Тела из библиотеки 4 ｢антология｣

[Клуб любителей детектива]

ТЕЛА ИЗ БИБЛИОТЕКИ 4 ｢АНТОЛОГИЯ｣  О Р И Г И Н А Л Ь Н О Е  Н А З В А Н И Е: BODIES FROM THE LIBRARY 4  Р Е Д А К Т О Р: ТОНИ МЕДАВАР  П Е Р В О Е  И З Д А Н И Е: September 30th 2021 by Collins Crime Club  Ф О Р М А Т:  АНТОЛОГИЯ  © Переводы выполнены специально для форума ‘КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА’  ПЕРЕВЕДЕНО ПО ИЗДАНИЮ: ‘Bodies from the Library 4’, 2021  ПЕРЕВОДЫ: Участники форума  РЕДАКТОР-КОРРЕКТОР: Ольга Белозовская  Данные о переводчиках, первой публикации и дате публикации на форуме во вкладке ‘рассказы’.    В Н И М А Н И Е !  В  Т О П И К Е  П Р И С У Т С Т В У Ю Т  С П О Й Л Е Р Ы.  Ч И Т А Т Ь  О Б С У Ж Д Е Н И Я  П О С Л Е  П Р О Ч Т Е Н И Я  Р А С С К А З А !

• ATTENTION!
   Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
   Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
• ПРЕДИСЛОВИЕ

  Почему мы читаем детективы? Короткий ответ: для развлечения © Г.Р.Ф. Китинг

  
    Добро пожаловать в четвертый том из серии ‘Тела из библиотеки’, в которой мы снова извлекаем на свет забытое, потерянное и неизвестное.
    Среди рассказов, которые впервые появляются в этом томе, — неопубликованные детективы Эдмунда Криспина, Найо Марш и Лео Брюса, ранее неизвестные произведения, написанные для радио Глэдис Митчелл и Г.К. Бейли (с участием Реджи Форчуна), а также целый короткий роман Кристианны Бранд.
    Загадки существовали веками — одну из них можно найти даже в библейской книге Даниила, — но их популярность резко возросла в конце девятнадцатого века с появлением ‘великого сыщика’. Прежде всего, конечно, это всеведущие Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро, самопровозглашенный ‘величайший детектив в мире’, но сыщики бывают самых разных форм и размеров. Как и детективы.
    Существуют детективы, построенные на вопросах ‘кто’, ‘почему’ и ‘как’, в том числе загадки запертых комнат, в которых преступление совершается при обстоятельствах, которые предполагают, что оно не могло произойти, но оно произошло. Есть детективы без детективов и преступления без арестованных преступников; а бывают случаи, когда, как в случае с герметичным преступлением, есть строго ограниченный выбор подозреваемых. Вымышленные преступления и преступников можно найти где угодно - от изолированной горной деревни до карибского острова, практически от любой точки Земли до Луны и за ее пределами.
    Было опубликовано бесчисленное количество сборников таких рассказов, некоторые из которых составлены авторами, другие имеют общую (иногда плохо различимую) тему. Но остаются рассказы и пьесы, которые по тем или иным причинам так и не были собраны. Истории, которые могли быть напечатаны в газетах или журналах, а затем забыты. Или собраны в антологию, которая давно не переиздавалась. Или погребены, неопубликованные, в архиве умершего автора. Или эфемерные произведения - пьесы, которые не транслировались, не ставились и не показывались десятилетиями...
    Вот тут-то и пригодятся ‘Тела из Библиотеки’.
  
    © Тони Медавар, Апрель 2021 г.
    Перевод: Роджер Шерингэм, 20 октября 2021 г.
• Э. КРИСПИН ‘ДЕТСКИЕ ИГРУШКИ’
    Edmund Crispin ‘Child’s Play’  — И конечно же, — закончила миссис Снайдер, — поначалу вы должны будете делать скидку Памеле. Понимаете, прошел только месяц, как погибли ее родители, и, естественно, бедный ребенок все еще очень несчастен. Мы должны сделать все, что можем, чтобы здесь она была счастлива.
    Джудит Карнеги кивнула и пробормотала несколько приличествующих случаю слов. Внутренне же она стремилась понять небольшую неприязнь, которую внушала ей миссис Снайдер. Маленькие, жесткие глазки предполагали толику жадности, а рот, хотя и большой, не свидетельствовал о щедрости. Но судить людей по внешности, сказала себе Джудит, просто безумие, которому поддаваться нельзя. Пожалуй, чуть ближе к правде было бы сказать, что ей почудился любопытный оттенок триумфа в голосе миссис Снайдер. Просто заполучить гувернантку, даже в эти трудные времена, было, конечно, недостаточно для этого…
    — Ева, Тони и Камилла — наши собственные дети, как вы понимаете, — продолжала миссис Снайдер. — Они, конечно, не святые — я не из тех матерей, которые считают, что их дети не могут сделать никакой гадости, — но, думаю, они вам понравятся.
    — Я уверена…
    — И думаю, им понравитесь вы. — Большой рот улыбнулся, но без теплоты или юмора. — О, есть лишь еще один момент.
    — Да, миссис Снайдер?
    — Вы должны вести себя с ними по своему усмотрению — я не буду вмешиваться, — но настаиваю, чтобы не было никаких телесных наказаний. Некоторым детям это не вредит — к слову, сомневаюсь, чтобы это повредило маленькой Памеле, но трое моих чадушек очень чувствительны, даже Камилла, и, думаю, что, если ударить чувствительного ребенка, это может нанести большой ущерб, — в психологическом отношении, я имею в виду. Уверена, вы не будете возражать против этого.
    Джудит легко согласилась. Она сильно любила детей и ненавидела саму мысль о том, чтобы их бить. В то же самое время она отметила явное различие в отношении к Памеле и остальным и поклялась, что не станет обращать на него внимания, а если придется, то вступить в открытую борьбу против этого.
    — Тогда очень хорошо. — Миссис Снайдер нажала звонок около стула. — Становится поздно, полагаю, вам бы хотелось взглянуть на свою комнату и обустроиться. Надеюсь, вам будет удобно. Обязательно сообщите мне, есть ли что-нибудь, что вам нужно, или скажите, как я могу помочь… Доброй ночи, мисс Карнеги. Я вам полностью доверяю.
    Это было очень приятно, подумала Джудит, как только горничная привела ее в спальню и оставила там, но, к несчастью, сама она такого доверия не испытывала. Распаковываясь, она попыталась логически опровергнуть свое неприятное начальное предубеждение. В конце концов, миссис Снайдер была очень вежливой и внимательной, и Джудит знала, что даже в двадцать девять она сама все еще страдала нетерпимостью, свойственной юности… Однако слабая неприязнь осталась, и Джудит могла лишь надеяться, что время ее сотрет. А пока это не имело значения. Главное — это дети.
    
    В конце следующего дня она смогла подвести итог своих первых впечатлений о них.
    Памела Кейтсби ей понравилась сразу. Этому худому, одетому в черное светловолосому ребенку, довольно маленькому для своих десяти лет, явно нужно было все сочувствие и понимание, на которое была способна Джудит. Это была робкая, тихая девочка, страшно страдающая от ностальгии. Сердце Джудит тут же раскрылось для нее, но она была достаточно умна, чтобы не демонстрировать свое отношение слишком явно. Впереди было много времени, а пока следует относиться к ней доброжелательно, но все-таки по-деловому, не демонстрируя явного различия между нею и остальными.
    А затем дети Снайдеров…
    Старшей, Камилле, было пятнадцать — громогласное, напоминающее мальчишку существо с непослушной шевелюрой мышиного цвета, болтливое и неутолимо энергичное, но не блещущее умом.
    — Мисс Карнеги, почему все должны писать слова одинаково? В конце концов, вы сами сказали, что Шекспир…
    — Если ты не станешь писать правильно, моя девочка, люди подумают, что ты или плохо образованна, или с причудами. И будут относиться к тебе соответственно, что неприятно. Итак, еще раз, сколько ‘с’ в слове ‘расчет’?
    — Две, мисс Карнеги… о, нет, одна я имею в виду.
    Если у Камиллы была энергия, то у Тони, конечно, внешность. Он был чрезвычайно красивым мальчиком тринадцати лет с той смелой, резко очерченной красотой губ и глаз, которая намекает на дерзость. И умный — даже слишком для своего возраста — хотя только временами. Джудит сразу поняла, что главным его пороком было безделье. И в отличие от Камиллы, он был молчалив, иногда почти на грани грубости. К Тони требовался терпеливый и осторожный подход.
    И наконец, Ева…
    Джудит испытала что-то вроде шока, настолько ей не понравилась Ева. В двенадцать Ева была худощавой, темненькой, простоватой, но законченной лицемеркой.
    — О, да, мисс Карнеги, теперь я поняла. Вы сделали все настолько ясным.
    Но преднамеренная лесть, хотя и вызывала недовольство, ни в коем случае не была главным аргументом в неохотном обвинительном акте Джудит против Евы. Джудит вспомнила, что она увидела тем утром в детской.
    Ева была там одна. Так получилось, что на Джудит были ботинки на резиновой подошве, поэтому Ева и не слышала, как она вошла в поисках оставленной книги.
    На подоконнике лежала маленькая зеленая гусеница, и Ева поднесла к ней зажженную спичку. Гусеница свивалась и выкручивалась в немом безумстве боли, а Ева наблюдала за этим, причем из уголка ее рта капала слюна.
    Джудит в три шага пересекла комнату. Вырвала спичку из руки Евы, сбросила гусеницу на пол и наступила на нее.
    — Ева! — воскликнула она. — Как ты могла?
    Лицо девочки вспыхнуло, она облизнула губы:
    — О… мисс Карнеги, мне так жаль… Понимаете, кто-то сказал мне, что они не чувствуют огня, поэтому я только попробовала. Мне так жаль, мисс Карнеги.
    — Ты была отвратительно жестока, Ева. Никогда больше не делай ничего подобного.
    И позже, оставшись одна в спальне, Джудит машинально вновь мысленно воспроизвела всю отталкивающую сцену. Конечно, она, возможно, переоценила ее важность. Любопытство в детях часто выходит за рамки допустимого. Дети часто жестоки. Они не понимают, что они жестоки, и ведут себя так ненамеренно…
    Но Ева была осознанно жестока. И наслаждалась жестокостью.
    
    Дом Снайдеров был сравнительно изолирован в складке Холмов. В четверти мили от него находилось более крупное строение, в промежутках между деревьями парка виднелись лишь его дымовые трубы, а еще в миле дальше лежал Силчёрч, непримечательный провинциальный городок, куда ездили в магазины и где мистер Снайдер работал поверенным. Это ближайшие соседи. Но Джудит, воспитанная в доме сельского приходского священника, не чувствовала одиночества. Ей нравились маленькие рощи и скошенные склоны Холмов, и хотя в свободную вторую половину дня раз в неделю она вольна была ехать хоть в Лондон и обратно, она не чувствовала особого желания воспользоваться этой возможностью. Кроме того, в первые недели она занималась только детьми.
    В целом ее первые впечатления о них подтвердились, и она работала столь же упорно, сколь тактично, чтобы поощрить хорошее в них и выкорчевать плохое, как она это понимала. К ее большому удивлению, миссис Снайдер держала слово: она не вмешивалась. А что касается ее мужа, его удавалось увидеть редко. В первую встречу с Джудит он пробормотал что-то банальное и уклончивое и, казалось, был рад поскорей уйти. Джудит решила, что он боится ответственности и всем заправляет жена.
    Таким образом, родители держались в стороне, и главным доверенным лицом Джудит стала повариха-домоправительница миссис Фли — пухлая, спокойная, несколько неряшливая женщина среднего возраста, большую часть времени тратящая на распутывание ситуаций, созданных организаторской некомпетентностью миссис Снайдер. Миссис Фли смогла просветить Джудит относительно статуса Памелы в доме.
    — Да ведь, мисс, Кейтсби погибли в одной из авиакатастроф. А миссис Снайдер была его кузиной, поэтому они оставили распоряжения, чтобы, если с ними что-то случится, Памела приехала бы сюда.
    — А мистер и миссис Снайдер действительно были рады ее взять? — В вопросе звучало сомнение, которое преследовало Джудит с самого дня приезда.
    — Рады, мисс? — Миссис Фли фыркнула. — Это еще мягко сказано. Кейтсби были зажиточными, и слышала, говорят, они оставили хозяину тысячу фунтов в год, чтобы заботиться о бедной крошке. И… да… маловероятно, что они тратят все эти деньги на ребенка.
    — О, но конечно же, миссис Фли…
    — Знаю, что вы собираетесь сказать, мисс, и уверена, это делает вам честь за то, что вы всегда думаете о других самое лучшее. — Миссис Фли одобрительно кивнула, а Джудит мрачно подумала, как та ошибается. — Но я придерживаюсь своего мнения: те деньги прибыли, можно сказать, в последнюю минуту.
    — Что вы имеете в виду?
    — О! — миссис Фли напустила на себя таинственный вид. — Ну, мисс, возможно я должна держать то, что знаю, при себе, но, похоже, дела у хозяина шли не слишком хорошо, прежде чем Памела приехала сюда. — Она сделала широкий жест рукой. — Вы же, конечно, заметили весь этот ремонт и прочее? Новую обстановку и всякие мелочи? Ничего бы этого не было, мисс, если бы тот самолет не упал. И вас бы тут не было.
    Итак, это все объясняет, подумала Джудит: это объясняет, почему я ощутила нотки триумфа, когда вошла. Что ж, Памела могла попасть и в худший дом; ее ни в чем не ограничивали… если бы не некая неявная угроза, которая беспокоила Джудит во время ее первого разговора с миссис Снайдер, что к девочке относятся не так, как к своим. Джудит собралась было это сказать, когда ей в голову пришла новая мысль.
    — Тот дом в парке, миссис Фли… ближайший отсюда…
    — Холигейт-Мэнор, мисс? Да, там раньше жили Кейтсби.
    Джудит кивнула:
    — Понимаю. Да, это все объясняет. Знаете, я всегда предоставляю детям свободу каждый день после чая. И несколько раз я видела, как Памела идет в том направлении, и задалась вопросом, не в этот ли дом она ходит.
    — Разве это не естественно, мисс Карнеги? — пожала плечами миссис Фли. — Конечно, поместье сейчас закрыто и выставлено на продажу (хотя очень немногие сейчас могут позволить себе там жить), но смею сказать, что бедняжке нравится немного походить по саду… и кто может ее винить?
    — Да, конечно. Но, тем не менее, миссис Фли, мне даже жаль, что это место так близко. Я не могу, конечно, запретить Памеле ходить туда, но для нее нехорошо так много об этом думать. Было бы намного лучше, если бы она могла полностью порвать с прошлым.
    — О, как вы правы, мисс, — воскликнула миссис Фли. — Бедная малютка! Она потрясена, не так ли? И все еще подавлена, как тогда, когда приехала сюда.
    И это, как поняла Джудит, когда покинула кухню, было одним из поводов, которые подсознательно волновали ее. Конечно, Памела была единственным ребенком, и шок от внезапной потери обоих родителей должен быть очень сильным; кроме того, ее посещения Холигейт-Мэнор, очевидно, не давали ране затянуться. Но дети — эластичные существа, и Джудит казалось очень зловещим, что она никогда не видела на лице Памелы улыбки.
    
    Во второй половине дня было тепло и ветрено; Джудит взяла велосипед миссис Фли, чтобы посетить магазины в Силчёрче. Осень (которая в этом году явно пришла пораньше) уже золотила и раздевала деревья, в садах безраздельно царили косматые хризантемы, по небу неслись облака, словно кружась в стремительном танце. На обратном пути Джудит встретила Памелу, бегущую от дома Снайдеров, маленькую и одинокую на фоне пустынного и беспокойного пейзажа, как аллегория одиночества на картине художника. Повинуясь порыву, Джудит слезла с велосипеда.
    — Хелло, — сказала она, улыбаясь. — Идешь в Холигейт-Мэнор?
    Памела отвела взгляд куда-то к изгороди, но Джудит успела увидеть, как на глаза девочки словно упал защитный экран.
    — Да, мисс Карнеги.
    — Это то место, где ты раньше жила?
    — Да, мисс Карнеги.
    — Я часто хотела осмотреть его. Можно пойти с тобой?
    — Я… наверное, да.
    Разрешение было дано явно нехотя, но Джудит решила не обращать внимания на намек. Она легкомысленно болтала о магазинах в Силчёрче, пока они шли рядом вдоль проселочной дороги, живые изгороди которой белели от снежноягодника; они миновали кованые ворота, словно стоящие часовые перед короткой прямой аллеей из лаймов. Джудит остановилась и глубоко вздохнула.
    — Как красиво! — воскликнула она.
    
    Ее восхищение было спонтанным и глубоким. Дом в конце аллеи, защищенный деревьями, обрамленный клумбами и лужайками, воплотил в себе все изящество и благородство архитектуры восемнадцатого века в своих лучших проявлениях. Но видны были и первые признаки запустения: изгороди следовало подстричь; у одной из ставней отвалилась петля; дорожки не выметены. Пока еще не было никаких признаков необратимого распада, но, тем не менее, здесь была картина, полностью противоположная дому Снайдеров. Памеле, которая, конечно, замечала эти мелочи, состояние бывшего дома, за которым она следила день за днем, должно было напоминать постепенное развитие смертельной болезни у кого-то, глубоко любимого.
    
    Джудит пошла по аллее вперед, ведя рядом велосипед и лишь через несколько секунд поняла, что Памела не последовала за ней. Джудит остановилась и повернулась:
    — А разве ты не идешь, Памела?
    Ребенок переминался с ноги на ногу, комкая в руке маленький и неряшливый носовой платок, а затем девочка, казалось, решилась:
    — Нет, мисс Карнеги.
    — Но обычно ты же заходишь?
    — Д-да… но я…
    — Но ты не хочешь, чтобы я шла с тобой. — Джудит произнесла это с большей горечью, чем чувствовала, и Памела немного сжалась. — Я имею в виду, — Джудит взяла себя в руки и улыбнулась, — я имею в виду, что хорошо понимаю твое нежелание видеть здесь меня.
    Памела молчала, нервно скомкав носовой платок и уставившись на туфли, и Джудит на мгновение растерялась. Она надеялась, что в старом доме Памелы, если ей удастся проявить чуткость и понимание, она сможет установить с девочкой нить настоящего доверия, но пока все шло не так.
    — Ты очень любила родителей? — спросила Джудит.
    — Да. — Краткое слово прозвучало высокомерным, но жалким упреком, надоедливой Джудит. Та мягко заметила:
    — Послушай, дорогая, и будь честной со мной, потому что я хочу тебе помочь. Тебе хорошо здесь с Тони, Камиллой и Евой? Знаю, ты не можешь быть столь же счастлива здесь, как раньше, но скажи, они хорошо относятся к тебе? Как думаешь, со временем тебе здесь может понравиться?
    На мгновение стояла тишина. На Холмы опускалась тьма, и в этой неподвижности сумерек можно было слышать шорох сухих листьев, поднимаемых ветром и задевающих дорогу. Суставы Памелы побелели, носовой платок порвался в руках.
    — Я ненавижу это место, — она задыхалась, и внезапно ее голос стал пронзительным. — Я ненавижу здесь всё! — И она бросилась назад по дороге, сотрясаемая рыданиями.
    К тому времени, когда они достигли дома, Джудит удалось успокоить ребенка. Но этот инцидент сильно встревожил ее. Страдание Памелы от потери усугублялось страданием от враждебного окружения. Но нет, ‘враждебное’ — это слишком сильно сказано. Без сомнения, Памела чувствовала именно так, но она, конечно же, преувеличивала, поскольку Джудит не видела свидетельств враждебности в других детях. Неизбежно они расценивали Памелу как некоего чужака, но настоящая вражда…
    В тот же самый вечер она поговорила с ними о Памеле, и ей показалось, что они всё поняли и приложат все усилия, чтобы быть внимательными и добрыми.
    
    Неделю спустя эта иллюзия рассыпалась в прах.
    Джудит увидела, как четверо детей играют теннисным мячом на одной из лужаек. Ева, Тони и Камилла стояли треугольником, перебрасывая мячик друг другу, а Памела находилась в центре и старалась его перехватить. Когда ей это удалось бы, игрок, который бросал последним, должен был занять ее место.
    По крайней мере так было в теории. В действительности же дети Снайдеров бросали мяч именно в Памелу, с силой, злостью и с видимым удовольствием.
    Джудит, глядя на них, почувствовала, что ее просто тошнит. Она вернулась с пикника раньше, чем ожидала… и, очевидно, раньше, чем, ожидали они. Она решительно вышла на лужайку.
    Ева увидела ее и что-то пробормотала. Тони, который уже отвел руку, чтобы бросить мяч, просто подкинул его в воздух и поймал снова. Камилла бесцельно уставилась на клумбу. А Памела, разрыдавшись, бросилась бежать и исчезла за углом дома.
    Затем последовал бурная сцена в детской.
    — О, ну, в общем, мисс Карнеги, — надувшись, заявила Камилла, — она просто тварь.
    Джудит с усилием подавила свой гнев.
    — Как так ‘тварь’, Камилла?
    — Мы не хотим ее здесь, — грубо вмешался Тони. — У нас все было хорошо до того, как приехала она. Почему она должна быть здесь у нас? Разве она не может жить где-то в другом месте?
    — Скажи прямо, Тони: что именно тебе в ней не нравится?
    — Да всё! — Он раздраженно пнул дверцу буфета.
    — Отвечай разумно, — велела Джудит. Но он молчал.
    — Ну, я думаю, мы должны сказать ей, что сожалеем, — заявила Ева со своей обычной несокрушимой легкостью. — Мы поступили неправильно.
    — Я рада, что ты это понимаешь, — холодно сказала Джудит; слова правильно и неправильно слетали с губ Евы слишком часто. — Памела много страдала, и от вас зависит сделать так, чтобы ей стало легче. Но, конечно, я не потерплю травли.
    После секундной паузы Камилла рефлексивно воскликнула:
    — Да, наверное, мы вели себя гадко, мисс Карнеги. Но вы знаете, как это бывает: вы входите в азарт и делаете то, что не собирались. Хорошо, — она поглядела на остальных, и Джудит, казалось, увидела в ее газах предупреждение, — что ж, я сожалею.
    — Бедная Памела, — пробормотала Ева.
    Но щеки Тони покраснели от гнева.
    — Я не собираюсь приносить извинения, — резко сказал он.
    — В таком случае, Тони, ты должен сразу уйти в свою комнату.
    — Не пойду! — пробормотал он.
    — Осторожней, Тони, — предостерегла его Джудит.
    — Я сделаю то, что мне нравится, — ответил он, отворачиваясь. — Вы мне не прикажете.
    Именно тогда Джудит надрала ему уши.
    
    Позже, уже успокоившись, она не жалела об этом. Но она ожидала последствий, и они наступили достаточно быстро. Тем же вечером миссис Снайдер вызвала ее в гостиную. И идя через холл на эту беседу, Джудит поняла, что сознание собственной моральной правоты не защищает от внутреннего трепета.
    Ее работодатель приветствовала ее холодно и сразу перешла к делу.
    — Тони сказал мне, мисс Карнеги, что вы ударили его днем. Это верно?
    — Да, миссис Снайдер, и, боюсь, что он это заслужил.
    Пожилая женщина бросила окурок в камин.
    — Дело не в этом. Мне казалось, мы согласились, что такое обращение нежелательно.
    — Да, как правило. Только…
    — Только, похоже, вы вышли из себя. — Миссис Снайдер зажгла новую сигарету и выпустила дым из широких ноздрей. — Что ж, согласна, дети часто невыносимы. Но, конечно, это наша обязанность — и, в частности, как мне думается, ваша обязанность — сдерживаться ради их пользы… О, и еще кое-что.
    — Да, миссис Снайдер?
    — Из того, что сказал Тони, мне стало ясно, что вы извратили некоторый инцидент, который произошел раньше. Я, конечно, не была свидетельницей, но нелепо думать, как вы, очевидно, делаете, что три моих ребенка сознательно преследуют Памелу.
    — Прошу прощения, но я ничего не извращала, — упрямо стояла на своем Джудит. — Возможно, они перевозбудились, но они третировали ее.
    — Тони это отрицает, мисс Карнеги. Уверена, он не стал бы лгать своей матери. Если Памеле причинили боль, это совершенно случайно. Думаю, мы должны считать этот неприятный инцидент исчерпанным.
    Миссис Снайдер отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
    — Доброй ночи, мисс Карнеги, — сказала она.
    На мгновение Джудит стояла, борясь с бессильным гневом, ее щеки горели, а затем довольно шумно она покинула комнату. Поднявшись к себе, она поздравила себя с тем, что сдержалась и не заявила немедленно об уходе, поскольку сейчас стало ясно, что Памела нуждается в активной защите, и Джудит теперь была готова перенести почти любое оскорбление, но не бросить работу и не оставить ребенка одного перед преследованиями и страданием.
    Она почти не спала той ночью, в голове роилось слишком много планов, слишком много возможностей, слишком много факторов за и против. Было уже четыре часа и за окном в темноте барабанил нежный, но настойчивый дождь, прежде чем она провалилась в беспокойный и неосвежающий сон.
    Но она могла бы и не терзаться, поскольку на следующий день Памелу Кейтсби убили.
    
    Внезапно стало холодно, и Холмы скрылись в тумане. Ночной дождь почти не смочил землю, которая отвердела за многие недели засухи, но увлажил упавшие листья вокруг воротных столбов и очистил сухой воздух. Топка каминов стала неизбежной, и все ждали холодов. После чая Джудит в своей крошечной гостиной разбирала зимнюю детскую одежду.
    Она прокручивала в голове события предыдущего дня, и они казались гораздо менее тревожными, чем тогда, и девушка начала ругать себя за то, что слишком драматизировала их. Этим утром дети Снайдеров активно демонстрировали признаки раскаяния. От Евы этого и следовало ожидать, но оказываемые несколько свысока знаки внимания Тони к Памеле и добросовестная любезность Камиллы были внове. Сама Памела держалась робко и казалась настолько бледной и нервной, что Джудит освободила ее от заданий на вторую половину дня и отпустила погулять. Довольно скоро (Джудит поглядела на часы) она должна была вернуться. Но остальные сели за ранний чай, и длительное отсутствие Памелы еще не казалось поводом для беспокойства.
    Размышляя о разрушительных набегах моли, Джудит едва услышала стук парадной двери, но встрепенулась, услышав возбужденные голоса, а чуть позже послышались шаги на лестнице и в ее открытую дверь заглянула горничная:
    — Простите, мисс Карнеги, но пришел джентльмен и хочет вас видеть. На самом деле он хотел видеть миссис Снайдер, только ее нет, и он спросил кого-нибудь еще, а я назвала вас. Это полиция, мисс.
    — Полиция! — Потрясенная Джудит вскочила на ноги. — Хорошо, Энн, я иду.
    — Никакой необходимости идти, мисс, — послышался новый голос. Бледный, устало выглядящий мужчина в форме инспектора последовал за горничной в комнату. В его голосе слышался легкий кентский акцент, и с собой он нес сверток в оберточной бумаге. — Прошу простить за вторжение, — добавил он, — но это довольно срочно.
    — Д-да, конечно, — запнулась Джудит. — Прошу садиться… Можете идти, Энн.
    Излучая любопытство каждой порой, горничная неохотно вышла. А посетитель, не принимая приглашения Джудит, сказал:
    — Меня зовут Уильямс, мисс. Полицейские силы Силчёрча. Вы гувернантка детей, как я понимаю?
    — Да. — Джудит трудно было сделать так, чтобы голос не дрожал. — Что произошло, пожалуйста, скажите! Несчастный случай?
    Несколько секунд инспектор не отвечал. Затем он положил пакет на стол и развернул его. В нем оказалось синее детское платье.
    У Джудит закружилась голова. Она тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками.
    — Вы узнаете его, мисс? — Голос инспектора звучал печально, но не плаксиво, и Джудит почувствовала к нему странную вспышку благодарности.
    — Да, — прошептала она. — Оно принадлежит маленькой Памеле. Памеле Кейтсби.
    — На ней, конечно, имелся жетон идентификации, — сказал инспектор. — Но нам нужно подтверждение.
    С близким к истерике спокойствием Джудит спросила:
    — Она точно мертва?
    Инспектор кивнул:
    — Боюсь, что так. Ее сознательно убили.
    Выдержка Джудит закончилась. Она открыла рот, чтобы закричать, и в этот момент инспектор довольно сильно ударил ее по щеке. Крик застрял в горле. Она подняла к лицу дрожащие пальцы.
    — Лучше держите себя в руках, мисс, — чуть улыбнулся инспектор. — Я знаю случаи, когда люди срывались и… гм… больше никогда не приходили в норму.
    Почти неслышно Джудит прошептала:
    — С-спасибо. Д-думаю, теперь я в порядке. Но убить ребенка…
    — Это ужасно. Но мы найдем того, кто бы это ни сделал, и он будет повешен. — Инспектор доброжелательно посмотрел на нее и положил руку ей на плечо. — Вы нам поможете, я уверен.
    — Но… как и где?
    — На территории Холигейт-Мэнор, мисс. Она… — он чуть замялся, — ее задушили. А затем, когда это не сработало, били головой о стену.
    Джудит задрожала.
    — О, Боже, — простонала она и начала тихо плакать. — О, Боже!
    Инспектор немного помолчал, а потом произнес:
    — Я не стану сейчас сильно вас беспокоить. Позже у нас будет надлежащий разговор. Но пока есть лишь два вопроса, которые я хотел бы задать.
    Джудит медленно и мучительно взяла себя в руки. Она ужасно остро чувствовала окружающую обстановку: тепло от газового обогревателя, голос Камиллы, разговаривающей с миссис Фли в холле ниже; голоса Евы и Тони, о чем-то спорящих в детской. Она глубоко вздохнула, и в голове немного прояснилось.
    — Да? — сказала она.
    — Это платье. — Инспектор взял ее за руку и подвел к столу, на котором оно лежало. — Это то, что было на ней, когда ее убили. — Он развернул его и положил его передом наверх. — Видите, оно порвано на шее, где застежка. Так и было, когда вы видели ее в последний раз?
    — Нет. Конечно нет.
    Инспектор кивнул.
    — Тогда мы можем предположить, что была борьба. — Он перевернул платье и разгладил его. — И на спине здесь, около талии, имеется небольшое пятно чего-то фиолетового. Что с этим?
    — О, это просто краска, — сказала Джудит. — Она там уже долго. Я собиралась вывести пятно, но все как-то…
    Их прервали. Пока она говорила, Джудит услышала шаги, спешащие наверх по лестнице. И до того, как она или инспектор смогли сделать хоть какое-то движение, дверь распахнулась и Камилла оказалась в комнате.
    — О, мисс Карнеги, — начала она, а затем резко остановилась, переводя взгляд с инспектора на заплаканное лицо Джудит и на платье на столе.
    — О, — сказала она, — о, простите. Я не знала…
    — Действительно ли это важно, Камилла? — обратилась к ней Джудит.
    — Нет, мисс Карнеги. Нет, совсем нет. Простите. — И окинув комнату еще одним удивленным взглядом, Камилла выбежала.
    Инспектор стал вновь заворачивать платье, и, когда он это сделал, они услышали, как парадная дверь открылась, и раздался беззаботный голос Камиллы: ‘Привет, папа! Привет, мама!’
    — Ну, теперь, — сказал инспектор, — кажется, вернулись мистер и миссис Снайдеры, поэтому я должен пойти и поговорить с ними. Мы увидимся позже, мисс. — В дверном проеме он сделал паузу и пристально посмотрел на нее. — У меня у самого есть дети, — добавил он, — и никому не сойдут с рук подобные вещи, если это зависит от меня.
    Затем он ушел.
    
    Как Джудит прожила следующие несколько часов и не сломалась, впоследствии она никогда не смогла вспомнить. Поскольку в путанице неорганизованных мыслей, кипящих в ее мозгу, была и та, которая била непрерывно словно барабанный бой:
    ‘Это моя вина, что ее убили. Моя вина. Моя вина… Я должна была наблюдать за ней каждый час день и ночь. Ночью она должна была спасть в моей комнате. Я не должна была позволять ей выходить одной… Не справилась. Не справилась. Не справилась…’
    Пока она занималась другими детьми, она еще как-то отвлекалась. Но, когда она наконец уложила их (удовлетворив их любопытство неопределенным упоминанием о ‘несчастном случае’), шлюзы открылись.
    ‘Мертва, и виновата я. Мертва, и виновата я. Мертва, и…’
    Она приняла слишком много аспирина и почувствовала себя несколько заторможенной. Но когда, наконец, в десять тридцать того же вечера инспектор вновь вошел в ее комнату, первый шок немного отступил, оставив лишь тупую боль в сердце. Он сел напротив нее, выглядя очень бледным и усталым.
    — Что ж, — сказал он, — мы собрали все улики, что могли. И польза от них невелика, как ни жаль мне это говорить. Никаких следов. Никаких отпечатков пальцев. Никаких свидетелей. Никаких материальных улик. И очень немного крови, так что сомнительно, есть ли там вообще кровь убийцы.
    — Как… кто ее нашел? — спросила Джудит.
    — Какие-то люди, пришедшие вместе с агентом посмотреть дом. Это было приблизительно в четыре тридцать. Доктор говорит, что ее убили между двумя и четырьмя, но, к сожалению, не может или не хочет сказать точнее.
    — Вы… вы видели мистера и миссис Снайдер?
    Инспектор очень внимательно поглядел на нее:
    — Да. Почему вы спрашиваете?
    — Ну, просто я не видела. Они не сказали ни слова ни мне, ни детям после того, как вы принесли новости. — Джудит беспокойно сжимала подлокотник кресла. — И я боюсь того, что они скажут. Я не должна была позволять Памеле идти одной.
    — Ерунда, — резко возразил инспектор. — Вы нисколько не виноваты, поэтому можете прекратить переживать.
    — Полагаю, — Джудит чуть замялась, — полагаю, мистер и миссис Снайдер очень расстроены?
    — Да. Помимо прочего, они теряют… — инспектор сдержался. — Да, конечно, они очень расстроены. А теперь, мисс Карнеги, есть пара вопросов, которые я хочу задать. Во-первых, когда вы видели Памелу в последний раз?
    Джудит почувствовала, как подступили слезы, и сердито высморкалась. Прижимая к лицу носовой платок, она ответила:
    — Это было после ланча. Примерно без четверти два. Она выглядела не очень хорошо, поэтому я послала ее погулять.
    — Вы видели, в каком направлении она пошла?
    — Нет. Но она ходила в Холигейт-Мэнор всякий раз, когда выдавалась возможность. Это ее бывший дом, понимаете?
    — О! — Инспектор погладил подбородок, и Джудит внезапно поняла, что, несмотря на седину, он все еще далеко не старик. — Ну, если мы не имеем дело со случайным маньяком, убийца, должно быть, это знал.
    — Конечно… — Джудит замялась, — это единственное возможное объяснение?
    — Маньяк? Не обязательно. Возможен, например, грабеж. На ней было что-то ценное? Фамильные драгоценности или что-то в этом роде?
    Джудит покачала головой:
    — Нет. Ничего.
    — Тогда это не проходит. Возможно, это какая-то месть, но нет никаких доказательств этого. И пока нет никаких доказательств, что она знала что-то, делающее ее опасной для кого-то. Это оставляет обычный мотив — деньги. Памела должна была унаследовать крупную сумму в день совершеннолетия.
    Джудит вытянулась на стуле: в уме ее начало расцветать неприятное подозрение, до этого затененное шоком и горем.
    — Я позвонил поверенному в Лондоне, — продолжал инспектор тем же нейтральным тоном, — и факт состоит в том, что теперь, когда Памела мертва, состояние должно быть разделено между тремя детьми Снайдеров, как только им исполнится двадцать один год.
    На мгновение Джудит просто не могла понять значения этого факта, но поняв, почти открыто рассмеялась:
    — Вы же не имеете в виду… Вы не можете вообразить…
    Но затем ей открылась новая возможность:
    — Мистер и миссис Снайдер, вы имеете в виду, ради своих детей…
    — Нет! — Голос инспектора звучал резко. — Они целый день были в Силчёрче, и у них стопроцентное алиби. У меня было время это проверить.
    — Но другой вариант… — Джудит наклонился вперед: — Это невозможно, фантастично!
    — Надеюсь, что так. Надеюсь, что так. Но я должен изучить каждую возможность. Эти дети Снайдеров знали об условиях завещания?
    — Вы должны ошибаться! — воскликнула Джудит. — Просто невероятно, чтобы хоть какой ребенок…
    — Они знали? — повторил он с внезапной горячностью.
    Джудит откинулась назад.
    — Они могли знать, — прошептала она. — Это не та информация, которую бы я изложила своим детям, но…
    — Я выясню, — пробурчал инспектор. Его нервы тоже были на пределе. — А теперь скажите мне, пожалуйста, что вы знаете об их передвижениях в течение дня.
    
    Джудит была столь ошеломлена, что у нее больше не осталось сил спорить. Словно со стороны и издалека она услышала собственный невыразительный голос. Два дня в неделю, а это как раз был один из них, у детей были дополнительные уроки, чтобы подтянуть отставание по определенным предметам. Уроки шли между двумя и четырьмя. Ева и Камилла отставали по географии, но не Тони; Ева и Тони были слабы в геометрии, но не Камилла; Камилла и Тони плавали в английском, но не Ева.
    — И вы не знаете, — спросил инспектор, — куда пошел каждый из них и что делал, когда они фактически не были с вами?
    — Нет, не знаю, — вздохнула Джудит.
    — До Холигейт-Мэнор десять минут ходьбы, — пробормотал инспектор. — Времени достаточно. И если ни у одного из них нет алиби…
    Джудит тупо уставилась на него, ее чувства словно атрофировались.
    — Вы же не верите этому, — сказала она. — Пожалуйста, скажите мне, что не верите!
    Он встал.
    — Не наверняка, мисс Карнеги. Маньяк тоже возможен. Но мне придется поговорить с этими детьми завтра и посмотреть, не выдаст ли себя кто-нибудь из них. — Он замялся. — Это самый безопасный возраст, чтобы совершить убийство, не так ли? Наказание, — он передернул плечами, — наказание, если вас изобличат, сравнительно пустяковое. — Он подошел к двери, открыл ее и оглянулся. — Доброй ночи, мисс Карнеги.
    
    В течение десяти минут после того, как он ушел, Джудит сидела неподвижно. Затем медленно встала, автоматически привела в порядок комнату и вышла на лестничную площадку. Из гостиной ниже этажом доносился гул голосов: резкий — миссис Снайдер и приглушенный и унылый — ее мужа, который пытался возражать. В спальне Евы тоже слышались голоса, быстрые и заговорщические. Джудит подошла и открыла дверь. Там была еще Камилла в пижаме.
    — Возвращайся к себе в комнату, Камилла, — скомандовала Джудит. — А ты, Ева, гаси свет.
    Притихшая старшая девочка вышла вслед за Джудит на площадку. Но когда они приблизились к двери ее комнаты, спросила:
    — Мисс Карнеги, а это правда, что Памелу убили?
    — Я не готова обсуждать эту тему сейчас, Камилла.
    — Понимаете, я не могла не видеть, что ее платье порвано. Означает ли это…
    — Ложись спать, Камилла, — велела Джудит. И взглянув ей в лицо, девочка молча повиновалась.
    Сама Джудит скоро тоже оказалась в кровати, и забвение пришло милосердно быстро, хотя это было забвение, перемежающееся кошмарами. Внезапно она проснулась и села в кровати, пытаясь вспомнить какой-то факт, сцену или лицо, которое задержалось лишь на краю сознания. Или это ей приснилось? Может быть, она все еще спит? Но это было важно, она понимала. И она ‘ощупью’ двинулась назад вдоль сумеречного туннеля сна, пока, бесконечно далеко, не увидела фигуры и движения, запечатленные с предельной ясностью, словно на киноэкране. Этого было достаточно. Почувствовав тошноту, она впилась зубами в подушку.
    Тошнота прошла, и она включила свет. Два часа. Словно в трансе, она встала с кровати, надела халат и шлепанцы и вышла из комнаты. Дом безмолвствовал, и тиканье напольных часов в холле казалось сверхъестественно громким. В свете, падающем через открытую дверь от ее прикроватной лампы, Джудит могла видеть лишь контуры дверей детских комнат в конце коридора.
    Тони. Камилла. Ева.
    Она направилась в комнату Камиллы.
    Когда Джудит включила свет, Камилла беспокойно спала, скомкав простыни; лицо покраснело, а на лбу выступили бусинки пота. В течение нескольких секунд Джудит смотрела на девочку со своего рода беспристрастным любопытством, а затем тихо произнесла ее имя.
    Камилла пошевелилась. Глаза ее открылись, и она уставилась на Джудит, сначала не видя ее. Наконец, и очень быстро, она села в кровати.
    — М-мисс Карнеги! — запнулась она. — Что?..
    Джудит присела на край кровати:
    — Я хочу поговорить с тобой, Камилла.
    Что-то похожее на страх промелькнуло в глазах Камиллы. Впервые Джудит заметила, какие они маленькие, как у ее матери.
    — К-который час?
    — Два часа.
    — О, но мисс Карнеги…
    — Это не займет много времени. — Теперь, когда настал решающий момент, Джудит полностью владела собой. — Ты убила Памелу, да?
    Камилла отодвинулась от нее. Румянец на щеках пропал, уступив место бледности, а одну руку она прижала к чуть намечающейся груди. Джудит монотонно продолжала:
    — Ты выдала себя, Камилла, сказав, что видела, будто платье Памелы порвано. Когда ты вошла в мою комнату, платье лежало передней частью вниз, и, таким образом, ты не могла увидеть ничего подобного. Может быть лишь одно объяснение, откуда ты это знала.
    Последовало молчание, тянущееся почти невыносимо. Камилла противоестественно двигала губами, словно они причиняли ей боль. И голос Джудит немного дрогнул:
    — Я, конечно, должна буду сказать инспектору. — Она наклонилась вперед, безуспешно пытаясь улыбнуться. — Ты больна, Камилла, очень больна. Ты просто должна быть больной, чтобы сделать эту ужасную вещь. Они… тебе не причинят боли. Тебя отвезут в больницу, и доктора проследят, чтобы ты поправилась.
    Снова повисло молчание. Но рот Камиллы прекратил двигаться, и в ее глазах появилось выражение, которое Джудит не могла понять.
    — Итак? — спросила Джудит.
    — Вы совершенно неправы, мисс Карнеги, — сказала Камилла.
    Джудит уставилась на нее:
    — Неправа?
    — О, да, мисс Карнеги. — Голосок Камиллы был высоким и чистым. — Я никогда ничего не говорила о порванном платье Памелы.
    Джудит пробил озноб:
    — Но ты же так сказала, Камилла. Сказала!
    Камилла убрала руку от груди и улыбнулась:
    — Я уверена, вы ошибаетесь, мисс Карнеги. Вам это, должно быть, привиделось.
    Джудит поняла.
    — Послушай, Камилла, — в отчаянии воскликнула она, — Ты будешь несчастной, если попытаешься избежать последствий. Всю остальную жизнь память о том, что ты сделала, будет мучить тебя. Разве ты этого не понимаешь, дитя?
    — Но, мисс Карнеги, — сладко произнесла Камилла, — я ничего не сделала. И мне ужасно, ужасно жаль бедную Памелу.
    Джудит боролась против поднимающейся в ней волны отвращения:
    — Но ты знала о завещании? Знала, что ты, Ева и Тони получили бы деньги, если бы Памела умерла?
    — О, да, я знала об этом. — Камилла начала разглаживать простыню. — Я подслушала, как мама и папа говорили об этом… Конечно, я не должна думать о таких вещах, — ее глаза ни на секунду отрывались от лица Джудит, — но ведь это хорошо, не так ли? Быть в состоянии иметь что хочешь, когда вырасту: одежду, автомобили и большой дом…
    Джудит резко встала. Беспомощная ярость почти ослепила ее. У Камиллы нет никакого алиби, но, как сказал инспектор, если не будет никаких улик, то Камилла в безопасности. Она может совершить вторую ошибку, но это маловероятно… Джудит теперь поняла очень многое и, прежде всего, что детская ненависть к маленькой Памеле у Снайдеров возникла из черной зависти.
    — В последний раз, Камилла: ты собираешься признаться?
    — Но мне не в чем признаваться, мисс Карнеги, — сказала Камилла, а затем ее настроение резко изменилось, и она выбралась из кровати с другой стороны и прижалась к стене. — Вы безумны, слышите меня? Безумны! Папа адвокат, и он займется вами, если вы попытаетесь обвинить меня в чем-нибудь.
    Перед глазами Джудит поплыл красный туман. Она едва сознавала, что взяла тяжелую прикроватную лампу и медленно двинулась вокруг кровати.
    Камилла закричала.
    Почти сразу показалось, что проснулся весь дом. Раздались шаги, стук в дверь, тревожные голоса. И к Джудит вновь вернулось здравомыслие. Она стояла неподвижно, уставившись на фигуру, присевшую около стены. Когда она заговорила, голос ее звучал уныло и безнадежно.
    — Но ты же действительно сказала мне, что видела, что платье Памелы порвано.
    Тогда, быстро подойдя очень близко, Камилла внезапно усмехнулась, и звук этот был настолько омерзителен, что Джудит вынуждена была отвернуться.
    — Честно, мисс Карнеги, — сказала Камилла, — я не понимаю, о чем вы говорите.    1^sted: ‘Bodies from the Library 4’, 2021 ▣ Перевод: Н. Баженов ▣ Публикация на форуме: 07.09.2022 г.
• Л. БРЮС ‘ТРУПНОЕ ОКОЧЕНЕНИЕ’
    Leo Bruce ‘Rigor Mortis’
  

  Предисловие | +

    Лео Брюс — псевдоним плодовитого писателя Руперта Крофт-Кука (1903–1979). Выросший в Сент-Леонарде, прибрежном городе на юго-востоке Англии, Крофт-Кук в собственной семье чувствовал себя несколько чужим. Когда ему исполнилось всего восемнадцать, он издал свой первый труд: тонкий томик стихов, и после непродолжительной работы тьютором уехал из дома и стал путешествовать по свету.
    После возвращения опыт Крофт-Кука, приобретенный в Европе и Южной Америке, помог ему найти работу в 2LO, организации, со временем превратившейся в Би-би-си. Хотя ему было лишь немногим больше двадцати, в 2LO он регулярно выходил в эфир, делая доклады на такие разнообразные темы, как жизнь в Бразилии, флора и фауна Фолклендских островов и (на десятилетия опередив время) о прелестях Португалии и Испании как месте для отдыха. Он также делал программы о музыке Аргентины и Чехословакии и написал несколько радиопьес, включая ‘Телеграмму’ (The Telegram, 1926), ‘В туннеле’ (In the Tunnel, 1927) и ‘Годовщину’ (Anniversary, 1928).
    Крофт-Кук стремился к знаниям во всех областях. Он писал по любому поводу и обо всем, что вызывало у него интерес: от веселой игры в дартс, пабов и цирков до жизни цыган. Как это не странно звучит, учитывая его сексуальную ориентацию, он даже написал статью, советующую, как ‘подцепить’ женщину в различных европейских странах; еще более неправдоподобно, что это ‘исследование’ было напечатано в ‘Дейли Миррор’, левой британской газете. Помимо поэзии, журналистики, обзоров и фантастических рассказов, Крофт-Кук написал огромное количество тщательно проработанных, легко читаемых книг, а также биографий, включая более двадцати томов автобиографии, печатавшихся в течение более чем тридцати лет, и пока еще не опубликованный детектив для маленьких читателей ‘Где был Уитерс?’ (Where Was Withers?). Среди его наследия также постановки, в том числе спектакль ‘Кресло Банко’ (Banquo’s Chair), основанный на одноименном рассказе Крофт-Кука, и женский легкий триллер ‘Стучи трижды’ (Tap Three Times). Однако сегодня он, прежде всего, известен детективами, главным образом изданными под псевдонимом Лео Брюс, в особенности романами и рассказами, в которых действует мрачный сержант Биф.
    Потерянный рассказ с участием Бифа ‘Трупное окоченение’ публикуется здесь, похоже, впервые. Я очень обязан Кертису Эвансу, историку Золотого века детективной литературы и автору значительного тома ‘Мастера ‘банального’ детектива’ (Masters of the ‘Humdrum’ Mystery, 2012) за то, что он привлек мое внимание к этому рассказу.

  
     — Трупное окоченение и прочее — все это очень хорошо, — высокомерно заявил сержант Биф, — и, смею заметить, доктора могут сказать, сколько времени человек мертв. Но мне подавайте каждый раз человеческую натуру!
    Так напыщенно он разглагольствовал перед молодым Теккереем, который когда-то служил констеблем под его началом, а теперь работал в Ярде.
    — Забудь на минуту об окоченении, — продолжал Биф, — и дай мне факты. Я хочу знать все об этих людях, прежде чем услышу, во сколько старика убили.
    Итак, Теккерей начал с самого начала. Старый Хербертсон, как оказалось, был этаким деревенским королем Лиром с тремя дочерями — все вышли замуж за преуспевающих мужчин в районе Уипстон, где он жил. У него также имелась молодая племянница, которая вела все его домашнее хозяйство. Хербертсон был маленьким человеком, ненамного выше пяти футов, и очень худым. Он не был слишком богат, но имел достаточно денег, чтобы создать мотив для убийства. (‘Это сколько? — потребовал Биф. — Людей убивают и за несколько шиллингов’.)
    В среду днем он вышел из своего небольшого дома за деревней с намерением посетить Стеллу, одну из дочерей, вышедшую за Берта Гэбриэла, мясника, который считался зажиточным и жил в большом доме под названием ‘Байес’. Старик оказался убит тем самым вечером, и Берт Гэбриэл стал главным подозреваемым. Здесь Теккерей сделал отступление, чтобы дать некоторое описание мясника.
    — Крупный, массивный парень чуть за тридцать, — сказал он, — краснолицый и с громким голосом. Молчун, любитель выпить. До этого против него ничего не было. Короче, человек, который мог совершил убийство, но, если бы обстоятельства не указывали на него, никому бы и в голову не пришло его подозревать.
    Его рассказ оказался очень простым. Он был дома, когда прибыл старый Хербертсон, поскольку в этот день магазин закрылся рано. Он сказал тестю, что Стелла уехала на день в Лондон. Подал чай, старик выпил две чашки и спросил его, почему в доме так холодно. Берт объяснил, что, поскольку кончилось топливо, отопление выключено, но он ожидает доставки кокса и антрацита в этот самый день. В пять часов, по словам Берта, старый Хербертсон покинул его и направился домой, а пройти предстояло около мили. Был мрачный зимний вечер, но старый Хербертсон сказал, что у него с собой фонарик и все будет в порядке. Берт Гэбриэл добавил, что старик не желал, чтобы над ним тряслись, поэтому хозяин позволил тестю уйти.
     
    В половине шестого, по словам Берта Гэбриэла, прибыл Джон Григгс, молодой человек, который доставлял кокс от местного торговца углем, и привез по полтонны кокса и антрацита. Берт вышел с ним, чтобы отпереть котельную, которая примыкала к дому. У этого помещения надежный замок фирмы Yale, поставленный недавно, поскольку в районе случались кражи угля. К двери имелось только два ключа, из которых один был у Берта, а второй — у Стеллы, его жены. Гэбриэл включил свет и показал Григгсу, куда сваливать топливо. Впоследствии на допросе Григгс уверенно заявил, что в помещении не было никакого топлива и небольшая комната была абсолютно пустой. Когда кокс занесли и котельную заперли, Гэбриэл предложил Григгсу съездить с ним в мясную лавку, где лежала его чековая книжка, поскольку хотел расплатиться за кокс сразу. Григгс согласился, и Гэбриэл поехал впереди в своем седане, в то время как Григгс последовал за ним в грузовике. Чек выписали, и, когда Григгс готовился уезжать, он услышал, что церковные часы пробили шесть. С нескольких минут после открытия и до тех пор, пока его не вызвали домой около десяти, Гэбриэл оставался в пабе гостиницы ‘Герцог Саффолкский’. Он лишь отлучался в свой магазин приблизительно в семь, чтобы принести фунт колбасы для владельца гостиницы, но отсутствовал лишь пятнадцать или восемнадцать минут.
    Старого Хербертсона больше не видели живым, хотя Дэвид Эркотт, второй зять и местный фермер, считает, что видел его спину, когда он, Дэвид, ехал домой вскоре после пяти. Однако фары светили тускло, и он не уверен.
    Когда наступило семь часов, а старик не вернулся, его племянница Агата заволновалась и обзвонила родственников. В восемь она начала сходить с ума и попросила, чтобы Джон Перрис, третий зять, немедленно приехал вместе с женой Фредой, младшей дочерью Хербертсона. Перрис был поверенный, практика которого находилась в соседнем городе, но имел офис и в Уипстоне. Когда он прибыл в дом старого Хербертсона и услышал от Агаты обстоятельства дела, то решил, что нужно сообщить в полицию.
    Было проведено быстрое расследование, и все возможности оказались исчерпаны. В такой деревне, как Уипстон, подобные вещи проверяются быстро. Старый Хербертсон не уехал ни автобусом, ни поездом и не мог далеко уйти пешком. Единственный способ для него исчезнуть — это частный автомобиль. Таким образом, тайна оставалась неразрешенной в течение часа.
    А затем в 21:15 Стелла Гэбриэл, старшая дочь, приехала из Лондона на станцию Уипстона и прошла несколько сотен ярдов до дома. Увидев, что отопление все еще не работает, она направилась в котельную, чтобы узнать, привезли ли кокс. Она обнаружила дверь запертой (замок не был поврежден) и открыла ее своим ключом.
    Рассматривая кучу кокса, она увидела, что из-под нее медленно вытекает темная жидкость, и испугалась, обнаружив, что это кровь. Довольно смело, поскольку она была совершенно одна, она отгребла кокс достаточно для того, чтобы понять, что под ним находится тело. Тогда она с криком выбежала из дома.
    — Доктор провел экспертизу, — сказал Теккерей, — и она приводит нас к пункту о трупном окоченении, который вы, кажется, считаете совершенно незначительным. Он считает, что старый Хербертсон был убит приблизительно за пять часов до того, как доктор приехал — как раз в то самое время, когда старик выходил из дома Берта Гэбриэла, чтобы идти домой. То есть это по словам самого Гэбриэла.
    — Что с мотивом? — проворчал Бив.
    — Насколько мы знаем, это, должно быть, деньги. Состояние старика после выплаты всех налогов на наследство и прочего составляет приблизительно двадцать тысяч фунтов. Это значит пять каждой из трех дочерей и племяннице, которым все оставлено поровну.
    — Орудие? — поинтересовался Биф.
    — Что-то тяжелое и тупое. Свинцовая труба или очень тяжелая дубинка. Его ударили сзади и проломили череп.
    — Отпечатки пальцев? Пятна крови? Одежда, отправленная в чистку?
    — Ничего вообще.
    — Очень миленькая тайна, — задумался Биф. — Ты считаешь, что это, должно быть, Берт, потому что никто больше не мог положить тело в котельную. И все же это, возможно, не Берт, продолжаешь ты, потому что трупа там не было, когда доставили кокс, и Берт не имел возможности положить его туда впоследствии.
    — Если только, — сказал Теккерей, — он не положил беднягу куда-то на лед и перенес в котельную, когда выходил из ‘Герцога Саффолкского’, чтобы принести колбасы. Если так, то он действовал довольно быстро.
    — Очень быстро, — согласился Биф. — А что там с кровью? Если он убил Хербертсона, то, по словам доктора, это было около пяти часов. Везде, куда он мог положить труп, тот, должно быть, кровоточил с того времени до семи. Где? Ты обыскал помещение?
    — Конечно. Ничего.
    — Понятно. Ну, полагаю, мне придется съездить в Уипстон. Не знаю, где бы ты был, юный Текк, если бы не заставлял решать за тебя эти задачки. Трупное окоченение и сроки, данные доктором! А я использую свой котелок.
     
    Биф вернулся через два дня и держался с Теккереем раздражающе хвастливо.
    — Конечно, я знаю, кто виновен, — сказал он. — И не из-за времени смерти. Ты дал мне первую подсказку, когда сказал, что Берт мог держать труп ‘на льду’ несколько часов. Что ж, я спросил себя, разве он не мог убить старика, спрятать труп в машине, где он и оставался, пока они с Григгсом ездили в магазин? Затем, после того, как Григгс уехал, он мог затащить труп в магазин. Пятна крови там не вызовут никаких вопросов, это он хорошо знал. Когда он пошел за колбасами, думаю, у него было время, чтобы вернуться в дом и присыпать труп коксом в котельной прежде, чем он вернулся в ‘Герцог Саффолкский’.
    — Значит?..
    — Секундочку, — остановил его Биф. — Я всегда интересовался пятнами крови. Свое первое большое дело я раскрыл, исследуя именно их. Знаю, что, если бы эта теория была верна, имелись бы следы в автомобиле Берта или же там недавно все вычистили бы. Просто обязаны были. Альтернативы нет. Но следов не было, а значит, вывод неверен. Берт не перевозил труп в своем автомобиле.
    — Тогда?
    — Таким образом, пришлось начать с самого начала. Я пошел от мотива. Кто мог хотеть убрать старика с дороги? Все три дочери и все три мужа. Да, но что относительно племянницы? У нее такой же хороший мотив, но нет мужа. Или есть? В планах, я имею в виду. И мои вопросы по этому поводу действительно дали мне ключ, поскольку я обнаружил, что в течение долгого времени была связь, которая, как они надеялись, оставалась тайной, — между ней и Джоном Григгсом!
    Да, теперь ты понял. Григгс едет и везет две тонны топлива Гэбриэлу, когда видит в фарах грузовика старика, идущего домой. Он останавливается, бежит за Хербертсоном и лупит его по голове сзади. Затем, вероятно, оттаскивает труп через изгородь или куда-нибудь, чтобы его не было видно из проезжающих мимо автомобилей, засовывает маленького старика в один из мешков и продолжает путь к Гэбриэлу. Было разумно предположить, что Гэбриэл не станет следить, как он несет каждый из двадцати мешков, и действительно, как он сказал мне теперь, он не стал торчать на холоде после того, как отпер котельную.
    Даже если бы за ним наблюдали, как он носит мешки, Григгс знал, что один лишний не будет иметь значения. Он вывалил труп, завалил его коксом и оставил, чтобы потом кто-нибудь его обнаружил. Он считал, что Гэбриэла станут подозревать прежде всего. И в этом оказался прав.
    Биф чуть задумался:
    — План его был не таким уж глупым. Могло и выгореть. Проблема с этими жестокими убийствами, однако, состоит в том, что, как бы вы не пытались свалить вину на другого, остается много следов. Это я предоставляю тебе, Текк, но не думаю, что будут проблемы. Одежда Григгса, грузовик, мешок, который он использовал, инструмент — не думаю, что он смог начисто удалить все следы. Вероятно, он сделал какую-нибудь глупость, которая позволит его осудить. Почти всегда так бывает. Ты пойдешь, найдешь ее и получишь продвижение по службе. А я пойду-ка опрокину пинту в местном пабе.   1^sted: ‘Bodies from the Library 4’, 2021 ▣ Перевод: Н. Баженов ▣ Публикация на форуме: 09.12.2021 г.
• Н. МАРШ ‘БОТИНКИ’
    Ngaio Marsh ‘Boots’  В первой спальне хижины клуба странников, наполовину повернувшись лицом к стене, лежала миссис Мариотт. Она свернулась калачиком на своей койке, положив одну руку под щеку, а другую — на подушку. Она всегда так спала: как котенок.
    Она была не одна. Трое мужчин неловко сгрудились рядом, не сводя с нее глаз: ее муж Фрэнк, его брат Кит и их друг Коллингтон. Четвертый мужчина ждал у двери. Пятый наклонился и откинул одеяло.
    Рукоятка ножа причудливо торчала у нее между лопаток. Кит с трудом мог в это поверить, так нереально это выглядело.
    — Вот видите! — сказал ее муж. — Именно это я вам и говорил, инспектор. Хотите, чтобы я показал вам, как это сделал? Смотрите.
    — Я уже предупреждал вас, Мариотт.
    — Я знаю, знаю, знаю. Но я хочу, чтобы вы поняли.
    — Ради бога, заткнись! — яростно завопил его брат. — Заткнись, Фрэнк. Фрэнк!
    — Но я настаиваю! Не забирайте меня пока, инспектор. Я хочу, чтобы эти парни услышали. — Он повернулся ко второму из своих спутников. — Да, и ты тоже, Коллингтон. Это твоя заслуга в такой же степени, как и моя. Ты же не думал, что я знаю, так? Ты не думал, что я наблюдал за тобой все эти недели. Какими же вы были дураками, вы оба! Что за чертовы самодовольные дураки! — Он посмотрел на своего брата. — Ты знал, Кит! Ты знал — но ведь ты всегда ненавидел ее, не так ли? Все в порядке. Теперь примите это так, как есть, инспектор.
    Он провел рукой по рту и продолжил ровным голосом, как будто повторял то, что выучил наизусть.
     — Мы все были в гостиной. Остальные сказали, что собираются ложиться спать. Я сказал, что надену ботинки и пойду прогуляюсь. Я вышел на веранду, как будто направлялся в свою комнату... Я говорю слишком быстро? — с тревогой спросил он. Сержант оторвал взгляд от своего блокнота и сказал: — Вы все делаете правильно.
    — Хорошо. Ну, я не пошел в свою комнату. Я вышел в коридор и спрятался в том шкафу с занавеской, что у двери. Все было так просто. Я мог видеть, мог за всем наблюдать. Я видел тебя, Кит. Ты вошел в свою комнату. Это уже второй случай, инспектор. Был и предыдущий. А потом она вошла сюда. А потом появился он. Этот парень. По имени Коллингтон. Из дальней комнаты, что позади моей. Понятно? Моя жена. Кит. Я. Коллингтон. В таком порядке. Хорошо. Так что я жду. Я долго жду, и, наконец, это происходит. Он выходит, этот Коллингтон, открывает ее дверь и входит. Я уже все продумал, так оно и было. Надо было только подождать. Когда он выскользнул обратно, я вошел и сделал это. Она не успела испугаться.
    Он повернулся, словно собираясь выйти, и столкнулся лицом к лицу с сержантом.
    — Поняли? Боже, какое облегчение.
    — Он лжет, — сказал Коллингтон, — Бог знает почему, но он лжет.
    — Да? — откликнулся старший инспектор. — Хотите уточнить?
    — Он отправился на прогулку. Он делал это каждую ночь с тех пор, как мы здесь. Полчаса с точностью до минуты. И он ушел.
    — Откуда вы знаете?
    — Из-за его ботинок.
    — Его ботинок? — Детектив взглянул на кроссовки Мариотта на резиновой подошве.
    — Именно. У нас были на этот счет споры. Каждый вечер он возвращается с прогулки и сбрасывает ботинки. И они падают на пол прямо у моей стены.
    Мариотт поднял голову и хихикнул.
    — И не только. Он заводит свой будильник и дает ему звенеть до конца, а затем заводит его снова. Нарочно. Чтобы разбудить меня. Это сводит меня с ума. То же самое было сегодня вечером. Снял ботинки и бросил их. А потом сработал будильник.
    — Вы были в своей комнате? — спросил старший инспектор.
    — Конечно, был. И тогда был там. Я не говорю, что не было других случаев. Были. Но не сегодня вечером. Она была напугана.
    Он повернулся к Киту.
    — Она боялась тебя. Ты добрался до нее. Давай же, признай это!
    — Я сказал ей, что думаю.
    — А ты помолчи, — сказал его брат. — Ты в этом не замешан.
    — Не замешан? — спросил Коллингтон. — Он?
    Старший инспектор повернулся к Киту Мариотту:
    — Эти перегородки очень тонкие, не так ли? Отдельные листы стеновой панели. Вы, должно быть, слышали стук ботинок и будильник?
    Последовало долгое молчание.
    — Я очень крепко сплю, — наконец ответил Кит. — Ничего не слышу. — Он пристально смотрел на Коллингтона.
    — Хотите добавить что-нибудь к этим заявлениям?
    — Да, — сказал Кит. — Я бы сделал то же самое. Все прошло. Закончилось. Она сказала об этом Коллингтону. Она, наконец, пришла в себя. А он плохо это воспринял.
    Коллингтон выругался.
    Старший инспектор обратился Фрэнку:
     — Не возражаете, если мы осмотрим вашу комнату?
      — Нет, — сказал он. — Вперед.
    
    Его комната была такой же, как и все остальные: неухоженной. Груды одежды на полу; книги, периодические издания, оберточная бумага и возле стены под кронштейном лампы — пара тяжелых ботинок на шнуровке с заклепками. Старший инспектор поднял один из них и уронил. Это произвело большой шум. Часы стояли на полке у той же стены.
    — Будильник поставлен на десять, — сказал он. — И остановлен. Как вы это объясните, мистер Мариотт?
    — Легко. Все так, как было прошлой ночью.
    — Значит, вы не установили его на это утро?
    — Да, он это сделал, — сказал Коллингтон. — На семь. Я слышал.
    — У тебя разыгралось воображение, — сказал Кит Мариотт. — Ты лжешь. Ты готовишь себе алиби. Не было ни будильника, ни ботинок. Ты вошел в ее комнату и, когда она сказала тебе, что все кончено, ты убил ее.
    — Значит, Фрэнк сует свою голову в петлю ради меня, так, что ли? Неужели настал тот самый день! Нет, клянусь богом! Фрэнк так заботится о своем обожаемом младшем брате.
    Старший инспектор подобрал кусок веревки. И показал всем. Один конец светился, и от него поднималась слабая струйка дыма.
    — Знаете что-нибудь об этом? — спросил он Фрэнка.
    — Этим был перевязан сверток с книгами. Я потерял свой нож и вынужден был сжечь узел. Проявил неосторожность.
    — Потерял? И все же вы использовали его, чтобы убить свою жену.
    — Боже мой! — воскликнул Мариотт. — Хорошо, я сдаюсь. — Он кивнул головой в сторону Коллингтона. — Ты этого не стоишь, — сказал он. — Но я пытался.
    — На полу остались следы пепла. Под кронштейном лампы. И на этих ботинках. Был бы он там, если бы сапоги сбросили в десять часов? Шнур горит медленно, — сказал старший инспектор. — Подвесьте пару тяжелых ботинок к ламповому кронштейну на веревочке и зажгите ее возле узла — рано или поздно это сработает, и ботинки упадут. Как вы говорите, у вас все получилось. Прекрасная идея. Обвиняйте себя. Признавайтесь. Убедитесь, что ваше утверждение явно ложное.
    Старший детектив-инспектор Аллейн вытащил светящийся конец веревки. — Но это игра с огнем, — сказал он.    1^sted: ‘Bodies from the Library 4’, 2021 ▣ Перевод: А. Волкова ｢псевдоним｣ ▣ Публикация на форуме: 09.10.2021 г.
• Э.Л. УАЙТ ‘ПАССАЖИРЫ’
    Ethel Lina White ‘Passengers’  Прямо перед ударом Эдна чувствовала себя необычно здоровой и счастливой. Ее отпуск кончился, счет в отеле был оплачен, а чемодан лежал на станционной платформе. Спустя час она сидела (солнце припекало ее непокрытую голову), любуясь пейзажем.
    Перед ней находилось зеленое заросшее травой озеро, сверкающее бриллиантовыми искорками, а позади него возвышались снежные вершины гор.
    Она провела великолепные три недели, лазя по горам в прекрасной англо-американской компании, и ей казалось странным возвращаться к цивильной одежде и надевать юбку и шелковые чулки после шорт и подбитых гвоздями ботинок. Остальные уехали накануне, а она решила задержаться на сутки в одиночестве.
    Ей было жаль уезжать — отчасти потому, что она собиралась не домой, а просто “назад”. Она чувствовала, что дорого заплатила за свободу привлекательной двадцатидвухлетней сиротки, лишенной родственников и друзей, а также за личный доход.
    Внезапно она почувствовала солнечный удар. Из-за высоты воздух был холодным и бодрящим, и она не заметила жара солнечных лучей. Она ощутила сильную боль в задней части шеи, сопровождаемую приступом тошноты. Когда белоснежные вершины гор потемнели и закачались, она почувствовала жуткую панику.
    “Я могу заболеть одна среди иностранцев”.
    Затем все расплылось… Открыв глаза, она обнаружила себя в холодном полумраке простенького зала ожидания, и женщина в черном сарафане поднесла стакан холодной воды к ее губам. Люди смотрели на нее с любопытством и говорили с ней, но она не могла понять ни слова.
    К счастью, вскоре ей стало лучше, и она смогла вознаградить своих добрых самаритян. Но после того, как они отошли, ей снова стало не по себе, когда она испугалась, что ее обокрали, пока она лежала без сознания. Но, осмотрев сумку, она увидела, что билеты, деньги и паспорт остались на месте.
    Теперь ей страстно захотелось уехать. Впервые в жизни она ощутила ужас беспомощности в незнакомом месте.
    Внезапно прозвучал сигнал, и над платформой закружились клубы дыма. Послышался рев, и к станции приблизился паровоз.
    Проводник с трудом нашел место для Эдны — хотя оно было зарезервировано, в купе уже находились шесть человек. Он извинился перед величественной леди в глубоком трауре, которая, казалась, была возмущена новой пассажиркой.
    Свисток пронзительно прозвучал, и поезд начал неспешно двигаться назад в Англию. Кроме приграничных станций, была лишь одна остановка — в Милане, перед Базелем, где Эдне предстояло пересесть на экспресс до Кале.
    Семейство — родители и двенадцатилетняя дочь — сидело с той же стороны купе, что и она. Напротив находились симпатичная девушка в черно-белом (казалось, она подражала кинозвезде), типичная британская старая дева и дама, возмущенная вторжением Эдны.
    Под вуалью, закутанная в черное, она была суровой и пугающей персоной — с носом, напоминающим клюв, и сердитым высокомерным взглядом.
    Сейчас грозная дама принимала гостя — бледного мужчину с мертвыми глазами, бородой лопатой и в очках. Пока они говорили вполголоса, Эдна наблюдала, как старая дева напрягается, пытаясь подслушать. Она также заметила, что дама в трауре раздраженно смотрит в ее сторону и что-то негромко сообщает компаньону.
    Чувствуя их враждебность, Эдна закрыла глаза и поняла, что мужчина покинул купе, лишь по тому, что гортанный шепот прекратился. Движение навеяло на нее легкий сон.
    Ее транс прервал проводник, который сунул голову в купе и крикнул что-то, на что никто не отозвался. Лишь старая дева тронула Эдну за руку.
    — Вы англичанка? — спросила она хрипловатым приятным голосом. — В вагоне-ресторане приготовлен чай. Пойдемте?
    У Эдны болела голова, поэтому она с радостью последовала за спутницей в коридор. Дойдя до следующего купе, они увидели внутри него женщину, лицо которой было покрыто шрамами, распростертую на сиденье. Ее лицо и лоб были забинтованы и крест-накрест заклеены пластырем, по диагонали от лба до подбородка.
    О больной заботились бледный чернобородый мужчина, недавно посетивший их купе, и медсестра, одетая как монахиня. Ее лицо было мрачным и отталкивающим, с жестоким выражением рта — поэтому было тяжело представить ее сестрой милосердия.
    — Как ужасно заболеть в дороге, — вздрогнула Эдна, вспомнив недавний приступ.
    Ее спутница смогла рассказать ей все про больную — видимо, она относилась к тем, кто собирает информацию.
    — В долине выше произошла автомобильная авария. Лицо бедняжки ужасно изрезано, и голова разбита, поэтому ее везут в Милан на операцию. Доктор только что рассказал это баронессе.
    Старая девая выкрикнула это, пока они шли через переходы между вагонами и наконец прибыли в переполненный вагон-ресторан.
    Забившись в угол, она восторженно смотрела на грязную скатерть, тоненькие ломтики масла и вишневый мармелад.
    — Как чудесно! — воскликнула она.
    Дама была невзрачной: средних лет, безвкусно одетая, пресная, словно овсянка. Но в ее погасших глазах порой мелькали юные искры.
    Эдна узнала, что ее соотечественницу звали Уинифред Бёрд, она два года работала гувернанткой в аристократической семье, а сейчас впервые отправлялась в отпуск. Эдну удивило, что у этой немолодой леди родители все еще живы.
    — Мама с папой пишут, что говорят только о моем приезде, — рассказала мисс Бёрд. — Они радуются, как дети, и вместе с ними радуется Рафф — старая английская овчарка. Он не чистокровный, но очень славный и предан мне. Он понимает, что я приезжаю, но не знает, когда именно, поэтому встречает каждый поезд. Мама пишет, что он всегда возвращается, опустив хвост, — это означает тоску и печаль. Они оба представляют, как он обрадуется, когда я приеду, — а это будет завтра.
    Эдна ощутила комок в горле при мысли об этой встрече. Она ясно представила себе пса — лохматого дворняжку с сияющими глазами цвета янтаря.
    О родителях она тоже узнала. Отец был школьным учителем. Выйдя на пенсию в шестьдесят пять лет, он начал изучать иврит ради собственного удовольствия.
    — После отпуска вы вернетесь назад? — спросила Эдна.
    — Да, но не на прежнюю работу, — мисс Бёрд посмотрела вокруг и снизила голос. — Я поеду свидетельствовать в деле об убийстве. Я не называю имен, но я была гувернанткой в очень высокопоставленной семье. Вы не представляете, какой властью они обладали. Исполнялись все их желания. Им даже не требовалось произносить их вслух — достаточно было лишь мигнуть. Но несмотря на эту абсолютную власть, в городе завелось несколько коммунистов, и их лидер — молодой человек — обвинил моего работодателя в коррупции. Боюсь, что он был прав. В замке произошла ужасная сцена, и мой работодатель застрелил этого юношу. Я сама это видела.
    — Вы видели убийство? — ахнула Эдна. — Какой ужас!
    — Дорогая, сначала это было ужасно, но позже стало волнующим приключением. Жизнь так интересна — в ней столько всего случается! Все пытались замолчать и заявить, что произошло самоубийство. Но, конечно, я настаивала на том, чтобы правосудие победило. Вы не представляете, как на меня набросились. Дети швыряли в меня камни на улицах. В магазинах отказывались меня обслуживать. Даже полицейские злились на меня. И наверняка специально устроили путаницу с билетами.
    — Какую путаницу? — спросила Эдна.
    — Я заказала билет второго класса, но когда я подошла к поезду, мне сказали, что мое место уже занято. Но баронесса оказалась очень добра и предложила мне ехать с ней в первом классе, пообещав уладить вопрос с билетом. Мне было неловко, так как она родственница моего работодателя.
    Эдна поняла, что аристократическая дама в черном была баронессой, которая аннулировала свой билет ради мисс Бёрд. Однако она уже устала от признаний мисс Бёрд. Когда они вернулись в купе, ей захотелось тишины.
    — Не возражаете, если я помолчу? — спросила Эдна. — У меня после солнечного удара голова раскалывается.
    Чтобы удовлетворить любопытство мисс Бёрд, она кратко описала ей приступ болезни. Ей показалось, что баронесса прислушивается к ее рассказу с тайным интересом.
    Мисс Бёрд предложила аспирин, от которого Эдна задремала.
    
    Вниз, вниз... Она погружалась в сон. Внезапно она почувствовала толчок, и ее сердце подскочило, словно она шагнула в пустоту. Открыв глаза, она смущенно оглянулась вокруг.
    Мисс Бёрд исчезла.
    Эдна удивилась внезапному ощущению одиночества. Баронесса дремала в углу. Так как нервы Эдны были на пределе — ей померещилось, что пассажиры в купе — не люди, а что-то вроде манекенов.
    Семейство читало разные страницы одной и той же газеты. Отец был высоким и чисто выбритым. У матери была короткая челка и замкнутое выражение лица. Дочь носила детские носочки, но ее лицо выглядело взрослым.
    Поскольку они оставались безмолвными и неподвижными, Эдна переместила взгляд на красивую блондинку, напоминавшую манекен в витрине.
    Здравый смысл подсказывал Эдне, что мисс Бёрд вышла умыться и скоро вернется. Она посмотрела на часы, чтобы заметить время ее отсутствия. Она вернется через пять минут — вместе с добротой, любопытством и рассказами о семье и доме.
    Пять минут прошло, десять, пятнадцать. Мисс Бёрд не возвращалась. Когда прошло двадцать минут, Эдна поглядела на сиденье и ощутила противный шок.
    Чемодана мисс Бёрд не было.
    Эдна больше не могла сдерживать волнение. Так как баронесса спала, она обратилась к другим пассажирам. Хоть она и была худшим лингвистом в мире, она храбро попыталась заговорить на трех европейских языках:
    ‘Où est la dame?’
    ‘Wo ist die Dame?’
    ‘Где дама?’
    Она дополнила свои усилия пантомимой, указывая на пустое место мисс Бёрд. Но пассажиры пожали плечами и отвернулись, показав, что они не поняли.
    Так как их лица оставались пустыми, Эдна решила выяснить, не перешла ли мисс Бёрд в другое купе. Однако, скорее всего, этого не произошло, поскольку поезд был переполнен. Эдна вправду волновалась, двигаясь вдоль покачивающего коридора, расталкивая стоящих и заглядывая в каждое купе.
    Ее блуждания напоминали поиски иголки в стоге сена. Она прошла весь поезд, в том числе оба вагона-ресторана, в которых мужчины пили и курили — но не обнаружила даже следа мисс Бёрд. С растущим чувством опасности она возвратилась в свое купе.
    Баронесса по-прежнему спала. В отчаянии Эдна решила разбудить ее. При этом она слышала возмущенный вздох остальных пассажиров, словно она совершала святотатство.
    Баронесса открыла глаза с видом возмущенной королевы. Но Эдна была слишком взволнована, чтобы извиняться.
    — Где английская леди? — крикнула она.
    — Какая английская леди? — спросила баронесса без малейшего акцента.
    — Мисс Бёрд. Она сидела здесь.
    — Не понимаю. На этом месте никого не было.
    У Эдны все зашаталось перед глазами.
    — Она была здесь. Мы ходили вместе пить чай.
    — Нет, — настойчиво произнесла баронесса, качая головой. — Вы ошибаетесь. Здесь не было никакой английской леди, кроме вас.
    Чувствуя себя, словно в дурном сне, Эдна опустилась на сиденье, в то время как поезд продолжал ехать в Англию. За окном начали сгущаться сумерки, но Эдна ощущала лишь нелепый хаос.
    ‘Либо они сошли с ума, либо я, — подумала она. — Мисс Бёрд не было? Она мне приснилась? Нет, она была такой же реальной, как я, — с родителями и Раффом. О, Боже! Как ужасно быть такой беспомощной! Мне надо подумать...’
    Внезапно она вскочила в порыве бесполезной активности.
    ‘Я должна что-то сделать’.
    Едва отдавая себе отчет в своих действиях, Эдна начала заново обходить поезд. Но теперь она поняла, что является предметом удивления и любопытства. Во всех купе на нее смотрело множество лиц.
    Войдя в вагон-ресторан первого класса, она услышала оксфордский акцент. Не поняв, кому именно он принадлежал, она обратилась ко всем.
    — Пожалуйста, здесь есть англичане?
    На вопрос расстроенной симпатичной девушки откликнулись двое, хотя один из них, видимо, считал рыцарство простой формальностью. Он был высоким, худым, похожим на ученого — и вправду он был университетским преподавателем иностранных языков.
    Второй был моложе и небрежнее — с взлохмаченными волосами и дерзкими синими глазами.
    — Английская леди, мисс Бёрд, исчезла из поезда, — дрожащим голосом объяснила Эдна. — Мне сказали... но это чепуха. Я очень боюсь. Происходит что-то странное — а я не говорю на их языке... и...
    Пока она это произносила, она заметила высокого седого человека, лысого как стервятник, который глядел на нее пронизывающим взглядом, словно рассматривая в микроскоп.
    — Вы можете взять себя в руки и сделать краткое заявление? — спросил профессор.
    Его хладнокровный голос успокоил ее нервы и побудил изложить ситуацию в нескольких словах. К счастью, профессор ей поверил — он сразу стал выглядеть серьезным.
    — Это нужно расследовать, — произнес он. — Вы можете показать мне, где находится ваше купе?
    Легкомысленный юноша последовал за ними и попытался приободрить Эдну, пока они пробирались через переполненный коридор.
    — Моя фамилия Карр, — сказал он. — Слишком длинная для запоминания. Лучше зовите меня ‘Джон Майкл Питер’, как все прочие. Я инженер и тоже говорю на разных языках. Считайте меня второй скрипкой.
    Ободряемая поддержкой соотечественников, Эдна рассчитывала на счастливый исход, входя в свое купе. Баронесса говорила с доктором, который снова нанес ей визит, однако она снисходительно выслушала профессора.
    Казалось, он находится в своей стихии, занимаясь официальным расследованием и поочередно опрашивая пассажиров. Эдна посмотрела на него с улыбкой и была неприятно поражена его безучастным лицом. Хоть она и не понимала языка — было легко понять их жестикуляцию: отрицательное покачивание головой.
    Постепенно ее доверие начало падать. Проводник, которого позвали в купе, добавил смуты и непонимания. Она взглянула на Карра, но тот лишь скорчил гримасу.
    Ее сердце упало, и голова затуманилась. Не может быть, чтобы все эти люди лгали, — но они отрицали существование мисс Бёрд.
    Профессор холодно взглянул на нее.
    — Вы совершаете чрезвычайно странную ошибку. Никто из присутствующих — в том числе проводник — ничего не знает о даме, которая, по вашим уверениям, исчезла.
    — По-вашему, я ее придумала? — дико закричала Эдна. — Мы с ней вместе пили чай!
    — Тогда опишите ее, чтобы я мог спросить официантов.
    К своему ужасу, Эдна вспомнила, что она почти не смотрела на мисс Бёрд. Большую часть времени она сидела с закрытыми глазами по причине дикой головной боли.
    — Боюсь, что немного могу рассказать, — пролепетала она. — На ней не за что зацепиться взгляду. Она средних лет, совершенно заурядна и бесцветна.
    — Вы даже не помните, высокая она или низкая, толстая или худая?
    — Н-нет... Но я помню, что у нее синие глаза!
    — А что на ней надето? — в порыве озарения спросил Карр.
    — Кажется, твид. Из-за головной боли я почти не обратила внимания.
    — Вот именно, — сухо подтвердил профессор. — Причинно-следственная связь. Доктор рассказал мне, что у вас был солнечный удар.
    Внезапно Эдна сообразила, как убедить его.
    — Откуда доктор это знает? — спросила она. — Я рассказывала об этом только мисс Бёрд. Кому еще я могла рассказать, если я говорю только по-английски?
    Казалось, профессор задумался — он начал протирать очки. Но доктор быстро заговорил — и на лице профессора снова появилось прежнее недоверчивое выражение.
    — Вам стало плохо на платформе. Баронесса там была и позже рассказала доктору.
    — Это все объясняет, — заговорил доктор со скрежещущим акцентом. — Удар вызвал у вас галлюцинации. Вы заснули, и ваша мисс Бёрд вам приснилась.
    Хуже всего, что она сама начала этому верить. Слишком много свидетельств опровергали ее историю. Даже дружелюбный Карр не верил в мисс Бёрд.
    — У меня однажды было сотрясение мозга, — рассказал он Эдне, — и ко мне в комнату вошел лондонский епископ, и зазвучал оркестр. Я видел его так же ясно, как вас. Представьте, что вы закрываете глаза — а затем просыпаетесь, и сон исчезает.
    Эдна неохотно кивнула. Она прикрыла глаза, слушая шум поезда. Протяжный вой, подобный стону проклятых душ, и череда громыханий, напоминавших стрельбу, говорили, что поезд въехал в туннель.
    Предположим, что тело мисс Бёрд сначала спрятали в купе, а затем выбросили. Она стала жертвой коварного замысла. По мере того как голова Эдны стала соображать, она вспомнила жуткий рассказ, прочитанный в журнале.
    Две дамы на обратном пути из путешествия по Востоку прибыли вечером в отель на континенте. Дочь запомнила номер матери перед тем, как войти в свой. Вернувшись позже, она не обнаружила ни следа матери, а в ее номере была другая мебель и другие обои.
    Когда она начала расспрашивать, управляющий стал уверять ее, что она прибыла в отель одна. Имени ее матери не было в регистрационных книгах. Водитель такси и носильщики на вокзале тоже участвовали в заговоре.
    Мать растаяла, словно облако дыма.
    Конечно, объяснение нашлось. Пока дочь уходила, мать внезапно умерла от чумы, которой она заразилась на востоке. Малейший слух о чуме отпугнул бы от отеля миллионы гостей, приезжавших на предстоящую городскую выставку. Во имя столь важных интересов можно было пожертвовать одним человеком.
    История была подлинной, и Эдна задумалась о сходстве с исчезновением мисс Бёрд. Какая-то незначительная иностранка обвиняет важную персону в убийстве. Она будет ключевой свидетельницей на суде. Разумеется, ее нужно подавить — скажем, заставить растаять, словно облако дыма, — подобно той другой леди. Для этого не нужно устраивать сложный многоступенчатый заговор — лишь сговор нескольких заинтересованных лиц.
    Эдна почувствовала, что у нее поднимается температура. Ей стало жарко, словно в печке. Все считали ее чуть помешанной, словно она устраивала дурацкие сцены. За ней наблюдали насмешливые взгляды, когда она возвращалась в вагон-ресторан.
    Профессор беседовал с лысым мужчиной с головой стервятника, а Карр их слушал. Увидев Эдну, он чуть нахмурился.
    — Я должна вам кое-что сказать, — воскликнула она. — Это заговор против мисс Бёрд. Мы должны ей помочь — ведь мы тоже англичане. Послушайте!
    Профессор выслушал ее с холодным молчанием и поднял брови, обернувшись к человеку с пронзительным взглядом. Тот согласился и дал краткое объяснение.
    — Хотите выслушать дружеский совет? — спросил профессор, говоря с Эдной, словно с капризным ребенком. — Этот джентльмен — известный русский психиатр, и он считает, что вы слегка помешались после солнечного удара.
    — Вы хотите сказать, что я сошла с ума? — в ужасе спросила Эдна.
    — Вам нечего опасаться, — уверил ее профессор. — Но вам небезопасно оставаться в одиночестве. Если вы не успокоитесь, он порекомендует поместить вас в лечебницу в Милане в ваших собственных интересах, пока он не свяжется с вашими друзьями.
    — Он не может так поступить со мной, — закричала Эдна, которой внезапно показалось, что Англия очень далеко. — Я еду домой. Я буду сопротивляться.
    — Это будет неразумно. Вы понимаете? Сохраняйте спокойствие, и все будет хорошо.
    Профессор не был злодеем. Он считал, что Эдна — невротичка, которая лжет из любви к сенсациям.
    Он верил, что поступает как лучше, и не понимал, в какую бездну ужаса он погрузил Эдну. Побелев до кончиков губ, она отшатнулась и отошла в соседнее с рестораном помещение, где забилась в самый дальний угол.
    Она не смела вернуться в свое купе, так как боялась всех его пассажиров. Кажется, весь мир объединился против нее. Она зажгла сигарету дрожащими руками и попыталась прояснить свое положение.
    Она подумала, что психиатр может оказаться в заговоре с баронессой и засунуть ее в лечебницу в Милане. Любая попытка сопротивления будет свидетельством против нее, и ее будут держать взаперти, пока она вправду не свихнется. Понадобится время, чтобы заметить ее пропажу — а друзья будут думать, что она все еще за границей.
    Она знала, что мисс Бёрд существовала и была похищена — но попытки спасти ее представлялись безнадежными. Вконец измученная и парализованная страхом, Эдна ощущала крах всех надежд.
    Она устало закрыла глаза и вновь отдалась ритму хода поезда.
    Внезапно она услышала дружеский голос и увидела рядом улыбающегося Карра.
    — Я подумал о ‘странном исчезновении мисс Бёрд’, — сказал он. — Если хотите, я расскажу вам, как оно могло случиться. Но сначала ответьте: когда вы вошли в поезд, в соседнем купе была одна монахиня или две?
    — Одна.
    — А сейчас их две.
    — Я знаю. Но вторая могла быть где-нибудь в поезде. В коридорах такое столпотворение.
    — Отлично! — торжествующе проговорил Карр. — Скорее всего, никто их не заметил. Теперь допустим, что ваша мисс восстала против важной персоны, — а в этих дальних местах все еще царит феодальная система. Значит, ее следует устранить. А где это удобнее сделать, чем в железнодорожном путешествии?
    — Вы хотите сказать, что ее выбросили из поезда в туннеле? — прошептала Эдна.
    — О, нет. Ее тело найдут, и возникнут опасные вопросы. Я хочу сказать, что будет упущено много ценного времени до того, как заметят ее пропажу. Ее близкие могут подумать, что она осталась на несколько дней в Париже. Даже если они сильны и влиятельны, следы уже остынут к тому времени, как начнется расследование.
    — А они стары и беспомощны.
    — Печально. В любом случае их попытки наткнутся на заговор молчания. В этом будут участвовать и влиятельные лица, и полиция. Но я уверен, что единственные участники заговора — баронесса, доктор и две монахини. А остальные пассажиры — местные жители, которые поддерживают баронессу, потому что так положено по традиции. Но несомненно, что женщину затащили в купе, зарезервированное баронессой, в конце поезда рядом с купе доктора.
    — И что с ней случилось?
    — Я думаю, что она лежит в соседнем от вас купе, связанная. А ее лицо покрыто бинтами и повязками. Вы были нежеланной нарушительницей плана, но после того как вы услужливо задремали, — мисс Бёрд позвали в соседнее купе, попросив помочь искалеченной даме, — и она попалась, как птичка в клетку.
    — Да, — кивнула Эдна, — я уверена, что так и было.
    — В купе двое держали ее, а третий делал укол. Когда она потеряла сознание, ей завязали лицо бинтами и заклеили пластырем. Затем фальшивой пациентке, уже одетой в униформу, оставалось лишь снять бинты со своего лица и отклеить пластырь, чтобы выглядеть как настоящая монахиня.
    — И когда мы приедем в Милан...
    — Боюсь, что они отвезут ее в больничной машине в уединенное место у реки... А она даже ничего не заметит. Ее будут держать все время без сознания.
    Эдна вскочила.
    — Мы должны что-то сделать! — крикнула она.
    — Слушайте меня. — Карр усадил ее назад. — Это лишь моя идея — мне показалась подозрительной пациентка, лицо которой так явно показывали. Но мы не сможем этого доказать.
    — Но почему? Почему?
    — Потому что больная может быть и настоящей. Мы не можем требовать проверки ее ран, настаивать на том, чтобы сняли бинты и отклеили пластырь. Рана начнет кровоточить, и больная может умереть. Тогда мы проведем годы в тюрьме за непредумышленное убийство.
    Эдна попыталась вырваться, но он ее удержал.
    — Не делайте глупостей. Я помню ваш солнечный удар. Я просто показал, что могло произойти. Но я похож на старушку, которая впервые увидела жирафа. Я этому не верю.
    
    Пассажиры в первой очереди на обед зашли в ресторан. Чувствуя, что не может видеть еду, Эдна вышла в коридор. Карр заговорил с ней, но она отвернулась с яростью.
    — Убирайтесь! Я вас ненавижу!
    После долгого продвижения через два отделения, где громыхание казалось музыкой металлических концертин, а ее могли схватить и раздавить насмерть, — она обнаружила, что оказалась возле своего купе. Головокружение, которое заметил психиатр, снова началось, и Эдна утратила ощущение реальности и почувствовала себя на месте мисс Бёрд.
    Ей казалось, что она связана, беспомощна, с кляпом во рту, не может ни крикнуть, ни пошевелить пальцем, окружена жестокими врагами, ждет страшного конца.
    — Я должна ее найти, — смущенно прошептала Эдна.
    Она дотронулась до ручки, когда дверь отворилась и доктор зашел в коридор. Его лицо казалось белым пятном над черной бородой, а глаза, увеличенные очками, выглядели двумя темными бездонными колодцами.
    — Мадам чувствует себя лучше? — спросил он.
    Эдна испугалась. Она кивнула и посмотрела в темноту за окном. Пока зловещий доктор стоял рядом, она пересела на свое место.
    Вскоре душевное и физическое смятение смешались, она утратила ощущение времени и пространства и словно покинула свое тело и оказалась лежащей на рельсах, в то время как поезд безжалостно проезжал по ее голове. Динь-динь-дон. Каждый поворот колес причинял ей боль.
    У нее поднялась температура. Ее лихорадило. Перед ее глазами плыли картинки. В дверях стояли два старика. Рафф — привязанный и нетерпеливый — ждал свою хозяйку, которая никогда не вернется домой.
    Они подъезжали к Милану. Она видела вдалеке огни станции. Из-за смешанных отражений в окнах, на стенах и на платформе пейзаж казался дрожащим. Она слышала шум в следующем вагоне. Багаж опускали на пол и звали носильщиков. Охранник проходил по коридору как раз тогда, когда Карр подошел к двери.
    — Мы въезжаем в Милан, — сказал он.
    Милан! Это слово показалось Эдне ударом тока, пробегающего по ее обнаженным нервам, включившим мощный импульс. Она действовала, словно в горячке безумия. Проскользнув под рукой охранника, она бросилась в соседнее купе и — прежде чем кто-нибудь понял, что она делает, — отклеила пластырь и сорвала бинты с лица больной.
    Охранник издал крик ужаса, переходящего в изумление, когда повязки отклеились и обнажили не раны, а лицо женщины средних лет.
    — Мисс Бёрд! — закричала Эдна.
    Послышался шум паники и смущения, и Эдна почувствовала, что ее оттолкнули в сторону. Она почувствовала себя полностью истощенной. Дойдя до своего места, она рухнула.
    
    Шум и огни говорили о том, что они прибыли на большую станцию. Поезд остановился. Шум в соседнем купе усилился, затем затих. Другие пассажиры зашли в вагон.
    Она услышала свист и стук колес поезда, продолжавшего путь в Базель.
    Кто-то заговорил с ней. Она посмотрела на него и увидела взгляд близкого друга, который не знал ее имени.
    — Все в порядке, — сказал Карр. — Охранники знали, что делать. Доктор и его сообщники притихли, как ягнята. Пока их обвиняют лишь в попытке похищения. Баронесса отчалила, сделав вид, что незнакома с ними, так что ей это может сойти с рук. Хотя положение у них сложное!
    Но Эдну не интересовало их положение.
    — Что с мисс Бёрд? — спросила она.
    — Ей назначили лечение. Психиатр — кстати, на редкость порядочный парень — присматривает за ней, и она скоро придет в себя. Но ей придется задержаться в Базеле до завтра. Вы можете прервать путешествие, чтобы составить ей компанию?
    — А вы можете тоже остаться? Тогда я согласна.
    Внезапно Эдна почувствовала себя ужасно счастливой. В начале путешествия она изнывала от скуки и бессмыслицы своей жизни и даром растраченной юности. Но опасность, которой подверглась мисс Бёрд, чудесным образом изменила Эдну — буквально на уровне химии. Все клеточки ее тела чувствовали себя обновленными — они пели от радости жизни.
    Сколько счастья в мире! Завтра ждут счастливые встречи. В поезде едут новые пассажиры — они смеются, кричат и жестикулируют.
    
    Ночью она спала в Базеле как убитая. Когда утром она зашла в ресторан отеля, мисс Бёрд завтракала на балконе, любуясь Рейном — зеленым и сверкающим в солнечном свете. Она выглядела удивительно свежей, словно пережитое пошло ей на пользу.
    — Я придумала, что рассказать дома, — сообщила она. — Мама будет потрясена!
    — Думаете, стоит ей рассказывать? — спросила Эдна. — В ее возрасте это может вызвать шок.
    Так как в ресторан зашел Карр и посмотрел на Эдну, мисс Берд подмигнула Эдне, словно одна школьница другой.
    — Не бойтесь, я не собираюсь ее пугать, иначе она запретит мне путешествовать — а ведь за границей столько интересного! Я расскажу ей только о вашем романе.      1^sted: ‘Famous Detective Stories’, 02.1953 / Перевод: А. Даниэль ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 26.11.2021 г.
• СОДЕРЖАНИЕ

  ① КРИСПИН Э.˸ ДЕТСКИЕ ИГРУШКИCRISPIN E. ‘CHILD’S PLAY’ 1st ed: ‘Bodies from the Library 4’, Collins, 2021 ｢Рассказ｣ ｢Внесерийный｣ пер.: Форум ‘Клуб любителей детектива’, 07.09.2022 ② ГИЛБЕРТ Э.˸ THIEVES FALL INGILBERT A. 1st ed: ‘London Evening News and Star’, May 22th 1962 ｢Рассказ｣ ③ БРЮС Л.˸ ТРУПНОЕ ОКОЧЕНЕНИЕBRUCE L. ‘RIGOR MORTIS’ 1st ed: ‘Bodies from the Library 4’, Collins, 2021 ｢Рассказ｣ ｢Сержант Биф｣ пер.: Форум ‘Клуб любителей детектива’, 09.12.2021 ④ БЕЙЛИ Г.К.˸ THE ONLY HUSBANDBAILEY H.C. Originally broadcast in two parts on 14 and 21 June 1941 on the BBC Home Service 1st ed: ‘Bodies from the Library 4’, Collins, 2021 ｢Радио-постановка｣ ⑤ ВО А.˸ THE POLICE ARE BAFFLEDWAUGH A. 1st ed: ‘The Bystander’, Feb 25th 1931 ｢Рассказ｣ ⑥ БРАНД К.˸ SHADOWED SUNLIGHTBRAND B. 1st ed: as a six-part serial in Woman, the ‘national home weekly’, between 7 July and 11 August 1945 ｢Повесть｣ ⑦ МИТЧЕЛЛ Г.˸ THE CASE OF BELLA GARSINGTONMITCHELL G. First broadcast on 10 Feb 1944 on the BBC’s General Forces Programme 1st ed: ‘Bodies from the Library 4’, Collins, 2021 ｢Радио-постановка｣ ⑧ КЕВЕРН Р.˸ THE POST-CHAISE MURDERKEVERNE R. 1st ed: ‘Britannia & Eve’, Dec 1th 1940 ｢Рассказ｣ ⑨ МАРШ Н.˸ БОТИНКИMARSH N. ‘BOOTS’ 1st ed: ‘Bodies from the Library 4’, Collins, 2021 ｢Рассказ｣ ｢Uncollected｣ пер.: Форум ‘Клуб любителей детектива’, 09.10.2021   ⑩ СТРИБЛИНГ Т.С.˸ FIGURES DON’T DIESTRIBLING T.S. 1st ed: ‘North Carolina’s Raleigh News & Observer’, Oct 15th 1933 ｢Рассказ｣ ⑪ УАЙТ Э.Л.˸ ПАССАЖИРЫWHITE E.L. ‘PASSENGERS’ 1st ed: ‘Famous Detective Stories’, Feb 1953 ｢Рассказ｣ ｢Uncollected｣ пер.: Форум ‘Клуб любителей детектива’, 26.11.2021

  ШЕСТЬ ЗАГАДОЧНЫХ ИСТОРИЙ ШЕСТИ АВТОРОВ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ. ① ЧЕЙНИ П.˸ AFTER YOU, LADYCHEYNEY P. 1st ed: ‘The Sunday Dispatch‘ April 17th, 1938 ｢Рассказ｣ ② АДАМС Г.˸ TOO EASYADAMS H. 1st ed: ‘Sunday Dispatch, Apr 24th 1938 ｢Рассказ｣ ③ ФАРДЖОН Д.Д.˸ RIDDLE OF AN UMBRELLAFARJEON J.J. 1st ed: ‘Sunday Dispatch’, May 1th 1938 ｢Рассказ｣ ④ ЛОРАК Э.К.Р.˸ TWO WHITE MICE UNDER A RIDING WHIPLORAK E.C.R. (pseudonym Edith Caroline Rivett) 1st ed: ‘The Sunday Dispatch’, May 8th 1938 ｢Рассказ｣ ⑤ КЭМПБЕЛЛ Э.˸ SIGNALSCAMPBELL A. 1st ed: ‘The Sunday Dispatch’, May 15th 1938 ｢Рассказ｣ ⑥ КОУЛ Д. и М.˸ A PRESENT FROM THE EMPIRECOLE G.D.H. & D.M.I.C 1st ed: ‘The Sunday Dispatch’, May 22th 1938 ｢Рассказ｣

• ×

Подробная информация во вкладках

[Доктор Фелл]

  Н. Марш ‘Ботинки’

  Небольшая мини... я бы даже сказал мини-мини-зарисовка. В приватной беседе с Роджер‘ом Шерингэм‘ом, даже прозвучала слово ‘заготовка`. Но вот как Н. Марш сумела поставить в тупик вначале переводчицу рассказа (она вообще не поняла “кто’), затем меня — я вообще думаю что все трое мужчин в этом замешаны, а затем еще и киевлянку — уже интересно!
  Итак. Рассказ полный. Ваши версии?

[Роджер Шерингэм]

  Н. Марш ‘Ботинки’

  С моей стороны, собственно, прозвучало слово "черновик". На мой взгляд, тут всё понятно, но изложено невразумительно, потому что рассказ недоработан, и подобная невнятица вовсе не результат какой-то особой авторской задумки (скорее, наоборот, если рассказ остался в черновике, то с задумкой не получилось справиться).

[afanasev]

  Н. Марш ‘Ботинки’

  Да вроде полноценный рассказ, причем с интересной идеей, убийца явно готовил себе алиби, все должны были запомнить его привычки, поэтому они были бесячие, запоминающиеся, обвинял себя, чтобы оправдать, тоже прием не в лоб. Немного сумбурно и быстро но это не обязательно черновик. Может это рассказ на конкурс с ограничением количества знаков?

[Aloha]

  Н. Марш ‘Ботинки’

  С телефона неудобно ставить спойлер и цитировать, но не моу не спросить тех, у кого нет, как у меня, проблем с домашним интернетом: кто убийца?

[Роджер Шерингэм]

  Н. Марш ‘Ботинки’

  По-моему, очевидно. Муж. А остальное уже хорошо сформулировал afanasev, не буду повторяться.

[Леди Эстер]

  Н. Марш ‘Ботинки’

  Мне все-таки кажется, что это черновик. Идея понятная и довольно оригинальная, но написано очень неряшливо, и главным образом читателя запутывает именно неаккуратность автора. Количество знаков тут ни при чем. Это именно неаккуратность. Рассказ просто нуждается в хорошем редакторе. Но, повторяю, идея очень даже хорошая.

[Виктор]

Н. Марш ‘Ботинки’

Да-а уж

Я согласен с Леди Эстер, Роджером Шерингэмом и др. Это либо черновик, либо плохо написанный рассказ.
С трюком-то как раз всё понятно, и он довольно любопытный (пережечь верёвку, чтобы ботинки упали позже и создали путаницу во времени). Но вот всё остальное...
Я, честно говоря, вообще не понял, как говорится, "кто на ком стоял".

Поэтому возникает вопрос и к Н. Марш (что она пыталась создать?) и особенно к составителю антологии (почему он включил такую "недоделанную" вещь в сборник и при этом не дал никаких комментариев?).

[Доктор Фелл]

  Добавлен рассказ ‘Пассажиры’ Этель Лины Уайт.
  Этот рассказ, назовем это словом ‘наработка”. Позже он ‘превратился’ в один из лучших романов Уайт ‘Колесо крутиться’ (‘Леди исчезает’). И соотвественно, кто не читал этот роман или не смотрел фильм, этот рассказ будет спойлером.
  

[Miranda]

Как ни странно, но мне рассказ понравился больше. Мотивация преступников проще и яснее, не такая навороченная, как в романе.

[Доктор Фелл]

  Добавлен рассказ Л. Брюса ‘Трупное окоченение’

[Доктор Немо]

‘Трупное окоченение’

Спасибо за перевод. Рассказ понравился, до версии Бифа я не додумался. Решение невозможности кажется знакомым, но не могу вспомнить, где я подобное видел.

[Борис Карлович]

Трупное окоченение

Отличный рассказ, впрочем, от Брюса другого и не ждешь. В логике сыщиков есть небольшой прокол, но до авторского решения я тоже не успел додуматься, хотя все было как на ладони)

Ты считаешь, что это, должно быть, Берт, потому что никто больше не мог положить тело в котельную. И все же это, возможно, не Берт, продолжаешь ты, потому что трупа там не было, когда доставили кокс, и Берт не имел возможности положить его туда впоследствии.

Спойлер:

Берт в принципе не мог быть убийцей - если ему нужно было спрятать тело, то зачем все эти сложные трюки, чтобы перебросить труп в котельную, ключ от которой есть только у него самого?

[Aloha]

Трупное окоченение.

Рассказ хорош, спасибо переводчику.
И разгадать не получилось, хотя по прочтении думаешь "Все же очевидно!" :

Спойлер:

Берт в принципе не мог быть убийцей - если ему нужно было спрятать тело, то зачем все эти сложные трюки, чтобы перебросить труп в котельную, ключ от которой есть только у него самого?

Вот именно.

[Роджер Шерингэм]

Трупное окоченение

Отличный микро-Брюс, поинтереснее иных попавших при жизни автора в печать (и интересно, сколько ещё таких удастся найти). Лично я, кто убийца, догадался, а вот дотумкать невозможность не успел - всё сразу и свалилось. Действительно, если и бывало у других, то здесь подано очень убедительно, а уместить невозможность в формат микрорассказа - вообще редкий талант.

[afanasev]

Трупное окоченение
По мне так слишком просто. Как труп мог оказаться в запертой углярке, если перед этим там было совершенно пусто. Ну конечно, единственная возможность это занести труп вместе с углем. Разве не эту версию должны были проверить сразу? При чем здесь окоченение, я не понял. Возможно это мое "тупное" окоченение.

[Борис Карлович]

afanasev, ну вот у вас выстрелило, у остальных отписавшихся - нет) Рассказ слишком короткий, в этом его и прелесть, взято ошибочное направление - и просто нет времени посмотреть на происходящее другими глазами. У меня только возникла мысль, что убийцей был все-таки Берт, и кто-то другой специально подбросил тело в котельную, чтобы вывести полицию на преступника, так сразу же прилетела и авторская концовка, показавшая ошибочность моих рассуждений. Вообще, миниатюры Брюса против классических детективных рассказов - словно мгновенная лотерея-спринт против "6 из 36", результаты которой будут известны через несколько дней. Не надо долго думать и что-то заполнять, да и выигрыш получаешь тут же, еще не успев отойти от кассы. Вы выигрыш получили, поздравляю, я - нет, но не могу сказать, чтобы меня это огорчило, скорее, наоборот

[afanasev]

Я бы не сказал, что прям пробил решение, просто такое даже не приходит в голову, как слишком простое. Согласен, что иногда на этом автор и ловит, но, в этот раз я не оценил задумку. Стоило писать хоть и миниатюру ради трупа в мешке с углем? В этом как будто нет детективной эстетики. Никто не скажет: ух ты, никогда бы не подумал что труп можно незаметно перенести в... мешке! Ковер туда же. Банально и пошло.

Как-то новость была. Женщина расчленила сожителя, упаковала в пакеты, забила холодильник и вызвала грузовое такси. А холодильник взял и потек подозрительно красным. Вот это сюжет! Интересно и без загадок.

[Роджер Шерингэм]

Давайте вспомним, что в сборниках "Тел" рассказы публикуются зачастую вообще впервые. То есть даже сами авторы по каким-то причинам их оставили в столе (с Брюсом так и есть). А мы начинаем их разбирать, как будто это классические и включенные в десяток антологий творения.

Эти сборники ориентированы в первую очередь на знатоков, которым дорог любой текст любимого автора.

[Доктор Фелл]

  В антологию добавлен перевод рассказа Э. Криспина ‘Детские игрушки’. Жуткий рассказ. Я читал произведение Э. Квина (естественно не буду писать название) на похожую тему. И помню ‘мурашки’ по спине. Такое же чувство испытал и сейчас. А концовка вообще добила окончательно. Но это, увы, наш мир.
  Спасибо за перевод.