Г. Китинг ‘Расследования инспектора Г. Готе’

[Клуб любителей детектива]

ИНСПЕКТОР ГАНЕШ ГОТЕ by ГЕНРИ ‘Гарри’ КИТИНГ   Инспектор Ганеш Готе — офицер полиции Бомбея — главный герой цикла детективных романов Генри Китинга. Кроме романов об этом герое написано двадцать рассказов. А возможно и более. Небольшие истории о Готе печатались в различных журналах, антологиях, а также в авторских сборниках.  © Переводы выполнены специально для форума ‘КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА’  ПЕРЕВОДЫ: Участники форума  РЕДАКТОР-КОРРЕКТОР: Ольга Белозовская  Данные о переводчиках, первой публикации и дате публикации на форуме во вкладках конкретных ‘рассказов’.     В Н И М А Н И Е !  В  Т О П И К Е  П Р И С У Т С Т В У Ю Т  С П О Й Л Е Р Ы.  Ч И Т А Т Ь  О Б С У Ж Д Е Н И Я  П О С Л Е  П Р О Ч Т Е Н И Я  Р А С С К А З А !

• ATTENTION!
    Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
    Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
• ИНСПЕКТОР ГАНЕШ ГОТЕ
    Инспектор Ганеш Готе — офицер полиции Бомбея — главный герой цикла детективных романов Генри Китинга. В первый раз он появляется в романе

  ‘Идеальное убийство’*

  ‘The Perfect Murder’, 1st ed: ‘Collins’, 1964

  , где в расследовании убийства ему помогает шведский аналитик ЮНЕСКО Аксель Свенссон. Роман который Китинг написал, при этом никогда не бывая в Индии, завоевал ‘Золотой Кинжал’ Британской ассоциации детективных писателей и был адаптирован в сценарий фильма. Роль Готе исполнил известный актер Насируддин Шах. В адаптации BBC ‘Inspector Ghote Hunts the Peacock’ его сыграл Зия Мухеддин. Этот же роман был поставлен на радио, инспектора Готе озвучил Сэм Дастор.
    Последнее появление Готе планировалось Китингом в романе

  ‘Breaking and Entering’*

  1 st ed: ‘MacMillan’, Jan 2000

  , где инспектор вновь сотрудничает с Акселем Свенссоном, расследуя серию квартирных краж, которые в конечном итоге позволили ему раскрыть громкое убийство. Однако позже Китинг вернулся к своему герою в романах

  ‘Inspector Ghote's First Case’*

  1 st ed: ‘Allison & Busby’, May 2008

  и

  ‘A Small Case For Inspector Ghote?’*

  1 st ed: ‘Allison & Busby’, August 2009

  .
  
    Готе женат. Его жена, Протима, красивая, энергичная бенгалка, которая держит мужа под каблуком, сварливая, но преданная. У них есть сын, Вед, в ранних романах — ‘малыш Вед’.
    Китинг утверждал, что, в первую очередь, описал обычного человека, который попадает в обыденные ситуации. Низкорослый, тощий, неуклюжий Готе уповает на милость своих продажных браминов-начальников и также оказывается жертвой кастового общества, которое диктует ему внешне почтительное и даже подобострастное поведение, между тем как внутренне он чувствует иное. Готе живет в стране, которая все еще преодолевает последствия империализма. Во многих книгах он убеждается, что вынужден проводить столько же времени в борьбе с бюрократизмом индийской системы правосудия, сколько проводит в борьбе с преступниками. Против тех, кто презирают нормы человеческой морали, и их уловок, его оружие - проницательность и отличное знание Бомбея. Кроме того, он стремится завоевать хоть немного уважения богатых и влиятельных людей, с которыми сталкивается во время работы, и в конце всегда одерживает победу упорством и дотошностью – что роднит его с лейтенантом Коломбо. Готе не гений. Он совершает ошибки (к счастью и не все преступники блещут умом) и принимает их как неотъемлемую часть жизни.
    Инспектор Готе, вежливый, нерешительный, неуверенный в себе, склонный к самоанализу просуществовал более двадцати восхитительных книг. То, что скромный, далекий от идеала ‘настоящего мужчины’ (сама мысль об этом до колик развеселила бы его жену, а сын, в котором инспектор души не чает, снисходительно улыбнулся бы) герой прожил так долго, кажется чудом. В одном из интервью Китинг сказал, что Готе ‘это я… в нем много от меня’.
    Основную роль во многих делах Готе играет его совесть. Хотя инспектор гордится тем, что строго придерживается правил, он нарушает их ради благих целей в

  ‘Inspector Ghote Trust the Heart’*

  1 st ed: ‘Not Avail’, April 7th 1972

  , не подчинившись своему начальнику, чтобы спасти похищенного ребенка.. ‘Under a Mom Cloud’ перед ним еще более жестокая нравственная дилемма: в деле без преступления, без подозреваемых и без улик, Готе столкнулся с тайной человеческого гнева и тот чуть не уничтожил его. Когда Готе приезжает в Лондон в

  ‘Inspector Ghote hunts the Peacock’*

  1 st ed ‘Chicago Review Press’, August 1th 2005

  и в Лос-Анджелес в

  ‘Go West Inspector Ghote’*

  1 st ed ‘Doubleday’, Jan 1981

  , этические вопросы отступают место комедийным эпизодам, связанным с ‘конфузами и благоговением’ Готе перед двумя городами западной цивилизации. Но в

  ‘Doing Wrong’*

  1 st ed ‘O. Penzler Books’, 1993

  , названным Джулианом Саймонсом ‘непревзойденным и самым серьезным романом о Готе’, обязанности инспектора и нравственная чуткость вновь сталкиваются, когда он должен выследить убийцу среди паломников, прибывших в священный город Бенарес.
    Генри Китинг начал работу над романами об инспекторе Готе с целью придать своим произведениям международный тон.

  ‘The Perfect Murder’*

  1st ed: ‘Collins’ (Book Club Edition), 1964

  — первым романом серии он хотел привлечь интерес к своим работам, в первую очередь, американцев. Этого не удалось достичь ранним романам Китинга, на американский вкус ‘слишком британским’.
    Было бы неудивительно, если бы романы, написанные о стране, где автор никогда не бывал, отражали интеллект последнего, а не культуру страны, которой они посвящены. Но не в случае с Китингом. Он не идеализирует Индию; книги об инспекторе Готе относятся к той немногочисленной категории произведений, где воображение автора не извратило атмосферу места и культуру народа. Изучая страну через книги, фильмы, газетные статьи, автор создал ее столь похожей на реальную и столь привлекательную, что нашел множество поклонников на Индийском субконтиненте.
    Главную притягательность произведениям об инспекторе Готе дают населяющие их персонажи и в первую очередь сам Готе – миляга, глубоко импонирующий читателю. В отличие от своих бесчисленных собратьев-любителей, у которых в каждом деле одержимы своими личными демонами, Готе напрочь их лишен. Звание инспектора дает ему высокое положение в обществе, но с оговорками. У Готе есть личный кабинет, своя мебель и имущество, однако над ним нависают начальники, многие из которых испытывают к инспектору неприкрытое пренебрежение. Готе же просто маленький человек, который своим старанием занял ответственную должность и всегда уповает на милость тех, кто выше его по положению.
    Китинг часто затрагивает широкие философские темы и его произведения, хотя развлекательные и смешные, часто вовлекают нас в исследование того, как мы понимаем мироздание и из чего оно состоит. Романы о Готе — где порядочный, честный человек сохраняет принципиальность в мире ложных ценностей, алчности и глобальной несправедливости - актуальны во все времена. Мастерство Китинга в том, что он развлекает нас и в то же время заставляет задуматься. Именно это придает книгам о Готе статус классической детективной литературы, именно потому они до сих пор притягивают читателей.   Мира Горячкина ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 28.05.2016 г.
• ИНСПЕКТОР ГОТЕ И РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ЧУДО
    ‘The Christmas Client’
   ‘Что Санта припас для меня в этом году?’ — мысленно перефразировал инспектор Готе газетную рекламу, дожидаясь вызова в кабинет Найка, заместителя суперинтенданта, утром двадцать пятого декабря. Только в отличие от рекламы, вызывавшей позитивный настрой, безрадостная фраза Готе не подразумевала ничего хорошего.
    От Найка теперь жди только мерзости. На днях Готе проигнорировал ‘добровольное’ участие в хоккейном матче, и теперь Найк смотрел на него тяжелым, неодобрительным взглядом.
    Но вот в чем конкретно выразится его неудовольствие?
    Почти наверняка задание будет связано с проходящей неделей военно-морского флота и большим парадом, намеченным на сегодняшний день, — сейчас это главная забота чутких, падких на эффекты бомбейцев. Вероятно, ему прикажут слиться с толпой, наблюдающей за демонстрацией огневой мощи в заливе, и отлавливать карманников, которые слетятся туда как мухи на мед.
    — Войдите, — рявкнул Найк.
    Готе вошел и, расправив костлявые плечи, встал перед заваленным бумагами столом.
    — Та-ак, Готе. Вы отправляетесь в северную часть Тулси Пайп Роуд. Там назревают большие неприятности. Массовые беспорядки. Не исключены разборки религиозных общин.
    Все было еще хуже, чем ожидал инспектор.
    Тулси Пайп Роуд — главная двухкилометровая артерия города. Она тянется вверх от ипподрома в сердце многонаселенного фабричного района, где бедняки-рабочие (сотни мусульман и тысячи гоанцев-католиков) живут в опасной близости в трущобах из ветхих лачуг либо из развалюх-чоулов. Стычки между религиозными общинами — ад кромешный, иначе не скажешь.
    — Вот как, сахиб? — он постарался голосом не выдать потрясения.
    — У нас там дело о непорочном зачатии, инспектор.
    — Непорочном зачатии, сахиб?
    — Брось этот удивленный тон, тебе наверняка попадались такие дела.
    — Простите, — Готе посчитал себя обязанным остаться верным с трудом завоеванным научным принципам. — Я не верю в непорочное зачатие.
    Круглое лицо заместителя суперинтенданта мгновенно исказилось гневом.
    — Кажется, я не просил в него поверить! Хватит и того, что все христиане гоанской общины верят, что ребенок, родившийся два дня назад, — плод непорочного зачатия. Такие дела всегда возникают под Рождество. В свое время я разобрался с полудюжиной подобных случаев.
    — Вот как, — сейчас следовало внести в голос нотку благоговения.
    — Именно так. И есть только один способ разобраться с этим. Прижать девчонку и вытрясти из нее имя отца ребенка. И давай-ка пошустрее — тогда все дело лопнет как мыльный пузырь.
    — Да, сахиб.
    — Ну, чего ждешь? За работу!
    — Жду имя и адрес девушки, сахиб.
    Лицо Найка вновь потемнело. Он стал яростно рыться на столе в куче бумаг. Вскоре откопал нужное донесение.
    — Вот сведения. Здесь также указано имя главного констебля, который доложил об этом случае. В первую очередь свяжись с ним. Он хороший полицейский: активный, проворный, сообразительный. Если уж ему не удалось разговорить девчонку, то вам, инспектор, предстоит чертовски хорошо поработать.
    Часом позже Готе нашел главного констебля Мудхолкара возле местной забегаловки, где тот проводил свое дежурство. При личной встрече неприязнь, которой Готе проникся к этому выскочке после похвалы Найка, только выросла. И, что особенно этому поспособствовало, – парень внешне оказался очень похож на самого Найка: то же круглое лицо, пухлые губы и даже похожая клякса усов. Но при этом внешность главного констебля представляла собой карикатуру на Найка. Его лицо было буквально перекошено.
    При первом взгляде на Мудхолкара — конечно, Готе был предвзят, — черты лица показались ему гротескно искривленными, как будто сотни лет назад кто-то из богов всемогущими руками хорошенько помял лицо предка главного констебля.
    По мере того как коллега сообщал ему подробности дела, Готе заставил себя отбросить предубеждение и вскоре должен был признать, что фактически кривым лицо делали лишь опущенный уголок рта и неравная длина ушей.
    Готе также отдал должное расторопности парня. Тот уже знал как свои пять пальцев все подробности дела. Фамилия девушки была Де Мелло, сейчас — из соображений безопасности — она находилась в больнице. Ее сурово допросили как до, так и после рождения ребенка, но она упорно отрицала, что когда-либо была с мужчиной. Девушка и в самом деле не того сорта: единственная дочь официанта, работающего в Мадраском экспрессе, скромная и — несмотря на бедность — хорошо воспитана; они с матерью регулярно посещали мессу. Вообще же, семья держалась особняком.
    — Но с этими христианами ничего нельзя знать наверняка, — заключил главный констебль Мудхолкар.
    Мысленно Готе был склонен согласиться. Патетичные религии всегда заставляли его содрогаться в душе: независимо, был ли это индусский праведник, двадцать лет сохраняющий мауну и неподвижное состояние, или католики, которые постоянно гладят в церквях безжизненные изваяния святых; а когда статуи окружили стеклянной преградой, продолжали гладить толстые стекла. От любого проявления веры ему становилось не по себе.
    Готе осознал, что именно поэтому ему и не хочется навещать мисс Де Мелло в больнице, где она будет с монахинями, среди всех этих атрибутов чуждой религии, окруженная пышностью, полагающейся новообретенной богине.
    Тем не менее туда следует наведаться.
    Но сначала Готе решил провести небольшое расследование. Он побывал у миссис Де Мелло и, применив беззастенчивую лесть плюс немного твердости, удостоверился, что версия главного констебля Мудхолкара (который, естественно, продемонстрировал полную осведомленность о жизни чаола, где жили Де Мело) подтверждается, и лишь двое мужчин подходят на роль возможных отцов. Это были даже не мужчины, а юноши — гоанец-католик Чарли Лобо и сикх Кулдип Сингх.
    Семья Лобо жила этажом ниже Де Мелло. И этот грязный лестничный пролет, пусть ненамного, но все же приближающий Лобо к водопроводному крану, — одному на весь убогий чоул, — символизировал их более высокое социальное положение. И у миссис Лобо — крупной, упитанной женщины в ярком, западного стиля цветастом платье — были свои категоричные взгляды на ‘прославленных’ соседей сверху.
    — Водил ли мой Чарли дружбу с девушкой? — повторила она вопрос (Готе пришлось подумать над формулировкой), обращенный к юноше. – Категорически нет. Чарли, скажи ему, что ты презираешь и в грош не ставишь этот мусор.
    — Ну, ма-а-ма.
    Чарли в отличие от раздутой мамаши был хлипким юношей.
    — Скажи ему, Чарли.
     Послушное бормотание Чарли погасило гнев родительницы. Готе задал еще несколько вопросов — для проформы: он понял, что только наедине с юношей сможет получить результативные ответы. Но ему не пришлось прибегать к хитрости. Чарли оказался сообразительным малым. Едва Готе поднялся на этаж выше квартиры Де Мелло, где жил Кулдип Сингх, как услышал, что снизу, из темноты, полной теней, его шепотом окликают.
    — Мама занялась стряпней, — сказал Чарли. – Она не видела, как я вышел.
    — Ты хочешь мне в чем-то признаться? – спросил Готе, “включив снисходительного дядюшку”. – Похоже, у тебя неприятности?
    — Мама — моя единственная неприятность, — ответил юноша. – Я хотел вам признаться, мистер… что я люблю мисс Де Мелло… да, люблю. Она самая прекрасная девушка на свете.
    — И ты хочешь жениться на ней, поскольку все зашло так далеко, пока…
    — Нет, нет, нет. Она слишком хороша для меня, мистер. За те два года, что мы здесь живем, я с ней словом не перемолвился. Но я люблю ее, и мама не заставит меня предать эту любовь.
    Готе взял услышанное на заметку. Теперь ему предстояло заняться Кулдипом Сингхом. По сравнению с предстоящим разговором с фанатичными монахинями эта задача была относительно легкой.
    Кулдип Сингх, по сведениям главного констебля Мудхолкара, отличался от своих соседей: он жил в этой трущобе по собственному желанию, а не по необходимости. Числился студентом, но занимался антиобщественной деятельностью — участвовал в протестах, сочинял манифесты, устраивал пьянки. Сингх был идеальным кандидатом на роль сбежавшего отца.
    Подозрения Готе усилились при виде юного сикха.
    Достаточно взрослый, чтобы носить бороду, юноша не имел этого религиозного символа.
    Также на нем не было тюрбана, ношение которого предписывалось его религией.
    А вот дерзость сикхов никуда не делась, представившись, установил Готе.
    — Полицейская шишка, значит? Не собираюсь с вами сотрудничать. Полицейские мне враги, бхай. Естественные враги.
    — Я принял к сведению ваше мнение, — холодно ответил Готе, — но должен задать несколько вопросов относительно некоей мисс Де Мелло.
    — О чудо-девушке? — Юный сикх разразился смехом. — Уж поверьте, полицейским придется попотеть. Это дело спровоцирует те еще беспорядки. Спасибо парню, который сделал ей ребенка.
    Готе долго выспрашивал Сингха (больничные монахини подождут), но все усилия свелись к информации, полученной в этой первой короткой перепалке. В конце концов, инспектору все пришлось пойти навстречу судьбе.
    Готе так и не определился, чего опасался в больнице. Но явно не того, что обнаружил. Здесь царило спокойствие. Одетые в белое монашки — в основном индианки, но встречались и европейки — молча носились туда-сюда или тихо разговаривали с пациентами, которых Готе мельком видел на кроватях в длинных палатах. Покой нарушал лишь шорох ярких бумажных гирлянд, повешенных на потолках в честь праздника. Маленькая отдельная палата, где в широкой кровати лежала мисс Де Мелло, ничем не отличалась от остальных. Хотя девушка и была изолирована, с ней обращались так же, как с другими матерями в большом родильном отделении, которое Готе прошел по дороге сюда. При виде такой прозаичной картины, он почувствовал себя глубоко обманутым. И глядя в большие, спокойные — эдакий штиль после бури — глаза гоанской девушки, Готе внезапно с удивлением осознал: он хочет, чтобы ее история оказалась правдивой. Часть его знала, что если все так и было, либо большинство в это поверит, за восходящей волной лихорадочного религиозного возбуждения могут последовать ужасающие беспорядки. Но другая его часть просто хотела, чтобы сейчас произошло чудо.
    Инспектор стал тихо и чуть ли не робко задавать вопросы. Мисс Де Мелло едва отвечала ему, но то, что он понял из ее шепота, никак не могло помочь выйти на отца ребенка. Тогда Готе, пересилив себя, решился изменить тактику. Инспектор поставил пластинку пожестче и звук сделал погромче. Мисс Де Мелло стала говорить еще тише и наконец совсем замолчала.
    Тут Готе как бы вскользь обмолвился о Чарли Лобо. Девушка лишь недоуменно наморщила лоб. Затем в попытке убедиться, что она молчит не из страха, он так же неожиданно упомянул имя Кулдипа Сингха. Если молодой сикх, наплевательски относящийся к символам веры, надругался над этим робким созданием, сейчас самое время получить признание. Но в ответ раздалось что-то похожее на смех.
    — Этот Кулдип такой затейник, — совершенно неуместно и неожиданно фамильярно прозвучало из уст девушки.
    Готе был готов сдаться. Тут в палату вошла монахиня-медсестра, неся на руках маленькое, длинное, укутанное в белое, ежеминутно плачущее полешко — младенца.
    Готе стоял и смотрел, как она передавала голодную кроху матери. Возможно, подержав ребенка на руках, та бы?..
    В ожидании подходящего момента, он наблюдал за действом, происходящим на кровати. Девушка крепко прижала маленькое беспокойное создание к груди и через пару мгновений наступила тишина: кроха приложилась к живительному соску.
    Вот теперь младенец похож на человека, подумалось Готе. На человека двух дней от роду. Круглая головка, почти лысая – к такому состоянию она, возможно, вернется в конце своего жизненного пути. Нахмуренный лобик, который еще не раз за всю жизнь нахмурится, крошечные, аккуратненькие, но явно ассиметричные ушки…
    И тут Готе понял, что не было никакого чуда. Все случилось так, как он и предполагал, но при других обстоятельствах. Мисс Де Мелло и правда слишком напугана, чтобы признаться. Неудивительно, ведь ее изнасиловал этот выскочка, обладатель перекошенного лица и характерно несимметричных ушей — главный констебль Мудхолкар.
    Удушающее разочарование охватило Готе. Все же чуда не произошло. Лишь горькое завершение печального дела. Он смотрел на кровать. Крошка-мальчик энергично сосал. И наблюдая за хаотичным выжиманием бледно розовой услады, Готе все-таки узрел чудо. Ежедневное, ежечасное, ежеминутное чудо новой жизни, новой вспышки надежды в этом пресытившемся мире.    1^sted: ‘Catholic Herald’, Dec 4th 1970; as ‘Inspector Ghote and the Dangerous Baby’ / Перевод: Мира Горячкина ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 29.06 2016 г.
• ПОРОЧНАЯ ЖЕНЩИНА
    ‘The Wicked Lady’   Инспектор Готе сидел на террасе туристического отеля, глядя вниз на самый красивый пляж во всем невероятно богатом красотами маленьком штате Гоа, и изо всех сил старался выглядеть обычным отдыхающим. На белом песке пляжа в каких-то пятидесяти ярдах от него распростерся Датту Фадкар, молодой человек, которого газеты именовали не иначе как ‘наследный принц контрабандистов’. ‘Но он, — в двадцатый раз думал Готе, — совсем не выглядит как большая шишка, занятая подготовкой большого дела’. Однако бомбейское начальство Готе полагало, что такой парень, как Фадкар, может поехать во время мертвого сезона в Гоа, за две сотни миль, только если собирается заключить важную сделку. И вот, притворившись чиновником на отдыхе, Готе в свою очередь отправился в туда же, чтобы не спускать глаз с молодого контрабандиста, с которым, к счастью, ему ни разу не случилось сталкиваться в ходе их параллельной, но противоположно направленной деятельности.
     ‘Знали ли они у себя в Бомбее, что Датту Фадкара сопровождает миссис Фадкар? — спрашивал себя Готе. — Изменило бы это их точку зрения?’ Потому что, если молодой контрабандист был похож на обычного отдыхающего, миссис Фадкар в десять раз больше была похожа на самую обычную женщину среднего класса. Несомненно, она казалась идеальным образцом покорной индийской жены — робкой, почти не открывавшей рта, всегда одетой в сари, край которого обычно скромно прикрывал ее голову, не сводившей глаз со своего мужа.
     Что ж, если они там, в полицейском управлении, желали, чтобы он оставался тут, нежился у моря, ел здешние огромные порции и пил понемногу местную водку, крепкий фенни, — он выполнит свой долг и будет осторожно следить издали за молодым контрабандистом. Это было очень приятно.
      Если бы только не мисс Бхатт. Мисс Бхатт, одна из немногих слишком ранних гостей отеля, наслаждалась честно заслуженным отдыхом после смерти своего вдового отца, положившей конец долгим годам преданного служения. Она определенно была для него мухой в супе. Потому что, если ее слабое тело и отдыхало, ее язычок определенно не знал отдыха. И, поскольку он, по долгу службы, должен был следить за каждым шагом молодого контрабандиста, он не мог никуда скрыться от ее болтовни, всякий раз, когда ей приходило в голову наброситься на него.
     Слава богу, она еще не выходила.
     
     — Мистер Готе, очень-очень приятно. Можно мне присоединиться к вам? Ах, я вижу, мистер Колвар уже там внизу, на пляже, и эта очаровательная маленькая миссис Колвар.
     — Простите, — перебил ее Готе, хотя и знал, что это только удвоит поток болтовни, готовой обрушиться на него. — Простите меня, но там, на пляже, мистер и миссис Фадкар. Мистер и... мистер Колвар и его леди совсем другие люди.
     — Ох, конечно, конечно, — ответила мисс Бхатт. — Но я вечно все путаю. Мой бедный отец... Это просто чудо, что я не отравила его со всеми этими разнообразными лекарствами, которые он вынужден был принимать.
     Она гордо откинулась назад.
     — Но взгляните, — сказала она мгновение спустя, — вон идут Колвары. Или нам не следует говорить ‘миссис Колвар’? Ах, как порочен этот мир!
     
     ‘Только мисс Бхатт, — подумал Готе, — бестолковая, болтливая, склонная к поспешным суждениям мисс Бхатт могла поверить, что кинозвезда Лалита, элегантная, многоопытная, одетая в бикини, была законной женой мистера Колвара, этого непомерно богатого фабриканта мороженного. Нет, Лалита, хотя у нее были продолжительные и широко разрекламированные романы с двумя кинозвездами мужского пола, каким-то махараджей и знаменитым музыкантом, игравшим на ситаре, была не из тех, кто выходит замуж. Несомненно, своей успешной карьерой в кино (если все, что он слышал, было правдой), она была обязана тем, что годами тщательно создавала свой образ порочной женщины.
     
     — Однако, — подвела итог мисс Бхатт, наклонившись к нему поближе, но продолжая говорить таким голосом, который (как ему было слишком хорошо известно) легко можно было расслышать внизу, на пляже, — однако нет сомнения, что она самая очаровательная женщина. Вы знаете, говорят, она кинозвезда.
     — Да, — сказал Готе. — Я знаю.
     — А мистер Колвар так богат. Вы слышали, вчера вечером он заказал паан, который стоит сто рупий? А слышали вы, как он жевал его?
     Мисс Бхатт рассмеялась.
     — Он не слишком образованный человек, — сказала она. — Но очень влиятельный, это сразу видно. Он никогда не выпустит то, что однажды попало ему в руки. Ах, теперь они присоединились к Фадкарам. Похоже, они уже хорошо узнали друг друга.
     — Без сомнения, они были знакомы еще в Бомбее, до того, как приехали сюда, — успокоил ее Готе.
     — Ах, да, это светское общество... Разумеется, сама я никогда... Но скажите мне, мистер Готе, как вы думаете, мы можем рискнуть и подойти к ним?
     — Нет, — сказал Готе.
     
     Тем не менее еще до конца дня мисс Бхатт против его воли представила его этой маленькой компании:
     — Это мистер Готе, государственный служащий, знаете ли, очень высокого ранга.
     Тогда же его познакомили с новым постояльцем отеля, которого мисс Бхатт уже взяла под свое энергичное крылышко. Это был добродушный сикх, прижимавший к себе блестящий кожаный чемоданчик с образцами.
     — Мистер Синг Ананд, представитель знаменитой немецкой фармакологической фирмы. Многие, очень многие из их лекарств я должна была давать моему бедному отцу.
     Уже через несколько минут после их знакомства агент фармацевтической фирмы, подталкивая Готе локтем, громким голосом зашептал ему прямо в ухо:
     — Чертовски привлекательная женщина эта Лалита, хаан? — и прежде чем он смог отделаться от этой компании, сказав, в качестве извинения, что ему нужно позвонить, сикх снова толкнул его локтем в бок и еще громче зашептал. — Бедняжка миссис Фадкар. Как жаль.
     Причина последнего замечания была слишком очевидна: молодой Датту Фадкар, ‘наследный принц контрабандистов’, уделял слишком много внимания пленительной Лалите. Вскоре после этого Готе стал невольным свидетелем новых огорчений маленькой миссис Фадкар. Выяснив у управляющего отелем, что мистер Синг Ананд действительно был представителем фармакологической фирмы, постоянно останавливающимся в отеле, он, как того требовал долг, продолжил наблюдать за молодым контрабандистом, присев на жесткую скамью в углу вестибюля. Оттуда он увидел, как миссис Фадкар вышла из бара, и явно не заметив его, повернулась и махнула рукой своему мужу, чтобы он поднимался с ней наверх. Но из бара не последовало никакого ответа, разве что раздался еще более громкий взрыв смеха. Готе посмотрел вслед миссис Фадкар, печально и одиноко идущей вверх по лестнице. И только гораздо позже, когда Лалита и ее поклонники, наконец, тоже в свою очередь разошлись, он смог закончить свое дежурство. Только тогда он с болью, отдавшейся в костях, поднялся на ноги.
     Но он позабыл о бдительности, и мисс Бхатт набросилась на него.
      — Мистер Готе, как жаль, что вы покинули нас. Вы пропустили несколько очень интересных разговоров
     Она наклонилась к нему.
     — Хотя, если хотите знать, бедная маленькая миссис Фадкар тоже ушла, потому что она ничего не понимала. Мы ведь говорили по-английски. Естественно. И ей также следует научиться не быть такой требовательной со своим мужем. Это всегда очень большая ошибка в семейной жизни.
     — Да, — сказал Готе, — Доброй ночи, мисс Бхатт.
  

  ✺———————————✺

  
     А три дня спустя произошло убийство. Мисс Бхатт (это уже превратилось у них в традицию), пригласила всех выпить чего-нибудь перед ужином. Всех, кроме Лалиты, все еще остававшейся наверху со своей горничной, что тоже уже стало частью привычного распорядка дня. Но вечеринка не удалась. Только мистер Синг Ананд, казалось, был действительно доволен, заняв место рядом с тем креслом, которое ожидало очаровательную, хотя и стареющую, кинодиву. За кресло с противоположной стороны разгорелся горячий спор между молодым Датту Фадкаром и богатым производителем мороженого. Каждый из них свирепо смотрел на другого и все время требовал новую порцию выпивки. Мисс Бхатт, казалось, вскоре начало сильно беспокоить это глупое и упрямое соперничество. ‘И поделом ей!’ — подумал Готе.
     Но, наконец, Лалита величаво прошествовала вниз.
     — Кто-нибудь, дайте мне фенни, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — воскликнула она. — Я едва не умерла с этой глупой девчонкой.
      Оба соперника вскочили на ноги. Но богатый покровитель Лалиты оказался умнее.
     — Садись, садись, — сказал он. — Возьми мой бокал. Я еще не пил из него.
     Лалита бросилась в кресло, взяла фенни из рук мистера Колвара и осушила его одним глотком.
     — Ты спас мне жизнь! — воскликнула она. Но тут же, задыхаясь, схватилась за живот, и не прошло двух минут, как она уже мертвой лежала на полу.
  

  ✺———————————✺

  
     Инспектор гоанской полиции, прибывший с похвальной быстротой, очень скоро узнал все об отношениях между Лалитой, ее покровителем и молодым Датту Фадкаром. Об этом позаботился неутомимый язычок мисс Бхатт. А когда, повернувшись к молодому контрабандисту, чтобы поподробнее расспросить его, он заметил в кармане полувоенной рубашки Фадкара маленькую бутылочку, и в ответ на вопрос ‘Что это такое?’ тот принялся громко отрицать, что ему вообще что-нибудь известно о ней, инспектор тут же арестовал Фадкара. Оказалось, что в бутылочке было сердечное лекарство с четко написанным на этикетке предостережением: ‘Не превышать установленной дозы!’ На донышке оставалось всего несколько капель.
     Едва молодого человека увели в кабинет управляющего и вынесли прекрасное тело Лалиты, мисс Бхатт осчастливила Готе, сообщив ему свое мнение.
     — Какой это был ужасный момент для него! Он решил избавиться от соперника, а потом вынужден был наблюдать, как смертоносный бокал передали женщине, которую он любил. Следует ли ему заговорить и выдать себя? Должен ли он попытаться каким-то образом помешать ей, выпить роковой напиток? А потом, прежде чем он успел сказать хоть слово, все было кончено. Одним глотком. Не удивительно, что он позабыл избавиться от этой маленькой бутылочки. Ужасно.
     — Да, ужасно, — согласился Готе. — Однако все было не совсем так, как вы думаете.
     С этими словами он покинул ее.
  

  ✺———————————✺

  
     — Постойте, мистер Готе, постойте.
     Инспектор Готе, появившийся в вестибюле после спокойной беседы со своим коллегой из полиции Гоа примерно час спустя, застыл на месте. Это была мисс Бхатт. Ему следовало бы знать, что он едва ли сможет вернуться в Бомбей (ведь его инкогнито теперь было безнадежно раскрыто), не натолкнувшись на нее еще раз.
     Он покорно повернулся к ней.
     — Да, мисс Бхатт?
     — Мистер Готе, вы не можете покинуть отель, не рассказав, почему, по-вашему, эта ужасная история произошла не совсем так, как я сказала. Мне совершенно ясно, что в убийстве виновен мистер Датту Фадкар. Кто еще мог бы это сделать? Да ведь мы же сами видели, как они нашли у него в кармане эту смертоносную бутылочку!
     — Ему ее подсунули, — сказал Готе.
     — Но... но, ведь совершенно ясно также, что мистер Фадкар был безумно, совершенно безумно влюблен в Лалиту, а мистер Колвар вовсе не тот человек, который мог выпустить ее.
     — На самом деле мистер Колвар не выпустил бы из рук ничего, что ему было нужно.
     — Но тогда... — торжествующе начала мисс Бхатт.
     Однако в эту самую минуту из кабинета управляющего вышел молодой Датту Фадкар, рядом с ним спешил сам управляющий, заверяя наследного принца контрабандистов, что раз он считает, что должен уехать, его багаж сейчас же принесут и немедленно найдут такси до аэропорта.
     Мисс Бхатт замолчала. Но ненадолго.
     Едва молодой контрабандист вышел из отеля, она повернулась к Готе.
     — Но... ‒ сказала она, — но он же должен быть под арестом. Что произошло? Я совершенно ничего не понимаю...
     Готе вздохнул.
     — Ну, видите ли, — сказал он, — дело в том, что мистеру Колвару больше не нужна была Лалита. Она уже не очень молода, как вы знаете. Поэтому сейчас именно она желала удержать его. Вот почему каждый вечер она тратила так прискорбно много времени, чтобы выглядеть привлекательно. Но здесь была другая женщина, юная и к тому же прекрасная, с чем согласился даже мистер Синг Анад (хотя, как и все прочие, он считал, что должен немного пофлиртовать со знаменитой кинозвездой). И этой очаровательной юной женщиной была, разумеется, миссис Фадкар. Боюсь, что хотя она казалась всего лишь скромной маленькой индийской женой, на самом деле именно она была тут порочной женщиной.
     Мисс Бхатт заморгала в полном изумлении.
     — Маленькая миссис Фадкар была неравнодушна к мистеру Колвару? — сказала она.
     — Да, так обстояло дело. Без сомнения, именно она достала лекарство у мистера Синга Ананда. Но, разумеется, это мистер Колвар, пока мы все смотрели на входящую Лалиту, сам высыпал его в свой собственный бокал. А потом он передал леди, не собиравшейся отпускать его, этот, как вы его назвали, ‘роковой напиток’.
     — Да, — сказала мисс Бхатт. — Роковой напиток.
     Готе стало немного жаль ее.
      — Однако вы оказались совершенно правы касательно одной вещи, — сказал он. — Мистер Колвар был необразованным человеком. Он ничего не знал про отпечатки пальцев, и когда мы взяли их у него и сравнили с теми, что были на этой бутылочке, он окончательно сломался.
     — Мы взяли? — переспросила мисс Бхатт, снова ничего не понимая.
     — Вот именно, мы взяли, — сказал Готе. — Внешность иногда, знаете ли, бывает обманчива. На самом деле я служу в бомбейской полиции.
     — Ах, — воскликнула мисс Бхатт, — Ах, боже мой, боже мой.
     И после этого она замолчала.     1^sted: ??? 1976 / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 13.04.2021 г.
• УБИЙСТВО РЕКЛАМИРОВАТЬ НЕЛЬЗЯ
    ‘Murder Must Not at all Advertise, isn’t it’  Офисный Убийца нанес новый удар. Вылезая из полицейской машины и глядя на вздымающееся в небеса здание в Нариман Пойнт (районе Бомбея, застроенном теснящими друг друга небоскребами), инспектор Готе почувствовал, что у него в мозгу бьется именно эта фраза, выраженная именно этими английскими словами.
    Офисный Убийца. Так в нашумевших газетных статьях окрестили грабителя, чей метод заключался в том, чтобы пробраться в какой-нибудь роскошный офис в кабинет директора и скрыться с добычей. А если его обнаруживали, он без колебаний атаковал. И только оттого, что газетчики из сотен разнообразных бомбейских преступников ухватились именно за этого, бомбейская полиция получила приказ от самого министра внутренних дел сделать его поимку своей задачей номер один.
    Поэтому, когда торопливый, сбивчивый голос сообщил по телефону, что ‘Офисный Убийца нанес новый удар’, еще одному полицейскому пришлось бросить все прочие дела. Ему самому. Ведь главный детектив отдела по борьбе с преступностью, прославленный заместитель комиссара Стремительный Дабхолкар, возглавивший это расследование, уже уехал куда-то по делам. Поэтому в офис ‘Шалимар Ассошиэйтс’, крупной рекламной фирмы (чей директор, как им сообщили по телефону, стал последней жертвой Офисного Убийцы), послали его, Готе.
    Офисный Убийца нанес новый удар. Готе пытался выбросить из головы мысли о газетных заголовках с этой фразой, которые, без сомнения, вскоре снова появятся. Это просто чушь, сказал он себе. Этого человека едва ли можно назвать убийцей. Он был обычным взломщиком, даже если и придумал какой-то новый фокус. Многие другие, судя по имеющимся в архивах записям, с помощью какого-нибудь трюка пробирались через весь офис прямо в директорский кабинет, когда поблизости почти никого не было, и быстро удирали, прихватив что-нибудь ценное. Обычно это была оставленная без присмотра пишущая машинка или какая-нибудь другая вещь, которую можно легко продать.
    Но этот малый, бесспорно, превзошел всех. Каким-то образом он узнал, что в кабинете директоров большинства элитных фирм, расположенных в таких районах, как Нариман Пойнт, можно найти бутылку или две самой дорогой выпивки. Обычно это был виски ‘Чивас Ригал’. Обычно эти бутылки хранились в верхнем правом ящике огромного роскошного директорского стола.
    Лишь дважды, всего дважды, на протяжении трех последних лет его воровской карьеры, тщательно изученной Стремительным Дабхолкаром, этого малого застали на месте преступления. И только один, всего лишь один раз, когда он схватил какой-то тяжелый предмет и нанес удар, его жертва умерла от полученных повреждений. Жертва второго нападения в действительности отделалась сломанной челюстью и ужасным синяком. Однако по какой-то непонятной причине газетчики решили прославить этого преступника, окрестив его ‘Офисным Убийцей’.
     И теперь он ‘нанес новый удар’? Или, возможно, не нанес. Ничего нельзя знать наверняка, когда звонят взволнованные свидетели. Кто-то сказал также что-то про ‘меч’: будто бы Офисный Убийца воспользовался ‘мечом Шиваджи’.
     Что ж, это тоже была чепуха. Прославленный меч, которым в незапамятные времена владел герой всего маратхского Бомбея,

  Шиваджи Великий*

  Шиваджи (1627 или 1630‒1680) — национальный герой Индии, поднявший восстание против тюрко-мусульманских властителей (Великих Моголов) и к 1674 году создавший государство маратхов

  , как всем было прекрасно известно, находился в руках британцев. В каком-нибудь музее, в Лондоне. Все попытки вернуть его в Индию до сих пор оканчивались провалом. Так каким же образом Офисный Убийца мог воспользоваться мечом Шиваджи?
    Готе тяжело вздохнул.
    Что ж, самое лучшее подняться туда, и во всем разобраться.
    
    Стремительно и плавно поднимаясь в облицованном стальными пластинами лифте наверх, в пентхаус, где располагалась ‘Шалимар Ассошиэйтед’, он начал сомневаться, так ли уж легко будет во всем разобраться. Обстановка была европейской, совершенно европейской. Даже вестибюль был покрыт одним огромным ковром, чья безупречная темно-коричневая поверхность, казалось, провозглашала: ‘Чапалам здесь не место. Только для настоящей обуви’. Сверху, с бескрайнего пространства потолка, разбитого на панели разнообразной формы и непорочно-белого цвета, свисали необычные футуристические светильники. Все они горели, хотя снаружи ярко светило солнце во всем своем обычном выбеливающем великолепии. Однако закрытые решетчатые жалюзи защищали от солнца.
    А если всего этого было еще недостаточно, чтобы вселить растерянность, тут еще были люди. Несколько десятков человек, почти все одетые в модную европейскую одежду — девушки в обтягивающих джинсах, мужчины, большей частью, тоже. И все они болтали по-английски, тараторили, жестикулировали и не обращали совершенно никакого внимания на него — опередившего команду, которая займется снятием отпечатков и фотографированием, одинокого, одетого (он с горечью осознал этот факт) в самую простую рубашку и брюки, лучше всего подходившие для долгого утра в грязном, потном Бомбее.
    Но тут уж ничего нельзя было поделать. Здесь произошло убийство. И он прибыл, чтобы расследовать его.
    Он зашагал вперед через гладкое коричневое море ковра к стоявшему ближе всех человеку — молодой женщине, казавшейся еще более возбужденной, чем все остальные, одетой в тонкую темно-красную шелковую курта из

  Лакхнау*

  город в Индии, столица штата Уттар-Прадеш, славящийся, кроме всего прочего, текстильной промышленностью.

  поверх обязательных джинсов.
    — Мадам, — сказал он. — Извините. Это полиция. Инспектор Готе. Нам сообщили об убийстве. Это правда?
    Девушка обернулась.
    — Отлично, — сказала она. — Легавый. Наконец-то.
    И, хотя ему не понравилось слово, каким она назвала его, Готе не мог не ответить на сопровождавшую его веселую улыбку.
    — Скажите, пожалуйста, с кем я говорю? — спросил он, куда менее сурово, чем собирался.
    — Я Тигра, — ответила девушка. — Я тут сочиняю тексты для рекламы.
    — Очень хорошо, мисс Тигра. А сейчас — где покойный?
    — Да, покойный. Я отведу вас в его кабинет. Он... Он был... — неожиданно девушка задохнулась, точно у нее был комок в горле. — Он был нашим творческим директором. И генеральным директором тоже. Боссом, в общем. Мистер Патель. Всем известный Билли Патель. Он был... Инспектор, он всегда был таким живым. Таким энергичным...
    — Да, да. Я понимаю. Но, мисс Тигра, прошу вас, пройдемте в кабинет, о котором вы говорили.
    — Да, да. Конечно. Сюда.
    Она повела его сквозь толпу людей, все еще оживленно болтающих, все еще очень взволнованных.
    Через мгновение она повернулась к нему.
    — Между прочим, просто, чтобы внести ясность, — сказала она. — На самом деле я не мисс Тигра. Я мисс Килкар. Нита Килкар. Но все зовут меня Тигра. Понимаете, меня прозвали так в честь Тигры из книжки про Винни Пуха.
    — Да, — сказал Готе, хотя ничего не понял.
    — Мне следовало бы носить бейджик, нам их всегда выдают на конференции, семинары и все такое, — беззаботно продолжала она. — Тогда никто не стал бы спрашивать про мое имя, и больше не понадобились бы никакие объяснения.
    — Нет, — сказал Готе.
    Они прошли мимо полированной стойки администратора, на которой стояла огромная ваза с белыми цветами, белый телефон и ничего больше, и направились в широкий коридор позади нее. Но внезапно возбужденная Тигра снова остановилась.
    — Роджер, Роджер, — позвала она.
    Молодой человек с аккуратной бородкой, одетый в дежурные, туго обтягивающие джинсы и накрахмаленную рубашку, заставившую Готе устыдиться своей пропитанной потом одежды, подошел к ним.
    Он с опаской взглянул на Тигру.
    — Друзья? — спросил он.
    — Друзья, — решительно ответила она.
    Потом она повернулась к Готе.
    — Это Роджер Раджиндер, младший менеджер по работе с клиентами в ‘Шалимар Ассошиэйтед’ — объявила она. — Ух, ты — опять путаница с именами. Мне следовало бы сказать Нареш Раджиндер. Но все зовут его Роджером, потому что он ужасно похож на какого-то английского актера. Роджер, это инспектор уголовной полиции.
     Прежде чем повернуться к Готе, Роджер наградил ее притворно сердитым взглядом.
    — Не обращайте внимания на эту кошмарную девчонку, инспектор, — сказал он. — Могу я чем-нибудь помочь вам? Вы идете в кабинет бедного Билли?
    — Да, да. Но, прошу вас, расскажите мне, что там с этим мечом? Это убийство было совершено именно мечом?
    — Мечом Шиваджи, инспектор, ни больше, ни меньше, — ответил Роджер. — Или, точнее, поддельным мечом Шиваджи, который мы изготовили для нашей новой рекламы слоеного кокосового печенья. Он лежал на столе у Билли, и, похоже, когда наш босс во время обеденного перерыва вернулся к себе за какой-то вещью, он помешал тому парню, и тот, должно быть, схватил этот меч и заколол его. Это ужасно.
    Произнося эти последние слова, прозвучавшие неожиданно печально, он посмотрел на Тигру и получил от нее ответный взгляд. Готе почувствовал прилив теплоты. Эти двое молодых людей были влюблены друг в друга. Он был так уверен в этом, как если бы это было написано на паре одинаковых бейджиков, о которых говорила Тигра. Они были влюблены, вопреки сомнениям в том, являются ли они друзьями, и несмотря на смерть, ворвавшуюся в их жизнь. Насильственную смерть.
     Но он был полицейским, и его послали расследовать преступление, предусмотренное статьей 302 Уголовного кодекса Индии.
    — Проводите меня, пожалуйста, в кабинет мистера Пателя, — сказал он.
    
    В кабинете Билли Пателя они обнаружили еще двух человек, стоявших над телом, из которого, как и следовало ожидать, торчал меч с широким изогнутым лезвием. Роджер Раджиндер представил их неожиданно официально.
     — Инспектор, это мистер Шантарам Дас, наш старший менеджер по работе с клиентами (и, как я полагаю, теперь именно он отвечает здесь за все), а это мистер Тарлок Синг, наш бухгалтер.
    Шантарам Дас сразу же понравился Готе. Во-первых, он не был молодым человеком. Ни молодым, подумал по себя Готе, ни легкомысленным. Это был величественный мужчина, вероятно, лет пятидесяти, довольно полный. Во-вторых, он не носил джинсы. Вместо этого на нем была самая что ни есть традиционная одежда: ниспадающая белая курта и белые чуридар, плотно обхватывающие лодыжку. Бухгалтер-сикх, напротив, был таким же щеголеватым, как и все остальные, кого уже видел Готе. Даже широкий бордовый галстук по цвету идеально соответствовал его бордовому тюрбану.
    Готе решил не обращать на него внимания и обращаться исключительно к величественному мистеру Дасу.
    — Прошу вас, — сказал он, — расскажите мне в точности все обстоятельства дела.
    — Разумеется, инспектор. На самом деле это мы, присутствующий здесь мистер Синг и я, обнаружили бедного Билли. Мы пришли сюда, в этот кабинет, чтобы обсудить с ним нескольких клиентов, с которыми мы обедали. И он лежал здесь, такой, каким вы видите его сейчас. Мертвый. Мертвый, на полу, с мечом Шиваджи, глубоко вонзившимся ему в спину. Разумеется, мы сразу же поняли, кто это сделал. Офисный Убийца. Мы догадались об этом еще до того, как увидели, что пропал новый настольный компьютер Билли, не правда ли, Тарлок?
    — Ну, да — согласился сикх. — Только, если вы помните, Шантарам-джи, по правде говоря, я не догадался.
    — Да, да, — согласился Шантарам Дас. — Я единственный в этом офисе, у кого есть чутье, а у вас, Тарлок, талант разбираться в деталях. Во всех этих цифрах.
    Он повернулся к Готе с самой сладкой улыбкой, слегка омраченной печалью.
    — Инспектор, — сказал он, — вы видите во мне поэта. Признаюсь, иногда я немного увлекаюсь. Я склонен сгущать краски. Не правда ли, Тарлок, Роджер, Тигра? Тигра, дорогая моя, я ведь сгущаю краски?
    — Да, Шантарам-джи, вы сгущаете краски, — подтвердила Тигра, притворно тяжело вздохнув.
    — Но, инспектор, — продолжил самозваный поэт, — инспектор, клянусь вам, можете быть уверены, я расскажу вам во всех подробностях о том, что случилось с бедным Билли. Этого гнусного злодея необходимо поймать и, если я могу чем-то помочь, я это сделаю. Даже пожертвовав поэтическими красотами.
    — Очень хорошо, мистер Дас, — отвечал Готе. — А теперь, будьте добры, расскажите мне об этом (как вы его назвали?) настольном компьютере.
    — Ах, да. Да. Улика для вас, инспектор. Хорошая, надежная, реальная улика. Понимаете ли, бедный Билли на этой неделе взял на пробу самый новейший мини-компьютер. Контрабандный, разумеется. Он предполагал, что в ‘Шалимар Ассошиэйтед’ его ждет большое будущее. Быстрые расчеты. Все файлы всегда под рукой. Можно будет модернизировать всю нашу бухгалтерию. Очень полезная вещь, инспектор. Как раз то, что любит Офисный Убийца. И он пропал. Пропал. Вы не могли бы найти лучшую улику, чем эта, правда?
    — Очень ценный аппарат? — спросил Готе. — Очень-очень перспективный?
    — Именно так, инспектор. Вы ухватили, если можно так выразиться, самую суть. Самую суть этого дела. Я вижу, что вы не поэт, друг мой, и это тоже очень хорошо. Нам нужен кто-то, не склонный витать в облаках, чтобы поймать этого мерзкого убийцу. Да, не склонный витать в облаках.
    — Не склонный витать в облаках, — Готе медленно повторил эти слова. — Да, мистер Дас, однако я немного удивлен...
    Где-то в глубине его сознания появилось ощущение, что в этой комнате что-то было не так.
    Он отвернулся от огромного покрытого стеклом стола Билли Пателя. После исчезнувшего компьютера здесь остался квадратный участок чистого пространства. Осторожно обойдя тело на полу с торчащим из него фальшивым мечом Шиваджи, Готе прошел через всю комнату к огромным, закрытым решетчатыми жалюзи окнам. Шум и суета Бомбея — яростные (и запрещенные законом) гудки клаксонов, рев тяжелых грузовиков вокруг бесконечных строек, резкие крики уличных торговцев — были слышны отсюда более отчетливо, чем из других помещений ‘Шалимар Ассошиэйтед’, где работали кондиционеры.
    — Да, — сказал он вдруг, — Я думаю, все дело в этом.
    Он протянул руку и поднял одно из изящных темно-коричневых жалюзи. Окно за ним было широко распахнуто. Именно через него уличный шум проникал в эту находящуюся так высоко комнату.
    — Да, я так и подумал, что окно будет открыто, — пробормотал он. — Однако это немного странно, не правда ли?
    Он просунул голову в большое квадратное отверстие и вытянул шею.
    — Сад далеко внизу, — прокричал он в комнату. — И да, тут внизу куст чего-то, похожего на бакаин, и прямо в середине у него какой-то квадратный зеленый предмет.
     Он отвернулся от окна и посмотрел на четырех сотрудников ‘Шалимар Ассошиэйтед’.
    — Ну, как по-вашему, что это может быть за предмет? — спросил он.
    Последовавшее молчание, в конце концов, нарушила Тигра.
    — Настольный компьютер? — спросила она. — Вы это хотите сказать, инспектор? Что Офисный убийца выбросил настольный компьютер в окно? Но почему он это сделал?
     — Да, — ответил Готе. — Это отличный вопрос, мисс Тигра. Парень, вроде этого так называемого Офисного Убийцы. Парень, который предпочитает взять из стола офисного босса бутылку первоклассного импортного виски и потихоньку смыться. Для чего ему красть самый-самый современный компьютер только затем, чтобы выбросить его в открытое окно?
    — Для того... — медленно проговорила Тигра, — для того... Вы это хотите сказать, инспектор?.. Билли убил вовсе не Офисный Убийца?
    — Я очень сильно склоняюсь к такому выводу, — сказал Готе.
    — И, если это так, — продолжала Тигра, ее лицо напряглось от лихорадочно проносившихся мыслей,— и, если это так, тогда это то, что вы называете ‘внутренним делом’, инспектор?
    — Я думаю, это вполне вероятно, — ответил Готе. — Внутреннее дело. Да. Мистера Пателя убил кто-то из сотрудников этого офиса.
    Ему очень хотелось увидеть определенную реакцию на свое заявление. Чтобы люди в кабинете с подозрением посмотрели друг на друга, возможно, кто-то выглядел бы испуганными или даже пробормотал бы имя какого-нибудь человека, которого сейчас не было в комнате. Любой намек был бы сейчас очень полезен. Но вместо этого общее внимание привлек шум, послышавшийся из-за двери. А в следующее мгновение дверь распахнулась, и вошел сержант Савант, валах-дактилоскопист, а вместе с ним полицейский фотограф и пара констеблей с носилками, готовые унести тело на медицинскую экспертизу.
    
    Пока Савант работал, рассыпая везде и всюду свои порошки, а фотограф (с кучей совершенно ненужных прыжков и приседаний) делал свои снимки, Готе изо всех сил пытался выяснить что-нибудь еще у поэтичного мистера Даса. Однако тот самым непоэтичным образом занялся наведением порядка в офисе. Он отправил обоих, Роджера Раджиндера и элегантного Тарлока Синга, ‘положить конец, да побыстрее, всем этим чертовым бла-бла-бла’. Осталась одна лишь Тигра. Именно от нее Готе узнал немного больше об убитом мужчине. Он, похоже, действительно был удачливым бизнесменом, крупной фигурой в бомбейском рекламном бизнесе и стал знаменитостью благодаря своему образу жизни, почти такому же эксцентричному, как у кинозвезд.
     — Инспектор, — закончила свой рассказ Тигра, — Билли создал больше первоклассных рекламных плакатов, чем кто-либо еще в этой отрасли промышленности.
    Готе едва не переспросил: ‘В отрасли чего?’, так он был удивлен, поняв, что создание рекламных роликов и плакатов удостоилось такого определения. Но Тигра, несмотря на свои европейские замашки, уже начинала нравиться ему. Поэтому он сдержался.
    Наконец сержант Савант покрыл почти все поверхности в кабинете своими светлыми и темными порошками, а фотограф в каждом углу пощелкал фотоаппаратом и посверкал вспышкой.
    — Можно забирать тело, инспектор-сагиб? — спросил старший из констеблей.
    Готе махнул рукой в знак согласия. Он был измучен и втайне злился оттого, что вся эта видимость бурной деятельности помешала его расследованию.
    Констебли положили свои носилки рядом с тяжелым телом Билли Пателя и с криками ‘адзин, дыва, десять’ подняли труп и уложили его на них.
    Едва они сделали это, Готе заметил небольшой предмет, прежде лежавший под телом. Инспектор быстро наклонился и поднял его за краешек. Это был нагрудный металлический бейджик отвратительного розового цвета. На нем изящными черными буквами было написано одно единственное слово: ‘Роджер’.
    Готе медленно поднялся на ноги, сжимая в руке этот маленький диск. Он понимал что оба, Тигра и Шантарам Дас, увидели то же, что увидел он. Тигра держалась неестественно неподвижно, словно вся кровь у нее в жилах в одно мгновение превратилась в лед. Глаза поэтичного мистера Даса метались из стороны в сторону, словно у беглеца, оказавшегося в очень опасной ситуации и пытающегося отыскать путь к спасению.
     Готе предпочел обратиться к нему.
     — Мистер Дас, скажите, пожалуйста, это такой бейджик, какие носят сотрудники ‘Шалимар Ассошиэйтед’?
    Грузный, одетый в белое старший менеджер несколько мгновений молчал. Потом он тяжело вздохнул.
    — Да, инспектор, это так.
    — А есть в вашей фирме у кого-нибудь еще, кроме Роджера Раджиндера, такое английское имя?
    — Нет, инспектор, больше ни у кого.
    — Тогда мне необходимо сейчас же повидать мистера Раджиндера, — сказал Готе, поворачиваясь к двери.
    Но выйти из кабинета ему не удалось. Тигра, словно огненный шар в своей красной курте, опередив его, метнулась к двери. Она встала перед ней, охраняя выход, словно пантера, выпустив когти, защищающая своих детенышей.
    — Ну, ну, мисс Тигра, прошу вас, — сказал Готе. — Вы же понимаете, что я должен поговорить с мистером Роджером Раджиндером.
    — Легавый. Чертов легавый, — Тигра прошипела эти слова так яростно, словно пантера-мать, бросающая вызов. — Это все, что вы — валлахи из уголовной полиции — знаете о раскрытии преступлений. Схватить первого, кто попадется вам под руку, и выбить из него признание.
    — Мисс Тигра, я никого не бью.
    — О, нет, пока еще нет. Но подождите, пока он не окажется в одной из ваших камер. Я знаю, что там творится. Побои, побои, побои — пока ваша жертва не перестанет понимать, кто она или что она.
     — Мисс Тигра, я хочу только задать несколько вопросов. Даже вы должны понимать, что против Раджиндера-сагиба можно возбудить дело,

  prima facie*

  латинское выражение, означающее ‘судя по имеющимся доказательствам’

  .
    — Фальшивая улика. Еще один подлый трюк легавых.
    — Мисс Тигра, этот бейджик лежал под телом. Вы должны были видеть это так же ясно, как и присутствующий здесь мистер Дас. Возможно, я признаю это, что бейджик лежал тут, на полу, задолго до того, как мистер Билли Патель был убит. Но это маловероятно, не так ли? В таком роскошном кабинете, с таким чистым-пречистым ковром, без малейшего признака беспорядка. Вы должны это признать.
    — Конечно, конечно, — огрызнулась Тигра, не сдвинувшись от двери даже на дюйм. — Бейджик там был. Я это признаю. Но вы собираетесь построить все дело на одной этой улике. На этом, плюс побои и пытки.
    Готе вздохнул.
    — Мисс Тигра, я обещаю вам, что никаких побоев и пыток не будет.
    Он произнес эти слова со всей твердостью, на какую был способен. Но в глубине души он знал, что они не совсем правдивы. Очень хорошо, что бомбейская полиция не пользуется теми грубыми методами, о которых сообщают из отдаленных районов Индии. Но можно дразнить несчастного курильщика сигаретой или придумать еще сотню разных фокусов и трюков.
    Тигра по-прежнему не сдвинулась с места. Вместо этого она принялась кричать:
    — Роджер! Роджер! Беги скорей отсюда! Этот чертов легавый в штатском хочет арестовать тебя, Роджер!
    Двери в кабинете Билли Пателя были толстыми, но Готе задался вопросом: сможет ли кто-то с противоположной стороны услышать эти крики и предупредить Роджера. Который может тогда пуститься в бега.
    — Мисс Тигра, отойдите от двери, — сказал он.
    — Ни за что.
    Он не стал ждать дальнейших возражений. Протянув вперед руки, он подхватил девушку за локти, быстро присел, поднял ее, развернул и благополучно убрал в сторону с дороги.
    
    В действительности Роджер все еще сидел у себя за столом. Там его и нашел Готе. И забрал с собой в главное полицейское управление. Выбора у него не было.
     Однако он допрашивал молодого человека вовсе не в тюремной камере (где кричи, не кричи — никто не услышит), а в своем собственном кабинете,

  барные двери*

  Барные, или качающиеся, двери — двери, створки которых открываются в обе стороны: и от себя, и к себе.

  которого были открыты, однако снаружи стоял крепкий констебль. Его не удивило, что Роджер решительно отрицал, что во время обеденного перерыва возвращался в офис, почти пустой в это время. Однако тот признал, что алиби у него не нет.
    Нет, говорил молодой человек, он не может объяснить, как его бейджик оказался под телом Билли Пателя. Он надевал его за два дня до этого на совещании, где представлял новый проект их фирмы: рекламу слоеного кокосового печенья. Потом он, должно быть, снял его, однако он не помнит, чтобы делал это, и не знает, видел ли он свой бейджик после совещания. Он никогда не желал Билли Пателю ничего плохого. Всего месяцем раньше он получил от Билли Пателя прибавку к жалованию, и она оказалась даже чуть больше, чем он надеялся.
     Все это выглядело сомнительным. Казалось, у молодого человека действительно не было причин убивать Билли Пателя. Тем не менее под телом оказался его бейджик, и не было никакого объяснения, как он попал туда, если только не убийца уронил его.
    В конце концов Готе сказал Роджеру, что оставит его на ночь в камере предварительного заключения.
    Долгих часов в темноте за запертой дверью часто оказывалось достаточно для человека, привыкшего к комфортной жизни среднего класса, чтобы сделать гордого упрямца более покладистым.
    А лишние час или два тревожного ожидания утром станут полезной добавкой к мучающим арестованного страхам. Поэтому на следующий день Готе сначала отправился не в главное полицейское управление, а снова в многоэтажный офис ‘Шалимар Ассошиэйтед’. Он хотел повидать мистера Даса, теперь после кончины Билли Пателя, насколько он понял, возглавившего фирму.
    Он и в самом деле нашел его в кабинете покойного Билли за огромным письменным столом, уже заваленным бумагами. С ним была Тигра. В довольно неловкой ситуации.
    Когда он вошел, Тигра стояла вплотную к сидевшему за столом грузному Шантараму Дасу, чья рука обнимала ее за талию.
    Возможно, это был всего лишь покровительственный жест пожилого человека, сказал он себе позже. Ясно одно — мгновенно отшатнувшись, пухлый поэт оставил свою руку там, где она была, еще на несколько секунд. Потом он сказал со всей возможной добротой и сочувствием:
    — А теперь беги, Тигра, дорогая моя, и ни о чем не беспокойся. Возможно, инспектор-джи уже пришел сказать мне, что юный Роджер вот-вот будет освобожден.
    — Нет, сэр и мадам, — сказал Готе. — Я сожалею, но мое расследование пока еще не закончено.
    Шантарам Дас благодушно хихикнул.
    — Но я уверен, вы закончите его всего через пару часов, — сказал он. — А потом мы снова увидим юного Роджера на своем месте.
     Ничего не ответив, Тигра вышла из комнаты. Если не считать ответом долгий тяжелый взгляд, которым она наградила Готе.
    
    — Да, да, — сказал Шантарам Дас, когда дверь закрылась. — Бедная девочка в ужасном положении. Я чувствую, что мой долг, как главы фирмы, утешить ее, насколько это в моих силах.
    Готе не стал развивать эту тему. Он решил, что изучение отношений Даса и мисс Тигри может подождать до той поры, пока у него не будет других дел. С одной стороны, ему показалось, что девушка вовсе не испытывала отвращения к этой дружески обвившей ее руке. Но, если так, это разрушало созданную его воображением картину юной любви, смело глядящей в лицо всему свету, картину, от которой ему никак не удавалось избавиться, даже когда он допрашивал Роджера прошлым вечером. И все-таки он снова и снова повторял себе, что подобные мысли всего лишь киношная чушь.
    Поэтому он был настроен не слишком дружелюбно, когда начал расспрашивать Даса о людях, работавших в ‘Шалимар Ассошиэйтед’. Каждый раз, когда эта поэтическая личность ударялась в свои грандиозные и невероятные фантазии, он безжалостно опускал ее на землю. Но, хотя их беседа длилась довольно долго, к концу ее он понял, что не узнал ничего полезного. Роджер Раджиндер был яркой восходящей звездой фирмы и совсем недавно получил большую прибавку к жалованию. Тарлок Синг мог творить просто чудеса с цифрами и ‘имел такой талант подмечать мелкие детали, что это просто поразительно’. У одного или двух младших сотрудников могли быть какие-либо мелкие причины для недовольства — чья-то светлая идея была отвергнута, или ожидаемое повышение последовало не так быстро, как хотелось. Но это, похоже, было все, если Шантарам Дас говорил правду. Ни у кого, даже у Роджера Раджиндера, не было мотива для убийства Билли Пателя.
    И если не считать зачатков полета поэтической мысли, Дас заслуживал всяческой похвалы, старательно воскрешая для Готе все эти давно забытые полуобиды и полуссоры. Он припомнил даже посыльного, уволенного три года назад.
    — Какой-то одноглазый тип, инспектор (я никогда ему не доверял); с явным духом недоброжелательства.
    — Прошу вас, — быстро спросил Готе, — что за ‘недоброжелательство’?
    — Ах, ну, назовем это ‘враждебностью’.
    — Враждебностью к кому?
    — О, я не думаю, что к кому-то определенному. Враждебность вообще или, иначе говоря, недоброжелательство. Это трудно точно определить, понимаете ли. Этого типа звали Будху, насколько я помню. Вы довольно легко сможете найти его. Я думаю, он все еще ночует на улице под стеной нашего сада. Я видел его там, когда работал допоздна. Найдите его инспектор. Он самый вероятный подозреваемый. Самый-самый вероятный.
     — Не думаю, что это понадобится, — сказал Готе.
    С этими словами он покинул Даса. И отправился в центральное полицейское управление, чтобы посмотреть, как долгие ночные размышления и пара часов после пробуждения подействовали на Роджера Раджиндера.
    
    Похоже было, что не подействовали никак. Молодой человек снова повторил, что у него не было никаких мыслимых причин желать смерти Билли Пателя. Он восхищался им. Это был человек, родившийся в трущобах и закончивший прекрасной квартирой в престижном районе Пали Хилл. У него была заграничная машина. Он добился огромного успеха. Никто лучше него не знал, как создать спрос, а потом закрепить его рекламными роликами во всех многочисленных индийских кинотеатрах, объявлениями в газетах и журналах или потрясающие оригинальными рекламными щитами, заставлявшими хохотать весь Бомбей.
    Роджер надеялся, что если сам он будет хотя бы наполовину так же хорош, он сможет жениться, найти квартиру и создать семью.
    Готе подумал о Тигре и дружеском объятии Шантарама Даса. Или не таком уж дружеском?
    Он снова стал спрашивать о бейджике, оказавшемся под телом. Но у Роджера (как он утверждал), по-прежнему не было никаких мыслей, как тот мог попасть из кармана, куда (как полагал молодой человек) он, должно быть, положил свой бейджик за два дня до этого, на пол в кабинете Билли Пателя.
     Все больше раздражаясь, Готе даже начал подумывать о небольшом ‘давлении’. До сих пор он позволял Роджеру курить, сколько тому было угодно. Но если сейчас отобрать у него сигареты... Однако мысль о колкостях Тигри заставила его принять твердое решение добиться признания подозреваемого, не пользуясь даже намеком на незаконное давление. На самом деле в своем старании вести себя безупречно он пошел даже дальше. Признавая, что, по всей вероятности, поступает как сентиментальный дурак, он даже позволил Тигре прийти и повидаться с Роджером без свидетелей в комнате для допросов.
    Тем временем сам он занялся изучением списка сотрудников ‘Шалимар Ассошиэйтед’, в слабой надежде обнаружить что-нибудь указывающее на другого возможного убийцу.
    
     Потом поздно вечером, когда Роджер Раджиндер расслабился, уверенный, что на сегодня его допрос окончен, Готе снова привел его к себе в кабинет. И, собравшись с духом, решил воспользоваться совершенно бесчестным трюком.
    — Ну, мистер Роджер, — сказал он без дальнейших предисловий, — что вы теперь думаете о вашей подружке? Вы знаете, что она позволяет мистеру Шантараму Дасу вольности всех видов и сортов, не так ли? Она бросила вас, так я думаю. Да, она явно бросила вас.
    Но Роджер лишь улыбнулся в ответ.
    — Ах, вы только улыбаетесь? — взорвался Готе. — Я говорю вам, что мисс Тигра заигрывает с мистером Шантарамом Дасом. Она дала вам отставку. Она уверена в вашей виновности. Чертовски уверена.
    Роджер Раджиндер снова улыбнулся.
    — В таком случае, инспектор, — сказал он, — как вы думаете, почему она в эту самую минуту в офисе ‘Шалимар Ассошиэйтед’ пытается найти какую-нибудь зацепку, чтобы снять меня с крючка? О да, я знаю, про Шантарама. Он совершенно бесстыжий старик. И, да, Тигра этим утром позволила ему некоторые вольности. Она была расстроена. Но, когда вы разрешили ей прийти и повидаться со мной, она рассказала мне обо всем, что произошло между ними.
    Готе подавил злость на самого себя за то, что невольно лишь усилил сопротивление Роджера. Его внимания требовало нечто более срочное.
    — Зацепку? — рявкнул он. — Какую еще зацепку пытается найти мисс Тигра? Почему она не сообщила мне, что ищет какую-то зацепку?
    Роджер пожал плечами.
    — Я думаю, вы не очень-то нравитесь ей, инспектор, — сказал он. — Ничего личного. Просто обычное недоверие к валлахам из полиции. Поэтому она собирается сначала сама раздобыть свое доказательство, а потом уже рассказать о нем вам.
    На Готе внезапно нахлынуло отчаяние.
    — Что это за доказательство? Я требую, чтобы вы сказали мне.
    — Я вовсе не собираюсь скрывать это от вас, инспектор. Чтобы там ни думала Тигра, за последние двадцать четыре часа я почувствовал к вам слишком сильное уважение, чтобы так поступить. Дело вот в чем: она вбила себе в голову, что Билли мог убить шпион.
    — Шпион? Шпион?! Что это за несусветная чушь? Разве ‘Шалимар Ассошиэйтед’ занимается секретными военными проектами? Что вы несете?
    — Видите ли, речь о шпионе немного другого сорта, — ответил Роджер. — Речь идет о промышленном шпионаже, инспектор. Дунья рекламы, знаете ли, кишит подобными шпионами. Парни стараются украсть хорошие идеи и использовать их в рекламных кампаниях своей собственной фирмы. Это серьезная проблема.
    Готе на мгновение задумался.
    — То есть вы и мисс Тигра хотите сказать, что в офисе ‘Шалимар Ассошиэйтед’ есть подобный шпион, и что мистер Билли Патель, возможно, поймал его с поличным и был убит?
    — Тигра совершенно уверена в этом. И я не могу придумать другого мотива для убийства Билли. А вы, инспектор?
    — Не имеет значения, могу или не могу я придумать какой-то мотив. Вы сказали, что мисс Тигра прямо сейчас ищет в офисе доказательства этого?
    — Да, инспектор.
    — Тогда я сам поеду туда.
    
    В такой поздний вечерний час Готе не потребовалось много времени, чтобы добраться от Кроуфорд Маркет, где находилось главное полицейское управление, до почти безлюдного делового квартала Нариман Пойнт, где высились огромные неосвещенные башни небоскребов, похожие во мраке на призраки. Но на верхнем этаже здания, где находилась ‘Шалимар Ассошиэйтед’, мелькал свет.
    Внезапно у Готе возникло необъяснимое чувство, что нужно спешить; он поднял с постели чоукидара.
    — Лифт не работает, инспектор-сагиб, — сказал полусонный мрачный старый сторож-патан. — Только лестница. Много, много.
    Готе оттолкнул его и торопливо бросился вверх по бетонной лестнице, вьющейся вокруг сверкающей шахты лифта.
     Он поднимался все выше и выше. Однако вскоре с бега он перешел на равномерный тяжелый шаг. И чем дальше, тем медленнее становился этот шаг. На его лице и теле выступил обильный и липкий пот, усталые ноги двигались с трудом. И с каждым шагом он все сильнее чувствовал, что нужно торопиться.
    Тигра Килкар была в офисе ‘Шалимар Ассошиэйтед’ одна. Что она ищет там? Сможет ли она найти какое-нибудь доказательство, что один из сотрудников фирмы шпион? И что этот шпион, кто бы им ни оказался, убил Билли Пателя? Он, впрочем, думал, что это маловероятно: что тут делать шпиону? Украсть идею нового рекламного плаката? Что за чушь...
    Каким-то необъяснимым образом он почувствовал, что-то неладное; что-то было не так в офисе на верхнем этаже.
    С трудом ловя воздух широко открытым ртом, задыхаясь, он заставил отяжелевшие ноги двигаться быстрее. И наконец, добрался до самого верха. Дверь в офис ‘Шалимар Ассошиэйтед’ была широко распахнута. И, хотя футуристические светильники не горели, тусклое свечение, идущее откуда-то из глубины офиса, позволяло смутно разглядеть все обширное пространство вестибюля, покрытое коричневым ковром.
    Потом, пока он стоял, опустив голову и тяжело дыша, пытаясь решить, с чего ему начать, внезапно раздался оглушительно громкий звук. Он послышался откуда-то из-за широкой стойки администратора; огромная ваза с белыми цветами, стоявшая на ней, смутно светилась в полумраке.
    Это был топот бегущих ног, ног, бегущих изо всех сил. Он раздавался из одного из широких коридоров, ведущих в разные кабинеты.
    Но был ли это топот лишь одной пары ног? Это трудно было понять, но ему показалось, что это не так. Действительно ли вторая пара ног бежала вслед за первой?
    Быстрым яростным пронзительным взглядом он оглядел все вокруг. И, да. Да, там были выключатели. Он метнулся через весь вестибюль и одним движением руки заставил все светильники вспыхнуть.
    Ослепительно яркое сияние светильников залило все коридоры, и в самом конце ближайшего к нему Готе сразу заметил качнувшуюся дверь, словно кто-то на мгновение ухватился за нее, когда вбегал в комнату позади.
    Он снова бросился бежать; откуда-то взялась сила, победившая всю его усталость.
    Впереди было тихо. На бегу он спрашивал себя: что, если кто-то, какой-то враг (или, возможно, все-таки, шпион) притаился в темноте в одном из кабинетов, прислушиваясь, выжидая. Прислушиваясь и готовясь напасть.
    Но он не позволял себе колебаться. Он знал: где-то там, в одном из этих кабинетов, была Тигра Килкар. И там был кто-то еще. Кто-то недобрый. Это он тоже знал почти наверняка.
    Потом (когда он почти добежал до конца коридора, куда едва пробивался свет из вестибюля), кроме грохочущего звука собственных шагов, он услышал еще что-то. Что-то, похожее на жалобный стон. Придушенный крик. Звук, выражавший боль и отчаяние.
     Ему показалось, что он раздался из-за последней справа двери, той самой двери, которая, как он заметил раньше, покачнулась. Он бросился туда и вбежал в открытую дверь.
    Комната перед ним была погружена в кромешную тьму. Но при слабом свете, просачивавшемся из-за его спины, ему показалось, что он что-то заметил в дальнем углу. Какие-то фигуры. Две фигуры сплелись в схватке.
     — Стоять! — крикнул он так громко, как только смог. — Стоять! Полиция!
    Напряженное раскачивание борющихся тел в дальнем углу мгновенно прекратилось. Одно из тел отделилось от другого. Это был, насколько смог разглядеть Готе, мужчина. Высокий, широкоплечий мужчина.
    Потом внезапно с силой выпущенного пушечного ядра мужчина бросился вперед. Готе пригнулся, собравшись с духом, он решил встретить и выдержать нападение, схватить и не выпускать нападавшего.
    Однако он недооценил силу и вес своего противника. Натиск этого человека, хотя Готе и был готов к этому, просто сбил его с ног. Упав на спину у двери, он протянул руку и ухватил парня за лодыжку. Его отчаянная хватка по крайней мере на миг остановила нападавшего. Но в следующее мгновение тот резко дернул другой ногой. Босая пятка, твердая, как молот, угодила Готе прямо в нос.
    Боль оглушила и ослепила его. Он почувствовал, как лодыжка, которую он ухватил, вывернулась у него из рук. Пытаясь перевернуться, подняться на колени и встать, он слышал бешеный топот, удаляющийся по коридору.
    Встав на ноги, Готе бросился в погоню. Но от удара у него кружилась голова, из носа шла кровь, он шатался и спотыкался. Он остановился и прислонился к стене, едва не плача от боли, усталости и злости.
    
    Из темноты у него за спиной послышался голос:
    — Это вы, инспектор Готе? Вы... вы спасли мне жизнь.
    Он обернулся, с трудом открыв глаза пошире.
    Это была Тигра. В полумраке он смог разглядеть, что ее курта разорвана почти пополам.
    — Мисс Тигра, — сказал он каким-то странным, хриплым голосом, — мисс Тигра, вы в порядке?
    — Да... Думаю, да... Но он душил меня, инспектор. Если бы вы появились хоть на миг позже, я бы отключилась. Я больше не могла бороться.
    Готе несколько раз глубоко вздохнул. Его затуманенный разум начал понемногу проясняться.
    — Это был ваш шпион, да? — спросил он.
    Тигра коротко рассмеялась.
    — Нет, — сказала она. — Нет, это был какой-то босой парень. Он, должно быть, увидел, как я зашла сюда, и последовал за мной. Я... я не знаю, кто бы это мог быть, но... Но у него только один глаз, инспектор. Я видела его лицо совсем близко. Это было ужасно... Ужасно... Этот единственный глаз, уставившийся на меня...
    В полутьме Готе услышал ее плач. Он положил руку ей на плечо и погладил, утешая, как умел.
    — Все кончилось, все уже кончилось, — сказал он. — Тот малый уже ушел. И мне кажется, я знаю, кто это был. Работал тут недавно посыльный по имени Будху, у которого был только один глаз?
    — Нет, — ответила девушка, сдержав слезы — Я не знаю... Постойте... да. Да, здесь был такой. Я пришла сюда, когда он уже уволился, но я припоминаю, люди рассказывали о нем. Ужасный человек, так они говорили.
    — Да, — сказал Готе, — ужасный человек. И, насколько я понимаю, он еще к тому же и Офисный Убийца.
    — Офисный Убийца? Но...
    — Да, я так думаю. Понимаете, посыльный в таком офисе, как этот, может очень легко узнать, где можно найти виски ‘Чивас Ригал’. И, насколько нам удалось выяснить, его примечательная воровская карьера началась около трех лет назад, то есть именно тогда, когда Будху ушел отсюда. Мистер Дас рассказал мне также, что этот малый обычно ночует возле маленького садика перед этим зданием. Поэтому я думаю, его нетрудно будет разыскать и отправить за решетку.
    — Инспектор, инспектор, это великолепно! Это потрясающе! Эй, я никогда больше не скажу грубого слова про легавых... то есть про полицию.
    Со свойственной юности способностью быстро восстанавливать душевные силы Тигра стряхнула недавно пережитый ею ужас, как щенок, пробежавшись по луже, оттряхивает воду. Готе с удовольствием слушал ее.
    Недолго.
    Потом мелькнувшая мысль заставила его похолодеть.
    — Ладно, ладно, мисс Тигра, — сказал он, не в силах скрыть внезапно охватившую его слабость. — Может, это хорошо, а может, и нет. Все зависит от того, сумеет ли помощник комиссара Стремительный Дабхолкар со своей командой разыскать этого малого, и окажется ли он (когда мы найдем его) именно тем человеком, за которым мы охотимся. Но, видите ли, это еще вовсе не конец дела.
     — Ну да, суд и все такое, — отвечала Тигра. — Но, без сомнения, вы получите признание, даже если вам придется выбить его из этой скотины.
    Готе не обратил внимания на этот новый поворот в ее взглядах. Он вынужден был сказать нечто гораздо более неприятное.
    — Нет, мисс Тигра. Я думал не об Офисном Убийце.
    — Тогда о чем...
    Она осеклась, и воцарилась тишина.
    — Да, нам по-прежнему нужно найти убийцу Билли Пателя, не правда ли? — сказал, наконец, Готе. — То, что здесь оказался Будху, вовсе не доказывает, что это он убил вчера Билли Пателя. Я полагаю, что он с самого начала знал, как пробраться сюда. И когда он услышал про убийство, он вообразил, что сегодняшняя ночь самое подходящий момент для этого. Вам просто не повезло, мисс Тигра, что в то же самое время вы решили поискать какие-нибудь доказательства существования шпиона.
    — Да. Да, теперь я все это понимаю.
    Но Готе еще не закончил.
    — И вы не нашли никаких доказательств, не правда ли? — продолжил он. — Вы и не могли найти их, если вы в самом деле надеялись на это. Реклама не настолько важное дело, чтобы кто-то решился из-за нее на убийство, правда?
    Тигра долго не отвечала, а когда заговорила, голос у нее вдруг стал подавленным и вялым.
    — Да, разумеется, вы правы, инспектор. Реклама не настолько важна. Это действительно совсем не дело жизни и смерти, хотя мы здесь иногда и делаем вид, будто это не так. Но вы правы. Бедного Билли убил не шпион.
    — Нет, — сказал Готе, тяжело вздохнув. — Нет. Это был не шпион. И мы опять вернулись туда, где были с самого начала. К вашему дорогому другу, мистеру Роджеру Раджиндеру.
     Он почти ждал, что в ответ на это последует новая яростная атака, и даже, что к его лицу потянутся острые когти. Но Тигра выслушала его слова молча. И так же молча он проводил ее к ожидавшей их машине и отвез домой.
    — С вами все в порядке? — спросил он, высадив ее у дверей ее квартиры.
    — Да. Да, спасибо вам, инспектор. Я в порядке. Или вернее буду в порядке, когда просплю всю ночь и еще чуть-чуть.
    — Хорошо. Завтра я возьму у вас показания.
    Он не смог больше ничего придумать. Ведь сказать: ‘Удачи’, означало бы: ‘Я надеюсь, что ваш Роджер невиновен’, и хотя он действительно надеялся на это, он знал, что сказать нечто подобное вслух, значило бы дать девушке надежду, имевшую очень мало шансов оправдаться.
    
    На следующее утро газеты, как и следовало ожидать, снова вышли с заголовками: ‘Офисный Убийца нанес новый удар’. Вызвав Роджера Раджиндера для нового допроса, Готе опять испытал то же чувство, что и прошлой ночью. Эта девушка, Тигра, была прелестна, полна жизни, отважна, совершенно очаровательна, и несомненно заслуживала счастья. Счастья в любви, как в романтических фильмах. А Роджер казался именно тем человеком, который мог дать ей такое счастье. Если не считать того, что, судя по имевшимся уликам, он был убийцей. Однако своим видом и поведением он мало походил на убийцу.
    — Инспектор, — начал он, едва войдя в комнату, — вы нашли Тигру в офисе вчера вечером? Она действительно отыскала что-то, доказывающее, что бедного Билли убил шпион?
    — Нет. Шпиона не было, — сказал Готе.
    — Ну ладно. Обдумав все это прошлой ночью, я решил, что на самом деле эта идея мало похожа на правду.
    — Однако, — сказал Готе, — благодаря этой предприимчивой юной леди мы немного продвинулись вперед.
    Он рассказал Роджеру, что случилось прошлой ночью в ‘Шалимар Ассошиэйтед’, завершив свое повествование новостью, которую только что узнал сам: Стремительный Дабхолкар и его люди легко разыскали и, несмотря на оказанное сопротивление, арестовали бывшего посыльного Будху. И нашли у него некоторые вещи, похищенные ранее Офисным Убийцей.
    — Однако, мистер Раджиндер, — закончил Готе, — не скрою от вас, что в деле об убийстве Билли Пателя мы остаемся в том же положении, что и раньше.
     — Да, — сказал Роджер. — Да. Полагаю, так и есть. И это поможет нам не больше, чем прежде помогло то, что я просто сказал вам, что не делал этого.
    — Да. Это поможет не больше, чем ваши слова.
    — Итак, в каком же мы теперь положении, инспектор? Ах, да. Вы пытались сломить меня, сказав, что Тигра принимает ухаживания нашего доброго друга Шантарама Даса, а я...
    Он вдруг замер. Шесть или семь секунд он сидел, уставившись в пространство. Потом заговорил:
    — Инспектор, — сказал он. — Инспектор, вы умчались искать Тигру прежде, чем у меня было время подумать о том, что вы сказали. И, инспектор, теперь, когда я подумал об этом снова, я вспомнил. Я, наконец, вспомнил.
    — Что вы вспомнили?
    — Что я сделал с этим бейджиком, инспектор. Что я сделал с этим бейджиком.
    — Ну, и что же вы сделали с этим бейджиком? Говори же, парень!
    — Инспектор, это было после презентации кокосового печенья. Я отправился к Шантараму-джи, чтобы сказать ему, что, по-моему, все в порядке. И я помню, что положил свой бейджик к нему на стол. Я даже пошутил, что он больше не нужен, потому что теперь мы убедились, что клиентам понравилась наша идея с мечом Шиваджи: сквозь сплетни и кривотолки удалось прорубиться к истине: это кокосовое печенье — самое лучшее.
    — Вы положили свой бейджик на стол мистера Даса, — нетерпеливо сказал Готе. — А что потом?
    — Потом — именно поэтому я совершенно забыл обо всем — в кабинет Шантарама-джи зашла Тигра. Он сразу же предложил ей подвезти ее домой на своей машине, и она приняла его предложение. Хотя еще раньше согласилась прокатиться на моем мопеде. Ах, инспектор, я так разозлился, что вспылил, и мы сильно поссорились. Из-за всего этого бейджик совершенно вылетел у меня из головы. Мы помирились только после убийства. Собственно говоря, это случилось как раз, когда вы пришли в офис. Она окликнула меня, и я спросил, дружим ли мы снова.
    — Да, — с готовностью подтвердил Готе, — я помню.
    Он немного подумал.
    — И вы готовы теперь поклясться, — продолжил он, — что оставили бейджик с вашим именем на столе у Шантарама Даса и больше его не видели?
    — Да, инспектор, — сказал Роджер. — Это совершенная правда.
    — Думаю, мне следует поговорить еще раз с мистером Дасом.
    
    Но в офисе ‘Шалимар Ассошиэйтед’ он узнал, что их дородного и поэтического нового директора нет на месте. Однако там была Тигра, и она сказала ему, что Шантарам Дас, а вместе с ним почти весь персонал фирмы, отправился на набережную Марин Драйв, где на великолепной арке, проходящей над широким скоростным шоссе, сооружали новую рекламу кокосового печенья — гигантский щит с огромным мечом Шиваджи, разрубающим сплетни.
    — Это будет самый большой рекламный щит, какой когда-либо видели в Бомбее, — сказала она, на мгновение забыв о более серьезных вещах. — Это действительно потрясающе. Только такой человек, как Билли Патель, мог получить все разрешения. У него были фантастические связи, просто фантастические.
    — И мистер Дас сейчас на Марин Драйв? — резко спросил Готе. — Вместе со всеми остальными сотрудниками?
    — Да. Руководит сборкой, и можно себе представить, как они скачут, словно кошки на раскаленной крыше, когда что-то идет не так.
    Готе повернулся, чтобы уйти.
    — Послушайте, — сказала Тигра, — я хотела бы пойти с вами. Там будет тот еще спектакль, и я смогу найти для вас Шантарама-джи. А в чем собственно дело?
    — Я просто хочу кое о чем спросить его, вот и все, — ответил Готе. — Мелочь, но мне нужно кое в чем разобраться.
    Как бы ни обернулось дело, он не хотел давать девушке надежду, пока у него не будет чего-то определенного, хотя уже сейчас он был почти уверен в невиновности Роджера.
    Однако его решимости едва хватило до середины извилистого, петляющего пути к дальнему концу Маринер Драйв, где устанавливали щит с рекламой кокосового печенья. Тигра молча сидела рядом с ним, такая печальная, что ясно было, что она думает о Роджере, все еще задержанном для допроса. И он, наконец, не выдержал.
     — Мисс Тигра, мне не следовало бы говорить вам этого, но я позволю себе дать вам один намек, разумеется, совершенно конфиденциально. Сегодня вечером мистер Роджер Раджиндер сможет отвезти кое-кого домой на своем мопеде.
    Улыбка, медленно расплывающаяся на прелестном лице Тигри, словно солнце, выглянувшее после целого дня проливных дождей и согревшее промерзшую землю, стала достаточной наградой для него.
    Больше они не сказали друг другу ни слова, пока машина не остановилась там, где, вытянувшись во всю свою невероятную длину, над широким шоссе возникала деревянная конструкция огромной арки.
    
     — Не правда ли, она великолепна? — воскликнула повеселевшая Тигра. — Смотрите, вы уже можете видеть силуэт меча Шиваджи, хотя еще не все передние панели собраны. Это будет потрясающе выглядеть отовсюду.
    — И все это всего лишь ради кокосового печенья? — спросил Готе.
    — Можете быть уверены. Это будет величайшая рекламная кампания, какую когда-либо видели в Бомбее!
    Готе вздохнул.
    — Ну, ладно, думаю, так было нужно, — сказал он.
    Он начал высматривать Шантарама Даса. Но среди групп занятых своим делом плотников-сикхов, работников из окрестных деревень, в ярких лунги, толп праздных зевак, и множества сотрудников ‘Шалимар Ассошиэйтед’, в том числе и щеголеватого бухгалтера Тарлока Синга, он напрасно пытался отыскать его.
    — Прошу вас, где здесь мистер Дас? — резко спросил он Тигру.
    Тигра в свою очередь огляделась.
    — Ах, да вот же он! — воскликнула она через мгновение. — Вон там, прямо за рекламным щитом.
     Тогда и Готе заметил грузную фигуру поэта. Тот был в своей стихии. Руководил. Командовал. В качестве нового директора ‘Шалимар Ассошиэйтед’. Он убил, чтобы занять это место.
     — Шантарам-джи, Шантарам-джи, — возбужденно закричала Тигра, — Шантарам-джи, послушайте. Инспектор снова здесь, и с хорошими новостями. Роджера собираются освободить. Освободить. Да, освободить.
    Шантарам Дас ясно расслышал ее, несмотря на рев бешено мчащихся автомобилей и гул голосов. Он долго смотрел на них, когда они начали пробираться к нему.
    А потом, опустив голову, он бросился к шоссе, по которому несся поток машин.
    — Шантарам-джи, — окликнул его Тигра, — Хорошие...
    — Он удирает.
    Готе помчался вперед, со злостью сообразив, что он сам и ничего не подозревающая, счастливая Тигра предупредили этого человека.
    Между ним и дородной фигурой нового главы ‘Шалимар Ассошиэйтед’ было множество людей. Ротозеи и бездельники, которых немедленно привлекает любая деятельность, плотники, их подручные, тащившие длинные бревна, одетые в джинсы сотрудники фирмы. Готе лавировал, увертывался, проталкивался между ними.
    Шантарам Дас остановился на краю шоссе, по которому в Форт (деловой район Бомбея) с головокружительной скоростью устремлялись последние машины из плотного утреннего потока.
    Готе еще мог схватить его.
    Он ловко перепрыгнул через старую нищенку в засаленном сари, оттолкнул мальчишку в рваных шортах цвета хаки и бросился к своей добыче.
    Потом он увидел, как жирный поэт обернулся.
    Несмотря на свою тучность, Дас резко отпрыгнул от края тротуара, бросился назад тем же путем, каким добрался сюда, в один миг оказался у подножия башни, поддерживающей рекламный щит, и принялся карабкаться по ней вверх.
    Готе повернул за ним
    — Дорогу! Дорогу! — вопил он. — Полиция! Полиция!
    Это почти не помогало. Но, говорил он себе, возможно, это не важно. В конце концов, Шантарам Дас был в ловушке. Пусть себе карабкается по всем эти перекрещивающимся бамбуковым и деревянным брусьям, служившим опорой рекламному щиту — раньше или позже ему придется спуститься вниз. На самом деле даже лучше, если это случится позже. Вскоре подножие этого сооружения может окружить целый отряд крепких констеблей.
     Вот только этот новый толстый босс ‘Шалимара’ неуклонно поднимался все выше и выше.
    А потом, подняв голову и в первый раз как следует рассмотрев всю конструкцию, Готе увидел, что она уже образовала некое грубое и опасное подобие моста над автострадой, по которой стремительно летели машины. Возможно, только возможно, Шантарам Дас, взобравшись наверх, сумеет перелезть по нему через дорогу и скрыться, прежде чем он сам сможет перебраться через восемь полос бешенного автомобильного движения, чтобы первым оказаться на противоположной стороне дороги.
    Оставалось только одно.
    Склонив голову, Готе, уворачиваясь и лавируя, бросился вперед, добрался до подножия изготовленной из бамбука и дерева башни и в свою очередь начал карабкаться вверх. Недостроенное сооружение раскачивалось под его ногами. Но держалось.
    Каждый раз, хватаясь за новую опору, он чувствовал вибрацию от движения Шантарама Даса, гораздо более тяжелого, чем он сам, который лез впереди него.
    Еще один или два рывка, одно или два подтягивания — и он добрался до верха конструкции. Впереди, ужасающе хрупкий, простирался сам узкий мостик, предназначенный лишь для того, чтобы нести огромное изображение меча Шиваджи. Листы оргалита с фрагментами этого изображения большей частью были уже на своих местах.
     Но Шантарам Дас (Готе ясно это видел), уже довольно быстро пробирался вперед по узкому раскачивающемуся тоннелю из перекрещивающихся брусьев. Он двигался, низко присев, словно обезьяна; оттопырив зад, обтянутый белым чуридаром.
    — Мистер Дас! Мистер Дас! — закричал Готе. — Остановитесь! Вернитесь! Это опасно! Вы не сможете сбежать!
    Но если беглец и слышал его сквозь рев и скрежет мчащихся внизу автомобилей, он не подал виду. Словно большая ловкая горилла, он полз и лез все дальше.
    Готе возобновил погоню.
    Он продвигался вперед, скрючившись, словно обезьяна. Он занозил руки о нестроганое дерево, за которое ему приходилось хвататься при каждом движении. Он видел внизу крыши автомобилей, проносившихся под ним с ошеломляющей скоростью, и чувствовал вонь бензиновых паров, удушливую и тошнотворную.
    А впереди был Шантарам Дас, несмотря на свою тучность, двигавшийся казалось также быстро, как он сам.
    При такой скорости этот тип доберется до земли по ту сторону дороги, достаточно опередив его, чтобы успеть скрыться.
    Готе еще быстрее устремился вперед. Стараясь не думать об опасности, чувствуя, как хрупкое сооружение все более угрожающе раскачивается, он пробирался все дальше и дальше.
    Подпрыгивающий, оттопыренный зад перед ним понемногу приближался.
    Потом весь хлипкий мост внезапно резко накренился вправо, заставив его, похолодев от страха, ухватиться за шершавое дерево.
    Мы падаем.
    Эта мысль билась у него в мозгу, словно мигающая неоновая вывеска.
    Смерть. Эти машины внизу. Удар о крышу. Беспомощное сползание вниз. Колеса, переезжающие его тело.
    А потом сквозь залитые потом глаза он увидел именно то, что вообразил для себя. Массивная белая фигура, опрокидывающаяся вправо. Рука, отчаянно молотящая по воздуху. А потом — ничего. Абсолютно ничего.
    И скрежет десятков тормозов внизу. Грохот от ударов машин, врезающихся друг в друга.
    Готе поднял голову и рискнул посмотреть вниз.
    Он увидел большую белую фигуру Шантарама Даса, распростертую на черной поверхности асфальта перед серым ‘Амбассадором’.
    Все еще цепляясь за шершавое дерево, он услышал, как сам он смеется коротким, злым, лающим смехом.
    Живущий с мечом от меча и погибнет.
    Что ж. Шантарам Дас надеялся, что будет жить так же хорошо, как Билли Патель, воспользовавшись неожиданной возможностью избавиться от своего начальника и обвинить в этом так кстати созданную и раздутую газетами фигуру Офисного Убийцы. Однако вместо этого он сам погиб от меча Шиваджи, когда его поспешный план оказался недостаточно хорош, а еще более поспешная попытка обвинить Роджера Раджиндера (бейджик которого он, должно быть, достал из своего кармана и быстро подпихнул ногой под тело Билли Пателя) тоже не удалась.
    
     Осторожно, чувствуя сильную слабость, Готе начал продвигаться обратно вдоль узкого раскачивающегося тоннеля позади меча Шиваджи. Он добрался до основания башни и почти рухнул на благословенную, безопасную твердую землю.
    Тигра была тут, у подножия башни. Она ждала его. Ее прелестное лицо побледнело от потрясения.
    — Привет, мисс Тигра, — сказал он. — Знаете, очень важно всегда помнить: ‘Убийство рекламировать нельзя’.
    Потом, словно наводнение, на него накатила темнота, и больше он уже ничего не видел.     1^sted: EQMM, Mar 1984 / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 26.04.2021 г.
• ЗАКОНЧЕННЫЙ НЕГОДЯЙ
    ‘The All-Bad Hat’ Инспектор бомбейской уголовной полиции Готе не часто посещал музыкальные магазины. Но на этот раз у него было важное поручение. У его сына Веда скоро будет день рождения, и жена Готе Протима объявила, что единственное, что мальчик по-настоящему хочет получить в подарок — это заглавная песня из нового кинохита

  ‘Сант аур бадмах’*

  Святой и негодяй

  . В фильме рассказывалось про двух братьев, разлученных с рождения, один из которых стал праведником, святым, сантом, а другой — отъявленным мерзавцем, бадмахом. В конце фильма они снова встретились и помирились.
   Однако оказалось, что Готе нелегко будет сделать свою покупку. Со всех концов шикарного нового магазина (ему говорили, что он самый лучший в Бомбее) из динамиков гремела музыка, включенная на максимальную громкость. Его попытки привлечь внимание человека за прилавком оставались безуспешными. В конце концов, он совсем отчаялся и не мог больше терпеть такое положение. Он наклонился над сверкающим прилавком, поймал стоявшего за ним молодого человека за край его шелковой курты и подтянул поближе.
   — Прошу вас, прекратите этот гвалт, — потребовал он.
   — Гвалт? — сказал, или, скорее, прокричал, молодой человек. — О чем вы говорите?
   — Эта музыка. Эта чертова музыка. Будьте добры, позовите хозяина, чтобы он убавил громкость.
   — Хозяин здесь я, — ответил молодой человек. — Единственный владелец музыкального магазина ‘Восторг бездельника’.
   — Тогда вам следует уменьшить громкость, — рявкнул Готе. — Немедленно!
   — Остынь, парень, — заорал в ответ молодой хозяин. — Не кипятись. С громкостью все в порядке.
   — Это никуда не годится. Никуда не годится, говорю вам. Я думаю, вы нарушаете закон.
   — Нарушаю закон? Не смеши меня, парень.
   Готе почувствовал, как в душе у него поднимается волна ярости.
   — Я инспектор полиции! — заорал он.
   — Прекрасно, парень, — парировал хозяин. — А я сын министра внутренних дел.
   — Вот и ведите себя как следует! — ответил Готе.
   Однако он так и не узнал, подчинился бы молодой человек его приказу или нет. Возле входа в длинный, похожий на туннель магазин, с его шикарными новыми стеллажами, заставленными кассетами и пластинками, и с великолепными постерами, украшающими все стены, кто-то еще вел себя не так, как следовало.
   Действительно, двое бандитского вида мужчин в грубой одежде, совершенно не похожие на обычных посетителей дорогого магазина, вели себя совершенно отвратительно. Они уже нарочно опрокинули один из стеллажей с пластинками. Когда молодой хозяин магазина уменьшил громкость своих массивных динамиков почти до нуля, больше из-за происходящего у входа, чем из-за требования Готе, Готе смог услышать, как один из вошедших кричит другому:
   — Эй, Чандра-бхай, эти полки — смотри, как легко они опрокидываются.
   — Да, да, — закричал в ответ второй мужчина в сикхском тюрбане. — А эти плакаты. Такие красивые. Но, погляди-ка, вот они уже и разорваны.
   Плакаты еще не были разорваны, но мгновение спустя стали именно такими, как сказал этот мужчина: он сам сорвал их со стены.
   — Стойте! — завопил молодой хозяин магазина. — Стойте! Они заграничные! Две сотни рупий каждый!
    Треск. Треск. Треск. Еще шесть сотен рупий обрушились на пол.
   — Ладно, — сказал Готе. — Я займусь этой парочкой.
   Он начал целеустремленно пробираться ко входу по длинному узкому магазину. Но там было слишком много покупателей, чтобы он смог добраться до двух хулиганов раньше, чем те с веселыми восклицаниями: ‘Извините, мистер Бездельник!’ и ‘Всего доброго, мистер Бездельник!’ оказались у выхода и скрылись на многолюдных тротуарах Махатма Ганди Роуд.
  

  ✺———————————✺

  
   Однако у Готе было достаточно времени, чтобы хорошенько рассмотреть лица двух гундов. Начисто забыв о подарке ко дню рождения Веда, он поспешил обратно, в полицейское управление, чтобы там, в архиве, пролистать толстые потрепанные книги с досье на преступников. Ему не потребовалось много времени, чтобы отыскать обоих. Сикха звали Икбал Сингх, а вторым оказался некий Чандра Чагу.
   — Я думаю, будет нетрудно схватить этих двоих, сэр, — доложил Готе заместителю комиссара полиции Саманту четверть часа спустя.
    — Даже не пытайся, инспектор.
   Готе моргнул.
   — Не пытаться,

  ЗКП*

  заместитель комиссара полиции

  -сахиб? Но я уже знаю все их излюбленные места. Я в один миг могу отправить их за решетку.
   — Не трать понапрасну время.
   Готе смотрел на ЗКП, сидевшего за своим широким полукруглым столом, заставленным телефонами и чайными чашками, и заваленным кучей ручек. Он просто не мог поверить тому, что услышал.
   — Но, сэр, — взмолился он, — если бы вы только видели этих двух гундов, видели, как они громили тот магазин. Это было преднамеренное уничтожение, по полной программе.
   — Не сомневаюсь, не сомневаюсь, инспектор. А знаешь ты, почему они делают все это?
   — Вымогательство под предлогом защиты, сэр. Молодой человек, которому принадлежит магазин, потом рассказал мне. У него потребовали денег, а он сказал, что полагается на защиту полиции. Это очень сильно испортит нашу репутацию, сэр.
   — А знаешь ты, почему гунды, вроде этих двоих, могут безнаказанно делать такие вещи, инспектор?
   — Нет, сэр.
   — Потому, что эти два гунды, которых ты так старался запечатлеть в своей памяти, инспектор, всего лишь мелкая рыбешка.
   — Мелкая рыбешка, сэр?
   — Вот именно, инспектор. Можешь схватить их, если хочешь, но когда они предстанут перед судом, что мы получим?
   Готе решил предоставить ЗКП самому ответить на этот вопрос.
   — Мы обнаружим, что у них есть алиби, инспектор. Первоклассное алиби. Два, три или четыре парня самого респектабельного вида поклянутся, что в то время, о котором идет речь, наших двух приятелей вообще не было в Бомбее. И чертовски хороший адвокат подтвердит эту сказку.
   — Но... но, ЗКП-сахиб, алиби и адвокат стоят очень много денег. А эта парочка, похоже, едва ли имеет больше, чем две пайсы на двоих.
   — Совершенно верно, инспектор.
   — Но тогда...
   — Но у того парня, на которого они работают, есть такая куча пайс, о какой ты можешь только мечтать.
   — А кто этот парень, ЗКП?
   — Папа-джи.
   — Папа-джи, сэр?
   — Да, инспектор. У него есть и другие имена. Но повсюду он известен как Папа-джи. Если бы ты раньше занимался делами, связанными с подобным рэкетом, ты бы знал.
   — Да, сэр. Значит, он много-много раз организовывал такие дела?
   — Не так уж много, инспектор.
   — Но, сэр, если он занимается рэкетом не так много, тогда как же он стал настолько богат, что может позволить себе такое алиби и адвоката?
    — Это из-за тех мест, ‘защитой’ которых он занимается, инспектор. Он предпочитает только самое лучшее. Первосортное. Только первоклассные заведения.
   — Понимаю, сэр. Это плохо.
   — Он скверный человек, инспектор. Папа-джи скверный человек. Он законченный негодяй.
   До этого момента Готе внимал объяснениям ЗКП, во всем с ним соглашаясь. Но эти последние слова застряли у него в горле. Законченный негодяй? Законченный? Он просто не мог поверить в это.
   Он неосторожно осмелился выразить свои сомнения.
   — Но, сэр, нет человека совершенно...
   — Что такое, инспектор? Ты офицер полиции. Ты повидал достаточно всяких негодяев, я надеюсь. И я слышу, как ты говоришь мне, что нет такой вещи, как законченный негодяй?
   — Но...
   Готе обдумал это еще раз.
   — Я признаю, что большинство преступников не являются законченными негодяями. Им недостает для этого смелости. Но это не значит, что законченных негодяев не существует вовсе, инспектор. И человек по имени Папа-джи самый худший из них всех. Самый худший.
   — Но, сэр...
   — Нет. Позволь мне сказать еще пару слов о Папе-джи, инспектор. Есть у вас отец?
   — Сэр, у всех есть отцы. Возможно они уже не...
   — Отлично. Ну, так вот, возможно, у тебя не всегда были хорошие отношения с отцом. Но тем не менее ты всегда относился к нему с неизменным уважением, не так ли?
   — Да, сэр.
   — У Папы-джи тоже есть отец, инспектор. Он был главарем банды, которую теперь возглавляет Папа-джи. Довольно крутой парень, инспектор. Но потом пришел день, когда Папа-джи решил, что для него пришло время взять власть. Знаешь, где теперь его отец, инспектор?
   — Нет, сэр.
   — Прогуляйся к

  фонтану Флоры*

  Фонтан Флоры — одна из достопримечательностей Бомбея. Построен в 1864 году и изображает древнеримскую богиню Флору, вырезанную Джеймсом Форсайтом.

  , инспектор. Там ты сможешь увидеть калеку, подпирающего стену, который продает маленькие глиняные фигурки, сделанные им самим.
   — Да, сэр. Я его знаю. Туристам очень-очень нравятся фигурки, которые он делает. Они выглядят такими живыми.
   — И чертовски близкими к тому, чтобы попасть под 292-ю статью Уголовного Кодекса Индии
   — Непристойные книги и предметы, сэр. Да, сэр, я думаю, вы правы. Но... но что...
   — Но я говорю не об этом, инспектор. Его ноги.
   — Его ноги, сэр?
   — Я полагаю, ты был слишком занят, разглядывая эти фигурки. Но его ноги были раздроблены, инспектор. И сделал это его собственный сын.
   — Понимаю, сэр. Должно быть, он очень плохой человек.
   — Нет, инспектор. Он законченный негодяй. Совершенно законченный. И слишком умен для того, чтоб его мог поймать всего лишь какой-то инспектор. Поэтому забудь о нем...
   Он резко умолк потому, что один из телефонов на его обширном столе пронзительно затрезвонил. ЗКП снял трубку.
   — Самант. Кто это? Ох. Ох, да, сэр. Да, министр-сахиб. Да? Да, ваш сын, министр-сахиб. Да, я понимаю, сэр. Да, да. Да, сейчас же. Сейчас же, министр-сахиб.
   ЗКП Самант медленно положил трубку. Он одарил Готе, стоявшего, вытянувшись в струнку у дальнего конца его стола, долгим оценивающим взглядом.
   — Что ж, инспектор, как я уже говорил, будет совсем не просто привлечь Папу-джи к ответственности. Но мы попытаемся сделать это. Ты попытаешься сделать это. У него есть дом на

  Колабе*

  Один из островов, на которых расположен Бомбей.

  . Отправляйся туда эк дум и найди что-нибудь на него. Что-нибудь, что позволит предъявить ему четкое и ясное, первоклассное обвинение, под которое не сможет подкопаться ни один адвокат.
   И прежде чем Готе успел подумать о неожиданном изменении взглядов ЗКП, а тем более о том, каким образом он сумеет добыть такие доказательства, он обнаружил, что совершенно ошеломленный уже стоит за дверью кабинета.
  

  ✺———————————✺

  
   А всего полчаса спустя Готе оказался перед тем, кого ЗКП Самант назвал законченным негодяем.
   ‘Конечно, — думал он, глядя на крепкую массивную фигуру, почти лысую круглую голову с глубоким ножевым шрамом, начинавшимся над левой бровью, и зловещим холодом в глубоко посаженных глазах, — этот тип выглядит как скверный человек. Даже очень скверный. Но неужели он законченный негодяй?’
   Несмотря на все, сказанное ЗКП, Готе все еще сомневался
   — Итак, — сказал он, — вы и есть тот самый знаменитый Папа-джи, о котором я столько слышал и читал. Но вы не так велики, как я ожидал. Вы не выше ростом, чем я сам.
   — Но вдвое круче, — проскрежетал Папа-джи.
   — Возможно. Но позвольте кое-что сказать вам. Каким бы крутым или не крутым был я сам, Отдел Уголовных расследований вдвое круче, чем вы, Папа-джи. Чем вы или любой другой человек, с человеческими слабостями.
   — В самом деле, инспектор? Но вот он я. А здесь не камера в тане.
   — Нет, нет, пока нет. Но день для камеры в тане придет.
   — Для каждого дня есть свое время. Время для дня, когда слоны будут летать, или для дня, когда высохнет море. Но до тех пор я могу делать все, что пожелаю.
   — Возможно, это время кончится для вас куда раньше, чем вы думаете. По-моему, вы зашли слишком далеко.
   — Я иду, куда пожелаю. И где же, по-вашему, я зашел ‘слишком далеко’, мой маленький инспектор?
   — Я думаю, — медленно проговорил Готе, — ‘слишком далеко’ — это магазин ‘Восторг бездельника’. Хозяин магазина — сын министра внутренних дел.
   Но его угроза, если это была угроза, была встречена лишь неудержимым громовым хохотом главаря бандитов.
   — Ох, — сказал он, вытирая глаза. — А я и не знал.
   — Не знали, когда приказали разнести на кусочки его магазин? — быстро спросил Готе.
   Однако его уловка оказалась недостаточно хитрой.
   — Я приказал, инспектор? — вкрадчиво спросил Папа-джи. — Почему вы так решили?
   — Потому, что это ваш modus operandi, — ответил Готе. — Тот метод, по которому вы всегда действуете, Папа-джи. Мы уже очень много про вас знаем.
   — Ничего вы не знаете.
   — Ну, может, пока недостаточно, чтобы предъявить обвинение. Но идеальных людей не существует, и в один прекрасный день вы совершите ошибку.
   — О, да. Я совершил множество ошибок. Но это не имело значения.
   — Не имело значения?
   Папа-джи пожал плечами.
   — Если я совершу ошибку, — сказал он, — возможно, это будет стоить мне много-много денег. Но много-много денег у меня есть. Поэтому, прощайте, инспектор. Удачной охоты на Папу-джи.
   — И тем не менее, — сказал Готе, — я настаиваю, чтобы вы ответили на некоторые вопросы.
   — Ответы ничего не стоят.
   — Если они не будут правдивыми, это будет стоить вам свободы.
   Но Папа-джи только улыбнулся.
   — Они будут стоить мне ту цену, которая сделает их правдивыми, мой маленький инспектор, — заметил он. — А ложь довольно дешева.
   — Посмотрим. Итак, где вы были сегодня в 15:15?
   — Это просто. Я был здесь. Я всегда стараюсь быть с моими друзьями в такие моменты. И я разговаривал с полицейским констеблем, моим приятелем.
   — В такие моменты? — Готе так и подскочил. — Почему вы сказали: ‘в такие моменты’?
   Папа-джи снова улыбнулся.
   — В такие моменты? Всего лишь в дневное время, инспектор. Именно в такое время человеку становится грустно, и тогда приятно с кем-нибудь поговорить. Особенно с полицейским констеблем.
   — Очень хорошо. Тогда скажите мне, когда вы в последний раз видели двух мужчин, которых зовут Икбал Сингх и Чандра Чагу?
   — Инспектор, вы не могли бы еще раз повторить эти имена?
   — Они вам прекрасно известны.
   — Инспектор, я никогда не слышал об этих людях. Кто они, инспектор?
   — Они — те люди, которым вы велели разнести магазин ‘Восторг бездельника’.
   Папа-джи поглядел Готе прямо в глаза.
   — И вы никогда не сможете доказать этого, инспектор, — сказал он. — Вы никогда не сможете доказать, что я вообще когда-либо встречался с ними.
  

  ✺———————————✺

  
   ЗКП Самант был не слишком доволен.
   — И теперь, я полагаю, — рявкнул он, — ты усядешься на свою задницу и скажешь: ‘Тут ничего нельзя сделать’?
   — Нет, сэр, — решительно ответил Готе.
   — Нет, сэр. Нет, сэр. Тогда, что ты собираешься делать, парень?
   — Сэр, изучая записи в полицейском архиве, я пришел к выводу, что у нас есть еще одна хорошая линия для расследования, которой можно заняться.
    — Записи. Записи. Все вы одинаковы. Если нужно что-нибудь найти в архиве, где хороший вентилятор обдувает вас в жару, вы готовы работать и работать. Но если нужно выйти в пекло, на раскаленные улицы, вы запоете совсем по-другому.
    — Но, сэр, я как раз собираюсь выйти в пекло... на улицы, сэр. Чтобы побеседовать с владельцем единственного места, до сих пор не поддавшегося гундам Папы-джи, сэр. Это заведение под названием ‘Галерея Содаватервалы’.
   — Галерея? Галерея? Что это за место?
   — Это художественная галерея, ЗКП-сахиб, а также магазин, торгующий сувенирами и тому подобным.
   — Спасибо, что просветил меня, инспектор. А теперь, я полагаю, ты собираешься сообщить мне, что Содаватервала — это старинное парсианское имя. Признай же, что я кое-что знаю про такие вещи, инспектор.
   — Да, сэр. Нет, сэр. Простите, сэр.
   — Ну, так с какой радости ты все еще стоишь тут, парень? Ступай отсюда в эту ‘Галерею Содаватервалы’ и потолкуй с этим парнем.
  

  ✺———————————✺

  
   Казалось, мистеру Содаватервале очень подходило его имя. На вид это был кроткий, как ягненок, человек с огромной любовью к искусству, которая так свойственна древнему народу парсов. Однако он отказался платить людям Папы-джи за ‘защиту’. Даже после того, как полицейская охрана, которую ему дали, когда он сообщил о первой попытке бандитов, была снята.
   — И после того, как те люди ушли, ничего не случилось? — удивленно спросил Готе.
   — Ах, нет, инспектор. Но, видите ли, я предпринял определенные шаги.
   — Шаги?
   Мистер Содаватервала слегка вздохнул.
   — Инспектор, — сказал он, — должен признаться, я нанял своих собственных гундов.
   — Преступные элементы? Но, мистер Содаватервала...
   — Да, да. Но что мне было делать? В тот самый день, когда полицейскую охрану сняли, я заметил неподалеку тех самых людей, которые раньше требовали у меня деньги. Но я рад сказать вам, инспектор, что оба парня, которых я нанял, оказались очень милыми людьми.
   — Я рад слышать это.
   — Да, да. Может они и были гундами, но оба они были очень усердными и надежными парнями.
   — Были, мистер Содаватервала? Разве сейчас их больше при вас нет?
   — Нет, нет. Днем они всегда здесь. Однако на ночь, мне очень жаль об этом говорить, но я не сумел найти других, таких же надежных людей.
   — Неужели ночью вы оставляете свою галерею без охраны?
   Неожиданно мистер Содаватервала озорно улыбнулся.
   — Нет, разумеется, — ответил он. — Идите сюда, инспектор, и я кое-что покажу вам.
   Он повел Готе вверх по лестнице в кабинет, расположенный над большим выставочным залом галереи, и распахнул перед ним дверь.
   А там (как на первый взгляд показалось Готе) на двух стульях сидела пара самых отвратительных гундов, каких он когда-либо встречал.
   Но потом, стоя в тускло освещенной комнате, он пригляделся внимательнее.
   — Они не настоящие? — спросил он. — Это всего лишь манекены?
   Мистер Содаватервала весело рассмеялся.
   — Именно так, инспектор. Именно так. Уловка, которую я позаимствовал из многочисленных прочитанных мной западных детективных историй. Шерлок Холмс, Святой и тому подобное. Это в точности такие глиняные куклы, как та, что ввела в заблуждение жестокого полковника Морана, когда Шерлок Холмс вернулся из мертвых.
   — Вы сами их сделали? — спросил Готе, более внимательно всматриваясь в необычайно живые лица манекенов.
   — Нет, нет, мой дорогой сэр. У меня нет таланта в этой области. И все же, я готов побиться об заклад, вы ни за что не догадаетесь, кто сделал обе эти великолепные фигуры.
   — Один из тех художников, работы которых вы продаете?
   — А вот и нет, вот и нет. Ничуть не бывало. Ничуть не бывало.
   — Тогда я не могу догадаться.
   — Их сделал, мой дорогой сэр, не кто иной, как мой мальчишка-уборщик.
   — Уборщик. Но...
   — Да, да. Но вы вправе спросить: откуда у уборщика, мальчишки из низших классов, такой талант? Что ж, инспектор, пусть это послужит нам уроком. Не нужно недооценивать таланты и способности никакого человеческого существа, кем бы оно ни было.
   — Он сделал их сам, без какой-либо помощи? — спросил Готе, снова поглядев на ужасающе живых манекенов, все еще едва способный поверить, что совсем молодой и нигде не учившийся человек мог обладать таким талантом.
   — Это похоже на чудо, не правда ли? — воскликнул маленький, щегольски одетый хозяин галереи. — И более того, то, как этот мальчик (ему лет шестнадцать) появился у меня, тоже похоже на чудо.
   — Расскажите, пожалуйста, мистер Содаватервала.
   — Ну, что ж. Однажды утром, несколько недель назад, мой старый уборщик, который был со мной уже много лет, вдруг объявил, что он уходит. Я предложил ему прибавку к жалованию. Я даже предложил ему лучшее место для ночлега. Он пользовался этим чуланом, здесь, под лестницей. Вот, взгляните.
   Мистер Содаватервала подвел Готе к маленькой двери под лестницей и распахнул ее.
   — Вы можете видеть мое чудо..., — начал он
   Его голос оборвался на полуслове.
   — Но... но, это невероятно, — сказал он.
   — Что такое? — спросил Готе, его встревожила растерянность в голосе парса.
   — Этот мальчик, Пилу. Он исчез. Посмотрите, все его вещи — их больше нет. И его панно. Его панно исчезли.
   — Что за панно? — спросил Готе.
   — Я как раз начал рассказывать вам, инспектор. В тот самый день, когда мой старый уборщик так необъяснимо покинул меня, Пилу пришел ко мне просить работы. И совсем скоро я обнаружил, что Пилу замечательный художник. Он начал играть с комками модельной глины, которые валялись здесь повсюду, и он сделал эти невероятно живые маленькие панно. Сценки повседневной жизни, вылепленные из глины. Я даже собирался устроить для него выставку
   — Он знал об этом?
   — Да, да. Всего три дня назад я сказал ему. А теперь он исчез. Пропал. А я действительно верю, что он мог бы стать индийским Хогартом.
   Готе мгновение помолчал в знак уважения к этому странному происшествию в жизни владельца галереи. Но он не мог больше терять время попусту. Оставив в стороне исчезновение мальчика, он сказал:
   — Мистер Содаватервала, когда я увидел эти ваши чучела гундов, мне в голову пришла одна идея. Могу ли я попросить вас сегодня ночью не выставлять их на обычное место?
    Хозяин галереи заметно побледнел.
    — Но инспектор, — возразил он, — я очень боюсь, что в этом случае меня навестят те два типа, что угрожали мне. Они могут разнести галерею, а возможно, даже напасть на меня самого.
    — Моя цель как раз в том и состоит, чтобы они пришли в галерею, — ответил Готе. — Но не убирайте этих кукол до самого позднего часа. Скажем, до полуночи. Пока я сам не приду и не спрячусь здесь.
   — И вы поймаете этих типов с поличным? — просиял мистер Содаватервала.
   — Я надеюсь даже на большее, — сказал Готе. — Я надеюсь поймать их и заставить признаться, кто их послал.
   — Думаете, вы сможете это сделать, инспектор?
   — Думаю, я должен это сделать.
  

  ✺———————————✺

  
   Он все еще был полон этой решимости, когда вскоре после одиннадцати вечера осторожно приблизился к темному зданию ‘Галереи Содаватервалы’ с тыльной стороны, держа в руке ключ от задней двери, который дал ему мистер Содаватервала.
   Однако он обнаружил, что маленькая дверь, ведущая в тесный проулок, была не заперта. Хуже того — взломана.
   С сильно бьющимся сердцем он вошел в пустое гулкое помещение, водя карманным фонариком вправо-влево. Казалось, все было в порядке. Нигде не видно было никаких признаков ущерба, который могли причинить люди Папы-джи.
   Но потом, где-то вверху он различил какой-то звук. Приглушенный стон.
   Он повел фонариком вокруг, нашел лестницу и побежал наверх. Остановившись на мгновение на верхней площадке, он прислушался. И, да, определенно, еще один стон.
   Он бросился вперед.
   Мистер Содаватервала лежал посреди своего маленького кабинета. Его лицо почернело и было залито кровью. Одна нога была подвернута под таким углом, под каким никогда не должна была сгибаться. Обе руки представляли собой сплошные открытые раны.
    Готе опустился на колени возле него.
   — Мистер Содаватервала, — сказал он. — Я здесь. Я приведу помощь. Не шевелитесь. Где у вас телефон?
   — В галерее, — едва выговорил избитый парс, — внизу...
   — Да, да. Внизу. Я иду. Лежите спокойно. Помощь будет здесь всего через несколько минут.
   И действительно, после срочного вызова Готе машина скорой помощи прибыла в похвально короткое время. Однако этот срок оказался достаточно долгим, чтобы мистер Содаватервала, стеная, рассказал Готе во всех деталях о том, что случилось.
   — Папа-джи, — таковы были первые слова, которые он прошептал.
   — Папа-джи? — переспросил Готе. — Он пришел сам? Это он сделал с вами такое?
   — Он наслаждался... когда говорил... говорил мне...
   Гот вновь почувствовал прилив гневной решимости
   — Тогда мы возьмем его, — сказал он. — Обещаю вам это, мистер Содаватервала. Но как получилось, что он знал, что может прийти? Эти ваши манекены еще были на своем месте?
   — Да. Да. Все еще там. Как мы договаривались. Но Пилу...
   — Пилу? Ваш мальчишка-уборщик, пропавший сегодня днем? При чем тут он?
   — Брат.
   — Брат? Я не понимаю.
   — Пилу — младший брат Папы-джи. Папа-джи сказал мне. Сказал мне, что он устроил так, что мой прежний уборщик ушел, и он прислал мне мальчика на его место. Шпиона.
   Готе, стоявший на коленях возле изломанного тела парса, на мгновение задумался.
   — Но вы же говорили, что прошло несколько недель после прихода мальчика? — спросил он наконец. — У него было время сделать манекенов, а у вас понять, что он — индийский Гарт

  хо*

  Является

  .
   — Хо-гарт. Очень знаменитый английский художник. Сцены из жизни низших слоев общества.
   — Извините. Хогарт. Да, Хогарт. Но почему, если он был шпионом, он уже давно не рассказал Папе-джи, что на самом деле у вас нет охранников?
   — Потому, что я рассказал ему, какой у него талант. Он какое-то время ничего не рассказывал своему брату.
   — Это Папа-джи сказал вам об этом?
   — Похвалялся. Сказал, что я получил больше из-за... из-за этого.
   — Да, это очень похоже на подобного типа, — мрачно сказал Готе. — Но теперь мы сможем поймать его. С вашей помощью мы сделаем это.
   — Нет, — простонал избитый хозяин галереи.
   — Но... Но... Нет, лежите спокойно, мистер Содаватервала.
   — Инспектор, я не буду свидетельствовать против этого человека.
   — Но, мистер Содаватервала, это наш единственный шанс. Человек с вашей репутацией, безупречный свидетель против этого типа.
   — Инспектор. Я не тот человек, каким считал себя. Я не готов сражаться за правду снова и снова. Инсп... Он сказал мне, что он сделает со мной в следующий раз...
  

  ✺———————————✺

  
   На следующий день Готе в глубочайшем унынии докладывал ЗКП Саманту:
   — Сэр, мистер Содаватервала в

  больнице сэра Джи Джи*

  Больница сэра Джи Джи (Sir J. J. Hospital) — больница в Бомбее, работавшая по методам западной медицины, созданная при поддержке сэра Джамсетджи Джиджибоя, индийского предпринимателя и благотворителя, и носящая его имя.

  . Он поправляется. Но он непреклонен, сэр. Он не будет давать показания.
   ЗКП проворчал что-то неопределенное.
   — И ты говоришь, этот парень, этот Пилу, младший брат Папы-джи?
   — Да, сэр. Но если вы думаете, что это — путь к сердцу этого человека, я не...
   — Сердце? Сердце? Говорю тебе, инспектор, такие разговоры ни к чему не приведут в деле Папы-джи. Он законченный негодяй. Пойми это.
   — Да, сэр.
   — Но мальчишка забрал из галереи эти картины, или панно, или что там было?
   — Панно из глины, сэр. Мистер Содаватервала уверен, они сделают из него индийского Гарта... Индийского Хогарта, сэр.
    — Пожалуй. Пожалуй. Но дело в том, что эта глина, без сомнения, была собственностью мистера Содаватервалы. Следовательно, мальчишка украл ее. И за это нам следует отправить его за решетку.
   Готе растерялся.
   — Но, сэр, он же не имеет никакого отношения к налету на музыкальный магазин, принадлежащий сыну министра.
   — Но разве министру нужно об этом знать, Готе? Нужно? Нужно? Нет. Нет. Мы скажем министру-сахибу, что мальчишка — один из двух братьев, и что будет проще выдвинуть обвинение только против одного из них. И мы заверим его, что виновный получит чертовски долгий срок в тюрьме самого строгого режима. Тогда министр оставит нас в покое, а именно это, в конце концов, и было целью всего дела.
   — Но, сэр, — воскликнул Готе, охваченный внезапным ужасом. — Сэр, этот мальчик — индийский Хогарт. Если его отправить в тюрьму, Индия лишится своего Хогарта.
   ЗКП Самант так грохнул кулаком по столу, что все его медные пресс-папье подпрыгнули на месте.
   — Инспектор, — проревел он, — если ты сейчас же не отправишься на Колабу и не арестуешь этого мальчишку, Индия лишится своего инспектора Готе.
  

  ✺———————————✺

  
   И вот не прошло и часа, как Готе снова стоял перед устрашающей фигурой Папы-джи. Улыбающегося, торжествующего Папы-джи.
   — Я предчувствовал, что очень скоро увижу вас снова, мой маленький инспектор.
   — Я этого ожидал, — невозмутимо ответил Готе. — Но я пришел сюда не за тем, чтобы узнать, где вы были прошлой ночью в одиннадцать часов вечера.
    Это удивило тщеславного, наглого бандита.
   — Нет? Нет? Но вас должно это интересовать. Я был далеко отсюда. На пляже Джуху. С моими друзьями: Махешем Кандваллой, Садакаром Далви, Мохамедом Хаем, Садхиром...
    — Хватит. Сколько бы чепухи вы ни нагородили, сколько бы имен ни назвали, мне все прекрасно известно. Вы были в ‘Галерее Содаватервалы’ и нанесли там тяжкие телесные повреждения.
   Папа-джи просто просиял. Это была игра, результат которой был ему хорошо известен.
   — И у вас есть свидетели? — спросил он. — Так же много, как у меня?
   — У меня есть один свидетель. Самый лучший. Человек, которого вы избили.
   — И он готов дать показания, да?
   — Почему бы ему не сделать это?
   Папа-джи пожал плечами. Очень старательно.
   — Откуда же мне знать, мой маленький инспектор, почему этот ваш свидетель не хочет сказать ту ложь, которая вам нужна? Может, потому, что он боится.
   — Боится, что вы обойдетесь с ним еще хуже, — безучастно заметил Готе.
   Папа-джи оглядел его. Он протянул к нему руки, сложив запястья, словно ждал, что ему тотчас же наденут наручники.
   — Так значит, вы собираетесь арестовать меня за это? — спросил он.
   — Нет, — ответил Готе. — Не вас, Папа-джи.
   Он снова удивил главаря бандитов.
   — Не меня? Кого же тогда?
   — Я пришел арестовать вашего брата Пилу.
   — Пилу? Ну, это никуда не годится. Ведь мои свидетели скажут правду, которая оправдает его.
   — Только не тогда, когда его обвинят в преступном похищении ценных художественных изделий, а именно шести панно из глины.
   Папа-джи явно успокоился. Очевидно, что Готе никак не мог арестовать Пилу из-за подобного пустяка.
   — Что ж, забирайте его, инспектор, — сказал он. — Забирайте мальчишку, забирайте.
   — Забирать?
   — Да. Забирайте, забирайте. Из-за нескольких комков паршивой глины он подверг себя опасности. Почему я должен беспокоиться из-за него?
   — Но он же ваш брат.
   — Брат-шмрат. Что такое брат? Он просто один из моих людей. Или был до сих пор одним из них.
   Готе посмотрел на широкоплечего бандита.
   — Я должен предупредить вас, что мальчик, похоже, получит большой срок. Учитывая, что он причинил ущерб такому влиятельному человеку, как министр.
   — Министр? Что мне за дело до министра? Пилу может отправляться в тюрьму хоть на всю свою жизнь. Что мне за дело?
   — Но его картины, — сказал Готе.
   — Тоже мне ценности. Тьфу!
   — Но вы не знаете, — серьезно продолжил Готе, — что у мальчика очень-очень большой талант. Мистер Содаватервала говорит, что он станет индийским Хогартом. Хогарт очень-очень знаменитый английский художник.
   — Что мне до этого? Если вам нужны ваши улики, инспектор, посмотрите под тем чапроем. Здесь мальчишка держит свои вещи. Там вы найдете свои картинки.
   Готе подошел и опустился на колени возле сплетенной из веревок койки, скорее чтобы скрыть свое отвращение к поведению Папы-джи — сначала отец, теперь брат — чем, чтобы достать панно. Конечно же, они были там. И все время, пока Готе вытаскивал сверток и разворачивал его, он думал: ‘Да, ЗКП был прав. Папа-джи — законченный негодяй. Законченный негодяй’.
   — Эй!
    У него за спиной прогремел голос Папы-джи.
   — Эй, погляди-ка на это. Это же я. В точности такой, как есть. Это же я играю в карты с Икбалом Сингхом и Чандрой Чагу. Гляди-ка, он, как всегда, проигрывает. Это видно по его лицу. Чудесно, чудесно.
   Готе более внимательно посмотрел на шесть обожженных глиняных табличек. Это была чистая правда. Хотя они были небольшими, было совершенно ясно, что одним из игроков в карты был Папа-джи, и что на крошечном лице мужчины, на которого показал главарь бандитов застыло выражение глупой досады, словно он и в самом деле проигрывал в карты и не мог понять почему.
   — Инспектор? — неожиданно в голосе Папы-джи послышалась задумчивость.
   — В чем дело? — настороженно отозвался Готе.
   — Инспектор, я хочу попросить вас сделать кое-что для меня.
   — Для вас?! И вы еще смеете просить!
   Готе с нарастающей злостью подумал, насколько же скверным был этот человек.
   — Инспектор, — продолжал Папа-джи, словно не замечая явной враждебности Готе. — Я прошу вас отнести эти картинки мистеру Содаватервале и сказать ему, что Пилу, конечно, не крал их. Он принес их сюда только затем, чтобы показать мне, мне, своему брату, который растил его с самого детства.
   — Отнести картинки обратно? Мистеру Содаватервале?
   Готе совершенно растерялся.
   — Тогда они не будут уликами против Пилу, — сказал он.
   — Вот именно, — весело ответил Папа-джи. — И Пилу сможет продолжать и сделает еще много прекрасных картинок, вроде этих. Он сможет стать индийским Хайлайфом.
   — Хогартом. Но...
   А потом в голову Готе пришла одна мысль. Мысль настолько замечательная, что это казалось почти невероятным
   — Вы совершенно уверены, что хотите, чтобы я забрал обратно эти картины? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал безразлично.
   — Ну да, да, да. Это важно, чтобы у Пилу был свой шанс. Может, я и плохой человек, инспектор, но я не совсем плохой. Я привязался к этому мальчишке.
   Готе быстро собрал маленькие глиняные таблички, завернул их и унес.
   Он принес их мистеру Содаватервале, лежавшему на своей койке в больнице сэра ДжиДжи.
   — И, если Папа-джи не соврал мне, — сказал он, передавая их парсу, — когда вы вернетесь в свою галерею, вы увидите, что Пилу уже снова там, делает новые картины, подобные этим.
    На разбитом, покрытом кровоподтеками лице мистера Содаватервалы появилась улыбка. Улыбка, преисполненная доброты и кротости.
   — Но это же чудесно, инспектор, — сказал он. — Чудесно. И сам Папа-джи настоял, чтобы вы взяли картины? Это еще более чудесно. Это возвращает мне веру в людей.
   — Да, — заметил Готе, — похоже, что мои собственные убеждения были правильными. Не существует такой вещи, как законченный негодяй. Даже в Папе-джи есть какая-то крупица добра. Вы знаете, у его отца (он также и отец Пилу) есть способности к лепке. Он делает маленькие, немного непристойные фигурки и продает их туристам у фонтана Флоры. И наследственные художественные дарования, пусть хотя бы в способности оценить хорошее, проявляются даже у такого самодовольного типа, как Папа-джи.
   Мистер Содаватервала снова улыбнулся.
   — Но у Пилу, — сказал он, — эти дарования достигли наивысшего уровня. Знаете, что я хочу сделать для него?
   — Что-нибудь хорошее, я уверен.
   — Надеюсь, что так. Я собираюсь устроить первоклассную, самую наилучшую выставку его работ. И немедленно, как только я смогу, я вернусь и выставлю эти первые шесть панно в витрине галереи как предварительную рекламу.
   — Очень хорошо, мистер Содаватервала. Очень хорошо. А я прослежу, чтобы четыре-пять дюжих констеблей день и ночь охраняли эту витрину.
   — Охраняли? — удивился мистер Содаватервала. — Но, разумеется, теперь, когда Папа-джи доказал, что он не совсем уж законченный негодяй, это вовсе не нужно.
   — Нужно, и очень даже нужно, — возразил Готе. — Видите ли, одна из этих картин является очень важной уликой.
   — Уликой? Но больше уже нет речи о том, что Пилу украл какую-то глину. Это просто смешно.
   — Это смешно, да. Но я скажу вам, что не смешно: обвинение в сговоре с двумя бандитами по имени Икбал Сингх и Чандра Чагу с целью причинения ущерба музыкальному магазину ‘Восторг бездельника’.
   Мистер Содаватервала, казалось, был озадачен.
   — Но я не понимаю, — сказал он. — Как связана одна из картин Пилу с таким местом, как музыкальный магазин ‘Восторг бездельника’?
   — Дело в том, что эта картина, — торжествующе объявил Готе, — показывает, что Папа-джи был близко знаком с этими двумя типами, хотя до сих пор он пытался фабриковать свидетельства, опровергающие этот факт. На картине ясно как день изображено, как все трое вместе играют в карты.
   — Значит, вы собираетесь арестовать Папу-джи? — спросил мистер Содаватервала. — Но теперь вы не можете этого сделать.
   Готе посмотрел на мистера Содаватервалу, лежащего на аккуратной белой больничной койке.
   Он вздохнул.
   — Нет, мистер Содаватервала, — сказал он. — Я могу арестовать его и сделаю это. Или вы полагаете, что я позволю ему гулять на свободе только потому, что он дал Пилу шанс? Нет, пусть, давая Пилу этот шанс, он тем самым подставил себя самого, я должен арестовать его. Законченный он негодяй или не совсем законченный, мой долг отправить его за решетку. И я сделаю это.    1^sted:‘The Saint Magazine’, Jun 1984 / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 19.02.2022 г.
• АЛЛО, АЛЛО, ИНСПЕКТОР ГОТЕ
    ‘Hello, Hello, Inspector Ghote’
    — Алло, алло, инспектор Готе?
    — Готе у телефона.
    — Ох, здравствуйте, инспектор-джи.
    — Кто это? Кто на проводе?
    — Ох, инспектор-джи, это я.
    — Я? Я? Кто, черт возьми, этот “я”?
    — Инспектор-джи, это всего лишь я, Будху.
    — Будху? Будху? Так ты?.. Ты тот Будху, которого я знаю?
    — Ну, да, инспектор-джи, это я, Будху.
    — Почему ты звонишь мне по телефону? Мы же совершенно не так договаривались связываться, если у тебя будет что сообщить.
    — Нет. Нет, инспектор-джи, это вообще первый раз, когда я говорю по телефону. Но, инспектор-джи, я много раз видел, как Сулейман Дада звонит по телефону, и теперь я знаю, как это делается.
    — Но ты ведь не звонишь из шикарных апартаментов самого Сулеймана Дады? Тех, что на Малабарском холме, на Маунт Плезант Роуд?
    — Ах, инспектор-джи, Сулейман Дада переехал. Теперь он живет на Непин Си Роуд. Как раз оттуда я и говорю. Я ведь совсем не уверен, что другие телефоны работают так же, как тот, что у Сулеймана Дады.
    — Но... Но Дада сейчас там? Есть там сейчас кто-нибудь из его гунд? Ты рискнул в открытую назвать меня по имени перед этим врагом общества номер один?
    — Конечно же, нет, инспектор-джи. Инспектор-джи, если бы я сделал что-нибудь подобное, Сулейман Дада перерезал бы мне горло от уха до уха. Вам ведь это известно.
    — Совершенно верно, приятель. Так почему же ты пошел на такой ужасный риск?
    — Ах, инспектор-джи, Сулейман Дада сейчас куда-то вышел. Я тут совсем один. И вот что я хочу рассказать вам, инспектор. Сулейман Дада страшно торопился, когда уходил, и я думаю, что сегодня будет Большой День...
    — Говори громче, парень, говори громче. Я не слышу. Выключи это чертово радио.
    — Это не радио, инспектор.
    — Не кричи, парень. Не кричи. Теперь объясни толком. Так ты говоришь, сегодня — Большой День?
    — Да, инспектор, Большой День.
    — Сегодня была доставка?
    — Да, да, инспектор-джи, большая-большая доставка. На склад в доках Индира, инспектор. Две тысячи коробок зубатки. Мороженой зубатки.
    — Зубатки? Но... А-а. Ну, конечно. Это такая страшно вонючая дрянь. Так, значит, там внутри контрабандные наркотики?
    — джи хан, инспектор-джи. Что же еще?
    — И это Большой День, так ты говоришь? Тот самый Большой День, из-за которого я освободил тебя от обвинения в карманной краже, чтобы ты все разузнал про него?
    — джи, сагиб. Я слышал, как Сулейман Дада сказал, что главный босс желает сам проверить товар. Этот тип, которого никто не знает, придет на склад, инспектор.
    — Да, да. Но когда, Будху? Когда? И где именно в доках Индира находится этот склад?
    — Инспектор-джи, он...
    — Да? Да? Будху? Будху? Будху?! Будху, ты здесь?
    — Инспектор, мне кажется, я что-то услышал... Инспектор, это...
    Щелк.
    Ту-у, ту-у, ту-у...
    — Алло, алло. Это полицейский участок на Витталбхай Патель Роуд? Это инспектор Готе.
    — Полицейский участок? Вам нужен полицейский участок?
    — Да, да. Это полицейский участок на Ви Пи Роуд?
    — Нет, нет. Это ресторан ‘Новый Джентльмен’.
    Щелк.
    Ту-у, ту-у, ту-у...
    — Алло. Это полицейский участок на Витталбхай Патель Роуд?
    — Полицейский участок на Витталбхай Патель Роуд?
    — Это полицейский участок? Совсем не похоже, что я говорю с полицией.
    — Надеюсь. Очень надеюсь. Это магазин, где продают паан, на углу Сахладжи-стрит. У нас есть прекрасный паан и милые-милые девушки. Но валлахи из полиции — о, нет.
    — Освободите линию, освободите линию. У меня совершенно неотложное дело.
    Щелк.
    Ту-у, ту-у, ту-у... Ту-у, ту-у, ту-у... Ту-у, ту-у, ту-у...
    Щелк.
    Ту-у, ту-у, ту-у... Ту-у, ту-у, ту-у...
    — Полицейский участок на Витталбхай Патель Роуд. Слушаю.
    — Это инспектор Готе, уголовная полиция. Соедините меня с дежурным офицером, эк дум, эк дум.
    — Да, инспектор. Сейчас, инспектор.
    Щелк, щелк, щелк.
    — Дежурный по камерам.
    — Дежурный по камерам? Что вы этим хотите сказать ‒ дежурный по камерам?
    — Здесь камеры предварительного заключения, а я — дежурный.
    — Но мне нужен дежурный по полицейскому участку. Соедините меня с вашим дежурным по участку. Это уголовная полиция. Джальди, джальди, джальди.
    Щелк, щелк, щелк.
    — Полицейский участок на Витталбхай Патель Роуд. Дежурный слушает.
    — Ах, слава богу! Послушайте, это инспектор Готе, уголовная полиция. У меня сейчас есть кабари в банде Сулеймана Дады...
    — У вас там свой осведомитель? Первоклассная работа, инспектор.
    — Да, да. Неважно. Суть в том, что этот парень позвонил мне из апартаментов Сулеймана Дады. Экий чертов дурень. И посреди разговора он сказал, что кто-то идет, и сразу же бросил трубку. Я думаю, что это вошел сам Дада, и мой парень теперь в смертельной опасности. Вы можете как можно быстрее послать туда четыре или пять человек?
    — Разумеется, инспектор. Чертовски скверно будет, если всем и каждому станет известно, что этого кабари постигла ужасная участь. Где он?
    — В квартире Сулеймана Дады, на Непин Си Роуд.
    — И где эта квартира, инспектор?
    — Разве вы сами этого не знаете? На вашей территории живет один из самых знаменитых бандитских главарей, а вы не знаете, где его квартира?
    — Но инспектор, я думаю, что он совсем недавно перебрался на Непин Си Роуд. Я слышал, что он жил на Малабарском холме, разве нет?
    — Жил, жил. Но он переехал.
    — И где он сейчас? Вы больше ничего не знаете?
    — Нет. Мой парень сказал только — на Непин Си Роуд.
    — Но, инспектор, там двадцать или тридцать больших многоквартирных домов. Как мы сможем найти среди них одну-единственную квартиру, когда дело такое чертовски спешное?
    — Да. Да, это трудно. Я... Нет. Нет, постойте. У меня есть одна подсказка. Когда я говорил с моим кабари, я...
    Щелк
    — Коммутатор? Коммутатор? Вы нас разъединили...
    — Абонент, вы звоните?
    — Да, да. Вы нас разъединили. Чертовски важный звонок. В полицейский участок на Витталбхай Патель Роуд.
    — Я вас не разъединял, абонент. Наберите, пожалуйста, номер еще раз.
    Ту-у, ту-у, ту-у... Ту-у, ту-у, ту-у...
    — Алло, алло, полицейский участок на Ви Пи Роуд?
    — Участок на Ви Пи Роуд слушает.
    — Соедините с дежурным офицером. Нас разъединили. Срочное, срочное дело.
    Щелк щелк, щелк.
    — Алло. Дежурный по камерам слушает.
    — Нет, нет, нет. Дайте мне снова дежурного по участку. Скорее, скорее, скорее.
    Щелк щелк, щелк.
    — Дежурный офицер слушает.
    — Ох, это опять Готе.
    — Ах, да, инспектор, нас разъединили.
    — Я знаю, знаю. А теперь послушайте. Когда мой кабари говорил, я с трудом его слышал из-за какой-то чертовой музыки.
    — Радио, инспектор?
    — Нет, нет. Он уверял, что там не было радио. И я подумал: почему в это время дня там была такая громкая музыка?
    — Я не знаю, инспектор.
    — Свадьба, приятель. Свадьба. Скажите своим людям, чтобы они сломя голову мчались на Непин Си Роуд и разыскивали там свадебное торжество, парней, развешивающих фонарики и все такое. Потом поспрашивали в домах по соседству про Сулеймана-сагиба, или просто про человека, который только недавно сюда въехал. Тогда они должны ворваться к нему и только потом задавать вопросы. Хорошо?
    — Тик хай, инспектор. Тик хай.
  

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  
    — Алло, алло, инспектор Готе?
    — Готе у телефона.
     — Алло, инспектор-джи. Это я, Будху. Все в порядке, инспектор. Сулейман Дада набросился на меня, как зверь, но в самый последний момент подоспели ваши полицейские валлахи. И они арестовали этого ублюдка.
    — Арестовали? Арестовали?! Но как, черт побери, он теперь попадет на встречу с этим их главным боссом, которого никто не знает, если Дада будет за решеткой? Как теперь я захвачу их главаря с поличным? Будху, я хочу только одного...
    — Да, инспектор-джи?
    — Чтобы Сулейман Дада взял телефонный шнур, набросил на твою чертову шею...
    Щелк.    1^sted: EQMM, Nov 1985 / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 22.09.2021 г.
• ВСЕГО ЛИШЬ ОДНО МАЛЕНЬКОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
    ‘Just Only One Small Crime’
    Юный Ганеш Готе действительно не знал, почему он решил пойти работать в департамент лесного хозяйства. С самого раннего детства он знал, что должен будет стать полицейским, и всегда с радостью принимал такую судьбу. Но в отцовской ‘The Times of India’ он случайно прочел статью о ‘наших пышных лесах’, и внезапная вспышка юношеской строптивости заставила его изменить планы.
    Это решение привело его спустя несколько месяцев (и после немалого числа неприятных семейных сцен) в бунгало его нового шефа, мистера Б. Р. Коппикера. А также острой на язык жены мистера Коппикера и десятилетнего сына мистера Коппикера, Ашока, пухлой копии своего упитанного отца.
    Всего через час после своего прибытия молодой Готе уже усвоил три вещи. Во-первых, нрав у мистера Коппикера был раздражительный и вспыльчивый, возможно, оттого, что миссис Коппикер заставляла его придерживаться строжайшей диеты. Во-вторых, путь к сердцу мистера Коппикера (а следовательно, и надежда сделать карьеру) лежал через маленького Ашока, предмета бесконечного обожания своего отца. И, в-третьих, Ашок был совершенно испорченным негодником.
     Однако в течение одной-двух недель Ашок вил из Готе веревки. Готе безобразно заискивал перед этим десятилетним кошмаром и ненавидел себя за это. Потеряв всякий стыд, он при любой возможности предлагал мальчишке кусочки шоколада, отламывая их от тающей плитки и выскребая из прилипшей серебряной фольги. Еще более действенными (поскольку они приносили богатые трофеи в виде запрещенных миссис Коппикер сластей) были набеги на холодильник за бутылкой густого, как сироп, сока манго или приторно сладкого лимонада. А все свободное от службы время Готе вынужден был тратить на игры. Играя в змеи и лестницы,

  лудо*

  детская игра с использованием фишек, доски и игральных костей

  или шашки, ему приходилось очень тщательно следить за тем, чтобы не выиграть. Не говоря уже о тех случаях, когда он позволял Ашоку повесить себя, добавляя черточку за черточкой к рисунку виселицы и болтающегося на ней тела, пока сам он старательно не отгадывал самые простые, и к тому же безграмотно написанные слова, которые задумал мальчишка.
    Вскоре ему уже казалось почти приятным топать по жаре следом за мистером Коппикером, донимавшим его своими раздраженными поучениями.
    Но потом пришел день, когда мистеру Коппикеру пришлось поехать за зарплатой, и, поскольку миссис Коппикер решила отправиться вместе с ним ‘за покупками’, Готе остался ублажать Ашока и исполнять все его мимолетные прихоти. Которые все больше и больше влекли мальчишку к роскошной коробке с засахаренными фруктами, принесенной одним из подчиненных Коппикера, навещавшим того накануне. Сейчас эта коробка лежала в холодильнике, и трогать ее ни в коем случае не разрешалось. Но слишком скоро все идеи о том, как отвлечь от нее Ашока, у Готе закончились.
    К счастью, как раз в тот момент, когда Ашок обвинял его в том, что он ‘на фиг никому не нужен’ (следует ли ему отругать мальчишку за ‘плохие слова’? Или сделать вид, что он не услышал?), на веранду вышел слуга, громко крича:
    — Украли универсальный фонарь!
    Готе был спасен в последнюю минуту. Осененный внезапным вдохновением, он предложил поиграть в Шерлока Холмса. В одну минуту из длинной ветви дерева

  ним*

  Дерево ним, или азадирахта индийская, — вечнозеленое дерево высотой 12–18 м с раскидистой кроной.

  , росшего во дворе, была сделана лупа без стекла. И угадайте, кто стал Ватсоном, незаметно направляющим расследование? Направлял он его не на отыскание пропавшего светильника, а на то, чтобы растянуть поиски как можно дольше.
    На самом деле Готе очень быстро догадался, что случилось с универсальным фонарем. Хранившийся на всякий случай на полке у двери, он просто оказался не на своем месте, скрытый под дождевиком мистера Коппикера. Но до тех пор, пока юный Холмс будет идти по ложному следу, он не станет настаивать на визите к холодильнику.
    Однако долго это продолжаться не могло.
    — Глупая игра. Дурацкая игра. Что хорошего в Шерлоке Холмсе?
    Поэтому ничего не оставалось, как направить настойчивого сыщика к дождевику его отца, висевшему на вешалке, и скрытому под ним универсальному фонарю. Но успешное расследование, как и опасался Готе, не могло отвлечь от других мыслей.
    — Дядя, это ведь всего лишь одно маленькое преступление. Дядя, теперь я хочу попить чего-нибудь холодного.
    Но ‘дядя’ Готе знал, что Ашок хочет заглянуть в холодильник вовсе не ради сока манго. Там дожидались его засахаренные фрукты, такие соблазнительные, каждый завернутый в отдельную бумажку.
    Ничто уже больше не могло отвлечь Ашока – ни лудо, ни новая игра в виселицу. И, когда холодильник был, наконец, открыт, сразу же последовало:
    — Дядя, достань коробку с фруктами, только чтобы посмотреть.
    Готе предложил ему сок манго. Две бутылки сразу. Но требования становились все настойчивее. Потом в ход пошли угрозы:
    — Я скажу папе-джи, что ты противный!
    И вот, наконец, произошло неизбежное. Но... Но, когда коробку открыли, все, что они там обнаружили, были два наименее привлекательных фрукта, печально покоившихся в ее противоположных углах.
    — Теперь случилось большое, очень большое преступление! – завопил Ашок в ярости от этой утраты.
     Готе соображал быстро. Хотя он был невиновен в случившемся, он понимал, что именно его Ашок будет считать ответственным за все. Но возможно, только возможно, если он сумеет снова увлечь Ашока игрой в Шерлока, и добиться большего успеха, чем прежде, его акции останутся на прежней высоте. Пока не вернется мистер Коппикер.
    — Очень большое преступление, — сказал он. — Шерлок Холмс быстро выяснил бы, кто совершил его. Знаешь, он стал бы заглядывать в комнаты слуг, везде и всюду, пока не нашел бы бумажки от этих фруктов.
    И Ашок тут же умчался прочь; стремясь сам заслужить все лавры, он даже запретил своему Ватсону следовать за ним. Готе вышел на веранду, положил ноги на плетеный стул, расслабился...
    
    От крепкого сна его пробудили два события, случившиеся почти одновременно. Взревел джип мистера Коппикера, а из глубины дома появился Ашок, крича и визжа:
    — Мама-джи, мама-джи, смотри, что я нашел! Я Шерлок Холмс, мама-джи. В кабинете папы-джи, только в его корзине для бумаг, были бумажки от засахаренных фруктов, которые он взял ночью. Это я, я нашел их! Готе-сахиб был всего лишь Ватсоном!
    Миссис Коппикер метнула на своего мужа, сидящего на строгой диете, самый язвительный взгляд. А мистер Коппикер, сразу догадавшийся, что настоящим сыщиком в этой истории был Ватсон, посмотрел на молодого Готе так свирепо, как никогда прежде.
     — Очень умно, молодой человек, — злобно прошипел он. – Очень, очень умно. Только вам следовало бы служить в полиции.
    Готе сглотнул. И тут его озарило. Глядя прямо в лицо мистеру Коппикеру он ответил:
    — Да, сэр, вы стопроцентно правы. Мне следует служить в полиции. Определенно.     1^sted: EQMM, Sep 1992 / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 09.12.2020 г.
• НАСТУПАЮТ ХОЛОДА
    ‘A Cold Coming’
    — Кто-то очень-очень срочно хочет видеть тебя. Похоже, какой-то инглези.
    Инспектор Готе не жалел, что жена вытащила его из-под утреннего душа. В декабре вода в Бомбее явно слишком прохладна. Он обернул полотенце вокруг талии и поспешил к телефону, чувствуя босыми ногами холод каменного пола.
    Он понадобился какому-то англичанину? Но кому? И срочно?
    — Готе слушает.
    — Ах, слава богу, это вы. Я Генри Реймонд.
    Мистер Генри Реймонд? Это имя казалось знакомым. Кто это, черт возьми?
    — Инспектор? Инспектор? Вы слышите меня?
    — Да, да. Я слушаю. Почему нет?
    — Ну... индийские телефоны...
    — Наша телефонная связь стопроцентно самого высокого качества.
    Готе позволил себе выказать некоторое негодование. Да кто он такой, этот англичанин, чтобы воображать, будто если что-либо сделано в Индии, оно должно плохо работать (пусть даже телефоны в Бомбее действительно были сущим кошмаром из-за пересекающихся линий и внезапных отключений связи)?
    А потом некое воспоминание об этом слегка замаскированном равнодушном неодобрении подсказало ему, кем был этот Генри Реймонд.
    Да, несколько лет назад он встречал этого человека. Знаменитый английский писатель; по крайней мере так называли его газеты. Был в Бомбее с чем-то вроде ответного визита к какому-то индийскому писателю. И... И по соседству с квартирой, которую сняли для этого типа, произошло убийство. Дело об убийстве в Шиваджи Парке. И единственной его задачей тогда, много лет назад, было держать этого Генри Реймонда (между прочим, писавшего как раз детективы) подальше от всей этой истории. Этот тип оказался дьявольски надоедливым. И все время изводил его своими высокомерными вопросами обо всех неловких моментах бомбейской жизни.
    — Мистер Реймонд, — он заставил себя это сказать, ведь индийское гостеприимство не знает границ, — вам здесь всегда рады. Вы сейчас в Бомбее, да?
    — Нет, нет. Я в Дели. Э-э... в

  Нью-Дели*

  Нью-Дели, или Новый Дели, — район города Дели, официальная столица Индии.

  . Я здесь в турне от

  Британского Совета*

  British Council — организация, призванная развивать сотрудничество в области образования, культуры и искусства между Великобританией и другими странами.

  . Нас тут три поэта.
    — Поэты? Вы хотите сказать, что вы — поэт? Но я думал, вы пишете детективы. С каким-то героем, который что-то коллекционирует. Ах, да, ракушки. Вы пишете книги, в которых этот валлах с ракушками все время разгадывает совершенно невероятные загадки.
    — Мистер Педанкл. Мой детектив.
    Теперь оскорбленным почувствовал себя англичанин.
    — Да, да. Я как-то раз прочел одну из этих книг. ‘Мистер Педанкл попался в сети’. Очень хорошая.
    — Ну что ж. Благодарю вас, — знаменитый английский писатель немного утешился. — Ну, видите ли, дело обстоит так. Пару лет назад, увидев, что книги о Педанкле приносят мне довольно солидный доход, я решился на небольшой эксперимент. Я написал детективный роман в стихах. На самом деле большую поэму. Действие происходит в Индии. Во времена британского правления. Ну вот, а из-за нее Британский Совет предложил мне поехать в это турне.
    — Но вы приедете и в Бомбей, да?
    — Да. Да, когда-нибудь. Только... Понимаете, на самом деле я как раз из-за этого-то и звоню вам. Видите ли, меня арестовали.
    — Арестовали? Но за что вас арестовали?
    — За... за... Ну, дело в том, что они думают, будто я совершил убийство.
    — Но почему они так думают? И почему вы рассказываете все это по телефону мне?
    — В этом-то все и дело. Именно в этом. Понимаете, никто здесь не будет слушать меня. И парней из посольства тоже. И тогда я вспомнил о вас. Вы единственный полицейский в Индии, действительно обращавший внимание на то, что я говорил.
    Готе тоже вспомнил. Как он, выбиваясь из сил, пытался найти ответы на все эти (черт бы их побрал) бесконечные вопросы, а горячее индийское гостеприимство день ото дня все больше остывало.
    — Вот почему, — продолжал теперь уже знакомый голос, — я бы хотел, чтобы вы связались со здешним начальником отдела по борьбе с преступностью и сказали ему: то, что он делает просто нелепо.
    Готе слышал эти слова, этот дребезжащий голос; но прошло, казалось, несколько секунд, прежде чем это возмутительное требование дошло до его сознания.
    Чтобы он, простой инспектор из Бомбея, позвонил начальнику столичного отдела по борьбе с преступностью и сказал ему... сказал, что то, что тот делает, просто нелепо? Это... это... это все равно, что сказать главной звезде Болливуда, что она не умеет ни играть, ни, что еще хуже, танцевать.
    — Но, мистер Реймонд... но, сэр... сэр, то, о чем вы просите, совершенно невозможно. Стопроцентно невозможно.
    На другом конце линии воцарилось долгое молчание.
    А потом в трубке раздался дрожащий голос, совершенно не похожий на тот, что он слышал до этого.
    — Инспектор... инспектор, прошу вас. Прошу вас, я не делал этого. Инспектор, вы же меня знаете. Мы же хорошо узнали друг друга, тогда, в Бомбее. Мы ведь были друзьями, правда? Вы же знаете, я не такой человек, который способен убить кого-то...
    Готе задумался.
    То, что сказал его давний мучитель, несомненно, было правдой. Если вообще можно с уверенностью утверждать, что кто-то не способен на убийство, он сказал бы так про этого большого, вялого, невозмутимого, как огурец, апатичного англичанина, которого с каждой минутой вспоминал все более ясно.
    Выходит (мысли с бешеной скоростью проносились в его мозгу), мистера Генри Реймонда, ставшего теперь, похоже, выдающимся поэтом, арестовали по подозрению в убийстве (которого он почти наверняка не совершал). Тогда тот, кто устроил все это в далеком Дели, вот-вот станет причиной международного скандала. Британские газеты устроят тамашу на весь мир.
    Значит... Значит, если он может что-нибудь сделать, чтобы об этой истории потихоньку забыли, он должен сделать это. Никто другой во всей Индии не знает о Генри Реймонде больше, чем он.
    И он подумал, что, возможно, кое-что он все же сможет сделать. Если он пойдет к своему начальнику, заместителю комиссара Прадхану, и объяснит ему ситуацию, тогда, возможно, мистер Прадхан сможет позвонить своему коллеге в столице и убедит того, что он должен действовать намного, намного, намного осторожнее.
    — Мистер Реймонд, — сказал он, — я сделаю все, что в моих силах. Пожалуйста, просто подождите.  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Вот как вышло, что не прошло и трех часов, как инспектор Готе уже оказался на борту самолета ‘Indian Airlines’, летевшего в Дели. Он был немного растерян. Ни на миг он не предполагал, что его попытка предотвратить международный скандал приведет к тому, что его самого, не дав перевести дух, тотчас же отправят в далекую столицу. А что делать? Он должен доказать (таково было условие начальника делийского отдела по борьбе с преступностью), что знаменитый английский писатель никак не мог убить профессора В. В. Госвами. То есть фактически доказать, что вся полиция Дели ошибается, полагая, будто Генри Реймонд совершил убийство, чтобы завладеть неким ценным документом. Если только одно до сих пор неизвестное стихотворение, написанное от руки каким-то умершим иностранцем по имени Элиот, Элиот с какими-то инициалами перед этим именем, могло иметь такую маха ценность.
    Но когда самолет приземлился в аэропорту, и он ступил на бетон взлетного поля, его уже ожидал еще больший сюрприз. Холод. Ужасный, жестокий, беспощадный холод.
    В тот же миг, дрожа, словно лист смоковницы, в своих тонких рубашке и брюках, он вспомнил что, разумеется, уже читал об этом в газете. (Неужели это было только вчера? Ему почему-то казалось, что с тех пор прошла целая неделя.) Декабрь в Дели холоднее, чем обычно. Пронизывающий ледяной воздух с Гималаев, смешиваясь с выхлопными газами автомобилей, которые, трясясь и подпрыгивая на ходу, лавировали в потоке транспорта, накрыл город ледяным неподвижным смогом. Бездомные нищие десятками умирали от холода. Жизнь в городе замерла, как это обычно бывало летом, в самую сильную жару.
    Однако у него было его задание. Он зашагал вперед, размахивая руками, в тщетной попытке хоть немного согреться, и наткнулся на бравого на вид сикха, такси-валлаха.
    — Полицейское управление, — рявкнул он, стуча зубами.  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  
    — Наступили холода; худшее время года для поездки, да еще такой длинной... А верблюды такие упрямые.
    О чем, ради всего святого, говорит этот мистер Брайан Куэйн? Возможно, это была не такая уж хорошая идея, послушать, что скажут два других поэта, вместо того, чтобы сначала поговорить с его другом, мистером Генри Реймондом (если они и вправду были друзьями).
    — Прошу вас, я совсем ничего не понимаю... Какие верблюды? О чем вы говорите? Упрямые?
    — Видите ли, инспектор, — сказал поэт, щурясь на него сквозь круглые стекла очков. Он был тонкий, как бумага, с белым как мел лицом и огромным похожим на клюв носом, — едва мы прибыли в Дели, мы повсюду здесь увидели верблюдов. Не могу сказать, что я этого ожидал. И если бы эти несчастные твари в такой ужасный мороз не начали упрямиться, меня бы это удивило. Даже если старина Том Элиот думал о немножко менее холодной погоде, чем у нас сейчас. Пронзительный, вот что он говорит в том стихотворении, если уж на то пошло. ‘...Дороги трудные и ветер пронзительный...’ Мне кажется, для всякой чепухи из доэлектронной эры это хорошо сказано.
    Готе чувствовал, что начинает улавливать какой-то смысл в том, что говорил этот человек. Но было ли стихотворение, которое он цитировал, тем самым, из-за которого (как подозревала полиция Дели) Генри Реймонд совершил убийство, желая завладеть им? А этот Том Элиот? Был ли он тем самым всемирно известным Элиотом? Тем, чьи инициалы Т. и что-то еще? Т. Ф., да Т. Ф. Элиот.
    Но все это было не важно.
    — Да, да, — нетерпеливо сказал он. — Все это замечательно. Но я вот о чем спрашиваю, мистер Куэйн, верите ли вы, что ваш собрат-поэт, мистер Генри Реймонд, убил профессора В. В. Госвами?
    — Черт возьми, инспектор, совершенно ясно, что такому жирному идиоту, как Реймонд, никогда бы не хватило духу убить кого-нибудь. Если не считать тех бумажных тигров, которыми он нафаршировал эту свою стихотворную нелепицу, которой он так глупо гордится.
    — Тогда, что же, по-вашему, произошло?
    — Вся эта история совершенно нелепа. Не могу понять, как я оказался втянутым в нее. Я, передовой поэт электронной эры (если позволительно говорить так о самом себе). Я всегда старался действовать с неумолимой логикой компьютера. И вдруг я оказался вовлечен в абсурдную историю: каждому из нас пришлось прятать свой экземпляр какой-то дурацкой книги; а потом все их нашли и вернули нам, словно в каком-то глупом французском фарсе.
    — Мистер Куэйн, будьте добры, расскажите мне в точности, если вы в состоянии это сделать, что все-таки случилось? Только факты.
    Белое как мел лицо поэта на миг вспыхнуло румянцем, трудно было понять — от стыда или от гнева.
    — Очень хорошо, — заговорил он в более деловой манере. — Случилось вот что. Когда мы,

  три мудреца с Запада*

  Аллюзия на ‘трех мудрецов с востока’, как в христианской традиции называют трех волхвов, отправившихся за путеводной Вифлеемской звездой, поклониться младенцу Христу.

  , прочли свои лекции от Британского Совета, для нас устроили прием в доме профессора Госвами. Немного острых закусок, доставленных отвратительного вида слугой. И никакой выпивки, если не считать апельсинового сока.
    Готе опять захотелось встать на защиту индийского гостеприимства, пусть даже его предлагал отвратительный на вид слуга (если этот человек и впрямь выглядел столь отвратительно). Но прежде чем он, содрогаясь от негодования, сумел отыскать нужные слова, английский поэт продолжил свой рассказ.
    — А потом некая миссис Намита Рай вручила (или, скорее, сунула в руки) каждому из нас по экземпляру своих поэтических сочинений, озаглавленных (только вообразите себе!) ‘По стопам мистера Перси Биши Шелли’. Ну, естественно, никому из нас не хотелось таскать с собой нечто подобное в продолжение всего остального турне по Индии. Вот так и вышло, что каждый из нас изловчился незаметно оставить свой экземпляр в каком-нибудь неприметном месте в ‘Империале’ (это отель, где мы остановились). Я спрятал свой в укромном уголке того, что они там называют бизнес-центром, когда отправлял оттуда несколько факсов. Арнольд Брадж засунул свою книгу под подлокотник одного из тех огромных диванов, что стоят в фойе. А этот идиот Реймонд оставил свой в крохотном книжном магазинчике в отеле. Он все твердил, что это подражание рассказу Эдгара Алана По ‘Похищенное письмо’.
    — Я отлично помню эту историю, — вставил Готе.
    — Да, да, все ее знают. Но дело в том — и это едва ли не самое идиотское, что только можно себе представить — что на каждой чертовой книге было посвящение одному из нас. Так что не прошло и часа, как все три книги были снова доставлены в наши номера шаркающим, кланяющимся и жаждущим чаевых коридорным.
    Готе оценил шутку. Но сохранил невозмутимое выражение лица.
    — Но для чего вы рассказываете мне все это? — спросил он. — Будьте так добры, стопроцентно держитесь сути дела.
    Передовой поэт электронной эры сердито фыркнул.
    — Это и есть суть, — огрызнулся он. — Чертова смехотворная суть всего этого дела. Видите ли, на другой день мы опять были приглашены к профессору Госвами. Тонуть в проклятом ледяном смоге только для того, чтоб выпить чашку треклятого чая с молоком и посмотреть на это стихотворение Элиота, неведомо как оказавшееся в Индии и совершенно забытое с тех пор.
    — Речь идет о мертвом Т. Ф. Элиоте?
    — Мертвом? — поэт хихикнул. — Да, полагаю, можно так сказать. Сейчас, когда мы вступили в электронную эру, Элиот и весь тот хлам, что он написал, давно мертвы.
    — Итак, прошу вас, что же случилось в тот ваш второй визит к профессору Готсвами?  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    
    Однако ясный рассказ о том, как экземпляр поэтических сочинений миссис Намиты Рай стал причиной ареста его бывшего друга Генри Реймонда по подозрению в убийстве, инспектор Готе в конце концов услышал не от передового поэта электронной эры Брайана Куэйна, а от Арнольда Браджа.
    — Генри Реймонд, — говорил крупный мужчина, сидевший напротив него; его широкую грудь туго обтягивал светло-коричневый свитер грубой вязки с высоким воротом, свои большие тяжелые руки он положил на стол перед собой, — этот жирный тупица, он упал бы замертво, увидев, как ястреб пикирует на свою добычу. Он обмочился бы, услышав, как воет волк, призывая самку. Его бы вывернуло наизнанку просто от запаха крови...
    — Да, да, — резко ответил Готе, чувствуя, что должен хоть немного защитить давнего друга. — Но, пожалуйста, я спросил вас, что случилось, когда вы втроем пришли к профессору Госвами, чтобы взглянуть на то стихотворение, которое, по его мнению, представляет такую ценность.
    — Ах, да. Ну, видите ли, по словам этого чертова Генри Реймонда, он взял свой экземпляр ‘По стопам мистера Перси Биши Шелли’ с собой. Он говорит, что хотел спрятать книгу в той самой комнате, где эта несчастная женщина всучила ему ее. Но, поскольку я, само собой, велел ему, чтоб он, бога ради, наконец заткнулся со своим Эдгаром Аланом По, он не сказал ни словечка никому из нас про свой коварный маленький план. Потом, когда Госвами был убит в ту ночь — возможно, каким-то грабителем, я не знаю, — полиция нашла у него в комнате эту чертову книгу. Она была достаточно заметной, бога ради, переплетенная вручную в узорчатый красный шелк. А теперь слуга Госвами клянется, что ее там не было до убийства. Смею сказать, парень должно быть прав: он все время бродил там с тряпкой через плечо, выискивая, с чего бы смахнуть пыль.
    Поэт-горец презрительно фыркнул. Готе был озадачен.
    — Но вы, мистер Брадж, — спросил он, — вы видели, что мистер Реймонд оставил эту книгу там? Вы можете подтвердить это?
    Ответом на его вопрос был только долгий глухой рык. Лишь в самом конце его можно было разобрать слова:
    — ...тратить время на что-либо, кроме природы! А вовсе не на то, что мог сделать такой невероятный недоумок, как Реймонд.
    Надежды Готе развеялись как дым. Поэт электронной эры оказался таким же бесполезным в данном вопросе. А ведь это было жизненно важно. Если никто, из знавших мистера Генри Реймонда, не видел, как он прятал этот переплетенный в шелк том среди книг, теснившихся на полках в доме профессора Госвами, шансы убедить полицию Дели, что его старый знакомый не убийца, были почти исчезающе малы.
    — Выходит, — в отчаянии сказал он, — вы не можете с уверенностью утверждать, что книга миссис Рай находилась в гостиной профессора Госвами еще до того, как там случилось убийство?
    — Я уже сказал вам об этом, не так ли?
    Ему показалось, будто на него обрушилась стена льда.
    — Благодарю вас, мистер Брадж, — он поднялся. — И я могу сказать, что надеюсь когда-нибудь прочесть что-нибудь из ваших очень-очень милых стихов.
    — Они вовсе не милые. Боже сохрани.
    Готе ретировался.  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    
    Возможно, сам мистер Генри Реймонд, если правильным образом задать ему правильные вопросы, сможет предъявить какое-нибудь доказательство, что он не возвращался к профессору Госвами в ночь убийства, чтобы украсть это, недавно найденное, драгоценное стихотворение. Тогда станет ясно, что он не разбудил профессора, не потерял книгу миссис Рай и не убивал профессора (как вообразили валлахи из делийской полиции).
    Но все, что мог сказать этот поэт, воспевавший былое британское владычество, в ответ на вопросы Готе, это твердить, что он ни разу не покидал свой номер в отеле, и положил, положил, положил книгу миссис Рай на полку в гостиной профессора Госвами во время своего дневного визита.
    — Инспектор, я знаю, что сделал это. Я знаю.
    — Но, прошу вас, скажите, кто-нибудь это видел?
    На минуту детективный писатель/поэт успокоился, присел и задумался. Но это была всего одна минута. Потом истерия и паника вновь охватили его.
    — Меня никто не видел. Никто. О боже, хотел бы я, чтоб это было не так. Тогда мне поверили бы. Но... Но, понимаете, этот слуга, казалось, был тут как тут, стоило только мне попытаться избавиться от этой ужасной книги. Так что, в конце концов, я просто повернулся к нему спиной и сунул ее в первое же подходящее место, какое увидел.
    — Но где это было?
    — Ох, я не знаю. Я не знаю. Где-нибудь. Где-то там. Я знаю только, что профессор Госвами был жив и здоров, когда я уходил. Я сказал ему, как я восхищен этой рукописью Элиота. А потом я сделал этот ваш прощальный жест, сложив руки вместе (нужно ведь стараться не показывать, что чувствуешь свое превосходство), и мы, все трое, поехали на такси в отель.
    — Это было недавно найденное стихотворение покойного мистера Т. Ф. Элиота? — спросил Готе, цепляясь за последнюю слабую надежду.
    Генри Реймонд одарил его ледяным взглядом.
    — Т. С., инспектор, — сказал он. — Инициалы Томаса Элиота были Т. С.
    Ледяной свистящий шепот, каким были произнесены последние буквы окончательно добил Готе. Он понял, что почти надеется, что Генри Реймонд, вопреки заверениям своих собратьев-поэтов, вполне способен на убийство, и что именно он убил профессора Госвами. Однако сам он не мог поверить в это.   
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    
    Поэтому он отправился (не без некоторой внутренней дрожи, причиной которой был отнюдь не ледяной смог) с визитом к начальнику делийского отдела по борьбе с преступностью, еще более грозной фигуре, чем его собственный начальник, заместитель комиссара Прадхан.
    Но прежде чем он успел произнести хоть слово, он увидел, что на огромном столе, на самом видном месте, лежит роковой экземпляр ‘По стопам мистера Перси Биши Шелли’, великолепная книга, переплетенная вручную в сверкающий красный шелк. Он почувствовал, что это знамение. Предвещающее неудачу.
    Первые же слова, которые он услышал, подтвердили его опасения.
    — Ну что, инспектор? Мои детективы во всем ошибаются? А валлах из Бомбея прибыл научить нас уму разуму?
    — Нет, сэр. Дело в том... сэр, пожалуйста, поверьте. Два поэта, сопровождавшие мистера Генри Реймонда, хорошо знающие его, сэр, они оба стопроцентно уверены, что он человек, не способный совершить убийство.
    — И вы, инспектор, хотите сказать, что есть хоть один человек в мире, не способный при определенных обстоятельствах совершить преступление, предусмотренное статьей 302 Уголовного кодекса Индии?
    — Нет, сэр. Нет. Этого я не говорю. Я никогда не говорил, что кто угодно не может при неудачном стечении обстоятельств совершить убийство. Но, сэр, в то же время я сам тоже полагаю, что мистер Генри Реймонд мог сделать такое только по очень веской причине.
    — И вы полагаете, что перспектива заполучить в свои грязные воровские лапы эту бесценную рукопись, ныне пропавшую, недостаточно веская причина? Поэты всегда бедны, инспектор. Им всегда нужны деньги — на вино, на женщин, на стихи. Даже вы должны знать это.
    — Да, сэр, я понимаю. Но, сэр, прошу вас, подумайте вот о чем. Мистер Генри Реймонд не только поэт. Он автор детективных романов кум поэт, сэр. Он очень-очень известный сочинитель детективных романов, сэр. Серия про мистера Педанкла, сэр. И, сэр, он говорил мне, что этими книгами он заработал столько денег, сэр, что смог бросить эту работу и написать поэму в стихах, историю про убийство, случившееся еще во времена британского владычества. Так что, сэр, ему совсем не нужно было красть какую-то рукопись.
    — Нет, инспектор. Нет, черт возьми. У нас есть улика. Эта книга. Найденная на месте убийства. Первоклассная улика.
    Безжалостная рука похлопала по красному шелку.
    Как только начальник убрал руку, Готе осмелился взять книгу. Может быть, на ней вовсе не было имени мистера Генри Реймонда? Возможно, она принадлежала какому-нибудь другому поэту?
    Но нет. На титульном листе было посвящение: ‘Моему собрату-поэту, мистеру Генри Реймонду. В знак восхищения. Намита Рай’.
    Почему этот собрат-поэт не сообразил, что в отеле ‘Империал’ ему возвратили книгу только благодаря этому посвящению? Почему ему не хватило ума вырвать страницу? Возможно, потому, что он верил в своей холодной высокомерной манере, что никто просто не найдет эту книгу среди множества других в гостиной профессора Госвами. Но он ошибся, он не учел профессионализма полицейских. Даже если это были индийские полицейские.
    Он перевернул страницу и прочел названия первых нескольких стихотворений:
    ‘Ода восточному ветру’.
    

  ‘К птице семи сестер’*

  Полосатая дроздовая тимелия (лат. Argya striata) — птица, из семейства кустарницевых (лат. Leiothrichidae), обитающая на Индийском субконтиненте. Живет стаями 7–9 птиц, за что и получила в Северной Индии название ‘птица семи сестер’

  .
    

  ‘Триумф смерти’*

  Действительно, по стопам Шелли, у которого есть поэмы ‘Ода к западному ветру’, ‘К жаворонку’ и ‘Триумф жизни’

  .
    — Оставьте ее в покое, инспектор.
    Готе поспешно положил том в переплете из красного шелка на место.
    — И послушайте меня. Если вы не можете рассказать мне что-нибудь получше, чем вся эта чушь о поэтах, которым не нужны деньги, и о том, что этот ваш друг не способен на убийство, я собираюсь предъявить ему обвинение. Немедленно.
    — Нет, сэр. Сэр, будьте так добры, дайте мне еще немного времени. Я поговорю с ним еще раз. Выясню, нет ли у него какого-нибудь алиби.
    — Алиби? О, да, и что же за алиби он придумал для нас? Спал в своем номере в отеле ‘Империал’. И рядом с ним даже не было какой-нибудь женщины. Какой же он поэт?
    — Очень робкий, сэр.
    — Что? Робкий? Вы сказали ‘робкий’? Ну, полагаю, вы в чем-то правы. Вполне возможная точка зрения. Ладно, вот что я вам скажу: я дам вам время до десяти часов вечера. Тогда приходите ко мне с какими-нибудь разумными доказательствами, и я рассмотрю это дело более внимательно. Хорошо?
    — Да, сэр. Да.
    Готе ушел. Поспешно.  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    
    Но, сколько бы он снова и снова не обсуждал с Генри Реймондом все обстоятельства дела, он не смог вытянуть из ‘автора детективных романов кум поэта’ ни одного факта, который опровергал бы версию полиции, что тот выскользнул из отеля ‘Империал’, прокрался в застилавшем ночные улицы Дели ледяном смоге к дому профессора Госвами, разыскивая стихотворение Т. Ф. — нет Т. С. — Элиота, случайно разбудил профессора и в завязавшейся схватке убил его.
    Поэтому задолго до назначенного ему крайнего срока опечаленный Готе предоставил заключенного его судьбе.
    И все же он вышел в пробиравший до костей ночной холод по-прежнему убежденный, что Генри Реймонд не убивал профессора Госвами. Какие беды причинила эта переплетенная в красный шелк книга ‘По стопам мистера Перси Биши Шелли’! И все из-за того, что в порыве дружеских чувств к заезжим английским поэтам Намита Рай подарила им по экземпляру своего сочинения.
    И до чего же печально, что все трое с холодным британским бесчувствием постарались отделаться от этих книг. Бедная миссис Рай! Если она когда-нибудь узнает... И неожиданно до него дошло: она ведь узнает. Когда газеты опишут все детали судебного процесса по обвинению в убийстве знаменитого английского писателя, выяснится, что он, и оба его сотоварища-поэта, пытались избавиться от сочинений миссис Намиты Рай.
    Нет, он должен сам рассказать ей об этом. Он должен сделать это прямо сейчас. Как можно мягче. Так, чтобы она меньше страдала. 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    
    Он поспешил в полицейское управление и, справившись в телефонной книге, выяснил, что миссис Намита Рай живет совсем рядом.
    Четверть часа спустя он уже сидел в гостиной автора ‘Оды к восточному ветру’ и ‘Триумфа смерти’.
    А пять минут спустя он сиял от радости. Он получил неопровержимое доказательство, что мистер Генри Реймонд оставил свой экземпляр книги миссис Рай у профессора Госвами, когда этот ученый муж был еще в полном здравии. Доказательство, что мистер Генри Реймонд не крал рукопись стихотворения мистера Т. С. — да, Т. С. — Элиота, чтобы продать ее за те огромные деньги, которых она стоила. Без сомнения, слуга профессора (мистер Брайан Куэйн в конце концов оказался прав, этот парень и в самом деле был отвратителен) привел нескольких своих приятелей-дэкоитов, чтобы украсть такой знаменитый и ценный предмет. Что и стало причиной смерти профессора.
    — Инспектор, — сказала миссис Рай, — я прекрасно знаю, что сделали эти скверные англичане. Госвами-сахиб нашел экземпляр моей книги, принадлежавший мистеру Реймонду, который тот спрятал среди других его книг. И он был так добр, что рассказал мне об этом, чтобы мне не пришлось узнать обо всем от каких-нибудь менее доброжелательных друзей.    1^sted: ‘City of Crime’, 1997 / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 28.10.2020 г.
• ИНСПЕКТОР ГОТЕ И ЗНАМЕНИТЫЙ АНГЛИЙСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
    ‘Inspector Ghote and the Noted British Author’
    Примостившись на скрипучем, шатком стуле в кабинете заместителя комиссара по уголовным делам, мальчишка-посыльный дотронулся пальцем со сломанным ногтем до имени ‘Инспектор Готе’, написанного на раскрашенном щите позади стола заместителя комиссара. Он покачнулся, едва не свалившись набок, выдернул толстую белую кнопку, означавшую ‘Бандобаст’, одним стремительным движением воткнул ее на нужное место и крепко прижал. ’
    Наблюдая за ним, Готе глубоко вздохнул. Бандобаст. Разумеется, кто-то должен заниматься тысячью и одним делом, необходимым для нормальной работы отдела по борьбе с преступностью, хотя в обязанности бандобаста и не входит ловить нарушителей закона. Но, похоже, ему эта работа выпадает чаще, чем другим детективам. Однако, в конце концов, глупо ведь было бы тратить время таких выдающихся личностей как, к примеру, инспектор Дандекар, на обычную рутину.
    — Да? Дандекар, да?
    Его внутренний монолог прервал телефон заместителя комиссара. А на другом конце провода, словно вызванный его мыслями, был сам Дандекар.
    — Да, да, конечно, — сказал заместитель комиссара, в ответ на страстные жалобные звуки, раздавшиеся из трубки, — разумеется, вам нужно. Я подумаю, что я могу сделать, эк дум.
    Он повесил трубку и повернулся к Готе. Глаза на остром властном лице, казалось, все еще высматривали нечто, обещанное им Дандекару.
    А потом, словно он вдруг увидел блестящее решение проблемы, на его лице мгновенно появилось довольное и деловитое выражение. Он повернулся к мальчишке, заботливо отодвигавшему свой дряхлый стул.
    — Нет, — сказал он, — воткни кнопку ‘бандобаст’ напротив... э-э... инспектора Саванта. У меня есть задание, для которого нужен инспектор Готе.
    Мальчишка вяло повернулся на своем стуле обратно к большому раскрашенному щиту, изображавшему структуру местных борцов с преступностью, начиная с самого заместителя комиссара и заканчивая тремя полицейскими собаками, Акбаром, Моти и Цезарем. Готе, сидя перед широким, покрытым сукном, столом заместителя комиссара, светился от чистой радости.
    — Дело об убийстве в

  Шиваджи Парке*

  самый большой парк в Бомбее, а также примыкающий к нему район элитной застройки.

  — сказал заместитель комиссара.
    — Да, да, заместитель комиссара. Двойное убийство, множественные ножевые ранения, да? Обнаружено сегодня утром тем малым, которого, когда он прибыл в Бомбей, газеты называли ‘знаменитый английский писатель’.
    Готе, надеявшийся, что, показав свою осведомленность, как в потоке текущих дел, так и в возможных ведомственных проблемах, он будет вознагражден хотя бы намеком на одобрение, был удивлен, встретив настороженно-подозрительный взгляд. Но ему некогда было думать о причинах этого.
    — Да, совершенно верно, — холодно сказал заместитель комиссара. — Делом, разумеется, займется инспектор Дандекар. Поскольку тут замешана такая важная шишка, как этот англичанин, необходимо как можно быстрее добиться результата. И вот здесь Дандекару нужна будет кое-какая помощь. Немедленно отправляйтесь к нему в кабинет, ясно?
    — Да, сэр. Да, заместитель комиссара.
    Щелкнув каблуками на прощанье, Готе поспешил прочь.  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Какая помощь могла потребоваться Дандекару? Было много разных хороших способов взяться за подобное дело. Жертвы, владелец фирмы по производству мороженного и его жена, согласно ходившим в участке гап, были убиты в полночь. Их юного сына бандиты связали, и только когда тот сумел, наконец, освободиться и разбудить ближайшего соседа, этого заезжего англичанина (автора детективов, как утверждали газеты, очень популярных детективов), обнаружилось, что двое стариков были убиты. Такие гунды не сунутся, разумеется, в первый попавшийся дом. Они сперва разнюхают обстановку. И оставят следы. А это значит, что придется расспрашивать десятки людей по соседству (обычно этим занимаются младшие инспекторы из ближайшего полицейского участка). Но, если в дело замешана такая важная шишка...
    
    Выйдя на солнечный свет, Готе прошел к кабинету Дандекара, выходившему прямо на окруженный деревьями двор. Он толчком распахнул створки

  барных дверей*

  Барные, или качающиеся, двери — двери, створки которых открываются в обе стороны: и от себя, и к себе.

  . А там в точности такой, как на своей фотографии, во всей красе, перед ним предстал Знаменитый Английский Писатель. Он скорчился на низком стульчике перед обтянутым зеленой кожей столом Дандекара, похожий на большую нахохленную курицу, высиживающую драгоценное маленькое яичко. Его ягодицы, обтянутые брюками, уже пострадавшими от бомбейской пыли и грязи, с обеих сторон свисали со стула, а внушительный живот далеко выдавался вперед. Выше была борода, такая же большая и обширная, как тело под ней, а над бородой — пышная шевелюра, торчавшая во все стороны. Затерявшееся где-то между бородой и шевелюрой бледное английское лицо выражало живейшее любопытство.
    — Ах, Готе, слава богу, — Дандекар, кряжистый, мускулистый, с крючковатым носом, приветствовал его на своем свистящем маратхи. — Послушайте, заберите с глаз моих эту творожную рожу. И побыстрей.
    Готе внезапно почувствовал ужасную слабость. Вот, значит, как он будет помогать Дандекару: держать подальше от него этого, без сомнения, знаменитого английского зануду. Даже дежурство в качестве бандобаста было бы приятнее.
    Но Дандекар вряд ли сможет добиться ожидаемого быстрого результата с подобной обузой.
    Готе расправил свои костлявые плечи.
    Дандекар вскочил на ноги.
    — Мистер Педанкл, — сказал он теперь уже по-английски, — я бы хотел, чтобы вы...
    — На самом деле я вовсе не Педанкл, — перебил его Знаменитый Писатель. — Понимаете ли, важно правильно расставить по местам все мелкие детали. Вот что всегда говорит старый коллекционер ракушек из моих книг (он-то и есть мистер Педанкл) своему другу инспектору Сагдену. Нет, мое имя Реймонд, Генри Реймонд, автор книг про мистера Педанкла.
    Пышная борода раздвинулась в широкой, назойливо-заискивающей улыбке.
    — Да, да, — быстро сказал Дандекар. — Но вот инспектор Готе. Он будет помогать мне. Готе, пропал слуга, работавший в этом доме, уроженец Гоа по имени Джон Лузадо. У них не было его адреса на родине, но мы можем узнать это у его прежнего работодателя. Вы займетесь этим? А мистер Пед... мистер Реймонд, так сильно заинтересовавшийся нашими методами, может присоединиться к вам. Я же тем временем поговорю с молодым человеком, которого связали, с сыном, или, точнее, с приемным сыном. Я думаю, так или иначе, он может рассказать гораздо больше.
    Готе протянул мистеру Реймонду руку для рукопожатия. Он не горел желанием отвечать на многочисленные вопросы (которые, вероятно, возникнут у писателя), удовлетворяя его сильный интерес к методам работы бомбейского департамента полиции. 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Пока Готе вез Знаменитого Английского Писателя в одном из больших потрепанных автомобилей, принадлежавших полицейскому департаменту по

  Д. Н. Роад*

  транспортная артерия, проходящая с севера на юг в деловом районе Форт в Южном Бомбее.
  Колаба — оживленный район в старом Бомбее, расположен на острове и соединен с материковой частью города дамбой.

  в сторону Колабы (района, где жил прежний хозяин пропавшего слуги), он понял, что оправдываются его худшие предчувствия. Его спутник желал знать все: что это за здание? А вон то? Доволен ли этот человек, лежащий на тротуаре? Ему есть куда идти?
    Лавируя в потоке транспорта, объезжая велосипедистов, проскакивая мимо огромных, неуклюжих, раскачивающихся автобусов, Готе изо всех сил старался придумать приятные ответы. Но этот малый все никак не успокаивался. Ничто, казалось, не доставляло ему большего удовольствия, чем обнаружить какую-нибудь крохотную неувязку и упорно изучать ее со всех сторон, подражая своему мистеру Педанклу и руководствуясь его девизом: ‘Несоответствия важны: все секреты кроются в них’. Даже если Готе услышал эту фразу всего лишь однажды за всю их двадцатиминутную поездку, ему казалось, что он слышал ее уже десятки раз.
    Наконец, когда они остановились на светофоре, перед въездом на дамбу, он сам задал вопрос.
    — Как получилось, — перебил он писателя, — что мистер Реймонд живет в съемной квартире у парка Шиваджи? Разве отель ‘Тадж’, расположенный недалеко отсюда, не подошел бы больше для такого выдающегося гостя?
    — О да, я понимаю, что вы имеете в виду, — ответил автор, с восторгом, доставившим Готе удовольствие. — Но, видите ли, я здесь благодаря любезности ‘Айр Индия’, и их новой программе ‘Обмен странами’. Они находят для разных знаменитостей равных им по значению персон в Индии, чтобы те могли поменяться с ними домами. В высшей степени дальновидно. Вот так я и оказался в Шиваджи Парке, а писатель, живший там прежде (он, видите ли, писал такие короткие рассказы, хотя, насколько я понял, он, как выяснилось, — помощник инспектора из отдела борьбы с курением и родственник вашего министра внутренних дел и культуры). Ну, так вот. Он в настоящее время переехал в мой коттедж в Уилтшире и, без сомнения, получает столько же удовольствия от походов в паб, как я от того, что живу в квартире, где есть телефон. Люди все время забегают ко мне позвонить, и пока ищут нужный номер в такой маленькой книжечке, тараторят без умолку, словно не могут замолчать ни на миг, — глаза Знаменитого Английского Писателя сверкнули.
    — Да, — сказал Готе.
    Ему в голову пришла одна мысль. Возможен ли подобный обмен, к примеру, между неким полицейским инспектором из Бомбея и его коллегой, скажем, из Нью-Йорка? Но отчего-то, он не мог даже вообразить, что ему удалось бы получить на несколько месяцев внеплановый отпуск, и он сомневался, что многим другим бомбейским блюстителям закона было бы легче этого добиться.
    Однако он чувствовал, что высказать вслух свои сомнения было бы бестактно. И его колебания оказались роковыми.
    — Скажите мне, — попросил мистер Реймонд, — вот эта вывеска ‘Роскошно Звенящие Нейлоновые Костюмы’... — и в ту же минуту он вцепился в это новое ‘важное несоответствие’.
    В отчаянии Готе извлек еще один вопрос из того небольшого запаса, что смог придумать.
    — Прошу вас, что вы думаете о книгах Эрла Стенли Гарднера? Мне кажется, что Перри Мейсон, в общем и целом, необычайно умная личность.
    — Да, — сказал Знаменитый Английский Писатель. Он замолчал и не произнес ни слова, пока они не доехали до места назначения, на Секонд Паста Лейн. 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Миссис Патель, жена чиновника и бывшая хозяйка Джона Лузадо, оказалась женщиной лет сорока, властной и лишенной даже намека на привлекательность; на ней было ситцевое сари с красноватыми узорами.
    — Вам повезло, что вы застали меня, инспектор, — сказала она, когда Готе объяснил ей, зачем они пришли. — В отделе планирования семьи, где я работаю, работа начинается ровно в десять.
    Готе невольно посмотрел на часы, хотя прекрасно знал, что была уже по меньшей мере половина одиннадцатого.
    — Ладно, ладно, — резко сказала миссис Патель, глядя на него. — Я уже выбилась из графика. Но мне тут еще столько нужно сделать. Столько нужно сделать.
    Она метнулась через гостиную, почти так же заваленную бумагами, как какой-нибудь кабинет в полицейском участке, и принялась взбивать диванную подушку.
    — Просто скажите, есть ли у вас адрес Джона, там, у него на родине, — сказал Готе.
    — Конечно, конечно. Он должен у меня быть. Я всегда очень тщательно навожу справки обо всех своих слугах. Так можно найти гораздо более надежных людей. Вы не находите, мистер... боюсь, я не расслышала... Как ваше имя?
    Она обратила исполненный пренебрежения взгляд на Знаменитого Английского Писателя. Готе, надеявшийся, что ему не придется объяснять, для чего он взял с собой своего спутника, коротко сказал:
    — Это мистер Реймонд из Англии.
    — Да, — сказала миссис Патель. — Да, так вы не находите... Ох, да ведь вы же тот самый мистер Реймонд, знаменитый английский писатель, да? Я так рада познакомиться с вами, мой дорогой сэр. Так рада. Как я всегда замечала, все эти книги о преступлениях всегда описывают один и тот же основной феномен (что подтверждают и многочисленные социологические исследования), а именно — невероятную человеческую беспечность. Вы согласны? Понимаете...
    Но, хотя ее слова лились, словно быстрая и полноводная река, ей попался достойный соперник.
    — Одну минуточку... Прошу прощения, что перебиваю вас... Но вы кое-что не учитываете. Понимаете ли, существуют два сорта книг о преступлениях. Вы говорите о социологических исследованиях, но я пишу в основном детективные романы. Как раз на подобные ошибки всегда указывал мистер Педанкл, старый коллекционер ракушек: ‘Несоответствия важны: все секреты кроются в них’.
    — Ах, все это так интересно, — снова начала миссис Патель, быстро оправившись, — Разумеется, я читала замечательные произведения Эрла Стенли Гарднера и всех остальных и должна сказать...
    Она принялась излагать свои взгляды так подробно, что Готе, наконец, как бы невежливо это ни было, почувствовал, что вынужден прервать ее.
    — Мадам, мадам, я прошу извинить меня. Дело в том, что нам нужен адрес Джона на Гоа.
    — Да, да. Я поняла.
    Миссис Патель бросилась к секретеру и откинула крышку. Их глазам открылась беспорядочная груда бумаг, а также нечто, похожее на перевязанный ленточкой подарок, который забыли отдать предполагаемому получателю.
    После длительных поисков были найдены сначала бесполезная адресная книга, потом ‘список вещей, которые нужно записать’, и, наконец, записная книжка, с различными рецептами и полезными советами, вырезанными из журналов. Но никакого адреса.
    — Мадам, — отважился, в конце концов, Готе, — не могло ли быть так, что вы его не записали?
    — Да ладно, нельзя же записывать все. Это один из моих принципов: свести всю бумажную работу к минимуму.
    И она привела английскому писателю несколько примеров индийской бюрократии. Один или два раза Готе пытался привлечь его внимание, но не добился успеха, даже потянув знаменитость за рукав. Только когда Реймонд в ответ сам принялся рассказывать, как британская бюрократия самым пагубным образом препятствует и вставляет палки в колеса таким людям, как инспектор Сагден из его собственных книг, Готе решился действовать.
    — Мадам, мистер Реймонд, сэр, прошу прощения. Мы ведем расследование. Это срочное дело.
    И с этими словами он вывел писателя на лестницу. Но, когда миссис Патель уже начала закрывать дверь, с многочисленными ‘До свидания’, ‘это было так интересно’ и ‘я должна найти какую-нибудь вашу книгу’, мистер Реймонд в свою очередь остановил его.
    — Инспектор, тут есть небольшой хиатус.
    Готе уставился на него.
    — Простите, что такое ‘хиатус’?
    — Что-то пропущенное, пробел в рассуждениях. Вы не спросили эту леди, где работал Луаздо, до того как пришел к ней. Мистеру Педанклу стоило бы поговорить с вами. Мелкий хиатус, это именно то, за что он всегда готов уцепиться.
    Взлохмаченная борода раздвинулась, обнажив лукавую улыбку.
    — Да, — сказал Готе. — Вы совершенно правы. Мадам, у вас есть адрес прежнего хозяина Джона?
    — Да, конечно, а как же, — ответила миссис Патель, немного резковато. — Я помню его наизусть. Джона рекомендовали мне мои друзья, Датт-Дастары.
    И, слава богу, она тотчас же назвала адрес. Это оказалось немного южнее ипподрома, и Готе удалось даже помешать ей подробно, во всех деталях, рассказать об этих Датт-Дастарах с их так аристократично звучащей фамилией.  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Поскольку их путь проходил мимо главного полицейского управления, Готе решил доложить о ходе расследования, даже рискуя тем, что Знаменитый Английский Писатель примется снова донимать инспектора Дандекара. Кроме того, если ему удастся удержать мистер Реймонда в своем собственном кабинете хотя бы на десять минут, он получит чудесную передышку от всех этих бесконечных вопросов.
    Итак, вручив именитому гостю кока-колу и передав его на попечение мальчишки-посыльного, Готе отправился к Дандекару.
    — Ну как, инспектор, — спросил он, — много ли рассказал вам этот сын?
    — Ему есть что рассказать, — отвечал Дандекар, потягивая чай и вытирая лицо полотенцем. — Но он не хочет говорить.
    — Выходит, он не стопроцентно честен?
    — Нет. Я был в Шиваджи Парке уже через полчаса после того, как он освободился от веревок. И я с первого взгляда увидел, что отметины от них совсем не такие, какие должны были быть.
    — Слишком высоко на запястьях?
    — Вот именно, инспектор. Этот молодой человек связал себя сам. А это означает, что он был в сговоре с теми парнями, что убили пожилую пару. Как еще они могли войти в дом, если не он открыл им? Нет, все трое были в этом деле заодно. Парень с Гоа и тот печально известный мошенник по имени Будху, что вечно крутился поблизости, скрылись, прихватив драгоценности. Можете поставить на это свои башмаки.
    — Но юноша не хочет говорить? — спросил Готе.
    — Он не желает говорить. Он, видите ли, учился в университете и воображает, будто знает все на свете.
    Готе кивнул в знак согласия. Типичная ситуация, главная проблема в жизни полицейских. Его решимость продвинуть дело, добыв адрес Джона Лузадо, удвоилась.
    — Ладно, — сказал он. — Я должен вернуться назад к мистеру Реймонду, не то он отправится разыскивать нас.
    В ответ Дандекар улыбнулся ему злорадной улыбкой киношного злодея.
    Но, вернувшись в свой кабинет, Готе обнаружил, что Знаменитый Английский Писатель занят чем-то еще более угрожающим, чем поиски Дандекара. Он яростно писал что-то в своей маленькой записной книжке.
    — Ах, — сказал он, когда Готе вошел. — Одна-две мысли, которые пришли мне в голову в связи с этим делом.
    Готе почувствовал, что это та самая последняя соломинка, что сломала спину верблюда.
    — О да, — ответил он, так насмешливо, как только мог. — Мы будем просто счастливы, если нам поможет великий мистер Педанкл с его волшебной коллекции ракушек.
    — Нет, нет, — быстро сказал знаменитый писатель. — Ракушки мистера Педанкла вовсе не волшебные. Тут есть небольшая разница. Мистер Педанкл исследует ракушки, чтобы обнаружить между ними мелкие различия. И точно так же он исследует все факты в деле и находит важные несоответствия.
    — Несоответствия важны: все секреты кроются в них, — процитировал Готе.
    Мистер Реймонд от всего сердца рассмеялся. Но в машине, пока они ехали на север по Сэр Дж. Дж. Роад, он тем не менее подробно объяснил все несоответствия, которые отметил в своей маленькой записной книжке.
    Похоже, что за относительно короткое время между появлением сына, казалось, обезумевшего от горя, рассказавшего, что на него напали, и приездом инспектора Дандекара, который отвез его в главное полицейское управление, мистер Реймонд собрал огромное количество фактов и обрывков слухов. Все они бурлили и кипели в его изобретательном уме. И теперь выплеснулись наружу.
    Большей частью это были незначительные мелочи, связанные с привычными порядками, заведенными в доме убитой пары, его собственной квартире или в квартирах по соседству. Однако он не всегда мог разобраться с новыми вопросами, которые порождали эти ответы. ‘Важные несоответствия’, казалось, появлялись, как жужжащие, пищащие насекомые с первым порывам муссона.
    Только один момент, по мнению Готе, мог иметь какую-то реальную связь с убийством. Однако связь эта была такой призрачной, что при любых других обстоятельствах Готе просто отмахнулся бы от нее.
    Дело было в том, что старый мусульманин по имени Фариква, слуга мистера Реймонда (точнее, слуга уехавшего индийского писателя), утром в день убийства был найден спящим в квартире англичанина, в то время как ему следовало быть в Андхери, отдаленном пригороде Бомбея, где он жил после прибытия английского писателя.
    — То есть я имею в виду, этот малый, действительно, похоже, спал на диване в гостиной, и я подумал, что это в самом деле было немного уж чересчур... И он не дал никаких объяснений. Так вот, — сказал мистер Реймонд, повернувшись на сиденье и покачивая пальцем перед самым носом Готе, — он, должно быть, прятался в кухне, пока я не пошел спать. И это как раз такая странность, за какую ухватился бы мой мистер Педанкл, и от которой отмахнулся бы мой инспектор Сагден? А, инспектор?
    Готе почувствовал, что на карту поставлена честь бомбейской полиции.
    — Разумеется, я вовсе не собираюсь отмахиваться от этого, мистер Реймонд, — сказал он. — После того как мы повидаемся с Датт-Дастарами, я поговорю с Фариквой. Но тогда, поскольку мы будем у вас дома, возможно, вы захотите вечером отдохнуть. Я знаю, что такая сырая погода очень выматывает наших гостей.
    Он с тревогой затаил дыхание. К его радости, мистер Реймонд после некоторого раздумья неохотно согласился.
    И если у Датт-Дастаров он получит адрес Лузадо... 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  
    Датт-Дастары, как выяснилось, полностью посвятили себя искусству. Их дом был забит написанными маслом картинами миссис Датт-Дастар, вытянутыми фигурами красного, как английские автобусы, или небесно-голубого цвета и металлическими скульптурами мистера Датт-Дастара, огромными сооружениями из зазубренного железа, уже начинающими ржаветь и представляющими собой, как выяснил Готе, угрозу для брючных штанин и рукавов рубашек. И, как ведется в Бенгалии, их преданность искусству выражалась не только на деле, но и на словах.
    Они вцепились в мистера Реймонда (своего собрата-художника), беспечно не обращая внимания на все его попытки указать на какую-нибудь неувязку, хиатус или ‘важное несоответствие’. Точно так же они снова и снова не обращали ни малейшего внимания на старания Готе получить ответ на единственный вопрос, который (как он все еще полагал, несмотря на странное, по словам мистера, Реймонда поведение Фариквы) позволил бы самым простым и очевидным способом раскрыть дело:
    — Есть ли у вас адрес на Гоа вашего бывшего слуги Джона Лузадо?
    Наконец, убедившись, к полному своему удовлетворению, что столь безалаберная парочка, разумеется, не могла записать, а тем более сохранить, адрес слуги, он встал перед миссис Дарт-Дастар, как раз объяснявшей, что между ее картиной ‘Силуэт орла с двумя синими фигурами’ и книгой мистера Реймонда ‘Мистер Педанкл попался в сети’ (которую она в действительности еще не читала) существует полная аналогия.
    — Мадам, будьте добры, скажите мне, кто был прежним хозяином Джона Луаздо?
    — Джон Луаздо? — переспросила миссис Дарт-Дастар, казалось, совершенно не понимающая, о чем речь.
    — Слуги, которого вы рекомендовали миссис Патель со Второй Паста Лейн.
    — Ах, Джон. Да, так что там с Джоном? Он не подходил нам, совершенно не подходил. Это было полнейшее безумие взять его после кого-то вроде Ширин Котавалы. Она милая женщина, но не понимает артистов. Но не могла же я так просто выгнать его со службы. И тут я вспомнила про эту смешную миссис Патель. Понимаете, она ведь все равно никогда не поймет, что это за слуга, правда?
    — Мадам, если у вас нет адреса Джона, может, у вас есть хотя бы адрес миссис Ширин Котавалы?
    — Ну, конечно же. Одна из этих чудесных, но безумно дорогих квартир на Нипен Си Роад. Жилой комплекс Галмарг. Кто-нибудь вам подскажет.
    — Мистер Реймонд, я ухожу, чтобы продолжить расследование.
    — Да, конечно, мой дорогой друг. Идемте, идемте.
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    На обратном пути благодаря недвусмысленным заверениям Готе, что он немедленно допросит Фарикву (хотя он лично твердо знал, что это ничего не даст), вопросы писателя по крайней мере ограничились социологией. Но прежде чем они приехали, Готе решил предупредить его.
    — Мистер Реймонд, в Индии (не знаю, как в Англии), часто есть вещи, которые слугам хотелось бы скрыть от своих хозяев; такие, например, как настоящая стоимость овощей на рынке. Поэтому, вы понимаете, было бы наверно лучше, если бы вы не присутствовали, когда я буду расспрашивать Фарикву.
    Готе с опаской посмотрел на писателя. Но, похоже, он зря беспокоился.
    — Прекрасная идея, инспектор, — ответил, к его удивлению, мистер Реймонд. А потом, словно объясняя, добавил: — У нас в Англии сейчас нет слуг, и мне трудно понять, как нужно себя с ними вести.
    Итак, Готе имел удовольствие заняться мусульманином, избавившись от своей неуклюжей английской тени. И это оказалось к лучшему. Потому что Фариква оказался именно таким скользким типом, каким описал его мистер Реймонд. С ним приходилось порой вести себя довольно грубо. И Готе понимал, что затрещины и угрозы — это не тот способ, каким вел бы допрос мистер Педанкл.
    Но уже через десять минут, в течение которых Фариква шумно отрицал, что был в квартире у писателя прошлой ночью, он сдался и выдал историю, которая вполне могла оказаться правдой. Он играл в карты с ‘несколькими друзьями’. Игра закончилась слишком поздно, чтобы успеть на поезд до Андхери. Поэтому он дождался удобного момента, прокрался в квартиру писателя, до того как ее дверь заперли, и прятался между печью и стеной, до тех пор пока не смог занять свое (как он намекнул) законное место на диване в гостиной.
    Готе наградил его еще парой затрещин за наглость.
    — Ну-ка, как звали твоих друзей-картежников?
    — Инспектор, я не знаю.
    На этот раз Готе даже почти не понадобилось рычать на него, чтобы получить более подходящий ответ.
    — Ох, инспектор, инспектор. Я знаю только одного из них. Это Джагдев Сингх, сэр, шофер Раджиндер-сахиба из квартиры №6 в доме №2.
    — Ах-ха...
    Готе отпустил его. Ему следовало бы отправиться в дом №2 и поговорить с шофером упомянутого пенджабского джентльмена, но это может и подождать. Знаменитый Английский Писатель, возможно, изменит свое мнение и захочет отправиться туда вместе с ним. А пока он, может быть, узнает адрес Лузадо — простой способ доказать обвинение против тех троих, самый быстрый и без лишних хлопот.  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Выяснилось, однако, что квартира парсианской леди, ‘чудесная, но безумно дорогая’ (как выразилась миссис Датт-Дастар), находилась не в жилом комплексе Галмарг на Нипен Си Роад, а в жилом комплексе с тем же названием на Уорден Роад, в Камбала Хилл. Но, по крайней мере, миссис Котавала, женщина лет шестидесяти, изящно одетая, педантичная и аккуратная, оказалась полезной. Она знала с точностью до недели, как долго работал у нее Лузадо. Она знала, с точностью до последней анны, на какую сумму он ее обобрал. Она припомнила, что предупреждала о нем миссис Датт-Дастар, о чем миссис Датт-Дастар, ясное дело, забыла еще раньше, чем кончился их телефонный разговор. И она совершенно точно знала, что у нее никогда не было адреса Джона Лузадо на Гоа. Но, разумеется, она может сказать Готе, где работал Джон, прежде чем пришел к ней...
    Из-за ошибки миссис Датт-Дастар он потерял несколько часов. Позвонив, как того требовал долг, инспектору Дандекару, и убедившись, что Знаменитый Английский Писатель там не появлялся (а также узнав, что их подозреваемый по-прежнему стоит на своем), Готе понял, что в этот вечер он успеет сделать только еще один визит, оказавшийся таким же бесполезным, как и остальные (и даже еще хуже). Потому что вместо имени очередного предыдущего хозяина Лузадо ему пришлось удовольствоваться всего лишь именем леди, которая ‘наверняка его помнит’. 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    На следующее утро, прежде чем попытать счастья с ней, он, стиснув зубы, позвонил мистеру Реймонду, который, разумеется, горячо желал сопровождать его.
    — Я, вообще-то, собирался повидаться с инспектором Дандекаром...
    И только самым жестоким образом изменив географию Бомбея, Готе убедил писателя, что гораздо разумнее для него будет остаться в Шиваджи Парке, пока он, Готе, повидается с еще одним свидетелем. Что, как он пообещал, не займет много времени. Однако в действительности его задача оказалась чрезвычайно сложной. Потому что леди, которая, возможно, могла помочь, переехала, и никто из соседей не знал ее нового адреса. А обратившись к почтовым валлахам, он натолкнулся на множество бюрократических задержек. И только уже ближе к полудню он, наконец, получил нужный адрес. Поэтому он снова позвонил мистеру Реймонду и уныло договорился, что заедет за ним после обеда.
    — Сегодня я не дам вам покоя, инспектор, — заверил его жизнерадостный голос. — Мне многое хочется спросить у вас.
    — Да, — сказал Готе.
    Первое, что желал знать Знаменитый Английский Писатель, почему не арестовали Фарикву. Готе пересказал объяснения, которые тот дал ‘важным несоответствиям’ в своем поведении.
    — Ах, так вот как все объясняется, — сказал мистер Реймонд, в кои-то веки, похоже, удовлетворенный. — Рад это слышать. Мне было бы неприятно думать, что омлет на завтрак мне готовил убийца.
    Готе весело рассмеялся. Сделать это ему было тем легче, что он был уверен — здесь есть некое несоответствие или хиатус, которые необходимо будет рассмотреть. Однако поездка продолжалась без дальнейших расспросов о странностях прохожих до тех пор, пока они почти не доехали до цели своей поездки — квартиры на самом берегу бухты Бак Бей, на шоссе Марин Лейн.
    Тогда писатель после удивительно долгого молчания вдруг сказал:
    — Инспектор Готе, я больше не могу обманывать себя. У нас имеется небольшой хиатус.
    — Да? — спросил Готе, его мучения стремительно возвращались.
    — Инспектор, вы не сделали этого, вы не проверили алиби Фариквы у шофера мистера Раджиндера? И я думаю, я почти уверен в этом, мистер Раджиндер — это тот человек, который уехал в отпуск на своей машине три дня назад.
    — Тогда я продолжу расследование, — уныло сказал Готе.
    Однако он попытался взглянуть на дело более оптимистично.
    — Во всяком случае, — сказал он, — вероятно, мы сможем здесь узнать, где можно найти Джона Лузадо на Гоа, а тогда, кто знает ‒ один звонок в тамошнюю полицию, и они упрячут парня за решетку; и у нас будет достаточно улик, а если нам повезет, даже украденные драгоценности.
    — Да, — сказал мистер Реймонд, — но в истории, выдуманной Фариквой, по-прежнему концы с концами не сходятся.
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  
    Однако поначалу казалось, что разговор в квартире на Марин Лейн пройдет именно так, как рассчитывали Готе и инспектор Дандекар.
    — Ах, Джон, да, — сказала ее очаровательная, холеная обитательница, миссис Актар Хазари. — Да, у нас должен быть адрес на Гоа. Не самого Джона, а священника (Джон был христианином), который дал ему рекомендации. На самом деле, когда мы услышали, что у Джона есть судимость, мы решили, что он должен уйти. Мой муж продает часы, и у нас в квартире часто хранится большой запас товара.
    Готе внезапно почувствовал, что все на свете было легко. Надежда кипела в его крови. Это будет не такой простой способ завершить дело, как он говорил мистеру Реймонду, но со всей этой историей еще можно покончить в течение нескольких дней.
    — Конечно, это было два или три года назад, — сказала миссис Хазари. — Но я всегда сохраняю письма. Я посмотрю. Не хотите ли чаю?
    
    Итак, они сидели в ее большой шикарной гостиной; Готе на огромной груде подушек, а Знаменитый Английский Писатель немного нервно раскачивался в плетеном кресле, подвешенном к полотку.
    Время шло.
    Вернулся слуга и справился, не желают ли они еще чаю. Мистер Реймонд поспешно отказался за них обоих. На самом деле Готе хотелось бы выпить еще чаю, но еще больше ему хотелось увидеть нужное письмо. Он задал мистеру Реймонду (который, казалось, счел необходимым говорить торопливым приглушенным шепотом) несколько вопросов о его книгах. Но его ответы были не очень удовлетворительными.
    А потом, наконец, пришла миссис Хазари.
    — Инспектор, — сказала она. — Я должна сообщить вам, что, как ни странно, у меня нет этого письма. Я думала, что оно было в альмире, куда я складываю такие старые бумаги. Я даже совершенно точно помнила, в каком ящике оно должно быть. Но моя память подвела меня. Около года назад я выбросила кучу всякого ненужного хлама, и оно, должно быть, оказалось там.
    Готе почувствовал себя ребенком, у которого отобрали конфету. И теперь, с тоской понял он, ему придется уныло возиться с теориями мистера Реймонда насчет Фариквы.
    — А Джон пришел к вам сразу после приезда с Гоа? — спросил он миссис Хазари, уже ни на что не надеясь.
    — Нет, — сказал она. — Сначала он недолго поработал в другом месте. Он устроился в одной семье, но там вскоре умерла жена, а мужу больше не нужно было столько слуг. Вот почему мы взяли его без рекомендаций. Я думаю, это был деловой знакомый мужа. К несчастью, сейчас он в Дели. Но, если вы позвоните мне сегодня вечером, возможно, тогда я смогу сказать вам.
    Готе пришлось удовлетвориться этим. Этим, а также сомнительной пользой, которую можно будет получить, разобравшись с последней ложью Фариквы.  
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    К счастью, когда они вернулись в Шиваджи Парк, Фариква уже уехал в Андхери. Раньше, чем следовало бы, но не настолько рано, чтобы дать повод подозревать, что он сбежал, подобно Джону Лузадо. Чтобы умиротворить мистера Реймонда, Готе с грустью удостоверился, что Джагдев Сингх, с которым Фариква, по его словам, играл в карты в ночь убийства, действительно к тому времени уже покинул Бомбей.
    ‘Может быть, — думал Готе, произнося последние слова прощения, — тот мальчишка у нас в управлении, прервал свое упорное молчание и сознался. И тогда уже незачем будет на следующее утро заниматься этим без сомнения... без сомнения?.. досадным недоразумением. А может, то был хиатус?’
    Но у инспектора Дандекара не было хороших новостей. Наоборот, он выглядел сильно озабоченным.
    — Я продержал этого проклятого мальчишку восемь часов в комнате для допросов, — сказал он. — Я заставлял его стоять. Я пил перед ним чай и курил сигареты. Я поставил там козлы и старший констебль Кадам стоял возле них и размахивал латхи. Но он стоял на своем и не сдвинулся ни на дюйм.
    — Инспектор, — поколебавшись, сказал Готе,— не могло ли быть так, что его плохо связали настоящие злодеи, что это вовсе не было фальшивкой?
    Дандекар сидел молча, повесив свой крючковатый нос и глядя в стол.
    — Что ж, все возможно, — сказал он, наконец. — Но, черт побери, я не могу в это поверить. Я просто не могу в это поверить. 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Поэтому на следующее утро, незадолго до восьми часов, Готе был уже в Шиваджи Парке, ожидая коварного Фарикву и убеждая себя, что нет никакой причины, мешающей этому типу выйти на работу как обычно.
    Но огромное облегчение, которое он почувствовал, когда мусульманин появился, заставило его осознать, насколько он теперь был уверен, что все в этом деле пойдет не так, как следует. Он бросился на Фарикву, как коршун на древесную крысу.
    Не понадобилось много времени, чтобы заставить этого малого трястись от страха. И тогда он заговорил.
    — Айе, инспектор. Нет. Нет, инспектор-сахиб. Богом клянусь, я тут ни при чем. Инспектор, я просто был немного знаком с этими парнями. Мы частенько сидели и болтали, когда я ночевал тут. Инспектор, я не знал, что они были бадмахами. Инспектор, я клянусь вам. А потом, той ночью, этот малый, Будху (инспектор, он настоящий злодей, он сущий дьявол, инспектор), он сказал больше, чем хотел, инспектор. Он сказал, кое-что должно было случиться той ночью. Мы были на кухне в их квартире, инспектор. Они все куда-то вышли, сахиб, мемсахиб и парнишка. Я не знал, что речь идет об убийстве, инспектор. Я думал, они собираются только украсть драгоценности, инспектор. Они сказали, что у нее есть драгоценности стоимостью в целый лакх, инспектор. Они спрячутся под кроватью. Но больше они ничего мне не говорили. А еще они угрожали мне и требовали, чтобы я остался с ними. А потом они сказали, что я могу уйти, инспектор. Тогда было уже поздно ехать в Андхери. Но двери у Реймонда-сахиба были еще не заперты, и я сумел пробраться туда. Клянусь вам, богом клянусь, инспектор, я ничего не знал про убийства. А еще они сказали, что убьют меня, если я проболтаюсь. Инспектор, вы ведь защитите меня? Вы защитите меня? Защитите?
    Готе стоял, глядя на съежившуюся, жалкую фигуру. Этот малый пытается опять обвести его вокруг пальца? Непохоже. То, что он рассказал на этот раз, казалось больше похожим на правду, чем история об игре в карты с шофером пенджабца. Этот рассказ о неоконченном разговоре с двумя убийцами в кухне, в квартире у жертв, звучал весьма правдиво. Не удивительно, что этот малый попытался придумать себе алиби, когда все случилось.
    Конечно, они не упоминали о каком-либо сговоре с сыном убитых. Но эти двое могли умолчать об этом. Да, то, что он выяснил, едва ли поможет Дандекару.
    — Ты будешь достаточно защищен от своих друзей, — рявкнул он на Фарикву, — В тюремной камере.
    Без двух других не было никаких улик, позволяющих говорить о соучастии. Но полезно будет иметь этого малого под рукой.
    Он повел его прочь. 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Инспектор сообщил по телефону новость Знаменитому Английскому Писателю. Свидетель, то ли слышавший, то ли как следует не расслышавший о планах преступников, — едва ли такое событие годилось для книги ‘Мистер Педанкл шутит’. Человек, которого угрозами заставили присоединиться к грабителям, а потом отпустили, прежде чем ограбление началось, — не такими преступлениями занимается ‘Мистер Педанкл, охотник на павлинов’.
    И, разумеется, вопросы и возражения посыпались так быстро, что ему пришлось, в конце концов, резко указать мистеру Реймонду, что тот теперь остался без слуги. Услышав это, Знаменитый Английский Писатель выразил некоторое беспокойство. Поэтому Готе объяснил, что, поговорив с соседями, он, возможно, найдет ему замену, и был вознагражден тем, что писатель поспешно повесил трубку.
    Ободренный этим, он поспешил по тому адресу, что дала ему накануне поздно вечером миссис Хазари. Это был мистер Дасс, чья жена, теперь уже покойная, стала на короткое время первой хозяйкой Джона, только-только приехавшего в Бомбей. Он жил в многоэтажном здании на Б. Роад, позади Черчгейт.
    Поднимаясь в дом по выложенной кафелем лестнице, Готе понял, что, несмотря на довольно убогий вид здания, он настроен очень оптимистично. Он долго шел по следу Лузадо, но здесь этот след должен закончиться. В конце концов, именно здесь этот малый нашел свою первую работу в Бомбее. Дальше им не продвинуться. К тому же, вероятнее всего, что именно здесь наниматель Джона должен был записать его адрес на Гоа.
    На двери висела тонкая деревянная табличка, на которой сильно выцветшими буквами было написано: ‘Мистер и миссис Гопал Дасс’. Должно быть, подумал Готе, прошло много времени с той поры, как тут жила миссис Дасс, если ее внезапная смерть стала причиной увольнения Лузадо с его первой работы Бомбее. И, конечно, маленькая запыленная табличка неправильной формы выглядела очень запущенной.
    Он позвонил в дверь.
    Последовало такое долгое молчание, что он почти уверился, что его ожидает еще одна неудача. Он даже повернулся уже к двери соседней квартиры, чтобы навести справки там, когда дверь чуть-чуть приоткрылась.
    Он обернулся.
    — Мистер Гопал Дасс?
    Дверь приоткрылась немного шире. В ярком свете, падавшем из комнаты позади, Готе увидел мужчину, который когда-то был толстым.
    Позже он смог объяснить во всех деталях, откуда взялось это мгновенное впечатление. Отчасти оно сложилось из-за старого, сшитого по европейской моде костюма: пиджак болтался на плечах, как на вешалке, брюки мешковатыми складками свисали с бедер. И даже на лице видны были те же приметы — оно казалось каким-то осевшим.
    — Чего вы хотите?
    Голос тоже исходил от кого-то, словно уже не существующего, глухой и бессильный.
    Готе торопливо представился и изложил свою проблему. Он чувствовал, что любая мелочь может заставить этого высокого опустошенного человека закрыть дверь, и без того едва приоткрытую.
    Однако мистер Дасс выслушал его. Потом вздохнул, вздох его был слабым, как дуновение ночного бриза, не способного нарушить покой пустынных вод.
    — Ох нет, нет, — сказал он. — Нет адреса. Все пропало, когда моя жена покинула меня ради другой жизни. Все.
    Он медленно повернулся и посмотрел в комнату у себя за спиной. Готе, заглянув ему через плечо, увидел, что комната была почти пуста. Ни занавесей, ни ковров, ни изображений богов. Только маленький столик с медной миской, медным стаканом и пачкой кукурузных хлопьев на нем да раскладушка в углу.
    — Да, — сказал мистер Дасс. — Я избавился от всего. Моя жизнь подошла к концу, понимаете? Подошла к концу.
    Очень медленно, без малейшего признака невежливости, он повернулся и закрыл дверь.
    ‘И я тоже, — подумал Готе в глубокой печали; он словно чувствовал, как она просачивается к нему из-за захлопнувшейся двери, с нарядной некогда табличкой с именами, висевшей на ней. — Я тоже подошел к концу. К концу моей погони за Джоном Лузадо’. 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Но еще одно дело, определенно, пока не закончилось. Знаменитый Английский Писатель, без сомнения, вскоре снова займется своими хиатусами. Возможно, он уже взялся за них. Ему достаточно будет одного разговора с соседями, чтобы найти себе нового слугу.
    Он протопал вниз по безлюдной гулкой лестнице и, как мог быстро, вернулся в главное полицейское управление. Прибыв на посыпанную гравием стоянку, он заглянул в кабинет Дандекара и побежал к своему телефону, чтобы помешать Знаменитому Английскому Писателю примчаться в управление без него.
    — Ах, инспектор Готе, — казалось, он видит обволакивающую улыбку писателя на другом конце линии, — Ах, прекрасно. Я как раз хотел повидаться с вами. Вы говорите из своего кабинета?
    — Да, — ответил Готе. — То есть, нет. То есть...
    — Похоже, здесь есть небольшое противоречие, — произнес хорошо поставленный голос.
    — Вовсе нет, — резко сказал Готе. — Я у себя в кабинете, и пробуду здесь все утро.
    
    Но, когда прибыл Знаменитый Английский Писатель, Готе самым прекрасным образом был избавлен от его общества. Через две минуты после этого звонка инспектор Дандекар попросил его взять на себя допрос. Для Дандекара это было нечто вроде признания своего поражения. Он сказал Готе, что не может больше откладывать поиск других возможных следов в преступном мире Бомбея. Если молодой человек, вопреки всему, невиновен, тогда сейчас необходимо особенно энергично заняться расспросами среди обычной сети перекупщиков и информаторов.
    — Запомните, — закончил он, — я все еще готов поклясться, что молодой Раджа виновен как дьявол. Надеюсь, вы сможете расколоть его.
    
    И вот, поскольку Дандекар расспрашивал всех известных ему грабителей в тех местах, где продавали краденное, таких как Чор-базар, и таким образом был избавлен от любых британских зануд, Готе почувствовал, что прекрасно может позволить английскому писателю подождать.
    А тем временем перед ним предстал молодой Раджа, самоуверенный выпускник бомбейского университета и приемный сын убитого производителя мороженого. Как выяснил в Шиваджи Парке Дандекар, он открыто возмущался тем, что в фирме приемного отца ему поручили довольно скромную работу — обходить рестораны и магазины — вместо того, чтобы дать ему кругленькую сумму, чтобы он мог открыть свое дело.
    С этого Готе и начал.
    — Садитесь, садитесь, — сказал он. — Я просматривал ваши ответы инспектору Дандекару, и есть одна мелочь, которую я не могу понять. Вам нужны были деньги, чтобы начать свое дело. Но совершенно непонятно, что это было за дело.
    Молодой человек уселся на жесткий стул перед столом Готе и с нарочитой небрежностью положил ногу на ногу.
    — Так ты меня не подловишь, бхай, — сказал он. — Я с самого начала отрицал и отрицаю, что просил денег.
    Готе вздохнул.
    — Однако нам известно об этом от соседа, которому вы сами жаловались, — сказал он. — Двое других также слышали громкую ссору.
    — Ложь, — презрительно ответил Раджа.
    Готе не позволил сбить себя с толку. Но при всем хладнокровии, с каким он придерживался сути дела, при всей аргументированности каждого вопроса, заданного им в течение двух последующих часов, он не добился, казалось, ничего. Некоторая грубость и откровенное пренебрежение исчезли из голоса молодого человека, и со временем они оба уже беседовали как добрые знакомые. Но ответы, хотя и сказанные другим тоном, были совершенно бесполезными.
    Поэтому, когда вошел констебль с запиской, сообщавшей, что инспектор Дандекар вернулся, Готе почувствовал явное облегчение. На самом деле он и не мечтал преуспеть там, где потерпел неудачу сам Дандекар, но где-то в глубине души он все же лелеял такую надежду. А теперь он понял, что этого не будет.
    Дандекар казался таким же мрачным.
    — Ничего, — сказал он, когда Готе осведомился, о его успехах с информаторами, — Ни звука. Конечно, там может еще что-то обнаружиться, вы же понимаете. Когда за дело берутся газеты, люди помалкивают. Но я не смог добиться ни одного слова.
    ‘А если уж не смог ты, — подумал Готе, — то не сможет и никто другой’.
    — Парень по-прежнему стоит на своем, — сказал он. — Я уговаривал, льстил ему, убеждал, но он не сказал ничего нового, если не считать того, что вовсе перестал отвечать.
    — Маленькая крыса. Я собираюсь расколоть его, Готе. Я заставлю его говорить, даже если это будет последним, что я сделаю. Я займусь этим сейчас же.
    И полный твердой решимости он вышел из комнаты.
    
    Готе сел на маленький стул возле стола Дандекара. Он чувствовал, что не в состоянии встретиться с ожидающим его английским писателем. Все свое терпение, до последней капли, он потратил на юного Раджу. Он наклонился вперед и постучал медным колокольчиком по столу. Когда вошел мальчик-рассыльный, он потребовал чаю.
    Он сидел, не спеша потягивая горячую жидкость, смешанную с молоком, и еще не успел закончить, когда барные двери вдруг распахнулись с грохотом, похожим на два пистолетных выстрела, и Дандекар быстрыми шагами вошел в кабинет.
    Но теперь лицо его светилось мрачным торжеством.
    — Добил его, — сказал он. — Добил его. Я знал, что сделаю это, и, видит бог, я это сделал.
    Первым чувством Готе было — он старался подавить его — унижение. Он потратил на Раджу все утро, и кончил там же, где начал. Дандекар провел с ним от силы двадцать минут и расколол его. Но неважно, кто сделал это. Главное — парень заговорил.
    — Он во всем признался? — спросил Готе Дандекара. — Что был связан для виду, что спланировал все это вместе с Лузадо и с этим Будху?
    — Во всем. Благодаря вам, Готе.
    — Мне?
    — О да. Когда я услышал, что вы вели допрос в такой мягкой манере, я подумал, что, возможно, один хороший удар решит дело. Так и вышло. Разумеется, они не собирались убивать. Но, когда этот Будху нашел не целый лакх драгоценностей, а всего лишь четыре или пять колец, он взбесился. Этим и объясняются все эти раны.
    — Шабаш, инспектор, шабаш, — сказал Готе, чувствуя внезапный прилив симпатии.
    Но когда Дандекар, тяжело опустился в кресло, выдвинул ящик стола и вытащил полотенце, чтобы вытереть вспотевшее лицо, он уже не выглядел таким торжествующим.
    — Все это так, Готе, — сказал он. — Но вам так же хорошо, как и мне известно, что, когда дело дойдет до суда, очень может быть, молодой Раджа бесстыдно откажется от каждого своего слова.
    — Да, — сказал Готе. — Нам нужен Будху. Хотя нам повезло, что мы нашли хотя бы этого. Или нам нужен Джон Лузадо.
    Он начал рассказывать, как оборвался этот след. Но, взглянув на крючконосое лицо Дандекара, увидел, как расширились его глаза. Готе медленно обернулся, хотя почти наверняка знал, что увидит.
    И он не ошибся: в дверях, словно растрепанная волосатая луна, маячило лицо Знаменитого Английского Писателя.
    Готе покорно поднялся на ноги.
    — Мистер Реймонд, — сказал он, звенящим от радости голосом. — Я как раз собирался рассказать вам. Мы раскрыли это дело.
    Но последовавшие поздравления были не такими щедрыми, как следовало ожидать. Действительно, по мере того, как он излагал свою историю, кустистая борода не раз раздвигалась, словно писатель с трудом сдерживался, чтобы не перебить его.
    ‘Неувязки, — подумал Готе. — Хиатусы. ‘Важные несоответствия’. Разумеется, не может быть, чтобы их здесь не оказалось’.
    В конце концов слова у него закончились, и он вынужден был выслушать возражения писателя.
    — Инспектор, я чувствую, что должен указать вам на некоторые моменты. Вы и инспектор Дандекар были очень добры ко мне. Я думаю, что как только вернусь домой, напишу книгу под названием ‘Мистер Педанкл и индийский инспектор’. И если бы я промолчал, это было бы просто предательством.
    — Вы очень любезны. Но, уверяю вас...
    — Нет, инспектор. Это самое меньшее, что я могу сделать. Во-первых, я хорошо знаю молодого Раджу. Мы с ним часто подолгу беседовали, когда он приходил звонить друзьям в Дели и в другие места. И я клянусь вам, инспектор, он — не тот человек, который может привести бандитов, чтобы ограбить своих благодетелей. Существует явное несоответствие между тем, что за человек этот юноша, и тем, что, по-вашему, он сделал. Но это еще не все.
    — Нет? — сказал Готе.
    — Нет. Видите ли, есть один кусочек головоломки, который все еще не встал на место. А мой мистер Педанкл снова и снова говорил инспектору Сагдену: ‘ Вы должны поставить на место каждый кусочек, мой дорогой друг, каждый кусочек головоломки’.
    — Но...
    — Нет, инспектор. Выслушайте меня. Я знаю, что с этим нелегко согласиться. Но вы не можете спорить с элементарной логикой. То, что вы услышали от Фариквы этим утром, просто никуда не годится. Вам нужно только подумать об этом. А если он лжет, то этому может быть только одно объяснение. Юный Раджа не был третьим грабителем. Им был Фариква.
    Готе просто кипел от злости. Да кто он такой, этот сочинитель детективных историй, чтобы прийти сюда и говорить им, что могло и чего не могло быть?! Он, его логика и его хиатусы...
    Но, даже давая волю переполнявшей его кипящей ярости, он в то же время чувствовал укол холодного сомнения.
    Логика. Что ж, логика есть логика. А подозреваемые, даже с университетским образованием, как известно, под давлением признавались в преступлениях, которых они не совершали, вплоть до убийства. А Дандекар, хоть он и был первоклассным полицейским, разумеется, мог надавить.
    Возможно ли, вопреки всем кажущимся очевидными фактам, чтобы история Фариквы, которая выглядит неправдоподобной, но прекрасно согласуется с тем, как все происходило, была всего лишь выдумкой?
    Одно было ясно. Даже если им кажется нелепым и досадным, что автор детективных романов первым нашел правильный ответ, это не должно заставить их отказаться рассматривать этот ответ. Если бы только они не были вынуждены полностью полагаться на это признание. Если бы только Лузадо или Будху тоже были у них в руках. Если бы адрес...
    И тогда, словно последний шторм сезона дождей, стремительно приближающийся по морю, неся с собой последнюю благословенную прохладу, когда сезону дождей уже следовало бы закончиться, в его мозгу стремительно возникла и забилась одна мысль.
    — Сэр, сэр, — сказал он, — пойдемте со мной прямо сейчас, прошу вас, сэр.
    И, не давая писателю возможности ответить, он впихнул его в машину, и они влились в стремительный поток транспорта. 
    

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

   
    Они добрались до квартиры в Шиваджи Парке за рекордное время. Там, все еще умоляя о терпении, Готе быстро оглядел гостиную — диваны, застеленные ситцевыми покрывалами, книжные полки, два стола и, да, телефон.
    А возле него та самая ‘маленькая книжечка’, в которой, как сказал ему Знаменитый Английский Писатель, когда они только познакомились, люди, жившие по соседству, искали нужные телефоны. Он только что упомянул, что Раджа звонил далеким друзьям, и это наконец-то заставило Готе вспомнить о ней. Он перелистывал снабженные алфавитным указателем страницы скользкими от пота пальцами. Вот ‘Л’, здесь должен быть Лузадо. И да. Да, да, да. Вот он. Адрес.
    Он схватил телефон, лихорадочно набрал номер, выкрикнул распоряжение о срочном вызове, и — о чудо! — через минуту уже разговаривал с полицией Гоа, в Панаджи. Они быстро договорились о сотрудничестве. Они знают это место, они найдут этого человека, и, без сомнения, они найдут его долю украденных колец. Парень уже через полчаса будет за решеткой.
    Все было так, как если бы он сам схватил грабителя.
    Он отвернулся от телефона и посмотрел бородатому английскому писателю прямо в лицо.
    — Позвольте мне кое-что сказать вам, сэр, — проговорил он, наслаждаясь своей иронией до последней капли. — Позвольте кое-что сказать вам: никогда не забывайте о хиатусе.    1^sted: EQMM, Jan 1998, as ‘Inspector Ghote and the Loose End’ / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 08.10.2020 г.
• ПОХИЩЕННАЯ ПАРВАТИ И ПРОЧИЕ АРТЕФАКТЫ
    ‘The Purloined Parvati and Other Artefacts’  Заместитель комиссара полиции был очень зол. В этом у инспектора Готе не было никаких сомнений. ‘Он орет так громко, — подумал Готе, — что его, должно быть, слышно по всему Бомбею’.
    К тому же ЗКП стучал кулаком по стеклянной столешнице своего стола.
    — Это никуда не годится. Решительно никуда не годится, черт подери!
    — Нет, сэр. Нет, ЗКП-сагиб.
    — Процент раскрываемости в уголовной полиции упал почти до нуля.
    Готе подумал было о том, чтобы назвать точную цифру, которая хоть и была ниже, чем в прошлом году, все еще оставалась значительно выше нуля. Однако он понимал, что, указав на это, едва ли успокоит гнев ЗКП. На самом деле это могло иметь совершенно противоположный эффект.
    — Да, сэр, — сказал он.
    — И ты, Готе, так же в ответе за это, как любой другой. И даже больше. Больше!
    Готе по-прежнему понимал, что в обвинениях ЗКП нет никаких конкретных фактов. Однако он и на этот раз не сказал ни слова.
    — Возьмем то дело об ограблении храма в Гвадалпуре, — бушевал ЗКП, которого одинаково злило и молчание, и угодливое поддакивание. — Сколько времени прошло с тех пор, как мы получили наводку, что похищенное привезли в Бомбей, чтобы его могли осмотреть какие-то проклятые бессовестные иностранцы, собирающиеся его купить. Два месяца? Три? Четыре?
    Готе снова решил, что лучше промолчать. Он ошибся.
    — Так сколько? Я тебя спрашиваю, инспектор. Сколько? Три месяца или четыре?
    — Семь недель и три дня, ЗКП-сагиб...
    — Вот именно. Семь недель, восемь... И каких результатов тебе удалось достичь?
    — Сэр, все это не так просто. У нас есть только эта одна-единственная наводка. Нет даже намека, где могут прятать украденное. Не поступало информации ни о каких подозрительных иностранцах, приехавших в Бомбей.
    — Того нет, сего нет. Что мне за дело до твоих отнекиваний и причитаний, инспектор? Я хочу результата. Очень ценная статуя богини Парвати была украдена средь бела дня, и еще несколько артефактов в придачу.
    — Артефактов, сэр? — Готе выпалил свой вопрос прежде, чем успел понять, что показывать свое незнание точного значения этого английского слова было ошибкой.
    — Да, парень, артефактов. Артефактов. Чем бы они ни были.
    ЗКП рывком поднял металлическое пресс-папье, подписанное его инициалами, с огромной стопки бумаг, лежавшей на его столе, и принялся рыться в ней. В конце концов, он вытащил оттуда длинный, скверно отпечатанный список на розоватой бумаге и швырнул пресс-папье обратно, прежде чем ветерок от большого вентилятора у него за спиной смог перемешать бумаги.
    Он принялся читать вслух:
    — Одна богиня Парвати, десятый-двенадцатый век, песчаник, высота 147 сантиметров, сидящая на

  типаи*

  треножник

  в позе лотоса, левая рука лежит на колене, правая — поднята в благословляющем жесте. Плюс четыре бога Ганеши, терракота, высотой 22 сантиметра, 23 сантиметра, 25 сантиметров и 28 сантиметров соответственно. Плюс одна богиня Сарасвати, бронза, 12 сантиметров, хвост павлина частично отсутствует. Плюс два Кришны, играющих на флейте, высота не указана. Плюс восемнадцать других артефактов, различных.
    Он поднял глаза.
    — Восемнадцать артефактов, Готе, а ты не смог найти хотя бы один.
    — Нет, сэр.
    — Что ж, это плохо...
    Речь ЗКП была прервана пронзительной трелью одного из трех телефонов, стоявших на его широченном столе. Он снял трубку.
    — Слушаю?
    В трубке раздался настойчивый визгливый голос.
    — Нет, — рявкнул ЗКП. — Нет, я не смогу встретиться. У каждого чертова иностранца, приезжающего сюда, есть какое-нибудь рекомендательное письмо от министра. И из-за этого они воображают, будто могут беспокоить меня по любому ничтожному поводу. У меня назначена встреча. Ланч в

  ‘Лайонс клаб’*

  Lions Clubs International — международная неправительственная благотворительная организация, насчитывающая более 1,35 мил-лионов человек и 46 000 клубов по всему миру, поставившая своей целью ‘совершенствование всего общества в целом’

  . Стопроцентно важная.
    Он бросил трубку.
    — Готе, — сказал он голосом, гораздо менее злобным, чем минуту назад, — тут какой-то профессор чего-то или того-то желает подать какую-то жалобу или протест. Займись этим, хорошо?
    — Да, сэр. Да, ЗКП-сагиб. Прямо сейчас, сэр.
    Готе бойко щелкнул каблуками и удалился, радуясь неожиданному спасению.
    Судьба, как вскоре оказалось, была к нему еще добрее. Иностранный профессор, к его удивлению оказался не
    древним старцем, как он предполагал, а английской леди, коренастой особой, с красным лицом и кустистыми бровями, одетой в юбку и пиджак из какой-то плотной бледно-коричневой материи, напоминающей паруса

  дау*

  одномачтовое каботажное судно (в Индийском океане).

  .
    Едва успев представиться (‘Профессор Прунелла Партингтон, добрый день’), она заявила своим звучным британским голосом: она только что видела в Бомбее ‘статую Парвати, которая совершенно определенно должна находиться на своем законном месте, в гвадалпурском храме’.
    Готе едва мог поверить своим ушам. Неужели эта леди в самом деле говорит о той самой статуе богини Парвати, высотой 147 сантиметров, которую воры украли из гвадалпурского храма и потом спрятали где-то в Бомбее в ожидании иностранных покупателей? Та самая статуя и ‘другие артефакты’, из-за которых он только что получил нагоняй от ЗКП, отчитавшего его за то, что он не смог их найти?
    — Мадам, — сказал он, с забившимся в волнении сердцем, — прошу вас, скажите, какова высота статуи?
    — Высота? Высота? Откуда, черт побери, мне это знать?
    — Но вы же заявляете, что только что видели ее, мадам.
    — Разумеется, видела. Зачем бы иначе я поспешила в полицейское управление так быстро, как только смогла?
    — Но тогда — какова ее высота?
    — Ох, я полагаю около пяти футов. Насколько я припоминаю, когда я осматривала ее в Гвадалпуре десять лет назад. Статуя Парвати, сидящей в позе лотоса. Песчаник.
     — Мадам, это звучит в точности, как описание статуи, украденной из того самого храма семь-восемь недель назад, вместе с другими арт... арт... с другими предметами, мадам.
    — Ну да, совершенно ясно, что она была украдена из Гвадалпура. И лучше бы кому-нибудь поскорее пойти и арестовать того малого, что украл ее.
    — Вы знаете, кто это? Прошу вас, скажите, где его найти.
    — В этом его отвратительном мошенническом музее, разумеется. Где же еще?
    — Но, мадам, вы ведь забыли сообщить мне название этого отвратительного мошеннического музея.
    — Чепуха, дорогой мой. Разумеется, я назвала его. Смотрите — вот дурацкий рекламный проспект этой дыры.
    Из своей огромной кожаной сумки профессор (‘Интересно, она мисс профессор Прунелла или миссис профессор Прунелла?’ — подумал Готе) достала тоненькую брошюру, отпечатанную темно-розовыми чернилами.
    Готе прочитал: ‘Музей индолгии Хришикеша Агнихотри. Этот музей служит нации два с половиной десятилетия и играет важную роль, представляя классическое, традиционное, а также народное искусство в эстетических, научных и практических целях. В нем имеются разнообразные экспонаты в разных областях знания, а именно — в физике, химии, ботанике, хиромантии,

  фонологии*

  раздел лингвистики, изучающий структуру звукового строя языка

  , антропологии и археологии. Музей также может время от времени организовывать семинары, серии лекций, конференции и встречи для исследований и изучения мифологии, тантр, янтр, мантр,

  астрогеомантии*

  Тантра — общее обозначение эзотерических индийских традиций, использующих особые тайные практики и инициации, которые, по мнению их адептов, ведут к освобождению и духовному развитию.
  Янтра — в тантрической традиции мистическая диаграмма.
  Мантра — в индуизме: повторяемое много раз священное заклинание, которому приписывается волшебная исцеляющая и оду-хотворяющая сила.
  Астрогеомантия (она же астрологическая геомантия) — способ гадания, видимо, сочетающий астрологию (гадание по звездам) и геомантию (гадание, основанное на толковании отметин и следов на земле, которые образуются в результате подбрасывания горсти земли, камешков или песчинок)

  , физиогномики, палеонтологии, геммологии, алхимии и некоторых других искусств и наук, появившихся в Индии в древности и в Средневековье. Основан Шри Хришикешем Агнихотри. Председатель попечительского совета: Шри Хришикеш Агнихотри’.
    Он взглянул на грузную фигуру британского профессора.
    — Но это звучит на сто процентов убедительно, — сказал он, очень впечатленный всеми этими ‘логиями’ и ‘антрами’. — Это вовсе не кажется мошенничеством.
    — Чушь, дорогой мой. Чушь. Этакий винегрет? Этот тип, должно быть, отъявленный шарлатан. Вы сразу это поймете, едва увидите его. Идемте же.
    — Но, мадам, — сказал Готе, все еще колеблясь, — в любом случае мы не можем идти прямо сейчас. Я признаю, что, если ваше детальное описание статуи Парвати верно, имеются достаточные доказательства, чтобы возбудить дело против мистера Хришикеша Агнихотри. Но для того, чтобы арестовать этого джентльмена, необходимо соблюдать определенные процедуры.
    — А тем временем этот тип пустится в бега, прихватив с собой того ужасного тупого дикаря, которого он держит в своем музее.
    — Там есть и другой злоумышленник?
    — Я определенно могу сообщить, есть. Как раз в ту минуту, как я заметила гвадалпурскую Паравати, это громадное неуклюжее животное вышло из маленькой двери позади нее. Ну что ж, я в любом случае увидела достаточно. Поэтому я направилась прямо сюда. У меня, знаете ли, есть письмо от вашего министра здравоохранения, планирования семьи, тюрем и гуманитарных наук.
     — Да, да, мадам. И я обещаю вам свое полное содействие. Но, прошу вас, поймите, в соответствии с процессуально-уголовным кодексом необходимо, чтобы при каждом аресте присутствовало двое панчей, как мы их называем.
    — То есть независимых свидетелей? Ну, хорошо, могу таким свидетелем быть я?
    — Нет, мадам. Очень сожалею. Вы можете быть только свидетелем обвинения.
    Профессор на мгновение задумчиво свела свои кустистые брови. Потом ее лицо просветлело.
    — Есть как раз подходящий для вас человек, — сказала она. — Можете даже назвать его экспертом по индийскому искусству. Так вышло, что он остановился в моем отеле. Его имя — Эдгар По.
    Готе почувствовал легкое возбуждение.
    — Эдгар По? — переспросил он. — Тот самый джентльмен, что написал знаменитый ‘Колодец и маятник’?
    — Боже правый, нет, дорогой мой. Эдгар Алан По умер, должно быть, сотню лет назад. Этот парень — рыбка совсем другого сорта. Торговец антиквариатом. По правде говоря, именно из-за него я вообще пошла в тот ужасный музей. Услышала, как он разговаривал этим утром за завтраком с каким-то своим индийским другом. Они сидели за соседним столом. Он упомянул это место, и я подумала, может, стоит забежать, взглянуть на него. Думаю, так оно и было, в некотором роде. Ведь там я заметила гвадалпурскую Парвати. Но мистер По и его друг будут первоклассными — как вы их назвали — палками.
    — Панчами, мадам, панчами.
    — Не важно. Главное, мы можем быть там через десять минут, если вы поторопитесь. Прихватим их и отправимся в музей.
    — Нет, мадам, нет. Мне кажется, это не совсем хорошая идея. Вашему мистеру По, возможно, пришлось бы остаться в Индии на много-много месяцев, ожидая, пока нужно будет давать показания. Нет, вместо него я найду очень-очень подходящих людей.
    Профессор пожала своими могучими плечами.
    — Как хотите, инспектор, как хотите. Но поторопитесь, иначе наши пташки улетят из клетки.
    Негодуя в глубине души на такой нажим, Готе снял трубку, связался с ближайшим полицейским участком на улице Тилак Мардж (на чье содействие он всегда рассчитывал в подобных случаях) и попросил полицейского офицера приехать как можно быстрее с двумя их обычными панчами.
     — И послушайте, — прибавил он, — не присылайте тех парней, каких вы всегда используете, когда речь идет лишь о том, чтобы прихватить какого-нибудь простого воришку. Это дело первостепенной важности. Так что пришлите панчей, заслуживающих полного уважения, понимаете? Это дело о краже в пятьдесят-шестьдесят лакхов. А то и больше.
    Ему обещали быстрое и полное содействие. Пятьдесят-шестьдесят лакхов — крупная сумма.
    Однако, когда два свидетеля и младший инспектор встретились с ними возле маленького павильона для прессы, у входа в полицейское управление, Готе тотчас увидел, что они были ничуть не похожи на тех респектабельных граждан, которых он так старательно описал. Один оказался дряхлым стариком, чья нижняя губа бессильно отвисла, открывая единственный желтый зуб. Похоже, это был ушедший на покой офисный пеон, судя по потрепанному кителю цвета хаки, надетому на голое тело. Другой, хотя и гораздо моложе, выглядел ничуть не респектабельнее. Это был пенджабец, один из тех бродячих ремесленников, что занимаются взбиванием ватных тюфяков и странствуют по Бомбею, рекламируя свои услуги громким звяканьем единственной натянутой проволоки своего похожего на арфу инструмента. Этот инструмент он сейчас любовно сжимал.
     ‘Вряд ли британскому профессору больше понравится младший инспектор Джадав’, — подумал Готе. Это был коренастый заносчивый парень, сразу же попытавшийся взять на себя руководство всей операцией.
    — Я привел четыре-пять констеблей, инспектор, — сказал он. — Вы не просили об этом, но для такого дела вам понадобятся несколько парней, которые знают, как подготовить подозреваемого к разговору.
    — Нет, я не просил об этом, — отрезал Готе. — И позвольте напомнить вам, что этой операцией руковожу я, младший инспектор.
    Он повернулся к небольшой группе бандитского вида мужчин в полицейской форме, державшихся позади младшего инспектора.
    — Возвращайтесь обратно на свой участок, эк дум, — рявкнул он. — Быстро, быстро.
    Отвернувшись, он усадил обоих панчей и младшего инспектора на заднее сиденье джипа, уже ожидавшего их, открыл переднюю дверь для британского профессора, забрался внутрь сам и велел водителю, следуя указаниям профессора, как можно быстрее ехать в музей Хришикеша Агнихотри.
    Музей оказался большим обветшалым зданием, богато украшенным резьбой по дереву в стиле

  гуджаратских особняков*

  штат на западе Индии, особенностью декора богатых домов в Гуджарате считается богатая резьба по дереву и камню.

  , построенных сотни лет назад. Они поднялись на роскошное крыльцо, и Готе оглушительно громко постучал в массивную широкую дверь.
    Ответа не последовало.
    — Что я говорила, инспектор, — фыркнула профессор. — Обе пташки упорхнули.
    Готе, стараясь не думать, что преступники действительно так и поступили, снова забарабанил в дверь.
    — Лучше я зайду с черного хода, инспектор, — сказал Джадав. — Часто удается поймать хитрецов, удирающих таким путем. Жаль, что мы не прихватили больше людей.
    Поглядывая краем глаза на Джадава, чтобы убедиться, что тот не начнет действовать по своей собственной инициативе, Готе поднял руку, чтобы постучать еще раз. Но, делая это, он услыхал за массивной дверью: шлеп-шлеп-шлеп. Кто-то приближался в спадающих с ног чапалах.
    В следующее мгновение дверь осторожно приоткрылась на дюйм или два.
    Человек, уставившийся на них, явно был основателем музея и председателем попечительского совета. Вся его сморщенная дряхлая фигура с головы до пят выражала ученость и добропорядочность: от очков в золотой оправе на кончике тонкого пытливого носа до кожаных чапалов, не подходивших друг к другу, — один черный, другой светло-коричневый.
     — Посетители допускаются за входную плату три рупии с человека, — сказал он, по-видимому совершенно не узнав британского профессора, которую видел менее часа назад.
    — Я не посетитель, — резко ответил Готе. — Это полиция. Я хочу осмотреть ваше помещение, чтобы проверить, не находится ли здесь некая статуя богини Парвати и другие... э-э... артефакты.
    Было ли тому виной это последнее потрясающее слово или упоминание статуи Парвати, но заявление Готе, казалось, ошеломило основателя музея и председателя совета. Его рот открылся. И закрылся. Он отступил на шаг.
    Готе мягко толкнул тяжелую входную дверь и шагнул в узкий вестибюль с рядами высоких стеклянных шкафов. Он повернулся к профессору, идущей за ним по пятам.
     — Прошу вас, ведите меня скорее туда, где находится статуя Парвати, — сказал он.
    Профессор решительно зашагала вперед. Бросившись следом за ней, Готе увидел, что высокие шкафы по обе стороны помещения были битком набиты самыми разнообразными предметами. В одном хранились вазы всех видов и размеров — фарфоровые, медные, разукрашенные эмалью. В другом находилась мешанина всевозможных часов — изысканные старинные европейские экземпляры, сломанные будильники и даже пластмассовый кухонный таймер. Третий, по всей видимости, был завален измерительными приборами — какими-то древними палками с зарубками, кусками веревки с завязанными через определенные промежутки узлами, линейками, связанными в пучки. Там была даже какая-то круглая металлическая рулетка.
    Они прошли сквозь арку в анфиладу крошечных, забитых от пола до потолка, помещений, каждое из которых, казалось, было посвящено той или иной ‘логии’ или ‘антре’, которые, ‘служа нации’, представлял музей. Основатель и председатель шлепал за ними в своих разноцветных чапалах, издавая время от времени слабые возгласы, выражавшие протест и смятение.
    Младший инспектор Джадав с двумя своими жалкими панчами важно шел следом, демонстрируя — каждый раз, когда Готе на мгновение оглядывался — приводящую в ужас склонность толкать любой предмет, выглядевший хрупким и неустойчивым, будь то стенд с коллекцией фарфоровых европейских домашних животных, груда разнообразных чернильниц, наваленных друг на друга, или стул, полностью сделанный из стекла, в комнате, набитой подобной мебелью.
    Престарелый первый панч снова и снова разражался диким хохотом, а его младший товарищ, пенджабец, похоже, воображал, что из уважения к окружающему их хаосу, должен останавливаться у входа в очередную крохотную комнатенку и издавать своим взбивательным инструментом оглушительный дребезжащий звук.
    Готе возблагодарил судьбу, что британский профессор была слишком занята тем, чтобы побыстрее добраться до похищенной (возможно) Парвати, дабы обращать внимание на остальных его спутников.
    В конце концов, они подошли к узкой ведущей вниз лестнице, на каждой ступени которой были выставлены всевозможные экспонаты музейной коллекции: 4-5 разнообразных кальянов; повернутая боком картина в рамке, на которой был изображен английский коттедж; маленькая доска, увешанная образчиками различных амбарных замков.
    У подножия лестницы их ждала новая череда маленьких комнаток. Профессор, или миссис Прунелла, похоже знала дорогу, ориентируясь, подобно собаке-ищейке, по запаху.
    В царившем здесь полумраке основатель и председатель прекратил свои причитания, обрел голос и пустился в туманный рассказ о сокровищах, хранящихся в его музее.
    — Опаловая вода, — сказал он, резким жестом указывая на высокую склянку, наполовину наполненную какой-то мутной жидкостью. — Там, где есть яд, есть и нектар, это математическая истина.
     Потом, в следующей крохотной комнатушке:
    — Отдел алхимии. Мы делаем множество экспериментов, пытаясь превратить медь в золото. Или золото в медь.
    В помещении, где хранились монеты и банкноты всех мыслимых разновидностей, Готе пришлось остановиться, чтобы помешать пенджабцу потихоньку стянуть маленькую серебряную монетку.
    — Прошу вас, обратите внимание на эти арабские купюры, все отпечатаны с ошибками, очень-очень редкие.
    И в следующем помещении, вдоль стен которого тянулись узкие полки, где пылились камни всех форм и цветов:
    — Тысяча различных, необычайно важных научных, магических и астрологических экспонатов.
    Этой последней фразы оказалась чересчур даже для неуклонно стремящейся вперед профессора Прунеллы. Она резко обернулась и бросила через плечо:
    — Шарлатан. Чушь собачья.
    Готе, который все время, пока они с шумом и грохотом продвигались вперед, то поражался огромному количеству мудреных предметов, то начинал сомневаться в правильности того, что рассказывал о них основатель и председатель, почувствовал благодарность к профессору, перечеркнувшей все дальнейшие колебания своей твердой убежденностью.
    Они подошли к натянутой выцветшей красной веревке, преградившей им путь.
    Профессор Прунелла без колебаний отодвинула ее в сторону также как, без сомнения, сделала это в свой предыдущий визит.
    — Там, — сказала она.
    Позади них пенджабец издал своим инструментом не один, а целую серию резких звенящих звуков.
    Скривившись, пытаясь не замечать всего этого шума, Готе заметил, что дальше по коридору, в ярде или двух от него, стоит статуя Парвати, той самой ‘принцессы с рыбьими глазами’. Сидящей на треноге. Поджав одну ногу, в позе лотоса.
    — Она из гвадалапурского храма? — спросил он профессора Прунеллу.
    — Готова поставить на это свою жизнь. Это моя тема, как вам известно. Это будет чертовски хорошая статья для ‘Исследований Индийской культуры’.
    Готе со странной неохотой повернулся к председателю и основателю.
    — Сэр, — сказал он, — можете ли вы объяснить присутствие здесь одного предмета, который, по-видимому, был вывезен из храма в Гвадалпуре без должного и надлежащего разрешения?
     Престарелый собиратель разнообразных предметов облизнул свои тонкие губы. Он бросил долгий изучающий взгляд на округлые конечности и увенчанную высокой короной голову каменной богини.
    — Создание этого музея, — пробормотал он, — было делом всей моей жизни.
    — Это не ответ, — возразил Готе, заставляя себя быть безжалостно строгим, несмотря на укол сомнения, подобный некоему подземному толчку, который он отчего-то ощутил. Для него не было никаких видимых причин, однако игнорировать его не стоило.
    Он ждал, чтобы старик заговорил снова. Но тому, казалось, трудно было выговорить еще хоть одно слово.
    — Ну же, инспектор, — сказала профессор Прунелла, негодующе фыркнув. — Клянусь вам. Это Парвати из Гвадалпура, и никто иной.
    И, словно желая подчеркнуть свою уверенность, она звонко хлопнула округлую фигуру богини по плечу.
    Готе поморщился.
    — Славно, славно, — воскликнул пенджабец, заговорив вдруг на грубом маратхи. — Я дал бы такой милашке не один шлепок.
     Готе очень надеялся, что исследования профессора в области индийской культуры не дошли до знакомства с индийскими пошлостями.
    Видимо, так и было, потому что она спокойно положила руку на плечо богине в откровенно собственнической манере.
     Готе повернулся к основателю.
    — Сэр, — сказал он, — вы все еще не дали мне должного ответа на мой вопрос относительно этой статуи.
    — Нет, — выпалил старик, словно это единственное слово было твердым шариком, который он больше не мог удерживать внутри. — Нет, нет, нет. Кто может сказать, откуда могла явиться такая прекрасная вещь, как эта? Возможно, эта Парвати пробыла у меня в кладовке много-много лет.
     Готе понял, что перед ним дилемма. Ответ основателя и председателя нельзя было считать полностью удовлетворительным. Тем не менее ясно все-таки, что он отрицает, будто эта статуя Парвати (в конце концов, она одна из многих тысяч изображений богини, существующих повсюду в Индии) была той самой скульптурой, что прежде находилась в гвадалпурском храме. С другой стороны, британская леди-профессор твердо заявила, что это была Парвати из Гвадалпура. Она сама видела ее там. И все же, могла она ошибиться? В конце концов, это же было 10 лет назад. И к тому же разве не долг его, как индийца, не принимать любое утверждение каждого человека с Запада за святую истину. Патриотический долг, как бы трудно это ни было.
    — Инспектор, — не выдержала профессор Прунелла, — арестуйте этого человека.
    Это почти заставило Готе решиться. Будь он проклят, если арестует человека по приказу какого-то европейца, тем более англези, реликта британского владычества, более того — женщины. Но с другой стороны...
     Тут он услышал, как заносчивый младший инспектор Джадав подошел и, щелкнув каблуками, вытянулся по стойке ‘смирно’, словно получил приказ старшего офицера и хотел показать, что готов тотчас исполнить его.
     Нет, если основатель и председатель будет арестован по обвинению в сокрытии краденого имущества, это дело не достанется маленькому выскочке из полицейского участка на улице Тилак Мардж. Это...
    Но тут вдруг позади высокой статуи принцессы с рыбьими глазами раздался пронзительный скрежет дерева о камень, и маленькая дверь резко распахнулась. В узком дверном проеме стоял, опустив руки, мужчина огромных размеров, с обнаженной грудью, круглой головой и тяжелой челюстью.
    Готе инстинктивно напрягся, ожидая нападения.
    — Ах, Маник, это ты, — сказал основатель и председатель с неожиданной радостью. — Как раз когда ты мне нужен.
    Гигант в дверном проеме ответил ему только ворчанием, хотя, похоже, все понял.
    Основатель повернулся к Готе.
    — Вы вряд ли поверите этому, — настойчиво сказал он, — но в музее столько важных экспонатов из стольких областей индологии, что временами даже я начинаю забывать, где и когда они были приобретены.
    Это заявление привело к тому, что один из панчей, бывший пеон, старик с вечно открытым ртом, разразился очередным своим долгим кудахчущим смехом. ‘Было ли это, могло ли это быть, — подумал Готе, — чем-то вроде издевательского комментария к словам престарелого владельца музея?’
    И следует ли ему как-то отреагировать на это?
    Однако он был спасен от чувства, что его заставил действовать такой нелепый стимул. Раздалась пронзительная трель большого звонка, прикрепленного к стене поблизости и соединенного с телефоном, находившимся где-то в глубине старого здания.
     — Кто-нибудь предлагает новые экспонаты для коллекции, — тотчас предположил основатель. — Или, может быть, они желают организовать какой-нибудь семинар.
    Он явно собирался пойти и ответить.
    Готе быстро шагнул наперерез и положил руку ему на плечо, удерживая его. Он не собирался рисковать, что предполагаемый злоумышленник сбежит.
    — Иди и ответь им, — сказал старик Манику. — Мне в самом деле нужно уделить этим джентльменам и леди все свое внимание.
    Молчаливый гигант зашаркал прочь, в направлении лестницы.
     — Младший инспектор, — рявкнул Готе, — приглядите, чтобы он не попытался сбежать.
    Убедившись, что младший инспектор повиновался, Готе повернулся обратно и увидел, что основатель и председатель прошлепал в узкий дверной проем позади статуи Парвати.
     Протиснувшись мимо коренастой фигуры профессора, все еще заявлявшей свои права на богиню, Готе бросился в погоню.
    Однако он увидел, что старик не спешит к какому-нибудь незаметному черному ходу, чего он опасался. Вместо этого тот переходил от одного экспоната к другому в тускло освещенной кладовке, пристально вглядываясь в изображения богов и богинь, порой покрытых таким толстым слоем пыли, что их едва можно было узнать. Некоторых ясно можно было разглядеть — многорукие или многоголовые, со слоновьими хоботами, играющие на флейте или восседающие верхом на павлине, иногда полуразрушенные, порой целые до последней детали.
    — Сэр, — как можно тверже сказал Готе, — что вы делаете? Я до сих пор не вполне удовлетворен вашими ответами. Прошу вас, пройдите со мной обратно к той статуе и дайте мне подробные объяснения.
    Мгновение казалось, что старик не собирается обращать на него внимания. Но в конец концов он выпрямился и, ничего не объясняя, тяжело вздохнул и прошел обратно. Он встал возле ставшей предметом спора Парвати с противоположной стороны от плотной фигуры своей противницы, профессора Прунеллы, чья рука все еще лежала на плече богини.
    Готе показалось, что эта пара представляет собой живую картину стоявшей перед ним дилеммы. Кому из них на самом деле принадлежит Парвати? Властной леди-профессору, заявляющей свои притязания со всей подавляющей самоуверенностью Запада? Или этому старику, с головой погрузившемуся в философские учения Востока, видевшему в этой Парвати одну из огромного множества экспонатов, которые он собирал всю свою жизнь, чтобы расширить и проиллюстрировать основные положения индологии?
    И все же не было ли чего-то явно подозрительного в том, каким образом он заявил свои права на эту рыбоглазую принцессу? Но, с другой стороны, британский профессор, несомненно, выглядела скорее агрессивной, чем правой в своих требованиях. Она говорила о статье в... что там было?.. в ‘Исследованиях Индийской культуры’ так, словно именно это и было для нее важнее всего.
    Так могла ли она?.. Но с другой стороны, не мог ли он?..
    Не удержавшись, он обратился с горячей молитвой к самой богине, словно ее каменные губы могли каким-то образом подсказать ему ответ.
    И ответ пришел.
    Потому что он вдруг понял: был способ убедиться, что эта Парвати была именно гвадалпурской Парвати. Абсолютно надежный способ.
    Младший инспектор Джадав как раз вернулся, теперь мрачный и надутый, подгоняя перед собой огромного молчаливого гиганта Маника.
    — Младший инспектор, — обратился к нему Готе, — внимательно следите за всеми в этой комнате. Я вернусь через минуту.
    И, не дожидаясь какого-либо подтверждения, что Джадав услышал приказ, Готе пустился бежать через все эти забитые и захламленные маленькие комнатки подвального этажа, мимо тысяч пыльных камней, мимо фальшивых арабских банкнот, мимо алхимических приспособлений, мимо высокой склянки с опаловой водой.
    Он взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, не глядя на амбарные замки, кальяны и все прочее. Он поспешил дальше так быстро, как только осмеливался, мимо стеклянных стульев и кроватей, мимо коллекции фарфоровых европейских домашних животных — какое отношение имеют они к индологии? Неважно — мимо наваленных друг на друга разнообразных чернильниц.
    Пока, наконец, он не добрался до вестибюля. И до застекленного шкафа, где хранились измерительные инструменты с древнейших времен до наших дней. Не колеблясь, он рывком распахнул дверцу, протянул руку и взял одну из точных современных рулеток, которую увидел, почти не видя, когда профессор Прунелла торопила их к своей добыче. А к рулетке он добавил (эта мысль пришла ему в голову в последнюю секунду), одну из древних палок с зарубками.
    Потом, даже за меньшее время, чем понадобилось ему, чтобы добраться до этого шкафа, он примчался обратно, туда, где стояла Парвати. Основатель и председатель, не шелохнувшись, стоял на прежнем месте с одной стороны от каменной богини, но и британский профессор не сдвинулась со своей позиции с другой стороны. Каждый молча отстаивал свои права так же твердо, как и прежде.
    — Извините, пожалуйста, — сказал Готе.
    И он, протиснувшись мимо двух претендентов, взял палку с зарубками, которую принес с собой и приложил один конец к верхнему краю короны богини. Затем повернул палку, пока другой ее конец не коснулся стены позади статуи, оставив крохотную царапину на штукатурке.
    Затем, быстро опустившись на колени, он взял рулетку и измерил точное расстояние от своей царапины до пола.
    Рулетка, как он с облегчением обнаружил, была промаркирована в сантиметрах, а не в дюймах. И через мгновение он поднял голову и торжествующе объявил:
    — Сто сорок семь.
    — Сто сорок чего, ради всего святого? — прогрохотала профессор Прунелла. — Вы спятили, инспектор?
    — Мадам, — ответил Готе, все еще стоя на коленях на полу, — не сто сорок, а сто сорок семь. Сто сорок семь сантиметров — точная высота статуи богини Парвати, похищенной из храма в Гвадалпуре и, как утверждает первоклассный специалист, спрятанной в Бомбее, чтобы показать неизвестному иностранному покупателю или покупателям. Это, без сомнения, та самая статуя.
    — Вы не сказали мне ничего такого, чего я не говорила с самого начала, — ответила профессор Прунелла, выпятив грудь до удивительных размеров. — Арестуйте этого человека. Разве я не говорила, что вы должны это сделать уже полдюжины раз?
    Готе поднялся на ноги и глубоко вздохнул. Пока он стоял на коленях, сверяя цифры на рулетке, ряд фактов, которые он увидел за недолгое время своего пребывания в музее Хришикеша Агнихотри, сложились у него в голове в цельную картину. Убедительную и логичную картину.
    — Мадам, сэр, — сказал он, переводя взгляд с величественной фигуры британского профессора на ошеломленного основателя и председателя. — Дело касается не одной только статуи самой Парвати, но также и других артефактов.
    — Что...
    — Мадам, из храма в Гвадалпуре были также украдены четыре терракотовых изображения бога Ганеши, (у него, как вам должно быть прекрасно известно, слоновья голова), а также одна богиня Сарасвати, сидящая согласно традиции на павлине (у этой статуи хвост частично отсутствует), плюс к этому два бога Кришны, играющих на флейте, и еще одиннадцать разных других артефактов. Мадам, в той кладовке, что находится прямо позади меня, я, так же как и мистер Агнихотри, увидел все эти статуи, что характерно, не покрытые пылью. Итак, мадам, что же из этого следует?
    — Черт возьми, только то, что этот тип украл их все в Гвадалпуре, что же еще?
    — Не совсем так, мадам. Как я уже сказал, мистер Агнихотри только рассматривал все эти статуи. Он не пытался и дальше прятать их. Без сомнения, ему хотелось бы, чтобы они, так же как и эта скульптура Парвати, оказались экспонатами, которые он когда-то, давным-давно приобрел. Но в глубине души он понял, что это не так. Нет, мадам, не он виновен в краже этих предметов.
     — Тогда кто, черт возьми?! Нет, постойте. Я знаю. Индийский друг, с которым мой мистер По завтракал нынче утром.
     — Нет, мадам, нет. Тот, кто спрятал здесь все эти вещи, достаточно сильный мужчина, чтобы перетаскивать с места на место богиню Парвати из песчаника, высотой 147 сантиметров. Это тот самый человек, который, хоть и кажется идиотом, прекрасно мог ответить на телефонный звонок и мог связаться с сообщниками и предложить им спрятать Парвати среди множества других богов и богинь. Это был чрезвычайно умный ход, использованный, по-моему, мистером Эдгаром Аланом По в истории под названием ‘Похищенное письмо’.
    Он приказал младшему инспектору Джадаву:
    — Отведите его в ваш полицейский участок и предъявите ему от моего имени обвинение в укрывании двадцати двух заведомо краденых артефактов.
    — Артефактов, сэр? — нахмурившись, переспросил младший инспектор, тут же схвативший ошеломленного здоровяка Маника.
    — Да, приятель, артефактов. Артефактов. Разве вы не знаете, что такое артефакты?   1^sted: QEMM, Sep 1988 / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 05.05.2016 г.
• ЖЕСТОКИЙ ИНСПЕКТОР ГОТЕ
    ‘The Cruel Inspector Ghote’
    Инспектор Готе стоял в глубокой задумчивости. Перед ним была дилемма. Дело касалось сына Хашамбая, юного Мусы. Не было никаких сомнений, что этот молодой человек украл один лакх рупий у своих родителей. Однако не было также никаких сомнений насчет еще двух вещей. Во-первых, эти сто тысяч рупий почти наверняка представляли собой подпольные, неучтенные доходы, наличку, не внесенную в бухгалтерские книги мистера Хашамбая, чья часовая фабрика была одной из самых процветающих в Бомбее. Во-вторых, мистер Хашамбай был человеком влиятельным. У него были друзья, занимавшие важные посты. Вызвать неудовольствие мистера Хашамбая (например, из-за того, что имя Хашамбая появится в газетах) значило навлечь на себя неприятности. Стоит ему шепнуть словечко на ухо комиссару полиции... Или сделать что-нибудь в этом роде...
    И все же юный Муса Хашамбай украл эти деньги. У Готе имелись все необходимые доказательства. Он должен арестовать юношу, как бы снисходительно ни относился ко всему этому его отец. Инспектор должен сделать это ради самого мальчика. Сильное потрясение сейчас, когда ему семнадцать-восемнадцать лет, возможно, позволит всю оставшуюся жизнь ему вести себя как следует.
    С другой стороны, мистер Хашамбай действительно обладал большим влиянием и вполне мог им воспользоваться. К тому же он, возможно, не заслуживал, чтобы ему вернули эти грязные деньги.
     Внезапно Готе кое-что увидел. Пока он, погрузившись в размышления, стоял как вкопанный на тротуаре возле станции Черчгейт, инспектор стал невольным свидетелем преступления. И пусть это было не самое серьезное преступление из перечисленных в Уголовном кодексе Индии, это все-таки было преступление. Не имело значения, что преступником был всего лишь ребенок, пухлый малыш лет восьми или около того, живой и жизнерадостный — то, что он делал в этот самый момент на противоположной стороне улицы, было преступлением.
    Однако, поскольку маленький дьяволенок находился на противоположном тротуаре, а половину проезжей части между ними перегораживало одно из самых своеобразных зрелищ Бомбея, Готе ничего не мог сделать, чтобы помешать творящемуся у него на глазах безобразию. Однако он, наверное, сможет воспрепятствовать преступнику скрыться. Мальчик был занят тем, что резал лезвием бритвы, воткнутым в старую пробку, дно большой голубой кожаной сумки, которую держала в руках довольно пухлая европейская леди в смелом цветастом платье. Леди прильнула глазами к видоискателю своей кинокамеры и снимала бомбейскую достопримечательность — даббавалов.
     Даббавалы, занявшие половину проезжей части и отгородившие от Готе его жертву, вполне заслуживали того, чтобы их фотографировали иностранные туристы, подумал инспектор. Каждое утро в течение всей рабочей недели в Бомбее они собирали в домах, находящихся в пригороде, домашние обеды, которые женщины готовили для своих мужей, работавших в офисах в центре города. Каждый такой обед был запакован в 4 круглые закрытые жестянки, аккуратно поставленные одна на другую в общий контейнер, на котором красной краской был написан его кодовый номер. Даббавалы доставляли эти контейнеры к ближайшей станции пригородной железной дороги и ехали с ними до конечной станции Черчгейт. Там даббавалы быстро сортировали контейнеры с обедами в соответствии с местом назначения и расставляли их на больших деревянных поддонах, которые другие даббавалы ставили себе на голову и бегом разносили по всему деловому и административному центру Бомбея. Это стоило увидеть и стоило снять на пленку. Только, к сожалению, пока туристы были полностью поглощены зрелищем, кто-нибудь мог обчистить их карманы. Или разрезать сумочку.
     Готе пробрался сквозь мешанину деревянных поддонов. Он нетерпеливо подождал, пока полдюжины грузовиков, громыхая, проехали по свободной части дороги. Наконец он рванулся вперед, все время не сводя глаз со своей маленькой пухлой цели. Потом, когда мальчик с подозрительной беззаботностью направился к лачугам

  жителей тротуаров*

  Обитатели тротуаров (англ. pavement-dwellers) – так называют в Индии бездомных, которые живут на улице, прямо на тротуарах, в лачугах, сделанных из картона, жести и тому подобного, или просто на подстилках, расстеленных на земле

  , беспорядочно разбросанных примерно в четверти мили оттуда, инспектор перешел на бег. Не прошло и минуты, как он схватил маленького воришку за ухо. Этот трюк, которому он научился давным-давно, не позволял ускользнуть даже самому ловкому пленнику.
    Едва он схватил свою жертву, как понял, что преступление маленького воришки уже обнаружено. В пятнадцати или двадцати ярдах у него за спиной раздались отчаянные вопли на чистейшем английском языке.
    — Моя сумочка! Она пуста! Мой бумажник! Он пропал! Мой паспорт!
    Крепко держа сорванца своей фирменной хваткой, Готе развернул его и потащил обратно, к ограбленной леди в цветастом летнем платье. К ее возмущенному крику теперь присоединились и другие пронзительные голоса со своими комментариями.
    — Какой ужас! Какой ужас!
    — Надеюсь, его поймают, кем бы он ни был!
    — Да, да, и отправят его туда, где ему самое место! И надолго!
    — Если им нужны туристы, они должны позаботиться об их безопасности!
    — Мадам, — сказал Готе возмущенной жертве, — прошу вас, не волнуйтесь. Я полицейский инспектор. Меня зовут инспектор Готе и мне посчастливилось поймать вора, укравшего ваши вещи.
    Он опустил свободную руку, схватил маленького преступника за рваные шорты цвета хаки и сильно тряхнул. Ловко спрятанные там паспорт и бумажник упали на землю. Рот воришки открылся, превратившись в большую букву ‘О’. Мальчишка в ужасе заорал.
     Кучка британских леди (Готе все они казались очень похожими друг на друга — большие, розоволицые, с тугими золотистыми или седыми кудряшками, все в цветастых платьях), уставились на маленькую фигурку.
    — Ох, — сказал кто-то, — бедный малыш.
    И сразу же раздался хор голосов.
    — Да, да, бедная крошка!
    — О, ему не больше шести-семи лет!
    — Неужели он и правда это сделал?
     Настроение у леди с разрезанной голубой сумкой изменилось так же, как и у ее спутниц.
     — Инспектор, — сказала она, наклонившись вперед и доверительно обращаясь к Готе, — инспектор, вам не кажется... он ведь всего лишь маленький ребенок, правда?.. Вам не кажется, что вы могли бы отпустить его? Мне вернули мой бумажник. Я не пострадала.
    Готе, по-прежнему крепко державший мальчишку за ухо, посмотрел на нее с каменным лицом.
    — Мадам, — ответил он, — я поймал это мелкое отребье с поличным.
    — Да, я знаю, инспектор. Но, все-таки... Я уверена, он никогда больше не станет поступать так дурно... У него такое славное маленькое личико.
    И в самом деле, мальчик, едва ли понимавший хоть одно слово по-английски, но прекрасно чувствовавший интонации, перестал выть и поглядывал вверх на окружившие его розовые лица с трогательной улыбкой, дрожавшей на его пухлых губах.
    — Мадам, — снова начал Готе, — я подозреваю, что вы хотите освободить этого маленького воришку потому, что думаете, будто для вас будет очень-очень большим неудобством, если вам придется завтра утром давать показания в

  городском полицейском суде*

  Городской полицейский суд занимается делами о расследуемых полицией мелких преступлениях

  .
     — Инспектор! Что за намеки!
    В защиту леди выступил новый хор голосов, заявивший, что она много раз доказывала свою готовность выступать свидетелем на публике, и что они совершают турне по Индии по программе, специально разработанной для леди ‘с пытливым умом’, и в ближайшие три дня еще останутся тут и не уедут в Агру и Тадж-Махал.
    Но инспектор Готе оставался непоколебим.
    — Нет, нет, — сказал он. — Вы напрасно проливаете реки слез. Я должен передать виновного какому-нибудь констеблю, чтобы его держали под арестом, пока он не предстанет перед судьей. Да, именно так.
    И, разумеется, точно по волшебству, в эту самую минуту на глаза ему попался констебль. Тот совсем не походил на лондонского бобби в своей мятой синей форме и маленькой овальной сине-желтой шапочке, но, несмотря на это, казался внушительным и крепким.
    Готе потащил своего пленника прочь. За ухо.
    Однако, к удивлению британских туристок, поговорив с констеблем минуту или около того, Готе вернулся обратно, по-прежнему крепко держа маленького потрошителя сумок.
    — Этот парень совершенно не годится, — сказал он, кивнув в сторону уходящего полисмена.
    Потом, видимо решив, что будет не очень-то хорошо, если иностранные туристки вообразят, будто хоть один из бомбейских полицейских не готов выполнить любое порученное ему задание, он поспешно добавил:
    — Как раз сейчас у него много-много других важных поручений.
    Итак, они ждали, довольно тихая маленькая группка, пока даббавалы на проезжей части закончат сортировать свои контейнеры, поставят длинные деревянные поддоны себе на головы и поспешат туда, где за столами их уже ждут обедающие. Раз или два та или другая дама из группы пыталась снова убедить Готе, что маленького воришку, выглядевшего теперь еще более трогательно, все-таки нужно отпустить. Но один взгляд на непреклонное лицо Готе обрывал их мольбы на полуслове.
     — Будьте добры, сообщите ваше почтенное имя? — твердо спросил он жертву кражи. — И в каком отеле вы остановились?
    Имя и адрес были названы, и опять воцарилось молчание. Однако вскоре они увидели другого констебля — дородного старого ветерана. Готе резко окликнул его, мужчина пустился к нему неторопливой, исполненной достоинства трусцой и прибыл на место, пыхтя и задыхаясь.
    Маленький воришка был передан ему под стражу. Констебль схватил его за руку и тяжело зашагал прочь. Готе торопливо попрощался с группой английских леди и поспешил к скоплению лачуг обитателей тротуаров, находившемуся неподалеку.
     Туристки стояли на том же месте, глядя, как печального маленького воришку уводят, и беспомощно квохтали в ужасе от ожидающей его участи. Но, отойдя едва ли на пять ярдов, тот, быстро изогнувшись и резко рванувшись, выскользнул из рук пыхтящего старого констебля-ветерана, развернулся и бросился прочь, в ту сторону, куда направлялся с самого начала, ловко лавируя среди толп на тротуаре и проезжей части, словно крохотный головастик, скользящий между медленно движущимися карпами.
    — Ну и ну! — воскликнула леди с разрезанной синей сумкой.
    
    Но время шло. В расписании группы были и другие достопримечательности, ‘пытливым умам’ еще многое нужно было увидеть и усвоить. Арендованные машины, доставившие их на станцию Черчгейт, уже ждали их, так же как и предоставленный туроператором гид.
     — Мы едем в зоопарк ‘Виктория Гарденс’, — объявил гид. — Это очень, очень интересно.
    Некоторые леди, похоже, сомневались в этом. Казалось, они полагали, что Бомбей должен предоставить их ‘пытливым умам’ нечто более содержательное, чем простой зоопарк.
     Но им суждено было увидеть зрелище, доставившее им немало пищи для размышлений и немало тем для разговоров, куда раньше, чем они доехали до ‘Виктории Гарденс’.
     И в самом деле, не проехали они и четверти мили на север, как их машины угодили в небольшую пробку, и они неожиданно опять заметили инспектора Готе.
     Он бежал вприпрыжку по противоположной стороне улицы, ухитряясь каким-то образом выглядеть одновременно и сосредоточенным, и равнодушным, но при этом двигаясь все время с потрясающей целеустремленностью. А потом всего в каких-то десяти ярдах впереди него самые зоркие из путешествующих дам заметили маленького пухлого беглого потрошителя сумок.
    Им повезло еще больше. Прежде чем вола, тащившего груженную бочкой керосина тележку, ставшую причиной пробки, убедили тронуться с места, высунувшиеся в окно дамы увидели, как мальчишка шмыгнул в одну из лачуг, стоявших на тротуаре, — безнадежно заваливающееся сооружение из покосившихся бамбуковых шестов, проржавевших листов рифленого железа, джутовых мешков и грязных кусков полиэтилена. Через мгновение Готе нырнул туда вслед за ним, чтобы тотчас появится снова, на этот раз вцепившись не в пухлого восьмилетнего малыша, а в высокого мрачного типа в засаленном костюме европейского покроя.
     Потом откуда-то сзади подбежал (ну, кто бы мог подумать?!) тот крепкий констебль, которому Готе не отдал маленького воришку, тот самый констебль, у которого было ‘много-много других важных поручений’. В один миг на запястьях мужчины в засаленном костюме оказалась пара наручников, и констебль с торжествующей улыбкой на лице потащил его прочь.
    — Как странно, — сказала одна из дам в первой машине.
    — Вот именно, вот именно, — эхом отозвалась другая.
    — Интересно, что же произошло, — воскликнула третья.
    
    На следующий день, когда в отель была доставлена повестка, вызвавшая пострадавшую с разрезанной сумкой в полицейский суд, леди-путешественницы, всей группой сопровождавшие ее, были счастливы удовлетворить любопытство своих пытливых умов.
     Сначала дала свои свидетельские показания вызванная повесткой жертва преступления. Затем инспектор Готе подробно изложил, как он проследил за сбежавшим воришкой и последовал за ним до лачуги на Махариши Карве Роуд, где обнаружил обвиняемого, у которого нашел множество предметов, похищенных в такие-то и такие-то даты. И, наконец, мужчина в засаленном костюме, ставшем еще более засаленным после ночи, проведенной в камере, был приговорен к шести месяцам исправительных работ.
     Как только дамам представилась такая возможность, они тотчас окружили инспектора Готе на ступенях здания суда и своими кудахтающими розоволицыми голосами потребовали рассказать всю историю полностью. И Готе, неодобрительно покачивая головой, в конце концов, вынужден был сдаться.
     — Видите ли, леди, — начал он, — дело было так. Я не хотел, чтобы этого мальчика наказали слишком сурово. В конце концов, ему же всего семь или восемь лет. Но я подумал, что будет очень-очень хорошим делом, если мы сможем отправить за решетку ту паршивую овцу, которая заставила его воровать. Как вы понимаете, такая прекрасная возможность не выпадает дважды. Поэтому я хотел, чтобы мальчик сбежал, надеясь, что он отправится прямиком к главарю своей шайки.
    — И поэтому вы передали его толстому старому констеблю, а не тому, другому? — спросила леди с самым пытливым умом из всех.
    — О, да, мадам, вы сразу это поняли. Это так проницательно с вашей стороны. В самом деле, очень-очень проницательно.
    — Выходит, когда вы немного поговорили с первым констеблем, вы велели ему подстраховать вас, когда вы будете следить за мальчиком? — спросила другая леди, не желая уступать первой в проницательности.
    — Совершенно, совершенно верно, мадам.
    — А мальчик? — спросила третья леди, возможно, не такая проницательная, но очень сердобольная.
    — Что ж, мадам, думаю, что, когда его поймали с поличным, он до смерти перепугался, особенно, когда наконец понял, что сбежать не так-то легко. Так что я отпустил его, отвесив на прощанье всего один подзатыльник.
     — Ах, бедный малыш! — воскликнула сердобольная леди.
     Но она осталась в одиночестве со своим мягкосердечием.
    — Это не больше, чем он заслужил!
    — Это послужит ему хорошим уроком!
    — Немного подзатыльников ему не повредит!
    Таков был общий хор.
    — Что ж, инспектор, — сказала леди, дававшая свидетельские показания, — приближается время обеда, и я думаю, все мы будем очень рады, если вы присоединитесь к нам в нашем отеле.
     Однако инспектор Готе покачал головой.
    — Я очень сожалею, мадам и леди, — сказал он. — Мне все еще нужно дать показания по одному делу здесь. Видите ли, вчера после нашей встречи я арестовал сына одного очень-очень богатого владельца часовой фабрики. Парень украл крупную сумму из дома своих родителей. И что бы они ни подумали, что бы ни сказали какой-нибудь влиятельной персоне, единственно правильным будет, чтобы этот молодой человек получил что-то вроде шоковой терапии. Так что всего хорошего, дамы. Всего хорошего.    1^sted: ??? / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 13.10.2021 г.
• ПОДАРОК ДЛЯ САНТЫ-САГИБА
    ‘A Present for Santa Sahib’  Инспектор Готе дотронулся до заднего кармана своих брюк и убедился, что тот надежно застегнут. До Рождества оставалось всего два дня, и стоявшая перед ним у входа в один из самых больших бомбейских универмагов толпа была очень плотной. В огромном многонациональном городе не только христиане отмечали этот день, покупая подарки и различные деликатесы. Люди всех конфессий всегда рады были отпраздновать любую знаменательную дату по любому календарю. Когда индуисты чествовали самого почитаемого в Бомбее бога Ганешу со слоновьей головой, купая его гигантские статуи в море, мусульмане, парсы и христиане с удовольствием присоединялись к громадным толпам, наблюдавшим за этим. У всех у них тоже был выходной, и они от души веселились в этот день точно так же, как и в мусульманский праздник курбан-байрам.
    Однако толпы, всегда собиравшиеся накануне любого подобного праздника, были источником не только радостей, но и проблем, со вздохом подумал Готе. Когда тысячи людей приходят, чтобы купить сласти и фейерверки для Дивали или приобрести цветные порошки и краски, чтобы потом разбрасывать и разбрызгивать их во время веселого весеннего праздника Холи, они тем самым создают прекрасные возможности для карманников.
    И в самом деле, только что, когда он входил в универмаг, он заметил Рама Прасада, отлично известного полиции карманника, высматривающего легкую добычу. И вид этого типа, который, завидев его, быстро повернул назад, заставил Готе проверить, на месте ли его собственный бумажник. Было бы совсем уж плохо, если бы инспектор уголовной полиции вернулся без денег и с пустыми руками к жене, отправившей его, как обычно, купить подарок к Рождеству ее подруге-христианке миссис Де Круз, в ответ на презент, который они получили на Дивали.
    К тому же у него была еще одна небольшая причина для этой поездки в магазин. Кроме покупки гостинца для миссис Де Круз, ему нужно было еще навестить Санту Клауса, сидевшего в специально отведенном для него месте ‒ в своем необъятном сверкающем красном халате, в красном шелковом колпаке с белой опушкой на голове, с пышной бородой из ваты, ниспадающей на грудь, и с мешком подарков, лежащим рядом.
     Готе вовсе не собирался вставать в очередь вместе с детишками, ожидавшими, когда в обмен на рупию, тайком переданную стоящей рядом матерью, им дадут плитку шоколада или пакетик конфет из мешка. Санта был старым другом, заслуживающим одного-двух слов приветствия. Точнее, не совсем другом, а просто очень старым знакомым.
    На самом деле Санта (его настоящее имя было Моти Попаткар) был мелким мошенником. Это следовало признать. За исключением десяти дней перед Рождеством он зарабатывал на жизнь различными сомнительными способами. Для любого английского туриста у него была припасена прекрасная история (его английский был удивительно хорош — результат образования, полученного в миссионерской школе много лет назад): он якобы был денщиком английского офицера, вышедшего в отставку, но оставшегося жить в Индии, и ему нужны были деньги на железнодорожный билет, чтобы вернуться к прежнему хозяину и снова служить полковнику-сагибу. Или он предлагал себя в качестве гида одиноким европейским туристам, которые попадались ему на глаза, и рано или поздно уговаривал их купить крепкий деревенский самогон в каком-нибудь подпольном питейном заведении.
    В одном из подобных мест Готе и встретил его в первый раз. Заезжий немецкий бизнесмен пожаловался полиции, что ему не только пришлось заплатить своему гиду гораздо больше, чем он собирался, но к тому же его заставили выложить пятьдесят рупий за выпивку в какой-то жуткой дыре под названием “Прелесть” на Нагандас Мастер Роуд.
    С этой жалобой мало что можно было сделать, но поскольку у бизнесмена было рекомендательное письмо к заместителю министра в правительстве штата, Готе приказали заняться расследованием.
    Он послушно отправился в бар “Прелесть”, оказавшийся в точности таким, как он и ожидал: одна-единственная комната с облупленными стенами, выкрашенными в голубой цвет; в углу — обшарпанная стойка; вокруг расставлено полдюжины пластмассовых столиков. Внутри сидело несколько мужчин: офисные посыльные в белых шапочках; почтальон в форме цвета хаки, заглянувший в бар во время обхода своего участка; ушной чистильщик в красном тюрбане со своей маленькой алюминиевой шкатулкой; бродячий продавец холодной воды, оставивший ручную тележку с бочкой снаружи. Все склонились над грязными стаканами с прозрачной жидкостью.
    Один из выпивох, похоже, соответствовал описанию, которое немецкий бизнесмен дал своему гиду. И в ответ на первый же осторожный вопрос парень весело признался, что он Моти Попаткар, и что, да, он вчера приводил сюда немецкого туриста.
    — Ему ведь это было интересно, разве нет? — сказал он. — Поглядеть на распрекрасное индийское логово порока?
    Готе посмотрел на облупленные стены; на мальчишку, лениво протирающего один из столиков мокрой грязно-серой тряпкой; на две картинки, криво висевшие на стене напротив, — на одной английская девушка былых времен с почти полностью обнаженной грудью, с другой сурово глядела покойная миссис Ганди.
    — Что ж, ты очень пожалеешь, если я узнаю, что ты снова привел какого-нибудь иностранного туриста в такую третьеразрядную дыру, как эта, — сказал он.
    — Ох, инспектор-джи, не буду. Через девять-десять дней я стану Сантой Клаусом.
    Вот так и выяснилось, какая за работа была у Моти Попаткара каждый год перед Рождеством.
    — И я держусь за эту работу, — закончил Моти. — Много лет назад, когда я только начинал, я очень понравился сыну хозяина (который сам теперь хозяин-джи), когда его мать привела его, чтобы он высказал свои пожелания старому Санте. Поэтому сейчас управляющий-сагиб не может вышвырнуть меня, как бы ему этого не хотелось.
    Веселое пренебрежение, с каким Моти Попаткар отнесся к демонстрации должного уважения и даже раболепию перед полицейским инспектором, обычному для большинства ему подобных, пришлось Готе по душе. Однако он чувствовал, что ему следует это скрыть. Он почувствовал даже некоторую симпатию к этому парню, хотя и понимал, что ему следует решительно осуждать любого, кто водит туристов, посещающих Индию, в такие отвратительные места, и ему казалось неправильным, что такой негодный человек будет (пусть даже очень недолго) носить костюм персоны, которая, в конце концов, была христианским святым, столь же почитаемым, как безгрешный муж у индуистов или пир у мусульман.
    Поэтому, когда спустя несколько дней он отправился на рождественскую ярмарку, чтобы купить подарок миссис Де Круз, Готе отклонился от своего маршрута, чтобы взглянуть на Моти Попаткара, одного из бесшабашных бомбейских проходимцев, изображающего Санту Клауса, христианского святого давно минувших дней.
     В тот момент в потоке детишек, пришедших, чтобы получить плитку шоколада и прошептать свои пожелания в обширную ватную бороду Санты, образовался просвет. Готе остановился, чтобы поболтать пару минут с парнем в красном. И каждый год после этого он с удивлением обнаруживал, что снова делает то же самое, хотя считал, что ему следует осуждать этого человека с мягкими белыми усами. На самом деле ему просто отчего-то нравилось его безответственное, бесцеремонное отношение к жизни и в особенности к его нынешней работе.
    Как раз в прошлом году Рождественский Дед рассказал ему особенно смешную историю.
    — Ох, инспектор-джи, со мной чуть было не приключилась большая-большая беда.
    — Как же это вышло, ты, первосортный мошенник?
    Моти Попаткар ухмыльнулся в свою огромную белую бороду, выглядевшую уже немного грязноватой.
    — Ну, вы же знаете, инспектор, большую часть времени я убеждаю баба лог, что они получат все, чего им хочется, но при этом я чертовски внимательно разглядываю их мамочек, если они хоть сколько-нибудь симпатичные. Ну вот, и всего десять минут назад пришла настоящая красавица, англичанка, в короткой юбке и все такое. Просто гремучая смесь. И — ох, смилуйся, смилуйся надо мной боже, — я так на нее засмотрелся, что дал ее маленькой дочурке не только плитку шоколада, но и шоколадный торт весом в полкило. А потом... потом, кто бы вы думали, тут же подскочил ко мне? Сам управляющий-сагиб! Он возмущается, он спрашивает: “Зачем ты отдал им столько товара, принадлежащего магазину?” А потом... Ах, инспектор, я дурной, дурной, человек. Знаете, что я сказал?
    — Нет.
    — Я тут же сказал: “Но, управляющий-сагиб, эта малышка пришла со своей гувернанткой. Вы знаете, она — внучка мульти-мультимиллионера Тата”.
    Готе громко рассмеялся. Он не мог удержаться. К тому же управляющий, с которым ему как-то раз пришлось иметь дело, был очень самодовольным типом.
    — А потом, инспектор-джи, знаете, что сказал мне управляющий-сагиб?
    — Ну, говори уж.
    — Он сказал: “Чертов дурак, ты должен был дать ей килограммовый торт!”
    И Готе почувствовал, что его Рождество стало еще веселее. А миссис Де Круз получила лучший подарок, чем обычно.
    Поэтому сейчас, прежде чем покупать подарок, он решил навестить Санту Клауса. Но, когда он подошел к возвышению, на котором сидел Рождественский Дед с большим мешком, набитым подарками, лежавшим на полу возле него, Готе увидел сцену, лишенную какой-либо доброжелательности и благолепия.
    Моти Попаткар, как обычно величественно, словно на троне, восседал в своем кресле; и как всегда на нем было сверкающее ярко-красное одеяние, а на голове красный колпак с белой опушкой. Однако он не наклонялся вперед, чтобы расслышать слюнявый шепот детей, и не откидывался назад с громким: “Хо-хо-хо”. Вместо этого он с виноватым видом выглядывал из своей ватной бороды, а перед ним стоял управляющий универмагом, разъяренный и торжествующий одновременно.
    Какая-то женщина в шелковом сари, стоившем, должно быть, несколько тысяч рупий, стояла позади управляющего, держа за руку маленькую девочку, видимо, свою дочку, явно растерянную и готовую расплакаться.
    — Ты слышал, что утверждает эта леди! — вопил управляющий, когда подошел Готе. — Когда она привела эту милую малышку в гости к Санте Клаусу, в ее сумочке был бумажник, в котором лежало много-много купюр по сто рупий. Однако, едва отойдя от тебя, она заметила, что ее сумочка широко открыта, и она — щелк — закрыла ее. Но потом, когда она захотела у другого прилавка расплатиться за купленные безделушки, что она обнаружила?! Ее бумажник исчез!
    Готе невольно снова ощупал свой карман. Но, тик хай, никакой ловкий карманный-маар не добрался до его кошелька.
     — Нет, нет, управляющий-сагиб. Нет, нет. Я не брал никакого бумажника. Богом клянусь, не брал!
    Однако в протестах Моти Попаткара (и тут не могло быть никакого сомнения) звучало отчаяние.
    — Я собираюсь обыскать тебя! Здесь и сейчас, немедленно! — завопил управляющий.
    — Нет!
    — Да! Я сказал!
    И управляющий по очереди сунул руку в каждый из больших обвисших карманов сверкающего красного одеяния Санты. Однако не обнаружил там ничего уличающего, кроме облепленного ворсинками паана (Санта еще не успел сунуть его в рот и прожевать).
    — Распахни свой халат, — потребовал управляющий.
    Готе, чувствуя, как его охватывает мрачное уныние, стоял и смотрел, как Моти Попаткар, ставший безучастным и вялым, позволил распахнуть одеяние Санты, и нетерпеливые пальцы управляющего глубоко погрузились в карманы его рубашки и брюк.
     Однако управляющий и тут не обнаружил никаких других улик, кроме найденного уже раньше, облепленного ворсинками паана.
    Взбешенный и озадаченный управляющий шагнул назад. Моти Попаткар под своей обширной белой бородой, явно растрепавшейся во время обыска, все еще не вернул себе своего обычного хорошего настроения.
    Управляющий повернулся к причитающей покупательнице.
    Готе глубоко вздохнул.
    — Посмотрите в мешке у Санты, управляющий-сагиб, ‒ сказал он.
    — Ах! Да, да, да.
    Огромный мешок рывком распахнули. Управляющий упал на колени.
    — Погодите, ‒ вдруг закричал Готе.
    Управляющий обернулся и поглядел на него.
    — Этим должен заняться полицейский.
    Он поднялся на возвышение и в свою очередь присел рядом с раскрытым мешком. Потом очень осторожно он обшарил его изнутри, мягко проводя пальцами по плиткам шоколада и маленьким пакетикам с конфетами.
    Наконец он поднялся на ноги.
    Между кончиками указательного и большого пальцев правой руки он сжимал бумажник из крокодиловой кожи, в котором лежали большие синие сторупиевые купюры.
    — Это мой! — воскликнула леди-покупательница.
    Ее дочка, стоявшая рядом, разрыдалась.
    — Инспектор, — потребовал управляющий, — арестуйте, пожалуйста, этого типа!
    — Но, управляющий-сагиб, — ответил Готе. — Думаю, мне не стоит этого делать, пока у меня не будет улик. Таких улик, как отпечатки пальцев.
    — Но... но мы же только что поймали его с поличным.
    — Вы уверены, управляющий-сагиб? Вы действительно видели, как Санта положил этот бумажник в свой мешок? И еще — вы обратили внимание, как он повел себя, когда вы обвинили его? Ничего похожего на его обычную бойкость. Послушайте, если бы он подумал, что, спрятав бумажник в свой мешок, он обманул вас, потому что вы не станете туда заглядывать, я уверен, он обязательно сказал бы вам какую-нибудь дерзость. Именно потому, что он этого не сделал, я вдруг понял, как все должно было произойти.
    — И как же все было, инспектор? — требовательно спросила богатая покупательница.
     — Ах, мадам, вы не могли этого знать, но, когда я входил в магазин, я заметил Рама Прасада, печально знаменитого карманника. И он тоже заметил меня, и эк дум развернулся и направился обратно в магазин. Я думаю, сразу после этого он и бросил ваш бумажник, который вытащил из вашей сумочки, в этот мешок. Санта, должно быть, заметил, как он это сделал, но не мог ему помешать. А Рам Прасад собирался забрать свою добычу, когда увидит, что я ушел из магазина. Я не сомневаюсь, что именно его отпечатки пальцев, которые хранятся у нас в архиве уже десять-двенадцать лет, мы найдем на красивой блестящей поверхности крокодиловой кожи вашего бумажника.
    И вот тогда под грязноватой ватной бородой Санты расплылась широкая, широкая улыбка.
    — Хо-хо-хо, ‒ захохотал он.    1^sted: ??? / Перевод: Эстер Кецлах ｢псевдоним｣ / Публикация на форуме: 23.11.2021 г.
• ГЛОССАРИЙ
   ✧ Альмира — старинный индийский платяной шкаф.
   ✧ А́нна — разменная индийская колониальная монета, равная 1⁄16 рупии. Составляла 4 пайса = 12 пайя.

  ---

   ✧ Баба лог — детки, детишки.
   ✧ Бадмах — мерзавец, злодей.
   ✧ Бакаин, или индийская сирень (лат. Mélia azédarach), — древесное растение, произрастающее в странах Южной и Юго-Восточной Азии.
   ✧ Бандобаст — так в Индии называют работу по поддержанию порядка и предупреждению правонарушений на улице или на различных мероприятиях; а также людей, выполняющих эту работу.
   ✧ Бомбей — киностолица Индии, здесь расположен так называемый Болливуд (по аналогии с Голливудом), или Фильм-сити, с множеством киностудий разного масштаба. С 1995 г. Мумбáи (или Мумбай).
   ✧ Бхай — брат. (хинди)

  ---

   ✧ Валлах — человек; парень (хинди). Соответсвенно возможны различные сочетания ‘такси-валлах’ — таксист и т.д.

  ---

   ✧ Гап — сплетни, болтовня.
   ✧ Гунда — головорез.

  ---

   ✧ Даббавала — система доставки горячих обедов, действующая в Мумбаи и других индийских городах. Специальные разносчики забирают из домов или ресторанов готовые блюда, помещённые в металлические контейнеры-судки (даббы) и доставляют их клиентам в офисы или на предприятия, а затем развозят пустую тару обратно. Судки собирают по определённым адресам поздним утром, чтоб успеть доставить их на велосипедах, тележках и поездах к обеду.
   ✧ Джальди — быстрее
   ✧ -джи — частица, добавляемая при обращении к старшему или просто уважаемому человеку.  
   ✧ Джи хан — да, совершенно верно (бенгальский). 
   ✧ Дивали (Праздник Огней) — главный индийский и индуистский праздник, символизирует победу добра над злом, и в знак этой победы повсеместно зажигают свечи и фонарики, огни и фейерверки.
   ✧ Дунья — араб. мир, свет, мирская жизнь) — в исламе: весь материальный мир, окружающий человека вплоть до его смерти.
   ✧ Дэкоит — бандит

  ---

   ✧ Кабари — старьевщик, мусорщик.
   ✧ Камбалла Хилл — холм и престижный район в Бомбее.
   ✧ Карманный-мар (pocket-maar) — карманник; (‘pocket’) означает ‘карман’ по-английски, (‘maar’) — ‘трепать’ на хинди.
   ✧ Ку́рта — Это свободная рубашка, доходящая до района колен владельца, которую носят как мужчины, так и женщины.
   ✧ Кум — вместе, одновременно.

  ---

   ✧ Лакх (также встречается транскрипция лак; ˈlæk либо ˈlɑːk) — число, широко используемое в индийской системе счисления. Равняется сотне тысяч. (рупий)
   ✧ Латха — бамбуковая палка длиной от одного до трех метров с металлическими наконечниками на концах. латхи стала основным видом ударного оружия британской колониальной полиции и активно использовалась при подавлении массовых беспорядков в городских и сельских районах Индии. В современной Индии, Пакистане и Непале латхи продолжает оставаться основным видом ударного оружия полицейских подразделений, предназначенных для подавления массовых беспорядков.
   ✧ Лунги — мужская одежда у народов Индии, представляет собой полосу плотной хлопчатобумажной ткани размером примерно 2 × 1 м, обернутой вокруг бедер.

  ---

   ✧ Маратхи — народ в Индии, основное население штата Махараштра, столицей которого является Бомбей. Говорят на одном из индоарийских языков, являющимся одним из 22-х официальных языков Индии и причисляется к 20-ти наиболее широко применяемым языкам мира.
   ✧ Мауна — обет молчания в индуизме.
   ✧ Маха — огромный, великий.

  ---

   ✧ Паан — листья бетеля в которые заворачивают орехи бетеля, гашеную известь (чтобы стимулировать выделение слюны) и пряности. Такая смесь обладает слабым, но достаточно ощутимым наркотическим действием, в частности способностью успокаивать чувство голода и боль, повышать настроение, вызывать прилив бодрости. Жевание бетеля очень популярно в Индии.
   ✧ Панаджи ‒ столица индийского штата Гоа.
   ✧ Парсы — народность в Индии.
   ✧ Патаны — индийское название афганских племен, живущих в северо-западной части Пакистана, в России более распространено название ‘пуштуны’.
   ✧ Пир — у мусульман духовный лидер и наставник.

  ---

   ✧ Сахиб — вежливое название европейца в колониальной Индии. Также применяется как титул правителя или божества.
   ✧ Сикх — последователь сикхизма 〈религия〉

  ---

   ✧ Тамаша — шум, суматоха.
   ✧ Тана — полицейский участок.
   ✧ Тик хай — очень хорошо.

  ---

   ✧ Ушные чистильщики (‘каан сааф валлахи’ на хинди) ‒ одна из традиционных профессий, по некоторым данным, существующая в Индии с 18 века, представителей которой узнают по красному платку, повязанному вокруг головы.

  ---

   ✧ Фенни — алкогольный напиток из сока кокосовой пальмы или плодов кешью. Производится преимущественно в Гоа. Крепость высокосортного фенни — 42⁰.

  ---

   ✧ Холи — индийский праздник, знаменующий пробуждение природы и победу добра над злом. Празднование длится несколько дней. В первый вечер сжигают чучело противницы богов — злой демоницы Холики. Во второй и третий дни праздника до самых сумерек продолжаются веселые шествия, участники которых осыпают друг друга цветными порошками и поливают подкрашенной водой. Считается, что разноцветные краски и смех прогоняют злых духов.
   ✧ Хаан — да.

  ---

  ---

   ✧ Чаппалы — традиционная индийская обувь — шлепанцы-чаппалы.
   ✧ Чапрой — койка в Индии, Пакистане и Афганистане, представляющая собой плетенную из веревок сетку, натянутую на деревянный каркас.
   ✧ Черчгейт — район, а также станция метро в Бомбее.
   ✧ Чоукидар — сторож, смотритель, привратник.
   ✧ Чоул — 3-5-этажный дом с множеством маленьких квартир.
   ✧ Чуридар — это плотно облегающие брюки, которые носят как мужчины, так и женщины в Индии. Они длиннее ноги и иногда заканчиваются плотно прилегающей манжетой на пуговицах на лодыжке. Лишняя длина складывается в складки и выглядит как набор браслетов на лодыжке (отсюда ‘чуридар’; ‘чури’: браслет, ‘дар’: как).

  ---

   ✧ Шабаш — термин, используемый на Индийском субконтиненте для обозначения похвалы за достижение.

  ---

   ✧ Эк дум — немедленно. 〈хинди〉
• ×

Подробная информация во вкладках

[Доктор Немо]

Подарок для Санты-сагиба’

Надо же, ни один человек в костюме Санты не пострадал Я уже думал, что это детективная традиция.

Сделать преступником, собственно, преступника — идея неплохая. Его как-то меньше всего подозреваешь. Вот только я к концу рассказа о существовании этого персонажа благополучно забыл. Спасибо за перевод.

[Доктор Фелл]

  Добавлены:
  1. О главном герое цикла, инспектора полиции Бомбея, Ганеше Готе (тема о Готе в подфоуме ‘Герои детективных произведений’ удалена).
  2. Рассказ ‘Законченный негодяй’.

  Вопрос-просьба.
  Я стараюсь располагать рассказы в этой теме (как и в других) в порядке первой публикации. Для двух расположенных последними (‘Жесткий инспектор Готе” и “Подарок для Санты-Сагиба’) мне так и не удалось найти даты первой публикации. Там в каждой вкладке знаки вопроса. Если кому-то известно дата первой публикации, было бы здОрово. Тогда смог бы заставить все вкладки-рассказы в правильном порядке.

[Доктор Фелл]

  Добавлен рассказ ‘Похищенная Парвати и прочие артефакты’.

[Доктор Немо]

  Похищенная Парвати и прочие артефакты

  Очень даже неплохо. Я не догадался, ни как можно было проверить подлинность статуи, ни кто ее украл на самом деле. Хотя Китинг, возможно, немного схитрил, когда сменил под конец рассказа один главный вопрос на другой. Поэтому у читателя остаётся слишком мало времени, чтобы обдумать факты. Тем не менее, пожалуй, пока что это один из лучших рассказов про Готе. Спасибо за перевод!