Автор Доктор Фелл » 30 июл 2011, 21:46
Ф. Дюрренматт, немецкоязычный писатель из Швейцарии (1921 —1990), известен, прежде всего, как драматург. Его пьесы «Визит старой дамы», «Физики», «Играем Стриндберга», одна из самых загадочных — «Метеор» и другие при напряженной философичности, стремлении к гротеску, пара¬доксу, интеллектуальной игре самой манерой построения интриги напоминают детектив. Проза Дюрренматта в русских переводах представлена по преимуществу детективами, которые сохраняют философию писателя пятидесятых годов, видящего мир в его непредсказуемой и скрытой, а то и явной порочности. Именно с порочностью мира, а не с отдельной личностью ведут заведомо неравную борьбу «донкихоты от уголовного розыска» — старый комиссар полиции Берлах или комиссар Матеи.
«Литература не обязана быть удобной» — кредо писателя, и в этом свете достаточно выразительно выглядят сюжеты его детективных романов. Они, кроме всего прочего, показывают большие и пока не исчерпанные возможности развития детектива в направлении психологической прозы.
Комиссар бернской уголовной полиции Берлах, центральная фигура романа «Судья и его палач»,— пожилой, тяжело больной человек. Знаком¬ство с ним и делом об убийстве на первых порах идет в русле традиционного полицейского романа. Если старик Берлах и «темнит» немного, подключая к делу помощника Чанца, то и это можно списать на причуды матерого профессионала, имеющего свои секреты сыска и не без основания опасающегося «давления сверху» на ход расследования, в которое замешана международная политика. Берлах — тонкий психолог, многократно битый жизнью. Помимо крими¬налистического чутья, он обладает и другими качествами, вполне осознать которые суждено тем, с кем он вступает в борьбу. В романе говорится о двух психологических экспериментах, один из которых тянется на протяжении четырех десятилетий, а другой — в течение нескольких дней следствия. Это эксперименты в области морали и нравственности, балансирующие на грани (а чаще — за гранью) дозволенного, причем Берлах в одном — соучастник, а в другом - инициатор гибели людей. Однако логика романа не позволяет однозначно отнести комиссара Берлаха к тому типу борцов за справедливость, которые устанавливают ее по своему, усмотрению не разбирая средств. О первом, давнем событии он сожалеет и стремится прекратить его всю жизнь, а во втором идет на крайние меры отчасти потому, что знает о своей скорой смерти и вынужден торопиться...
Еще больше спешит он в следующем романе — «Подозрение», почуяв неладное в реакции своего друга, врача Хунгертобеля, на случайно по¬павшую в руки журнальную фотографию нацистского преступника, извест¬ного операциями без наркоза над заключенными.
Утвердившись в своем подозрении, что якобы скончавшийся в сорок пятом хирург Неле и процветающий владелец швейцарской клиники Эменбергер — одно лицо, Берлах, только что перенесший инфаркт, из-за которого была отложена необходимая операция, просит своего друга пере¬вести его в клинику Эменбергера — чтобы в такой, явно неравной, ситуации изобличить преступника.
Но его инкогнито оказывается раскрытым. В атмосфере клиники с решетками на окнах, среди персонала, исповедующего идею «смерти как цели и смысла нашей жизни», наедине с дьяволом положение ко¬миссара — лежачего больного — почти безнадежно, и его поступок выгля¬дит бессмысленным. Однако в действие включается агасфер — могучая сила в лице гиганта по имени Гулливер,— друг Берлаха, бывший заклю¬ченный, бывший пациент врача-садиста...
Роман показывает, как Дюрренматт для утверждения своих идей не останавливается перед пренебрежением законами жанра, если ему нужно разгоряченное интригой читательское воображение оку¬нуть в ледяную воду реальности. «Прошли времена, когда рыцари, борясь со злом, отправлялись на битву против дракона одни,— упрекает безрас¬судного Берлаха Гулливер, спасший комиссара от смерти.— Прошли вре¬мена, когда достаточно только острого ума, чтобы схватить преступника за руку. Ты, детектив,— глупец и анахронизм... Вдвоем мы не спасем этот мир. Это так же безнадежно, как сизифов труд. Это не дано ни нам, ни цело¬му народу. В силу нашей ограниченности мы можем помочь только в отдельных случаях».
Оригинальный психологический эксперимент положен автором в осно¬ву маленького романа «Авария». С одной стороны в нем принимают участие четыре старика-юриста, на склоне лет в качестве развлечения «заново проводящие знаменитые исторические процессы — процесс Сократа, про¬цесс Иисуса Христа, Жанны д'Арк, Дрейфуса... поджигателей рейхстага», с другой — преуспевающий коммивояжер Альфред Трапе, в связи с аварией своей машины приглашенный этими стариками на ужин. Во время поистине раблезианского пиршества Трапе соглашается стать участником игры, суть которой — судебный процесс над ним самим. Рассказывая свою жизнь, подогреваемый вопросами «прокурора» и советами «адвоката», он приходит к неожиданному для себя выводу: «Я знакомлюсь с человеком, который и есть я сам». Финал, венчаю¬щий эту кафкианскую фантазию, весьма достоин театра абсурда.
«Отходной детективному жанру» назвал писатель роман «Обещание». То, что полиция нередко не справляется с раскрытием преступлений, особенно если это касается «простых людей»,— еще не повод для «отход¬ной», хотя именно этот сюжет и является основным в «Обещании». Слу¬чайно подвернувшийся «стрелочник» — ранее судимый за сходное преступ¬ление мелкий торговец фон Гунтен в качестве «преступника» утоляет жажду справедливости всех, кроме инспектора Маттеи.
Только он, сознавая почти полную безнадежность раскрытия этого дела — убийства восьмилетней девочки,— продолжает свое частное рассле¬дование, уйдя из полиции.
«— В нашем ремесле все возможно,— говорит ему бывший коллега.— Но не слишком ли рискован ваш метод?
— Другого метода нет... Я ничего не знаю об убийце. Искать его я не могу, значит, мне надо было отыскать его будущую жертву и выставить ребенка как наживку...»
Размышления о нравах общества, которых немало в «Обещании», построенном как рассказ в рассказе, не мешают, между тем, течению обстоятельств подойти к захватывающему финалу и... остановиться в шаге от ожидаемого результата. Господин X., рассказывающий писателю эту историю, подчеркивает, что развязка оказалась, «увы, до крайности убогая» и, хотя она «полностью реабилитировала Маттеи... как человека поистине гениального, который прозрел скрытые от нас двигательные силы
действительности и... приблизился к тем, обычно недоступным нам, зако¬нам, которые управляют миром», пришлось констатировать: «Как это страш¬но, когда гений спотыкается о бессмыслицу!»
Детективу, устроившему рискованный эксперимент, не удалось насла¬диться победой над злом; дело, которое было спровоцировано «голосом свыше», оказалось прекращено теми же «высшими силами». Мистика повседневности, которой отдал дань Дюрренматт в этом романе, может быть воспринята по-разному, но она несомненно перекликается со словами ге¬роя «Подозрения» о том, что времена одиноких рыцарей прошли, а потому и можно «заказывать отходную» детективному жанру.
Но, судя по всему, Дюрренматт явно ошибся со своим прогнозом, а может, просто иронизировал по этому поводу, хотя его последний роман, над которым он работал с перерывами с 1957 по 1985 г.,— еще один вопрос-размышление на эту же тему.
«Правосудие» — так многозначительно назван он. Дюрренматт всегда был склонен к парадоксам, к неожиданному ракурсу во взгляде на привыч¬ные обстоятельства. Так и здесь «немотивированное убийство» на глазах десятков свидетелей спустя некоторое время приводит в замешательство действующих лиц и заинтриговывает читателя. Убийца, некий доктор Колер, нимало не страдая в начале двадцатилетнего срока своего заключения, предлагает молодому юристу Шпету провести эксперимент: «Я желаю, чтобы вы заново расследовали мое дело... исходя из допущения, что убий¬цей был не я. Вас никто и не заставляет исследовать действительность... Вам надо рассмотреть одну из возможностей, которые таит в себе действи¬тельность. Видите ли, дорогой Шпет, действительность нам и без того известна, за нее-то я и сижу здесь и плету корзины, а вот о возможном нам известно очень мало. Возможное почти беспредельно. Как бы выгля¬дела действительность, будь убийцей не я, а кто-нибудь другой? Кем бы оказался тогда этот другой? Вот на какой вопрос я и хотел бы получить от вас ответ. Я назначу вам тридцать тысяч гонорара...»
И вот адвокат с «говорящей фамилией» («шпет» по-немецки — «поздно») и, соответственно ей, несколько архаичными для своего времени понятиями о чести, справедливости и правосудии, не очень понимая, к чему это может прийти, начинает «новое дело», подключая частных сыщи¬ков, углубляясь в изучение обстоятельств жизни убитого. Во многом «Пра¬восудие» — обычный социально-критический роман, однако криминальная интрига, утратив монолитность, распространяется вширь, захватывая все новых и новых действующих лиц, обнаруживая криминальность всего общества, чтобы к финалу, «вывернувшись наизнанку», вновь рвануться к одной цели.
Любопытна судьба этого романа. Автор отмечал, что в свое время он забросил его, не закончив, ради другого произведения; позже несколько раз возвращался и лишь спустя почти двадцать лет, собираясь публиковать «как есть», решил-таки кое-что дописать. Эта последняя его часть обращает на себя внимание интенсивно заявленной мировоззренческой программой, особенно в «лирико-философском» резюме, отчетливо передающем позицию автора: «...я устало возвращаюсь к своему письменному столу, к своему полю битвы, в сферу притяжения своих творений... Я не сумел разгадать их, придуманных мною. Мои творения сами создали свою действительность, исторгнув ее из моего воображения и тем самым — из моей действитель¬ности... Но тем самым они тоже сделались частью нашей общей действи¬тельности и, естественно, одной из возможностей, одну из которых мы
в свою очередь называем мировой историей, точно так же закутанной в кокон наших фантазий...»
Сквозным мотивом во всех романах Дюрренматта проходит идея, которая в равной степени может быть предметом философского трактата и «черного романа», - идея человека - бога, иными словами, нравственного обоснования существования в мире людей человека, посчитавшего себя вправе вершить судьбы мира, в равной степени готового распоряжаться как своей, так и чужой жизнью (значит, и смертью), но продолжающего жить, «из озорства творя добро, из прихоти сея зло...»
Реальные поступки такой личности — сюжет для детектива; осмысле¬ние их — предмет философии. Если Дюрренматт сочетает в своем творчест¬ве «форму» и «содержание» этой идеи — значит, детектив способен на многое для того, чтобы человек больше понял о природе человеческой.
‘И сказал По: да будет детектив. И возник детектив. И когда По увидел, что создал, он сказал: и вот хорошо весьма. Ибо создал он сразу классическую форму детектива. И форма эта была и останется во веки веков истинной в этом бесконечном мире’. © Эллери Квин.
Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
Дюрренматт Фридрих Йозеф (Friedrich Josef Dürrenmatt) - швейцарский писатель, один из крупнейших драматургов XX века, писал на немецком языке.
Спокойный
Усталый
