НЕСОВЕРШЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ 「РАССКАЗ О СТРАННОМ ОПЫТЕ」 [THE IMPERFECT CRIME 「THE STORY OF A STRANGE EXPERIENCE」] 1st ed: “The Derek Smith Omnibus”, edited by John Pugmire. Locked Room International, 2014 Series: Uncollected Переведено по изданию: “The Derek Smith Omnibus”, edited by John Pugmire. Locked Room International, 2014. Перевод: Дмитрий Шаров Редактор: Ольга Белозовская © “Клуб Любителей Детектива”, 16 июня 2019 г. |
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. ВНИМАНИЕ! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ САМОГО РАССКАЗА. |
- Библиография | +
— У меня твердое мнение насчет смертной казни, — весело сказал полный мужчина. — Видите ли, я сам — убийца.
— О, — смутно пробормотал Хэмилтон, задавшись вопросом, надо ли засмеяться.
Двое мужчин были единственными пассажирами в вагоне ночного поезда, извивавшегося, подобно ослепленной змее, сквозь ползучий, дымящийся туман.
Хэмилтону сразу не понравился незнакомец. Проснувшись после тяжелой дремы, он обнаружил, что уже не один и что на него, слегка наклонив голову, смотрит яркими глазами-бусинками, словно птица на червяка, маленький пухлый человечек.
Сожалея, что позволил себя втянуть в необыкновенный спор, предшествовавший этому еще более необычайному доверию, Хэмилтон отвернулся, раздраженно взглянул в темноту и не увидел ничего, кроме собственного отражения в затуманенном стекле окна купе.
Приглушив вздох, он вновь уселся на место и снова встретился взглядом с попутчиком. Он слабо улыбнулся.
В ответ толстяк мягко произнес:
— Моя история — о несовершенном убийстве. Расскажу вам о нем — быть может, это вас развеселит. — На мгновение он уткнулся подбородком в толстый шарф, обмотанный вокруг его шеи, и со злобным чувством покосился на свой нос. — Не буду называть вам своего имени. В любом случае, вы его не вспомните... В этом моя трагедия. — Он произнес это слово вполне добродушно. — Когда-то я был почти что знаменит. А потом был печально — и недолго — известен.
Хэмилтон никак это не прокомментировал. Его спутник весело продолжал:
— Конечно, я никогда не собирался становиться убийцей. У меня был талант, и я хотел писать. Я закончил свой первый роман. Его приняли и напечатали. Он стал почти что бестселлером. Я стал почти что знаменитостью. А потом...
Пухлый мужчина замолчал и сделал неопределенный жест.
— Почти. Такова история моей жизни... О, да... — вздохнул он. — Быть может, вы не помните те нелепые межвоенные годы. Роман за романом запрещали и уничтожали. И почему? Британское лицемерие проявляло свои худшие стороны. Таможня Его Величества изъяла и сожгла "Улисса" и "Любовника леди Чаттерлей"
Хэмилтон неловко подвинулся. Его спутник столь же уравновешенно продолжал:
— На другой день после публикации моего романа печально известный журналист в столь же печально известной воскресной газете резко атаковал книгу, призывая к ее немедленному запрету... — толстяк беззвучно хмыкнул, — во имя общественной морали. На первой странице этой же газеты были изложены все детали последнего убийства топором... Но английская общественность не считает неприличной механику смерти — конечно, только в реальной жизни. Итак... Грязные псы зашлись громким воем. Иск подали самому глупому судье из имевшихся. Представитель обвинения выступил с длинной речью, прекрасно сочетавшей несдержанный язык, искаженные суждения и похотливое отвращение к сексу.
Рассказчик взмахнул пухлой ладонью.
— Меня оштрафовали, но это было неважно. Книгу запретили, вот что было важно. Это был конец. Ни один издатель не взглянул бы на мой труд. Моя карьера рухнула. — Его бледные, почти лишенные век глаза холодно блеснули. — И во всем был виноват один человек. Газетный писака, которого я никогда не видел. Итак... Я решил, что он должен умереть.
Хэмилтон нервно сглотнул. Он отчаянно ждал, когда же поезд доберется до какой-нибудь станции. Он остро ощущал коммуникационный шнур
Толстяк продолжал:
— Я тщательно продумал свой план. Я не собирался на виселицу. Я написал этому жалкому типу письмо — под вымышленным именем — с восхвалениями его гражданскому мужеству. Через несколько дней последовал ответ. Могу добавить, что его литературный стиль был отвратителен. Но я получил то, что хотел. Внизу записки была подпись, жирная и цветистая — Гордон Гарднор. Я копировал эту подпись, пока не смог воспроизводить ее так же легко, быстро и точно, как свою. Я начал следовать за Гарднором, как тень. Вскоре я обнаружил, что он живет один, не считая секретаря (бесцветного типа, выполнявшего для "великого человека" всю рутинную работу), и каждый вечер работает один в своем кабинете.
По губам рассказчика поползла тонкая улыбка.
— Однажды вечером Гарднор вошел в тот кабинет, включил свет и обнаружил, что я его жду. Увидев в моей руке пистолет, он по моему приказу запер дверь и тихо сел. Я коротко изложил ему, почему он должен умереть. Я показал ему письмо, напечатанное на его собственной машинке и подписанное его собственным цветистым росчерком. Это была записка самоубийцы. Прежде, чем он успел что-то сделать, я поднес пистолет к его лицу и нажал на курок. — Толстяк вздохнул. — Шум оглушил меня. А часть его крови брызнула мне в рот. Я облизал губы... Вкус был теплым и соленым. Я оставил на столе записку и зажал пистолет в руке мертвого Гарднора. Затем я ушел тем же путем, каким пришел, — через окно... прямо в руки патрульному полисмену. — Маленький человечек вздохнул. — Даже тогда я сохранил присутствие духа. Я сказал бобби, что услышал выстрел и полез через окно, чтобы разобраться. Он, казалось, поверил мне. Все шло хорошо... Но, как мне сказали на суде, я допустил одну большую ошибку. Подпись, которую я столь тщательно скопировал, вовсе не была подписью Гарднора. Ее оставил секретарь, используя имя своего работодателя. Я сказал вам, что он выполнял всю рутинную работу. Вроде ответов на письма читателей.
Он умолк, все еще глядя на слушателя, комично скосив голову.
— Выходит, — болезненно выговорил Хэмилтон, — вас не казнили.
— О, — мягко произнес незнакомец, разматывая шарф на искривленном горле, — но это и сделали. Я был повешен за шею, пока не умер.