Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
КРИСТИАННА БРАНД
УМНАЯ И РЕШИТЕЛЬНАЯ
Clever and Quick
© Christianna Brand
First published: Ellery Queen’s Mystery Magazine, Mar 1974
© Перевод выполнен специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"
Перевод: Алина Даниэль
Редактор: Ольга Белозовская.
© 2020г. Клуб Любителей Детектива
УМНАЯ И РЕШИТЕЛЬНАЯ
Clever and Quick
© Christianna Brand
First published: Ellery Queen’s Mystery Magazine, Mar 1974
© Перевод выполнен специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"
Перевод: Алина Даниэль
Редактор: Ольга Белозовская.
© 2020г. Клуб Любителей Детектива
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. Внимание! В топике присутствуют спойлеры. Читать обсуждения только после прочтения самого рассказа. |
“Clever and Quick” aka “Madame Thinks Quick…” by Christianna Brand (ss) Ellery Queen’s Mystery Magazine, март 1974; “John Creasey’s Crime Collection 1977” ed. Herbert Harris, Gollancz, 1977, as "Madame Thinks Quick…"; Ellery Queen’s Anthology #36, 1978; A Moment on the Edge: 100 Years of Crime Stories by Women, November 2001 by Karakter.
Им приходилось поддерживать видимость — поэтому комната выглядела эффектно, хотя все, вплоть до тяжелой медной решетки перед электрокамином, было фальшивым. Но одно дело — соблюдать видимость, а другое — платить за нее. Положение в театрах было таково, что они уже давно находились в “отпуске” и потому были вынуждены уволить Труди.
Труди была девушкой au pair
Сейчас они ссорились из-за нее, стоя перед камином. В эти дни они ссорились чуть ли не каждый час — ворчали, придирались, пилили друг друга.
Колетт пыталась выбросить Реймонда из головы. А тут эта Труди — уж не ухитрялся ли он как-то втайне ей платить? Он требовал:
— Попытайся убедить ее брать меньше за работу.
— Это ты попытайся убедить ее брать меньше за удовольствие, — ответила Колетт. Она всегда старалась посильнее уязвить его во время ссоры.
— Что ты хочешь сказать?
–— Реймонд, этой девчонке нужны только деньги, и ты это отлично знаешь.
Да, он знал — и это знание терзало его сердце. Он сходил с ума по этой востроглазой европейской девушке с колдовским личиком. Он больше не мог делать ей подарки — и это еще сильнее мучило его, уже и так истерзанного нищетой. Он, Реймонд Грей, который всегда (и на сцене, и в жизни) был неотразим для женщин, — теперь сам попался в сети женщины. Он едва не начал опасаться, что его профиль расплылся, а волосы и зубы подурнели. Но нет же — он по-прежнему выглядел великолепно. Даже это слюнявое старое чудовище в комнате напротив…
Она не была чудовищем — лишь вправду крупной женщиной. Бывшая атлетка, она чувствовала, как ее мышцы заплывают дряблым белым жиром. Но слюнявая? Она называла себя выжившей из ума уродиной: толстая, пожилая, некрасивая вдова, пускающая слюни по бывшей звезде утренних спектаклей почти вдвое младше нее.
Он был пойман в ловушку и беспомощен — и она тоже была беспомощна и в ловушке, сидя здесь, словно глупая школьница, мечтающая лишь выйти на балкон и на секунду увидеть его в окне. Она не видела его из комнаты: их жилища располагались не напротив друг друга, а за углом на одном этаже. На большее она не осмеливалась. Высокие деревья под окном были в цвету, и если она высунет нос на улицу, — ее аллергия усилится. А он даже мельком, проходя по коридору или поднимаясь и спускаясь в лифте, не должен видеть ее с красными глазами и носом.
Она проводила много времени в коридоре и лифте. “О, Реймонд, — восклицала она, — как приятно опять встретить вас!” Они уже давно познакомились и поэтому называли друг друга Реймонд, Колетт и Роза. Они с удовольствием навещали ее: она угощала их шампанским, сухим мартини и тостами с икрой. Она была очень богата.
Сейчас Колетт спросила:
— Ты можешь что-нибудь выудить у старой ведьмы? Она набита деньгами, и если ты поцелуешь ей ручку, она отрежет ее и подарит тебе — вместе с бриллиантовыми кольцами.
Рука Розы напоминала лягушачью лапку — вся пестрая, в зелено-коричневых пятнах старой кожи.
— Я тебе кое-что скажу, — произнес он. — Если бы ты убралась с дороги, поганая зануда, — клянусь, она бы притащила мне чертов миллион.
— И что тогда будет с твоей драгоценной Труди? — язвительно спросила Колетт. — Вряд ли дорогая Роза позволит тебе швырять деньги на эту дрянь.
— Не смей так называть Труди! — заорал он.
— Я называю ее так, как она заслуживает. Я имею на это право, ясно?!
Его охватило бешенство, и он готов был осыпать ее грязной руганью. У него мелькнула смутная мысль, что когда-то он любил ее — не догадываясь, сколько яда и грязи скрывается за ее красивым фасадом, и не предчувствуя, что однажды он будет стоять перед ней с поднятыми руками, готовый наброситься на нее, чтобы заставить замолчать навеки.
Но он не прикоснулся к ней. Она сама отшатнулась, поскользнулась на натертом полу и тяжело упала назад. Короткий вопль, судорожный взмах руками, хруст в основании черепа от удара о круглый выступ медной каминной решетки. И вдруг — тишина.
Он знал, что она мертва.
Труди стояла в двери, затем медленно подошла к нему. Она сказала:
— Все в порядке. Вы ее не трогали. — Она подобрала английское слово. — Был — несчастный случай?
Труди подошла к нему и наклонилась.
— Но она мертва, — сказала она.
Колетт была мертва. Он не трогал ее — это был несчастный случай. Но она была мертва — а он был свободен.
Однако он быстро понял, что Труди не собирается связываться с безработным бывшим актером — женатым или свободным.
— Но, доррогой, у тебя кончились деньги, и я должна ехать домой. Так мне сказала миссис Грей.
Поскольку миссис Грей лежала на полу мертвая и не могла опровергнуть ее, Труди быстро сочинила историю о том, сколько ей уже должны.
— И мне нужны эти деньги. Потому что я поеду домой, у меня здесь нет работы.
Быть свободным, чтобы жениться на ней, — и потерять ее!
Он взмолился:
— Неужели ты совсем меня не любишь?
— Ну, конечно, люблю! Но как мы можем пожениться, доррогой, если у тебя нет денег? Поэтому отдай мне долг, и я поеду домой.
— Но ты не можешь сейчас уехать! Ты должна остаться, чтобы рассказать... про нее, — он чуть не забыл о бедной покойнице, неуклюже лежащей на полу. — Ты должна дать показания.
Она пожала плечами.
— Конечно. Был несчастный случай. Но потом я уеду домой.
— И бросишь меня в таком положении? Труди, у меня нет ни денег, ни жены…
Она снова пожала плечами, сводя его этим жестом с ума, — и кивнула прелестной головкой в сторону окна.
— Там ты можешь найти и жену, и деньги.
Он быстро спросил:
— А если я разбогатею — ты выйдешь за меня?
Но она ответила так же, как Колетт несколько минут назад:
— Вряд ли миссис Роза Фокс согласится на такую глупость. Она наверняка туго завязывает свой кошелек.
Пришел ли ему в голову замысел мгновенно, словно озарение? Или Реймонд какое-то время его обдумывал, стоя над трупом жены и тщательно все планируя? Потом он вспомнил лишь, как внезапно схватил Труди за руку, поспешно что-то начал объяснять ей, потянул ее, чтобы она опустилась на колени рядом с ним, а сам осторожно отскреб быстро застывавшее пятно крови с выступа на каминной решетке и собственноручно размазал кровь на ручке кочерги, которая была такого же размера, затем сунул кочергу в камин.
— Теперь, Труди, незаметно выскользни из дома. Купи что-нибудь где-нибудь. Затем вернись так, чтобы на этот раз консьерж тебя увидел.
Он не смотрел назад, вставая на ноги, не глядя на распростертое тело. Прошлого больше не существовало для него — он думал лишь о будущем. Тихонько крадясь по коридору, он молился только о том, чтобы Роза была дома! И чтобы она была одна!
Она была дома одна. В те дни она постоянно оставалась дома, вжавшись в кресло и грезя, словно девочка, о своей безнадежной беспомощной любви. “Женщина моего возраста, — повторяла она, — сидит и мечтает о муже другой женщины”. Она долго-долго была вдовой, но сейчас чувствовала себя девчонкой.
Она сразу воскликнула:
— Реймонд! Как я рада вам! Но что с вами, дорогой? Вы больны?
— Роза! — произнес он. — Вы должны мне помочь! — И упал перед ней на колени, вцепившись в ее юбку и вложив в этот жест такой талант, что было непостижимо, почему он до сих пор не мог найти работу.
Он добавил дрожи и хрипотцы в свой голос и произнес:
— Я убил ее.
Она отшатнулась.
— Убили ее?
— Да. Я убил Колетт. Она говорила и говорила ужасные вещи о вас, Роза. И не могла прекратить. Она говорила, что вы… Я знаю, Роза, что я вам нравлюсь…
— Я вас люблю, — просто ответила она. А затем глубоко вздохнула, когда ее будущее открылось перед ней — как прежде его будущее открылось перед ним, когда его жена была мертва, а он свободен.
Он притворился, что восхищен ее словами — восхищен и благодарен. Но он был слишком хитер для того, чтобы сразу признаться в ответном чувстве. Он подходил к этому постепенно
— Роза, смею ли я тогда просить вас о помощи? Моя судьба в ваших руках, я хотел воззвать к вашему милосердию, попросить вас помочь мне как другу. Но если то, что вы сказали, правда…
Он подошел с ней к дивану, сел рядом, взял ее за руки и прижал их к себе.
— Она была такой злобной… У нее был грязный, порочный ум. Она все время говорила гадости — и я больше не мог этого вынести. Я пришел в ярость и схватил кочергу. Клянусь, я не хотел убивать ее — а только напугать. Но когда я пришел в себя…
И он умоляюще прошептал:
— О Боже! Пожалуйста, постарайтесь понять…
— Вы это сделали, потому что она говорила ужасные вещи обо мне?
— Вы всегда были так добры к нам, Роза! Я буквально заболевал, когда слышал ее бесконечные ехидные насмешки…
Он повторял это снова и снова, разыгрывая сцену и заменяя имя Труди именем Розы. Ее широкое лицо сначала побледнело, затем покраснело, затем снова побледнело. Она прикоснулась к его руке.
— Что вы хотите, чтобы я сделала?
— Роза, я в отчаянном положении. Это выглядит ужасно: она лежит мертвая, а я думаю только о себе и о том, как выпутаться. Но что я сделал, то сделал. Я опустился на колени и — на каминной решетке два медных выступа, таких же, как на кочерге — и я подвинул ее голову так, чтобы казалось, что она ударилась о каминную решетку, затем я очистил кровь с кочерги…
Она была умной женщиной — умной и решительной. Ее тело, некогда сильное и тренированное, могло быть медлительным, но голова осталась светлой, а характер — решительным.
— Несчастный случай, — произнесла она.
— Да, но люди знали, что мы часто ссорились. Конечно, Труди это знала. Они могут сказать, что это я толкнул ее. — Он посмотрел на нее с отчаянием. — В крайнем случае меня обвинят в непредумышленном убийстве.
Умная и решительная.
— Вы хотите, чтобы я сказала, что видела то, что произошло? Что вы не прикасались к ней?
— Боже, — произнес он, — вы просто чудо! Да! Вы можете сказать, что видели все в окне: как я стоял и говорил с ней, что мы вроде бы ссорились (чтобы не подумали, что вы на моей стороне, а считали, что вы просто соседка). А затем — на полу лежит коврик, он шелковый и очень скользкий, вы сами однажды едва не споткнулись на нем, помните? Она просто сделала шаг назад, поскользнулась и упала на спину. А больше вы ничего не знаете — вы могли увидеть только это из вашей комнаты и даже с вашего балкона.
— Но мне придется сказать, что я стояла на балконе. Я не могу видеть вашу комнату отсюда.
Об этом он тоже подумал.
— Ваш балкон виден только из двух квартир, а их жильцов нет дома. Я с ними знаком. Так что никто не скажет, что вас не было на балконе.
— Хорошо, — сказала она.
— Вы сделаете это ради меня?
— Конечно. Но как быть с этой девчонкой, этой маленькой шлюшкой, как там ее зовут… Этой au pair…
Он с трудом скрыл злость.
— Слава богу, она выходила в магазин.
И слава богу, что Роза не выходила на балкон и не видела, что Труди была с ним в комнате. Он знал об аллергии Розы, и одного взгляда на нее хватило, чтобы понять: на балконе ее не было.
— Хорошо, возвращайтесь к себе. Скорее позвоните доктору. И не говорите ничего обо мне. Просто рассказывайте свою историю, даже не упоминая меня. Они сами скоро меня найдут и спросят, что я видела. Идите скорее, время не ждет.
Он направился к двери, но внезапно остановился.
— Роза! — произнес он смущенно и в то же время мечтательно. — Роза, ужасно даже думать об этом, но внезапно меня озарило: смертный приговор! Вы знаете, как обстоят дела в театральном мире, вы знаете, в каком я положении. Но если обо мне напишут в новостях! Обвиняемый в убийстве предстал перед судом в Олд-Бейли, a cause célèbre!
Он стоял перед ней. На его лице боролись стыд и мольба.
— Роза?
— А почему бы мне не сообщить раньше? Тогда вас вообще не обвинят.
— В том-то и дело, что меня должны арестовать и судить. Скажите, что вы вообще не хотели вмешиваться во все это. Но когда вы узнали, что меня обвиняют…
— Даже если так, я должна все рассказать на первом слушании. И тогда не будет никакой публичности.
— Вы можете ненадолго уехать за границу, не оставив адреса?
Она уже открыла рот, чтобы сказать, что это не имеет значения, что ему больше не придется работать. Но удержалась. Он актер, актерам нужна работа, им требуется самовыражение.
— Положитесь на меня. Я все устрою, — сказала она.
Первые газетные заголовки были неплохими, хоть и не слишком сенсационными. Затем наступил период молчания перед началом суда. И наконец — тот самый день. Он сам на скамье подсудимых — очень бледный, очень красивый. Полиция на свидетельской трибуне.
— Обвиняемый заявил…
Страницы блокнотов переворачиваются.
— Обвиняемый заявил: “О Боже, это ужасно, может быть, я ударил ее, у меня было помутнение рассудка, она вечно пилила, пилила, пилила меня за то, что я не могу найти работу, но я не хотел бить ее, клянусь…”
Данные экспертизы: “На выступе кочерги обнаружено маленькое пятнышко крови. Она совпадает с кровью покойной и попала туда в момент ее смерти. Тесты показывают, что обвиняемый держал кочергу после того, как кровь попала на нее. Он также пытался стереть кровь со своей ладони, пропустив одно крошечное пятнышко. Конец кочерги тоже пытались вытереть — на нем нет отпечатков пальцев”.
Ответ адвоката: “Да, видно, что конец кочерги брали непривычным способом, а тереть кочергу могли, когда просто чистили ее в прошлый раз. Доктор утверждает, что женщина была мертва от получаса до часа, когда он осматривал ее”.
Труди на свидетельской трибуне, рассудительная и хладнокровная: “Я вернулась из магазина и увидела мистера Грея на коленях перед телом; пришлось буквально поднимать его. Да, он мог взять кочергу и испачкать руку кровью, когда трогал рану; его руки были на ране, когда я помогала ему встать, буквально поднимала его с пола. Я старалась его успокоить, хотела позвонить доктору, но не знала его телефона, а мистер Грей был в таком состоянии, что его бесполезно было спрашивать”.
— Да и ни к чему было спешить, — добавила Труди, пожав плечами, как обычно. — И так было видно, что мадам мертва.
И наконец Роза Фокс. Она самоотверженно отказалась от любого доступного ей приукрашивания: сняла украшения, надела серое платье, убрала косметику, маскирующую в какой-то степени разрушительные следы ее возраста. Никто ни на секунду не мог заподозрить, что обвиняемый мог вступить в какие-то отношения с этой женщиной.
Просто соседи. Случайное знакомство, иногда выпивали вместе. Ответ на вопрос полиции о происшедшем — несчастный случай. Да, раньше она утверждала, что ничего не видела. Она была нездорова, в сложной личной ситуации и хотела лишь поехать за границу на курорт, где была раньше. Она не хотела вмешиваться в это дело. И не могла предположить даже в мыслях, что мистера Грея могут обвинить, поскольку точно знала, что произошел несчастный случай, так как видела все своими глазами.
— С моего балкона видна их комната. Я видела, как они стояли. Казалось, они ссорятся. Он что-то сердито сказал, она отшатнулась от него, словно он собрался ее ударить…
— Миссис Фокс, он держал что-нибудь в руке?
— Вы имеете в виду кочергу? Нет, у него не было ни кочерги, ни чего-то еще. К тому же он не поднимал руки.
— Не поднимал? Вы готовы в этом поклясться?
Судья торжественно произнес:
— Мистер Три, она клянется. Клянется во всем, что рассказала. Она находится под присягой.
— Да, я все ясно видела и могу поклясться: я совершенно уверена, что он не поднимал руки. Он что-то сказал. Она шагнула назад, поскользнулась и опрокинулась назад. Я подумала: “Она споткнулась на коврике и ее занесло!” Я знаю, что этот коврик очень коварен на паркетном полу. Я сама однажды на нем чуть не упала. Потом я вернулась в комнату и больше об этом не думала.
— Вам не пришло в голову, что она могла пострадать?
— Я подумала, что она могла ушибиться, но не более того. Я же говорю, что сама поскользнулась на этом коврике, но ничего со мной не случилось.
Затем она посмотрела невинным взглядом и добавила:
— Если бы эта леди получила парочку синяков, это было бы поделом. По-моему, она вечно его пилила. Впрочем, я плохо их знаю.
Заголовки в газетах появились. Правда, не слишком много и не на главных страницах, не говоря уже о первых. Но в воскресной газете поместили его большую фотографию с празднования, на котором журналисты брали у него интервью и вместе с соседями отмечали шампанским его оправдание. Фотография была снята возле того самого камина, где погибла его жена — свидетельство не слишком хорошего вкуса. Но и сама газета была довольно безвкусной, а с другими договориться не удалось.
Наконец журналисты ушли, и они остались одни.
Она протянула к нему руки.
— Итак, Реймонд?
Она выглядела, как столетняя старуха: обвисшее лицо без макияжа, унылое платье, убогая прическа, пятнистые руки без привычных бриллиантовых колец. Она бесила его.
— Итак, Роза, вы проделали отличную работу.
Она не заметила холодности в его голосе либо не обратила на нее внимания. Она мягко спросила:
— И в один прекрасный день я получу награду?
— Награду? — переспросил он.
— Я ведь лжесвидетельствовала ради вас, дорогой.
— Вы именно это делали, не так ли? — спросил он.
Ее лишенная пудры кожа стала мертвенно-бледной, а в глазах появился испуг.
— Что вы хотите сказать, Реймонд?
— Что вы лжесвидетельствовали. А вы знаете, как поступают со лжесвидетелями?
Умная женщина. Умная и решительная. Но она продолжала настаивать:
— Я не понимаю…
— Мне нужны деньги, Роза, — ответил он.
— Деньги? Но когда мы поженимся…
Он отодвинулся, чтобы она могла увидеть себя в зеркале над камином.
Затем произнес:
— Вы? И я? Поженимся?
Она долго смотрела на свое жалкое отражение. Затем спросила:
— Это шантаж?
— А разве это не было шантажом — когда вы считали, что, спасая меня от тюрьмы, вынудите жениться на вас?
— Да, — ответила она, — наверное, было.
Она подумала, что ее обыграли на ее собственном поле. И добавила:
— Если вы меня выдадите, вы тем самым признаете, что убили ее.
— Я ее не убивал. Случилось именно то, что вы рассказали на суде.
— Я могу поменять свой рассказ. Кто докажет, что я не видела, как вы убиваете ее?
— Я могу доказать, что вы ничего не видели. Вы не выходили на балкон. Цветущие деревья вызывают у вас аллергию, и любой подтвердит полиции, что с вами происходит, когда вы распахиваете окно в сезон цветения деревьев. А они не заметили у вас никаких следов реакции на аллергию. Я точно знаю, потому что наблюдал вашу аллергию сам.
К тому же они ничего не могут мне сделать. Я был оправдан. Нельзя судить дважды за одно и то же преступление. Я могу кричать на всех углах, что убил ее, и все равно буду в безопасности.
— И будете жить с такой репутацией?
— Конечно, я не скажу, что убил ее — тем более, что это вправду был несчастный случай, и я это повторю. А вот вам придется жарко.
— Ясно. — Она долго и внимательно смотрела невидящим взором на свое отражение в зеркале. — Вы с самого начала продумали это во всех деталях?
— Просто воспользовался благоприятной возможностью, — гордо подтвердил он.
— И вся эта болтовня о публичности? И кровь на кочерге? Ясно. Вам нужен был повод, чтобы вас арестовали, обвинили и оправдали — а потом вы могли обвинить меня. Две причины для моего лжесвидетельства: оправдать вас и сделать меня уязвимой для шантажа. — Она говорила почти с любопытством, словно унижая его, а не себя. — Я вам никогда не нравилась?
— Мне не было до вас дела, — равнодушно ответил он. — А что до женитьбы на вас — у меня есть идея получше.
Он залез в ее сумку, вытащил оттуда толстую пачку банкнот и переложил их в свой кошелек.
— Это лишь начало, моя дорогая, — сообщил он. — Крошечное начало.
— Я даже не спрашиваю, сколько вы требуете. Вы будете возвращаться снова и снова, ведь так? И сколько вы захотите для начала?
— Десять тысяч, — ответил он. — Вы сможете достать их быстро.
Он усмехнулся ей в лицо с наглым торжеством:
— Мне нужны эти деньги поскорее — на мой медовый месяц.
Умная и решительная. Так умна, что ему даже не пришлось называть имени невесты — она все поняла мгновенно. И так решительна, что схватила кочергу с каминной решетки — и ударила.
Труди приоткрыла дверь, покинула место, с которого подслушивала, помедлила, зашла в комнату и склонилась над Реймондом. Казалось, прошла тысяча лет с тех пор, как они с Реймондом склонялись над телом его жены. Теперь настала его очередь.
Полные белые руки Розы сохранили остатки некогда великолепной мускулатуры. Благодаря годам тренировки она нанесла отличный удар. Тяжелый конец кочерги угодил в висок Реймонда и размозжил кости.
Труди дотронулась до головы Реймонда и с мимолетной гримасой подвинула ее к решетке.
— Этот коврик! — произнесла она, поднимаясь на ноги. — Такой опасный! Удивительно — он погиб совсем как его бедная жена. — Она усмехнулась с животным самодовольством, глядя в широкое белое лицо, застывшее в мертвом отчаянии. — Как удачно, что я была здесь и видела, что снова произошел несчастный случай.
Пиджак Реймонда упал. Труди достала проворными пальцами кошелек и переложила деньги в карман своего фартука.
— “Это лишь крошечное начало”, — процитировала она и вытащила кочергу из безвольной руки Розы. — Возвращайтесь в свою квартиру, мадам. Залезайте в постель. Я все видела и позвоню доктору. Теперь я знаю его номер.
Роза вернулась к себе, но не стала залезать в постель.
— Полиция? — спросила она, держа телефонную трубку твердой рукой, и назвала адрес Реймонда. — Вам лучше приехать поскорее. Я видела с балкона, как девушка au pair подошла к нему с кочергой. В этот раз не может быть и речи о несчастном случае.
С жестокой улыбкой она слушала, как острый голос отдает приказы. Затем голос обратился к ней. — Нет, я не знаю, в чем дело, мне видно не всю комнату. Девушка ненадолго исчезла из виду, а затем снова появилась, пряча деньги в карман фартука. Вы наверняка обнаружите их в ее комнате.
У них началась связь еще при жизни его бедной жены. А теперь он, видимо, отказался жениться на ней.
