Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
1st ed: “The Evening Standard”, 10 Aug 1955 Series: Gervase Fen Переведено по изданию: “Fen Country”, by Penguin, January 1979 Перевод: Николай Баженов Редактор: Ольга Белозовская © “Клуб Любителей Детектива”, 2 марта 2021 г. |  |
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. ВНИМАНИЕ! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ САМОГО РАССКАЗА. |
- Библиография | +
Он лежал, заключенный в серебро грубой чеканки и окруженный большими матовыми полудрагоценными камнями; на обратной стороне серебряной оправы был рисунок, напоминающий рыбу, в котором Фен признал символ раннего христианства.
— Естественно, сразу же на ум приходит Андрокл[1] , — сказала мать-игуменья. — Или если не он конкретно, то многие другие первые христиане, которые сталкивались со львами на арене. — Она помолчала и добавила: — Это наша единственная реликвия. Очевидно также, что это наша единственная улика.
Она наклонилась, чтобы вернуть зуб в шкафчик ризницы, а Фен, пока ждал, думал о больной старой сестре Сент-Джуд, единственными внятными словами которой, когда ее нашли, были “Зуб льва!”, — она повторяла их снова и снова.
Он думал также о похищенной одиннадцатилетней девочке и ее отце, который упрямо отказывался сообщить полиции о том, как собирается передать выкуп, из опасения, что при попытке поймать похитителя они сделают неверный шаг и обрекут на смерть его единственного ребенка. Он заплатит, заявил он, и продолжал твердо стоять на своем…
Именно мать-игуменья настояла на консультации с Феном, но, следуя за ней сейчас назад в ее кабинет, он сомневался, сможет ли быть полезным. Доступные факты оказались незначительны и немногочисленны. Итак: Фрэнсис Меррилл, мужчина средних лет, вдовец и богатый бизнесмен. Две недели назад сразу после Рождества он отправился на Континент, оставив дочь Мэри, по ее собственному желанию, на попечении монашек. По утрам Мэри помогала сестрам в домашней работе. Но днем с одобрения матери-игуменьи она обычно выходила и гуляла в полях.
Чаще всего во время этих недалеких прогулок с Мэри Меррилл находилась сестра Сент-Джуд. Сестра Сент-Джуд болела, и доктора посоветовали ей побольше свежего воздуха, поэтому даже в последние морозные недели она продолжила выходить, тепло укутанная, и ежедневно проводила пару часов в защищенном от ветра месте около вершины небольшого холма за монастырем. Мэри Меррилл регулярно провожала ее туда, а уже потом уходила гулять сама.
Пока (это случилось в последний вторник) поисковая группа сестер не натолкнулась на сестру Сент-Джуд, лежащую около ее привычного места с сотрясением мозга.
Тем же вечером Мэри Меррилл не пришла домой. Мать-игуменья, конечно, немедленно уведомила полицию, а Фрэнсис Меррилл, спешно вернувшийся из Италии, нашел дома письмо с требованием выкупа.
Вот, собственно, и все. Полиция, казалось, с тех пор так ничего и не достигла. “Если бы только, — размышлял Фен, — если бы только он знал больше о самой девочке: например, куда она могла пойти и что она могла делать во время прогулок”. Но Фрэнсис Меррилл отказался даже встретиться с Феном, а мать-игуменья не могла дать никакой информации о Мэри, более конкретной и полезной, чем то, что она была дружелюбным, доверчивым, обычным ребенком…
— Полагаю, — сказал Фен, опускаясь на стул, — вы совершенно уверены, что сестра Сент-Джуд никогда не говорила ничего внятного, кроме этой фразы о зубе льва?
— Боюсь, это абсолютно бесспорно, — ответила мать-игуменья. — Кроме нескольких невнятных звуков, которые, возможно, были французскими словами, она просто не могла…
— Французские слова?
— Да. Возможно, мне следовало сказать, что сестра Сент-Джуд — француженка.
— Понимаю, — медленно сказал Фен. — Понимаю… скажите мне, она… я имею в виду, она говорит на английском свободно?
— Не очень, нет. Она пробыла здесь только около девяти месяцев. Ее словарь, например, все еще довольно ограничен… — мать-игуменья замялась. — Возможно, вы думаете, что фраза о зубе льва была нами неправильно расслышана. Но она произнесла ее неоднократно в присутствии многих из нас, включая сестру Варфоломею, которая также является француженкой, и ни у кого из нас нет ни малейших сомнений относительно того, что мы не ослышались.
— Не ослышались, — задумчиво произнес Фен. — Но, возможно, не так поняли… — Подняв глаза, мать-игуменья увидела, что он вновь встал. — Мать-игуменья, у меня появилась мысль, — продолжал он. — Или, скорее, подозрение. В настоящее время я вообще не вижу, как это использовать. Но, тем не менее, думаю, что вы извините меня, если я пойду и осмотрю место, где напали на сестру Сент-Джуд. Есть определенный предмет, который я хочу там найти, — возможно, полиция его уже нашла, но не обратила внимания.
— Какой предмет? — спросила мать-игуменья.
Фен улыбнулся ей:
— Желтый. Нечто желтое.
Долгих поисков не потребовалось, предмет лежал у всех на виду. С самодовольством, которое едва ли одобрила бы мать-игуменья, Фен подобрал его, поднялся на самую вершину небольшого холма и осмотрелся. Самодовольство его несколько уменьшилось — с этой точки ему было видно множество домов. Однако, если немного повезет…
Боги в тот день благоволили ему. В течение трех часов (три часа лазания через изгороди садов и тайного нарушения границ чужих владений) он нашел особый дом, который искал. Краткий взгляд в местный справочник, быстрый, но полезный контакт с детским населением соседней деревни, и к шести часам он был готов к действиям.
Мужчина, который ответил на стук в парадную дверь, был седым, слабым и нервным. Несмотря на весьма располагающий вид, было в его взгляде что-то голодное.
— Мистер Джонс? — спросил Фен, заталкивая его обратно в холл прежде, чем тот успел понять, что происходит, и, не ожидая ответа, добавил: — Я пришел за ребенком.
— Ребенок? — Мистер Джонс выглядел удивленным. — Здесь нет никакого ребенка. Боюсь, вы ошиблись адресом.
— Ни в коем случае, — заверил его Фен. И как раз, когда он это сказал, откуда-то раздался тонкий, высокий крик девочки, за которым последовали рыдания и мольбы о помощи. Фен отметил некую дверь, на которую тут же посмотрел побледневший мистер Джонс: самое интересное, что дверь эта располагалась совершенно не в том направлении, откуда раздался крик…
— Да, думаю, мы пройдем туда, — ласково сказал Фен, и теперь в его руке появился автоматический пистолет. — Она ведет в подвал, как я понимаю. А поскольку я не люблю людей, пытающихся проломить череп беспомощным старым монахиням, можете не сомневаться: я выстрелю в вас без малейшего колебания или раскаяния, если сделаете хоть одно неверное движение.
Позже, когда мистера Джонса увезла полиция, а Мэри Меррилл в истерике, но целая и невредимая, была передана отцу, Фен обогнул дом и вошел в сад, где обнаружил симпатичную девчонку-озорницу, поедающую большую плитку шоколада.
— Весьма хорошо, — сказал он ей, передавая обещанные десять шиллингов. — Когда вырастешь, тебе следует пойти на сцену.
Она усмехнулась:
— И кричать, мистер, а?
— Кричать, — согласился Фен.
— Очевидно, — сказал он матери-игуменье за ланчем на следующий день, — что Мэри Меррилл подружилась с Джонсом вскоре после того, как приехала сюда, и практически навещала его ежедневно. Ничего плохого в этом нет. Но затем он узнал, кто ее отец, и задумался о возможности получить некоторое количество шальных денег.
Как я понимаю, произошло следующее: в то последнее посещение Мэри чего-то испугалась в его поведении и сумела убежать, когда он отвернулся. После чего он очень глупо погнался за ней (в автомобиле, за исключением последнего участка) и попытался схватить, когда она была уже близко от дома.
Она вновь убежала от него и бросилась к сестре Сент-Джуд за защитой. Но к этому времени Джонс зашел слишком далеко, чтобы отступать, поэтому бросился за ней, оглушил сестру Сент-Джуд своей тростью, и на сей раз действительно сумел схватить Мэри, оглушил и вернул к себе в дом.
Относится ли одуванчик к этому конкретному дню или к одному из предыдущих, никто не знает, но, как бы то ни было, сестра Сент-Джуд четко заметила этот цветок и так же четко поняла (даже в болезни и бреду), что он представляет собой улику…
— Подождите, пожалуйста, — тихо попросила его мать-игуменья. — Вы сказали “одуванчик”?
Фен кивнул.
— Да, одуванчик. По-французски он звучит как dent-de-lion, что, конечно, означает зуб льва. Но словарь сестры Сент-Джуд очень ограничен: она не знала, как название этого цветка звучит по-английски. Поэтому, она перевела его буквально, забыв о существовании той реликвии, которая все нам и запутала[2] .
Ну, я спрашиваю вас: откуда одуванчик в январе после нескольких недель сильного мороза? Но Мэри Меррилл удалось найти его, сорвать, а затем, возможно, вставить в петлицу. Как прекрасно знает каждый садовник, одуванчики — распространенный и выносливый сорняк, но из-за недавней погоды этот конкретный одуванчик мог прибыть только из оранжереи, находящейся не дальше, чем в часе ходьбы отсюда. Как только я увидел Джонса, то не сомневался, что это он.
Мать-игуменья внимательно посмотрела на него.
— Уверены, в самом деле?
— Ну, нет, фактически я не был уверен, — сознался Фен. — Но я подумал, что удача, которая сопровождала меня до сих пор, продержится еще немного, и я устал от хождений… да и, так или иначе, я ничуть не против терроризировать невинных домовладельцев, если на то имеется веская причина… Могу я закурить?
— Естественно, сразу же на ум приходит Андрокл
Она наклонилась, чтобы вернуть зуб в шкафчик ризницы, а Фен, пока ждал, думал о больной старой сестре Сент-Джуд, единственными внятными словами которой, когда ее нашли, были “Зуб льва!”, — она повторяла их снова и снова.
Он думал также о похищенной одиннадцатилетней девочке и ее отце, который упрямо отказывался сообщить полиции о том, как собирается передать выкуп, из опасения, что при попытке поймать похитителя они сделают неверный шаг и обрекут на смерть его единственного ребенка. Он заплатит, заявил он, и продолжал твердо стоять на своем…
Именно мать-игуменья настояла на консультации с Феном, но, следуя за ней сейчас назад в ее кабинет, он сомневался, сможет ли быть полезным. Доступные факты оказались незначительны и немногочисленны. Итак: Фрэнсис Меррилл, мужчина средних лет, вдовец и богатый бизнесмен. Две недели назад сразу после Рождества он отправился на Континент, оставив дочь Мэри, по ее собственному желанию, на попечении монашек. По утрам Мэри помогала сестрам в домашней работе. Но днем с одобрения матери-игуменьи она обычно выходила и гуляла в полях.
Чаще всего во время этих недалеких прогулок с Мэри Меррилл находилась сестра Сент-Джуд. Сестра Сент-Джуд болела, и доктора посоветовали ей побольше свежего воздуха, поэтому даже в последние морозные недели она продолжила выходить, тепло укутанная, и ежедневно проводила пару часов в защищенном от ветра месте около вершины небольшого холма за монастырем. Мэри Меррилл регулярно провожала ее туда, а уже потом уходила гулять сама.
Пока (это случилось в последний вторник) поисковая группа сестер не натолкнулась на сестру Сент-Джуд, лежащую около ее привычного места с сотрясением мозга.
Тем же вечером Мэри Меррилл не пришла домой. Мать-игуменья, конечно, немедленно уведомила полицию, а Фрэнсис Меррилл, спешно вернувшийся из Италии, нашел дома письмо с требованием выкупа.
Вот, собственно, и все. Полиция, казалось, с тех пор так ничего и не достигла. “Если бы только, — размышлял Фен, — если бы только он знал больше о самой девочке: например, куда она могла пойти и что она могла делать во время прогулок”. Но Фрэнсис Меррилл отказался даже встретиться с Феном, а мать-игуменья не могла дать никакой информации о Мэри, более конкретной и полезной, чем то, что она была дружелюбным, доверчивым, обычным ребенком…
— Полагаю, — сказал Фен, опускаясь на стул, — вы совершенно уверены, что сестра Сент-Джуд никогда не говорила ничего внятного, кроме этой фразы о зубе льва?
— Боюсь, это абсолютно бесспорно, — ответила мать-игуменья. — Кроме нескольких невнятных звуков, которые, возможно, были французскими словами, она просто не могла…
— Французские слова?
— Да. Возможно, мне следовало сказать, что сестра Сент-Джуд — француженка.
— Понимаю, — медленно сказал Фен. — Понимаю… скажите мне, она… я имею в виду, она говорит на английском свободно?
— Не очень, нет. Она пробыла здесь только около девяти месяцев. Ее словарь, например, все еще довольно ограничен… — мать-игуменья замялась. — Возможно, вы думаете, что фраза о зубе льва была нами неправильно расслышана. Но она произнесла ее неоднократно в присутствии многих из нас, включая сестру Варфоломею, которая также является француженкой, и ни у кого из нас нет ни малейших сомнений относительно того, что мы не ослышались.
— Не ослышались, — задумчиво произнес Фен. — Но, возможно, не так поняли… — Подняв глаза, мать-игуменья увидела, что он вновь встал. — Мать-игуменья, у меня появилась мысль, — продолжал он. — Или, скорее, подозрение. В настоящее время я вообще не вижу, как это использовать. Но, тем не менее, думаю, что вы извините меня, если я пойду и осмотрю место, где напали на сестру Сент-Джуд. Есть определенный предмет, который я хочу там найти, — возможно, полиция его уже нашла, но не обратила внимания.
— Какой предмет? — спросила мать-игуменья.
Фен улыбнулся ей:
— Желтый. Нечто желтое.
Долгих поисков не потребовалось, предмет лежал у всех на виду. С самодовольством, которое едва ли одобрила бы мать-игуменья, Фен подобрал его, поднялся на самую вершину небольшого холма и осмотрелся. Самодовольство его несколько уменьшилось — с этой точки ему было видно множество домов. Однако, если немного повезет…
Боги в тот день благоволили ему. В течение трех часов (три часа лазания через изгороди садов и тайного нарушения границ чужих владений) он нашел особый дом, который искал. Краткий взгляд в местный справочник, быстрый, но полезный контакт с детским населением соседней деревни, и к шести часам он был готов к действиям.
Мужчина, который ответил на стук в парадную дверь, был седым, слабым и нервным. Несмотря на весьма располагающий вид, было в его взгляде что-то голодное.
— Мистер Джонс? — спросил Фен, заталкивая его обратно в холл прежде, чем тот успел понять, что происходит, и, не ожидая ответа, добавил: — Я пришел за ребенком.
— Ребенок? — Мистер Джонс выглядел удивленным. — Здесь нет никакого ребенка. Боюсь, вы ошиблись адресом.
— Ни в коем случае, — заверил его Фен. И как раз, когда он это сказал, откуда-то раздался тонкий, высокий крик девочки, за которым последовали рыдания и мольбы о помощи. Фен отметил некую дверь, на которую тут же посмотрел побледневший мистер Джонс: самое интересное, что дверь эта располагалась совершенно не в том направлении, откуда раздался крик…
— Да, думаю, мы пройдем туда, — ласково сказал Фен, и теперь в его руке появился автоматический пистолет. — Она ведет в подвал, как я понимаю. А поскольку я не люблю людей, пытающихся проломить череп беспомощным старым монахиням, можете не сомневаться: я выстрелю в вас без малейшего колебания или раскаяния, если сделаете хоть одно неверное движение.
Позже, когда мистера Джонса увезла полиция, а Мэри Меррилл в истерике, но целая и невредимая, была передана отцу, Фен обогнул дом и вошел в сад, где обнаружил симпатичную девчонку-озорницу, поедающую большую плитку шоколада.
— Весьма хорошо, — сказал он ей, передавая обещанные десять шиллингов. — Когда вырастешь, тебе следует пойти на сцену.
Она усмехнулась:
— И кричать, мистер, а?
— Кричать, — согласился Фен.
— Очевидно, — сказал он матери-игуменье за ланчем на следующий день, — что Мэри Меррилл подружилась с Джонсом вскоре после того, как приехала сюда, и практически навещала его ежедневно. Ничего плохого в этом нет. Но затем он узнал, кто ее отец, и задумался о возможности получить некоторое количество шальных денег.
Как я понимаю, произошло следующее: в то последнее посещение Мэри чего-то испугалась в его поведении и сумела убежать, когда он отвернулся. После чего он очень глупо погнался за ней (в автомобиле, за исключением последнего участка) и попытался схватить, когда она была уже близко от дома.
Она вновь убежала от него и бросилась к сестре Сент-Джуд за защитой. Но к этому времени Джонс зашел слишком далеко, чтобы отступать, поэтому бросился за ней, оглушил сестру Сент-Джуд своей тростью, и на сей раз действительно сумел схватить Мэри, оглушил и вернул к себе в дом.
Относится ли одуванчик к этому конкретному дню или к одному из предыдущих, никто не знает, но, как бы то ни было, сестра Сент-Джуд четко заметила этот цветок и так же четко поняла (даже в болезни и бреду), что он представляет собой улику…
— Подождите, пожалуйста, — тихо попросила его мать-игуменья. — Вы сказали “одуванчик”?
Фен кивнул.
— Да, одуванчик. По-французски он звучит как dent-de-lion, что, конечно, означает зуб льва. Но словарь сестры Сент-Джуд очень ограничен: она не знала, как название этого цветка звучит по-английски. Поэтому, она перевела его буквально, забыв о существовании той реликвии, которая все нам и запутала
Ну, я спрашиваю вас: откуда одуванчик в январе после нескольких недель сильного мороза? Но Мэри Меррилл удалось найти его, сорвать, а затем, возможно, вставить в петлицу. Как прекрасно знает каждый садовник, одуванчики — распространенный и выносливый сорняк, но из-за недавней погоды этот конкретный одуванчик мог прибыть только из оранжереи, находящейся не дальше, чем в часе ходьбы отсюда. Как только я увидел Джонса, то не сомневался, что это он.
Мать-игуменья внимательно посмотрела на него.
— Уверены, в самом деле?
— Ну, нет, фактически я не был уверен, — сознался Фен. — Но я подумал, что удача, которая сопровождала меня до сих пор, продержится еще немного, и я устал от хождений… да и, так или иначе, я ничуть не против терроризировать невинных домовладельцев, если на то имеется веская причина… Могу я закурить?
