Курт Ауст

[Доктор Праути]

Курт Ауст

Курт Ауст– это псевдоним датчанина Курта Ёстергорда (Kurt Østergaard), учителя по образованию, а ныне писателя, работающего в жанре интеллектуально-исторического детектива.
Родился 6 декабря 1955 года в датской Икасте (Ikast), а с 1982 года живет в Хортене (Horten) в Норвегии.
Перепробовал самые разные профессии: например, работал садовником, ткачом на текстильной фабрике, первым секретарем статистического бюро, переводчиком.
Несколько лет провел в Африке и Азии.
Первую книгу издал в 1997 году: вместе со своей женой, художницей Кин Вессель (настоящее имя – Анн-Карин Вессель), и Лейфом Сальвесеном он издал серию комиксов о корабле рабов «Фреденсборге».

А в 1999 году вышел первый роман «Судный день», который можно назвать «параллелью» к книге Умберто Эко. Практически тот же сюжет: замкнутое пространство постоялого двора, отрезанная от мира снегопадом очень небольшая группа людей и Учитель и ученик, которые разгадывают тайну страшного преступления. Однако автор сумел по-своему обыграть сюжет, написав увлекательный роман на материале скандинавского средневековья. Первая треть книги, вводная ее часть, читается медленно и лишена особого движения, действие начинает завлекать и увлекать читателя со второй трети романа и полностью завораживает в третьей его части, когда идет собственно раскрытие преступления.
В 2001 году выходит продолжение – «Третья истина».
Вторая книга непосредственно «связана» с первой не только главными героями - профессором Томасом Бубергом и его секретарем, Петтером Хорттеном, от имени которого и ведется повествование, - но и с самим сюжетом. Поэтому перевод второй книги в отрыве от первой - совершенно бессмыслен, впрочем как и издание лишь одной из двух книг.
Верховный судья, друг и начальник Томаса, получают письмо от анонима, который просит прислать знающих и честных людей для расследования внешне самого обычного преступления в одном из норвежских поместий. Верховный судья отправляет туда Томаса и его секретаря, которые сталкиваются с массой непонятных вещей, мистикой, жестокостью, подлогами, подлостью и алхимией.
В результате им удается раскрыть преступление, но, оказывается, всегда существует несколько истин - у каждого человека она своя, и каждый стремится защитить свою точку зрения и доказать собственную правоту.
Таким образом, внешне обычный криминальный роман для вдумчивого читателя вполне может стать поводом для нравственных исканий и размышлений.
Существует ли истина, которая будет всеми признана действительно истинной?
На эти - многие другие вопросы - автор, к его чести, не дает ни конкретных вопросов, ни рекомендаций. Он просто рассказывает и размышляет, а ответы предоставляет искать читателю.
Вторая книга отличается от первой большим динамизмом и настоящим действием (или действом). В ней больше передвижений (и движений) и больше действующих лиц.
С другой стороны, при всем динамизме «Третьей истины» автор не изменил главному своему принципу: его главные герои - противники насилия и сами стараются «по минимуму» прибегать к нему. Расследование продвигается вперед не благодаря их «телодвижениям», а благодаря «клеточкам серого вещества в голове» - недаром западная критика сравнивала (весьма благосклонна) Томаса с Эркюлем Пуаро.
По-прежнему, как и в первой книге, в «Третьей истине» рассыпаны по тексту в великом множестве вкрапления из Библии, средневековых трактатов и Парацельса.

В 2003 году выходит третья книга о Томасе и Петтере «Дома» с подзаголовком «Второй после Бога», за который в 2004 году писатель получает престижную норвежскую премию Ривертона и скандинавскую премию «Хрустальный ключ».

В 2004 году вышла последняя на сегодняшний день книга о епископе и его секретаре – «Королевский ужас» с уже знакомым читателям подзаголовком: «Второй после Бога».

В 2006 году появился первый роман Ауста о современности – «Невидимое братство», который и был переведен на русский язык под названием «Код Ньютона».
Книга была издана также в Германии, Дании, Нидерландах, Испании, Франции и Южной Корее.
И в том же 2006 году Ауст написал свою первую книгу для детей «День настоящего хаоса» - идею ему подсказал сын (читайте об этом статью на норвежском «Kasper fikk hovedrollen i pappas første barnebok»).
В 2008 году появляется новый исторический детектив «Kaos og øyeblikkets renhet», название которого буквально можно перевести как «Хаос и чистота момента».
А в 2009 году, верный своему принципу писать «серийные» детективные истории, писатель выпускает продолжение «Невидимого братства».

Писатель неистощим на разные выдумки и совершенно неожиданные проекты. Так, вместе с учениками одной из гимназий он написал в 2008 году роман «Мистерия на заводе Карла Юхана», а затем провел мастер-класс для слепых (отделение в Вестфолде общества слепых Норвегии), объяснив, что всем было бы интересно прочитать детектив, написанный слепым писателем с «перспективами слепого».
Последний проект Ауста - словарь «Символы и демоны», который вышел в 2010 году.

Библиография | +

1997: Slaveskipet Fredensborg (cartoons, with Kin Wessel and Leif Salvesen)
Томас Буберг и Петтер Хорттен
1999: Vredens dag (Day of Wrath) - Судный День
2001: Den tredje sannhet (The Third Truth, crime novel) (Третья истина)
2003: Hjemsøkt (Afflicted, crime novel) (Дома. Второй после Бога) - Второй после Бога
2004: Kongefrykt (A King's Fear, crime novel) (Королевский ужас. Второй после бога)
Вне серий
2006: De usynlige brødre (The Invisible Brothers, crime novel) - Код Ньютона
2006: Kasper & Måns. Den store kaosdagen (Kasper & Måns. The Great Day of Chaos, children's book, with Kin Wessel)
2008: Kaos og øyeblikkets renhet (Chaos and the Purity of the Moment, crime novel) (Хаос и чистота момента)
2009: Hevnens alkymi (The Alchemy of Revenge)
2010: Symboler & demoner (Symbols and Demons)

Остается один вопрос. Почему после "Судного Дня" не издали вторую часть дилогии "Третья истина"? Издание детективных книг не поддается иногда никакой логике...

[Доктор Праути]

Судный день
Первое дело профессора Копенгагенского университета Томаса Буберга и его ученика Петтера Хорттена.

Современный "герметический детектив" с исторической тематикой. 1699 год. Датско-норвежская королевская уния в окружении враждебных Швеции и немецкого Гольштейн-Готторпского герцогства. В этих и других странах тогдашней Европы одновременно, так уж случилось, приходят к власти молодые короли. А что такое молодость? Воинственные амбиции, несдержанность, ветер в голове... Это исторический антураж. Теперь детективный.

Двое путников во время снежной бури, разыгравшейся в датской глухомани, вынуждены остановиться на постоялом дворе. Странный двор - захудалый деревянный трактир, а посуда серебряная. Странные гости - простой плотник со знанием судебного законотворчества; простой пастор с дорогущей Библией, нищенка-саами... Странный хозяин - читающий на хуторе катрены Нострадамуса в оригинале. Помните, как в детской считалочке? На златом—крыльце—сидели: Царь—царевич—король—королевич, Сапожник—портной. Кто ты—будешь—такой? ... Странная смерть - в оцепленном высоким забором и лютой непогодой пространстве постоялого двора найден замерзший труп французского дворянина, графа. На лице странные синяки, на груди едва заметная круглая ранка, укол, проникающее ранение легкого и сердца, нанесенное тонким острым предметом. Шило? Тоньше, гораздо тоньше. Вязальная спица? Спицы деревянные. Швейная игла? Маловата будет. Рыбная кость?..

Убийца среди нас, но кто он? - спрашивает помощник королевского прокурора, доктор философии Томас Буберг, окидывая горящим взором постояльцев.
Есть улики, есть следы на снегу, есть свидетельства. Однако в этом доме тысячи шепотов обитает много лжи. Что-то прогнило в людях. Много вопросов, но в свете развернувшегося перед Томасом богословского диспута о приближающемся конце света, Судном Дне, личность убийцы, как бы это сформулировать, становится вроде как не актуальной - так считают священник и трактирщик. Каждый из них приводит доказательства, весьма убедительные, что конец света наступит в 1699 году, до конца света осталось два дня. А раз скоро Судный День, то нужно молиться, а не зыркать по углам и высказывать глупые сомнения по бренным останкам.

Читал не отрываясь. Знаете, что такое дедукция по-саамски? "Разговоры с духами". С этого места я насторожился. Как часто в современных детективах занимательный рассказ заканчивается подлым крушением автора на позиции "как это всё произошло". Всё отлично, и герои, и характеры, и сюжет, и почерк... Как можно найти улику, зашитую, скажем, в рукав рубашки убитого? Обыск в комнате графа. Служанка щупает дорогую ткань, шелк, восхищается, и - оп! - пальцы натыкаются на неизвестное уплотнение... Замечательно, автору - браво и букет цветов! И таких эпизодов рассыпано, как алмазов в морозный день. Разве может читателя после этого настигнуть какое-то мелочное разочарование в конце? А меня настигло, накрыло целой штормовой волной...
Вся блистательная дедукция Буберга, логика и талантливая организация расследования столь скупыми средствами, находчивость и здравомыслие в обстоятельствах молчаливого саботажа, незабываемые бессонные ночи, но всегда "свежая" голова, великолепные диалоги с учеником, хитрые дозоры, трезвые и всеобъемлющие сентенции на протяжении этих незабываемых дней - всё, извините, было брошено в мусорную кучу перед алтарем вещих снов народностей Севера, перед верованиями саами, перед той самой "дедукцией" очаровательной нищенки, о который я уже говорил. Или я чего-то не понял... Ученый муж, знаменитый профессор, сдал декартову твердыню причинно-следственных связей в утиль и "успокоился", когда бродяжка специально легла спать, чтобы увидеть некую трансцендентальную картину. Нечто явилось и было предъявлено выбранному убийце как исток его преступления. Убийца - ах эти убийцы-странники с прогнозируемой реакцией! - открыл рот и признался за милую душу. И упрыгал в ночную пургу, на суд Божий...

А Томас? А что Томас? На все вопросы он не ответил. Для современных детективов это почти норма - уходить от всех вопросов. Буберг как-то блекло, но зато мудрёно, объяснил конец мытарствам, где-то побоку промелькнул абсурдный мотив, нет, всё-таки не мотив (мотив мощный, и предвестник мотива - редкий вид жестокости), а тот план, который убийца нелепо состряпал и который, еще большая нелепица, получил одобрение слепой судьбы. Для уточнения последних обстоятельств и белых пятен профессору и его помощнику невтерпеж было съехать со столь крепкого романтического хутора и отправиться по столицам, ведь Судный День не наступил. Или всё-таки наступил духовный, а для кого и физический, рубеж на этом странном постоялом дворе?

И когда вот так всё закончилось, перед мной встал вопрос: а понравилось ли мне лично всё прочитанное? Двойственное у меня впечатление, борюсь с собой. Побеждает "понравилось". Чтобы уж совсем определиться в симпатиях, нужно прочитать второй роман Ауста с этими ребятами, "Второй после Бога". Там что-то крутое и невероятное обещают... Мне кажется, в детективе за его успешность должен отвечать яркий финал. Можно строить различные красивые и умные композиции, но всё испортить слишком обобщенной философией "думайте сами", оставленной на потом. Было бы над чем думать!

[Доктор Фелл]

"Второй после Бога". Первый роман дилогии "Второй после Бога" и третий роман о приключениях профессора и королевского прокурора Томаса Буберга и его секретаря-биографа Петтера Хорттена.

О первом романе "Судный День" я уже на форуме писал. Второй, продолжение первого - "Третья истина" - у нас еще не издан. А вышел сразу третий. Что в наших реалиях дело привычное. Третий так третий. А третий оказался первым романом второй дилогии. Лихо... И четвертый "Королевский ужас" является продолжением выше означенного. Но когда я его прочитаю? - одному Богу известно...

К историческим детективам у меня отношение особое. Романы Карра не в счет, это скорее детективы, чем исторический роман. Мучения с "Имя Розы" задали задачку - крайне осторожно обходиться с подобными текстами и не очень-то обольщаться. Однако случился Ауст...

Второй после Бога, понятное дело, это папа римский. И вот папа, который был в Ватикане в достопамятный год 1703 от Р.Х., посылает в королевство Норвегия-Дания своего нунция с тайной миссией. О визите извещен молодой король наших суровых северных соседей. Нунция, посередине его земного странствия, сопровождает, нет, не Вергилий (нунцию еще пока рано путешествовать по аду), а уже известный нам Петтер Хорттен, молодой норвежец, лютеранин-теолог, ученик и друг королевского прокурора, профессора Копенгагенского университета, философа-агностика, мыслителя, медикуса, ученого и криминалиста Томаса Буберга. Миссия нунция Микеланджело деи Конти, как я уже сказал, проходит инкогнито. По легенде он - итальянский купец. Ездит по городам и весям, изучает конъюнктуру. На корабле, который причалил к берегам Ослофьорда, компанию Конти и Хорттену составили молодой аристократ-юнкер с острой шпагой, слуга юнкера и девушка непонятного роду и звания. Главное, девушка - красивая и общительная. Вот сейчас я очертил круг подозреваемых, круг людей, из которых позже определился убийца. Круг весьма узкий.

Кого же убивал этот таинственный убийца и зачем? А убил, душегуб, двух человек: обедневшего арендатора и городского богача. Отравил аккурат после тайных ночных визитов, которые нанес жертвам высокий римский гость. Казалось бы - какая связь между человеком, который ни разу в жизни не был в Норвегии и ее простыми гражданами, подданными короля? Хорттен, являясь по статусу в этой поездке не столько секретарем, сколько телохранителем нунция, становится свидетелем первого убийства. Конти что-то выливает из пузырька в стакан арендатора в его каморке, когда тот вышел из комнаты. Утром тело отравленного осматривает городский судья Фредрикстадта. Ему помогает Петтер. В отсутствие бессменного спутника и собеседника, Буберга, Петтер, вооруженный навыками и повадками учителя, изучает место преступления, положение трупа, наличие улик. Что говорит ему сухой язык фактов? И вот блеснула маленькая победа дедуктивного метода - молодой Хорттен (почему-то мне все время хочется обозвать Хорттена Хоторном), правая рука профессора, рассуждает - почему человек не мог умереть в своем доме одетым в присутствии убийцы... Несомненно эти слова Хорттен адресовал судье, который, естественно, ничего не слышал о подходах Декарта к такого рода проблемам. Петтер начинает видеть в посланнике папы посланника дьявола...

Ауст много и охотно украшает свой роман этнографическим пейзажем. Труднопроизносимые названия всех этих островков и деревушек, слава Богу, я легко забывал. То же самое - имена второстепенных персонажей... Кстати, а почему убили именно второстепенных героев, ведь цель убийцы была куда более далеко идущая? Исторический фон на этот раз был слабоват, зато усилилась линия прошлого. Ведь и этот, и первый, да, наверное, и второй - все романы - построены композиционно как непрерывная цепь воспоминаний постаревшего и одинокого Хорттена. Он пишет книгу. Но с ужасом понимает, что книга его жизни никому не нужна. За окнами временных пристанищ, на которые была щедра его долгая жизнь - равнодушный смех молодых слуг. К его труду относятся снисходительно. Молодости не нужны воспоминания старых безумцев. Петтер, будучи в преклонном возрасте, испытывает перманентные приливы тоски и щемящее чувство вины. Больше всего он опечален смертью матери и не помнит, как она умерла. В снах он пытается найти утешение и ответ на свои мучительные вопросы. Обстоятельства смерти матери проясняются. Но чувство вины от этого лишь усиливается. Тут еще наложились особенности организма Хорттена - в решающие моменты он постоянно теряет сознание. Только подберется к убийце, только прислушается к странным звукам - тут же в обморок. Все равно что пытаться бежать во сне: близок локоток, да не укусишь. Или его ночные кошмары. Ауст все-таки немножко по-хорошему садист - не делает отсечку по времени, читатель в замешательстве - это еще длится сон или уже наступила явь? Стилистически выглядит это как кощунство - нужно было разделить линии "старого" и "молодого" Хорттена. Разделить и... угодить в ловушку современной схематичности. В данном контексте - мистическом, парадоксальном, разоблачающем, полузавуалированном-полудезавуированном, всё же, думается, это сильный литературный ход. Это художественный язык! Норвежские саги и прочие традиции Гамсуна и Бьерке...

Книга не совсем детектив. Да, есть параллели, есть присутствие веяний и следов классического расследования. Блестящие островки дедукции. Фьорды анализа и шхеры логики - но как же они рассеяны и разбросаны по роману! Нет цельности картины. Спишь-спишь - и вдруг! - судебное заседание, где в последнюю минуту появляется Томас, словно ангел-хранитель. И ложь во спасение - почти адвокатская поза! Последние страницы романа. Признавшийся в убийствах установил себя сам, написал, Боже мой, обращение миру и граду, где адекватно сообщает: почему и за что. К чести Ауста, текст письма не приводится. А после этого акта взявший на себя вину совершил такое количество авантюр, что Д. Ф. Купер отдыхает... Ауст прекрасный мастер-мотиватор, в смысле умерщвления "свои" награждает такими мотивами, которые подкреплены сугубо исторической закономерностью. Мотивы с гербовой печатью и цензом "проверено временем", можно сказать. Времена не выбирают, в них живут и умирают. Вот у еще одного автора исторических детективов, Дэвида Лисса, есть роман, не исторический, правда, "Этичный убийца". И в самом деле - этично или не этично, тогда, в XVIII веке? Это у них, в Турции, не церемонятся. Но в Турции тепло, а в Норвегии? А в Норвегии холодно. Забегая вперед, скажу: в последнем абзаце моего поста станет ясно, почему я избегаю слово "убийца", а пишу - "признавшийся"...

Мотивы убийств в исторических детективах, мягко говоря, отличаются от мотивов таких же злодеяний в классическом детективе. Религиозная нетерпимость, фанатики, кровная месть, резня, геноцид, тайные общества, политические интриги, борьба за престолы, шпионаж, благородные убийцы, благородные убийства во имя благих целей, жертвы, которые оправдывают цели. Ах, какой очаровательный рассадник... И читатель исторического детектива должен быть готовым к разочарованию. В первом романе Ауста я был не готов. А во втором - готов. Ауст - не выписывает детектив, не куражится, не слепит зрителя мельницами из улик и таинственных находок, игра с загадками у него, в основном, заканчивается на не слишком обещающем этапе "как могло быть совершено убийство". Игра начинается с яркой дедуктивной производной и затухает как в реальной жизни - всему Бог судья, типа "будь что будет". Ауст в центр исторической и псевдодетективной канвы ставит слабого человека, вернее, человека со слабостями и некоторыми способностями, выделяющими его из общей серой массы. Это я о Томасе Буберге - яром антиклерикале. В этом романе его личность наиболее развернулась к читателю. Он не верит в Бога, святое причастие и крещение. Спорит с отцами церкви, высмеивает таинства. Он верит в логику, разум, опыт и в органы чувств, но знает - у всего есть границы, человеческие способности не беспредельны. У него есть великолепный дар - видеть то, что не видят другие. У него есть микроскопикус - замечательный прибор, которым можно положить на лопатки любого скептика и открыть доселе неподвластные горизонты. Почему же он, крепкий материалист и саркастический логик, потерпел крах с вполне материальным убийцей? Почему остановился на полпути и не стал биться над шифровками, которые нашли у убитых? А "богобоязненный" идеалист Петтер не отступился и решил загадку. Не потому ли, что Ауст увел утилитарного Буберга на задний план, это чувствовалось на протяжении всего романа, а его ученика наделил божественным откровением. Упорством камня и хищным глазомером плотника. Прошу взять на заметку будущих читателей: плотник - ключевая профессия не только в Евангелии, но и в этой книге.

Хорттен, сидя за рукописью, с любовью вспоминает, как он срисовал, себе на память, микроскоп Томаса. Где же этот рисунок? - спрашивает себя старый Петтер. Внимание - сейчас будет божественное! И когда рисунок отыскался в одной из книг, когда морщинистые руки погладили этот пожелтевший клочок бумаги, на Хорттена нахлынули теплые волны воспоминаний. И он закончил свою трудную повесть. Если вы хоть раз в жизни рисовали микроскоп - знайте, жизнь прожита не зря! И я, ваш покорный слуга, тут же вспомнил, что когда-то я ведь тоже рисовал микроскоп. По просьбе своей любимой жены, в годы ее ученичества. Хороший получился прибор, объемный, со светотенью, всё как положено. Если писатель находит отклик в душе читателя такими трогательными мелочами, значит, книгу он написал правильную - не устаю это повторять.

Самое интригующее я, безусловно, оставил на конец. Результат расшифровки кожаных лоскутков, которые наводили скуку на Томаса. Он-то думал, что в известной пещере всё и закончилось. Томас, конечно, шикарно объяснил второстепенное - почему убили второстепенных. Почему их убийца не покусился на главное. С исторической точки зрения это называется - объяснил текущий момент. Криминологический ответ на немую сцену, случившуюся с нашими героями в самом конце романа, видимо, следует искать в продолжении "Второго после Бога". В романе "Королевский ужас". Там уже само название говорит за себя - это от меня вам подсказка. Приятного чтения! Всех романов Ауста.

[Доктор Фелл]

Курт Ауст “Судный день”
(начало)

Вдруг возник ветер ураганной силы и сильный порывистый звук.
Мэри Катрин Бакстер "Божественное откровение об аде"

Переступив границу зрелых лет,
Я в темный лес забрел и заблудился.
И понял, что назад дороги нет…
Данте “Божественная комедия”

Преддверие
Тьма. Непроглядная Тьма. Она, казалось, заполнила весь мир. Ни малейшего проблеска огонька.. Небо закрыто серо- черными быстро несущими тучами. Кроны деревьев гнутся до самой земли под ураганными порывами ветра. Души грешников вырвались из ада и зловеще воют, душераздирающе стонут и швыряются в полнейшей безысходности горстями снега нам в лицо. А там, в темноте, скрытый от глаз, их поводырь, для которого тьма привычна, и который выглядит сгустком чернее черного на фоне тьмы- Дьявол.. От холода лицо давно онемело. Холод застыл в костях мучительной ноющей болью. Страх все сильнее сжимает сердце костлявой рукой, постепенно переходя в ужас перед грядущей неминуемой мучительной смертью. Остаться погребенным под саваном снега до весны, но и потом не будет нам покоя... Хищные звери разорвут наши тела и растащат по всему огромному лесу. Не будет нам успокоения. Судный день настает! Мы во тьме, сами того не зная, вступили в преисподнюю. Если и не в преисподнюю, то в его преддверие.
Мы вступили в воспоминания старого больного человека, для которого несколько дней далекой- далекой молодости, проведенных в занесенной снегом таверне, по прошествии стольких лет вспоминаются Адом. Ад, в который они пришли добровольно, по собственной воле, спасаясь от неминуемой смерти. Выбора не было: смерть или борьба с исчадием ада Несколько дней страха и ожидания смерти под какофонию вьюги. Чьей смерти? Своей? Чужой? Снег, смятенный с лица убитого лже графа, холодное, твердое, серовато- белое, как камень напоминание нам об ожидавшей нас участи.. Вот что мы встретили в таверне. Не тепло, разливающееся по телу от горячей похлебки, а лицо- камень, в ночных кошмара переходящее в изъеденное щелочью женское лицо, на котором при жизни были прекрасные ямочки на щеках, закутанную в саван белоснежных простыней, на которых она познакомила меня с искусством любви. Что это, как не реминисценция на “Отелло” Шекспира? Там тоже смерть на свадебных белоснежных простынях. Противопоставление Черного и Белого. Но если у Шекспира черный от ревности мавр в прямом и переносном смысле и белоснежная невинность Дездемоны, то здесь все наоборот: белая невинность соблазненного и чернота искушенной совратительницы. “Мария приоткрыла рот, и между ее розовыми губами, блестящими и слегка припухлыми, я заметил темные гнилые зубы...я словно увидел дьявола, выглядывающего из-за плеча самого Христа!” Противопоставление белого и черного начинается с бури в лесу: белый снег под ногами и над ним висящая, довлеющая тьма, как символ Дьявола. Таверна- маленький кусочек человеческого бытия, не встающего покорно на колени в ожидании смерти, и продолжающегося бороться за право жить.

[pifir]

Курт Ауст "Судный день"
Двуликий Янус. (окончание)

Боюсь души моей двуликой
И осторожно хороню
Свой образ дьявольский и дикий
В сию священную броню.
В своей молитве суеверной
Ищу защиты у Христа,
Но из-под маски лицемерной
Смеются лживые уста.
“Люблю высокие соборы” Блок А.А.

Рассмотрим материальный, вещественный образ,часто появляющийся в романе-книгу. Книга перетекает с места на место, меняя свое лицо и местоположение.
Книга вещественно представлена в виде библии, источника сакральных знаний, не подлежащих пересмотру и генерации новых идей, и книги Рене Декарта, как результат развития творческой мысли, как повод к новому действию, поэтому книга обеспечивает вечное движение, бессмертие.
Средневековый мир жил под знаком высшей целостности, которое обеспечивало Библия. Единство божественно, разделение исходит от диавола, от ереси. В области мысли это привело к анализу и созданию новых текстов. Священник воплощает дух догмы, Томас Буберг – дух анализа, борца за творческий мир, открытым свободе суждений.
Книга образует одностороннюю связь с читающим ее. Характер этой связи зависит от текста книги и способности воспринимать данный текст читателем.
Смерть является точкой отсчета, с которой начинается противостояние двух сил, противоборство жизни и смерти, и начинается оно с восприятия содержания книги и является ли принятие или неприятие "смерти" базовым фундаментом человека.
Книга- это начало. Начало расследования, начало борьбы против стремления превращать живое в мертвое, начало созидательного пути, в нашем случае, процесс создания системы расследования. Книга- это конец. Прекращение борьбы, смирение, желание и возможность оправдать свое нравственное падение догмами книги, данной верующим самим Создателем.
Книга- Двуликий бог Янус: с одной стороны маска смерти, с другой- маска жизни. Маска жизни- дверь, открывающая проход вверх, в небеса обетованные, но не в поисках Бога, а в поисках истины, озарения, вдохновения. Маска смерти- дверь, открывающая проход вниз, в ад, в инфернальное царство смерти, соприкоснувшись с которым сам становишься носителем смерти. Использовать Библию как орудие смерти, значить сделать своим соучастником злодеяния Бога.
Название книги “Судный день”- деление не на праведных и неправедных. Как говорит профессор: "Нет абсолютно безгрешных людей", а по принципу восприятия Книги как культурного наследия, через которую открывается путь практического познания, ведущего к знанию природы и ее свойств,
восприятия в действительности того, что выходит за рамки привычного, изученного, осознанного, как сделал Буберг, поверив в сон Бигги. Братья Стругацкие выдвинули такой принцип деления в восприятии действительности в повести “Отель у “Погибшего альпиниста”.
Автор прекрасно показал путь профессора Буберга к отрицанию Бога:
Евангелие от Иоанна:гл.1.
В начале всего было Слово, и Слово было с Богом, и Само Оно было Бог.
Затем следует первое евангелие от Буберга:
“В начале было число, и Число было у Бога, и Число было Один. Единственный Бог”.
И окончательное евангелие от Буберга:
“В начале было Число, и Число было Ноль”
Читая роман, выдвинул метод определения убийцы в изолированном пространстве с ограниченным числом действующих лиц, так называемых “Убийств в загородном доме”. Это возможно по поведенческому принципу: не “убийцы”- сопричастность происходящему, установление личностных отношений хотя бы с одним человеком. “Убийца”- отгороженность от происходящего, разрыв всех предшествующих связей, которые имелись до совершения убийства с кем- то из действующих лиц, отсутствия установления личностных отношений с незнакомыми людьми.
Рекомендую “Судный день” для чтения.

[Доктор Фелл]

Все больше и больше начинает тянуть прочитать.
В исторических детективах есть своя изюминка. Я писал отзыв на, в некотором роде, исторический детектив Мария Фагиаш "Лейтенант его судья". Очень понравилось. А сейчас с удовольствием читаю "Сестры-близнецы".