим болям в ногах? По тому, как ноют мозоли? Знавала я одного старого фермера, который...
Олхоф завизжал — безумно и яростно. Я поспешно вытолкал мисс Дарнелл из комнаты и захлопнул за ней дверь. Олхоф резко развернулся в своем кресле и обрушил поток проклятий на Баттерсли, который стоял у двери, покачиваясь, как молодое деревце. Я налил из кофейника чашку кофе, подождал, пока Олхоф слегка переведет дух, и быстро сунул чашку ему в руку. Он поднес ее к губам и моментально осушил. Потом, тяжело дыша, он придвинул кресло к столу и некоторое время сидел, не шевелясь и с горечью глядя на обшарпанную стену.
Цепь несчастий, связавшая нас троих, образовалась несколько лет назад, когда Олхоф был еще самым молодым инспектором в полицейском управлении. Во время одной из облав (по наводке осведомителя) Олхоф возглавлял группу захвата.
Баттерсли, в то время неопытный новобранец, получил задание проникнуть через заднюю дверь и блокировать бандита, который, по нашим сведениям, был вооружен автоматом и прикрывал лестницу, ведущую к парадной двери.
Баттерсли благополучно добрался до нужной точки, но, когда наступил момент “икс”, у него случился нервный срыв, и вместо того, чтобы напасть на своего “клиента”, он запаниковал и спрятался на верхнем этаже здания.
В результате этой промашки, когда Олхоф со своими людьми ворвался в парадную дверь, их там встретил град автоматных пуль, большая часть которых поразила ноги Олхофа. Образовалась гангрена, которая привела к ампутации.
В обычной ситуации Олхофа отправили бы на пенсию, что поставило бы крест на его карьере. Но, как оказалось, это было только начало.
Комиссар не собирался терять своего лучшего сотрудника, с ногами или без. Хитроумными бухгалтерскими трюками было устроено так, что Олхоф продолжал получать свое полное жалованье. Инспектор поселился в этой дрянной квартирке прежде всего потому, что она находилась как раз напротив Управления.
Ценой согласия на требования комиссара стало то, что Баттерсли был назначен помощником Олхофа. С ощущением истинной справедливости комиссар удовлетворил эту просьбу. И с этого момента Олхоф начал вынашивать планы своей безумной мести.
Я всегда считал, что, когда Олхоф потерял ноги, он утратил вместе с ними и часть разума. Он был столь же великодушен, как и Чингисхан. Никогда не упускал случая ехидно поддеть Баттерсли за тот давний момент трусости.
Это было ужасно, и это ни на день не прекращалось. Меня оторвали от идиллической канцелярской рутины и послали сюда якобы для того, чтобы я занимался бумажной работой, а на самом деле, чтобы я играл роль этакого огнетушителя, когда безумие Олхофа достигало критических значений. Я терпеть не мог своего нынешнего положения и давно уже послал бы все к чертям собачьим, если бы не два жизненно важных обстоятельства: моя семья и моя грядущая пенсия.
На следующее утро в Пикскилле полицейские арестовали Дика Херлбата. Уэверли уже сидел за решеткой. И, разумеется, Коллер тоже протирал зад на шконке. Все они рассказывали одну и ту же историю. О том, что время от времени каждый из них ссорился с Уилтерном. И о том, что когда Уилтерн оформил страховку и назвал их бенефициарами, это для каждого из них стало полной неожиданностью.
Все это мы еще могли бы проглотить. Однако заключительная часть их истории казалась слишком притянутой за уши. Каждый из них утверждал, что в день убийства он получил сообщение с просьбой позвонить Уилтерну. И когда они ему звонили, Уилтерн назначал каждому встречу на шесть часов, предупредив при этом, что сам он может опоздать, но чтобы они обязательно его дождались, ибо это имело жизненно важное значение.
Как только я получил донесение с противоположной стороны улицы, я рассказал об этих фактах Олхофу, который, казалось, к моим словам остался странно равнодушным.
— Ну и что? — спросил он. — Все это вполне возможно.
— Возможно-то возможно, — ответил я, — но как-то крайне маловероятно. Знаете, где, по словам этих парней, им были назначены встречи?
— Держу пари, в таких местах, где нельзя обеспечить себе алиби.
Я с подозрением взглянул на Олхофа.
— Совершенно верно. Херлбат был один и ждал в гостиничном номере, Коллер — на станции метро, а Уэверли — в глухом уголке Бронкса.
— Ладно, — проворчал Олхоф. — Все это очень интересно. Но, полагаю, мы возьмемся за расследование и отыщем убийцу Уилтерна.
— Сейчас у вас целых трое подозреваемых, — сказал я. — Вам что, нужны еще?
— Какого черта, — фыркнул Олхоф. — Всего двое. Бери Баттерсли и отправляйся в пригород. Эта девка Дарнелл живет в гостинице “Ригал”. Я хочу, чтобы вы прошлись по ее жилищу мелким гребнем. Потом отправляйтесь домой к Уилтерну. Порыскайте там. Расспросите слуг. Затем возвращайтесь. Расскажете мне о том, что накопали.
— А после этого, — саркастично усмехнулся я, — вы нам скажете, кто убил Уилтерна?
Удивительно, но Олхоф посмотрел на меня спокойным и серьезным взглядом.
— Возможно, — сказал он, — именно так я и сделаю.
Попасть в апартаменты мисс Дарнелл оказалось довольно просто. Мы недолго подождали в вестибюле, укрываясь за чахлой пальмой в большом горшке. Увидев, как девушка вышла из гостиницы, мы показали наши значки горничной, которая открыла для нас номер своим универсальным ключом.
Беглый осмотр апартаментов мисс Дарнелл не оставил никаких сомнений в том, что старик Уилтерн потакал девушке буквально во всем. Мебель была великолепна. Гардероб ломился от мехов и шелка. Драгоценности на тысячи долларов были небрежно разбросаны по комоду.
В общем-то, в номере не было ничего необычного, за одним-единственным и, по-видимому, незначительным исключением. На письменном столе Баттерсли обнаружил желтый бланк. Это была квитанция из ломбарда. Баттерсли показал квитанцию мне.
— Сержант, — сказал он, — тут что-то странное. У этой девочки, кажется, денег куры не клюют. С какой стати ей закладывать кольцо?
Я рассмотрел квитанцию. В ней было указано, что вчера днем Элис Дарнелл заложила за две с половиной тысячи долларов кольцо с бриллиантом. Я на мгновение задумался, а потом предложил самое простое решение.
— Вероятно, смерть Уилтерна оставила ее без денег. Она заложила кольцо, чтобы как-то перекантоваться до тех пор, пока завещание не вступит в силу.
— Может, отнесем квитанцию инспектору?
— Не надо. Эта ерунда ничего не значит.
Мы покинули гостиницу и поехали на такси через весь город к дому, где располагалась трехэтажная квартира Уилтерна. Нас впустил престарелый дворецкий, которого шатало из стороны в сторону, как тростинку на ветру. На него произвели сильное впечатление наши жетоны, и он охотно рассказал нам все, что знал. Поговорив с дворецким, мы с Баттерсли забежали в ближайший паб, пропустили по кружке пива, а потом с пустыми руками поехали назад в трущобу Олхофа.
Олхоф вздохнул с таким видом, словно хотел сказать: “Боже, с какими идиотами мне приходится иметь дело!”
— Послушайте, — вместо этого терпеливо промолвил он, — предположим, вы находитесь возле императорского дворца в Токио и вдруг слышите, что некий американец только что убил Хирохито. Вы бы сразу оттуда свалили?
— А это здесь при чем? Я...
— Заткнись! — отрезал Олхоф. — Сначала расскажите о квартире Уилтерна. Вы там что-нибудь разнюхали?
— Пустая болтовня, — ответил я. — Старый хрыч дворецкий наговорил с три короба, и все ни о чем.
— Вы что, не можете толком сказать, что он конкретно говорил? — взорвался Олхоф.
Я пожал плечами и замолчал. Мне не нравилось, что Олхоф обращался со мной, как с умственно отсталым ребенком, который бы на месте убийства не заметил окровавленного ножа.
Вместо меня в разговор вступил Баттерсли.
— О, дворецкий много чего порассказал! — воскликнул он. — О том, как сильно был болен Уилтерн. О том, как он…
— Чем именно он был болен?
— У него была язва желудка, — встрял я. — И рак, что, конечно, объясняет, почему его убили. Какой-то студент-медик, жаждущий посмотреть на интересное заболевание, ворвался к нему с пистолетом, выстрелил в голову и уже собирался вскрыть тело скальпелем, как вдруг его прервали…
— Заткнись, идиот! Баттерсли, продолжай.
— Ну, он был сильно болен, понимаете? Хотя в последнее время ему стало лучше, ведь он стал питаться только зерновыми крекерами, молоком и всякой такой здоровой пищей. Но в тот вечер — в день его убийства — он заказал себе целый пир. Стейк, картофель фри, пирог. Поэтому дворецкий решил, что ему стало намного лучше, понимаете? В общем…
Олхоф начал что-то яростно строчить в блокноте. Я смотрел на инспектора и внутренне кипел. Он хотел произвести на нас впечатление. Притворялся, будто видит явные улики там, где мы ничего не видели. Где, насколько я понимал, мы ничего и не могли увидеть.
— Кто был его лечащим врачом? — спросил Олхоф. — Надеюсь, имя вы узнали?
Баттерсли покачал головой. Олхоф нахмурился и открыл рот, чтобы в очередной раз обозвать нас идиотами. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, я быстро сказал:
— Это можно узнать по телефону.
Инспектор хмыкнул, сделал еще одну пометку в блокноте и жестом велел Баттерсли продолжать. Парень возобновил свой бессвязный рассказ. Олхоф больше ничего не писал и молчал, пока дело не дошло до собаки.
Если вкратце изложить версию дворецкого, то эта история выглядела так. Давным-давно Уилтерна укусила собака одного из его приятелей. Три года спустя Уилтерн снова увидел ту собаку, вспомнил об укусе и сильно пнул животное, сломав бедному псу два ребра. История была рассказана нам с целью показать, что Уилтерн никогда и ничего не забывал. Мне рассказ показался никчемным, но у Олхофа загорелись глаза, и он снова принялся яростно строчить в блокноте. Я решил слегка его подколоть.
— Тут вот в чем дело, — сказал я. — У этого пса была возлюбленная — томная, мечтательная сука, которая ни на секунду не забывала об обиде, нанесенной ее ухажеру. Она годами выжидала, пока не накопила достаточно собачьего корма, чтобы обменять его на пистолет. Потом она прокралась в квартиру Уилтерна и застрелила его. Потом она…
Рев Олхофа пронесся по комнате, как гром. Несмотря на то что я был к этому готов, но от его эпитетов в мой адрес я покраснел до корней волос. Естественно, я сразу заткнулся. В конце концов, сам напросился.
— Ладно, — чуть поостыв, сказал Олхоф. — С Уилтерном пока все ясно. А что насчет этой Дарнелл?
— Тоже ничего, — ответил я. — И даже болтливого дворецкого не было. Мы перерыли весь ее номер. Не нашли ничего такого, что даже вы могли бы посчитать важным и значимым.
Олхоф нахмурился. И тут Баттерсли решил выпендриться.
— Сержант, а как же та квитанция из ломбарда?
Глаза Олхофа сузились.
— Какая еще квитанция?
— За кольцо, — ответил Баттерсли. — Мне это показалось забавным. У нее столько денег. Зачем ей закладывать кольцо?
— Что еще за кольцо? — рявкнул Олхоф. — Когда она его заложила и за сколько?
— Кольцо с бриллиантом, — сказал я. — Она заложила его вчера за две с половиной тысячи баксов, что, конечно, объясняет, как был убит Уилтерн. Владелец ломбарда...
Олхоф уставился на меня.
— Сочини мне еще одну версию, — проворчал он, — и я предъявлю тебе обвинение. За неподчинение.
Я моментально замолк. У нашего комиссара была очень плохая привычка верить Олхофу.
Инспектор налил себе еще одну чашку кофе. Я заметил, что его рука, державшая кофейник, слегка дрожала.
— Кольцо, — пробормотал он. — Заложено вчера. Стейк и картошка. Язва желудка. О, Господи!
Я посмотрел на Олхофа с отвращением. Если ему удалось что-то выудить из этих несвязанных друг с другом фактов, то моя версия против Херлбата…
— Ах вы, болваны, — вдруг выпалил Олхоф. — Возвращайтесь в квартиру Уилтерна. Еще раз все там осмотрите.
— Что мы ищем? — спросил я. — Письменное признание?
— Пошарьте в ванной комнате, — отозвался Олхоф. — Ищите что-нибудь ядовитое. Посмотрите в комнате, где его застрелили. Нет ли там какого оружия? Все, что можно использовать для убийства человека.
Мы с Баттерсли уставились на инспектора.
— Вы совсем спятили? — поинтересовался я. — Во-первых, Уилтерна застрелили; так зачем нам искать какой-то яд? Во-вторых, почему орудие убийства должно быть спрятано в доме, если?..
— В-третьих, — рявкнул Олхоф, — почему бы не открутить вам обоим головы, раз вы ничего не соображаете? Убирайтесь! Делайте, что я говорю!
Итак, мы вернулись в квартиру Уилтерна. Рад сообщить, что никакого яда в ванной комнате мы не обнаружили. В кабинете, где нашли тело Уилтерна, не было никакого оружия. Да и во всем доме, кроме разве что мясорубки на кухне, ничего более смертоносного не отыскалось.
Из квартиры Уилтерна я позвонил Олхофу и рассказал ему все как есть. На другом конце провода повисла долгая пауза. Затем послышался голос инспектора:
— Симмондс, ты уверен? Вы везде смотрели?
— Конечно. Облазили все вдоль и поперек.
— Но что-то же должно быть. Вы, наверное, где-то промахнулись. Что-то проворонили. Вы, наверное…
— Мы ничего не проворонили, — сердито пробурчал я. — Единственное подходящее оружие — большое старинное кресло. Но он ведь умер не от удара креслом по голове. Мы тщательно все осмотрели. Даже в камин заглянули.
— В камин? — переспросил Олхоф.
— Да, в камин.
— О, Господи! Почему ты сразу не сказал, что там есть камин? Загляни в дымоход. Я подожду у телефона.
Я положил трубку на стол. Потом, преследуемый пристальным взглядом Баттерсли, пересек комнату и сунул голову в камин. Посмотрев вверх, я заглянул в дымоход.
Я прикрыл глаза, чтобы в них не попали частицы сажи, протянул руку и ухватился за пистолет. Оружие было не меньше, чем тридцать восьмого калибра. Я с трудом вытащил пистолет из дымохода. К спусковой скобе был прикреплен толстый резиновый жгут, другой конец которого был привязан к штырю, вбитому в кирпичи дымохода. Немного повозившись, я сумел снять резиновый жгут со штыря.
Чувствуя себя немного сконфуженным, я взял трубку и доложил о находке инспектору. Торжествующий рев Олхофа чуть меня не оглушил. Но тут Баттерсли, который осматривал пистолет, сказал нечто такое, от чего у меня моментально поднялось настроение.
— Подождите секунду, — сказал я Олхофу. — Вы будете разочарованы, но Баттерсли только что осмотрел пистолет, и говорит, что он полностью заряжен, и что, по-видимому, из него даже не стреляли.
— Почему это я должен быть разочарован?
— Потому что, если из пистолета не стреляли, он не может быть орудием убийства!
— А разве кто-то ожидал, что это будет орудие убийства? — спросил Олхоф с искренним удивлением.
Я не только не нашелся, что ответить, но даже не понял, о чем это он.
— Немедленно вези мне пистолет, — распорядился Олхоф. — И кстати, надеюсь, сахарные карточки у тебя с собой.
Я повесил трубку, и мы поехали к Олхофу.
|
━━━━❰ГЛАВА 4: ОЛХОФ РАСПУТЫВАЕТ ДЕЛО❱━━━━ |
На следующий день мы с Баттерсли опять приехали к Олхофу. Инспектор был на месте. По его благодушному настрою я понял, что он уже выпил по меньшей мере пинту кофе.
Однако в лице Олхофа было что-то такое, что мне определенно не понравилось. Вид у инспектора был чересчур уж самоуверенный. Я очень боялся, что у него появились какие-то важные сведения касательно убийства Уилтерна. Еще больше я опасался, что эти сведения не имеют отношения ни к Херлбату, ни к Уэверли, ни к Коллеру. Ведь в этом случае жена устроит мне головомойку за утрату нескольких фунтов сахара.
Олхоф осушил чашку кофе с невозмутимостью армейского земснаряда, осушающего болото, и сказал как-то очень небрежно:
— Думаю, сегодня мы это дело закончим.
Баттерсли моргнул.
— Наверное, инспектор, это был Уэверли? — с надеждой спросил он.
Олхоф покачал головой.
— Херлбат? — спросил я.
Олхоф снова покачал головой.
— И даже не Коллер, — сказал он. — Я только что распорядился освободить Коллера. И тех двух простофиль убойный отдел тоже оставит в покое.
Я вздохнул и окинул взглядом неухоженную комнату. С удивлением отметил, что дверь спальни закрыта. Это было в высшей степени необычно. Я нахмурил брови и постарался мысленно выстроить логическую цепочку.
Я решил, что Олхоф организовал еще одну встречу с Элис Дарнелл. Во время предыдущего допроса девушка выставила его дураком, с чем инспектор никак не мог смириться. Ну и, наверное, у него еще сохранились остатки стыда, и он не хотел, чтобы женщина видела неряшливость его будуара.
На лестнице раздались шаги, дверь открылась, и в комнату вошли Боб Ньюхолл и Уэзерби, адвокат.
— Вы за нами посылали? — спросил Уэзерби.
— Я посылал за Ньюхоллом, — резко произнес Олхоф.
Он снова наполнил свою чашку и окинул взглядом комнату.
— В таком деле, как убийство Максвелла Уилтерна, — пояснил инспектор, — мы должны, прежде всего, рассмотреть характер жертвы. Этот Уилтерн был чокнутым.
Уэзерби нахмурился, а Ньюхолл закусил удила.
— Это возмутительно! — воскликнул он.
— Вы должны возмущаться только собственной нетерпеливостью, — спокойно сказал Олхоф. — Вам следовало подождать еще час или около того.
— Подождать? Зачем?
Олхоф игнорировал вопрос и вернулся к своей мысли.
— Да, Уилтерн был чокнутым, — повторил он. — Ну, может, не таким сумасшедшим, как раньше, когда он устраивал на Бродвее шумные попойки. Но тот факт, что ему в последнее время пришлось вести монашескую жизнь, ожесточил его сердце. Он был во власти воображаемых обид. Многих людей Уилтерн стал просто ненавидеть. И свою ненависть он удовлетворял весьма странным образом. Возьмем историю о собаке, которая однажды его укусила. Уилтерн три года об этом помнил. И потом сломал животному ребра. Он был мстительным человеком — и при этом долготерпеливым. Вы ведь не унаследовали этого качества, мистер Ньюхолл?
Уэзерби, Баттерсли и я были озадачены последним замечанием Олхофа. Ньюхолл, казалось, тоже пребывал в недоумении.
— Больше всего на свете Уилтерн ненавидел трех человек, — сказал Олхоф. — Коллера, который однажды увел у него девушку, букмекера Херлбата, вытянувшего у него кучу денег, и журналиста Уэверли, который высмеивал его в своих статьях. На пороге могилы Уилтерн был готов простить всех, но только не эту троицу. Он придумал хитрый план, не лишенный оттенков иронии.
— Конечно, — саркастично заметил я. — Он оставил им по мешку денег.
— Ты узко мыслишь, — ледяным тоном промолвил Олхоф. — Да, он намеренно оформил страховку в их пользу. Страховые выплаты для Уилтерна ничего не значили. Его план был дьявольски изобретательным. У каждого из троих появлялся финансовый мотив для убийства. Кроме того, можно было легко установить, что все они недолюбливали Уилтерна. И вдобавок он устроил так, чтобы свидетели подтверждали, что у каждого из них была назначена встреча непосредственно перед его гибелью, и что ни у Коллера, ни у Херлбата, ни у Уэверли не было алиби.
Инспектор сделал паузу и снова налил себе в чашку кофе. Все, о чем он сказал, было, по-видимому, правдой. Но этого было недостаточно. Уилтерн ведь действительно скончался. Если я правильно понимал, к чему клонит Олхоф, то это означало, что Уилтерн знал, что умрет.
— Итак, — продолжил Олхоф, — Уилтерн умирает. И каждого из тех троих, кого он ненавидел, подозревают в его убийстве. Против каждого имеются веские аргументы. Более того, каждая из трех страховых компаний будет изо всех сил стремиться к тому, чтобы выгодоприобретатель по их полису был осужден — тогда страховщикам не придется платить.
— При данных обстоятельствах, — вставил Уэзерби, — вполне вероятно, что суд решит, что ни один из этих полисов не должен быть оплачен, поскольку каждый бенефициар находится под подозрением в убийстве Уилтерна.
— Точно, — согласился Олхоф. — И Уилтерн об этом догадался. Он решил, что хотя бы один из них поплатится за то, что якобы убил его, Уилтерна. И у всех троих будет достаточно неприятностей из-за этих денег — кстати, немалых. Уилтерн хотел смешать с грязью своих обидчиков и выбрал для этого несложный способ.
— Погодите минутку, — сказал я. — Да, способ несложный. Но факт остается фактом: Уилтерн мертв. Вы хотите сказать, что он знал, что кто-то, кроме Коллера, Уэверли и Херлбата, собирается его убить? Поэтому он и придумал свой план?
— Именно это я и утверждаю.
— Тогда кто же, по его мнению, собирался его убить?
— Уилтерн.
— Уилтерн? Вы хотите сказать, что Уилтерн собирался убить Уилтерна?
— Именно так, — ухмыляясь, произнес Олхоф.
На другом конце комнаты Ньюхолл громко выдохнул.
— Так вот оно что, — сказал он. — Мой дядя покончил с собой. Он был совершенно подавлен из-за состояния своего здоровья.
— Полегче, — проворчал Олхоф. — Вы слишком торопитесь. Давайте перейдем к той трапезе, которая была у Уилтерна незадолго до его смерти. Слуга решил, что хозяин захотел поесть мяса с картошкой, потому что ему стало лучше. Но я говорил по телефону с лечащим врачом Уилтерна, и он заверил меня, что все было как раз наоборот.
Пока Олхоф поглощал очередную пинту кофе, я поразмыслил над его словами.
— То есть, вы хотите сказать, — произнес, наконец, я, — что состояние здоровья Уилтерна было безнадежным? И что при его язве и раке тяжелая пища могла позже вызвать у него мучительную агонию? И значит, он намеревался покончить с собой до того, как начнутся сильные боли?
— Ты начинаешь кое-что понимать, — сказал Олхоф.
Ньюхолл снова шумно вздохнул.
— Очень жаль, — покачал он головой. — Славный был старикан.
— А что же с пистолетом? — вмешался Уэзерби. — Как удалось Уилтерну совершить самоубийство, а потом избавиться от оружия, чтобы подозрение пало на тех троих?
— Это он тоже продумал, — отозвался Олхоф. — Он прикрепил резиновый жгут к спусковой скобе револьвера. По плану Уилтерна, после того, как он вышибет себе мозги, жгут должен был выдернуть пистолет из его ослабевшей руки…
— …И утащить его в дымоход, — подхватил я. — Другой конец жгута был привязан к штырю, вбитому в кирпичи трубы. Никому бы и в голову не пришло искать оружие в дымоходе.
— Кроме меня, — заметил Олхоф.
— Эти трое в большом долгу перед вами, инспектор, — сказал Уэзерби. — Вы их оправдали. Вы...
— Постойте! — воскликнул Баттерсли. — Этот пистолет в дымоходе. Инспектор, из него ведь не стреляли.
Я почувствовал себя конгрессменом, который вынужден отдуваться за то, что проголосовал за принятие закона о всеобщей воинской повинности. И я, конечно, не Эйнштейн, поэтому не могу сказать, с какой именно скоростью Баттерсли часто меня опережал и влезал в разговор раньше меня. Однако нам очень редко выпадал шанс подцепить на крючок Олхофа.
Ньюхолл нахмурился, а Уэзерби сказал:
— В таком случае Уилтерн не мог покончить с собой. Инспектор, вы ошиблись.
— Я и не говорил, что он покончил с собой, — ответил Олхоф. — Я сказал, что он намеревался это сделать.
— Тогда, ради всего святого, кто же его убил? — не выдержал я.
— Вот теперь, — произнес инспектор, — мы как раз и переходим к вопросу о нетерпимости и злосчастной порывистости мистера Ньюхолла.
— Давайте переходить быстрее, — раздраженно буркнул я. — Вы уже целый час ходите вокруг да около.
Как ни странно, Олхоф даже не стал на меня кричать.
— Давайте, — сказал он. — Ирония ситуации заключается в том, что Ньюхолл убил своего дядю примерно за полчаса до того, как Уилтерн намеревался сделать это сам.
На какое-то время в комнате воцарилась полная тишина. Уэзерби нахмурился и недоверчиво махнул рукой. Баттерсли просто хлопал глазами. Ньюхолл пристально смотрел на Олхофа. Инспектор отвечал молодому человеку таким же пронзительным взглядом, в котором я разглядел скрытую насмешку.
— Да вы сошли с ума, — вдруг сказал Ньюхолл. — Зачем мне было его убивать?
Олхоф неторопливо отхлебнул из чашки кофе.
— Из-за денег, — промолвил он и сделал еще один глоток.
— Это просто нелепо, — вмешался Уэзерби. — Ньюхолл имел все, о чем бы он ни попросил своего дядю. Мы это можем доказать в любом суде.
— Все так, — сказал Олхоф. — Но он знал, что Уилтерн долго не протянет, и решил подстраховаться, чтобы после смерти дяди получить сразу все деньги.
— Это еще более нелепо! — воскликнул Ньюхолл. — Я и так был единственным наследником.
— Вы боялись, что этого может не произойти, если ваш дядя проживет еще какое-то время.
— Объясните, что вы имеете в виду? — потребовал Уэзерби.
Ньюхолл яростно замотал головой.
— Все это ложь! — крикнул он. — Подстава! Для убийства нужен мотив. А здесь его нет.
— Поначалу, — сказал Олхоф, — мотив был известен только вам и вашей жертве. Чуть позже вы поняли, что Элис Дарнелл тоже должна об этом узнать. И вы ей все рассказали. А теперь и я в курсе, поскольку допросил мисс Дарнелл, и она ничего не стала скрывать.
Ньюхолл уставился на Олхофа.
— О чем это вы? Какой мотив?
— Женитьба. Если бы Уилтерн женится на Дарнелл, его деньги достались бы ей, его вдове, а не вам. Вы узнали, что ваш дядя собирается жениться на девушке, и из-за этого поссорились с ним. А потом убили его, прежде чем он успел сделать из мисс Дарнелл добропорядочную супругу.
Под Ньюхоллом заскрипел стул. Молодой человек тяжело поднялся на ноги и буквально привалился спиной к стене.
— Черт бы вас побрал! — заорал он. — Она вам все рассказала! Она единственная знала... Ну что ж, она замешана в этом вместе со мной. Если она меня продала, то я тоже могу ее продать. Она фактически соучастница. Я утащу ее за собой. Я...
— Открой дверь спальни и приведи сюда девушку, — сказал мне Олхоф.
Не совсем понимая, что происходит, я открыл дверь спальни и в изумлении застыл на пороге. На кровати Олхофа сидела Элис Дарнелл. Рот девушки был заткнут грязным носовым платком; запястья прикованы наручниками к спинке кровати, а лодыжки привязаны к трубе отопления, тянувшейся вдоль стены. Я освободил мисс Дарнелл, глаза которой пылали яростью.
Выскочив из спальни, она сразу набросилась на Ньюхолла.
— Дурак, жалкий глупец! — кричала она. — Себя отправил на электрический стул, а меня — за решетку!
— Ты сама все ему рассказала! — истерически взвизгнул Ньюхолл.
— Я ничего не говорила!
Олхоф просто лучился самодовольством.
Ньюхолл побледнел как мел.
— Откуда же он узнал? — спросил он.
— Должно быть, догадался. Не все такие тупые, как ты.
— Конечно, не все, — подхватил Олхоф с видом медведя, наткнувшегося на бочонок меда. — И все же отчасти, мисс Дарнелл, в этом была ваша вина.
Девушка подняла на инспектора глаза, в которых пылали лесные пожары.
— Да, — сказал Олхоф. — Ньюхолл был нетерпелив, но ваша алчность просто не знала границ.
Мисс Дарнелл не проронила ни слова.
— Да, — повторил Олхоф, — вы сказали Ньюхоллу, что Уилтерн обещал на вас жениться и даже подарил вам обручальное кольцо. Но он сделал это только затем, чтобы заткнуть вам рот. Он и не собирался жениться. Он намеревался покончить с собой. Однако Ньюхолл обвинил его в желании обзавестись женой. Дядя и племянник повздорили, и Ньюхолл застрелил родственника. Потом он сообразил, что никому не ведомый мотив будет абсолютно понятен вам. Поэтому он был вынужден все вам рассказать. Что он вам предложил, мисс Дарнелл? Половину состояния?
— Всего лишь треть, — глухо отозвалась девушка. — Я все расскажу. Я хочу встретиться с окружным прокурором. Я заключу сделку.
— Вам пришлось избавиться от обручального кольца, — продолжил Олхоф, не обращая внимания на слова мисс Дарнелл. — Надо было его спрятать или бросить в Ист-Ривер. Но вы слишком любите деньги. Вы хотели получить за кольцо наличные. И вы его заложили. Я нашел квитанцию. С этого момента все стало понятно.
— Что вы поняли? — спросил я.
— Очевидно, мисс Дарнелл не нуждалась в деньгах. Уилтерн был с ней неимоверно щедр. У нее в квартире было полно гораздо более ценных украшений, но она заложила это кольцо. Напрашивался всего один ответ, и я к нему пришел.
— Я хочу говорить с окружным прокурором, — повторила девушка. — Я заключу сделку.
Олхоф посмотрел на мисс Дарнелл, и в его желтых глазах ненависти было не меньше, чем в ее.
— Вы соучастница, — жестко сказал он. — И можете оказаться на электрическом стуле в компании с Ньюхоллом.
— Если бы окружным прокурором и присяжными были вы, то так бы и случилось. Но тут нужны свидетели. А свидетель — это я. Поэтому, спасибо конечно, но меня устроит и тюремный срок.
Олхоф так грустно покачал головой, словно считал тюремное заключение чем-то гораздо худшим, нежели электрический стул.
— Полагаю, вы правы, — проворчал он. — Баттерсли, проводи обоих через дорогу и сдай дежурному.
Баттерсли поднялся и с явной неохотой взял мисс Дарнелл под руку. Они направились к двери, где Баттерсли схватил за рукав и Ньюхолла.
Они уже почти добрались до лестницы, как вдруг Олхоф крикнул:
— Баттерсли!
Троица остановилась.
— Да, сэр? — откликнулся Баттерсли.
— Когда эта женщина будет подниматься по ступенькам Управления, внимательно рассмотри ее ноги. Возможно, ты увидишь их в последний раз. Я хочу сказать, увидишь их последний раз в шелковых чулках и без мозолей на коленях от долгого мытья тюремных полов. А когда она выйдет на волю, то будет уже стара и не сможет привлекать мужчин. Скорее всего, она будет голодать, пьянствовать и закончит свои дни в какой-нибудь канаве. Полюбуйся напоследок ее телом, Баттерсли. А я буду даже рад, если ее не поджарят, и она испытает на себе все прелести тюрьмы.
И Олхоф злобно рассмеялся.
— Как она очутилась в вашей спальне? — спросил я скорее для того, чтобы отвлечь инспектора. — Удерживая ее там силой, вы нарушили по меньшей мере три действующих закона.
— Я слишком разозлился. Мне надо было кого-то из них сломать. Я знал, что с Ньюхоллом справиться будет легче, но мне хотелось получить особое удовольствие и расколоть эту девку. Но она никак не хотела колоться. С минуты на минуту уже должен был появиться Ньюхолл, а я не желал, чтобы эти голубки имели возможность поговорить друг с другом. Задерживать ее было не за что, поэтому я пригрозил ей пистолетом и привязал к кровати — так, чтобы она могла слышать, как будет колоться Ньюхолл.
Я покачал головой.
— Вы так сильно ненавидите людей?
— Не больше, чем они ненавидят меня, — с горечью ответил Олхоф.
Пару секунд он сидел, насупившись, и вдруг просиял.
— Эй! — воскликнул он. — Завтра с тебя два фунта сахара. И это только начало. Хотел бы я видеть, как ты объяснишь все это своей жене.
Сказав это, Олхоф громко расхохотался.
Я прикусил губу. Уж лучше столкнуться с бандой грабителей, чем на своей шкуре испытать гнев моей жены, когда она обнаружит, что я проиграл трехмесячную норму сахара.
