Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
ДУГ ЭЛЛИН
ТАНЦУЮЩИЙ МЕДВЕДЬ
The Dancing Bear
© by Doug Allyn
First published: Alfred Hitchcock's Mystery Magazine, Mar 1994
Edgar Winners: 1995
© Перевод выполнен специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"
Перевод: Виктор Краснов
Редактор: Ольга Белозовская
© 2020г. Клуб Любителей Детектива
ТАНЦУЮЩИЙ МЕДВЕДЬ
The Dancing Bear
© by Doug Allyn
First published: Alfred Hitchcock's Mystery Magazine, Mar 1994
Edgar Winners: 1995
© Перевод выполнен специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"
Перевод: Виктор Краснов
Редактор: Ольга Белозовская
© 2020г. Клуб Любителей Детектива
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. Внимание! В топике присутствуют спойлеры. Читать обсуждения только после прочтения самого рассказа. |
The Dancing Bear by Doug Allyn (ss) Alfred Hitchcock's Mystery Magazine, Mar 1994
Постоялый двор представлял собой жалкое зрелище: мазаные стены и покрытая гнилой соломой крыша, которая отчаянно нуждалась в ремонте. Внутри едва можно было что-либо разглядеть: ни одной нормальной свечи, только сальные плошки, да несколько римских светильников, вероятно, выброшенных за ненадобностью еще шесть веков назад, когда последние легионы покидали приграничные шотландские земли, оставляя их во власти пиктов
Публика была разношерстная: коробейник с оловянной посудой, пожилые супруги, совершавшие паломничество в Кентербери, бригада кровельщиков, которые в поисках работы направлялись на юг, два фермера, перегонявшие быка на рынок.
Единственным сколько-нибудь интересным человеком был молодой воин, по внешнему виду которого можно было решить, что это крестоносец, только что вернувшийся из Святой Земли. Под льняной накидкой он носил добротную кольчугу, а его палаш, выкованный из немецкой стали, висел на шотландский манер за спиной в ножнах, сшитых из медвежьей шкуры. Воин был высокого роста, с нечесаными песочного цвета волосами и редкой светлой бородкой. Кожа его лица была задубевшей и загорелой, как кусок жареной говядины, а глаза напоминали узкие щелочки. Возможно, его глаза стали такими из-за солнца пустыни. А может быть, они просто видели слишком многое.
Воин держался особняком, сидел в стороне от других гостей, хотя и аплодировал вместе с остальными, когда я с ходу сочинил песенку, описывавшую в стихах каждого из присутствующих. Однако его лицо вновь стало мрачным, как только я запел “Угон быка из Куальнге”, ирландскую военную балладу, популярную в этих местах
К счастью, с ним не возникло никаких проблем. Когда я мягко извлек из лютни первые звуки “Песни о Роланде”, крестоносец положил голову на стол и задремал. Эта баллада — настоящий гимн храбрецам Карла Великого, с честью павшим в бою. Мне неплохо удается эта песнь, но я не допел даже до середины, так как увидел, что глаза моих слушателей прикованы к чему-то другому. С чувством немалой досады я проследил за их взглядами.
Молодой воин, сидевший в темном углу, уже не дремал. Он поднялся в полный рост. И он танцевал, негромко шаркая ногами. Я было подумал, что его вдохновила моя музыка, но глаза воина были зажмурены, а движения лишены всякой грации. Если он и слышал музыку, то явно не мою. Я замолчал, а он продолжал танцевать, погруженный в себя. Мы смотрели на него, как зачарованные. И в какой-то момент меня коснулось легкое воспоминание. В движениях воина было что-то знакомое, что-то такое, что я уже видел раньше. Но я не мог вспомнить.
Через какое-то время я снова негромко затянул свою песню, но уже без особого настроения. Думаю, и никто меня больше не слушал.
Молодой крестоносец нетвердым шагом вернулся на свое место и снова задремал еще до того, как я закончил петь. Никто не произнес ни слова. Смущенно, стараясь не смотреть друг на друга, каждый устроился поудобнее, укрылся чем-нибудь из верхней одежды — и вскоре мы все заснули. Но ненадолго.
Месяцы скитаний обострили как мои чувства, так и нюх на любую опасность. Меня внезапно разбудили приглушенные шаги. Мой взгляд, как летучая мышь, метнулся по комнате.
Движение. В углу. Я вгляделся в темноту и увидел молодого воина. Он танцевал. Его глаза были приоткрыты, но казались тусклыми и безжизненными. Его лицо исказила маска страдания. И все же он танцевал, бессмысленно двигаясь по кругу, как…
Медведь.
И тут я вспомнил, где видел подобный танец раньше. На рыночной площади в Шрусбери
Я был очарован и поражен той скрытой властью, которую бродяга-циркач имел над своим чудовищным зверем. Когда артист пошел с шапкой по кругу, я отдал свой единственный медяк, чтобы еще раз увидеть танец медведя. Я уже почти не боялся и решил подойти ближе. Вот тут-то я и понял, почему циркач так смело обращался со зверем. У медведя были вырваны когти, а его глаза были похожи на два черных уголька. Медведь был слеп.
Всю дорогу домой я проплакал, изливая отцу мою жалость к медведю. Отец угощал меня подзатыльниками за нытье. Может быть, и правильно. Но в тот же день, ближе к ночи, я спрятал под курткой нож и вернулся на рыночную площадь, намереваясь во что бы то ни стало освободить медведя. Однако ярмарка закончилась; на площади никого не было. Больше я этого медведя не видел. До сегодняшнего вечера. Ибо танец молодого воина живо напомнил мне полузабытого медведя из моего детства. Воин тоже, шаркая ногами, двигался по кругу, не замечая ничего рядом с собой. Разница была в том, что если бы воин открыл глаза, он смог бы видеть.
Когда я снова проснулся, его уже не было. Так же, как не было и кровельщиков, и фермеров, и даже их быка. До утра проспали только я и чета пожилых паломников, которые тоже уже собирались уходить. Возможно, я мог бы остаться еще на одну ночь. Заработал бы лишний ужин... Но теперь постоялый двор стал казаться мне каким-то ненастоящим. Я повесил лютню на плечо, пожелал хозяину доброго дня и отправился в путь.
День обещал быть погожим. Золотой октябрь. Сухой вереск хрустел под моими башмаками. В небе свистели кроншнепы. Лето я провел на севере, в Стратклайде
А может, и нет. Пройдя примерно с милю, я подошел к развилке дорог. Там, на обочине отдыхал молодой воин, удобно устроившись на пригорке и положив клинок себе на колени.
— Утро доброе, менестрель, — кивнул он мне. — Я тут тебя дожидаюсь.
— И тебе доброго утра, — ответил я.
При дневном свете воин казался старше. Нет, его лицо, несмотря на бородку, было вполне моложавым, но вот глаза...
— Ждешь меня? А зачем?
— Хочу предложить тебе работу, — ответил воин. — Я иду на запад, в Сауэрби. Городок маленький, но довольно оживленный. Хочу нанять тебя для выступлений.
— Спасибо, не надо. Я направляюсь на юг.
— Но согласись, для тех, кто идет куда глаза глядят, все дороги одинаковы. Пойдем со мной. Мне пригодится твой талант. И я могу заплатить. Если хочешь, заплачу вперед.
Он поднялся на ноги и заслонил плечами солнце. На какое-то мгновение передо мной вновь предстал ослепленный медведь из моего детства. И из моих снов. И медведь снова просил меня о помощи.
— Оставь деньги при себе, — сказал я, пожимая плечами и протягивая воину руку. — Я Толлифер из Шрусбери, менестрель и поэт. А ценой моей компании будет загадка. Почему человек танцует, как медведь, во тьме и без музыки?
— Я Артур Ганн, — отозвался воин, пожимая мою руку, — из Клайда, а также из Святой Земли. Я что... э-э… танцевал сегодня ночью?
— Ага, — ответил я. — Это было необычно.
Мы двинулись по дороге, ведущей на запад.
— Расскажи мне об этом, — попросил я.
— Тебе следовало взять деньги, — улыбнулся Артур. — Вообще, тут нет ничего странного. Я последовал за крестом и королем Ричардом в Акру
— Говорят, сарацины очень жестоки.
— Не более, чем мы, — сухо заметил Артур. — Они повели нас на восток, в пустыню. По счастливой случайности один из пленников оказался незаконнорожденным сыном Гуго Бургундского
— Через несколько дней, — продолжал Артур, — сарацины начали нас убивать одного за другим. Не со зла, а ради экономии воды. Каждый вечер, когда мы разбивали лагерь, стражники осматривали нас и закалывали тех, кто выглядел слишком слабым, чтобы двигаться дальше. Только после этого оставшимся давали пить. Я был молод и очень боялся смерти, поэтому, когда подходили ко мне, я вставал и начинал двигаться, дабы показать, что я здоров. И что я достоин глотка воды. Или того, чтобы прожить еще один день. Сарацины уходили от погони, а мы — пленники — чуть с ума не сходили от жажды и усталости. И если кто-то из нас падал на тропу, и его убивали, я танцевал над бездыханным телом. Чтобы доказать, что я сильнее, понимаешь? Что я все еще жив. В общем, мои друзья умирали, а я... танцевал.
Воин замолчал и, казалось, всецело отдался воспоминаниям.
— Наверное, это было ужасно, — сказал я. — Что же случилось потом?
— Через двенадцать дней умер сын Гуго Бургундского, и я понял, что, когда французы найдут его тело, они прекратят погоню. Мне удалось немного ослабить узы на ногах; да и стражники проверяли нас не так тщательно, как раньше, потому что они тоже были измотаны. В ту ночь я прокусил себе руку и капал кровью на лодыжки до тех пор, пока веревка не размякла настолько, что я смог вытащить ногу из петли. Должно быть, я сбежал в пустыню, хотя, честно говоря, я плохо помню события той ночи. Французы, которые меня нашли, говорили, что я танцевал. Один. На песке.
— Может быть, теперь, когда ты вернулся, это пройдет?
— Оно как бы проходит, — согласился Артур. — Это случается только тогда, когда я слишком много пью или слишком сильно устаю. Если повезет, ветры Шотландии унесут прочь всех моих призраков.
— Хорошо бы, — искренне пожелал я. — Спрошу тебя о другом. Какую песню ты хочешь, чтобы я спел? О твоей семье? Или о возлюбленной?
— У меня нет семьи. И девушки тоже. Хотя, погоди... — его лицо просветлело. — Перед тем, как я уехал, мы с моим лучшим другом подрались из-за женщины, дочери кожевенника, с которой оба спали. Чуть не убили друг друга. Но, клянусь богом, она того стоила. Волосы черные, как вороново крыло. Глаза, как опалы. А теплота ее...
— Значит, ты все еще мечтаешь о ней, — поспешно перебил я воина.
— Да кто его знает, — пожал плечами Артур. — Много лет прошло. Я честно проиграл драку Дункану и отправился в крестовый поход. Думаю, сейчас они уже женаты, и у них целый выводок детей. Но как бы там ни было, я хочу, чтобы ты сложил о ней песню — так, как ты делал это вчера вечером. И будь то свадебный подарок или предложение мира, пой о том, что распря между нами забыта, и я снова хочу стать его другом.
— А если он решил не забывать о вашей ссоре?
— Тогда, возможно, тебе придется спеть панихиду по одному из нас, — тихо промолвил Артур.
— Легко тебе говорить, — проворчал я. — Панихиды трудно петь. И потом, если вы убьете друг друга, кто мне заплатит?
Сауэрби оказался больше, чем я ожидал. Обнесенный стеной торговый город беспорядочно раскинулся по берегам одного из притоков реки Клайд. Ворота были открыты, и хотя возле них стояли стражники, мы прошли в город без всяких вопросов. За городской стеной царила деловая суета. Там были две кузницы, оглушавшие прохожих звоном металла, кожевенная мастерская, гончарная лавка с выставленными на уличной витрине товарами и, разумеется, пивная. Прямо к стене примыкала водяная мельница, вращающееся колесо которой грохотало, как отдаленный гром.
Дома в основном были деревянными, хотя попадались и постройки из камня. В южной части города, на вершине холма мрачной громадой возвышался замок в нормандском стиле. Угловые башни замка завершались открытыми площадками, чтобы лучники на них могли иметь круговой обзор для стрельбы.
Прямо за воротами шла бойкая торговая жизнь. Стражники осматривали лошадей, слушая торопливые пояснения продавцов.
— Если не ошибаюсь, это лошади из Ментейта и Леннокса, — предположил Артур. — Мы как раз вовремя, менестрель. Скоро здесь будет...
— Артур! Артур Ганн?
Отделившись от группы торговцев, к нам направился капитан стражников. Это был мужчина с примечательной внешностью: на полголовы выше Ганна, бородатый и смуглый, как сарацин. Его голову увенчивал стальной шлем с полями, а поверх кольчуги была надета обшитая цветной тесьмой ливрея. Когда он приблизился, его могучая рука крепко сжала рукоять палаша. Видимо, привычка, подумал я.
Капитан остановился перед нами и вдруг — Артур даже не успел отреагировать — схватил моего спутника поперек талии и приподнял над землей.
— Святые угодники, Артур! — воскликнул он. — Я думал, ты давно уже труп, и твоя голова насажена на пику.
— Это еще может случиться, — промолвил Артур. — Или ты уже забыл, что произошло во время нашего последнего разговора?
Капитан все еще улыбался, но в его глазах появился стальной блеск.
— Нет, не забыл, — сказал он, опуская Артура на землю. — Я ничего не забыл. Отойдем-ка на пару слов.
Они отошли на несколько шагов, и капитан что-то зашептал Артуру на ухо. Я принялся разглядывать глиняные горшки на прилавке, стараясь делать вид, будто меня нисколько не интересует их разговор. Но когда раздался громкий возглас Артура, я резко обернулся, схватившись за рукоятку своего кинжала.
Однако Артур уже просто смеялся. Оба мужчины стояли, взявшись за руки. Из глаз у них текли слезы, и они хохотали, как мальчишки, услышавшие самую смешную на свете шутку. Мне даже показалось, что Артур упал бы от смеха на землю, если бы капитан не поддерживал его. Похоже, моя Песнь Примирения не понадобится. Это замечательно. И все же мне было бы спокойнее, если бы хохот капитана стражников не был столь яростным.
— Толлифер, это мой старинный друг, о котором я тебе рассказывал. Дункан Пентекост. Теперь он капитан, видишь?
— Да уж. Продвижение по службе получить легко, когда самые достойные отправляются на Святую Землю. А ты, менестрель, оказался здесь в нужное время. Лэрд
— Вы очень добры, — поклонился я.
— Ерунда. Артур говорит, что ты здорово поешь, а его словам я всегда доверял. Но мне лучше вернуться к лошадям, пока Саймон из Леннокса не смылся с моим собственным жеребцом. Увидимся вечером во время пира. И, Артур... добро пожаловать домой.
Капитан зашагал обратно к торговцам лошадьми.
— Внушительный мужчина, — заметил я.
— Так и есть, — согласился Артур. — Если бы мы с ним повздорили, дело закончилось бы плохо. Поэтому я рад твоему обществу, Толлифер. И хочу заплатить за песню, которую тебе даже не пришлось петь.
— Не надо, — отмахнулся я. — С подачи твоего друга я сумею заработать деньги, которые оправдают мое путешествие. И как ты сам сказал, для тех, кто идет куда глаза глядят, все дороги одинаковы. Пойду лучше поищу распорядителя Джеффри.
— А я бы посмотрел жилье, — сказал Артур. — Дункан предложил нам остановиться в казарме при замке. Может быть, пойдешь со мной?
— Так ли я тебе нужен? Разве здесь нет кого-то еще, с кем ты должен встретиться?
— С кем же?
— С той самой женщиной, болван. Из-за которой вы с Дунканом подрались. Неужели она стала его женой?
— Нет, — нахмурился Артур. — Он не женат. А та женщина... она умерла, менестрель. Забудь о ней. Увидимся позже.
Он зашагал прочь, печально покачивая на ходу головой. Должно быть, Артур обезумел от горя, узнав, что его возлюбленная умерла. Волосы черные, как вороново крыло... Я вздохнул и отправился на поиски управляющего.
Пир был довольно скромный — скорее, дань уважения съехавшимся в город торговцам, нежели демонстрация богатства владельца здешних земель, лэрда Солмунда Осберна. Еды было вдоволь, но без особого разнообразия. Блюда с холодной олениной, зайчатиной и куропатками да деревянные бадейки с густой бобовой кашей, сдобренной луком-пореем и чесноком. Лэрд и его семья сидели за покрытым льняной скатертью высоким столом. Как маленькая армия: четыре взрослых сына, их жены, а также местный рив
В Англии, конечно, соблюдались бы строгие правила старшинства, но эти шотландцы были, скорее, похожи на единую семью: между высоким и низкими столами то и дело шел обмен колкостями и остротами. Днем я сам лично видел лэрда Осберна, который, как простой крестьянин, торговался с рыжебородым детиной из Леннокса, продававшим годовалого жеребенка. Люди говорили, что лэрду уже почти шестьдесят лет. У него было худое, костлявое лицо, глаза слезились, но все равно он выглядел достаточно грозно. Тем не менее лэрд честно выторговал себе жеребца, не прибегая к весу своего авторитета.
Сыновья лэрда больше походили на разбойников. Все они были одеты в простую и грубую, как у простолюдинов, шерстяную одежду. Разговаривали с гостями вежливо, однако не спусками с собравшихся настороженных глаз. Они с почтением относились к своему отцу, но, как мне показалось, с его супругой были не столь уважительны.
Леди Осберн явно была не первой женой лэрда, поскольку, будучи поразительно красивой женщиной, она выглядела моложе его сыновей. Она была одета в дорогое, изумрудного цвета бархатное платье, отороченное мехом. У леди Осберн был хитрый взгляд и грация кошки. Она скромно сидела возле лэрда; в основном молчала, изредка обращаясь только к своему мужу. Однако я сомневаюсь, что на пиру был хоть один мужчина, который не обращал бы на нее внимания. То же можно было сказать и о женщинах.
Поскольку меня наняли позже всех, петь я тоже должен был последним — таковы правила выступления менестрелей. Я даже обрадовался такому порядку, ибо когда шотландцы голодны, они могут быть чертовски недовольными слушателями. Позже, с набитыми животами и залитыми элем глотками они превращаются в отзывчивую и благодарную публику. Сначала я покорил их исполнением слезливой любовной баллады, которую выучил в Стратклайде. Затем настала очередь “Угона быка из Куальнге”. Даже лэрд Осберн не выдержал и на последнем припеве стал подпевать громким, хотя и нетвердым баритоном. А на последнем аккорде все гости одобрительно заревели.
Для странствующего певца вроде меня такие моменты — настоящая награда за мое ремесло, справедливая плата за тяготы жизни, одиночество, отсутствие дома и семьи. Я чувствовал себя, как жених на свадьбе, пел во все горло, а шотландцы дружно подбадривали меня. Наконец, я решил спеть свою лучшую балладу — “Песню о Роланде”. Это было ошибкой.
На середине песни до меня донесся шепот и приглушенный смех. Я оглянулся через плечо и увидел Артура. Он сидел за одним из низких столов рядом с Дунканом Пентекостом, но теперь поднялся. Его лицо раскраснелось от вина, глаза были закрыты, и он танцевал свой бессмысленный танец, делая круг за кругом — мой медведь на цепи. Это было бы смешно, если бы не мука, так ясно читавшаяся на лице Артура. Я перескочил к последнему куплету, решив, что, если побыстрее закончу петь, он прекратит свой танец. Но было уже слишком поздно.
Торговец из Ментейта, жилистый коренастый мужик, поднялся, пошатываясь, со своего места и начал прыгать вокруг Артура, нарочно издеваясь над ним. Дункан Пентекост взревел, перемахнул через стол и, схватив наглеца за горло, швырнул его назад к дружкам.
Люди вокруг повскакали с мест, обнажили клинки и приготовились к схватке.
— Стойте! — громко крикнул лэрд Осберн. — Я вздерну любого, кто первым прольет кровь в этом зале. Вложите клинки в ножны, господа, или, клянусь богом, вы ответите передо мной и моими сыновьями.
— Ваш капитан напал на меня без всякой причины, — пожаловался коренастый торговец.
— Ты насмехался над человеком, с которым тебе в жизни не сравниться! — воскликнул Дункан. — И если ты и твои приятели жаждете удовлетворения — выходите, хоть по одному, хоть вместе...
— Закрой рот, Дункан! — рявкнул Осберн. — Эти люди — наши гости. Ни с кем из них драться я тебе права не давал. А теперь скажи, что такое с этим парнем? Он сумасшедший?
— Нет, милорд, — поспешно вмешался я, хватая Артура за руку.
Артур перестал кружиться и застыл на месте, растерянно озираясь по сторонам.
— Он только что вернулся из Святой Земли. Отвык от вина.
— Тогда проводи его до постели, и пусть он хорошенько выспится. А ты, Дункан, отправляйся на башню и смени там охранника. Ночной воздух охладит твою голову.
На секунду мне показалось, что Пентекост не послушается и бросится на торговцев. Но Дункан, похоже, проглотил свой гнев.
— Да, милорд, — сказал он, покорно кивнув головой. — Как прикажете.
Он развернулся и зашагал прочь.
— И на этом, господа, все! — веско произнес лэрд Осберн. — На глазах у наших милых дам мы не будем устраивать бойню, как какие-нибудь дикие викинги. Мы же здесь все друзья. Итак, господа, — он поднял кружку с элем, — вы ко мне присоединитесь? За нас, кто тут!
В зале раздался одобрительный гул: гости Осберна отвечали на его тост. Голоса вокруг, казалось, заставили Артура полностью прийти в себя.
— Что случилось? — пробормотал он.
— Ничего особенного, — сказал я.
Потом я отвел Артура в казарму и уложил на тюфяк.
— Все в полном порядке, — еще раз успокоил я Артура.
— Лэрд кричал на Дункана, — нахмурился он, пытаясь вспомнить недавние события. — Из-за меня начались неприятности?
— Ничего такого, о чем нужно беспокоиться. Спи, Артур. Утром во всем разберемся.
Но он, видимо, не мог ждать до утра. Ночью я проснулся от шороха шагов и увидел, как Артур тихо вышел за дверь.
Утром его постель была пуста. Я встал и отправился на кухню, чтобы узнать новости и поискать чего-нибудь перекусить. Но прежде чем я туда добрался, я услышал возбужденные крики, и мимо меня по коридору протопал один из стражников. Я последовал за ним. Если уж начались неприятности, то, как известно, жди новых напастей.
С наружной стороны замка, возле башни, собралась толпа. Я протиснулся между людьми и увидел печальную картину. Артур — мой медведь — лежал, скорчившись, у стены. Его конечности были вывернуты под неестественными углами, а тело на грязной земле напоминало раздавленное насекомое. Его накидка была разодрана и окровавлена, а лицо представляло собой месиво, среди которого на утреннем солнце поблескивали осколки костей и зубов.
Я почувствовал, как кто-то дышит мне в затылок. Обернувшись, я увидел Дункана Пентекоста. Капитан был без шлема, с осоловелыми глазами — видимо, не успел даже поспать после ночного дежурства. Он опустился на колени рядом с телом Артура и кончиками пальцев осторожно закрыл другу глаза. Потом Дункан поднял окровавленную накидку, прикрыл ею голову несчастного и повернулся лицом к толпе. Те, кто стояли рядом, отступили на шаг назад, увидев пламя ярости в глазах капитана.
В этот момент подошли лэрд Осберн, два его сына и несколько торговцев из Леннокса и Ментейта.
— Что произошло? — спросил Осберн.
— Моего друга забили до смерти, — холодно произнес Дункан. — И я даю слово, милорд, что те трусы, которые это сделали, никогда больше не доберутся до своих свинарников.
— Вы обвиняете нас в убийстве, капитан? — возмутился рыжебородый торговец из Леннокса.
— Может быть, не лично тебя, Саймон из Леннокса. Но мой друг был воином. Его могли одолеть только несколько человек сразу. А врагов, кроме вас, у него здесь не было.
— Мы с ним не ссорились, Пентекост. Только с тобой.
— Ночью я был вне вашей досягаемости. Возможно, кто-то из вас случайно наткнулся на Артура и выместил на нем свою злобу.
— Господа, — позволил себе вмешаться я, — пока дело не зашло слишком далеко, думаю, вам следует внимательнее посмотреть на тело. Артур был убит не здесь.
Я опустился на колени рядом с трупом.
— С чего ты это взял? — спросил Дункан, поворачиваясь в мою сторону. — Его убили здесь. И что вообще может знать какой-то песенник о таких вещах?
— До того, как стать менестрелем, я тоже был воином, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Я видел смерть в разных ее обличьях. И я утверждаю, что Артура убили вовсе не там, где он сейчас лежит.
— Да мне наплевать, где его убили. Хоть в Аравии, — сказал Саймон из Леннокса. — Но я не позволю, чтобы моих людей обвиняли в убийстве.
— Замолкните все! — отрезал лэрд. — Говори, менестрель, почему ты думаешь, что его убили не здесь?
— Его жестоко избили, милорд, переломали руки и ноги. Если бы это случилось здесь, то на стене и на земле остались бы пятна крови. Однако кровью пропитана только его накидка.
— А ведь он прав, — вставил старший сын лэрда Осберна. — Вокруг нет крови. Или, по крайней мере, ее недостаточно для такого рода ранений.
— Совершенно верно, — сказал лэрд, пристально глядя на меня. — Ты ведь пришел сюда вместе с этим воином. Он был твоим другом?
— Да, милорд.
— И ты больше никого здесь не знаешь? У тебя тут нет ни друзей, ни родичей?
— Никого, милорд.
— Тогда я, кажется, знаю, что надо делать, — кивнул головой Осберн. — Торговцы собирались покинуть город в полдень. Если я их задержу, то разнесется слух, будто я кого-то притесняю. Но ты здесь чужой. У тебя нет ни друзей... ни союзников, — многозначительно добавил он. — Возможно, ты сумеешь посмотреть на это дело честно и непредвзято. Мой сын Руари неотлучно будет с тобой, дабы тебе никто не чинил препятствий. Ходи где хочешь, спрашивай кого угодно. Если найдешь тех, кто совершил подобное с твоим другом, они дорого за это заплатят. Однако, менестрель, постарайся ни на кого не возводить напраслины, ибо твоя ложь станет таким же тяжким преступлением, как и это убийство. Ты меня понимаешь?
— Да, милорд, — сказал я, нервно сглотнув. — Сделаю все, что смогу.
— И побыстрее, — промолвил Осберн. — Из-за одной смерти я не стану развязывать войну с Ленноксом. В полдень мы с этим покончим, независимо от того, обнаружишь ты что-нибудь или нет. А теперь, господа, не пора ли завтракать? Мне бы очень не хотелось вешать кого-либо на пустой желудок.
Сказав это, лэрд зашагал прочь. Люди потянулись за ним следом. Дункан хотел было задержаться, но Осберн так сурово глянул на него, что капитан не рискнул остаться.
Мы с молодым Осберном настороженно оглядели друг друга. Руари был похож на бычка: изогнутые брови, крепкие мускулистые плечи, нечесаная грива темных волос. Одет он был в простую кожаную куртку и полотняные штаны. Если не считать прекрасно сшитых сапог, то сын лэрда мог бы сойти за обычного йомена
— Итак, менестрель, — начал Руари, — с кем мы будем говорить в первую очередь?
— С мертвецом, — ответил я, вновь опускаясь на колени рядом с телом Артура.
Убрав накидку с его лица, я сглотнул. Зрелище было ужасное. Череп Артура был раздроблен так, что кости торчали наружу.
— Лицо, как раздавленная дыня, — поморщился Руари.
— И все же крови почти нет, — сказал я. — Думаю, когда это произошло, он уже был мертв.
— Накидка насквозь промокла, — покачал головой Руари.
Он протянул руку и частично вытащил накидку из-под тела. Тускло заблестела кольчуга на груди, а вот поясница Артура была вся покрыта темными пятнами.
— Странно. Его кольчуга, кажется, не повреждена.
— Так и есть, — отозвался я, оттягивая кольчужную рубаху выше пятен крови, чтобы показать Руари колотую рану на пояснице. — Вот как он был убит.
Руари тоже опустился на колени и кончиками пальцев осторожно коснулся окровавленного отверстия.
— Я уже видел такие раны, — медленно произнес он. — Или похожие. Кинжал с пикообразным клинком, чтобы проникать сквозь кольчугу. Вот почему она не повреждена.
— У кого может быть такой кинжал?
— Не знаю, — ответил Руари. — Оружие своеобразное. Вряд ли у кого-то из торговцев может быть такое.
— А у людей вашего отца?
— Тоже сомневаюсь. Для повседневного использования лезвие слишком узкое. Такой кинжал может взять с собой воин, чтобы во время битвы прикончить поверженного противника. Больше такое оружие мало на что годится.
— Точно, — сказал я. — Кстати, Артур был без шлема. Поскольку на него напали сзади, его с легкостью могли зарубить палашом или просто огреть по голове дубинкой. Зачем было использовать кинжал?
— И зачем потом надо было ломать ему кости? Кто-то его, наверное, сильно ненавидел.
— Не обязательно. Возможно, его даже не били. Кости могли переломаться при падении.
— С башни, ты имеешь в виду? Вряд ли. Он сломал бы руку или ногу, но не получил бы таких увечий.
— Предположим, при падении с башни он сильно ударился о вон тот выступ, который нависает над нами. Тело могло от него отскочить и упасть туда, где сейчас и лежит.
— Что ему вообще было делать на башне?
— Ну, не знаю. Скажите, а что там, над нами?
— Оружейная комната. Но вчера вечером она должна была быть заперта.
— Тогда, возможно, я ошибаюсь. Но если он действительно упал сверху, то на камнях должны быть какие-то отметины. Удар о землю был бы не очень сильным.
— Да, верно, — задумчиво кивнул Руари, оглядывая выложенный камнями склон, круто уходивший вверх к башне.
Неожиданно сын лэрда начал ловко карабкаться по склону. Миновав несколько нижних рядов камней, он остановился, глянул вниз, чтобы сориентироваться, а затем стал медленно продвигаться влево.
Вскоре он застыл на месте, осторожно повернулся, посмотрел на меня сверху вниз, и поднял руку. Я увидел, что ладонь Руари была выпачкана кровью.
До полудня оставалось еще с полчаса, когда мы с Руари вошли в обеденный зал. Столы, как и накануне вечером, были щедро уставлены едой, но между сотрапезниками чувствовалось напряжение — никто почти не притрагивался к блюдам. Торговцы из Леннокса и Ментейта сидели тесной группой, плечом к плечу, как будто их окружала стая волков. Их настороженность была объяснима, потому что за спиной лэрда Осберна стояло с полдюжины вооруженных людей. Дункан Пентекост охранял дверь, а по углам расположились йомены, тоже с оружием. Женщин в зале вообще не было, кроме леди Осберн, которая сидела слева от мужа.
— Отец, господа... — начал было Руари, но лэрд жестом велел ему молчать.
— Вы что, уже выяснили всю правду о том, что случилось с крестоносцем? — спросил он.
— Я не могу быть до конца уверен...
— Тогда пусть говорит менестрель, и это останется на его совести. А ты подойди ко мне.
Руан бросил на меня косой взгляд, пожал плечами и сделал, как ему было велено. Я остался стоять один в центре зала.
— Итак, менестрель, что вы обнаружили?
— Мы обнаружили, милорд, что Артур Ганн был убит сзади ударом узкого клинка. Пикообразным кинжалом.
— Пикообразным кинжалом? — эхом откликнулся Осберн и нахмурился.
— Да, милорд. И еще. Его убили не там, где было найдено тело. На него напали в замке: либо в оружейной комнате, либо где-то рядом. А тело потом сбросили со стены.
— Но в замке никого не было, кроме меня самого и моей семьи...
— ...И Дункана Пентекоста, — закончил я, — который стоял на страже.
За спиной, с той стороны, где находился Дункан, я почувствовал какое-то движение.
— Дункан ведь был другом этого воина, — усмехнулся Осберн. — Он заступился за него на пиру и готов был сразиться с его обидчиками.
— Ваша правда, милорд. Дункан был его другом. Единственным близким другом. Единственным, к кому Артур, скорее всего, отправился бы ночью. Туда, где Дункан нес караул. На башню.
— Но охранник у лестницы...
— ...Сдается мне, что вечером этот охранник выпил слишком много эля, — вставил Руари. — Когда крестоносец проходил мимо, он, скорее всего, спал.
— Пусть так. Однако Дункан и крестоносец были друзьями.
— Иногда даже друзья могут поссориться, — тихо заметил я. — Из-за женщины.
— Довольно! — голос леди Осберн прозвучал, как удар хлыста. — Дункан, неужели ты будешь стоять и молча слушать, как этот английский мерзавец своей ложью пачкает твое имя? Он почти открыто назвал тебя убийцей...
— Господа, я безоружен, — промолвил я, отступая назад. — И я никого не обвиняю.
— Дункан! Стой на месте! — рявкнул лэрд Осберн. — Мадам, простите меня за неучтивость. Вы совершенно правы, наш зал — не место для подобных разговоров. И поскольку вы, господа из Леннокса и Ментейта, были признаны невиновными, вы, несомненно, хотите побыстрее отправиться в путь, не так ли?
— Да, милорд, — поспешно ответил Саймон из Леннокса, поднимаясь на ноги. — Мы уже слишком долго злоупотребляем вашим гостеприимством. С вашего позволения, мы сейчас же тронемся в путь.
— Конечно. Желаю тебе удачи, Саймон. И всем остальным тоже.
Потом Осберн обернулся к своей жене и с улыбкой произнес:
— Дорогая супруга, все эти разговоры сильно вас расстраивают. Может быть, вам лучше удалиться и немного отдохнуть? Элвин! Проводи свою мачеху в ее покои. А что касается нашего дела... Руари, менестрель, Дункан, следуйте за мной.
Лэрд вышел из-за стола и покинул зал. Я последовал за ним. Руари демонстративно занял место между мной и Пентекостом. Мы отошли на значительное расстояние от зала, и Осберн привел нас в башню. Мы оказались в караульном помещении с узкими стрельчатыми прорезями в стенах вместо окон и с дубовой дверью.
— Руари, постой снаружи и смотри, чтобы нам не мешали. Никого не впускай.
Осберн закрыл за сыном дверь и медленно повернулся к нам с Дунканом.
— Итак, господа, мы с вами одни. И я узнаю от вас всю правду. Что скажешь ты, менестрель?
— Пятна крови на камнях, милорд. Рядом с оружейной комнатой. На стене тоже кровь. Артура убили наверху, а тело сбросили вниз.
— Понятно. Что скажешь ты, Дункан?
— Все было так… было так, милорд, как говорит менестрель, — промолвил Пентекост, сглотнув. — Много лет назад мы с Артуром крепко поссорились. Это было еще до того, как он отправился в крестовый поход. И вчера ночью мы… снова повздорили.
— И ты напал на него сзади? Исподтишка? Заколол кинжалом? Ты это хочешь сказать?
— Да, милорд.
— Понятно. А разве у тебя есть боевой пикообразный кинжал?
— Нет, милорд. Я был… Артур застал меня в оружейной комнате. Мы поругались. А когда он повернулся, чтобы уйти, я… э-э… я схватил кинжал с верстака. И ударил его.
— Ты схватил кинжал? Не вытащил собственный клинок и не сказал своему другу защищаться? А ведь несколькими часами раньше ты готов был жизнь за него отдать. Ну да ладно. Этот Артур Ганн нашел тебя в оружейной комнате, вы поругались, и ты его убил. Ударил сзади, — сказал лэрд Осберн и приблизился к Пентекосту так, что их лица оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. — Скажи, Дункан, не оказалось ли в тот момент поблизости случайного свидетеля?
— Какого свидетеля, милорд?
— Я спрашиваю, был ли ты один, когда тебя нашел этот воин?
— Да, милорд, — пробормотал Пентекост, старательно избегая пронзительного взгляда лэрда. — Я был один. Зашел в оружейную, чтобы укрыться от ветра.
— Довольно, — сказал Осберн, отворачиваясь. — Ты, Дункан, убил человека, который был моим гостем. Уже только за это я мог бы вздернуть тебя во дворе замка. Но это расстроило бы моих домочадцев. Поэтому, Пентекост, я даю тебе шанс. Уезжай отсюда прямо сейчас. Возьми коня, но не бери оружия. Через два часа за тобой по следу помчатся вооруженные люди. С приказом убить тебя на месте. Если только, конечно… у тебя нет каких-то слов в свое оправдание. Может быть, имеются смягчающие обстоятельства?
— Нет, милорд. Мне нечего сказать. Ни сейчас, ни потом.
— Тогда проваливай. Прости, что не могу пожелать удачи.
Дункан повернулся и, не говоря ни слова, вышел.
Некоторое время Осберн молча смотрел на меня, потом пожал плечами
— Итак, менестрель, ты удовлетворен тем, что справедливость в отношении твоего погибшего друга восторжествовала?
— Да, милорд. Только он все же был мне не другом, а просто спутником в дороге.
— Все понимаю. Вчера вечером он вел себя странно, но казался вполне безобидным. Мне сказали, менестрель, что тебе случалось бывать при дворе, в Лондоне.
— Да, милорд.
— Значит, ты, неверное, видел много красивых женщин. Что ты скажешь о моей госпоже?
На мгновение я заколебался. Я участвовал в сражениях, бывал ранен; однажды мне пришлось выбираться из горящей конюшни. Но никогда я не чувствовал себя ближе к смерти, чем в эту секунду. Это было видно по глазам лэрда. Удастся ли мне выйти из этой комнаты живым?
— Ваша супруга поистине прекрасна, милорд. Ее волосы блестят, как вороново крыло, а глаза сверкают, как опалы.
— Ты говоришь, как поэт, — сухо заметил Осберн, — но я не об этом. Любой дурак увидит, что она красива. Но эти ее… манеры. Они меня смущают. Например, открывать рот, когда ее не спрашивают, как случилось сегодня. Видишь ли, моя жена не благородного происхождения. Она была всего лишь дочерью кожевенника. Но поскольку мои сыновья выросли, и наследство им обеспечено… я решил себя побаловать и женился по любви. И даже теперь, да поможет мне Бог, я не жалею об этом. Однако человек моего положения все-таки должен придерживаться каких-то правил, не так ли?
— Как скажете, милорд.
— У меня есть тетка, — продолжал Осберн, казалось, глубоко погрузившись в свои собственные мысли. — Старая карга с лошадиным лицом. Замужем за церковью: она настоятельница в маленьком монастыре к северу от Пентленда. Может быть, мне послать мою госпожу в этот монастырь? Пусть отдохнет — и научится правилам приличия. Несколько месяцев с моей теткой, и даже мул обучится хорошим манерам. Что же касается смерти твоего друга, то остается еще один незначительный момент, который меня беспокоит. Та женщина, из-за которой Дункан и Артур Ганн поссорились. Что тебе о ней известно?
— Только то, что она мертва, — осторожно ответил я. — Артур сказал мне, что она давно умерла.
— Неужели? Какая жалость. Должно быть, она была весьма хороша собой, раз даже после смерти доставляет столько хлопот.
— Мы не знаем наверняка, милорд, что вчерашний раздор произошел из-за этой женщины. У нас только слова Дункана. Возможно, они поссорились из-за чего-то другого. Бывает, что мужчины убивают друг друга из-за паршивого пенни или косого взгляда. Или вообще ни за что.
— Ты прав, — удовлетворенно кивнул Осберн. — У тебя бойкий язычок, менестрель. Ты еще и песни быстро слагаешь. О том, что здесь произошло, тоже будешь петь?
— Нет, милорд, — решительно отозвался я. — Друг, убивающий друга из-за пустяка, — плохая тема для баллады. Об этом лучше забыть.
— И правда, — согласился Осберн, выглядывая в стрельчатую прорезь в стене башни. — Лучше забыть. Ты еще долго собираешься пробыть в наших краях?
— Нет, милорд. Мой дом далеко на юге, а скоро наступил зима. Так что, пойду побыстрее своей дорогой.
— Мудрое решение, — сказал лэрд, не глядя на меня. — Желаю удачи, менестрель.
В тот же день я покинул Сауэрби и, посвистывая на ходу, неторопливо двинулся по дороге. Когда сторожевая башня скрылась из вида, я свернул в лес и устремился на восток. Добравшись в сумерках до какого-то ручья, я не стал переходить его вброд, а быстро пошел вниз по течению и двигался до тех пор, пока на небе не взошла луна. И только поняв, что я уже удалился достаточно далеко от того места, где вошел в лес, я рискнул остановиться и перевести дух.
Был ли я слишком осторожен? Возможно. Но я своими глазами видел, как Руари с отрядом вооруженных воинов отправился вслед за Дунканом гораздо раньше, чем прошли два часа, обещанные лэрдом Пентекосту. И я не был уверен, что, покончив с капитаном, они не начнут охоту за мной.
Осберн прекрасно понимал, что Дункан убил своего друга не просто так. Посреди ночи Артур отправился поболтать с Дунканом. И нашел его в оружейной комнате. Однако Дункан был не один. Почти наверняка он был там с леди Осберн. Возможно даже, что это она нанесла роковой удар. Артур теперь мертв, Дункан тоже скоро умрет. Я был последним, кто мог поведать людям эту историю. Гордый лэрд и его страстная молодая жена боятся насмешек больше, чем смертоубийства. Осберн пойдет на все, лишь бы заткнуть рот непосредственным участникам событий.
Я шел всю ночь и весь следующий день. К вечеру я пересек вброд Твид
Утро выдалось ясным. Золотой октябрь. На рассвете ночные тени растаяли вместе с моими страхами. По мере того как солнце медленно поднималось над горизонтом, мое настроение тоже улучшалось. Я очень устал, но так сильно закоченел на ночном холоде, что мне все равно хотелось больше двигаться. И я пошел дальше.
А незадолго до полудня с востока подул порывистый ветер, закружил опавшие листья и дорожную пыль, порождая маленькие смерчи, которые, казалось, звали меня за собой. Повинуясь какому-то внезапному желанию, я стал приноравливаться к этим вихрям, закружился вместе с ними, как... танцующий медведь.
Я выписывал круги до тех пор, пока мои ноги не подкосились, и я не упал на колени прямо посреди дороги. Однако впереди продолжали танцевать пыльные смерчи. Они манили меня за собой. Но не на юг, не к дому.
Они манили меня на запад. В сторону Ирландии. Говорят, Ирландия — это земля поэтов.
Я не знал ни одного города из тех, что лежали в этом направлении. Но туда вела какая-то дорога. А для тех, кто идет куда глаза глядят, все дороги одинаковы.
