ДЭВИД ЭЛИ (ЭЛАЙ)
ЯХТ-КЛУБ
The Sailing Club
© David Ely
First published: Cosmopolitan, Oct 1962
Edgar Winners: 1963
© Перевод выполнен специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"
Перевод: Виктор Краснов
Редактор: Ольга Белозовская
© 2019г. Клуб Любителей Детектива
ЯХТ-КЛУБ
The Sailing Club
© David Ely
First published: Cosmopolitan, Oct 1962
Edgar Winners: 1963
© Перевод выполнен специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"
Перевод: Виктор Краснов
Редактор: Ольга Белозовская
© 2019г. Клуб Любителей Детектива
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. Внимание! В топике присутствуют спойлеры. Читать обсуждения только после прочтения самого рассказа. |
The Sailing Club by David Ely (ss) Cosmopolitan, Oct 1962; Ellery Queen’s Mystery Magazine, Apr 1964; Ellery Queen’s Mystery Magazine, (UK) Aug 1964; Ellery Queen’s Mystery Magazine (Australia), Oct 1964
Самый эксклюзивный из всех значительных городских клубов был одновременно самым неприметным и практически неизвестным никому из приезжих. Это было небольшое сообщество без какой-либо формальной организации, состоявшее из людей благородного происхождения. Клуб не имел даже официального названия; хотя обычно его называли яхт-клубом, так как единственным наглядным примером его деятельности был парусный круиз, устраиваемый каждое лето. Клуб не проводил ни собраний, ни банкетов, ни каких-то других мероприятий. У него не было и своего здания. Так что фактически его вообще трудно было назвать клубом.
Тем не менее для успешного бизнесмена этот яхт-клуб был пиком социальных амбиций, поскольку среди его немногочисленных членов были самые влиятельные в городе люди. И немалое число топ-менеджеров, не задумываясь, променяло бы все свои с таким трудом завоеванные достижения на возможность присоединиться к членам этого клуба. Даже те, кто никогда не интересовался парусным спортом, готовы были часами потеть на практических занятиях, если перед ними маячила призрачная вероятность членства. Однако попадали сюда немногие. Клуб строго следил, чтобы количество его членов было ограниченным, и новый человек принимался только в том случае, если кто-то умирал или становился немощным.
Кто же входил в число избранных? Ответить на этот вопрос было крайне затруднительно. Во-первых, поскольку клуб официально не существовал, его члены не указывали свою принадлежность к нему в различных анкетах. Кроме того, члены клуба, как представляется, не горели желанием публично обсуждать свое членство в нем. Бывало, что на званых обедах и вечеринках этот клуб упоминали, но те, кто о нем говорил, скорее всего, не были его членами, а что касается уважаемых джентльменов, которые в такие моменты воздерживались от любых комментариев, то… кто знает? Они могли быть как членами, так могли и намеренно напускать на себя равнодушный вид в надежде, что их примут за таковых.
Естественно, намек на определенную секретность, связанную с яхт-клубом, делал его еще более желанным в глазах поднимавшихся по карьерной лестнице бизнес-лидеров, которые с нетерпением ждали того дня, когда смогут присоединиться к другим членам этого сообщества. Они, конечно, понимали, что цель далека, и их шансы не слишком велики, но каждый лелеял в своем сердце надежду, что со временем величайшая привилегия стать членом клуба послужит ему наградой за жизнь, полную борьбы и погони за успехом.
Один из этих бизнесменов, человек по имени Джон Гофорт, без ложной скромности считал себя всецело подходящим для того, чтобы стать членом клуба. Прежде всего он добился блестящих успехов в мире бизнеса. Хотя ему еще не было пятидесяти, он уже занимал пост президента динамично развивающейся корпорации, завоевавшей репутацию в нескольких производственных отраслях благодаря серии слияний, которые умело провел лично он — Джон Гофорт. Каждый год под его амбициозным руководством корпорация вторгалась в новые области экономики, расталкивая менее расторопных конкурентов и втягивая других в яростные битвы за выживание.
В начале своей карьеры Гофорт был крайне осмотрителен и очень осторожен, но с каждым годом его уверенность в собственных силах росла, и теперь он смело осваивал новые направления в бизнесе и не терял хладнокровия в кризисных ситуациях, когда, казалось бы, любой неверный шаг мог привести к краху всех начинаний. Но успехи в управлении корпорацией не убавили Гофорту амбиций, а, скорее, усилили их. Все чаще и чаще он перекладывал рутинные задачи на плечи своих подчиненных, а сам с готовностью набрасывался на те проблемы, которые заставляли его в полной мере проявлять свою деловую хватку. Он стал не просто успешным бизнесменом, а бизнесменом влиятельным, за спиной которого всегда раздавался либо восхищенный, либо завистливый шепот.
Гофорту нравился его образ жизни, и он считал, что его заслуги должны быть признаны влиятельными лицами, составлявшими коллектив яхт-клуба. Была также еще одна причина, которая, по мнению Гофорта, свидетельствовала в его пользу. Это его давняя привязанность к морю и хождению под парусом.
Еще будучи ребенком, он часто стоял на берегу океана, зачарованно глядя на далекие паруса и воображая себя капитаном огромного корабля. В те времена игрушечная лопатка в его руке превращалась то в подзорную трубу, то в пиратскую абордажную саблю, а стебли тростника, которыми он размахивал над головой, означали либо гордое боевое знамя, либо зловещий черный флаг с черепом и костями.
В возрасте десяти лет его научили плавать — у их семьи был летний домик на побережье. Позже ему разрешали самостоятельно брать лодку отца, а еще позже, когда он уже стал студентом, его пригласили в экипаж одного из яхт-клубов для участия в большой регате. К тому времени Гофорт пришел к выводу, что море ведет себя как изобретательный противник в опасном единоборстве, и опасность эта была отнюдь не мнимой, ибо каждое лето, вдали от земли, хоть один отважный мореход да пропадал навсегда, и даже крупная яхта могла не вернуться из какого-нибудь увеселительного круиза.
Теперь, достигнув среднего возраста, Джон Гофорт воспринимал море как нечто большее, нежели просто волнующий вызов физическим возможностям человека. Так оно и было на самом деле, но одновременно Гофорт понимал, что именно в море для него был скрыт источник энергии и силы. Соленые брызги бодрили его; волны, раскачивавшие его небольшую яхту, будили в нем ответное желание покорить стихию. В такие моменты — как и во время самых тяжелых экономических кризисов — он ощущал себя почти богом, всесильным и необъятным. Он словно разделял с океаном его одиночество, его яростную войну с ветром, солнцем и небом.
Со временем членство в элитном яхт-клубе стало для Гофорта единственной достойной целью — тем, чего он желал, но не имел. Сам себе он говорил: "Мне не нужно это членство; я спокойно обойдусь и без него". Конечно, он понимал, что эта награда может ему не достаться, несмотря на любые его усилия. Он пытался выбросить эту идею из головы. Когда же ему это не удалось, он решил побольше разузнать о клубе, чтобы, по крайней мере, удовлетворить свое любопытство.
Это была непростая задача. Но Гофорт был человеком не только решительным, но и изобретательным, поэтому вскоре он получил довольно ясное представление о том, кто входил в состав этого яхт-клуба. Все эти люди занимали видное положение в деловых или финансовых кругах, но Гофорту показалось странным, что больше их как будто бы ничего и не связывало. Многие были из университетской среды, но не все. Кроме того, в клубе были представители разных этнических групп. Некоторые даже родились за границей, а один или двое все еще имели иностранное гражданство. Более того, если кое-кто из членов клуба все же был как-то связан с парусным спортом, то другие, казалось, вообще не интересовались морем.
Гофорт уже был готов махнуть на все рукой, признавшись себе, что он не понимает, какие качества нужны для вступления в яхт-клуб, как вдруг он интуитивно ощутил некий тонкий элемент, который не поддавался его анализу. Существовал ли этот неуловимый элемент на самом деле, или он просто вообразил его себе? Гофорт внимательнее присмотрелся к предполагаемым членам клуба. С виду они были очень разными, безразличными друг к другу — даже какими-то унылыми. И все же было что-то еще — нечто едва ощутимое: какое-то скрытое оживление, которое временами прорывалось наружу, словно членов клуба объединяла некая грандиозная, только им известная тайна.
Продолжая вести осторожные разговоры с членами яхт-клуба, Гофорт поймал себя на одной странной мысли. Он не был до конца уверен, но ему показалось, что, пока он изучал их, они, в свою очередь, изучали его.
На эти размышления Гофорта навело знакомство с пожилым мужчиной по имени Маршалл, который почти наверняка был членом клуба. Маршалл руководил огромной корпорацией, и именно ему принадлежала инициатива их знакомства, которое дошло до такой стадии, что они вместе обедали по крайней мере раз в неделю. Их разговоры были достаточно заурядными: как правило, о бизнесе; иногда о парусном спорте, ибо оба были страстными поклонниками моря. Но каждый раз у Гофорта возникало сильное ощущение, что он подвергается какому-то ненавязчивому допросу, так или иначе связанному с яхт-клубом.
Гофорт старался подавить невольное волнение. Но он часто замечал, что его ладони становились влажными, и, вытирая их, он пытался обуздать свою нервозность, сердито внушая себе, что он реагирует на ситуацию, как первокурсник колледжа, которого придирчиво экзаменует президент какого-нибудь желанного студенческого братства.
Сначала Гофорт, как мог, принижал свою значительность. Он, например, чувствовал, что его агрессивное отношение к работе не гармонирует с пресыщенными манерами членов клуба. Он старался выглядеть бесстрастным и равнодушным — но в какой-то момент разозлился. Ему ведь нечего было стыдиться. Почему он должен пытаться подражать тому, что не соответствовало его натуре? Он не был ни пресытившимся, ни равнодушным. Он находился в гуще жизни. И ему не нужно было притворяться. Пусть клуб решает, принимать его таким, каков он есть, или не принимать.
Во время своей следующей встречи с Маршаллом Гофорт усиленно старался показать, насколько он готов наслаждаться ежедневной битвой на поле бизнеса. Он говорил даже более горячо, чем намеревался, потому что его раздражал ироничный настрой Маршалла.
— Так вы действительно находите давление деловой жизни столь увлекательным и захватывающим? — перебил его Маршалл, усмехаясь.
— Да, нахожу, — с вызовом ответил Гофорт, подавив в себе желание добавить: "А разве вы не находите?"
Он решил, что если уж яхт-клуб — это не что иное, как прибежище для уставших от жизни людей, то он и не желает вступать в ряды его членов.
В то же время его беспокоила мысль о том, что он потерпел неудачу. Возможно, человеку с его темпераментом этот яхт-клуб вообще не был нужен, но Гофорту было очень некомфортно оттого, что он не смог достичь поставленной перед собой цели.
После того как он не слишком любезно расстался с Маршаллом, Гофорт прошелся по узким улочкам в сторону гавани, надеясь, что ветер с океана развеет его мрачное настроение. Дойдя до кромки воды, он стал смотреть, как вдали, на волнах от прошедшего морского лайнера, подпрыгивает таможенный катер. В лицо Гофорту летели мелкие брызги. Он вдохнул полной грудью, ожидая, что почувствует знакомый ему горьковатый запах моря. Запах он почувствовал. Но не совсем тот, которого ожидал.
Гофорт нахмурился и посмотрел на воду. Нет, это было совсем не то.
* * *
Зимой Гофорт заболел — впервые за много лет. Это был грипп. Гофорт его перенес, однако период выздоровления затянулся, и, когда Гофорт окончательно выздоровел, уже наступила весна.
Он решил, что его проблемы были связаны с этой болезнью, а не с бизнесом, потому что у него была прекрасная команда исполнителей, и компания нисколько не пострадала. Проблемы гнездились внутри самого Гофорта.
Во-первых, он пережил легкую депрессию (врачи, естественно, говорили, что это — последствие болезни), а помимо этого, чувствовал нехарактерную для него апатию, временами усугубляемую неуверенностью в собственных способностях. Например, Гофорт отметил, что его заместитель неплохо поработал во время его болезни, но затем вдруг понял, что данный факт в целом оставляет его равнодушным к происходящему. Гофорту стало не по себе. Ему захотелось вновь окунуться в работу, показать всем, что старина Гофорт еще на коне.
Но ему никак не удавалось в полной мере разбудить свои эмоции. Именно это его и беспокоило. Было ли это результатом перенесенного заболевания, или же это был неизбежный процесс старения, который болезнь лишь ускорила?
Гофорт решил себя проверить. Он взялся за анализ биржевой программы, разработанной одним из его экономистов. Он блестяще разобрался во всех деталях программы и ощутил знакомое чувство гордости. Его анализ был так же безупречен, как и все, что он когда-либо делал раньше. Нет, он не стал слабее — пока не стал. Недуг, овладевший им, не был связан с его работой и, несомненно, должен был отступить.
То лето он провел с семьей в их домике на берегу моря. Он не чувствовал себя готовым идти под парусом; смотрел, как это делают другие, а сам валялся на пляже. И снова удивлялся своим ощущениям. Он совсем не завидовал яхтсменам.
Осенью Гофорт вернулся за свой рабочий стол и вновь погрузился в текущие дела. Но теперь он был осторожен, следовал советам врачей, прислушивался к уговорам жены и старался упростить свой рабочий график. Он начал приезжать на работу позже, стал раньше уходить, а два-три раза в месяц вообще оставался на день дома, чтобы отдохнуть.
Когда-то его раздражал такой образ жизни, но теперь он считал его разумным и не хотел менять. Как и прежде, он перекладывал рутинные задачи на плечи своих подчиненных; но теперь ему казалось рутинным почти все, и его рабочий стол часто оставался пуст.
В конце зимы Гофорт с удивлением осознал, что он отдал на откуп своим сотрудникам решение всех важнейших вопросов корпорации. Сотрудники справлялись, это правда, и он все же контролировал их работу, хотя должен был некоторыми делами заниматься лично. Почему он этого не делал? Неужели он так изменился, что превратился в полудействующего президента компании? Возможно, ему стоит подумать о досрочной отставке...
В этом новом для него состоянии неопределенности Гофорт снова встретился с Маршаллом, на этот раз в частном университетском клубе, в котором они оба состояли. Маршалл предложил выпить и сказал, что Гофорт после выздоровления прекрасно выглядит.
Гофорт искоса взглянул на него, подозревая в словах Маршалла иронию. Теперь он чувствовал себя чуть ли не ровесником Маршалла. Он принял предложение выпить, и они разговорились.
Во время беседы Гофорту пришло в голову, что терять ему нечего и можно откровенно рассказать о его нынешних затруднениях. Ведь Маршалл на самом деле был старше и, возможно, мог дать какой-нибудь дельный совет.
И Гофорт поведал о своей болезни, о медленном выздоровлении, о своем нежелании жить прежней жизнью и даже о немыслимой передаче важных полномочий своим сотрудникам — и, что самое странное, о своем собственном ощущении, будто все это не имеет абсолютно никакого значения.
Маршалл внимательно слушал, кивая головой в знак понимания, как будто такие истории он слышал уже десятки раз.
Наконец, Гофорт умолк и с легким смущением посмотрел на Маршалла.
— Это значит, — негромко произнес Маршалл, — что вы больше не находите деловую жизнь такой захватывающей и увлекательной?
Гофорт вздрогнул. Он словно услышал эхо их предыдущего разговора.
— Не нахожу, — коротко ответил он.
Маршалл бросил на Гофорта острый, ироничный взгляд. Маршалл выглядел победителем, и Гофорт вдруг пожалел, что вообще заговорил на эту тему.
Потом Маршалл наклонился вперед и сказал:
— Как вы отнесетесь к приглашению вступить в яхт-клуб?
Гофорт уставился на него.
— Вы это серьезно?
— Вполне.
Настал черед Гофорта усмехнуться.
— Знаете, если бы вы предложили это года два назад, я бы сразу ухватился за эту возможность. Но теперь...
— А что теперь? — Маршалл, казалось, нисколько не растерялся.
— Теперь это не имеет никакого значения. Уж не взыщите.
— Я все прекрасно понимаю.
— Честно говоря, мне наплевать.
Маршалл улыбнулся.
— Превосходно! — заявил он. — Именно это делает вас подходящей кандидатурой!
Он заговорщицки подмигнул Гофорту.
— Мы все в таком же положении, друг мой. Страдаем от одной и той же болезни...
— Но я в полном порядке.
— Так скажут врачи, — ухмыльнулся Маршалл. — Но вы ведь так не считаете, верно?
Он рассмеялся.
— Единственное лекарство, друг мой, это присоединиться к товарищам по несчастью — вступить в яхт-клуб!
Маршалл продолжал с большой теплотой говорить о клубе. Многое Гофорту было уже известно. Всего в клубе было шестнадцать членов — достаточно для того, чтобы составить экипаж шхуны, совершавшей ежегодный летний круиз. Один из этих шестнадцати недавно скончался, и Гофорт мог бы занять освободившуюся вакансию. Одно лишь слово согласия с его стороны, и он гарантированно будет принят в клуб.
Гофорт вежливо слушал, хотя его все еще терзали сомнения. Маршалл не сказал точно, чем занимались члены клуба во время своих круизов, а сам Гофорт решил об этом не спрашивать. Возможно, члены клуба просто много пили и распевали старые студенческие песни. Незавидная перспектива.
Маршалл прервал его размышления.
— Я могу обещать одно, — сказал он совершенно серьезным тоном. — Скучно вам не будет.
В голосе Маршалла было что-то необычное. Гофорт слегка удивился, потом подумал: "А, была не была!" — и пожал плечами.
— Почему бы и нет? — со вздохом произнес он и улыбнулся. — Ладно, я согласен. Для меня это честь, Маршалл.
* * *
Круиз должен был начаться в последний день июля. Накануне вечером Маршалл повез Гофорта в прибрежное поместье другого члена клуба, который держал шхуну в своем частном морском доке. К тому времени, когда они прибыли, все остальные уже были там, и Гофорт был должным образом представлен как новый член экипажа.
Он уже знал этих людей: либо был знаком с ними, либо много слышал о них. Некоторые были, пожалуй, даже более известны, чем компании или банковские учреждения, которые они возглавляли. Было несколько человек менее известных, но ни один не стоял на социальной лестнице ниже Гофорта. Он был рад отметить для себя, что все эти люди так же, как и он сам, пробились к вершинам власти после долгих лет упорного труда. Но постепенно Гофорт пришел к осознанию еще одного факта: ни один из членов яхт-клуба не добился какого-либо крупного успеха за последние годы.
Гофорта это несколько успокоило. Если он сам впал в эту странную апатию, другие, вероятно, тоже испытывали нечто подобное. Очевидно, Маршалл был прав. Гофорт находился среди "товарищей по несчастью". Эти мысли придали ему уверенности; он легко переходил от одного мужчины к другому и спокойно разговаривал с ними, словно он сам уже много лет был полноправным членом яхт-клуба.
Ему уже рассказали, что судно находится в полной готовности, и что они должны отплыть до рассвета. Поэтому Гофорт не удивился, когда хозяин, высокий и могучий старик по фамилии Тичер, в девять часов вечера предложил всем отправиться отдыхать.
— А новый член уже поставил свою подпись? — поинтересовался кто-то.
— Еще нет, — сказал Тичер и рукой поманил Гофорта к себе. — Пойдемте со мной, мой друг.
Он провел Гофорта в соседнюю комнату. За ними последовали еще несколько человек. Тичер открыл сейф, вмонтированный в стену, и достал оттуда большой черный фолиант, до того ветхий, что кусочки переплета осыпались под его пальцами.
Тичер положил книгу на стол, перелистал страницы, подозвал Гофорта и протянул ему чернильную ручку. Гофорт заметил, что старик закрыл верхнюю часть страницы чистым листом бумаги; ниже стояли только подписи других членов клуба.
— Подпиши договор, моряк, — произнес Тичер хриплым голосом на манер старого морского волка.
Гофорт ухмыльнулся и склонился над страницей. Однако ему не хотелось подписывать документ, который он не мог предварительно изучить. Он взглянул на окружавшие его лица.
— Вы сможете все прочитать, но только... после круиза, — сказал кто-то.
Гофорту ничего не оставалось, кроме как поставить свою подпись. Он расписался — смело и размашисто, а потом повернулся, чтобы пожать протянутые ему руки.
— Так держать! — воскликнул кто-то.
Все столпились вокруг фолианта. Каждый спешил удостовериться, что Гофорт действительно поставил свою подпись. Потом Тичер предложил поднять бокалы за нового члена клуба. Все с явным удовольствием выпили по бокалу бренди, после чего отправились спать.
Гофорт подумал про себя, что вся эта церемония была какой-то детской глупостью, но, тем не менее, ему было очень приятно ощущать атмосферу теплого товарищества, царившего среди членов клуба.
Это ощущение не покидало его и на следующее утро, когда он, проснувшись в предрассветный час и поспешно одевшись, присоединился к остальным за завтраком.
Было еще темно, когда они взошли на судно. У каждого был с собой морской баул. Поднимаясь на борт, Гофорт сумел разглядеть название, написанное белыми буквами на носу шхуны: "Свобода IV".
Поскольку Гофорт был опытным яхтсменом, его отрядили в палубную команду, и когда он вместе с другими членами клуба готовил паруса к подъему, он почувствовал заметное изменение в поведении людей.
Считалось, что члены яхт-клуба — люди неактивные; к тому же накануне вечером все казались расслабленными до состояния откровенной лености. Но теперь все было по-другому. Каждый выполнял свою задачу быстро, споро и без лишних слов. И вскоре "Свобода IV" уже неслась по волнам на восток, навстречу восходящему солнцу.
Гофорт был удивлен, но в то же время доволен. Он ясно видел, что на этом судне приветствовались морская практика, дисциплина и трезвый расчет; и он с облегчением понял, что был неправ, когда думал, что во время круиза члены клуба будут коротать время лишь за выпивкой да игрой в карты.
Гофорт с удовольствием прошелся по всей шхуне. На палубе и в трюме, в каютах и на камбузе — везде были чистота и порядок. Тичер, который, похоже, был тут капитаном, занимал в носовой части судна небольшую каюту, которая тоже могла служить образцом опрятности.
Гофорт заглянул в эту каюту, желая закрепить свои благоприятные впечатления. Тичера внутри не было, но через мгновение Гофорт увидел, как старик выходит из узкой дверцы в противоположной переборке каюты. Дверца вела в какой-то отсек на нижней палубе. Вслед за Тичером вышли два других члена клуба. Они вежливо поздоровались с Гофортом, но сразу прикрыли и заперли за собой дверь, не предложив Гофорту посмотреть, что там находится. Он же, со своей стороны, воздержался от расспросов. Однако позже в тот же день он осмотрел палубу над этим местом и увидел, что то, что на первый взгляд казалось просто непривычным расположением палубных досок, на самом деле было умело замаскированным люком.
Гофорт присел на корточки, провел пальцем по краю потайного люка, потом поднял взгляд и увидел перед собой Маршалла.
Маршалл казался немного удивленным; но он ничего не сказал — только бросил короткую фразу:
— Не желаете похавать?
В последующие несколько дней Гофорт изредка задавался вопросом, что же находилось в носовом отсеке. Потом он перестал об этом думать, поскольку удовольствие от путешествия было таким сильным, что никакие мысли не могли его омрачить. И чувствовал он себя сейчас гораздо лучше, чем несколько месяцев назад. Это было не потому, что он опять находился в море, а, скорее всего, как он считал, из-за того, что ему удавалось активно делиться с другими своими познаниями и опытом. Складывалось впечатление, что на борту "Свободы IV" им удалось создать подобие небольшой корпорации — и какой корпорации! Даже член клуба, занимавший скромную должность помощника кока, был человеком, привыкшим иметь дело с миллионами.
Ах, что это была за команда! Только теперь Гофорт начал понимать то сдержанное волнение, которое отличало членов яхт-клуба от других людей. Это был не обычный прогулочный круиз, а грандиозное испытание мореходных качеств, как будто все они решили противопоставить коллективную волю силе и хитрости океана, как будто через решительный вызов самому жестокому противнику они намеревались вернуть себе смелость и отвагу — чувства, которые они испытывали когда-то в своей работе...
* * *
Они что-то искали. Уже неделю они плыли зигзагообразным курсом, всегда за пределами видимости берега. Гофорт не имел ни малейшего представления об их местонахождении, но и не считал необходимым спрашивать об этом. Может быть, они пытались нагнать шторм, чтобы еще раз проверить крепость своего коллективного духа? Гофорт не был в этом уверен. И все же он был готов ждать, ибо каждая минута, проведенная им на борту "Свободы IV", наполняла его сердце радостью и ощущением счастья.
На восьмой день круиза Гофорт почувствовал резкую перемену в настроении членов клуба. Движения людей ускорились, на лицах появились натянутые улыбки, слышался сдержанный смех. Все это напомнило Гофорту атмосферу, которая возникает в зале заседаний совета директоров корпорации, когда близится завершение серьезных переговоров. Ему показалось, что все, кроме него, новичка, услышали некий зов, подобный военно-морскому сигналу "Слушайте все!"
Люди были собраны и напряжены, но в этом напряжении был оптимизм тренированных спортсменов, готовых встретить любые тяжелые испытания. Это было заразительно, и Гофорт, не имея ни малейшего представления о том, что их ждет впереди, с радостным волнением жадно всматривался в горизонт.
Что там скрывалось? Гофорту теперь было все равно. Он был ко всему готов. Он чувствовал себя необычайно сильным и бесстрашным.
"Свобода IV" изменила курс и повернула на восток, к легкой дымке, лежавшей ниже тяжелых облаков. Гофорт подумал, что, вероятно, именно там бушует шторм, и стал внимательно высматривать признаки непогоды. Таких признаков не наблюдалось, но Гофорт вдруг увидел, как из дымки выскользнула другая яхта, которая начала быстро приближаться. Гофорт предположил, что это судно, видимо, решило уклониться от поединка со стихией, к которому так страстно стремилась "Свобода IV".
Он еще раз внимательно вгляделся в небо. Облака плыли спокойно, потом в какой-то момент они расступились, и за ними открылся привычный голубой небосвод. Увидев это, Гофорт вздохнул и оглянулся на других членов экипажа, намереваясь поделиться с ними своим разочарованием.
Но на лицах других мужчин разочарования не было. Напротив, все, казалось, напряглись до крайней степени. Члены яхт-клуба стояли неподвижно, с каменными лицами, и пристально смотрели на плывущую им навстречу яхту.
Гофорт отчаянно пытался понять, что у них на уме. И когда до него начало доходить... когда он, наконец, понял... он почувствовал, как озарение, словно клещами, стиснуло его мозг и наполнило все его существо диким возбуждением.
Он все понял, и теперь наблюдал, даже без особого удивления, как передний потайной люк распахнулся, чтобы позволить тому, что скрывалось ниже, подняться на поверхность палубы. Он увидел, как члены экипажа бросились вперед, чтобы с быстротой, выработанной долгими часами практики, все подготовить.
Гофорт отошел немного назад, потому что теперь он знал, что ему тоже понадобятся часы тренировок, прежде чем он сможет достойно исполнять свою роль. Но после того как из небольшой гладкоствольной пушки прогремел первый выстрел, и ядро пробило огромную дыру в борту приближавшейся яхты, Гофорт тоже бросился вперед, чтобы схватить одну из винтовок, которые в этот момент получали и другие члены клуба. И когда "Свобода IV" стремительно неслась по волнам в сторону барахтавшихся в воде уцелевших матросов тонущей яхты, из его глотки вырвался крик дикой радости, который смешался с криками его товарищей.
И дробно застучали выстрелы винтовок, разнося веселое эхо над поверхностью моря.