Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
___О проекте «Убийства на улице "Эдгар"»___В 1972 году премию «Эдгар» получил рассказ Роберта Л. Фиша «Полуночный садовник» (Moonlight Gardener), впервые опубликованный в журнале «Argosy» в декабре 1971 года.
___Первый перевод на русский язык.
___Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е. согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
___Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
Robert L. Fish "Moonlight Gardener" (ss) Argosy, Dec 1971; The Edgar Winners, 1980; A Choice of Evils, 1983; Alfred Hitchcock’s Anthology #16, 1983.
— И ссоры! О, эти ссоры! Ах, эти ссоры! — возмущенно произнесла миссис Уильямс, подавшись вперед, при этом ее безвкусно украшенная цветами шляпка почти свалилась, а маленькие фарфорово-голубые глазки уставились на бесстрастное лицо молодого сержанта. — Ужасно! Ужасно! — Она сделала многозначительную паузу. — Особенно ужасной у них была ночь накануне среды, — сказала она и, вновь сделав паузу, почти прошептала:
— Ночь, когда она исчезла….
“ИСЧЕЗЛА”. Сержант начал писать это слово на линованном листке своего блокнота, но остановился на полдороге, завершив его волнистой загогулиной с почти дерзкой точкой на конце. Он жалел, далеко не впервые, что не выбрал другую профессию — он почти не сомневался, что последует дальше.
— Исчезла. Именно это я и сказала, — резко произнесла миссис Уильямс. — Ее с тех пор не видели, а это и есть — исчезновение, не так ли? — В голосе послышались нотки плохо скрытого презрения. — И затем тот мужчина, пытающийся сказать мне, когда я вышла, чтобы одолжить чашку сахара…
— У вас кончился сахар, — вежливо пробормотал сержант и тщательно вывел в блокноте “САХАР”. Он ненавидел назойливых людей любого типа, но больше всего — таких женщин, как сидящая перед ним, и не просто потому, что они заставляли полицию проделывать огромную работу, часто бессмысленную. Он задавался вопросом, какой прекрасной была, должно быть, жизнь в те далекие восхитительные дни, когда вокруг в пределах слышимости не было соседей. Прекрасной, нет сомнений.
Маленький подбородок миссис Уильямс воинственно подался вперед. Ее глаза яростно блеснули, пресекая его попытки уклониться от служебных обязанностей путем следования такой проигрышной тактике. Ее ухоженные руки плотно сжимали кошелек, как будто в этом мире хищников он не мог быть в безопасности даже здесь — в отделении местной полиции.
— Тот человек пытался сказать мне, — непреклонно продолжала она, как слепая и безжалостная сила, остановить которую невозможно, — что она вышла за покупками. Это еще до восьми, при том, что магазины в городе закрыты до девяти!
Вокруг “ИСЧЕЗЛА”, украшенного росчерками, и строгого “САХАР” сержант нарисовал бордюр из нескольких маленьких девяток.
— И ее не было дома весь день, — категорически заявила миссис Уильямс, — потому что я следила. А затем, этим утром, я вновь пошла туда, потому что переживала за нее, и он придумал совершенно новую историю — на сей раз о том, что вчера поздно вечером она внезапно решила навестить свою сестру. Что несколько странно, так как сестры у нее нет, уж я это знаю, будьте уверены!
Сержант тщательно написал “НЕТ СЕСТРЫ”, заключил написанное в аккуратный четырехугольник и начал заштриховывать его внутренность. Он не спускал глаз с довольно симпатичного лица женщины напротив него. Хотя в данный момент она не была такой уж симпатичной.
— И как она могла уйти в середине ночи, как он заявляет, чтобы я не слышала, я вас спрашиваю? Мой дом — единственный поблизости, и я уверена, если бы мистер Дженкинс приехал за ней на своем такси — или даже если бы он провожал ее к поезду или к автобусной станции, — я бы услышала.
— Не сомневаюсь, — сказал сержант и шепотом добавил: “В любой час дня или ночи” и изобразил ряд крошечных петелек, ограничивая заштрихованный четырехугольник в блокноте. Они удачно переплетались с округлыми девятками.
Ее голубые глаза изучали бесстрастное лицо собеседника, затем взгляд опустился на художественную каллиграфию в блокноте. Челюсть женщины опасно напряглась, но ей удалось держать свой голос под контролем, когда она ввела в действие тяжелую артиллерию.
— И затем вчера ночью, — сказала миссис Уильямс почти издевательским тоном, — после двух часов ночи он выкапывает одно из небольших персиковых деревьев в саду, а затем, пятнадцать минут спустя — или, возможно, через полчаса, но не больше — я слышу, как он вновь закапывает его. И ее нигде нет — исчезла — уже больше суток! А теперь, — заключила она, и ее тон, тембр голоса и все поведение не давали сержанту отнестись к озвученным доказательствам серьезно, — что на это скажет ваша компетентность, молодой человек? Имеет смысл выкапывать дерево посреди ночи и затем повторно закапывать его через полчаса? Имеет? Что скажете?
Сержант нехотя отложил в сторону карандаш и впервые внимательно посмотрел на женщину. Злоба на ее лице испортила то, что можно было бы при других обстоятельствах назвать красотой; презрительная усмешка вызывала у него отвращение. Но он не мог отрицать важность ее аргументов.
— Нет, — растягивая звуки, произнес он. — Нет, не имеет.
— Хорошо! Я рада, что вы, наконец, это поняли, молодой человек. И все деньги принадлежали ей, — почти машинально добавила миссис Уильямс. Она хорошо понимала, что это заявление в данных обстоятельствах неуместно, но ей явно хотелось включить и его в список доказательств.
— Деньги?
— Деньги, на которые куплен дом, хотя все записано на обоих. Погодите немного и увидите, — добавила она, вновь наклоняясь вперед, — не пройдет и недели, как он выставит дом на продажу. Он ни дня не работал с тех пор, как они поженились, — если вообще когда-либо работал, в чем я сильно сомневаюсь!
Воцарилась тишина. Сержант первым сделал движение, подняв свое массивное тело со стула и давая понять этим, что разговор окончен. Он подождал, пока она с вызывающим видом вынесет свои “пять футов и два дюйма”.
— Я доложу об этом шерифу, мадам, — сказал он.
— Очень на это надеюсь, молодой человек, — холодно парировала она, вновь окидывая его взглядом, в котором трудно было обнаружить доверие к его умственным способностям. Затем миссис Уильямс вышла из отделения, причем казалось, что меховая накидка на ее шее безуспешно пытается догнать свою хозяйку.
— Полагаю, нам придется это проверить, — устало произнес шериф. — Я знаю не так много людей в этом городе — большую часть времени провожу в административном центре, в Баллервилле, — но так получилось, что я действительно знаком с Чарли Кромптоном. Сама мысль о том, что он расправился топориком с женой, просто смешна. Если у него и есть характер, то мне не довелось его увидеть. Он — мышь. Я бы поверил, если бы случилось все наоборот. Но Чарли! Невозможно. Во всяком случае, на данном этапе это — всего лишь домыслы излишне любопытной дамы.
Он поглядел на дородного молодого сержанта.
— У вас было время, чтобы что-то предпринять?
— Ну, — подумав, сказал сержант, — старый Сол Дженкинс — он здесь единственный таксист — не забирал ее вчера вечером или в любое другое время. Он засмеялся и сказал, что не думает, чтобы она когда-либо в жизни брала такси. Оно стоит денег. А если Чарли отвез ее или если она прошла через поле к станции, то никто не садился в восьмичасовой или полуночный поезд, а это — последний. И билетеры ни на вокзале, ни на автобусной станции не помнят, чтобы видели ее на каком-либо поезде или автобусе за последние два дня, днем или ночью.
— А как насчет мужа этой миссис Уильямс? — спросил шериф. — Мистера Уильямса? Он подтверждает или отрицает все это?
— Нет никакого мистера Уильямса, — ответил сержант. В его тоне чувствовалось явное восхищение мудростью мистера Уильямса за то, что он ухитрился перестать быть супругом всюду сующей свой нос миссис Уильямс. — Она вдова уже больше четырех лет. — Он покачал головой. — Ей только сорок, но я думаю, что ей всегда было сорок. Не имеет никаких дел и весь день болтает по телефону или пишет письма в редакцию “Горна”. Феминистка. Полагаю, что в ее сети попала даже миссис Кромптон.
Шериф улыбнулся:
— Но не ваша жена?
— Нет, по крайней мере, пока, — ответил сержант и улыбнулся в ответ.
Улыбка шерифа исчезла.
— Какие-либо другие соседи?
— Ближайшие — на расстоянии приблизительно полмили. Те два здания стоят в полном одиночестве в конце дороги. Фактически за поворотом. Они совершенно изолированы.
— Понимаю. — Шериф забарабанил пальцами по столу, а затем поднял голову. — Так что там говорилось о деньгах?
— Так, — медленно сказал сержант и нахмурился, — деньги принадлежали миссис Кромптон — принадлежат, я имею в виду. Все в городе это знали, но если каждый человек, который женится на долларе или двух, убивал бы свою жену, у нас были бы горы трупов. А то, что Чарли Кромптон заявляет назойливой соседке, будто его жена ушла за покупками или навещает сестру, которой не существует, я не понимаю, почему он вообще обязан перед ней отчитываться. На его месте я сказал бы ей, что моя жена уехала в Тимбукту, и пусть делает с этой информацией, что хочет.
— Она так и поступила, — заметил шериф. — Однако человек, пересаживающий в то же место дерево посреди ночи… ну, это кажется слишком…
— Понимаю, — сказал несчастный сержант и вздохнул. — Нам придется изучить проблему намного глубже.
Человек, который открыл дверь большого старомодного дома, был неприметным мужчиной с жидкими, прилизанными каштановыми волосами и большими карими глазами, плавающими за массивными линзами очков. На нем были мешковатые брюки и свитер, оба невыразительные, и он держал топор в руке, причем один палец был сильно забинтован. Под мышкой он прижимал точильный камень, чтобы освободить другую руку и открыть замок. Он переложил точильный камень в руку, и обе руки под тяжестью этих предметов свесились вниз.
— Здравствуйте, сержант. Что я могу для вас сделать?
— Привет, Чарли. Вообще-то, я надеялся увидеть вашу жену.
— Ну, это невозможно, — сказал Кромптон извиняющимся тоном. — Ее здесь нет. Она уехала.
— О! Навестить сестру?
Маленький человечек повернул голову, укоризненно посмотрел на дом через дорогу и потупился. Затем глаза его вновь уставились на терпеливое лицо сержанта.
— Брата. У нее нет никакой сестры.
— Его имя и адрес? — сержант достал блокнот и карандаш.
— Браун. Джон Браун. — Ни один мускул не дрогнул на тонком лице Кромптона, а его дребезжащий голос ничего не выражал. Он звучал, как будто человек повторял текст наизусть. — У меня нет его адреса или телефона. Чикаго — вот все, что я знаю.
— Джон Браун, Чикаго, — добродушно повторил сержант и совершенно спокойно записал это. Затем он поднял глаза от блокнота. — Послушайте, Чарли, вы не возражаете, если мы войдем внутрь и поговорим. Я имею в виду, не здесь в дверном проеме…
— У вас есть ордер, чтобы войти в дом?
Молодой сержант удивился. Ему удалось даже изобразить в голосе обиду:
— Ордер? Чтобы на минутку зайти к старому другу? Хотя, — добавил он, раздумывая, — думаю, можно устроить, но мне это кажется несколько глупым.
Кромптон сжал тонкие губы. Секунду он колебался, а затем, пожав плечами, проследовал внутрь, положил топор и точильный камень на полку на лестничной площадке и прошел в гостиную. Сержант взял топор и последовал за хозяином. Он опустил свое крупное тело на стул и изучил инструмент, осторожно касаясь лезвия.
— Довольно острый, — заметил он.
— Мне нравится держать свои инструменты в порядке, — спокойно сказал Кромптон и продолжил наблюдать за собеседником через толстые очки.
— О? Но тогда это просто позор, что он такой грязный. Кроме заточенного лезвия, конечно. — Сержант вгляделся повнимательнее. — Например, эти бурые пятна…
— Это кровь, если вас это интересует, — резко сказал Кромптон. — Вчера я порезал палец, когда точил его.
— Пальцы действительно кровоточат, как черт знает что, — согласился сержант и поставил топор на пол рядом со своим стулом.
Он оглядел залитую солнцем комнату и кивнул:
— Хорошее у вас тут местечко, Чарли. Завидую вам. Моя жена только на днях говорила, как мал наш дом при наличии двух детей и с третьим на подходе. Но так трудно найти дом неподалеку от отделения с индивидуальным отоплением, да еще приличного размера. То есть дом на продажу. — Внезапно ему в голову пришла мысль: — Уж не надеюсь… ну… не думаю, что вы захотите его продать, не так ли?
Наступило молчание, пока Чарли Кромптон, казалось, изучал мужчину, сидящего напротив него. Часы над каминной полкой наполнили комнату громким тиканьем.
— Возможно, — наконец, сказал Чарли Кромптон.
— Вы уверены, что ваша жена не станет возражать?
— Да. — Прямая бесстрастная констатация.
Похоже, Кромптон решил, что беседа идет уже долго. Он встал:
— Ну, сержант, я несколько занят, и если это все, чего вы хотели…
Сержант покорно поднялся и улыбнулся.
— Если существует вероятность, что дом в ближайшем будущем будет продаваться, — сказал он, — не думаю, что вы станете возражать, если я его осмотрю? Нас это действительно интересует, знаете ли. — Он повернулся и отправился на кухню, Кромптон следовал по пятам. — Скажите пожалуйста! Кухня приличного размера. Жена тащит в кухню уйму вещей. Но лично меня больше интересуют подвал и двор — места, где я провожу большую часть своего свободного времени. — Он открыл дверь, увидел метлы, и закрыл ее. Затем открыл другую дверь. — Лестница в подвал, а? Не возражаете? — Он щелкнул выключателем, не ожидая разрешения, и спустился, сопровождаемый маленьким человечком. Он встал и горестно покачал головой. — Какое несчастье! Что случилось с вашим прекрасным бетонным полом?
— Трубы под ним прорвало, — сказал Кромптон каким-то сдавленным голосом. Он откашлялся. — Трубы от сливов к канализационному резервуару. Пришлось все раскопать и заменить колено.
— Да, не повезло, — посочувствовал сержант. — Похоже, строители в те времена были не лучше нынешних. Но в остальном это — хороший, сухой подвал. Газовое отопление, вижу. Ну, давайте, пока я здесь, осмотрим задний двор. Уверен, что вы не против.
Они поднялись по ступенькам, прошли через кухню к заднему крыльцу и вышли во двор. Действительно, одно из персиковых деревьев стояло, покосившись, а земля у основания была перекопана и выделялась красновато-коричневым пятном, как свежая рана. Но сержант этого ждал. То, чего он никак не ожидал, — это второе персиковое дерево, лежащее чуть в стороне от глубокой ямы, корни обмотаны холстиной, и третье дерево, выкопанное на одну треть, — рядом с ним в землю была воткнута лопата. Сержант поглядел на хозяина дома.
— Проблемы с персиковыми деревьями?
— Корни дерева нужно проветривать, — сказал Кромптон. — Его голос был неестественным, как будто он также нуждался в воздухе. — Мое собственное открытие, но это действительно так. Я выкапываю деревья и затем зарываю вновь довольно регулярно. Я… — он сделал паузу, следя за сержантом, как будто умоляя его поверить, и затем продолжил: — Это — правда! Они действительно нуждаются в воздухе, знаете ли. В свежем воздухе, я имею в виду. Они — живые существа; они не могут без воздуха. Ветви и листья получают свою долю, но этого недостаточно. — Он покачал головой, а выражение его глаз за толстыми очками было невозможно описать. — Это — корни, понимаете. Они — важная часть! Они тоже должны дышать. Это правда!
Он отклонился назад, удерживаясь на пятках, и, затаив дыхание, уставился на выкопанное персиковое дерево и темное отверстие, которое осталось от него в земле.
— Еще несколько часов, — сказал он, как будто самому себе, — и корни омолодятся. Можно будет снова закапывать.
Сержант вздохнул и повернулся к воротам, ведущим на улицу и к оставленной патрульной машине.
— Я, вероятно, снова зайду, — сказал он как бы между прочим. — Уверен, вы не станете возражать. Меня действительно сильно интересует этот дом.
— Вы хотите сказать, что Чарли Кромптон — придурок? — спросил шериф.
— Кто угодно, но не придурок! Он нас дурачит. В его доме появляется полицейский и спрашивает, где его жена, а он даже не спрашивает почему! И этот холмик в подвале, и тот топор! Порезался накануне, затачивая эту штуку, и все еще ходит с ней и точильным камнем на следующий день!
— Полагаю, это действительно была кровь? Не кетчуп или краска?
— Кровь, это точно. Той же группы, что у него. Мы не знаем группы его жены; она никогда не отдавала ничего, даже анализов.
Сержант повернулся и с мрачным лицом стал мерить шагами комнату, заложив за спину громадные ручищи. Он сделал паузу и обратился к шерифу.
— И у него действительно была глубокая рана под теми бинтами. Я бы скорее поверил ему, если бы таковой не оказалось. — Он покачал головой, хмурясь. — Прошло уже больше десяти дней, а мы — там же, где были. Фактически еще дальше. Он над нами издевается, я вам говорю!
Шериф откусил заусенец у ногтя:
— Но у вас был ордер, не так ли? Я говорил с судьей…
— О, мы получили ордер, с этим порядок, — мрачно сказал сержант и рухнул на стул, упираясь коленом в край стола. — Мы перекопали пол подвала. И все, что мы нашли, — колено.
— Колено? — Шериф резко выпрямился.
— Колено трубы, — мрачно сказал сержант. — Как он нам и говорил. Новое. Мы выкопали вглубь еще три фута, до самой скальной породы — на всякий случай. Ее трупа там нет, я могу это утверждать.
— Возможно, он был там?
— Этого я не знаю, — горько заметил сержант. — Места там больше, чем достаточно, но мы не нашли никаких признаков. Все, что я знаю, — это что сейчас там ее нет.
— Ни под персиковыми деревьями, как я понимаю.
— Ни под чем-либо во всем этом проклятом заднем дворе, и мы дали корням его деревьев столько воздуха, сколько они способны заглотнуть! Десять дней и ничто вообще! — Он задумчиво покачал головой, а затем встрепенулся. — О, и еще. Этим утром он выставил дом на продажу. Я говорил с Джимми Глассом в банке: Кромптоны сделали доверенности друг на друга в день, когда поженились, вот так.
Шериф нахмурился:
— Так, а как он сам объясняет исчезновение жены?
— Он, наконец, сломался и признался, — горько сказал сержант. — По словам Чарли, у них была большая ссора, о которой ему стыдно вспоминать, и она просто собралась и ушла — и, конечно, его гордость никогда не позволила бы ему рассказывать об этом чужакам вроде нас. Они поругались, она встала и ушла, вот и все!
— И растворилась в воздухе?
— Он считает, — по крайней мере, заявляет, что считает, — что она, вероятно, добралась до шоссе, и какая-то добрая душа подвезла ее в автомобиле или ее подобрал и подвез грузовик. Это — его второй вариант. Первым был междугородний автобус, пока я не сказал ему, что мы проверили все автобусы. Он говорит, что понятия не имеет, куда она может направиться, но он не ждет, что она вернется, потому что упряма. Он говорит, что она действительно могла поехать к своему брату, но он честно не знает адреса. Только Джон Браун в Чикаго. — Он фыркнул. — И все, что мы получили от тамошних полицейских, когда сделали запрос, это несколько шуточек. Я их не виню.
Шериф забарабанил пальцами.
— Итак, ваше мнение?
— Я думаю… — медленно начал сержант, но затем остановился, так как зазвонил телефон рядом с ним.
Он снял трубку.
— Алло? — Он закрыл микрофон ладонью и печально улыбнулся шерифу. — Как раз о нашем подопечном. — Он убрал ладонь. — Нет, миссис Уильямс... Нет, миссис Уильямс... Да, миссис Уильямс... Именно, миссис Уильямс... Столько, сколько сможем, мадам... Да, миссис Уильямс... Обязательно, миссис Уильямс.
Он положил трубку на рычаг и вздохнул.
— Миссис Уильямс, — объявил он и поднял взгляд к потолку. — Какая женщина! Она звонила на днях, вся на нервах. Кажется, Чарли Кромптон думал, что ее нет дома, потому что он подошел, позвонил в ее дверь и попытался заглянуть в окна. Она спряталась, а он вернулся в свой дом, вынес что-то большое и громоздкое, засунул его в багажник своего автомобиля и укатил, — а она сразу позвонила нам. Когда мы добрались туда, Чарли вернулся, и у него была грязь на шинах — красная глина, как в Вайли-Крик. Мы обыскали его багажник, но ничего не обнаружили.
— Итак, ваше мнение?
— Я думаю, — сказал сержант, уставившись на девушку на стенном календаре, но не замечая ее, — что Чарли Кромптону все сошло с рук. Моя версия состоит в том, что его жена захоронена где-нибудь в лесах и что, если мы когда-либо найдем ее, это будет чистая удача. А без ее тела у нас нет дела, и ни единого шанса его раскрыть. Я думаю, что он затеял всю эту канитель с выкапыванием деревьев и разрушением прекрасного бетонного пола, просто чтобы утереть нам нос, совершив идеальное преступление.
— Или потому, что это дало ему возможность отвлечь наше внимание, в то время как он хранил ее тело где-то в другом месте. — Шериф покачал головой. — Тем не менее я все еще не могу поверить, что у такой мышки, как Чарли Кромптон, хватило духу на подобное дело.
— Придется поверить, — коротко сказал сержант.
— Итак, что мы делаем?
Молодой сержант повернул свой стул и уставился в окно на пустынный квадрат перед старым зданием суда.
— Ждем, — тяжело произнес он. — Ждем, пока какие-нибудь скауты на экскурсии, или компания на пикнике, или влюбленная парочка, или охотничья собака — сделают то, что газеты называют “ужасной находкой”. Поскольку одна вещь бесспорна: была ли она похоронена в том доме или в том дворе в какой-то момент, она не похоронена там сейчас. И это единственный неоспоримый факт!
Шериф вздохнул и стал раскачиваться на вращающемся стуле.
Тишину ночи нарушил неприятный, раздраженный, скулящий голос, перемещающийся от гаража к заднему двору и дому и назойливый, как стрекотание сверчка. Создавалось впечатление непрерывности, как будто этот голос звучал всегда и будет жужжать неопределенно долго, или пока его кто-то не заглушит.
— …конечно, это полная глупость — отвезти меня в Джолиет, через три станции, когда поезд останавливается и здесь… так же глупо везти меня туда на машине, как будто бензин растет на деревьях, но, конечно, никого это не волнует — это же не из твоего кармана… и почему ты настоял на визите к твоей матери… в принципе, с ней все нормально, разве что она испорчена, как все старухи в ее возрасте, и любит до безумия своего милого Чарли — любимый Чарли то, любимый Чарли сё… и что ее любимый Чарли мог бы получить любую девушку, какую захочет… это лишь показывает, что она абсолютно не знает собственного сына, не то что я… и три недели с ней в том ужасном доме — никакого удовольствия быть запертым в этом мавзолее без газет, без радио, без телевизора… я не знаю, как она это выдерживает, но тебе ведь наплевать, через что мне приходится пройти, чтобы было по-твоему… хорошо, но это в последний раз, и если я обнаружу, что ты опять ухлестывал за девицами, пока меня не было, то ты об этом пожалеешь, и ты почувствуешь это там, где больнее всего — в своем бумажнике.
Ворота из гаража в задний двор открылись и закрылись вновь.
— …и ради бога, что, спрашивается, произошло с этим персиковым деревом — здесь шли земляные работы? И зачем рядом фонарь? Надеюсь, ты понимаешь, что в лавке Чейбера не дают керосин бесплатно, и если ты хочешь пересадить дерево, то прекрасно это можешь сделать при дневном свете, хотя не могу вообразить, зачем это делать вообще — персиковые деревья всегда прекрасно росли, насколько я себя помню… в любом случае, я хочу, чтобы завтра оно вновь было посажено, слышишь? Я не хочу, чтобы оно тут валялось, и не хочу, чтобы вся эта грязь попадала в мой чистый дом…
Кухонная дверь захлопнулась, но голос продолжал разъедать барабанные перепонки Чарли.
…и оставить свет в доме, пока ты ездил меня встречать до самого Джолиета, это стоит денег за электричество, но тебе-то что, не тебе оплачивать счета... и оставить этот ужасный топор на кухонном столе… я тебе уже тысячу раз повторяла, что место для твоих грязных инструментов — в подвале… хорошо, по крайней мере, я вижу, что у тебя хватило вежливости поставить две чашки кофе… я лишь надеюсь, что ты не воспользовался электрической кофеваркой и не оставил ее включенной, пока отсутствовал — электричество не бесплатно, но ты об этом не думаешь, и…
Внезапная пауза, а затем:
— Чарльз! Эти чашки грязные — их использовали. Если ты развлекался с кем-то в этом доме, пока меня не было… этой миссис Уильямс через улицу… не думай, что я слепая, я вижу, как вы двое смотрите друг на друга. Чарльз, стой, стой! Чарльз, а кто это там в тени? Чарльз, ты меня слышишь? Чарльз…
— Привет, дорогая, — спокойно сказала миссис Уильямс, подошла к кухонному столу и взяла топор. — Добро пожаловать домой!
Перевод Гастингс
Литературная обработка и редактура киевлянка.
© Данные материалы разрешается использовать с обязательным указанием авторства и ссылки на первоисточник (форум «Клуб любителей детектива»).
