Тела из библиотеки 3 ｢антология｣

[Клуб любителей детектива]

ТЕЛА ИЗ БИБЛИОТЕКИ 3  ｢АНТОЛОГИЯ｣  О Р И Г И Н А Л Ь Н О Е  Н А З В А Н И Е: BODIES FROM THE LIBRARY 3  Р Е Д А К Т О Р: ТОНИ МЕДАВАР  П Е Р В О Е  И З Д А Н И Е: July 9th 2020 by Collins Crime Club  Ф О Р М А Т:  АНТОЛОГИЯ  © Переводы выполнены специально для форума ‘КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА’  ПЕРЕВЕДЕНО ПО ИЗДАНИЮ: ‘Bodies from the Library, 2020  ПЕРЕВОДЫ: Участники форума  РЕДАКТОР-КОРРЕКТОР: Ольга Белозовская  Данные о переводчиках, первой публикации и дате публикации на форуме во вкладке ‘рассказы’.    В Н И М А Н И Е !  В  Т О П И К Е  П Р И С У Т С Т В У Ю Т  С П О Й Л Е Р Ы.  Ч И Т А Т Ь  О Б С У Ж Д Е Н И Я  П О С Л Е  П Р О Ч Т Е Н И Я  Р А С С К А З А !

• ATTENTION!
   Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
   Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
• ПРЕДИСЛОВИЕ

  ‘Мы с вами, безмятежно расположившись в креслах с новым детективным романом, блаженно продолжим старую игру, великую игру, величайшую игру в мире’.© Джон Диксон Карр

  
   Одно из многих удовольствий от посещения Британской библиотеки и других хранилищ — наткнуться на забытые или неизвестные произведения некоторых самых уважаемых авторов Золотого века криминальной и детективной литературы, периода, который, как считается, начался в 1913 году с ‘Последнего дело Трента’ Э. К. Бентли и закончился в 1937 году, когда Дороти Л. Сэйерс отправила лорда Питера Уимзи в ‘Медовый месяц в улье’.
   Этот, третий сборник ‘Тела из библиотеки’ продолжает нашу миссию по извлечению на свет Божий некоторых из этих малоизвестных рассказов и пьес, а также произведений, которые появлялись лишь в малодоступных томах и никогда с тех пор не переиздавались. В сборник вошли ранее не публиковавшийся детектив с участием известного сыщика Найо Марш, инспектора Родерика Аллейна, а также давно забытая повесть, в которой сатанинский сыщик Джона Диксона Карра Анри Бенколен сталкивается лицом к лицу с жестоким убийцей. Хильдегарда Уизерс Стюарта Палмера противостоит “Таинственным ‘Пикам’”, а шесть авторов отправляются на поиски персонажа, пытаясь выстроить рассказ на основе одного и того же сюжета в две строчки. Среди наиболее известных сыщиков сборника — Роджер Шерингем от Энтони Беркли, который вносит свою лепту в победу над Гитлером, и сенатор Брукс У. Баннер, выслеживающий пугало-убийцу в деле, вышедшем из-под пера Джозефа Коммингса.
   И, в год, когда исполняется 100 лет первому произведению Агаты Кристи, неподражаемый Эркюль Пуаро расследует предсказанное убийство…    © Тони Медавар, Март 2020 г. /   Перевод: Дмитрий Шаров, 8 февраля 2022 г.
• Э. БЕРКЛИ ‘ГОРЯЧАЯ СТАЛЬ’
    Anthony Berkeley ‘Hot Steel’ — Да Гитлер и смотреть не станет, куда вы там сейчас смотрите, — кричал маленький бригадир.
   Роджер Шерингэм едва смог его расслышать за оглушительным шумом производства тяжелых боеприпасов. Он дружелюбно ухмыльнулся и кивнул, оберегая голосовые связки.
   — Идемте глянем, что тут делается, — пригласил бригадир.
   Роджер огляделся в поисках зазвавшего его сюда владельца, увидел, что тот так и не вернулся, и последовал за его заместителем к небольшой группе полуобнаженных мужчин, вытиравших пот со лба с видом людей, совершивших нечто особенное.
   Нечто вроде затишья в общем шуме сделало разговор возможным, и Роджер узнал, что эти люди выковывали ствол шестидюймовой пушки. Он произнес подобающую реплику.
   — И, полагаю, на это Гитлер бы посмотрел с охотой, — с улыбкой добавил он.
   Ближайший к нему здоровенный мужчина снова вытер лоб.
   — Ну, сэр, нынче даже Гитлер уже знает, что мы тут в Англии пушки делаем.
   Роджеру это показалось весьма разумным замечанием, но маленький бригадир, похоже, счел его весьма забавным.
   — А, но это же не пушки, — выпалил он. — Это то, что в них.
   — Вы имеете в виду снаряды? — с тревогой заметил Роджер, не без облегчения заметив, что дюжий рабочий озадачен шуткой бригадира не меньше.
   — Снаряды? — отвечал юморист. — Да не это я имею в виду, тут штука в том, чтоб знать, как смотреть.
   — На то, как пушки делают, он смотрит не хуже вас, — отрезал, словно ставя точку, дюжий рабочий. — Пошли, ребята.
   Роджер не пожалел, что в этот момент его спас появившийся владелец.
  
   В школе Артур Ласкомб был крупным мальчиком, страстно любившим самым тяжеловесным образом излагать никому не нужные сведения. Теперь в роли управляющего директора и фактического владельца фирмы ‘Ласкомб и сыновья’ он, как казалось Роджеру, ничуть не изменился. Размеренно шагая вместе с гостем в сторону своего кабинета, он, по-видимому, решился пожертвовать свободным временем, только бы влить, несмотря на сопротивление, в уши Роджера едва ли не всё, что только можно знать о стали, и уж всяко больше, чем знают о ней обычные люди.
   —

  Легированная аустенитная сталь*

  Легирование — в металлургии добавление в состав материала примесей для улучшения его физических и химических свойств. При этом железо и его сплавы могут образовывать аустенит — определенную модификацию атомной кристаллической решетки.

  ,... низкая эластичность... марганцованные стали... плотность... устойчивость к истиранию... высокопрочные легированные стали... оружейные стволы... устойчивость к ударам... никель... хром... молибден... да вы не слушаете, Шерингэм!
   — Как? — запротестовал Роджер, когда они добрались до директорского кабинета. — В смысле, вы говорили про сталь, — поспешно добавил он, взглянув на спутника. — Вы рассказывали, что некоторые... эээ... сплавы тверже других, и... и что другие не такие твердые... В смысле, более эластичные... да, и... ну и, думаю, Гитлер бы тоже хотел посмотреть на все это, а?
   Директорская реакция на этот бесхитростный вопрос могла поставить в тупик. Тут же выразив во взоре нечто очень похожее на подозрение, он отрезал:
   — Что именно вы имели в виду?
   — Ну... эээ... ничего, — запинаясь, ответил Роджер. — Собственно, это даже не я. Ваш бригадир так сказал, и я подумал, что...
   — Джонсон не имел права говорить ничего подобного.
   — Но что такого? — спросил, все более удивляясь, Роджер. — В смысле, оружейное дело и все это... естественно, Гитлер...
   — Да, да. Конечно. Естественно. Но все же, Джонсон... Впрочем, неважно. У меня есть еще десять минут, Шерингэм. Не хотите осмотреть подъездные пути? Мне в любом случае туда надо.
   — Больше всего я именно этого и хотел бы, — охотно сообщил Роджер.
  
   Через пять минут он пытался с умным видом взирать на длинные товарные составы. Мистер Ласкомб оглядывал их самодовольным взором владельца.
   — Очень интересно, — сказал Роджер, выполняя свой долг. — Мне кажется, это... эээ... сырая сталь, или как вы там ее называете. А откуда ее привозят?
   — Простите, я не могу отвечать на подобные вопросы, Шериингэм, — ответствовал хозяин с невыносимым самодовольством (как показалось Роджеру). — Государственная тайна, сами понимаете... Да, О'Коннор, в чем дело?
   Увидев, что хозяин отвлекся, путевой бригадир с симпатией ухмыльнулся Роджеру.
   — Да нет в этом никакой особой тайны, сэр, — сказал он и взмахнул рукой, добавив: — Можно посмотреть маркировки на вагонах.
  Роджер посмотрел.
   — Точно. Оказывается, вы получаете сырье из Хенбриджа, где бы он ни находился. Выходит, правительство таки трудится.
   — Ну, вообще-то нет. Сейчас мы возим сталь от Аллена и Бэкхауса в Вулверхемптоне — вон та, другая маркировка. А эта ничего не значит — должно быть, из Хенбриджа привезли Аллену и Бэкхаусу, к нам это не имеет отношения. — Бригадир заметил возвращающегося мистера Ласкомба и поспешно отошел в сторону с детски невинным видом
  
   Остаток визита Роджера к ‘Ласкомбу и сыновьям’ прошел безо всяких событий. Вообще-то и весь визит легко мог бы без следа улетучиться из его памяти. Да, по возвращении домой он не поленился отыскать Хенбридж в справочнике, узнав, что это маленькая деревушка в самой удаленной части Камбрии, примечательная только тем, что представляет собой единственное в Англии месторождение коккодия, после чего Роджер отыскал коккодий в энциклопедии, почерпнув оттуда, что это редкий металл, напоминающий

  ванадий*

  Пластичный металл серебристо-серого цвета, обычно встречающийся как примесь в железных рудах. Коккодий, разумеется, вымышленное вещество.

  , но обладающий некоторыми уникальными свойствами и добываемый только в Хенбридже в Камбрии.
  
   Всего лишь в силу одного из столь часто случающихся в жизни совпадений через несколько дней в клубе Роджера прозвучало слово ‘Хенбридж’. Оказалось, что собеседник Роджера там живет. Роджер спросил, что это за место.
   — Раньше было великолепное местечко, если кто любит уединение, — отвечал собеседник. — Пряталось среди камбрийских холмов в дюжине миль от ближайшей железнодорожной станции. Но теперь все не так. Там построили преогромнейшую фабрику или что-то типа того, а все холмы истыкали деревянными сараями. Просто сердце разрывается.
   — Не странно ли, — предположил Роджер, — строить фабрику в дюжине миль от ближайшей железнодорожной станции?
   Его собеседник фыркнул.
   — А разве не всегда так? Да это их и не заботило. Они дотянули дорогу до Хенбриджа!
   — Само собой, нелепость, — мягко произнес Роджер и отправился взглянуть на поезда.
  
   — И вы наломали дров не меньше других, — сурово выговаривал Роджер потрясенному мистеру Ласкомбу несколько часов спустя. — Ваш бригадир как ребенок, играющий с огнем; он пытается чувствовать себя умным и бросает подсказки, которые не должен уразуметь тупой посетитель. Бригадир продемонстрировал мне, что налицо какая-то тайна, простое замечание раздраженного рабочего уточнило, что они в эту тайну не посвящены, так что, очевидно, это не новый вид оружия, а затем вы сами дали мне самую большую подсказку.
   — Я только пересказал вам несколько элементарных фактов, которые вы можете почерпнуть из любого учебника, — запротестовали сдувшиеся останки директора.
   — Дело в том, как вы их упорядочили. Я ничего не знаю о стали, но даже я постиг, что самые твердые стали плохо выдерживают удары, а у тех, что выдерживают, есть иные недостатки. Вы продемонстрировали мне, что этот факт для вас важнее всего, что связано со сталью. Конечно, это вполне естественно для любого, кто производит орудийные стволы, но все же идеальный для орудийного ствола сплав стали пока не найден, а все до сих пор известные так или иначе неэффективны. Затем ваш путевой бригадир сообщил, что у вас недавно сменился поставщик, и я узнал, что этот поставщик получает партии того, что может быть только коккодием. Вывод очевиден. Эксперименты по использованию коккодиевого сплава для получения стали, устойчивой и к ударам, и к трению, оказались успешны, теперь вы получаете партии этой коккодиевой стали и пытаетесь отлить из них шестидюймовые корабельные орудия. Если бы только Гитлер узнал об этом, все ключевые точки были бы разбомблены в течение двадцати четырех часов. Итак? Да, собственно, зачем об этом говорить-то?
   — Послушайте, Шерингэм, — взмолился несчастный...
   В конечном счете Роджер великодушно пообещал, что дело дальше не пойдет. Он решил, что директор усвоил урок — и, конечно, постарается научить остальных. 
   
   Вы трудитесь на оружейном заводе? Если да, намекаете ли вы на работу там? Не делайте этого! То, что вам покажется намеком, другому даст полное объяснение. А вокруг, сами знаете, много опасных людей.   1^sted: ‘Gloucester Citizen’, April 27th 1943 / Перевод: Д. Шаров / Публикация на форуме: 26.08.2020 г.
• С. ХЭЙР ‘УБИЙСТВО В УОРБЕК ХОЛЛЕ’
    Cyril Hare ‘The Murder at Warbeck Hall’

  ПРЕДИСЛОВИЕ | +

   Эта радиопьеса была написана Хейром специально для BBC в составе цикла, заказанного членам Детективного клуба. В проекте также приняли участие Агата Кристи, Энтони Гилберт, Кристианна Бранд, Э. К. Р. Лорак и Дороти Сэйерс. ‘Убийство в Уорбек-холле’ прозвучало в эфире 27 января 1948 года, но текст пьесы ни разу не публиковался до 2020 года, когда был издан Тони Медаваром в сборнике ‘Bodies from the Library 3’. В 1951 году Хейр переработал пьесу в широко известный российскому читателю роман ‘Чисто английское убийство’, единственный в его творчестве без участия хотя бы одного из двух постоянных сыщиков — инспектора Маллета или Фрэнсиса Петтигрю. В 1955 году Хейр использовал материал в третий раз, создав на основе романа театральную пьесу ‘Дом Уорбеков’‘The House of Warbeck’.

  
  

  Действующие лица:

    Лорд Уорбек — владелец Уорбек-холла.
    Достопочтенный Роберт Уорбек — сын лорда Уорбека.
    Сэр Джулиус Прендергаст — член Палаты общин, канцлер казначейства и племянник лорда Уорбека.
    Леди Камилла Прендергаст — племянница покойной жены лорда Уорбека.
    Миссис Барретт — жена Роберта Барретта, члена Палаты общин, коллеги сэра Джулиуса.
    Джеймс Роджерс — детектив-сержант Службы столичной полиции, выделенный для защиты сэра Джулиуса.
    Бриггс — дворецкий в Уорбек-холле.
    Сьюзен — дочь дворецкого.

  
    Р А С С К А З Ч И К : В сочельник после полудня в библиотеке Уорбек-холла, большого ветхого усадебного дома на севере Англии, Лорд Уорбек лежит на софе и смотрит на непрерывно падающий снег. Ему чуть за шестьдесят, но его лицо преждевременно осунулось и постарело от болезней. В данный момент он звонит в стоящий рядом колокольчик. Тут же появляется дворецкий.
  
    Б Р И Г Г С: Вы звонили, милорд?
    Л О Р Д  У О Р Б Е К (слабым, усталым, но все же довольно твердым голосом): Да, Бриггс, кажется, я слышал, как подъехала машина. Мистер Роберт прибыл?
    Б Р И Г Г С: Да, милорд. Прибыл только что. Я сказал ему, что ваша светлость спрашивала о нем. Мне подать чай сейчас, милорд, или дождаться дам? Они должны были уже приехать, но, полагаю, снег помешал им.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Думаю, подождем с чаем до их приезда, Бриггс. Где сэр Джулиус?
    Б Р И Г Г С: Сэр Джулиус Уорбек, милорд, пишет в своей комнате. Судя по его выражению лица, предположу, что он обдумывает повышение подоходного налога.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К (смеется): Будем надеяться, что все не так плохо! В любом случае мне везет, я едва ли доживу до следующего дня уплаты!
    Б Р И Г Г С: Помилуйте, милорд. Ведь... я уверен, мы все надеемся...
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Все в порядке, Бриггс. Ни слова больше.
    Б Р И Г Г С: Нет, милорд. И... есть еще один вопрос, милорд.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Да?
    Б Р И Г Г С: Тот... тот человек, которого привез сэр Джулиус, милорд. Он будет есть с семьей или с прислугой?
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Тот человек? О, вы о детективе? Что ж, мне кажется, едва ли даже канцлер казначейства нуждается в этом доме в защите во время трапезы. Конечно, с прислугой.
    Б Р И Г Г С: Хорошо, милорд. Но прилично ли попросить его помочь с мытьем посуды?
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Исходя из моего ограниченного опыта общения со Скотленд-Ярдом, полагаю, что прилично. Несомненно.
    Б Р И Г Г С: Рад это слышать, милорд. А вот и мистер Роберт.
    Р О Б Е Р Т  У О Р Б Е К (свежий, энергичный голос молодого человека): Простите, что запоздал, отец. Прямо-таки отравляющее путешествие выдалось!
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Роберт, мой дорогой мальчик, я так рад тебя видеть! Ты прекрасно выглядишь!
    Р О Б Е Р Т: А вы выглядите... (он делает паузу и нетерпеливо продолжает): Как вы себя чувствуете, отец?
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Как обычно, Роберт. Спокойно жду, когда лопнет аневризма — или чем там аневризмы занимаются? Три месяца назад мне сказали, что я не доживу до Рождества, но теперь, когда осталось всего несколько часов, думаю, что все же доживу. На самом деле я рассчитываю, что благодаря тебе дотяну до второго дня Рождества. Было бы очень невежливо угаснуть, когда в доме гости.
    Р О Б Е Р Т: Гости! Вы не говорили мне, что намечается вечеринка!
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Конечно, это не вечеринка, Роберт. Всего лишь обычный семейный круг, который мы всегда приглашали на Рождество сюда... Точнее, то, что от него осталось.
    Р О Б Е Р Т: Но, отец...
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Поскольку это мое последнее Рождество, конечно, я не намерен порывать с традицией.
    Р О Б Е Р Т: ‘Семейный круг’... Вы же не имеете в виду, что пригласили Джулиуса!
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Естественно. Кузен Джулиус уже здесь... И, согласно Бриггсу, проводит время, что-то там делая с подоходным налогом.
    Р О Б Е Р Т: Все это было бы очень забавно, но...
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Я прекрасно осведомлен, что подоходный налог — не шутка. Но Джулиус — единственный мой здравствующий близкий родственник, кроме тебя. Я подумал, что следует проявить к нему гостеприимство.
  Роберт: А он подумал, что следует принять его! Человек, который больше всех хочет разрушить нас... разрушить всю страну! Полагаю, вы понимаете, какой эффект возымеет новый земельный налог... когда...
    Л О Р Д  У О Р Б Е К (резко): Когда меня не станет, Роберт. Да, понимаю. Он означает конец Уорбек-холла. Но, пока этот конец не настал, я буду вести дела, как обычно.
    Р О Б Е Р Т (громко): Ну, я...
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Не кричи, Роберт. Ужасная привычка, которую ты приобрел, выступая на улицах. Кроме того, это вредно для меня.
    Р О Б Е Р Т: Простите, отец. А кто еще входит в ‘семейный круг’?
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Вполне уместный вопрос. Всего лишь миссис Барретт...
    Р О Б Е Р Т: Не лучше Джулиуса. О, да знаю я, что она лучшая подруга моей матери, но с тех пор, как она вышла за чертова интригана-политикана, ее не заботит ничто, кроме как толкание мужа вверх по грязной политической лестнице.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Что ж, по крайней мере тебя не огорчит грязный политикан. Она сказала мне, что он за границей. И есть еще один гость, Роберт.
    Р О Б Е Р Т (угрюмо): Полагаю, вы имеете в виду Камиллу Прендергаст.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Да, я имею в виду твою двоюродную сестру Камиллу, Роберт. Для меня было бы большим облегчением перед уходом, если бы я мог знать, что ваше будущее обеспечено. Она очень любит тебя. Раньше я думал, что и ты ее любишь. Но после отставки из королевской авиации ты как будто изменился. Почему тебе не сделать ей предложение, Роберт? Если в это Рождество объявят о вашей помолвке, я умру счастливым человеком.
    Р О Б Е Р Т: Послушайте, отец, я хочу кое-что сказать вам, но это трудно. Я...
    Б Р И Г Г С: Леди Камилла Прендергаст и миссис Барретт, милорд.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Камилла, дорогая! Ты бальзам на усталые глаза! Не поцелуешь престарелого дядюшку, хоть и не родного?
    К А М И Л Л А (чистый, молодой голос): Конечно! (Звук поцелуя.) Так мило вновь оказаться в Уорбеке.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Миссис Барретт, вас я просить о поцелуе опасаюсь. Я знаю, что вы придерживаете их все для мужа. Каким выдалось путешествие?
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т (голос женщины средних лет, изъясняющейся несколько бессвязно): Ужасно, ужасно! Я думала, мы никогда не доберемся! А теперь, когда мы тут, Бог знает, как мы выберемся. На Телеграфном холме столько снега...
  
    (Ее голос исчезает. Роберт и Камилла тихо беседуют рядом с микрофоном. Слышен слабый отзвук голосов позади.)
  
    К А М И Л Л А: Что ж, Роберт, как ты?
    Р О Б Е Р Т: О, неплохо, благодарю. А ты? Все хорошо?
    К А М И Л Л А: Да, спасибо. (Пауза.) Кажется, сказать особо нечего, не так ли?
    Р О Б Е Р Т: Да.
    К А М И Л Л А: Посмотри на снег! Похоже, он никогда не закончится. Не ужасно ли остаться тут на долгие дни, не умея сказать ничего, кроме ‘как ты’?
    Р О Б Е Р Т: Ужасно...
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т (вторгается): К счастью, у водителя были цепи, а то я не знаю, как бы мы сюда и попали.
    Б Р И Г Г С: Я принес чай, милорд. Я сообщил сэру Джулиусу, что чай готов.
    Д Ж У Л И У С (самоуверенный баритон человека средних лет): И я вполне готов для чая! Это именно то, что нужно в такой холодный день.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: А, Джулиус! Надеюсь, на сегодня вы уже закончили угнетать богатых и

  теснить народ их*

  Аллюзия на Исаия 3:15.

  . Думаю, нет нужды представлять вас здесь кому-то.
    Д Ж У Л И У С: Конечно же! Камилла, вы выглядите лучше, чем когда-либо.
    К А М И Л Л А: Благодарю! (Смеется) Рада, что хоть кто-то это заметил!
    Д Ж У Л И У С: Миссис Барретт... Ваш муж делает для всех нас чудесную работу на этих переговорах в Вашингтоне.
    МИССИС БАРРЕТТ: Меня это не удивляет, сэр Джулиус. Я знаю, что он лучший финансовый ум парламента, даже если...
    Д Ж У Л И У С: Даже если я канцлер казначейства, а он нет, миссис Барретт? Не стоит говорить об этом, его время придет. Все мы смертны, сами знаете. О, Роберт, я вас не заметил, как вы?
    Р О Б Е Р Т (очень холодно): Как поживаете?
    Д Ж У Л И У С: Только что приехали?
    Р О Б Е Р Т: Да. У меня вчера была важная встреча в Лондоне.
    Д Ж У Л И У С: Ага. Лига свободы и справедливости, полагаю?
    Р О Б Е Р Т (вызывающе): Можете полагать так. А ваша какая забота?
    Д Ж У Л И У С: Думаю, это заботит всякого в этой стране, кого заботит демократия.
    Р О Б Е Р Т: Вы именуете нынешний режим “демократией”!
    Б Р И Г Г С: Ваш чай, милорд.
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Благодарю, Бриггс. Поставьте сюда. Нет-нет, сюда! Камилла, не разольешь остальным? Ты не можешь представить, как я завидую людям, которые могут есть сидя! Есть лежа — самый пачкающий и неудобный процесс, какой я только знаю.
    К А М И Л Л А: Позвольте, я поправлю вам подушки. Так лучше, да? Выходит, вы не будете ужинать с нами сегодня вечером?
    Л О Р Д  У О Р Б Е К: Именно так, Камилла. Уверен, я засну задолго до того, как вы встретите Рождество. По моей просьбе в роли хозяина будет Роберт. Надеюсь, ты не против.
    К А М И Л Л А: Если Роберт не против. Сахар, миссис Барретт?
    МИССИС БАРРЕТТ: Два куска, пожалуйста. И это напомнило мне, сэр Джулиус, о повышенных пошлинах на сахар. Мой муж убежден, что это станет огромной ошибкой...
    Р О Б Е Р Т (внезапно): Не думаю, что хочу чаю. Если мне предстоит сегодня председательствовать на праздничном событии, думаю, лучше сказать Бриггсу пару слов насчет вина.
    МИССИС БАРРЕТТ: О, в самом деле! Как я уже говорила, сэр Джулиус, пошлины на сахар...
  
    (Ее голос стихает. Микрофон следует за Робертом.)
  
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Если я понадоблюсь, отец, то буду в курительной комнате. (Дверь захлопывается) Боже! Что за женщина! (Слышны его шаги) Эй! Кто вы? Откуда взялись?
    Р О Д Ж Е Р С (резко официальным тоном): Меня зовут Роджерс, сэр.
    Р О Б Е Р Т: Почему вы слоняетесь в коридоре?
    Р О Д Ж Е Р С: Сэр, это моя работа. Вот моя карточка, сэр.
    Р О Б Е Р Т (читает): ‘Служба столичной полиции. Особое отделение. Джеймс Роджерс, сержант Службы столичной полиции. Данной бумагой подтверждается ордер и полномочия к исполнению его обязанностей’. Так вот как! Не видел ли я вас раньше? Когда-нибудь?
    Р О Д Ж Е Р С: Да, сэр. В воскресенье, 20 сентября, между восемью и десятью часами вечера.
    Р О Б Е Р Т: Где?
    Р О Д Ж Е Р С: Митинг на открытом воздухе, сэр, Лига свободы и справедливости. Я был на посту.
    Р О Б Е Р Т: Это все объясняет. А теперь вас послали сюда, чтобы вы продолжали шпионить, да?
    Р О Д Ж Е Р С: О нет, сэр. Я защищаю сэра Джулиуса.
    Р О Б Е Р Т: Защита! Он нуждается в защите! Могу вас заверить, когда наше движение придет к власти, типы вроде вас останутся без работы.
    Р О Д Ж Е Р С: О нет, сэр. То же самое говорили поклонники сэра Джулиуса. Вам точно так же понадобится защита. Она всем нужна.
    Б Р И Г Г С: Простите, сэр. Мистер Роджерс, ваш чай ожидает вас в комнате экономки.
    Р О Д Ж Е Р С: Спасибо, мистер Бриггс. Я пойду.
  
    (Слышны удаляющиеся шаги.)
  
    Б Р И Г Г С: Простите, мистер Роберт, могу я переговорить с вами?
    Р О Б Е Р Т: Да, Бриггс. Если вы должны.
    Б Р И Г Г С: Вы не против пройти в курительную, сэр?
  
    (Звук шагов и захлопывающейся двери)
  
    Р О Б Е Р Т: Ну?
    Б Р И Г Г С: Моя дочь Сьюзен, сэр, спрашивает...
    Р О Б Е Р Т: Послушайте, Бриггс, ну зачем, черт возьми, поднимать все это сейчас снова? Вы знаете, я делаю, что могу. Я уже обещал вам и могу пообещать снова...
    Б Р И Г Г С: Обещания — это хорошо, мистер Роберт, но они уже были некоторое время назад, а сейчас Рождество.
    Р О Б Е Р Т: Да, Рождество, мой отец опасно болен, а дом полон народа. Совершенно неразумно ожидать от меня, что я сделаю что-то теперь. Все должно продолжаться, как идет сейчас. В конце концов, Сьюзен тут нет, и...
    Б Р И Г Г С: Сьюзен здесь, мистер Роберт.
    Р О Б Е Р Т: Здесь! Тысяча чертей! Зачем вы это сделали, Бриггс?
    Б Р И Г Г С: Но, сэр, Рождество — время воссоединения семей... Даже у дворецких.
    Р О Б Е Р Т: Тоже мне! Полагаю, вы решили, что это способ немного надавить?
    Б Р И Г Г С: Я уверен, что это излишне, сэр. Я... мы... полагаемся на то, что вы поступите, как джентльмен. (Звонит колокольчик[/i]) Простите, думаю, это его светлость. [size=85](Звук открывающейся двери.) Прошу прощения, я не заметил, как ваша светлость зашли.
    К А М И Л Л А: О, Бриггс, Лорд Уорбек хочет, чтобы вы проводили его в постель. Он сильно утомлен.
    Б Р И Г Г С: Очень хорошо, миледи.
  
    (Звук закрывающейся двери)
  
    Р О Б Е Р Т: Не удивляюсь, что отец утомился, наслушавшись, как миссис Барретт с Джулиусом обсуждают пошлины на сахар.
    К А М И Л Л А: В любом случае он выдержал дольше тебя, Роберт. Итак, великая дискуссия с Бриггсом окончилась удовлетворительно?
    Р О Б Е Р Т: Дискуссия, Камилла? О чем нам дискутировать?
    К А М И Л Л А: О вине, конечно! Я думала, ты из-за этого с такой неохотой отверг чай.
    Р О Б Е Р Т: А, вино! Да, это... с этим все в порядке.
    К А М И Л Л А: Надеюсь, его тут много. Я собираюсь сегодня пить. Я собираюсь полностью, положительно одурманиться.
    Р О Б Е Р Т: Это изрядно прибавит тебе привлекательности.
    К А М И Л Л А: Она нуждается в прибавке, не так ли? Я имею в виду, пока она, кажется, не выказала особой эффективности.   (Пауза) Роберт, в чем дело? Что с тобой?
    Р О Б Е Р Т: Ни в чем, насколько я знаю.
    К А М И Л Л А: Что-то случилось, Роберт. Тебе лучше рассказать мне. Ты не видишь, что я... я хочу помочь тебе?
    Р О Б Е Р Т: Спасибо, не надо.
    К А М И Л Л А: Роберт, не надо таким быть. Что-то случилось. Что-то встало между нами. Я не могу тебя отпустить так. Посмотри на меня, Роберт!
    Р О Б Е Р Т: Оставь меня в покое, Камилла! Предупреждаю, уходи!
    К А М И Л Л А: Нет, пока не скажешь мне, в чем дело. Это же мелочь — спросить, разделить твои проблемы, не так ли? Ох, Роберт, если бы ты только знал, как я хочу...
    Р О Б Е Р Т (жестоко): Хочешь, хочешь! Знаю я, чего ты хочешь, даже если сама не догадываешься!
    К А М И Л Л А: Ты делаешь мне больно!
    Р О Б Е Р Т: Ты хочешь, чтобы тебя поцеловали! Вот так! (Пауза.) И так... и так! Ну вот, моя любимая! Надеюсь, ты удовлетворена.
    К А М И Л Л А: О, ты ужасен! Ужасен! Убила бы тебя за это!
  
    (Дверь со звоном захлопывается.)
  
    Р А С С К А З Ч И К : Незадолго до полуночи сэр Джулиус Уорбек, миссис Барретт, Роберт и леди Камилла сидят в гостиной. Все четверо заметно выпили. Их лица покраснели, а превосходное шампанское лорда Уорбека развязало языки. Только что они закончили партию в бридж, и сэр Джулиус подсчитывает очки.
    (Слышна болтовня)
  
    Д Ж У Л И У С: Позвольте... Восемь и шесть будет четырнадцать, и учесть еще один... Итого они должны нам один фунт, четыре шиллинга и пять пенсов, миссис Барретт. Мои поздравления!
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Уверена, вы посчитали неверно! Дайте мне. Семь и четыре — это будет одиннадцать, и еще десять... двадцать один... Я же вам говорила, получается один фунт, четыре шиллинга и девять пенсов! Хорошенький из вас канцлер казначейства!
    Д Ж У Л И У С (смеется): Ну-ну, хвала небесам, не нужно быть докой в арифметике, чтобы следить за государственными финансами! Был один канцлер, который не знал про точки в десятичных дробях, и когда их увидел...
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Да, да, сэр Джулиус, все мы знаем эту историю. С тех пор все неэффективные канцлеры ею оправдываются.
    Д Ж У Л И У С: Вы намекаете, что я неэффективен, миссис Барретт?
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: О нет! Я ни на что не намекаю.
    Д Ж У Л И У С: Я только хотел сказать, что если это так, то таким не может быть взгляд столь верного соратника и коллеги, как ваш муж.
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Мой муж верен, сэр Джулиус... Слишком верен, как мне порой думается, чтобы учитывать собственные интересы. Но, раз его имя всплыло в разговоре, позвольте сказать, что я уверена — я не единственная, кто жалеет, что финансы страны не в его руках, а в...
    Д Ж У Л И У С: А в руках вашего покорного слуги, миссис Барретт, да? Ну-ну, это просто вопрос везения. Я только замечу, что если что-то случится с нашим почтенным премьер-министром — да хранят его небеса! — и если мне выпадет участь сформировать правительство, то будь так... будь так... мне нет нужды искать иного канцлера, кроме моего старого друга Джона Барретта.
    Р О Б Е Р Т (слегка навеселе): Слушайте, слушайте, Джулиус! Слушайте, слушайте!
    К А М И Л Л А: Вы сказали: один фунт, четыре шиллинга и девять пенсов, миссис Барретт? Вот, в точности.
  
    (Слышен звон монет.)
  
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Как достойно с вашей стороны!
    Р О Б Е Р Т: Боюсь, у меня нет с собой наличных, Джулиус. Это довольно редкая птица в нашей ветви семьи. Не примете чек?
    Д Ж У Л И У С: Конечно, мой дорогой мальчик, конечно.
    Р О Б Е Р Т: Отлично, тогда выписываю. Не возражаете, если он будет от Лиги свободы и справедливости?
    Д Ж У Л И У С: Поистине возмутительно! Предположить, что я возьму деньги у этакой шайки! Позвольте сказать вам, молодой человек, ваши связи с этой так называемой лигой ставят вас в опасное положение... И это серьезно.
    Р О Б Е Р Т: Благодарю за предупреждение, дражайший кузен. В любом случае я не нуждаюсь в защите медного лба с плоскостопием. Кстати, где он там? Небось шныряет за дверью с записной книжечкой и карандашом в руке. Пустим-ка его сюда! Может быть, он одолжит мне один фунт, четыре шиллинга и девять пенсов!
    К А М И Л Л А: Роберт, не будь глупцом! Если хочешь, я заплачу сэру Джулиусу за тебя.
    Р О Б Е Р Т: Камилла, как ты прекрасна в своем всепрощении! Ты меня почти переубедила... Но пересядь-ка. Ты сидишь прямо под

  омелой*

  По английской рождественской традиции, сидящего или сидящую под веткой омелы дозволялось поцеловать любому

  , и я уверен, что ты не хочешь повторения сегодняшней печальной сцены. Позволь мне добраться до двери. (Слышен звук открывающейся двери) О! Это вы, Бриггс!
    Б Р И Г Г С: Да, мистер Роберт. До полуночи осталось несколько минут. Я принес шампанское, чтобы отметить праздник.
    Р О Б Е Р Т: Это дух! Давайте хранить традиции, пока можем! Последнее Рождество в старом доме... по милости кузена Джулиуса! Наполните бокалы, Бриггс, и себе тоже налейте.
    Б Р И Г Г С: Очень хорошо, мистер Роберт.
  
    (Слышен хлопок пробки и звук льющегося в бокалы шампанского.)
  
    Р О Б Е Р Т: А где ангел-хранитель, Бриггс? Должен быть где-то тут.
    Б Р И Г Г С: Детектив-сержант, сэр, освежается в комнате для слуг. Я подумал, что там он в большей степени почувствует себя дома. Ваш бокал, миледи.
    К А М И Л Л А: Благодарю вас.
    Б Р И Г Г С: И ваш, мадам.
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Спасибо.
    Б Р И Г Г С: Сэр Джулиус.
    Д Ж У Л И У С: Благодарю.
    Б Р И Г Г С: Мистер Роберт, ваш бокал. (Со значением) Время почти настало.
    Р О Б Е Р Т (все более и более развязно): Время движется вперед! Но мы кое-что забыли, Бриггс. Занавески еще задернуты, а окно заперто. Негоже для сочельника. Надо впустить Рождество!
    Б Р И Г Г С: На улице очень холодно, сэр, и сильно метет.
    Р О Б Е Р Т: Ну и что? На карту поставлена традиция! Отдернем-ка эти занавески... (звук отодвигаемых занавесок) и откроем окно... (Звук открываемого окна.) А теперь — внимание! Неужели вы не слышите? (Пауза.) Ближе к окну, подойдите все ближе. Ближе! Камилла! Бриггс! Подбирайтесь все сюда! Ну же, Джулиус, холодный воздух вам не повредит! Теперь-то вы слышите? (Отдаленный звон церковных колоколов) Куранты Уорбека! Звонят в Рождество, звонят по Уорбекам! Не считая толстого кузена Джулиуса — он-то всегда будет на коне! А теперь слушайте все! У меня есть объявление! Важное объявление! Для тебя особенно, Камилла! (По мере того, как он говорит, начинают бить часы. В оставшееся до конца сцены врпемя они бьют двенадцать раз) Рождество! Сперва надо поднять бокалы. К черту, где мой бокал?
    Б Р И Г Г С: На карточном столе, мистер Роберт.
    Р О Б Е Р Т: А, да вот он. Все готовы? За Уорбек-холл, и храни старый дом, Господь!
    ВСЕ: За Уорбек-холл!
  
    (Слышен звон разбившегося бокала.)
  
    Р О Б Е Р Т (странным голосом): Что это? Я...
    (Слышно, как тело падает на ковер)
    К А М И Л Л А (кричит): Роберт!
    Д Ж У Л И У С: Что случилось?
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Он в обмороке.
    Б Р И Г Г С (медленно): Он мертв.
    (Часы заканчивают бить. Музыка.)
  
    Р А С С К А З Ч И К : На следующее утро действие вновь происходит в библиотеке, но софа, на который вчера лежал Лорд Уорбек, теперь пуста. На сей раз сэр Джулиус смотрит из окна на снег. Ночью продолжалась сильная метель, и теперь вся округа занесена снегом. Сэр Джулиус со вздохом отворачивается от окна, и в это время в комнату входит Бриггс.
  
    Д Ж У Л И У С: А, Бриггс, это вы! Как Лорд Уорбек?
    Б Р И Г Г С: Собственно говоря, он очень стойко перенес потрясение, но, боюсь, он не жилец на этом свете.
    Д Ж У Л И У С: Ужасная ситуация, ужасная! И никакой возможности доставить сюда врача?
    Б Р И Г Г С: Осмелюсь предположить, что дорогу не удастся расчистить раньше двух дней, сэр Джулиус, даже если снегопад не продолжится. Но сомневаюсь, может ли доктор тут что-то сделать.
    Д Ж У Л И У С: Это... это очень тревожная для меня ситуация, Бриггс.
    Б Р И Г Г С: Для вас, сэр Джулиус? Совершенно так, без сомнения. Признаюсь, что нахожу собственное положение несколько неловким. Нелегкое время для любого из нас. Вы будете нуждаться в моих дальнейших услугах, сэр Джулиус?
    Д Ж У Л И У С: Нет, спасибо, Бриггс. (Звук захлопывающейся двери) Что мне делать? Ох, что же мне делать?
  
    (Звук открывающейся двери.)
  
    Р О Д Ж Е Р С: Прошу прощения, сэр.
    Д Ж У Л И У С: Да, сержант Роджерс, в чем дело?
    Р О Д Ж Е Р С: Я сумел, сэр, связаться по телефону с полицией графства.
    Д Ж У Л И У С: Хорошо, хорошо. Как скоро они тут будут?
    Р О Д Ж Е Р С: Конечно, сэр, они делают все возможное, но это должно занять немало времени, а тем временем... сэр...
    Д Ж У Л И У С: Ну?
    Р О Д Ж Е Р С: Я нахожу свое положение несколько неловким, сэр.
    Д Ж У Л И У С: Сегодня утром вы уже второй, кто мне это говорит. Ваша-то проблема в чем?
    Р О Д Ж Е Р С: Они выразили желание, чтобы я предпринял расследование смерти мистера Уорбека, сэр.
    Д Ж У Л И У С: Почему бы нет? Вы же, в конце концов, сыщик, а? Думаю, это ваш долг.
    Р О Д Ж Е Р С: Верно, сэр. Но два долга могут вступать в конфликт.
    Д Ж У Л И У С: А?
    Р О Д Ж Е Р С: Я смотрю на это так, сэр. Мой долг — защищать вас. Теперь, сэр, предпринятые мной изыскания... конечно, вполне неофициальные... установили некоторые факты. Первое, мистер Уорбек был убит. Второе, он был убит при помощи яда... возможно, цианистого калия... в бокале шампанского, куда яд был брошен в тот момент, когда он открывал окно гостиной. Третье, все присутствующие имели возможность отравить шампанское в тот момент, когда всеобщее внимание было отвлечено действиями мистера Уорбека. И наконец, сэр...
    Д Ж У Л И У С: Ну?
    Р О Д Ж Е Р С: Что ж, сэр, не могу закрывать глаза на тот факт, что теперь вы — наследник лорда Уорбека, который может тоже умереть в любую минуту.
    Д Ж У Л И У С: Но...
    Р О Д Ж Е Р С: Довольно необычно выглядело бы, сэр, если бы я арестовал министра, которого должен защищать.
    Д Ж У Л И У С: Это нелепость! Вы что, подумали, что я могу убить кого-то, чтобы попасть в палату лордов?
    Р О Д Ж Е Р С: Должен сознаться, сэр, эта мысль приходила мне в голову.
    Д Ж У Л И У С: Тогда немедленно выкиньте ее из головы! Будто у меня других бед нет! Где телефон? Я должен немедленно связаться с премьер-министром!
    Р О Д Ж Е Р С (медленно): С премьер-министром?
    Д Ж У Л И У С: Да, с премьер-министром! Он должен знать. Положение серьезное. Это может обрушить все правительство!
    Р О Д Ж Е Р С (медленно): Да, сэр. Думаю, если смотреть на вещи так, то может.
    Д Ж У Л И У С: Да что ты стоишь, разинув рот! Болван! Где телефон?
    Р О Д Ж Е Р С (бодро): Прошу прощения сэр, я задумался. Полиция заявляет, что все магистральные линии не работают, так что вы пока не сможете дозврониться до

  Чекерса*

  Официальная загородная резиденция премьер-министра Великобритании, расположенная в 50 км к северо-западу от Лондона.

  . Но это неважно. Мне надо поговорить с мистером Бриггсом. Вы позволите?
  
    (Дверь закрывается.)
  
    Д Ж У Л И У С: Этот человек сошел с ума?
  
    (Звук открывающейся двери.)
  
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: О, сэр Джулиус, вы тут! Какое жуткое дело! Бриггс говорит, все дороги заблокированы, и мы застряли тут на несколько дней. Что заставило бедного молодого человека покончить с собой, как вам кажется? Хотела бы я, чтобы мой муж был тут, уж он-то знает, что делает. Я чувствую, что я в таком...
    Д Ж У Л И У С: В неловком положении, миссис Барретт. Я знаю. Но что заставляет вас думать, что Роберт покончил с собой?
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Но он должен был, сэр Джулиус, разве нет? В смысле, мы все его видели.
    Д Ж У Л И У С: Сержант Роджерс думает, что он был убит.
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Убит? Ох, какой ужас!
    Д Ж У Л И У С: Где леди Камилла?
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: О, но вы же не думаете, что она могла такое сделать, верно, сэр Джулиус? Конечно, я давно знаю, что он с ней плохо обращался, но все-таки... такая юная девушка! Нет, если вы спросите меня, то если кто и убийца, так это Бриггс. В конце концов, он наливал шампанское, и только вчера я слышала, как он говорил с Робертом без всякого уважения. Ох, дорогой мой, даже подумать страшно. Уверена, я не смогу есть ланч, если он будет его сервировать!
    Д Ж У Л И У С: Ну, если это вас утешит, миссис Барретт, Роджерс склонен думать, что виновен я.
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т (со смехом): Что за нелепость, сэр Джулиус! (Пауза) Но... Все же... Я понимаю, что он имеет в виду. (Звук открывающейся двери) Камилла, дорогая, вы были с бедным лордом Уорбеком?
    К А М И Л Л А (смертельно усталым голосом): Да.
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Мы с сэром Джулиусом только что говорили про... Про что именно мы говорили?
    Д Ж У Л И У С: Не думаю, что я много говорил. Миссис Барретт занималась распространением подозрений в причастности к смерти Роберта в отношении меня, Бриггса и вас.
    К А М И Л Л А: Боюсь, я не нахожу это таким уж забавным. Понимаете, я любила Роберта... И все же, совсем незадолго до его смерти я хотела, чтобы он умер. Теперь я просто хочу, чтобы умерла я... Вот и все.
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: О, Камилла, вы говорите такие опасные вещи. Вдруг полиция вас услышит. Кстати, сэр Джулиус, этот человек... Роджерс... Он безопасен? Не нравится мне, как он смотрит.
    Д Ж У Л И У С: Моя дорогая леди, Роджерс — полицейский, исполняющий долг расследовать это преступление.
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Разве вы не говорили мне, что он занимался подавлением этой Лиги свободы и справедливости, которую затеял Роберт? Предположим, он подумал, что лучший способ уничтожить эту Лигу...
  
    (Звук открывающейся двери.)
  
    Б Р И Г Г С: Сержант Роджерс хотел бы переговорить с вами, сэр Джулиус.
    Д Ж У Л И У С: Да, конечно, Бриггс. Проводите его в мою комнату.
    Р О Д Ж Е Р С: Я предпочел бы поговорить с вами здесь, сэр, в присутствии всех остальных, если вы не возражаете. Я только хотел бы задать один-два вопроса о событиях этой ночи, представляющих особый интерес.
    Д Ж У Л И У С: У меня нет никаких возражений. Господь знает, мне нечего скрывать.
    Р О Д Ж Е Р С: Премного вам обязан, сэр. Тогда, прежде всего, верно ли я понимаю, что мистер Уорбек произносил в момент смерти тост?
    Д Ж У Л И У С: Верно. Тост за Уорбек-холл, помнится.
    Р О Д Ж Е Р С: Это было в тот момент, когда часы били полночь?
    Д Ж У Л И У С: Думаю, да.
    К А М И Л Л А: Да. Он уже начал говорить что-то еще, когда часы стали бить.
    Р О Д Ж Е Р С: Что-то еще? Что же?
    Д Ж У Л И У С: Конечно, мы не знаем. Он сказал что-то про какое-то объявление.
    К А М И Л Л А: Да, это так. Он собирался сделать объявление.
    Р О Д Ж Е Р С: Можете ли вы пролить свет, сэр, на характер объявления, которое он собирался сделать?
    Д Ж У Л И У С: Никаких идей. Как я-то?..
    Р О Д Ж Е Р С: Может кто-нибудь в этой комнате сообщить мне, о чем мистер Уорбек собирался объявить, когда он умер?
  
    (Пауза.)
  
    Б Р И Г Г С: Да, я могу.
    Р О Д Ж Е Р С: Вы, Бриггс?
    Б Р И Г Г С: Да, сэр Джулиус.
    Р О Д Ж Е Р С: И что же это было?
    Б Р И Г Г С: Если позволите мне на минуту отлучиться, сэр Джулиус, то я приведу сюда кого-то, кто сможет объяснить дело лучше меня.
  
    (Звук открывающейся двери.)
  
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Господи Боже мой, что все это значит?
    Б Р И Г Г С: Сюда, моя дорогая.
  
    (Звук закрывающейся двери.)
  
    Д Ж У Л И У С: Да что, наконец...
    К А М И Л Л А: Кто эта женщина?
    Б Р И Г Г С: Моя дочь Сьюзен, миледи.
    К А М И Л Л А: Какое право она имеет быть тут?
    Б Р И Г Г С: Объявление, которое собирался сделать мистер Роберт, миледи, было посвящено его браку с моей дочерью.
    К А М И Л Л А: Так вот что это было! (Свирепо) Женат — на вас!
    С Ь Ю З Е Н (голос необразованной девушки, не лишенной определенного достоинства): Мы поженились двенадцать месяцев назад, миледи, в бюро регистраций в Паддингтоне. У меня с собой брачное свидетельство, если хотите взглянуть.
    Д Ж У Л И У С: И есть ребенок?
    С Ь Ю З Е Н: Трех месяцев от роду, сэр Джулиус. Он сейчас в доме.
    Д Ж У Л И У С (нетерпеливо): Он? Так это мальчик?
    С Ь Ю З Е Н (гордо и воодушевленно): Да, сэр. Чудесный мальчик.
    Д Ж У Л И У С: Хвала небесам!
    К А М И Л Л А: Сын Роберта!
    М И С С И С  Б А Р Р Е Т Т: Я не перенесу этого! Ох, я не перенесу этого!
  
    (Звук удаляющихся шагов.)
  
    Р О Д Ж Е Р С: Остановите эту женщину! (Звук хлопнувшей двери. Затем слышны попытки открыть дверь) Она заперлась! Куда ведет эта дверь?
    Б Р И Г Г С: В оружейную. Зайду с другой стороны.
  
    (Звук открывающейся и закрывающейся двери.)
  
    Р О Д Ж Е Р С: Откройте эту дверь! (Слышны попытки открыть дверь) Откройте ее! (Слышен громкий хлопок снаруши. Пауза. Затем слышен звук отпираемой двери.)
    Б Р И Г Г С: Я опоздал, мистер Роджерс. Миссис Барретт застрелилась,
    Д Ж У Л И У С: Я не понимаю. Вы имеете в виду, что миссис Барретт...
    Р О Д Ж Е Р С: Миссис Барретт, сэр, и есть убийца Роберта Уорбека.
    Д Ж У Л И У С: Не могу поверить. Миссис Барретт? Но ведь она не держала на него зла?
    Р О Д Ж Е Р С: Не на него, сэр, а на вас.
    Д Ж У Л И У С: На меня? Все еще не понимаю.
    Р О Д Ж Е Р С: До недавнего момента, сэр, вы полагали, что вы наследник лорда Уорбека, верно?
    Д Ж У Л И У С: Да, верно.
    Р О Д Ж Е Р С: И, по-видимому, в любой момент можете унаследовать титул?
    Д Ж У Л И У С: Так.
    Р О Д Ж Е Р С: Не думаю, что вы с нетерпением ожидали возможности попасть в палату лордов?
    Д Ж У Л И У С: Само собой, нет. Это значило бы мою отставку из правительства.
    Р О Д Ж Е Р С: Поскольку канцлер казначейства должен быть членом палаты общин, так?
    Д Ж У Л И У С: Конечно. Все это знают.
    Р О Д Ж Е Р С: Не скажу за всех, сэр, но миссис Барретт, конечно, это знала. А если бы вы были вынуждены уйти в отставку, вы догадываетесь, кто сменил бы вас во главе министерства, сэр?
    Д Ж У Л И У С: Что... ну конечно... это был бы Барретт! Без вопросов.
    Р О Д Ж Е Р С: Именно, сэр. А миссис Барретт была женщиной, готовой на все ради карьеры мужа. Она выбрала этот способ устранить препятствие, стоявшее на его пути в вашем лице, отправив вас в палату лордов против вашей воли. Когда вы недавно так жаждали поговорить по телефону с премьер-министром, я внезапно увидел, каков ее мотив. Но у меня были причины думать, что втайне от всех вас мистер Уорбек оставил сына, так что в действительности вы вовсе не были ближайшим наследником пэрства.
    Д Ж У Л И У С: Э, а что вас заставило так думать?
    Р О Д Ж Е Р С: Что ж, сэр, понимаете, жизнь в комнатах для слуг дает сыщику свои преимущества. Я узнал правду от мистера Бриггса и договорился с ним столкнуть миссис Барретт с ребенком. Я подумал, что когда она поймет, что ее преступление не достигло цели, она выдаст себя... И она так и сделала, отомстив себе.
    К А М И Л Л А: Бедная женщина, бедная женщина!
    С Ь Ю З Е Н: Ах, так легко говорить это о ней, миледи, но, я думаю, те, кто живы, нуждаются в жалости куда больше.
    К А М И Л Л А (рефлективно): Те, кто живы... (импульсивно) Сьюзан, я хочу пойти взглянуть на вашего ребенка, если можно.
    С Ь Ю З Е Н: Конечно, миледи. Он такой милый, совсем как его отец.
    Д Ж У Л И У С: Заботьтесь об этом ребенке хорошенько, юная леди! Ведь вся моя политическая карьера зависит от него!   First broadcast BBC Light Programme on 27 January 1948 / Перевод: Д. Шаров / Публикация на форуме: 08.11.2020 г.
• Д. СЭЙЕРС ‘ДОМ ПОД ТОПОЛЯМИ’
    Dorothy L. Sayers ‘The House of the Poplars’

   ПРЕДИСЛОВИЕ | +

   Рассказ ‘Смит и Смит. Ликвидация: I. Дом под тополями’ Дороти Л. Сэйерс представляет собой ранее неопубликованную рукопись, хранящуюся в коллекции Центра Мэрион Э. УэйдMarion E. Wade Center, Wheaton College, IL, USA, где собрана самая большая и всесторонняя коллекция изданных и неопубликованных рукописей Сэйерс и о Сэйерс во всем мире. Оригинальная рукопись представляет собой двадцать восемь рукописных страниц с правками Сэйерс; номер рукописи в Центре Уэйд: DLS/MS-187. Рассказ относится к первой из двух историй, написанных Сэйерс в 1920-х годах и описывающих фирму ‘Смит и Смит’, занимающуюся ликвидациями. Второй, ‘Дама с леопардами’, вошел в сборник ‘С уликами в зубах’ и был экранизирован с участием Бориса Карлоффа для американского телесериала ‘Lights Out’ в 1950 году.

  
   Адриан Белфорд, появившийся из здания ‘Мистеры Голдинг и Мосс. Финансисты’, неуверенно остановился на углу Кондуит-стрит и Бонд-стрит. В животе чувствовалась неприятная пустота, а в горле пересохло. Ему все-таки удалось продлить кредит еще на месяц, но какой ценой! Он и сейчас видел пренебрежительную улыбку мистера Голдинга, его растопыренные толстые пальцы с массивными перстнями, которые переливались в свете ламп. Он услышал самого себя, убеждающего с вымученной улыбкой: ‘Это абсолютно надежно, мистер Голдинг’, — и шепелявый голос мистера Голдинга: ‘Не мошет быть абшолютной надешности, миштер Белфорд, когда вшё завишит от каприша шенщины!’ Свинья!
   Если, думал мистер Белфорд, когда-либо существовал дурак, который вынужден расплачиваться за собственное безумие, то он-то и был этим дураком. Он женился на некрасивой и злой инвалидке намного старше себя только для того, чтобы выяснить, что эти худые ручки, липкая дряблость которых всегда вызывала у него отвращение, способны вцепляться, как клещи, когда речь идет о деньгах. Затем сначала была неудачная спекуляция акциями ‘Мегатерриума’, потом длинная серия бедствий, когда он пытался восполнить потери, и наконец невероятное самоубийство безумного лорда Инглборо, который, как ожидалось, еще долгие годы должен был наслаждаться жизнью в своей роскошной резиденции. А через два месяца новый лорд Инглборо станет совершеннолетним и потребует отчета от трастовых фондов. Через два месяца…
   Конечности налились свинцом, как у пловца, поднимающегося из глубины. Бонд-стрит, заполненная тесным потоком движущегося транспорта, ревела в ушах и, казалось, просто била в лицо, оглушая. Мужчины и женщины толпились на тротуаре, спеша мимо и толкая его. Яркий свет витрин, чуть рассеиваемый легким октябрьским туманом, вызывал боль в глазах. Все выглядело нереальным. Казалось, он со своим больным воображением был единственным живым и страдающим персонажем в этом кукольном действе нарисованных масок, подергиваний и шума. Он подался назад и затравленно глянул налево и направо. Именно тогда он заметил ресторан.
   Он располагался на противоположной стороне Кондуит-стрит, почти непосредственно напротив конторы ростовщиков. С виду он казался маленьким и непретенциозным, нижняя половина окна осмотрительно скрыта кружевной занавеской, перед которой в рамке висело меню. Сверху шла надпись:‘СЭНДВИЧ-БАР. КОКТЕЙЛЬ-БАР’, на которую падал свет. Над дверью виднелось название с единственным словом ‘РАПАЛЛО’.
   Он поглядел на часы: без четверти шесть. Он провел у ростовщика, выбивая кредит, более часа. Как автомат, он пересек Кондуит-стрит и вошел в ресторан. Дверь легко открылась от его прикосновения и захлопнулась позади с приглушенным вздохом. В помещении было тепло до духоты, но тихо и почти пустынно. Тут и там за маленькими столиками сидели парочки, поглощая американские сэндвичи. Почти половину доступной площади занимал полукруглый бар, сверкая полированной латунью и красным деревом. За барной стойкой бесшумно двигались два бармена, снимая бутылки с блестящих полок, измеряя, наливая, смешивая. В тихий фон разговоров за столиками вплетался музыкальный звон льда. Белфорд тяжело направился в бар и потребовал большую порцию бренди с содовой.
   Он залпом выпил ее и заказал вторую, которую стал медленно потягивать. Постепенно он почувствовал себя лучше. Скромная атмосфера этого места успокаивала его. Теплота бренди согревала. Дверь вновь открылась и закрылась с тихим вздохом. Вошедший мужчина присоединился к нему в баре и попросил ‘как обычно’. Бармен хитро и украдкой улыбнулся ему, как известному завсегдатаю, и приступил к изящным манипуляциям. ‘Как аптекарь в своем белом халате’, — вяло подумал Белфорд. Это напомнило ему о посещении аптеки этим днем, и он похлопал себя по карману пальто, чтобы убедиться, что небольшой пузырек все еще при нем.
   Другой мужчина закончил свой коктейль и попросил горячий сэндвич по специальному рецепту. Когда тот принесли, он вежливо повернулся к Белфорду и попросил передать кайенский перец.
   — Вы пробовали? — добавил он, указывая на тарелку. — Это их фирменное блюдо.
   Белфорд вспомнил, что почти ничего не ел за ланчем, и внезапно почувствовал голод. Он заказал сэндвич и сидел, рассеянно играя пустым бокалом. Незнакомец тем временем что-то говорил на общие темы, а также о политической ситуации и текущем состоянии Англии. Белфорд механически отвечал, подсознательно стараясь ‘классифицировать’ собеседника.
   Это был крепкий смуглый мужчина с таким вытянутым и блестящим черепом, что все остальные, хотя и довольно пухлые, как у ребенка, члены казались незначительными. На нем был темный твидовый костюм с жестким воротником, который приподнимал его подбородок, делая похожим на розовый рулетик. Его руки, мягкие и белые, двигались с поразительной точностью. На цепочке его часов имелась любопытная эмблема или талисман, заставивший Белфорда предположить, что человек мог принадлежать к какому-то эзотерическому ордену. Его головной убор, который тот снял и положил на барную стойку, представлял собой мягкую фетровую шляпу с довольно широкими полями, и это была единственная часть его костюма, которая практически не отличалась от традиционной. Его голос звучал необычно, очень мягко и ясно, с руладами, как у флейты.
   — …И, конечно, проблема не в капитализме, — говорил он. — Нельзя навсегда равномерно распределить богатства. Если бы только те, у кого есть деньги, знали, как их потратить! Но они не знают.
   Белфорд согласился.
   — Богатые — это главным образом скучные собаки, — продолжал незнакомец. — Они глупо копят и глупо тратят. Проклятием Мидаса, дорогой сэр, была нехватка воображения. Если мне завтра дали бы миллион фунтов, я бы знал, как получить за него на миллион удовольствия. И вы бы тоже, разве нет? Если бы вам дали завтра миллион фунтов… сто тысяч… даже пятьдесят тысяч…
   — О, Господи! — воскликнул Белфорд. — Это бы меня устроило. — Ему принесли сэндвич, и он впился в него зубами. Еда оказалась хорошей: на вкус оригинальной и несколько неожиданной, но аппетитной.
   Лысый человек снова говорил, но Белфорд перебил его. Он почувствовал сильную потребность кому-то высказаться.
   — Послушайте, — сказал он. — Как бы вы поступили на моем месте? Через два месяца я должен найти двадцать тысяч или вышибить себе мозги. Я больше не могу ничего взять у ростовщиков — уже слишком далеко зашел. И имеются семьдесят пять тысяч, которые принадлежат мне — по праву и справедливости, — но я не могу наложить на них руки. Что вы об этом думаете?
   — Это жестоко, — сказал мужчина.
   — Моя жена на десять лет старше меня. Я женился на ней ради ее денег — признаю, — и она это знала. Для чего еще мужчина женится на некрасивой и больной женщине средних лет? Имейте в виду, я внес свою лепту в сделку. Не моя вина, что ребенок умер, а жена превратилась в хронического инвалида. Почему она жалеет для меня даже запаха своих денег? Доход нормальный и дает возможность содержать дом, но когда я просто предлагаю, чтобы она одолжила мне — одолжила! — несколько тысяч из капитала, можно подумать, что я покушаюсь на ее жизнь.
   Крепкий мужчина сочувственно кивнул и сделал заказ бармену.
   — Вы должны попробовать один из их коктейлей, — добавил он. — Тоже фирменные штучки. Они не для изнеженного нёба, способны взбодрить и пятилетний труп.
   Белфорд согласился, и напиток тут же оказался перед ним. Он поднял бокал и сказал: ‘Вот так-то!’ Вкус напитка оказался странным, очень горьким, но за горечью чувствовался огонь. В целом напиток не слишком понравился, поэтому Белфорд проглотил его одним залпом, как лекарство.
   — Она говорит, что все это достанется мне, когда она умрет, но что толку? Скрипящие двери служат дольше. Но деньги мне нужны, так или иначе. Признаю, я был ослом, на что-то рассчитывая, но дело сделано, и назад не воротишь. — Он сильно прикусил верхнюю губу. — Предположим, если она узнает, зачем мне все это нужно, то оставит все кошачьему приюту. Она религиозна. Религиозна! Позволить мужу идти в тюрьму, вместо того, чтобы…
   Он сдержался.
   — Послушайте, я не говорю, что до этого дошло. Но зачем ей эти деньги? Какая ей от них польза? Миссионерские общества и врачи — вот все, на что она тратит. Хорошая это жена для мужчины, не правда ли? Кто я для нее? Помесь санитара и мальчика-посыльного — вот и все. Вынужденный льстить из страха, что она вычеркнет меня из завещания. Постоянно пополнять запасы таблеток и микстур и вставать ночью, чтобы наполнить грелки! Пятьсот в год дало бы ей все, что она хочет, но она стоит семьдесят пять тысяч!
   — Какова природа ее болезни?
   — Будь я проклят, если знаю. Ее врач — я называю его ‘липкие руки’ — использует какое-то длинное название. Что-то, связанное с почками, селезенкой или чем-то еще. И нервы, конечно. Сейчас у всех нервы. Кроме того, бессонница и все остальное. По таблетке каждую ночь и так целый год — не наркотики, конечно, о, нет! Моя жена — религиозная женщина. Она не стала бы принимать наркотики. Только безопасная таблетка, гарантирующая нормальный сон.
   Он достал из кармана пузырек с вероналом и бросил его на барную стойку. В голове было как-то странно, и он чувствовал интересную внутреннюю легкость, как если бы потерял связь с реальностью. Он понял, что говорит слишком много. Этот непонятный коктейль, должно быть, оказался довольно крепким.
   Незнакомец улыбнулся.
   — Не такая уж безопасная вещь, — заметил он. — Легко можно получить передозировку. Однажды она, вероятно, случится. Так часто происходит, знаете ли.
   — Думаете? — сказал Белфорд. — Ну, она провалилась бы в преисподнюю. Прямо к черту.

  ‘Где червь их не умирает’*

  Евангелие от Марка: 9:44.

  . — Он засмеялся: — Черви, а? Об этом приятно думать.
   Незнакомец склонился к нему. Белфорд вдруг в подробностях увидел его лицо: каждую деталь, каждой линию, каждую крошечную пору на коже, словно нанесенные ручкой на карте. Это было не лицо — это был континент. Он был столь же обширен, как Азия, а он, Белфорд, был исследователем на этой огромной и необитаемой поверхности. В течение бесконечных

  эонов*

  Эо́н (др.-греч. Αἰών от др.-греч. αἰών — “вечность”) — в гностической терминологии духовные существа — эманации Божества, “заполняющие пространство”, разделяющее Бога и мир.

  он шел вдоль этого заброшенного пространства, пересеченного провалами, гребнями и оврагами. Он стоял в пасти темной пещеры, заполненной деревьями, гладкими и цилиндрическими, как волосы. Он всматривался во все, как делал это с незапамятных времен, ощущая ход огромных часов, разделяющих эпохи. И все же вокруг него таинственным образом жизнь в ресторане продолжалась. Бармен отмерял коктейль-радугу: розовую, зеленую и желтую, и Белфорд внезапно понял необходимость и тревожную важность этих пропорций жидкости. Атомы и молекулы стремились вверх, борясь с яростным давлением силы тяжести. Если бы сейчас розовое перелилось в зеленое, Вселенная погрузилась бы в хаос. Он видел холодную необъятность пространства, населенного планетами, которые двигаются по бесконечным орбитам, и все это зависело от той розово-зелено-желтой точки — единого центра Вселенной. Он засмеялся. Было забавно, можно было лопнуть от смеха, понимая, что он и только он является обладателем этой великой тайны.
   — Два месяца. — Голос незнакомца плавал над бездной, чистый как вода. — С ней произойдет передозировка до того, как пройдут эти два месяца. Уж это, знаете ли, мы можем гарантировать.
   
   Автомобиль быстро двигался по улицам, а мимо, как в аквариуме, проплывали стайки мужчин и женщин. На каждой колдобине машина поднималась, как судно на огромной волне. Они мчались со скоростью света. Сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду. Он видел, как время идет назад, словно фильм, запущенный в обратную сторону. И все же их безудержному полету ничто не мешало. Фонарный столб следовал за фонарным столбом, каждый твердо стоит на земле, как солдат на параде, но в каждом таится собственный характер и самомнение. Его компаньон сидел рядом, отвернувшись. Он казался гигантским, а плечи напоминали туловище слона. Белфорд слушал вздымающуюся от дыхания спину, как симфонию, звучащую непонятной гармонией. Постоянное и похожее на птичье щебетание на мгновение озадачило Белфорда, пока он не отнес его к искусственному цветку в серебряном держателе рядом с ним. Он почувствовал, что его лихорадит.
   — Здесь довольно жарко, не так ли? — сказал он.
   Незнакомец немедленно опустил стекло. Ворвавшийся воздух был прохладным и бодрящим, как речная вода на рассвете. Белфорда переполняло умиротворение и уверенность. Никогда прежде не видел он так ясно всей красоты этого мира. Гладкая кожа обивки автомобиля нежно гладила кончики его пальцев. Он медленно и сладострастно провел по ней. Она закончилась петлей, которую удерживала круглая пуговица. Изящное значение этой пуговицы наполнило его внутренним экстазом. Он ощущал, как внутри него стремительно движутся чувства и мысли. Нервы посылают срочные сообщения, отдающиеся покалыванием вдоль руки. Он чувствовал, как работа по их интерпретации ускоряет деятельность клеток его мозга, как скрещиваются и переплетаются нити серого вещества. Это было тем, что ощущает Бог, — бесконечное понимание в пределах универсального сознания. Если бы воробей упал на землю, он бы это почувствовал. Он мог различить движения микроба или звезды. Какая нелепость говорить о маленьком или большом, как если бы величие или малость действительно существуют! Он знал теперь, что святые и мудрецы говорили правду, но даже ни один из них никогда не знал того, что знал сейчас он.
   Это было странно. Это было абсурдно. Миллионы мужчин спорят и дискутируют, когда он может сказать им всю правду, исходя из собственных глубоких знаний. Но тогда все в мире странно. Все абсурдно, но наделено как красотой, так и ужасом; нет никаких ужасных, красивых или абсурдных вещей; каждая и ужасна, и красива, и абсурдна по отдельности и в совокупности. Он должен рассказать об этом людям. Телефонная переговорная трубка, висящая на железном рычаге, — это было смешно; это была квинтэссенция нелепости. Приступы смеха навалились на него и душили, пока он смотрел на эту нелепую переговорную трубку. Он указал на нее своему компаньону. Ее форма, когда она висела, была просто триумфом неестественности. Он кричал и просто плакал от смеха. Один приступ смеха следовал за другим, как волны, набегающие на скалистый берег. ‘Смех богов’. Отрывочные фразы на греческом, о которых он не вспоминал со школьных дней, вернулись к нему яркие, четкие и сверкающие, как драгоценности.
   Выдохнувшись после этой вспышки, он откинулся назад в свой угол. С каждым поворотом колес цикл существования продвигался на тысячи лет. Он был Богом, и он был невыразимо одинок. Он испугался. Незнакомец повернулся и смотрел на него, и в том взгляде Белфорд видел отвратительную угрозу. В обрамлении темного окна автомобиля он увидел реку. Он не просто видел, как мимо пронеслась ее подернутая серебром поверхность, окруженная задумчивыми деревьями. Он видел и ниже, под поверхностью, где мрачно плавали мертвые тела, сопровождаемые круглыми глазами голодной щуки. Рыбы также пожирали друг друга, борясь за жизнь между зарослями водорослей, преследовали тусклые непривлекательные создания, которые разжирели от грязи и сточных вод. Луна входила в длинный ряд облаков. Облако горело серебром позади, и он мог видеть сквозь него, но на ближней стороне оно было черно. Ужас сковал его железной дланью, и он не мог произнести ни звука.
   
   Река исчезла, а луна пропала. Автомобиль остановился. Он вылез из него и встал перед высокой каменной стеной, уходящей вправо и влево до бесконечности. Шофер отпер ворота. Они были огромны. Они вздымались намного выше его головы, так что заболела шея, когда он попытался увидеть их верх. В свете фар они казались зелеными. На них большими белыми буквами было написано:   
   

  СМИТ И СМИТ

     и внизу, чуть поменьше:

  ЛИКВИДАЦИЯ

  
   Компаньон взял его за руку и повел вперед. Они двигались очень медленно; каждый шаг длился неделю, но покрывал мили. По обе стороны шепчущимися шеренгами стояли высокие тополя. Они разговаривали: лист с листом в непрерывном шелестящем хоре! Ветер встряхнул их, и один лист упал, медленно, поворачиваясь, крутясь и плавая в танце невыразимого изящества и очарования. У Белфорда слезы выступили на глазах, когда он подумал, что на свете, оказывается, существует подобное чудо. Это было душераздирающе, но красиво. А всего лишь через мгновение он был уже маленьким мальчиком, идущим с няней по берегу Червелла на территории колледжа Магдалины и вдыхающим сладкий, вяжущий запах тополиных листьев. И аромат влажной земли повсюду. В душе защемило. Затем за многие мили вдали он увидел дом под тополями, мерцающий в конце аллеи, и знал, что подошел к критической точке всего своего прошлого и будущего. Здесь, словно материнское лоно, стоял дом и ждал его.
   Он переступил порог.
   За столом сидело трое мужчин. Один из них был высоким и тонким с редкими рыжими волосами и растрепанной песчаной цвета бородой. Он постоянно усмехался при разговоре.
   — Это доктор Шмидт, — представил его Белфорду компаньон.
   — Очень приятно, — ответил доктор Шмидт. — Очень хорошо, что мой друг мистер Смит привел вас. — Он усмехнулся. — С правой стороны от меня мистер Смити.
   Мистер Смити улыбнулся. У него было узкое, смуглое лицо, отмеченное длинным белым шрамом, как если бы в него плеснули кислотой.
   — Очень приятно, — сказал он, — приветствовать нового клиента. Я уверен,

  мистер Смайт согласен со мной*

  Здесь идет игра слов, которая теряется при переводе. Суть в том, что Smith, Smyth и Smythe произносятся как Смит.

  .
   Четвертый человек что-то проворчал. Он был почти квадратным, а лицо имело землистый оттенок. У него были сильные руки с короткими волосатыми пальцами.
   — Мистеру Белфорду требуется небольшая помощь, — сказал мистер Смит. — У него проблемы с женой. Жена может оказаться несколько лишней… Очевидно, это случай для ликвидации.
   — Мы проводим ликвидации, — сказал доктор Шмидт.
   — Это специализация нашего предприятия, — сказал мистер Смити.
   — Чрезвычайная осторожность, и расстояние не имеет значения, — пробормотал мистер Смайт.
   — Каковы привычки леди? — спросил доктор Шмидт. Он вновь усмехнулся. — Как бы часто я не предупреждал людей, что неблагоразумно заводить привычки, они не слушают.
   — Привычки леди — это, полагаю, по вашей части, доктор, — сказал мистер Смит.
   Белфорд словно издалека слушал детали собственной истории. Пузырек с таблетками оказался в руках мистера Смита. Вероятно, он держал его с тех пор, как Белфорд вручил его ему тем вечером, несколько столетий назад, в ‘Рапалло’. Но, в конце концов, это пустяк. Его внимание привлекла тихая мелодия, исполняемая рисунком на скатерти. Звук был наподобие ксилофона, звонкий и высокий, и все вместе составляло нежную пасторальную мелодию, полную аромата примул и недавно расцветшего боярышника.
   Говорил доктор Шмидт:
   — Дозы по десять гран. Пятьдесят таблеток и пятьдесят ночей. И нам дано два месяца. Это легко.
   Мистер Смит повернулся к Белфорду:
   — Послушайте, если бы ваша жена получила в течение следующих пятидесяти дней фатальную передозировку, это стоило бы пятисот фунтов?
   Мгновенно к Белфорду вернулась чрезвычайная ясность ума. Он говорил точно, четко выговаривая каждый слог. Ему нравилось чувствовать, как аккуратно гласные и согласные отскакивают от зубов и языка.
   — Без всякого сомнения, стоило бы, — сказал он. — Я должен получить семьдесят пять тысяч фунтов по ее завещанию. Это покрыло бы Инглборо и позволило рассчитаться с долгами. Я легко смог бы найти пятьсот фунтов.
   Он сделал движение руками. Пятьсот фунтов в чеканном золоте покатились, звеня по столу. Не бумажные деньги, а золото! Под ногами он увидел, как глубоко под землей шахтеры, скрючившись, корпели, добывая для него руду. Пароходы и шум верфей — океанские мили — весь мир работает, чтобы сложить богатство к его ногам. Он видел все эти картины, не теряя из вида в то же время тихую комнату и четыре лица, сблизившиеся под лампой. Только на экране его воображения разворачивалась движущаяся карта.
   — Очень хорошо, — сказал мистер Смит. — У вас чековая книжка с собой? Выпишите нам чек на 500 фунтов, платежеспособный, скажем, в течение пятидесяти шести дней, начиная с сегодняшнего дня. Это дает срок до 17 декабря — ровно восемь недель. Ликвидация, как вы понимаете, может произойти раньше, но ни в коем случае не позже пятидесяти шести дней, и тогда чек будет представлен к оплате. Думаю, это справедливо. Если между сегодняшним днем и днем ликвидации вы передумаете, то должны оставить мне записку в ‘Рапалло’, но, как только ликвидация произойдет, было бы неблагоразумно пытаться аннулировать чек. Мы, конечно, примем свои меры предосторожности. Между прочим, в последнее время вы бывали за границей?
   — Я был в Германии в прошлом мае.
   Доктор Шмидт ухмыльнулся и встал из-за стола.
   — Вы не должны колебаться, ставя подпись, — продолжал мистер Смит. — Для нас удовольствие, а также бизнес — предоставить эти небольшие услуги нашим клиентам. Адресуйте его, пожалуйста фирме ‘Смит и Смит’. Спасибо, очень хорошо. Просто поразительно, сколько пустячных трудностей можно ликвидировать простым росчерком пера.
   Белфорд рассматривал свою подпись. Ему понравилась смелая Б, щеголеватая ф и лихая конечная д. Просто смех, что он мучился так долго и так остро, когда всего лишь несколько линий ручкой на розовой бумаге могли освободить его.
   — Что-нибудь еще? — спросил он.
   — Только ваше имя на ‘Заказе на ликвидацию’, — сказал мистер Смит.
   Белфорд вновь счастливо вздохнул. Бумага начиналась так: ‘Заказ на ликвидацию’, затем шел пробел с пунктиром внизу строки, где выделялось недавно написанное его собственное имя. Мистер Смит взял эту бумагу и заполнил под его диктовку имя и адрес жены и дату ‘до 17 декабря’. Белфорда вновь разобрал смех. Пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть.
   
   — Ты знаешь, во сколько вчера вечером явился домой, Адриан? — зло потребовала миссис Белфорд. Не ожидая ответа, она продолжала: — Это было четверть четвертого утра. Я не допущу подобного в моем доме. Нет никакого благочестивого или уважительного занятия, которое могло задержать тебя так долго. Что подумают слуги?
   Белфорд улыбнулся. Он знал, что вернулся после трех. Белый циферблат часов на лестничной площадке показался ему исключительно смешным с наклоненными стрелками и двумя круглыми отверстиями для завода, таращащимися на него, как укоряющие глаза. Время остановилось для него на целые столетия, которые потребовались, чтобы подняться по бесконечной лестнице. Он спал в доме под тополями и видел сны — и какие сны! Даже теперь он рассмеялся, вспоминая их.
   — Не над чем смеяться, — сказала миссис Белфорд. — Могу лишь предположить, что ты пьян. Это хуже всего. Ты хоть вспомнил о моих таблетках?
   Эти слова поразили Белфорда. Он привез их? Или оставил в руках ухмыляющегося немецкого доктора? Он сунул руку в карман пальто, достал небольшой пакет, обернутый в белую бумагу и запечатанный с обоих концов воском. Он уставился на него. Он так отчетливо помнил, как развернул его в ресторане.
   Миссис Белфорд вырвала у него пакет.
   — Во всяком случае, я рада, что ты не настолько утратил благопристойность, чтобы потерять его. — Она сломала печати и извлекла пузырек, поставив его на ночной столик. — К счастью, у меня еще оставалось две или три таблетки в старом пузырьке. Иначе, полагаю, мне пришлось бы лежать с открытыми глазами в муках всю ночь из-за тебя.
   — Почему бы тебе не получать лекарство от Маллингса, а не зависеть от меня? — раздраженно спросил Белфорд.
   — Я уже говорила тебе: не хочу, чтобы о моих делах знал местный аптекарь. Маллингс — сосредоточие сплетен. И дело даже не в этом. Есть ли какая-нибудь причина, почему ты не хочешь сделать такой пустяк, чтобы помочь собственной жене?
   — Никакой, — бодро заявил Белфорд. Тем утром он чувствовал себя на редкость хорошо и был счастлив. Что бы он ни выпил в ‘Рапалло’, похмелья не было. Единственным напоминанием любопытного вчерашнего состояния было то, что во всем он видел смешную сторону. С большим трудом он подавил смех.
   — Полагаю, бесполезно спрашивать, где ты был или что делал? — продолжала миссис Белфорд.
   — Я встретил человека и обедал с ним. Мы говорили о делах, — удивился Белфорд. Он посмотрел на жену и вновь, с той экстраординарной ясностью его глаза словно проникли под ее болезненную кожу и увидели вялую и больную кровь, медленно текущую вдоль артерий, собирая по дороге бог знает какие яды.
   — Чтоб этого больше не было! — заявила миссис Белфорд. — Если подобное станет в порядке вещей, я буду вынуждена предпринять меры. Мой дорогой отец, который накопил свое небольшое состояние тяжелой работой и трезвым образом жизни, в гробу перевернется при одной мысли, что все это попадет в руки алкоголика и распутника.
   Белфорд вновь удержал мускулы лица от смеха и принес извинения. ‘Счастливый лицемер’. Какая хорошая фраза и как точно описывает его. Он сбежал вниз по лестнице, спасаясь из комнаты больной. Ему казалось, что он плывет. Ноги едва касались ступеней. Он казался себе настолько легким, что вылетел из парадной двери как на крыльях.
   
   Его восхитительное веселье продлилось весь день. Хорошим настроением он удивил своих машинисток и клерков. Был только один неприятный момент, когда он достал личную чековую книжку, чтобы оплатить маленький счет. Имелся новый корешок. Он уставился на него. Неужели он в самом деле выписал чек на 500 фунтов компании ‘Смит и Смит’? Память не ошибалась; он четко помнил все, что произошло до того, как он заснул в доме под тополями. Он помнил все, но не верил самому себе. Но чек был вырван. ‘Заказ на ликвидацию’… ‘До 17 декабря’… ‘Если передумаете, сообщите в "Рапалло"’… ‘Было бы неблагоразумно передумать после того, как ликвидация произошла’… Где-то внутри, в черной глубине подсознания возникло гадкое чувство ужаса. Но оно прошло, заставив посмеяться над собой.
   
   Три или четыре раза в течение последующих шести недель он возвращался на Кондуит-стрит и проходил мимо ‘Рапалло’. Однажды он зашел и заказал сэндвич и стакан пива. За стойкой стояла другая пара барменов, и он не увидел ни Смита, ни его компаньонов. Он вышел, не оставив сообщения. Если бы у него и возникло такое желание, зловещая вывеска ‘Голдинг и Мосс. Финансисты’, видимая над кружевной занавеской, удержала бы его. В любом случае было абсурдно предполагать, что какая-то ‘Смит и Смит’ или ‘Браун, Джонс и Робинсон’ может так повлиять на его жену, чтобы та получила передозировку лекарства. Что касается чека, если он действительно выписал его, никакого значения это не имеет. Банкротство и позор — это банкротство и позор, а 500 фунтов больше или меньше — просто капля в море.
   И, в конце концов, недели шли, а ничего не происходило. Он начал делать необходимые приготовления. Снял все, что оставалось на текущем счете, и сказал жене, что дела требуют его поездки в Германию. Он уехал 20 ноября. Остановился в берлинском отеле, в котором останавливался обычно. Нужно иметь адрес, если не хочешь возбудить преждевременных подозрений. Позже, если в последний момент ничего не произойдет, он сможет спокойно исчезнуть.
   Поскольку у него все еще оставались мечты. Они приходили к нему по ночам или во время прогулок под липами, мимо ресторанов, где все еще несколько столиков стояло снаружи на свежем осеннем воздухе. Листья, в этот год все не опавшие, иногда даже просто поодиночке задержавшиеся на сухих ветках, вяло трепетали и с изяществом планировали к его ногам, напоминая прошлое, так что он почти чувствовал острый запах тополей.
   Он мечтал, что однажды утром ему принесут в кровать телеграмму, вызывая домой, потому что его жене ночью внезапно стало плохо. Он сел бы на пароход. Проехал бы через туманные лондонские улицы. А когда добрался бы до своего дома, то увидел бы все жалюзи опущенными.
   Утром 2 декабря ему принесли в кровать телеграмму, вызывая домой. Ночью жене внезапно стало плохо.
   
   Белфорду и в голову не пришло, что должно быть дознание. Однако все прошло исключительно хорошо. Покойная леди страдала от жестокой болезни, затрагивающей почки, и привыкла принимать каждый вечер таблетку, содержащую 10 гран веронала, чтобы смягчать боль и вызывать сон. Второй врач согласился, что веронал был сильным снотворным, но обычно безопасным в аптечных дозах. Доктор Ловетт подтвердил, что неоднократно предупреждал миссис Белфорд против принятия больше, чем предписанная доза, в особенности потому, что болезнь, от которой она страдала, сделала ее особенно восприимчивой к отравлению вероналом. Фактически обычная минимальная смертельная доза препарата равна 50 гран, поэтому, если пациент случайно примет две таблетки вместо одной, серьезных последствий не будет. Но на всякий случай из осторожности он предупредил ее, что даже одну таблетку ни при каких обстоятельствах не следует принимать менее, чем через 24 часа после предыдущей, и она, казалось, отлично поняла его.
   Представили пузырек. Горничная Мэгги Браун вспомнила, что его принес домой мистер Белфорд утром 25 октября. Пузырек был цел, а горлышко запечатано воском, как только что от аптекаря. Она видела оригинальную обертку с печатью аптекаря, лежащую на ночном столике. Миссис Белфорд начала принимать эти таблетки лишь через два дня, так как у нее еще оставались две таблетки из прежнего пузырька.
   Представитель аптекарской фирмы в Сити опознал пузырек и этикетку. Он не забыл, что лично продал лекарство мистеру Белфорду 25 октября. Горлышко пузырька было запечатано воском, так как он прибыл от оптовых торговцев. В пузырьке было 50 таблеток по 10 гран веронала в каждой.
   Выступил патологоанатом. Он исследовал тело покойной и выяснил, что она умерла от передозировки веронала. По количеству препарата, найденного во внутренних органах, он пришел к заключению, что она приняла по меньшей мене 100 гран, то есть вдвое больше смертельной дозы.
   Он также проанализировал таблетки, оставшиеся в пузырьке, и обнаружил, что они содержали в точности по 10 гран веронала. В пузырьке оставалось пять таблеток, Если миссис Белфорд начала принимать таблетки 28 октября и брала каждый вечер по одной, должно было оставаться 15. Если бы миссис Белфорд взяла десять таблеток вместо одной в вечер 1 декабря, это объяснило бы количество веронала, присутствующего в теле.
   Коронер сказал, что дело выглядит очевидным. Покойная, которая, как казалось, была в обычном состоянии 1 декабря, была найдена мертвой утром 2 декабря в результате острого отравления вероналом. Из того обстоятельства, что в пузырьке было на 10 таблеток меньше, чем должно, очевидно, что несчастная леди, не в силах облегчить страдания от боли и бессонницы, стала жертвой передозировки, действие которой было усилено почечной недостаточностью, от которой она страдала. Никакой вины не могло быть приписано доктору Ловетту, который, не в силах лишить пациентку препарата, дающего ей такое облегчение, часто предупреждал ее об опасности неправильного употребления. Не имеется вообще никаких доказательств, что у миссис Белфорд было намерение покончить с жизнью. В день перед смертью она бодро говорила о возвращении мужа из Германии. Мистер Белфорд, которому мы должны выразить глубокие соболезнования, свидетельствовал о ровных и гармоничных отношениях с женой, и не было никаких доказательств, что покойная испытывала какие-либо внутренние или финансовые затруднения, способные подействовать на ее ум.
   Присяжные вынесли вердикт: ‘Смерть в результате несчастного случая’.
   
   18 декабря мистер Белфорд, удовлетворительно решив вопросы со всеми кредиторами, с аппетитом сел за завтрак. Около тарелки лежал конверт с адресом, напечатанном на машинке. Открыв его, он с нехорошим предчувствием увидел напечатанный заголовок:
   
   СМИТ И СМИТ — ЛИКВИДАЦИЯ
   (никакого адреса не было)
   Уважаемый сэр, относительно Вашего заказа от 25 октября на ликвидацию по Вашему частному адресу, мы полагаем, что работа была выполнена к Вашему удовлетворению. Мы подтверждаем получение пятисот фунтов (500£) и возвращаем ‘Заказ на Ликвидацию’, который вы любезно вручили нам. Примите уверение в нашем почтении,
   С уважением,
   Смит и Смит
   
   Он с любопытством обратился к вложению. На нем стояла его подпись, но он совершенно не помнил, что видел его прежде. Текст гласил:
   
   Я, Адриан Белфорд (здесь следовал его адрес), настоящим признаюсь, что убил свою жену Кэтрин Элизабет Белфорд следующим образом. Зная, что она имела привычку принимать каждый вечер таблетку, содержащую 10 гран веронала (производная диэтилбарбитуровой кислоты), я открыл пузырек с этими таблетками и удалил 10 из них, заменив единственной таблеткой, содержащей 10 гран нового барбитурата, который, давая аналогичную химическую реакцию, что и веронал, обладает в десять раз более сильным гипнотическим эффектом. Результат состоял в том, что, принимая эту таблетку (а рано или поздно, она должна была это сделать), моя жена приняла бы дозу в 10 гран нового состава, равную 100 гран обычных таблеток, или удвоенную минимальную смертельную дозу. Фатальная таблетка была изготовлена для меня в ожидании этих событий Коммерческим предприятием Шмидта в Берлине во время моего посещения Германии в прошлом мае — конечно же, они не имели понятия о цели, для которой она предназначалась. Мотив совершения этого преступления состоял в том, что я незаконно присвоил определенные трастовые суммы, принадлежащие состоянию Инглборо, и желал возместить их из состояния, которое получил бы по завещанию покойной жены.
   Я делаю это признание, испытывая муки совести.
   Адриан Белфорд
   17 декабря 193…
   
   Трясущимися руками Белфорд бросил письмо в огонь.   1^sted: 1920 / Перевод: Н. Баженов / Публикация на форуме: 19.10.2020 г.
• К. БУШ ‘УБИЙСТВО В ХЭМПСТЕДЕ’
    C. Bush ‘The Hampstead Murder’

   ПРЕДИСЛОВИЕ | +

   Чарльз Кристмас Буш (Charles Christmas Bush) родился в семье квакеров (протестантское христианское движение. — Здесь и далее примеч. перев.) 25 декабря (отсюда и имя ‘Christmas’ — ‘Рождество’) 1888 года. Местом рождения будущего писателя стала деревушка Хокем в графстве Норфолк на востоке Англии. Предки Буша жили в этих местах уже более 400 лет.
   Юный Кристмас получил начальное образование в сельской школе. Затем он три года учился в средней школе города Тетфорд, где достиг больших успехов в изучении религиоведения, географии, а также английского и немецкого языков.
   В юности Буш был к тому же неплохим спортсменом: выступал на соревнованиях по шашкам, играл в крикет за команду родной деревни Хокем. Еще он пел в церковном хоре вместе со своим другом Эрнестом Хенсли. У Эрнеста была сестра Хильда, которая тоже пела в хоре со своей подругой Эллой Пиннер, на которой Буш в конечном итоге женился.
   В 1904 году, несмотря на свое квакерское (то есть протестантское) воспитание, Буш получил должность помощника учителя в католической школе в графстве Северный Вустершир. В 1905 году он вернулся в Норфолк, чтобы стать помощником учителя в школе для мальчиков в городе Свофхэм. Тогда же в газете ‘Norwich Mercury’ была опубликована его первая статья ‘Life in the Black Country’.
   Буш снова начал петь в церковном хоре и играть в крикет. Позже он поступил в Лондонский королевский колледж (один из наиболее престижных университетов Англии), по окончании которого вернулся к преподаванию, на этот раз в школе административного округа Вуд-Грин в северном пригороде Лондона. Примерно в это же время Буш женился на Элле Пиннер, хотя не совсем понятно, как сложилась дальнейшая жизнь супругов. Кертис Эванс, исследователь творчества Кристофера Буша и других писателей ‘Золотого века детектива’, выяснил, что, хотя эти двое оставались женатыми до самой смерти Эллы в конце 1960-х годов, они, по-видимому, никогда не жили вместе. Эванс также установил, что когда писатель вышел в отставку с военной службы (во время Первой мировой войны Буш четыре года провел в армии, в том числе год служил в Египте), он вернулся к преподаванию в школе округа Вуд-Грин и стал отцом ребенка, которого в 1920 году родила его коллега-преподаватель Уинифред Чарт. Их внебрачный сын Джеффри Буш впоследствии вырастет, станет композитором и даже соавтором Эдмунда Криспина при написании рассказа ‘Кто убил Бейкера?’
   Кроме романтических похождений, главной страстью в жизни Буша всегда было преподавание. Однако и этого ему было мало, и в середине 1920-х годов в результате заключенного пари Буш написал роман, который, к его огромной радости, был принят издательством и опубликован в 1926 году. Действие романа ‘The Plumley Inheritance’ происходит в 1919 году. Это история об охоте за сокровищами и о таинственном убийстве, которые в результате оказываются связаны друг с другом. Несмотря на то что сегодня некоторые критики пишут: ‘У Буша одновременно играют на скрипке две струны, и он мог бы ограничиться всего одной сюжетной линией’, — книга неплохо продавалась. Затем был написан роман ‘The Perfect Murder Case’ (1929 г.). Правда, издатель потребовал от автора сократить рукопись вполовину. В 1930 году Буш опубликовал еще два своих романа: ‘Dead Man Twice in the summer’ и ‘Murder at Fenwold for Christmas’.
   Воодушевленный успехом, Буш в 1931 году решил полностью посвятить себя писательской деятельности и в итоге создал более семидесяти произведений, в том числе около шестидесяти романов под псевдонимом ‘Кристофер Буш’. В этих книгах имеется несколько серийных персонажей. Это, например, детектив-любитель Людовик Трэверс (Ludovic Travers), который присутствует практически во всех романах, напечатанных издательством ‘Dean Street Press’. Действие многих романов происходит в различных английских деревушках, однако в романах ‘The Case of the Three Strange Faces’ (1933 г.), ‘The Case of the Flying Ass’ (1939 г.) и ‘The Case of the Climbing Rat’ (1940 г.) Трэверс ведет расследование во Франции.
   Еще Буш написал такие замечательные детективные романы, как ‘The Case of the Murdered Major’ (1941 г.), ‘The Case of the Kidnapped Colonel’ (1942 г.) и ‘The Case of the Fighting Soldier’ (1942 г.), сюжеты которых построены на событиях Второй мировой войны, в которой Буш также принимал участие.
   Успехи в писательском ремесле обеспечили Бушу материальный достаток, и в начале 1930-х годов он сдержал обещание, данное своей матери, и выкупил дом, в котором родился. К дому были пристроены два дополнительных крыла, и сегодня там располагается бутик-отель (разновидность небольших отелей с уникальным оформлением каждого из номеров). Буш приобрел также дом постройки XV века в деревушке Бекли в Восточном Сассексе, где почти двадцать лет прожил со своей подругой Марджори Барклай.
   Буша в основном знают как автора криминально-детективных романов, опубликованных под его собственной фамилией. Но он сочинял и любовно-приключенческие истории. Таков, например, роман ‘The Trail of the Three Lean Men’ (1932 г.), напечатанный под псевдонимом ‘Ноэль Барклай’, в котором соединены один из вариантов имени Буша (‘Ноэль’ — французское имя, означающее ‘Рождество’) и фамилия Марджори. А для серии романов, действие которых разворачивается в деревеньке Хитли в Восточной Англии, писатель взял себе другой псевдоним — ‘Майкл Хоум’, что было слегка созвучно с названием его родной деревушки Хокем.
   Первый роман из так называемой ‘Бреклэндской серии’ — ‘God and the Rabbit’ (1933 г.) — представляет собой полуавтобиографическую историю о юноше, который, закончив обучение, становится школьным учителем и во всем поддерживает своих родителей: строгую мать и беспутного отца. Впоследствии Буш утверждал, что, как и в случае с романом ‘The Perfect Murder Case’, издатель потребовал, чтобы рукопись ‘God and the Rabbit’ была сокращена наполовину. Как бы то ни было, но роман был хорошо принят читателями, и вскоре появился второй роман серии. ‘In This Valley’ (1934 г.) — это мелодраматическая история о фермере-методисте и его сыне, амбициозном мужчине, имевшем отношения одновременно с двумя женщинами, что вновь предполагает автобиографические элементы из жизни самого Буша.
   Всего под псевдонимом ‘Майкл Хоум’ было написано около двадцати романов, включая роман на библейскую тему ‘David’ (1937 г.), а также три откровенно автобиографические книги: ‘Autumn Fields’ (1945 г.), ‘Spring Sowing’ (1946 г.) и ‘Winter Harvest’ (1967 г.). Помимо ‘Бреклэндской серии’ Буш написал еще несколько романов под псевдонимом ‘Майкл Хоум’. В этих произведениях действуют сотрудники британской военной разведки.
   В 1941 году, когда Буш покинул ряды народного ополчения, о нем написали местные газеты. В заметках говорилось о том, что он работал над восстановлением средневековой резьбы по дереву на фасаде конюшни, построенной еще в годы правления династии Тюдоров (XV–XVI вв.), как определили эксперты Музея Виктории и Альберта (лондонский музей декоративно-прикладного искусства). Писатель также принимал активное участие в общественных делах соседнего городка Гастингс. Он был членом ‘Клуба двадцати’, куда входили ‘мужчины и женщины, проявившие себя на поприще литературы или искусства’. Буш оказывал покровительство местным художникам и картинным галереям и однажды полностью оплатил организацию выставки ‘Портрет мистера Майкла Хоума, созданный мистером Кристофером Бушем’. Также писатель был влиятельным членом ‘Детективного клуба’, в который он был принят в конце 1930-х годов.
   В начале 1950-х годов Буш и Марджори Барклай переехали в деревню Лавенхем в графстве Суффолк, где писатель вновь занял высокое положение в местном обществе. Он открывал художественные выставки и выступал с лекциями о писательском мастерстве. Будучи довольно скромным по натуре, Буш никогда не считал себя, как он это называл, ‘литературным снобом’. Он причислял себя к скромным ‘работникам культуры, чьей главной обязанностью было досконально разбираться в избранной для себя сфере деятельности’. Однако в то время как во многих романах Буша есть неплохие авторские идеи и интересные сюжетные ходы, в прочих его произведениях, по мнению некоторых аналитиков, согласных с критикой, высказанной другим известным писателем ‘Золотого века’ Генри Китингом (бывшим президентом Детективного клуба), порой ‘чересчур затянутые, невнятные сюжеты и блеклые, картонные персонажи’. Тем не менее Буш остается популярным автором криминально-детективной литературы, и его особенно хвалят за умение как создавать, так и разбивать ‘нерушимые’ алиби, что сближает писателя с признанным ‘королем алиби’, Фрименом Уиллсом Крофтсом.
   После смерти Марджори в 1968 году Буш отошел от литературного творчества. Писатель скончался 21 сентября 1973 года в возрасте восьмидесяти четырех лет.
   Один из двух вариантов рассказа ‘Убийство в Хэмпстеде’ (текст, который приводится ниже) был опубликован в ноябрьском номере журнала ‘The Saint’ за 1955 год.

  
   Бывает очень увлекательно как бы открутить время назад, проследить событие до его истоков и выяснить, насколько заурядными были те отдельные шаги, которые к этому событию привели. Таким хитрым способом даже создание водородной бомбы можно вывести из знаменитого убийства в Сараево. Вся наша жизнь пронизана самыми невероятными совпадениями. Во время обычной прогулки вы случайно сворачиваете на другую улицу и встречаете кого-то, кто изменяет вашу судьбу.
   Убийство в Хэмпстеде было как раз таким событием. Один шотландец написал письмо в ‘Таймс’, и, по чистой случайности, ‘Таймс’ сочла это письмо достаточно интересным, чтобы опубликовать на своих страницах.
   Так случилось, что из-за этого письма, которое, кстати, не имело никакого отношения к убийству в Хэмпстеде, в пригороде Лондона была задушена женщина. Возможно, вы об этом даже не помните. История о женщине, которую нашли с петлей на шее, не вызвала никакого ажиотажа и не попала на первые страницы газет. Убийство было совершенно неожиданным.
   В комнате, где обнаружили женщину, не было ничего необычного. Слабо пахло сухой ароматической смесью. Среди изящной мебели попадались восхитительные старинные вещи: качественные фарфор и картины, китайский ковер, мягкие и удобные

  честерфилдские кресла*

  Кресла и диваны ‘Честерфилд’ (англ. Chesterfild) — классические модели мебели Викторианской эпохи, отличительной чертой которых являются необычайная мягкость и комфорт.

  .
   И женщина в очаровательном вечернем платье, с выражением на лице, как у беспорочной Мадонны, с ореолом пышных волос на голове. На женщине были драгоценности стоимостью около тысячи фунтов, которые, несомненно, могли бы привлечь грабителя. Не было ни крови, ни следов борьбы. Все спокойно и обыденно, за исключением багровой полосы на ее шее. И даже убийца был лишь частью общего фона — кроткий мужчина, что-то мирно писавший, сидя за бюро эпохи

  королевы Анны*

  Имеется в виду королева Анна, правившая Англией, Шотландией и Ирландией в период с 1702 по 1714 годы

  .
   Позже, конечно, должен был состояться банальный судебный процесс, в ходе которого было установлено, что убийца был просто сумасшедшим. Но причиной всего — позвольте мне это повторить — было письмо, написанное в газету ‘Таймс’.
   Чтобы добраться до этого письма, мы должны покинуть очаровательную гостиную в Хэмпстеде и направиться на Портер-стрит в Морнингтон-Кресент. В викторианские времена этот район отличался респектабельностью и даже некоторой отчужденностью. Портер-стрит до сих пор хранила на себе отпечаток этого достоинства, несмотря на то, что большинство здешних особняков давно превратились в офисные здания и многоквартирные дома. В одной из квартир такого вот дома в погожее июньское утро работал Латли Прентисс.
   Вернее было бы сказать, что он должен был работать. Перед его вращающимся креслом располагался стол с пишущей машинкой, однако Латли сидел, сложив кончики пальцев вместе и задумчиво наморщив лоб. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться: Латли Прентисс — писатель.
   Но писателем он был не совсем обычным. Его имя не было широко известно. На счету Латли Прентисса было три романа, два из которых рассказывали о внебрачных интригах, а третий касался одного из тех специфических закрытых клубов, которые при желании можно найти на Лазурном Берегу во Франции. Последний роман продавался довольно неплохо, всецело удовлетворяя профессиональное честолюбие автора. Конечно, дополнительные деньги никогда не помешают, но личное состояние Латли Прентисса приносило ему доход около двух тысяч в год (после уплаты налогов), поэтому даже приличные гонорары, которые выплачивал ему издатель, не имели особого значения.
   Дело в том, что Латли начал писать почти случайно, и в первую очередь для того, чтобы спасти себя от скуки. Первые два года после женитьбы стали для него рутиной, от которой он жутко устал. В середине зимы — Швейцария, весной — Ривьера, летом — гольф в Англии и бесконечные домашние вечеринки по выходным, а в начале осени — по две-три недели то в Довиле, то в

  Ле-Туке*

  Довиль — коммуна во Франции, в регионе Нормандия. Ле-Туке — коммуна во Франции, в регионе О-де-Франс.

  . А во всякое другое время — клубы, театры, игра в шарады и прочая суета. И так с утра до ночи.
   Такая жизнь отлично подходила Дороти Прентисс. Латли играл в гольф, как подросток-недотепа. Дороти же могла дать приличную фору иному мужчине. И в теннис она играла превосходно. И в бридж, где она обычно проигрывала лишь тогда, когда ей попадались слабые партнеры. Латли же был осторожен в делах, зато отлично владел устной и письменной речью.
   К увлечениям своей супруги Латли относился не слишком серьезно. Он считал, например, что в гольфе важна сама игра, а не счет. Однако Дороти с ним не соглашалась. Причем свое несогласие она выражала настолько ядовито, что это сильно утомляло Латли.
   В каком-то смысле можно было решить, что они вообще весьма странная пара. Он был невысоким и коренастым, с карими глазами и мягкой застенчивой улыбкой. Она же была чрезмерно высокой для женщины, ослепительно красивой и обладала качествами, которые привлекали к ней мужчин, совершенно не похожих на Латли Прентисса. Дороти хорошо знала спортивный жаргон, могла часами говорить о матчах и выигрышах, но в то же время чутко понимала, когда и где ей надлежит быть просто декоративным фоном.
   В Кембридже, еще до женитьбы, Латли увлекался историей и время от времени писал заметки в различные журналы. Эта деятельность была частью его досуга. Однако позже, когда первые беспокойные годы супружества начали казаться ему бесцельными и даже нудными, Латли с сожалением вспоминал о том удовольствии, которое доставляли ему его прежние занятия. Результатом стала попытка написать и опубликовать свой первый роман.
   Все это было еще перед последней войной, когда и деньги были деньгами, и жизнь текла без особых претензий. Что же касается его брака, то Латли познакомился с Дороти в доме Джорджа Фостера, своего старого кембриджского приятеля. А Дороти в то время училась вместе с Мириам, женой Джорджа. У Дороти только что умер отец, служивший викарием в Перфилд-Уоррен, и девушка получила в наследство приличную сумму денег.
   Через шесть месяцев после знакомства они поженились. Ему тогда был тридцать один год, а ей — двадцать восемь, хотя она уверяла, что моложе. Со стороны Латли это был брак по любви. Друзья Дороти говорили, что он женился на самой привлекательной женщине, а ее враги — что она исключительно ловко устроилась. Однако было трудно объективно судить об успехе или неудаче этого брака. Латли был весь на виду, а вот женщина, на которой он женился, оставалась гораздо более загадочной. На публике тихое ‘О, мой дорогой!’ и шутливое похлопывание по локтю не являются какими-то характерными приметами, особенно если в другой руке — уже восьмой по счету бокал с коктейлем.
   Когда Латли Прентисс — поначалу чуть ли не тайком — вернулся к своей писательской деятельности, его жена как будто бы не возражала, и ей было наплевать. В конце концов, у нее было много других интересов. Узнав о литературных потугах своего мужа, Дороти лишь промолвила: ‘Дорогой, это ужасно умно с твоей стороны!’ Потом она время от времени повторяла: ‘О, мой бедненький. Мне так тебя жаль. Ты столько работаешь! Почему бы тебе не остановиться и не отдохнуть?’ Затем, после публикации его первого романа, она сказала: ‘Дорогой, наверное, это ужасно захватывающе’.
   Впоследствии недоброжелатели могли бы сказать, что ее терпимость или даже некоторое поощрение его усилий были связаны с материальными соображениями. Однако Латли Прентисс был влюблен в свою жену и с удовольствием обращал свои гонорары в подарки для дражайшей супруги.
   Тем не менее весной 1947 года отношения между мужем и женой ухудшились. Латли был занят новой книгой, которая, как он определенно считал, должна была получиться очень хорошей. Поэтому он отказался ехать на Ривьеру и продолжать работу над рукописью там. Дороти же не захотела нарушать заведенный порядок и поехала в

  Ментону*

  Mentone — курортный город, порт и коммуна на юго-востоке Франции, на Лазурном Берегу Средиземного моря.

  в сопровождении нескольких друзей, в число которых входили Питер Клэр и Мириам Фостер.
   Клэр, видный мужчина лет тридцати пяти, проживавший за пределами Лондона, был хорошим другом Прентиссов. Латли и Дороти частенько встречали его, когда он наведывался в город, и Питер Клэр, бывало, даже обедал у них дома в Хэмпстеде.
   Поскольку Латли Прентисс не хотел держать дом открытым во время отсутствия жены, он снял квартиру на Портер-стрит. Дороти отсутствовала до конца мая, а потом вдруг сообщила, что ее единственная сестра серьезно больна, и что она поедет в Карнфорд, чтобы побыть с бедняжкой.
   Такой поворот дел не слишком обеспокоил Латли Прентисса, потому что его книга еще не была закончена. Через несколько дней планировалась встреча с издателем, и Латли нужно было завершить рукопись. Обычно по утрам ему работалось лучше, но в то конкретное утро Латли был раздражен и обеспокоен, казалось бы, весьма заурядной вещью.
   Перед ним лежал утренний выпуск ‘Таймс’, и внимание Латли было сосредоточено на одном письме, напечатанном в газете. Некий полицейский возмущался отношением к его профессии со стороны авторов детективных романов. Он утверждал, что полицейских в этих романах представляют какими-то шутами, и авторы редко утруждают себя знакомством с реальной работой Скотланд-Ярда или хотя бы обычного полицейского участка.
   Однако не полиция и не ее методы беспокоили Латли Прентисса, а сам принцип, который в письме ставился под сомнение. В своих книгах Латли всегда старался использовать местный колорит, который был ему знаком, и те реалии, с которыми он сталкивался лично. Но в этом, теперь почти законченном романе, он описывал то, что ему было совершенно неизвестно, — частное детективное агентство.
   Латли Прентисс как-то не задумывался о достижении максимального правдоподобия. Ну, например, у агентства наверняка должен был быть офис. Но ведь офисы обычно похожи друг на друга; и Латли описывал кабинеты агентства так, как ему это представлялось. То же касалось и разговоров вымышленных сыщиков на профессиональные темы.
   Кто-то счел бы все это совершенно несущественным. Ну, какая связь может быть между письмом в ‘Таймс’ и сюжетной линией свеженаписанного романа? Скорее, можно предположить, что не всякий реальный частный сыщик вообще станет читать эту историю, да и обычный человек, купивший книгу для развлечения, не будет особо вникать в тонкости изложения и требовать достоверности описываемых событий.
   Однако такая точка зрения была противна дотошному характеру Прентисса. К тому же он был человеком импульсивным и любознательным. Вот почему он вдруг решил, что ему следует побывать в настоящем детективном агентстве и проверить свое творение на предмет тех новых впечатлений, которые у него могли бы возникнуть. Но к этой решимости примешивалось еще и чувство досады.
   Оставался шанс, что собственные измышления Латли были недалеки от истины, и что одну-две главы не придется переписывать заново. Но в любом случае время могло быть потрачено впустую, и как раз тогда, когда его охватило желание побыстрее закончить книгу. Игнорировать же письмо казалось Прентиссу верхом небрежности. Ведь послание полицейского могло вызвать волну вопросов о соответствии реального положения дел и деталей сюжета. Одному небу известно, о каких грубых ошибках в повествовании будут писать в газеты читатели самых разных профессий. Латли мог даже мысленно представить себе одно из таких писем:
   
   ‘Уважаемый сэр,
   учитывая соответствие реалиям, я был очень удивлен, обнаружив в романе Латли Прентисса, озаглавленном ‘Символы возбуждения’, утверждение, что…’
   
   Как бы то ни было, в то утро Латли так и не смог настроиться на работу и незадолго до полудня отправился в свой клуб. Там он столкнулся с Джорджем Фостером, и они вместе пообедали
   — Когда я подходил к клубу, — небрежно произнес Прентисс, — я, кажется, видел Питера Клэра. Он садился в такси.
   — Верно, — отозвался Джордж. — И я с ним даже разговаривал. Завтра он едет в Кембридж. Будет играть за ‘Пилигримов’ против ‘Странников’. Двухдневный матч. Ты хотел его видеть?
   — Ну, в некотором смысле — да. Я хотел, чтобы он представил меня своему брату. Ты, наверное, знаешь, что его брат — начальник окружной полиции, и я надеялся, что он сможет рассказать мне кое-что о своей работе.
   Джордж Фостер, вероятно, был единственным человеком, которому Латли мог поведать о своих утренних переживаниях. И Джордж, казалось, ничуть не огорчился по этому поводу.
   — Не думаю, что начальник окружной полиции сильно тебе поможет, — сказал он. — Почему бы не припасть к источнику? Я знаю по-настоящему хорошую контору частных детективов, которые отлично поработали для одного моего друга. Повидайся с ними. Просто придумай какую-нибудь легенду. Что-нибудь попроще, чтобы не было слишком дорого. В результате ты увидишь целый набор разных трюков.
   Фостер припомнил название детективной конторы и ее примерный адрес, поэтому в ближайшую пятницу Прентисс отправился на Тук-стрит. Оказалось, что таксист тоже знал, куда ехать. И вот Латли стоял у входной двери, табличка на которой гласила:
   
   ‘ПЕРРИНГ И ХОЛТ.
   ЧАСТНЫЕ АГЕНТЫ ПО РАССЛЕДОВАНИЯМ’
   
   Латли Прентисс постучал. Дверь моментально открылась, и вежливая секретарша проводила посетителя в приемную.
   — Могу я видеть кого-нибудь из руководства? — спросил Латли.
   — Присаживайтесь, пожалуйста, сэр, — ответила молодая леди. — Думаю, мистер Холт свободен. У вас есть визитная карточка?
   Уже через пару минут Латли был в кабинете Холта. Это было небольшое помещение, заставленное шкафами с папками и справочниками. В центре кабинета стоял самый обыкновенный письменный стол. Холт, щеголеватого вида моложавый мужчина, встал с вращающегося кресла и протянул посетителю руку.
   — Здравствуйте, мистер Прентисс. Присаживайтесь, пожалуйста. Сигарету?.. Итак, что мы можем для вас сделать?
   — Ну, э-э...
   Холт ободряюще улыбнулся.
   — Мы умеем хранить секреты, сэр, и привыкли вести дела с предельной деликатностью. Вы можете полностью на нас положиться.
   Прентиссу пришлось соображать очень быстро. Он вдруг растерялся и понял, что в этом кабинете нельзя действовать напролом. Латли завел речь издалека, только для того, чтобы выиграть время.
   — Понимаете, дело довольно заурядное, — начал он.
   — Для нас это не имеет значения, сэр, — заверил его Холт. — Какова бы ни была работа, мы за нее возьмемся. Причем строго конфиденциально.
   Учтивостью манер Холт производил весьма благоприятное впечатление. Прентисс подумал о том, как ему следует описывать в своем романе воображаемое детективное агентство, и решил, что оно должно быть похоже на эту контору.
   — Ну… — неуверенно продолжил он, — я так понимаю, вы можете организовать наблюдение за человеком? Это, конечно, не обязательно связано с разводом…
   — Совершенно верно.
   Холт придвинул к себе блокнот и взял авторучку наизготовку.
   — Имя, сэр? — спросил он.
   — Латли Прентисс.
   Холт улыбнулся.
   — Не ваше имя, сэр. Имя человека, за которым мы будем наблюдать.
   Прентисс тоже улыбнулся, но не из-за ошибки, которую совершил. Ему вдруг пришла в голову идея, смешная по своей нелепости.
   — Ах, да, конечно. Имя — Питер Клэр.
   — Адрес?
   — Кенсингтон, Ауденард-Мэншнс, дом 3.
   — Какого результата вы хотите? И когда?
   — К понедельнику. Просто конфиденциальный отчет о том, что он будет делать до этого дня. Вы можете это устроить?
   — Ну, разумеется. На какой адрес вам доставить отчет?
   — Портер-стрит в Морнингтон-Кресент, дом 5 ‘В’. Около полудня, если можно.
   На этом общение с частным детективом закончилось. Спускаясь по лестнице, Прентисс был одновременно удовлетворен и слегка удивлен. Он побывал в настоящей детективной конторе, однако то, что он там видел и слышал, повлечет за собой лишь незначительные изменения в тщательно прописанных главах книги.
   Что же касается затеянной ‘игры’, то, конечно, было бы ужасно смешно, если бы Питер во время своего пребывания в Кембридже обнаружил, что за ним по пятам следует частный детектив. Прентисс вдруг остановился и нахмурился. Возможно, следует связаться с Питером и предупредить его. В конце концов, Питер имеет право знать то же, что знает и он, Латли.
   Из своей квартиры он позвонил в Ауденард-Мэншнс. К телефону подошел Дэниелс, слуга Клэра. Мистер Прентисс опоздал буквально на несколько минут. Мистер Клэр только что уехал на такси. Да, Дэниелс был уверен, что он поехал в Кембридж. Мистер Клэр определенно взял свою сумку для гольфа и чемодан с одеждой на выходные дни.
   — Дэниелс, вы знаете, в какой гостинице он остановится? — спросил Прентисс.
   — Не знаю, сэр, — ответил Дэниелс. — Все, что мне известно, это то, что он вернется рано утром в понедельник.
   Вот значит как... Ну, в какой-то мере Прентисс был даже рад, что выбрал именно Клэра в качестве мишени для детектива Холта. Менее близкий друг семьи наверняка бы жутко возмутился, узнав о том, что происходит. А Питер имеет право все знать, хотя теперь ему придется подождать до понедельника. Итак, Прентисс сел за пишущую машинку и написал Клэру послание, в котором постарался все объяснить:
   
   ‘...Вот так это и случилось. Будет весьма забавно, если тебе удастся ‘вычислит’ сыщика. В любом случае я пришлю тебе отчет, чтобы ты мог с ним ознакомиться. Значит, до понедельника.
   Твой Латли.
   P. S. Почему бы тебе в понедельник не поужинать у нас? Я жду возвращения Дороти из Карнфорда. Ее сестре уже гораздо лучше’.
   
   Латли сразу пошел на почту и отправил письмо. Когда же он возвращался назад в съемную квартиру, то задался вопросом: а будет ли реакция Питера именно такой, как он себе представлял? Хватит ли у его друга чувства юмора принять ситуацию спокойно и без негодования?
   В тот же вечер Латли усердно работал над главами, где описывалось детективное агентство. Он внес некоторые изменения в текст — с учетом того, что подметил в кабинете Холта. В субботу роман в целом был закончен, и Прентисс даже побаловал себя походом в театр.
   После спектакля он поужинал в клубе, а затем вернулся в квартиру и набросал текст заключительной главы своего романа. В воскресенье утром он отправился домой в Хэмпстед. Дороти заранее все организовала. В доме находились дворецкий Лант, повар и горничная. Первым делом Латли позвонил в Карнфорд.
   Ответил Фиппс, дворецкий.
   — Прошу прощения, сэр, но миссис Прентисс еще не вернулась из церкви. Она может появиться в любой момент. Да, сэр, хозяйке стало намного лучше. Доктор доволен. Секундочку, сэр. Кажется, я слышу голос миссис Прентисс.
   Через минуту трубку взяла Дороти Прентисс.
   — Это ты, дорогой? Как мило с твоей стороны, что ты позвонил! Да, я вернусь утром. Рада, что ты доволен порядком в доме. Но тебе не следовало приглашать на ужин Питера. Я так надеялась, что мы проведем этот вечер только с тобой вдвоем… Под каким предлогом? Ну, я думаю, мы могли бы найти какую-нибудь причину, чтобы мягко отказать Питеру. Он возражать не будет… Ладно, хорошо. До завтра, дорогой.
   В понедельник рано утром Холт лично прибыл в квартиру на Портер-стрит. У детектива был вид человека, которому поручили серьезное дело, и он знал, что выполнил это задание великолепно. Холт извлек из конверта несколько аккуратно отпечатанных на машинке листов бумаги.
   Прентисс вскользь просмотрел отчет, сделал вид, что впечатлен результатом и спросил, сколько с него. Холт назвал сумму, составившую чуть больше восемнадцати фунтов, и Прентисс выписал ему чек.
   Сумма-то немалая, уныло подумал Прентисс. Всего лишь за то, чтобы посмотреть на офис и провести несколько минут с Холтом. И за то, чтобы просто позабавить Питера. Кстати, о Питере. Он сейчас должен быть в Ауденард-Мэншнс, и ему нужно будет позвонить. А что же все-таки ‘накопал’ этот сыщик? Латли достал из конверта листы бумаги и начал читать отчет чуть более внимательно. За Питером проследили до станции Ливерпуль-стрит, где он сел на поезд, шедший до Уинтон-Джанкшн. Там его встретил маленький черный седан, за рулем которого сидела некая дама. Машину отследили до Джастин-Фрайарс (в шести милях от Уинтон-Джанкшн), где она въехала на территорию небольшого загородного дома, известного как Фрайарс-хаус. Затем Холт вызвал в помощь своего коллегу Филлипсона, и они стали следить за объектом попеременно.
   Прентисс перестал читать. Он вдруг подумал, а почему Питер не поехал в Кембридж, но тут же улыбнулся про себя, потому что знал, отчего так вышло. В конце концов, Фрайарс-хаус принадлежал именно Питеру, Джастин-Фрайарс находился всего в двадцати милях от Кембриджа. Латли это было хорошо известно. Он бывал там раз или два, когда они с Дороти останавливались в Карнфорде. На машине до Кембриджа можно было добраться за каких-то десять минут. Что касается указанной дамы, то это, вероятно, была замужняя сестра Питера. Или она все еще в Индии? Может быть, она и ее муж приехали домой в отпуск? Любопытство заставило Прентисса читать дальше. У сыщиков создалось впечатление, что в доме вообще не было слуг. Тем не менее вести наблюдение было довольно сложно. Мужчина и женщина не появлялись на улице до половины девятого вечера того же дня, когда они, наконец, вышли в сад, обошли лужайки и клумбы и по длинной дорожке вернулись к дому. Женщина была довольно высокой и светловолосой. На вид ей можно было дать лет тридцать. Пару раз сыщики видели, как мужчина и женщина обнималась во время прогулки по саду.
   Прентисса охватил ужас. Эта женщина определенно не была сестрой Питера, и кем она могла быть, Латли понятия не имел. Зато он ясно осознал, что, устроив, с позволения сказать, такую шутку, он совершил чудовищный поступок. Он без спросу вторгся в личную жизнь другого мужчины, и тот факт, что это вышло по прискорбному недоразумению, не делал его поступок менее предосудительным. Латли решил, что он должен немедленно что-то предпринять.
   Он позвонил в Ауденард-Мэншнс, Ему ответил слуга Дэниелс.
   — Прошу прощения, сэр, но хозяин только что уехал.
   — Уехал? Что это значит?
   — Именно то, что я сказал, сэр. Он вернулся около одиннадцати часов и почти сразу приказал мне собирать его вещи для поездки на Юг Франции. И он не сказал, как долго он будет отсутствовать.
   — Боже мой! А вы можете предположить, почему он уехал?
   — Понятия не имею, сэр, — ответил Дэниелс.
   — Очень странно, — пробормотал Прентисс. — Он должен был получить от меня письмо с приглашением на сегодняшний ужин. Было такое письмо? На бледно-голубой бумаге?
   — Да, сэр, я его помню. Хозяин прочитал это письмо сразу, как только вошел.
   — Даже очень странно, — повторил Прентисс. — Дэниелс, дайте мне знать, когда от вашего хозяина будут какие-то известия.
   — Непременно, сэр, — пообещал Дэниелс.
   Прентисс повесил трубку. Он был зол и встревожен. Что, черт возьми, могло произойти такого, чтобы Клэр так внезапно и поспешно уехал? Если причина заключалась в письме, то у Питера, несомненно, должно было хватить здравого смысла, чтобы понять: его личные секреты были в полной безопасности.
   Латли снова взял в руки отчет сыщиков и углубился в чтение:
   
   ‘Около десяти часов вечера в спальне загорелся свет. Когда через некоторое время свет погас, мы принесли из сада лестницу и приставили ее к открытому окну. Нам пришлось действовать с огромной осторожностью, однако слышимость была идеальной. Удалось зафиксировать следующие обрывки разговора:
   (1) ‘Ты уверена, что Фиппсу можно доверять?’
   ‘Да, — ответила женщина. — Я еще раз переговорю с ним в воскресенье утром. Мне в любом случае придется там быть, когда он (имя не названо) позвонит. А он обязательно позвонит около полудня’.
   (2) ‘Дорогой, отныне нам надо быть очень осторожными. Тебе не следует посылать мне пылкие взгляды — даже за его спиной’. (Очевидно, имеется в виду неназванная персона в (1).)
   ‘В некотором смысле все это довольно забавно, — сказал Клэр. — Он, вообще-то, неплохой старикан. Я не думаю, что мы чем-то рискуем’.
   
   Латли Прентисс напрягся. Он машинально дочитал отчет, потом отложил в сторону последний лист и на мгновение замер, вцепившись руками в край стола. Лицо Латли приобрело странный серый оттенок.
   Поначалу его действия были вполне рациональными. Латли доехал на метро до Хэмпстеда, добрался до своего дома и спокойно побеседовал со слугами. Он узнал, что миссис Прентисс только что ненадолго вышла, но должна вот-вот вернуться. Латли немедленно отправился в ближайший музыкальный магазин, где купил струну для виолончели. Когда он вернулся, миссис Прентисс уже была дома.
   Через пять минут Лант подал чай. Когда дворецкий вошел в комнату, он увидел на ковре бездыханное тело миссис Прентисс и Латли Прентисса, который сидел у бюро эпохи королевы Анны и что-то писал. Ошеломленный Лант не смог добиться от своего хозяина никакого ответа, поэтому выбежал на улицу и обратился в полицию. Когда прибыли служители закона, Прентисс, казалось, все еще витал в эмпиреях. Он безропотно позволил надеть на себя наручники и увести из дома. Сержант посмотрел на лист бумаги, исписанный почерком Латли Прентисса.
   — Взгляните сюда, инспектор! Как вы думаете, что это может значить?
   Инспектор тоже посмотрел и пожал плечами. Какая-то бессмыслица. На листе бумаги раз за разом была написана одна и та же фраза:
   
   ‘Редактору ‘Таймс’.
   Дорогой сэр…’   1^sted: ‘The Saint’, November 1955 / Перевод: В. Краснов / Публикация на форуме: 09.02.2022 г.
• Д. КОММИНГС ‘ПУГАЛО-УБИЙЦА’
    J. Commings ‘The Scarecrow Murders’
   Именно это убийство заставило сенатора Брукса У. Баннера приехать в Кау-Кроссинг, город на северной границе штата Нью-Йорк. Расследование преступлений давно превратилось для Баннера в хобби. Сейчас Баннер, высокий массивный мужчина, стоял перед хлипкой дверью офиса над почтовым отделением и методично стучал в нее. Выцветшая надпись золотыми буквами на двери гласила: ‘Судья Джеймс З. Скиннер’.
   Дверь открыл сам Скиннер. В офисе было душно и пахло прелой бумагой. В помещении царил сумрак — Скиннер собирался уходить. Судья тут же узнал Баннера — вероятно, по многочисленным красочным политическим плакатам.
   — Сенатор Баннер! — воскликнул Скиннер, в его бархатном голосе послышалось удивление, смешанное с восхищением.
   — Так точно, приятель. В натуральную величину, во плоти и крови и горящий от нетерпения войти. — Баннер усмехнулся и вошел. На его седой гриве возвышалась лихо сдвинутая назад соломенная шляпа какого-то печеночного цвета. Пиджак он нес на руке, поскольку вечер был все еще слишком теплым. Шелковая рубашка стала пятнистой от пота. Он стоял, выпрямившись, но его мешковатые серые брюки, похоже, готовы были усесться. На ногах красовалась пара грубых ботинок, заляпанных глиной.
   — Только что притащился в ваш город на телеге, приятель, — радостно продолжал сенатор. — Я тут разъезжаю с предвыборной кампанией. После каждого предложения мой рот забит сеном. Это заставит фермеров поддержать меня — сто процентов! Думаю, осенью мне понадобятся голоса фермеров, чтобы вернуться в Вашингтон.
   Скиннер благоразумно кивнул.
   — Местным ваше красноречие по душе. Демосфен на пеньке.

  Usus loquendi*

  Привычка болтать (lat).

  . — Судья холодно улыбнулся. В Кау-Кроссинг Скиннер представлял закон. Ему было около шестидесяти: длинный и худой, седые волосы с тщательным пробором и глаза, как шляпки новых гвоздей за десять пенсов. Зимой и летом он носил старомодную касторовую шляпу, которая напоминала корону когда-то утраченного королевства: на шляпе и была изображена упавшая корона. Этот достойный головной убор он сейчас держал в руке.
   Баннер пристально посмотрел на старика.
   — Я был в соседнем городке, когда услышал, что Кау-Кросс прославился убийством. Это соблазнило меня, как ребенка заварной крем. Я обязан был приехать. Загадки не дают мне покоя с тех пор, как я попытался снять носки со своих детских ножек, не снимая ботиночек. Мне сказали, что вы тот парень, которого я должен видеть.
   — Да, — кивнул Скиннер. — Если здесь есть закон, то это я. Я, так сказать,

  lex loci*

  Местный закон (lat).

  . Люди видят меня, когда женятся, видят меня, когда что-то идет не так, и видят меня после того, как умирают, только тогда им на это наплевать. — Он достал из кармана плоский серебряный портсигар. — Новую сигару?
   Баннер вспомнил, что у него между зубов зажата кубинская сигара. Она выглядела, словно ее объели крысы. Он вынул ее изо рта и с отвращением осмотрел.
   — Как хотите, — проворчал он. — Я никогда не курю простых сигар. Все это внешняя мишура. — Он вдавил огрызок в заплеванную пепельницу. — По поводу того убийства, судья, как успехи?
   Скиннер посетовал, что рассказывать почти не о чем. Он просто перечислил все известные обстоятельства. На отмели речушки рыбаки обнаружили тело Беверли Джелк. Дальше вверх по течению нашли ее одежду, аккуратно сложенную на берегу. Тело было в черном закрытом купальнике. Полголовы снесено выстрелом из двуствольного дробовика.
   Очевидно, жертва плавала приблизительно в десяти футах от берега на глубине поблизости от места, где была найдена ее одежда. Убийца стрелял из густого кустарника, который в этом месте нависает над берегом.
   У Беверли имелся брат Хадсон Джелк — младше ее на год. Сейчас ему чуть больше двадцати, лицо одутловатое, как тесто, волосы с нечесаными космами, небритый. Глаза горят жадностью. Он приперся в тот же жаркий августовский день и потребовал показать тело. Взял руку девушки в свою. Судья сказал, что на мгновение это было похоже на нежный жест, но Хадсон лишь снял тяжелое кольцо с одного из пальцев.
   Скиннер сказал: ‘Неужели нужно быть настолько омерзительным, Хад? Неужели нельзя подождать?’
   ‘Это семейная реликвия, — ответил Хадсон. — И теперь она моя’.
   Он уехал и теперь владеет всем имуществом Беверли. Вся ферма принадлежит ему.
   Баннер поудобнее переставил ноги:
   — Есть ли какие-нибудь предположения, кто убил Беверли Джелк?
   — Никаких. — Скиннер немного откашлялся, прочищая горло. Затем продолжил, словно сплетничая о Джелках: — Это очень малонаселенная область, сенатор. Ферма Джелков — они называют ее ‘Черная топь’ — расположена приблизительно в восьми милях от города, и нет никаких ферм в промежутке. Джелков было двое: Беверли и ее брат Хадсон. Хадсон женился на девушке из Французской Канады неподалеку от границы. С ними живет еще дядя, а также наемный рабочий.
   Баннер молча слушал.
   — ‘Черная топь’ — протяженное место, названное так из-за мрачного болота, которое первоначально там было, но сейчас большая часть земли засеяна. В последние годы Джелкам не очень везло. Они производили ровно столько, чтобы держаться на плаву, и между братом и сестрой шел непрерывный горячий спор.
   Баннер навострил уши:
   — Спор?
   Скиннер продолжал:
   — О продаже фермы. Я предложил им за нее пять тысяч — справедливая цена с учетом всего. Беверли хотела все продать побыстрее, уехать отсюда и начать новую жизнь в одном из больших городов. Но Хадсон был против. У него были какие-то аргументы, и он не собирался уступать ни на дюйм. Иногда чуть до драки не доходило.
   Баннер проворчал:
   — Теперь, когда Беверли мертва, Хадсон может поступать по-своему.
   Глаза-гвоздики Скиннера чуть потускнели. Он медленно произнес:
   — Похоже на то.
   — И, — сказал Баннер, — вам не получить ферму ни за какие деньги.
   Баннер не мог видеть выражения лица Скиннера, поскольку судья отвернулся, чтобы смахнуть пыль со свода законов платком цвета пламени.
   — Мне хотелось бы увидеть эту банду, — продолжал Баннер.
   Скиннер посмотрел на него:
   — Джелков? Вы хотите сказать, что намерены помочь мне раскрыть это убийство?
   Баннер пожал могучими плечами и произнес:
   — Скунсы, лисички — у всех свои привычки!
    
   Они поехали по длинной аллее, обсаженной тополями, в судейской коляске с шатающимся корпусом, ведомой хромой кобылой. Показалось несколько старых зданий. Свет горел в кухне и гостиной.
   Скиннер, который позвонил местным полицейским и приказал не мешать сенатору Баннеру, прихватил из офиса трость из боярышника. Он вежливо постучал ручкой по парадной двери. Выглянула девушка в ситцевом домашнем платье.
   — Входите! — сразу пригласила она.
   Через двойные раздвижные дубовые двери они прошли в комнату. На столе, заляпанном скипидаром и воском, стояла тяжелая медная лампа со стеклом. В ее свете Баннер увидел, что девушка худенькая и миниатюрная. У нее были темно-каштановые волосы, которыми она начала пренебрегать, и они стали свисать прядями. Руки, голые ниже локтей, загорели до черноты. Баннеру понравился ее здоровый вид. Скиннер представил ее как Селесту Джелк, жену Хадсона.
   — Значит, это вы — та маленькая девочка, о которой болтал судья, — сказал Баннер, тряся крепкую руку. Она застенчиво отвернулась и позвала Хада.
   Притопал косматый молодой человек с рыхлым лицом и жадными глазами и подозрительно уставился на Баннера, когда судья представлял их друг другу.
   — Сожалею, что мы не можем предложить вам ужин, сенатор, — холодно сказал Хадсон. — Мы только что закончили.
   — Тогда я совершу набег на ваш холодильник, — вежливо заявил Баннер. — И мне нужна охапка сена на ночь. Отели в городе полны всякого сброда.
   Хадсон нахмурился:
   — Вы чертовски уклончивы, не так ли? Все мы знаем, почему вы здесь. Давайте прямо скажите, что это из-за Бев!
   Баннер усмехнулся:
   — Очко в твою пользу, сынок. Мы понимаем друг друга.

  Трейбень*

  Искаженное Très bien! — очень хорошо (fra).

  , как мы обычно говорили французикам во время Большой войны. Все мы хотим видеть, как накажут гада, который убил твою любимую сестренку.
   Хадсон не скрывал грубости:
   — Я не любил ее.
   Ореховые глаза Селесты стали круглыми от подобной откровенности.
   — Если все столь же правдивы, как вы, — ехидно сказал Баннер, — у нас не будет трудностей с наведением порядка в доме. Это похоже на то, словно застал другого мужчину со своей женой: ситуация требует действий!
   — Я хочу вам кое-что сказать, — вступила Селеста. — Тот двуствольный дробовик, который мы держали за кухонной дверью… Он исчез!
   — Вы искали его? — спросил Баннер.
   — Везде, — ответил Хадсон.
   Повисла неловкая тишина.
   Затем Баннер поинтересовался:
   — Ваш дядя дома?
   — Нет, — бросил Хадсон. — Где-то бродит.
   Этот ответ показался зловещим.
   В комнату вошел жилистый молодой человек в комбинезоне. Его волосы и брови выгорели на солнце. Он остановился, достал изо рта черную от копоти глиняную трубку и посмотрел на остальных глазами, чистыми, как океанская вода.
   Селеста быстро сказала:
   — Сенатор, это наш работник Уэйн Маркес.
   — Как поживаете, — произнес Уэйн.
   Хадсон, казалось, получал извращенное удовольствие, ставя в неудобное положение других. Он сказал:
   — У Уэйна голова занята своим, сенатор. Он постоянно думает об ученице из ‘Фоксчейз-Холла’.
   — Это что? — спросил Баннер. — Школа?
   — Да. Частная средняя школа для девочек. Ближайшее место к нам. Ее зовут Джоан Викарс, так ведь, Уэйн? Он пару раз встречался с ней у речки. Считает, что это любовь.
   Щеки Уэйна стали столь же красными, как сердце на валентинке.
   — Сенатору это не интересно, Хад, — сказал он обиженно.
   — Разве? — притворно удивился Хадсон.
   — Не интересно, — подтвердил Баннер. — Он погладил выступающий живот. — Где тут у вас кухня?
   — Я сделаю что-нибудь для вас, — поспешно сказала Селеста. — Уэйн, приготовь одну из комнат наверху для сенатора.
   Уэйн вышел через раздвижные двери. Хадсон последовал за Селестой на кухню.
   Все это время Скиннер неотрывно смотрел на Баннера.
   — Не на что особо опереться, а? — спросил он.
   Баннер подтянул брюки:
   — Что за девица была эта Беверли Джелк?
   — Выглядела неплохо, совсем неплохо. — Скиннер сделал паузу и задумался. — Я знал ее всю ее жизнь. Она была девчонкой-сорванцом, всегда бегала повсюду босиком, ловила рыбу. Ее любимым времяпрепровождением было метание подков, и в этом она была мастером. Умная… и бессердечная.
   В доме оказалось много комнат. После холодного ужина Баннер по темной лестнице последовал за Селестой. Та зажгла тусклую лампу в верхнем холле. Они прошли мимо запертой двери. Это была комната Беверли.
   Баннер осмотрел складную железную кровать, набитый перьями матрац и толстую подушку. Неудобства никогда не беспокоили его. Селеста тихо пожелала ему спокойной ночи и ушла. Он достал пижаму и положил ее на сосновое бюро. Из кармана выудил опасную бритву с костяной ручкой, кисточку для бритья и зубную щетку для верхней вставной челюсти.
   Сенатор избавился от ботинок и отбросил их в сторону. Они приземлились, как бочонки с гвоздями. Одежду он уложил стопкой на полу. На кровати лежало лоскутное одеяло сумасшедших цветов. Ночь становилась прохладной. Он натянул на себя одеяло и заснул.
    
   Без четверти час Баннер подскочил, как гуттаперчевый мячик, и сел. В ушах все еще гремело эхо выстрела. Он спустил ноги с кровати, нащупывая брюки. Когда он уже воевал с красными подтяжками, то услышал хлопанье дверей в доме и топот бегущих людей. Сенатор всунул ноги в широко расшнурованные ботинки и бросился вниз по лестнице, не надев рубашку.
   Остальные уже стояли в шаге от парадной двери. Селеста истерично рыдала. Баннер протолкался вперед и посмотрел на ступени.
   В лунном свете лежал Хадсон Джелк — лицо и полчерепа снесено дробью.
   Уэйн Маркес принес лоскутное одеяло и накрыл им тело.
   Скиннер, который также решил заночевать здесь, позвонил в Кау-Кроссинг и вызвал фургон, чтобы увезти труп. Баннер, по-отечески утешая Селесту, увел ее в ее комнату и заставил лечь. Затем снова спустился вниз, чтобы исследовать землю перед лестницей.
   Подошел Скиннер и тупо уставился на Баннера. Два убийства — это слишком много для светоча закона в Кау-Кроссинг.
   — Кое-какие следы есть, — сказал Баннер. — Придется подождать, чтобы проследить их при дневном свете.
   — Думаете, удастся? — усомнился Скиннер.
   Баннер был мрачен.
   — Можем воспользоваться парой собак. — Он поднял голову, словно прислушиваясь. Скиннер и Уэйн также прислушались и поняли.
   Собаки вели себя странно тихо. Звук выстрела, конечно, разбудил их, но скоро они успокоились.
   — Однажды ночью залез взломщик, и собаки бесновались до рассвета, — сказал Уэйн. Он встрепенулся. — Что, если я гляну вокруг, сенатор?
   — Как угодно, — ответил Баннер.
   Наемный работник растаял в темноте.
   Спустя какое-то время прибыл фургон с суетливым коронером, который накричал на всех просто для профилактики. Наконец, тело Хадсона увезли, чтобы оно составило компанию телу Беверли.
   Баннер и Скиннер вошли в дом. Было слышно, как Селеста все еще рыдает у себя в комнате. Скиннер поднялся, чтобы сказать ей несколько успокаивающих слов.
   Уэйн вошел в комнату — лицо пепельно-белое, несмотря на загар.
   — Я видел кое-что, — выдавил он. Баннер пристально уставился на него. — Я ходил среди плодовых деревьев, — продолжал Уэйн, — и увидел что-то движущееся… светящееся. Казалось, оно имело человеческую форму. И оно светилось!
   — Ярко?
   — Словно раскаленное.
   — Вам удалось подойти достаточно близко, чтобы…
   — Нет, нет, оно мгновенно исчезло. — Уэйн резко повернулся к двери. — Все, я ложусь спать. — Баннер услышал его шаги по лестнице.
   Никто не знал, вернулся ли Баннер этой ночью в кровать или нет. Так вот — не вернулся.
    
   Сквозь плотные шторы в окна комнаты пробился первый лучик рассвета. Баннер услышал на кухне звук горшков и кастрюль. Он пошел туда и увидел, что Селеста готовит завтрак. Она выплакалась и теперь сумела даже выдавить из себя слабую улыбку.
   Вскоре спустились Скиннер и Уэйн. Скиннер выглядел гораздо старше своих шестидесяти. Уэйн же был свеж, словно спокойно проспал всю ночь. ‘Вот что значит возраст’, — подумал Баннер.
   — Приведите нам пару собак, — сказал Баннер.
   Уэйн привел парочку на поводках к парадной двери.
   В утреннем свете следы убийцы виднелись четко. Собаки почувствовали запах и залились лаем, как чуть приглушенные колокольчики.
   Следы все шли и шли: мимо сарая и в открытое поле. Преследователи углубились в заросли американского лавра, причем собаки бежали уверенно. Тяжелая нескладная обувь убийцы оставляла на суглинке прекрасные отпечатки. Группа пересекла участок, покрытый сланцевой глиной, где отпечатки исчезли, но собаки продолжали бежать, не снижая скорости.
   На краю поля, недавно вспаханного для посева озимой пшеницы, собаки остановились и прекратили лаять. В их грустных глазах читалась растерянность. Они скулили и дрожали.
   — Что за дьявольщина с ними? — раздраженно воскликнул Скиннер.
   Он увидел, что остальные смотрят вперед на следы, которые шли через недавно вспаханную почву. Единственная дорожка следов. И они вели прямо к потрепанному пугалу, которое стояло приблизительно в сорока футах, чуть помахивая в их сторону пустыми рукавами.
   Все молча потащились было домой. Но Баннер не мог выбросить из головы это пугало. Он вернулся, подошел к нему и с удивлением рассмотрел. Следы обрывались именно тут.
   Пугало было хорошо одето в то, во что обычно одевают пугал. На нем была соломенная шляпа с потертыми полями. Лицом служил старый мешок из-под муки с двумя неровными отверстиями, вырезанными для глаз, треугольником носа и ртом, нарисованным мелом и напоминающим зубья граблей. С поперечной палки мягко свисало пальто. К манжетам рукавов были прикреплены запачканные белые хлопчатобумажные перчатки. Штанины свободных брюк тихо колыхались на утреннем бризе. Около ног стояла пара изношенных ботинок с тяжелыми подошвами. Они соответствовали следам.
   Эти следы всех поставили в тупик. Каждый отпечаток был четким и ясным. Это не был случай, когда человек проходит туда и обратно, ступая в собственный след.
   Баннер задумался:
   — Это пугало всегда было в этом поле?
   — Нет, — ответил Уэйн. — Обычно оно стояло рядом с овощными грядками Беверли.
   Когда они приблизились к дому, оттуда им навстречу вышел мужчина. Он был тощим, как ручка мотыги, лицо высохшее, а волосы напоминали подпаленный хлопок. Короче говоря, он был самым уродливым стариком, которого Баннер когда-либо видел.
   Баннер наклонил голову к Скиннеру.
   — Кто это, судья? Черт возьми! Он столь же уродлив, как… — Он резко замолчал, поскольку в голове у него что-то щелкнуло.
   Скиннер невесело усмехнулся:
   — Почему вы не договариваете, сенатор? Столь же уродлив, как пугало! Мы это знаем. Внешность — это его крест с самого детства. Но он не так плох, как выглядит. Это дядя Хадсона, Магнус Фоулкс.
   — Что вы нашли? — прокаркал дядя Магнус, когда они приблизились.
   — Убийцу в поле, — ответил Баннер. — Любой может пойти и арестовать его. Он не собирается убегать. Но как можно посадить в тюрьму призрака, пустой костюм? Это — пугало… давайте поедим.
   Они вошли в дом и приступили к яичнице с беконом и кукурузным хлебом. Баннер пожалел, что нет черного кофе. Но Селеста подала превосходное горячее какао.
   Баннер напряженно размышлял. Он не разговаривал с дядей Магнусом, и тому пришлось все узнавать у других.
   Внезапно Баннер оживился.
   — А где вы шатались вчера вечером, дядюшка?
   Дядя Магнус перевел на него взгляд глаз, как у сонной пикши:
   — После того как я услышал, что Беверли убита, — сказал он, — я пошел улаживать дела.
   — Другими словами, — сказал Баннер, — я могу или поверить, или заткнуться. — Он ткнул вилкой в желток яичницы.
   — Я ничего не имею в виду, — возразил дядя Магнус, — но не уверен, что такой городской человек, как вы, сможет что-то выяснить среди нас, деревенщин.
   — Это кто городской? — возмутился Баннер. — Послушайте вы,

  Карлофф*

  Уильям Генри Пратт (William Henry Pratt; 23.11.1887 — 2.02.1969), более известный под псевдонимом Борис Карлофф (Boris Karloff) — британский актер кино и театра. Обладал злодейской внешностью.

  , я родился на ферме. Уехал оттуда, потому что там было слишком тихо. Мне нравится, когда много шума. А здесь полно шума, так как регулярно палят из дробовиков.
   Селеста начала собирать тарелки после завтрака. Баннер обратился к ней:
   — Что ж, наелся до отвала, молодая леди. Благодарю от всей души. Я помогу вам с посудой.
   Селеста была просто шокирована:
   — О, нет, нет, сенатор. Пожалуйста, не вставайте. Я возьму все. О!
   Но от Баннера отделаться было не так-то легко. Он направился в большую кухню с шатающейся пагодой из чашек и блюдец и свалил их в чан с горячей мыльной водой. Селесте впервые довелось мыть посуду вместе с сенатором. Он знал множество забавных историй, и вскоре она даже смеялась. Прежде, чем она сама поняла это, она уже рассказывала Баннеру о дяде Магнусе.
   Она сообщила, что дядя Магнус всю жизнь обижался почти на всех, поскольку всю жизнь его либо избегали, либо высмеивали.
   — Вы не поверите, — сказала она, — но когда-то он ухаживал за мной.
   — Вот ведь грязный старый греховодник!
   — О, нет. Это было до того, как я вышла замуж. Он хотел жениться на мне. Конечно, я отказала ему как можно мягче.
   Таким образом, дядя Магнус и его племянник однажды были соперниками за руку Селесты, а теперь племянник мертв. А вдруг это действительно месть ‘пугала’?
   
   Стемнело, и они зажгли свет. Селеста сидела в комнате с Баннером и Скиннером. Скиннер, казалось, не стремился покинуть ферму. Селеста нервно сжимала руки на коленях. Ногти на пальцах оказались коротко обкусанными.
   Она взглянула прямо в металлические глаза Скиннера.
   — ‘Черная топь’ теперь принадлежит мне, ведь так, судья?
   — По закону да, — кивнул Скиннер.
   — Тогда я хочу продать ферму вам! — выпалила она. — Я хочу уехать. Хочу избавиться от нее сегодня же вечером. Вы все еще готовы купить ее?
   Скиннер недоуменно поглядел на Баннера, который ничего не сказал.
   — Немного необычно, — заявил судья, — что все тут связаны с делом об убийстве. Но я здесь закон и могу принимать решения. Как вы знаете, мое предложение — пять тысяч долларов.
   Селеста встала.
   — Это более чем достаточно.
   — Мне придется съездить в Кау-Кроссинг, чтобы взять деньги, — сказал Скиннер, нетерпеливо вставая. — Прошу меня простить. — Он снял с вешалки свою потрепанную шляпу, захватил трость из боярышника, и все услышали, как лошадь покатила его коляску по гравийной дорожке.
   Селеста умоляюще посмотрела на Баннера.
   — Это был трудный день. Вы не возражаете, если я пойду наверх и отдохну, сенатор?
   — Вперед, крошка!
   Она благодарно улыбнулась ему. Он последовал за ней из комнаты и смотрел, как она быстро пошла вверх по лестнице в темноту. Около самого верха Селеста, как он заметил, приостановилась, и сенатор явно услышал ее удивленное ‘О!’
   Его массивное тело взлетело по ступеням с поразительной быстротой. Баннер остановился рядом с ней.
   — Что такое? — спросил он.
   — Я… я ушибла палец на ноге, — сказала девушка. Неужели эти большие круглые глаза лгали?
   — В самом деле? — недоверчиво переспросил он.
   Она нервно рассмеялась:
   — Со мной все в порядке, сенатор.
   Селеста пересекла темный холл и включила тусклую лампочку. Он смотрел, как она вошла в одну из комнат и спокойно закрыла за собой дверь.
   Баннер вновь спустился по лестнице.
   — Что-то здесь не так. Проклятье! Да все здесь не так! Но сегодня ночью не будет никаких фокусов.
   
   Дядя Магнус и Уэйн резались в карты на клеенке кухонного стола. И оба зевали.
   — Решили сегодня лечь пораньше, а, соседи? — спросил Баннер.
   Они сказали, что уже готовы идти спать.
   — Сегодня вечером, — объявил Баннер, — я собираюсь запереть вас всех.
   — Запереть нас?! — повторили мужчины в один голос.
   — Как мера предосторожности, — пояснил Баннер. Игроки посмотрели друг на друга. — Для безопасности вас самих и остальных. У кого есть ключи от дверей спален?
   — У Селесты, — сказал дядя Магнус. Они встали и распрощались.
   Баннер пошел наверх и постучал в дверь Селесты. Она пригласила его войти. На ней поверх длинной ночной рубашки была фланелевая матроска.
   — Я собираюсь сегодня на ночь запереть все спальни, Селеста. Мне сказали, что у вас есть ключи, — объявил Баннер.
   — Ключ, — поправила она. — У всех дверей одинаковые замки. У Хадсона был ключ. Вот он. — Она достала из шкафа массивный ключ и подала ему.
   Сенатор подошел к окну и осмотрел его. Имелись штормовые ставни, которые можно было закрыть и запереть изнутри. За окнами к раме был прибит тяжелый экран. Чтобы выйти этим путем, обитателю комнаты пришлось бы сначала пробить кулаком отверстие в экране.
   — Когда я выйду, то запру эту дверь, — сказал Баннер. — Если не слишком душно, заприте и ставни.
   Селеста не спросила почему. Робко пожелала спокойной ночи, и, когда он выходил, то видел, как она направилась к окну.
   Он запер дверь спальни молодой женщины. Затем взял тяжелый стул и в качестве дополнительной меры всунул спинку под дверную ручку.
   Все спальни шли вдоль одного коридора: некоторые на одной стороне, некоторые на другой; но между комнатами не было никаких соединительных дверей.
   Баннер зашел пожелать спокойной ночи дяде Магнусу и Уэйну. Осмотрел окна в их комнатах. Они были такими же, как в комнате Селесты: ставни и экран, прибитый к оконной раме с внешней стороны. Он запер обе их двери и также подпер ручки стульями. Теперь пусть только кто-то попробует выйти!
   Он спустился в комнату и занялся любимым занятием дураков — раскладыванием пасьянса, когда услышал, как по дорожке подъезжает коляска.
   Вошел Скиннер.
   — Где Селеста? — спросил он.
   Баннер перетасовал карты.
   — Пошла в кроватку. Вам придется подождать до утра.
   — О, Господи, — устало простонал Скиннер. — Мне что, сейчас тащиться ночевать в город?
   — Нет. Займите ту же комнату, которую занимали вчера. Идите и распрягите вашу серую в яблоках.
   Когда Скиннер вернулся в дом, Баннер проводил его наверх и сообщил:
   — Сегодня все в доме спят на определенных условиях — за запертыми дверями. Я запру вас.
   Скиннер выглядел ошеломленным:
   — Значит, вы думаете, это я?..
   — Я ничто не думаю, — грубо оборвал его Баннер. — Я просто действую.
   Убедившись, что Скиннер не сможет выйти через окно, Баннер повернул ключ в замке. Еще одна спинка стула подперла дверную ручку.
   Он прошел к лестнице и оглянулся на четыре двери спален, забаррикадированные стульями.
   Имелась еще одна дверь: Баннер подошел к ней и попытался открыть. Она вела в комнату Беверли и была заперта. Он оставил гореть свет в холле.
   Войдя в комнату, он посмотрел на карты, раскиданные по глянцевой поверхности стола. ‘На этот раз я тебя одолею’, — поклялся он. Пасьянс начался снова.
   Время бежало. Баннер, возможно, пару раз задремал за игрой. Что-то встряхнуло его массивное тело, и он уставился на бледный циферблат больших стоячих часов.
   Было уже за полночь.
   Что так резко разбудило его?
   В доме все еще было тихо, как в катакомбах. А затем он услышал нечто, от чего его начал бить озноб.
   В верхнем холле, где находились спальни, кто-то шел.
   Кто-то шел в холле, но он же запер всех!
   Он слышал звук каждого шага. Обувь шлепала по полу, словно свободно висела… на костях или на палках!
   Слушая, он смешал карты. Он чувствовал себя приклеенным к стулу, неспособным встать.
   Затем раздался крик. Это была Селеста. И грохнул выстрел из дробовика.
   Баннер неловко и с усилием встал, качнув тяжелый стол. Стеклянная лампа опасно закачалась, а затем свалилась на пол. Лопнувшая лампочка погрузила все в полную черноту. Баннер нащупал дорогу через упавшую лампу и нашел раздвижные двери. Он раздвинул их пошире и бросился на лестницу.
   Пыхтя, он взлетел наверх.
   Слабо освещенный холл был точно таким же, как он его оставил. Все четыре стула были все еще прислонены к четырем дверям.
   Его охватило замешательство. А затем он услышал слабое постукивание в дверь Селесты изнутри. Он направился к ней, вытаскивая из кармана ключ. Отбросив плотно зажатый стул в сторону, он открыл дверь.
   Женщина лежала на полу в полубессознательном состоянии, дыхание прерывистое. Слабая темно-красная струйка крови ярко выделялась на побелевшем лице.
   Баннер автоматически посмотрел на окно. Штормовые ставни заперты изнутри. В спертом воздухе сильно пахло сгоревшим порохом. Но никакого дробовика не было.
   Он склонился над Селестой, отметив, что она легко ранена в голову, и одновременно услышал сильный стук.
   Трое мужчин, оказавшихся запертыми в спальнях, барабанили по дверям.
   Баннер никак на это не отреагировал. Он принес воды и обмыл лицо Селесты. Когда кровь смыли, лицо выглядело не так уж плохо. Тем не менее кожа была содрана и имелись ожоги от пороха.
   Она прекратила стонать, открыла глаза и обеими руками вцепилась в руку Баннера:
   — Пугало! Оно было здесь! Оно стреляло в меня!
   — Спокойнее, детка, спокойнее. Как оно вошло?
   Она выглядела потрясенной:
   — Не знаю. Не знаю! Я оставила гореть свет после того, как заперла ставни. Легла спать. Наконец, заснула. Проснулась резко. Оно стояло тут же в ногах кровати. Я чуть не умерла от страха. Но когда я увидела, что в мою голову направлен дробовик, я бросилась вперед, чтобы вырвать его из рук или заставить промахнуться. Он выстрелил, казалось, прямо мне в лицо. Наверное, я упала в обморок. Когда очнулась, я была одна в комнате… попыталась выйти…
   Она была очень слаба после шока. Баннер оставил ее на кровати, а сам подошел исследовать засов на ставнях. Не было никаких хитростей. Экран за окном не был поврежден, и дверной замок не тронут.
   Баннер вышел в холл, убрал стулья от других дверей и освободил троих мужчин. Они засыпали его вопросами. Но все, что он сказал:
   — Пугало вошло в комнату Селесты.
   — Так, с меня хватит этого дома, — сказал дядя Магнус. — Я везу Селесту к врачу.
   — Минуточку, — остановил его Баннер. — Только никакой самодеятельности, ждите, когда я дам отмашку. Мы все сейчас повязаны, как пираты на корабле. — Он привел их обратно в комнату Селесты. — Дядюшка отвезет вас в город, — объявил он молодой женщине.
   — Я хочу уехать отсюда и больше никогда не возвращаться, — ответила она. — Но есть одна вещь, про которую я не сказала вам, сенатор… Знаете, когда я шла вверх по лестнице... Вы спросили меня, почему я остановилась.
   — Да.
   — Я кое-что увидела.
   — Что именно?
   — Лишь белую фигуру. Это все, что я могу вам сказать. Она тут же исчезла. Когда вы спросили меня, что произошло, я не была уверена, что действительно что-то видела. Я подумала, что, возможно, так возбуждена, что просто вообразила себе все. Но теперь я так не думаю.
   Баннер задумчиво кивнул. Он сказал, обращаясь к Скиннеру и дяде Магнусу:
   — Вы двое остаетесь здесь с Селестой. Уэйн, мы пойдем и запряжем лошадь в экипаж.
   Они вышли из дома и направились к конюшне. Вдруг они резко остановились.
   Прямо перед ними на дороге стояло пустое гротескное пугало. Оно опиралось на шест, словно насмехаясь над ними.
   Баннер услышал, как Уэйн тяжело задышал рядом.
   — Собаки, — пробормотал он. — Они вообще не лаяли.
   
   Чуть позже они вслушивались в затихающихй стук копыт и скрип экипажа: Селеста и дядя Магнус выехали в Кау-Кроссинг.
   Трое оставшихся мужчин столпились в комнате, как овцы. Баннер пошел к телефону на стене и сказал сонному оператору:
   — Просыпайтесь, Рип, и дайте мне Фоксчейз-Холл.
   Уэйн в немом удивлении уставился на него.
   После долгого ожидания Баннеру ответила одна из преподавательниц:
   — Слушайте, Трикси, — сказал он, — я тут делаю перекличку. У вас есть девочка, зовут Джоан Викарс. Я прав или неправ?
   — Вы непостижимы, кем бы вы ни были, — был ответ. — Но вы правы. Она из моего класса по американской литературе.
   — Она сейчас в школе?
   — Конечно, в школе.
   — Я все еще не закончил инвентаризацию, сестренка. Дайте ее.
   — Я переключу ваш звонок в ее спальню.
   Баннер услышал щелчок и унылое гудение. Наконец, ответил ленивый тонкий голосок.
   — Кто это? — потребовал Баннер.
   — Девочка.
   — Джоан Викарс?
   — Нет, одна из ее одноклассниц.
   — Деточка, найди Джоан.
   Повисла пауза. Затем девочка сказала:
   — Я не могу. Ее здесь нет.
   — Где она, дочка?
   — Бог знает. А вы кто? Ее старый мандарин?
   — Нет, это сенатор Баннер.
   — Тогда, наверное, могу сказать вам, что мы думаем. Она втюрилась в парня с фермы по имени Уэйн Маркес. Всю прошлую неделю мечтала и говорила, что собирается тайно бежать с ним. Когда на днях она не вернулась, все мы предположили, что она так и сделала. Мы покрываем ее. Разве это не романтично? Или вы всего лишь старый сухарь?
   — Старый сухарь, — буркнул он и повесил трубку. Затем повернулся к Уэйну:
   — Вы помогли Джоан Викарс тайно сбежать?
   — Тайно сбежать! — воскликнул Уэйн. — Нет, такого счастья мне не выпадало. Не видел ее уже несколько дней.
   — Девочки в Фоксчейз-Холл считают, что вы подговаривали ее сбежать с вами.
   — Ну, я займусь этим! — Уэйн вскочил и стремительно бросился к двери. Там он притормозил, ожидая, что Баннер грубо остановит его. Но Баннер оставался неподвижным, как скала. Уэйн выбежал. Они услышали его удаляющиеся шаги.
   На ферме остались только Баннер и Скиннер.
   — Лучше идите со мной, — сказал Баннер, устремляясь к выходу вслед за Уэйном. Скиннер двинулся за ним. Они прошли мимо сарая, где Баннер взял фонарь типа ‘бычий глаз’. Когда они вошли в конюшню, лошади зашевелились, сверкая белками глаз.
   Баннер поднялся на сеновал и поворошил солому. Затем спустился и осмотрел груду попон.
   Через несколько минут они вновь вышли в ночь.
   — Скиннер, — сказал Баннер, — пугало предпримет еще одну попытку.
   Голос Скиннера звучал, словно тот скользил по лезвию бритвы.
   — Кто…
   Рука Баннера тяжело опустилось на худое плечо.
   — Вы, Скиннер.
   Смех Скиннера напоминал плач.
   — Вы шутите!
   — Нет. Вы следующий. И зная то, что мы знаем, я должен поймать пугало в капкан.
   Скиннер почти рыдал.
   — Если вы знаете все, то знаете, кто пугало!
   — Знаю, приятель.
   — Ради всего святого, сенатор Баннер, скажите, кто?
   Баннер покачал головой.
   — Это бесполезно. Вы мне не поверите.
   Они шли к дому по большому открытому пространству.
   Баннер продолжал:
   — Вы приманка, Скиннер. Пока я с вами, вы в безопасности. То же справедливо в отношении меня. Пугало не станет заниматься нами двумя. Но я собираюсь оставить вас одного…
   — Нет, — взмолился Скиннер, — не бросайте меня!
   — Трус! Я лишь притворюсь. Мы вернемся в комнату. Затем я скажу вам, что вернусь в конюшню. Я выйду, обегу вокруг дома и влезу в окно. И мы станем ждать пугала. Пугало вынуждено будет действовать сегодня ночью — прямо сейчас, если хочет добиться своей цели.
   Баннер проводил бледного и дрожащего Скиннера назад в комнату, где судья бессильно осел в кресло. Баннер подошел к окну и отсоединил экран. Затем он подошел к раздвижным дверям и сказал голосом, который, должно быть, был слышен и в сарае:
   — Вам нет никакого резона торчать здесь дальше, Скиннер. Пойду запрягу вашу клячу, и вы сможете потихоньку двигать в город.
   — Да, — глухо сказал Скиннер.
   — Задвиньте за мной эти двери, — громко продолжал Баннер. — Мне потребуются лишь десять минут.
   Скиннер встал и задвинул двери. Баннер сошел с крыльца, и его шаги стихли в направлении конюшни.
   Но через поразительно короткий промежуток времени Баннер, пыхтя и отдуваясь, показался в боковом окне. Извиваясь как морж, он вполз в темноту комнаты. ‘Вот что значит, когда ешь слишком много земляничного печенья’, — прошептал он, сдерживая смех.
   Скиннер кучей тряпья развалился в кресле у стола в центре комнаты. Баннер пододвинул стул поближе к раздвижным дверям, теперь закрытым, сел и стал ждать.
   Прошла минута. Две минуты. Три минуты…
   Скиннер, приросший к стулу, с ужасом глядел на щель, медленно появляющуюся между дверями около Баннера. Ни звука. Щель расширилась. Появились пальцы в белой перчатке, а затем рука.
   Баннер не двигался.
   Рука в белой перчатке исчезла, а из щели показались два ствола дробовика: невидимый стрелок прицеливался в голову Скиннера.
   И тогда молнией сверкнула рука Баннера, схватила за стволы и дернула вверх. Дробовик громыхнул, и дробь ударила в потолок. Баннер толкнул в сторону одну из дверей и дернул ружье на себя, втаскивая в комнату.
   Скиннер вскочил, чтобы все видеть, и оказался позади Баннера.
   И тогда он чуть не лишился чувств.
   Извиваясь в железной хватке Баннера с лицом, искаженным злобой, билась Беверли Джелк!
    
   Рассвет чуть окрасил небо, когда Баннер стоял перед Скиннером в кабинете юриста на Мэйн-стрит.
   Баннер вещал:
   — Все указывало на то, что телом, найденным в речке, была Бев. Ее одежда была на берегу, кольцо на руке. Вообще, по телосложению и цвету волос это была Бев. Но точная идентификация оказалась невозможной, поскольку, как вы знаете, дробь уничтожила большую часть лица.
   Уэйн увидел в садовых деревьях яркую фигуру. Голая плоть в лунном свете кажется огненной. Человек, которого видел Уэйн, был голым… Затем характерное спокойствие собак, хотя отвратительное пугало шаталось повсеместно. Есть только один ответ: собаки знали, кем было пугало. Это был человек, к которому они совершенно привыкли.
   Но для меня все окончательно стало ясно после покушения на Селесту. В то время все двери были заперты. Никто не мог выйти из тех четырех комнат. Это доказывало, что убийца все еще находился снаружи. Значит, убийца был кем-то, кто прекрасно знал территорию и кого собаки считали хозяином. Все на ферме были заперты, кроме одного человека — Беверли Джелк. Именно поэтому я сказал вам, что ответ покажется невероятным. Но если поверить в то, что я сказал, то чье тело нашли в реке?
   Помните, Уэйн заметил Бев, бегущую голой через сад, после второго убийства. Почему она была голая? Потому что оставила всю свою одежду на берегу. Почему она не надела одежду своей жертвы? Потому что на жертве был только купальный костюм: она пришла к реке в купальном костюме.
   Кто считает эту речку такой удобной для купания? Это не был кто-то с фермы. Про каждого известно, где он был. Другое ближайшее место — Фоксчейз-Холл. Это была одна из школьниц! И мы знаем, что Джоан Викарс иногда ходила к речке. Так, может быть, это Джоан Викарс нашли в ручье? Я проверил позже и выяснил, что она пропала.
   Теперь мы понимаем, что Бев нужна была одежда. Она не могла сразу вернуться в дом. Все, что оказалось доступным, это облачение пугала. Она надела его. Бев, бессердечная, как нам ее описали, убила Джоан, чтобы проложить путь к более важному убийству — своего брата.
   Чтобы убить Хадсона, она устроила небольшой шум около дома, пока все спали, и, когда он вышел посмотреть, в чем дело, расстреляла его из кухонного дробовика. Прежде, чем уйти, она достала из кармана Хадсона ключ от спальни. Это был ее ключ, который Хадсон взял из морга вместе с остальными вещами Бев ранее в тот день.
   А затем Бев занялась фокусами. Она оставила широкий след от тела Хадсона. Этот след прервался на небольшом участке сланцевой глины на краю вспаханного поля. По крайней мере в этом месте мы не могли больше видеть следов, но собаки все еще смогли следовать по ее запаху. И тогда Бев просто убила нас следами на недавно вспаханном поле.
   Она сделала очень простую вещь. Она хотела, чтобы мы собственными глазами видели, куда ведет след, и отозвали собак. И вот она стоит там, наряженная пугалом. Ей требовалось перенести это пугало на сорок футов по полю, оставив только один набор следов, ведущих туда. Сначала она сделала крестовину из нескольких палок, чтобы повесить туда рваную одежду. Затем сняла с себя обувь пугала, которую носила, и прошла босиком по полю эти сорок футов.
   Она сняла одежду и нарядила пугало так, как мы его нашли. Кроме обуви. Вновь надела тяжелую обувь и стала пятиться к краю поля, откуда начала идти. Она тщательно ступала в каждый след босой ноги — тот, когда она шла в поле. Мы не подумали тогда, что большие следы от обуви способны полностью уничтожить маленькие следы босых ног…
   Итак, у нас есть Бев, стоящая голой на краю вспаханного поля, пугало в сорока футах от нее и пара обуви у нее в руках. Как она поставила обувь под пугало? Ее любимый спорт — метание подков. Вы сами мне это сказали. При расстоянии в сорок футов могла она попасть ботинками достаточно точно, не так ли, Скиннер?
   Баннер усмехнулся.
   — В течение дня она скрывалась в конюшне или сарае и прикрывалась соломой и попонами. Ела сырую морковь, капусту и брокколи из огорода.
   — Но почему… Почему она хотела убить меня? — перебил его Скиннер
   — Она хотела сбежать с фермы с пятью тысячами, которые вы готовы были предложить ей. Так как Хадсон мертв, он больше не мог возражать против продажи. Селеста хотела продать ферму, и вы должны были привести деньги. Бев нужны были эти деньги, чтобы начать новую жизнь где-нибудь в другом месте, — не было смысла уходить без них. Она понимала, что для этого придется убить вас.
   Наконец Бев проскальзывает в дом в свою комнату как раз тогда, когда вы с Селестой пришли к согласию по поводу продажи фермы. Бев надела собственную одежду. Она стояла на лестнице, слушая нас. Она узнала, что вы привезете деньги этим же вечером. Затем Селеста быстро идет вверх по лестнице, и Бев отступает назад в темноту, чтобы скрыться. Селеста мельком видит Бев, хотя и не понимает, кто это. Но Бев решила, что Селеста узнала ее и поняла, что она жива. Таким образом, Бев пришлось передвинуть ваше убийство во вторую очередь. Сначала она должна была покончить с Селестой.
   Как вы можете видеть, в действительности не существовало проблемы выхода из запертых комнат. Пугало все время было снаружи. Обувь оказалась слишком свободной для нее и шлепала, когда она шла по холлу. Она убрала поставленный мною стул и вошла в комнату Селесты с помощью того ключа, который сняла с тела Хадсона. Она собиралась нашпиговать Селесту дробью. Но Селеста защищалась. Бев не могла оставаться для повторного выстрела. Она убежала и поставила на место стул прежде, чем я дотопал вверх по лестнице.
   Бев вынуждена была спешить. Чтобы получить деньги, она должна была убить вас вчера вечером, прежде чем вы уедете с фермы. Ей пришлось действовать экспромтом. Так она попала в мою ловушку. ‘Заходи, сказали мухи пауку’.   1^sted: ‘10-Story Detective Magazine’, April 1948 / Перевод: Н. Баженов / Публикация на форуме: 30.08.2020 г.
• С. ПАЛМЕР  ‘ТАИНСТВЕННЫЕ ‘ПИКИ’
    Charles Stuart Palmer ‘The Riddle of the Black Spade’

   ПРЕДИСЛОВИЕ | +

  Рассказ “Таинственные ‘пики’” — это одна из ранних историй о мисс Уитерс.

   Без предупреждения и без всякого приглашения, с дневной газетой под мышкой, в священные чертоги нью-йоркского бюро по расследованию убийств решительным шагом вошла женщина.
   Инспектор Оскар Пайпер оторвал взгляд от небольшой стопки официальных бумаг, лежавших перед ним на поцарапанном дубовом столе, и устало откинулся на спинку стула.
   — А, это вы! — сорвалось с его губ.
   На иронию мисс Уитерс внимания не обратила.
   — Заняты вы или нет, Оскар Пайпер, — громогласно заявила она, — но сейчас вам следовало бы быть на Лонг-Айленде, а не сидеть здесь, отравляя воздух сигарным дымом.
   Мисс Уитерс с шумом развернула газету. Первую страницу венчал заголовок в две колонки, очевидно, набранный в типографии уже перед самым запуском печатной машины.
   — ‘Публичный политик погибает в результате несчастного случая’, — вслух прочитала заголовок мисс Уитерс и затем сразу продолжила читать уже саму заметку. — ‘Сегодня около десяти часов утра бывший сенатор и нынешний прокурор Манхэттена Дэвид Фарлинг был поражен ударом мяча для гольфа и скончался на месте. Инцидент произошел на небольшом общественном поле, известном как Медоуленд и расположенном неподалеку от Форест-лаун в Квинсборо. Фарлинга обнаружили другие игроки в гольф. Политик лежал лицом вниз возле водоема, образующего на поле одно из водных препятствий. Рядом с телом Фарлинга лежал мяч для гольфа, который с огромной скоростью и силой ударил политика по голове. Спортсмен, так неосторожно отправивший мяч, пока не идентифицирован...’!
   — Ну, будет, Хильдегард, — раздраженно перебил женщину инспектор. — Я все это знаю.
   — Вы знаете? — язвительно заметила мисс Уитерс. — А дальше в заметке говорится, что, хотя в Нью-Йорке ежегодно регистрируется шесть или семь подобных несчастных случаев, это первый, который привел к летальному исходу!
   Она швырнула газету на стол инспектору.
   — Теперь вы понимаете, что я имею в виду? Понимаете?
   — Все когда-то случается впервые, — напомнил ей Пайпер. — Но если это сделает вас хоть немного счастливее, Хильдегард, то скажу вам — и вы, кстати, могли бы узнать это сами, — что я послал одного из наших лучших специалистов помочь в этом деле ребятам из Квинсборо. Дейв Фарлинг — слишком заметная фигура, чтобы его игнорировать. И к тому же его работа затрагивает интересы многих людей. Но все равно...
   — И вы не верите, что это может быть убийством? — фыркнула мисс Уитерс. — Послушайте, Оскар, в этом деле есть что-то подозрительное. Не делайте поспешных выводов только потому, что это произошло ясным октябрьским днем на открытом пространстве, а не в запертой комнате, и потому, что оружием стал мяч для гольфа.
   Она глубоко вздохнула и, секунду помолчав, спросила:
   — Оскар, кем был тот человек, который обнаружил тело Фарлинга?
   — Тот человек? Да их там была целая толпа. Фарлинг играл со своим постоянным партнером Сэмом Фертом, а также с этим болтуном-оратором Джоном Салливаном и со своим сыном, молодым Роландом Фарлингом. Некоторое время они не видели Фарлинга на поле; ждали, когда он найдет потерянный мяч или выберется из

  песчаной ловушки*

  Специально устроенная на поле для гольфа яма с песком, которая усложняет задачи игроков.

  . Потом пошли его искать. Позвали на помощь швейцарца — смотрителя за полем — и всей честной компанией обнаружили Фарлинга, лежащего лицом вниз в грязи на краю водоема.
   — И тем самым они обеспечивают друг другу идеальные алиби, — вставила мисс Уитерс. — Продолжайте.
   — Пока это все, что мне известно, — сказал инспектор. — Я всего лишь коп, а не ясновидящий.
   Мисс Уитерс встала.
   — Ну, так чего же мы ждем? Поехали туда.
   — Донован знает свое дело, — возразил инспектор. — И парни из участка в Квинсе вряд ли будут рады тому, что их то и дело теребят. К тому же не стоит пытаться превратить это дело во что-то другое, кроме несчастного случая, если только...
   Тут на столе заверещал телефон. Пайпер схватил трубку, немного послушал и рявкнул в ответ:
   — Так, Донован, тело все еще на месте? Не трогай его. Будь рядом и жди меня.
   Он кинул трубку на рычаг и проговорил полным изумления голосом:
   — Хильдегард, а ведь вы правы. Это убийство... И арестован сын убитого!
   Придерживая на голове свою шляпку, женщина выскочила из кабинета первой. От возбуждения у нее расширились ноздри, но когда они мчались по Манхэттену в черной полицейской машине, направляясь к мосту Квинсборо, Хильдегард вдруг схватила инспектора за руку и покачала головой.
   — Я в это не верю, — заявила она. — Не верю, что это сделал сын.
   — Случались вещи и похуже, — напомнил ей Пайпер. — И не думайте, будто Донован не знает, что делать. Если уж он кого-то арестовал, значит, он уверен в своей правоте.
   Мисс Уитерс начала было возражать, но внезапно взвывшая полицейская сирена заглушила ее слова. Они проскочили несколько светофоров на красный свет, промчались по мосту, а затем быстро поехали по длинной прямой дороге, мимо стоянок подержанных автомобилей, гаражей, тележек с хот-догами, продуктовых магазинов... прямо на просторы Квинса, района, который имеет репутацию самого большого и самого непривлекательного места в Нью-Йорке.
   Для октября день был теплым, но теперь, когда на западе солнце скрылось за башнями Манхэттена, с пролива подул холодный ветер. Мисс Уитерс невольно вздрогнула, когда машина резко свернула с бульвара и помчалась на юг по узкой щебеночной дороге. Вскоре они увидели вывеску: ‘Гольф-клуб Медоуленд. Плата за один раунд на девять лунок — 50 центов’.
   По правую сторону от дороги тянулись холмистые зеленые луга, которые когда-то были сочными пастбищами для крупного рогатого скота. Теперь же повсюду виднелись признаки ландшафтного моделирования, и разбитые на квадраты участки были отмечены флажками.
   Далеко впереди белело небольшое здание, окруженное автомобилями; но тут стремительный ход полицейской машины был прерван. На дороге выросла фигура в синем. Человек размахивал руками.
   Завизжали тормоза.
   — Сержант распорядился сказать вам, что если вы прямо в этом месте перелезете через ограду, то найдете его там, возле тела...
   — О’кей, — буркнул Пайпер.
   Он помог мисс Уитерс выйти из машины, что было довольно просто, и перелезть через ограду из колючей проволоки, что было сопряжено с немалыми трудностями и опасностями.
   — Вон туда, к деревьям, — показал направление патрульный.
   Они миновали небольшой холм и спустились к очередному

  фервею*

  fairway — ‘центральная аллея с гладко выстриженной травой’ — относительно ровная часть поля для игры в гольф, трава на которой имеет среднюю длину.

  . Впереди, из глубины узкого овражка, пересекавшего открытый фервей по широкой диагонали, торчали верхушки нескольких вязов. Вокруг не было ни души.
   — Там, инспектор, под деревьями, — настойчиво твердил патрульный.
   Внезапно они оказались на краю овражка, на дне которого в окружении вязов и кустарника располагался небольшой водоем. Вокруг тела, которое все еще лежало лицом вниз у самой кромки воды, стояло несколько человек.
   В угасающем свете дня фотографы делали последние снимки. Сержант Донован, красный и вспотевший, поднялся по склону, чтобы приветствовать своего шефа.
   — Все предельно ясно, инспектор, — заявил он. — Я быстро во всем разобрался. Но вы можете и сами посмотреть.
   Тут Донован заметил мисс Уитерс и кисло с ней поздоровался.
   — Добрый день, мэм.
   — Все предельно ясно, — отрешенно повторила мисс Уитерс. — Хм-м...
   Они посмотрели на распростертое тело. Полноватый мужчина лет пятидесяти, одетый в

  брюки-гольф*

  Специальные брюки, пошитые из клетчатой ткани, на притачных манжетах, которые застегиваются сбоку или под коленями на пуговицы. Вошли в моду в качестве спортивной одежды в 1920-е годы.

  , ярко-желтый свитер и такие же ярко-желтые носки. На затылке мужчины виднелась небольшая круглая вмятина. После осмотра тело накрыли куском брезента.
   — Прямо здесь был найден мяч для гольфа, который и стал орудием убийства, — продолжал свой отчет сержант. — Примерно в двух футах от трупа.
   Донован достал из кармана скомканный носовой платок. Внутри оказался новенький белый мячик для гольфа. На одной стороне мячика красовалась маленькая эмблема черного цвета в виде карточной масти ‘пики’; на другой стороне виднелось красно-бурое пятно.
   Пайпер кивнул.
   — Мне кажется, тут все достаточно ясно. Теперь мы можем спокойно пройти в здание клуба, не так ли, Хильдегард?
   Мисс Уитерс подобрала неподалеку сухую ветку и теперь с сомнением тыкала ею в водоем, поверхность которого была усыпана опавшими листьями. В мутной воде отражались последние отблески заходящего солнца.
   — Мы уже нашли тело, Хильдегард! — с иронией в голосе сказал Пайпер. — Или вы думаете, что под водой скрывается убийца?
   Мисс Уитерс фыркнула и отбросила ветку в сторону.
   В полном молчании они подошли к зданию клуба, небольшому, хлипкому на вид строению. В задней части дома находилась трехкомнатная квартирка — обиталище того самого швейцарца, который арендовал землю клуба и присматривал за полем. В передней части располагался офис, в котором, помимо кассового аппарата, был небольшой киоск с прилавком, где продавались различные товары: солнцезащитные панамы, мячи для гольфа, патентованные футболки и тому подобное. Офис выходил на закрытую веранду с полудюжиной столиков. Там же стоял автомат по продаже газированной воды.
   На крыльце в ожидании застыли молодой Рональд Фарлинг, подпираемый с двух сторон детективами в штатском, и плотного телосложения полицейский в чине капитана. Офицер поспешил по ступенькам вниз, чтобы встретить инспектора на лужайке перед клубом.
   — Приветствую, — сказал Пайпер. — Мисс Уитерс, позвольте представить вам капитана Майка Платта из полицейского подразделения Квинса. Мои поздравления, капитан.
   Капитан Платт ухмыльнулся.
   — Рад, что вы одобряете то, как быстро мы раскрыли это дело. Тем не менее я решил немного задержать здесь молодого крысеныша, чтобы вы могли с ним поговорить. На месте, так сказать…
   — Обрисуйте мне общую картину, — распорядился Пайпер.
   — Итак, — медленно начал Платт, — картина не очень приятная. Фарлинг и его сын Рональд вместе с мистером Салливаном и мистером Фертом прибыли сюда сегодня утром, чтобы сыграть партию в гольф. Они часто приезжают именно на это поле, потому что, во-первых, здесь не бывает многолюдно, и, во-вторых, этот клуб на десять миль ближе к городу, чем любое другое подходящее поле. По крайней мере они так говорят. Мы допросили Ферта и Салливана и отпустили их. Похоже, что все четверо сделали по длинному удару, но особого успеха не добились — за исключением молодого Фарлинга, который играет весьма неплохо. Его мяч пролетел прямо над верхушками тех вязов и упал неподалеку от лунки. Мяч Салливана угодил в рощицу, там слева. Ферт видел, как его мяч укатился по склону холма, а Дэйв Фарлинг вообще еле-еле преодолел свои жалкие двадцать футов или около того. Короче, трое оставили его там и пошли дальше, поскольку Дэйв Фарлинг играл в гольф совсем никудышно. Каждый последовал за своим мячом, и на некоторое время они потеряли друг друга из виду. Но хотя его никто не видел — кроме убийцы — Дэйв Фарлинг, должно быть, сделал свой второй удар, и его мяч угодил в водоем. И пока он спускался к воде в поисках мяча, кто-то заехал ему мячом в затылок и разбил череп...
   Мисс Уитерс посмотрела на красивое, но теперь осунувшееся лицо молодого Рональда Фарлинга.
   — Вы говорите, кто-то. Однако…
   — Однако откуда мы знаем, что этим ‘кто-то’ был он? — рассмеялся Платт. — Да потому что вчера в офисе он сильно повздорил со своим отцом из-за того, что Фарлинг-старший не позволял ему что-то сделать. ‘Никогда, покуда я жив!’ — заявил старик. Партнер Фарлинга Ферт слышал это. Он нам все и рассказал. К тому же этот парень из тех, кого называют

  ‘скретч-гольфист’*

  Игрок в гольф, которому для продвижения к лунке не требуются дополнительные удары. Синоним — ‘отличный игрок в гольф’

  . Он любит устраивать шоу и демонстрировать свои умения. Например, как ловко он играет в

  ‘часовой’ гольф*

  Clock Golf — основанная на гольфе игра, зародившаяся в конце 19 веке. Мячи для гольфа загоняются клюшками в одну центральную лунку с двенадцати пронумерованных точек, расположенных по кругу, как на циферблате часов.

  . Или как с двадцати футов может послать мяч прямо в жестяное ведерко. Он, вероятно, один из немногих людей в наших краях, кто совершенно точно знает, что попадет именно туда, куда целится!
   Капитан просто лучился самодовольством.
   — В общем, Фарлинга долго не было, и остальные решили, что он упорно ищет потерянный мяч. Однако старик все не появлялся и не появлялся, и в конце концов все трое отправились обратно. Они увидели на другом фервее Криса Торра, который сгребал опавшую листву, и позвали его на помощь. Вчетвером они подошли к овражку и увидели Фарлинга, лежавшего на краю водоема.
   — И этот мальчик признался в преступлении? — спросила мисс Уитерс.
   Платт покачал головой.
   — Молчит. Он, видать, хитрый малый. Но мы заставим его говорить, иначе…
   — Ладно, капитан, — быстро вмешался Пайпер. — Судмедэксперт уже уехал?
   Платт кивнул.
   — Тело осматривал доктор Фарнсворт, и ему не понравилось то, что он увидел. В свидетельстве он не стал писать, что смерть наступила в результате несчастного случая. До вскрытия, сказал доктор, он не будет высказывать свое окончательное мнение. Но мы с Донованом решили, что не стоит ждать, а лучше побыстрее упрятать молодого Фарлинга за решетку.
   — Хорошо, — сказал Пайпер. — Давайте потолкуем с парнем.
   Они поднялись по ступенькам крыльца и прошли через сетчатую дверь. Молодой человек был очень бледен и, казалось, насквозь продрог в своей голубой спортивной рубашке и темных фланелевых брюках. Он импульсивно подался вперед.
   — Сколько вы еще будете меня здесь держать? Говорю же вам, я не имею никакого отношения к тому, что произошло. Неужели вы думаете, что я стал бы убивать собственного отца?
   — Отцом он стал после того, как вас усыновил, не правда ли? — мягко вмешалась мисс Уитерс. — Несколько лет назад я об этом читала.
   Рональд Фарлинг застыл. На мгновение его глаза затуманились, а потом он произнес:
   — Да, усыновил. Дэвид Фарлинг и его жена усыновили меня девять лет назад, когда мне было двенадцать. Это случилось сразу после того, как мой родной отец…
   — Ну-ну, продолжайте! — Пайпер был весь внимание.
   Молодой человек сглотнул.
   — Сразу после того, как мой родной отец был... был казнен за убийство! Дэвид Фарлинг был его адвокатом, но ничего не смог сделать, хотя гибель человека произошла во время ожесточенной схватки между членами профсоюза и штрейкбрехерами компании. Поэтому он пообещал взять меня к себе и воспитать как собственного сына. И он…
   Рональд внезапно замолчал, слишком поздно осознав, что за слова он произнес. Он сжал кулаки, но тут же беспомощно разжал их.
   — Каков отец, таков и сын, да? Наверное, вы это имеете в виду?
   — Вчера вы ссорились со своим приемным отцом в его кабинете?
   Рональд кивнул.
   — Обычный спор. Но это не…
   — О чем вы спорили?
   — Он не хотел, чтобы я женился, — просто ответил молодой человек и вздохнул. — И если вы хотите, чтобы я назвал имя девушки, то, хоть убейте, я его не назову и не заставлю ее проходить через все это!
   Пока продолжался допрос, мисс Хильдегард Уитерс немного побродила вокруг. И вот она появилась снова, держа в руках полную клюшек кожаную сумку для гольфа. На сумке были инициалы ‘Р. Ф’.
   — Это ваше? — спросила она задержанного.
   Молодой человек кивнул. Мисс Уитерс расстегнула молнию на кармашке сумки и достала оттуда полдюжины мячей для гольфа. Три мяча были довольно старые и сильно потертые. А три другие были почти новыми; их поверхность лишь слегка поцарапалась. И на каждом мяче красовалась эмблема в виде маленького красного сердечка.
   — Могу я взглянуть на тот, что у вас? — спросила мисс Уитерс сержанта и осторожно взяла в руку протянутый ей мяч. — Так я и думала. Они не совпадают.
   Она показала мяч с красно-бурым пятном Рональду Фарлингу.
   — Узнаете этот мяч, молодой человек?
   Рональд присмотрелся, и глаза его расширились.
   — Да ведь это же мяч моего отца!
   — Что?! — мгновенно отреагировали копы.
   — Да! Видите ли, сегодня утром, перед игрой, каждый из нашей четверки купил по три новых мяча. Спросите продавщицу в киоске. И, конечно, у нас были мячи разного цвета и с разными эмблемами, чтобы их можно было легко отличить друг от друга. На мячах были эмблемы четырех видов. Ферт выбрал с изображением значка ‘трефы’, Салливан — ‘бубны’, мой отец — я имею в виду моего приемного отца — ‘пики’, ну а мне достались сердечки-‘черви’. Они все еще подшучивали надо мной по этому поводу…
   — Таким образом, Дэвид Фарлинг был убит одним из своих собственных мячей для гольфа, — медленно произнесла мисс Уитерс. — Можем ли мы доказать это, сравнив данный мяч с другими мячами в его сумке?
   Однако в сумке мертвеца мячей не оказалось.
   — Это нас ни к чему не приведет, — проворчал капитан Платт. — Инспектор, можно мне, наконец, забрать молодого Фарлинга?
   Пайпер посмотрел на мисс Уитерс, потер подбородок и кивнул.
   — Отнеситесь к нему по-человечески, — сказал он и твердо добавил: — Не орите и не угрожайте!
   Молодого человека наполовину повели, наполовину потащили к ожидавшему полицейскому автомобилю. Мисс Уитерс в последний раз с сочувствием глянула на бледное, испуганное лицо Рональда Фарлинга.
   На поле для гольфа неуклюже въехала машина из службы морга. В сгущавшихся сумерках свет ее фар напоминал два сверкающих тигриных глаза. Наконец-то тело Дэвида Фарлинга будет убрано с берега водоема.
   ‘Давно пора’, — подумала мисс Уитерс.
   Инспектор ушел звонить по телефону, и Хильдегард в одиночестве побрела по захламленному двору к задней части дома. Вокруг валялись старые автомобильные покрышки, стояли ящики с песком, грудой лежали сломанные зеленые флажки, а еще высилась полуразобранная дощатая упаковка от пианино — своеобразные сувениры ушедших дней. Впервые в жизни мисс Уитерс пожалела, что в юности не смогла увлечься музыкой или игрой в гольф. Сейчас ей явно не хватало знания тонкостей этой игры. У Хильдегард было такое чувство, словно от нее — и от полиции тоже — ускользает какая-то важная улика. Возможно, имелась некая подсказка, которая была бы кристально понятна более искушенному любителю гольфа.
   Мисс Уитерс присела на удобную скамейку, с которой открывался вид на все спортивное поле, и подперла подбородок рукой. Вдали мелькнули фары машины морга, которая увозила тело несчастного Дэвида Фарлинга.
   ‘Поездка, которую рано или поздно должен будет совершить каждый из нас’, — размышляла про себя Хильдегард.
   В этот момент она услышала за спиной чей-то гортанный возглас. Хильдегард быстро обернулась и сразу поняла, что говоривший не заметил ее на скамейке. Он стоял недалеко от входа в жилые помещения. Мисс Уитерс видела сгорбленную фигуру мужчины, опиравшегося на длинные грабли.
   —

  Ach, der Schwein…*

  (нем.) ‘Ах, свинья…’

  
   В школе мисс Уитерс изучала немецкий и французский языки. Она еще кое-что помнила и моментально поняла, что бесконечный поток слов был сочетанием обоих языков сразу. Это означало, что мужчина, скорее всего, был швейцарцем. К счастью, большинство слов было мисс Уитерс незнакомо, поскольку даже отдельные слова, которые она узнавала, заставляли ее щеки густо краснеть.
   Она решила, что лучше действовать неожиданно, и выскочила из тени, как чертик из табакерки.
   — Кто вы? — воскликнула Хильдегард, угрожающе вскидывая зонтик.
   — Кто есть я? Она спрашивает, кто есть я! — резкий голос стал пронзительным и высоким. — Я есть бедный Крис Торр. Я есть раб, который должен работать неделю и еще неделю, чтобы теперь выравнивать траву там, где эти

  verdammte*

  (нем.) ‘Проклятые’

  свиньи катаются на своей отвратительной врачебной машине.
   Казалось, швейцарец вот-вот зарыдает. Внезапно мисс Уитерс почувствовала к этому старику определенную симпатию; особенно теперь, когда машина морга ехала по направлению к зданию клуба, оставляя за собой на мягком ухоженном газоне глубокие темные борозды.
   Хильдегард начала уже придумывать какое-нибудь подобающее случаю сочувственное замечание, но Крис Торр уже отвернулся от нее и направился в дом.
   —

  Es ist nicht der Mühe Wert!*

  (нем.) ‘Это не стоит всех усилий!’

   — на прощанье выкрикнул он.
   Мисс Уитерс обернулась и увидела, что прямо за ней стоит инспектор.
   — Не нравится мне этот старый гусь, — проворчал Пайпер. — Что это он там прокрякал?
   — Нечто о том, что жизнь прекрасна, — дала Хильдегард свой вольный перевод. — Боюсь, этот Торр — жуткий пессимист.
   — Возможно, учитывая то, что я узнал, у него есть для этого причины, — ответил инспектор. — Это место едва позволяет ему сводить концы с концами. Следующей весной большая часть земли будет отчуждена в пользу города. И ко всему прочему еще в августе прошлого года жена Торра сбежала с каким-то коммивояжером.
   — А не я ли видела в офисе молодую девушку? — спросила мисс Уитерс.
   Пайпер кивнул.
   — Это Молли Гарган. Живет по соседству. Торр нанимает ее присматривать за офисом и продавать билеты игрокам. Кстати, хорошо, что вы мне напомнили. Надо сказать мальчикам, чтобы отпустили ее домой. Мы ведь всех тут задержали...
   — Пусть она еще тут немного побудет, — решительно сказала мисс Уитерс. — Я хочу на эту Молли еще раз взглянуть.
   Вне всякого сомнения, на Молли Гарган стоило посмотреть. Обычно мисс Хильдегард Уитерс большее значение придавала женскому уму, нежели красоте, но эта черноволосая девушка с ярко-голубыми глазами и точеной фигуркой определенно производила сильное впечатление.
   Молли Гарган сидела за стойкой на высоком табурете и смотрела в окно на темное поле для гольфа. Из ее голубых глаз текли слезы, хотя лицо при этом выглядело абсолютно спокойным. На девушке было скромное розовое платье, явно сшитое в домашних условиях, и, когда мисс Уитерс вошла в дверь, она сразу заметила, что платье Молли Гарган было порвано в пяти или шести местах вдоль воротничка. И сейчас девушка машинально, как в трансе, продолжала рвать платье своими длинными пальцами.
   Мисс Уитерс прочистила горло.
   — Что бы ни случилось на поле, молодая леди, это ведь не сильно вас касается?
   Молли вздрогнула и поджала губы.
   — Конечно, нет, — процедила она.
   Мисс Уитерс решила прибегнуть к хитрой уловке.
   — Тот молодой человек, которого арестовали, — заговорила она небрежным тоном, — настаивает на том, что сегодня утром перед началом игры все четверо купили мячи именно здесь.
   Молли кивнула своей прелестной темноволосой головкой.
   — И он утверждает, что все четверо купили мячи с метками в виде красных бубен на них. Это правда?
   — Ну... нет! Они... — Молли вдруг резко замолчала. — Да, это так, — через секунду спокойно сказала она. — Теперь я вспомнила.
   — Забавно, — пробормотала себе под нос Хильдегард. — Молли, а где вы живете?
   Через окно девушка указала на белый дом примерно в миле от гольф клуба, там, где ярко горели огни бульвара.
   — Мой отец управляет заправочной станцией, — призналась она.
   — Хорошо, Молли, — сказала мисс Уитерс. — Полицейские просили меня передать вам, что вы можете идти домой.
   — Спасибо, — горячо поблагодарила Молли Гарган.
   Быстрым движением она натянула поверх платья свитер, надела на голову берет и выскочила за дверь.
   Мисс Уитерс подошла к окну и стала наблюдать за девушкой, которая срезала путь через поле для гольфа и направилась к белому домику, видневшемуся вдалеке. Потом Хильдегард вдруг почувствовала, что кто-то наблюдает и за ней самой.
   Это оказался Крис Торр. Швейцарец стоял за спиной мисс Уитерс и качал головой.
   — Они есть все одинаковые, — заметил он гортанным голосом. — Женщины!
   Он подошел к кассовому аппарату, нажал клавишу ‘Выемка денег’ и выгреб жалкую дневную выручку. Потом демонстративно запер витрину, как будто мисс Уитерс могла бы соблазниться кражей мячей для гольфа и деревянных подставок для выполнения первых ударов.
   — Вы не можете винить ее за то, что она поспешила уйти отсюда в такой день, — укоризненно произнесла мисс Уитерс. — Да, забыла закрыть магазин. Такая милая девушка...
   Крис Торр, похоже, не интересовался милыми девушками.
   — Чушь! — проворчал он. — Чем они красивее, тем знают совсем меньше. Я надеюсь, она скоро выйдет замуж, а я найму хорошую, толковую девушку, невзрачную, как плетень,

  ja*

  (нем.) ‘Да’.

  !
   Он подошел к выключателям и погасил весь свет.
   — А теперь идите домой... Все идите домой. Я хочу идти спать.
   Наконец, все разъехались, за исключением одного несчастного, замерзшего полицейского, которому, согласно правилам, было поручено охранять место преступления. Патрульный Уолтер Фогл расстелил газету на влажной траве под вязами и приготовился к долгому одинокому бдению у темного водоема...
   Всю ночь ветер жутко завывал в верхушках деревьев, а бледная октябрьская луна то и дело пряталась за рваными облаками. Патрульный думал о том, что всего через пару дней наступит Хэллоуин. И уже ближе к утру Фогл беспокойно задремал, погрузившись в кошмары с ведьмами, гоблинами и кривляющимися призраками...
   Неожиданно он проснулся и увидел смутную белую фигуру, двигавшуюся у края водоема. Фогл моргнул, ущипнул себя и снова моргнул. Однако фигура не исчезала.
   — Эй! — дрожащим полушепотом воскликнул полицейский.
   Белая фигура застыла.
   — Какого черта вы там делаете? — уже более уверенно спросил Фогл. — Стойте на месте, или я буду стрелять!
   Фигура колыхнулась и... растворилась среди деревьев.
   — Стой! — заорал Фогл.
   Он выхватил пистолет и начал яростно стрелять. Но безрезультатно.
   Утром, сгорая от стыда, Фогл докладывал капитану Платту:
   — Возможно, это был призрак мертвеца. Хотя, может, и не был. Но я точно знаю, что бегает он, как кролик. И это был не Крис Торр, потому что я прибежал в клуб и вытащил старика прямо из постели.
   — Вы осмотрели его ботинки? — спросил капитан. — Не было ли на них следов росы?
   — Его ботинки были сухими, а сам Торр крепко спал.
   — Хорошо, — сказал капитан Платт. — Поезжайте домой и поспите. Возможно, сегодня днем вы нам понадобитесь.
   В это самое время мисс Уитерс и инспектор Пайпер увлеченно совещались.
   — Вот что странно в отчете о вскрытии, — говорил Пайпер. — Судмедэксперт настаивает на том, что кости черепа Фарлинга были нормальной толщины, и что мяч для гольфа должен был лететь со скоростью пули, чтобы нанести такую смертельную рану.
   — Оскар, а это идея! — глаза Хильдегард загорелись. — Разве нельзя было выстрелить мячом для гольфа из какого-то огнестрельного оружия?
   Инспектор пожал плечами.
   — Даже если сделать ствол из трубки подходящего диаметра и соорудить нечто вроде ружья, должны были бы остаться следы пороха. И еще одно. Макс ван Доннен сообщил мне, что, хотя на этом мяче есть следы крови, совпадающие с кровью Фарлинга, по этому мячу даже ни разу не ударили клюшкой для гольфа! Исследование под микроскопом показало, что защитное восковое покрытие не нарушено. Вот вам и теория о выстреле.
   Мисс Уитерс кивнула.
   — Понимаете, Оскар, я предположила о выстреле из огнестрельного оружия, потому что сегодня утром в загородном клубе Лейквуд два часа брала уроки гольфа у одного профессионала. Этот профессионал играет в гольф даже лучше, чем молодой Фарлинг, и может запустить мяч аж на четыреста ярдов вперед или же аккуратно забросить его в жестяное ведерко с расстояния двадцати футов. Но, Оскар, он не может делать то и другое одновременно! Я имею в виду, что в гольфе нельзя сочетать большую скорость удара с абсолютной точностью броска!
   — А это значит, что мы вернулись к тому же, с чего начали, — сказал Пайпер.
   Хильдегард покачала головой.
   — Мы знаем, что Рональд Фарлинг не убивал своего приемного отца — по крайней мере не запускал в него мяч. Я думаю, Оскар, мы слишком усложняем это дело. Вы получили отчет телефонной компании?
   — Им требуется время, чтобы отследить все звонки, — развел руками инспектор. — Но я не понимаю, почему вы думаете, что нам будет полезно знать, сколько телефонных звонков, если таковые были, совершалось из клуба в офис Фарлинга на Бродвее и наоборот. Вы же не думаете...
   — Именно, думаю. Когда в деле фигурирует такая поразительная красотка, как Молли Гарган, можно считать само собой разумеющимся, что она каким-то образом является частью общей картины. Предположим, покойный регулярно играл на этом небольшом поле по единственной причине: увидеть прекрасную Молли. Потом он всерьез увлекся ею, а затем… бросил. И еще предположим, что этот странный мистер Торр втайне тоже был влюблен в свою хорошенькую продавщицу и решил отомстить за оскорбленную девушку!
   Мисс Уитерс секунду помолчала, а потом продолжила:
   — Однако Торр не любит Молли. И, кроме того, Фарлинг не стал бы приводить своих друзей и сына играть в гольф на этом поле после того, как он порвал отношения с девушкой…
   Хильдегард опустилась в кресло и со вздохом добавила:
   — Боюсь, мы опять в тупике…
   В этот момент зазвонил телефон. Пайпер нетерпеливо схватил трубку. Слушая невидимого собеседника, он делал пометки на листе бумаги.
   — Хорошо, — наконец сказал он.
   Повесив трубку, инспектор обратился к мисс Уитерс.
   — За последние три месяца из гольф-клуба в офис Фарлинга было сделано четырнадцать телефонных звонков. Из офиса Фарлинга в гольф-клуб звонили двадцать три раза. А еще были звонки из дома Фарлинга на Пятой Авеню в клуб — целых семь раз.
   — Это означает, что ваше дело против молодого Фарлинга скоро лопнет, как мыльный пузырь, — саркастично сказала Хильдегард. — Кроме того, он не мог быть тем призрачным бродягой, который прошлой ночью до полусмерти напугал патрульного Фогла, — мисс Уитерс нахмурилась. — Оскар, вы должны осушить этот водоем.
   Пайпер рассмеялся.
   — Вы хотите найти еще одно тело?
   — Или еще одно тело, или еще один мяч для гольфа, — веско произнесла мисс Уитерс. — Мяч со следами пороха на внешней оболочке и с какой угодно другой эмблемой, но только не с черной мастью ‘пики’.
   — Осушение водоема — это уже инженерная проблема, — возразил Пайпер. — Кроме того…
   — И я думаю, вы должны отпустить Рональда Фарлинга, — продолжила Хильдегард. — Возможно, он сможет дать нам больше информации, если будет на свободе, а не за решеткой.
   — Чем больше мы узнаем, тем будет хуже для нас, — снова возразил Пайпер. — Я ведь, как вы понимаете, провел расследование и в отношении двух других членов всей четверки. Салливану приходилось выступать по радио от имени Общественного гражданского комитета, и он, разумеется, обсуждал политическую деятельность кое-кого из друзей Фарлинга. Но при этом и Салливан, и Фарлинг отлично ладили друг с другом. Что касается Сэма Ферта, то он ничего не выиграл от смерти своего партнера Дэвида Фарлина, и даже, напротив, потерял некоторую долю своего юридического бизнеса. Ни один из них…
   — Подумаешь, бизнес! — фыркнула мисс Уитерс. — Мы упускаем важный ключ к разгадке этого дела. Я бы хотела побольше узнать об этой красотке Молли Гарган. Мне кажется, что она является катализатором…
   Пайпер покачал головой.
   — Не похоже, чтобы она впала в истерику.
   — Я сказала, что она катализатор, а не истеричка, — проворчала мисс Уитерс. — Вы что, забыли школьные уроки химии? Когда появляется такая красивая девушка, то все, что происходит рядом, так или иначе будет с ней связано. Оскар, я собираюсь позвонить ей и договориться о приватной беседе…
   Хильдегард запросила по телефону информацию, а затем ее соединили с заправочной станцией Гаргана. Ответил взволнованный голос с сильным ирландским акцентом.
   — Молли? Вы говорите с ее отцом. Нет, ее здесь нет. Она ушла сегодня рано утром, даже не приготовив мне завтрак. Что? Нет, она не собирала чемодан. Полагаю, на ней было розовое платье.
   Мисс Уитерс положила трубку.
   — Оскар, а разве розовый цвет не выглядит ночью, как белый?
   И, не дав инспектору времени ответить, она начала его торопить.
   — Ну же, не сидите, как пень! Я думаю, мы напали на какой-то след. Надо спешить!
   — Послушайте! — рявкнул Пайпер, хлопнув ладонью по столу. — Господи, женщина! Я должен управлять Бюро…
   — Бюро сможет работать и без вас, — парировала Хильдегард.
   И инспектор последовал за ней, поскольку отлично знал настырную натуру своей давней приятельницы.
   — Сначала мы поговорим с молодым Фарлингом, — решила мисс Уитерс. — Скажите вашему человеку, чтобы он отвез нас в тюрьму.
   Но когда они добрались до места, то обнаружили, что разговор с молодым Рональдом Фарлингом придется отложить на неопределенный срок.
   — Птичка упорхнула, — поэтично выразился капитан Платт. — Примерно полчаса назад Сэм Ферт, партнер его отца, приехал сюда с судебным приказом

  ‘habeas corpus’*

  (юридический термин) Судебный приказ о доставлении арестованного в суд для выяснения правомерности содержания его под стражей.

  . Они пронюхали о заключении судмедэксперта, которое ставит под сомнение версию с мячом для гольфа, так что мне оставалось либо предъявить парню обвинение в убийстве, либо отпустить его. А у нас на него практически ничего не было…
   — Если он нам понадобится, мы его снова арестуем, — сказал Пайпер. — Ну, что теперь, Хильдегард?
   — Рональд нам нужен сегодня, — коротко ответила мисс Уитерс. — Узнайте для меня, какова сейчас ситуация на поле для гольфа? Есть ли там кто-нибудь?
   Капитан Платт сообщил, что патрульный Фогл после небольшого отдыха должен был вернуться на поле.
   — Наши полицейские, — сказал капитан, — дежурят на месте преступления в течение нескольких дней. Если, конечно, не требуется полного оцепления.
   Следующее, в чем убедилась мисс Уитерс, было то, что Молли Гарган на работу не вышла. Собственно, в сложившихся обстоятельствах не было никакой нужды заставлять ее целый день сидеть в магазине… Но тогда где же девушка?
   — Оскар, отвезите меня на поле для гольфа, — настойчиво попросила мисс Уитерс. — Но только, ради всего святого, давайте на этот раз обойдемся без воя сирен.
   Когда они приехали в Медоуленд, Хильдегард попросила водителя припарковаться подальше от гольф-клуба.
   Полицейский в форме остался сидеть за рулем, а инспектор последовал за мисс Уитерс, которая бойко направилась прямо на игровое поле.
   — О, Господи, вам все еще не дает покоя тот водоем?
   Хильдегард шмыгнула носом.
   — Я хочу, чтобы патрульный Фогл описал мне того призрака, которого он видел, — сказала она, продолжая идти вперед.
   Но Фогла возле водоема не оказалось. Вдруг на краю овражка затрещали кусты, и перед инспектором и мисс Уитерс предстал другой мужчина в форме, который лихо приложил руку к фуражке.
   — Где Фогл? — строго спросил Пайпер.
   — Еще не сменил меня, сэр. Думаю, прошлая ночь оказалась для него слишком тяжелой, потому что он должен был прийти в два часа, а сейчас уже почти половина третьего.
   — А что вы делаете в стороне от места преступления? Ищете Фогла?
   Патрульный покраснел.
   — Никак нет, сэр. Я… мне показалось, что я заметил какое-то движение…
   Пайпер покачал головой.
   — Как я посмотрю, вам тут всем мерещатся привидения, — проворчал он. — Что это было? Ухмыляющийся череп или змей с крыльями?
   — Нет, сэр, — совершенно серьезно ответил патрульный. — Это был молодой человек в костюме для игры в гольф. И бежал он быстро, как олень.
   — Хм! — недоверчиво хмыкнул инспектор.
   Однако мисс Уитерс снова взобралась на край овражка и окинула взглядом поле.
   — Он все еще там, — заметила она. — Я имею в виду, бежит, как олень. И если он не похож на…
   Пайпер и патрульный присоединились к женщине как раз вовремя, чтобы ясно, хотя и издалека, рассмотреть молодого человека, очень похожего на Рональда Фарлинга, когда тот перемахнул через проволочное ограждение, выскочил на дорогу и… сразу же оказался в крепких объятиях человека в форме — это был водитель Пайпера.
   Когда инспектор, Хильдегард и патрульный добрались до места инцидента, задержанный тщетно пытался вырваться из рук полицейского.
   — Отпустите его! — приказал Пайпер.
   Рональд Фарлинг — а это, действительно, был он — повернулся к инспектору.
   — Полагаю, вы хотите знать, почему я здесь оказался? — возбужденно воскликнул он.
   Мисс Уитерс выступила вперед.
   — Вы ищете то же самое, что и мы, — сказала она. — Если желаете, отправляйтесь с нами. Как поется в популярной песне,

  ‘нас ждет последняя охота’*

  Слегка перефразированная строчка из американской песни ‘The Last Roundup’, исполнявшейся популярным певцом кантри Орвоном Джином Отри (Orvon Gene Autry; 1907–1998 гг.).

  .
   Скрываясь за стволами деревьев, импровизированный отряд разведчиков тихо подобрался к зданию клуба.
   — Что вы задумали, Хильдегард? — прошептал Пайпер.
   — Не имею ни малейшего представления, — так же шепотом отозвалась мисс Уитерс. — Но я собираюсь кое-что проверить.
   Порывистый северный ветер швырял им в лица сухие листья. Откуда-то из-за здания клуба доносились громкие голоса. Следопыты, крадучись, достигли выгодной позиции и остановились возле живой изгороди.
   Отсюда им хорошо были видны здание клуба и замусоренный задний двор. В центре двора стоял Крис Торр. Рядом с ним переминался с ноги на ногу патрульный Фогл.
   — Ого, — вырвалось из уст Пайпера. — Это же...
   Мисс Уитерс шикнула на него.
   — Слушайте...
   — Ну, тогда я ставлю двадцать долларов против пяти, что вы не сумеете попасть туда с одной из трех попыток!
   Голос Торра звучал отчетливо, и в нем слышалось скрытое волнение.
   Фогл почесал в затылке и вытащил свой служебный пистолет.
   — Не орите так громко, — сказал он. — Мне неприятно это делать, но я собираюсь забрать ваши деньги.
   Они стояли примерно в двадцати футах от полуразобранной упаковки из-под пианино, которую мисс Уитерс заметила еще прошлым вечером. Теперь она с удивлением обнаружила, что на боковой стороне дощатого ящика была прикреплена самодельная мишень, состоявшая из черных и белых концентрических кругов.
   — Ладно, — уверенно сказал Фогл. — У меня есть три попытки, чтобы всадить пулю в центр этой мишени, и если я это сделаю, вы заплатите мне двадцать баксов.
   Он поднял пистолет...
   Мисс Уитерс хотела закричать, но у нее перехватило дыхание. Она вцепилась в рукав инспектора.
   — Остановите его, — выдохнула она.
   — Незаконная стрельба по мишеням в черте Нью-Йорка. Незаконная стрельба из табельного оружия... — пробормотал инспектор.
   Он быстро выступил вперед.
   — Эй там! Что, черт возьми, вы делаете?
   Мужчины во дворе обернулись на голос. Мисс Уитерс последовала за инспектором, который свирепо смотрел на патрульного.
   Фогл выглядел крайне растерянным.
   — Я... простите, сэр. Но он насмехался надо мной. Говорил, что полицейские не умеют метко стрелять. Это из-за того, что прошлой ночью я стрелял в призрака. Он утверждал, что я не смогу попасть даже в этот ящик, не говоря уже о мишени. Поэтому мы заключили пари...
   Пайпер ухмыльнулся.
   — Он думает, что копы — плохие стрелки?
   Крис Торр энергично кивнул.
   — Они не могут суметь попасть в стену сарая, даже если будут внутри, и двери сарая будут закрыты. Не то что полиция в Швейцарии, позволите мне сказать. Мы есть...
   Пайпер потер подбородок.
   — Фогл, а чего вы здесь торчите? Разве вы не должны были вернуться на дежурство?
   — Сэр, я заступаю в два часа дня. Только что я смотрел на часы в клубе. Сейчас всего час сорок пять, — патрульный усмехнулся. — И я подумал, что у меня еще есть время показать этому невежде…
   — Ну так покажите ему, — разрешил Пайпер. — Ради такого случая забудем о правилах…
   Мисс Уитерс больше не могла сдерживаться.
   — Забудем о правилах? Тогда уж забудем и о здравом смысле! — закричала она. — Но сначала я загляну в этот ящик из-под пианино…
   И она яростно атаковала дощатую упаковку, которая оказалась крепче, чем можно было подумать. Молодой Рональд Фарлинг пришел женщине на помощь, в то время как Торр и полицейские безучастно наблюдали за происходящим. Но вот одна доска оказалась оторванной, за ней — другая…
   — О, Господи! — воскликнул Рональд Фарлинг. — Молли!
   Да, это была Молли Гарган. Руки и ноги девушки были стянуты грубыми веревками, нежный рот — заткнут скрученной тряпкой. Полицейские осторожно сняли Молли с крюка, на который она была подвешена так, что ее сердце было как раз на уровне ‘яблочка’ мишени с другой стороны досок…
   Каких-то полдюйма мягкой сосновой древесины отделяли Молли Гарган от свинца, несущего смерть…
   Все дальнейшее произошло в считанные секунды.
   — Хватайте его! — крикнула мисс Уитерс.
   Сгорбленный Крис Торр внезапно оживился. Он оттолкнул Фогла, подхватил грабли и сбил ими инспектора с ног, а потом в бешенстве бросился к двум женщинам.
   Рот швейцарца был приоткрыт. С его губ капала пена. Крис Торр издал дикий вопль…
   Но тут в дело вмешался Рональд Фарлинг. Он увернулся от железных грабельных зубьев и ловко ударил безумца кулаком в живот. Потом еще раз... Потом ударом в подбородок отбросил швейцарца назад…
   Крис Торр с земли так и не поднялся. Когда все немного успокоилось, то поняли почему. Он упал головой на зубья собственных ржавых грабель, и три железных шипа пронзили его мозг.
   Возле ящика из-под пианино молодой Фарлинг и девушка нежно обнимали друг друга. Они, казалось, не видели и не слышали ничего вокруг.
   А вот инспектор нервно грыз свою сигару.
   — Хильдегард! Это какой-то сумасшедший дом!
   — Не такой уж сумасшедший, — отозвалась мисс Уитерс. — Торр хотел устранить Молли и выбрал для этого хитрый способ. Фогл должен был застрелить ее, когда она находилась за досками, связанная и с кляпом во рту. Позже Торр спрятал бы тело девушки где-нибудь на поле для гольфа. Молли обнаружили бы убитой одной или несколькими пулями из пистолета Фогла, и патрульный автоматически стал бы подозреваемым, особенно учитывая тот факт, что он уже ранее стрелял с перепугу в какое-то якобы привидение…
   — Да, но ведь в кого-то он действительно стрелял?
   — Я думаю, это был Торр, в ночной сорочке и босиком, — продолжала мисс Уитерс. — Он не знал, что у водоема будет дежурить охранник, или по крайней мере не был в этом уверен. У Торра осталось какое-то незаконченное дело…
   — Это вы так считаете, — возразил Пайпер. — Но зачем Торру понадобилось убивать Молли именно здесь?
   — Спросите ее сами, — ответила мисс Уитерс. — Она знает.
   Молли действительно знала. Причина была в том, что девушка сама подозревала Торра, и поэтому, когда ее возлюбленного арестовали по подозрению в убийстве Дэвида Фарлинга, она начала собственное расследование…
   — И что вы обнаружили? — спросила мисс Уитерс.
   — Я обнаружила, что на конце рукоятки грабель Торра было несколько коричневых пятен, — сказала Молли Гарган.
   И тут для мисс Уитерс все стало ясно.
   — Вот почему он схватил вас и связал, когда понял, что вас интересуют его грабли! Ведь именно грабли стали орудием убийства, а вовсе не мяч для гольфа.
   Пайпер покачал головой.
   — По-прежнему звучит слишком безумно. Какой же возможный мотив…
   — Мотив Торра, чтобы убить Фарлинга? Хороший вопрос. Но, Оскар, вспомните о водоеме. Фарлинг, должно быть, искал свой мяч и тыкал в воду сухой палкой — так же, как это делала я. Торр, очевидно, прятался поблизости и видел все, что делал Фарлинг. Торр метнул в него грабли, как копье. Диаметр рукоятки грабель как раз соответствует диаметру мячика для гольфа. Торр тоже это понял, поэтому достал из сумки своей жертвы лежавший там мяч. Потом он прикоснулся мячом к окровавленной ране и бросил мяч рядом на землю. Он хотел, чтобы все выглядело, как несчастный случай.
   — Но почему, ради всего святого, Торр не хотел, чтобы Фарлинг проверял водоем?
   — Ваша мысль движется в верном направлении, — сказала мисс Хильдегард Уитерс. — Однако мы ничего не узнаем, пока вы не прикажете осушить водоем, как я просила вас сделать уже давным-давно. У меня есть предположение, что на дне вы найдете тело жены Торра, которая, по его словам, в августе прошлого года сбежала с каким-то коммивояжером.
   — Ну, кто бы мог об этом подумать? — воскликнул Пайпер.
   — Действительно, кто, как не я? — саркастически усмехнулась мисс Уитерс.   1^sted: ‘Mystery’, October 1934 / Перевод: В. Краснов / Публикация на форуме: 19.03.2022 г.
• СОДЕРЖАНИЕ

  ① SOME LITTLE THINGS｢ss｣ 1st ed: ‘Radio Times’ , December 1928 ｢???｣ by LYNN BROCK ② HOT STEEL｢ss｣ 1st ed: ‘Gloucester Citizen’, April 27th 1943 ｢Roger Sheringham｣ by ANTHONY BERKELEY — ГОРЯЧАЯ СТАЛЬпер.: Форум КЛД; 26.08.2020 ③ THE MURDER AT WARBECK HALL｢pl｣ 1st ed: ‘Bodies from the Library 3’, July 9th 2020 ｢———｣ by CYRIL HARE — УБИЙСТВО В УОРБЕК-ХОЛЛЕпер.: Форум КЛД; 08.11.2020 ④ THE HOUSE OF THE POPLARS｢ss｣ 1st ed: ‘Bodies from the Library 3’, July 9th 2020 ｢Uncollected｣ by DOROTHY L. SAYERS — ДОМ ПОД ТОПОЛЯМИпер.: Форум КЛД; 08.11.2020 ⑤ THE HAMPSTEAD MURDER｢ss｣ 1935 1st ed: ‘Saint Detective Magazine’, August 1955 ｢———｣ by CHRISTOPHER BUSH — УБИЙСТВО В ХЭМПСТЕДЕпер.: Форум КЛД; 09.02.2022 ⑥ THE SCARECROW MURDERS｢ss｣ 1st ed: ‘10-Story Detective Magazine’, April 1948 ｢Sen. Brooks U. Banner｣ by JOSEPH COMMINGS — ПУГАЛО-УБИЙЦАпер.: Форум КЛД; 30.08.2020 ⑦ THE INCIDENT OF THE DOG'S BALL｢ss｣ 1935 1st ed: ‘Agatha Christie’s Secret Notebooks’, 2009 ｢Hercule Poirot｣ by AGATHA CHRISTIE — СЛУЧАЙ С МЯЧИКОМ ДЛЯ СОБАКИпер.: Д. Карран ‘Агата Кристи: Секретный архив’ М.: Эксмо, 2013 г. ⑧ THE CASE OF THE UNLUCKY AIRMAN｢ss｣ 1st ed: ‘Everywoman’s Magazine’, September 1935 ｢———｣ by CHRISTOPHER ST JOHN SPRIGG ⑨ THE RIDDLE OF THE BLACK SPADE｢ss｣ 1st ed: ‘Mystery’, October 1934 ｢———｣ by STUART PALMER — ТАИНСТВЕННЫЕ ‘ПИКИ’пер.: Форум КЛД; 19.03.2022 ⑩ A TORCH AT THE WINDOW｢ss｣ 1st ed: ‘She’, January 1960 ｢———｣ by JOSEPHINE BELL ⑪ GRAND GUIGNOL｢nv｣ 1st ed: ‘The Haverfordian’, March & April 1929 ｢Henri Bencolin｣ by JOHN DICKSON CARR — ГРАНД ГИНЬОЛЬпер.: повесть, в дальнейшем переработанная в первый роман ‘Под покровом ночи’ ⑫ A KNOTTY PROBLEM｢pl｣ 1st ed: September 19th 1967 ｢Roderick Alleyn｣ by NGAIO MARSH

  SERIES ‘THE ORANGE PLOT MYSTERIES’: ① THE ORANGE KID｢ss｣ 1st ed: ‘Sunday Dispatch’, March 6th 1938 ｢Series ‘The Orange Plot Mysteries’｣ by PETER CHEYNEY — АПЕЛЬСИНОВЫЙ МАЛЫШпер.: Форум КЛД; 24.07.2020 ② AND THE ANSWER WAS…｢ss｣ 1st ed: ‘Sunday Dispatch’, March 13th 1938 ｢Series ‘The Orange Plot Mysteries’｣ by ETHEL LINA WHITE — И ОНА ОТВЕТИЛА..пер.: Форум КЛД; 28.07.2020 ③ HE STOOPED TO LIVE｢ss｣ 1st ed: ‘Sunday Dispatch’, March 28th 1938 ｢Series ‘The Orange Plot Mysteries’｣ by DAVID HUME — НАГНУЛСЯ, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬпер.: Форум КЛД; 11.08.2020 ④ MR. PRENDERGAST AND THE ORANGE｢ss｣ 1st ed: ‘Sunday Dispatch’, March 30th 1938 ｢Series ‘The Orange Plot Mysteries’｣ by NICHOLAS BLAKE — МИСТЕР ПРЕНДЕРГАСТ И АПЕЛЬСИНпер.: Форум КЛД; 19.08.2020 ⑤ THE YELLOW SPHERE｢ss｣ 1st ed: ‘Sunday Dispatch’, April 3th 1938 ｢Series ‘The Orange Plot Mysteries’｣ by JOHN RHODE — ЖЕЛТАЯ СФЕРАпер.: Форум КЛД; 28.08.2020 ⑥ THE ‘EAT MORE FRUIT’ MURDER｢ss｣ 1st ed: ‘Sunday Dispatch’, April 10th 1938 ｢Series ‘The Orange Plot Mysteries’｣ by WILLIAM A. R. COLLINS — ПРИ УБИЙСТВЕ ‘ЕШЬТЕ БОЛЬШЕ ФРУКТОВ’пер.: Форум КЛД; 21.09.2020

• ×

Подробная информация во вкладках

[Доктор Немо]

  Д. Коммингс ‘Пугало-убийца’

  Спасибо за новую встречу с сенатором! Я уже давно мечтал познакомиться с этим рассказом.
Конечно, похожее решение мы уже кое-где видели. Тем не менее, оно всё равно оказалось для меня неожиданным.

[Роджер Шерингэм]

  Д. Коммингс ‘Пугало-убийца’

  Эксцентричный, как обычно, но на этот раз на удивление убедительный Коммингс. По крайней мере, в эту историю можно поверить, а не только получить удовольствие от причуд авторской фантазии.
  План убийцы — убить А, чтобы украсть деньги Б от продажи полученного от А наследства В — замудренный, но это Коммингс, он никогда не отличался логичностью поведения преступников даже по меркам классического детектива.

[Виктор]

  Д. Коммингс ‘Пугало-убийца’

  Спасибо за перевод.

  Отличный рассказ
  И схема трюка всё-таки достаточно редкая: жертва (даже предполагаемая) неожиданно оказывается... убийцей.
  Догадаться трудно!

[Роджер Шерингэм]

  Д. Коммингс ‘Пугало-убийца’

  Виктор. Эту схему раза два (если не больше) именно в таком варианте использовал Конан Дойль, в том числе в довольно известном рассказе. Может быть, поэтому она воспринимается заигранной, хотя Коммингс разноображивает её довольно сильно.

[Виктор]

  Д. Коммингс ‘Пугало-убийца’

  Роджер Шерингэм, про Конан Дойля, честно говоря, я забыл. Зато мне на ум сразу пришла известный роман Агаты Кристи

[Доктор Фелл]

  Дороти Л. Сэйерс ‘Дом под тополями’

  Я, честно говоря, не очень воспринимаю творчество Сейерс. В далеком прошлом, все-таки пытался пару раз осилить ее несколько романов. Бесполезно. Явно не мое. Но вот ее короткая проза, другая. Рассказы идут на ура. Сборник ‘Каникулы палача’ в свое время, очень неплох. ‘Тополя’ один из такого рода рассказ. Вроде простой. На тему ‘корпораций’ заказных убийств, писано переписано. Сэйерс нашла свой, не похожий на другие, вариант.
  Спасибо за перевод!

[Miranda]

  Дороти Л. Сэйерс ‘Дом под тополями’

  Похоже, у Сейерс есть серия про фирму ликвидаторов ‘Смит и Смит’. Был подобный рассказ ‘Дама с леопардами’.
  Спасибо за перевод.

[Доктор Фелл]

  Дороти Л. Сэйерс ‘Дом под тополями’

  Miranda. Рассказов, вроде только два. Предисловие откройте :)

[Miranda]

  Дороти Л. Сэйерс ‘Дом под тополями’

  Действительно, я не прочитала предисловие.

[Роджер Шерингэм]

  Дороти Л. Сэйерс ‘Дом под тополями’

  У меня тоже с Сэйерс каждый раз сложно. Вроде бы постановка загадок всегда необычная и интересная, но за красотами стиля сюжет теряется, а разгадка, когда до неё-таки добираешься, продравшись через все эти красоты, кажется банальной. Исключений мало, и это в основном как раз рассказы. Тут с красотами всё как положено, но непривычность сюжета это искупает :)

[afanasev]

  Д. Коммингс ‘Пугало-убийца’

  Не плохой рассказ, хоть и не без натяжек, главная из которых — это голый убийца. Все выглядит как спонтанное исполнение, однако дробовик убийца подготовил, почему же не позаботился о сменной одежде? Мне кажется, объяснить перевоплощение в пугало можно было и без того, что убийца остался без одежды, просто такой хитрый план. Правда тогда получилось бы что убийца перестраховался два раза, сначала организовал свой труп, потом свалил все на пугало — двойное алиби.
  Интересный ход с запертыми подозреваемыми, так ‘принцип собаки, которая не лает’ не выглядит банальным, уже похоже на переработку классики, плюс сама по себе эта конструкция с запертыми подозреваемыми отличный ключ. Про убийцу можно было догадаться (пропавшая девочка прозрачный намек), но я подозревал судью или Селесту, все таки поведение убийцы довольно непредсказуемое, потому что слишком много трупов из-за пяти тысяч зеленых.
  Решение следов вполне удовлетворительное, хотя и правда что то напоминает.

[Доктор Немо]

  Д. Коммингс ‘Пугало-убийца’

  Решение следов вполне удовлетворительное, хотя и правда что то напоминает.

  Мне на ум сразу пришла конкретная книга конкретного автора. Рассказ, разумеется, написано был позже.

[afanasev]

  Д. Коммингс ‘Пугало-убийца’

  А мне кажется в каком то рассказе из библиотечки форума.

[Доктор Фелл]

  Собрал в одну тему рассказы и третьей антологии ‘Тел с библиотеки’. Некоторые рассказы изначально были в открытой части библиотечки. Но некоторые, в частности Дороти Л. Сэйерс ‘Дом под тополями’ перенесен из закрытой части. Рассказ Д. Коммингса ‘Пугало-убийца’ продублирован и тут (также есть в авторском поддфоруме в закрытой части форумной библиотечки). Рассказы ‘апельсинового цикла’ выделены в отдельную тему.
  А также добавлен новый перевод: К. Буша ‘Убийство в Хэмпстеде’. Любопытный рассказ, который еще раз подтверждает правило: последним о превращении в известное рогатое животное узнает муж Конечно же, можно поспорить насколько это детективный жанр, но тем не менее, красиво.

  Кроме того добавлено предисловие к антологии. Роджер Шерингэм

  Еще один рассказ Стюарта Палмера “Таинственные ‘пики’” уже переведен и скоро будет добавлен в этот топик.

[pifir]

Д. Сэйерс "Дом под тополями"

  Что надо сделать, чтобы почувствовать странность своего существования? Почувствовать себя Богом, шагающим по звездам и прикидывающим, что надо сделать в первую очередь. Смешная мысль- очередь в бесконечности… Почувствовать себя кем- то очень значительным, что рисунок на скатерти при твоем приближении начинает исполнять мелодию, тихую и печальную. Увидеть четыре разных людей, которых объединяет одно: желание сотворить чудо, в котором вы так нуждаетесь. Чудо избавления от чудовища, превращающего тебя в червя, в инфузорию, в презренный вирус…
  Обычных людей в обычном доме в окружении тополей, чья железная воля взметнет вас к небесам, чтобы вы смогли в последний раз увидеть прелесть яркого полуденного солнца, прежде чем низринут в бездну, до дна которой не сможет дотянуться самый слабый лучик солнца.
  Спасибо переводчику, что сумели передать то редкое странное ощущение, когда самые привычные предметы приобретают незнакомые свойства, делающие их и привлекательными и пугающими.

[Доктор Фелл]

  Добавлен рассказ Стюарта Палмера “Таинственные ‘пики’”.
  Предисловие к рассказу, в котором довольно подробно рассказывается об авторе и его творчестве, использовал в авторской теме Пальмера, которая была очень ‘худенькой’.