Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
ШКОЛА ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ ФОРТА−БЕННИНГА ｢BENNING’S SCHOOL FOR BOYS｣ ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ: “The Mammoth Book of Perfect Crimes and Impossible Mysteries”, 2006 г. РАССЛЕДОВАТЕЛЬ ｢INVESTIGATOR｣: Рядовой НИКОЛАС ТРЕЙН, армия США ｢Private NICHOLAS TRAIN, U.S. Army｣ НЕВОЗМОЖНОСТЬ: Смерть от удара тупым предметом в конспиративной комнате компании, единственная дверь которой заперта с обеих сторон. Переведено по изданию: “The Mammoth Book of Perfect Crimes and Impossible Mysteries”, 2006 Перевод: Эстер Кецлах [псевдоним] ▣ Редактор−корректор: О. Белозовская © ‘Клуб Любителей Детектива’, 21 октября 2018 г. |  |
Подробная информация во вкладках
Рядовой Николас Трейн сидел на койке и наводил глянец на свои армейские ботинки, размышляя, не ошибся ли он, отказавшись от освобождения с военной службы. Они, комиссия по учету военнообязанных
Но, какого черта, ему с самого начала не нравился Гитлер, а когда его девушка-китаянка, которую он угощал на Мотт-стрит лапшой ло-мейн
Пёрл-Харбор стал последней каплей. Он готов был записаться в армию уже на следующее утро. Но он должен был заботиться о матери, поэтому он не мог поддаться чувствам, так что, когда он не был занят на службе, он слонялся вокруг дома и угощал свою девушку-китаянку в закусочной на Мотт-стрит каждый раз, когда она этого хотела.
Почти через год после Пёрл-Харбора мать умерла. На следующий день после похорон Трейн оделся в штатское, забрал свои документы из полицейского участка и записался в Армию Соединенных Штатов.
И вот теперь он на военной базе полирует свои ботинки. Кто-то принес в казарму приемник, там передавали рождественские гимны. Несколько парней писали письма домой. Тут же шла ленивая игра в покер, по прикроватной тумбочке шлепали карты и звенели монеты. А рядовой Аарон Гирш сидел на своей койке и плакал.
— Что это с тобой, еврейчик? — это был рядовой Джозеф Френсис Хавьер Шалти, в прошлом — мальчик, прислуживающий в алтаре, потом лучший защитник в команде католического колледжа св. Аллоизиуса, теперь — главный антисемит казармы. — Ты не смеешь плакать под рождественский гимн, ты, христоубийца.
Гирш вскочил. Его лицо стало почти такого же цвета, как его вьющиеся рыжие волосы.
— Заткнись, святоша. Мои дела тебя не касаются.
— Ой, послушайте только этого маленького жиденка. Ты, что — такой крутой, Гирш? Хочешь, чтобы с тобой было то же, что с полузащитником из Маймонидес
— Хватит!
А это — голос начальства. Солдат, который стоял в дверях, носил два шеврона на рукаве форменной зимней куртки
— Эй, папаша! — он указал пальцем на Трейна. — Собирайся и ступай в ротную канцелярию. Капитан Кофлин желает тебя видеть.
— Меня?
— Ага, тебя.
— Капитан Коффин
— Очень смешно. Постарайся, чтобы он не услышал, как ты его называешь.
— Что ему от меня нужно? — Должно быть, случилось что-то серьезное. Иначе этим занялся бы капрал Боуден, или, самое большее, сержант Диллард. Большую часть времени первый сержант
— Господи, папаша, да откуда же мне знать? — Боуден сделал несколько шагов и выключил приемник. — Эй, это же субботнее утро. У вас, парни, есть немного времени, чтобы начистить снаряжение и написать письма домой. А это еще что такое? — Он указал на игральные карты и деньги, лежавшие на тумбочке между двумя койками. — Вы, парни, знаете, что здесь, в казарме, запрещены азартные игры. А свое жалование вы получите только сегодня. Откуда же у вас взялись какие-то бабки, чтобы проигрывать их? Я конфискую все как вещественные доказательства.
Он сунул карты в один карман, а деньги — в другой.
— Не знаю, не знаю, как мы вообще сможем сделать солдат из таких жалких неудачников?
Ник Трейн сунул ноги в ботинки и заправил рубашку в брюки.
— Кофлин действительно хочет меня видеть, Боуден?
— Нет, я просто стараюсь испортить тебе выходной. Разумеется, он хочет тебя видеть.
— Не знаешь — зачем?
— Даже не догадываюсь.
Трейн расправил одеяло на койке, взял свою винтовку M1 Garand
Здание позади него было построено недавно, у него были беленые деревянные стены, а крыша — из рубероида, выкрашенного в зеленый цвет. Возможно, летом в нем было жарко и душно. Этого он не знал. Но совершенно точно, в нем было ужасно холодно зимой.
Старший сержант Диллард работал за своим столом в ротной канцелярии. Он поднял голову, когда Трейн вошел, а затем снова вернулся к своим бумагам. Он ничего не сказал, не объяснил, зачем вызвали Трейна.
Трейн встал по стойке смирно лицом к столу Дилларда.
Через некоторое время Диллард снова посмотрел вверх и ухмыльнулся.
— Выйди за дверь и стряхни снег с ботинок. Ты что, думаешь, тут тебе свинарник?
Трейн подчинился. Потом вернулся и снова вытянулся по стойке смирно перед Диллардом, уперев приклад винтовки в линолеум пола, рядом со своими сверкающими ботинками.
— Капитан Кофлин желает тебя видеть, Трейн.
— Капрал Боуден сказал мне. Зачем бы, серж?
— Сержант.
— Простите, сержант.
— Не знаю, — старший сержант Мартин Диллард покачал головой. — Я не знаю, но, должно быть, случилось что-то важное. Там с ним лейтенант Мак-Вильямс. И некоторое время назад я слышал какой-то грохот. — Он снова покачал головой. — Просто постучи в дверь, Трейн. И, может быть, помолись, пока ты делаешь это.
Первый лейтенант
Лейтенант указал головой в направлении стола, за которым сидел капитан Сэмюэль Кофлин.
Трейн пересек комнату, стукнул прикладом об пол и отдал честь винтовкой, как его научили несколько недель назад.
Капитан Кофлин провел указательным пальцем по правой брови, потом сложил руки перед собой на столе. Хотя был декабрь, он сидел в одной рубашке, а его китель висел на вешалке рядом. Трейн никогда раньше не бывал в кабинете капитана. Он стоял по стойке смирно, но это не помешало ему рассмотреть фотографии на выбеленной стене позади капитана. Это был обычный портрет президента Рузвельта, фотографии старого генерала Першинга, генерала Маршалла и сильно увеличенная фотография, сделанная, должно быть, во Франции во время Первой мировой войны. Она изображала совсем юного Сэмюэля Кофлина, который стоял, вытянувшись в струнку, пока офицер (это был сам Дуглас Мак-Артур) прикреплял медаль на его мундир цвета хаки.
На столе у капитана Кофлина лежал пожарный топор. За спиной капитана Трейн увидел еще одну дверь. И сама дверь, и дверной косяк были разбиты. Трейн догадался, что дверь взломали этим пожарным топором.
— Они зовут тебя “папашей”, верно?
— Так точно, сэр, — сказал Трейн.
— Почему?
— Большинство из них еще дети, сэр. В сущности, все они еще дети. Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать лет. Я думаю, Гирш немного старше, ему, может быть, уже двадцать. Они думают, я старик.
— Сколько же тебе лет, Трейн?
— Двадцать четыре, сэр.
Капитан Кофлин чертовски хорошо знал, что Трейн был полицейским. Он знал, сколько ему лет, знал все, что было в личном деле Трейна под номером 201, такое личное дело заводили на каждого, вступавшего в Армию США. И все же он спрашивал.
— Двадцать четыре, — капитан грустно улыбнулся. — Двадцать четыре, и они зовут тебя “папаша”. Ну, что ж, все мы так думаем, когда нам 18.
У капитана были седые виски и изрезанная морщинами дубленая кожа.
Капитан Кофлин кивнул головой в сторону разбитой двери.
— Знаешь, что там, Трейн?
— Нет, сэр.
— Комната безопасности роты. Мы держим там секретную информацию. То, что может сойти за секретную информацию в этом детском саду. А еще мы храним здесь платежные ведомости ночью накануне дня платежа.
Капитан Кофлин оттолкнулся от стола и встал. Он подошел к разбитой двери.
— Взгляни, солдат. Подойди сюда.
Всего несколько шагов. На пороге комнаты безопасности Трейн остановился. Дверца сейфа была распахнута. Трейн не мог сказать, было ли что-то внутри. Кружка кофе стояла на сейфе. Капрал Миллер, ротный казначей, сидел рядом в дырявом плетеном кресле. Его руки свисали с подлокотников кресла, почти касаясь линолеума. Его голова откинулась на бок. Его волосы слиплись от крови. Он не шевелился, и Трейн, повидавший достаточно трупов, когда был полицейским и патрулировал улицы на своем участке, знал, что капрал мертв.
Тем не менее для капитана он сделал вид, что осматривает тело, кивнул и ощупал шею Миллера в поисках пульса. Пульса не было. Тело уже остыло. В комнате не было окон. Свет от матовой лампочки, свисавшей с потолка на длинном шнуре, отбрасывал на лицо Миллера зловещие тени. Еще немного света падало из кабинета капитана через разбитую дверь.
Трейн отвернулся. Капитан Кофлин сжал кулаки.
— Бедный парень, — пробормотал Кофлин. — Знаешь, он был одним из наших лучших людей. Религиозный, как никто другой. Каждое воскресенье — в церковь. Четки в кармане. Молитвенник в тумбочке. Бедный ублюдок.
Кофлин не часто употреблял крепкие выражения.
Лейтенант Мак-Вильямс стоял в дверях и выглядел, словно фотомодель.
Повернувшись снова к капралу Миллеру, Трейн заметил, что и тому тоже выдали кольт. Кобура висела у Миллера на поясе, и рукоятка пистолета была хорошо видна оттуда, где стоял Трейн.
— Наверное, я должен прямо сейчас позвонить начальнику военной полиции, — объявил капитан Кофлин. — В конце концов, это их дело. Но они собираются отправить меня на пенсию. Мне не стоило бы говорить тебе об этом, Трейн, я не должен бы говорить об этом никому из этих детишек, но я надеюсь, что ты взрослый человек. Если я сообщу им про пустой сейф и смерть казначея, они подумают, что я не смог с этим справиться, и выкинут меня на пенсию. Это не для меня, сынок! Не для меня, когда идет большая война.
Он прошелся между сейфом и плетеным креслом с его неподвижной кладью.
— Нет, сэр, это не для Сэмюэля Кофлина из США. Если мы сможем разобраться с этим и предоставить начальнику военной полиции готовое решение вместо загадки, я смогу выбраться из этого детского сада и получу шанс еще немного повоевать прежде, чем со мной будет покончено.
— Не знаю, разумно ли это, капитан.
У лейтенанта Мак-Вильямса был интеллигентный голос. Он был полной противоположностью капитану.
Трейн знал, все в роте это знали, что Кофлин выслужился из рядовых. Он был простым солдатом во время Первой мировой войны, заслужил офицерское звание, в ревущие двадцатые, и потом, в годы Великой депрессии, он служил в забытых богом гарнизонах. Сейчас он уже превысил предельный срок пребывания в армии и держался из последних сил.
А семья лейтенанта Мак-Вильямса принадлежала к высшему обществу. В казарме ходили слухи, что его мать мечтала, чтобы он претворил в жизнь ее собственные неудовлетворенные амбиции, стал великим и знаменитым ученым. Или ученым, или священником. Или обоими сразу, как старый Грегор Мендель. Мак-Вильямс старший, в отличие от нее, был совершенно счастлив, когда его отпрыск решил поступить в Военную Академию США. Понадобилось лишь сделать пару телефонных звонков и одни щедрый взнос в пользу избирательной кампании некоего сенатора, и юный Мак-Вильямс был принят. И он сделал все, чтобы папа мог гордиться своим сыном. Он был старшиной курса, входил в 10% лучших учащихся курса и считался лучшим нападающим в армейской команде, пока на последнем курсе ему не пришлось выйти из игры из-за травмы колена. Но нет худа без добра. Команда сыграла плохо и закончила сезон, проиграв команде военно-морского флота в третий раз подряд. По крайней мере, Филлипс Мак-Уильямс не был запятнан этим поражением. И в 1942 году футбольный сезон был не намного лучше, закончившись очередным поражением военным морякам, с позорным счетом 14:0 — полный разгром.
А теперь Филлипс Мак-Вильямс — первый лейтенант, заместитель командира учебной роты пехотного училища, перед ним блестящее будущее, и нужно только перешагнуть через пожилого, измученного заботами капитана, по крайней мере для начала. Его обязанности как офицера были не слишком обременительны. Трейн знал это. Солдаты знают гораздо больше о жизни офицеров, чем те о них. Люди внизу всегда больше знают о тех, кто наверху. Это одно из правил жизни. В казарме знали, что лейтенант Мак-Вильямс водит сверкающий новенький “Паккард” с откидным верхом, один из последних, сошедших с конвейера, перед тем как фирма перешла на военную продукцию. И что он пользуется своим автомобилем, чтобы съездить в Колумбус, или через реку Чаттахучи в Финикс, что в Алабаме, каждый раз, когда ему этого хотелось, чтобы провести ночь за выпивкой или игрой в карты, или, что бывало гораздо чаще, с какой-нибудь проституткой.
“Паккард” Мак-Вильямса был всего лишь одним из автомобилей, хорошо знакомых рядовым. У всех офицеров, сержантов и капралов из постоянного персонала Форта-Беннинга были машины: у капитана Кофлина — серый “Плимут”, у сержанта Дилларда — потрепанный “Форд”-универсал, у капрала Миллера — маленький зеленый “Нэш”. У всех автомобилей были номера Форта-Беннинга: голубые у офицерских, красные — для машин сержантов и капралов. Всех их тщательно регистрировали всякий раз, когда они въезжали или выезжали через ворота базы.
Капитан Кофлин снова заговорил. Трейн мгновенно вернулся к реальности. Вернулся, усмехнулся он про себя, к месту преступления.
— Сержант вызвал меня утром, — сказал капитан. — Сказал мне, что не может разбудить Миллера. Капрал провел эту ночь в комнате безопасности, как делал всегда раз в месяц накануне дня платежа.
Капитан замолчал. В комнате воцарилась тишина. Снаружи прошел отряд курсантов офицерской школы. Трейн мог слышать, как под их ботинками хрустит подмерзшая грязь Джорджии, как они поют неофициальный гимн пехотной школы Форта-Беннинга.
Высоко над Чаттахучи,
Рядом с Апатои
Стоит наша дорогая старая alma mater —
Школа для мальчиков Форта-Беннинга...
Они прошли мимо ротной канцелярии, их голоса начали затихать. Но Трейн прекрасно знал эту песню.
...Всегда вперед, никогда не отступать,
Следуй за мной и сдохни,
В порт, на погрузку,
Поцелуй свою задницу и прощай!
— Комната безопасности запирается на засов и на висячий замок изнутри и снаружи, — подытожил капитан Кофлин. — Не совсем Форт-Нокс
Трейн утвердительно хмыкнул, потом, вспомнив о субординации, ответил:
— Так точно, сэр.
— Вот почему нам пришлось воспользоваться пожарным топором, — голос лейтенанта Мак-Вильямса выражал явное неодобрение всем этим действиям.
Трейн знал таких типов. Все это было недостойно мистера Филлипса Андерсона Мак-Вильямса, принадлежавшего к Мак-Вильямсам из Нью-Порта и Палм-Бич.
Капитан Кофлин сжал плечо Трейна. Это прикосновение потрясло Трейна. Офицеры не дотрагиваются до рядовых. Они могут запачкаться. Хватка Кофлина была необычайно сильной. Его пальцы впились в плечо Трейна.
— Что ты вообще здесь делаешь, Трейн? — он отпустил плечо Трейна и стоял прямо перед ним, глаза в глаза. Трейн был выше почти на 4 дюйма, но он не чувствовал своего превосходства над этим стариком. — Почему ты здесь? Почему не обратился в комиссию? Ты должен быть в ОУР.
— В Отделении уголовного розыска армии США
— Я так и сказал, верно?
— Так точно, сэр. Но я… я же должен пройти начальную военную подготовку, разве не так?
— Конечно, должен. Все правильно. Мне нужны твои навыки, солдат. Ты знаешь, что делать на месте преступления. Ты знаешь, как вести расследование.
— Сэр, — перебил его лейтенант Мак-Вильямс. — У вас могут быть большие неприятности, сэр. Это против правил. Вы не хотите, чтобы я позвонил начальнику военной полиции? Я в самом деле думаю, что это было бы лучше всего, сэр.
Капитан Кофлин сказал:
— Трейн, я хочу поручить тебе эту работу. Я освобождаю тебя от всех других обязанностей. Тебе не нужны никакие тренировки. Ты знаешь все, что следует знать солдату.
Помолчав, Кофлин спросил:
— Тебе что-нибудь нужно, Трейн?
— Вы не могли бы выдать мне снаряжение для сбора улик, сэр?
— Мне пришлось бы обратиться за ним к начальнику военной полиции. А тогда мне крышка.
Трейн сжал губы. Он пересек комнату, подошел к стене и осторожно дотронулся до нее, а потом посмотрел на свои пальцы. Свежая побелка. Он бережно положил винтовку на пол, затвором вверх. Он вернулся к двери и осмотрел расколотое дерево.
— Кто взломал дверь? — спросил он.
— Сержант Диллард.
— Вы сами видели, как он это сделал?
— Мы оба — и я, и Мак-Вильямс.
— Когда это было?
— Мы вместе с Мак-Вильямсом были в столовой, завтракали. Сержант Диллард зашел туда, за нами, — он взглянул на лейтенанта Мак-Вильямса.
Тот сказал:
— Мы завтракаем в 5:30, Трейн. Мы уже заканчивали, было где-то без пяти шесть, когда появился сержант Диллард. Он запыхался и выглядел встревоженным.
— Продолжайте, Мак-Вильямс, — буркнул капитан Кофлин.
Лейтенант Мак-Вильямс недовольно посмотрел на него. На мгновение Трейн задумался, что так разозлило младшего офицера? Потом он догадался: капитан Кофлин обратился к тому “Мак-Вильямс”, а не “Лейтенант Мак-Вильямс”. Трейн подавил улыбку.
— Мы прошли через первую комнату, увидели, что наружный замок отперт. Мы попытались докричаться до Миллера, но у нас ничего не вышло. Тогда капитан Кофлин велел сержанту Дилларду взломать дверь пожарным топором.
— А в этой комнате?.. — спросил Трейн.
— Что “в этой комнате”?
— Трогали вы что-нибудь? Двигали что-нибудь? Сэр?
— Мы ничего не трогали, — сказал Мак-Вильямс.
Трейн встал точно внутри дверной коробки, изучая поврежденное дерево и участок стены вокруг. Стены были сделаны из тонкого гипсокартона. Их совсем недавно побелили. Трейн наклонился поближе к дверному косяку. Он осмотрел дерево и примыкающий к нему гипсокартон. Он ничего не обнаружил.
У него за спиной лейтенант Мак-Вильямс спросил:
— Разве вы не собираетесь осмотреть тело, рядовой?
Трейн обернулся, сделав почти неуловимый поклон в сторону Мак-Вильямса, потом обратился к капитану Кофлину:
— Я хотел бы остаться один на месте преступления, сэр. Конечно, если это возможно. Я знаю, ну, при обычном полицейском расследовании тут было бы много специалистов. Фотографы, люди, которые снимают отпечатки пальцев, коронеры, детективы. Я сам не детектив, сэр, но мне часто приходилось присутствовать на месте преступления, и я надеялся когда-нибудь стать детективом. У нас тут нет всех этих специалистов, поэтому, если возможно, сэр, я бы хотел остаться один в этой комнате.
— Это немыслимо! — яростно вскричал Мак-Вильямс. — Этот... этот новобранец, простой солдат... только потому, что раньше он был фараоном и делал обход участка, будет строить из себя важную шишку и командовать нами, капитан? Да кем он себя возомнил? Он должен вернуться обратно в казарму, этим делом должна заняться военная полиция.
Капитан Кофлин вздохнул.
— Просто идите и… Вот, что, лейтенант, сбегайте-ка в столовую и принесите нам кофе, ясно?
— Я прикажу сержанту Дилларду послать кого-нибудь за кофе.
— Нет, Мак-Вильямс, вы пойдете сами.
На этот раз Трейн не смог скрыть улыбку. Лейтенант выглядел так, как будто капитан Кофлин приказал ему маршировать на учебном плацу в одних трусах. Воздух в комнате был так наэлектризован, что, казалось, еще немного и посыплются искры. Но лейтенант все-таки вышел.
Капитан Кофлин сказал:
— Трейн, я буду у себя в кабинете. Позовешь, если тебе что-нибудь понадобится. Когда закончишь здесь, просто выйди наружу.
Капитан Кофлин подмигнул рядовому Трейну. Да, он это сделал. Он в самом деле подмигнул простому рядовому. Потом он вышел из комнаты. Кофлин задержался, чтобы прикрыть за собой разбитую дверь. В дыру, пробитую топором, просачивался свет из соседней комнаты.
Трейн бросил еще один взгляд, чтобы убедиться окончательно. Побелка настолько свежая, что на дверном косяке остался вертикальный след от пальцев, скользнувших потом горизонтально по стене.
Вернувшись к трупу, Трейн опустился на колени и тщательно осмотрел обе холодные руки, сперва одну, потом другую. Как он уже раньше заметил, кончики пальцев были белыми. Он поднес их к своему лицу и принюхался. На пальцах была побелка.
Трейн изучил рану на голове Миллера, ощупал ее сквозь окровавленные волосы, стараясь определить, был ли пробит череп. Похоже, что нет. Он отошел и вернулся с винтовкой. Николас встал над телом, держа оружие так, чтобы конец приклада оказался возле раны. Он обошел вокруг тела и попытался снова, встав теперь сзади.
Ничего не выходило. Миллера ударили чем-то гораздо меньшего размера, чем приклад винтовки.
Трейн осмотрел сейф. Он не очень-то много знал о сейфах и замках, но не было никаких признаков взлома. Если бы сейф взломали или взорвали, здесь, конечно, остались бы какие-нибудь следы. Кто знал комбинацию сейфа? Он должен это выяснить.
Во всяком случае, сержант Диллард пытался разбудить Миллера незадолго до 5:55, но это ему не удалось. У него был ключ от наружного замка, и он, видимо, воспользовался им только для того, чтобы обнаружить, что дверь по-прежнему заперта на внутренний замок.
Капитан Кофлин, лейтенант Мак-Вильямс и сержант Диллард — у всех троих были ключи от наружного замка. Но только у Миллера был ключ от внутреннего. Где же этот ключ? Сам замок все еще висел на расколотой двери. Но где был ключ от него? Трейн обыскал карманы Миллера, но ключа не нашел. В комнате было темновато, но Трейн, опустившись на четвереньки, обшарил каждый дюйм пола. Разумеется, ключ оказался там, куда он заглянул в последнюю очередь, — в темном углу, в пяти или шести шагах от двери.
Трейн поднялся на ноги, стиснув ключ так, словно тот мог рассказать ему, что здесь произошло. Этого не случилось, но Трейн был уверен, что вещи, находившиеся в комнате, заговорят с ним, если только он задаст им правильные вопросы.
Николас еще раз осмотрел рану на голове Миллера. Он убедился, что она не могла быть причиной смерти. Рано или поздно люди из военной полиции придут и заберут тело, медэксперты сделают вскрытие и объявят причину смерти Миллера. А родители Миллера получат телеграмму от военного министра
Но он не хотел ждать.
Трейн опустился на колени перед трупом и взглянул на его лицо. Он придвинулся ближе и обнюхал ноздри и рот Миллера, но не почувствовал никакого запаха. Мертвое лицо было спокойно. На нем не было гримасы ужаса. Он встал позади плетеного кресла и попытался представить себе последние минуты жизни Миллера.
Кто-то ударил Миллера по голове сверху и слева. Удар не был достаточно сильным даже, чтобы оглушить Миллера, и уж тем более не мог бы убить его. Кто ударил Миллера? Кто мог проникнуть в комнату безопасности, если она была заперта с двух сторон: и снаружи, и изнутри? Только капитан Кофлин, лейтенант Мак-Вильямс и сержант Диллард, и только если Миллер открыл им внутренний замок.
Он услышал голоса из соседней комнаты, а мгновением позже капитан Кофлин пригласил его присоединиться к ним.
Лейтенант Мак-Вильямс стоял перед столом капитана Кофлина. А на столе Трейн увидел поднос, где был кофейник с горячим кофе и три чашки. Сержант Диллард находился здесь же и выглядел смущенным.
— Входи, солдат, — обратился капитан Кофлин к Трейну. — Налей себе чашку кофе.
Мак-Вильямс, в своей отутюженной форме со сверкающими пуговицами, побагровел и сжал челюсти. С видимым трудом он проговорил:
— Сэр, я протестую. Этот солдат... здесь только три чашки... это против правил...
Кофлин отмахнулся:
— Мы как-нибудь справимся, лейтенант.
Мак-Вильямс выпрямился, став внезапно еще выше, чем он был.
— Если капитан извинит меня, я должен вернуться к своим обязанностям.
Кофлин знаком велел сержанту Дилларду подойти:
— Что у нас намечено на сегодня?
— Мы довольно сильно загружали солдат, сэр. Сегодня утром они свободны, а вечером у них тренировка по метанию гранат.
— Хорошо.
— И, капитан, сегодня — день платежа. Люди ожидают, что им выплатят жалование.
— Отлично. — Капитан Кофлин отвернулся и поднял глаза. Нельзя было понять, у какой фотографии он искал помощи: президента Рузвельта, генерала Першинга, генерала Маршалла или Дугласа Мак-Артура. А может быть, подумал Ник Трейн, он хотел спросить совета у себя самого — юного, полного надежд солдата, который отправился во Францию, чтобы побить кайзера.
Кофлин повернулся к остальным:
— Мак-Вильямс, Диллард, вот, чего я хочу. Лейтенант, найдите себе стек.
— Он у меня есть, сэр.
— Так я и думал. Отлично. А вы, сержант, возьмите блокнот. Я хочу, чтобы вы двое устроили проверку в казарме. Я хочу, чтобы вы нашли по меньшей мере дюжину нарушений. Меня не волнует, трудно ли вам будет обнаружить их. Если их не будет вовсе, сделайте сами что-нибудь в этом роде.
Ярость лейтенанта Мак-Вильямса явно сменялась предвкушением удовольствия. Сержант Диллард стоял с каменным лицом. Ник Трейн изо всех сил старался стать невидимым.
Капитан Кофлин откинулся назад в своем кресле и шумно вздохнул.
— Не торопитесь. Когда закончите, вы, Мак-Вильямс, уйдете оттуда. Сержант, вы скажете солдатам, что им разрешается покидать казарму, только если они идут в столовую или на учебный плац, для тренировок. Сегодня вечером они должны как следует прибрать у себя в казарме. Поработать. Выкинуть весь мусор из казармы, влезть на стропила и вымести всю пыль. Есть у них в казарме вожак?
— Шалти, сэр. Они зовут его “Святоша Шалти”.
— Прекрасно. Вы назначите его ответственным за уборку. Когда казарма будет готова, он сообщит вам, а вы позовете лейтенанта Мак-Вильямса и устроите им новую проверку.
— Так точно, сэр. — Диллард ухмыльнулся.
— И скажите им, что они получат свое жалование только после того, как пройдут повторную проверку. — Он издал что-то среднее между фырканьем и смешком. — Это все. Лейтенант. Сержант.
Они откозыряли и вышли.
— Ну, что ты думаешь, рядовой Трейн? — спросил капитан.
— Думаю, у меня есть идея, сэр.
— Отлично, солдат, и что же это?
— Могу я взять это с собой? — он наполнил одну из чашек, которые принес Мак-Вильямс.
— Разумеется.
Трейн отнес чашку назад в комнату безопасности. Он осторожно поставил ее на сейф, рядом с чашкой, которая уже стояла тут, когда он в первый раз вошел в комнату. Он осмотрел обе чашки. Они были совершенно одинаковыми. Конечно, это давало не слишком много. Но на каждой чашке был маленький герб пехотной школы. Это означало, что обе были взяты из офицерского клуба или из клуба для сержантов, а не из столовой, вопреки распоряжению, которое Кофлин дал Мак-Вильямсу.
Он понюхал кофе в чашке, которую принес сам, потом наклонился над второй чашкой. Очень осторожно, стараясь не коснуться чашки или ее содержимого, он попытался распознать идущий из нее запах, но напрасно. И все же, подумал он, и все же он добился некоторого успеха.
Когда пришел лейтенант Мак-Вильямс, Трейн пытался понять, что делал капрал Миллер перед смертью. Теперь он продолжил свои попытки. Он присел возле кресла, где лежал Миллер, и потянулся за чашкой кофе, стоявшей на сейфе. Он поднял чашку, отхлебнул кофе, поставил чашку обратно и рывком поднялся на ноги.
Он пересек комнату, подошел к двери и вынул ключ от внутреннего замка из кармана.
Пока все хорошо. Но Миллер не открывал замка. Вместо этого он несколько раз задел рукой дверь и стену, как будто пытался нащупать замок и вставить ключ. Но ключ выскользнул у него из пальцев и отлетел в угол комнаты.
Почему? Что здесь произошло?
Миллер мог бы вести себя так, если бы ему вдруг стало плохо, если бы он почувствовал, что теряет сознание, и попытался выйти наружу. Он должен был бы открыть замок, пытаясь выбраться из комнаты безопасности. Конечно, у него ничего не вышло, ведь наружный замок был заперт. Но, если он был в отчаянии, если мысли его путались, он мог просто не подумать об этом.
Лишившись ключа, который лежал в самом темном углу комнаты, почти ослепнув, теряя равновесие, Миллер, шатаясь, вернулся обратно.
Трейн повторил его действия.
Два, три, четыре шага — и Миллер, должно быть, упал в плетеное кресло. Трейн тоже упал, и, поняв, что сидит на коленях у трупа, вскочил на ноги.
Нет, удар по голове не был причиной смерти Миллера. Это был отвлекающий маневр, чтобы направить расследование смерти Миллера — а такое расследование было неизбежным — в сторону, скрыть то, что произошло на самом деле.
Ему следовало бы попробовать кофе Миллера, но, судя по всему, именно так покойный и получил свою порцию яда.
Трейн снова вгляделся в лицо покойного. Если удар по голове не убил Миллера, любое расследование установило бы, что он умер от естественных причин. Даже молодой человек может умереть от инфаркта, а суровые армейские будни тем более могли довести человека, который прежде вел сидячий образ жизни, до внезапного сердечного приступа.
Но кто же ударил Миллера по голове, и почему, и когда?
Ник Трейн еще раз проследил свой путь от двери до плетеного кресла, к сейфу и опять к двери, и опять к сейфу. Потом он остановился, глядя на останки капрала Фреда Миллера, ротного казначея.
Он не был большим специалистом по ядам, но кое-что ему о них рассказывали, сначала в школе, в старших классах, а потом в полицейской академии. Миллер, очевидно, почувствовал, что с ним что-то не так, попытался позвать на помощь, потом дотащился до кресла, упал в него и умер. На его теле не было других повреждений, кроме явно поверхностной травмы головы.
Что могло быть причиной подобной смерти?
В соответствии с тем, чему Трейна учили в полицейской академии, вероятнее всего, это мог быть дигитонин, а вернее, его легкорастворимая форма — дигиталис. Его можно получить из широко распространенного растения — наперстянки пурпурной, которую еще называют “кровавые пальцы” или “колокольчики мертвеца”. Дигиталис можно выпить, например, в чашке с кофе и ничего не замечать по меньшей мере еще несколько часов. Затем сердцебиение отравленного человека замедлилось бы, у него закружилась бы голова, он бы потерял сознание и тихо умер.
В точности так, как умер капрал Миллер.
Трейн прошел в кабинет капитана Кофлина и рассказал ему, до чего он додумался. Он описал капитану, что, по его мнению, делал Миллер, как тот прошел от кресла к двери, как бился с ключом, как Миллер упал и умер.
— Я не знаю, что сможет обнаружить вскрытие, я не уверен, что следы яда еще останутся в трупе. Может быть, и нет. Меня нельзя назвать опытным токсикологом, сэр. Но я готов поставить свое месячное жалование, что химический анализ обнаружит дигиталис в кофе Миллера.
— Звучит очень правдоподобно, Трейн. — проворчал капитан. — И у нас чертовски скоро будут эксперты, чтобы проверить твои выводы. Я смогу скрывать случившееся не больше чем еще час или два.
Он закрыл лицо руками и потер, как будто прилив крови, который это могло вызвать, помог бы ему лучше соображать.
— До сих пор ты отлично справлялся, — подытожил он. — Но даже если Миллер и был убит именно так, ты все еще не сказал мне, как деньги исчезли из сейфа. Не говоря уже о том, Трейн, как выражаетесь вы, сыщики, “кто это сделал”?
— Сэр, я не сыщик. Но у меня есть идея, как исчезли деньги. Я думаю, Миллер и его убийца были сообщниками. Но этот сообщник решил кинуть Миллера.
Кофлин взял чашку и поднес к губам. Странное выражение появилось на его лице. Он поставил чашку, так и не отпив кофе.
— Вы хотите сказать, Трейн, — это был кто-то из своих?
— Так точно, сэр.
Трейн помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями. Молчание прерывалось звуками орудийной стрельбы. На противоположном конце базы артиллерийской подразделение отрабатывало взаимодействие с пехотной бригадой. Стреляла 155-миллиметровая гаубица.
— Капитан, я думаю, вот как это произошло. Сообщник Миллера открыл наружный замок, Миллер открыл внутренний. Сообщник принес ему чашку кофе. Миллер подумал, что это очень мило. Он поставил чашку на сейф. Сообщник Миллера открыл сейф.
Он замолчал, потом спросил:
— Капитан, кто знал комбинацию сейфа?
— Те же, у кого был ключ от наружного замка. Сержант Диллард, лейтенант Мак-Вильямс и я.
— Ясно, сэр. Сообщник Миллера открыл сейф и забрал деньги. Потом он ударил Миллера. Рана выглядит так, как будто ее нанесли рукояткой кольта. Миллер был еще в сознании. Его сообщник ушел и унес с собой деньги. Миллер запер дверь изнутри, а сообщник — снаружи. Они, должно быть, придумали, что Миллер скажет, будто на него напал неизвестный, а может быть, взломщик в маске, который сумел открыть сейф и скрыться, забрав деньги. Военная полиция искала бы где-нибудь вне базы мифического бандита, который раздобыл копии ключей от обоих замков, а на самом деле деньги были бы у Миллера и его сообщника.
— А что они сделали бы с деньгами?
Трейн пожал плечами.
— Не знаю, сэр. Но у меня есть предложение.
Раздался грохот очередного выстрела гаубицы.
— Во-первых, нужно проверить личные вещи Миллера. Кто знает, что мы там найдем.
Капитан Кофлин вызвал начальника караула и велел, чтобы капрал и солдат встали перед ротной канцелярией и никого не впускали. Он запретил им под угрозой военного трибунала входить и даже заглядывать внутрь. Потом капитан велел Нику Трейну идти с ним.
В эту минуту Трейн чувствовал себя не столько солдатом, сколько полицейским.
У тех, для кого Форт-Беннинг был постоянным местом службы, жилье было гораздо лучше, чем у вечно менявшихся новобранцев, проходивших здесь военную подготовку. Капрал Миллер жил в небольшой каморке, отгороженной от сержантской казармы. Трейн воспользовался ножницами для болтов, чтобы вскрыть замок на двери Миллера и затем взломать еще один замок на прикроватной тумбочке.
В тумбочке оказалась чистая форма, нижнее белье и туалетные принадлежности, все в идеальном порядке. Ботинки и туфли стояли под койкой. Штатская одежда висела на плечиках на гвозде, вбитом в стену.
Единственными необычными вещами в тумбочке Миллера были религиозные атрибуты: четки, Библия, несколько образков с изображениями святых.
Трейн, опустившись на колени перед тумбочкой, тщательно изучал ее содержимое. Он чувствовал, что капитан Кофлин стоит у него за спиной и наблюдает за ним. Капитан Кофлин тоже изучал содержимое тумбочки.
— Я ничего здесь не вижу, — сказал Трейн.
— Я тоже, — Кофлин нахмурился.
— Сэр?
— Ты знаешь, что Миллер был очень религиозным человеком, не так ли?
— Да, сэр
— Самой ценной вещью для него был его молитвенник. Он всегда носил его с собой. Однако его не оказалось в комнате безопасности, верно, Трейн?
— Да, я его там не видел.
— Тогда он должен был быть в тумбочке. Но здесь его нет?
Трейн кивнул.
— Так где же он?
— Не знаю, сэр.
— Как тебе это, Трейн? Может быть, такой старик, как я, тоже может поиграть в детектива? Это была всего лишь маленькая книжка. Он обычно носил ее в кармане своего кителя. Возможно, молитвенник был с ним и в комнате безопасности. Скорее всего, был. Это была длинная ночь, без товарищей, без развлечений, кто-нибудь другой мог бы попросить разрешения взять с собой приемник или принести тайком книжку с комиксами либо журналы, но такой человек, как Миллер, взял бы Библию или молитвенник и проводил бы время, общаясь с Всевышним.
Трейн поднялся на ноги.
— Вы думаете, это сообщник Миллера взял молитвенник?
— Да.
— Но зачем, капитан?
Кофлин пожал плечами.
— Как ты думаешь, Трейн, кто был сообщником Миллера?
— Это должен быть кто-то, у кого был ключ от наружного замка.
— Верно.
Еще один далекий выстрел гаубицы.
— Кто же, Трейн? Не бойся. Кто был сообщником Миллера?
— Это должен быть лейтенант Мак-Вильямс или сержант Диллард.
— Или — кто еще?
— Вы, сэр.
— Верно. Теперь у нас есть три подозреваемых, Трейн. Это прогресс. Это Мак-Вильямс, или Диллард, или капитан Коффин
Он подошел к окну. По крайней мере, в комнате у Миллера было окно. Долгое время Кофлин стоял, уставившись в стекло. Выглянув в окно из-за спины капитана, Трейн мог видеть заплаты снега на красной земле Западной Джорджии.
— Как ты думаешь, Трейн, где эти деньги?
— Не знаю, сэр.
— Подумай. Если бы ты был убийцей, Трейн, если бы ты был Мак-Вильямс, или Диллард, или старик Кофлин, капитан Коффин, и ты только что ограбил ротный сейф, что бы ты сделал с деньгами?
— Я думаю, я бы постарался вывезти их с территории базы, сэр.
— Я тоже так думаю. Отлично, вернемся в ротную канцелярию, солдат.
Двое солдат, стоявших на посту перед ротной канцелярией, отсалютовали винтовками капитану Кофлину, когда он и рядовой Трейн вернулись. Капитан жестом велел Трейну сесть напротив него, затем позвонил куда-то по телефону. Он взял карандаш и сделал несколько записей, затем что-то пробормотал в трубку и повесил ее.
— Мак-Вильямс и Диллард оба выезжали с базы этой ночью. Мак-Вильямс уехал около 23 часов. Вернулся утром, в 4-00. Диллард уехал в 23-46 и вернулся вскоре после пяти. Нет сведений, что я уезжал с базы, и я действительно этого не делал. Что ты об этом думаешь, Трейн?
— Не знаю, сэр.
Трейн вслед за Кофлином посмотрел на часы, висевшие на стене. Наступал вечер. Он и капитан Кофлин пропустили обед. Товарищи Трейна по казарме, скорее всего, были на полигоне, бросали макеты ручных гранат в картонные мишени.
Снаружи послышался знакомый голос: лейтенант Мак-Вильямс распекал двух солдат за какой-то мелкий проступок. В следующее мгновение Мак-Вильямс вошел в комнату и встал перед столом капитана Кофлина. Он отдал честь и щелкнул каблуками в какой-то нацистской манере.
— Садитесь, лейтенант, — велел Кофлин. — Устраивайтесь поудобней. Не беспокойтесь, что вам придется сидеть рядом с рядовым — он не заразный.
Мак-Вильямс одарил Трейна злобным взглядом.
— Где вы были прошлой ночью, лейтенант?
— Здесь, сэр. В ротной канцелярии. Возился с бумагами, просматривал расписание учебных занятий.
— Правильно. А потом?
— Потом, сэр?
— Потом, лейтенант. Ночью вас здесь не было, не так ли?
— Нет, сэр.
— Ну, и куда же вы отправились?
— Я пошел к себе, сэр. Я как следует выспался, потом я пошел в столовую и встретился там с вами за завтраком.
— Правильно.
Кофлин взял лист бумаги со своего стола, коснулся его пальцем и снова отбросил.
— Караульные у ворот отметили, что вы покинули базу поздно ночью, в 23-00, а вернулись в 4-00.
— О... Да, сэр. Это правда.
— Прекрасно, лейтенант. Вы офицер и джентльмен. Никто не должен держать свечку. Пока вы выполняете все свои обязанности, вы можете уходить и приходить, когда захотите. Правила это позволяют.
— Да, сэр.
— И все-таки, где вы были?
— Я должен отвечать, сэр?
— Да, лейтенант, я приказываю вам отвечать.
Мак-Вильямс снял фуражку и положил ее на колени.
— Сэр, я встретил нескольких друзей, у нас была дружеская вечеринка.
— Прекрасно. И где это было?
— В Колумбусе, сэр.
— На Брод-стрит?
— Да, сэр.
— Кого-то подцепили, лейтенант?
— Сэр!
— Господи боже, парень! Что ты сделал, подцепил девку в баре? У тебя есть постоянная подружка? Или ты ходишь в бордель? Здесь не воскресная школа, лейтенант, у нас здесь ограбление и убийство. Где вы были прошлой ночью?
— Ну... э... у меня есть кое-кто, капитан.
Опять послышался грохот. Он был громче, чем выстрел гаубицы, казалось, что на самом деле взрыв был меньше, но ближе к зданию канцелярии.
— Прошу вас, Мак-Вильямс, давайте говорить простым английским языком.
— Хорошо, сэр. Я был в отеле “Кардинал”.
— Прекрасно, лейтенант. Мы все знаем, что это за место. Я очень надеюсь, что вы были осторожны, лейтенант.
— Конечно, сэр.
Лицо молодого офицера стало малиновым.
— Хорошо. И вот еще что. Я хотел бы осмотреть вашу машину.
— Да, сэр.
— Прямо сейчас, Мак-Вильямс. — Капитан повернулся к Нику Трейну. — Вас обучали искать контрабанду в автомобилях, рядовой?
— Так точно, сэр, обучали.
И Трейну пришлось обыскать принадлежащий лейтенанту Мак-Вильямсу “Паккард” 1942 года выпуска. Автомобиль был совершенно чистым, без единого пятнышка и абсолютно невинным как изнутри, так и снаружи. Мак-Вильямс стоял рядом, кипя от ярости, капитан Кофлин наблюдал с безразличным видом. Под капотом не было ничего, кроме восьмицилиндрового двигателя в прекрасном состоянии. В багажнике — ничего, кроме домкрата, монтировки, комплекта инструментов и запасного колеса. Наконец Трейн выбрался из-под машины, отряхнулся и предстал перед Кофлином:
— Ничего, сэр.
— Ладно, Трейн. Лейтенант Мак-Вильямс, сходите на полигон, где тренируются в метании гранат, взгляните, как там дела. Некоторое время назад я слышал какой-то скверный хлопок. Надеюсь, никому не пришло в голову притащить настоящую гранату. Трейн, ты пойдешь со мной. Мы осмотрим машину капрала Миллера. Мак-Вильямс, не возражаете, если мы возьмем вашу монтировку? На тот случай, если она нам понадобится, чтобы вскрыть машину Миллера?
Но Миллер оставил свой маленький “Нэш” незапертым. Истинно верующие в милость Божию во всем доверяют своим ближним. Или, может быть, у него нечего было красть. У багажника этого странного маленького автомобиля не было крышки. Трейн перегнулся через сиденье, чтобы заглянуть в багажник. Автомобиль не был таким ухоженным, как “Паккард” Мак-Вильямса, но был таким же чистым и невинным.
Трейн вынырнул с полупустой бутылкой бурбона в одной руке и пачкой потрепанных журналов в другой.
— Картинки с девочками, — ухмыльнулся он, протягивая свою добычу капитану Кофлину.
Капитан улыбнулся и покачал головой:
— Оказывается, малыш Миллер тоже не был таким уж святым. — Он провел рукой по лбу. — Ну, хорошо. Мы просто выбросим это барахло. Незачем огорчать его семью. У них и так довольно горя. Молитвенника не было?
— Нет, сэр.
— Ладно, солдат. Теперь займемся машиной сержанта Дилларда.
Но, прежде чем они отправились к этой машине, появился солдат в рабочей одежде, он задыхался и, несмотря на зимний холод, обливался потом. Трейн узнал румяное лицо и вьющиеся рыжие волосы, выбивавшиеся из-под рабочей кепки. Это был Аарон Гирш.
Ему удалось взять себя в руки и отдать честь капитану.
— Сэр, лейтенант Мак-Вильямс, со всем уважением, велел сообщить вам...
— Да, да, — Кофлин козырнул в ответ. — Ну, что там, Гирш?
— Это сержант Диллард, сэр.
— Что случилось?
— Он показывал нам, как обращаться с гранатами. У него была учебная граната. У них специальная окраска, чтобы показать, что они разряжены. Он выдернул чеку и начал обратный отсчет, чтобы показать нам, сколько времени должно пройти до взрыва. Она взорвалась, сэр. Это была не учебная граната. Она была настоящая. Он подорвался, сэр. Граната разорвала его на кусочки, сэр.
— Боже мой. Боже, Боже, дева Мария и Святой Иосиф. Бедняга. Он, должно быть, понял, что игра окончена. Ладно, сейчас сюда придет Мак-Вильямс.
И лейтенант Мак-Вильямс прибыл, начищенные ботинки покрыла красная пыль Джорджии, форма без единого пятнышка отутюжена, каждая медная пуговица сияет на декабрьском солнце. Еще раньше, чем Мак-Вильямс отдал честь, капитан Кофлин прорычал ему:
— Вы, конечно, послали за врачом.
— Да, сэр.
— Отмените тренировку и отправьте людей в казарму.
— Под командой рядового Шалти, сэр. Прекрасный солдат, я в этом уже убедился.
— Не сомневаюсь. Ладно, Мак-Вильямс. Давайте осмотрим машину сержанта Дилларда.
Он был спрятан в запасном колесе диллардовского “Форда”. Пропавший молитвенник Миллера. Капрал пользовался очень простым шифром для своих заметок, следователи из военной полиции без труда смогли бы прочесть их. Бедный наивный Миллер, он делал записи для себя в своем молитвеннике, записи, которые давали ключ ко всем его заботливо хранимым секретам. Он, по-видимому, никогда не думал, что записи в его молитвеннике увидит кто-нибудь еще, кроме него самого и его бога.
Там было все. Имена игроков, суммы, которые они задолжали. У кого бы ни оказались их долговые расписки, очень многим военным пришлось бы отдать за долги все свое жалование. Очень многим военным. Среди них был и сержант Диллард, и капрал Миллер. И лейтенант Мак-Вильямс.
— Вы, лейтенант? В это трудно поверить. Вы водите этот “Паккард”, вы носите форму, сшитую на заказ, ваша семья принадлежит к самому высшему обществу. Как вы могли так низко пасть? Почему вы просто не попросили вашу семью выручить вас?
— Вам не понять, капитан. Со всем уважением к вашему чину, вам действительно этого не понять. Я не мог обратиться к моей семье. Я обязан был справиться с этим сам.
Капитан застонал, словно это его, а не лейтенанта Мак-Вильямса, поймали с поличным.
— Это была игра армейской команды с военными моряками, не так ли? Вы хранили верность своей прежней команде, вы пошли ва-банк, и поставили на них все, что у вас было, но флот снова разгромил армию, верно? Вы несчастный олух, Мак-Вильямс. Бедный, несчастный олух.
Капитан глубоко вздохнул. Потом сказал:
— Я думаю, вы, сержант Диллард и капрал Миллер были заодно. Кто был вашим букмекером, этого нет в книжке Миллера? Это был Джекали Дженнингс в Колумбусе? Или кто-то из Финикса? Большой Майк Норрис? Ларри Санди? Вы знаете, эти парни не очень-то скрывают свои делишки, они дружат с шерифами по обе стороны реки. Так кто это был, сынок?
На мгновение на лице Мак-Вильямса мелькнула злость, когда он услышал это слово. Затем он покачал головой.
— Я думаю, что мне не следует ничего говорить. Согласно кодексу военного судопроизводства, я имею право на гражданского адвоката, и я попрошу мою семью обеспечить мне его. Эту-то помощь я могу принять от них.
— Это вы убили его, Мак-Вильямс? Скажите мне. Это сделали вы, или это был Диллард? Кто из вас убил Миллера?
— Я не собираюсь отвечать ни на какие вопросы, сэр.
— Диллард теперь мертв. Очень удобно, Мак-Вильямс. Вы можете свалить все на покойника. Догадываюсь, что ваш адвокат именно так и сделает, верно?
Он посмотрел вверх, осмотрел фуражку Мак-Вильямса со сверкающим орлом на гербе и отполированным кожаным козырьком. Трейну было интересно: что видел капитан? Он не мог догадаться. Кофлин сказал.
— Ладно, лейтенант. Доложите обо всем начальнику военной полиции и скажите ему, чтобы поместил вас под арест до завершения следствия.
Ник Трейн наблюдал, как лейтенант Мак-Вильямс козырнул и с молодцеватым видом зашагал прочь, словно прилежный солдатик.
— Где они взяли яд? — спросил капитан Кофлин. Он не обращался к кому-то определенному, но рядовые Трейн и Гирш услышали его.
— Наперстянка очень распространенное растение, — сказал Трейн. — В Джорджии она растет повсюду.
— И в Испании тоже, — поддержал его Гирш. — Знаете, я был там с Линкольнами
— Ладно, парни. А теперь топайте в казарму полировать свои ботинки.
