"Убийства в доме-восьмёрке"Не понимаю, почему этот роман до сих пор не переведён (но будем надеяться, он все-таки стоит хотя бы в дальних планах у составителей серии, т.к. имеющийся у меня файл слегка бракован, там пропала большая часть планов и схем - впрочем, и без них можно разобраться). В силу этого придётся сочетать отзыв с некоторыми общетеоретическими рассуждениями (поскольку перевести главу с лекцией отсюда затруднительно, не проспойлерив сюжет, нельзя).
С самого начала Абико играет с привычными моделями. На первой же странице в доме богатого промышленника, построенном в форме цифры 8 и набитом его подозрительными родственниками и домочадцами, происходит убийство его старшего сына и наследника. При этом в запертой комнате находилась... не жертва, а убийца. Свидетели видят, что роковой выстрел был произведен через окно запертой комнаты, в которую никто посторонний попасть не мог. В комнате, правда, спал человек, ставший очевидным подозреваемым. Но, во-первых, любой читатель понимает, что подобная разгадка для детектива не годится, во-вторых, мотива как раз у этого подозреваемого нет, в-третьих, его поведение слишком нелепо для убийцы. Стало быть, сыщик принимает убийство за "невозможное", и, разумеется, таковым оно и окажется в разгадке. Несколько позже происходит второе убийство, на сей раз явно "невозможное" - жертва убита в запертой комнате, вход в которую находится под наблюдением полицейских, и, хотя в комнате открыто окно, при соответствующей траектории полёта стрелы убийца... должен был висеть в воздухе (да, убийства здесь совершаются из арбалета).
Фигура сыщика тоже нарушает шаблон. Убийство раскрывают... брат и сестра инспектора, ведущего дело, увлечённые фанаты детективов. Поначалу они предлагают навещающему их инспектору массу гипотез, каждая из которых так или иначе отсылает к тому или иному классическому "невозможному" роману (предупреждение: в тексте романа спойлеров нет, а вот в своих комментариях Абико таки проспойлерил разгадку "Дела о граничной линии" Аллингем, которое я не читал, и "Загадку Торского моста" Конан Дойля), а затем, явившись на место преступления и собрав всех подозреваемых вместе, брат инспектора (по имени Синдзи) читает лекцию о запертой комнате.
И здесь мы снова видим новаторство Абико. Как я писал выше, во всех известных мне случаях, начиная с самого Карра (и продолжая Роусоном, Баучером, Смитом, Ёкомидзо), подобная лекция помещается в середине романа и используется, чтобы дополнительно запутать читателя, убедив его, что данное дело не подпадает ни под один из пунктов и, следовательно, невозможно. У Абико лекция совмещена с финальной речью сыщика, и тот использует классификацию как опору в своих рассуждениях, для того, чтобы, исключив все её пункты (и вспомнив какое-нибудь литературное произведение, в них не укладывающееся), тут же дать объяснение, тоже не укладывающееся ни в один из представленных пунктов. Добавлю, что, если для решения первого убийства Синдзи ограничивается перебором вариантов доктора Фелла из "Трёх гробов" (прелесть в том, что в данном случае лекция Карра неприменима, поскольку взаперти была не жертва, а убийца), то для второй "невозможности" предлагает собственную классификацию "квази-запертых комнат" (как он их называет), то есть комнат не запертых, но находящихся под наблюдением. Варианты следующие:
1) Наблюдатель лжёт, будучи преступником либо стремясь кого-то защитить;
2) Наблюдатель просто не заметил, как мимо него проскользнул преступник;
3) Преступник проник в комнату до установления наблюдения и
3а) смог после совершения убийства сбежать незамеченным либо остаться незамеченным в комнате до самого обнаружения убийства, либо
3б) покинул комнату до того, как было установлено наблюдение и, как ошибочно думают, произошло убийство;
4) Преступник совершил убийство извне из точки, находящейся вне поля зрения наблюдателей.
Несомненно, в этой классификации упущен еще один вариант - убийство, совершённое уже после снятия наблюдения и мнимого обнаружения преступления. Но, тем не менее, сама классификация подобных случаев - вещь новаторская.
Далее Синдзо даёт удобную упрощённую классификацию собственно "убийств в запертой комнате", тоже полезную. (При этом он ссылается на непереведённое на русский язык эссе Эдогавы Рампо "Классификация уловок", которое содержит обширный каталог всевозможных уловок при убийствах, не только "невозможных".) Поскольку она не вполне совпадает с карровской, приведу и её:
1) Убийца находился в комнате и покинул её тем или иным способом;
2) Произошло не убийство, а нечто иное;
3) Убийца не покидал комнату, а смог в ней спрятаться либо покончил с собой, находясь внутри, и смог каким-то способом уничтожить тело (думаю, коллеги легко вспомнят рассказ, на который намекает Абико);
4) Убийца совершил преступление, не входя в комнату, причём:
4а) Жертва погибла от некоего устройства с часовым механизмом либо управляемого извне, или
4б) Жертва была убита снаружи, а затем ещё живой вошла в комнату и умерла там, либо убийца перетащил тело внутрь комнаты.
Замечу, что в этой классификации упущен теоретически возможный вариант убийства жертвы, находящийся внутри комнаты, убийцей, находящимся снаружи, через некое неучтённое отверстие. Думаю, все вспомнят одну классическую вещь Карра, да и не только её.
Итак, нетрудно заметить, что классификации Абико при всей изобретательности небрежны. То же самое и с разгадкой.
Разгадка второй "невозможности" просто блистательная, принципиально новый способ убийства в запертой комнате, причём автор несколько раз тыкал главным ключом, но догадаться я так и не смог. При этом Абико остроумно обыгрывает роль случайностей в воплощении преступного плана. Разгадка первой "невозможности" очень японская (заставляет вспомнить любимые приёмы и Осаки, и Симады), но могла бы показаться несколько шаткой относительно неписаных законов жанра "impossible". Впрочем, ей Абико далеко не ограничивается - эта разгадка нужна для роскошного финального твиста. Выстроив блестящую версию, учитывающую все "невозможности" и выводящую на конкретного преступника, Синдзи эпически садится в лужу (слишком увлекшись, по образцу великих сыщиков, додумыванием ради красивой гипотезы) и после этого, наконец, разоблачает истинного злодея. И вот здесь Абико выходит на высший пилотаж. Он по-новому использует один приём, придуманный Беркли, который, как мне казалось, невозможно повторить, но Абико умудряется вписать этот ход в "невозможный" сюжет, по-кристиевски усложнить его и одурачить читателя вторично.
На беду, за всеми этими головокружительными пируэтами Абико забывает проработать детали. Пожалуй, главный минус во всей этой конструкции - весьма наплевательское обхождение с особенностями исчезновения орудия убийства после первого злодеяния. Дыра, прискорбно недопустимая для сюжетной конструкции такой виртуозности. То же самое относится к положению тела первой жертвы относительно места выстрела, где накручены пируэты, сомнительность которых без спойлера не хочу описывать, а спойлер для непереведённого романа ставить нечестно. Конечно, это можно объяснить небрежностью полиции, но, как верно писал как-то Гастингс, в детективах всегда хочется думать, что полиция всё тщательно изучила. В случае Абико очевидно, что он про эти моменты просто забыл. А вот во второй "невозможности" автор слегка облегчил себе задачу - конечно, на то, как именно комната находилась под наблюдением (нет, разумеется, она находилась! и запертой была, так что преступление действительно "невозможно"), есть ключи, но всё-таки, всё-таки... То же самое относится к мотиву преступника - автор, конечно, предлагает какой-то мотив, но не оставляет впечатление, что главным побудительным мотивом злодея была заворожённость своим гениальным планом (и его можно понять :)).
Зато это компенсируется тем, что написана книга, не в пример Симаде, просто блестяще. Равномерно чередуются сцены следствия в особняке и бесед инспектора с родственниками, в конце сливающиеся в перформанс родственников уже в особняке. И всё это окрашено ироническим взглядом автора на происходящее (несомненно, придающим должный оттенок нереалистичности этому откровенно "книжному" делу). Хотя местами юмор совсем уж сползает в фарс, каждая комическая деталь выстрелит в разгадке, а сорок девять раз влюблявшегося в фигуранток его дел инспектора, трусоватого сержанта с инновационным ежедневником, маразматичного владельца дома с чутким слухом и злобную и тщеславную собаку хозяев забыть после чтения уже невозможно.
В общем, этот роман мог бы быть шедевром, входящим во все десятки. Но в итоге он займёт у меня место рядом со "Смертью в темноте" Антейла, автора такой же изобретательности и сногсшибательной небрежности, причём небрежность Антейла относится хотя бы к литературному качеству текста, а не к детективной линии.
- Я человек маленький, - произнес Болванщик дрожащим голосом, - и не успел я напиться чаю... прошла всего неделя, как я начал... хлеба с маслом у меня уже почти не осталось...