Поскольку все, кто хотел, наверное уже прочитали весь цикл Шкворецкого, я хочу привести рецензию, написанную примерно во времена выхода этой книги. Я разделяю мнение автора.
Нарушение заповедей Йозефом Шкворецким: Прегрешения против отца Нокса Жил в Англии с 1888 по 1957 некий человек, иногда пописывающей романы, но основное время полностью отдающий себя службе в качестве англиканского священника (позже перешедшего в католицизм), с замечательным именем Рональд Арбатнот Нокс, который сформулировал 10 издевательских заповедей о том, что не допустимо в детективном романе.
С момента обнародования рукописи этого замечательного кодекса прошло шестьдесят лет, и сомнительно, что кто-либо из сегодняшних писателей, описывающих преступления, хоть когда-либо обращал на них хоть малейшее внимание или даже вообще слышал о них. И вот является Йозеф Шкворецкий, выходец из Чехословакии, который поставил себе задачу методично поломать каждую из заповедей отца Нокса. Результаты, я с сожалением констатирую, оказались ужасными.
Вдохновение сподвинуло Шкворецкого написать 10 рассказов, в каждом из которых нарушено одно из правил священника, как следует из названия книги: «Прегрешения против отца Нокса». Во всем этом достаточно очевидно тщеславие, но получившийся эффект настолько дутый и натянутый, что при чтении рассказов на ум снова и снова приходит вопрос, беспокоивший покойного Эдмунда Уилсона: «А кого, к чертям, вообще заботит, кто убил Роджера Акройда?»
Шкворецкий сейчас живет в Канаде и пишет на родном чешском. Он написал семь романов и две научные работы по литературы, — весьма респектабельное собрание произведений, — поэтому кажется естественным упомянуть, что переводчик его рассказов — Кася Полацкова-Хенли. При раздаче похвал или критики справедливость требует, чтобы переводчики получили свою долю.
Сквозным персонажем, который помогает нарушать все правила отца Нокса в рассказах, является Ева Адамова, дерзкая распутница и исполнительница блюзов в ночном клубе в Праге, которую приключения заводят в Швецию, Париж, Нью-Йорк, Беркли, Италию и, наконец, назад в Прагу. Она обладает врождённым и чрезвычайно сильным логическим умом, а также необычайной наблюдательностью. И она использует как ум, так и глаза, чтобы раскрывать различные преступления, включая убийство, ставящие в тупик местную полицию, которая никогда не может угнаться за героиней с симпатичным библейским именем.
Таким образом, то, что мы имеем, является по существу стандартной британской формулой, в которой имеется одаренный любитель, помогающий в расследовании местным неуклюжим полицейским силам. Но в каждой истории Шкворецкий останавливает повествование, чтобы поместить в рамку замечание, которое, в одном из рассказов, выглядит, например, так:
«Теперь у вас есть все необходимое, чтобы понять, как было совершено убийство, если не кем, и, конечно же, грех против отца Нокса более или менее очевиден. Но никаких предположений!»
Только читатели с железной волей воздержатся от чтения до последней страницы рассказа, чтобы узнать, кто же все сделал. А что касается всех тех железных правил против отца Нокса, — довольно веселого человека, — которые так жестоко нарушил Шкворецкий, то вкратце они звучат так:
1. Преступник должен быть упомянут вначале.
2. Никакой сверхъестественной чепухи.
3. Только один тайный ход.
4. Никаких неизвестных ядов или долгих научных разъяснений.
5. Никаких китайцев.
6. Никакой блестящей интуиция или удивительных случаев.
7. Детектив никогда не может быть преступником.
8. Никакие подсказки не утаиваются от читателя.
9. Туповатый друг детектива не имеет права скрывать своих мыслей и при этом не может быть намного глупее детектива.
10. Никаких близнецов или двойников.
Хотя Шкворецкий не ставит дат, все его 10 историй, похоже, происходят или в конце 60-ых или в начале 70-ых. Это следует из ссылок на Уэзерменов, которые еще не ушли в подполье, и также на мини-юбки, как та, которую неизменно носит Ева Адам.
Но если бы не эти подсказки и периодические ссылки на ситуацию в Чехословакии, рассказы могли бы происходить в 30-ые и 40-ые годы. Описания секса сильно приглажены. Диалоги почти литературны, разве только немного жеманны, а сленг довольно устарелый. Я подозреваю, что Шкворецкий страдал в острой форме синдромом Хэммета-Сендлера-МакКоя, который был дополнительно осложнен некоторым переутомлением от миазм Кристи, — смертельная комбинация.
Вот экземпляр синдрома Х-С-М: «Девушка вынула пачку сигарет из своей расшитой блёстками сумочки, украсила лицо одной из них и, поколебавшись, предложила сигареты джентльмену, которого собирались убить: — Желаете ещё один гвоздик в крышку гроба?»
А это пример миазмов Кристи:
Спойлер:
хоть и не подсказка, но спрячу
(4|x| + 2|y|–4) (||y|–1| + |y|–1 + |x|)
Эта формула не только основная улика рассказа, но она сопровождается еще одним набором авторских мыслей в рамке, который начинается так: «И теперь вы знаете, кто похитил
Спойлер:
кое-кого
Энн Брэдстрит
… или, по крайней мере, вы знаете, какая заповедь была нарушена.»
Я не уверен, как Шкворецкий действительно ожидает, что его читатели будут реагировать на все «приятной дрожью от шока, сопровождаемой удушьем восхищения»? То, что испытал лично я, было приступом скуки, вероятно потому, что я надеялся, что его упражнения по нарушению правил будут и захватывающими, и понятными. Вместо этого я нашел их утомительными и заумными.
И это жаль, потому что в историях крепкая и даже завидная основа: красивая и сексуальная чешская блюзовая певица раскрывает преступления, которые не может раскрыть полиция нескольких стран. Но Шкворецкий перегрузил эту основу громоздкими ухищрениями — желанием нарушить эксцентричные правила отца Нокса — и эти ухищрения в конце концов обрушивают основу.
И этого также жаль, потому что для читателя и автора детективов существуют гораздо более приятные вещи, чем выворачивание наизнанку какого-нибудь утверждения. Отцу Ноксу, возможно, следовало дописать еще одну дополнительную заповедь, 11-ую, которая могла бы звучать так: «Если вы уверены, что это вам сойдёт с рук, игнорируйте остальные 10 заповедей».