Ч. Ардай "Внутренний фронт" +

[Клуб любителей детектива]

УБИЙСТВА НА УЛИЦЕ "ЭДГАРА" ｢ПОБЕДИТЕЛИ ПРЕМИИ Э. ПО｣   Премия Эдгара: 2007 г.   Победитель: Чарльз Ардай: Внутренний фронт* "Home Front" by Charles Ardai   Номинанты: Томас X. Кук: Дождь* "Rain" by Thomas H. Cook                                  С. Дж. Розен: Нарастание* "Building" by Shira Judith Rozan                                  Билл Крайдер: Коловращение* "Cranked" by Bill Crider   Рассказы переведены учвстниками форума в рамках проекта "Убийства на улице "Эдгара""   Данные о каждом рассказе в вкладке конкретного рассказа (информационный блок)    ВАЖНО! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ РАССКАЗА!

• ВНИМАНИЕ
      Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
      Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
• Ч. Ардай: "Внутренний фронт"
      Я подъехал к заправке, потушил в пепельнице сигарету

  "Победа"*

    "Victory" — выпускались табачной компанией "Brunanter". Бренд быстро стал популярным среди солдат и матросов в годы Первой мировой войны. Руководство компании "Brunanter" подчеркивало свои военные связи и заявляло, что компания "вносит свой вклад в военные усилия". После войны девиз торговой марки "Victory" звучал так: "Дым, который выиграл войну". Во время Второй мировой войны сигареты "Victory" активно рекламировались с учетом военной тематики под слоганами: "Сигарета, которую предпочитают солдаты" и "Сигарета, которая выигрывает войну".

  и стал поджидать парня в комбинезоне, который неторопливо протирал шестеренку тряпкой, знававшей лучшие времена. Глядя на этого парня, трудно было сказать, почему он не в армии. Возможно, из-за плоскостопия. Ему было около двадцати лет, он был огромным, как горилла, и я не понимал, почему вместо того, чтобы своими сильными руками колоть штыком нацистов, он закачивает в автомобили бензин.
      Я нажал на клаксон и крикнул:
      — Эй,

  Макс Бэр!*

    Max Baer (1909-1959 гг.) — американский боксер-профессионал и актер, чемпион мира в тяжелом весе в 1934–1935 годах.

  
      Парень поднял голову, слегка улыбнулся, потом положил шестеренку на полку и подошел к машине.
      Я показал ему талон "А".
      — Залей-ка мне четыре галлона. Деньги у меня есть.
      Парень долго вытирал руки, хотя тряпка делала его пальцы только еще маслянистее.
      — Пайку сократили, — сказал он. — Теперь на этот талон положено всего два галлона.
      — Думаешь, я этого не знаю? — я протянул ему талон. — Залей мне четыре. У меня есть деньги. Я заплачу.
      — А у вас есть еще один такой же?
      — Нет.
      — Тогда я не залью вам четыре галлона.
      Парень сунул тряпку за пояс и пожал плечами. “Что я могу сделать? — означало это пожатие. — Вините не меня, вините Гитлера”.
      — Я заплачу вдвойне, — сказал я.
      — Да хоть втройне. У меня нет бензина.
      — А что в емкостях? Песок?
      — Воздух. И два галлона бензина, если они вам нужны.
      — Мне нужно четыре.
      — На ваш талон только два...
      — Это я уже слышал.
      Я вытащил из кармана пятидолларовую купюру и показал ее парню.
      — Плачу по доллару за галлон.
      Глаза парня стали круглыми, как чайные блюдца.
      — Это большие деньги.
      — Да. Это целая куча денег.
      — У меня кое-что есть... Подождите.
      И парень умчался за гараж.
      Он почти сразу вернулся, неся в каждой руке по металлической канистре с бензином. Открутив пробку на одной из канистр, он вылил ее содержимое в бак моей машины. Когда канистра опустела, парень открыл вторую.
      Я сунул купюру обратно в карман.
      — Четыре галлона, — сказал парень. — С вас четыре доллара, мистер.
      Он произнес это так, как будто все было совершенно законно.
      Я открыл свой бумажник, поднял его и показал парню значок, на котором мелкими буквами было написано "Управление по регулированию цен". У парня не было времени вчитываться, но он понимал, что означает этот жестяной прямоугольничек.
      — Погодите, — протянул он. — Вы меня попросили...
      — И ты согласился.
      — Пожалуйста, мистер... Моя семья...
      — Надо было думать об этом раньше, — сказал я. — Залезай.
      
      Я контролировал наличие бензина. Всем остальным в стране приходилось заправляться ровно настолько, чтобы дотянуть до следующей заправки. И пусть у меня не было ежедневного трехразового питания, зато, видит Бог, я мог ездить, куда и когда хотел.
      Такая была работа. Работа в условиях военного времени. Не лучше и не хуже, чем у многих других. Когда "Управление по регулированию цен" набирало персонал, в их офис на Таймс-сквер пришло столько оборванцев, что вы бы ни за что не поверили. Всем хотелось устроиться на тепленькое местечко. Мистер Боулз лично вышел к собравшимся, выгнал явных бомжей, а остальных снял с гражданского учета и оформил агентами федерального правительства.
      Потом мистер Боулз объяснил нам особые условия. Наша деятельность отличалась от работы на фабрике, поэтому нам не могли платить зарплату фабричного рабочего. Но в качестве компенсации нам позволялось присваивать себе часть того, что мы нароем. Это касалось и бензина: мы могли оставлять его себе, но не больше пяти галлонов.
      Когда Боулз отвернулся, парень, стоявший рядом со мной, — потный лысый аферист по имени Том Дойл, — наклонился и прошептал мне на ухо:
      — Значит, надо всегда требовать четыре галлона.
      Может, Дойл и был прохиндеем, но котелок у него варил.
      Кто-то мог бы подумать, что для таких ребят, как мы, не найдется работы. Черные рынки прикрывались один за другим. Шла война, и повсюду висели плакаты, сообщавшие, что каждый кусок хлеба, приобретенный вами у спекулянта, был взят с тарелки отважного бойца, а каждая лишняя миля, которую вы проехали на краденом бензине, не давала возможности полностью заправить бензобак истребителя или бомбардировщика. Но дело в том, что работы было предостаточно, и "Управление по регулированию цен" разослало своих агентов по всей стране. И всегда удавалось схватить за руку людей, продающих что-то из-под полы: мясо, обувь, нейлоновые чулки, сыр чеддер — да что угодно. И в основном это были те же самые люди, которые ковали Победу для Дяди Сэма.
      С другой стороны, были такие болваны, как Дойл, которые получали зарплату от правительства и должны были вылавливать спекулянтов, но на деле сами брали взятки от этих спекулянтов и закрывали глаза на любые махинации. Хуже всего было то, что Дойл неделю за неделей брал грязные деньги, а потом, когда ему нужно было отчитываться за проделанную работу, он все равно сдавал нарушителей.
      Я, конечно, и сам был не без греха. Разъезжал на контрабандном бензине, ел нелегальный стейк всякий раз, когда удавалось таковой раздобыть. Разница между спекулянтами, с одной стороны, и агентами Управления, с другой, заключалась в том, что спекулянты обманывали свою страну, а мы ей служили. Кому-то покажется, что это не так уж важно, но именно по этой причине я сейчас вел машину, а парень рядом со мной сидел в наручниках. Только так, и никак не иначе.
      Парня звали Мэтт Келли. Из него буквально лезло все ирландское: волосы, похожие на морковную стружку, большая (ну, чисто ирландская) челюсть; а когда он говорил, его раскатистое "р" можно было, как масло, намазывать на хлеб. Пока я его вез, он рассказывал мне историю своей жизни: как он приехал сюда со своей матерью в тридцать восьмом, как работал у дяди в гараже и как экономил бензин, чтобы использовать его для личных нужд. И он никогда бы не стал продавать бензин налево, если бы я не сделал такого щедрого предложения.
      — Ты роешь себе глубокую могилу, Келли, — сказал я. — Ты говоришь, что не продал бы мне бензин, если бы я не предложил тебе крупную сумму.
      — Не совсем так, мистер. Я говорю, что вообще не стал бы его продавать. Но вы так просили...
      — Ты не должен был соглашаться, — возразил я. — Я же не приставлял тебе к виску пистолет. Всего лишь предложил паршивую пятерку, и ты сразу клюнул.
      — Вы ведь знаете, как сейчас трудно. На эти деньги я мог бы целый месяц кормить мою маму и ее брата.
      — Хочешь сказать, что потратил бы их на черном рынке? — усмехнулся я. — Ну, ты и жук.
      — Имейте сострадание, мистер.
      — У меня должно быть сострадание?
      Я прямо посреди шоссе вдавил педаль тормоза до упора, позволив мотору выжигать бензин на холостом ходу.
      — Ты не умираешь на фронте, не взрываешься в самолете. Ты вообще не рискуешь своей жизнью. Ты достаточно взрослый, чтобы сражаться, но ты этого не делаешь. Сидишь дома, слушаешь новости по радио. И пока другие парни погибают за твою свободу, ты беспокоишься лишь о том, чтобы на ужин у тебя был ростбиф. И у меня должно быть сострадание?
      Я снова тронулся вперед, выжал газ до упора и резко вывернул руль, чтобы вписаться в поворот. Теперь я действительно был разозлен.
      — И еще скажу тебе...
      Но я ничего больше не сказал.
      Я поворачивал на скорости сорок миль в час и лоб в лоб столкнулся с автомобилем, ехавшим по встречной полосе. Передок моей машины смялся, и Келли, который из-за наручников не мог нормально ни за что ухватиться, вылетел через лобовое стекло и упал на капот другой машины. Я же успел прикрыть руками голову и прижаться грудью к рулю. Во всяком случае, я остался жив.
      Келли был ранен, весь в крови. Он кричал. У водителя другой машины, седовласого мужчины в очках, была, видимо, сломана шея — если судить по неестественному углу наклона между его головой и телом. Он навалился грудью на клаксон, и эта чертова штука ревела, как сирена воздушной тревоги.
      У меня были сломаны ребра. Я чувствовал, как они царапали мне грудь, когда я вылезал из-под рулевого колеса. Я распахнул дверцу машины и упал на обочину дороги.
      Чья машина взорвалась первой, я не знаю. В одно мгновение два разбитых автомобиля и два тела вспыхнули ярким пламенем. Келли умер во время первого взрыва. Я это понял, потому что он перестал кричать. Гудок тоже смолк, когда труп другого мужчины отбросило взрывом назад.
      Я лежал на обочине. Меня окатила волна тепла от взрыва. Затем я сел и осознал, что мои чертовы четыре галлона бензина обратились в дым.
      
      Шла война, и я был федеральным агентом. Копы не хотели иметь со мной дело, а у федералов нашлись более важные дела, чем расследование смерти спекулянта, который пытался отобрать у меня руль и завладеть машиной — так я изложил эту историю.
      Федералы попросили какого-то местного врача залатать мне грудь, и тот сделал это так ужасно, что меня пронзала дикая боль каждый раз, когда я пытался лечь на спину. А потом — с каким-то даже непонятным пафосом — мне выплатили недельную зарплату, отдали документы и велели исчезнуть. Они не сказали именно так, но это подразумевалось. Мое имя и мое фото появились в газетах, поэтому для Управления я теперь был бесполезен.
      Но куда я мог исчезнуть? Для военной службы я уже был слишком стар. У меня не было машины. Правительство не желало меня знать. А моя частная практика, какой бы она ни была, за прошедшие четырнадцать месяцев, можно сказать, усохла на корню.
      Я сидел в своем кабинете, ждал звонков, но телефон молчал. У меня было много свободного времени, чтобы куковать в одиночестве, пока мои ребра заживали. Я сидел и слушал скрип половиц в коридоре снаружи: это к окулисту в соседнем кабинете приходили пациенты. Я думал о Мэтте Келли. Я много о нем думал. Я вспоминал, как мне было трудно застегнуть на нем наручники: его запястья были такими крупными и мясистыми. Я вспоминал его взгляд, когда он говорил о своих маме и дяде. Он пытался обеспечить свою семью. Да, он нарушил закон; но нигде не было написано, что за хранение двух канистр бензина полагается смерть.
      Я не видел лица Келли в момент его гибели, но во сне предо мной вставал образ парня, сгоревшего заживо. И я вспоминал, как ханжески я себя вел, каким я был самоуверенным, когда говорил Мэтту: "Ты не умираешь на фронте". И ведь я оказался прав. Он погиб не на фронте, за свою страну. Он умер дома — ни за что.
      Прошел месяц. Мой банковский счет был исчерпан; в холодильнике не было ничего, кроме нескольких бутылок пива; и если я не возражал, когда телефонная компания отключила мне связь, то только потому, что я уже не мог вспомнить, когда в последний раз звонил телефон. Каждое утро я просыпался в страхе перед бритьем, потому что однажды поймал себя на том, что слишком задумчиво вертел в руке опасную бритву.
      У меня выросла борода. Срок аренды истек. В тот день, когда у меня осталось всего несколько долларов, я долго простоял под душем, потом вытерся полотенцем, сложил вещи в дорожную сумку и отправился куда глаза глядят. Возвращаться я не собирался, поэтому взял с собой все, даже мокрое полотенце.
      
      Я прошел весь Бродвей, сорок кварталов или больше, вышел из города, шел по обочинам дорог и через участки леса, шел до тех пор, пока не выбился из сил и уже не мог идти дальше. Тогда я присел под деревом, снял туфли, помассировал ступни, подождал, пока боль в ногах не утихнет, потом взвалил сумку на плечо и снова пошел вперед.
      В кармане у меня было пять долларов и мелочь, наручные часы, которые я мог заложить, если бы до этого дошло. Еще я мог продать кожаный ремень ручной работы — это если бы я совсем уже отчаялся. У меня устали ноги, болела грудь (ребра так и не зажили должным образом), и я понятия не имел, куда иду. Я шел мимо сельских домов и придорожных забегаловок, меня обгоняли машины. Однажды я чуть было не проголосовал, но вдруг оробел и опустил руку прежде, чем кто-либо из водителей это заметил.
      Когда солнце прошло над моей головой и стало слепить меня справа, я задумался о том, где бы провести ночь. Погода стояла теплая, поэтому спать на открытом воздухе было бы не так уж и плохо — если только я не угожу в кутузку за бродяжничество. Я миновал мотель, где были свободные номера, но мне не хотелось тратить те небольшие деньги, которые у меня были на аренду захудалой комнатенки. Потом я прошел мимо дома с открытым окном, сквозь которое увидел семью, сидевшую за ужином. У меня возникло желание остановиться, постучать в дверь и попросить приютить меня на ночь, но в результате я так и не решился этого сделать.
      Потом мне попалась автозаправочная станция, которая как раз закрывалась на ночь. Женщина — сотрудница заправки — воевала с гаражными воротами. Она тянула роллетную створку вниз. Ворота сопротивлялись. Я шел небыстро, но, когда приблизился к женщине, та все еще была занята своей проблемой. Джинсовая рубашка женщины под мышками была мокрой от пота. Потное пятно расплылось и на одном из предплечий, поскольку женщина то и дело утирала рукавом пот со лба. Ее волосы были собраны сзади в пучок, а руки покраснели от усилий.
      К гаражу примыкал скромный домик, который, однако, казался слишком большим для одного человека. Мне в голову пришла мысль, что в этом доме, возможно, найдется местечко и для меня. Но не это было причиной того, что я остановился. Просто я не мог больше наблюдать, как она боролась с этими чертовыми воротами.
      Я свернул на парковочную площадку, поставил сумку на землю и подошел к гаражу. Женщина отступила назад. Я крепко ухватился за створку, повис на ней всем своим весом и заставил скользнуть вниз. Ворота с грохотом закрылись. Я прижал руку к груди и глубоко вздохнул. Было чертовски больно, как будто я снова получил перелом ребер.
      — Вы в порядке? — спросила женщина.
      Я кивнул.
      — Так, старая травма. Время от времени боль возвращается.
      — Спасибо за помощь. Вы видели объявление?
      — Какое объявление?
      Женщина показала на квадратный кусок картона, втиснутый в верхнюю часть одной из топливных колонок. На картонке от руки было написано: "Требуется помощник-мужчина. Еда, жилье".
      — Нет, не видел, — сказал я.
      — В таком случае я вдвойне вам благодарна.
      Она наклонилась, чтобы навесить на ворота замок.
      Я подхватил свою сумку и подождал, пока женщина не выпрямится.
      — Послушайте…
      — Да?
      — Я не видел объявления, это правда. Но я хотел спросить, нельзя ли мне здесь переночевать.
      Я почувствовал на себе ее взгляд и уставился в землю.
      — Теперь, когда я его прочитал… ну, вам, наверное, нужен человек помоложе. И это правильно. Но я был бы признателен, если бы вы дали мне эту работу, пока не появится кто-то более подходящий. Пусть даже на один-два дня.
      Женщина смотрела на меня еще пару секунд; затем вытерла руки о фартук, развязала завязки сзади, сняла фартук через голову и протянула его мне.
      — Зачем мне моложе? Вы отлично справились с воротами. Берите фартук и идите за мной. Перед ужином можете помыться.
      Я взял у нее фартук.
      — Меня зовут Мойра Келли, — сказала женщина.
      Ее слова повисли в воздухе. Это заняло какое-то мгновение. Я посмотрел на ее лицо, на ее руки, на туфли. Потом перевел взгляд на ее рыжие волосы, взглянул в ее усталые глаза и вдруг ясно осознал, где я нахожусь. Куда я притащился. Кому я помог. И я заплакал. Она думала, что я плачу из чувства благодарности; и от этого ситуация стала только хуже.
      Теперь в чертах ее лица, в ее выдающейся вперед челюсти, в тугих локонах ее волос я видел Мэтта Келли. Она была выше меня на полфута, у нее были широкие плечи — и это тоже напоминало мне о Мэтте. Мысли в моей голове перепутались. Конечно, теперь, когда Мэтт мертв, ей нужна была помощь. И разве мог я не понять, где оказался? Разве мог я не вспомнить?
      — Идемте, — сказала женщина. — Мистер?..
      Я хотел немедленно уйти прочь, но не смог. Не смог, потому что сам предложил ей помощь, и потому что на заправке действительно требовался помощник. Слова застряли у меня в горле. Я покачал головой и с трудом выдавил первое попавшееся имя, которое пришло мне на ум.
      — Дойл. Том Дойл.
      — Ладно, мистер Дойл. Заходите, вымойте руки и накладывайте себе еды. Вот сюда, налево, вверх по лестнице. Я поднимусь следом.
      
      Я плеснул в лицо воды, смыл с рук дорожную пыль, причесался и огладил бороду. Посмотрелся в зеркало и попытался сравнить увиденное с фотографиями, которые два месяца назад были напечатаны в газетах. Борода скрывала черты лица, но намного ли? Мои волосы сильно отросли, и в них стало больше седины, чем раньше. Однако это все равно был я.
      Тем не менее мы с ней никогда не встречались; а фотография в газете — это всего лишь фотография в газете. Нет, она не могла знать, кем я был в действительности.
      С сумкой в руке я вышел обратно в коридор и стал ждать женщину. У меня дрожали руки. Я сунул их в карманы, где позвякивали несколько медяков.
      Мойра поднялась по лестнице и указала мне на комнату в конце коридора. Я вошел первым. В комнате стояла кровать, накрытая серым одеялом, и комод с радиоприемником и фотографией. На снимке Мэтту Келли было около восемнадцати: на пару лет меньше, чем тогда, когда я его убил. Мойра увидела, что я смотрю на фотографию, и взяла ее в руки.
      — Мой сын, — сказала она. — Раньше это была его комната.
      В воздухе повисла гнетущая тишина. Я почувствовал, что должен что-то сказать.
      — Что случилось? — спросил я.
      — Он погиб в результате несчастного случая. Несколько месяцев назад федеральный агент задержал его за то, что он продавал бензина больше, чем положено. Потом они с агентом попали в аварию.
      — Мне очень жаль, — пробормотал я.
      — Не вы же в этом виноваты, — она сунула фотографию в боковой карман платья. — Его звали Мэтью, мистер Дойл. Тут есть кое-что из его вещей. Завтра я их уберу. Если хотите, можете слушать радио. Другие его вещи будут вам только мешать…
      — Нет, все в порядке.
      — Ну, если так... Завтра я все равно их уберу. Мне нужно минут десять, чтобы приготовить ужин. Потом вы можете спуститься на кухню и присоединиться к нам, — Мойра сделала паузу. — Здесь еще живет мой брат. Он хозяин заправки, но больше не в состоянии работать. Думаю, теперь я вам все рассказала.
      — Да, наверное.
      — Хотя нет, не все. Что касается вашей работы... — она покачала головой. — Ладно, поговорим об этом завтра, если вы не против.
      — Как скажете.
      Мы посмотрели друг на друга. Мойра вытащила заколку из волос, и они рассыпались — ржаво-рыжие с проседью — по ее плечам. Ей было лет сорок или больше. При такой жизни, как у нее, женщины обычно выглядят на свой возраст, но про Мойру этого нельзя было сказать. У нее было красивое лицо и неплохая фигура. Ее ладони были в мозолях, лоб покрыт морщинами, но облик Мойры это не портило. Она была сильной женщиной и выглядела так, будто ей пришлось пройти через многое, и она все преодолела. Ничто ее не сломило.
      — Наверное, не стоит лишний раз упоминать об этом, — сказала Мойра, — но пока вы на меня работаете, вы не будете пьянствовать и задираться с окружающими. Иначе можете забирать свою сумку и сразу уходить.
      — Все понятно, — промолвил я. — Пью я не больше других. Могу и вовсе не пить. А когда я последний раз дрался, даже и не помню.
      — Тогда почему вы были ранены?
      — Несчастный случай, — сказал я и сразу понял, что мне снова предстоит лгать. — Я чинил кровлю, и подо мной рухнула лестница. Упал грудью на ящик с инструментами.
      — Надеюсь, у нас вы будете работать поаккуратнее.
      — Постараюсь, — ответил я.
      Прежде чем спуститься вниз, я сменил рубашку, а остальную одежду убрал в верхний ящик комода. Ящик был пуст, если не считать одного пуловера и двух пар носков. Я побоялся к ним прикоснуться. Они имели полное право находиться здесь. А я такого права не имел.
      Кухня была простой и скромной. Плита и холодильник возле одной стены и деревянный стол посередине. Во главе стола сидел в инвалидном кресле мужчина, крепко схватившись за подлокотники. У него были глубоко посаженные глаза, которые постоянно метались влево-вправо, и хриплый баритон, напоминавший звук работающего мотора.
      — Вы мистер Дойл? — спросил он. — Будете помогать Мойре?
      — Да.
      — Вы раньше работали на заправках?
      — Нет.
      — А чем вы занимались?
      — Водил со своим отцом почтовый грузовик в Калифорнии.
      — Сейчас?
      — Нет. Много лет назад.
      — А что делали в последнее время?
      Трудился на правительство. Ловил спекулянтов. Убивал вашего племянника.
      — Я работал...
      Я отпил воды из стакана, который Мойра поставила передо мной. Не привык я городить столько лжи за один день.
      — ...в полиграфии. Мы печатали листовки для магазинов.
      — Как вы ее потеряли?
      — Кого потерял?
      — Работу. Вы ведь сейчас безработный.
      — Типография обанкротилась, и хозяин ее прикрыл.
      Мужчина кивнул. Либо он был удовлетворен, либо просто устал говорить со мной. Или (что также было возможно) он предположил, что в моем прошлом было нечто такое, о чем я ему не стал рассказывать. И в этом он был прав. Настолько прав, что он и сам не подозревал об этом.
      Вошла Мойра, помешала в кастрюле на плите и выключила под ней газ. Потом поставила кастрюлю на стол, на подставку. Разложила по тарелкам тушеное мясо, нарезала толстыми ломтями хлеб. Придвинув нам наши тарелки, Мойра наконец села и сама.
      — Вы уже познакомились? Том Дойл, Байрон Уилсон… Байрон. Том.
      Я потянулся через стол, чтобы пожать мужчине руку, но он не обратил на меня внимания и принялся за еду.
      — Байрон, — укоризненно сказала Мойра.
      — Не нужно нас знакомить, — проворчал Байрон. — Мы поговорили. И мне кажется, я очень хорошо знаю мистера Дойла.
      Его глаза впились в меня, и мне вдруг стало не по себе.
      Я отвел взгляд, подул на мясо в ложке и отправил его в рот. Это было ирландское рагу из говядины с морковью, картофелем и луком. Для моего изголодавшегося желудка оно было как райское угощение.
      — Очень вкусно, — промолвил я.
      — Видишь, Байрон, человек может похвалить и мою стряпню.
      — Мне тоже нравится твое рагу, — сказал Байрон.
      — Я знаю, но ты никогда не говорил мне это.
      — Я твой брат и не должен тебя хвалить.
      — А вы почему не едите? — спросил я.
      Перед Мойрой стояла тарелка, но она была пуста.
      — Я потом поем. Просто хотела немного отдохнуть.
      Я встал, снял с кастрюли крышку и взялся за черпак.
      — Ну, так отдохните.
      Я наполнил ее тарелку. Они оба наблюдали за мной. Я снова сел за стол.
      — Спасибо, мистер Дойл.
      — Никто не зовет меня "мистер Дойл", — сказал я.
      Видит Бог, это было правдой.
      — Зовите меня Томом.
      — Ты надолго думаешь здесь остаться… Том? — спросил Байрон.
      Я поколебался, прежде чем ответить.
      — Если честно, не знаю. Я вообще не планировал сюда приходить. Останусь столько, сколько вы скажете, не больше.
      Я повернулся к Мойре.
      — Когда вы захотите, чтобы я ушел, только скажите, и я уйду.
      Байрон наклонился вперед.
      — Я скажу, Том. Это я скажу.
      
      Я встал в душевой поддон и позволил обжигающе горячим струям воды литься мне на голову. Слив поддона был открыт; вода уходила так же быстро, как и поступала. Использовать горячую воду подобным образом было расточительством, но сейчас мне это требовалось. Струи воды били по моему черепу, плечам; у моих ног собиралась теплая лужица. Я слышал, как в соседней комнате работало радио, однако мелодия из динамика была еле слышна.
      Мир определенно сошел с ума. Не только мой — внутренний — мир, который и так был хуже некуда, но и весь внешний мир после трех лет войны, конца которой не было видно. По радио в основном звучали патриотические песни и сводки новостей — военных новостей. К настоящему моменту мы все уже забыли, что такое жизнь без войны. Но я кое-что помнил.
      Когда-то я был частным детективом с лицензией от штата Нью-Йорк и зарабатывал на жизнь, выслеживая неверных мужей и тех, кто скрывался после внесения залога. Потом началась война, и мне представился шанс поучаствовать в ней в лице агента "Управления по регулированию цен". Управление буквально заворожило меня сверкающим белым офисом, научно спланированными потолками цен и возможностью распоряжаться скидочными талонами. Я купился на идею, что это мой личный способ ведения боевых действий. На самом же деле я таким манером просто зарабатывал на жизнь. Больше года я жил за счет этого. А потом мир рухнул.
      Что бы со мной стало, если бы я не пошел работать в Управление? Я не знал. Но я понимал одно: мне не пришлось бы испытывать угрызения совести, когда я закрывал дверь гаража. Если бы война не началась или не длилась бы так долго, я бы сейчас не стоял под душем мертвеца, не ложился бы в его постель, не ел бы его еду и не носил бы имя другого человека. Но все это было. И я тоже был. И горячая вода не сможет всего этого смыть.
      Я закрыл краны, сошел с поддона и собрал с пола мокрую одежду. На вешалке висели полотенца, одним из которых я мог бы обернуться, но мне было неудобно выходить в коридор в таком виде. Поэтому я снял один из халатов, висевших за дверью. Думаю, это был его халат, судя по тому, что мне он был сильно велик. Я чуть было не повесил халат обратно, но… Какая теперь разница? Скоро мне придется выполнять его работу, так что я с полным правом могу надеть и его халат.
      Я прошлепал по коридору в спальню. Там была Мойра. Она собирала в корзину вещи Мэтта. По радио крутили одну из тех песен, которые всегда хочется слушать, —

  "Сентиментальное путешествие"*

    "Sentimental Journey" — популярная песня, которую в 1944 году впервые исполнила американская певица Дорис Дэй.

  . В глазах женщины стояли слезы. Увидев меня, Мойра сначала улыбнулась, а потом чуть ли не рассмеялась. Я посмотрел на себя, чтобы понять, что могло ее рассмешить.
      — На вас мой халат, — сказала она.
      — Извините.
      — Да ладно, я не против.
      Она потянулась к радиоприемнику, чтобы его выключить, но я поймал ее за руку.
      — Не выключайте. Красивая мелодия.
      — Хорошо.
      — Из-за меня не стоило забирать его вещи.
      — Ну, когда-то это надо будет сделать. Почему не сейчас?
      — Каким он был?
      Я словно со стороны услышал свои слова. Не знаю, как это они у меня вырвались.
      У Мойры подогнулись колени, и она медленно сползла на пол, прислонившись спиной к комоду.
      — Каким он был? Ко мне хорошо относился. Он был умным. И красивым. Он был похож на своего отца, упокой, Господи, его душу. Иногда он был упрямым… Да, он мог быть упрямым. Он был моим сыном. Единственным.
      Я сел рядом с ней, взял из ее рук корзину и поставил на пол.
      — Когда мы сюда приехали, ему было всего четырнадцать. Все, что он знал, это то, что он едет с матерью в чужую страну. Он никогда не жаловался. Я… Да что я! Он все принимал как должное.
      — Как умер его отец? — спросил я.
      — В гараже случился пожар. На том же пожаре Байрон повредил ноги.
      Мойра посмотрела на меня.
      — Стивен перебрался сюда раньше нас. Хотел заработать денег, чтобы и мы могли приехать. Они работали здесь с моим братом. Все произошло, когда мы с Мэтью еще плыли на корабле. Стивен с Байроном отстраивали дом, и в гараже начался пожар. Все здание чуть не обрушилось. Байрону придавило ноги обвалившимся куском стены. Пожарные едва успели вытащить его из огня.
      — Ужасно, — сказал я.
      — Да. А потом и Мэтью...
      Голос женщины сорвался.
      — Не мучайте себя, — пробормотал я.
      — Мэтью все отремонтировал. Закончил как раз перед тем, как он...
      Я обнял ее за плечи, притянул ее голову к своей груди и позволил выплакаться в халат. Радио потрескивало: наступила пауза между песнями. Я нежно гладил Мойру по волосам, снова и снова повторяя: "Мне так жаль". Я говорил искренне; может быть, она это уловила, а может, просто услышала сочувствие в моем голосе. Она подняла глаза и, когда я поцеловал ее в лоб, притянула мое лицо к своим губам.
      
      Укрывшись халатом, мы лежали на его кровати. Мойра спала. Я обнимал ее рукой за плечи и слушал радио: звучали старые песни. Снизу до меня доносился скрип колес. Это Байрон перемещался в кресле по своей комнате. Я задавался вопросом, нужна ли ему помощь, чтобы улечься в кровать. Также мне было интересно, слышал ли он нас с Мойрой. Ведь мы с ней возились не так уж и тихо. Я долго крепился, но в конце концов тоже уснул.
      Когда я проснулся, Мойры уже не было. Я надел ту же одежду, в какой был накануне. Застегивая рубашку, посмотрел в окно, из которого открывался вид на бензоколонки и огороженный луг через дорогу. Подъехала машина, и я увидел, как Мойра вышла ей навстречу. После вчерашнего долгого дня неудивительно, что я проспал. Тем не менее я задолжал Мойре один день работы и уже проспал первые несколько часов второго дня. Я поспешил вниз.
      Байрон сидел за кухонным столом, точно так же, как и накануне вечером. Он листал газету и прихлебывал чай. Мельком взглянул на меня, но ничего не сказал. Я вышел на улицу, где с безоблачного неба ярко светило утреннее солнце.
      Я подошел к Мойре, которая брала деньги у клиента. Когда машина отъехала, Мойра повернулась ко мне.
      — Доброе утро, — сказал я.
      — Доброе.
      Она пошла в гараж. Я обратил внимание, что ворота гаража Мойра открыла сама.
      — С чего мне начать?
      Мойра указала на стойку с инструментами и разобранный автомобильный двигатель, лежавший на скамье.
      — Начни с этого. Собери двигатель.
      — А детали уже проверили?
      — Байрон проверил, — она присела на корточки рядом со скамьей. — Этим он еще может заниматься.
      Я принес несколько гаечных ключей, бросил их на землю и тоже присел на корточки.
      — Думаю, я справлюсь.
      — Хорошо.
      Она следила, как я собираю двигатель, попутно указывая мне на мои ошибки. Дважды Мойра отходила, чтобы обслужить клиентов, а когда возвращалась, снова показывала, что я делал не так. Когда я закончил, она показала мне пару полуразобранных на запчасти автомобильных кузовов, шкаф для хранения инструментов в углу гаража и ряд канистр с бензином, выстроенных в ряд под навесом за задней стеной.
      Около полудня я сменил Мойру на бензоколонках, а она пошла в дом.
      Проехало несколько машин. Деньги я складывал в карман рубашки, а талоны отправлял в коробку из-под сигар, лежавшую на столике в гараже. Никто не просил меня залить бензина больше, чем положено. Это было хорошо. Не знаю, что бы я сделал с тем, кто обратился бы ко мне с такой просьбой.
      После часа дня Мойра позвала меня перекусить. Прежде чем войти, я окинул взглядом дом. Посмотрел на окно, за которым одевался, потом перевел взгляд на окно первого этажа. За стеклом маячил Байрон. Он пристально на меня смотрел.
      Мы быстро поели. Разогретое тушеное мясо запили цикориевым кофе. Покончив с едой, Байрон выкатился на своем кресле наружу. Через кухонное окно я увидел, как он направлялся к гаражу.
      — Ему надо закончить кое-какие дела, — объяснила Мойра.
      — Какие дела?
      — Во-первых, убедиться, что ты правильно собрал двигатель.
      — Ему мало того, что за мной присматриваешь ты?
      — Ни один мужчина не будет доверять своей младшей сестре, которая присматривает за другим мужчиной.
      Я многое хотел сказать, о многом спросить, но никак не мог на это решиться.
      — А когда приехал Байрон? — тупо спросил я.
      — В тысяча девятьсот двадцать девятом.
      — Кошмарный год для приезда в Штаты.
      — Кошмарный год для Ирландии. Кошмарный для любого

  места*

    1929 год — год начала Великой Депрессии в США и мирового экономического кризиса.

  .
      — Пожалуй.
      — Ты бывал за границей?
      Я прикрыл глаза, и в памяти всплыли выцветшие воспоминания, как фотографии, долго пролежавшие на солнце.
      — Однажды отец возил меня в Мексику.
      В картине, которая запомнилась мне лучше всего, была женщина. Она говорила с моим отцом по-испански, и он, кажется, ее понимал. В тот год умерла моя мать, и я вспомнил, что мне хотелось ударить отца за то, как он смотрел на эту женщину. Вот и все, что я помнил о Мексике. И еще о том, как там было жарко.
      — Тебе надо побывать в Ирландии, — сказала Мойра. — Не сейчас, конечно, а когда война закончится.
      — Если она закончится.
      Мойра встала и пошла к двери, остановившись на секунду, чтобы поцеловать меня в лоб.
      — Почему ты стал циником?
      Я хотел сказать: из-за женщины, сына которой я убил, и которая только что поцеловала меня. Вот что превратило меня в циника.
      — Никогда не знаешь, что может произойти в следующую минуту, — сказал я и последовал за Мойрой.
      
      
      Прошла неделя. Однажды вечером после ужина я оставил Байрона и Мойру сидящими за столом. Я сказал им, что устал, хочу принять душ, что мне нужно отдохнуть — и все это было правдой. Однако я не стал подниматься наверх, а прошел мимо лестницы прямо в комнату Байрона.
      Здесь все было идентично комнате Мэтта, вплоть до серого одеяла на кровати. Правда, на комоде не стоял радиоприемник. Вместо него лежали газеты и отдельные экземпляры журналов: "Лайф", "Тайм" и "Лук". Несколько газет валялось на полу. Я подошел к окну и выглянул через жалюзи.
      Земля на заправке и трава на лугу были темными. Тусклый свет полумесяца бросал блики на две бензоколонки. Машины проезжали мимо. Я встал у окна на колени и попытался представить, что на заправку въезжает автомобиль. Я представил мою машину; как это выглядело бы из этого окна, когда в тот день утром я остановился у бензоколонок. У меня были открыты окна, и я просидел на водительском сиденье не меньше десяти минут, прежде чем уехал, забрав Мэтта Келли с собой. Если бы Байрон сидел тогда у этого окна, у него было бы достаточно времени, чтобы меня рассмотреть. Из окна ему было бы все прекрасно видно.
      Я услышал позади себя скрип колес.
      Байрон прочистил горло.
      — Молишься?
      Я обернулся. Байрон приближался ко мне. Колеса его кресла ехали прямо по газетам на полу. Свет в комнате был выключен. Байрон не был крупным мужчиной, но и я не такой уж здоровяк. Я стоял на коленях, а он нависал надо мной темной массой.
      — Я просто смотрел на улицу.
      — Ну конечно. Что ты там высматривал… мистер Дойл?
      Он подъехал совсем близко, и я оказался зажат между его креслом и стеной.
      — Так тебя называть? Ты назвался Томом. Но это тоже не твое имя. Поэтому я не знаю, как к тебе обращаться.
      Я промолчал. Мы оба слышали, как Мойра на кухне моет посуду. Через некоторое время Байрон снова заговорил.
      — Мойра ничего не знает.
      — Почему?
      — Я ей не сказал.
      — Не понимаю.
      — Сначала я не был уверен, — промолвил Байрон. — Мне нужно было хорошенько тебя рассмотреть. И даже после этого я не мог поверить, что ты сюда вернулся.
      — Это был несчастный случай.
      — Возможно.
      — Я не собирался здесь появляться.
      — Ты и племянника моего не собирался убивать. Ты делаешь много того, чего не собирался делать.
      — Почему вы не сказали Мойре?
      — А ты идиот, — прохрипел Байрон, и его голос упал почти до шепота. — Думаешь, она каждый день подбирает на дороге мужчин? Думаешь, у нее есть привычка укладывать к себе в постель незнакомцев? Скажи "да", и я тебя размажу по стенке.
      — Нет. Конечно же, нет.
      — Тебя ведь зовут мистер Харпер? Так вот, мистер Харпер, кроме меня, ты первый человек, с которым она хоть как-то заговорила за последние несколько недель.
      — Почему со мной?
      — Я не знаю. Но раньше я не видел, чтобы она плакала.
      — Прошло столько времени…
      — Тебе приходилось терять сына, мистер Харпер?
      — У меня никогда не было сына.
      — А жена?
      Я покачал головой.
      — Посмотри хотя бы на меня. Как ты думаешь, что бы ты почувствовал, если бы однажды твой родной брат напился и устроил пожар, в результате которого погиб твой муж?
      — Вы…
      — А потом, годы спустя, когда ты уже думал, что все в жизни начинает устаканиваться, что бы с тобой произошло, если бы ты потерял еще и сына в ужасной, но такой дурацкой катастрофе?
      — Не могу представить.
      — Зато теперь будешь знать.
      Мои глаза уже привыкли к темноте, и теперь я мог разглядеть лицо Байрона. Хотя лучше бы я его не видел.
      — Не знаю, зачем ты снова сюда приперся, но ты это сделал. И уж тебя-то она не потеряет, — он подкатился ко мне еще ближе. — Но если ты когда-нибудь причинишь ей вред, я расскажу ей, кто ты есть на самом деле, и дам ей пистолет, чтобы она убила тебя во сне.
      — Я не причиню ей вреда.
      — Хочу на это надеяться, — сказал Байрон.
      Он откатился назад к двери.
      Я поднялся на ноги.
      — Спасибо.
      — Не надо меня благодарить. Прими душ, мистер Дойл, и иди к ней. Каждый мужчина заслуживает второго шанса. Даже я. И даже ты.
      
      Той ночью мы спали в ее постели и проснулись вместе незадолго до рассвета.
      — Байрон рассказал мне о пожаре, — сказал я.
      — Что он рассказал?
      — Что все случилось по его вине.
      — Так и было. И он за это заплатил.
      — Ты не испытываешь к нему ненависти?
      — Он лишился ног. Что мне даст моя ненависть?
      — Ты снисходительна.
      Мойра приподнялась на локте.
      — Я его не простила, Том. И никогда не прощу. Но он мой брат и калека, и я не могу ненавидеть его за то, что произошло.
      — Другие смогли бы.
      — Возможно. Но я не могу.
      А как же я? Стала бы она меня ненавидеть, если бы узнала, что я сделал?
      Я поднялся с кровати и быстро оделся. Почувствовал взгляд Мойры на своей спине.
      — Ты ведь понимаешь мое отношение к Байрону?
      — Понимаю, — сказал я.
      — Но ты его недолюбливаешь.
      — Да нет. Он вполне добр ко мне.
      — Неправда.
      — Гораздо добрее, чем я заслуживаю.
      — Нет.
      — Поверь мне. Гораздо добрее, чем я того заслуживаю.
      
      Лето кончилось быстро. Длинные дни вдруг стали короткими. Теплый ветер сменился холодными порывами. Париж вновь обрел свободу. Наши войска преодолели

  "линию Зигфрида"*

    Западный вал или Западная стена (нем. Westwall), среди противников Германии также известен как "Линия Зигфрида" (нем. Siegfriedstellung) — система немецких долговременных укреплений, возведенных в 1936–1940 гг. на западе Германии.

  . Впервые на моей памяти сообщения по радио начали вселять надежду. Однако война продолжалась, дни становились холоднее, а мы все невольно жались друг к другу, когда видели в кинохронике снегопады в

  Мальмеди и Арденнах.*

    Malmedy (фр.) — муниципалитет, расположенный в бельгийской провинции Льеж.; Ardennes (фр.) — департамент на северо-востоке Франции, на границе с Бельгией.

  
      Бинг Кросби исполнял по радио чудесную песню

  "Белое Рождество"*

    Гарри Лиллис "Бинг" Кросби (Harry Lillis "Bing" Crosby; 1903–1977 гг.) — американский певец и актер, один из самых успешных исполнителей в истории США. Его рождественский шлягер "Белое Рождество" ("White Christmas") занесен в Книгу рекордов Гиннесса как самый продаваемый сингл всех времен.

  , хотя до праздников было еще далеко. Мойра в доме готовила обед, а я в гараже оттирал масло со сломанного кронштейна, вытащенного из автомобиля, который я ремонтировал. Снаружи раздался шорох шин по гравию, затем послышался гудок.
      — Сейчас буду, — крикнул я.
      Гудок не унимался, поэтому я вышел из гаража, прихватив с собой кронштейн, который положил на одну из бензоколонок.
      Увидев меня, мужчина успокоился, стянул с рук перчатки и опустил окно кабины. Он высунулся наружу и протянул мне талон "А".
      — Слушай, дружище, залей-ка мне… — мужчина помедлил, — четыре галлона.
      Тут он посмотрел на меня.
      — Боже святый, Рори Харпер, это ты?
      Я уставился на мужчину. Мое собственное имя показалось мне настолько странным и незнакомым, что сразу я даже не понял, что он говорит обо мне. И я понятия не имел, кто этот человек.
      — Только не говори, что ты меня не узнаешь... А, погоди, вот в чем дело.
      Мужчина схватил себя за волосы, поднял их и спутанной кучкой бросил на сиденье рядом.
      — В холодную погоду, — сказал он, — я надеваю парик. Он меня согревает. Но, возможно, ты никогда меня в таком виде не видел.
      Теперь я его узнал.
      — Том Дойл, — сказал мужчина. — Помнишь меня?
      — Вы меня с кем-то спутали, — вполголоса заговорил я. — Меня зовут… — и я вдруг понял, что не могу закончить фразу.
      Мужчина ухмыльнулся.
      — Ты что, не знаешь своего имени?
      — Байрон Келли, — сказал я. — Разумеется, я знаю свое имя.
      — Да ты такой же Байрон Келли, как я —

  Эдвард Робинсон.*

    Edward G. Robinson, настоящее имя Эмануэль Голденберг (Emanuel Goldenberg; 1893–1973 гг.) — американский актер театра и кино. Наибольшее признание получил за роль гангстера Рико Банделло в фильме "Маленький Цезарь" ("Little Caesar"; 1931 г.).

  Борода не делает тебя кем-то другим. Ладно, Харпер, в чем дело? У тебя какие-то неприятности?
      — Меня зовут Байрон…
      — Ты свихнулся, Харпер, или просто дурачишься?
      Я промолчал. Кухонное окно было открыто, и я слышал, как Мойра внутри снимает с плиты чайник. Я глянул на окно Байрона, но там никого не было. Очевидно, Байрон уже был на кухне. В любой момент Мойра могла выйти и позвать меня.
      Дойл проследил за моим взглядом, и когда я снова посмотрел на него, он улыбался во весь рот.
      — Ага. Они не знают, кто ты такой. Ты что, в бегах? Нет, не говори мне. Я не буду тебя подставлять.
      Я опять промолчал. Мои ладони вспотели.
      — Ладно, будь человеком, налей приятелю немного бензина.
      Я протянул руку за талоном, но Дойл положил его в карман.
      — Никто ничего не узнает.
      — Я так не могу.
      — Не бойся, я не буду о тебе сообщать.
      — Все равно узнают.
      — И что? Подумаешь, не хватает нескольких галлонов бензина. Узнают гораздо больше, если я не буду держать рот на замке.
      — Пожалуйста… — вырвалось у меня.
      — Что пожалуйста, Харпер? — повысил голос Дойл.
      Секунду мы смотрели друг на друга.
      — Ничего.
      — Так-то лучше. Давай, заливай.
      Я повернулся к колонке. Из-за охватившей меня паники я едва мог дышать. Черт с ним, с бензином. Просто Дойл был таким человеком, что если уж он поймал кого-то на крючок, то ни за что не отпустит. Он обязательно вернется. И будет возвращаться снова и снова.
      Я мог бы дать ему бензин; мог бы на сегодня от него откупиться, а потом вечером собрать сумку и сбежать. И никогда сюда не возвращаться. Но дело в том, что я не хотел спасаться бегством.
      Я снял с колонки железный кронштейн.
      — Том, — сказал я негромко.
      Дойл еще больше высунулся из окна.
      — Чего?
      Я развернулся и нанес удар, обрушив кронштейн на его лицо. Отдернул руку назад и нанес еще один удар, а затем еще один. Я не мог остановиться. Лицо Дойла стало похоже на сморщенную красную маску.
      Я затолкал его голову внутрь кабины, ткнул в плечо, и Дойл опрокинулся на пассажирское сиденье. Я протянул руку вниз, нащупал защелку и распахнул дверь. Потом схватил Дойла и вытянул его тушу из-под рулевого колеса. Дойл застонал. Его изуродованное лицо прижалось к окну со стороны пассажира.
      Сердце у меня колотилось, руки дрожали. Мойра по-прежнему была на кухне. Еще минута, может быть, две — это все, что мне было нужно.
      На гравийном покрытии была кровь, но совсем немного; большая ее часть залила дверцу. Я ногой пошерудил гравий, чтобы прикрыть кровавые пятна. Потом закинул кронштейн на заднее сиденье, забрался в кабину и захлопнув дверь. Дойл еще был жив, но надолго ли? Я мог бы отвезти его в лес, найти место, где спрятать его тело, отыскать овраг, куда можно загнать машину…
      Дверь дома открылась. На пороге показалась Мойра с кухонным полотенцем в руке. Она посмотрела на машину и сделала шаг вперед.
      — Том?
      Я повернул ключ зажигания. Мотор заурчал, но не завелся. Я хотел отъехать прежде, чем Мойра успеет сделать еще один шаг, но машина не двигалась.
      Мойра неумолимо приближалась. Я открыл дверь, выставил наружу одну ногу и протянул руку ладонью вперед.
      — Не подходи ближе! Пожалуйста, Мойра, отойди назад!
      Женщина не послушалась.
      — Что происходит, Том?
      Тут она увидела в окне окровавленное лицо Дойла и бросилась к машине.
      — Что с ним? Том, он ранен!
      — Мойра, вернись в дом. Пожалуйста…
      Мойра распахнула дверцу, и Дойл буквально упал ей на руки, испачкав кровью ее фартук.
      — Том, надо ему помочь.
      Дойл застонал и слегка повернул голову. Потом он заговорил прерывистым полушепотом.
      — Я Том Дойл, — сказал он. — Рори Харпер, сукин ты сын.
      И Дойл скончался на руках Мойры.
      Она смотрела, как я полностью выбрался из кабины, как подошел к ней и освободил ее руки от тела Дойла. Она смотрела, как я опустился перед ней на колени. Она смотрела, но… ничего не видела. Она смотрела сквозь меня и мимо меня. Она была сломлена. Я посмотрел ей в глаза и… ничего не увидел. Ни злости, ни ярости, ни жизни.
      
      Дожидаясь полицию, я сидел прямо на земле, на гравийном покрытии. Когда на меня надевали наручники, я облегчил полицейским задачу, покорно соединив запястья на пояснице за спиной. Меня спросили, что произошло, и я все рассказал. Я сказал, кем был убитый и что это я его убил. Но не сказал почему.
      Байрон наблюдал из своего окна. Он видел, как меня сажали на заднее сиденье полицейской машины. Я отвернулся. Я не мог смотреть на Байрона.
      Через несколько минут мы проезжали место, где случилась авария. Я посмотрел в окно. Пятен крови больше не было видно, но асфальт в некоторых местах сохранил следы от взрыва.
      Когда я поднял глаза, то увидел, как навстречу нам по другой полосе едет машина. Я подумал: если бы тогда та, другая машина вовремя притормозила, сколь многого можно было бы избежать.
      Полицейские не заперли дверцу автомобиля. Вероятно потому, что я вел себя так послушно. Я передвинул ногу и коленом с усилием поднял вверх защелку, открывавшую дверь.
      Дверца распахнулась. Я вывалился из автомобиля.
      Водитель встречной машины резко повернул, пытаясь объехать меня, но он не успел.
      Если бы только, подумал я...

  Информационный блок*

  Библиография*

  "Home Front" by Charles Ardai; 1^st ed: "Death Do Us Part: New Stories about Love, Lust, and Murder", антология, ред. Х. Кобен, Back Bay Books, 2006 г.
  Другие публикации:  ???

  Перевод:*

     Форум "Клуб любителей детектива", В. Краснов, 22 апреля 2024 г.
• Т.Х. Кук: "Дождь"

  Предисловие | +

      

  Томас Х. Кук*

  Thomas H. Cook

  — автор двадцати романов и двух документальных произведений. Писатель пять раз номинировался на премию имени Эдгара Аллана По в четырех отдельных категориях.
      Роман Томаса Х. Кука "The Chatham School Affair" получил премию "Эдгар" как лучший роман в 1996 году.

      

  Бэттери-парк*

    Battery Park — парковая зона на южной оконечности острова Манхэттен (Нью-Йорк, США).

  
      
      ВСПЫШКА света высвобождает миллионы глаз дождя, мелькающих в темном тумане готических башен, падающих потоками сверкающих блесток, устремляющихся к тупой оконечности

  острова*

    Имеется в виду остров Манхэттен.

  и к отходящему парому, загрузившемуся для полуночного рейса.
      Итак, как я уже сказал, ей осталось недолго, понимаете?
      Понимаю, месье. Но она еще держится.
      Дождь струится по окнам парома. Ночные пассажиры сидят в какой-то желтой дымке. И среди них — Тоби Макбрайд. Одинокий, сорокадвухлетний мужчина, любитель боулинга. Тоби думает о своей матери-инвалиде на

  Статен-Айленде*

    Staten Island — самый южный район Нью-Йорка, расположенный на острове Статен.

  и о том, что деньги утекают. Еще он думает о медсестре родом с Ямайки. У нее такие большие черные руки… Наверное, такими руками было бы очень легко…
      Думаю, вам не помешали бы двадцать тысяч?
      Двадцать тысяч?
      Дождь заливает интриги и заговоры, все лазейки и все тайные ходы. Он собирает ежедневную грязь с фасада таможни и смывает ее в бурные подземные стоки, которые вливаются в море. Пробегая по Бэттери-парку, дождь барабанит по смятым пачкам сигарет, мочит рваные шнурки, затекает в наполовину использованный тюбик губной помады, гонит молодую женщину под дырявый навес. У женщины светлые волосы до плеч; ее зонт сломался и не открывается. Позади нее в тени навеса стоит мужчина. Он что-то говорит.
      Вы живете в этом доме?
      Длинные темные пальцы обхватывают ручку бесполезного зонта.
      Вас ведь зовут Ребекка?
      Дождь наблюдает изменчивую паутину случайных встреч, несвоевременных знакомств, роковых инцидентов, из которых нельзя найти выхода. Миллионы крошечных сверкающих экранов отражают тонкие стилеты и канцелярские резаки, выкидные ножи и ножи для колки льда, а еще "курносый" револьвер, прячущийся в длинных темных пальцах.
      Не говорите ни слова.
      За Уэст-стрит дождь обрушивается на пустынную мостовую, зажатую между небоскребами, и движется дальше, скатываясь по скелетным балкам новых строительных конструкций, а потом еще дальше, на север, к Дуэйн-стрит. Крупные капли звонко стучат о крышу старого зеленого фургона.
      Итак, Сэмми, когда ты придешь?
      Не беспокойся, я буду вовремя.
      Эдди сжимает в руке сотовый телефон и оглядывается на заднюю часть фургона. Динамики, четыре DVD-плеера, два автомобильных радиоприемника, кашемировое пальто, коробка из-под обуви с компакт-дисками, несколько украшений, которые могут быть настоящими… Плоды его мошеннической деятельности.
      Чувак, ты мне нужен.
      Ты неплохо поднялся?
      Чувак, ты мне нужен прямо сейчас.
      Проливной дождь смывает в сточные канавы окурки и обертки от конфет, записку с номером 484, написанную бледными чернилами, чек из шляпного магазина, рецептурный бланк на обезболивающее "Демерол". Он омывает грязные лобовые стекла автомобилей и пока счищает грязь, видит глаза: выпученные и сонные, беспечные и настороженные; видит Эдди, почесывающего свои тощие руки, детектива Бойла в машине без опознавательных знаков в квартале отсюда, вставляющего кассету в магнитолу и ухмыляющегося своему напарнику, который прислушивается к звукам, доносящимся с парома.
      Фрэнк, мы накрыли Макбрайда с поличным.
      Смех.
      Чертов ямаец. Он знает, как вести себя с прослушкой.
      На

  Полис-Плаза*

    В Нью-Йорке по адресу: Полис-Плаза, дом 1, находится Штаб-квартира Департамента полиции Нью-Йорка.

  ветер меняется, дует на восток, бьется в маленькие квадратные окна. Глухое дребезжание оконной рамы ненадолго отвлекает Макса Фелдмана от фотографий на столе. Линн Аберкромби, распростертая на полу в своей квартире в

  Трайбеке*

    TriBeCa — микрорайон, расположенный в Нижнем Манхэттене (Нью-Йорк).

  . Застрелена из короткоствольного пистолета 38-го калибра. Никаких прямых улик, за исключением того факта, что она лежала на спине, а прядь длинных светлых волос закрывала ее правый глаз. Возможно, это сделал поклонник

  Вероники Лейк*

    Veronica Lake — псевдоним Констанс Фрэнсис Мари Окельман (Constance Frances Marie Ockelman; 1922–1973) — американская актриса. Представала на киноэкране в образе сексапильной блондинки с длинными волосами, закрывающими один глаз, благодаря чему в дальнейшем она и запомнилась зрителям.

  , какой-нибудь больной почитатель нуара.
      Капли дождя падают на спутанный клубок стали и бетона, сплетенных воедино хищника и его добычи. Дождь барабанит по бейсболке Джерри Брайса, который ждет Хэтти Джонс. Джерри знает, что в круглосуточной прачечной сегодня зарплата, и что в кошельке Хэтти будут наличные. Сэмми Камински недоволен тем, что дождь искажает вид на окно спальни Долли Бэрон. Это же не нравится и тысячам других полуночных наблюдателей за чужими окнами.
      На Хьюстон-стрит дождь обрушивается на людей, прячущихся под разными укрытиями и навесами. Гарри Девэйн стоит на автобусной остановке. Вокруг него — пьяные студентки. Вот у этой маленькой брюнетки в красном берете под плащом, кажется, вообще ничего нет. Ее обнаженная плоть так близко. Быстрое и легкое прикосновение. Главное — вовремя отдернуть руку, и тогда все можно будет списать на дождь.
      Молния. Затем гром, раскаты которого откатываются на север. Дождь поливает Бликер-стрит. В лужах отражаются окна клубов и баров, лица, освещенные неоновым светом, фигуры людей, кивающих головами в такт джазовых

  риффов*

    Небольшая мелодическая фраза, многократно повторяющаяся в музыкальной пьесе. Характерный элемент в джазовой и рок-музыке.

  , извлекаемых из фортепиано, контрабасов и барабанов.
      Эрни Горш слегка постукивает ногой под столом в такт музыке.
      Неплохой клавишник.
      Джек Плэто ерзает на стуле, играет с салфеткой под бокалом и думает о многих разных вещах. Время, словно острое лезвие, проносится над его головой.
      К черту клавишника. Эрн, ты меня слушаешь? 484, Дуэйн. Маленький ювелирный магазинчик. Все будет легко. Я это выяснил сегодня днем.
      Эрни Горш слушает игру фортепиано.
      Джек Плэто. Прилизанные черные волосы. Пьет виски, уверен в своих планах, знает, где расположены видеокамеры.
      Поли Серрело нас прикроет. Надежный парень. То, что нам нужно. Эрн, это верное дело.
      Эрни Горш. Седые волосы. Внимательно смотрит из-под серой фетровой шляпы. Он только что вышел из тюрьмы и пока не готов снова туда возвращаться.
      Нельзя быть таким самоуверенным, Джек.
      Можно, если ты мужик.
      Или если у тебя нет мозгов.
      Плэто морщится, ерзает на стуле. Все идет не так, как он думал. Поли будет в ярости. Надо блефовать.
      Да все будет нормально, мужик. Соглашайся.
      Эрни думает о своем садике, о семенах, которые он уже купил для весенней посадки. Пакетики с семенами лежат прямо сейчас в кармане его пиджака. Эрни также думает о тюрьме. Все кажется далеким и странным: чернокожие бандиты, арийцы, мусульмане, педофилы, насиловавшие детей в душе… Нет, лучше туда не возвращаться.
      Извини, Джек, я пойду. Мне надо успеть на автобус.
      Глаза дождя видят всю ценность жизненного опыта, единственный финал, к которому ведут кривые дорожки. Капли воды падают на усталость и страх, на железные прутья обстоятельств, на пути, которые кажутся легкими, и на которых тут и там разбросаны скрученные рулончики купюр, пергаминовые мешочки с травкой, цилиндрики из фольги, набитые белым порошком, планы небольших ювелирных магазинчиков с крестиками, указывающими, где расположены видеокамеры.
      На перекрестке Шестой авеню и 8-й улицы Трейси Олсон оставляет картонную коробку на ступеньках библиотеки

  Джефферсон-маркет*

    Здание библиотеки Джефферсон-маркет, построенное в конце ХІХ века, является одной из достопримечательностей Нью-Йорка.

  . Анджело и Луис наблюдают, как девушка убегает. Они сидят в салоне красного "БМВ", угнанного с авеню "А". Дождь барабанит по крыше автомобиля.
      Видишь?
      Чего?
      Чертова девчонка.
      Ну и что?
      Она оставила коробку. Там, на ступеньках.
      Ну и что?
      Что ты заладил "нуичтонуичтонуичто"?
      Луис выходит под дождь, направляется к коробке, и слышит тихий детский плач.
      Господи! Езус Мария!
      На 23-й улице дождь стучит по окнам пиццерий, мексиканских ресторанов и китайских забегаловок, открытых всю ночь.
      Сэл и Фрэнки. Свинина в кисло-сладком соусе. Курица с грибами по-китайски.
      Ну, и что он сделал?
      То же, что и всегда.
      Он спросил, сколько тебе лет.
      Я сказал, что мне восемнадцать.
      Сэл и Фрэнки посмеиваются над ухажерами из предместий, натуралами, которые выкладывают наличные за их сладкие попки, а потом отправляются домой к своим хорошеньким женушкам.
      Откуда он был?
      Да какая разница? Теперь его уже нет.
      Ты ешь этот сливовый соус?
      На углу Бродвея и 34-й улицы миллионы капель бьются о запыленные витрины швейной мастерской. Ленни Мэк сидит за столом. Перед ним — раскрытые бухгалтерские книги. Он переписывает цифры, потом останавливается, вытирает влажный лоб закатанным рукавом рубашки и снова думает о том, с чего бы это вдруг старик Сигельман заподозрил неладное и пригрозил вызвать независимых аудиторов. Ленни должен успеть сделать все до того, как прозвучит этот неприятный звонок... Сделать ради Рейчел и двух сыновей, которые учатся в колледже. А ведь начиналось все с таких мелочей. Господи, теперь уже двести пятьдесят тысяч! Слишком много, чтобы это скрыть. Ленни захлопывает гроссбух, откидывается на спинку скрипучего стула и снова задумывается... Что еще он может сделать?
      Порывы ветра дуют с Таймс-сквер на север. Косые струи дождя падают, как пули, разбиваясь о черный асфальт, о крыши машин и автобусов, которые все еще едут по центральным улицам. Джейми Рурк сидит в салоне 104-го маршрута и с волнением думает о Трейси, о том, что она будет делать с ребенком. Рядом примостился старик в сером костюме и фетровой шляпе. Перебирает пальцами пакетики с садовыми семенами.
      У вас, наверное, есть сад?
      Возле моего дома есть небольшие участки.
      Улыбка.
      Моя дочь считает, что я должен сажать растения.
      Эрни Горш спокоен. Он доволен своим решением и признателен своей дочери за то, что благодаря ей у него больше не будет сомнений.
      Дочери, они такие, знаете ли... Придают вам здравого смысла.
      На углу 59-й улицы и Пятой авеню порыв ветра приподнимает навес над входом в бар "Сан-Доменико". В баре горит тусклый свет. На барменше черная жакетка-болеро.
      Аманда Грэм. Мартини, очень сухой, с четырьмя оливками. Черное платье без рукавов; жемчуг

  Микимото*

    Микимото Кокити (1858–1954) — японский предприниматель. Известен тем, что впервые получил культивированный жемчуг из морских моллюсков.

  . Напротив, за маленьким мраморным столиком сидит Дейдра. Коктейль "Манхэттен".
      Как ни крути, Мэнди, но Поли все узнает.
      Аманда отпивает из своего бокала.
      И каким же образом?
      У него есть свои методы.
      Пренебрежительный взмах рукой.
      Он ведь не Нострадамус.
      Ну, почти. И ради чего? Какой-то придурок.
      Нет, не придурок. Он играет на пианино. И неплохо, между прочим. На Бликер-стрит.
      Именно это я и хотела сказать.
      Аманда надкусывает первую оливку.
      Как ты думаешь, что сделает Поли?
      Дейдра отпивает из своего бокала.
      Он тебя убьет.
      Оливка Аманды падает в хрустальный бокал. Вермут подергивается рябью. Как будто здесь тоже звучат джазовые аккорды Бликер-стрит.
      Ты правда думаешь, что он может это сделать?
      С ночного неба дождь обрушивается на неуверенность и страх, на нервный тик нерешенных проблем, на недодуманные мысли, витающие в воздухе. На 72-й улице и Бродвее он хлещет в витрины, обклеенные зелеными трилистниками и залитые неоновым светом. В витринах стоят бутылки с элем.
      Капитан Билс. Односолодовый скотч "Гленфиддих". Детектив Берк с бокалом "Джонни Уокер Блэк". Стопка фотографий на стойке. Лысый толстяк. 3849382092.
      Он последний?
      Ага. Фелдман считает, что это маловероятно, но этот парень живет в Трайбеке, и совершенно очевидно, что убийца тоже там живет.
      Быстрый кивок головой.
      Его зовут Гарри Девэйн. Обитает в жилом комплексе "Виндзор Апартментс". Это всего через пару домов от Линн Аберкромби. И в четырех кварталах от Тианы Мэтьюз. Между двумя инцидентами прошло четыре года.
      Как он действует?
      Ну, возможно, он подмигивает девушке или просто прижимается к ней. Ну, типа, в метро, в лифте…
      И что потом?
      Потом он… проявляет жестокость.
      В какой степени?
      До сих пор это были нападения. Довольно агрессивные. В последний раз девочка чуть не погибла. Он получил семь лет.
      Раньше он использовал пистолет?
      Нет.
      Глоток "Гленфиддиха".
      Тогда это не наш человек.
      На углу 93-й улицы и Амстердам-авеню дождь омывает окна кафетерия. Поли Серрело делает глоток из стакана и наблюдает, как Джек Плэто выбирается из такси. Плэто входит в дверь. Стряхивает с кожаной куртки капли воды.
      Господи, ну и погодка!
      Итак, что с Горшем?
      Я ему все объяснил.
      И что он?
      Поли, он не согласился. Он боится опять загреметь на нары.
      Поли допивает напиток. Он недоволен. Какой-то старикан боится тюрьмы, и все дело летит псу под хвост.
      И что теперь, Поли? Хочешь, чтобы я нашел кого-нибудь еще?
      Покачивание головой.
      Нет, у меня другая проблема.
      Он делает знак, чтобы ему принесли новую порцию напитка.
      Ты ведь знаешь мою жену?
      Дождь не видит выхода. Правильного решения не существует. Нет ничего, что могло бы остановить сжимающиеся клещи. Это связано с неверными суждениями, дурным выбором и небрежно продуманными планами. На перекрестке Парк-авеню и 104-й улицы дождь пытается заскочить в приоткрытое окно. Вода с подоконника капает на голый пол.
      Вот дерьмо!
      Чарли Лэндрю бросает свою мокрую шляпу на маленький деревянный столик, который служит ему одновременно и для еды, и для работы. Промахивается. Теперь шляпа лежит на потертом коврике под столом.
      Дерьмо! Хотя… черт с ней.
      Телефон.
      Алло?
      Чарли, это я, Ленни.
      Этот чертов дождь затопил мою чертову квартиру. Вода по всему чертовому полу.
      Слушай, Чарли. Одолжи мне немного денег. Иначе тот парень… ну, ты знаешь…
      Тяжелый смех.
      В прошлый раз, Ленни, ты едва не лишился пальцев.
      Но я выкрутился, ведь так?
      Сколько?
      Двадцать пять.
      Чарли думает. Старые счета. Их слишком много. Есть просроченные. Придется принимать трудные решения. А если что-то выйдет из-под контроля, и кто-нибудь вдруг окочурится? Его шея и так уже наполовину в петле.
      Ну так что, Чарли?
      На сей раз решение простое.
      Нет.
      Дождь видит все варианты блефа, результаты сделок, смолкшие колокола, погасшие свечи, резко закрытые книги. На углу Бродвея и 110-й улицы визжат дворники машин, смахивая воду с лобовых стекол.
      Слышишь, да?
      Что за хрень! "БМВ", понимаешь, и такие паршивые дворники!
      С таким же успехом это мог бы быть какой-нибудь дрянной "Сатурн".
      Коробка на коленях Луиса чуть съезжает набок.
      Анджело, мне кажется, это все полная чушь.
      Да ладно тебе.
      А вдруг он там, в коробке, обгадится?
      Через коробку не протечет.
      Ну, и что мы будем делать?
      Я думаю.
      Ты уже до хрена времени думаешь.
      А у тебя, Луис, какие идеи? Только не говори про полицию, потому что мы не можем подъехать к полицейскому участку на чертовой угнанной машине и заявиться туда с ребенком, которого мы не знаем и который неизвестно чей.
      Взгляд влево. Остроконечная крыша со шпилем.
      Церковь. Может быть, в церковь?
      Дождь разбрасывает капли на быстрые решения, доступные средства, пути выхода, снимающие бремя сомнений. Он льет свои струи на приюты для бездомных, на бесплатные столовые и на скрипучие, ненадежно висящие водостоки старых соборов.
      На углу 112-й улицы и Бродвея останавливается автобус. Открываются гидравлические двери.
      Эрни Горш поднимается с сиденья.
      Удачи в саду.
      Улыбка в ответ молодому человеку.
      Спасибо.
      А у меня тоже есть дочь.
      Заботься о ней, и тогда в будущем, возможно, она позаботится о тебе.
      Залитый дождем тротуар. Поднятый воротник. Скорее домой. Там его ждет Эдна, радуясь, что он, наконец, вернулся. Сколько лет им еще осталось? Теперь он будет идти только прямой дорогой. Это и Ребекку сделает счастливой. А большего ему и не нужно.
      Дождь движется дальше на север, к Бронксу, оставляя за собой новые надежды, полученные знания, усвоенные уроки. На перекрестке 116-й улицы и Бродвея Джейми Рурк выходит под миллионы водяных капель. Он думает о Трейси и своей дочери, о том, что ему не следовало говорить то, что он сказал. Он тогда разозлил Трейси. Теперь же он ей позвонит, успокоит, убедит, что все в порядке, и расскажет, как они втроем будут жить назло всему миру. Будут жить как семья.
      Дождь падает на утраченные иллюзии и тщетные решения, на искупление, пришедшее слишком поздно. На углу 116-й улицы и Бродвея он поливает Барни Сигельмана, который выходит из такси. Теперь Барни окончательно убедился, что его зять — мошенник. Эту новость он должен сообщить жене и дочери. Вся мошенническая схема раскрыта. Барни бросается к своему дому и чувствует, как его ноги скользят по мокрому асфальту. Он останавливается под козырьком крыльца, и его взгляд перемещается на фасад церкви. Барни видит под водосточной трубой коробку. Вода хлещет в полураскисший картонный куб, переливается через края и стекает вниз по бетонной лестнице. На тротуаре — настоящая река. Потоки воды захлестывают недавно начищенные ботинки Сигельмана. Барни качает головой. Завтра ему придется снова наводить на ботинки блеск. Он смотрит на церковь, на лестницу, на ветхую водосточную трубу и на переполненную водой коробку под ней. Отвратительно, думает Барни, что некоторые люди вот так вот выбрасывают на улицу мусор.

  Информационный блок*

  Библиография*

  "Rain" by Thomas H. Cook; 1^st ed: "Manhattan Noir", антология, ред. Л. Блок, Akashic Books, 2006 г.
  Другие публикации:  ???

  Перевод:*

     Форум "Клуб любителей детектива", В. Краснов, 22 апрель 2024 г. / переведено по "Manhattan Noir", e-book^ 2006 г.
• Ш.Д. Розен: "Нарастание"
      НИЧЕГО этого не случилось бы, если бы мальчишка Лэндри не называл его "сэр".
      Мать назвала его Рекс, и он до сих пор досадовал на это. Может, какому-нибудь симпатичному парнишке такое имя и подошло бы, но только не ему. И в школе все, что оно принесло ему, было:
      — Эй, гляньте-ка, вон идет этот мерзкий

  Тиран-о-жаб!*

    Видимо намек на Tyrannosaurus rex

  
      Позже, когда он мотал срок в

  Грин-Хейвене*

    Green Haven — государственная тюрьма строгого режима для мужчин в Нью-Йорке.

  , когда кто-нибудь произносил его имя, ему слышалось: "Вдребезги", потому что именно это он сделал со своей жизнью.
      У него была тяжелая жизнь, никто никогда ничего не давал ему. Не то чтобы это могло служить оправданием, да он и не претендовал на это.
      Его отцом мог бы быть один из трех мужчин, его мать никогда не пыталась выяснить, кто именно. Они кивали друг на друга и на нее тоже, а потому он не желал никого из них себе в отцы, даже если бы они захотели этого.
      Это означало, что фактически он сам должен был позаботиться о себе, и, надо сказать, получалось у него это паршиво.
      Но он не искал оправданий тому, что кончил в Грин-Хейвене. Бернис настучала на него, но, черт возьми, девчонка наверняка была напугана до смерти. Он никогда бы не обидел ее, но откуда ей было знать это? Она видела, как он убил ее приятеля и, скорее всего, собирался прийти за ней. На самом деле Чико выхватил пистолет, а Рекс пришел туда просто, чтобы поговорить с ним и расспросить о слухах, ходивших по городу.
      В

  "Ленокс Лаундж"*

    Lenox Lounge — знаменитый бар в Гарлеме, основанный в 1939 году, где выступали многие великие джазовые артисты, включая Билли Холидея, Майлза Дэвиса и Джона Колтрейна, и бывали такие известные писатели, как Джеймс Болдуин и Лэнгстон Хьюз.

  бармен Бигхэд, увидев Чико с Бернис, поднял брови — мол, что за дела? Поэтому Рекс просто хотел потолковать с Чико, он даже рассмеялся, таким смешным показался ему маленький тощий Чико с огромным пистолетом 45-го калибра. Потом он поглядел в глаза Чико, услышал его голос, даже не слова, а просто нарастающий звук. Чико никогда не умел вовремя закрыть рот. Рекс сколько мог стоял и смотрел на Чико, слушал его крик, а потом внутри у него начало нарастать напряжение, оно нарастало, нарастало… Рекс бросился на Чико и вырвал пистолет у него из рук.
      Следующее, что он помнил — как полиция разносит дверь. Дверь была разбита вдребезги, и Рекс был разбит вдребезги, и Чико, конечно же, тоже был разбит вдребезги. И после этого его собственное имя звучало для него уже по-другому.
      Как бы там ни было, в Грин-Хейвене они придумывали ему всякие хреновые прозвища, чтобы вывести его из себя. Большую часть времени он не обращал на это внимания, особенно когда это была ругань надзирателя. Но иногда он чувствовал, как оно приходит, это нарастание. И следующему ублюдку, пытавшемуся на него наехать, он мог вцепиться зубами в горло. Из-за этого Рекс добился условно-досрочного освобождения только с третьего раза.
      Но в конце концов это случилось, и теперь он был на свободе. И с тех пор, как он вышел, не было больше никаких разборок. Никаких потасовок, ничего, даже с той шайкой ублюдков, что тусовались на углу. Они бесили его до чертиков, выпендриваясь так, будто им принадлежит весь мир. Впрочем, они ничего не пытались ему сделать. Они проявляли к ему некоторое уважение, после тех десяти лет, что он провел в Грин-Хейвене. Тем не менее время от времени ему казалось, что не мешало бы их немного поколотить.
       Но он не собирался этого делать. Он был на условно-досрочном освобождении следующие восемь гребаных лет. Ни за что на свете он не вернется обратно в тюрьму, это уж точно. Он напоминал себе об этом каждый раз, когда чувствовал знакомое нарастание, чувствовал, как начинает накатывать приступ бешенства, понимал, что почти готов пустить в ход кулаки против полудюжины подростков, которые годились ему в сыновья. Здесь могли бы быть и его дети, если бы Бернис не спуталась с Чико, если бы она вышла за него замуж, как он хотел много лет назад.
      Ладно, все это было давно. К тому времени как он вышел из тюрьмы, Бернис собралась и уехала, и скатертью дорога. Он не желал больше иметь с ней дело, не желал иметь дело ни с кем. У него была постоянная работа, и найти ее было нелегко. Все, чего он хотел, это прийти домой, посмотреть телевизор, выпить немного пива и отправиться спать.
      Чем меньше вы будете говорить с людьми, тем меньше у вас будет неприятностей.
      Поэтому он ничего не сказал тому мальчишке Лэндри.
      Этому мальчишке никто ничего не давал, так же, как и самому Рексу. В поношенной одежде и дешевых кроссовках нелегко пробиться на улицах. Но мать воспитала его правильно.
      Парнишка не был неженкой. Он напускал на себя суровый вид, который был хорошо знаком Рексу, сам Рекс раньше часто старался выглядеть так же. Но мальчик уступал дорогу леди, когда те возвращались домой из церкви, и он называл Рекса "сэр".
      Время от времени Рексу хотелось сказать ему: "Берегись!" Хотелось сказать: "Шайка, с которой ты спутался, утащит тебя на дно".
      Он видел лицо мальчишки, видел, как оно светлеет, когда кто-то из старших парней протягивает ему бутылку пива в бумажном пакете; мальчишка был слишком молод, чтобы пить. "Ты хочешь стать одним из них, как и я когда-то, — хотелось сказать Рексу. — Ты думаешь, они твои друзья, ты думаешь, ты с ними заодно. А потом окажется, что одному из них светит серьезный срок. И случись так, он продаст копам любую задницу, включая твою".
      Но Рекс опускал голову. Какое ему дело до мальчишки? Он так и не сказал ему ничего.
      Однако ничто не мешало ему наблюдать за мальчиком. Наблюдать, как он каждый день идет в школу, взяв с собой учебники, как старается, чтобы его поношенная одежда была чистой. Он не прогуливал школу, как все прочие придурки. Рекс жалел, что он сам не подумал об этом, что не захотел продолжить учебу. Что ж, теперь уже слишком поздно. Нет, никто ничего не давал этому мальчишке Лэндри, но он продолжал свои старания. Рекс заметил это.
      В ту ночь, когда начались все неприятности, он заметил еще кое-что. Возвращаясь домой, он обратил внимание, что на углу нет никого из знакомой ему шайки. Если учесть, что проводить больше времени в этом месте они могли бы, только если бы притащили сюда свои матрасы, чтобы спать, было чертовски странно видеть только фонарь и почтовый ящик, одиноко стоящие на углу.
      Следующим, на что он обратил внимание, когда был уже почти на крыльце, был мальчишка Лэндри, выскочивший из дверей. Он дико огляделся по сторонам, его взгляд встретился с взглядом Рекса. Казалось, глаза мальчика просили и даже умоляли о чем-то.
      — Ты в порядке? — спросил Рекс. Он впервые заговорил с парнишкой.
      Мальчик покачал головой. Он облизнул губы, словно они были слишком сухими, чтобы он мог говорить. Казалось, он пытается произнести хоть слово, но ничего не выходит.
      — Остынь, сынок, — сказал Рекс. — Что-то не так? Скажи мне.
      Мальчик еще немного пошевелил губами, но все еще не раздалось ни звука. Он опять покачал головой и бросился вниз по лестнице. Он помчался прочь, шлепая кроссовками по бетону. Рекс посмотрел ему вслед.
      Следующим, что привлекло внимание Рекса, было то, что кто-то барабанил в его дверь.
      Сначала он растерялся. Ему показалось, что он снова в тюрьме. Что еще очень рано, а чертов надзиратель барабанит в дверь его камеры, и говорит ему, что если он сейчас же не выйдет, то не получит ужин, а если он, черт возьми, не голоден, поглядим, насколько голодным он будет утром.
      Но стук продолжался, и Рекс проснулся. Моргая, он оглядел свою комнату. Она была мала, повсюду было полно тараканов, но он мог приходить, уходить и есть в любое гребаное время, когда захочет.
      На миг он ощутил благодарность к тому шуму, который пробудил его от кошмара.
      Потом кто-то закричал:
      — Полиция! Открывайте!
      "Вот дерьмо!" — подумал он.
      Он закричал в ответ:
      — Да! — он сражался с простынями, обмотавшимися вокруг него и словно привязавшими его к кровати. — Хорошо, хорошо!
      Он снял цепочку и отодвинул засов.
      — Рекс Джонс? — один белый парень и один черный, оба в костюмах, его имя произнесли как вопрос, но вопросом это не было.
      Они представились как детективы Такой-то и Этакий. Они вошли, не спросив разрешения. Такой-то говорил, отвлекая его, пока Этакий осматривался.
      Они не могли ничего трогать без ордера. Каждый, кто вырос в Гарлеме, впитал это с молоком матери.
      А если бы у них был ордер, они тут же помахали бы им у него перед носом. К тому же, даже если бы они перевернули все его жилище вверх дном, они все равно ничего бы не нашли. Он знал это, но все равно почувствовал, как по его губам стекает пот.
      — Несколько вопросов, — сказал Этакий, а Такой-то улыбнулся.
      У того, что говорил (это был черный), были сверкающие белые зубы. Когда улыбнулся белый, стало видно, что у него зубы темные, коричневые. "Они словно негативы друг друга", — подумал Рекс и пропустил вопрос. Он даже не понял, что они задали его, пока в комнате не воцарилась тишина. "Черт!" — подумал он, и сказал:
      — Что, простите?
      — Ну же, Рекс, это не трудный вопрос. Что сказал тебе Тик Лэндри этим вечером?
      — Мальчишка Лэндри? Он ничего мне не говорил.
      — Когда ты входил, он выходил отсюда. Выбежал так, словно сделал что-то плохое. Так и было, Рекс. Он спрятал пистолет, из которого убили одну старую леди, не захотевшую отдавать свою сумочку. Где этот пистолет, Рекс?
      — Откуда, черт побери, мне это знать?
      — Разве он не сказал тебе об этом?
      — Он ничего мне не сказал. Просто постоял минутку, потом бросился вниз по лестнице. Так вы говорите, он убил какую-то старуху?
      — Мы в этом уверены.
      — Он не мог этого сделать. Он в порядке, этот парень. Это сделал один из его приятелей.
      — Что ж, может ты и прав, Рекс. Хотя должен сказать: для нас это не важно. Они просто мусор, вся эта банда, и мы собираемся его прибрать. Может быть, в старую леди стрелял кто-то другой. Но именно Лэндри в ту ночь перепуганный бежал по улице. В нашей работе это называется "подозрительным поведением". Все, что нам нужно сделать, — это связать его с тем пистолетом. Только вот пистолета у нас и нет.
       — Я, черт меня подери, совершенно уверен, что и у меня его нет.
      — Но он сказал тебе, где он.
      — Ни хрена он мне не сказал. С чего бы ему это делать?
      — Эти мальчишки восхищаются тобой. Ты отбыл десятку в Грин-Хейвене, Рекс. Это делает тебя важной шишкой в этом квартале. Может, ты даже руководил ими по-отечески.
      — Я? Ну-ну, чувак, с тех пор, как я вышел, я чист, — пот снова потек у него по губам и по спине.
      — В самом деле? Для тебя же лучше, чтобы так и было. Позволь мне сказать тебе кое-что, — коп перестал улыбаться. — Я был новичком на этом участке, когда ты тут появился. За эти годы я видел много отбросов, вроде тебя, они садились и выходили, и мне все это чертовски надоело. Садились и выходили, и опять садились, и выходили. И говорю тебе: если ты связался с этими мальчишками, Рекс, старина, тебе крышка.
      Таким был первый день. Второй день был почти таким же. Вернувшись домой с работы, он обнаружил, что эта парочка ждет его на крыльце.
      — Где пистолет, Рекс? — на этот раз спрашивал Такой-то, белый. Рекс предпочел бы черного, если они будут улыбаться. Эти коричневые зубы, че-е-рт.
      — Я не знаю.
      — Три человека с противоположной стороны улицы клянутся, что ты разговаривал с мальчишкой, прежде чем он сбежал отсюда. Что ты на это скажешь? Не о пистолете, тогда о чем? Может, про старуху, что он почувствовал, когда нажал на курок?
      — Ни о чем. Парнишка просто шевелил губами, словно пытался заговорить, но слова не могли выйти наружу. Потом он спустился по лестнице. Как я и сказал вчера.
      — Угу, так ты вчера и сказал. Нам просто трудно в это поверить, вот и все.
      — Это не моя вина.
      — Да, но, видишь ли, это станет твоими трудностями, если ты не начнешь как можно скорее вести себя более разумно. Как я тебе сказал, у нас есть свидетели.
      — С противоположной стороны улицы? Какие ж это, к дьяволу, свидетели?
      Детектив одной рукой обнял Рекса за плечи, словно они были старыми приятелями. Рекс почувствовал, что напряжение нарастает. Он заставил себя не шевелиться.
      — Послушай, Рекс, — сказали коричневые зубы, — ты на досрочном освобождении. Любые неприятности, в которые ты сейчас попадешь — например, нападение на офицера, который просто проявляет дружелюбие, — это может плохо кончиться. Сколько тебе осталось, еще восемь лет? — Свободной рукой детектив стряхнул пыль с пиджака Рекса. — Рекс, нам нужен этот пистолет. Ты говоришь, что не знаешь, где он. Мы не верим тебе, но, может быть, это правда. Ты мог бы подумать о том, как узнать об этом.
      — Что, черт побери, это значит?
      Полицейский пожал плечами.
      — Эти парни. Они восхищаются тобой. Вот и все, что я хочу сказать.
      На третий день они заявились к нему на работу.
      — Рекс? У тебя неприятности? — его босс вошел в котельную, где Рекс разбрасывал опилки, чтобы они впитали пролитый мазут.
      — Нет, — ответил он и добавил, — сэр.
      Прежде чем попасть в тюрьму, он был плотником. Делал разные вещи, хорошие, прочные вещи. Что-то настоящее — что-то, чего не было бы, если бы не он. Когда он вышел на свободу, мир изменился. Бывшим заключенным нелегко найти работу, и у них нет шансов вернуться в профсоюз. Но один из подрядчиков время от времени нанимал его, а у этого подрядчика был кузен, управляющий в шикарном здании в Ист-Сайде. Этот кузен устроил Рекса в бригаду ремонтников. Теперь он разбрасывал опилки и вывозил мусор.
      — Потому что там два копа, — продолжил его босс. — Они хотят поговорить с тобой.
      "Вот же хрень!" — подумал Рекс, но вслух он этого не сказал и просто прошел через служебный выход.
      — Что вы тут делаете? — спросил он, увидев в ответ две улыбки.
      — Нам нужен этот пистолет, Рекс.
      — Я уже сказал вам, я ничего не знаю про этот пистолет.
      Босс наблюдал за ними с порога.
      — Вам не надо было приходить сюда, — сказал Рекс копам. — Мне нужна эта работа.
      — А нам нужен этот пистолет. И как ни странно, никто из этих мальчишек, похоже, не хочет разговаривать с нами. Ты можешь в это поверить? Хорошо, что этот мальчишка Лэндри уже поговорил с тобой.
      — Он со мной не говорил.
      — Ну, тогда… — белые зубы улыбнулись, коричневые, как тень, последовали за ними, — тогда хорошо, что он собирается поговорить с тобой.
      Оба полицейских кивнули и помахали рукой хмурому боссу Рекса, когда уходили.
      Той ночью Рексу приснилось, будто он опять оказался в тюрьме. Не в своей камере, а в одном из тех кривых узких проходов, идущих по всему Грин-Хейвену и соединяющих место, где ты не хочешь находиться, с местом, куда ты не хочешь идти. Проход был забит мусором, и он рылся в нем, его сердце колотилось, готовое разорваться, ему становилось все страшнее и страшнее, а он все искал что-то и даже не знал, что он ищет. Он чувствовал, что напряжение все нарастает и нарастает. И прежде, чем он успел закончить свои поиски, появились светлая белая фигура и ее темная тень, смели весь этот мусор и похоронили Рекса в нем.
      Он проснулся, запутавшийся во влажных от пота простынях. "Вот хрень, — подумал он. — Чертова хрень и еще раз хрень".
      Утром, не успел он еще добраться до работы и даже до угла, как Такой-то и Этакий налетели, один спереди, другой сзади, зажав его.
      — Давай-ка прокатимся в центр, — сказал Такой-то, сквозь свои гребаные коричневые зубы.
      — Какого черта?
      — Ты важный свидетель, Рекс. Может, ты вспомнишь какие-нибудь детали, которые могут помочь нам.
      — Я ничего не вспомню, потому что мне нечего вспоминать! Мальчишка Лэндри ничего мне тогда не сказал!
      — И потом тоже?
      — Потом я с ним не разговаривал.
      — Почему? Мне казалось, мы договорились об этом.
      — Ни о чем мы не договаривались! Я не разговаривал с парнем. Послушайте, я не могу ехать с вами в центр. Мне надо на работу.
      — Нет проблем, Рекс. Мы позвоним твоему боссу. Мы объясним ему, где ты.
      Рекс посмотрел на них ‒ дружная пара разных цветов. Смотрел них некоторое время.
      — Ладно, — сказал он.
      — Ладно — что?
      — Ладно, я скажу вам, где пистолет.
      Потому что у Рекса появилась одна идея, отличная идея, до чертиков гениальная идея.
      Солгать им.
      А почему бы и нет? Сказать, будто он видел, как кто-то, не мальчишка Лэндри, он в точности не уверен, кто это был, но он видел, как кто-то бросил пистолет 45-го калибра в подвал. Придумать, как тот выглядел: высокий парень с подбитым глазом. Не один из тех гребаных придурков, что тусуются на углу. Кто-то, кого он никогда прежде не видел. Сказать, что он столкнулся с мальчишкой Лэндри, когда выходил купить чипсов и пива, но еще раньше, когда он вернулся домой с работы, он видел того высокого парня. Да. Да, это может сработать. Потом он приведет их в котельную. Они ничего не найдут там, а он скажет: "Вот хрень, но я видел, как он бросил его сюда". Они будут в ярости и могут надрать ему задницу за то, что он не сказал им этого раньше, но плевать на это. Потом они уберутся и оставят его в покое.
      — Ладно, — сказал он.
      Он рассказал им свою историю и выслушал какую-то чушь: почему же ты не рассказал нам про это раньше? Он ответил, что хотел остаться в стороне от всей этой хрени, ну так как — хотят они осмотреть то место или нет? Разумеется, они хотели. Он отвел их в подвал.
      — Здесь, — сказал он, и показал в самый темный и грязный угол в тени за печью. Черный и белый носы над белыми и коричневыми зубами сморщились; похоже, ни один из них не хотел лезть туда.
      — Вот, — сказал он, — вот тут, — и наклонившись, словно думал что-то найти, зашарил рукой в темноте.
      И подумал: "Вот черт!"
      Черт бы его побрал, если он не нащупал что-то твердое и холодное.
      Он подцепил предмет двумя пальцами и вытащил наружу.
       Оба копа отскочили назад, так забавно, прямо как Чико.
      — Что за хрень! — закричал один из них, он не видел, кто. Потом они оба направили на него пистолеты и встали, расставив ноги, как в кино.
       — Эй! — крикнул им Рекс, его сердце колотилось так, словно хотело вылететь из груди. — Остыньте. Вы не хотели пачкать руки, я просто достал его для вас.
      Он поднял руки, пистолет 45-го калибра висел на пальце.
      Этакий вытащил носовой платок и взял им пистолет, пока Такой-то держал Рекса под прицелом. Покончив с этим, они поглядели на пистолет и поглядели на Рекса. Наконец они оба улыбнулись и все их зубы сверкнули в темноте.
      — Спасибо, Рекс, — сказали они ему.
      Копы были так благодарны, что даже подвезли Рекса до работы, так что он не опоздал. Он попросил их высадить его за один квартал до места, ему не хотелось, чтобы его босс увидел их.
      — Ты небось думаешь, будто ты очень умный сукин сын, а?
      — Ага, так и думаю.
      И он вправду так думал, отыскав для них какой-то гребаный пистолет там, где, как он думал, никакого пистолета не было. Он думал так весь день, пока не вернулся домой, как раз вовремя, чтобы увидеть, как эти два ублюдка тащат из дому мальчишку Лэндри в наручниках. Мальчик опять смотрел прямо в глаза Рексу. И в этот раз он казался еще более напуганным.
      Совсем как Чико.
      — Что это за хрень? Что еще тут за хрень?
      Белый полицейский пожал плечами.
      — Это его пистолет, Рекс.
      — Он не мой, — закричал мальчик.
      — Вся улица говорит, что пистолет твоего брата. Это одно и то же.
      — Почему — это одно и то же? — Рекс преградил им путь.
      — Его брат в тюрьме, в Северной Каролине, и он там уже месяц. Значит, он не стрелял из этого пистолета в старую леди.
      — И я тоже!
      — Он же еще ребенок, — сказал Рекс.
      — Ему достаточно лет, чтобы его судили как взрослого, если обвинение серьезно. Мы здесь говорим об убийстве, Рекс. Да, кстати, спасибо, — полисмен оскалил зубы на Рекса. — Мы благодарны, что ты достал нам этот пистолет. Однако я советую тебе уйти с дороги. Разве что ты хочешь поехать с нами.
      Глаза мальчика расширились, когда полисмен заговорил про пистолет. Он посмотрел на Рекса так, точно тот отобрал все его конфеты.
      В эту ночь сны не давали Рексу спокойно спать.
      Ему снилось, что мама мальчишки Лэндри просит его передать ее сыну шоколадный батончик, но он не может найти парнишку. Он начинает сам есть шоколадку, но, когда смотрит на нее, видит, что это не шоколад, а старые вонючие отбросы.
      Ему снилось, что Чико шел по улице и не обернулся, когда Рекс позвал его по имени.
      Ему снилось, что он стоит посреди своей комнаты, и напряжение в нем нарастает. На двери и окнах были решетки, а он был заперт там вместе с тараканами.
      На работе босс спросил его:
      — Сколько ты работал у моего кузена, Рекс?
      — Три года, — ответил Рекс, — то тут, то там.
      Рекс понял, что его босс подсчитывает, что он думает: "Сколько я должен заплатить этому парню?" Рекс был уверен — еще один визит двух детективов, и босс найдет ответ. Где тогда Рекс возьмет денег, чтобы заплатить за аренду хотя бы этой своей помойки? И как он сможет объяснить своему инспектору по УДО, почему он не смог удержаться даже на работе, заключавшейся в уборке дерьма?
      Эта ночь прошла так же, как и предыдущая. В этот раз, проснувшись, Рекс не мог вспомнить, что ему снилось, кроме того, что все три приятеля его мамы показывали на него пальцами и смеялись над ним, потому что он был таким маленьким, а они такими большими. Это приводило его в бешенство, и заставляло напряжение нарастать, но он ничего не мог сделать.
      На следующий день по дороге на работу он увидел, как мама мальчишки Лэндри, надев в шляпку, в которой она ходила в церковь, идет к метро. У нее был такой взгляд, словно кто-то ударил ее под дых. "До

  Райкерса*

    Rikers Island — остров-тюрьма в проливе Ист-Ривер, в Нью-Йорке.

  путь неблизкий", — подумал Рекс.
      И в следующую ночь ему опять снились сны. На этот раз он проснулся в 4 часа и сидел, уставившись в окно, пока небо не посерело.
      Когда утро наконец наступило, он отпросился с работы, сказавшись больным. Остаток дня он провел, добиваясь, чтобы его пустили в Райкерс к мальчишке Лэндри.
      "Черт, — думал он, — зацените это дерьмо: я из кожи вон лезу, чтоб попасть в Райкерс!" Наконец они привели его в комнату и доставили мальчишку, чтобы тот сел по другую сторону стола.
      Увидев Рекса, парнишка сделал каменное лицо.
      — Что вы тут делаете?
      — Хочу задать пару вопросов.
      — Что вам за дело?
      — Ты просто ответь мне.
      — Зачем вы сказали им, где пистолет моего брата?
      — Я не хотел.
      — Что, черт побери, это значит?
      — Я думал, что выдумал для них сказку. Хотел поступить правильно, — он покачал головой. — Должно быть, мы с твоим братом просто думаем одинаково. Почему же он его туда засунул?
      Мальчик в изумлении смотрел на него. Казалось, из него вышел весь воздух. Его плечи опустились, каменное лицо обмякло.
      — Моя мама не разрешает держать оружие в доме.
      — Ты знал, где пистолет?
      — Нет.
      — А твои приятели?
      Мальчик шевельнул плечами, но ничего не сказал.
      — Предположим, они снимут обвинения и выпустят тебя отсюда. Что ты будешь делать?
      — О чем вы?
      — Скажи мне.
      — Я не понимаю, о чем вы говорите.
      — Ты собираешься вернуться в школу?
      Парнишка моргнул.
      — Конечно.
      — Почему?
      — Что почему?
      — Почему ты хочешь вернуться в школу? У тебя есть какие-то планы?
      Минуту парнишка молчал. Потом он кивнул, очень медленно.
      — Какие у тебя планы?
      — Хочу стать инженером.
      — Почему?
      — Потому что я хочу строить разные штуки. Мосты и всякую такую хрень. Здания там, где сейчас ничего нет.
      Рекс посмотрел на мальчика — как он сидит там, такой юный.
      — Для этого нужен колледж. У тебя есть шанс?
      — Вы имеете в виду оценки?
      — Угу.
      — У меня "А" по математике, "А" с минусом по физике. "В" по всему

  остальному*

    Оценки в американской школе обозначаются буквами: A (отлично), B (хорошо), С (удовлетворительно), D (плохо) и E (неудовлетворительно)

  .
      — У тебя есть приводы в полицию?
      Мальчик оглядел обшарпанную комнату.
      — Только это. Я никогда не был под арестом.
      — Если ты выберешься отсюда, — сказал Рекс, — я не собираюсь говорить тебе, чтобы ты бросил тусоваться с теми парнями. Они твои друзья, ты не можешь отвернуться от них. Но тебе надо сделать выбор. Если они опять ввяжутся в какое-то дерьмо, ты не лезь в это. Ты слушаешь меня?
      Мальчик пожал плечами.
      — Не вижу, какое это имеет значение. Копы держат меня за задницу. Я не выйду отсюда.
      — Ты слушаешь меня?!
      Мальчишка подскочил на своем стуле, услышав этот крик Рекса.
      Надзиратель в углу повернулся, чтобы посмотреть на них.
      Рекс спросил еще раз, уже тише:
      — Ты слушаешь?
      Парень взглянул на него расширившимися глазами и кивнул.
      — Да, сэр.
      — Вот и хорошо, — сказал Рекс. — Теперь скажи мне еще одну вещь. Это ты убил старуху?
      Глядя Рексу прямо в глаза, мальчишка Лэндри покачал головой.
      — Нет, сэр.
      Такой-то и Этакий удивились, увидев, как Рекс входит в здание полицейского участка.
      — Эй, гляньте-ка, кто пожаловал, — сказал белый коп, но Рекс сел за стол к черному.
      — Я пришел, чтобы признаться.
      Глаза копа широко раскрылись, кожа вокруг них побелела. Под стать его чертовым зубам.
      — Признаться? В чем?
      — Что это я застрелил ту старуху. Тот пистолет, что я дал вам, принадлежит мне.
      — Господи Иисусе, Рекс, что это еще за хрень?
      — Тот парнишка ничего не делал.
      — Ты тоже.
      — У вас есть свидетель, видевший его?
      — Мы кого-нибудь найдем.
      — Не найдете, потому что он этого не делал. На пистолете есть его отпечатки?
      — Нет, но…
      — А мои есть?
      — Да, но я же видел, как ты поднял его!
      — И вы можете доказать, что они появились там как раз тогда? Ха, забудьте об этом, я знаю, что не можете. Я застрелил старуху, и я дал вам пистолет с моими отпечатками, которые появились на нем, когда я сделал это.
      — Рекс, — сказал белый полисмен из-за своего обшарпанного стола, — если ты сделал это, скажи нам, почему?
      — Он грабил ее, — сказал черный коп. — Хотел забрать ее сумочку.
      Он сказал это так, что Рексу стало ясно, что они не купились на это.
      — Не-а, — сказал Рекс. — Не поэтому. Она была похожа на Бернис, вот в чем все дело.
      — Кто это — Бернис?
      — Та тощая сучка, что отправила меня в тюрьму.
      Такой-то переглянулся с Этаким, и Рекс понял, что убедил их.
      — Дерьмо, — сказал Рекс. — Зачем бы, по-вашему, мне дурить вас? Чтоб выручить того мальчишку? Зачем мне это? Я разве должен ему что-то?
      — Тогда почему ты изменил свое решение и отдал нам тот пистолет?
      — Вы же собирались арестовать меня! Я подумал, что выдам вам какую-нибудь гребаную историю, возьму этот пистолет в руки, чтобы вы подумали, будто мои отпечатки появились на нем как раз тогда, а вы будете достаточно тупыми, чтобы купиться на это.
      Белый коп побагровел.
      — А почему ты же передумал теперь?
      Рекс пожал плечами.
      — Не ожидал, что вы окажетесь такими тупицами, что возьмете того мальчишку. Он в порядке, этот парень. Он ничего не делал.
      — И поэтому ты собираешься просто отказаться от всего? Ты собираешься вот так просто вернуться обратно в тюрьму?
      — Черт, — сказал Рекс.
      Он подумал о своей комнате с тараканами, о своей работе с опилками. Он подумал о глазах мальчишки Лэндри.
      Он подумал о вещах, которых не было, пока кто-то не сделал их. И он подумал о напряжении, которое нарастало и нарастало.
      — Я все равно вернулся бы в тюрьму, раньше или позже, — сказал он. — Я устал от всего этого, вот и все.
      — Ладно, черт возьми, — сказал коп. — Мусор, черт побери, есть мусор, вот что я думаю. Если мы не можем схватить одного из этих парней, я полагаю, мы возьмем тебя, — он поглядел на Такого-то и подождал, пока коричневые зубы улыбнутся. — Отлично, — сказали белые зубы, — если это то, чего ты хочешь, я оформляю тебя. Так, Рекс?
      — Да, — сказал Рекс, и добавил не для этих двух идиотов, а для себя самого, только для себя самого, — сэр.

  Информационный блок*

  Библиография*

  "Building" by Shira Judith Rozan; 1^st ed: "Manhattan Noir", антология, ред. Л. Блок, Akashic Books, 2006 г.
  Другие публикации:  ???

  Перевод:*

     Форум "Клуб любителей детектива", Эстер Кецлах, 22 апрель 2024 г. / переведено по "Manhattan Noir", 2006 г.
• Б. Крайдер: "Коловращение"

  Предисловие | +

      Билл Крайдер (Bill Crider; 1941-12.02.2018 гг.) — автор цикла романов о шерифе

  Дэне Роудсе*

  Sheriff Dan Rhodes

  . Первый роман сериала назывался "Too Late to Die" и был удостоен премии "Энтони". Тринадцатый роман цикла — "A Mammoth Murder" — был опубликован весной 2006 г.
      Писатель также вел популярный блог "Bill Crider’s Pop Culture Magazine" и является обладателем легендарной коллекции книг в мягкой обложке из серии "Gold Medal Books".

      ПОСЛЕ взрыва в лаборатории, где производили метамфетамин, Карла решила двигаться к стоянке грузовиков. Не ее вина, что какой-то идиот выстрелил из дробовика, и случился взрыв.
      Карле повезло: она сумела выпрыгнуть из окна перед самым взрывом. Правда, ее порезало летящими кусками стекла, а волосы на затылке слегка подгорели. Но в любом случае она выглядела гораздо лучше, чем те страхолюдины, что вечно ошиваются на стоянке грузовиков. Карла считала, что ей легко удастся выехать из города, и, возможно, она успеет скрыться до того, как кто-нибудь узнает, что она осталась в живых.
      Она не думала, что кто-то еще из находившихся в лаборатории сумел выжить.
      После взрыва здание моментально было охвачено пламенем.
      Карле было досадно. Ничего этого могло бы не случиться, если бы тот нацист из спецотряда по борьбе с наркотиками не послал ее туда якобы с телеграммой. Карла полагала, что вся ответственность лежит на этом идиоте. Самодовольный ублюдок!
      Карле был неприятен жаркий и влажный воздух. Комары зудели возле ушей. Кожу лица словно намазали жиром. Она все еще чувствовала запах кошачьей мочи, который стоял в лаборатории, и предположила, что вонь исходит от ее одежды и волос. Не ощущала она и личной женской чистоты.
      Следовало держаться подальше от дороги, поэтому Карле потребовалось некоторое время, чтобы выбраться на шоссе. В любом случае вид у нее был гораздо лучше, чем у этих шлюх со стоянки грузовиков.
      Она услышала вдалеке завывание полицейской сирены и нырнула обратно под кроны деревьев. Первой проехала машина шерифа, а вскоре следом за ней промчалась пара пожарных машин. Карла не думала, что от пожарных будет много пользы, учитывая то, как полыхнуло здание. А, собственно, какое ей дело?

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

      Ллойд уже пару дней не принимал лекарства и чувствовал себя при этом чертовски бодро. Он лежал под одеялом, полностью одетый, за исключением ботинок, валявшихся под кроватью. Он думал, что выглядит хорошо; и будет выглядеть еще лучше, когда поставит на место свои вставные зубы.
      Ллойд знал, что в его случае "лучше" — понятие относительное, но по крайней мере с зубами, пусть даже искусственными, он будет меньше походить на

  Гэбби Хейса*

    Джордж Фрэнсис "Гэбби" Хейс (George Francis "Gabby" Hayes; 1885–1969) — американский актер. Наиболее известен своими многочисленными появлениями в фильмах-вестернах в роли усатого, сварливого, но всегда преданного и храброго комического приятеля героев-ковбоев.

  .
      В комнату вошла Лу, дочь Ллойда. Она приходила каждый день после работы. Лу, как обычно, выглядела немного разочарованной тем, что Ллойд до сих пор еще не отбросил копыта.
      Лу была худощавой блондинкой, но цвет ее волос был какой-то матово-бутылочный. В детстве у нее были каштановые локоны, однако Лу рано поседела, в отличие от Ллойда, волосы которого все еще были темными, хотя ему уже исполнилось семьдесят шесть лет. Лу унаследовала характер своей матери. И это был не комплимент.
      — Как ты себя чувствуешь, папочка? — спросила она.
      Лу каждый день задавала этот вопрос. Обычно Ллойд с трудом мог ответить, потому что его разум был затуманен наркотиками. В Приюте их давали всем, поскольку и врачи, и медсестры хотели, чтобы их подопечные всегда оставались милыми и тихими. В момент просветления Ллойд просто притворился, что глотает это дерьмо, а потом выплюнул таблетку.
      Через два дня он почти пришел в норму.
      Однако в случае Ллойда "норма", как и "хорошее состояние", тоже было понятием относительным. Ллойд никогда не любил играть по правилам. Потому он и оказался в Приюте. После того как врач объяснил ему, в чем дело, Ллойд на полторы недели ушел в запой. В результате доченька упрятала его в это паршивое место.
      Дома он был для всех сущим наказанием. Ллойд знал это, поэтому не особо винил Лу. К тому времени как он наполовину протрезвел, его уже накачали лекарствами, и он оказался в западне.
      Ллойд знал, что вел отнюдь не благочестивый образ жизни, и, возможно, это было его наказанием за все то, что он делал. Один раз он уже был в тюрьме. К сожалению, все рано или поздно повторяется.
      Он всегда был здоровым и сильным парнем. Тогда, в тюрьме, Ллойд однажды огрел рукояткой лопаты охранника, который перед этим выбил ему зубы. Охранника-то он вырубил; и сам после этого провел две недели в карцере — но оно того стоило. Теперь вставные зубы всегда напоминали Ллойду того ублюдка-охранника.
      — Папа?
      Ллойд оторвался от воспоминаний и посмотрел на свою дочь с достаточной, по его мнению, мерой замешательства и недоверия.
      — Я бы выпил кока-колы, — сказал он.
      Лу строго на него посмотрела. Вот сука! С тех пор как он оказался в Приюте, она ни разу не купила ему ни бутылки кока-колы, ни даже шоколадного батончика. Заставляла его тратить собственные деньги, которых у него и так осталось чертовски мало.
      — В тумбочке просто беда, — пожаловался Ллойд.
      Лу вздохнула. Она подошла к дешевой прикроватной тумбочке и выдвинула ящик, на дне которого сиротливо лежали три

  четвертака*

    Quarter — монета в 25 центов.

  . Лу взглянула на деньги, потом на Ллойда, который смотрел на дочь жалким, умоляющим взглядом.
      Лу забрала из ящика четвертаки и вышла из комнаты, чтобы пойти к автомату с напитками. Автомат находился в большом прогулочном холле, довольно далеко от комнаты Ллойда.
      Как только Лу вышла за дверь, Ллойд откинул одеяло, сел на кровати и надел на ноги старые черные ботинки на мягкой подошве. Эти недорогие ботинки нравились Ллойду тем, что у них были не шнурки, а ремешки на липучках.
      Он встал и посмотрел на другую кровать, где на спине лежал страшно худой мужчина по имени Джонс. Глаза и рот Джонса были широко открыты.
      Своей худобой Джонс напоминал египетскую мумию. За полтора месяца, проведенных в Приюте, Ллойд не услышал от Джонса ни одного словечка.
      — Я убираюсь из этой чертовой дыры, — сказал Ллойд Джонсу.
      Джонс не ответил. Возможно, он действительно уже стал мумией. Ллойд решил не тратить на него времени. Как он и надеялся, Лу оставила свою сумочку на единственном стуле в комнате.
      Ллойд вынул бумажник дочери и вытащил оттуда все деньги — двадцать один доллар. Все правильно, подумал он. Лу перед ним в долгу.
      Он также взял ключи от ее машины. Затем он положил сумочку обратно на стул и вышел в коридор. Посмотрел по сторонам. Никого не видно. Слева от него в конце коридора был выход на улицу. Ллойд не думал, что к двери подключена сигнализация. Отсюда еще никто не пытался сбежать, поэтому персоналу пока не о чем было беспокоиться.
      Ллойд пошел по коридору. Его резиновые подошвы чуть поскрипывали на скользком линолеуме. Подойдя к выходу, Ллойд секунду поколебался, но потом решительно взялся за ручку и распахнул дверь. Сигнал тревоги не прозвучал, поэтому Ллойд выскользнул наружу и позволил двери бесшумно захлопнуться за его спиной. Он осмотрел парковку и увидел машину Лу — старый

  "Шевроле-Малибу"*

    Chevrolet Malibu — американский автомобиль, выпускавшийся с 1964 по 1983 годы. Марку возродила компания "General Motors" в 1997 году.

  . Дерьмовая машина, но другой у него не было.
      Ллойд вынул из кармана вставные зубы, сунул их в рот и подвигал, пока они не встали на место. Потом он улыбнулся своей фарфоровой улыбкой. Это было приятно.
      Насвистывая мелодию популярной песенки, Ллойд двинулся к "Шевроле-Малибу". Он ухмыльнулся, представив физиономию Лу, когда та вернется в комнату и обнаружит, что он улизнул.
      Однако улыбка сползла с его лица, когда он увидел, что стрелка указателя уровня топлива "Шевроле" стояла почти у самой красной отметки. Вот дерьмо! Ему придется покупать бензин, а у него всего двадцать один доллар. Он еще помнил времена, когда можно было заправить бак за гораздо меньшие деньги, долларов за пять, но теперь это казалось сказкой. Ладно, об этом он побеспокоится позже. Ллойд выехал с парковки и направился к стоянке грузовиков.

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

      Ройс Эванс и Берл Исом ехали в ветхом драндулете Ройса, пикапе

  "Додж-Рэм"*

    Dodge Ram — американский автомобиль, выпускающийся с 1980 года.

  . Ройс и Берл сильно смахивали на двух придурков из телевизионной рекламы фирмы "Додж", но они этого не понимали. Им казалось, что они похожи на Джорджа Клуни и Брэда Питта из

  "Двенадцати друзей Оушена"*

    "Ocean’s Twelve") — американский фильм-боевик 2004 года. Режиссер Стивен Содерберг. Главные роли исполнили популярные актеры Джордж Клуни и Брэд Питт, а также другие кинознаменитости.

  , только еще круче.
      Такую иллюзию им давал метамфетамин, и это была одна из причин, по которой им нравилось так себя вести. Были, конечно, и другие причины, хотя и этой одной было бы достаточно.
      Проблема же была в том, что оставаться в таком состоянии стоило денег, а у Ройса и Берла денег не было.
      — Черт! — ругнулся Ройс, въехав на "Додже" в яму и выскочив из нее, в результате чего они с Берлом стукнулись головами о крышу. Оба рассмеялись, как дикие бабуины.
      — Где бы нам раздобыть деньжат? — промолвил Берл, когда пикап перестал раскачиваться из стороны в сторону.
      В "Додже" давно нужно было поменять амортизаторы, но Ройс ни за что не будет тратить деньги на такую ерунду.
      — Чувак, я не знаю, — ответил Ройс. — И Карлу нельзя потрясти. Она в тюрьме.
      Карла работала в службе по уборке помещений. Фирма называлась "Квинс Клининг". Карла впустила Ройса в пару домов, и он оттуда кое-что украл. Карла взяла всю вину на себя и в результате оказалась информатором окружной оперативной группы по борьбе с наркотиками.
      — Мы должны сделать так, как сделали бы Клуни и Брэд Питт, — сказал Ройс. — Обнести казино или что-то в этом роде.
      — Ближайшим казино заправляют

  коасати*

    Coushatta, Koasati — индейское племя, проживающее в основном на территории штата Луизиана. Большая часть индейцев-коасати живет в резервации Коушатта (Coushatta).

  , — отозвался Берл. — Мы за час можем до него добраться, но эти чертовы индейцы изрубят нас томагавками, если мы попытаемся их ограбить.
      — Хрен с ними, с индейцами. Мы могли бы их сделать. Но у нас нет лишнего часа. Давай ограбим стоянку грузовиков.
      — Как мы это сделаем?
      — А вот зацени, что у меня есть, — сказал Ройс.
      Он протянул руку и откинул крышку бардачка. Оттуда вывалился и упал на пол 9-миллиметровый

  "Глок"*

    ("Glock" — марка пистолета австрийской разработки.

  .
      — Срань господня! — воскликнул Берл, поднял пистолет и, осмотрев его, сунул обратно в бардачок. — Где ты раздобыл эту штуку?
      — Украл у мертвого индейца, — ответил Ройс, и они с Берлом снова покатились от хохота.
      Отсмеявшись, Берл сказал:
      — Черт возьми, Ройс, ты меня убиваешь. Гребаный ты сукин сын.
      Он шлепнул Ройса по правой руке, от чего его приятель ослабил хватку на рулевом колесе. Пикап завилял из стороны в сторону. Лучи фар выхватывали из темноты то придорожную канаву, то край близлежащего поля.
      Ройс пытался справиться с управлением, но не смог удержать пикап на дороге. "Додж" покатился по крутому склону, опасно накренившись и сбивая высокие сорняки. Ройс вцепился в руль обеими руками и в последний момент сильно вывернул его влево. Несколько секунд пикап ехал по самому краю кювета. Берл высунул голову из окна и выл, как раненый волк, до тех пор, пока Ройсу не удалось вывести "Додж" обратно на дорогу.
      Ройс посмотрел на Берла и сказал:
      — Хочешь повторить?
      Берл захохотал еще громче, чем раньше. Потом он вытер слезы и повторил:
      — Черт возьми, Ройс, ты меня убиваешь. Гребаный ты сукин сын.

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

      Карла наконец добралась до "Рая дальнобойщиков". И хотя она была измотана, она в очередной раз восхитилась этим местом. Самая оживленная в округе парковка грузовиков. Огромная забетонированная площадка, освещенная, как улицы Лас-Вегаса.
      Двадцать четыре бензоколонки плюс несколько колонок для дизельного топлива. Ресторан, где можно заказать куриный стейк размером с итальянскую пиццу; магазин, где продаются компакт-диски, конфеты, пиво, вяленое мясо и вообще все, что угодно; душевые; спальные номера, откуда можно позвонить по телефону и заказать сеанс массажа для любых частей тела; бургеры из фаст-фуда и цыплята-гриль; акустическая система, благодаря которой на парковке двадцать четыре часа в сутки играла музыка кантри.
      Карла считала, что настоящий рай, в который она верила так сильно, как может верить только человек, никогда не посещающий церковь, должен быть во многом похож на этот. Хотя на небесах, наверное, не так много дальнобойщиков. Карлу бы это вполне устроило. Большинство из тех, кого она здесь встречала, были достаточно милыми парнями, но не все. Постоянно нужно было держать ухо востро. У Карлы был при себе пистолет 22-го калибра, поэтому она решила, что с ней все будет в порядке. Она пробралась между машинами и бензоколонками и подошла к большим стеклянным дверям.

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

      Ллойд ненавидел "Рай дальнобойщиков". Он терпеть не мог огни и шум, которые напоминали ему о каком-то дешевом балагане. Он тосковал по тем дням, когда можно было просто подъехать к одной из двух колонок на заправке

  "Синклер"*

    Заправка Синклера. Имеется в виду "Нефтяная корпорация Синклера" ("Sinclair Oil Corporation"), основанная американским промышленником Гарри Ф. Синклером в 1916 году. Корпорация владела и управляла нефтеперерабатывающими заводами, заправочными станциями, отелями, горнолыжным курортом и скотоводческим ранчо. Автозаправочные станции "Синклер" ("Sinclair") долгое время были неотъемлемой частью американских дорог.

  , когда навстречу выходили работники в униформе и серых кепках с логотипом фирмы, заправляли его машину, проверяли масло и воду, подкачивали шины, протирали лобовое стекло его старенького "Форда", а Ллойд в это время спокойно и с комфортом сидел за рулем.
      Теперь же ему придется стоять в очереди за бензином, который, между прочим, стоит как три или четыре хороших обеда. И заправляться он должен сам. А если потребуется подкачать шины, то нужно иметь еще несколько лишних четвертаков, потому что компрессор не будет работать без оплаты. И никто не будет подобострастно заглядывать ему в лицо.
      Последнее, впрочем, было Ллойду только на руку. Все, чего он хотел, это заправиться и убраться оттуда.
      Однако сначала нужно заплатить. В "Рае дальнобойщиков" никто не заправлялся, не вставив предварительно кредитную карту в бензоколонку или не заплатив нужную сумму в кассе. Ллойд припарковался у одной из колонок, вылез из машины и пошел расплачиваться. Он прикинул, что заправится на двадцать долларов, а оставшийся доллар потратит на шоколадный батончик. Что он потом будет делать без денег, Ллойд не знал. Да и какая, к черту, разница?

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

      Ройс резко свернул направо и под визг шин пикапа въехал на бетонную площадку "Рая дальнобойщиков". Припарковался между "Хаммером" и внедорожником "Кадиллак-Эскалэйд" и нажал на тормоза как раз вовремя, чтобы не перескочить через бордюр и не врезаться в льдогенератор, стоявший на дорожке.
      Ни Ройс, ни Берл не были пристегнуты ремнями безопасности. Берл ткнулся грудью в приборную панель, что вызвало у него новый приступ смеха. Ройс был готов к остановке пикапа, поэтому удержался руками за руль.
      — Дай-ка мне пистолет, — сказал он.
      Не переставая смеяться, Берл открыл бардачок. Пистолет снова вывалился и упал на пол.
      — Черт! — выругался Ройс. — Ничего не можешь сделать нормально.
      Он наклонился и поднял "Глок".
      — Дай его лучше мне, — продолжая смеяться, предложил Берл.
      — У тебя мозгов маловато, — проворчал Ройс. — Пошли.
      — А как насчет масок? Им нельзя видеть наши лица.
      — Мы натянем на лица футболки. Вот так.
      Ройс запустил руку в ворот рубашки, вытянул край футболки и прикрыл ею нос и рот.
      — Видишь?
      Берл так расхохотался, что соскользнул с сиденья на пол и согнулся пополам под приборной панелью.
      — Ты мудак, — сказал Ройс. — Поэтому останешься в машине.
      Пытаясь унять смех, Берл снова поднялся на сиденье. Он натянул свою футболку на нос, прищурился, посмотрел слева направо и сказал:
      — Пошли.
      — Нет, так не пойдет. Мы должны быть неприметными.
      Они стянули с лиц футболки, вылезли из пикапа и пошли по дорожке.
      Берл посмотрел на дверь станции.
      — Гляди, Ройс, там Карла. Я думал, она в тюрьме.
      — Вот дьявол! – воскликнул Ройс. — А что это за старый хрен рядом с ней?
      Берл пожал плечами.
      — Никогда его раньше не видел.
      — Может, это ее дедушка. Лучше, чтобы они нам не мешали. Вперед.
      — Давай, я натяну футболку на лицо.
      — Как хочешь.
      Берл натянул футболку на нос и продолжал хихикать, пока они шли до двери.

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

      Ллойд отметил, что у девушки, стоявшей перед ним, действительно неплохая фигурка. И она сказала "Спасибо", когда он открыл ей дверь. Продемонстрировала хорошее воспитание.
      Прежде чем войти внутрь, Ллойд огляделся и увидел, что в его сторону направляются двое парней. У одного из них футболка была натянута на нижнюю половину лица, а у другого что-то было в руке, которую он прятал за спиной. Кажется, один парень смеялся, но Ллойд не был в этом уверен, потому что громкая музыка из динамиков заглушала все вокруг. В любом случае слух Ллойда был уже не тот, что раньше.
      Кем бы они ни были, Ллойд не собирался придерживать дверь ради пары каких-то придурков. Он направился было внутрь, однако Ройс быстро подбежал и схватился за ручку двери.
      — А ну, с дороги, старпер, — сказал он.
      Такого обращения Ллойд стерпеть не мог.
      — Слушай, ты… — начал он.
      — Заткнись, — оборвал его Ройс, натягивая футболку на нос и тыкая дулом пистолета в тощий живот Ллойда. — Быстро слинял отсюда.
      Ллойд согнулся пополам, но не из-за тычка пистолетом в живот, а из-за того, что там, в животе, уже находилось, и что, по словам врачей, могло его убить.
      — Да, — подхватил Берл и толкнул Ллойда на картонный стеллажик с уцененными компакт-дисками. — Убирайся с дороги.
      Стеллажик рухнул, и Ллойд растянулся на полу среди груды пластиковых коробочек.
      Карла оглянулась на шум.
      — Ройс? Это ты?
      — Нет, черт побери.
      Ройс направил "Глок" на мужчину за высокой стойкой.
      — Гони все деньги.
      Берл стоял рядом и хихикал.
      — Берл? — сказала Карла. – Что вы тут двое делаете?
      — Грабим магазин, — ответил Берл, давясь от смеха. – А как ты нас узнала? Мы ведь в масках!
      Женщина, стоявшая у кондитерской витрины, услышала его слова и обернулась. Она увидела пистолет в руке Ройса и начала кричать.
      Ройс повернулся и выстрелил. Пуля пролетела над головой женщины и разбила стеклянную дверцу одного из больших холодильников, в которых хранились безалкогольные напитки, фруктовые соки и вода.
      Мужчина за стойкой схватил микрофон, которым он пользовался, чтобы говорить с людьми, заливающими бензин в свои машины.
      — Нас тут грабят! — прокричал он. — Позвоните 911. Позвоните 911.
      Люди на парковке начали доставать свои сотовые телефоны и набирать номер.
      — Черт-черт-черт, — растерялся Ройс.
      Карла подумала, что он зря запаниковал, да и те люди, которые звонили в 911, тоже напрасно тратят время. Все полицейские округа сейчас в лаборатории метамфетамина, разбирают пепелище. Им потребуется некоторое время, чтобы добраться до стоянки грузовиков.
      Трое дюжих дальнобойщиков, очевидно, намереваясь предотвратить ограбление, двинулись к месту инцидента от кафетерия, находившегося сзади. Один из них подхватил стул, который в его ручищах казался детской игрушкой.
      Ройс выстрелил в этого дальнобойщика. Мужчина упал на аппарат для попкорна и выронил стул. Двое других нырнули за стойку с чипсами и арахисом.
      — Черт побери, — пискнул Берл.
      — Ройс, ты с ума сошел! — воскликнула Карла. — Опусти пистолет!
      Ройс не слушал. Он опять повернулся к кассиру и всадил пулю в стопку блоков "Мальборо", стоявших на полке позади мужчины.
      — Гони деньги! Быстро!
      — Мы уже сдали выручку, — сказал кассир. — Все, что у меня есть, это около пятнадцати баксов.
      — Давай сюда! Быстро!
      Ллойд наконец сумел подняться с пола. Под ногами хрустели коробки с компакт-дисками. Музыка дальнобойщиков. "Ред" Совайн, Дэйв Дадли,

  Маккол*

    Вудро Уилсон "Ред" Совайн (Woodrow Wilson "Red" Sovine), Дейв Дадли (Dave Dudley), Си Дабл Ю Маккол (C. W. McCall) — американские певцы в стиле кантри и его разновидности — "дорожного кантри" (англ. truck-driving country), популярного среди водителей грузовиков (дальнобойщиков).

  .
      — Эй ты, засранец! — крикнул Ллойд.
      Берл посмотрел на него поверх края футболки.
      — Кого из нас ты имеешь в виду?
      — Сейчас узнаешь, — сказал Ллойд и пнул Берла между ног.
      Футболка Берла соскользнула вниз, открыв все его лицо. Но это беспокоило Берла меньше всего. Он схватился за промежность и упал на колени, пытаясь восстановить дыхание. Слезы брызнули из его глаз.
      Ройс схватил деньги, которые кассир выложил на прилавок, и повернулся к Берлу.
      — Вставай, тупица. Надо сматываться.
      — Так не пойдет, — сказал Ллойд. – А ну-ка, отдай пистолет.
      — Да пошел ты, — огрызнулся Ройс и нажал на спусковой крючок.
      Пуля прошла мимо Ллойда и вышибла ватные мозги плюшевому мишке на стенде с мягкими игрушками.
      — Смотри, что ты наделал, — укоризненно заметил Ллойд.
      — Ах ты, старый ублюдок!
      Ройс был готов снова нажать на спусковой крючок, но тут вмешалась Карла:
      — Не делай этого, Ройс. У меня тоже пистолет, и если ты выстрелишь, я прострелю тебе колено.
      Ллойд уже знал, что девушка хорошо воспитана. Она заступалась за старших.
      Ройс посмотрел на Карлу и ударил ее "Глоком" по запястью. Девушка выронила свой пистолет 22-го калибра. Берл подобрал оружие и с трудом встал на ноги. Его левая рука все еще держалась за промежность; по лицу текли слезы.
      — Пристрели старого пердуна, и уходим — сказал Ройс.
      Он схватил Карлу за здоровую руку и потащил ее через дверь.
      Ллойд подошел к Берлу, который, чуть пригнувшись, пытался просунуть толстый палец в спусковую скобу пистолета. Ллойд взялся за пистолет и вывернул его вверх и назад. Он услышал, как треснул сломанный палец Берла. Берл упал на пол, принял позу эмбриона и, зажав руки между коленями, заскулил, как щенок.
      Однако, когда Ллойд проходил мимо него, Берл выставил одну ногу вперед. Ллойд споткнулся и чуть не упал. При этом он сильно ударился лбом о толстое стекло двери. Тогда Ллойд развернулся и выстрелил Берлу в ягодицу. Берл завыл, как раненый койот.
      — Господи, — пробормотал кассир. – Вы прямо как супермен.
      Ллойд ослепительно улыбнулся.
      — Ты еще ничего не видел, сынок.

  ✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

      Ройс втолкнул Карлу в кабину "Доджа" и повалил ее на пол у пассажирского сиденья. Потом он завел мотор пикапа и начал выезжать с парковки задним ходом. Однако вид ему загораживали "Кадиллак-Эскалэйд" с одной стороны и "Хаммер" с другой. Поэтому Ройс не заметил "Шевроле-Камаро".
      Водитель "Камаро" тоже не заметил Ройса, поскольку у него были подняты стекла, он разговаривал по мобильному телефону и слушал

  Гвен Стефани*

    Gwen Renee Stefani; 1969 г. р.) — американская поп-певица, солистка и сооснователь музыкальной группы "No Doubt".

  , включив радио на полную громкость, чтобы заглушить музыку-кантри, ревущую из динамиков "Рая дальнобойщиков".
      Задняя часть пикапа Ройса врезалась в передок "Камаро", развернув легковушку почти на девяносто градусов. Водитель "Камаро", не поняв, что произошло, хотел затормозить, но промахнулся и нажал ногой на педаль акселератора. "Камаро" рванулся вперед и врезался в решетку радиатора "Понтиака-Транс Ам", водитель которого как раз заправлял свою машину бензином.
      "Понтиак" отбросило назад примерно на десять футов, что, в принципе, было бы не критично. Но плохо было то, что шланг застрял в заливном отверстии и оторвался от насоса. Бензин фонтаном брызнул из колонки.
      Сработала сигнализация. Кассир "Рая дальнобойщиков" нажал кнопку автоматического отключения, но было уже поздно. Правая передняя ступица колеса "Камаро" отлетела, крутанулась в воздухе, ударилась о бетон и высекла несколько искр.
      И этого оказалось достаточно, чтобы превратить "Рай дальнобойщиков" в "Ад дальнобойщиков". Пламя охватило и "Камаро", и "Понтиак". Парень, стоявший у бензоколонки, успел отбежать в сторону. Водитель "Камаро" проворно выскочил из кабины и бросился бежать, как и все остальные, кто был в тот момент на парковке.
      Карла попыталась приподняться с пола пикапа, чтобы посмотреть, что происходит, но Ройс ударил ее кулаком в лоб, и девушка рухнула под приборную панель.
      Врезавшись в "Камаро", "Додж" заглох. Ройс нажимал на кнопку стартера, но мотор не заводился.
      Ройс оглянулся назад и увидел, что парковка охвачена пламенем.
      — К черту, — прорычал он и выскочил из кабины.
      Оббежав вокруг "Хаммера", Ройс нос к носу столкнулся с Ллойдом.
      — Где та девушка, которую ты увел с собой? — спросил Ллойд.
      Ему пришлось прокричать эти слова, чтобы быть услышанным сквозь вопли людей, музыку кантри и пение Гвен Стефани.
      Примерно в это время взорвался "Понтиак", так что, если Ройс что-то и ответил, то Ллойд его не услышал. Однако Ллойд и не ждал ответа. У него сложилось впечатление, что Ройс не получил хорошего воспитания и потому не уважал старших.
      Ройс схватился за "Глок", торчавший у него за поясом, намереваясь застрелить Ллойда. Ройс вряд ли бы промахнулся, поскольку они с Ллойдом стояли всего в двух футах друг от друга.
      У Ллойда был пистолет 22-го калибра, и он тоже не отказался бы избавить мир от этого белого куска дерьма, каким представлялся ему Ройс. Но Ллойд не знал, сколько в пистолете осталось патронов. Он уже потратил одну пулю на того придурка в магазине и не хотел рисковать.
      Ллойд стоял возле льдогенератора, поэтому он протянул левую руку и распахнул дверцу автомата, направив ее в сторону Ройса, который уже почти выхватил пистолет из-за пояса.
      Дверца ударила Ройса по руке в тот момент, когда он нажимал на спусковой крючок. Ройс дико заорал и повалился на землю.
      Ллойд перешагнул через парня, который теперь лежал на не слишком чистом бетонном покрытии. Джинсы Ройса спереди заливались кровью.
      — Похоже, ты отстрелил себе свое достоинство, — сказал Ллойд.
      Он приблизился к пикапу, заглянул в окно со стороны водителя и увидел на полу Карлу.
      С правой стороны взорвалась еще одна машина. Ллойд почувствовал сквозь одежду жар от огня.
      — Нам лучше убраться отсюда, — сказал Ллойд. — Ты не против?
      — Поехали, — отозвалась Карла, выбираясь из-под приборной панели.
      Ллойд забрался на водительское сиденье. Мотор завелся при первой же попытке. Они проехали мимо горящих машин и выехали на дорогу. Посмотрев в зеркало заднего вида, Ллойд увидел, что "Шевроле" его дочери тоже охвачен пламенем. "Надеюсь, у нее хорошая страховка", — подумал он.
      — Куда ты направляешься? — спросил Ллойд девушку.
      Карла взъерошила волосы. Ей было досадно, что у нее не хватило времени привести себя в порядок и сходить в туалет. Но, возможно, она сумеет сделать это чуть позже.
      — Я хотела поехать к своей тете в Парагулд. Это в Арканзасе. Тетя устроила бы меня на работу в своем салоне красоты. А куда вы едете?
      — Никогда не бывал в Арканзасе. Что там есть интересного?
      Карла начала было рассказывать, но замолкла, когда увидела, что навстречу им едут машина шерифа, пара пожарных машин и автомобиль дорожной полиции — все с включенными мигалками.
      — Думаю, мы им не особо интересны, — сказал Ллойд. — Там, позади, огромный пожар, и они едут туда.
      Карла оглянулась как раз в тот момент, когда раздался еще один взрыв. В небе поднялся огненный шар, и ей показалось, что он был даже ярче, чем когда взорвалась лаборатория по производству метамфетамина. Карла подумала, далеко ли до Арканзаса и успеют ли они пересечь границу штата?
      — В Арканзасе все отлично, — сказала она и повернула голову, чтобы хорошенько рассмотреть Ллойда. — Хотите туда поехать? Мы могли бы неплохо развлечься.
      — Слушай, девочка, я по возрасту гожусь тебе в дедушки. А учитывая то, как я провел свою молодость, я действительно мог бы быть твоим родным дедушкой.
      — Я так не думаю. Моя мама не местная. Она родила и вырастила меня в Парагулде. А вы ведь там никогда не были?
      — Не был.
      — Значит, едем в Парагулд.
      Ллойд остановился на красный свет. Когда загорелся зеленый, он повернул налево, проехал под эстакадой развязки и снова повернул налево. Когда он вырулил на шоссе, ведущее на север, он спросил:
      — Ты уверена, что хочешь, чтобы я поехал с тобой?
      — Я уже сказала, мы могли бы неплохо развлечься.
      Ллойд задумался.
      — Прежде чем ты примешь окончательное решение, — наконец промолвил он, — я должен сказать тебе две вещи. Во-первых, я никогда не отличался безупречным поведением.
      — Как и я, — кивнула головой Карла. — Что еще?
      Ллойд вдруг решил, что не стоит рассказывать ей о проблеме с желудком. Зачем ее волновать? Он подумал о том, как много развлечений выдержит мужчина его возраста, и как долго тот, кто находится на грани смерти, протянет с такой юной женщиной, как эта девушка. Да ведь, Господи, он может просто сам все это узнать.
      — Так что же еще? — снова спросила Карла.
      Ллойд улыбнулся.
      — У меня вставные зубы, — сказал он.

  Послесловие автора | +

      Эту историю я сочинил под влиянием другого моего рассказа, написанного специально для блога

  Дэйва Уайта*

  Dave White

  и

  Брайона Квертермуса*

  Bryon Quertermous

  . Тот мой рассказ назывался "Raining Willie", и мне так понравился один из его персонажей — девушка по имени Карла, — что я стал думать, а что могло с ней случиться после того, как взорвалась нарколаборатория. Я решил, что единственный способ узнать это — написать о Карле что-нибудь еще, и в результате появился рассказ "Коловращение". Теперь я понимаю, что интерес к этой девушке у меня до сих пор не пропал, а это значит, что рано или поздно о ней, вероятно, появится еще какая-то история. Раз уж зашла об этом речь, я хотел бы здесь привести одно мудрое изречение, которое очень нравилось одной из моих бабушек. Эти крылатые слова принадлежат Маверику, герою киновестернов середины ХХ-го века. Вот высказывание, которое, я думаю, понравилось бы и Карле: "Человек — единственное животное, с которого можно снять шкуру более одного раза". Возможно, это не те слова, которыми надо руководствоваться в жизни, но они подходят ко многим ситуациям.

  Информационный блок*

  Библиография*

  "Cranked" by Bill Crider; 1^st ed: "Damn Near Dead: An Anthology of Geezer Noir", антология, ред. Дуэйн Сверчински, Busted Flush Press, 2006 г.
  Другие публикации:  ???

  Перевод:*

     Форум "Клуб любителей детектива", В. Краснов, 22 апрель 2024 г. / переведено по "Damn Near Dead", e-book^ 2011 г.
• ×

Подробная информация во вкладках

[Доктор Фелл]

    Представляю новый вариант проекта "Убийства на улице Эдгара".
    Представьте себе, что вы в составе жюри (или как там это называется). Оставляя за скобками, как выбирают номинантов (что уже, прочтя все четыре рассказа, уже вызывает вопросы), за какой их четырех номинантов вы бы проголосовали? Я склоняюсь между Розен и Ардай. "Коловращение" симпатичный рассказ, хотя... А "Дождь" честно говоря, вообще поставил "маленькие серые клеточки" в позу членистоногого. )))

[Stark]

    Соглашусь с выбором Ассоциации, рассказ Ардая выглядит посильнее остальных претендентов: есть сюжет, интересные персонажи, исторический фон. Рассказ Розан тоже неплох, но тут история попроще и не слишком правдоподобная. Остальные два номинанта в этом перечне явно лишние и не достойны номинации: рассказ Крайдера слишком прост, а рассказ Кука вообще какой-то бессвязный и бессюжетный.
    Спасибо за переводы и редактуру всех этих рассказов.

[Виктор]

    Отличная задумка — сравнивать рассказы-номинанты и пытаться определить лучший

    Не знаю, можно ли выработать объективные критерии для оценки и сравнения столь разных рассказов или надо опираться на чисто вкусовые пристрастия (как, возможно, поступают и члены жюри премии "Эдгар")?

    Но вот мне лучшим показался рассказ Крайдера "Коловращение". Да, он довольно прост, но у него интересная композиция: несколько разных сюжетных линий сходятся и переплетаются друг с другом.

    На второе место бы поставил Розен "Нарастание". Может быть, история не слишком правдоподобная, но написано очень живо, эмоционально, есть правдоподобие характеров главного героя и полицейских. (При чтении у меня были ассоциации со старым американским сериалом "Убойный отдел. Жизнь на улицах").

    Что касается рассказа Ардая "Внутренний фронт". Начало рассказа очень активное, жёсткое. А потом автор рассопливился и свёл всё к банальной мелодраме. Потом, вроде, спохватился и к финалу опять стал нагнетать атмосферу, но уже было поздно.

    "Дождь" Томаса Кука. Чистой воды выпендрёж. Попытка создать что-то современно-авангардное. Типа утверждения: "А я вот как зато могу! Не нужны мне ваши старомодные сюжетные построения".

    Всё это, конечно, только личные впечатления.
    Интересно будет сравнить рассказы-победители с номинантами и по другим годам. Ждём!

[Виктор]

    Я тут случайно наткнулся на рассказ Билла Крайдера "Кошкин дом" о воре-домушнике, который попался полиции из-за невольного вмешательства в его дела нескольких котов и кошек.
    Рассказ, как мне показалось, довольно слабый.

    На Фантлабе приводится ещё одно (переводное) название рассказа - "Кошачий вор". Это название вообще не соответствует содержанию.
    А оригинальное название "Jack of Thieves" вообще отсылает к выражению "Jack-in-the-Box" (игрушка "Джек-попрыгунчик"). Один из котов в рассказе ассоциируется с таким игрушечным "чёртиком из табакерки".