Тела из библиотеки 2 ｢антология｣

[Клуб любителей детектива]

ТЕЛА ИЗ БИБЛИОТЕКИ 2 ｢АНТОЛОГИЯ｣  О Р И Г И Н А Л Ь Н О Е  Н А З В А Н И Е: BODIES FROM THE LIBRARY 2  Р Е Д А К Т О Р: ТОНИ МЕДАВАР  П Е Р В О Е  И З Д А Н И Е: July 11th 2019 by Collins Crime Club  Ф О Р М А Т:  АНТОЛОГИЯ  © Переводы выполнены специально для форума ‘КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА’  ПЕРЕВЕДЕНО ПО ИЗДАНИЮ: ‘Bodies from the Library 2’, 2019  ПЕРЕВОДЫ: Участники форума  РЕДАКТОР-КОРРЕКТОР: Ольга Белозовская  Данные о переводчиках, первой публикации и дате публикации на форуме во вкладке ‘рассказы’.    В Н И М А Н И Е !  В  Т О П И К Е  П Р И С У Т С Т В У Ю Т  С П О Й Л Е Р Ы.  Ч И Т А Т Ь  О Б С У Ж Д Е Н И Я  П О С Л Е  П Р О Ч Т Е Н И Я  Р А С С К А З А !

• ATTENTION!
   Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
   Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
• ПРЕДИСЛОВИЕ

  Множество криминальных рассказов по-прежнему пишется исключительно для развлечения. © Джулиан Саймонс

  
   Как и в случае с первым томом ‘Трупов из библиотеки’, цель этого тома состоит в том, чтобы привлечь внимание к глубоко забытым или ранее неизвестным рассказам некоторых известнейших писателей, работавших в период Золотого Века Детектива, периода, который можно условно определить как начавшийся в 1913 году и заканчивающийся в 1937 году. Эти даты знаменуют собой публикацию двух центральных произведений: ‘Последнее дело Трента’, в котором журналист Э.К. Бентли вывел антагониста Шерлоку Холмсу; и ‘Испорченный медовый месяц’, Дороти Л. Сэйерс, который можно называть ‘любовной историей с детективной подоплекой’.
   Ради наших целей мы широко определяем криминальный и детективный жанры, и в данной антологии собраны, наряду с рассказами, соответствующими требованию С.С. Ван Дайна о том, что ‘просто должен быть труп’, рассказы, ставящие целью просто одурачить читателя, лишь притворяясь криминальными, или размывающие грани между реальностью и вымыслом, или те, что опубликованы уже по окончании Золотого века, но игриво тянут его за хвост...
   Наслаждайтесь!
  
    © Тони Медавар, Апрель 2021 г.
    Перевод: Доктор Фелл, 27 ноября 2021 г.
• К. БРАНД ‘НЕТ ЛИЦА’
    Christianna Brand ‘No Face’  Они сидели в молчаливом кругу в темной комнате, касаясь пальцев друг друга, отрываясь и прикасаясь снова… Он отчаянно пытался докричаться до них. ‘Выслушайте меня! Они ошибались! Предупредите их!’ Но они не слышали: его голос заглушали сладкие звуки, бормочущие о мире, солнечном свете на Другой Стороне и цветах. Никто не слышал безмолвного крика: ‘Все начнется снова…’
    Звонок в полицию — мисс Дельфина Грей. ‘Мистер Джозеф Хоук просит к телефону суперинтенданта Томма’.
    Негромкий голос:
    — Да, мистер Хоук?
    Он был почти в истерике, еле бормоча от волнения.
    — Суперинтендант, я Джозеф Хоук, знаменитый ясновидящий. Я прислал вам статью, которую недавно опубликовал. Этот человек — сумасшедший…
    Убийца убивал случайно — в любое время, в любом месте. Быстрый смертельный удар в спину, перевернутое тело и удары снова и снова. Сброшена пластиковая занавеска, защищающая убийцу от текущей крови; и наконец, никаких следов, ни одной улики для полиции, доведенной до предела, до края отчаяния. И ненормальные, которые звонили в полицию и присылали письма со своими дурацкими теориями.
    — Да, мистер Хоук…
    — Это беспомощный псих, я доказал это в своих статьях. Может, детские впечатления? Он видел убийство? Раны? У него нет лица! — Он говорил, что у него нет лица… (Ужасный бормочущий шепот: ‘Позвоните в полицию, посмейтесь над ними, нагрубите им’ — а затем, может быть, неизбежная просьба о помощи: ‘Вы никогда меня не поймаете. Как вы меня узнаете?’ И ужасный задыхающийся крик: ‘У меня нет лица!’)
    — Суперинтендант, человек, который говорит, что у него нет лица, — это психопат, который смотрит в зеркало и не смеет себя увидеть. Человек, у которого нет лица…
    — … это человек с чулком на лице. Всего доброго, мистер Хоук.
    — Подождите! В этот раз у меня есть сведения для вас. Я видел его в кристалле — мы называем это гаданием. Это человек маленького роста, пяти или шести футов, чиновник или секретарь, в приличном костюме, в макинтоше до колен…
    — Поразительно похож на половину жителей города! В том числе, возможно, и вас. А сейчас я очень занят.
    — Но ведь…
    — Поэтому прощайте и спасибо.
    Он не мог удержаться и не добавить:
    — Не звоните нам, мы сами вам позвоним.
    Он страшно разозлился, сгорбившись, как обезьяна во время представления, и на миг потерял сознание, как это часто случалось в последние дни, чувствуя себя зря потратившим время и силы, измученным забытыми грезами. Но Дельфина была с ним, нежно вытирая салфеткой его узкое бледное лицо.
    — Что случилось, мистер Хоук? Этот чертов полисмен!
    — Я мог сказать ему, что убийца рыжий! Но они не верят в меня, в мой дар!
    — Я верю в вас, — ответила она. — Я знаю.
    Он приближался к ее переполненному магазину, совершенно чужой. ‘Не бойтесь, я хочу только помочь вам’. Но она испугалась. Другие покупатели окружили ее, чтобы защитить: разве за границей не произошло массового убийства? Он представился им:
    — Джозеф Хоук, знаменитый ясновидец, вы обо мне слышали. Я увидел в кристалле, что она в большой беде. Она вскрикнула (откуда он мог знать?), отбежала от него и прошептала с пепельным лицом:
    — Он мне звонил. Тот, у которого нет лица. Он чавкал и причмокивал. Это было отвратительно. Он повторял: ‘Вы следующая!’ Но это невероятно. Как вы узнали?
    Он знал, так как час назад видел ее в церкви, молящейся перед статуей святого Иуды, прибежища несчастных. Он многое извлек из наблюдений в церквях: видел вдову в трауре возле подножия распятья, женщину у статуи святого Антония из Падуи, который помогал находить потерянные вещи.
    Очки в роговой оправе, вывернутый наизнанку макинтош, нейлоновый парик — он был приверженцем маскировки, простой или хитроумной: следовать за жертвой до оживленного места, где ваши откровения привлекут потенциальных клиентов для будущих сеансов. Его нынешняя ассистентка находила намеки в старых газетах, церковных записях, даже на кладбищах; и они должным образом изумлялись тому, как много он о них знал.
    Испуганная Дельфина, одинокая, без семьи и друзей, легко стала его жертвой и одновременно помощницей, поскольку нынешняя помощница уехала, разуверившись в нем после многочисленных мошенничеств; доверчивая и благодарная Дельфина легко согласилась с потребностями любого практика выдавать простейшие банальные мелочи за плоды истинного духовного дара. Нежная, трогательная и блаженно наивная Дельфина! Он бы полюбил ее, если бы был способен любить кого-нибудь, — бедный косоглазый сирота, глядящий лишь внутрь себя, думающий лишь о себе; но он чувствовал, что она добра и заботлива. Он не встречал такого отношения раньше.
    Сейчас она предложила:
    — Забудьте о полиции. Обратитесь в прессу.
    Пресса откликнулась с радостью, как всегда, когда речь заходила о сверхъестественном. А тут Джозеф Хоук, знаменитый ясновидец, описал небольшого человека в белом воротничке с рыжими волосами…
    
    Через двое суток у полиции появилось подтверждение: жертва последнего убийства оторвала, словно в борьбе, кусочек черного нейлона; к нему приклеились два рыжих волоса.
    Джозеф Хоук был вправду великим ясновидцем.
    Публика созрела для внушения. Ужас витал повсюду. Власти казались беспомощными. И вот — Спаситель! Выстраивались очереди на его сеансы гадания. Он знал, чего от него ждут: возможности спастись от того, у кого нет лица. Так он говорил Дельфине. И конечно, очень часто его озаряло истинное Видение.
    — Вы никогда не видели меня внутри кристалла? — робко спросила она.
    — Я бы вам обязательно сказал.
    Он знал, что она мечтает остаться с ним в безопасности, но с ростом славы ему следовало быть осмотрительнее, и ей приходилось возвращаться в свою одинокую квартирку на другом конце города.
    — Используйте разные выходы отсюда, пусть они гадают. И все у вас будет в порядке.
    Он с нетерпением ждал расширения деятельности Джозефа Хоука. Груда его писем росла.
    — Если бы мы посмели нанять секретаря!
    — В квартире слишком много хлама. Подключенная комната для сеансов, рулоны пленки для флюидов во время медиумических трансов; переодевание для последующих действий; разрисованные газовые баллоны, свисающие с потолка с чертами лица дорогого папочки или улыбкой дорогой мамочки, — просто невероятно, во что верят люди, когда в ужасе и тоске они жаждут веры!
    Он согласился:
    — Нет, это слишком опасно. Мы можем идти на разные хитрости, использовать грифельные доски и все такое, а тем временем я научу вас гадать. Вы слышите, что я сказал? Вы сегодня очень рассеянны.
    — Да, я пыталась собрать силы, чтобы сказать вам… Меня допрашивала полиция. Они спрашивали, откуда вы знаете про рыжие волосы. Они думали, что вы окрасили свои волосы.
    — О, боже! — такое ему не приходило в голову. — Они думают, что я — тот, у кого нет лица? И потому я знаю? — Его голос зазвучал истерически. — Они убьют меня! Если пойдет такой слух — люди меня линчуют! — Он начал озираться вокруг, словно буквально искал выход. — Я должен доказать… Какое доказательство я могу им предоставить?
    Темнота росла и сгущалась. Внезапно в этой густой темноте прозвучал звонок.
    — О, господи! — закричал он. — Они пришли за мной!
    — Это клиенты на сеанс, — сказала она.
    Она впустила их, дрожащая и молчаливая, он растянулся в кресле, его руки вяло лежали на столе, кристалл был забыт.
    — Он уже в трансе. Спокойно — соедините кисти рук в кольцо. Просто вложите их в руки соседей.
    Обычно был шум, музыка, движения духа во всей затемненной комнате; если он хотел быть свободен, он просто дергал руками, отпускал соседей, наощупь находил руки каждого, оставляя их за пределами круга. Но в этот раз все было иначе. Она стояла в стороне, чуть испуганно. И тогда он заговорил.
    Либо через него заговорил кто-то другой. Полиция публиковала записи, каждый человек в комнате узнал этот голос — ужасный, задыхающийся, наполовину шепчущий, с невнятными согласными, захлебывающийся слюной. Женщина завизжала, ладони расцепились, искажая круг; а голос не замолкал.
    — Это свершится! Свершится! Убийство! Запах смерти… Снова произойдет!
    И ужасный вопль:
    — Они не могут меня остановить! Они не могут меня найти: у меня нет лица!
    Невнятное бормотание, а затем:
    — Но вы меня знаете! Вы меня описали. Скажите им мое имя!
    Бормотание смолкло, словно шум кипящей кастрюли; смолкло в тишине…
    Наконец зазвучал иной голос — голос медиума, удивительно спокойный после бульканья ужасного голоса. Он называл буквы.
    Ц, пауза, Е, пауза, затем без пауз ТАНИЛ.
    Это его имя: Ц.Е.Танил.
    В тишине Дельфина тихо произнесла:
    — Переставьте буквы — и получится нет лица.
    Он отогнал всех и бросился к телефону. Деревянный голос раздраженно спросил:
    — Да, мистер Хоук?
    — Его имя, — торжествующе произнес он, — я могу его назвать. И это не мое имя.
    — Я и не думал всерьез, что это ваше имя.
    Он вздрогнул. Выдать драгоценный секрет, который может стать потрясающим всемирным откровением, когда придет время— и обнаружить, что это свидетельство его невиновности вовсе не нужно! Но он уже пробормотал:
    — Его имя Ц.Е.Танил.
    Момент молчания, а затем:
    — Вы играете в анаграммы, мистер Хоук, с вашей очаровательной леди. Ц.Е.Танил — нет лица. А почему не Ц.А.Линет? Или Н.Т.Лиаце? А не Танец Ли? Танец смерти… Или Ланцет? Он замечательно режет и оставляет много крови…
    Узкое, словно лезвие топора, лицо исказилось от ярости, он вцепился в трубку дрожащей рукой.
    — Ах, вот как! Вы еще пожалеете! Я вам больше ничего не скажу, пусть он убивает вновь и вновь! Не ждите от меня помощи!
    И чтобы успокоиться, он публично сообщил, что убийца пришел к нему, когда он был в трансе, и сам назвал свое имя. Безопаснее не называть его, но он может положить его в запечатанный конверт, и однажды мир узнает, что он был прав.
    
    И вправду, в тот вечер раздался звонок в полицию и назвал кодовые слова — они придумали их, чтобы защититься от обманщиков — и его звали Ц.Е.Танил.
    Дельфина была неуверенна и волновалась.
    — Он узнает, что вы знаете, — и, вероятно, я тоже. Он узнает этим вечером, если посмотрит новости в девять часов.
    Она была бледна и напугана.
    — Я боюсь возвращаться домой. Можно мне остаться один раз?
    Но он устал и был измучен.
    — Все будет хорошо, он еще ничего не знает, возвращайтесь и запритесь, вы будете в полной безопасности.
     В конце концов, что он мог сделать? Поселить ее у себя? Но он не мог рисковать скандалом.
    — Простите, но я совершенно измучен после сеанса. А еще этот дурак полицейский! — при воспоминании его голос стал выше, он почувствовал себя больным от ярости и отчаяния. — Я говорил ему правду, подлинную правду. Но они никогда не поверят…
    И опустилась тьма, и все почернело.
    
    Но в четыре часа утра он проснулся и набрал ее номер.
    — Дельфина! Он мне позвонил!
    — Ой, мистер Хоук!
    — Он говорил о вас! Он сказал, что собирается… Сегодня ночью!
    Она вскрикнула и ужасно зарыдала.
    — Его голос звучал снова! Он был настоящим, поверьте, Дельфина! Я проснулся и обнаружил себя у телефона! Теперь послушайте: заприте дверь как следует и поставьте что-нибудь возле двери!
    — О, боже, — рыдала она, — мне так страшно! Он убивает и убивает… Я не могу оставаться здесь одна!
    — Не выходите из квартиры, я позвоню в полицию…
    — Пожалуйста, приезжайте! — умоляюще закричала она. — Пожалуйста, пожалуйста!
    — Хорошо, но я не помню… Дельфина, ваш адрес!
    Но ее голос произносил: — Я хочу умереть… — и раздался звук упавшей трубки. Он называл ее имя снова и снова, но она не отвечала.
    Он вновь позвонил в полицию из телефона-автомата. На этот раз трубку снял ночной дежурный и уклончиво спросил:
    — Он звонил вам? Назвал кодовое слово?
    — Код? Не знаю. Я был в трансе.
    — Ах, вы были в трансе?
    Он пытался вспомнить слово. Кажется, ‘серебро’? Уклончивость исчезла. Голос твердо произнес:
    — Имя и адрес.
    Ее имя, да. Но адрес…
    — Я не помню.
    — Номер телефона?
    — Попробуйте позвонить, но, кажется, она потеряла сознание. И это съемная квартира, телефон зарегистрирован не на ее имя.
    А время идет, время идет…
    — Пожалуйста, найдите ее, я не могу ждать. Он может появиться через минуту…
    Он доехал до ее квартиры лишь через час. Полиция была там — сам суперинтендант.
    Он выдохнул:
    — Дельфина?
    Суперинтендант ответил будничным голосом:
    — Молодой леди здесь нет.
    — О, боже, что с ней?
    — Окно выбито. Он лез по крышам.
    — А Дельфина?
    — Она увидела его в окне и выбежала в дверь. За квартирой есть телефонная будка, она позвонила нам оттуда. Мы ее забрали. — Он холодно заметил: — Вы сильно задержали нас.
    — На улице туман…
    — Мы знаем. Но целый час… Вы ехали из дома?
    — Да, конечно.
    — Я спрашиваю, потому что нам был звонок из телефонной будки.
    — Она уронила трубку, и разговор оборвался. Я растерялся и ездил вокруг, не соображая, что я делаю.
    — Ясно… Мы оставим девушку до утра, она в очень плохом состоянии.
    
    Она пришла в себя к тому времени, когда появилась у него на следующее утро, но выглядела ужасно: бледная как смерть, с темными кругами под глазами. Он сжался в своем кресле и даже не смотрел на нее. Она стала на колени возле его кресла.
    — Не волнуйтесь! Я в порядке. Я спаслась вчера.
    Он глухо произнес:
    — Вчера я связался с прессой. Я сообщил им, что ночью произойдет убийство. Убьют девушку у нее дома. Это везде сообщат. А теперь окажется, что я обманщик.
    Она поднялась на ноги и взглянула на него в упор.
    — О, мистер Хоук! Вы хотели, чтобы меня убили? Убили, уничтожили, зарезали — чтобы доказать ваше могущество?
    — О, нет! — закричал он. — Нет, нет! — Он упал на колени, схватил ее руку и прижал к лицу — липкому и холодному. — Конечно, я бы не пожертвовал и волоском с вашей головы, Дельфина! — И все же… — Это значит для меня так много. Вы знаете, что я наделен Даром. Как ужасно, что в него не верят… Звонок прошлой ночью — это истинное знание. И если я окажусь обманщиком…
    Она выдернула руку и отступила назад, глядя на него. Ужас на ее лице исчез, его сменила жалость.
    — Все в порядке, — сказала она. — Вы в безопасности. Он снова убил прошлой ночью.
    
    Теперь настала очередь суперинтенданта Томма звонить Джозефу Хоуку.
    — На этот раз вы попали в точку. Убита девушка у себя дома. Но с ней убит ее парень, который пришел в гости. Вы это предвидели?
    — Да, но… — Он поспешно произнес: — Это случайность. Он собирался убить девушку — он хотел убить Дельфину. Но пришел парень, и пришлось убить его тоже.
    — Вы все еще уверяете, что это ясновидение? — с любопытством спросил суперинтендант.
    — Я был в трансе. Я видел — можете называть это грезами, я ведь был истощен, словно…
    — Словно вы блуждали во сне?
    — Вчера мне позвонили. Вы правы, это было ясновидение. Иначе как бы я узнал кодовое слово?
    — Вам звонил тот, кто называет себя Нет Лица, и сообщил об этом?
    Он пришел в отчаяние.
    — Вы никогда мне не поверите, не так ли? Никто не признает моей силы! Разве он звонил мне раньше и описывал себя? Разве он звонил и говорил, что у него рыжие волосы? Разве он звонил и называл свое имя?
    — Не знаю, — ответил суперинтендант Томм. — Обо всем этом лишь вы мне рассказывали.
    Он боролся с новым надвигающимся приступом истерики.
    — Вы считаете меня мошенником?
    — Знаете, люди об этом поговаривают.
    — Я знаю. Уволенные помощники. Кто их станет слушать?
    — Я стану. Видите ли, у нас есть три возможности. Если, как вы утверждаете, вам вправду никто не звонил, и, как они утверждают, вы вовсе не ясновидец, — тогда вы могли узнать об этом убийце лишь одним образом.
    — Вы хотите сказать... О, боже!
    Страх усилился, быстрые вопросы сновали в его голове, словно крысы.
    — Вы думаете, что это я? Вы считаете меня убийцей? Вы уже подозревали это раньше...
    — И вы в ответ предоставили ‘доказательство’ своей невиновности. Вы назвали имя.
    — Именно, я назвал его имя!
    — В конце концов, вы сами могли позвонить и представиться.
    — Как я мог, если я не знал кодового слова?
    — Но, мистер Хоук, что мешает совершить это вам?
    Он некоторое время посидел молча, подождав, пока истерия отступила, оставив его голову ясной и холодной. Наконец он медленно произнес:
    — Если я кое-что расскажу вам, вы пообещаете...
    — Я ничего не буду обещать. Но мне ни к чему ваши секреты.
    — Хорошо, слушайте. Я понял, как убедить вас, что я не тот, кто зовет себя Нет Лица. А уж, к какому выводу вы придете — если вы получили такие сведения обо мне — помоги мне, господи! Но я должен вам рассказать. Я его видел. Не в кристалле — я видел его в церкви. Я заметил, как этот человек входил в исповедальню. Он пробыл там долго, а после того, как вышел, упал на колени и закрыл лицо руками. Священник тоже вышел и отправился наружу, бледный как смерть. Я проследил за ним: он стал на колени перед алтарем, стиснув руки. Он смотрел на распятие, и по его лицу текли слезы. Он явно услышал нечто ужасное, но он не мог нарушить тайну исповеди, не имел права. И в это же время за границей случилось массовое убийство.
    Я прошел по проходу. Я дотронулся до плеча коленопреклоненного человека и назвал первое попавшееся имя. Он отшатнулся, бормоча: ‘Нет, нет. Уходите прочь!’ Я утешающе погладил его по голове и сказал: ‘Простите, приятель — я принял вас за знакомого!’ Но в эти два момента — мы разбираемся в этих фокусах, суперинтендант, — с их помощью мы получаем информацию — я осторожно вытащил платок из его нагрудного кармашка и увидел на нем имя, отпечатанное в уголке; а еще я приподнял парик, и под ним были рыжие волосы. Вот как обстояло дело.
    Он слегка пожал плечами.
    — Теперь вы знаете. По крайней мере это доказывает, что я могу знать то, что я знаю о нем, но при этом не быть убийцей.
    Он опять пожал плечами.
    — И я предполагаю, что, если после этого я вам скажу, что обладаю даром ясновидения, вы сочтете меня просто глупцом.
    — Глупцом? — повторил суперинтендант. — Совсем нет, напротив. Я считаю вас очень умным человеком. — Он задумался. — Очень, очень умным человеком.
    В дверях появилась Дельфина.
    — О, простите.
    — О нет, мисс Грей, я хотел поговорить именно с вами. Возможно, это вас чуть успокоит. Сразу после вашего ухода убийца нам позвонил. Кроме прочего ужаса всплыл тот факт, что он со злорадством говорил о двоих, убитых этой ночью. В детстве он видел двойное убийство — в драке между родителями. Они дрались ножами — кстати, мистер Хоук, вы высказывали подобное предположение — и недавно, я думаю, что-то запустило его реакцию. Он жаждал запаха крови, словно наркоман дозы.
    — Да, он говорил это мистеру Хоуку во время ночного сеанса.
    Суперинтендант не обращал внимания на Хоука.
    — Он не употреблял слова ‘пресыщение’? Нет, сеанс произошел перед двойным убийством. Но утром он повторял это слово снова и снова. Надеюсь, это означает, что он удовлетворен. Но в то же время...
    Он предложил Дельфине:
     — Вы в опасности: он дважды вам угрожал. Вы не думали о том, чтобы на время уехать из города?
    — Ей нельзя уезжать, — ответил Джозеф Хоук. — Она нужна мне здесь.
    
    Она осталась, но теперь находилась под защитой полиции, подписывая охранную грамоту при выходе из дома; возле ее блока квартир всю ночь дежурил полисмен, и охранник даже крался по коридорам вокруг жилья Джозефа Хоука. Работы у них прибавилось, но теперь они могли арендовать у людей, спасшихся от опасности, квартиры в одном и том же здании и нанять двух секретарей.
    
    Прошло три месяца. Нет Лица, по-видимому, удовлетворенный, больше не появлялся. Дельфина забыла о минувшем ужасе и усиленно изучала работу с хрустальным шаром. Она делала успехи, изобретала собственные приемы, позволяя наблюдателям смотреть через ее плечо вглубь шара, лежащего на черной бархатной подстилке, до тех пор, пока они не впадали в транс, разглядывая под шаром рисунок или фотографию — и вскоре под небольшим руководством узнавали родную усадьбу и почившего любимого пса Ровера. Но сама она оказалась в некоторой степени восприимчива к гипнозу — словно погружаясь в глубокие воды, она произносила туманные слова нездешним голосом. Порой после тяжелой дневной работы он обнаруживал ее вечером почти в бессознательном состоянии, уставившуюся в хрустальный шар, который она держала в руках.
    — Дельфина?
    Ни взгляда, ни слова в ответ. Он уже был готов унести ее, когда она заговорила — высоким голосом, похожим на птичье пение, — голосом, который она использовала во время сеансов.
    — Что-то движется внутри шара.
    Одно дело трактовать чепуху; другое — соперничество в гадании.
    Он резко спросил:
    — Что значит ‘движется’?
    Казалось, она его не слышит.
    — Все в тумане... Кружится... Картинка, картинка... — Внезапно она закричала:
    — Это моя квартира! Я вижу часы. Они показывают полночь. Сегодняшней ночи. В квартире девушка. — Высокий голос запнулся. — Всюду кровь! — Она вскрикнула и завопила: — Нет! Нет! Нет!
    Ее руки соскользнули с хрустального шара, она упала со стула и легла на пол без сознания.
    О, боже. Дельфина! Его верная, преданная Дельфина, единственный друг, какой был у него в жизни, — убита маньяком, которого снова обуяла жажда крови! Но у него есть масса времени предупредить полицию. Она может остаться в офисе, ей незачем возвращаться домой...
    А с другой стороны...
    Он долго-долго сидел, глядя на нее. Почти наверняка из ее памяти стерлось то, что она видела. Если позволить ей уйти, а затем сообщить в полицию, устроить ловушку — и маньяк попадется им в руки благодаря его предупреждению.
    Однако...
    Она видела в кристалле кровь после удавшегося убийства. Она видела будущее. Так какой смысл вмешиваться, предупреждать, защищать? Лишь для того, чтобы убедиться в истинности предвидения? И в неудаче попытки предотвратить? Не является ли ‘пресыщение’ тем, чему суждено произойти?
    Но почему нельзя предотвратить пресыщение заранее? Я должен ждать до последнего момента, думал он, притворившись, что я вышел из транса, бросившись к телефону. Затем немедленно сообщить прессе, а потом... Маньяка поймают — невысокого рыжего человека по имени Ц.Е.Танил. И все убедятся в могуществе Джозефа Хоука!
    В глубине души он понимал, что его мысли бесчестны. Жажда признания росла внутри него, заглушая все прочие помыслы. Позвонить в полицию за пять минут до полуночи; а пока отпустить ее домой в счастливом неведении.
    Наконец она очнулась, открыла глаза, удивленно оглянулась.
    — О, боже, я была без сознания? Я слишком легко впадаю в транс — словно погружаюсь в глубокий омут...
    Он спросил:
    — Вы что-нибудь видели в воде?
    — Я почти не помню — это было что-то ужасное, словно пробуждение после кошмарного сна. Я что-нибудь сказала?
    Он еле выдавил слова:
    — Нет, вы ничего не сказали.
    — О, боже, как поздно! Мне надо идти домой. Хотите, чтобы я приготовила вам ужин перед уходом?
    — Нет, нет! — почти яростно выкрикнул он. Он не мог принять ее услуг, не мог разделить с ней трапезу. Тайная вечеря, подумал он: она и Иуда.
    Последний ужин. Он знал все это время в глубине души, что посылает ее на смерть.
    Ожидание было ужасным. Он боялся, что от напряжения лишится сознания и не сможет подойти к телефону. И он вправду погрузился в полусон, придя в себя лишь за несколько минут до полуночи — больной, измученный, словно вместо дремоты он совершал невероятные усилия...
    Он пришел в себя и внезапно понял, что он сделал.
    ‘Я должен спасти ее, — подумал он. — Я, наверное, сошел с ума! Я должен ее спасти, должен ее спасти!’
    Позвонить в ее квартиру? Или в полицию? Но уже почти двенадцать, людям с телевидения звонить уже поздно. С другой стороны... Разрываясь между тремя возможностями, он бросился к телефону.
    А телефон не работал.
    Паника закружила его, как ураган, погрузила в знакомую черноту, оставив в голове лишь одну мысль. А время шло. Я должен позвонить в газеты, на телевидение, прежде чем все станет известно, прежде чем все выяснится...
    Но телефон молчал. Надо идти в офис, подумал он. Я позвоню оттуда! Не дожидаясь лифта, он побежал по лестнице. Церковные часы пробили время, когда он дрожащими пальцами поворачивал ключ в замке. Он открыл дверь и ввалился в помещение.
    И она ждала его внутри.
    Поднятая вверх рука, погружение острого ножа, сверкнувшего, казалось, прямо внутри его сердца, словно в блеске воды. Он слабо пискнул, подобно кролику; она опустилась перед ним на колени, склонилась, принюхиваясь к запаху крови, просочившейся через занавесь, чавкая, будто свинья над трюфелями. ‘Запах! Запах! Больше, я хочу больше!’ Но ее поднятая рука упала.
    — Нет, нет, мне не следует... Лишь один удар. Самозащита. — Его голова беспомощно упала, когда она напяливала на него нейлоновый парик. Ее жуткое бормотание напомнило голос в телефоне.
    — Он ничего не сможет сказать, пока не умрет. Так умирай, слышишь? Умри!
    Она подвинулась к краю стула, вперив взгляд в его лицо. Ее голос смягчился и стал похож на человеческий.
    — Умри, маньяк по имени Нет Лица, убийца, жаждущий запаха крови! Ты подписал свой смертный приговор в тот день, когда опубликовал первую статью. Это я сумасшедшая? Может, я и беспомощная лунатичка, но я держала тебя в своей власти. Наблюдала за тобой, любовалась твоими фокусами в церкви... Бедный дурачок, это было так просто и легко! Ты подобрал меня — такую наивную и доверчивую! А исповедь — несчастный глупец верил в исповедь убийцы, который собирается убивать снова! Это ловушка для тебя — ловушка! Во всем обвинили бедного безумца с ужасными детскими воспоминаниями. Ужасными? Они были чудесными, замечательными — я ненавидела своих родителей за то, что они дрались передо мной, их дочерью, — дрались передо мной ножами, до смерти. Я хотела нюхать их запах снова и снова. Но мне был нужен козел отпущения — полиция приближалась ко мне! А кто был удобнее, чем ты, с твоими лживыми россказнями повсюду? Я была сумасшедшей? Да я подыгрывала тебе и сдавала тебя полиции. Думаешь, они следили за мной? Они следили за тобой, за твоими гаданьями и ясновидениями. Убийца звонил — а они знали лишь то, что ты им пересказывал. Думаешь, они тебе верили? Это я тебе верила — ведь я же тебе сама и звонила. А переодевания, пластиковые занавески — я использовала один из твоих нейлоновых париков, они давно это знали. Я описывала твои потери сознания, когда ты был истощен, твои видения... Для этого я приносила тебе небольшие дозы напитков — твоя верная, нежная Дельфина! Но конечно, это было уже после двойного убийства...
    Он уже ничего не слышал и не видел — он навеки оглох и ослеп. Он видел лишь зверское лицо, которое могло превращаться в такое милое и ласковое, — морда, выползающая из глубин памяти, с капающей кровью, которой она написала ‘Пресыщение’. Но, мертвой или живой, ей нужна была публика. Она злорадствовала.
    — Я так наслаждалась этой каруселью! Звонить голосом того, у кого нет лица, — и ждать, пока ты позвонишь мне; умолять тебе приехать. Ронять трубку, разъединяя телефон, — и вынуждать тебя звонить из телефонной будки. Ты был игрушкой в моих руках — иначе зачем бы я выбрала туманную ночь? Ты ездил вокруг, ‘не соображая, что ты делаешь’, заблудившийся, растерянный? Они думали, что ты позвонил из телефонной будки возле моей квартиры, влез ко мне в окно и убежал, прежде чем они приехали. Да-да, они считали, что это ты, мистер Хоук! Никаких улик, никаких доказательств — но теперь они знали! Они спрятали меня и стали следить за квартирой. Я была в безопасности, пока кучи народа сновали туда-сюда — а за тобой они следили днем и ночью. Это было нелегко — ни одного убийства за три месяца — но я отлично себя чувствовала после двойного убийства. Однако время проходило — мне требовалось еще. Но ты затих, и полиция расслабилась и приостановила слежку — и я могла приступить снова. Как смешно было поймать тебя с помощью этого шара! Ты полностью поверил предупреждению, что меня сегодня убьют. Ты знал, что маньяк-психопат меня зарежет, и позволил мне идти домой, отпустил меня на смерть! Но я не пошла домой: я пришла сюда. Я знаю, как работает твоя голова. Я знала, что ты не предупредишь полицию, а свяжешься с прессой, — и я испортила твой телефон, тебе пришлось спуститься сюда, чтобы позвонить. И ты пришел.
    Успокоенная наконец, она наклонилась, вдохнула запах крови вокруг раны, затем поднялась и, превратившись снова в несчастную испуганную девушку, подбежала к телефону.
    — Ой, мистер Томм! Какой ужас! Он ворвался ко мне с ножом...
    Он пытался докричаться до них, в кругу, где они сидели в темноте, сцепив пальцы. Он кричал, молча кричал.
    — Слушайте меня! Слушайте! Скажите им, предупредите их, убедите их поверить мне! Они ошибались! Да, я иногда лгал, но у меня был Дар, и я докажу вам... Скажите, что я не убийца, что убийства скоро начнутся снова!
    Но его не слышали. Лишь нежные мелодичные звуки:
    — Он счастлив. Он встретит их на Другой Стороне. Его грехи прощены. На другой стороне — мир и покой, повсюду лишь солнечный свет и цветы...
    Солнечный свет и цветы... И никто не верил его предупреждению: в эту ночь все начнется снова.  1st ed: ‘ Bodies from the Library 2’, 2019 / Перевод: А. Даниэль  / Публикация на форуме: 08.12.2021 г.
• П. ЭНТОНИ ‘ДО И ПОСЛЕ’
    Peter Antony ‘Before and After’   

  Часть 1

     Теплым летним утром медсестра Стивенс обнаружила в библиотеке тело своей подопечной. Даже после смерти на лице миссис Кармайкл осталось раздраженное выражение человека, вынужденного зависеть от других, которым часто не до него. Уже пятнадцать лет она была парализована ниже талии. Теперь аккуратная крошечная дырочка в правом виске сделала верхнюю половину ее тела такой же неподвижной, как нижняя. Ее гибель стала большим шоком — особенно для медсестры Стивенс, которая при виде капельки крови повела себя непрофессионально, хоть и смогла все-таки позвонить врачу и в полицию.
     
     Инспектор Суоллоу официально возглавлял группу, прибывшую в Делвер-Парк к десяти часам: различных экспертов, специалиста по отпечаткам пальцев, фотографа и врача. Инспектор Рэмблер из Скотланд-Ярда рекомендовал Суоллоу позвать на помощь мистера Верити, по счастливой случайности оказавшегося поблизости. А когда мистер Верити брался за дело, всем становилось ясно, что теперь возглавляет расследование именно он, а вовсе не полицейский офицер.
     — С ним непросто иметь дело, — сказал Ремблер Суоллоу по телефону, — но он и вправду выдающийся человек. Он всегда обнаруживает истину. Если Верити оказался в вашем районе — вы не можете позволить себе пренебречь его услугами. Во всяком случае, я думаю, что вам это не удастся. У него есть неприятная привычка предлагать их без спросу.
     Инспектор не стал дожидаться такого предложения и сам привез мистера Верити в полицейском автомобиле в Делвер-Парк; и теперь тот смотрел с легким отвращением на безжизненные черты миссис Кармайкл.
     
     Мистер Верити был огромным — высоким и пропорционально широким. Его синие глаза ярко блестели на остром бронзовом лице, обрамленном ухоженной каштановой бородкой. Несмотря на ранний час, он курил длинную черную кубинскую сигару, театрально жестикулируя при этом.
     — Весьма непривлекательный труп, — сказал он, наконец. — А я думал, что смерть смягчает черты лица.
     Инспектор Суоллоу прервал его:
     — Если вы закончили осмотр, мы можем уточнить кое-какие детали у врача?
     Доктор Хендриксон, аккуратный, лаконичный и похожий на птицу, выпрямился.
     — Ее сильно ударили в висок чем-то острым, похожим на вязальную спицу. Рана быстро затянулась, поэтому снаружи мало крови. Время смерти — от 22:30 до 23:00 вчерашнего вечера. Это максимальная точность, которую я могу установить.
     — Ясно. Манби, снимите отпечатки пальцев; а вы, Брандт, делайте свое дело.
     Брандт, новичок в полиции, взял камеру, поднял над искаженным лицом миссис Кармайкл и нервно хихикнул. — Поглядите на эту пташечку, — проговорил он с бравадой.
     Мистер Верити бросил на него сердитый взгляд. — Нахватались у мистера Раймонда Чандлера? — фыркнул он.
     — Давайте поговорим с семьей, — поспешив разрядить обстановку, сказал Суоллоу.
     Оба детектива перешли в библиотеку, где их ждали муж покойной и медсестра.
     
     Роберт Кармайкл был высоким строгим мужчиной около сорока. У него был высокий лоб, живые карие глаза, слишком острый нос и неожиданно вялые рот и подбородок. Медсестра Стивенс была симпатичной зрелой женщиной, немного грубоватой на вид. Они не казались расстроенными, хоть и очень пытались изображать это.
     Суоллоу отлично подыгрывал им, сочетая вежливость, сочувствие и легкую угрозу.
     — Начнем со вчерашнего чаепития.
     Медсестра Стивенс охотно рассказала:
     — Чай был в 16:30. Миссис Кармайкл приняла лекарство в 16:45, затем я вывезла ее в сад. Около 17:00 мистер Кармайкл сфотографировал ее и пошел в деревню, чтобы проявить и отпечатать фотографию, а я около часа сидела с миссис, перед тем как отвезти ее обратно в кровать. Я работала до семи, а затем меня сменила ночная медсестра Уимпл.
     — Когда вы уходили, все было в порядке?
     — Конечно. Миссис Кармайкл спала, и все было в порядке.
     — А позже вечером?
     — В 19:30 мы все поехали в гости к полковнику Лонгфорду на обед и бридж. Мы вернулись около часа ночи, — вступил в разговор Роберт Кармайкл.
     — Вы все?
     — Медсестра Стивенс, мой шурин доктор Сандерсон, моя падчерица Сандра и я.
     Мистер Верити машинально проворчал:
     — Этому антисоциальному пороку предавались все? Не так ли, мистер Кармайкл?
     — Простите, сэр?
     — Я имею в виду бридж.
     — Да, мы все играли.
     — Мистер Кармайкл. Может, вам известно о врагах вашей супруги, которые пошли бы такой шаг?
     — Боюсь, что не могу помочь вам в этом вопросе, мистер Верити. Я в таких же потемках, как и вы.
     — Ничего страшного, мистер Кармайкл. Я прекрасно умею освещать темноту. — И движением руки отослал их.
     
     В тот вечер после чая инспектор Суоллоу и его пожилой коллега поговорили с доктором Сандерсоном, братом погибшей.
     Старик начал разговор в своей привычной манере.
     — Итак, сэр. Вы потеряли сестру и приобрели пятнадцать тысяч фунтов. Некоторые люди могут подумать, что произошедшее вам выгодно. Что вы на это скажете?
     Доктор Сандерсон, лысеющий остроносый толстяк, встрепенулся. — Мистер Верити, я считаю ваши слова оскорбительными. В конце концов, я любил сестру…
     — Мне все известно. Сестра оставила вам деньги. Перед чаем и встречался с адвокатом Риггсом. И не говорите, что вы этого не знали. То, как вы на меня смотрите, меня мало волнует. Я видел слишком много, чтобы поверить вашей истории о том, что вы рассчитывали получить мелкую сумму, которой хватит только на лишнюю трубку табака или пинту пива.
     — Но это правда!
     Инспектор Суоллоу тактично перебил:
     —Полноте сэр. Мы были обязаны все проверить. И довольно быстро обнаружили, что вы занимали деньги в счет ваших ожиданий. Значительные суммы, сэр.
     Доктор Сандерсон побледнел.
     — Значит, вам это известно. Вы вправду быстро работаете. — И дерзко посмотрел на них. Печаль, которую он изображал, уступила место злости.
     — Что ж, если вы знаете так много обо мне, как насчет других? А вы говорили с моим лицемерным зятем? Он не из тех людей, которые готовы безропотно смириться с тем, что они на всю жизнь привязаны к неизлечимому инвалиду.
     Мистер Верити широко зевнул.
     — Грубо говоря, вы намекаете, что следует cherchez la femme?
     — Причем недалеко.
     — Вы, конечно, говорите об этом ангеле милосердия? Что ж, возможно, вы правы.
     — Здесь нет никакого ‘возможно’. А еще есть Сандра. Ее деньги вложены в траст. Она влюблена в мужчину своей мечты, а мать не соглашалась на брак. Почему бы не подумать об этом, прежде чем набрасываться за меня?
     — Мы ни на кого не набрасываемся, — нежно промурлыкал мистер Верити. — Я просто люблю вызывать подозреваемых в порядке уменьшения неприязни.
     Доктор Сандерсон в ярости выбежал из библиотеки.
     Оба детектива остались к обеду. Это была скромная домашняя трапеза, причем омраченная приехавшим катафалком. Мистер Верити был в отличном настроении и без умолку рассуждал о бюсте старика из полихромной глины, выполненном Гвидо Маццони в конце 15 века. Верити заказал этот бюст для коллекции скульптур в своем суссексом доме ‘Петрополис’. Вся компания, кроме падчерицы Кармайкла Сандры, стойко переносила его заумные речи. Она была явно расстроена и в ней чувствовалась робость. Детективы решили после обеда выяснить, в чем дело.
     — Верьте или нет, — начала она, когда они, наконец, остались одни в библиотеке, — но я очень любила маму.
     — Молва говорит иначе, — сказал старик.
     — Можно любить человека и при этом ссориться с ним, мистер Верити.
     — Библия постоянно напоминает нам об этом.
     Суоллоу почесал голову и мягко произнес:
     — Ваша мать положила 20000 фунтов в траст для вас. Я понимаю, что вы должны были получить эту сумму или доход с нее после свадьбы, при условии, что она даст согласие. Это верно?
     — Совершенно верно. Вы слышали когда-нибудь о чем-то настолько чудовищном? Это была идея моего отца.
     Из уст девушки это прозвучало, словно смерть отца была бы для нее не очень большой потерей.
     — И положение было таким, что, мечтая выйти за Гарри Логана, вы не могли убедить мать благословить этот союз и дать 20000 фунтов.
     Произнеся это, мистер Верити доброжелательно улыбнулся ей, затягиваясь черной сигарой, и нежно погладил свой большой живот.
     Сандра Коллинз чуть не плакала. Ее верхняя губа нервно дрожала.
     — И что?
     — А то, дорогая мисс Коллинз, что убийство ради денег — очень распространенный мотив не только среди тех, кто пишет о преступлениях, но и среди тех, кто их расследует.
     Чтобы избежать истерической сцены, инспектор Суоллоу перешел от воображаемой картины, описанной коллегой, к фактам.
     — Скажите, мисс Коллинз, — вежливо спросил он, — что вы делали вчера вечером?
     — Ходила на обед с остальными. Можете проверить, правда это или нет.
     — Я уже проверил.
     — Я не убивала ее, инспектор, — рыдала она. — Мою родную мать… Вы не можете так утверждать.
     — В настоящий момент вправду не можем, — проворчал мистер Верити, выпуская кольцо дыма.
     — Вы просто невозможны! — крикнула она и со слезами, заливающими лицо, бросилась вон из комнаты.
     — Мистер Верити, мне это не нравится, — сказал Суоллоу, когда они остались одни. — У всех был мотив для убийства, но ни у кого не было возможности.
     Мистер Верити лучезарно улыбнулся.
     — Не позволяйте им водить вас за нос. С 22:30 до 23:00 — время, которое нужно держать в уме. Я уверен, что мы проколем дырочку в одной из хорошо отрепетированных историй.
     — Это кажется невозможным. Они все были у полковника Лонгфорда с 19:30 до часу ночи. Он живет в двенадцати милях отсюда, и никто из них не мог незаметно исчезнуть на час, приехать сюда, убить и вернуться назад. Я проверил — никто из них не уходил. Кроме того, ночная медсестра Уимпл всю ночь дежурила в комнате больной, так что никто не мог туда войти.
     Мистер Верити мрачно взглянул на него.
     — О, боже! Это не запертая комната. Мое последнее дело с запертой комнатой было сокрушительным… Касалось страшной женщины в гардеробе. Кроме того, прекрасная сестра Уимпл наверняка полночи дремала и видела себя во сне в объятьях Тарзана.
     — Она утверждает, что всю ночь бодрствовала. Кроме того, у нее нет мотива для убийства.
     — Конечно, она не убивала. Иначе бы она позаботилась обеспечить себе алиби. — Старый детектив зевнул. — Инспектор, давайте сделаем перерыв и сходим на постоялый двор. Одна-две пинты доброго эля, сигара и легкая беседа о терракотовых изделиях Антонио Паллайуло даст отличную разрядку нашим усталым мозгам.
     
     На следующее утро инспектор Суоллоу, встретившись с мистером Верити, нашел его в состоянии восторженного возбуждения.
     — Взгляните, инспектор. Интересно, правда?
     Тщательно наманикюренным указательным пальцем он ткнул в рекламу в центре страницы утренней газеты ‘

  Дейли Грайнд*

  ‘Трудовые будни’

  ’. Там были две фотографии миссис Кармайкл с заголовком ‘До и после приема

  Toneup*

  Тонизирующее, подъем тонуса

   — чудесного восстанавливающего средства для инвалидов’.
     ‘Я чувствую себя совершенно обновленной’, — говорит миссис Кармайкл, инвалид из Делвер-Парка…
     — Да, я знаю об этом, — сказал инспектор Суоллоу. — Это была идея миссис Кармайкл. Я спрашивал об этом у мужа. Он отправил фотографию в газету в тот самый вечер, когда ее убили. Наверное, чтобы доказать, что желания инвалида принимают во внимание.
     — Я тоже так думаю, — ответил мистер Верити, тщательно очищая бородку тыльной стороной огромной ладони. — Но я удивляюсь, почему она так ужасно выглядит на фотографии ‘после’. Это самое интересное. На подобных фотографиях пациенты обычно по-идиотски улыбаются. А она похожа на профессиональную плакальщицу.
     Суоллоу растерянно изучил фотографию ‘после’.
     — Может быть, ей попал в глаза сигаретный дым.
     Мистер Верити достал из кармашка увеличительное стекло и снова внимательно осмотрел фотографию.
     — Прошу прощения за приемы Шерлока Холмса… Есть еще один любопытный момент. Здесь действительно полно сигаретного дыма. Но где сама сигарета?
     — Я думаю, ее просто не видно. Она спрятана между пальцами.
     Инспектор Суоллоу указал на темное пятнышко на фотографии.
     — Это вправду очень странно. Можно сказать, что это первый просвет в тучах лжи, окружавших нас с начала расследования.
     — Думаете, она была мертва?
     — Конечно, нет. Врач сказал, что она умерла между 22:30 и 23:00, примерно на 6 часов позже фотографирования. Я никогда не доверял врачам в вопросах здоровья, но в вопросах смерти они абсолютно надежны. Кроме того, горничная подтверждает, что миссис Кармайкл была жива в 18 часов. Горничная помогала отнести ее в коляске наверх.
     Инспектор Суоллоу пригладил волосы.
     — Тогда я вообще ничего не понимаю, мистер Верити. Женщина убита в комнате, куда никто не мог войти незаметно, в то время, когда все были в нескольких милях от нее. Что с этим делать? В чем смысл этой фотографии, если он вообще есть?
     — Он есть. Фактически фотография все объясняет.
     Мистер Верити зажег гаванскую сигару и задумчиво посмотрел вперед.
     — И что это?
     — Нам надо нанести визит в морг. Не спрашивайте, зачем. Вы увидите, когда мы будем там.
     
     Им пришлось провести пять минут в антисептическом полумраке мертвецкой, прежде чем служители вынесли миссис Кармайкл. Суоллоу нервно поднял простыню и внимательно осмотрел тело.
     — Обратите внимание на правую руку, — прошептал Верити через его плечо.
     Инспектор присвистнул, и свист показался ужасно шумным в пустой комнате.
     — Видимо, она была заядлой курильщицей. Палец испачкан никотином, а справа на нем сильный ожог.
     На дьявольском лице Верити появилась самодовольная усмешка.
     — Именно так. Ей должно было быть очень больно, когда сигарета так сильно обожгла ее.
     — Видимо, она спала, когда муж делал фотографию ‘после’, — сказал Суоллоу.
     — Чушь! — прорычал Верити. — Она была без сознания!
     — Но зачем сажать женщину без сознания в коляску, фотографировать, класть в кровать и уезжать в гости на бридж? — спросил инспектор, испуганный внезапным взрывом старика.
     — Это понятно более подлому уму, чем ваш, дорогой инспектор. Пойдемте, мне нужно позвонить.
     — Кому?
     — В полицейский участок, конечно. Я хочу, чтобы полиция арестовала двух убийц и заключила их в тюрьму. Пойдемте, не стойте так, будто вас поразила молния. Я уверен, что здесь есть телефон — если не для персонала, то для случайных посетителей.
     Пока инспектор следил, чтобы тело миссис Кармайкл вернули на место, мистер Верити нашел телефон и позвонил в полицию. Его указания были краткими, но эффективными.
     
     Через десять минут после того, как мистер Верити внимательно осмотрел несколько колонн в коринфском стиле, привлекших его внимание, оба детектива поехали в полицию в автомобиле инспектора.
     — В конце концов, не стоит заставлять арестованных ждать, — сказал мистер Верити, объясняя свое требование ехать на предельной скорости. Инспектор Суоллоу, у которого голова шла кругом, старался вести машину спокойно.
     Когда они приехали, мистер Верити вылез из машины с грацией носорога и вошел в участок.
     — Где они? — спросил он у дежурного констебля.
     — Ждут внутри, сэр.
     За следующей дверью сидели Роберт Кармайкл и медсестра Стивенс, бледные и очень злые.
     — Вы за это заплатите, Верити, — взревел Кармайкл. — Ложное обвинение будет стоить вам 10000 фунтов за ущерб.
     — Ущерб грозит лишь вашей шее, — благодушно ответил старик.
     — Вы ничего не докажете. По вашему же свидетельству, убийство произошло между 22:30 и 23:00. Медсестра Стивенс и я были в 12 милях от дома. Это видел десяток свидетелей.
  
  
  — При всем уважении к вам и медсестре Стивенс, меня не волнует, даже если вы приведете в качестве свидетелей всех жителей центрального Лондона. Вы могли быть вдали от дома, когда ваша жена умирала, но это не означает, что вы ее не убили. Вы тщательно сговорились между собой — что вполне естественно, поскольку вы собирались узаконить вашу связь, когда препятствие окажется в гробу.
     — Чушь! — крикнула медсестра Стивенс. — Чем вы это докажете?
     — Я смогу это доказать, — сказал мистер Верити, глубоко затянувшись сигарой и медленно выдохнув. — Ожог на пальце миссис Кармайкл убедил меня, что она была без сознания, когда ее фотографировали. Я предположил, что ей дали наркотик. Для этого была прекрасная возможность: ее лекарство.
     Вот что произошло. Медсестра Стивенс дала большую дозу подходящего наркотика (скорее всего, хлоралгидрата) вместе с лекарством. И хотя жертва потеряла сознание через полчаса, она умерла только около 23:00. Не было ничего проще для медсестры, чем прийти утром и проткнуть тонкой иглой голову миссис Кармайкл, чтобы создать видимость, что ее убили около 23:00, когда Стивенс и ее сообщник были далеко и играли в бридж. Такая игла вызвала бы мало крови даже у живой жертвы, поэтому доктор Хендриксон не смог определить, укололи живую или мертвую.
     А о хлоралгидрате не будут подозревать, если имеется явная причина смерти: рана на виске. Очень изобретательно и несложно для квалифицированной медсестры.
     Было очень глупо с вашей стороны, мистер Кармайкл, дать волю тщеславию и разместить фотографию вашей умирающей жены в газете с текстом, сообщающим о великолепных результатах ее приема тонизирующего. Незачем было доказывать, что она была жива в 17 часов. И без того было много независимых подтверждений этого. К счастью, это помогло мне понять ход ваших мыслей… Теперь вы можете увести их в камеру, сержант.
     Протестующих Кармайкла и медсестру Стивенс увели вниз. Инспектор Суоллоу подошел к старику и пожал ему руку.
     
     — Примите мои поздравления, мистер Верити. Я бы никогда не догадался.
     — Ерунда, мой дорогой, — ответил тот, размахивая другой рукой. — Не требовалось особой догадливости. Вы бы все поняли, если бы подумали достаточно долго. Не хотите ли пойти со мной на ланч, где мы сможем поговорить о других, более приятных, вещах? Предлагаю встретиться в час в ‘Олене’. Перед этим я хочу зайти в ваш местный музей. Я слышал, что там есть чудесная коллекция бронзы Антонио Риццо из раннего венецианского периода. Встретимся за ланчем.
     Инспектор Суоллоу посмотрел, как Верити идет вниз по улице, широко жестикулируя, а его бородка и дым от сигары развеваются на ветру. Когда Верити исчез за углом Хай-стрит, инспектор покачал головой и вернулся к относительному спокойствию полицейского участка.
     

  Часть 2

     Мистер Верити ушел. Инспектор Суоллоу вытер лоб и направился в участок.
     — Скажите, инспектор…
     — Привет, Гарри! — инспектор приветливо подошел к местному репортеру. — Мне нужна от вас кое-какая информация.
     — От меня? Я пришел за последними новостями…
     — Знаю, сообщу их позже. Смотрите: вы специалист в газетном деле. Предположим, рекламное агентство хочет разместить рекламу в общенациональной газете. Сколько времени займет подготовка к публикации? Иллюстрации и все прочее?
     — Учитывая, сколько раз клиенты меняют тексты, — месяц или около того.
     — Нет, серьезно. Какое минимальное время?
     — Ну, смотрите. Прием рекламы в общенациональных газетах заканчивается за двое суток до публикации — иногда раньше. До этого агентству нужны сутки, чтобы разработать эскиз макета, еще одни — чтобы нарисовать иллюстрации (особенно если они с полутонами) и еще сутки, чтобы создать цельный блок с текстом и иллюстрацией. Итого четверо суток. Можно, конечно, сделать быстрее для срочных объявлений заказчиков высшего уровня.
     — А если фотография старушки была отправлена в шесть и попала в Лондон утром — ее могли опубликовать на следующий день?
     — Никогда в жизни. А теперь, инспектор…
     Но Суоллоу убежал.
     Роберт Кармайкл и медсестра Стивенс по-прежнему были разъярены и оскорблены. Суоллоу чуть нервно приблизился к ним.
     — Я очень сожалею о случившемся.
     — Мы хотим…
     — Кармайкл, — сказал инспектор поспешно, — зачем вы фотографировали жену в день трагедии?
     — Я пытался вам объяснить. Миссис Кармайкл позировала для рекламы ‘Toneup’. ‘До и после’ — вы знаете о рекламе такого рода.
     — Да, я ее видел.
     — Видели? Тогда вы могли заметить, как жутко миссис Кармайкл выглядела на фотографии ‘после’. Представители фирмы хотели разместить рекламу и в следующем месяце, поэтому попросили более жизнерадостную фотографию. Я сделал ее, вот и все.
     — Ясно. Сержант, вы поговорили со слугами в Делвер-Парке? Не понимаю, почему Верити не обратил на них внимания.
     — Да, сэр, мы со всем разобрались. Та, кого вы подозревали, здесь.
     — Она призналась?
     Сержант кивнул.
     — Ночная медсестра Уимпл, — сказал он, — подтвердила, что горничная зашла около 22:30. Она ужасно устала и жаловалась, что по приказу хозяйки бегала весь день вверх-вниз. ‘Я так устала, что забыла про ваше какао, медсестра. А кипяток в чайнике’. По словам медсестры Уимпл, девушка выглядела такой измученной, что Уимпл предложила сама принести себе какао. Цитирую: ‘Я спущусь, дорогая. Вам нужно побыть здесь минутку’.
     — Этого времени достаточно, — прокомментировал инспектор.
     ‘Смотри, где мой раб, уродливое чудовище Смерть,
     Трясущаяся и дрожащая, бледная от страха,
     Стоит, целясь в меня убийственной стрелой’.
     Верити бы это оценил. Воистину

  Персеполис*

  Персеполис (др.-греч. Περσέπολις — букв. Город персов, др.-перс. Pārsa), Тахт-е Джамши́д (تخت جمشید, букв. трон Джамшида), Чехель Менар (چهل منار, букв. сорок колонн) — древнеперсидский город, возникший в VI—V веках до н. э., столица империи Ахеменидов. Захваченный Александром Македонским в 330 году до н. э., был разрушен пожаром.

  ! — хмыкнул инспектор Суоллоу.
     — Да, сэр. И у нас есть мотив. Невротическая ненависть инвалида, длившаяся годами…
     Медсестра Стивенс сочувственно кивнула:
     — Она могла быть невыносимой. Смотрите, как она обращалась с Сандрой — а ведь Логан хороший человек.
     — И ее ждало хорошее наследство. Служанка это знала — на кухне об этом болтали. Но мы по-прежнему не знаем ничего об ожоге.
     — На руке миссис Кармайкл?
     — Я знаю об этом, — сказала медсестра Стивенс. — Иногда она сидела у себя в комнате на своей коляске. Пару дней назад она пыталась дотянуться до огня и чуть не упала туда — обожгла палец углем.
     Сержант выглядел обеспокоенным.
     — Верити увидел ожог на фотографии в газете?
     — Это плод его воображения, — усмехнулся Суоллоу. — Пальцы выглядели потемневшими, видимо, от никотиновых пятен — но по газетной репродукции невозможно отличить ожог от типографского брака. Просто случайное совпадение, — вздохнул Суоллоу. — Так что произошла обычная бытовая трагедия.
     Роберт Кармайкл остыл и пригладил свои редеющие волосы.
     — Один вопрос, инспектор. Почему вы позволили этому идиоту Верити устроить кучу неприятностей себе и окружающим?
     Суоллоу сделал паузу на минуту.
     — Я расскажу, поскольку должен извиниться перед вами — но это строго между нами. Мы получили приказ из Ярда позволить Верити участвовать, потому что ему удалось раскрыть несколько преступлений. Но с этим ему не повезло.
     — Да уж, и вправду не повезло, — согласился сержант, когда констебль принес поднос, на котором стояли чашки с чаем.   1^sted: ‘London Mystery Magazine’, 1953 / Перевод: А. Даниэль / Публикация на форуме: 10.05.2020 г.
• Д. ЛАТИМЕР ‘ШУТКИ ШУТКАМИ’
    Jonathan Latimer ‘A Joke’s a Joke’  Это началось в тот вечер, когда Барнс подшутил над Тони Палеттой. Барнс рассмеялся своим искренним смехом, повесил трубку и сказал:
    — Интересно, Тони удивится, когда приедет в морг и обнаружит, что это не его жена? — Он ударил себя по бедру мягкой ладонью.
    — Это не смешно, — заявил Стюарт. — Это мерзко. Попробуй так пошутить надо мной, и я вышибу тебе мозги.
    Барнс только рассмеялся. Я никак не мог понять, боится ли он Стюарта. До того вечера, о котором я вам рассказываю, он ни разу его не разыгрывал, но я думаю, это было только потому, что он ожидал подходящей шутки. Барнс, наверное, был специально послан на землю, чтобы шутить.
    Он пришел работать в редакцию полтора года назад, где-то в ноябре. Я почти не общался с ним, пока в мае его не поставили на ночную смену. До тех пор я видел его только раз в день, и его руки были единственной вещью, на которую я обращал внимание. Они были очень мягкими и белыми, как ухоженные руки старой женщины.
    Джордж часто рассказывал мне о его розыгрышах. Джордж недолюбливал Барнса из-за той шутки, которую он сыграл с Эммой Дойл. Она публиковала в газете некрологи и интервью, и ее глаза слезились, когда она смотрела на кого-нибудь, а на ее щеке вечно находилась прядь грязных волос. Барнс разыграл ее в январе, на следующий день после того, как она взяла интервью у Кента Портера, кинозвезды, в отеле ‘Палас’. Джордж сказал, что она вернулась в офис, полная коктейлей и очень взволнованная интимным разговором с Портером. Он был из тех мужчин, которые могут существовать лишь в романах, сказала она Джорджу, откидывая прядь волос, которая напоминала пятно сажи на ее щеке. Она была так взволнована, что не могла работать на машинке, и когда Каулз, один из верстальщиков, предложил напечатать за нее материал и спросил, что она хочет написать, все, что она смогла сказать, было: ‘Он просто божественен! Просто чудо!‘
    На следующий день Эмме позвонили по телефону. Это был Барнс, подражавший голосу Кента Портера. Он спросил Эмму, не хочет ли она поехать с ним в Голливуд. Он сказал, что она похожа на его мать и была единственной девушкой, с которой он чувствовал уверенность. Так она поедет?
    — В качестве вашей секретарши? — спросила Эмма по телефону.
    — В качестве моей жены, — ответил Барнс голосом Портера.
    Лицо Эммы побледнело, рассказывал Джордж, глаза наполнились слезами, она вбежала в кабинет старого Бронсона, уволилась и взяла такси до отеля ‘Палас’. Только Кент Портер уехал в Голливуд утренним поездом.
    Барнс решил, что это отличная шутка, пусть Эмме и было слишком стыдно возвращаться на работу и ей пришлось жить с родителями в Вермонте, когда она не смогла найти другую работу.
    Он обожал всех разыгрывать. Вы непременно станете жертвой его шуток, если подождете. Он вас не разочарует. Ему были известны все мальчишеские розыгрыши: электрошокеры, чернильницы, которые выглядели так, будто их перевернули и все залило чернилами, взрывающиеся сигары, стреляющая водой булавка, устройство, которое жужжало, когда вы пожимали ему руку, — я всего и не упомню. А какие рожи он умеет корчить! Он внезапно вытаращит глаза и уставится под стол, притворяясь, что на полу лежит змея или что-то в этом роде. Или сделает вид, что умирает от сердечного приступа. Однажды он сунул в рот мыло и притворился сумасшедшим. В конце концов все перестали обращать на него внимание.
    Все, кроме Стюарта. Стюарта раздражал смех Барнса — и его похлопывание по бедру мягкой женской рукой.
    — Заткнись! — кричал Стюарт, когда мы втроем находились на ночной смене. — Заткнись, или я вышибу тебе мозги. — А Барнс продолжал смеяться.
    Большую часть времени мы втроем неплохо ладили. Когда готов последний выпуск, мы болтаем. Барнс рассказывал о своих шутках и о своей жене. Не знаю, что он любил больше. Я никогда не видел его жену, но Джордж однажды субботним вечером встретил ее с Барнсом в ‘Кабаре Жака’ на Уайтэкр-стрит. Он сказал, что она красивая, высокая, стройная и темноволосая. Сказал, что она весь вечер просидела за одним столом с Барнсом. Барнс говорил и смеялся своим искренним смехом; его глаза были устремлены на ее лицо, как у обожающей собаки, но она не смотрела на него. Ее смуглое овальное лицо было бесстрастным, почти угрюмым. У нее были черные как смоль глаза, но когда она смотрела на тебя, в них появлялись золотые искорки, сказал Джордж. Он удивлялся, как Барнс ухитрился жениться на ней, пока не услышал, что она приехала из маленького городка. Барнс, вероятно, казался лучшим вариантом, который она смогла найти.
    Стюарт, когда не злился на Барнса, говорил о женщинах. Он был красивым мужчиной и дамским угодником. Примерно каждый месяц у него появлялась новая девушка. Когда большинство из нас связывалось с женщиной, мы барахтались, как рыба в лодке. Но Стюарт умеет с ними разрывать. Они звонят ему всего один раз. Не знаю, что он им говорит, но они никогда больше не звонят. Они просто исчезают из его жизни.
    Именно об этом они и разговаривали до того вечера, когда Барнс сыграл злую шутку с Тони, отправив его в морг опознавать свою жену. Конечно, его жены там не было. Она сбежала от Тони три года назад, и с тех пор о ней ничего не было слышно. Это был просто розыгрыш Барнса. Тони определенно расстроится. Но то, о чем я вам рассказываю, началось с женщины, которая позвонила тем вечером Стюарту. Я помню, что Стюарт выглядел озадаченным, пока разговаривал с ней. Я слышал от него одну фразу: ‘Но уверяю вас, я очень мил, если вы меня узнаете получше’.
    Закончив разговор, он подошел к столу.
    — Опять проблемы с девчонками? — спросил я.
    — Не знаю, — ответил он. — Эта дамочка позвонила мне только для того, чтобы сообщить, что я ей не нравлюсь.
    Женщина целую неделю звонила Стюарту каждый вечер, чтобы сказать ему, как сильно он ей не нравится. Он был заинтригован и попытался назначить ей свидание. С каждым разом разговор становился все длиннее. Потом, примерно на десятый день, она позволила ему пригласить себя на ужин. В тот вечер он пришел на работу очень взволнованный, сообщив, что она самая красивая девушка, которую он когда-либо видел. Но она не обещала ему другого свидания, только согласилась, что он, вероятно, снова сможет пригласить ее поужинать.
    — Я не понимаю, чего она хочет, — сказал Стюарт. — Я ее точно никогда раньше не видел.
    Барнс расхохотался.
    — Что тут смешного? — спросил Стюарт.
    Барнс только смеялся.
    Еще через пару недель я понял, что Стюарт сильно задет. Встречаясь с другими девушками, он решал что и кто, он диктовал, как часто и где они будут встречаться. Но на этот раз все было по-другому. Диктовала она. Он еще дважды приглашал ее на ужин, но это все. Она не сообщила ему ни своего имени, ни где живет, ни когда они смогут встретиться снова.
    — Я никогда не видел такой девушки, — сказал он.
    Барнс закричал от смеха и хлопнул себя по бедру своей мягкой рукой, а позже вечером, когда Стюарт вышел выпить кофе, он рассказал мне о ней.
    Женщиной, которая звонила, была его жена. Все это было розыгрышем Стюарта. Идея состояла в том, чтобы влюбить его в нее, а потом пригласить его на ужин.
    — Представь себе его удивление, — сказал Барнс, — когда он обнаружит, что девушка его мечты замужем за мной.
    Это должно было продолжаться еще две недели.
    — Я дам ему назначить еще одно свидание, — сказал он. — И это все.
    На следующий день он посвятил в эту тайну всю контору. Все решили, что это хороший розыгрыш Стюарта, полагая, что пора ему получить от женщины. И с тех пор Барнс все время хихикал. Он явно был доволен своей шуткой. Думаю, он чувствовал, что тот вечер, когда Стюарт придет на ужин и познакомится с миссис Барнс, будет стоит всех тех замечаний, которые он получил от Стюарта.
    На самом деле счет уже сравнялся. Однажды вечером Барнс рассказывал о кукурузном хлебе, который приготовила его жена.
    — Зачем жениться ведьме, которая умеет готовить? — спросил Стюарт. — Ты всегда можешь нанять повара.
    — Мэри-Лу милая, — ответил Барнс. — Держу пари, что она такая же милая, как та девушка, которая постоянно тебе звонит.
    — Не говори глупостей, — сказал Стюарт. — Ни одна девушка с такой внешностью не выйдет замуж за такого разгильдяя, как ты.
    Барнс рассмеялся и хлопнул себя по бедру.
    Однажды вечером, вскоре после того, как Барнс рассказал остальным о своей шутке, Джордж зашел ко мне, возвращаясь домой с вечеринки. У Стюарта был выходной, и Джордж сказал, что видел, как они с женой Барнса танцевали в клубе ‘21’.
    — Она хорошо играет, — сообщил он. — Можно подумать, она без ума от Стюарта. Они танцевали щека к щеке, и глаза у нее почти все время были закрыты.
    Позже я спросил Барнса, когда он собирается устроить ужин для Стюарта.
    — После того, как он назначит ей свидание, — ответил Барнс.
    — По-моему, на прошлой неделе ты сказал мне, что дашь Стюарту назначить еще одно свидание, — сказала я.
    — Да, — ответил Барнс. — Он еще не назначал.
    Я ничего не сказал, но, когда пришло время развязки, я был очень доволен, что должен работать и не могу принять приглашение Барнса на ужин. Так как я все знал, то чувствовал бы себя неловко. Однако Джордж пошел, и я обо все услышал.
    — Похоже, все в порядке, — сказал Джордж.
    Стюарт побагровел, когда Барнс представил его Мэри-Лу, и явно постарался скрыть свое удивление.
    — Ну... ну, как поживаете? — сказал он ей.
    Смех Барнса наполнил комнату, и Стюарт повернулся к нему, сначала удивленный, а затем рассерженный.
    — Я понял, — крикнул он. — Еще одна твоя забавная шутка.
    Он взял шляпу и собрался уходить, но Барнс попросил его остаться. Внезапно Стюарт рассмеялся.
    — Это был хороший розыгрыш, — сказал он. — Представь себе, я влюбился в жену Барнса. — Он посмотрел на Барнса. — Никогда не думал, что она такая красивая. — Он посмотрел на Мэри-Лу. — Или такая хорошая актриса. — В его голосе был подходящий оттенок горечи.
    После этого ужин прошел прекрасно, рассказывал Джордж, за исключением искреннего смеха Барнса, звучащего время от времени и заставляющего тарелки дребезжать. Мэри-Лу сидела очень тихо и не отрывала глаз от стола, не глядя ни на Барнса, ни на Стюарта. У нее были красивые ресницы, сказал Джордж.
    Конечно, Стюарту пришлось терпеть насмешки парней из конторы. То есть до те пор, пока он не сбежал с Мэри-Лу.   1^sted: ‘This Week’, May 1th 1938 / Перевод: Е. Субботин / Публикация на форуме: 26.11.2020 г.
• С.С. ВАН ДАЙН ‘ПОЧТИ ИДЕАЛЬНОЕ УБИЙСТВО’
    S.S. Van Dine ‘The Almost Perfect Murder Case’  Фило Вэнс откинулся назад на кресле и язвительно усмехнулся.
     — Вы чересчур доверяете этому порочному миру, Маркхем, — сказал он. — В нем порой случаются идеальные убийства. Просто именно потому, что они идеальные, мир о них не слышал. Мы узнаем лишь о неудачах. И не всегда убийца виноват в том, что попался. Часто неожиданные обстоятельства нарушают самые продуманные планы. Как это печально!
     Фило, окружной прокурор Джон Ф.Х. Маркхем и я сидели в гостиной старого Стайвесантского клуба. После раскрытия убийства Бишопа мы завели традицию встречаться каждый воскресный вечер; и Вэнс, который в то время серьезно интересовался криминологией, часто обсуждал с нами известные случаи.
     Во время предыдущих встреч он уже упомянул дела Жермена Бертона, Пруша, Ярошинского и Эберженуи (обо всех этих делах я рассказывал в своих репортажах), а сегодня вечером в ответ на замечание Маркхема об ‘идеальном преступлении’ он рассказал нам об убийстве Вильгельма Бекерта, случившемся в 1909 году в Чили, — почти невероятная история тщательно спланированного преступления, раскрытого лишь из-за неверно понятого простого испанского слова.
     — Вы знаете, что я люблю, когда гению все удается, — лениво произнес он, зажигая одну из своих любимых сигарет ‘Реджи’, — идет ли речь об искусстве коммерции или преступления. И отчего-то мне всегда будет казаться, что в деле Бекерта убийца, как сказал бы доблестный сержант Хитч, навлек на себя гнев злой судьбы. В начале 1909 года, — начал Вэнс, устроившись в кресле поудобнее, — город Сантьяго-де-Чили стал местом преступления, которое по разным причинам вызвало необычный интерес — как психологический, так и криминологический.
    

  Imprimis*

  Во-первых

  , преступление было совершено в здании немецкой дипломатической миссии. Это не только вызвало массу абсурдных и потрясающих осложнений — юридических и не только — включая обмен письмами, нотами и меморандумами, написанными скучным и неуклюжим языком знатоков дипломатии, но и обстоятельства сами по себе были настолько необычны, что казалось — преступника никогда не поймают.
     Однако наибольший интерес заключается в удивительной дальновидности и зловещем коварстве преступника — качествах, которые позволяют считать его одним из самых выдающихся убийц на свете, несмотря на презренную мотивацию его преступления. Более того: лишь крохотное упущение разрушило его замысел. Это было почти идеальное преступление. Увы!
    
     Немецкая дипломатическая миссия в Сантьяго располагалась на первом этаже двухэтажного здания на Виа Натаниэль возле Авенида де лас Делисиас. Помещение занимало две комнаты: передний офис и задний, служивший архивом для дипломатических документов. Штат состоял из посланника барона фон Будмана, секретаря барона фор Вельсека и клерка по имени Вильгельм Бекерт.
     Кроме них, в миссии служил курьер, помощник и слуга, выполняющий разнообразные поручения, — Экзекиель Тапиа, отставной сержант чилийской армии.
     Обязанности этого небольшого штата были нетрудными: я думаю, что они в основном заключались в завтраках и обедах с разными официальными лицами.
     В 1907 году эта

  dolce-far-niente*

  Блаженное ничегонеделание (итал.)

  жизнь была нарушена инцидентом, который, будучи маловажным сам по себе, тем не менее вызвал неприятные последствия.
     В маленькой деревушке Кальё группа местных крестьян напала на немецких поселенцев, которые в негодовании написали в миссию, требуя возмещения ущерба. Расследование началось с очаровательной неспешностью, свойственной дипломатическим вопросам, но ни к чему не привело.
     Однако на следующий год члены миссии начали получать угрожающие письма, подписанные ‘Многие чилийцы’ — varios chilenos. В этих письмах посланника обвиняли в том, что он несправедливо преследовал невинных крестьян, действовавших по невежеству, а не по злому умыслу. В письмах требовали от барона фон Будмана прекратить процесс, в противном случае угрожали жизням сотрудников миссии. Настоящие послания Черной Руки. Немного позже — точнее, в сентябре того же года — похожее письмо прислали самому посланнику, который передал его руководству чилийской полиции. Эти доблестные стражи закона, желая избежать неприятностей с представителями иностранного правительства, предприняли героические, хоть и тщетные попытки найти автора кровавых посланий.
     Ни посланник, ни барон фон Вельсек не обращали особого внимания на эти угрозы. Но Беккерт — простодушный человек — был в совершенном смятении. Его ужас становился все сильнее: он твердил, что обречен. Его нервы, судя по почерку, были совершенно расстроены. Он был убежден, что varios chilenos жаждали его крови и однажды набросятся на него и положат конец его земной участи.
     Беккерту было тридцать девять лет. Он родился в Баварии и был сыном зажиточного торговца. В 1889 году он эмигрировал в Новый Свет и вступил в монастырь иезуитов в Сантьяго. Однако спустя два года он решил, что супружеское блаженство подходит ему больше, чем одинокие молитвы, оставил орден и обратился в протестантство. В 1899 году он женился на дочери чилийского купца — даме по имени Натали Лопес — и поступил на службу в дипломатическую миссию своей родной страны в качестве клерка.
     Через несколько месяцев после получения угрожающих писем Бекерт взволнованно ворвался в офис барона фон Будмана и сообщил, что три подозрительных чилийца прошлым вечером следовали за ним несколько часов по пустынным улицам Сантьяго. После этого посланник потребовал, чтобы испуганный клерк носил с собой револьвер — больше для собственного спокойствия, так как Бекерт панически боялся всех смертоносных устройств.
     В это же время Бекерт начал болезненно волноваться за свою жену, и в конце октября 1908 года он доверил другу письмо, адресованное немецкому посланнику, с инструкцией отправить после его смерти, которую он считал неизбежной. В письме он многословно благодарил шефа за все оказанные ему благодеяния и просил передать приложенное к письму сообщение сеньору Мануэлю Монту, президенту республики Чили. В этом послании президенту Бекерт просил не мстить за свою смерть, так как не хотел сеять рознь между его родной и приемной странами. Он писал, что уверен: varios chilenos действовали из неверно понятого патриотизма. Его единственной заботой была жена, и он просил обеспечить ее. В целом письмо было чрезвычайно патетическим эмоциональным всплеском человека, считавшим себя, по его словам, reo en capilla — приговоренным к смерти.
     (Вэнс мрачно вздохнул и раздавил окурок в пепельнице.)
     В пятницу, 5 февраля 1909 года около 11:45 посланник и секретарь прибыли в миссию, где нашли Бекерта за работой, как обычно. Курьер Экзекиель Тапиа в 10:30 приходил в резиденцию барона фон Будмана и ушел оттуда через четверть часа, якобы чтобы вернуться в миссию. Поэтому посланник был удивлен, когда не нашел Тапиа в офисе. Бекерт же сказал, что он не видел Тапиа этим утром. В четверть первого барон фон Будман и барон фон Вельсек покинули миссию, оставив там Бекерта.
     Спустя полчаса соседи увидели дым, валивший из окон миссии, и вызвали пожарных. Но пожарная команда приехала слишком поздно: крыша уже рухнула и дом шатался. Самому посланнику сообщили о пожаре около трех часов, и, когда он приехал туда, было уже невозможно ничего спасти. Здание рухнуло.
     Конечно, барон фон Будман беспокоился о Беккерте, особенно потому, что с ним случались нервные приступы, и он мог потерять сознание. Барон опасался худшего, и в девять вечера его страхи подтвердились, когда в развалинах заднего офиса под штабелями было обнаружено полностью обугленное тело. Возле тела были найдены серебряный портсигар Бекерта, никелированные часы с обрывками цепочки и пенсне.
     По причине полученных раньше писем с угрозами, смертельного страха Бекерта и того факта, что Тапиа оставался

  perdu*

  Пропавший (фр.

  , — барон потребовал судебного расследования и попросил, чтобы вскрытие произвел чилийский полицейский хирург.
     На пальцах обуглившегося тела были кольцо Бекерта с бриллиантом и сапфиром, а также свадебное кольцо с инициалами Н.Л. (Натали Лопес) и датой свадьбы 13.03.99. В развалинах здания нашлось множество улик: обрывки одежды, окровавленный носовой платок, нож для резки бумаги, дубинка и паяльная лампа.
     Результаты вскрытия были не слишком обнадеживающими. Полицейский хирург сказал, что состояние тела не позволяет точно определить причину смерти. В отличие от нее причина пожара была ясна: Бекерт ежедневно сжигал деловую корреспонденцию после ответов на письма. Очевидно, из-за этого начался пожар, и Бекерт потерял сознание, потому что на него упал шкаф с документами: его голова была разбита.
     7 февраля барон фон Будман снова получил письмо от varios chilenos, отправленное из Сантьяго утром в день трагедии. В письме сообщалось, что гибель Бекерта и пожар в миссии были предупреждением против дальнейшего преследования крестьян Кальё. Так как за несколько дней до гибели Бекерт получил подобное письмо — посланник потребовал нового расследования. К тому же Тапиа так и не появился. В день трагедии он вышел из дому в десять утра, сообщив, что должен уехать из города по делам. Это оказалось неправдой: после выхода в 10:30 из дома барона фон Будмана Тапиа исчез.
     Чтобы унять слухи об убийстве Бекерта, посланник попросил двух немецких сотрудников медицинского факультета университета произвести повторное вскрытие.
     Отчет был образцом немецкой скрупулезности и выявил некоторые важные подробности. Кусок левой берцовой кости длиной в

  три дюйма*

  2.54 см.

  пропал: видимо, он был сожжен — возможно, паяльной лампой. Исчезла также кость левого локтя. Мягкие ткани головы были полностью уничтожены, а передние зубы и клыки верхней челюсти исчезли, как и левые передние зубы и клык нижней челюсти. Остальные зубы были в отличном состоянии, не считая небольшого кариеса на правом верхнем зубе мудрости.
     На груди была овальная рана длиной около дюйма. Теперь было очевидно, что покойник стал жертвой преступления. Так как осмотр проводился полуофициально, посланник потребовал нового официального расследования, которое должна проводить группа из смешанного состава врачей.
     Чилийские власти, опасаясь даже малейшего подозрения в пристрастности в столь деликатном деле, поручили осмотр докторам Вестенхофферу и Эйхелю, назначив ассистентом чилийского врача — доктора Карлоса Ойярзуна. Вскрытие показало, что аорта была разорвана, а сердце проколото. Внутри грудной клетки остался осколок металла — очевидно, от ножа или кинжала. Голова была разбита перед ударом ножом. Скорее всего, покойника ударили по голове тупым орудием, а потом закололи. Нижняя часть тела была завалена влажными офисными папками и поэтому отчасти сохранилась. Остались лоскутки полосатой бело-зеленой рубашки с инициалами Г.Б. — Гильельмо (Вильгельм) Бекерт. Госпожа Бекерт без колебаний опознала рубашку мужа. Ее опросили о состоянии зубов мужа, и она ответила, что они были в прекрасном состоянии, не считая нескольких золотых коронок на верхних резцах.
     На следующий день, 9 февраля, состоялась встреча врачей, полиции и дипломатов. Полицейский хирург, который делал первое вскрытие, провел крайне неприятные полчаса и в итоге признался, что не делал вскрытия сам, а поручил эту неприятную обязанность служителю морга.
     Показания госпожи Бекерт об одежде и зубах ее супруга были зачитаны, и все пришли к согласию относительно выводов второго вскрытия. Много лет назад у Бекерта был перелом левой берцовой кости; также у него был заметный шрам на левом локте. Понятно, что эти части тела были уничтожены, чтобы его нельзя было опознать.
     Собрание пришло к выводу, что обугленное тело принадлежит Беккерту, которого ударили ножом, а затем сожгли, чтобы скрыть следы преступления.
     Эта ситуация была очень неприятна чилийским властям. Мало того что убитый был чиновником иностранного правительственного учреждения — еще и полицейский хирург оказался недобросовестным.
     Сразу же развернулась бурная деятельность в различных департаментах чилийского правительства. Были приложены все усилия, чтобы найти пропавшего Тапиа, чье исчезновение теперь выглядело однозначно.
     Однако один циничный джентльмен не был убежден — а именно судебный следователь Мануэль Бьянки. Он яростно возмущался оскорбительными намеками на качество чилийской судебной процедуры и продолжал тщательно вглядываться в отчеты подозрительным орлиным взором. В результате долгих часов изучения он обнаружил один пункт, который, казалось, давал надежду опрокинуть столы этих гринго. А въедливый следователь получит признание за раскрытие самого удивительного преступления.
     Во второй половине дня 9 февраля, за полчаса до начала похорон он поручил доктору Герману Валенсуэле, директору Института стоматологии Сантьяго, провести последний осмотр зубов покойного. Немецкий посланник великодушно позволил вскрыть гроб. Однако не было обнаружено ни малейших расхождений с результатами вскрытия, и гроб был вновь запечатан.
     Похороны были необычайно трогательными, Маркхем. В пять часов вечера процессия направилась на кладбище. Президент Монт прислал на погребение своего личного помощника. Гроб опустили в землю видные чилийцы, ставшие носильщиками, чтобы показать свою скорбь и уважение. Барон фон Будман произнес красноречивейшую надгробную речь. И чтобы наделить атмосферу красотой, немецкий

  Liederbund*

  Ансамбль, хор и оркестр. (нем.)

  исполнил несколько похоронных месс.
     В тот же день чилийский кабинет созвал специальное заседание, и после прочтения письма Бекерта, адресованного президенту Монту, члены кабинета на торжественном тайном совещании единогласно решили ходатайствовать перед конгрессом о выделении безутешной вдове субсидии в двадцать тысяч песо.
     Это было очень милосердно и справедливо. Лишь один недоверчивый джентльмен отнесся к ситуации насмешливо — а именно циничный следователь Бьянки. Вот же хитрые парни! В то время как Liederbund провожал своего покойного соотечественника в жизнь вечную, — этот Бьянки и его друг доктор Валенсуэла обсуждали самое поразительное открытие!
     Когда ранее Натали Лопес опрашивали о состоянии зубов мужа, два немецких профессора наняли в качестве переводчика немца, владеющего испанским; и этот тевтонский лингвист перевел ‘зубы’ как dientes — слово, которое в разговорном чилийском языке относится только к передним зубам — тем, которые видны, когда человек смеется. Коренные зубы на языке чилийцев называются muelas; а все зубы в совокупности — dentadura.
     В результате госпожа Бекерт честно ответила, что dientes ее мужа — то есть его передние зубы — в полном порядке; а так как ее не спросили про muelas — она ничего не сказала о них…
     Простите мне этот лингвистический антракт, дорогой старина Маркхем. На нем зиждется все дело; и он показывает, что даже ‘идеальное преступление’ в итоге зависит от удачи.
     Чилийские члены комиссии не заметили небольшой разницы между dientes и dentadura; но проницательный Бьянки решил, что ее стоит изучить внимательнее.
     Доктор Валенсуэла по совету Бьянки теперь попросил госпожу Бекерт описать dentadura ее мужа — и она сообщила ему, что у него недоставало нескольких коренных зубов. После этого Бьянки навестил Хуана Денниса Лея — зубного врача, лечившего Бекерта, — и благодаря последним записям убедился, что за несколько предыдущих месяцев тот удалил Беккерту пять коренных зубов.
     (Вэнс грустно улыбнулся.)
     Из-за языковых нюансов такое восхитительное преступление пошло прахом. Какое разочарование! Поскольку у обугленного трупа все коренные зубы были на месте, выяснилось ясно, что это не тело Бекерта. Более того: стало понятно, что жертва — не кто иной, как Тапиа; потому что мадам Тапиа сообщила Бьянки, что коренные зубы ее мужа были в полном порядке, за исключением небольшого кариеса на верхнем правом зубе мудрости! Дополнительно Бьянки вспомнил с наслаждением шовиниста, что Бекерт и Тапиа были примерно одинакового роста и телосложения.
    
     Десятого февраля, на следующий день после похорон, утренние газеты Чили опубликовали эти разоблачения. Барон фон Будман сразу же оповестил министерство юстиции о том, что покойного нельзя считать Беккертом и он — скорее всего ни кто иной, как Экзекиель Тапиа.
     Тогда вспомнили, что 6 февраля некто по имени Отто (я забыл его фамилию) приходил в полицию с сообщением, что он видел Бекерта и говорил с ним между полуночью и часом ночи — через десять часов после пожара. Но так как у Отто была сомнительная репутация и было известно, что он в плохих отношениях с Беккертом, ему не поверили, приказали убираться и заниматься собственными делами.
     Немецкий посланник и барон фон Вексель также вспомнили, что когда они приходили в офис миссии утром 5 февраля, пол был свежевымытым, а на Беккерте не было его обычного пенсне. Возник неизбежный вывод, что в это время несчастный Тапиа уже отошел к своему Создателю, а его бренные останки были спрятаны позади стеллажей с документами — что полностью совпадало с результатами вскрытия. Было установлено, что смерть произошла не позже 11:30. Больше не было сомнений в том, что обугленный труп был телом Тапиа — с неизбежным выводом о том, что Бекерт — убийца, и все вещи возле трупа положил он сам.
     Немецкое правительство немедленно аннулировало дипломатическую неприкосновенность Бекерта и передало расследование в юрисдикцию руководству Чили, которое сразу же охотно приступило к розыскам.
     Тело, погребенное под сладкоголосое пение немецкого Liederbund, выкопали и произвели третье вскрытие. Изучение кожи и волос под микроскопом показало, что покойник был смуглым брюнетом, в то время как Бекерт был явным блондином.
     Сразу же после пожара был объявлен общий розыск Тапиа; а 10 февраля одновременно с открытием подлинной личности покойного пришел доклад от начальника полиции Чиллана — маленького городка на Южной железной дороге в 200 милях к югу от Сантьяго. В докладе сообщалось, что в полицию Чиллана обратился путешественник и рассказал, что 7 февраля встретил в поезде мужчину, который называл себя богачом, но путешествовал вторым классом. Начальнику полиции это показалось подозрительным, и он послал инспектора в Викторию — конечный пункт назначения поезда. Инспектор обнаружил мужчину, предъявившего паспорт на имя Сиро Лава Мотте, выданный государственным департаментом в январе для поездки в Аргентину. Инспектор поговорил с ним. Так как паспорт выглядел нормально, инспектор вернулся в Чиллан. Но когда начальник получил новости о Тапиа, он подумал, что таинственный сеньор Мотте мог быть исчезнувшим курьером, и телеграфировал в Сантьяго с запросом описания Тапиа. В Сантьяго полиция немедленно проверила сеньора Мотте и выяснила, что в январе Бекерт обращался в министерство иностранных дел с просьбой о паспорте для своего шурина, назвав этого загадочного джентльмена Сиро Лава Мотте.
     Но даже этого было недостаточно для чилийских полицейских. Они были очень осторожны и внимательны. За несколько часов они выяснили, что в тот январский день, когда Бекерт обратился за паспортом, он приобрел дубинку в оружейном магазине, заказал три фальшивые бороды и черный парик, купил дорожный костюм, кожаные краги, чемодан и винтовку в кожаной кобуре — и все это подписал инициалами ‘С.Л.М’. Бекерт купил также револьвер, патроны и двести ярдов фитиля для лампы.
     Пока полиция изучала подготовку Бекерта к идеальному преступлению, немецкий посланник пытался обнаружить мотив убийства. Это удалось быстро, так как в результате проверки счетов было обнаружено, что больше года Бекерт подделывал чеки и обналичивал их в банке. Выяснилось, что таким образом он положил в свой карман около 50000 марок (12000 долларов).
     Но даже такая груда доказательств не полностью удовлетворила полицейских Сантьяго. Они ступили на скользкую почву: на кону была честь родной страны — и поэтому они обратили свой подозрительный взор на личную жизнь Бекерта. Они обнаружили, что он был не столь добродетельным семьянином и образцовым мужем, каким его считали. Он был гулякой и проводил много свободного времени с очаровательными, но легкомысленными девушками. Одной из красоток он написал несколько писем измененным почерком с подписью ‘Тито Вера’. Позже он признался своей

  dulcinea*

  ulcinea (исп.) — Дульсинея (Дульсинея Тобосская) — центральный персонаж романа Мигеля Сервантеса “Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский”, возлюбленная, дама сердца героя романа. Иронически — дама сердца.

  в авторстве этих любовных посланий. Леди принесла письма, и почерк оказался таким же, как у автора писем, подписанных varios chilenos. На самом деле эти письма были частью потрясающего плана Бекерта. С их помощью он готовил всех к своему будущему убийству. Так он подготавливал почву, чтобы после преступления не возникало сомнений в том, чье это тело.
     Теперь было достаточно доказательств для привередливой полиции Сантьяго, и приказ об аресте Бекерта был отправлен телеграфом на все станции Южной железной дороги. Бекерт в это время покинул Чиллан и направлялся к аргентинской границе. Но 13 февраля в шести милях от границы карабинеры настигли добычу; и 16 февраля автора почти идеального преступления заперли в тюрьме Сантьяго.
    
     Подготовка к суду заняла больше шести месяцев — чилийские власти хотели представить суду безупречные доказательства. Юридические аспекты дела также готовили очень тщательно, так как защита подняла вопрос об экстерриториальном иммунитете.
     Суд состоялся 2 сентября 1909 года и закончился осуждением Бекерта по всем статьям. Он был приговорен не только к смерти, но и к 36 годам исправительных работ и штрафу 1600 песо — прекрасный пример непоследовательности закона, очень характерный для различных юридических процедур.
     Конечно, Бекерт подал апелляцию. Даже в Чили такие процессы — часть изысканной юридической игры. Но Верховный Суд отклонил апелляцию, и после нескольких отсрочек — напоминающих подобные процедуры у нас — несчастный джентльмен был расстрелян 5 июля 1910 года.
     Вэнс зажег еще одну ‘Реджи’.
     — Вы знаете, Маркхем, — мои симпатии на стороне Бекерта. Он проделал такую замечательную работу. Он готовил идеальное преступление почти два года. У него должно было все получиться… Нет, боюсь, что я никогда не совершу преступления. Богиня удачи слишком изменчива… Идеальное преступление! Да, да. Но карты выпали против несчастного Вильгельма. Как печально, правда?
     — Да, очень печально, — усмехнулся Маркхем. Затем добавил: — В Америке были интересные параллели с делом Бекерта. Например, случаи Х.Х. Холмса и Уддерзука — оба пытались плутовать со страховкой.
     — Ну да, — лениво согласился Вэнс. — Преступники не оригинальны. Отличаются лишь обстоятельства. А сами преступления похожи — человеческая натура не меняется. Особенно это относится к

  crimes passionnels*

  Преступления страсти (фр.)

  . Они основаны на идее, что одна женщина отличается от другой. Глупость, правда? Вспомним наше дело Снайдер-Грея. Любовники избавляются от мужа. Прискорбно. Но любовники избавлялись от мужей с незапамятных времен. Я никогда не стану мужем, Маркхем. Это слишком опасно.   1^sted: ‘Cosmopolitan’, July 1929 / Перевод: А. Даниэль / Публикация на форуме: 18.03.2020 г.
• Э.К. РИВЕТТ ‘СЛУЧАЙ — ВЕЛИКОЕ ДЕЛО’
    Edith Caroline Rivett ‘Chance is a Great Thing’ — Извините, пожалуйста, миссис Бэнкс, можно я на минутку загляну к вам? Кажется, с моей тетушкой что-то не так.
    Миссис Бэнкс, дородная женщина пятидесяти лет, сидевшая на кухне рядом с мужем у уютного камелька, приветливо откликнулась:
    — Входите, входите, мисс Тайлер, мы всегда рады видеть вас, дорогая соседка! Но что случилось с вашей тетушкой?
    — Давайте-ка, присаживайтесь сюда, мисс Тайлер, — сказал Бэнкс, галантно уступая ей свое удобное кресло (Бэнкс работал водопроводчиком, и его ноги часто уставали).
    Пегги Тайлер, неглупая, хотя и несколько крикливая молодая женщина лет двадцати с небольшим, выглядела, пожалуй, инородным телом в этом мирном уголке, но занять кресло Бэнкса не отказалась, после чего начала изливать свои горести.
    — Ей так плохо, миссис Бэнкс. Я отвела ее к доктору, и он сказал что-то про сердечный клапан и пробормотал, что ей надо беречь себя. Вот. С тех пор я то и дело пытаюсь заставить ее ходить помедленнее, да все без толку, сами знаете. Она слишком много работает, все время что-то скребет, оттирает, как будто дом для нее важнее здоровья.
    — А-а-а, — встрял Бэнкс. — В этом вся женщина! Горой за свой дом. Твоя тетка была такой же. Что говорит мне...
    — Помолчи, Бэнкс, а, — резко оборвала его жена. — Скажите мне, дорогая, что вас беспокоит, — добавила она, обращаясь к Пегги, и та продолжила:
    — С ней что-то странное, миссис Бэнкс. У нее кружится голова, на днях она чуть не упала в

  трубе*

  Трубой лондонцы называют свое метро.

  , к тому же еще и плохо видит. Я считаю, жить в доме совсем одной ей нельзя. Как вы знаете, я прожила у нее почти месяц и хотела вернуться домой на следующей неделе, но теперь совершенно не знаю, что делать, когда она такая слабая.
    — Но я полагала, что вы собираетесь замуж, дорогая, — сказала миссис Бэнкс, и Пегги всхлипнула.
    — Так и есть, и мой Боб очень настойчив, но я у тетушки единственная родственница, и теперь не представляю, как оставить ее одну.
    — Ну, тут надо что-то придумать, — веско заметил Бэнкс. — Шанс есть шанс, и девушке не следует отворачиваться от хорошего жениха, коли тот уже на пороге. Твоя тетка в свое время...
    — Тише, Бэнкс, — нетерпеливо шикнула на него жена. — Мисс Тайлер совершенно права, беспокоясь о своей тетушке, — не сказала бы, что за ней совсем некому присмотреть, мы соседствуем более двенадцати лет. Всегда забегу к ней и пожелаю доброго дня, а когда почувствую, что ей нездоровится, то и переночую у нее.
    А теперь давайте так решим, моя дорогая. Вы побудете еще неделю, и если ей не станет хуже, возвращаетесь домой и спокойно занимаетесь приданым, а в случае чего Бэнкс пришлет вам записку и расскажет, как поживает тетушка. Вы просто вверяете ее нашим заботам, и все.
    — Большое вам спасибо! Я уж совсем было отчаялась, — поблагодарила Пегги Тайлер. — Конечно, тетушка была бы очень недовольна, узнай, что я беспокою вас, потому что, видите ли, слишком горда, чтобы пожаловаться кому-то, что ей плохо, но я просто не могу уехать, не сказав ничего, а она иногда так синеет, что мне становится страшно.
    — Я очень рад, что вы нам все рассказали, мисс, — Бэнкс никак не мог угомониться. — Мать права, мы присмотрим за мисс Уолтон. Соседями и друзьями, чего говорить, были долгие годы. Это самое меньшее, что можно сделать.
    — И она очень любит вас, — призналась Пегги.
    — И мы ее, — заверила миссис Бэнкс. — Теперь положитесь на нас, дорогая, и хотя Бэнкс не очень удачно выразился, шанс — великое дело, так что не упустите свой шанс. Ни в коем случае не заставляйте молодого человека ждать, если у него приготовлено обручальное кольцо.
       
    — Она умная штучка, и от нее определенно бьет током, — заявил Бэнкс, когда Пегги ушла. — Но я действительно желаю ей счастья с этим ее Бобом Хьюсоном. И вот что я вспомнил: разве мисс Уолтон не обещала оставить тебе серебряный чайный сервиз и золотые часы своего отца?
    — Что за чушь ты несешь, — запротестовала миссис Бэнкс. — Мне прямо неудобно за тебя — не просто обещала, ведь мы так долго были ее соседями, но она не слишком-то привязана к этой Пегги.
    — Интересно, старая леди как-то оформила это на бумаге? — задумчиво произнес Бэнкс. — Когда ты ухаживала за ней после бронхита, она упомянула про наследство. Будет жаль, если ее желания не сбудутся.
    — Да, будет жаль, — согласилась миссис Бэнкс, — но мы ничего не можем с этим поделать, так что не стоит беспокоиться.
    — Не скажи, — рассуждал мистер Бэнкс. — Я мог бы замолвить словечко, очень тактично. Я знаю, как сказать ей. Я скажу ей, что решил составить завещание, и спрошу, не хочет ли она обязать понятого заняться тем же самым. Лед как бы должен тронуться. Скажу, как всем нам важно составить надлежащее завещание, в том числе и для того, чтобы избавить себя от всех неприятных пересудов и кривотолков, которые пойдут после похорон.
    — Вот здесь я скажу тебе, Бэнкс — заткнись, — прикрикнула на него жена. — Если ты хоть раз упомянешь слово ‘похороны’ в разговоре с мисс Уолтон, то будешь последним идиотом. Да с таким сердцем, как у нее, она может окочуриться в любую минуту, и какое тогда, к черту, завещание? Я не думаю, что Пегги Тайлер разыграет уважение к мертвым, удовлетворяя священные прихоти своей тетушки, — я знаю. Если кого и называть

  мисс Грэб*

  Захватчица, охотница до чужого добра. (англ. grab)

  , так это Пегги Тайлер!
    — А-а-а, не я ли все время говорю тебе, что за этим стоит нечто большее, чем кажется на первый взгляд, когда мисс Т. приезжает вся такая внимательная к своей тетушке, — приводил доводы Бэнкс. — И в банке тоже должно быть что-то приличное, поскольку все эти годы мисс Уолтон жила по-королевски и с большим комфортом. Вот что я тебе скажу, Мэгги, ты можешь заглянуть к ней напоследок вечерком, мол, просто убедиться, что с мисс Уолтон все в порядке, а я предложу ей починить одну из раковин, с которой у нее вечные проблемы, и, может быть, проведу свет над раковиной, как она хотела. И под предлогом проявления соседской заботы ненавязчиво подтолкну ее к разговору о завещании, смекаешь?
    — Все это, может быть, и правильно, — скептически заметила миссис Бэнкс, — но только будь осторожен. Твоя беда в том, что ты считаешь себя умным, хотя я знаю, что это не так, поэтому не вздумай разводить дипломатию со старой леди, а то испортишь всю обедню своей тактичностью.
       
    — Простите, что беспокою вас, мэм, но не проживает ли здесь человек по фамилии Хьюсон? Боб Хьюсон его зовут.
    Мисс Уолтон прибиралась в кухне, возясь с ведром и щеткой для мытья посуды; над головой ярко горела новая электрическая лампа (установленная мистером Бэнксом). Она горделиво обернулась на стук в заднюю дверь и увидела, как в приоткрывшейся щели появилась голова незнакомого джентльмена.
    Джентльмен изъяснялся вежливо, и мисс Уолтон добродушно ответила:
    — Боюсь, вы ошиблись домом. Я живу одна. Правда, у меня остановилась племянница, но сейчас она уезжает.
    — Благодарю вас, и еще раз простите за беспокойство, — извинился стройный молодой человек, и мисс Уолтон добавила: — Попробуйте спросить в соседнем доме. Мистер Бэнкс знает здесь всех.
    Он ушел, бормоча слова благодарности, и через мгновенье раздался пронзительный голос Пегги Тайлер:
    — Тетушка! Тетушка! Будьте ангелом, посмотрите с парадного, не приехало ли такси? Я поставила там чемодан и вызвала машину, но тут чулок пустил стрелу. Я должна его заштопать, иначе он совсем расползется. Если такси приехало, скажите водителю, чтобы положил чемодан в багажник. Я мигом.
    Мисс Уолтон услужливо поплелась к входной двери, думая о том, как хорошо все-таки быть дома одной. Несомненно, Пегги хотела как лучше, но вечно из-за чего-то суетилась.
    Бросив взгляд в узкий проулок, отделявший ее дом от дома Бэнксов, мисс Уолтон увидела, как заглянувший к ней по ошибке молодой джентльмен беседует с мистером Бэнксом у садовой калитки. И тут Пегги пулей пронеслась к выходу.
    — Все в порядке, тетушка, я его заштопала. Теперь вы можете спокойно наводить блеск, сколько душа пожелает. Только не слишком усердствуйте. Попрощаемся, когда приедет такси.
    — Хорошо, дорогая. Вот только отскоблю этот комод, — сказала мисс Уолтон.
    Мистер Бэнкс и его собеседник увидели, как подъехало такси. Пегги громко крикнула:
    — Тетушка, дорогая, я уезжаю.
    Она бросилась в дом, оставив входную дверь нараспашку, и снова все услышали ее крик: ‘Все, тетушка, я ушла!’, но через мгновение ее голос сорвался на пронзительный вопль ужаса.
    — Господи! Да что там такое? — заорал уже сам Бэнкс; в эту минуту молодой джентльмен перепрыгнул через невысокий забор и приземлился во дворе мисс Уолтон. Пегги продолжала громко причитать: ‘Тетушка! Тетушка!’, и мистер Бэнкс ‘в один пых’, как он признавался позже, очутился на соседской кухне.
    Бедная мисс Уолтон лежала на полу; рядом валялось опрокинутое ведро, и потоки мыльной воды бежали по каменным плитам. Молодой человек склонился над мисс Уолтон, а Пегги все завывала: ‘У нее удар. Сердце. Сердце не выдержало. О-о-о, я так и знала, что эта уборка доконает ее’.
    — Лучше зажгите свет, — произнес мистер Бэнкс. — Черт, надо же лампочке перегореть именно сейчас, когда она нужна больше всего.
    Незнакомец резко выпрямился и неожиданно для мистера Бэнкса дунул в полицейский свисток.
    — Слезы не помогут, мисс, — грубо прервал он Пегги. — Идите, сядьте в гостиной и успокойтесь.
    В дверях кухни вырос еще один высокий мужчина.
    — Врача, и побыстрее, — приказал первый, и затем прибывшему констеблю в форме: — Отведите даму в гостиную и побудьте с ней там, — отрывисто бросил он.
    — Я ничего не делал! — воскликнул мистер Бэнкс. — Она что, без сознания?
    — Она мертва, — ответил полицейский.
    — Да-а, этого я и боялся, — сказал мистер Бэнкс. — У нее было слабое сердце.
    — Слабое, говорите? Я из отдела уголовных расследований. Прошу никуда не уходить, с вами побеседуют, когда это будет необходимо.
    Детектив оглядел кухню, увидел опрокинутое ведро и рядом с ним резиновый коврик под колени. Он задумчиво скреб в затылке, пока не заметил новый электрический компонент у себя над головой.
    — Кто это делал? — требовательно спросил он.
    — Я, — ответил мистер Бэнкс. — И можете быть уверены — все сделано на совесть. Провода хорошо заизолированы, бакелитовые фитинги в порядке, так что нос задирать передо мной здесь не надо. Все работает нормально, только лампочка перегорела.
    — И отчего же она перегорела? — допытывался детектив. — Еще пять минут назад горела, когда я заглядывал сюда, а теперь нет. Где здесь щиток?
    Бэнкс показал на щиток, и полицейский открыл его.
    — Пробку выбило, — сообщил он. — Так, оставайтесь на месте и не создавайте проблем. Есть какие-нибудь предположения, почему ее могло выбить?
    — Я не создаю никаких проблем. Если вы считаете, что у меня неисправна проводка, тогда вызовете электриков из нашего района, — с достоинством парировал мистер Бэнкс.
    Детектив с отрешенным видом поднял ведро и поставил его на резиновый коврик. Он был сделан из очень толстой резины.
    — А-а-а, понимаю, к чему вы клоните, — сказал Бэнкс. — Правильно, он не пропускает ток. Советую попытать мусорный ящик, мистер. Там что-то для вас припасено. И прошу не забывать, что я был с вами, когда все произошло.
    Детектив отправился пытать мусорный ящик, и вскоре вернулся с длинным гибким шнуром, снабженным на одном конце переходником для присоединения к патрону электролампочки.
    Другой конец гибкого шнура представлял собой два раскрученных провода, один из которых был оголен на несколько дюймов. С обоих проводов все еще капала мыльная вода.
    — Ах ты дрянь! — возмущенно воскликнул мистер Бэнкс. — Видите, что она сделала?
    — Помолчите, вы, — огрызнулся детектив. — Отпечатки пальцев все решат. Времени на то, чтобы вытереть их, не было.
    Отпечатки пальцев на лампочке и переходнике принадлежали Пегги Тайлер.
    Человек из отдела уголовных расследований заново, без участия мистера Бэнкса, собрал нехитрое приспособление, с помощью которого Пегги убила свою тетушку. Используя переходник, она подсоединила гибкий шнур к патрону электролампочки.
    Один провод шнура, оголенный, был опущен в воду; второй балансировал на краю ведра, свисая вниз — стоило близорукой мисс Уолтон погрузить в ведро руку, как он тут же соскользнул в воду. В результате произошло полное замыкание цепи, что привело к смертельному поражению током.
    Несмотря на то что ведро стояло на резиновом коврике (резина, как известно, является изолятором), сама мисс Уолтон стояла на мокрых плитах каменного пола кухни, когда прикоснулась к ведру, послужив своего рода заземляющим устройством.
       
    Вернувшись домой, мистер Бэнкс подробно рассказал об этом деле своей жене.
    — Человек из отдела уголовных расследований охотился за Бобом Хьюсоном, парнем Пегги. Он жулик, и ему светил длительный срок. Детектив сразу понял, что выбило пробки, и посмотрел на меня немного... заносчиво, как в прежние времена. Бедная старушка сослепу не заметила эти провода, а так была бы жива.
    — И ведь, смотри, чем Пегги выманила свою тетушку из кухни — ей, видите ли, нужно было заштопать чулок. Я бы ни за что не ушла! — авторитетно заявила миссис Бэнкс. — А мисс Уолтон составляла когда-нибудь завещание, не знаешь, Бэнкс?
    — Не успела, и теперь, похоже, все отойдет в казну, — огорченно произнес Бэнкс. — Других родственников нет. Еще один упущенный шанс.
    — Упущенный, это верно! — сказала миссис Бэнкс. — Однако тебе самому, можно сказать, повезло, что ты встретил этого детектива, когда все произошло.
    — Наверное, ты права, — мистер Бэнкс не стал спорить. — Я всегда говорю, случай — великое дело!!   1^sted: ‘Evening Standard’, August 8th 1950 / Перевод: В. Макаров / Публикация на форуме: 17.05.2020 г.
• К. РОУСОН ‘МЕНТАЛЬНАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ’
    Clayton Rawson ‘The Mental Broadcast’ Я перегнулся через прилавок магазина фокусов и увидел, как Великий Мерлини капнул машинное масло на шарнир Говорящего Черепа.
    — Джим Томпсон, — сказал я, — собирает материалы для книги фокусов. Он хочет, чтобы вы пожертвовали ему один из своих трюков.
    Череп в руках Мерлини пробно покачал челюстью и голосом фокусника изрек:
    — Мы только что довели до совершенства нашу последнюю иллюзию ‘Слон, распиленный пополам’. Такое ему подойдет?
    — Сомневаюсь, — ответил я скептически. — У читателя могут возникнуть трудности с приобретением гигантской пилы. Джим хочет что-то импровизированное и эффектное.
    — Что-то особенное, не так ли? — Мерлини протянул мне колоду карт. — Вот, взгляните на эту колоду и убедитесь, что все карты разные.
    Убедившись, что это так, я сказал: ‘О'кей’.
    — Хорошо. Идите с колодой в соседнюю комнату, выберите и запомните там одну карту и спрячьте ее в колоде. Вот так. — Он продемонстрировал. — Держите колоду лицом вниз, вытяните наугад группу карт из середины, посмотрите на карту на лицевой стороне группы, бросьте их все на колоду и выровняйте ее. Затем возвращайтесь.
    Метод выбора показался мне знакомым, только вместо того, чтобы попытаться бегло взглянуть на верхнюю карту, как всегда делал я, Мерлини совершенно очевидным образом дал понять, что не видел никакой карты. Я нахмурился, вышел в соседнюю комнату и сделал то, что было велено.
    Когда я вернулся, он взял колоду и спросил:
    — Вы ведь запомнили, где примерно находится ваша карта?
    Я молча кивнул. Он пару раз срезал колоду.
    — Я также хочу быть абсолютно уверен, что вы не имеете ни малейшего представления о ее местонахождении. — Он перетасовал колоду и протянул ее мне. — Просто, чтобы убедиться, перетасуйте ее тоже.
    Пока я занимался картами, он достал из кармана носовой платок и завязал себе глаза.
    — Вы выбрали карту в соседней комнате, — сказал он. — Вы запомнили ее достоинство, но не знаете, где она находится. Я не знаю ни того, ни другого, но попытаюсь выяснить это: достоинство карты — посредством чтения мыслей, местонахождение — посредством ясновидения. — Он взял у меня колоду и положил ее в боковой карман пиджака.
    — Наконец, посредством высокоразвитого чувства осязания я попытаюсь разрезать карты именно в том месте и определить карту, чье достоинство вы заперли в своем уме. И всё это я буду делать с завязанными глазами! Для начала позвольте мне проверить, как работает ваша мыслепередача сегодня вечером. Я наобум назову карту: валет треф. Пожалуйста, ответьте мысленно, является ли данная карта вашей. Просто скажите про себя: ‘Да’ или ‘Нет’. Ммм... Кажется, кто-то по соседству пользуется неисправным электроприбором. Имеется небольшое статическое поле. Но ваши мыслительные волны пробиваются через него довольно слабо. Вы мысленно сказали: ‘Нет’. Я прав?
    Он угадал, и поэтому вслух я произнес: ‘Да’.
    — Хорошо. И поскольку трефовый валет не ваша карта, мы можем от нее избавиться. — Он сунул руку в карман, где лежала колода, и вытащил карту. Показав, что это валет треф, он отбросил его в сторону.
    Затем он достал еще одну карту — девятку червей — и показал ее.
    — Это ваша карта? — спросил он. — Отвечайте мысленно: ‘Да’ или ‘Нет’. — Он на мгновение сконцентрировался, а потом очень уверенно и совершенно твердо назвал правильный ответ: — Вы мысленно сообщаете: ‘Нет’. Это та же масть, что и у вашей карты? Отвечайте мысленно. Ммм... Опять ‘Нетз. Карта, которая у меня в руках, красной масти? О, это так. Это бубна? Нет. Тогда это, должно быть, черва и... Пожалуйста, сосредоточьтесь. Вы мысленно сигнализируете, что это числовая карта, а не фигура, так как имеет множество значков. Итак, вы мысленно говорите, что это девятка червей! Большое спасибо. Теперь, когда ваш ментальный транслятор разогрет, перейдем к делу.
    Он сунул руку в карман, извлек две карты и взял по одной в каждую руку.
    — Посмотрите внимательно на эту карту, — сказал он. — Хорошо. Теперь на эту. Прекрасно. Ваша мысль говорит мне о том, что обе они красной масти. Я избавлюсь от одной. — Он отбросил карту и вытащил из кармана другую. — Красная или черная? — спросил он. — Отвечайте мысленно. Черная. Хорошо. Теперь, какая карта той же масти, что и карта, которую вы выбрали, уйдя в соседнюю комнату: эта или эта? — Он поколебался, потом отбросил карту красной масти в сторону. — Вы мысленно говорите: ‘Черная’. Это правильно? Правильно. Спасибо. У меня в руке трефа или пика? Ваша мысль: ‘Пика’. Вы выбрали пиковую, но не тройку пик, которую я сейчас держу. Это правильно?
    Он угадал, и я признал это.
    Мерлини продолжал:
    — Теперь ваши мысли совершенно прозрачны, настолько прозрачны и ясны, что я, кажется, знаю, какую вы выбрали карту. — Он полез в карман. — Сейчас я попытаюсь посредством ясновидения определить ее местонахождение в перетасованной колоде. У меня такое чувство, что это двадцать четвертая карта сверху. — Его пальцы перебирали карты, затем он вытащил одну. — Двадцать четвертая карта. И если вы правильно концентрировались — это ваша карта. Когда я покажу ее вам, пожалуйста, скажите вслух, прав я или нет, но не называйте достоинства карты. Ваша?
    Он перевернул карту. Это была карта, выбранная мной. Что я и подтвердил.
    — Хорошо. И ваши мыслительные волны также сообщают мне, что карта, выбранная вами в соседней комнате, это восьмерка пик!
    Он сорвал с глаз повязку, отбросил в сторону восьмерку пик и сделал поклон.
    — Как вы думаете, Джиму это подойдет? — осведомился он.
    Я молча кивнул.
    — Думаю, да, если только у него будет достаточно места для всей этой фокуснической абракадабры.
    — Абракадабры? Это не абракадабра. Это нагнетание. Это способ получения максимального эффекта из нескольких не очень новых, но тонких подходов. Вы не цените...
    Он хмуро воззрился на меня, обиженно буркнул: ‘Абракадабра!’, после чего повернулся и удалился в свое святилище, хлопнув дверью.
    — Эй! — спохватился я. — Вы не сказали мне, как...
    Дверь снова открылась, и его голова высунулась наружу.
    — Абракадабра! — бросил он с отвращением. — Вы и сами способны во всем разобраться. — Дверь снова захлопнулась.
    Я сел и стал ждать. ‘Надо бы ему проветриться и что-нибудь съесть’. В ту же минуту меня посетила идея. Если бы Мерлини отобрал четыре карты и положил их к себе в карман, прежде чем приступить к трюку, это объяснило бы, каким образом, несмотря на все перетасовки, он узнал про номиналы этих первых карт.
    Что касается поиска карты, которую я выбрал, когда вышел из комнаты, — ну, если он поцарапал ребро верхней карты в колоде, когда брал ее в руки, чтобы начать трюк, то это тоже могло помочь.
    Все, что ему нужно было сделать, это срезать карты и держать

  брейк*

  Здесь — разрыв между картами (удерживается мизинцем)

  над поцарапанной картой. Когда он продемонстрировал, как я должен был выбрать карту, он вытащил группу карт из колоды чуть ниже разрыва, показал карту внизу группы и бросил ее наверх колоды. Это поместило бы поцарапанную карту обратно сверху колоды, когда он передавал ее мне.
    И когда я вышел из комнаты и выбрал карту в той же манере, карта, на которую я посмотрел и запомнил, легла бы прямо на поцарапанную карту-локатор.
    Когда я вернулся, он взял колоду и дважды срезал ее. На последнем срезе он разломил колоду непосредственно над поцарапанной картой и срезал ее наверх. Выбранная карта при этом оказалась на дне колоды. Он перетасовал колоду,

  пальмировал*

  Спрятал в руке — жест фокусника.

  выбранную карту, и протянул колоду мне, чтобы я ее тоже перетасовал. Его правая рука одновременно опустилась в карман, оставила там пальмированную карту и извлекла носовой платок, которым он завязал себе глаза.
    Позже Мерлини, немного остыв, признал правильность моих рассуждений:
    — А иногда я капаю воском на рубашку карты-локатора, чтобы жертва, выбрав карту, могла перетасовать колоду сверху вниз, прежде чем вернуться в комнату.
    Мне нравится этот трюк тем, что выбор ‘вне комнаты’ выглядит совершенно невозможным, и еще тем, что как только выбранная карта будет пальмирована и отправится в карман — здесь-то и начинается настоящее представление. Если вы сядете в калошу, это будет только ваш провал, а если удивите публику — все лавры также достанутся вам. Любой, у кого есть деньги, может купить трюки, и любой, у кого есть немного воображения, может их изобрести, но продавать их аудитории — это совсем другое. Щепотка мастерства шоумена и несколько чайных ложек нагнетания стоят целого чемодана трюков. Представление — это...
    Я слышал, как он читал эту лекцию раньше, поэтому прервал его:
    — Простите меня, но ваше напряжение это позерство. — И тут же отпрыгнул к двери.
    Я едва успел увернуться от тяжелой медной

  лоты*

  Небольшой сосуд для хранения воды (инд.), используемый для омовений и в гигиенический целях.

  , которой он запустил мне в голову.  1st ed: ‘The Best Tricks from the Best Brains in Magic’, 1945
    Перевод: В. Макаров Публикация на форуме: 27.11.2021 г.
• Э.Л. УАЙТ ‘БЕЛАЯ ШАПОЧКА’
    Ethel Lina White ‘White Cap’  Когда июньским вечером Тэсс Ли вымыла голову, она не подозревала, что это станет для нее вопросом жизни и смерти.
    Выглядело это просто сменой привычки: вместо того, чтобы идти на работу с непокрытой головой, она решила надеть шапочку, так как ее густые кудри торчали во все стороны, когда она выходила на воздух после мытья головы. Тюрбан был связан из белой ангоры. Снаружи его украшала изящная бело-зеленая брошь в форме вересковой ветви, а внутри — ленточка с ярлыком из прачечной, на котором красной ниткой вышито имя Тэсс.
    В то самое чудесное утро она, пренебрегая трамваями, отправилась пешком в лакокрасочную корпорацию ‘Полуостров’, где работала стенографисткой. Промышленный город располагался в холмистой местности, уродуя ее природную красоту; но городской совет оставил нетронутой гряду высоких холмов, используя их в качестве парков и спортплощадок. Холмы были высотой около 1000 футов, а над ними возвышался пик в 3000 футов.
    Тэсс шла легкой походкой, помахивая портфелем с документами. Время от времени она поглядывала на очертания пика на фоне безоблачного голубого неба. Это помогало ей забыть о дымящихся фабричных трубах, а заодно поднять настроение — дела у нее шли неважно и в любви, и на работе.
    В сердечных неприятностях она могла обвинять только себя. Никто на ‘Полуострове’ не понимал, чем ее привлек гламурный блеск Клемента Тодда.
    Она была яркой, спортивной девушкой с нежным, но сильным характером. Искренняя и смелая, она глубоко сочувствовала неудачникам и всегда готова была вступиться за жертв несправедливости.
    Приблизившись к величественным колоннам фабричных ворот, Тэсс почувствовала знакомое нежелание заходить внутрь.
    Она знала, что не только у нее замирало сердце и ноги становились ватными возле этих ворот — несмотря на то, что основатель корпорации ‘Полуостров’ старый Джон Эспинел в свое время решил создать образцовую фабрику. Он заботился о здоровье, удобстве и отдыхе своих рабочих. Здесь были просторные спортплощадки, бассейн, прекрасная столовая и разнообразные спортивные клубы.
    Вся эта благодать сохранялась до его смерти. А потом его сын — молодой Джон — поехал в США изучать американские методы бизнеса, оставив брата управлять корпорацией. Брат Юстас был ленивым неумехой и удовольствовался формальным званием руководителя после того, как мисс Рэтклиф приобрела контрольный пакет акций корпорации.
    Мисс Рэтклиф была богата, обладала острым умом и страстно желала власти. К своему разочарованию, ей не удалось найти титулованного супруга, и в отместку она приложила все усилия, чтобы обрести власть с помощью коммерции. Часть ее политики состояла в том, чтобы использовать мозги и опыт своих подчиненных. Сначала она всячески демонстрировала интерес к ним, одновременно вникая в их идеи и теории. А как только они воплощались — тут же приписывала все заслуги себе.
    К несчастью, при этом она постоянно увольняла тех, кто чем-то ей не угодил, — а это все больше отравляло атмосферу в корпорации, так как сотрудники боялись потерять работу. Большинство из этих мелких сошек были слишком незначительными, чтобы их заметили, — но Тэсс она запомнила из-за одного инцидента.
    У ‘Полуострова’ был стрелковый клуб со стрельбищем. Однажды мисс Рэтклиф посетила его и продемонстрировала отличный результат. Тэсс, которая тоже прекрасно стреляла, приветствовала ее как соперницу и вызвала на соревнование, выиграв с небольшим преимуществом.
    ‘Это плохо, — говорили друзья Тэсс. — Теперь она затаит против тебя злобу’.
    В придачу к беспокойству о своей работе Тэсс заметила, что мисс Рэтклиф проявляет особую симпатию к Клементу Додду. Будучи главным бухгалтером отдела финансов, он часто посещал ее офис, хоть и уверял Тэсс, что не испытывает никакого личного интереса к мисс Рэтклиф.
    Волнение Тэсс усилилось, когда она вошла внутрь и шагнула на лужайку, где росли сирень и ракитник. Несмотря на короткий рабочий день, образцово-показательная фабрика пугала ее, словно тюрьма. Она печально взглянула на высокий пик и внезапно увидела, что над вершиной парит птица.
    — Дон, — обратилась она к высокому сутулому мужчине с седыми волосами и классическим профилем, — вы тоже видите эту птицу?
    Он приложил бледную дрожащую ладонь к глазам.
    — Это, должно быть, очень большая птица, раз ее видно на таком расстоянии, — заметил он. — Может быть, орел?
    — Конечно, это орел! — взволнованно воскликнула Тэсс. — Ведь, правда, это настоящий птичий царь? Такой свободный и великолепный! Я обожаю орлов. Если я вижу орла в неволе — это меня бесит.
    Старик не ответил, с интересом разглядывая внушительный седан, подъехавший к главному входу. Когда величественная платиновая блондинка спустилась по ступенькам, он взглянул на часы на башне.
    — Мисс Рэтклиф — просто образец точности, — заметил он. — У меня назначена с ней встреча с глазу на глаз. Моя жена недовольна тем, что я работаю сверхурочно. Я действительно задерживался на работе из-за реорганизации некоторых отделов по требованию мисс Рэтклиф. Теперь я надеюсь получить за это компенсацию. В письме говорится, что на встрече пойдет речь о ‘важных служебных переменах’.
    Тэсс взглянула на его радостное оживленное лицо, и ее внезапно охватило дурное предчувствие. Дон был по профессии учителем, но ради своей болезненной жены и дочери этот превосходно образованный человек продал свои знания лаборатории ‘Полуострова’. Он очень гордился своей интеллигентной семьей и культурной домашней обстановкой, где в каждой книге и картине чувствовался изысканный вкус.
    — Не рассчитывайте на это, — предупредила она. — Все знают, что Рэтклиф — мошенница.
    Невысокая девушка с темной челкой, проходя мимо, бросила на нее недобрый взгляд. Тэсс выбрала неудачный момент для своего замечания, так как энергичная девица была секретаршей мисс Рэтклиф. Донован тоже был огорчен неосторожностью Тэсс.
    Но она улыбнулась и зашла в высокий холл, чтобы приступить к работе.
    К Тэсс подошел молодой человек, который будто ждал ее прихода. Тед Локвуд не скрывал своих чувств. Он мечтал стать ее партнером. Почему же она предпочла ему Клемента? Это было одной из загадок природы. У нее был ясный практический ум, и она понимала, что Тед хороший инженер. Как и она, он был отличным спортсменом, и в придачу к прочим достоинствам обладал чувством юмора.
    — Мадам позавтракает со мной?
    — Прости, Тед. Я завтракаю с Клемом. Ты его видел?
    — Не в лучшем состоянии. Он был с похмелья, и Матрона тряслась над ним. Если женщина хочет быть мамочкой — почему бы ей не выйти замуж и не родить ребенка?
    — Это ты обо мне? — подозрительно спросила Тэсс.
    — Да, Тэсс, — ответил Тед с мрачной решимостью. — Почему ты не хочешь взглянуть в лицо фактам? Самые лучшие браки основаны на общих интересах — а у нас с тобой схожие вкусы. Как ты уживешься с такой артистической натурой, как Додд?
    — Тед, пожалуйста, не сейчас, — устало попросила Тэсс.
    У нее не было возможности подумать, потому что ей пришлось напряженно трудиться. Она стенографировала технические материалы, требовавшие ее полного внимания, и с радостью воспользовалась коротким перерывом, чтобы ополоснуть лицо. Мужские и женские туалеты находились в центральном холле с высоким куполом и мраморном фонтанчиком для питьевой воды — популярном месте встреч.
    Когда она вошла, группа служащих, окружавших Клемента Тодда, взволнованно переговаривалась вполголоса. Тодд, высокий стройный юноша, был бы похож на хорошенькую девушку, если бы не тонкие подвижные губы. Он говорил, подчеркивая оксфордский акцент, и дамы любого возраста считали это очень аристократичным.
    — Слышала последние новости? — спросил он Тэсс. — Бедного старину Дона уволили.
    Тэсс потрясенно взглянула на него. Он зажег сигарету.
    — Боюсь, что Дон сам напросился, — добавил он небрежно. — Слишком возомнил о себе. Наша начальница этого не любит.
    — Это настоящая трагедия, — воскликнула женщина с крашеной сединой. — Ему оставалось до пенсии совсем немного! А теперь он лишится пенсии. Что с ним будет?
    — Тише, — прошептала машинистка. — Он идет сюда.
    Высоко подняв голову, старый ученый подошел к группе. Он прочистил горло, прежде чем сделать объявление тоном директора школы, обращающегося к ученикам.
    — Я только что оставил это место. Я никогда не был счастлив нигде, кроме школы. Теперь я надеюсь вернуться к преподаванию. И я хочу воспользоваться возможностью поблагодарить вас всех за поддержку и сотрудничество.
    Его губы дрожали, но он вышел с достоинством.
    Глядя на него, Тэсс почувствовала жар и головокружение.
    — Это жестоко, отвратительно, подло! — взорвалась она. — Эта женщина вышвырнула его, чтобы лишить пенсии!
    — Успокойся, юный вулкан!
    Тэсс почувствовала, что ее усаживают на стул. Она узнала голос Локвуда, но едва видела его сквозь расплывающийся туман. Девушка выпила стакан воды, который он протянул ей, и благодарно улыбнулась.
    — Ты в порядке? — спросил он. — Что случилось? Ты сначала покраснела, а потом побледнела.
    — У меня вспыльчивый характер, — честно призналась она. — Но дело не только в этом. Перед отъездом из Канады я попала в авиакатастрофу. С тех пор я отключаюсь, когда злюсь. Доктор сказал, что это скоро пройдет, но предупредил, что мне нельзя волноваться.
    — На что это похоже?
    — Мерзко. И страшно. Все вокруг чернеет, и я словно засыпаю. Доктор сказал, что этот сон — мое спасение, но я его боюсь, потому что, когда просыпаюсь, ничего не помню. Словно кусок жизни выпадает.
    
    Остаток утра затянулся. Волнуясь из-за Дона, Тэсс не смогла сосредоточиться на работе и в результате еле разбирала свои записи. Печатая их, она заметила, что в комнату вошла мисс Джонс — секретарша мисс Рэтклиф — и что-то прошептала начальнику.
    Хотя она смутно ожидала этого, ее сердце застучало, когда она услышала:
    — Мисс Ли, пожалуйста, зайдите прямо сейчас к мисс Рэтклиф.
    Сидящая за столом мисс Рэтклиф казалась воплощением безликой Администрации — холеная, элегантная и безупречная в каждой мелочи. Ее темный костюм прекрасно сидел на ней, а светлые волосы были безукоризненно уложены.
    — Мисс Ли? — ее голос звучал сухо и безжизненно. — К сожалению, ваши услуги с завтрашнего дня больше не требуются. Вы получите жалованье за неделю вместо уведомления. У меня нет претензий к вашей работе — но мы сокращаем штат.
    — Но, мисс Рэтклиф! — воскликнула Тэсс. — Это какая-то ошибка! У меня самая высокая скорость в офисе и…
    — Это не касается лично вас.
    — Касается, — с мужеством отчаяния Тэсс осмелилась прервать тиранку. — Иначе мне бы прислали уведомление. Я имею право узнать причину.
    — Причина? Ваша нелояльность.
    Виновато вспомнив о своих неосторожных замечаниях, Тэсс не стала отрицать обвинение. Вместо этого она спрятала гордость и обратилась с мольбой.
    — Я не хочу рассказывать вам трогательных историй, но мне действительно нужна эта работа. Я прилетела из Канады после смерти родителей, и у меня нет друзей в Англии. Найти работу сейчас очень тяжело. Вы можете дать мне еще один шанс? Я обещаю, что буду вести себя лучше.
    Мисс Рэтклиф посмотрела на нее холодным безликим взглядом и потянулась к звонку.
    — Это окончательное решение, — сказала она.
    Когда мисс Джонс влетела в офис и демонстративно распахнула перед ней дверь, Тэсс внезапно вспомнила орла, размахивающего своими мощными крыльями над горной вершиной. Это воспоминание придало ей силы.
    Она поняла, что тоже свободна и готова ответить мисс Рэтклиф на равных.
    — Вы мелочная жестокая женщина, — сказала она. — Самая младшая машинистка имеет больше права находиться на ‘Полуострове’, чем вы. Вы не заработали власть — вы ее купили. Вы не используете ее во благо — вы ею злоупотребляете. Это преступление, что вы живы, когда каждый день умирают хорошие люди.
    Она знала, что проходившие по коридору люди остановились и заглянули в офис, прежде чем мисс Джонс вытолкала ее и закрыла дверь.
    По дороге в кассу Тэсс встретила Дона — он шел, сгорбившись, как поверженный.
    — Гестапо добралось и до меня, Дон, — сказала она. — Меня уволили.
    — Мне очень жаль, — сказал он. — Но зато ваша совесть чиста, а мне есть чего стыдиться… Когда я услышал о своем… увольнении… я был в таком шоке, что, пытаясь спастись, бросил другого в пасть ко львам. Это тяжелее всего. — Он добавил с запоздалым сожалением: — К тому же это мне не помогло.
    После этого признания, объясняющего причины ее собственного увольнения, Тэсс показалось, словно рука друга со всего размаху ударила ее.
    — Вы… — пробормотала она и отвернулась.
    Еще один шок совсем оглушил ее. Получив деньги, она зашла в гардеробную и машинально переоделась в белые слаксы и красно-розовый пуловер. Ее волосы растрепались, и она надела белую шапочку, чтобы выглядеть как можно лучше на свидании с Клементом.
    Она долго ждала Клемента в столовой, но он так и не пришел. Тэсс приняла свое разочарование с мрачным фатализмом. Слишком измученная, чтобы есть, она вышла из владений ‘Полуострова’. Все, чего она желала, — это пойти в горы и взобраться на пик — чтобы стоять на вершине и чувствовать исцеляющее дуновение ветра.
    
    Из-за крутого склона, изрытого карьерами, посетители поднимались на вершину пика на небольшом фуникулере. Девушка у турникета, проверявшая билеты, была местной. Несмотря на детский вид, она была необычайно резкой. Рыжая копна волос делала неизбежным прозвище ‘Рыжик’.
    — Она приносит вам удачу? — спросила девушка, когда ее острые глаза заметили брошь в форме вересковой ветви на белой шапочке Тэсс.
    — Можете приобрести ее со скидкой, — горько ответила Тэсс.
    На вершине холма простирался обширный участок вытоптанного дерна — там располагалось кафе, а рядом стояли столы и стулья. Отдыхающие собирались здесь по выходным, ели, пили, читали, играли в разные игры; но сегодня здесь было пусто, так как в городе шло цирковое представление.
    Тэсс свернула на узкую тропинку, которая извивалась, словно светло-зеленая лента, среди зарослей черники и стеблей папоротника. Дальше, налево, тропинка вела к стрельбищу.
    Тэсс присела на вереск. Первозданная природа утешала ее. Положив голову на подушку из веток, она смотрела в безоблачное синее небо, когда заметила мелькание крыльев.
    Орел снова кружил вокруг вершины, напоминая ей о желании подняться туда. Идти пришлось бы долго, так как тропинка была извилистой, огибавшей камни и заболоченные участки. Даже в оптимистичном путеводителе говорилось, что подъем займет два с половиной часа.
    Обернувшись, Тэсс увидела тропинку, ведущую на стрельбище. На склоне стояли две фигуры, тесно прижавшись друг к другу. Даже с такого расстояния невозможно было не узнать сверкающих в солнечных лучах светлых волос дамы и мягкой грации ее спутника.
    Она увидела, как Додд обнял мисс Рэтклиф и наклонился к ее лицу, словно ища ее губы. При виде этого кровь бросилась в голову Тэсс. Она почувствовала, что ее голова пылает, а в мозгу без устали кружится огненное колесо.
    Эти жуткие симптомы предвещали временную отключку. Тэсс изо всех сил пыталась сопротивляться — но во время борьбы на нее стремительно накатила тьма, будто черная ракета. Падая на вереск лицом вниз, она успела в последний миг заметить часы на ослабевшей руке.
    Было 3 часа.
    Было 4 часа. Тэсс испуганно поглядела на часы. Секунду назад было 3 часа. Из жизни выпал целый час.
    Она закрыла глаза руками, вспомнив о предательстве Клема. Она чувствовала себя не просто несчастной, а жалкой и опозоренной. Больше всего ей хотелось спрятаться. Скоро со всех сторон начнут подниматься отдыхающие.
    Сжавшись при мысли встретить кого-нибудь с ‘Полуострова’, она неловко поднялась и начала искать шапочку. К своему раздражению, она не могла ее найти и, обшарив все ближайшие заросли вереска, вынуждена была прекратить поиски. Испугавшись звука далеких шагов, она бросилась бежать по ухабам, пока не добралась до скользкого берега, который отвесно спускался на узкий выступ над заброшенным карьером.
    Опасный подъем по узкой тропе привел ее к неглубокой долине, где она могла укрыться. Тэсс охватило чувство, что она оказалась на краю бездонной пропасти. Девушка долго лежала, наблюдая за движением облаков, похожих на бурное море.
    Когда Тэсс заставила себя взглянуть на часы, она поморщилась.
    ‘Боже, как поздно. Я должна снова выйти к людям’.
    Несмотря на это решение, она сделала круг, чтобы не встречаться с толпой в кафе. Она сама не понимала, что заставляло ее скрываться.
    Проходя через турникет, Тэсс увидела, что Рыжик смотрит на нее. Это встревожило ее, пробудив спящий страх при воспоминании о выпавшем из жизни часе.
    ‘Где я была? — подумала она. — Что я делала? Остались ли у меня какие-то следы на лице? Почему эта девушка уставилась на меня? О, боже, как бы я хотела, чтобы Тед был со мной’. Сейчас, когда очарование Клемента рассеялось из-за его предательства, сердце Тэсс потянулось к Локвуду. На обратном пути, сидя на жестком деревянном сиденье трамвая и глядя на проплывающие мимо ряды домов, она вспомнила строки Киплинга:
    ‘Тысячный мужчина пойдет за тобой
    До подножья виселицы — и дальше!’
    
    Она снимала уютный домик, принадлежавший владелице цветочного магазина. Сегодня вечером он встретил ее как тихая гавань. Цветы еще никогда не были так прекрасны на закате, когда она шла через сад. Обшарпанная темно-зеленая гостиная выглядела очаровательно; обед уже стоял на столе, так что ей оставалось лишь включить электрический чайник.
    Она почувствовала себя свежей и отдохнувшей, когда квартирная хозяйка зашла, чтобы забрать поднос.
    — Какие новости? — спросила она. — Это правда, что ее убили?
    — Кого? — спросила Тэсс, напрягшись.
    — Вашу мисс Рэтклиф, конечно. Весь город говорит, что ее застрелили.
    Тэсс тупо смотрела на хозяйку. В это время заскрипела калитка, и хозяйка выглянула в окно.
    — Это мистер Локвуд, — сказала она. — Я впущу его.
    ‘Я знала, что он придет. Я знала, что он придет’, — проговорила про себя Тэсс.
    Когда он вошел, Тэсс отвернулась и стояла, стиснув зубы и сжав кулаки. Она пыталась сохранить самообладание. Она слышала сзади его шаги, но молчала, пока они не остались одни.
    — Тэсс… Дорогая…
    Новая незнакомая нежность его голоса разрушила ее защиту. Уцепившись за него, она прижалась лицом к его плечу.
    — Нам нельзя терять времени, — сказал Тед. — Копы скоро будут здесь, чтобы допросить тебя. Прежде всего, помни, что я с тобой, что бы ты ни сделала. Ты ее убила?
    Она побледнела, повторяя его вопрос непослушными губами.
    — Я ее убила? Не знаю… Скажи, мою шапочку нашли?
    — Что?
    — Она пропала, пока я была в отключке. Я ничего не помню… Но шапочка может подсказать, где я была.
    Локвуд помрачнел, выслушав ее сбивчивый рассказ.
    — Я знаю, что ты невиновна, — сказал он. — Но в твоем рассказе есть слабые места. Избегай их, насколько сможешь. Не лги, но не мешай полиции самой запутаться.
    — Но почему они придут ко мне?
    В свою очередь Тэсс выслушала его рассказ о трагедии. Около 16:30 член стрелкового клуба обнаружил тело Рэтклиф на земле позади мишеней. Ей выстрелили в сердце с близкого расстояния. Доктор установил время смерти с 15 до 16 — скорее всего, около 15:30. Так как винтовку Тэсс нашли поблизости, полиция допросила сотрудников ‘Полуострова’ и узнала об ее увольнении и последовавших угрозах.
    Он едва успел закончить рассказ, как калитка снова заскрипела.
    — Это полиция, — предупредил Локвуд. — Помни, что я с тобой.
    
    Инспектор Понт напомнил Тэсс ее дядюшку, получавшего призы за выращивание георгинов. Он был высоким и смуглым, с сонными карими глазами, по которым невозможно было прочитать его мысли.
    Тэсс встретила его с отчаянным мужеством человека, который поднимается на эшафот.
    — Я Тэсс Ли. И готова подписать заявление.
    — Не так быстро, — сказал инспектор. — Я скажу вам, когда придет время. Я хочу знать, говорили ли вы эти слова о покойной?
    Когда Тэсс прочитала напечатанный лист бумаги, который инспектор вручил ей, она покраснела.
    — Только один человек мог рассказать вам это, — сказала она. — Клемент Додд. Да, я говорила это. И не только это, а намного больше. Все это правда. Она была подлой тиранкой: нападала на тех, кто не мог дать ей сдачи. Жестокость и несправедливость всегда приводили меня в ярость.
    — Девушка у турникета сказала, что вы были наверху между 14 и 18 часами, — сказал Понт. — Что вы делали в течение этого времени?
    — Гуляла, — ответила Тэсс.
    — Где?
    — Я не знаю. Бесполезно меня спрашивать. Я побывала в авиакатастрофе, которая сильно повлияла на мою память. Я была очень расстроена… Но я гуляла.
    — Вы потеряли шапочку во время прогулки? Девушка у турникета сказала, что вы были в шапочке, когда пришли, а возвращались с непокрытой головой.
    — Это правда. Но я не знаю, где потеряла ее. Я говорю вам — я не знаю.
    — Я бы хотел получить описание этого головного убора.
    Записав данные в блокнот, инспектор направился к двери. Локвуд заметил блеск в его глазах, когда он говорил с Тэсс.
    — Мы найдем шапочку. Завтра я прикажу начать поиск. Одновременно мы повесим объявление на стенде возле полиции. Я не слишком надеюсь на результат сегодня, но все же будьте готовы прийти и опознать ее.
    Как только дверь закрылась, Тед сжал Тэсс в объятиях.
    — Я останусь с тобой, — сказал он. — Мы подождем вместе.
    Ей было не по себе, потому что она чувствовала, что он тоже нервничает. Он вздрогнул, когда в коридоре зазвонил телефон.
    — Я подойду, — быстро сказал он.
    Когда он вернулся, его улыбка была неестественно бодрой.
    — Поехали на прогулку, — сказал он. — Моя машина на улице.
    
    Поездка в полицию напоминала ночной кошмар. Домики с дымящимися трубами казались горящими Тэсс, с ужасом ожидавшей конца поездки, — у нее дрожали губы, когда машина остановилась под синим фонарем. Все еще словно в страшном сне она зашла в выложенный плиткой коридор и увидела кабинет с открытой дверью.
    Стоя под светом лампы, не отбрасывающей теней, Клемент Додд курил сигарету. Он был совершенно спокоен, пока не увидел Тэсс. Тогда он покраснел и отвернулся, чтобы не встречаться с ней глазами.
    — Сюда, — сказал констебль.
    Тэсс, которую Локвуд поддерживал за локоть, вслед за констеблем зашла в другой кабинет, где за столом, заваленным документами, сидел инспектор.
    — Ваша? — спросил он и протянул ей белую шапочку из ангоры. Она машинально взглянула на свое имя на ленте и кивнула, прежде чем увидела, что он улыбается.
    — Поздравляю, — сказал он. — Шапочку принесли два туриста — не из нашей местности — которые случайно увидели объявление. Они сказали, что нашли ее среди камней на вершине вскоре после 16 часов. Так как подъем занимает два с половиной часа, а покойная, согласно медицинскому свидетельству, была жива в 15, — очевидно, что вы не могли убить ее и подняться наверх в течение часа.
    У Тэсс закружилась голова — в рассказе было слишком много неясностей. Но прежде чем она начала говорить, Тед взял ее за руку.
    — Мисс Ли — наша лучшая спортсменка, — сказал он. — Спасибо. Я отвезу ее домой.
    — Я могу позвонить вам позже, — заметил инспектор. — Я собираюсь побеседовать еще с одним свидетелем. Если вам интересно, можете подождать снаружи.
    Тэсс поняла, почему он подмигнул: зайдя в кабинет, где ждал Клемент Додд, инспектор оставил дверь приоткрытой.
    — Я хотел бы кое-что уточнить, Додд, — произнес он громким жизнерадостным голосом. — На месте преступления обнаружены два предмета. Один из них — винтовка, опознанная как принадлежащая стенографистке Тэсс Ли. Другой еще не опознан.
    — Но ведь ее имя есть на ленте, — быстро и доверительно сказал Додд. — К тому же все видели ее брошь.
    — Я имел в виду карандаш с надписью ‘Полуостров’, — пояснил инспектор. — Шапочка, о которой вы говорите, была обнаружена на вершине сегодня в 4 часа вечера.
    — Это гнусная ложь! Я видел ее…
    — Вы видели ее? — быстро подхватил инспектор, когда Додд внезапно замолчал. — Продолжайте. Теперь, когда у мисс Ли полное алиби, я хочу узнать о ваших передвижениях.
    Он закрыл дверь, и Локвуд увел Тэсс наружу к машине.
    
    Когда они приехали в обитель Тэсс, в коридоре раздался звонок. И снова Тед поспешил снять трубку.
    Когда он вернулся, его лицо сияло.
    — Додд признался, — сказал он. — Инспектор рассказал, что он был в таком состоянии после своей оговорки, что сразу раскололся, когда они принялись за него. Оказывается, старина Дон обнаружил, что Додд воровал деньги со счетов, и рассказал об этом Рэтклиф. Тогда она обвинила Додда. Она, как всегда, притворилась самой умной и сделала вид, что сама разоблачила мошенничество. Поэтому Додд решил, что никто, кроме нее, не знает об этом — и не узнает, если избавиться от нее. А я из некоторых слов Дона понял, что он раскрыл чей-то секрет. Додд признался, что уговорил Рэтклиф пойти на стрельбище, чтобы поговорить. Так что это было хладнокровное убийство.
    Слушая его, Тэсс чувствовала, как гора падает с ее плеч.
    — Как чудесно узнать, что я не убийца. И как я рада, что Дон не выдал меня. Это Клема он бросил в пасть львам. Мне казалось, что никому нельзя верить. А ты… ты пошел со мной к подножью виселицы. А затем…
    Локвуд рассмеялся и прервал ее.
    — У меня хорошие новости. Раньше они не имели значения — ничего не имело значения, кроме тебя. Юстас решил выполнить просьбу отца управлять фабрикой, пока Джон не вернется из Америки. Может быть, старые добрые времена снова вернутся на ‘Полуостров’. Но почему ты дрожишь?
    — Моя шапочка! — воскликнула Тэсс. — Если бы ее нашли рядом с телом, меня бы обвинили в убийстве. Я бы призналась, а Клем остался в стороне. Я бы помогла ему остаться чистым… Но как шапочка попала на вершину? Я проходила возле стрельбища между 15 и 16 часами. Никто на земле не смог бы подняться на вершину за это время.
    — Никто на земле, — согласился Локвуд. — Но кое-кто был в воздухе! Существует простое и естественное объяснение. Я думаю, Додд увидел тебя, когда ты была без сознания — твоя светлая одежда ярко выделялась на фоне вереска — украл твою шапочку и бросил ее рядом с винтовкой, чтобы обвинить тебя. Вот почему он так быстро раскололся. Сильнее всего пугает лжеца, если ему не верят, когда он говорит правду — а он знал, что шапочка на стрельбище. Ветра не было — лишь легкий бриз. Но тут появился господин Орел! Он увидел что-то белое и покрытое шерстью. Он бросился вниз, схватил это, взлетел — и понял, что его обманули. Возмущенный, он выбросил добычу — и, к счастью, уронил на вершину, а не вниз. Так что совершенным алиби ты обязана своему другу — Орлу.
       1^sted: ‘Akron Beacon Journal’, January 31th 1942 / Перевод: А. Даниэль / Публикация на форуме: 22.01.2020 г.
• С.А. АЛИНГТОН ‘ДОРСЕТСКИЙ СКВАЙР’
    Cyril Argentine Alington ‘The Adventure of the Dorset Squire’  Я показывал Айвору замок Дарем и в комнате, где стояла кровать с балдахином, как пример неизбежного поведал историю судьи Хокинса, которого застали в ночной рубашке у туалетного столика с горничной на руках. Горничная к тому моменту была без чувств, а ее голову покрывал судейский парик.
    — Больше всего в этой истории, — рассуждал я, — очаровывает то, с какой неумолимостью одно определяло другое. Если бы Хокинс не остался в постели, горничная никогда бы не примерила его парик перед зеркалом; если бы он не выскользнул из комнаты, не заглянул ей через плечо и не сказал: ‘Бу!’, она никогда бы не упала в обморок. По большому счету, и истории бы этой никогда не случиться, не будь у кровати балдахина.
    У Айвора был задумчивый вид, но по его глазам я понял, чтó сейчас произойдет. За ним, почти безгрешным, водится одна нехорошая привычка — приберегать до поры до времени свои лучшие истории, и я чувствовал, что такой момент настал.
    — Это совершенная правда, — сказал он. — Неизбежность — испытание, и чем больше следствий можно получить от одной причины, тем лучше. Это напомнило мне один давнишний случай, который произошел, когда я гостил в Дорсете у старого Тома Уэтерби. Вечер выдался довольно унылым и не предвещал ничего интересного, как вдруг пять-шесть минут перевернули все, и впервые в жизни я стал свидетелем кое-чего незабываемого.
    — И что же произошло?
    — Как всегда, одно послужило толчком всему. Вы часто слышите, как люди сетуют, что авантюрные времена канули в Лету, а романтику убил двигатель внутреннего сгорания, но эта история не могла случиться иначе, как в эпоху механики. Я не думаю, что электричество действительно создается внутренним сгоранием, но тем не менее принцип один и тот же!
    — И все-таки?
    — Возможно, это было не совсем романтично, — задумчиво продолжал Айвор, не обращая внимания на мою нетерпеливость, — если только вы не считаете истерику романтичной. В любом случае старина Уэтерби более никогда не был прежним человеком.
    Я не знал Уэтерби, и меня совершенно не интересовало, каким он был прежде, о чем я не преминул заметить вслух, но Айвора было не так-то легко вывести из себя.
    — Позвольте мне рассказать историю по своему усмотрению, — настаивал он. — Ее вообще трудно рассказывать, ибо столько всего случилось разом. Все это категорически противоречит закону единства, о котором без конца болтают в Оксфорде. Однако я сделаю все, что в моих силах.
    Как я уже говорил, вечер откровенно нагонял тоску. Уэтерби совершенно не умеет подбирать гостей так, чтобы им было интересно общество друг друга, поэтому у нас собралась довольно разношерстная компания. Меня он пригласил лишь потому, что когда-то я нравился его жене, но с ее смертью веселые домашние вечера превратились в жалкое зрелище.
    Кроме меня там присутствовали его сын Билл, которого я почти не знал, друг Билла Симпсон, ‘маленький кролик’, как мне показалось, из той породы фанатиков здоровья, у которых есть средства от любых болезней, и они таскают их с собой повсюду.
    Американская журналистка, очень дотошная и довольно занудная. Майор Эндикотт с женой — краснолицый вспыльчивый человек со вздорным характером, подозревающий всех в планах на свою жену, хотя чем она могла поспособствовать тому, чтобы на нее лишний раз посмотрели, мне было непонятно. Вид пожилой дамы, изображающей из себя тридцатилетнюю, если кого и обманывал, то только майора.
    Вот и все гости. Картина и вовсе станет удручающей, если упомянуть викария, для четного количества заглянувшего на ужин. Приходилось поеживаться — за окном немилосердно лил дождь и стоял беспроглядный мрак.
    После ужина мы сели вчетвером за бридж. Я играл с викарием против Уэтерби и Эндикотта. Остальные разбрелись по углам и вскоре отправились спать. Утром Билл Уэтерби и Симпсон намеревались отправиться в автопутешествие по Шотландии, и им надо было рано вставать, а обе дамы сослались на усталость.
    Игра у нас не клеилась; у майора были плохие карты, а играл он и того хуже, но ужаснее всего был его характер. Я забыл сказать, что он привез с собой эту злобную тварь — собаку-колли; ненавижу визиты с собаками. Эндикотт устроил инцидент с местным сторожевым псом, у которого тоже оказался не слишком дружелюбный характер.
    Примерно в половине двенадцатого майору, наконец, повезло на раздаче; он объявил

  большой шлем*

  В бридже — игра на 7 уровне, то есть обязательство взять все взятки.

  и в кои-то веки реально собирался взять все, как вдруг в доме погас свет! Через десять минут свет зажегся снова, но к тому времени уже многое произошло.
    Так уж получилось, что ни у кого из нас не оказалось спичек, да и на столе их тоже не было. Майор встал, чтобы поискать их, и с силой наступил на местного

  кэрна*

  Кэрн-терьер (или керн-терьер) — одна из самых старых пород среди терьеров. Керн-терьеров вывели на западе северной высокогорной части Шотландии для охоты в кернах — грудах камней — на кроликов и лисиц.

  , который ловко укусил его за правую голень. Майор вскрикнул, и колли бросился на его защиту; мгновение — и собаки вцепились друг другу в глотки, а карты рассыпались по полу.
    Не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь наблюдать собачью драку в темной комнате, полной мебели, но, по-моему, драка, о которой идет речь, развивалась по вполне предсказуемому руслу. Собаки рычали, крепко впившись друг в друга зубами, а их хозяева стояли рядом, крича и ругаясь.
    Мы с викарием оказались на периферии инцидента, но свою лепту, несомненно, внесли. Я споткнулся о каминную решетку и смахнул половину украшений с каминной полки; он нервно вскочил на пружинное сиденье кресла и ударился головой о его спинку. По легкому стону и звукам отползающего тела, я понял, что шея у него не сломана.
    Так вот, через две-три минуты, когда все столы, большие и маленькие, включая карточный, были обысканы в поисках спичек, мы услышали, как открылась дверь, и увидели свет: это вошел Паркинс, дворецкий, с фонариком и пучком свечей в руке.
    Мы приветствовали его, как отряд потерпевших кораблекрушение моряков. К несчастью, собаки тоже услышали, как он вошел. Похоже, обе достаточно потрепали друг друга, а может, свет напугал их — в любом случае они ослабили хватку, нестройно и жутко гавкнули пару раз и, предводимые короткой мордой колли, со всей прыти накинулись на Паркинса.
    Я не виню этого человека. Он развернулся и выскочил обратно в дверь, захлопнув ее за собой, и мы услышали, как он быстро поднимается по лестнице.
    И вот мы снова остались в темноте — в темноте и тишине, потому что собаки, казалось, пресытились грызней и успокоились, и не было слышно ни звука, кроме тихих стонов викария и проклятий майора Эндикотта, которому укус начинал причинять боль. Вдруг наверху раздался звук пистолетного выстрела. Занавес: конец первого акта.
    — И сколько же всего в пьесе актов? — поинтересовался я.
    — Два, кажется, и эпилог, — ответил Айвор, — правда, тогда я не сильно задумывался над этим. Но прежде чем продолжить, я должен объяснить вам архитектуру этого дома. Наверх из холла вела лестница, пространство справа от нее делили две ванные комнаты. Влево уходил коридор, и моя спальня находилась в самом конце; остальные комнаты для гостей располагались по обе стороны коридора — в другой половине дома были комнаты старого Тома, туда вела отдельная лестница.
    Итак, действие теперь перемещается в верхний коридор, а время возвращается примерно на пять минут назад. Женщины легли спать, а Билл и Симпсон занимали ванные комнаты. Билл, дабы сэкономить время, решил побриться с вечера; Симпсон же собирался принять ванну. Оба находились в своих ванных комнатах, когда погас свет.
    У Билла дрогнула рука, и он сильно порезался; он один из тех старомодных чудаков, кто привязан к опасной бритве — это не значит, что он не мог пострадать от безопасной. На днях мне попалась на глаза детективная история, где все основывалось на предположении, что пострадать невозможно, но это все ерунда — как бы то ни было, Билл основательно и серьезно порезался и почувствовал, как пошла кровь. Естественно, в его халате не было спичек, поэтому он постарался приложить к ране полотенце, а потом решил поискать спички у себя в комнате.
    Разумеется, он очень хорошо знал этот дом, но мы также хорошо знаем, как бывает в темноте — всегда кажется, что ты прошел расстояние вдвое больше, чем на самом деле. Поэтому, когда он добрался до двери, которую принял за свою, она оказалась одной из ближайших дверей, и он вломился в комнату мисс Энни К. Шваб.
    На этом бы все и закончилось, если бы не разговор за ужином. Обсуждали несколько краж со взломом, которые случились по соседству. К этой новости она отнеслась со всей серьезностью и приготовила для нежданных визитеров пистолет — за ужином она хвасталась своей меткой стрельбой. И когда Билл неожиданно вошел к ней, она не раздумывая выстрелила. К счастью для Билла, он наткнулся на стул, стоявший прямо перед дверью, иначе его вторжение могло закончиться плачевно. Он не стал дожидаться продолжения и отполз на четвереньках куда быстрее, чем вошел.
    Когда он таким образом вернулся в коридор, он вскочил на ноги, чтобы перевести дух, и тут ему снова не повезло. Как раз в этот момент по лестнице спешно поднимался Паркинс — он оказался одним из тех, кто при виде крови падает в обморок, а на Билле было слишком много крови для любого разумного объяснения. Он все еще сжимал полотенце, перепачканное кровью, и его пижама тоже была вся в крови — порез оказался действительно серьезным. Фонарик Паркинса лишь вскользь ударил по окровавленной фигуре, но этого было достаточно: дворецкий свалился в глубокий обморок, а фонарик погас. Билл поспешил на помощь, но наступил на одну из свечей и кубарем скатился вниз по лестнице.
    Между тем мисс Шваб не сидела сложа руки. Она намеревалась не просто отпугнуть грабителя, но схватить его, и с этой целью, держа в одной руке миниатюрный фонарик, а в другой дымящийся пистолет, отправилась в коридор. Но когда она увидела лежащего Паркинса, явно бездыханного, женщина внутри нее возобладала, и она с пронзительным криком бросилась к телу убитого. В истерике она не заметила, как уронила фонарик, который тоже погас. Занавес: конец второго акта.
    Айвор на мгновение замолчал.
    — Но где же был Симпсон? — недоумевал я. — Неужели все это время просидел в ванной?
    — Не сомневаюсь, что он хотел бы этого, — загадочно ответил Айвор. — Симпсон появляется только в эпилоге, и у него довольно незавидная роль. Но о нем позже.
    Возвращаемся в библиотеку. Мы стояли в темноте и пытались в меру сил оказать первую помощь майору. Пистолетный выстрел немного напугал нас, но старый Томас сказал, что это, должно быть, автомобильный выхлоп. Мы снова принялись искать спички, но в комнате царил такой ужасный беспорядок, что мы ничего не могли найти. Думаю, так мы провели минуты две-три, но тут прозвенел колокольчик, и в парадную дверь постучали.
    Казалось, это что-то предвещало, и мы кое-как выбрались в холл. Старый Уэтерби открыл парадную дверь. На пороге стоял полицейский с ‘

  бычьим глазом*

  Полицейский фонарь с толстой стеклянной линзой, позволяющей фокусировать свет.

  ’.
    ‘Прошу прощения, сэр Томас, — произнес он, — но я слышал выстрел...’
    ‘О, так вы тоже слышали его?’
    Констебль сверился со своей записной книжкой и, преисполненный плохо скрываемого самодовольства, уверенно зачитал: ‘23:37. Выстрел в Уэтерби-Мэнор’.
    ‘Услышав выстрел, — продолжал он, — и, зная, что в округе орудует банда грабителей, я направился сюда, как говорится, без всяких колебаний... Прошу прощения, сэр Томас, но мне кажется, ваш дом заливает дождем’.
    Он посветил фонарем на пол — совершенно отчетливо было видно, как вниз по лестнице текла ровная струя воды.
    Викарий чудесным образом оживился, когда увидел воду, — этот ‘

  синий*

  “Синий” — опытный гребец — почетный титул, который по окончании регаты получает каждый ее участник. Объясняется это традиционными цветами экипажей: Кембридж выступает в светло-синем, Оксфорд – в темно-синем.

  ’ когда-то греб за Кембридж...
    — Ну, это уже слишком, Айвор! — не поверил я.
    — Хорошо, будь по-вашему! Скажу только то, что холл напоминал

  Кам*

  Кам (Кэм) — река, на которой стоит город Кембридж, Англия.

  во время отлива. Полицейский сказал, что, когда он вошел, вода буквально хлестала.
    ‘Чепуха! — проворчал старый Уэтерби. — Наверное, прорвало трубу. Нет, клянусь Юпитером!— продолжил он, пробуя воду пальцем. — Я вам скажу, что это такое — какой-то глупый осел забыл завернуть кран в ванной. Сейчас мы поднимемся и посмотрим, кто это. Захватите с собой фонарь, Уиллис; у нас свет перегорел’.
    Процессия, возглавляемая Уиллисом, медленно двинулась вверх по лестнице. Миновав первый пролет, мы наткнулись на Билла, который, как известно, был весь в крови; при падении он потерял сознание и выглядел весьма непривлекательно.
    ‘Боже милостивый! — в смятении воскликнул сэр Томас. — Что, черт возьми, случилось?’
    В этот момент с верхнего этажа донесся крик: ‘Я убила его! Я убила его!’
    Констебль приподнял голову Билла: ‘Ну, убить-то она его не убила, — сказал он, — но попытка, можно сказать, засчитана’.
    Билл открыл глаза; должно быть, вода, непрерывно стекающая вниз, помогла ему прийти в себя.
    ‘Бедный старый Паркинс!’ — пробормотал он.
    ‘Что с Паркинсом?’ — спросил его отец.
    ‘Может быть, это его убили?’ — предположил констебль.
    Я как раз собирался напомнить о Симпсоне и его снадобьях, когда с лестницы донесся голос мисс Шваб, полный невыносимого пафоса Среднего Запада: ‘Я у-у-убийца!’
    Сэр Томас не потерял присутствия духа.
    ‘Так, майор, — распорядился он. — Вы с викарием присмотрите за Биллом, а мы поднимемся наверх и поглядим, что там стряслось; да, и надо как-то остановить эту чертову воду’.
    Шлепая ногами по воде, мы преодолели последний пролет лестницы. Паркинс лежал на спине, а мисс Шваб раскачивалась над ним взад-вперед и причитала, стоя на коленях, что называется, в лучших традициях. Труп начал подавать признаки оживления.
    ‘Я уби-и-ила граби-и-ителя!’ — истерически завывала она.
    ‘Чепуха, женщина, это Паркинс!’ — сердито произнес сэр Томас, у которого к тому времени ноги совсем промокли. — И мертв он не больше вашего. Да заверните вы уже эти чертовы краны!’ — рявкнул он на меня, и я бросился в ближайшую ванную. По счастью, Симпсон оставил открытыми оба крана, иначе Билла ошпарило бы насмерть.
    — Ну, мы постепенно привели все в порядок и только вооружились двумя фонариками, подобранными с пола, как вдруг услышали глухой вой, доносящийся откуда-то из коридора. Мы двинулись на звук, который, казалось, исходил от лифта. Томас, лакей, застрял в нем на полпути вверх, когда отключилось электричество.
    Мы вели с ним душеспасительные беседы и утешали, как могли, и он, казалось, стойко принимал исцеление, но тут зажегся свет, и Томас с невероятной скоростью пронесся мимо нас на крышу.
    — А как же Симпсон? — спросил я. — Наверное, это Симпсон оставил краны открытыми, но где он был все это время?
    — Где он был все это время? — повторил Айвор. — Именно это мы и хотели знать. Внезапно расставшись с лакеем, мы тут же бросились на поиски Симпсона, и не стану скрывать — сэр Томас жаждал его крови. Никому не понравится, когда твой дом превращают в полузатопленную лодку.
    — Так что же с ним все-таки случилось?
    — История Симпсона на самом деле очень проста: он был в ванной, когда погас свет, и, как Билл, решил сходить в свою комнату за спичками. Он уже находился в дальней половине коридора, когда услышал выстрел, но поскольку храбростью льва не отличался, быстро начал соображать, где бы ему укрыться. Рядом с собой он нащупал ручку, повернул ее и проскользнул внутрь. Не его вина, что он попал в комнату миссис Эндикотт. Выстрел разбудил ее, и, обнаружив, что свет не зажигается, она чиркнула спичкой. Я не знаю, что там было за зрелище, но Симпсон понял, что она носила парик — имеется в виду, днем. Я был не слишком высокого мнения об интеллекте этого молодого человека, но ему хватило воображения представить, во что его превратят, если обнаружат в этой комнате. Он нырнул под диван, который заметил в пламени спички, и лежал там, пока не вспыхнул свет.
    — Почему же он не выбрался раньше?
    — Ну, наверное, находил момент неподходящим: в коридоре завывала женщина, а он был почти без одежды. Конечно, когда майор обнаружил его в таком виде, ситуация выглядела некрасивой, но парня спасло некое патентованное средство от собачьих укусов, и скандал замяли. Но это его совсем не успокоило, и он исчез еще до того, как мы спустились к завтраку. Разумеется, в таком состоянии Билл не мог путешествовать, и, Симпсон, полагаю, отправился в Шотландию пешком. Мне было жаль Симпсона, однако я знал, что у него есть патентованное средство от усталости в ногах, так что за него, по большому счету, можно было не беспокоиться!   1^sted: ‘Pearson’s Magazine’, March 1937 / Перевод: В. Макаров / Публикация на форуме: 22.03.2020 г.
• Д.Л. СЭЙЕРС ‘ЗАПЕРТАЯ КОМНАТА’
    Dorothy Leigh Sayers ‘The Locked Room’  — Вся моя семья просто погрязла в ложных суевериях, — заявила Бетти Карлайл.
    — В самом деле? — Лорд Питер Уимзи оглянулся и посмотрел через открытое французское окно в гостиную, из которой они только что вышли. Он не слишком хорошо знал хозяина и хозяйку; Лорд Питер несколько раз встречал Артура Дирхёрста в своем клубе и приехал в Видли-Мэнор, чтобы высказать мнение о ценности библиотеки, поскольку, помимо прочего, слыл авторитетным специалистом по древним изданиям.
    Он немного знал о Дирхёрсте как о человеке непростой судьбы, который привык тратить на скачки больше денег, чем могло позволить унаследованное состояние, в наши дни обложенное неподъемными налогами. Он увидел хозяина дома: крупного брюнета, напоминающего ухоженное животное; тот вел любезную беседу с миссис Пултон, женой священника. Преподобный Томас Пултон, в свою очередь, рассказывал миссис Дирхёрст о предстоящей церковной ярмарке, отпивая кофе из маленькой чашечки, в которую, как увидел Уимзи, он только что положил три больших куска сахара.
    Миссис Дирхёрст была хрупкой с виду, милой и печальной. Это была одна из тех фарфоровых куколок, которые пробуждают, в зависимости от характера, всю жестокость или всю сентиментальную галантность в окружающих мужчинах. В дорогом одеянии, украшенном позвякивающими драгоценностями, она немного выпадала из образа; ее обнаженные конечности слишком выделялись на фоне остального, столь тщательно и изящно скрытого. “

  Эмилия Седли*

  Эмилия Седли — героиня романа Уильяма Мейкписа Теккерея “Ярмарка тщеславия”

  , — подумал Уимзи, — в одеждах Клеопатры”.
    Немного в стороне от этой группы стоял Энтони Северин, сводный брат Дирхёрста — светловолосый мужчина неброской внешности, чьей удивительной особенностью была лишь бледность. Его сложение и вид предполагали занятия атлетикой и силовыми видами спорта. Лорд Питер взялся за него перед обедом и выяснил, что говорить с ним абсолютно не о чем. Фактически его противоречивая внешность была легко объяснима. Уимзи — детектив как по склонности, так и по роду деятельности — спросил своего слугу Бантера, и Бантер, хотя пробыл в доме всего лишь несколько часов, располагал всеми доступными фактами. Мистер Северин был выдающимся спортсменом — конная охота с собаками, поло и теннис. Однако взрыв снаряда на горном хребте Вими, который разорвал его чуть ли не пополам и похоронил почти под полутонной земли, положил конец всем его развлечениям и почти самой жизни. Ограниченный домом, а временами — кроватью, он занялся различными ручными поделками и изготавливал резные шкатулки, чеканные изделия и художественные украшения с жалкой и лишенной воображения настойчивостью, как и другие покалеченные солдаты, которых Питер видел в больницах и которые вышивали свои полковые эмблемы на черных атласных наволочках для подушек.
    — Они утверждают, что он прекрасно переносит свое увечье, милорд, — подытожил Бантер, — и никогда не жалуется.
    
    Лорд Питер вопросительно посмотрел на узкое, пикантное личико рядом с ним.
    — О! — сказала Бетти, — я не подразумеваю, что они верят в гадание или миссис

  Бейкер Эдди*

  Mary Baker Eddy (1821–1910) — американская писательница и общественно-религиозный деятель, основательница религиозного движения “Христианская наука”.

  , или в старого Катберта Дирхёрста, который, как считается, шастает в проходах в крыле часовни. Я подразумеваю, что они верят во всякие забавные мифы, которые забальзамированы в викторианских романах. Как, например, это — о первых поцелуях.
    — Что за миф о первых поцелуях? — заинтересовался лорд Питер.
    — О, разве не знаете? Только не говорите, что и вы в него верите. Это о том, что первый поцелуй совершенно меняет все ощущения девушки, и как будто небеса разверзаются в пламенном блеске и затмевают все звезды! Что-то в этом роде.
    — А это не так?
    — Никогда… по крайней мере почти никогда. Нельзя ведь доказать полное отрицание, не так ли? И конечно, большинство женщин безнадежно лгут о таких вещах… особенно мужчинам. Но я помню, что просто ненавидела свой первый поцелуй… если бы я не была абсолютно предана этому человеку, то, возможно, не выдержала бы и секунды… казалось, это длилось сто лет.
    — О! — удивился Уимзи.
    — Вот я вас и поймала! — торжествующе воскликнула мисс Карлайл. — Вы уже открыли рот, чтобы сказать: “Возможно, это был неправильный мужчина”. Признайтесь: разве не так?
    — Какая здравомыслящая женщина! Я не скажу “нет”.
    — Вообще-то это был правильный мужчина, и я просто жаждала этого и так долго всеми силами стремилась к этому… или, возможно, вы думаете, что это не так?
    — Пожалуй, нет, — сказал лорд Питер. — Но я, знаете ли, старею: первый седой волос и все такое. Я избавился от иллюзий, еще когда носил школьные костюмчики.
    Бетти внимательно посмотрела на него.
    — Не уверена, — сказала она, — что вы не окажетесь одним из этих приятных индивидуумов “без тормозов”. Но, возможно, все дело в Лондоне. Так прекрасно вновь встретить лондонца — здесь все так серьезны. Когда я вернусь в город, мы сходим с вами куда-нибудь пообедать?
    — Мы пойдем в “Верри”, — быстро ответил лорд Питер. — Там еда хороша и нет этой отвлекающей музыки, которая выкручивает всю душу.
    — Вы не любитель штампов, — заметила Бетти, — иначе назвали бы “Карлтон”. Но я, помнится, собиралась расширить ваш кругозор. О чем шла речь?
    — Поцелуи, — напомнил Питер. — Их происхождение, ареалы и привычки.
    — О, да, мой первый поцелуй. Понимаете, когда это произошло, единственная мысль была о слизняках.
    — О, Боже! — воскликнул Уимзи, действительно потрясенный.
    — Да, слизняки. Что-то ужасно мягкое и влажное и пугающе мускулистое. Вы чувствуете себя уязвленным в своем тщеславии?
    — Я-то почему? — удивился Уимзи. — Здесь ничего личного. Это же был не я, как вы прекрасно знаете. Я уверен, что узнал бы вас, если бы встречал раньше… даже в темноте.
    — Большинство мужчин, которым я это говорила, воспринимали это как оскорбление всему их полу.
    — Нисколько, — возразил Уимзи, — нисколько. — Я лишь пытаюсь сейчас с помощью дедукции сделать выводы о преступнике. Он был крупным, чисто выбритым, с полными губами, довольно тщеславным и не без опыта?
    — Да. Начинаю верить, что вы действительно довольно хороший детектив.
    — Это было легко.
    — Как вы это проделали? Я еще понимаю: чисто выбритый, с полными губами и опытность. Но большой? И почему тщеславный?
    — Тщеславный, во-первых, потому, что был столь хорошо выбрит. Большинство женщин, которые рассказывали мне о подобном опыте, жаловалось на щетину.
    Бетти усмехнулась.
    — А во-вторых, потому, что, когда вы сказали ему об этом позже, когда рассердились и были сыты по горло экспериментом, выплеснули на него свои впечатления, — он надулся.
    — Волшебник! А почему большой?
    — Вам нравятся крупные мужчины.
    — Как вы узнали?
    — Когда нас представляли друг другу, вы оценивающе посмотрели на меня и решили, что я недостаточно высок.
    — Ужасный человек!
    — Теперь вы мне льстите. Но мой ум быстро развивается. Итак, каковы семейные мифы?
    — О, у них у всех что-то есть. Как и у мистера и миссис Пултон, хотя они — прелесть. Никогда не читают ничего более позднего, чем викторианские романы, которые ими просто переполнены.
    — Знаю: это, например, клише о собаках и маленьких детях, безошибочно распознающих добродетельных людей и злодеев.
    — Да, миссис Пултон без ума от них. И еще эти: если вы опаздываете на последний поезд домой, то всегда встречаете любовь всей своей жизни.
    — И эти — о мужьях, всегда словно громом пораженных, когда на горизонте появляется кто-то молоденький.
    — Да, это так вульгарно! И о чахотке — красивой поэтической болезни, которая затем исчезает без последствий, кроме благородного кашля. При том, что все, кто с этим сталкивался, прекрасно знают, как все это ужасно. Отец умер от нее.
    — Ужасно для вас, — сказал Уимзи. — Он опустил свою ладонь на маленькие пальчики, заманчиво положенные на ограждение веранды, и добавил: — Какие иллюзии у мистера Дирхёрста?
    — О, дядя Артур? У него и Энтони Северина — одни и то же, только принимают разные формы. Они считают, что все женщины одинаковы.
    — Я, кажется, понимаю вас, — сказал Уимзи. — Они говорят: “Это совершенно по-женски”. Или спрашивают: “А женщины вообще замечают, хорошо ли мужчина одет?”
    — Точно. Мне излишне говорить вам, что женщины столь же отличаются друг от друга, как и мужчины. Дядя Артур говорит: “То, что вам нужно, это мужчина, который даст вам хорошую затрещину. Женщинам нравится, когда их запугивают”. А Энтони считает, что женщины любят собачью преданность. Он говорит: “Найди хорошего мужчину, который будет заботиться о тебе и создаст тебе дом, Бетти, и тогда ты перестанешь желать независимости”.
    — И что ближе вам? — поинтересовался Уимзи.
    — Ну, вообще-то я обручена, — сказала Бетти, — но он не совсем то или другое. И у него нет никаких денег, поэтому дядьям я ничего не сказала. Он писатель.
    — Не очень денежное занятие, как правило, — заметил Питер, — но вам он нравится, и это главное. Неудивительно, что вы скучаете, оказавшись запертой здесь, — добавил он.
    — О, не в этом дело, — сказала Бетти. — Он в Австрии — там жизнь дешевле, как вы знаете, — пока книга не будет закончена.
    — Да, но здесь немного развлечений. Когда вернетесь на Пиккадилли-Сёркус?
    — В следующем месяце. Вы действительно выведете меня?
    — Конечно. Прошвырнемся по злачным местам.
    — Я действительно скучаю по людям.
    — Конечно. — Питер чуть сжал ее ладонь.
    — Лорд Питер?
    — Да?
    — Вы думаете, это нечестно: ужасно хотеть “прошвырнуться по злачным местам”, когда он — в Вене?
    — Вовсе нет. Не уступайте семейным предрассудкам. Давайте пройдем в конец веранды.
    — Я так и думала, что вы — без тормозов, — скромно прошептала Бетти, следуя за ним с освещенной площадки в кромешный мрак, пронизанный запахом роз.
    — Я все еще удивительно сохраняю ум, несмотря на преклонный возраст, — сказал его светлость, — хотя не могу не отметить, что ваше упоминание о слизняках несколько ограничивает мой репертуар.
    — Не заметно, — сказала Бетти.
    — Нет? Думаю, что следующая попытка будет удачней. Ну как?
    — Спасибо, — сказала Бетти. — Вы тоже не без опыта, не так ли?
    — Как можно такое подумать! Стойте, не уходите!..
    
    — О, я чувствую себя теперь намного лучше. Совершенно исцелилась. Пойду в дом.
    — Это несправедливо. У меня только что получилась удачная серия. Кроме того, вы еще не рассказали мне об иллюзиях миссис Дирхёрст.
    — О, оставляю это вам для дедукции. Их слишком много, чтобы перечислять. Одно из них, что я не должна стоять здесь всю ночь!
    — Вы вампир, — сказал Питер. — Хорошо, одну минутку! Вы совершенно уверены, что в голову вам не пришло ничего, напоминающего… э-э… слизняка, рыбу или что-то подобное? У меня имеется собственное тщеславие, знаете ли.
    — Ничего такого, — сказала Бетти.
    — Тогда нормально. Поскольку у меня самого создалось своего рода мимолетное впечатление…
    — Какое? — воскликнула Бетти. — О, вы просто животное!.. Что-то неприятное?.. Нет, не смейте!.. Что это?
    — Не скажу!
    — Вы ужасный тип и вы полностью восстановили мое чувство собственного достоинства!
    Она поспешно вбежала в гостиную. Питер достал портсигар.
    — Волнующе, — сказал он, обращаясь к луне, — необыкновенно волнующе. Как и очень многие прекрасные вещи.
    Он медленно последовал за ней.
    
    На третий день пребывания Уимзи прибыла телеграмма. До этого события его светлость невыносимо скучал бы, если бы не Бетти Карлайл. Она помогала ему узнать о домочадцах с несколько отстраненной и циничной точки зрения и была достаточно симпатична и достаточно сильно влюблена в своего писателя в Австрии, чтобы ее цинизм казался привлекательным даже мужчине. Лорд Питер нашел ее гораздо более общительной, чем миссис Дирхёрст, которая пугала его агрессивной женственностью. При лунном свете, положив изящные пальцы на его руку, она объяснила, что ненавидит материальные аспекты этой жизни. Мужчины, сказала она, склонны быть грубыми… существуют определенные вещи… определенные умолчания… которые они не могут понять… помнит ли он Жанну в “Жизни” Мопассана? “Elle en voulait en son cœur à Julien de ne pas comprendre cela, de n’avoir point ces fines pudeurs, ces délicatesses d’instinct; et elle sentait entre elle et lui comme un voile, un

  obstacle*

  “В душе она ставила в укор Жюльену, что ему это непонятно, что ему недостает тонкой и чуткой стыдливости, врожденной деликатности: она ощущала между собой и им словно какую-то завесу, преграду…” Г. Мопассан. “Жизнь”. Цит. в переводе Н. Касаткиной.

  ”! Ах, вот был человек, который понимал женщин, но он, конечно же, был писателем-гением, а чтобы быть великим писателем, как всегда чувствовала миссис Дирхёрст, в мужчине должно быть много женского. Разве лорд Питер так не думает?
    Лорд Питер ответил, что совершенно уверен: Мопассан прекрасно понял бы миссис Дирхёрст.
    У Дирхёрста, как оказалось, имелись и другие неприятные черты, свойственные нехорошему Жюльену. Он всегда ворчал по поводу расточительности жены. “Хотя он слишком много тратит на этих несчастных лошадей. Конечно, он никогда не говорит мне, какой у нас доход, — я всегда думала, что эта очень дурная привычка у английских мужей, не так ли? — но уверена, что мои несчастные скромные платья не стоят одной двадцатой того, что он потратил на ту свою лошадь Радиопередачу, которая бежит в Дерби, а он поставил на нее уж не знаю, сколько тысяч фунтов”.
    От самого Дирхёрста Уимзи услышал о Радиопередаче гораздо подробнее. Оказалось, что это юное многообещающее дарование — плод любви Маркони и Электроискры — действительно “несло” на своей гнедой спине целое состояние дома Дирхёрстов. “Вся эта земля, — сказал хозяин, уныло тыкая тростью в сторону парка и лугов, — заложена до последней травинки. Это проклятая прогнившая страна под этим глупым коалиционным правительством просто перемалывает владельцев поместий. И теперь эти грязные парни из Лейбористской партии выходят вперед и орут о налоге на капитал — капитал, вот уж действительно! А ведь на моей собственной земле есть ребята, которые пойдут голосовать за лейбористов, тогда как просто живут за мой счет в течение многих лет. Из тебя просто высасывают кровь — как женщины. Возьмем мою жену. Платья, платья, платья — и хочет выезжать повсюду, когда знает, что мне не удалось сэкономить ни пенса. И целый день ноет Энтони Северину о том, что ее не понимают”.
    Лорд Питер заметил, что быть непонятой — это, конечно, чисто женская черта, как пудрить нос, и предназначена, чтобы придавать дополнительное очарование, никого не обманывая.
    Дирхёрст никак не прореагировал, пропустив эту остроту мимо ушей.
    — Послушав, что говорит моя жена, — сказал Дирхёрст, — вы решите, что у нее слишком тонкие чувства, чтобы жить на этом свете. Фактически же она любит довести мужчину до точки кипения, а затем вздыхает и говорит, что он неправильно ее понял и как жаль, что люди не могут быть просто друзьями, отбросив все эти любовные глупости. Посмотрите на беднягу Энтони с ленточкой на шее — да он просто ест у нее из рук. Она — моя жена, и меня вполне устраивает, но, откровенно говоря, Уимзи, на месте Энтони я бы просто свернул ей шею. Есть только один способ обращения с женщинами, и могу сказать, что я их понимаю…
    Лорд Питер, изящно избегая обсуждения хозяйки дома, сказал себе, что Дирхёрст может говорить все, что угодно, но от этого утверждение его не становится верным. Он нашел Бетти и спросил, является ли очередным мифом то, что мужчина, который хвастается, что понимает женщин, неизменно оказывается ничего о них не знающим. Бетти задумалась, склонив голову на бок.
    — Я иногда думаю, — сказала она, — мужчина может вполне понять одну женщину, но затем он делает по ней вывод обо всех остальных и совершенно неправ.
    Когда Питер не мог найти Бетти, чтобы поговорить с ней, он убегал в мастерскую, где Энтони терпеливо сидел час за часом, создавая отвратительные безделушки из металла и стекла. Северин говорил немного, а Уимзи болтал или молча курил в зависимости от настроения, вертя в длинных тонких пальцах молотки, плоскогубцы и другие инструменты, углублялся в книги по современным украшениям и металлическим поделкам или совал тонкий, сверхпородистый нос в обрезки и отходы на полу. “Каждый серьезный детектив, — говорил он, — должен тщательно изучать мусор”.
    Однажды они стали обсуждать литературу. Северин начал читать книги после болезни и говорил о своих достижениях с гордостью.
    — Я был ужасно невежественным, — поведал он. — Я ничего не знал о поэзии, чувствах и всяких таких вещах. Только охота и игры, да еще, конечно, девушки время от времени, но я никогда об этом особо не задумывался. Как много книг сейчас пишут женщины, правда? Возможно, им просто нужно выговориться. Я никогда не понимал, какими животными являемся мы сами, — полагаю, вы всё об этом знаете?
    Этот заковыристый вопрос несколько сбил Уимзи с толку.
    — Я верю, — ответил он, — что никто не знает “об этом” вообще ничего. Меньше всего — те, кто утверждает обратное. Единственное, в чем я уверен, это что не следует лезть в дела других. Соваться между дверью и дверной коробкой, а? Может защемить пальцы!
    — Все же паршиво видеть, как женщине причиняют боль, — пробормотал Северин. Его глаза блуждали по столу, на котором трубка лежала между страницами модного феминистского романа. Питер решил, что чтением Энтони заботливо руководят.
    
    Телеграмму доставил с деревенской почты вместе с платьем в картонной коробке один из помощников лакея. Миссис Дирхёрст, издав радостный крик, атаковала коробку и призвала Бетти немедленно подняться с ней наверх, чтобы примерить новое платье для танцев у Ридов-Свейнтонов. “Телеграмма? О! Я думаю, мистер Дирхёрст где-нибудь в саду, Томас. Можете отнести ему? Лорд Питер, вы извините нас? Мы на минутку! Я ужасно волнуюсь. Если будете паинькой и если обновка действительно хороша, я спущусь и покажусь вам. Идем, дорогая Бетти!”
    Они убежали, воркуя. Спустя несколько минут Питер, по счастливому стечению обстоятельств, за которое он впоследствии благодарил судьбу, обнаружил, что его портсигар отсутствует, и принялся за поиски, оставив Энтони Северина, терпеливо хмурящего брови над романом

  Дороти Ричардсон*

  Dorothy Miller Richardson (1873–1957) — британская писательница и журналистка. Автор цикла Пилигримаж, состоящего из тринадцати романов; одна из ранних романистов-модернистов, использовавшая поток сознания в качестве повествования.

  . Поиски портсигара в спальне успехом не увенчались, и Уимзи вызвал звонком Бантера, который появился, как в фокусе

  Маскелайна и Деванта*

  Джон Невил Маскелайн (1839–1917) и Дэвид Девант (1868–1941)

  , держа в руке пропажу, которую нашел именно там, где ее оставил владелец, — в итальянской беседке. Теперь уже во всеоружии Уимзи спокойно направился вниз, через холл и остановился, держа ладонь на ручке двери гостиной. Чуть помедлив, он, навострив уши, мелкими шагами отступил назад, как кошка от горящего окурка, пока не вернулся на лестницу. Затем он быстро и бесшумно взлетел наверх и поймал Бантера, который как раз собирался исчезнуть на площадке задней лестницы.
    — Бантер!
    — Милорд?
    — Там семейная ссора. Совершенно не мое дело. Никогда не вмешиваюсь в щекотливые ситуации. Но если есть что-то, что я должен знать, можешь мне рассказать. Принеси мои сигары, и я приму ванну в десять.
    — Очень хорошо, милорд.
    Мистер Бантер спустился по задней лестнице, а его хозяин незаметно удалился в голландский сад и мирно курил там вдали от голосов.
    
    В 10 часов Питер вошел в дом. Там было зловеще тихо. На лестнице он встретил Бетти, бледную и в слезах.
    — О, Питер! — беспомощно прошептала она и остановилась.
    — Я могу что-нибудь сделать? — спросил Уимзи.
    — Не знаю. Была такая сцена! Дядя Артур потерял много денег — с лошадью что-то не так. И, к несчастью, именно в этот момент тетя Селия спустилась в своем новом платье. Он сбил ее с ног… но я уверена, он не собирался этого делать. Энтони принял ее сторону. О! Лорд Питер, я боюсь. Дядя Артур… я никогда не видела его в таком бешенстве. Он сказал… он сказал, что сыт всем по горло… Что случается, когда люди обанкротились? У него в столе револьвер…
    Она замолчала. Питер обнял ее.
    — Вы так успокаиваете, — сказала Бетти, — но я должна идти к тете Селии. Она разыграла такую трагедию! Но я чувствую, что дядя Артур сейчас важнее. Она не понимает, насколько для него ужасно потерять все деньги. Она не думает, что он действительно имеет в виду это! Дело в том, что она наслаждается ссорой!
    — Вот здесь помедленнее, — остановил ее Питер. — Как я понимаю, Дирхёрст угрожал вышибить себе мозги?
    — Да. Он сказал, что сыт всем по…
    — Что ж, — спокойно заметил Питер. Я ни на секунду не верю, что он это сделает. Так почти никогда не бывает, знаете ли. Обычно парень съедает прекрасный обед и кажется особенно веселым, прежде чем пойдет и сделает это. Очень редко он кричит об этом на весь дом. Читать статистику самоубийств — довольно мрачное занятие, но в данном случае она ободряет. Не стоит унывать, старушка. Я пойду и поговорю с ним, если хотите.
    — Правда? О, пожалуйста!
    — У него никаких причин расставаться с мозгами. Как раз днем я сказал ему, что библиотека легко может принести ему двадцать тысяч. Продам ее для него хоть завтра. Никакого смысла искать смерть на арене. Дирхёрст не из тех, кому жаль продавать семейную Библию. Я напомню ему об этом.
    — Благослови вас Бог!
    — Вы смущаете меня, Бетти. Я сейчас подумал, когда этот ваш писака прибудет назад, он не позволит мне целовать вас. Надеюсь, он там и останется. Не сидите с теткой всю ночь, утешая ее, а ложитесь спать. Пока!
    — Вы прелесть, — воскликнула Бетти и побежала наверх.
    
    Лорд Питер попробовал открыть дверь библиотеки. Она оказалась запертой, а раздраженный голос грубо крикнул: “Подите к черту!”
    — Это всего лишь я, — мягко сказал Уимзи. — Я оставил здесь книгу, которая мне нужна.
    — А я говорю вам идти к черту! — повторил голос.
    — Но послушайте, старина… — убеждал Питер.
    — Черт бы вас побрал, если вы сейчас не уйдете! — настаивал хозяин.
    Питер приложил ухо к двери и услышал шипение воды из сифона.
    Знакомый звук успокоил Питера и прогнал неясное беспокойство. Он выпустил ручку двери, и наполовину сформулированная фраза так и осталась невысказанной. Теперь он оказался на полпути наверх, бормоча про себя: “Или сделай это немедленно, или открой дверь!” Он нахмурился, секунду размышлял, а затем, очевидно успокоившись, вошел в собственную комнату. Бантер почтительно ждал его.
    — Как я узнал, милорд, от помощника лакея, который принес телеграмму и ухаживает за молодой женщиной на почте, Радиопередача, к сожалению, сломала ногу. Мистер Дирхёрст поставил на нее 10 000 фунтов, ваша светлость, три к одному — очень прискорбное дело. Поскользнулась в конюшне, как я понимаю, милорд.
    — Понятно.
    — Горничная миссис Дирхёрст сообщила мне, что мистер Дирхёрст вел себя самым отвратительным образом, милорд, когда увидел новое платье миссис Дирхёрст, и в горячке называл ее так, как я не могу повторить вашей светлости. Он заявил, что она поставила цель разорить его. Как я понимаю, милорд, это обвинение причинило миссис Дирхёрст сильную боль, и ее ответы были, если мне позволено их охарактеризовать, бестактны. Тогда Дирхёрст схватил ее за руку и толкнул, и потребовались все усилия мисс Карлайл и мистера Северина, чтобы оттащить его. Мне очень жаль, милорд, но маленькая дрезденская ваза на вращающейся книжной стойке, которой ваша светлость так восхищалась, к сожалению, упала и разбилась. В этот момент служанка — ее зовут Гвендолин — убежала, поскольку и так пробыла там достаточно долго, чтобы услышать то, что совсем не предназначалось для ее ушей, и не оказала хозяйке никакой помощи, но не мое дело комментировать ее поведение. Главный лакей сказал мне, что видел, как миссис Дирхёрст побежала наверх в слезах и с окровавленной головой, а мистер Дирхёрст вошел в библиотеку и хлопнул дверью. Затем миссис Дирхёрст позвала Гвендолин, и сейчас они там вместе.
    — А мистер Северин?
    — Мистер Северин пошел наверх за миссис Дирхёрст, милорд, но, когда пришла мисс Карлайл, он отправился в свою мастерскую.
    Питер сделал паузу, чтобы переложить портсигар и носовой платок из кармана смокинга на туалетный столик.
    Бантер, невольный глашатай рока, изрек:
    — Ваша ванна готова, милорд.
    Питер положил носовой платок и портсигар на полированную плиту.
    — В конце концов, — сказал он, — может быть…
    
    Лорд Питер неохотно открыл глаза, когда мистер Бантер раздвинул занавески.
    — Доброе утро, Бантер. Ого! Мои часы остановились?
    — Я взял на себя смелость разбудить вашу светлость несколько раньше, — объявил мистер Бантер, — ввиду необычных обстоятельств. Сегодня просто прекрасное, теплое утро, милорд, и мне показалось, что вашей светлости захочется поскорее встать. К несчастью, мистер Дирхёрст убил себя.
    — Что! — вскрикнул лорд Питер, резко садясь на кровати, а его гладкие, светлые волосы упали прямо на удивленные глаза. — Этого не может быть!
    — Увы, милорд. Мистер Дирхёрст застрелился в библиотеке из своего армейского пистолета, который зажат в его правой руке. Помощник лакея утром обнаружил, что дверь библиотеки заперта изнутри, и забил тревогу; окно закрыто и внутренние ставни заперты на задвижки; камердинер мистера Дирхёрста пришел и сообщил, что в кровати хозяин не спал, они выломали дверную панель и нашли мистера Дирхёрста мертвым в рабочем кресле с простреленной головой. Какой костюм ваша светлость наденет сегодня?
    — Темно-серый, — сказал Уимзи, плескаясь в умывальнике. — Подожди секунду, пока намылю уши. Все! Продолжай.
    — Помощник лакея, — продолжил мистер Бантер, — изучивший множество работ по криминологии, умолял остальных слуг с красноречием, которое я мог бы назвать страстным, не перемещать тело, и я счастлив сообщить, что смог оказаться на месте вовремя, чтобы поддержать его весьма здравое предложение. Миссис Дирхёрст очень эмоционально бросилась на тело, милорд, но мисс Карлайл смогла убедить ее не уничтожать улик. Очень способная молодая особа, милорд, если я могу так выразиться. Шофер поехал за врачом и полицией, и, как только я убедился, что никто не сделает опрометчивых шагов, я пришел разбудить вашу светлость. Семья сейчас в

  гостиной*

  В оригинале написано “в библиотеке”. Но это противоречит написанному дальше. (прим. переводчика)

  . Если я могу выразить свое мнение, милорд, то полагаю, что темно-фиолетовый галстук более подходит к печальным обстоятельствам, чем бледно-зеленый.
    — Пожалуй, ты прав, — согласился его светлость. — Когда это произошло?
    — Врач еще не прибыл, милорд, — осторожно ответил мистер Бантер, — но тело уже почти остыло, и в районе шеи и челюсти заметно окоченение.
    — Значит, прошло приблизительно 6–8 часов.
    — Повариха считает, будто слышала, что около полуночи хлопнула дверь, но она не обратила на это особого внимания.
    — Звучит разумно. Знаешь, Бантер, я этого не ожидал.
    — Конечно, милорд.
    — А должен был? Не знаю. Дверь была заперта?
    — И ключ вставлен изнутри, милорд.
    — А ставни на задвижках. Должно быть, он действительно все сделал сам. Он не оставил записки?
    — Мы не видели таковой, милорд.
    — Ну, давай взглянем еще раз. Где мистер Северин?
    — Он спустился на общий шум, милорд, но сегодня — один из его неудачных дней — приступы боли. Пришлось отнести его назад в кровать, милорд.
    — Бедняга. Идем. Давай проникнем туда до полиции. О! Вот еще что, Бантер, отошли телеграммы в город и отложи все встречи на сегодня и завтра. Мы зависнем здесь до конца дознания.
    
    Пуля пробила правый висок, и тело Артура Дирхёрста, сидящего в рабочем кресле, распростерлось на столе, закрыв большой блокнот, покрытый зловещими красными брызгами. Правая рука свисала вниз, пальцы сжимали тяжелый армейский револьвер. Лорд Питер убедился, что это естественное трупное окоченение, отметил сокращение лицевых мускулов и положение тела, зажатого между столом и краем вращающегося кресла. Затем он осмотрел бумаги на столе, которые в основном отражали дилетантские потуги выяснить финансовое положение Дирхёрста — с множеством ошибок и большим количеством чисел на полях. Казалось, Дирхёрст, был занят этой мрачной бухгалтерией, когда решил сделать фатальный выстрел. На последнем листе лежала

  ручка*

  в оригинале написано “накрытая рукой Дирхёрста”, но это противоречит тому, что в правой руке Дирхёрста был револьвер. Вряд ли он стрелял правой рукой, а писал левой. (прим. переводчика)

  . Питер осторожно рассмотрел всю картину, ни к чему не прикасаясь, и его привлекло последнее слово “Библио…”, внезапно заканчивающееся прочерком. С изменившимся лицом он выпрямился и с любопытством осмотрелся. На маленьком вспомогательном столике около стола стояла бутылка виски, сифон и наполовину заполненный бокал. Его Уимзи изучил особенно внимательно, принюхиваясь, словно оценивая крепость напитка. Он подошел к двери, вынул ключ, осмотрел его через лупу, вернул на место, а затем, вернувшись к окну, тщательно изучил ставни и прочный стержень, который их закреплял.
    В этот момент прибыли доктор и местная полиция, которых провела в библиотеку Бетти Карлайл. Девушка бросилась к Питеру, который после нескольких бесцельных перемещений занял позицию с противоположной стороны от стола и прислонился к книжному шкафу.
    — Это все-таки произошло, — сказала она. — Что он говорил вчера вечером?
    — Он не впустил меня, — ответил Питер.
    — Вы не считаете, что это имело бы хоть какое-то значение…
    — Не думаю, — ответил Уимзи немного рассеянно. Он больше не перемещался, но глаза его внимательно следили за доктором и полицейским сержантом.
    — Боюсь, тут нет сомнений, леди и джентльмены, — сказал последний, тяжело поднимаясь после того, как исследовал револьвер. — Вот оружие, из которого убит бедный 'жентльмен, окна, как вы могли бы сказать, 'ерметично закрыты, и дверь заперта, и ключ внутри. Очевидно, — я просто привожу вариант, — что если бы сюда зашло второе лицо, оно бы не заперло за собой дверь изнутри, и я думаю, что доктор Роббинс согласится, что положение тела и оружия абсолютно естественны. Можно было бы назвать это несчастным случаем, но эти бумаги, вчерашняя телеграмма вместе с запертой дверью, скорее, свидетельствуют о внезапном помутнении рассудка. Теперь, доктор, если вы закончили, думаю, мы можем унести 'жентльмена.
    — Похоже, мистер Дирхёрст был убит где-то около полуночи, — сказал доктор. — Выстрел произведен с очень близкого расстояния, и смерть, должно быть, наступила мгновенно. Нужно, конечно, будет сделать официальное вскрытие, когда, ex

  abundantia cantelae*

  Здесь, на всякий случай — (лат.).

  , мы извлечем пулю и сравним ее с оружием. Но все кажется очевидным. Очень печальное и шокирующее событие, мисс Карлайл. Как чувствует себя миссис Дирхёрст?
    — Я думаю, вы должны пойти к ней, доктор. Она ужасно расстроена.
    — Бедняжка, да! — сказал доктор Роббинс, проявляя очень демонстративное сочувствие. Затем он высморкался. — Я готов, мисс Карлайл.
    Помощник лакея и самый молодой из констеблей вынесли тело Артура Дирхёрста. Сержант остался укладывать в сумку бумаги, револьвер и другие улики. Кряхтя, он заглянул под стол и обнаружил стреляную гильзу. Лорд Питер стоял все на том же месте, глубокомысленно встраивая носок туфли в узор на турецком ковре.
    — Думаю, здесь мы закончили, сэр, — сказал полицейский, кратко повторив осмотр двери и окна, сделанный Уимзи. — Боюсь, сомнений нет. Гильза подходит к оружию. Теперь насчет этих резких слов, сказанных вчера вечером: вы присутствовали при этом, сэр?
    — Нет, — сказал Питер. — Я был в саду в то время. — Он достал кисет и начал набивать трубку.
    — Очень хорошо, сэр. Ну, я вынужден просить вас не уезжать до окончания дознания, но я не думаю, что мы станем вас слишком беспокоить.
    — Это хорошо, — сказал Питер, улыбаясь. — Сложная эта штука — свидетельство, а? Противоречишь сам себе и все такое. Он уронил кисет. — Проклятье!
    Полицейский ушел опрашивать свидетелей. Питер повернулся, взял с полки позади себя книгу и направился в оранжерею, очевидно поглощенный редкими комментариями к Фоме Аквинскому.
    
    Следствие по делу смерти Артура Дирхёрста закончилось обычным в таких случаях вердиктом, обычными комментариями и продлилась более девяти месяцев. В клубах мужчины решили, что это поганое дело, и забыли о нем. Ходили слухи, что вдова — совершенно безутешная в течение полугода — проводит большую часть времени в Бордигере в компании сэра Джона Мерриона. В туманном Лондоне общество обсуждало последнее убийство — молодой любовник жены убил мужа — и какую роль в этом играла женщина, подталкивающая юношу к преступлению. Ночами у ворот суда на Олд Бейли собирались толпы людей, обсуждающих, вынесен ли суровый приговор по закону или только по справедливости. Лорд Питер, который забронировал себе место в зале на все время процесса, вернулся домой в квартиру на Пиккадилли, 110 и глубокомысленно сидел у камина с томиком Фомы Аквинского на коленях. Он не читал его, но его длинные, нервные пальцы монотонно шевелились, поглаживая корешок.
    Прозвенел звонок. Было слышно, как Бантер вежливо приветствует гостя. Дверь открылась.
    — Мисс Карлайл.
    Бетти прошла к огню, освобождаясь от мехов. Ее дерзкое личико было более серьезным, чем Питер привык видеть. Он горячо приветствовал ее.
    — Это просто великолепно, — сказал он.
    — Вы уверены, что я не помешаю?
    — Отнюдь, я тут ужасно грустил в одиночестве. Просто сбросил десяток лет за последние несколько секунд. Бантер, чай и булочки. Проходите, грейтесь. Чрезвычайно гадкая погода, а?
    — Вы действительно прелесть, как я уже говорила, — сказала Бетти. Она села в огромное кресло и протянула намокшие миниатюрные ножки к огню.
    Чаепитие проходило весело. Только когда уничтожили последнюю булочку и осторожный Бантер очистил стол, лорд Питер сбросил маску полной беспечности.
    — Что случилось, Элизабет?
    — Вы поняли, что у меня скрытый мотив? Я беспокоюсь.
    — Не по поводу вашего друга в Австрии, надеюсь.
    — О, нет! Он сейчас в Лондоне, и мы собираемся пожениться в следующем месяце. Нет. Но сэр Джон Меррион — мой кузен, и поговаривают, что он… — что тетя Селия… Питер! Я должна знать, кто убил дядю Артура.
    Уимзи вздрогнул.
    — Мое дорогое дитя, почему не согласиться с вердиктом жюри присяжных и коронера?
    — Не играйте со мной, Питер, я смертельно серьезна. Я должна знать!
    — Сейчас это уже никого не касается.
    — Это касается Джона Мерриона… и меня. Но я успокоюсь, если вы мне прямо скажете, что, по-вашему, дядя Артур убил себя… Скажете?
    Питер открыл рот, увидел направленный на него напряженный взгляд Бетти, снова закрыл рот, достал сигарету, размял ее пальцами, вновь вернул в портсигар и сказал:
    — Нет.
    — Я так и думала, что вы это скажете.
    — Почему?
    — По вашему поведению при ответах на дознании.
    — О Господи! Женщины — это просто наказание. А теперь они еще входят в состав жюри присяжных! Кто тогда сможет спастись? Вы не возражаете, если я закурю трубку?
    — Питер, скажите правду.
    — Послушайте, — спокойно сказал Питер — Вы же понимаете, что, если это не самоубийство, то…
    — Убийство! — выдохнула Бетти.
    — Да. Хорошо. Вы хотите отдать убийцу под суд или стать соучастницей?
    — А разве это не то, чем занимаетесь вы — соучастие?
    — Я могу взять на себя риск, которым отказываюсь поделиться с вами.
    Открылась дверь. Вошел Бантер с вечерней газетой.
    — Я подумал, что ваша светлость могла бы пожелать прочесть вот это, — сказал он.
    Это был короткий абзац под заголовком: АНГЛИЧАНИН УМИРАЕТ В КАННАХ.
    
     Мистер Энтони Северин, широко известный перед войной в спортивных кругах, этим утром был найден мертвым в своей спальне в отеле в Каннах. Смерть, очевидно, произошла из-за передозировки веронала, пузырек с которым был найден полупустым около его кровати. Мистер Северин был сильно ранен в сражении на горном хребте Вими и был вынужден пользоваться этим препаратом, чтобы заснуть при очень сильных болях. Несомненно, вчера вечером он случайно принял больше обычной дозы. Ранее он жаловался на боль, но в остальном пребывал в обычном состоянии. О его смерти будут глубоко сожалеть многочисленные друзья, которые чтили и уважали его.
    
    Питер вручил газету Бетти.
    — Теперь нет никакого уголовного преступления, в котором можно соучаствовать, — сказал он, — Северин умер вчера вечером.
    Бетти прочитала заметку.
    — Бедный Энтони, — сказала она. — О, Питер, так это был Энтони?
    — Да.
    — Слава Богу. У меня была мысль… Было совершенно ужасное чувство…
    — По справедливости, возможно, — сказал Питер, не пытаясь понять ее неправильно, — но не по закону.
    Повисло продолжительное молчание.
    — Расскажите мне, — попросила Бетти, — как вы узнали? И как все произошло? Я была уверена — по крайней мере, инстинктивно, — что вы знаете, но даже тогда я не могла понять, как вы могли все выяснить при тех уликах. В руке дяди Артура был револьвер, нельзя было подстроить это как-его-там окоченение? А затем запертая изнутри дверь и задвижки на ставнях — он вышел через окно? Он не мог запереть его изнутри потом. Была ли там секретная панель или что-то еще?
    — Нет, — сказал Питер. — И я ужасно боялся, что даже эти болваны полицейские узнают правду. Но я рассчитывал на универсальный миф — еще один или парочку для вашей коллекции, Бетти.
    — Что за миф?
    — Прежде всего, если вы находите застреленного человека и стрелявший пистолет, зажатый в руке, то человек должен был застрелиться. Во-вторых, если вы находите стреляную гильзу, которая соответствует типу стрелявшего револьвера, значит она и есть от этого револьвера. И, в-третьих, если ключ в запертой двери вставлен изнутри, это доказывает, что ее и заперли изнутри.
    — Но как?
    — Я скажу вам, как я узнал. Для начала было иллюзорное мнение Северина о женщинах. То, что они нежные, деликатные существа, которые не выносят мужской страсти или жестокости. Ваша тетя, Бетти, живет тем, что разжигает страсти и наслаждается жестокостью.
    — Дядя Артур действительно хорошо ее понимал. Как вы и говорили. Только он думал, что все женщины одинаковы.
    — Но Северин так не думал. Она рассказывала ему жалостливые истории и давала книги — короче, обрабатывала…
    — Энтони действительно был ягненком, таким глупеньким, бедняжка.
    — Бетти, знаете ли вы, что я почти собрался пойти и поговорить с Северином в вечер ссоры. Жаль, что не пошел: чувствую себя после этого настоящей скотиной. Но я так люблю совать нос в чужие дела… и как раз перед этим сказал себе: “Да пропади все пропадом, больше не буду!”
    — О, Питер… Вы предполагали?
    — Ну, не так чтобы предполагал, а просто подумал, что он расстроится. Но если честно, у меня и в мыслях не было, что он…
    — Не переживайте теперь из-за этого. Бедный дядя Артур и Энтони! Теперь этому не помочь. Скажите мне, что вы нашли.
    — Так, — сказал Уимзи, — когда я вошел в кабинет, то подумал, что Дирхёрст действительно убил себя. Все указывало на это. Первое, что меня удивило, это виски в стакане. С чего это человек внезапно стреляется, не допив приятно разбавленный виски с содовой? Если бы он плеснул себе неразбавленный, залпом проглотил его, а потом застрелился, я бы это понял, но бокал выглядел и пах так дружески и мирно…
    На лице Бетти можно было прочесть сомнения:
    — Возможно, он просто забыл о нем, если разволновался.
    — Да, но это не единственное. Следующим были счета, которые он пытался разобрать. На одном, озаглавленном “Активы”, было слово “Библио…”
    — Он собирался написать “Библиотека”?
    — Думаю, да. Ну, я сказал ему в тот самый день, что библиотека может принести ему тысячи, если он ее продаст, и вытащит его из этого тупика. Теперь, почему человек должен внезапно взять и застрелиться во время записи солидного актива? Если бы он суммировал долги… Кроме того, после “Библио” ручка дернулась, как если бы его что-то вспугнуло. Это был момент, когда запертая дверь открылась, и он увидел перед собой Северина, направляющего на него ствол армейского револьвера.
    — О!
    — Да. Пуля, которая поразила Дирхёрста, была выпущена Северином. Все эти военные револьверы, естественно, стреляют одинаковыми патронами. Думаю, что Северин спустился, чтобы, так сказать, призвать Дирхёрста к порядку. Возможно, он хотел лишь пригрозить ему. Фактически очень похоже, что именно Дирхёрст выстрелил первым. Во всяком случае, он выхватил свой собственный револьвер из ящика стола, где тот лежал под рукой. Возможно, они обменялись крепкими выражениями. В любом случае они оба выстрелили практически одновременно, и я думаю, что это и было звуком хлопнувшей двери, который услышала домоправительница. Выстрел Северина попал в цель. Осмелюсь сказать, что он был сначала потрясен, но это не первый мертвец, которого он видел в жизни. Он, вероятно, довольно быстро понял, как легко можно имитировать самоубийство. Он лишь тихонько вышел, вновь запер дверь, добрался до кровати и упал в обморок, как мы знаем.
    — Но куда попал выстрел дяди Артура?
    — Вот сюда.
    Уимзи взял большой том Фомы Аквинского. Посередине корешка имелось пулевое отверстие. Открыв книгу, Уимзи показал пулю, застрявшую в рассуждениях о Святой Троице.
    — Когда я догадался, что могло произойти, то осмотрел книжные полки и снял книгу. Не совсем понимаю, почему — ну, я подразумеваю, черт побери, влюбленные мужчины делают глупости, и беднягу ужасно обработали. Но я чуть не сделал ужасного промаха даже тогда. Я забыл о гильзе, пока не увидел ее на полу, а именно в этот момент ввалились эти чертовы полицейские. О Боже! Я подумал, что все пропало, да еще я сам стою тут с чертовым старым доктором богословия в руке, разоблачающим весь спектакль.
    — О, Питер! Как же вам удалось?..
    — Наступил на нее и молился. — Питер открыл ящик стола и достал коробочку из-под пилюль, содержащую недостающую гильзу. — А затем поднял эту чертову штуку прямо у них на глазах. Боже! Все-таки это было на грани. Итак, ваша честь, вот все мои доказательства.
    — Кроме двери.
    — Ах, да. Я забыл. — Он вновь порылся в ящике, достав пару небольших плоскогубцев с длинными губками — из тех, которыми пользуются ювелиры. — Я стащил их позже из мастерской Северина. Если бы вы исследовали замок двери, то увидели бы, что хвостовик ключа проходит через замочную скважину и выступает с противоположной стороны, как в этом замке.
    Он подошел к двери, с внешней стороны которой был вставлен ключ, и, вставив плоскогубцы в замок, захватил хвостовик с внутренней стороны. Поворот запястья — и ригель замка вышел наружу.
    — Эти несчастные полицейские, — заметил он с горечью, — даже не заметили яркую царапину с двух сторон ключа, где плоскогубцы захватили его. Я рад, что они этого не сделали.
    — Но вы же детектив! — сказала Бетти.
    — Мне с самого начала удалось взять правильное направление, — сказал Питер. — Но настоящий преступник — уже вне досягаемости закона. Она, конечно знала. Между прочим, что произошло между нею и Энтони?
    — Они поссорились, и он уехал за границу. Я никогда не знала, кто именно…
    — Нет. Конечно, нет.
    — Послушайте, Питер, бедного старого Джона ждут нелегкие времена. У него те же иллюзии, что и у Энтони.
    — Тогда вы бессильны. Он должен нести свое бремя, Бетти.
    — Жаль, что я никогда не догадывалась… — сказала Бетти и разрыдалась.
    — Ничего хорошего в том, — заметил Питер, — чтобы быть таким чертовски проницательным. Выпейте коктейль!   1^sted: ‘Bodies from the Library 2’, July 11th 2019 / Перевод: Н. Баженов / Публикация на форуме: 02.02.2020 г.
• СОДЕРЖАНИЕ

  ✧ NO FACE｢ss｣ 1st ed: ‘Bodies from the Library 2’, 2019 ｢Superintendent Tomm by CHRISTIANNA BRAND — НЕТ ЛИЦАпер.: Форум КЛД; Miranda (скоро) ✧ BEFORE AND AFTER｢ss｣ 1st ed: ‘Mystery Magazine #16, 1953 ｢Uncollected｣ by PETER ANTONY — ДО И ПОСЛЕпер.: Форум КЛД; 10.05.2020 ✧ HOTEL EVIDENCE｢ss｣ 1st ed: ‘Woman’s Journal’ , May 1934 ｢Uncollected｣ by HELEN SIMPSON ✧ EXIT BEFORE MIDNIGHT｢ss｣ 1st ed: ‘The American Magazine’, October 1937 ｢Uncollected｣ by Q PATRICK ✧ ROOM TO LET｢pl｣ 1st ed: BBC Light Programme, November 11th 1947 ｢Uncollected｣ by MARGERY ALLINGHAM ✧ A JOKE'S A JOKE｢ss｣ 1st ed: ‘This Week’, May 1th 1938 ｢Uncollected｣ by JONATHAN LATIMER — ШУТКИ ШУТКАМИпер.: Форум КЛД; 26.11.2020 ✧ THE MAN WHO KNEW｢ss｣ 1918 — 1923 1st ed: ‘Agatha Christie’s Murder in the Making’ , 2011 ｢Uncollected｣ by AGATHA CHRISTIE ✧ THE ALMOST PERFECT MURDER CASE｢ss｣ 1st ed: ‘Cosmopolitan’, July 1929 ｢Philo Vance｣ by S.S. VAN DINE — ПОЧТИ ИДЕАЛЬНОЕ УБИЙСТВОпер.: Форум КЛД; 18.03.2020

  ✧ THE HOURS OF DARKNESS｢nv｣ 1st ed: ‘Bodies From The Library 2’, 2019 ｢Gervase Fen｣ by EDMUND CRISPIN — ВО ТЬМЕпер.: Форум КЛД; 16.03.2020 ✧ CHANCE IS A GREAT THING｢ss｣ 1st ed: ‘Evening Standard’, August 8th 1950 ｢Uncollected｣ by E.C.R. LORAC — СЛУЧАЙ — ВЕЛИКОЕ ДЕЛОпер.: Форум КЛД; 17.05.2020 ✧ THE MENTAL BROADCAST｢ss｣ 1st ed: ‘The Best Tricks from the Best Brains in Magic’, 1945 ｢The Great Merlini｣ by CLAYTON RAWSON — МЕНТАЛЬНАЯ ТРАНСЛЯЦИЯпер.: Форум КЛД; 24.12.2019 ✧ WHITE CAP｢ss｣ 1st ed: ‘Akron Beacon Journal’, January 31th 1942 ｢Uncollected｣ by ETHEL LINA WHITE — БЕЛАЯ ШАПОЧКАпер.: Форум КЛД; 22.01.2020 ✧ SIXPENNYWORTH｢ss｣ 1st ed: ‘Bodies From The Library 2’, 2019 ｢Uncollected｣ by JOHN RHODE ✧ THE ADVENTURE OF THE DORSET SQUIRE｢ss｣ 1st ed: ‘Pearson’s Magazine’, March 1937 ｢Uncollected｣ by C.A. ALINGTON — ДОРСЕТСКИЙ СКВАЙРпер.: Форум КЛД; 22.03.2020 ✧ THE LOCKED ROOM｢ss｣ 1st ed: ‘Bodies From The Library 2’, 2019 ｢Lord Peter Wimsey｣ by DOROTHY L. SAYERS — ЗАПЕРТАЯ КОМНАТАпер.: Форум КЛД; 02.02.2020

• ×

Подробная информация во вкладках

[pifir]

    После кристалло-логического Ван Дайна такой текст просто шокирует. Очень трудно разобраться, кто говорит в данный момент. Высказывания невнятные, прыгающие от одного к другому, без всякой связки. Как можно в этой каше определить хотя бы один достоверный факт для точки опоры, для определения “ложности” или “истинности” высказывания? Кошмар бреда переходящего в ужас от невозможности выработать хоть какую- то схему действия, позволяющего не то что предугадать последующие действия убийцы, а хотя бы вычленить из хаоса повторяющиеся, только этому убийце присущие манеры поведения.
    ”У Меня нет лица"— повторяющийся рефрен рассказа. Это мы все, смотрящие на себя в зеркало и видящие привычную маску телесности, но какие мы с изнанки, какие мы там, истинно- внутренние? Как наладить диалог Маски и Безликого, чтобы избежать не только ночных кошмаров, но и дневных ужасов?
    Спасибо за прекрасный перевод рассказа, шокирующего и пугающего.

[pifir]

    Рассказ действительно неясен, сумбурен и хулиганист. Так что если еще маненько похулиганить, то ничего страшного не произойдет. И совсем возмутило, что все свалили на горничную. Женщина пятнадцать лет безропотно проработала в доме и вдруг такой взрыв патологической ненависти? Верится с трудом.
    Предлагаю третью версию. В общем, хотите верьте, хотите нет, дело было так!
    Версия выдающегося мистера Верити, напоминающего раздутого от своей значимости индюка, основана на применении наркотиков. К этому выводу он пришел после рассмотрения фотографии, опубликованной в газете. На фотографии спящая миссис Кармайкл. Возможно, ей регулярно или время от времени (во время приступов) давали болеутоляющие ( наркотики). В день убийства миссис Кармайкл наркотиков не давали, чтобы, по требование газеты, на снимках она была бодрая и улыбающаяся. Вполне вероятно, ей могли дать что- нибудь тонизирующего, например, виски. Так что ожидаемо во время фотосессии больная была перевозбуждена.
    Располагалось все, предположительно, следующим образом: столик, на котором лежали сигареты, зажигалка, вода, фрукты или печенье. Возле столика стояла коляска больной, чтобы она, по желанию, могла сама со стола что- нибудь взять. Кресло медсестры, по здравому смыслу, должно быть напротив кресла больной, близко, чтобы не вскакивать каждый раз, когда больная чего затребует. Обычно в это время медсестра вязала.
    Пришла горничная, забыв захватить с собой кипяток для медсестры. Медсестра проткнула иглой клубок, пришпилив к нему связанное, да несколько далеко впопыхах вытолкнув острую часть иглы с обратно стороны клубка, торчащего вверх, оставила в кресле .
    Перевозбуждение, курение, виски, сидящий образ жизни могли привести к сердечному приступу. Во время припадка она могла конвульсивно дергаться, руками оттолкнуться от столика, возле которого стояло ее кресло, опрокинуться и виском наткнуться об иглу в кресле рядом напротив. К сожалению, смертельно.
    Единственное, в чем виновата горничная, это в желании скрыть свое присутствие в момент смерти хозяйки.

    Смотри, где мой раб, уродливое чудовище смерть,
    трясущаяся и дрожащая, бледная от страха
    Стоит, целясь в меня убийственной стрелой.

    Приведенную цитату напрямую следует отнести к миссис Кармайкл, не применяя ее метафорически к мистеру Верити.(просто из любопытства, из какого произведения она взята?)
    Спасибо за перевод. Рекомендую к прочтению.