Сергей Саканский, "Друг мой сыщик"Приятно увидеть, как отечественный автор (точнее, жил и живёт автор в Крыму, действие происходит в Ялте ещё при украинской власти, но, в любом случае, и автор, и персонажи русскоязычные, никакой политики нет, всё описанное могло бы точно так же происходить в Сочах), разбирающийся в теме, пишет классический детектив с оригинальными загадками, да ещё и с действием, происходящим в наше время и с попытками использовать в сюжете новейшую технику - отслеживание звонков мобильного телефона, переписку в соц.сетях и т.д. Печально, что на бумаге всё это (кроме нескольких повестей в журнале "Искатель") не издано, зато выложено на сайте Вольского, ну и во всяких сетевых библиотеках.
Между тем Саканский, в отличие от очень многих, понимает, что главное в детективе - вовсе не преступление как таковое, а загадка. И старается делать эти загадки необычными, сосредотачиваясь не просто на вопросе, кто убил, а на каких-нибудь странных, "мистических" сторонах дела. Это вплотную приводит его к "невозможной" тематике, и, хотя я не уверен, что Саканский сам классифицирует свои рассказы принадлежащими к этому поджанру, большая часть цикла как минимум примыкает именно к нему. Этому способствует, так сказать, "подвижность" загадок в этом цикле. Схема "чёткие условия загадки, разрешаемой в конце, постулируются с самого начала" здесь выдержана далеко не во всех рассказах. По ходу расследования могут всплыть новые данные, полностью меняющие характер загадки (иногда делающие её "невозможной"). Саканскому также удаётся решить сложную в наше время проблему сыщика-любителя. Он ставит в центр повествования пару героев. Один из главных героев, чьими глазами мы видим события и за ходом чьих мыслей можем следить - сыщик-любитель Жаров, журналист и редактор местной газеты "Крымский криминальный курьер". Но раскрывает загадки не он, а его школьный друг, профессиональный следователь Пилипенко, позволяющий приятелю участвовать в действиях милиции, насколько не мешает секретный режим. При этом Жаров - вовсе не наивный "Ватсон", который только и может, что оттенять великого сыщика. Несмотря на явную склонность ко всевозможным мистическим объяснениям, Жаров вполне способен вести сыскную работу, отыскивать ценные факты и даже самостоятельно начинать расследование, обращаясь к Пилипенко лишь на стадии тупика. Скорее, здесь выворачивается наизнанку популярная в детективе "Золотого века" пара "умный полицейский и ещё более умный любитель, помогающий полицейскому". У Саканского именно умный любитель способен найти интересное дело, но раскрыть его может только опытный полицейский, работающий в команде.
Цикл, конечно, не лишён недочётов. Больше всего надоедают неизменные попытки Жарова устроить личную жизнь и то, что очередные пассии вечно оказываются так или иначе причастными к делу. Это поначалу забавно, но становится штампом и едва ли не спойлером. Многовато криминальных бизнесменов, хотя понятно, что автор пытался приблизить дела к реальности если не по внешнему "невозможному" антуражу, то по мотивам. Не всегда хорош язык - автор умеет строить остроумный диалог, но путается в развёрнутых описаниях. И, пожалуй, главное - объяснив суть "загадочного" дела, автор не всегда объясняет, а зачем преступнику был нужен именно такой антураж? Зачем, например, совершать убийство в первой повести именно из арбалета? Одной теорией Жарова, что "жизнь часто повторяет литературу", отсюда, мол, и такие красивые преступления, не отделаешься, у классиков-то все детали на месте. Тем не менее, налицо нечастый в российском детективе случай, когда автор старается придумать не просто логичную, но и оригинальную, необычную загадку (даже если иногда решение оказывается слишком примитивным для такой красивой загадки).
"Призрак с арбалетом". Начинается с просто необычной загадки - одновременно застрелены из арбалета известный бизнесмен и бомж, при этом одинаково одетые. Ближе к концу всплывает что-то вроде невозможности - одну из жертв видели ещё до того, как она могла приехать в город. Невозможность решается простейшим образом, убийца тоже довольно очевиден, но в целом рассказ - хорошее подражание Честертону. Тут тоже, чтобы понять суть, надо просто сменить угол зрения.
"Легенда о фарфоровом гроте". Здесь невозможная тема попадает уже в центр сюжета - каждые 34 года в одном и том же гроте ялтинского парка какой-нибудь муж убивает свою жену. Более того, порой в этом же гроте видят и женский призрак. Убийца интуитивно понятен, механизм обеих невозможностей красивый, но тоже простой (хотя я до конца не раскрутил), а вот с мотивами посложнее.
"Солнечный удар". Пожалуй, рассказ, который портит весь цикл. Мало того, что расследуют обыденное, хоть и не лишённое странных деталей убийство с изнасилованием, так ещё и разгадка самого нелюбимого мной типа - когда есть сразу несколько хитрых планов разных персонажей, и всё непонятное просто раскидывается между их действиями. Правда, автор с самого начала пытается обыграть это, упомянув множество следов на песке вокруг тела.
"Санта-Клаус и другие". Ещё один странный рассказ. В новогоднюю ночь в Ялте находят убитыми Санта-Клауса и Кота в сапогах. Не просто актёров, одетых в эти костюмы, а непонятно откуда взявшихся людей, физически выглядящих именно так, - почти невозможная ситуация. Дальше всё хуже - разгадка очень банальная, но при этом столь же нереалистичная. Такая страшная сказка в духе Булгаковой, но плохо работающая вне её атмосферы.
"Формула кошачьего царя". Тут невозможностей две. Первая, появление призрака, слита почти сразу же (и без неё можно было бы легко обойтись). Между тем возникает "квиновская" странность - кто-то непонятно зачем повесил кота проживающей по соседству бабуси. И дальше из неё вырастает вторая, поистине блестящая невозможность с кучей ключей на неё - два человека гибнут, насмерть загрызенные котом. Тем самым, уже убитым и в землю зарытым. Несмотря на ключи, я уловил идею только в самом общем плане.
"Чужая рука". Один персонаж совершает абсолютно немотивированное убийство незнакомого ему человека, выгодное другому, имеющему полное алиби (и неспособному организовать убийство руками первого). А третий персонаж практикует культ вуду... Не уверен, что можно это считать невозможностью в чистом виде, но "перевёртыш" в итоге красивый, я так и не додумался.
"Маньяк-мертвец". Запутанная история с забавным твистом-обманкой в конце (который меня сбил и помешал понять, что к чему) и сразу двумя (находящимися, как часто у Саканского, на периферии сюжета) невозможностями. Некий маньяк, борющийся за нравственность, убивает женщин, но при этом они заранее видят сны, как именно их убьют. При этом третье убийство маньяк совершает, будучи сам уже мёртвым.
"Смерть в лабиринте". Здесь, наконец, невозможность стоит в центре сюжета. Из некоего лабиринта бесследно исчезают два человека и, извините, козий катышек. А третьего человека находят там же убитым, причём убийца (если это не один из исчезнувших) в лабиринт не заходил и, во всяком случае, исчез оттуда. Разгадка может показаться простой, но я не додумался.
"Тайна Марии-Целесты". Попытка написать очередную вариацию на хрестоматийный сюжет откровением не стала. "Невозможная" загадка исчезновения человека с яхты решается совсем банально, зато автору удаётся добавить ближе к концу второй, довольно занятный детективный сюжет со странным самоубийством.
"Покрывало вдовы". Тоже почти невозможная история. У некоего человека одна за другой в разных городах гибнут жёны, при этом сам он имеет безусловное алиби, а больше ни у кого мотивов нет. Есть и вторая невозможность - последнюю жену преследует оборотень с волчьей головой. Решение второй совсем уж банально, решение первой - отличный "честертоновский" перевёртыш, который можно было бы и улучшить, но тогда пришлось бы отказаться от второй невозможности.
"Смерть приходит из книг". Оба главных героя попадают в заснеженный, отрезанный от мира (это в Крыму!) дом, где вскоре гибнут все присутствующие, кроме них. В чём суть, догадаться легко, но так и должно быть. На самом деле автор поставил смелую задачу, попытавшись объединить воедино загадки "Десяти негритят" и "Восточного экспресса", а получилось скорее что-то похожее по всесильности главзлодея на "Дом кривых стен". К тому же кое-что в сюжете так и осталось не объяснёнными автором случайностями.
"Проклятье древней гробницы". Повесть, в два раза превышающая остальные рассказы по размеру. Один за другим странным образом гибнут члены археологической экспедиции, якобы обнаружившей гробницу Овидия. Проклятие гробницы, конечно, на невозможность не тянет, а разгадка довольно громоздкая. Впрочем, самостоятельно её разгадать сложно не поэтому, а потому что часть улик автор скрывает до финальной речи следователя.
- Я человек маленький, - произнес Болванщик дрожащим голосом, - и не успел я напиться чаю... прошла всего неделя, как я начал... хлеба с маслом у меня уже почти не осталось...