Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
БРАКОНЬЕРЫ ｢POACHERS｣ 1st ed: ‘Texas Review’, 1998 Series: Uncollected Edgar Winners: 1999 г. Переводчик: Виктор Краснов Редактор: Ольга Белозовская © ‘Клуб Любителей Детектива”, 05.03.2022 г. |  |
Подробная информация во вкладках
На рассвете, в первый день апреля, трое братьев Гейтс провели свою десятифутовую алюминиевую лодку через узкую протоку и причалили к берегу. Пристегнув к ошейникам собак поводки, братья закинули винтовки за плечи и, пригибаясь, выбрались из-под тяжелых после прошедшего дождя ветвей магнолии. Щуплые на вид младшие братья в джинсовых комбинезонах, заправленных в ботинки, вдвоем тащили пенопластовый ящик-холодильник с рыбой, енотами и опоссумами. Бородатый и коренастый старший брат, которому было двадцать лет от роду, нес в кармане куртки пакет, набитый угрями. На его левом плече висела розоватая туша олененка, которого они подстрелили и освежевали, а на правом — бездомный пес, которого они тоже подстрелили и тоже освежевали. Без шкур и голов (у пса к тому же был отрублен хвост) туши было трудно отличить друг от друга.
Гейтсы взбирались на холм, цепляясь за виноградные лозы и молодые деревца, поскальзываясь на бурой глине. К тому времени, когда они выбрались из лесных зарослей, на их ботинки налипло столько грязи, что ноги еле поднимались. Некоторое время братья постояли на дороге, глядя на серое небо, в котором сгущались тучи. Двое младших, Скотт и Уэйн, опустили холодильник на землю. Кент, старший, стянул с головы свою вязаную шапочку и выжал из нее воду. Потом он кивнул, и его братья снова подняли холодильник. Они свернули за поворот, перешли через узкий мост, остановившись ненадолго, чтобы помочиться поверх перил в воду ручья, высоко поднявшуюся после дождя, а затем пошли дальше, мимо домов, стоявших по обе стороны от дороги. Дома были сколочены из темных искореженных досок, щели между которыми были достаточны, чтобы через них можно было смотреть на улицу. Фундаментом этим домам служили цементные блоки. Из дверных проемов выглядывали чернокожие мужчины. Они молча смотрели, как братья проходят мимо. Для большинства этих людей появление братьев было нечастым явлением; явлением, не очень понятным, а потому, возможно, опасным. На этом участке реки Алабама все знали, что отец братьев, Бу Гейтс, женился на девушке по имени Анна, когда ему было тридцать, а ей — всего семнадцать лет, и что мальчики рождались один за другим, с промежутком менее чем в один год.
Но мало кто знал о том, что четвертый ребенок (это была дочь, и ей не успели даже дать имени) родился мертвым, и что Бу похоронил малютку в безымянной могиле в лесу за их домом, на неприметной полянке. Анна умерла на следующий день, и трое грязных и голых мальчишек смотрели, как их отец, сгорбившись, копает могилу для их матери. К тому времени, когда Бу закончил копать, уже стемнело; из-за деревьев показалась луна. Мальчишки, как волчата, спали в грязи, прижавшись друг к другу.
Местная община называлась Нижнее Пичтри. При этом любому было известно, что никакого Верхнего Пичтри не существовало в помине. Вдоль покрытых зарослями берегов реки были тут и сям разбросаны обшарпанные домишки, покосившиеся и насквозь продуваемые ветрами. Многие из этих лачуг пустовали и выглядели совершенными развалинами. Те дома, которые стояли совсем близко к воде, поддерживались полусгнившими сваями. Каждый апрель половодье подмывало почву берега, и в мае, когда вода отступала, один или два дома попросту исчезали.
Выше по реке, рядом со шлюзом и дамбой, стоял старый магазин: покосившееся здание с покатой жестяной крышей и дымовой трубой возле задней стены. За магазином росли мимозы, ветки которых тоже поникли, намокнув под дождем. Со стороны фасада, рядом с бензоколонкой, длинные зеленые ступени вели к двери, красная табличка на которой гласила ‘Открыто’. Внутри магазина, справа, вдоль всей стены тянулся полированный прилавок из клена. За прилавком была стойка, где на проволочных крючках висели различные скобяные изделия и рыболовные принадлежности. Презервативы, патроны, табачные изделия, ножи, а также крысиный яд лежали под стеклом витрины прилавка.
У владельца магазина, старого Керкси, болели колени, и из-за нынешней погоды он почти не мог ходить. Много лет Керкси был женат. Жил в хорошем доме возле шоссе. Дом был двухэтажный. В каждой спальне камин. Застекленные шкафы. Два года назад жена Керкси умерла от рака, и старик перестал жить в доме. Он оплачивал счета, регулярно косил траву перед крыльцом, но дом был заперт, а сам Керкси проводил все ночи в магазине; спал в задней комнате на армейской койке; там же разогревал на плитке солонину и тушеную говядину. Его не заботило, что люди почти перестали приходить в магазин. Ему хватало того, что он обслуживал лишь нескольких давних клиентов. У Керкси был радиоприемник, который он любил слушать. Да и денег ему, в принципе, хватало. Ему нравился этот район, и он знал, что его постоянные клиенты — не из тех, кто отправится за покупками в ближайший город, до которого был час езды. Раз в неделю (именно ради этих немногих покупателей) Керкси ездил в Гроув-Хилл за товарами, которые он затем перепродавал, повышая цену ровно настолько, чтобы получить разумную прибыль. Ему не нужны были миллионы. Просто надо было чем-то заниматься.
Что касается алкоголя, то в графстве действовал ‘сухой закон’. Однако это не помешало Керкси продавать выпивку. Своим завсегдатаям он предлагал пластиковые стаканчики с дешевым виски, которое покупал в соседнем графстве, или бутылки с пивом, которые держал запертыми в старом холодильнике, стоявшем в подсобке. Ради этих же завсегдатаев он вскрывал пачки с сигаретами, складывал их в коробку из-под сигар и продавал по десять центов за штуку, а то и за пять центов. Аспирин у Керкси стоил семь центов за таблетку, тайленол — девять центов. Керкси открывал упаковки с патронами и продавал их за суммы, которые варьировались в зависимости от калибра. А еще все знали, что он может предложить и более редкие товары: романы в мягких обложках или взрывчатку. Однажды Керкси даже выставил на продажу телефонный аппарат с дисковым номеронабирателем.
Подойдя к дому Евфрата Моррисета, братья Гейтсы постучали в заднюю дверь. Во дворе Евфрата между двумя столбиками забора была сложена поленница дров, накрытая большим куском зеленого брезента, концы которого были прижаты к земле половинками кирпичей. Медленно покачивалась полная дождевой воды автомобильная покрышка, в виде качелей подвешенная к толстой ветке белого дуба
— Побудьте здесь, — сказал он и закрыл дверь.
Кент уселся на перила крыльца, а его братья — на ступеньки.
Дверь снова открылась, и Моррисет вышел, держа в руках три пинтовые банки с самодельным виски. Каждый из братьев взял по банке, отвинтил крышку и понюхал мутную жидкость. Моррисет поставил на подоконник дымящуюся чашку с кофе, потом застегнул подтяжки и еще раз взглянул на туши, свисавшие с перил. Братья уже пили.
— А где та девочка? — спросил Кент, поморщившись от противного вкуса виски.
— Ты имеешь в виду мою падчерицу? — Когда Моррисет говорил, его кадык активно двигался вверх-вниз. — Она внутри.
Где-то вдалеке прокукарекал петух.
— Тащи ее сюда, — сказал Кент.
Он сделал еще один глоток, и его передернуло.
— Ей всего пятнадцать.
Кент почесал бороду.
— Я только посмотрю на нее.
Когда они собрались уходить, падчерица Моррисета все еще стояла на крыльце в белой ночной рубашке, босиком. Она была испугана и терла сонные глаза. Братья ухмылялись, глядя на нее. Моррисет стоял, стиснув зубы.
Потягивая виски из банок, братья, наконец, отправились дальше и отнесли пакет с угрями полуслепой знахарке, которая ждала их на своем крыльце. Ее дом с темными шторами на окнах и пустыми птичьими клетками, подвешенными к карнизам, казалось, совсем скоро сползет в овраг. Женщина выхватила пакет из руки Кента и, прищурившись, заглянула здоровым глазом внутрь. Потом она, кряхтя, расплатилась с ребятами, достав деньги из кармана грязного передника, и продолжала что-то бормотать себе под нос, когда они двинулись дальше вверх по грунтовой дороге. Уэйн, самый младший из братьев, беспокойно оглядывался, опасаясь, как бы старая ведьма не наложила на них заклятие.
Они сбыли все, что оставалось в их холодильнике. Потом миновали свалку, спустились, спотыкаясь на скользкой глине, в овраг и пошли вдоль кромки воды к своей лодке. Усевшись на кормовую скамейку, Кент зажал банку с виски между коленями и ступней ноги запустил бесшумный троллинговый мотор
Они пили молча. Задерживали виски во рту, прежде чем собраться с духом и проглотить обжигающую жидкость. Вдоль берегов на поваленных деревьях лежало много водяных щитомордников. После прошедшей зимы эти змеи с блестящей темной кожей едва могли двигаться. Если бы не нынешние дожди, они все еще были бы в спячке.
Обогнув небольшой мысок, братья увидели маленькую лодку, плывущую вниз по течению прямо в их направлении. Мотор этой лодки звучал чисто, громко и как-то незнакомо. Мужчина на борту приветственно вскинул руку. На нем было зеленое пончо и темная шляпа, обмотанная сверху куском полиэтилена. Кент переставил ногу, сбавил обороты двигателя, нащупал рукоятку руля и направил лодку в сторону берега, намереваясь обойти незнакомца. Скотт и Уэйн молча смотрели вперед. Приблизившись к братьям, мужчина, который выглядел не намного старше Кента, заглушил мотор своей лодки и подрулил еще ближе.
— Доброе утро, ребята, — с улыбкой сказал он и показал значок. — Я новый окружной охотинспектор.
Братья смотрели прямо перед собой, как будто никакого мужчины рядом не было. Мотор на лодке егеря слегка дымил. В небе показалась стайка диких гусей. Собаки зарычали, и Уэйн просунул обе руки под их мягкие кожаные ошейники.
— Вам, ребята, следует знать, — продолжал егерь, кивая своим длинным подбородком на винтовку в руках Скотта, — что здесь, на реке, держать оружие заряженным незаконно. Мне придется проверить ваши винтовки. И еще я хотел бы взглянуть на лицензии.
Когда он поднялся на ноги, собаки подались вперед, царапая когтями алюминиевый борт лодки. Уэйн потянул их назад и посмотрел на братьев.
Кент сплюнул в темную воду, потом встретился взглядом с охотинспектором и мгновенно понял, что тот увидел на дне их лодки старый телефонный аппарат.
— Пристаньте к берегу! — рявкнул егерь, вытаскивая пистолет. — Вы все арестованы за браконьерство!
Гейтсы никак не отреагировали. Но собаки забеспокоились и завыли.
— Уймите псов!
Лицо егеря покраснело.
Пятнистая гончая вырвалась на свободу и одним прыжком перемахнула через планшир лодки. Из открытой пасти собаки капала слюна. Тем, кого больше всего ошеломил выстрел, был, пожалуй, сам егерь. Когда эхо выстрела, отразившись от воды, замерло в изогнутых стеблях рогоза, его лицо побледнело. Пуля прошла навылет через шею собаки, чуть не зацепила Уэйна и вонзилась в берег. Подстреленный пес рухнул на дно лодки. На мгновение воцарилась тишина. Затем другие собаки, путаясь в поводках, с шумом сиганули в воду и попытались плыть.
— Подгребайте к чертову берегу! — заорал егерь. — Сейчас же!
Кент нахмурился, наклонился к воде и снова сплюнул. Потом отложил в сторону свою винтовку и, опираясь для равновесия на плечи братьев, направился к носу лодки. Перепачканный собачьей кровью Скотт отодвинулся чуть назад, чтобы лодка держалась ровно. Пройдя вперед, Кент сунул руку в воду, вытащил за ошейник одну брыкающуюся собаку и поставил ее, мокрую и дрожащую, позади себя. Его братья отвернулись, когда пес, раскачивая лодку, стряхивал с себя воду, и брызги летели во все стороны. Кент схватил веревку, к которой была привязана другая собака, и стал тянуть ее, перебирая руками, пока не смог просунуть пальцы под ошейник. Он искоса глянул на Уэйна, и они вдвоем втащили пса в лодку. После этого Кент вытащил из воды молодую суку, а Уэйн — терьера.
Егерь наблюдал за братьями. Дождь пошел сильнее, заливая водой обе лодки. Кент опустился на колени, отстегнул поводок и выбросил мертвого пса за борт. Труп собаки скрылся под водой, потом вынырнул и поплыл на боку, оставляя за собой кровавый след. Нижняя губа Кента дрожала. Уэйн что-то прошептал собакам и положил руки им на головы, чтобы успокоить. Промокшие собаки скулили и испуганно озирались.
Скотт встал с поднятыми руками, словно сдаваясь. Когда мужчина посмотрел на него, Кент прямо с приседа прыгнул в другую лодку, и его большие, сильные пальцы сомкнулись на шее егеря.
Тем же утром, но немного позже, Керкси отпер дверь своего магазина, повесил табличку ‘Открыто’, и тут услышал знакомый грохот грузовичка Гейтсов. Старик отхлебнул кофе, потом, прихрамывая, прошел за прилавок и уселся на табурет. Парни приезжали несколько раз в неделю, обычно днем, перед тем как отправиться на охоту и рыбалку. Керкси снабжал их всем необходимым: патронами, леской, носками, новыми кепками взамен потерянных на реке. Гейтсы заправляли свой грузовичок, наполняли бензином канистры. Уэйн снимал с зарядного устройства возле дровяной печи автомобильный аккумулятор и ставил на зарядку аккумулятор для лодочного мотора. Керкси подавал братьям кофе или кока-колу, но никогда спиртное (они же несовершеннолетние!). Парни подкреплялись шоколадными батончиками и картофельными чипсами, которые находили на полках. Братья дружно игнорировали советы Керкси о том, что им нужно есть здоровую пищу: сосиски или макароны.
‘Сегодня они какие-то растерянные и даже напуганные’, — подумал Керкси. Скотт остался у двери, поглядывая наружу; стекло запотело от его дыхания. Уэйн подошел к полке со сладостями и выбрал несколько батончиков ‘Херши’. На полу остались следы от его грязных ботинок. Керкси потом вымоет пол.
— Доброе утро, ребята, — сказал он. — Кофе?
Уэйн кивнул. Керкси наполнил пластиковый стаканчик и ухмыльнулся, глядя, как мальчик насыпает в кофе сахар.
— Любишь сладенькое.
Кент облокотился о прилавок, рассматривая товары, висевшие на крючках: ножовку, набор гаечных ключей, рулетку, большое шило... Керкси почувствовал, что от парней несет алкоголем.
— Вам нужно что-то конкретное? — спросил он.
— Тот пегий пес, которого вы нам дали... Он заболел, — отозвался Кент.
— Заболел?
— Да. Думаю, его надо пристрелить.
Уэйн стоял рядом с набитым ртом, жевал и смотрел на Керкси. Скотт у двери продолжал выглядывать на улицу.
— Нет, Кент, не надо его убивать. Сделай так, как советует та колдунья. Пойди в лес, найди на коре деревьев прилипшие к ней оболочки личинок цикад. Сейчас, если не ошибаюсь, их должно быть много.
— Оболочки личинок цикад? — переспросил Кент.
— Да. Принеси их домой, разотри в порошок и добавь псу в еду. Он поправится.
Кент кивнул головой, потом направился к двери и вышел на улицу. Братья последовали за ним.
— До встречи! — крикнул вдогонку Керкси.
Уэйн помахал рукой с зажатым в ней батончиком ‘Херши’ и прикрыл за собой дверь.
Керкси некоторое время смотрел братьям вслед. Уже целый год они ему ничего не платили, но он не мог заставить себя требовать с них денег. Он даже перестал записывать, сколько они ему должны.
Керкси взял свой кофе, вышел из-за прилавка и, прихрамывая, дотопал до мягкого кресла, стоявшего у печи. Поглядев на грязные следы возле полок с конфетами, покачал головой. Потом медленно сел, подоткнул одеяло себе под колени, достал бутылку и плеснул виски в кофе. Сделав глоток, он взял в руки роман в мягкой обложке (это была ‘Земля Сакеттов’ Луиса Ламура
Женщина по имени Эстер изредка заходила в магазин Керкси, хотя постоянной клиенткой не была. Она жила в двух милях вверх по реке в покосившемся белом доме, окруженном садиком с зарослями магнолии. К дому примыкала крытая веранда, и когда в половодье ее затопляло, можно было прямо из комнаты удить рыбу, сидя в высоких креслах-качалках. Хотя вряд ли в это время можно было что-то поймать. Ну, может, детеныша аллигатора или лягушку-быка. Вдоль этого участка реки гнездились совы, но в такую погоду они молчали; а Эстер скучала по их глухому уханью.
Эстер уже стукнуло пятьдесят. Она дважды была замужем, и у нее было шестеро детей. И мужья, и дети, которые испытывали к матери неприязнь, давно ее покинули. Эстер перенесла операцию по удалению всех женских детородных органов. Теперь она жила одна и большую часть времени, как говорится, пила горькую.
Бывало, братья Гейтсы заезжали к Эстер после своей ночной работы. Она варила им крепкий кофе, кормила пересоленной яичницей и жирными сосисками, а иногда по утрам, как, например, сегодня, у нее вдруг появлялся отсутствующий взгляд, она хватала Кента за воротник рубашки, вела его наверх, смотрела, как он закрывает за собой дверь ванной комнаты, и слушала звуки его купания.
Она улыбалась, сознавая, что это были единственные ванны, которые он когда-либо принимал.
Когда он появлялся после ванны, с длинными вьющимися волосами, с плоской твердой грудью, она вела его по коридору мимо тумбочки с телефоном в свою спальню. Он забирался в постель и смотрел, как она снимает платье и нижнее белье. Чуть склонившись, она смотрелась в зеркало, взбивала свои волосы, а потом ложилась рядом с ним. Сначала он бывал нежен, в чем-то любопытен, потом становился грубее, как ей и нравилось. Она закрывала глаза, каркас кровати дребезжал и подпрыгивал, старые карманные часы ее отца соскальзывали с ночного столика и падали на пол. В трубах, проходивших вдоль стены, булькала вода. Это младшие братья тоже принимали ванну, надеясь, что и им кое-что перепадет, но подобного еще никогда не случалось. По крайней мере, пока.
— Помедленней, детка, — шептала она Кенту на ухо. — Времени еще много.
Третьего апреля дождь все еще шел. Керкси отложил в сторону кроссворд, чтобы ответить на телефонный звонок.
— Можешь подъехать к шлюзу на дамбе? — спросил шериф Гудлоу — У нас тут такая ситуация…
Керкси не нравился хитроватый Гудлоу, но что-то в голосе шерифа подсказало ему, что дело серьезное. Из новостей по радио он узнал, что два дня назад без вести пропал новый егерь. Власти всю ночь прочесывали русло реки и даже подняли в воздух три вертолета. Сидя в своем кресле, Керкси наклонился вперед, ожидая, когда боль в спине немного утихнет. Он добавил в кружку с кофе порцию виски и залпом выпил напиток. Потом встал, натянул на плечи джинсовую куртку и застегнул ее до самого ворота (в дождь старику всегда было холодно). Заложив в уши ватные шарики, Керкси водрузил на лысую голову шапку и взял в руки трость, стоявшую у двери.
Грузовичок Керкси с включенным приводом на все колеса и с запущенным на полную мощность обогревателем катил по дороге. Комья грязи летели из-под колес мимо окон. По лобовому стеклу туда-сюда со свистом метались дворники. По радио диктор сказал, что температура воздуха — шестьдесят градусов
Керкси притормозил и опустил боковое стекло.
— Вы едете за живым или за мертвецом? — спросил он.
— За мертвецом, мистер Керкси, — ответил чернокожий.
Керкси кивнул и прибавил скорость. У шлюза он увидел толпу людей с зонтами, а потом заметил и мертвеца, лежавшего на земле и накрытого куском брезента. Кто-то из зевак пытался регулировать движение. Шериф Гудлоу и трое его помощников в желтых плащах стояли возле тела, засунув руки в карманы
Керкси выбрался из кабины. Люди расступились, пропуская старика. Керкси направился к шерифу, который, увидев его, перестал разговаривать с помощниками, и теперь все они стояли и глядели на брезент, покрывавший тело.
— Доброе утро, Малышок, — сказал Керкси, назвав Гудлоу его детским прозвищем, которое шериф ненавидел. — Это тот, о ком я думаю?
— Ага, — пробормотал Гудлоу. — Новый охотинспектор.
Керкси тростью приподнял край брезента. Показалось белое лицо.
— Молодой, — покачал головой старик.
Под телом уже натекла приличная лужа. В волосах мертвеца застряли мелкие веточки; за нагрудный карман зацепился пучок мха. Резиновым наконечником трости Керкси смахнул пиявку со лба егеря. Потом наклонился и заглянул в левый глаз покойного. Глаз был приоткрыт. Керкси также обратил внимание на темные синяки на горле егеря.
Гудлоу вытащил носовой платок, развернул его и высморкался.
— Не испорти улики, Керкси, — сказал он и сунул платок в задний карман.
— Улики? О чем ты, Малышок?
Гудлоу шумно выдохнул и поднял глаза к небу.
— Не морочь мне голову, Керкси. Ты отлично знаешь, кто это сделал. Учитывая, как обстояли дела все эти годы, они, наверное, решили, что в этой части реки законы не действуют. Прежние егеря их боялись. Но я думаю, теперь все изменится.
Шериф немного помолчал, а затем продолжил:
— Сегодня утром я позвонил в полицию штата. Честно сказал, что сами мы не справимся. И ты не поверишь, с кем меня соединили.
Керкси поправил ватный шарик в правом ухе.
— Со стариной Фрэнком Дэвидом, — сказал шериф. — Ничто не выводит его из себя больше, чем подобные вещи.
В животе Керкси шевельнулся страх.
— Фрэнк Дэвид. Он что, был родственником этого парня?
— Он был его наставником, — ответил Гудлоу. — Говорят, он вел занятия в лесной службе, где обучал будущих егерей. Фрэнк задал мне кучу вопросов. Прямо как на допросе. Сказал, что этот парень был отличным студентом. Одним из лучших.
— Не знал его с этой стороны, — пробормотал Керкси.
Гудлоу хмыкнул.
Фоторепортер из газеты осмотрел труп, потом взглянул на небо, словно прикидывая, достаточно ли света, и сделал первый снимок. Керкси попал в кадр.
— Чего ты ждешь от меня? — спросил он Гудлоу.
— Передай этим ребятам, что мне нужно задать им несколько вопросов, и я не собираюсь тащиться за ними по всему округу. Я заскочу в магазин сегодня вечером.
— Я тоже не буду за ними бегать, — поворчал Керкси. — Что я им, нянька?
Гудлоу проследовал за ним к грузовичку.
— Ты же понимаешь, что им потребуется адвокат, — сказал шериф в спину старику, который забирался в кабину.
Керкси завел двигатель.
— Черт возьми, Малышок, Этим ребятам не нужен адвокат. Они просто должны оставаться в лесу, где им и место. Уже всем пора понять, что надо оставить их в покое.
Гудлоу отступил от машины и причмокнул губами.
— Не думаю, что кто-то говорил об этом покойному.
Керкси выключил радио в кабине грузовичка. Он помнил братьев Гейтсов, когда те были совсем детьми, еще до того, как их отец застрелился. В памяти Керкси возникла картинка: три белокурые головки на носу лодки Бу, когда тот проплывал вверх по реке мимо магазина, Бу всегда приветливо махал рукой Керкси, если старик стоял на маленьком заднем крылечке. После смерти жены и новорожденной дочери Бу научил своих мальчиков всему, что знал о лесе, рыбалке и охоте. Он ночи напролет возил их в лодке, глуша рыбу, проверяя переметы и жерлицы, стреляя дичь по всему берегу. Он распределял обязанности между сыновьями: один вращал диск старого телефонного аппарата, другой цеплял сачком оглушенного сома, третий следил за работой электроцепи, с которой в воду подавалось электричество от автомобильного аккумулятора. На случай, если кто-то из детей вывалится из лодки, Бу обвязывал каждого вокруг талии бельевой веревкой, конец которой привязывал к своей лодыжке. Пока Кент вытаскивал из воды добычу, Уэйн готовил для насаживания на крючки кузнечиков, жуков и дождевых червей. Скотт брал окуня или сома, которых протягивал ему Кент, ножом вспарывал рыбе брюхо, запускал два пальца в разрез, вытаскивал пригоршню кишок и выбрасывал их за борт. Иногда теплыми ночами за ними следовали водяные щитомордники или молодые аллигаторы, привлеченные запахом крови. Всегда был риск поймать на крючок змею или каймановую черепаху
Утром они оставляли лодку привязанной к берегу, и мальчики шли за отцом по лесу — от ловушки к ловушке. Шли молча, ступая так же неслышно, как и их отец. Бу опустошал ловушки и ставил новую наживку, в то время как позади него Кент складывал трофейные тушки в свой подсумок. Днем они потрошили и свежевали все, что приносили домой. Оставшееся до наступления ночи время братья отсыпались на пуховой перине в доме, где скончались их мать и сестра.
После самоубийства Бу Керкси пытался приглядывать за мальчиками, которым тогда было двенадцать, тринадцать и четырнадцать лет. Очевидно, Бу посчитал, что они достаточно взрослые, чтобы самим о себе заботиться. На некоторое время Керкси позволил им остаться с ним и его женой, у которой никогда не было детей. Он пробовал отправить их в школу, но они уже были слишком большие, чтобы учить их вместе с первоклашками читать и писать. Мало того, в первый же день братьев исключили за драку, когда они отмутузили одного чернокожего ребенка. Их образ жизни был непонятен жене Керкси. Эти мальчики ее пугали. У нее замирало сердце от того, как они смотрели на нее, сузив глаза, от того, как ели руками, от того, как не отвечали на вопросы. Она просто не знала, что за годы бессловесных дней и ночей, проведенных на реке и в лесу, братья выработали некий собственный язык: язык глаз, пальцев, движений плечами, кивков головы.
Поскольку в те дни здоровье его жены было неважным, Керкси отправил мальчиков назад в их хижину в лесу. По субботам он их навещал, приносил им молоко, одежду и новую обувь, читал им книги и рассказывал разные истории. Он договорился с Эстер, чтобы та по вечерам обеспечивала братьев горячей пищей, стирала и чинила их одежду.
Притормозив, чтобы два канюка успели отскочить от мертвого оленя, Керкси закурил сигарету и вытер запотевшее лобовое стекло тыльной стороной ладони. Он думал о Фрэнке Дэвиде, легендарном лесничем Алабамы. Об этом человеке ходило множество историй. Керкси слышал их, и сам неоднократно рассказывал — в том числе и братьям Гейтсам. Иногда он даже что-то присочинял, чтобы покрепче напугать мальчиков. Теперь в сознании старого Керкси реальные и вымышленные истории слегка перепутались. Он вспомнил одну такую байку. Темная, безлунная ночь. Два браконьера включают мощный прожектор, чтобы ослепить оленя и застрелить его. Потом они хватают повергнутое животное за рога и изо всех сил тянут тушу к дороге. Неожиданно они понимают, что им помогает тянуть оленя кто-то еще. Один браконьер подпрыгивает от неожиданности и говорит: ‘Эй, разве мы не вдвоем должны были тащить этого оленя?’ А Фрэнк Дэвид отвечает: ‘Вы вообще не должны были его тащить’.
Братья Гейтсы пришли в магазин перед самым закрытием. Кивнув Керкси, они подошли к полкам и начали выбирать банки с консервами. Керкси плеснул себе щедрую порцию виски. Некоторое время назад он заходил к ребятам в хижину и, не застав их там, оставил на ступеньке крыльца четвертак. Старый сигнал, которым он не пользовался уже несколько лет.
— Вечером зайдет Гудлоу, — сказал он Кенту. — Хочет спросить, известно ли вам что-нибудь о мертвом егере.
Кент бросил быстрый взгляд на младших братьев.
— Я даже не знаю, встречались ли вы вообще с этим парнем, — продолжал Керкси. — И я не заставляю вас говорить мне об этом.
Он сделал паузу; но братья молчали.
— Однако про это захочет узнать старина Малышок. На вашем месте я бы ему ничего не стал говорить. Сказал бы, что сидел дома и знать ничего не знаю ни о каком мертвом егере. Вот просто ничегошеньки.
Кент пожал плечами, прошел в конец коридора и уставился в заднее окно, хотя там ничего не было видно, кроме нескольких искореженных деревьев. Его братья сели у печи и принялись за еду. Керкси смотрел на ребят и вспоминал, как читал им вслух ‘Тарзана — приемыша обезьян’ и ‘Возвращение Тарзана’. Мальчики хотели слушать эти книги снова и снова. Им нравились джунгли, слоны, носороги, гориллы и анаконды длиной в тридцать футов. Они слушали внимательно, их глаза блестели. Уэйн сжимал в своей маленькой грязной ручонке пружинку-слинки
Так же зачарованно они слушали рассказы о Фрэнке Дэвиде: егере, неожиданно появлявшемся в лесу безлунными ночами; следопыте, который мог видеть в темноте, мог преследовать человека в топком болоте, ощущая запах пота этого человека.
В рассказах Керкси Фрэнк Дэвид упорно шел за браконьерами, подмечая каждую искаженную тень, каждый водоворот, возникающий между хатками бобров. Он раздвигал стволом винтовки мокрые пряди испанского мха
Оставляя охранных питбулей лежать с перерезанными глотками, Фрэнк Дэвид неожиданно появляется из тумана; и клочья тумана цепляются за поля его шляпы. Егерь обходит хижину вокруг, заглядывает в каждое окно, поднимается на крыльцо. Вышибает плечом дверь. Стоит посреди деревянных обломков, упавших к его ногам. Мужчина среднего роста, в шляпе, чисто выбритый. Ничего угрожающего, пока он не поднимет большие руки, сжатые в кулаки, и не станут видны острые костяшки его пальцев: синеватые, все в шрамах.
Керкси допил виски и налил себе еще. Алкоголь приятно обжигал пищевод. Старик посмотрел на мальчиков, увлеченно вскрывавших пакет с кукурузными палочками. Песня Мерла Хаггарда
Снаружи послышался шум внедорожника Гудлоу. Керкси взглянул на Кента, который, видимо, тоже услышал звук мотора.
На улице Гудлоу выбрался из кабины, захлопнул дверцу, поднялся по ступенькам крыльца и постучал в окно. Хромая больше обычного, Керкси поплелся открывать дверь.
— Добрый вечер, — сказал Гудлоу, стряхивая воду с рукавов.
Он снял шляпу, повесил ее на гвоздь у двери, потом туда же повесил свой желтый дождевик.
— Добрый вечер, Малышок, — осклабился Керкси.
— Льет как из ведра, — промолвил Гудлоу.
— Ага, — старик зашел за прилавок и вновь наполнил свой стакан. — Ты как раз успел к концу ‘счастливого часа’
— Ты же знаешь, в нашем округе сухой закон.
— То есть ты говоришь ‘нет’?
— Не нарывайся, — Гудлоу посмотрел на братьев. — Я просто хотел задать этим ребятам несколько вопросов.
— Ну так задавай... Малышок.
Гудлоу подошел к одной из полок, взял пакет крекеров с сыром, открыл его и предложил поочередно каждому из мальчиков. Лишь Уэйн вытащил один крекер. Улыбнувшись, Гудлоу откусил половинку другого крекера, потом развернул стул и уселся на него верхом, положив локти на спинку. Шериф неторопливо жевал и смотрел в сторону Кента, наполовину прятавшегося в тени.
— Иди сюда, парень, чтобы я мог тебя видеть. Кусать я тебя не буду. Как видишь, я кусаю только эти черствые сырные крекеры.
Кент сделал шаг по направлению к шерифу.
Гудлоу достал блокнот.
— Где вы все были два дня назад между четырьмя и восемью часами утра? — спросил он.
Кент посмотрел на Скотта.
— Спали.
— Спали, — подхватил Скотт.
Гудлоу фыркнул.
— Давайте начистоту, ребята. Весь округ знает, что ни одну ночь в своей жизни вы не спали. Вы были на реке, ведь правда? Глушили рыбу?
— Ты хочешь сказать, что он лжет? — вмешался Керкси.
— Здесь я задаю вопросы, — Гудлоу сунул в рот еще один крекер. — Черт побери, да все знают, что другие егеря закрывали глаза на ваше браконьерство. Думаю, этот новый парень решил вас все-таки прижать.
— Звучит так, будто он хотел прославиться, — проворчал Керкси, вытирая тряпкой прилавок.
Гудлоу пристально смотрел на Кента.
— Егеря, похоже, задушили. У тебя есть алиби, парень?
Кент уставился в пол.
Гудлоу вздохнул.
— Я хочу сказать... О, Господи!.. Есть ли кто-нибудь, кто может подтвердить твои слова?
— Да. Я могу, — неожиданно сказал Керкси.
Гудлоу развернулся на стуле и посмотрел на старика.
— Ты?
— Да, я. Они были тут со мной. В магазине.
Гудлоу выглядел удивленным.
— Они… были… здесь? Ладно, мистер Керкси. Почему ты не сказал мне об этом сегодня утром? Сэкономил бы всем немного времени.
Керкси перевел взгляд на Кента. Парень тоже посмотрел на старика. В глазах Кента не было ни понимания, ни признательности. Страха в них тоже не было.
Керкси вновь принялся тереть тряпкой прилавок.
— Ну, они были в хлам пьяные. Я не хотел говорить об этом. Ведь я не должен продавать алкоголь несовершеннолетним.
— А теперь, когда дело дошло до убийства, ты решил, что будет лучше признаться.
— Типа того.
Гудлоу посмотрел на старика долгим взглядом, однако Керкси не отвел глаз. Тогда шериф снова повернулся к мальчикам.
— Вы когда-нибудь слышали о Фрэнке Дэвиде?
Уэйн кивнул.
— Отлично, — сказал Гудлоу. — Похоже, Фрэнк метит на должность егеря нашего округа. Думаю, для этого он задействовал свои старые связи.
Керкси вышел из-за прилавка.
— Ты закончил с вопросами? Магазин закрывается, а этим молодым людям нужно пойти домой и немного поспать.
Он подошел к двери, открыл ее и замер в ожидании.
— Хорошо, — сказал шериф, поднимаясь со стула. — Мне все равно пора в офис, — он подмигнул Керкси. — Проследи, чтобы и ты, и эти парни несколько дней не покидали округ. Дело еще не закончено.
Гудлоу сунул пакет с крекерами в карман плаща.
— Вы еще услышите о Фрэнке Дэвиде, — сказал он и по очереди посмотрел на мальчиков, лица которых ничего не выражали.
Позже, оставшись в одиночестве, Керкси погасил свет и запер дверь на засов. Он решил отрегулировать работу печки, однако задержался у окна и стал смотреть в темноту, где, как он знал, текла река, которая несла с верховьев старые автомобильные покрышки, пластиковые обломки мусорных баков и сухостой. Старик чиркнул спичкой и закурил сигарету, огонек которой отразился в оконном стекле. В памяти Керкси снова и снова всплывали истории, которые он когда-то рассказывал мальчикам.
Например, о том, что Фрэнк Дэвид так тихо таился в лесу, выслеживая браконьеров, что стрекозы спокойно садились ему на нос, а букашки ползали прямо по глазным яблокам. Никто не знал, откуда родом был Фрэнк, но Керкси слышал, что он осиротел еще в детстве при пожаре, и его, умиравшего с голоду, нашла где-то на болоте женщина-каджунка
Вернувшись домой в Алабаму, Фрэнк Дэвид на несколько лет исчез, а затем неожиданно объявился в офисе главного охотинспектора штата и потребовал, чтобы ему дали работу. Кое-кто слышал, что за прошедшее время Фрэнк стал довольно набожным человеком.
— Почему вы решили, что мы должны вас нанять? — спросил главный егерь штата.
— Потому что я десять лет занимался браконьерством прямо у вас под носом, — ответил Фрэнк Дэвид.
Братья Гейтс ездили на том же старом пикапе марки ‘Форд’, в кабине которого несколько лет назад застрелился их отец. Тронутое ржавчиной пулевое отверстие в крыше было заклеено полоской скотча из магазина Керкси. Днище грузовичка тоже насквозь проржавело, поэтому в кабину из-под колес часто залетали предметы, валявшиеся на дороге: камни, банки и тому подобное. Однажды в кабине оказалась даже королевская змея
У Кента никогда не было водительских прав, но машиной он умел управлять с восьми лет. Скотт обычно сидел на переднем пассажирском сиденье. Сегодня братья были пьяны, и Уэйн, сидевший на заднем сиденье с винтовкой в руках, пытался удержать равновесие. Он упирался ботинками в пол, смолисто-черный от крови всей той живности, которую они убили. В кабине по углам валялись обломки шипастых рогов и оленьи копыта. Зубы, перья и клочья меха. Хрупкие клювы и бороды индюков; и даже непонятная, облепленная засохшим илом, суставчатая кость какого-то — возможно, ископаемого — животного.
Сразу за знаком ‘Посторонним вход воспрещен’ Кент свернул с дороги, и машина понеслась по полю, подпрыгивая на мокрых от дождя глинистых кочках. Уэйн стрелял из окна по кроликам.
Потом братья разделились. Младшие пошли проверять ловушки на берегу реки, а Кент, отвязав лодку, поплыл устанавливать наживку так, как учил его отец.
Незадолго до полуночи они встретились у грузовичка, отвязали собак и потопали вниз по крутой лесовозной тропе. Уэйн держал на четырех поводках нетерпеливо рвущихся вперед собак. Когда они добрались до низины, он отстегнул поводки и отпустил собак. Братья следовали за лаем, раздававшимся впереди в темноте, и направляли свои фонарики в темную гущу деревьев, где глаза енотов и опоссумов вспыхивали, как рубины. Собаки лаяли, цеплялись когтями за стволы деревьев, подпрыгивали в воздух. Бока животных вздымались, ребра выпирали наружу. Если бы им дали волю, эти собаки безостановочно жрали бы и жрали.
Когда два часа спустя Гейтсы подошли к реке, собаки, тяжело дыша, уже лакали воду. Присев на корточки, Уэйн почесал их за ушами и позволил облизать свое лицо. Его братья тоже попили воды. Потом они посадили собак на поводки и, пошатываясь, побрели вниз по течению к белому дубу, где была привязана их лодка. Посадив на борт собак, братья оттолкнули лодку от берега и поплыли по тихой воде.
На середине реки Скотт опустил в воду электрические провода и начал крутить диск телефонного аппарата. Уэйн подцепил сачком оглушенного сома и сбросил его в холодильник, где уже через несколько секунд очнувшаяся рыбина начала трепыхаться. На корме стоял Кент с винтовкой в руках и наблюдал за берегом на случай, если вдруг появится койот, решивший поохотиться на лягушек-быков.
На рассвете братья выбрались из леса на грунтовую дорогу и пошли через захламленные дворы местных жителей. Возле одного крыльца они помочились, не обращая внимания на то, что из окна хибары за ними кто-то наблюдал.
Они дошли до дома Моррисета. Однако хозяин не вышел им навстречу. Кент подергал ручку. Дверь была заперта. Он посмотрел на Скотта, потом локтем разбил стекло, просунул руку внутрь и отпер дверь.
Пока его братья искали спиртное, Уэйн съел сдобную булку, которую нашел на столе. Потом он обнаружил в шкафу коробку кукурузных хлопьев и тоже съел большую их часть. Также он умял тарелку уже остывшей жареной куриной печенки.
Скотт был в спальне. Он заглянул под кровать, потом стал рыться в шкафу, перебирая грязными пальцами чистые белые простыни. В задней части дома Кент обнаружил дверь, запертую изнутри. Он вскрыл ее своим ножом. Когда же чуть позже Кент вышел на кухню, под мышкой у него была зажата галлонная банка с виски, а свободной рукой он держал за запястье падчерицу Евфрата.
Уэйн перестал жевать; крошки посыпались у него изо рта. Он подошел к девочке и протянул руку, желая дотронуться до нее, однако Кент так сильно толкнул его, что Уэйн ударился спиной о стену. Он так и остался стоять у стены. Над его головой тикали часы. Из открытого рта Уэйна стекала струйка слюны. Он смотрел, как его брат провел своими грубыми руками вверх и вниз по дрожащему телу девочки, по соскам, которые просвечивали сквозь тонкую ткань. Глаза девочки были закрыты. Ее губы шевелились в беззвучной мольбе. Кент посмотрел вниз и увидел лужу, растекавшуюся вокруг ее босых ног.
— Черт, — выругался он и рукой схватил девочку за грудь. — Обоссалась.
Потом Кент отпустил ее, и она отпрянула к дальней стене, возле которой и оставалась, пока спустя полчаса ее отчим не вернулся домой. В машине Евфрата, в кузове под брезентом, было десять галлонов виски. А в кухне на столе он увидел оставленный для него пакет со свежевыловленным сомом.
В ту же субботу Керкси поехал на петушиные бои, которые проводились в просторном сарае Хефлина Брэдфорда. Сарай был построен в глухой лесной чаще. Керкси миновал прибитую к дереву табличку (она была там всегда, сколько он себя помнил), на которой от руки было написано ‘Иисус не придет’.
Добравшись до места, Керкси выбрался из кабины, застегнул воротник и проверил ватные шарики в ушах. Под навесом хлопотала жена Хефлина. Она жарила на гриле курятину и сосиски, продавала кока-колу и пиво. Из портативного магнитофона, стоявшего рядом, звучали госпелы
Несколько мужчин говорили о Фрэнке Дэвиде, и Керкси остановился послушать.
— Это он накрыл ту шайку в округе Уоршингтон, — сказал один из мужчин. — Браконьеры, которые били аллигаторов.
— Малышок рассказывал, что двое из этих браконьеров попали в реанимацию, — подхватил второй. — Говорил, что они вытащили пистолеты, а старина Фрэнк Дэвид уложил их рукояткой топора.
Керкси двинулся дальше, заплатил за вход пять долларов и прошел в сарай. Внутри вдоль стен были установлены хлипкие трибуны, а в центре находилась большая круглая площадка, огороженная деревянным заборчиком с закрепленным на нем куполом из ячеистой проволочной сетки. Керкси нашел себе местечко внизу, рядом с задней дверью, и уселся вместе с группкой стариков, которых он знал уже, наверное, лет сорок. Люди вокруг них выкрикивали ставки, которые тут же принимались. Мелькали зажатые в руках банки с пивом. Керкси достал термос и помятую оловянную кружку. Налил себе кофе, потом добавил туда виски из бутылки, которую сразу же спрятал обратно в карман куртки. Оловянная кружка приятно согревала мерзнущие пальцы. Керкси прищурился и сквозь бифокальные очки стал рассматривать птиц, решая, на какую поставить.
В противоположных углах сарая два птицевода занимались своими петухами: привязывали к их ногам длинные стальные шпоры, обрызгивали головы и задницы своих подопечных спиртом — чтобы птицы дрались яростнее. Когда судья в центре ринга жестом показал, что время пришло, птицеводы вошли в круг. Каждый держал в руках своего петуха. Они науськивали петухов друг на друга, пока перья птиц не взъерошились от жажды крови и ярости. Петухи молотили ногами в воздухе; вытягивали шеи вперед. Но вот птицеводы развели своих бойцов по разные стороны, нашептывая им что-то перед началом боя. Судья трижды топнул по земле, и птицы бросились друг на друга. Они атаковали, невысоко взлетали, хлопая крыльями, наносили удары шпорами и клювом; а птицеводы, как чуткие крабы, кружили вокруг, готовые схватить каждый своего петуха при крике судьи ‘Окончить бой!’
К происходящему присоединились люди одного из кланов луизианских каджунов. Они вышли из автофургона, над которым висел марихуановый кумар: худые красноглазые мужчины без рубашек, с маслянистыми хвостиками на затылках, с козлиными бородками и с татуировками, изображающими символы черной магии. Под мышками мужчины несли упитанных белых петухов, которые должны были сражаться с местными птицами красного и черного окрасов.
Следом за мужчинами из фургона, спотыкаясь, выбрались смуглые, как цыганки, женщины-каджунки: большегубые, большегрудые, в коротких топах, завязанных на животе, в мини-юбках и красных босоножках на каблуках.
Возле ринга каджуны целовали своих петухов в клювы, а один высокий и совершенно лысый каджун с золотыми серьгами в обоих ушах даже засунул к себе в рот всю голову своей птицы.
— Ставь на тех белых, — прошептал Керкси на ухо один из его приятелей. — Местные никогда не видели белого петуха. Они не знают, с чем им придется столкнуться.
Вечером того же дня, когда в лесу, к северу от реки, Уэйн проверял ловушки, ему казалось, будто он что-то слышит: слабые шумы, шелест листьев, треск веточек.
Несмотря на испуг, Уэйн заставил себя двигаться дальше, опасаясь, что иначе братья его засмеют. Уже совсем стемнело, когда в деревянной ловушке рядом со старым плетнем он с удивлением обнаружил маленькую белую лисичку, которую они однажды видели перебегавшей дорогу перед их грузовичком. Уэйн присел на корточки перед ловушкой, просунул сквозь проволоку палку и ткнул ею в узкую мордочку. Его рука не дрогнула, несмотря на то, что лиса вцепилась зубами в деревяшку и даже откусила кончик палки. Захочет ли та ведьма оставить его в живых? Эта мысль заставила мальчика судорожно оглянуться. Ему вдруг показалось, что ведьма наблюдает за ним, спрятавшись на дереве в виде какого-то животного: опоссума или, может, болотной крысы. Уэйн поднялся на ноги и потащил по земле ловушку, в которой злобно тявкала лисица.
Примерно в миле вверх по течению Скотт утопил в грязи свой ботинок и теперь прыгал на одной ноге назад, чтобы вытащить его из тинистой жижи. Достав ботинок, он сел на кочку, прислонившись спиной к стираксу
Ниже по течению, в сгустившейся тьме и при усилившемся дожде, Кент медленно вел лодку по реке. Во рту он держал зажженный фонарик, а в руках — палку, при помощи которой вытягивал из воды леску. Кент снимал с крючков рыб или черепах, потом устанавливал новую наживку и опять бросал снасти в воду. Когда лодка приблизилась к берегу, парню показалось, будто он что-то услышал. Не выпуская фонарика из зубов, Кент поднял голову и заметил, как в его направлении летит нечто вращающееся. Что-то, похожее на веревку, обвилось вокруг его шеи, и на мгновение Кенту почудилось, что он угодил на виселицу. Парень схватился рукой за эту штуку, но удавка сжималась все сильнее. Шея Кента горела огнем. Он почувствовал головокружение, его ноги ослабли. Ствол дерева на берегу исказился, раздвоился и вытянулся в нечеткую туманную линию.
Кент моргнул. Он чувствовал, как у него вылезают глаза из орбит, распухает язык. Его голова была готова вот-вот взорваться. Затем — яркая вспышка.
Братья Кента нашли лодку на рассвете, в четырех милях ниже по течению. Лодка застряла у дальнего берега в ветвях поваленного дерева. Братья посмотрели друг на друга, потом снова уставились на реку. Водную гладь застилал тяжелый серый туман. Силуэт лодки то появлялся среди призрачных ветвей, то исчезал в них. Скотт сел на бревно, снял ботинки и поставил их рядом на траву. Потом снял куртку и положил ее на ботинки сверху. Передав Уэйну винтовку, он спустился вниз по склону и, вскинув руки и локти вверх, как молящийся в церкви, вошел в воду.
Уэйн прислонил вторую винтовку к дереву и встал наготове, держа в руках свою собственную винтовку и бросая испуганные взгляды вверх и вниз по реке. Где-то вдалеке застучал дятел. На ореховое дерево ниже по течению слетелась стайка ворон. Спустя некоторое время Уэйн присел на корточки и подумал о собаках, привязанных к бамперу их грузовичка. Они, наверное, лежали бы под кузовом, пытаясь оставаться сухими.
Вскоре Скотт переправил лодку через реку. Вместе с Уэйном они вытащили ее из воды и теперь стояли, глядя на своего брата, лежавшего на дне лодки среди пойманных им рыб и черепах. Одна зеленоватая черепаха, все еще живая, с крючком, вонзившимся ей в шею, уставилась на братьев. И Скотт, и Уэйн думали об одном и том же. Кровь и парный след от клыков, черные синяки и сморщенная кожа шеи, распухший фиолетовый язык, торчавший изо рта. И Скотт, и Уэйн думали об одном и том же: это работа водяного щитомордника. Руки Кента были сжаты в кулаки, которые затвердели настолько, что фаланги пальцев побелели. Глаза Кента были приоткрыты. Его винтовка лежала в лодке незаряженной.
Однако когда братья отправились за белой лисицей, они поняли, что змея тут ни при чем. Лисица исчезла. Ловушка была пуста. Скотт опустился на колени и провел костяшками пальцев по краю отпечатка ботинка в грязи. Отпечаток не очень широкий. И следующий был совсем недалеко. Скотт опустил палец в черную воду, которая уже начала заполнять след от ботинка. Не слишком глубоко. Скотт посмотрел на Уэйна. Отпечатки принадлежали мужчине среднего роста. Скотт, не торопясь, поднялся, и братья начали действовать.
Небо над ними потрескивало и мерцало.
Молча и быстро (не было времени идти за собаками) братья шли по следам обратно через лес. Раз или два они теряли отпечатки мужских ботинок, возвращались назад, не обращая внимания на дождь, который лил все сильнее и сильнее. Черные лужи становились все глубже. Братья по щиколотку проваливались в воду. Дождевые капли крупным бисером стекали с их шапок.
Братья добрались до грузовичка. Уэйн запрыгнул на водительское сиденье и потянулся за ключами. Скотт заглянул в открытое окно кабины и отрицательно покачал головой. Уэйн заупрямился, и тогда старший брат ударил его в челюсть, потом распахнул дверцу и выволок младшего на землю.
Скотт сам забрался на водительское место, повозился немного с зажиганием, и мотор заурчал. Тем временем Уэйн втиснулся на заднее сиденье, где уже расположились их мокрые собаки, и уставился на мертвого старшего брата.
Приехав к своему дому, братья вытащили из машины тело Кента, оттащили его чуть дальше в лес и начали копать землю рядом с тем местом, где в безымянных могилах были похоронены их сестра, мать и отец. Копали они часа три. Собаки время от времени выползали из-под крыльца, обнюхивали Кента, наблюдали за работой младших братьев, а потом вновь забирались под крыльцо, скрываясь от дождя. Еще час спустя собаки снова выскочили на улицу, подбежали к краю двора и принялись лаять. Мальчики насторожились, но ничего не могли разглядеть в темной чаще леса. Собаки продолжали лаять. Скотт взял винтовку и несколько раз выстрелил в направлении зарослей. Потом он кивнул брату, и они вернулись к рытью могилы. К тому времени, когда они закончили копать, было уже совсем темно. Яма быстро заполнялась дождевой и грунтовой водой. Мальчики покрылись грязью с головы до ног. Они стянули ботинки с ног Кента, а потом Скотт обшарил карманы старшего брата. Затем они сняли с него рубашку и штаны и опустили тело в яму. Когда труп всплыл на поверхность воды, братья набрали камней и скинули их в яму, чтобы утопить тело. Потом они засыпали могилу землей.
Они появились у Эстер, черные, как рудокопы.
— Где Кент? — спросила женщина, придерживая рукой полы халата.
— Мы его похоронили, — ответил Скотт, проходя мимо нее на кухню.
Эстер прижала руку ко рту. Скотт рассказал ей о том, как они нашли тело Кента. Женщина прислонилась к дверному косяку и выглянула наружу. В свете уличного фонаря мелькнула пролетевшая мимо сова. Эстер подумала, что надо бы позвонить Керкси, однако решила подождать до утра. Старый ублюдок всегда считал ее грязной потаскухой. Нет, сегодняшнюю ночь она позволит мальчикам провести в ее доме.
Скотт прошел в гостиную и включил телевизор. Прием был плохой, вероятно, из-за мерзкой погоды. Уэйн с кровоподтеком на левой щеке поднялся по лестнице, вошел в одну из спален и закрыл за собой дверь. В комнате было прохладно. На стене висели фотографии: дети, высокий мужчина и молодая женщина, в которой Уэйн узнал Эстер. Раньше она была хорошенькой.
Уэйн стоял, смотрел на черно-белое лицо и искал в нем черты той женщины, которую он знал теперь. Вскоре дверь за его спиной открылась, и вошла Эстер. И хотя на мальчике все еще была грязная мокрая одежда, Эстер подвела его к кровати и уложила на постель. Потом расстегнула пряжку его ремня, вынула охотничий нож и вытянула ремень из брюк. Расстегнула пуговицы рубашки и провела пальцами по его груди, там, где волосы только начали пробиваться. Потом Эстер расстегнула молнию на его джинсах, стянула штаны с Уэйна и повесила их на спинку стула. Затем сняла с его ног ботинки и носки. Просунула пальцы под резинку трусов мальчика и почувствовала, что он уже кончил.
Уэйн посмотрел женщине в лицо. Его рот был приоткрыт. Эстер коснулась подбородка Уэйна, погладила его по щеке, ощущая на своей руке дыхание мальчика.
— А теперь спи, — прошептала она.
Веки мальчика сомкнулись.
Внизу выключился телевизор.
В дверь постучали. Эстер открыла и увидела на пороге Гудлоу.
— Какого черта тебе нужно?
— И тебе добрый вечер. Гейтсы здесь?
— Нет.
Гудлоу оглянулся.
— Полагаю, это их грузовик. Ошибиться трудно, особенно для нас, опытных законников.
Эстер попыталась закрыть дверь, но Гудлоу подставил ногу. Он глянул на трех помощников, которые с важным видом стояли у Блейзера
— Почему бы вам всем просто не оставить их в покое? — спросила Эстер. — Разве мало они натерпелись?
— Скажи им, что мне надо их видеть, — промолвил Гудлоу. — И скажи, пусть принесут свои ботинки.
— А не пошли бы вы к черту, мистер?
За спиной Эстер показался Уэйн, голый, с полосками от складок постельного белья на лице.
— Вот так-так! — воскликнул Гудлоу. — Парень, ты выглядишь просто ужасно. Почему бы тебе не поехать с нами в офис на чашечку кофе? С печеньем! — он оглянулся на одного из помощников. — Дэйв, у нас остались еще булочки с корицей?
— А у вас есть ордер на их арест? — спросила Эстер.
— Ордера у меня нет. Но мы их не арестовываем. Мы всего лишь зададим им несколько вопросов. Строго неофициально, — Гудлоу подмигнул. — Ты же, наверное, сможешь пару часов без них обойтись?
— Иди к черту, Малышок.
Дверь захлопнулась. Гудлоу кивнул в сторону дома, и два его помощника отправились убедиться, что никто не сбежит через заднюю дверь. Однако уже через минуту на улицу вышел Уэйн. Он был одет. Парень сунул руки в карманы и последовал за Гудлоу. Помощники шерифа внимательно наблюдали и за мальчиком, и за домом.
— Где твои братья? — остановившись, спросил Гудлоу.
Уэйн молчал, уткнувшись взглядом в землю.
Гудлоу снова кивнул помощникам, и двое из них вошли в дом с револьверами наготове. Через несколько минут они вышли, озадаченно хмуря брови.
— Должно быть, услышали, как мы подъезжаем, — предположил шериф. — Ну, этого мы взяли. Двух других отыщем завтра.
Они все забрались в Блейзер, и Гудлоу взглянул на Уэйна, сидевшего на заднем сиденье.
— Наденьте на него наручники, — распорядился шериф.
Когда Блейзер скрылся из виду, из леса с винтовкой в руках вышел Скотт. Он неторопливо вернулся в дом Эстер.
— Они увезли Уэйна, — сказала женщина. — Почему ты его не предупредил?
— Его следовало проучить, — буркнул Скотт.
Он подошел к шкафу, где Эстер хранила виски, и вытащил бутылку. Женщина молча смотрела, как он подошел к дивану и сел перед выключенным телевизором. Немного погодя она присоединилась к мальчику, захватив перед этим из кухни пару стаканов. Скотт наполнил оба, и когда стаканы опустели, наполнил их снова.
Они провели вдвоем всю ночь, и на рассвете были пьяны. Накинув на плечи халат, Эстер принялась подстригать ногти. В пепельнице рядом с ней дымилась сигарета. О том, что она хотела позвонить Керкси, женщина уже забыла.
Скотт рассказывал ей о самом большом соме, которого они когда-либо вылавливали. Сто фунтов весом, клялся мальчик. Нет, целых сто пятьдесят.
— Ты могла бы засунуть ему в глотку всю свою голову, — говорил Скотт, потягивая виски. — Один его хвост был длиной с твою руку.
Потом мальчик встал и подошел к окну. Во дворе было полно лягушек — обычное дело в период разлива реки. Это были дождевые лягушки
— Это и еще кое-что, — говорила она.
Скотт слышал, как обрезки ногтей падали в пепельницу. Он потер рукой подбородок, где уже начинали пробиваться мягкие волоски будущей бороды. Мальчик смотрел на лягушек, неподвижно сидевших на земле и напоминавших россыпь булыжников.
— Тот сом был зеленый, — сказал он и отхлебнул еще виски. — Клянусь Богом. Зеленый, как трава.
— Эти чертовы лягушки, — продолжала ворчать Эстер. — Когда я ложусь спать, мне приходится закрывать уши руками.
Еще один обрезок ногтя стукнулся о край пепельницы.
Скотт отвернулся от окна и подошел к Эстер.
— У него на носу рос мох, — пробормотал он и положил руку женщине на колено.
— Иди за своим братом, — сказала Эстер.
Она поднялась на ноги, неуверенной походкой прошла в ванную и закрыла за собой дверь. Когда она вышла, ни Скотта, ни бутылки в комнате не было.
В отсутствие Кента Скотт чувствовал себя вольным делать то, что он хочет. Например, быстро ехать. Он завел грузовичок и рванул с места, старательно целясь колесами во все ухабы и ямы, заполненные грязью. Он промчался мимо дома, во дворе которого два тощих негра свежевали свиную тушу, свисавшую с дерева. Один из мужчин махнул ему вслед рукой с зажатым в ней ножом.
Поскольку Скотт был пьян, он врезался в большую кучу мусора. Мальчик сильно вывернул руль, отчего машину занесло, и она пошла юзом. Возле негритянской церкви, у кладбища, Скотт сделал резкий поворот, и грузовичок промчался в опасной близости от группки чернокожих, стоявших возле свежевырытой могилы. Потоком воздуха из руки проповедника вырвало шляпу.
Когда Скоту надоело вести машину, он остановил грузовичок в укромном месте, а сам, придерживаясь руками за стволы деревьев, стал спускаться с холма к реке, к тому месту, где была привязана их лодка. За спиной Скотта висела винтовка Кента, которой он всегда восхищался.
Отвязав лодку и усевшись в нее, Скотт завел подвесной мотор и сразу поддал газу. Нос лодки приподнялся. Гул мотора эхом отдавался среди деревьев. Вода казалась рыжей из-за густо покрывавшей ее поверхность опавшей листвы.
Приблизившись к старой железнодорожной эстакаде, Скотт заглушил мотор, и лодка замедлила ход. Мальчик сидел, прислушиваясь к шуму дождя и к отдаленному собачьему лаю примерно в полумиле отсюда. Собака кого-то гнала, возможно, оленя. Когда собачий лай стал ближе, Скотт закрыл глаза и, мысленно представив местность, попытался определить, где сейчас находится собака, а где — ее добыча. Потом лай внезапно оборвался, как будто собака врезалась в дерево.
Скотт снова запустил мотор и подвел лодку ближе к берегу. Положив винтовку на колени, он внимательно огляделся по сторонам. Дождь опять усилился, и мальчик направился под арочный свод эстакады. Он чувствовал запах креозота, источаемый шпалами наверху, и следил за пузырями, создаваемыми на поверхности воды дождевыми струями. Потом он перевел взгляд на серые стволы деревьев, росших на берегу, и с неохотой подумал о том, что нужно ехать в город вызволять Уэйна. Кент терпеть не мог ездить в Гроув-Хилл. Отец рассказывал им и о полиции, и о тюрьме.
Скотт взял в руки одного из сомов, пойманных накануне вечером. Сом напоминал твердое деревянное полено. Вокруг с тихим жужжанием кружили зеленые мухи. Мальчик бросил сома в заросли рогоза у берега.
Телефонный аппарат лежал под скамейкой. Скотт осторожно размотал провода, размышляя о том, что в эту самую секунду под лодкой может проплывать какой-нибудь гигантский сом. Существо толщиной с бедро мужчины, с глазами размером со спелую сливу и с кожей цвета болотной жижи. Длинные усы, как учил их отец, делают сома единственной рыбой, которой можно ‘позвонить’ с телефонного аппарата. Керкси говорил Скотту и его братьям, что если егерь застукает их за ‘телефонным разговором’, все, что им нужно сделать, это выбросить оснастку за борт. Одновременно он их предупреждал, что если этим егерем окажется Фрэнк Дэвид, то он закует ребят в наручники и будет нырять в реку до тех пор, пока не выудит со дна электрическую машинку.
Скотт сплюнул в коричневую воду. Тут же подлетели пескарики и начали исследовать плевок, покусывая медленно расплывавшееся пятнышко слюны. Сняв винтовку с предохранителя, Скотт опустил провода в воду на приличном расстоянии друг от друга. Проверил соединения: аккумулятор, телефонный аппарат. Потом снял трубку и начал накручивать диск.
— Алло? — прошептал мальчик.
Так всегда делал, криво ухмыляясь, их отец.
Ветер немного усилился. Скотт услышал, как зашумели деревья. Он стал крутить диск быстрее и уже увидел, как первое серебристое тело всплывает на поверхность, но тут что-то с громким стуком упало в лодку. Мальчик оглянулся.
Связка динамитных шашек. Искры. Запальный шнур почти догорел. Скотт посмотрел вверх, на эстакаду, но там никого не было. Мальчик рванулся вперед, чтобы схватить динамит, когда его щеки обдало горячим ветром, а руку охватило пламя.
Когда дым рассеялся, и вода перестала бурлить, на поверхность начали всплывать серебристые тела: большеротый окунь, лещ, панцирник
Уже второй раз за этот день у Керкси зазвонил телефон. Редкий случай, подтверждавший то, что всегда говорила его жена: плохие новости приходят по телефону. Сначала позвонила Эстер и сообщила ему о смерти Кента, аресте Уэйна и исчезновении Скотта. Теперь это был Гудлоу. Он сказал Керкси, что кто-то (и, может быть, даже не один человек) подорвался у эстакады.
— Скотт, — ахнул Керкси.
Он приехал к эстакаде, вылез из машины и, опираясь на трость, заковылял по неровно положенным шпалам. Помощники Гудлоу и трое работников скорой в резиновых перчатках и болотных сапогах ложками соскребали с торцовых обрезов шпал кровавые ошметки и складывали их в пакеты с застежками-молниями. Лодка — два сплющенных куска алюминия — лежала на берегу. В воде сновали пескари, поклевывая неожиданное угощение.
— Господи, — вздохнул Керкси и поднес к губам носовой платок.
Потом он направился туда, где на берегу стоял Гудлоу. Шериф что-то писал в своем блокноте.
— Ну, и что ты будешь со всем этим делать? — спросил Керкси.
— Сначала попытаюсь выяснить, кто это был.
— Ты и сам знаешь, кто это был.
— Я думаю, это либо Кент, либо Скотт Гейтс.
— Это Скотт, — сказал Керкси.
— Откуда ты знаешь?
Керкси сообщил шерифу, что Кент мертв.
— Я не видел тела, — пожал плечами Гудлоу.
Керкси почувствовал, как у него начало подниматься давление.
— Ты идиот, Малышок. Ты хоть понимаешь, что тут вообще происходит?
— Несчастный случай на рыбалке, — ухмыльнулся Гудлоу. — Наживка взорвалась.
В этот момент шерифа окликнул один из его помощников и сообщил, что на берегу он обнаружил ботинок.
— В нем все еще часть ступни, — сказал помощник, поднимая ботинок за шнурок.
— Зарегистрируйте его, — распорядился Гудлоу и что-то черкнул в своем блокноте. — Продолжайте осмотр.
Керкси ткнул шерифа тростью в плечо.
— Ты действительно думаешь, что Скотт мог сам подорваться?
Гудлоу посмотрел на грязный отпечаток, оставленный тростью, потом перевел взгляд на старика.
— Не специально, я думаю.
Шериф секунду помолчал, а потом продолжил:
— Хотя в их семье самоубийство... как-то в порядке вещей.
— А что насчет Кента?
— А что насчет него?
— Господи, Малышок...
Гудлоу поднял руку.
— Керкси, просто покажи.
Они оставили помощников шерифа и работников скорой помощи и молча пошли в другую сторону. Сели в Блейзер Гудлоу и тронулись в путь. Вскоре они затормозили перед хижиной Гейтсов. Внедорожник тут же окружили собаки, которые начали злобно лаять и царапать грязными лапами стекла кабины. Гудлоу сигналил до тех пор, пока собаки не отбежали в сторону и не остановились, рыча и скаля клыки. Шериф опустил стекло и несколько раз выстрелил в воздух, заставив собак отступить еще дальше. Мужчины вылезли из машины, и Гудлоу перезарядил револьвер.
Собаки держались возле деревьев и наблюдали, утробно рыча. Не спуская с них глаз, Керкси повел Гудлоу вокруг ветхой хижины. На одних окнах висели ржавые ставни, другие были прикрыты кусками дерюги. Собаки двинулись следом за людьми.
— Пошли отсюда! — прикрикнул на них Керкси и вместе с Гудлоу направился к поляне в лесу.
Эстер сказала, что мальчики похоронили Кента, и это место было самым подходящим. Керкси шел медленно, стараясь не задевать ветки, на которых гроздьями висели крупные дождевые капли. Могила действительно была там. Вокруг виднелись многочисленные следы: в тех местах, где собаки скребли мягкую землю.
Подошел Гудлоу и ковырнул носком сапога комок грязи.
— Знаешь причину смерти?
— Ага, знаю. Причина — Фрэнк чертов Дэвид.
— Я имею в виду, как он был убит?
— Парни сказали, его укусила змея. Три раза в шею. Но я бы сделал вскрытие.
— Ты бы сделал, — ухмыльнулся Гудлоу. — Ладно. Я пошлю сюда Роя и Эйвери, чтобы они его откопали. Может, пристрелить этих проклятых собак?
— Я скажу, что тебе надо сделать прежде всего. Подержи Уэйна за решеткой. Пусть он будет в безопасности.
— Не могу я его держать в камере, — ответил Гудлоу. — Если только он не сознается.
Керкси тронул шерифа за плечо. На краю поляны вновь появились собаки. Они настороженно смотрели на мужчин. Гудлоу попятился, вынимая из кобуры револьвер. Людей и животных разделяла могила.
— Ты с ума сошел, Керкси? Слишком долго мариновался в своем магазине?
— Гудлоу, — выдохнул старик.
Ватный шарик выпал из его левого уха, и Керкси показалось, что холодный воздух вихрем ворвался прямо ему в голову.
— Даже ты не можешь быть настолько глуп. Ты выпустишь паренька, и он сразу станет следующей мишенью для этого хладнокровного ублюдка...
— Мишенью, Керкси? Вот дерьмо. Разве есть доказательства, что этих чертовых парней кто-то убил? Укус змеи, ты сам так сказал. Второй подорвался. Эти гребаные Гейтсы всю жизнь глушили рыбу динамитом. Тебе ли этого не знать... ты сам продавал им взрывчатку, — шериф прищурил глаза. — И знаешь, ты почти по уши увяз в этом деле. И я не имею в виду твою вечную ложь, чтобы защитить этих ребят. Я имею в виду, Керкси, незаконную продажу взрывчатки несовершеннолетним.
— Мне плевать, если это и так! — выкрикнул Керкси. — Два мертвых ребенка за два дня, а ты беспокоишься о динамите? Ты должен быть там и ловить Фрэнка Дэвида.
— Он не появится здесь еще неделю или две, — отозвался Гудлоу. — Канцелярская волокита...
Неожиданно шериф выстрелил. Керкси подскочил на месте, но Гудлоу смотрел мимо него, и когда старик перевел взгляд в ту же сторону, то увидел собаку, которая подкралась совсем близко. Теперь собака лежала, распластавшись в грязи и дрыгая задней лапой. Вода в луже под ней окрашивалась бурой кровью.
Гудлоу попятился. Из дула его револьвера шел дым.
Вокруг мужчин, низко опустив головы, кружили другие собаки. Шерсть на их загривках торчала дыбом.
— Продолжим спор в машине, — сказал Гудлоу.
Керкси повесил на дверь магазина табличку ‘Открыто’. Потом уселся в кресло с кофе и сигаретой. Трижды прочитал одну и ту же страницу очередного романа в мягкой обложке. Вдруг старику пришла в голову идея позвонить Монтгомери и узнать у него номер офиса Фрэнка Дэвида. Потребовалось несколько промежуточных звонков, но, наконец, он узнал нужный номер и набрал его. Ответил резкий женский голос. Керкси узнал, что да, мистер Дэвид должен возглавить округ, к которому относится Нижнее Пичтри, но к своим обязанностям он приступит только на следующей неделе.
Керкси захотел узнать, где сейчас находится Фрэнк Дэвид.
— Кажется, во Флориде, — ответила женщина. — Нет, в Луизиане. Рыбачит... Нет, сэр, с ним нельзя связаться. Он предпочитает проводить отпуск в уединении.
Керкси швырнул трубку на рычаг. Закурил еще одну сигарету и попытался собраться с мыслями.
Пусть Фрэнк Дэвид еще и не приступил к своим обязанностям, надо сохранить жизнь Уэйну, решил старик. Вероятно, были и другие охотинспекторы, которые могли подтвердить, что Фрэнк Дэвид сейчас на рыбалке в Луизиане. Но как только этот сукин сын появится здесь официально, у него возникнет мотив, и его алиби будет уже не таким сильным. Если бы Уэйн оказался мертв, Фрэнк Дэвид стал бы главным подозреваемым.
Керкси глубоко затянулся табачным дымом и попытался представить себя на месте Фрэнка Дэвида. Как бы он действовал? Шумел бы он в лесу или двигался неслышно? Что бы он сказал, если бы кто-то случайно на него наткнулся? Или он наткнулся бы на кого-то? Что бы он сделал, если бы зашел сюда в магазин? Конечно, Фрэнк Дэвид не был ни монстром, придуманным Керкси, чтобы пугать мальчиков, ни каким-то другим страшным существом. Он был просто человеком с тяжелой судьбой, который от пережитых невзгод озлобился до крайней степени. Возможно, алкоголик. Человек, который решил соблюдать законы, потому что нарушать их не составляло никакого труда. Человек, у которого не было обязательств ни перед другими людьми, ни перед членами собственной семьи. Он думал только о себе и своей работе. Уважал какой-то чертов кодекс егерей. Его обязанностью было защищать диких животных, которых закон считал достойными такой защиты: голубей, уток, сов, ястребов, индеек, аллигаторов, белок, енотов и оленей. Но как мальчишки Гейтсы попали в категорию бросовых животных наравне с дикими кошками, опоссумами, броненосцами, черепахами и змеями? Теми, кого можно убить в любой момент, переехать на грузовике и даже не глянуть в зеркало заднего обзора, чтобы увидеть, как они умирают? Господи! Ну неужели Фрэнк Дэвид не мог понять, что он, по сути, принадлежит к людям той же породы, что и эти ребятишки?
Керкси выехал на шоссе. Рядом с ним на сиденье лежала винтовка тридцать шестого калибра, к которой старик не прикасался уже много лет. Управляя грузовиком левой рукой, Керкси правой вставил патроны в обойму, а затем загнал обойму в винтовочный паз. Потом он нажал на рычажок, чтобы первый патрон лег в патронник. Закончив с винтовкой, Керкси сделал большой глоток виски, которым запил три таблетки от боли в коленях и одну от боли в животе.
Уже почти стемнело, когда он добрался до края большого поля. Керкси припарковал грузовичок в высокой траве. Это место находилось в нескольких сотнях ярдов от хорошо проторенной дороги. Ни один здравомыслящий браконьер не осмелился бы тут хозяйничать.
Из леса осторожно вышли несколько оленей. Животные приходили сюда полакомиться сочной травой. Олени вскидывали головы только тогда, когда проезжала какая-нибудь машина. Чуткие уши подрагивали, челюсти застывали, стебли травы подергивались между толстыми мягкими губами, как лапки насекомых.
Керкси сидел и наблюдал. Он отхлебнул еще виски и дрожащей рукой закурил сигарету. Обе дверцы грузовичка были заперты, и старик понимал, что поступает глупо. Несколько раз он говорил сам себе, что нужно ехать домой, пусть все идет своим чередом. Но потом перед его мысленным взором встали лица двух мертвых мальчиков. И лицо одного, пока еще живого.
Когда Бу застрелился, двое старших уже были в подростковом возрасте, но именно одиннадцатилетний Уэйн прибежал тогда к нему. В окнах их грузовика в то время еще стояли стекла, и заднее стекло было забрызгано кровью. По крыше кабины ползали мухи, кучкуясь в том месте, где, как обнаружил Уэйн, было отверстие от пули двадцать второго калибра. Вспомнив об этом, Керкси нахмурился. На голове Бу все еще была шляпа, тоже с отверстием от пули. В кузове грузовика было полно дров, которые нарубил Бу. Трое мальчиков выгрузили дрова и аккуратно сложили их у дороги. Керкси поерзал на сиденье, представив, как мальчикам пришлось толкать этот грузовик целых две мили по грунтовым дорогам, чтобы доставить его домой. Как им пришлось вытаскивать мертвого отца из кабины и хоронить его. Как пришлось потом чистить грузовик. Керкси содрогнулся и начал думать о Фрэнке Дэвиде, но потом заставил себя переключиться на мысли о своей жене. Он потер озябшие руки, глядя, как по полю ползут неясные тени, а силуэты деревьев начинают исчезать во мраке наступающей ночи.
Подождав еще немного, Керкси открутил лампочку с потолка в кабине и тихонько открыл дверной замок. Затаив дыхание, он открыл дверцу кабины.
Выбравшись наружу, Керкси положил винтовку дулом на кронштейн бокового зеркала и снял оружие с предохранителя. Потом он сунул руку через окно в кабину, нащупал на приборной панели выключатель и, щелкнув тумблером, включил фары.
В лучах света засверкали глаза оленей: огненно-красные точки в упор смотрели на человека. Керкси прицелился в первую пару глаз и нажал на спусковой крючок. Не пытаясь увидеть, попал ли он в оленя, старик перевел прицел на другую пару глаз. Он сделал пять выстрелов, прежде чем красные точки начали исчезать из виду. Когда стихло эхо последнего выстрела, по меньшей мере три оленя лежали мертвые или раненые в свете фар грузовичка. Из травы доносилось слабое хорканье
Керкси забрался с винтовкой обратно в кабину, закрыл дверь, в темноте перезарядил оружие и стал ждать. Оставшиеся в живых олени унеслись прочь. Раненые продолжали негромко хоркать. И еще какие-то тихие звуки. Вроде шагов. И легенды. О том, как Фрэнк Дэвид неожиданно появляется в кузове чьего-то грузовичка, разбивает заднее стекло, хватает водителя и ломает ему руку. Потом выпрыгивает из машины и наблюдает, как та разбивается о ближайшее дерево.
— Ну хватит, — одернул сам себя Керкси. — Развонялся, как школьница.
В ту ночь он еще несколько раз собирался с духом, включал фары и стрелял в красные точки оленьих глаз. Когда после двух часов ночи он наконец заснул, почти не ощущая своего тела, онемевшего от обезболивающих и виски, ему приснилась его жена в тот день, когда случился ее первый выкидыш. Когда медсестры не могли найти вену на ее руке и все тыкали и тыкали ее иглой, а она плакала и крепко сжимала его пальцы, как рожающая женщина.
Керкси проснулся в холодном поту. Ему показалось, что он уснул за рулем.
Не пытаясь больше соблюдать тишину, он, спотыкаясь, вылез из кабины грузовика, включил фары и начал стрелять в светящиеся глаза, которые, как ему казалось, плавали прямо в воздухе. Потом старик опустил винтовку и неожиданно поймал себя на том, что думает о времени, когда он пытался ловить рыбу нахлыстом
Керкси снова забрался в кабину. Его руки так сильно дрожали, что он с трудом запер дверцу. Старик уронил голову на грудь и тихо заплакал. Он безумно тосковал по своей Бетти.
Рассвет застал Керкси сидящим в кабине грузовика и тупо уставившимся на поле, усеянное мертвыми оленями и годовалыми оленятами. Один из оленей — раненый — пытался отползти в безопасное место за деревьями.
Керкси вылез из машины. Его вырвало какой-то бесцветной слизью. Он немного постоял, вглядываясь в утренний туман, потом подхватил винтовку, заковылял под моросящим дождем по траве и выстрелом с бедра избавил раненого оленя от мучений.
Керкси сидел на подножке своего грузовичка и пытался закурить сигарету, когда рядом остановился Блейзер, в котором ехали Гудлоу и один из его помощников.
Шериф вышел из внедорожника, сделав знак помощнику оставаться на месте. Он присел рядом с Керкси, и подножка слегка прогнулась под его весом. В животе у шерифа заурчало; он рассеянно похлопал себя по поясному ремню.
— Старый ты дуралей, — проворчал Гудлоу, посмотрев сначала на Керкси, а потом на поле. — Решил выманить Фрэнка Дэвида? — он покачал головой. — Боже всемогущий, Керкси. Что нужно сделать, чтобы доказать тебе, что в лесу нет никакого чертова егеря? Во всяком случае, пока нет.
Керкси не ответил. Гудлоу поднялся, подошел к Блейзеру и велел помощнику забрать его позже из магазина Керкси. Потом он помог старику сесть на пассажирское сиденье, обошел грузовик и сам сел на водительское место. Взяв в руки винтовку, шериф разрядил ее и положил обойму в карман.
— Об оленях поговорим потом, — промолвил он. — Пока отвезу тебя домой.
В полном молчании они проехали милю, и вдруг Керкси сказал:
— Отвези меня к Эстер.
Гудлоу пожал плечами и развернул машину. Желудок шерифа издал глухое урчание. Дождь и ветер усиливались; грузовичок раскачивался из стороны в сторону. Гудлоу достал из кармана бутылку виски.
— Лекарство, — сказал он, протягивая бутылку Керкси. — Это были просто два странных несчастных случая — и ничего другого. Я видел и более странные вещи. Эти Гейтсы — просто невезучая семейка. И точка. Я не из тех, кто верит в проклятия. А вот в случайный укус змеи поверить могу.
Вскоре Гудлоу остановился перед домом Эстер, и мужчины сидели в кабине, ожидая, пока дождь немного утихнет. Керкси потер колени и посмотрел в окно на деревья, которые были наполовину погружены в поднимавшиеся паводковые воды.
— Говорят, у старушки Эстер есть погреб, — сказал Гудлоу, сделав глоток виски. — Черт! Наверное, сейчас там полно воды. А по водопроводным трубам ползают щитомордники.
Он содрогнулся и протянул бутылку старику. Керкси тоже сделал глоток и вернул бутылку шерифу.
— Когда я служил в Таиланде, — вновь заговорил Гудлоу, — там были такие маленькие змейки, их называли ленточные крайты.
— Подожди здесь, — сказал Керкси.
Он открыл дверцу и выставил под дождь колено. Потом воткнул кончик трости в грязь и, опираясь на трость, выпрыгнул из кабины, сразу по щиколотку погрузившись в холодную воду.
Хромая, старик зашагал через двор, заслоняясь рукой от дождевых капель. На крыльце сидели две курицы. Их перья были вздыблены, и птицы выглядели странно, даже угрожающе. Керкси стал подниматься по ступеням крыльца. К тому времени, когда он добрался до верхней ступеньки, его колени разболелись так сильно, что перед глазами поплыли круги и звезды. Тяжело дыша, он прислонился к дверному косяку. Коснулся горла, словно там был повязан галстук. Потом легонько постучал набалдашником своей трости. Дверь сразу открылась. Внутри было темно. Женщина стояла за порогом и смотрела на Керкси.
— Почему ты не приходишь ко мне в магазин? — спросил он.
Эстер скрестила руки на груди.
— Скотт погиб, — сказал старик.
— Я слышала, — ответила Эстер. — И я отсюда уезжаю. К черту эти места и всех вас.
Она закрыла дверь, и больше Керкси ее никогда не видел.
Возле магазина Гудлоу сказал помощнику, чтобы тот оставался в Блейзере, а сам взял Керкси под локоть и помог старику подняться по ступенькам. Шериф открыл дверь, и когда Керкси опустился в кресло, положил ему руку на плечо.
— Хочешь, сниму тебе ботинки? — спросил Гудлоу, заботливо прикрывая колени Керкси одеялом.
Он наклонился и расшнуровал левый, а затем правый ботинок.
— Приподними ногу... Теперь другую.
Шериф поставил мокрые ботинки у плиты.
— Тут сыровато. Я разожгу печь.
Он отыскал коробку спичек, которая лежала на полке под прилавком среди стеклянных статуэток, собранных когда-то женой Керкси. Олененок. Фигуристка. Единорог.
Гудлоу развел огонь и сказал:
— Попозже я привезу Уэйна.
Однако Керкси, казалось, его не слышал.
Положив ноги на стол, Гудлоу сидел в своем кабинете и вертел в руках обойму от винтовки. Вопреки собственным убеждениям, он начинал думать, что, возможно, Керкси был прав. Может быть, Фрэнк Дэвид действительно был уже где-то в лесной глуши.
Шериф встал, надел поясную кобуру с револьвером и направился в заднюю часть офиса. До сих пор ему ничего не удалось вытянуть из Уэйна. Мальчик сидел в камере, завернувшись в одеяло, и ни с кем не разговаривал. Гудлоу рассказал ему о смерти его братьев, но не увидел на лице паренька никаких эмоций. Шериф решил, что, конечно, не Уэйн убил того егеря, а кто-то из более старших ребят. Но Уэйн, скорее всего, был свидетелем. Гудлоу уже подумывал о том, чтобы вызвать психолога из психиатрической больницы в Серси, чтобы тот дал свое заключение по поводу этого мальчика.
— Пойдем, — сказал Гудлоу, открывая камеру, в которой сидел Уэйн. — Я найду твоим талантам лучшее применение.
Он защелкнул на запястьях мальчика наручники, и они вместе с помощником повели Уэйна к эстакаде.
— Отвернись, Дэйв, — сказал Гудлоу и протянул Уэйну початую бутылку ‘Старого Ворона’.
Мальчик взял бутылку обеими руками и сделал большой глоток.
— Притормози, парень, — проворчал Гудлоу, отбирая у мальчика виски. — Тебе нужно быть внимательным.
Вскоре они стояли у эстакады и разглядывали останки алюминиевой лодки на берегу. Уэйн опустился на колени и осмотрел землю. Помощник шерифа начал что-то говорить, но Гудлоу жестом заставил его замолчать.
— Прям что твоя ищейка, — прошептал он. — Может, мне взять его в помощники вместо тебя?
— Что он хочет найти? — тоже шепотом отозвался помощник, пропустив мимо ушей последнее замечание шефа.
По одной из опор Уэйн вскарабкался на эстакаду. Мужчины последовали за ним. Мальчик медленно шел вдоль рельсов, внимательно вглядываясь в промежутки между шпалами. Потом он остановился, наклонился и что-то поднял.
— Что там, парень? — спросил Гудлоу, подходя ближе.
Шериф присел на корточки и сделал глоток ‘Старого Ворона’.
Когда Уэйн двумя руками ударил его, бутылка полетела в одну сторону, а Гудлоу — в другую. Сорвавшись с эстакады, шериф упал в реку. Он успел схватиться рукой за шляпу, чтобы ее не унесло. Вынырнув из воды, Гудлоу рванул к берегу, фыркая и отплевываясь. На эстакаде помощник шерифа схватился с Уэйном. Оба упали на шпалы.
Шериф, мокрый с ног до головы, выскочил на берег и достал из кобуры револьвер. Он повернул оружие так, что из дула потекла тонкая струйка рыжей воды. Потом Гудлоу снял с головы шляпу и перевел взгляд на эстакаду — как раз в тот момент, когда его помощник тоже полетел в воду.
Уэйн уже бежал по путям в сторону болота. Помощник шерифа, злой как черт, выбрался на берег. Он вытащил свой собственный револьвер и с мстительным видом оглядывался по сторонам.
Гудлоу вновь забрался на эстакаду и увидел, как Уэйн исчезает в лесу. Шериф некоторое время гнался за мальчиком, уворачиваясь от цепких и хлестких ветвей, но потом остановился, тяжело дыша. Помощник обогнал его и побежал вперед.
Уэйн сделал большой крюк по лесу и быстро пошел по мягкой земле. Он вскарабкивался на пригорки и соскальзывал вниз по склонам. Миновав две ложбинки, он остановился, прислушался и понял, что помощник шерифа движется совсем не в ту сторону. Уэйн снова пошел вперед. Наручники натирали ему запястья до крови. Еще один раз он остановился и посмотрел на то, что держал в руке: спичка, размокшая от воды и почти расползающаяся между пальцами. Уэйн перевел взгляд на окружавшие его деревья, на свисавший с них испанский мох и на воздушные колени
Мальчик опустился на колени, наклонил голову, закрыл глаза и прислушался. Он слышал, как дождь стучит по листьям и по коре деревьев, как булькает вода в лужах. Но кроме этих звуков были и другие. Пересмешник передразнивал пение голубой сойки. Пролаяла белка. Ей ответила другая. Где-то на расстоянии в четверть мили грохнулся на землю помощник шерифа. И вдруг — еще один звук, на этот раз совсем близко. Чиркнувшая спичка. Уэйн бросился бежать прежде, чем успел открыть глаза, и… врезался в дерево. Он обогнул ствол и снова побежал. Перепрыгнул через лужу, поскользнулся и чуть не упал. На бегу Уэйн каждую секунду ожидал, что сзади его вот-вот схватит Фрэнк Дэвид. Мальчик уже готов был разрыдаться, когда, наконец, выскочил к месту их семейного кладбища.
Первое, что он сразу понял, — Кента выкопали. Яму в земле окружали деревянные колья, опоясанные желтой лентой, на которой были написаны какие-то слова. Обхватив себя руками за плечи, Уэйн медленно приблизился к могиле, на дне которой что-то плавало. Мальчик пригляделся. Собака.
Уэйн прокрался к заднему крыльцу их хижины и остановился у порога. Присел на корточки и подул на руки, чтобы согреть их. Потом посмотрел на темные окна и обошел весь дом вокруг. Он посмотрел на сосну с низко растущей толстой веткой, на которую они подвешивания туши крупных животных для свежевания. Этим обычно занимались Кент и Скотт, в то время как Уэйн скармливал требуху собакам и следил, чтобы те не передрались из-за еды.
Теперь там, за сосной, лежали их собаки. Застреленные. Частично объеденные. Рядом в грязи топтались канюки с окровавленными головами и открытыми клювами. Без всякого страха хищные птицы поглядывали на мальчика.
Когда Керкси проснулся в своем кресле, на улице уже было темно. Старик услышал, как скрипнула дверь. На пороге кто-то стоял. Керкси было испугался, но, унюхав запах реки, сразу успокоился.
— Привет, парень, — сказал он.
Уэйн с жадностью умял тушенку из двух консервных банок (мясо он выковыривал пальцами), закусил шоколадным батончиком и схрумкал целую коробку соленых крендельков. Керкси достал для мальчика кока-колу из холодильника. Уэйн выпил одну бутылку и принялся за вторую, а Керкси в это время взял со стеллажа за прилавком ножовку по металлу. Старик снял с ножовочного полотна картонную накладку и кивнул Уэйну, чтобы тот сел на стул. Для себя Керкси придвинул еще один стул, потом уселся напротив мальчика и начал распиливать цепочку наручников. Спичка выпала из руки Уэйна, но ни он, ни старик этого не заметили. Уэйн сидел, опустив голову. Он тяжело дышал. Запястья мальчика лежали на его коленях, ладонями вверх. Керкси усердно работал; и на полу постепенно росла кучка серебристых опилок. Все это время мальчик не поднимал головы, и когда Керкси, наконец, распилил цепочку, Уэйн уже крепко спал. Старик поднялся, разминая затекшие суставы рук, потом взял с полки одеяло, развернул его, встряхнул и накрыл Уэйна, так и продолжавшего спать, сидя на стуле.
Чуть позже зазвонил телефон. Это был Гудлоу. Шериф спросил о мальчике
— Он спит, — сказал Керкси. — Ты его потерял, Малышок?
— Как видишь, уже отыскал, — проворчал Гудлоу. — Но мы не можем найти старину Дэйва.
Целую неделю они пробыли вместе. Керкси теперь едва мог ходить, и боль в боку донимала его сильнее, чем когда-либо раньше, поэтому старик заставил мальчика работать: подметать пол, протирать прилавок и смахивать пыль с полок. Он велел Уэйну подвинуть стол и поставить его рядом со своим креслом, а потом занялся тем, чего не делал уже много лет: инвентаризацией. С помощью мальчика он пересчитал и поставил на бухгалтерский учет каждую товарную единицу, сделав отметки об этом в большом зеленом гроссбухе. На самой дальней полке стояли консервы: супы, овощи, сардины, тушеное мясо. Многие банки были настолько старыми, что этикетки с них просто отлетали, стоило Керкси взять эти банки в руки. Поэтому, когда Уэйн ставил их назад в кольцевые пазы, возникшие со временем не только в пыли, но и на самой деревянной полке, содержимое банок уже нельзя было опознать, не вскрывая их. В задней части этой дальней полки Уэйн обнаружил четыре банки ветчины фирмы ‘Андервуд’
Керкси давно уже понял, что его магазин мертв, что он перестал быть торговой точкой. Покупатели-негры не заходили сюда уже давным-давно. Эстер тоже. Последние несколько лет он вел бизнес практически только для мальчишек Гейтсов.
Старик через комнату кинул взгляд на Уэйна, который брызгал ‘Уиндексом’
Вечером при свете настольной лампы Керкси снова начал читать Уэйну книгу ‘Тарзан — приемыш обезьян’. Старик отхлебнул виски и стал выговаривать слова четко, чтобы его было слышно сквозь шум дождя. Когда он остановился, чтобы перевернуть страницу, то увидел, что мальчик уже спит. Уэйн лежал поперек ряда стульев, которые они поставили в виде импровизированной кровати. Керкси пролистнул книгу до форзаца, где был напечатан список других романов о Тарзане — в количестве двадцати четырех — и решил, что закажет их по почте, чтобы Уэйн услышал все истории о Тарзане из племени обезьян.
Утром позвонил Гудлоу и сообщил, что Фрэнк Дэвид официально вступил в должность — сам шериф был свидетелем приведения егеря к присяге — и теперь он является полноправным смотрителем охотничьих угодий этого округа.
— Он неплохой парень, — сказал Гудлоу. — Спокойный. Вежливый. Спросил меня, как тут рыбалка.
Ну, теперь все кончено, подумал Керкси.
Неделю спустя Керкси сказал Уэйну, что ему надо по делам съездить в Гроув-Хилл. Всю предшествующую ночь старик провел в размышлениях, думая о том, брать ли ему мальчика с собой, но в конце концов решил этого не делать, потому что нельзя же вечно таскать младшего Гейтса с собой. Перед отъездом он оставил Уэйну свои тридцать шесть долларов и велел ему никуда из магазина не уходить. С собой Керкси взял винтовку двадцать второго калибра, которую сунул за сиденье в кабине своего грузовичка. Помахав Уэйну на прощание рукой, старик уехал.
По дороге он думал, что если мальчик захочет убежать, то это будет его собственный выбор. Керкси, по крайней мере, должен был дать ему шанс.
В медицинском кабинете молодой хирург снял очки, нахмурился и сказал, что рак прогрессирует, и что Керкси необходимо немедленно ложиться в больницу в Мобиле. И вообще, это давно надо было сделать.
— На вас просто страшно смотреть, — сказал хирург.
Керкси встал, поблагодарил эскулапа, надел шляпу и, прихрамывая, вышел на улицу. Он зашел на почту и оформил заказ на книги о Тарзане. Потом купил необходимые припасы в ‘Доллар Стор’
Приехав к сараю Хефлина, Керкси заплатил за вход пять долларов и позволил хозяину ‘заведения’ помочь ему занять место в нижней части трибун. Старик налил в свой кофе немного виски, сел и стал прислушиваться к разговорам. Никто не упоминал Фрэнка Дэвида, но несколько его знакомых выразили свои соболезнования в связи со смертью Кента и Скотта.
Здесь снова были каджуны, и во время восьмой схватки — белый Луизианский петух против местного красного — дверь сарая широко распахнулась.
Мгновенно наступила тишина. Петушиные перья медленно оседали на землю. Даже каджуны знали, кто это был. Он стоял в дверном проеме, безоружный, уперев руки в бока. Жилистый мужчина. Он вскинул вверх подбородок, и люди в замешательстве попытались спрятать свои напитки. Большие уши. Крючковатый нос. Глаза. Птицеводы стали потихоньку срывать со своих плеч кусочки клейкой ленты с написанными на них номерами. Судья на ринге бочком отодвинулся в сторонку, чтобы смешаться со зрителями.
Целую минуту Фрэнк Дэвид просто стоял и молча смотрел на людей в сарае. Некоторым удалось выйти через заднюю дверь. Другие вылезали из окон. Мальчишки, устроившиеся под крышей на стропилах, застыли, словно обезьяны, загипнотизированные змеей.
Взгляд Фрэнка Дэвида не задержался на Керкси, а остановился на петухах. Белый петух не оставлял попыток выклевать глаза красному. На улице взревели моторы грузовиков; их выхлопы были похожи на стрельбу.
Керкси оперся руками о колени, тяжело встал на ноги и поднял воротник куртки. Потом выплеснул на землю остатки кофе. Фрэнк Дэвид по-прежнему не смотрел на него. Керкси подхватил свою трость и вышел из сарая через заднюю дверь.
Во дворе не было ни души; лишь за кустами исчезали габаритные огни последнего автофургона.
Из кабины своего грузовичка Керкси наблюдал, как Фрэнк Дэвид вышел из сарая и направился к деревьям. Теперь он казался обыкновенным кривоногим мужчиной с поседевшими волосами. Правой рукой Керкси нащупал за спиной винтовку двадцать второго калибра, а левой опустил стекло кабины. Руки старика дрожали, поэтому прицеливаться ему было трудно.
Керкси передернул затвор, загнав патрон в патронник. Щелкнул предохранитель. Прицел винтовки метался между лопатками Фрэнка Дэвида, когда тот спокойно шел к деревьям. Наверное, такую развалину, как Керкси, и не стоило бояться. Старик стиснул зубы. Вот почему этот ублюдок не пришел на бойню, которую Керкси учинил над оленями. Он, Керкси, был никем; он нисколько не был опасен.
Прикрыв один глаз, Керкси нажал на спусковой крючок. Он не слышал выстрела, и только позже обратил внимание, что у него звенит в ушах.
Фрэнк Дэвид дернулся, остановился, прижал руку к правому боку и посмотрел через плечо на Керкси, который возился с затвором винтовки. Потом Фрэнк Дэвид исчез. Его просто не стало. Были только деревья, мокрые от дождя, да клочья тумана, висевшие в воздухе. Керкси вдруг подумал, а видел ли он вообще какого-то человека или стрелял в то, что рисовало ему собственное воображение? А что, если рак, вцепившийся в его поджелудочную железу, уже продвинулся вдоль позвоночника, достиг мозга и теперь обманывал его, создавая из воздуха образы людей, давая им способность двигаться и бесследно исчезать?
Внутри сарая прокукарекал петух. Керкси вспомнил об Уэйне, сунул винтовку за сиденье и завел мотор грузовичка. Старик не чувствовал пальцев на ногах, но давил на педаль газа изо всех сил, и машина неслась по дороге с приличной скоростью.
Только через два дня в Мобиле на больничной койке Керкси начал восстанавливать в памяти последние события. Его воспоминания были отрывочными: стрельба во Фрэнка Дэвида; возвращение в магазин, который оказался пустым; никаких следов борьбы; пропажа одной винтовки, как если бы Уэйн, уходя, взял ее с собой.
Керкси помнил, как снова сел в свой грузовик. Он хотел поехать в Гроув-Хилл — в городской суд или в офис егеря — и найти Фрэнка Дэвида, но по дороге прямо за рулем потерял сознание и съехал в придорожную канаву. Спасателей он уже почти не помнил. Вроде бы завывали сирены. Кажется, Гудлоу тащил его за плечи.
Позже той же ночью двое охотников наткнулись в лесу на Уэйна. Мальчик брел вдоль реки. Его лицо и рубашка были залиты кровью. Винтовку потом нигде не нашли.
Когда Гудлоу рассказал все еще слабому Керкси о том, что произошло, старик молча отвернулся к окну. В оконном стекле он видел знакомое отражение: лицо дряхлого, умирающего человека.
А еще позже, блуждая в мягких парах морфия, Керкси прикрыл глаза и дал волю своему воображению. Как будто сам Фрэнк Дэвид уселся на стул, где только что сидел Гудлоу. Как будто егерь откупорил бутылку виски, наклонился вперед и, прикоснувшись краем горлышка к потрескавшимся губам Керкси, стал нашептывать ему историю о ботинках, шагающих по земле и не издающих ни звука, о дожде, смывающем кровавые следы. О старом утомленном охотинспекторе, прижимающем руку к ране, полученной от пули Керкси, чувствующем, как кровь теплой струйкой стекает по бедру. О мальчике в кузове его грузовика, в наручниках, с кляпом во рту, с завязанными глазами. О том, как трудно ехать по глубоким колеям на разбитой дороге. Остановка за пустующим домом Эстер. Брыкающийся паренек на плече у егеря.
Повязка с глаз снимается. Уэйну трудно сфокусировать взгляд, но он и так знает, где находится — по запаху. Бекон, мыло, сигареты, пыль. Фрэнк Дэвид держит в руках что-то похожее на наволочку. Он пересекает комнату и кладет наволочку на пол. Трет глаза рукой и садится на кровать рядом с Уэйном. Достает коробок спичек. Закуривает сигарету. Подносит конец с фильтром ко рту Уэйна, но мальчик не размыкает губ. Фрэнк Дэвид затягивается сам. Затягивается глубоко; табак долго тлеет на кончике сигареты. Потом он бросает окурок на пол и давит его ботинком. Поднимает окурок и аккуратно кладет его в карман рубашки. Проводит рукой по слезящимся глазам мальчика. Кожа на ладони сухая, холодная и твердая. Слабый запах крови. Он проводит пальцами по носу, губам, подбородку Уэйна. Останавливает руку у горла мальчика и сжимает: крепко, но не больно. Странным образом, но это немного успокаивает Уэйна. Сердце мальчика перестает бешено колотиться. И тут Фрэнк Дэвид достает что-то из своей сумки. Это что-то шевелится. По комнате разносится новый запах. Уэйн начинает дергаться и мотать головой из стороны в сторону.
— Я научу тебя хорошим манерам, сынок, — хрипло шепчет Фрэнк Дэвид.
В госпиталь для ветеранов в Мобиле Гудлоу стал приезжать раз в неделю. Он привозил Керкси сигареты. Свободных одноместных палат не было, а на кроватях вокруг старика лежали умиравшие ветераны войны, которым было не до разговоров.
Койка Керкси стояла у окна. Гудлоу поднимал раму и подпирал ее романом в мягкой обложке. Вместе со стариком они курили, пили виски из бумажных стаканчиков и прислушивались к голосам медсестер.
Как-то раз они попались.
— Чтобы это было в последний раз, черт побери, — заявила медсестра, появившись ниоткуда.
Она выхватила сигареты из их губ так быстро, что они даже не успели опомниться.
Иногда Гудлоу катал Керкси по коридорам в инвалидном кресле. Бывало, что они выезжали на улицу, под широкий козырек, где можно было курить. Там собирались медсестры и чернокожие работники кафетерия в белой униформе, которые обычно говорили о погоде. Там же кучковались некоторые пациенты и навещавшие их родственники.
Случалось, что Керкси встречал в коридоре кого-то из старых приятелей, и тогда они болтали о больничной кормежке или о петушиных боях. Или о том, что Фрэнк Дэвид удивил всех, когда после месяца спокойной службы вдруг решил подать в отставку. А новый егерь был родом из Техаса. И в придачу это был негр.
Во время одного из своих визитов Гудлоу сказал Керкси, что Уэйна перевели из реанимации в обычную палату. Еще через три недели он сказал, что мальчика выписывают.
— Я отвезу его в магазин, — пообещал Гудлоу.
Это было в конце мая. Керкси напоминал скелет, обтянутый желтой кожей. Руки старика сильно тряслись
— Буду заезжать к нему каждый вечер, — продолжал Гудлоу. — Доктор говорит, с ним все будет в порядке. Только нужно постоянно менять повязки. Думаю, с этим я справлюсь.
Они помолчали. Тишину в палате нарушали только кашель других больных да шуршание халатов медсестер.
— Гудлоу, — прошептал Керкси. — Я хочу, чтобы ты мне кое с чем помог.
Шериф наклонился, чтобы лучше слышать слабый голос старика.
Дыхание Керкси было прерывистым.
— Я бы хотел… изменить завещание, — с трудом сказал он. — Сделать мальчика… бенефициаром.
— Хорошо, — пообещал Гудлоу.
— Я у тебя в долгу, — прошептал Керкси и закрыл глаза.
Ближе к концу Керкси начал бредить. Он говорил, что видел в изножье своей кровати маленькое черное существо. Говорил, что оно хватает его за палец ноги. С неожиданной энергичностью Керкси швырял в это существо то кружку с водой, то коробку с салфетками, то журнал с телепрограммой. Старика приходилось успокаивать. Когда он впал в забытье, это стало облегчением для всех. И вот однажды ночью Керкси, не приходя в сознание, умер.
В магазине Уэйн сидел в кресле Керкси и, казалось, не слышал вопросов Гудлоу. Шериф покопался в городской библиотеке и нашел информацию о том, что кобры определенного вида могут плевать ядом в глаза своей жертве. Однако в южной Алабаме змеи такого вида не водились. Как бы то ни было, в лаборатории больницы подтвердили, что Уэйна ослепил яд водяного щитомордника. Вопрос, естественно, заключался в том, как яд попал в глаза мальчика. Гудлоу содрогнулся при воспоминании о том, как они нашли Уэйна, бредущего по лесу, воющего от боли, истекающего кровью, лившейся из его слезных протоков.
В ходе расследования несколько местных чернокожих (и в их числе Евфрат Моррисет) заявили Гудлоу, что младший Гейтс и два его ныне покойных брата приставали к падчерице Евфрата в его собственном доме. Ходили слухи, что как-то раз несколько негров-мужчин, накинув на плечи белые простыни и с наволочками вместо капюшонов, поймали и примерно наказали Уэйна, когда тот прятался в кустах, подглядывая в окна местных жителей и занимаясь непотребным делом. Кто-то предполагал, что на Гейтсов наложила заклятие ведьма, и что она призвала болотного демона, дабы тот низверг братьев в ад. А многие приписывали все произошедшее вмешательству Фрэнка Дэвида. Было несколько драк между белыми и чернокожими, несколько поджогов и одна сломанная челюсть — но потом все улеглось. Гудлоу написал отчет, в котором представил гибель Кента и Скотта Гейтсов как несчастные случаи.
А вот случай с ослеплением Уэйна шериф пометил как нераскрытое дело. Змеиный яд обесцветил зрачки мальчика; поврежденная кожа вокруг его глаз нуждалась в пересадке. Врачам пришлось использовать кожу с ягодиц Уэйна, а поскольку его ягодицы были волосатыми, вокруг глаз теперь явно пробивались темные волоски.
В последующие годы лесорубы, расчищавшие землю вдоль реки, время от времени заходили в магазин. Не столько из-за необходимости что-либо купить, сколько из любопытства: им хотелось увидеть отшельника с молочно-белыми волосатыми глазами. В магазине стояла ужасная вонь; полки были покрыты толстым слоем пыли. Раз уж лесорубы заходили в магазин, они чувствовали себя обязанными что-нибудь приобрести. Но большая часть товаров была несвежей, а то и просто покрытой плесенью, за исключением консервов в жестяных банках, которые все были без бумажных наклеек, так что лесорубы никогда не знали, что обнаружат внутри. О ценах тоже ничего не было известно, а слепой продавец не желал вступать в разговор. Он просто молча сидел возле печки. Поэтому лесорубы платили больше, чем, по их мнению, стоила та или иная банка. Они оставляли деньги на прилавке у телефонного аппарата, который давно уже был отключен. Когда раз в несколько дней в магазин приезжал поседевший и еще больше растолстевший Гудлоу, он собирал купюры и монеты и клал их в кассовый ящик Керкси. Гудлоу больше не был шерифом. Несколько раз он проигрывал выборы одному из своих заместителей. То Рою, то Дейву. И ездил Гудлоу теперь не на Блейзере, а на потрепанном грузовичке.
— Слушай, парень, — сказал он однажды. — Сейчас в магазине дела идут лучше, чем когда-либо. Ты уверен, что здесь не нужен еще один стеллаж?
Когда Гудлоу ушел, и треск мотора его грузовика затих вдали, Уэйн прошептал с усмешкой:
— Малышок…
И после этого не один год в течение многих ночей вплоть до своей собственной смерти во сне, Уэйн вставал со стула, шаркал ногами по полу и брал трость Керкси с того места, где она все время стояла — у вешалки для верхней одежды. Он выходил на улицу, спускался по ступенькам крыльца, как человек, который мог видеть. Теперь его борода доходила почти до груди. Уэйн бесшумно двигался в сторону леса и спускался по изрытому дождями склону оврага к реке, запах которой никогда не переставал щекотать его чуткие ноздри. На берегу он останавливался, садился на землю, прислонившись спиной к небольшой сосне, поднимал свои белесые незрячие глаза к небу и прислушивался к звукам леса. По щелчкам, гудению и треску он пытался определить и зримо представить себе источники этих звуков. Желудь отрывается от черенка, падает, рикошетом отлетает от корня и с шорохом тонет в опавшей листве. Квакает лягушка-бык. Вода в реке мягко журчит, огибая камни и колени кипарисов. А потом еще один звук. До боли знакомый. Тихие, крадущиеся шаги Фрэнка Дэвида. С подветренной стороны. Шаги не приближаются и не удаляются. Кружат вокруг. Чиркает спичка, шипит тлеющая сигарета, падает пепел… Тянет табачным дымком. Пугающее, но странным образом успокаивающее чувство. Все, что осталось в недолгой жизни Уэйна Гейтса.
