Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
___О проекте «Убийства на улице "Эдгар"»___В 1982 году Джек Ритчи получил премию «Эдгар» за свой рассказ «Когда не стало Эмили» (The Absence of Emily), впервые опубликованный в журнале «Ellery Queen's Mystery Magazine» в январе 1981 года.
___Рассказ был экранизирован в телесериале «Неожиданные истории» (Tales of the Unexpected) в 1982 году. Также в Канаде в 2003 году был снят короткометражный фильм.
___Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е. согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
___Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
Jack Ritchie "The Absence of Emily" (ss) Ellery Queen’s Mystery Magazine, Jan 1981; The Year's Best Mystery and Suspense Stories (editor Edward Hoch), 1982; Crime Story Collection (editor John and Celia Turvey), 1998; Simply the Best Mysteries (editor Janet Hutchings), 1998; The Best American Mystery Stories of the Century (editor Tony Hillermanа), 2000; Master's Choice Volume II (editor Lawrence Block), 2000; журнал «Смена», 2005, № 10.
Зазвонил телефон, и я снял трубку.
— Алло?
— Здравствуй, дорогой, это Эмили.
Я замялся.
— Что еще за Эмили?
Моя собеседница негромко рассмеялась.
— Очнись, милый. Эмили — твоя жена.
— Извините, должно быть, вы ошиблись номером. — Я повесил трубку, не сразу попав на рычаг.
Миллисент, двоюродная сестра Эмили, пристально посмотрела на меня.
— Альберт, вы побелели, как простыня! — Я украдкой взглянул на себя в зеркало, а Миллисент добавила: — Конечно, я выражаюсь фигурально, и на самом деле вы другого цвета. Но мне кажется, вы чего-то испугались. Даже сказала бы, что пережили потрясение.
— Вздор!
— Кто звонил?
— Номер спутали.
Миллисент отпила глоток кофе.
— Да, Альберт! Между прочим, мне показалось, что вчера я видела в городке Эмили. Но, конечно, я понимаю, это невозможно.
— Конечно, невозможно Эмили — в Сан-Франциско.
— Да, но где именно?
— Она не сказала. У кого-то из подруг.
— Я знаю Эмили всю жизнь, у нее от меня почти нет секретов. В Сан-Франциско у сестры нет ни одного знакомого. И когда же она вернется?
— Может, нескоро.
— Так когда же?
— Она не сказала.
Кузина улыбнулась.
— Вы ведь уже были женаты, Альберт?
— Да, был.
— Кажется, вы вдовствовали, когда повстречали Эмили?
— А я и не пытался этого скрывать.
— Я слышала, ваша первая супруга трагически погибла пять лет назад, катаясь на лодке. Упала за борт и утонула.
— Увы, да. Она плавала, как кирпич.
— Был ли на ней спасательный круг?
— Нет, она говорила, что он стесняет ее движения.
— Получается, вы — единственный свидетель того несчастного случая?
— Выходит, так. По крайней мере, больше никого не нашлось.
— Она оставила вам какие-то средства?
— Миллисент, это не вашего ума дело! — взорвался я.
Имущество Синтии состояло из страхового полиса на пятьдесят тысяч долларов, согласно которому, единственным наследником был я, сорока тысяч в акциях и ценных бумагах и небольшого парусного суденышка.
Медленно помешивая свой кофе и слегка успокоившись, я снова обратился к Миллисент.
— Послушайте, Миллисент, я подумал, что мог бы предоставить первый шанс вам.
— Первый шанс? О чем вы?
— Дело в том, что мы с Эмили решили продать этот дом. Он слишком большой для двоих. Найдем себе что-нибудь поменьше, может, даже квартиру, Я подумал, может, вы захотите купить по дешевке. Уверен, мы могли бы с вами договориться.
Миллисент захлопала глазами.
— Эмили ни за что не продаст его. Это ее дом. Мне хотелось бы услышать это предложение из ее собственных уст.
— В этом нет необходимости. У меня есть ее доверенность. Вы знаете, что в деловом отношении она бездарна и безоговорочно доверяет мне. Все законно.
— Не будем говорить об этом. Мне пора. — Миллисент поставила чашку. — Альберт! Что вы поделывали перед тем, как встретить Эмили? Или Синтию?
— Я работал управляющим.
Когда Миллисент ушла, я отправился на прогулку к дальней границе нашего владения. Пришел к неглубокому овражку и уселся на поваленное дерево. Здесь было так спокойно, так мирно. Хорошее место для отдыха. За последние несколько дней я часто приходил сюда.
Миллисент и Эмили — двоюродные сестры. Они занимали почти одинаково большие дома по соседству, стоявшие на обширном участке земли. И, учитывая это обстоятельство, можно было подумать, что они одинаково зажиточны. Однако это было не так, что я и обнаружил после женитьбы на Эмили.
Имущество Миллисент наверняка выражалось едва ли не восьмизначной цифрой, так как, вдобавок к управляющему Амосу Эберли, работавшему на полную ставку, оно еще требовало личного адвоката и финансового советника. У Эмили же, кроме дома и участка земли, почти ничего не было, и ей приходилось одалживать деньги на содержание имения. Она даже сократила штат прислуги до двух человек — четы Брюстерc. Миссис Брюстерc, угрюмое неприветливое создание, стряпала и убиралась в доме. Ее муж, формально — дворецкий, был понижен до «мастера на все руки» и следил еще за земельным участком. Хотя, по существу, территория требовала заботы, по меньшей мере, двух садовников.
Миллисент и Эмили. Двоюродные сестры. Трудно представить себе двух более непохожих созданий, сотворенных природой.
Миллисент — довольно рослая, поджарая, уверенная в себе, с претензией на интеллект, жаждущая управлять окружающими и, конечно, в первую очередь, Эмили. Для меня было очевидно, что Миллисент впала в бешенство, когда я выдернул Эмили из-под ее башмака.
Эмили — ниже среднего роста, килограммов на двенадцать-тринадцать тяжелее, чем следовало бы. Никаких претензий на ум. Легко управляема, хотя может быть на удивление упрямой, если ей что-то втемяшится.
Когда я вернулся, то обнаружил, что меня ждет Амос Эберли, мужчина лет пятидесяти с небольшим, в сероватом костюме.
— Где Эмили? — спросил он.
— В Окленде. Я имею в виду Сан-Франциско. Окленд — он ведь на другой стороне залива, не так ли? Я обычно думаю о них, как об одном целом, что, конечно, неверно по отношению и к тому, и к другому.
Эберли нахмурился.
— Сан-Франциско? Но я ее видел сегодня утром в нашем городке. Она замечательно выглядит.
— Это невозможно.
— Что невозможно? Хорошо выглядеть?
— Невозможно, что вы ее видели. Она все еще в Сан-Франциско.
Амос припал к бокалу.
— Уж мне ли не узнать Эмили! На ней было сиреневое платье с пояском и голубая косынка из газа.
— Вы обознались. Кроме того, в наши дни женщины не носят косынок из газа.
— На Эмили была именно такая. Могла она вернуться, не дав вам знать?
— Нет.
Эберли внимательно посмотрел на меня.
— Альберт, может, вам нездоровится? У вас руки дрожат.
— Так, загрипповал слегка, — поспешно ответил я. — А что привело вас сюда, Амос?
— Ничего особенного, был по соседству и решил проведать Эмили.
— Какого черта? Я же сказал, ее здесь нет.
— Хорошо, хорошо, Альберт, — примирительно проговорил он. — У меня нет причин не верить вам. Если вы сказали, что ее здесь нет, значит, ее здесь нет.
У меня вошло в привычку по вторникам и четвергам после полудня отправляться за продуктами. Я перенял эту обязанность от миссис Брюстерc, когда начал подозревать, что она совсем не ладит с арифметикой. Как обычно, я загнал машину на стоянку у магазина и запер ее. Оглядевшись по сторонам, я вдруг заметил маленькую пухленькую женщину, шагавшую по улице в конце квартала. На ней были сиреневое платье и голубая косынка. За последние десять дней я видел ее уже четыре раза. Я поспешил через дорогу и был еще на приличном расстоянии, когда она свернула за угол. Подавляя желание окликнуть ее и остановить, я припустил бегом. Но, когда добрался до угла, женщина уже исчезла из виду. Она могла войти в любую из десятка местных лавчонок. Я остановился и перевел дух. Вдруг к тротуару подкатила машина. За рулем сидела Миллисент.
— Это вы, Альберт?
На что я без особого воодушевления ответил:
— Собственной персоной.
— Что вы здесь делаете? Я видела вас бегущим. Это для меня откровение.
— Я вовсе не бежал, просто занимался быстрой ходьбой, дабы разогнать кровь. Вы же знаете, бег трусцой очень полезен.
Я поспешно распрощался и затрусил обратно к магазину.
Наутро, вернувшись с прогулки к овражку, я застал в нашей рисовальной студии Миллисент, она наливала себе кофе и чувствовала себя здесь, как рыба в воде. Кузина вполне освоилась в студии за те трое суток, когда однажды делила кров с Эмили.
— Я была наверху, проверяла гардероб Эмили, — сообщила мне Миллисент. — Ничего не пропало.
— А почему что-то должно было пропасть? Разве у нас побывали воры? Подозреваю, вы знаете все ее шмотки наперечет, так?
— Ну, почти все. Не хватает самой малости. Только не говорите мне, что Эмили уехала в Сан-Франциско без пожитков.
— Прихватила немного. Она всегда ездит налегке.
— А в чем она была одета, когда уезжала?
Миллисент не впервые задавала мне этот вопрос. На сей раз я ответил, что не помню. Ее брови взметнулись вверх. Она поставила чашку на стол.
— Альберт, вечером у меня назначен спиритический сеанс. Может, зайдете?
— Не пойду я ни на какие чертовы сеансы.
— Разве вы не хотите поговорить с умершими близкими?
— Полагаю, умерших надо оставить в покое. Нечего сдергивать их сюда с небес.
— Вы не хотите пообщаться с вашей первой супругой?
— За каким чертом мне общаться с Синтией? Мне ровным счетом нечего ей сказать.
— Но, быть может, она что-то скажет вам?
Я вытер испарину со лба.
— Я не намерен присутствовать на вашем дурацком сеансе. Точка.
Тем вечером, отправляясь спать, я дотошно проверил платяные шкафы Эмили. Как я распоряжусь ее барахлом? Надо будет пожертвовать какой-нибудь благотворительной ораве.
В два ночи меня разбудили звуки музыки. Я прислушался. Внизу кто-то играл на пианино любимую сонату Эмили. Я влез в ночные туфли, натянул халат и включил свет в коридоре. Когда я преодолел половину лестницы, музыка стихла. Я продолжил спуск и остановился у дверей музыкального салона. Приник ухом к одной из створок — ничего. Тихонько открыл дверь и заглянул внутрь. За пианино никого не было, но на его крышке подрагивали две горящие свечи в подсвечниках. В комнате было довольно свежо. Отодвинув шторы, я нашел источник сквозняка и закрыл двери на террасу. Потом задул свечи и покинул комнату. У подножия лестницы я столкнулся с Брюстерсом.
— Мне послышалось, кто-то музицирует. Это были вы, сэр? — спросил он.
Я вытер ладони о халат и ответил:
— Да, я.
— А я и не знал, что вы играете, сэр!
— Вы еще многого обо мне не знаете, Брюстерc, и никогда не узнаете.
Я поднялся в свою спальню, выждал с полчаса и оделся. Затем при ярком лунном свете отправился к сараю, зажег свет и осмотрел садовый инвентарь. Снял со стены лопату с длинной рукоятью и сбил с ее лезвия грязь. Положив лопату на плечо, я зашагал к овражку. Почти у цели я остановился, огляделся, покачал головой и вернулся к сараю. Повесил лопату на место, выключил свет и пошел в свою спальню.
Наутро я еще завтракал, когда прикатила Миллисент.
— Как вы сегодня себя чувствуете, Альберт?
— Получше.
Она села за стол и стала ждать, пока миссис Брюстерc принесет ей чашку. Та принесла заодно и утреннюю почту: реклама, последние счета и маленький голубой конверт, адресованный мне. Я придирчиво оглядел его. Почерк показался мне знакомым, запах конверта тоже. Почтовая марка была повреждена. Я вскрыл конверт и выудил оттуда записку. Она гласила: «Дорогой Альберт! Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась. Скоро вернусь домой. Эмили». Я засунул записку обратно в конверт и спрятал его в карман.
— Ну? — спросила Миллисент.
— Что — ну?
— Мне показалось, я узнала на конверте почерк Эмили. Она написала, когда вернется?
— Это почерк не Эмили. Это записка от моей тетки из Чикаго.
— Я и не слышала, что у вас тетя в Чикаго.
— Миллисент, угомонитесь. Да, у меня в Чикаго живет тетя.
Следующей ночью я лежал в кровати, но не спал. И, когда на прикроватной тумбочке зазвонил телефон, тотчас снял трубку.
— Здравствуй, дорогой, это Эмили.
Помолчав секунд пять, я ответил:
— Вы не Эмили, вы — самозванка.
— Альберт, ну почему ты упрямишься? Конечно, это я, Эмили.
— Такого не может быть.
— Почему?
— Потому.
— Почему — потому?
— Откуда вы звоните?
Она засмеялась.
— Я думаю, ты будешь удивлен.
— Вы не можете быть Эмили. Я знаю, где она. Она не могла и не стала бы звонить в такой час, только чтобы сказать «Здравствуй».
— Думаешь, ты знаешь, где я, Альберт? Нет, я уже не там. В том месте было ужасно неудобно, просто чудовищно неудобно, и я ушла оттуда.
Я повысил голос.
— Черт тебя подери! Я могу доказать, что ты еще там!
Она засмеялась.
— Доказать? Как ты можешь доказать что-то подобное? Спокойной ночи, Альберт, — и повесила трубку.
Я встал и оделся. Спустился вниз и принялся размышлять. Налил себе виски, медленно выпил и налил еще.
Когда я последний раз смотрел на часы, они показывали около часа ночи. Я накинул легкую куртку и направился к сараю. Открыл дверь, зажег свет и снял со стены лопату. На этот раз я пошел прямиком к овражку. Возле могучего дуба чуть подождал, глядя на полную луну, потом пошел, считая шаги: «Один, два, три, четыре…» На шестнадцатом шаге я остановился, повернулся на девяносто градусов, отмерил еще восемнадцать шагов и воткнул лезвие лопаты в землю.
Минут пять я усердно копал, а потом в уши мне вонзился истошный свист. Тотчас засияли, по меньшей мере, десять фонариков, послышались приближающиеся голоса. Я заслонил глаза от яркого света и узнал Миллисент.
— Какого черта вы здесь!
Она оскалилась.
— Вы хотели убедиться, что Эмили действительно мертва, не так ли, Альберт? Сделать это вы могли только одним способом — вернувшись к ее могиле.
— Я просто ищу наконечники индейских стрел, — возразил я. — Есть древняя примета: найдешь такой наконечник лунной ночью, и он принесет удачу в ближайшие недели.
Миллисент представила собравшихся.
— Как только я начала подозревать, что случилось с Эмили, вы, Альберт, были под неусыпным наблюдением частных сыщиков. — Она показала на остальных. — Миссис Питерс смогла подражать Эмили. Это ее голос вы слышали по телефону. Она же играла на пианино. А это миссис Макмиллан. Она подделала почерк Эмили и она же была женщиной в лиловом платье и голубой косынке.
Оказалось, что вокруг собрались все домочадцы Миллисент. Я увидел также Амоса Эберли и чету Брюстерсов. Завтра же уволю их!
Сыщики принесли собственные лопаты и заступы. Двое из них вытеснили меня из неглубокой ямы и принялись копать.
— Эй, слушайте-ка! — рявкнул я, впадая в ярость. — Вы не имеете права так делать! Это моя земля, мое владение! По меньшей мере, вам нужен ордер на обыск.
Миллисент позабавило мое возмущение.
— Это не ваша земля, Альберт. Она моя. Вы на целых шесть шагов заступили за межу.
— Пожалуй, вернусь-ка я домой, — сообщил я им.
— Никуда вы не пойдете, Альберт, вы арестованы!
— Не выдумывайте. Я не вижу среди этих людей ни одного полицейского в форме. А частные сыщики не имеют полномочий производить аресты.
На миг Миллисент растерялась, но потом нашлась:
— Вы арестованы общественностью, гражданами. Любой гражданин имеет право произвести арест, а я — гражданка. — Она снова дунула в свисток, болтавшийся на цепочке. — Мы знали, что поймаем вас, Альберт. Вы почти вырыли ее прошлой ночью, не так ли? Но потом передумали. Оно и к лучшему. Прошлой ночью мы не могли набрать столько свидетелей, а сегодня были начеку.
Сыщики копали минут пятнадцать, потом остановились отдохнуть. Один из них заметил:
— Мы думали, копать будет легче, но эта земля такая твердая, словно ее никогда и не рыли.
Они возобновили работу и, дойдя до глубины двух метров, бросили это дело.
— Черт, никто тут не похоронен. Единственное, что мы нашли, — наконечник индейской стрелы, — пробормотал сыщик, вылезая из ямы.
Целых полчаса, наверное, Миллисент свирепо смотрела на меня. Я улыбнулся.
— Что заставило вас подумать, будто я закопал Эмили? — И, не дожидаясь ответа, отправился домой.
Когда я впервые догадался о маневрах Миллисент и заметил круглосуточную слежку? Да почти сразу же. Ума и наблюдательности мне не занимать. Что она задумала? Наверное, довести меня до такого состояния, чтобы я не выдержал и сознался в убийстве Эмили. Откровенно говоря, схема была сомнительной. Но я знал о происках Миллисент, и приключение захватило меня. Представление затеяла она, но это я привел ее к овражку. Были мгновения, когда я думал, что переигрываю: например, вытирая несуществующую испарину или преследуя призрачную женщину в лиловом платье. Но, с другой стороны, я считал, что именно таких действий от меня и ожидали, и не хотел разочаровывать своих соглядатаев. Подготовительные походы к овражку тоже должны были внести свою лепту. А прогулка туда прошлой ночью с лопатой на плече просто не могла не собрать многочисленную толпу сутки спустя. Кроме самой Миллисент, я насчитал аж восемнадцать свидетелей.
Я размышлял, что выбрать: клевету, распускание слухов, злонамеренный сговор, незаконный арест? Может быть, и еще что-то. Я буду грозить Миллисент судебным иском на немыслимую сумму. Так теперь принято или не так? Двадцать миллионов? Впрочем, сумма не имеет значения, поскольку едва ли дело дойдет до суда. Нет, Миллисент побоится слухов и не допустит, чтобы весь мир узнал, какой дурой она себя выставила. Кузина не захочет оказаться посмешищем в своем кругу и, конечно, попытается все замять. Несколько долларов здесь, несколько долларов там, и молчание свидетелей будет куплено. Но ведь не всех восемнадцати — на это глупо даже надеяться. Зато, когда слухи поползут, она сумеет извлечь из них выгоду, если главный участник игры примет ее сторону и начнет отрицать, что вся эта история вообще имела место. И я сделаю это для Миллисент. На выгодных условиях. На очень выгодных.
В субботу у меня зазвонил телефон.
— Это Эмили. Я возвращаюсь домой, мой милый!
— Прекрасно!
— Кто-нибудь по мне соскучился?
— Ты даже не представляешь!
— Ты никому не говорил, где я пропадала эти четыре недели? Особенно Миллисент?
— Особенно ей.
— А что ты ей сказал?
— Что ты у подруги в Сан-Франциско.
— О, дорогой! Я никого не знаю в Сан-Франциско! Как ты думаешь, она что-то подозревает?
— Может быть, совсем чуть-чуть.
— Миллисент считает меня безвольной, но ошибается! Однако мне не хотелось бы, чтобы она надо мной смеялась, если я не выдержу. Конечно, уехать в оздоровительный лагерь было не совсем честно. Но там нет соблазнов, потому что рацион строго нормируется. И все же я выдержала: ведь при желании я могла вернуться домой в любое время.
— Я восторгаюсь твоей силой воли, Эмили.
— Я сбросила семнадцать килограммов, Альберт! И уже не наберу их. Могу поспорить, я стала такой же изящной, какой была твоя Синтия.
Я это предвидел, но ей было совершенно незачем сравнивать себя с моей первой женой. Они совершенно разные, и для каждой из них в моем сердце отдельный уголок, Бедная Синтия! Она сама захотела в одиночку плыть на этом утлом суденышке. А я тогда сидел в яхт-клубе, потягивал мартини и глазел в окно на холодную серую бухту. В тот пасмурный день только лодка Синтии и была на воде. Неожиданно налетел порыв ветра. Я видел, как лодка опрокинулась, и Синтию выбросило за борт. Я тотчас поднял тревогу. Но, когда мы добрались до места крушения, было уже поздно.
— Мне придется поменять весь свой гардероб. Как ты думаешь, Альберт, мы сумеем это осилить? — спросила Эмили.
— Теперь сумеем. И не только это.
© Данные материалы разрешается использовать с обязательным указанием авторства и ссылки на первоисточник (форум «Клуб любителей детектива»).
