ДУЭЛЬ ТЕНЕЙ 「DUEL OF SHADOWS」 ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ: ‘Pearson’s Magazine’, Apr 1934 РАССЛЕДОВАТЕЛЬ 「INVESTIGATOR」: Барнабас Хилдрет 「Barnabas Hildreth」 НЕВОЗМОЖНОСТЬ: Ранение пулей 200-летней давности в комнате, в которой жертва была одна. Переведено по изданию: ‘The Mammoth Book of Perfect Crimes and Impossible Mysteries’, 2006 Перевод: В. Краснов ▣ Редактор−корректор: О. Белозовская © ‘Клуб Любителей Детектива’, 04 мая 2014 г. |
В вычислениях необходимо сделать допущение, учитывающее григорианскую поправку, которая была внесена в календарь в 1752 году.
Выстрел из дуэльного пистолета произвёл достопочтенный энсин
Найджел Коффард находился в парке поместья Рэйвеншем в Дербишире. Он нажал на курок пистолета ровно в 8 часов ясным утром 2 августа 1710 года.
Генри Уэстмакот сидел у камина в своей гостиной на Беттингтон Авеню в Торнтон Хит, когда пуля Коффарда поразила его, угодив в правое плечо. В этот мрачный и дождливый вечер 23 октября прошлого года Уэстмакот собирался послушать по радио-трансляцию концерта из Куинс-холла
Таким образом, второй момент времени был определён наиболее точно.
На протяжении всего этого дня миссис Уэстмакот беспокоилась за их маленького сына Брайана, у которого поднялась небольшая температура. Поэтому, едва закончился ужин, она поспешила подняться в детскую. Но, как это бывает у маленьких детей, организм Брайана умудрился сам справиться с недугом. Малыш безмятежно спал. За исключением лёгкого румянца на щеках и вспотевшей головки, в остальном всё у него было нормально.
Памела Уэстмакот улыбнулась и поправила сбившуюся постель в кроватке сына.
Выстрел, стон и звук падения каминных приборов — всё это прозвучало одновременно. Миссис Уэстмакот также механически отметила про себя, что из кухни донёсся звон разбитого фарфора, и что начальные аккорды выступления симфонического оркестра были заглушены стуком от падения чего-то тяжёлого. Потом внезапно наступила тишина.
Миссис Уэстмакот бросилась вниз по лестнице и столкнулась со служанкой, которая почти так же быстро выбежала из своей комнаты.
— О-о, мэм! Ч-что, во имя в-всех святых, п-произошло?
— Тише, Бидди, оставайтесь здесь! Я… я сама войду и посмотрю, в чём дело.
Уэстмакот стоял на коленях и осторожно ощупывал своё правое плечо.
— Генри! Генри, дорогой! — Памела Уэстмакот склонилась над мужем. — Что случилось?
Тут она увидела его окровавленное плечо.
— Ох, бедный мой дружок!.. Бидди, звони доктору Смитерсу и в полицию. Скажи им, чтобы поспешили. Скажи, что это очень серьёзно: в мистера Уэстмакота стреляли!
Когда прибыли врач и полиция, Уэстмакот уже добрался до кровати. Он был в полном сознании и спокоен, несмотря на мучительную боль. Его жена оказала ему первую помощь, чем вызвала у доктора Смитерса явное восхищение: ей удалось остановить кровотечение.
Смитерс одобрительно улыбнулся ей и достал шприц, в который набрал раствор опиата
— Вы благоразумная женщина, миссис Уэстмакот! Вы всё сделали правильно… Что? Опасно? О нет, вовсе нет! Здесь перелом лопатки, и выбит маленький осколок головки плечевой кости. Это, конечно, очень больно, но не смертельно.
Смитерс взял её за руку и мягко, но настойчиво подтолкнул к двери.
— А теперь идите и оставьте вашего муженька на моё попечение. Пойдите вниз и удовлетворите любопытство тех чрезвычайно нетерпеливых полицейских. И, самое главное, не волнуйтесь.
Прежде чем вернуться в гостиную, Памела Уэстмакот сходила в детскую проведать Брайана. Мальчик благополучно проспал всю суету.
Полиция же, естественно, проявляла нетерпение. Вся мощь их перекрёстного допроса обрушилась на бедную Бидди. После того как её отпустили, она скрылась на кухне, чтобы среди тарелок и кастрюль дать волю слезам.
Миссис Уэстмакот, напротив, не теряла самообладания. Она рассказала полиции всё, что знала. И, в основном, из-за того, что её рассказ практически совпадал со словами Бидди, полицейские становились всё более и более озадаченными…
— Но, миссис Уэстмакот, вы абсолютно уверены в том, что никто не вышел из этой комнаты, пока вы спускались по лестнице? Или не выскользнул через переднюю дверь так, что вы этого не видели?
— Ах, Боже мой, сколько раз вам ещё повторять? Нет! — она с усталым видом провела рукой по лбу. — Кто же мог это сделать?
— Тот, кто выстрелил, — проворчал инспектор Ормесбай. — Однако не найдено никакого оружия. Окна надёжно закрыты. Стекла в них не разбиты. Очевидно, что в вашего мужа не мог стрелять кто-то, находившийся снаружи в саду. И вряд ли он стрелял в себя сам, — инспектор кивнул головой в сторону радиоприёмника, который тоже был повреждён пулей. — Расположение его раны и последующая траектория пули говорят об этом… В него явно кто-то стрелял. Но вот кто?
Тем временем полицейский в штатском закончил осмотр повреждённого радиоприёмника. Он обвёл карандашом тусклый кусочек свинца, который застрял в стенке приёмника, выполненной из семислойной фанеры, и теперь наполовину торчал оттуда. Пуля ударила в непосредственной близости от радиолампы, и этого воздействия оказалось достаточно, чтобы оборвалась нить накала, и радиоприём прекратился.
Закончив с приемником, он присоединился к опросу. Тон его голоса был не такой официально-подозрительный, как у инспектора Ормесбая. Но говорил он, тем не менее, достаточно сурово:
— Вы сообщили нам, что передняя дверь была заперта на ночь. Я правильно понял?
— Да, правильно.
— Я заметил, что на внутренней стороне двери есть небольшой медный засов. А в дверь врезаны большой основной замок и ‘йельская’защёлка
— Нет. Ключ в большом замке не был повёрнут, но засов был закрыт. Естественно, и защёлка тоже была закрыта.
— Вы должны были открыть их, чтобы впустить нас?
— Конечно.
— А разве не ваша служанка должна была открыть дверь? Почему это сделали вы?
— Почему бы и нет? Особенно в такой… в такой ситуации. По сути, Бидди была совершенно растерянной… толку от неё никакого не было.
Человек в штатском наблюдал за миссис Уэстмакот сквозь полуприкрытые веки.
— Ещё, как вы помните, вы сообщили нам, что сбежали вниз по лестнице очень быстро и столкнулись внизу с этой… Бриджит О`Хара. А она только что выбежала из кухни, так?
— Совершенно верно. Когда прозвучал выстрел, Бидди уронила тарелку или что-то другое. Потом она кинулась сюда. Мы… мы вбежали в комнату, как две сумасшедшие.
— И никто не вышел в дверь, — казалось, что человек в штатском размышляет вслух. — Никто, как вы говорите, не прошмыгнул вверх по лестнице мимо вас. Никто не мог убежать через кухню, и никто не мог ускользнуть отсюда через столовую или спрятаться в гардеробной под лестницей так, чтобы вы или ваша служанка не увидели их... Хм-м-м! — он замолчал и, не обращая внимания на миссис Уэстмакот, улыбнулся инспектору Ормесбаю. — И нет никакого оружия, — пробормотал он. — Продолжайте здесь, инспектор. А я должен, как мне кажется, ещё раз побеседовать с глазу на глаз с нашей верной Бриджит — исключительно умной и верной Бриджит. Бьюсь об заклад, она — просто сокровище в качестве служанки.
Памела Уэстмакот вздрогнула, словно перед ней внезапно появилась змея. Она проводила глазами этого враждебно настроенного человека из Д. У. Р.
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Теперь позвольте пропустить некоторые события и сразу перейти к поразительному случаю, произошедшему со штатным полицейским фотографом по фамилии Когхилл.
Добродушный молодой человек Эгберт Когхилл слыл необычайно терпеливым, дотошным и очень способным специалистом. Он прибыл в дом Уэстмакотов на следующий день и, действуя в соответствии с инструкциями полицейских, сделал фотоснимки гостиной, а также — особо тщательно — повреждённого пулей радиоприёмника.
Мистер Когхилл был весьма удовлетворён тем, что он увидел. Много света, как искусственного, так и естественного через окна; много пространства и удивительные контрасты между тёмной мебелью и бледными матовыми стенами.
Весело насвистывая, он ходил по гостиной, как у себя дома. Он выложил на стол большую фотокамеру. Чёрный кожаный чехол, в котором лежали фотопластинки в деревянных футлярах, он положил перед радиоприёмником. По-прежнему тихо насвистывая, он оглядывался по сторонам, делая пометки в блокноте и выбирая объекты и углы съёмки.
После этого он установил камеру и закрепил на объективе светофильтр, специально разработанный им для того, чтобы получать фотографии необходимого качества и с максимальным разрешением, которое удовлетворяло бы его профессиональным требованиям.
Он использовал выдержки разной длительности. Он сфотографировал дверь, окна, окровавленный ковёр, камин и кресло, в котором сидел Уэстмакот, когда был ранен. После этого Когхилл сосредоточился на более важной работе. Он отодвинул чехол с фотопластинками от радиоприёмника и навёл объектив на застрявшую пулю и звездообразные трещинки вокруг неё. Он потратил на съёмки пули последние четыре фотопластины.
Когда Когхилл обработал фотоматериалы, он был поражён и встревожен. На каждом, ещё сыром негативе на реально снятые объекты накладывалось что-то ещё — крошечные изображения, напоминающие планету Сатурн, как она видна в телескоп. Это были какие-то кольцевые структуры, происхождение которых казалось сверхъестественным, будто на фотопластинки воздействовали чем-то, вызвавшим появление фотографического ореола. Никогда раньше мистер Эгберт Когхилл не сталкивался ни с чем подобным.
В дополнение к этому непонятному явлению, все четыре фотографии радиоприёмника оказались совершенно бесполезны. Именно они должны были стать кульминацией фотосъёмки Когхилла, однако на них не только появились всё те же крошечные сияющие ‘планетки’, но и, вдобавок, то место, где должно было быть изображение пули, получилось совершенно туманным. Радиоприёмник был достаточно чётким, и только та область, где Когхилл ожидал увидеть кусочек свинца, была с дефектом.
Мистер Когхилл вооружился другой камерой и новым комплектом фотопластинок. Он вернулся в гостиную Уэстмакотов, продублировал все свои действия и снова проявил негативы.
Ни на одном негативе из второй группы не было сатурноподобных колец. В то же время ни одна из семи пластин, на которые он вторично сфотографировал переднюю стенку радиоприёмника, не отличалась от предыдущих четырёх. На них не было светящихся колец, но туманные пятна были на том же месте — там, где стенка была пробита. И никаких признаков пули.
Мистер Эгберт Когхилл сделал множество отпечатков со всех этих негативов. Вместе со своими записями и фотопластинками он передал снимки полицейским. После этого он пошёл домой и вдрызг напился.
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Эти фотографии довольно быстро попали в Скотленд-Ярд, а оттуда в Департамент внутренних дел к Барнабасу Хилдрету. Он изучал их и ломал над ними голову до тех пор, пока фотографии, как он впоследствии сказал мне, едва не свели его в могилу. Раздражённый этим и совершенно сбитый с толку, Барнабас решил наведаться в Торнтон Хит и побеседовать с Уэстмакотами.
Пострадавший Генри не смог рассказать ничего определённого. Сначала он читал, а потом отложил вечернюю газету в сторону, чтобы послушать радиопередачу. Откинувшись в кресле и сняв пенсне, чтобы протереть глаза, он услышал странное сильное шипение, как будто из проколотой шины выходил воздух. Затем он услышал грохот и почувствовал сильный удар в плечо. Следующее, что помнил Генри, — это как он корчился от боли на полу.
Он отверг идею, что кто-то мог находиться в комнате, а он об этом ничего не знал. А что касается теории полиции о том, что в него стреляла жена, которая была в сговоре с Бриджит О`Хара, чтобы обеспечить себе потом неоспоримое алиби, — он посчитал это абсолютно смехотворным и оскорбительным для своей семьи. Когда же он понял, что Хилдрет согласен с ним в том, что следует прекратить полицейское преследование его супруги, Уэстмакот успокоился. Он стал настолько любезен, что Хилдрет был тронут этим и даже принял приглашение хозяина остаться на чай.
Вот так и случилось, что грозный офицер Государственной Службы разведки и маленький Брайан Уэстмакот стали друзьями. Хилдрета это очень позабавило.
— От этого паренька не было никакого спасения, Ингрэм. Он сильный для своего возраста и очень умный, чертёнок! Не успел я закончить осмотр гостиной, как он потащил меня строить то, что он назвал ‘самым настоящим королевским дворцом’, — из деревянных деталей; я никогда раньше не видел, чтобы ребёнок играл с такими деревянными предметами. У него была большая коробка, полная распиленных ножек и поперечин от стульев, — это были ‘колонны’ для его дворца. В этой же коробке лежали десятки миниатюрных арок и много чего ещё. Всё это было вырезано из красного дерева, дуба, ореха, вяза. Маленькие брусочки, рейки, уголки — то, что первоначально было деталями какой-то мебели. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что прошло уже много-много лет с тех пор, как они покинули цеха таких мастеров, как Хепплуайт
В моей голове словно прозвенел какой-то звоночек.
— Ого! И откуда они у него взялись?
— Из дровяного сарая его отца, — Хилдрет усмехнулся. — Я осмотрел сарай. Там ещё много подобных штучек. Видишь ли, у Уэстмакота есть брат, который занимается торговлей антикварной мебелью: реставрирует её и продаёт. Уэстмакот получает отходы производства из мастерских своего родственника. Вероятно, какие-то обрезки он добавляет к коллекции деталей Брайана. Остальное сжигает.
— Пока я был в гостиной, дружище, — продолжал Хилдрет, сменив тему разговора, — я выковырял пулю из радиоприёмника и измерил кронциркулем её калибр. Определённо, это пистолетная пуля. Но откуда, во имя Господа, она там взялась? И кто отлил её? И когда?
— Кто отлил её? — переспросил я. — А что, разве это не пуля от обычного револьвера?
— Пуля массового производства? — Барнабас с довольным видом потёр руки. — Ничего подобного! Эта пуля размером с ‘марбл’
Я молча наблюдал за тем, как мой эксцентричный приятель затянулся сигаретой. Он выпустил клуб дыма и взглянул на меня с мефистофельским блеском в глазах.
— Калибр огнестрельного оружия настолько важен, — заявил он, — что в этом вопросе нельзя полагаться на субъективное мнение, Ингрэм. Каждый калибр зарегистрирован и учтён лучше, чем какой-нибудь чистокровный жеребец. Начиная с 1683 года любой оружейный мастер, высверливая ствольный канал нового размера, должен был предоставлять образец ствола и данные о его точных пропорциях специалистам Тауэра прежде, чем получить разрешение на продажу своих изделий.
— Вспомнив об этом, — продолжал Хилдрет, — я запросил архивные записи. В результате выяснил, что пуля могла быть выпущена только из двух редких видов оружия. Это весьма старый калибр. Итак, либо пуля была выпущена из длинноствольного ружья, зарегистрированного в Лондоне оружейником из Страсбурга Адольфом Лавуазье в 1826 году, либо из дуэльного пистолета, изготовленного Грегори Ганионом, мастером, владевшим собственным производством оружия на Пэл Мэл между 1702 и 1754 годами.
— Точная дата получения Ганионом лицензии на продажу пистолета нового типа и с новым калибром пули, который он назвал ‘превосходным мощным стрелковым оружием для дуэльной практики или другого применения, для точной и быстрой стрельбы в целях защиты или для атаки’, — 9 февраля 1709 года. И, по общему мнению, вспыльчивые молодые щёголи тех дней буквально с ума сходили по этому пистолету. Видите ли, это был первый, появившийся в продаже, пистолет со шнеллером
— Вот от этого я и отталкиваюсь, — продолжал развивать свою мысль Хилдрет. — У меня есть предположение, что старый добрый английский свинец вылетел не из континентального ружья. Скорее всего, эта пуля вылетела из дуэльного пистолета Ганиона.
Я уже достаточно привык к причудливым трюкам Барнабаса Хилдрета. Но подозрительно точное определение ‘старый добрый английский свинец’ вызвало у меня любопытство.
— Как можно определить национальность, э-э-э… свинца? — осторожно спросил я.
— Так же легко, как определить разницу между китайцем и зулусом, — кисло усмехнулся Хилдрет. — Так же легко, как отличить железную руду из Кливленда от гематита из Кастилии, голландскую медь от норвежской меди, абердинский гранит от мессинского: в первую очередь, путём визуального осмотра, а затем — более детальным изучением.
— Согласно предоставленным мне сегодня утром результатам анализа свинец, из которого была отлита эта пуля, добывался в одном-единственном месте в Дербишире — и нигде больше! Более того, это почти чистый природный свинец, — глаза Барнабаса лихорадочно заблестели, — что делает его абсолютно уникальным, … потому что он ценится на вес золота, и даже больше. В общем, для химиков-металлургов это настоящий подарок судьбы!
Он встал и, ворча себе под нос что-то о моём гостеприимстве и своей жажде, невозмутимо прошествовал к моему танталу
— Так что, старина, теперь всё отлично! Хотя на решение этой хитроумнейшей загадки я потратил несколько месяцев.
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Насколько я помню, пару дней спустя Хилдрет снова заглянул ко мне. Он хотел, чтобы я отправился с ним в Торнтон Хит, и я согласился. Мы посетили предприятие Ральфа, брата Уэстмакота, которое называлось ’Уэстмакот и компания, Лимитед: реставрация, обновление, ремонт и воспроизведение антикварной мебели’.На мой непрофессиональный взгляд слово ‘воспроизведение’ в указанном перечне услуг было лишено всякого смысла.
Но, вероятно, в мастерских Ральфа Уэстмакота было какое-то количество деталей от настоящей старинной мебели. Для знатоков, готовых к тому же расстаться со своими деньгами, они представляли особый интерес. Эти детали подвергались незначительной, но очень тщательной реставрации, и охранялись, как сокровища, которыми они, собственно, и являлись.
Однако, как заявил Хилдрет, нас интересовало вовсе не это. Уэстмакот привёл нас в большую — по-видимому, главную — мастерскую. Там мы увидели достаточно ценные, но вполне обычные образцы старинной мебели в разной стадии ремонта и ‘воспроизведения’.
— Мы гордимся тем, — сказал нам Уэстмакот, — что можем предложить достойную замену повреждённым частям мебели. Всё воспроизводится и подгоняется с такой точностью, что ни один независимый эксперт не сможет обнаружить неоригинальную деталь.
— Что, конечно же, требует, — подхватил Хилдрет, — наличия у вас потрясающего запаса старинных столярных деталей, не так ли?
Уэстмакот с любопытством посмотрел на моего друга.
— Да-да, именно, потрясающего, — засмеялся он. — Пойдёмте со мной, и вы увидите сами.
Он увлёк нас на огромный чердак, весь заставленный шкафами и стеллажами — и все они были до отказа забиты обломками старинной мебели.
— Вот, пожалуйста, — торжественно объявил Уэстмакот, — здесь есть всё: от Тюдоров до ранней викторианской эпохи; от льняных панельных обшивок до дубовых деталей сервантов… И всё это приобреталось на многочисленных аукционах. Нам никак не обойтись без этих вещей, которые мы используем в процессе реставрации мебели для замены утраченных или повреждённых оригинальных деталей.
— И вот это тоже используете? — перебил его Хилдрет, указывая на большую кучу грязной древесины, которая показалась мне похожей на скопление больших полуцилиндров из чурок морёного дуба, расколотых пополам. — Вид у них довольно древний.
Ральф Уэстмакот кивнул в ответ.
— Вы совершенно правы, — согласился он. — Они очень старые! Это дерево пролежало в земле больше века.
С видом любознательного школьника Барнабас Хилдрет произнёс:
— Ничуть не сомневаюсь в этом, мистер Уэстмакот! Это же части подземного водовода, не правда ли? И, судя по их внешнему виду, они долгое время находились в болотистой местности или там, где в почве есть много торфа? И, похоже, что это вяз? Ральф Уэстмакот пригладил свои седеющие волосы.
— Да, это фрагменты водоводов из вяза, и они действительно были извлечены из суглинисто-торфяной почвы в Дербишире. В этом графстве сейчас работают наши люди. Это водоводы из парка в поместье Рэйвеншем, что находится около деревушки под названием Баттерсби Брау… Мы купили всю линию старых деревянных труб, которые использовались для обслуживания поместья и деревни. Это лучший в мире материал, если вести речь о воспроизводстве антикварной мебели.
Хилдрет мрачно усмехнулся.
— Так-так, — сухо пробормотал он. — Значит, Баттерсби Брау в Дербишире, — он быстро записал эти сведения в записную книжку, — и парк, который рядом?
— Да, всё правильно, — Уэстмакот казался озадаченным.
— И это поместье, которое вы упомянули? Как оно называется?
— Рэйвеншем, родовое гнездо генерала сэра Артура Коффарда.
Хилдрет спрятал записную книжку и стал рыться в груде почерневших вязовых обломков. Он указал на один или два больших фрагмента.
— Могу я забрать с собой пару кусков? — спросил он. — Мне они нужны для кое-каких экспериментов, которые необходимо проделать.
Уэстмакот кивнул.
— Вы разрешаете мне это? Некоторые деревянные детали, которые не были нужны вам для работы, вы отдавали вашему брату Генри, не так ли?
— Да, отдавал. Что в этом…
— Всё в порядке! Просто мне кажется, что я узнал некоторые из них. Я видел их в его дровяном сарае, — Хилдрет улыбнулся. — Спасибо!
На этом мы распрощались с Уэстмакотом и вернулись в Лондон .
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
Двадцать девятого октября я получил письмо из гостиницы ‘Чёрный Бык’ в Баттерсби Брау в Дербишире:
’Мой дорогой Ингрэм,
Если вы можете на время уикенда оставить вашу газетёнку, приезжайте сюда — вам будет интересно. Из всех запутанных дел, с которыми я когда-либо сталкивался, это — самое сложное! Не подведите меня, старина. Я обещаю вам поистине достойное разрешение загадки пули Уэстмакота: завершение того, что вы, я полагаю, вставите потом в одну из ваших скандальных статеек по мотивам моих дел, которые вы обычно выдаёте за свои.
Искренне ваш, Б. Х.’
Итак, я отправился в Баттерсби Брау ранним утром в пятницу 31 октября. В 9 часов утра я уже был в прекрасном краю пронизывающих ветров и горделивых холмов.
Во время завтрака в ‘Чёрном Быке’ Барнабас, горделиво, как холм, возвышаясь над столом, торжественно произнёс:
— Многое проделано с тех пор, как я видел вас в последний раз, старина! Осталось уложить последний кирпичик, и работа будет полностью завершена.
— Пуля вылетела из дуэльного пистолета Ганиона, — продолжал он. — Я видел это оружие. Имеется парочка пистолетов, к которым никто не прикасался с 1710 года… Один из них был разряжен. В другом была пуля, и я получил разрешение извлечь её. Я вытащил её достаточно аккуратно!
Он усмехнулся.
— Знаете ли, это было любопытное ощущение. Я держал в руках другую пулю, которая, однако, была похожа на ту, что ранила Уэстмакота. А ещё я извлёк из пистолета маленькие клочки газеты, которые использовались в качестве пыжа
— Коффарды из поместья Рэйвеншем, — продолжал свой рассказ Хилдрет, — оказались ужасно милыми людьми. Сначала, правда, они были весьма неприветливы, но, когда я рассказал старому генералу Коффарду всю эту историю, которую вы уже знаете, он живо заинтересовался ею…
— Извините, что перебиваю, Барнабас, но скажите мне, какую это историю я знаю? Мне кажется, что я узнал от вас лишь о некоторых абсолютно несхожих событиях и совершенно не связанных друг с другом таинственных фактах, таких как свинец, который ‘на вес золота’, или старые деревяшки, которые, по вашим словам, были доставлены из этого района.
Хилдрет покончил с едой и закурил сигарету.
— Слушайте меня, старина, и слушайте очень внимательно… Давайте мысленно вернёмся к вечеру 23 октября. Уэстмакот сидит в своём кресле. Пуля, прилетевшая словно из ниоткуда, ударяет его плечо, отлетает рикошетом и застревает в радиоприёмнике. Итак, пункт первый: направление полёта пули доказывает, что выстрел был сделан откуда-то снизу, с уровня ног Уэстмакота. Понятно?
Я мысленно представил себе эту картину… и был вынужден согласиться.
— Теперь пункт второй. Если бы пуля такого размера, как эта, обладала высокой скоростью, она бы раздробила к чертям собачьим плечевую кость. Она бы вызвала оскольчатый перелом и, без сомнения¸ скользнула вбок и могла пройти через горло. Но нет, у пули была невысокая скорость, в результате чего — только простой перелом лопатки. И сама пуля — уже на излёте — всего лишь застревает в стенке радиоприёмника.
— Никто не может сказать, откуда появилась пуля, — продолжал Хилдрет. — Непогрешимый Эгберт Когхилл отправляется сфотографировать её… Случайно он кладёт свой чехол с фотопластинками перед радиоприёмником — прямо перед пулей. В течение, по крайней мере, четверти часа он готовится к съёмке. Потом, приступив к фотографированию, он вытаскивает одну за другой пластинки, на которые экспонирует изображение пули. Но всё дело в том, что к этому моменту фотопластинки уже подверглись воздействию излучения, которое проникло сквозь кожаный чехол, сквозь деревянные футляры и фактически сквозь всё, что находилось в радиусе восемнадцати дюймов от радиоприёмника.
Я буквально подпрыгнул на месте.
— Вы хотите сказать, что те, похожие на кольца Сатурна, окружности были…
— …фотографиями пули! Точно! Она испускала коротковолновое жёсткое излучение — гораздо более интенсивное, чем то, которое применяется в обычном рентгеновском аппарате!
— Но как, спрашивается, такое могло произойти?
— Урановая смолка
— Однако, чтобы нам завершить эту часть дела, — Хилдрет взглянул на часы, — вспомните о том, что на второй партии снимков Когхилла не было тех таинственных маленьких ‘планет’. Это потому, что после своего возвращения с новыми фотопластинками он уже не помещал их перед радиоприёмником. Активное излучение было бессильно за пределами небольшого пространства, где оно действовало.
— Но зато на пластинках из второго комплекта также оказались туманные пятна в том месте, где должна была быть пуля. Можно ли это как-то разумно объяснить? Конечно! — Хилдрет пожал плечами. — Длительная экспозиция через мощные линзы объектива, фокусирующего радиоактивные лучи на чувствительной фотоэмульсии, не могла привести ни к какому другому результату, кроме появления туманных пятен!
В конце концов я понял, что Хилдрет был прав. Радиоактивные свойства пули могли бы объяснить всё. И, кстати, я сообразил, к чему клонил Хилдрет, когда говорил о ценности пули и её потенциальных возможностях в качестве ключа к богатству.
— Вы не возражаете, — Хилдрет поднялся и снова посмотрел на часы, — если мы поторопимся? Нам нужно пройти несколько миль, чтобы расставить все точки над ‘і’ в этом деле. И я хочу, чтобы это случилось сегодня.
Наше путешествие по серо-зелёным лугам Дербишира завершилось в парке поместья Рэйвеншем. Несколько землекопов, рывших змеевидную траншею, прекратили свою работу и с любопытством уставились на нас. А из расположенного неподалёку сарайчика вышли поприветствовать нас одетый в белое пальто полный человек в очках и седовласый пожилой джентльмен. Первый оказался химиком по фамилии Сауэрби, второй — генерал-майором Артуром Коффардом, владельцем поместья.
— Ну, Сауэрби, — оживлённо начал Хилдрет, когда взаимные представления были завершены, — как успехи? Вы провели мой маленький эксперимент, а?
Сауэрби вкрадчиво улыбнулся и кивком головы поманил нас к сараю. Когда мы вошли внутрь строения, он указал на реторту из жаропрочной глины, которая была подвешена над сильным пламенем паяльной лампы. Реторта была раскалена докрасна, а вокруг её короткого сопла ярко светился огненный ореол интенсивного синего цвета. Раздался негромкий хлопок, похожий на звук лопнувшего стручка дрока
— Да, мистер Хилдрет, ваше предположение было достаточно верным. Это метан, несомненно, — Сауэрби показал на синее пламя. — Так горит только чистейший метан.
— Самое удивительное, — проговорил скрипучим голосом Коффард, — что можно прожить всю жизнь среди таких вещей, как эти, и никогда не знать о них. Многие годы на этих землях по ночам частенько видели огоньки света, но никто никогда не задумывался над тем, что же это такое.
Барнабас рассеянно кивнул в ответ, вышел из сарая и направился к траншее. Мы последовали за ним. Хилдрет долго изучал большие деревянные трубы, выдолбленные из цельных стволов, которые землекопы извлекли из чёрной топкой земли.
— Отличные деревья, — бормотал он себе под нос. — Настоящие великаны! Стоило большого труда, скажу я вам, выдолбить их изнутри!
Потом он повернулся к Коффарду и спросил его что-то про карту.
— Да, я нашёл её, — ответил старый генерал.
Он открыл жестяной цилиндр, который всё это время держал в руках, и достал из него свёрнутый в рулон большой лист бумаги, покрытый порыжевшими от времени чернилами.
— Аллея проходила вот здесь. Найджел Коффард дрался на дуэли вон там, — генерал показал на ровный газон в сорока ярдах от нас. — Как раз в самом начале аллеи.
Когда мы подошли к этому месту, то смогли ясно увидеть на земле две цепочки небольших холмиков, протянувшихся параллельно друг другу примерно на полмили. Мне объяснили, что раньше здесь росло больше сотни вязов, которые составляли аллею, вырубленную в 1803 году, — под каждым бугорком был внушительный пень. А выдолбленные стволы срубленных деревьев пошли на создание этого водовода (для подачи питьевой воды со склонов холма весной), трубы которого теперь как раз выкапывали землекопы.
Хилдрет остановился точно на том месте, на котором утром 2 августа 1710 года занял свою позицию Найджел Коффард, приготовившись драться на дуэли.
— Теперь, сэр Артур, — проговорил Хилдрет, — давайте попробуем восстановить ход событий. Ваш предок вызвал на дуэль кузена из-за определённых намерений последнего в отношении своей сестры. Когда наступил ответственный момент, Найджел Коффард был полон решимости всадить пулю в своего кузена. Но бесстрашный честный парень, осознавая свою невиновность, не стал в ответ поднимать свой пистолет. Кузен наотрез отказался защищаться.
— Точно так! Совершенно верно! — одобрительно воскликнул Коффард. — Он должен был иметь немалое мужество, чтобы просто стоять под дулом пистолета. Этим он, несомненно, вызвал уважение Найджела к себе.
— И вышеупомянутый Найджел, — Хилдрет усмехнулся, — моментально оценил сложившуюся ситуацию. И чтобы, образно говоря, ‘протянуть оливковую ветвь мира’ своему кузену, он повернулся и выстрелил из пистолета в ближайший вяз. После этого молодые люди пожали друг другу руки. Двоюродный брат получил разрешение на брак с прекрасной сестрой Найджела, а дуэльные пистолеты Ганиона — один разряженный, другой с полным зарядом — были снова помещены в футляр и хранились впоследствии в память об этом событии как семейная реликвия. И все потом жили счастливо.
— Точно, сэр! — отозвался генерал Коффард. — Отлично сказано, сэр! Ей-богу в самую точку!
— Тогда, если это так, — Хилдрет двинулся вперёд по газону, — мы ещё раз побеспокоим ваш бесценный план местности. Теперь мы хотели бы увидеть то место, которое называлось Котёл Скелтера, и где в те далёкие времена добывали свинец.
Мы протопали целую милю по горному склону и в итоге были вознаграждены видом большой выемки в толстом слое розоватого кварца. Старая карта сообщила нам, что эта выемка и есть Котёл Скелтера.
— Отсюда, — пояснил сэр Артур Коффард, — добывался весь свинец, который использовали в окрестностях. Крыша нашего дома покрыта свинцом. Пистолетная пуля тоже, безусловно, была отлита из него. Но сейчас эта разработка абсолютно не рентабельна.
Хилдрет вытащил из кармана геологический молоток и отколол кусок полупрозрачного кварца, внутри которого стали видны тусклые вкрапления серого цвета и странная сетка каких-то зеленоватых волокон.
— Хотел бы я, — промолвил он, пряча отколотый образец в карман, — быть владельцем вашей крыши! Думаю, даже по скромным подсчётам, она будет стоить больше, чем всё ваше поместье.
✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏ |
— Теперь вы видите, старина, — Хилдрет постучал пальцем по грубому карандашному наброску, который он сделал, — как всё обстояло на самом деле.
Я наклонился над столом и посмотрел на рисунок, освещённый ровным светом масляной лампы. Мы снова сидели в старой гостинице ‘Чёрный Бык’.
— Здесь есть всё, что нам нужно, — заметил Барнабас.
Я раскурил свою трубку и пожелал узнать подробности.
— Когда Найджел Коффард выстрелил в ближайший от него вяз, — объяснил Хилдрет, — пуля проделала в стволе дерева глубокую полость в виде круглого канала, в котором она и застряла. В последующие несколько лет полость затянулась корой, сверху наросли новые годичные кольца. Таким образом, маленький цилиндрический тоннель и пуля в нём оказались внутри дерева.
— Потом у нашего вяза обнаружились признаки так называемой ‘пёстрой гнили’ — типичного для деревьев заболевания. Его — вместе с другими вязами на аллее — срубили, выдолбили и использовали для устройства водовода. Видите ли, старина, древесина вяза почти не изменяется со временем, при условии, однако, что она постоянно находится в увлажнённом состоянии. Когда в центре Пиккадилли выкопали трубы древнеримского водопровода, также изготовленные из стволов вяза, они были практически такими же крепкими и надёжными, как в тот день, когда были уложены под землю…
— Это необычная местность, Ингрэм, — продолжал Барнабас Хилдрет. — И вяз — очень необычное дерево. Вот вам информация к размышлению. Та полость, в которой застряла пуля, содержала некоторое количество газов, образовавшихся от ‘пёстрой гнили’, а к ним затем добавились похожие газы, которые присутствуют в торфяных почвах. ‘Похожие’, я сказал? Идентичные — вот более подходящее слово… Вы слышали, как старый Коффард говорил о болотно, то есть о природном газе… Это именно то, что я и имею в виду. Вы видели того парня, химика Сауэрби, в реторте которого нагревалась древесина вяза, а через сопло выделялся газ. Метан, метил-гидрид, углеводородный газ — называйте, как хотите, и в любом случае вы будете правы — по сути, это всё тот же болотный газ. Но это также и ужасно взрывоопасная вещь, которую шахтёры называют рудничным газом — когда метан смешивается с воздухом.
— Благодаря этому газу, — развивал свою мысль Хилдрет, — горят очаги и камины в домах. Благодаря ему светятся угольные лампы. И он всегда образуется, когда вещества, в состав которых входит торф, древесина или уголь, подвергаются нагреванию.
Я начал понимать, к чему клонит Хилдрет.
— Однако давайте вернёмся к техническим деталям нашего дела, — засмеялся он и отпил немного пива. — Мебельщик Ральф Уэстмакот покупает пролежавшую долгое время в земле Дербишира древесину вязов для использования в своём ‘восстановительном’ производстве. То, что ему не годится для работы, он отдаёт своему брату Генри. Наш добрый Генри усердно распиливает всё это на куски и складывает в свой дровяной сарай.
— И вот наступает дождливый и унылый октябрьский вечер. Генри подкладывает чурки в огонь камина, устраивается в кресле, протягивает ноги к огню и готовится приятно провести время. Но жуткая тайна дербиширской земли уже проникла в скромный дом на Беттингтон -авеню, и теперь она громко заявляет о себе… Генри услышал сильное шипение. Это был воздух, который ворвался в полость в раскалённом вязовом полене и смешался с природным метаном, заключённым там вместе с пулей. Порох, засыпанный в стальное дуло пистолета Найджелом Коффардом, не имел и половины той силы, которой обладал рудничный газ, образовавшийся в этот момент в полости… Давление усиливалось по мере того, как трубчатый канал в древесине под притоком воздуха с каждой секундой всё больше и больше наполнялся газом. В конце концов голодный огонь, пожирающий дерево, добрался до взрывоопасной смеси. Затем — ба-бах! — и пуля летит из камина в плечо Генри.
— Таким образом, мы возвращаемся к началу, — Хилдрет на мгновение задумался. — Самое первое, что я сделал, — это установил тот факт, что пуля летела от уровня ног Уэстмакота. Я разгрёб угли в камине в надежде обнаружить что-нибудь необычное. И я нашёл там полуобгоревшие деревянные фрагменты, которые определённо были деталями от мебели. Эти фрагменты были увенчаны подобием трезубцев, вырезанных из древесины вяза. Меня они крайне заинтересовали. А потом, когда я увидел маленького Брайана, играющего в самодельные строительные кубики, мне всё стало ясно.
Хилдрет поднял свою кружку и улыбнулся.
— Ну, а та сетка зеленоватых волокон на поверхности обломка кварца была выходом урановой смолки. Как мне сказали, в ней содержится очень много солей урана и радия. И, кстати, оказалось, что земля, на которой находится Котёл Скелтера, имеет сейчас статус общественной. Поэтому любой, у кого есть возможность, и кто собирается всерьёз заняться этим бизнесом, может получить разрешение на добычу урановой смолки… Так что я, с одобрения мистера Генри Уэстмакота, внёс в наш список имя моего неожиданного помощника — маленького Брайана.
— В наш список? — я был безмерно удивлён его словами. — Какой ещё список?
— О, это небольшая добывающая компания, которую я создал. В числе её совладельцев я, вы, Коффард, Уэстмакот и юный Брайан. Компания будет заниматься разработкой месторождения урановой смолки в Котле Скелтера, в Дербишире, — Хилдрет рассмеялся и потянулся с довольным видом. — Это должно неплохо обеспечить нас в старости!
…Зная о моих немалых доходах от этого ловко созданного предприятия, вы должны понимать, что я был абсолютно согласен с Барнабасом.