КРАСНОЕ КОЛЬЦО 「THE RED RING」 ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ: “The Grand Magazine”, января 1910 г. РАССЛЕДОВАТЕЛЬ 「INVESTIGATOR」: Безымянный оперативник НЕВОЗМОЖНОСТЬ: Жертва отравлена в запертой комнате. Переведено по изданию: “The Mammoth Book of Perfect Crimes and Impossible Mysteries”, 2006 Перевод: Д. Шаров ▣ Редактор−корректор: О. Белозовская © ‘Клуб Любителей Детектива’, 09 февраля 2019 г. |
Подробная информация во вкладках
Дело Усборна, будучи весьма примечательным и обладая рядом любопытных особенностей, так и не стало достоянием общественности по причинам, которые вскоре станут ясны.
Все произошло следующим образом.
В одно туманное утро прошлой осени, чуть раньше восьми часов, капитан Ричард Усборн из корпуса Королевских инженеров и я прогуливались по платформе вокзала Ливерпуль-стрит
Я подготовил визит через одного из тайных агентов в Берлине, но, поскольку никогда не встречал того, кто должен был прибыть, мы решили, что я буду держать бледно-зеленый конверт, наполовину скрытый поднесенным к носу платком, а он должен сделать то же самое.
— Клянусь Юпитером, Джернигэм, — говорил Дик Усборн, — это будет великолепный поворот — раскрытие всех деталей нового боравского ружья
Я внимательно следил за окружающей обстановкой и был уверен, что вокруг не было ни одного тайного агента.
Минуту спустя поезд подошел к станции, и среди толпы я быстро выделил невысокого крепкого человека средних лет и характерно тевтонской наружности, с носовым платком у лица и конвертом, в точности соответствующим моему.
Приветствия наши были поспешными. Мы быстро посадили его в уже приготовленное такси, а по пути он предъявил определенные удостоверения, в том числе рекомендательное письмо от моего берлинского друга.
Герр Гюнтер — под таким именем мы его знали — выглядел крайне взволнованным относительно сохранения в тайне его приезда в Лондон. Конечно, он должен был получить за свою информацию и некие документы, хранившиеся в нагрудном кармане, две тысячи фунтов из средств секретной службы, но, кажется, хорошо был осведомлен о крахе, каковой его постигнет, если аргусоглазое
Оба мы и раньше были свидетелями подобных опасений со стороны наших информаторов. Поэтому свои заверения мы повторили по-немецки — иностранец не владел английским языком, а на Стрэнде
В тот же день в девять часов вечера немец должен был вернуться тем же маршрутом в Хук-ван-Холланд, так что багажа с собой не взял. Тайные визиты подобного рода всегда совершаются быстро. Британская общественность пребывает в блаженном неведении относительно числа иностранцев, посещающих нашу страну и сообщающих нам то, что мы больше всего жаждем узнать.
Секретная служба никогда себя не рекламирует. И никогда не спит — ни днем, ни ночью. Пока пессимисты заявляют, что наши власти не знают ничего о происходящем в других странах, маленькая группа смелых мужчин — да и женщин — с неизменной бдительностью колесит по Европе, собирая информацию, тайно передаваемую в Лондон и тщательно собираемую в некой комнате некоего правительственного учреждения, которое в силу необходимости должно оставаться безымянным.
Мы, его агенты, часто переживаем потрясающие события и кризисы, которые публика и представить себе не может.
Одного из них мне и позволено здесь коснуться.
В тот день я играл в гольф в Саннингдейле, поскольку провел за границей несколько месяцев, обитая на глухой улочке Бреста
Ее доставили с вокзала в Брайтоне на вокзал Виктория
“Я у Вебстера. Приходи. Сам не могу. Дик”.
Я был сильно озадачен этим сообщением. “Вебстер” был небольшим отелем, где, как я знал, Усборн иногда скрывался под именем мистера Кларка, поскольку мы часто вынуждены принимать вымышленные имена и поддерживать странные знакомства.
Почему он столь внезапно скрылся? Что произошло?
Я сразу приехал в такси на Виктория-стрит и вышел у самого дома, который во всем старался выглядеть как частное жилище, не считая лампы у входа, указывавшей на гостиницу.
Чернобородый коротышка-управляющий, которого я уже встречал, сказал, что мой друг прибыл в полдень, снял комнату, но в два часа вышел и более не возвращался.
— И не оставил мне сообщения? — спросил я.
— Нет, сэр.
— Был ли при нем багаж?
— Мистер Кларк редко приходит с багажом, — ответил тот. — Обычно здесь он просто спит, а багаж оставляет в камере хранения на вокзале.
Я был озадачен. Если бы Дик хотел так спешно со мной увидеться, он бы, конечно, остался в гостинице. Он знал, что я играю в гольф, хотя я и не рассказал ему, где именно буду этим заниматься.
Пока мы разговаривали, я увидел, что мимо прошла горничная, и мне пришла в голову мысль, что мой друг мог вернуться незамеченным. Он мог даже ждать меня в комнате. Написал, что не может прийти ко мне, и, значит, боялся идти дальше, чтобы не быть узнанным.
Я знал: Дик Усборн, чьи изобретательность и смелость не имели себе равных среди сотрудников нашей службы, был примечательным человеком.
Управляющий с горничной выразили уверенность, что мистер Кларк не возвращался, но, в конце концов, я заставил девушку подняться в его комнату и проверить.
С того места в холле, где я стоял, я услышал ее стук и затем попытку открыть дверь.
Она гремела дверью и звала его. Так что я понял, что дверь заперта изнутри.
Я тут же бросился вверх по лестнице и, застучав в дверь, позвал товарища по имени. Но ответа не последовало.
Ключ все еще находился с той стороны замка, поэтому через несколько минут мы взломали дверь и ворвались в темную комнату.
Управляющий зажег газовый рожок, и при его тусклом свете представилось поразительное зрелище. Дик Усборн лежал у камина в полусогнутом положении, лицом вниз. Я быстро перевернул его и коснулся лица. Прикосновение ужаснуло меня. Он был мертв!
Глаза его, все еще распахнутые, остекленело смотрели с ужасом, сильные руки были сжаты, челюсть отвисла, и по положению тела ясно было, что он скончался в тяжких муках.
Тут же заподозрив неладное, я бегло осмотрел тело. Но не смог найти раны либо чего-то, объясняющего смерть. Не имел понятия о причине смерти и поспешно вызванный врач.
— Думаю, самоубийство! — воскликнул он, закончив осмотр. — Скорее всего, яд; но у рта нет никаких следов.
Затем, повернувшись к только что вошедшему полицейскому инспектору, он прибавил:
— Дверь была заперта изнутри. Значит, это должно быть самоубийством.
— Полагаю, сэр, джентльмен был вашим другом? — спросил инспектор, адресуясь ко мне.
Я ответил утвердительно, но заявил, что Дик не тот человек, кто совершил бы самоубийство.
— Тут что-то нечисто, я уверен! — решительно провозгласил я.
— Но он заперся, — пустился спорить управляющий. — Должно быть, незаметно вернулся.
— Он ждал меня здесь. Хотел поговорить, — ответил я.
Все присутствующие придерживались теории о самоубийстве, так что инспектор решил отправить тело в морг в Пимлико для обычного вскрытия.
Тогда я спустился с ним вниз и, доверительно сообщив, кто я такой и какую должность занимал мой покойный друг, сказал:
— Должен просить вас, инспектор, запереть комнату и оставить все нетронутым, пока я сам не предприму некоторые меры. Публика должна поверить, что это самоубийство, но вначале я должен посоветоваться с начальством. Со своей стороны, сообщите, пожалуйста, суперинтенданту Хатчинсону из отдела криминальных расследований Скотленд-Ярда, что я веду следствие. Этого будет достаточно. Он поймет.
— Хорошо, сэр, — ответил инспектор, и через несколько минут я уехал из дома на такси. По внутреннему чувству каждый сотрудник секретной службы — детектив, и, полагаю, я не был исключением.
Через полчаса я сидел с генералом Кеннеди в его уютной маленькой библиотеке на Керзон-стрит, кратко излагая свое поразительное открытие.
— Это ужасно! — вскричал он, крайне расстроенный гибелью нашего несчастного коллеги. — Капитан Усборн привез мне этого Гюнтера сразу после девяти, и мы вместе позавтракали. Затем он ушел, пообещав вернуться в три часа, чтобы снова взять на себя ответственность за иностранца. Приехал в четверть четвертого, и они с немцем укатили на четырехколесном автомобиле. Тогда я видел их обоих в последний раз.
— Гюнтер должен был уехать сегодня вечером. Уехал? — спросил я.
— Кто знает? — воскликнул проницательный седовласый человечек, бывший не только заслуженным генералом, но и управляющим британской секретной службой.
— Мы должны найти его, — сказал я. И после недолгого размышления добавил:
— Я должен ехать на вокзал Ливерпуль-стрит.
— Не понимаю, что вы там найдете, — ответил генерал. — Если Гюнтер уехал, его в переполненном поезде не заметят. И если он покинул Лондон, то теперь уже в Северном море, — добавил он, взглянув на часы.
— Усборн был убит, сэр, — решительно объявил я. — Он был моим лучшим другом. Мы часто были вместе в самых странных уголках на континенте. Позволено ли мне продолжать расследование?
— Конечно, если вы действительно верите, что это не было самоубийством.
— Я в этом совершенно убежден.
Я подозревал Гюнтера. В конце концов, немец мог быть самозванцем. И все же в “Вебстере” не видели, чтобы кто-то сопровождал Дика. Он просто пошел туда один, чтобы подождать меня.
Зачем? Вот в чем вопрос.
Со всей возможной поспешностью я отправился на Ливерпуль-стрит. По пути я отыскал в кармане листок бумаги — квитанцию из туристического агентства на обратный билет из Лондона в Берлин в первом классе, посланный мной Гюнтеру. На ней был номер билета немца. В кабинете станционного инспектора мне показали все билеты, собранные у пассажиров совмещенного с пароходом рейса, и среди них нашелся и билет немца по маршруту от Ливерпуль-стрит до набережной в Паркстоне
По крайней мере один момент прояснился. Герр Гюнтер покинул Лондон.
Вернувшись в темную маленькую гостиницу вскоре после полуночи, я встретил там знакомого — инспектора Баркера, присланного мне суперинтендантом Хатчинсоном и удалившего из дома констеблей в форме.
Расположившись в пустой маленькой гостиной, мы стали совещаться. Я знал, что Баркер был очень проницательным следователем, чьей специальностью был поиск и арест иностранных преступников, ищущих в Лондоне убежища от требований их стран об экстрадиции.
— Я видел тело несчастного джентльмена, — сказал он. — Но не могу найти никаких подозрительных обстоятельств. И, насколько я понимаю, он мог запереться и умереть по естественной причине. Есть ли у вас, например, мысли насчет врагов?
— Враги! — вскричал я. — Дик Усборн был самым смелым агентом нашей службы. Именно он обнаружил и разоблачил умнейшего немецкого агента Шульца, пытавшегося заполучить планы нового дредноута. Всего шесть месяцев назад он очистил гнездо иностранных шпионов в Бекклсе, и именно он нашел секретный склад винтовок и боеприпасов рядом с Бернхемом-на-Крауче в Эссексе. Но, быть может, вы ничего не знаете об этом. Мы тщательно скрывали это открытие, боясь вызвать панику. А Дик еле спасся. Ночью он ворвался в подвал загородной гостиницы, где находился склад, и был обнаружен хозяином-бельгийцем. Тот попытался его обезвредить, но Дик смог выхватить у бельгийца револьвер, выстрелил, перебив врагу руку, и ушел. У такого человека непременно есть враги, а среди них враги мстительные, — прибавил я.
Вся эта загадка полнилась деталями, ставящими в тупик. Известные факты были таковы. В полдень Дик прибыл и снял комнату под именем мистера Кларка. Вскоре после трех часов пополудни он был на Керзон-стрит, после чего его не видели, пока мы не нашли его мертвым.
Главными пунктами были, во-первых, причина его столь внезапного исчезновения и, во-вторых, его боязнь прийти ко мне домой, несмотря на желание посоветоваться.
Отправив Баркера послать телеграмму, я в одиночестве поднялся в комнату умершего и, включив газ, провел небольшое исследование. В камине лежала порванная бумага — бланк телеграммы. Я собрал ее воедино и, к удивлению своему, обнаружил, что это карандашный набросок полученной мной телеграммы — но написанный не рукой Дика.
Я обыскал карманы покойного друга, но не нашел никакой полезной подсказки. Люди моей профессии обычно очень осторожны и никогда не носят с собой ничего, что могло бы раскрыть их личность. Выезжая за границу столь много, мы не знаем, когда окажемся в неловком положении, и вынуждены давать фиктивные сведения о себе иностранной полиции.
Эта небольшая, скорее неудобная комната была вполне обычна для третьесортного лондонского отеля — железная кровать, вытертый ковер, деревянный умывальник и кружевные занавески, мягкие и желтые от табачного дыма.
Пока Баркер отсутствовал, я тщательно осмотрел все, даже тело самого Дика. Но, сознаюсь, не мог найти объяснения, как он был убит и каким образом убийца вошел или вышел из комнаты.
Склонившись над мертвым другом, я почувствовал нежный аромат духов, и, вынув его носовой платок, поднес к своим ноздрям. Аромат был тонок и восхитителен, я никогда раньше с таким не сталкивался; он был словно запах загородного сада летней ночью. Но Дик был кем-то вроде денди, так что неудивительно, что он пользовался новейшими модными духами.
Снова взглянув на белое лицо бедняги, я впервые заметил, что на щеке чуть пониже левого глаза на коже был странный след, плохо видный, но вполне замкнутый красный круг, пожалуй, чуть больше обручального кольца, а по бокам от него, на равном расстоянии, четыре крошечных пятнышка. Все это было столь слабо видно и нечетко, что до сих пор я не заметил их. Но теперь, когда я зажег спичку и поднес ее близко к побелевшему лицу трупа, я осознал присутствие чего-то, значительно увеличившего тайну.
Когда Баркер вернулся, я указал ему на свое открытие, но он не смог объяснить, откуда это появилось. Поэтому я достал из кармана лист бумаги и, тщательно измерив диаметр этого любопытного знака, зарисовал его вместе с четырьмя точками.
Мы с Баркером остались там на большую часть ночи, но не нашли ничего, что помогло бы разгадать тайну. Слуги не могли сообщить нам совсем ничего. Поэтому мы решили ждать вскрытия.
Оно состоялось на другой день, и, когда мы беседовали с двумя производившими его врачами и присутствовавшим профессором Шарпом, аналитиком министерства внутренних дел, последний сказал:
— Что ж, господа, причина смерти до сих пор остается полнейшей загадкой. Некоторые особенности побуждают нас заподозрить яд растительного происхождения, но мы не можем определить его образ действия. Большое количество растительных ядов, распространившись по организму, недоступны химическому анализу. Если вводить экстракт или сок из капсулы, либо если яд был в виде настойки или отвара, химический анализ бесполезен. Но я все же собираюсь его произвести и сообщу вам о результате.
Я спросил о странной кольцеобразной отметке на щеке, но один из врачей ответил:
— Сегодня ее не было. Исчезла.
Так что загадка оставалась столь же непроницаемой, как и до тех пор.
На другой день я отправился в Берлин, где договорился о встрече с герром Гюнтером. По его поведению я сразу понял, что он никак не причастен к этому странному делу.
Когда я рассказал ему о загадочном происшествии в Лондоне, он застыл ошеломленный.
— Капитан забрал меня с Керзон-стрит, — сказал он по-немецки, — и мы поехали в такси в его клуб на Пэлл-Мэлл — кажется, так он сказал. Там мы покурили, а затем, когда наступили сумерки, он сказал, что ему нужно позвонить, и мы взяли такси и поехали куда-то далеко через мост — полагаю, за Темзу. Наконец, мы остановились на углу узкой улицы в бедном квартале, и он вышел, сказав мне, что будет отсутствовать всего минут десять или около того. Я ждал, но прошел час, а он не возвращался. Ждал целых два часа, затем, поскольку он не приходил, а я боялся пропустить поезд, я велел водителю ехать на Ливерпуль-стрит. Он меня понял, но взял с меня за проезд восемнадцать марок.
— И вы больше не видели капитана?
— Нет. Я поел в буфете и уехал в Германию.
— Пока вы были с капитаном, ничего не произошло? — спросил я. — Имею в виду, ничего, что могло бы в свете произошедшего выглядеть подозрительным?
— Ничего, — последовал ответ. — При мне он никого не встречал. Единственным любопытным фактом была предпринятая поездка. И то, что он не вернулся.
Напрасно я пытался узнать, в какой лондонский пригород его возили; так что тем же вечером я вновь отправился в Лондон через Брюссель и Остенде.
На другой день я отправился к профессору Шарпу на Уимпол-стрит, чтобы узнать результаты анализа.
— Неудобно говорить, но я ничего не смог обнаружить; если капитан действительно умер от яда, то это был один из тех алкалоидов, иные из которых наши химические методы неспособны обнаружить в организме. То, что все яды можно проследить, распространенная ошибка. Некоторые из них не имеют известных способов обнаружения. Например, несколько кусочков корня Cenanthe crocata за час уничтожат все признаки жизни, но выделить какой-либо яд из этого растения нельзя. То же самое можно сказать о калабарских бобах из Африки, а также об отваре и настое коры бобовника.
— Тогда у вас нет теории, а?
— Совершенно нет, мистер Джернигем. Что до отравления, я мог быть введен в заблуждение внешними признаками; но мои коллеги при вскрытии не смогли найти ничего, что бы вызвало смерть по естественной причине. Конечно, это столь же необычно, как и остальные обстоятельства.
Я покинул дом профессора в отчаянии. Все усилия Баркера помочь мне были безрезультатны, и теперь, когда прошла неделя, а мой умерший друг был погребен в Уокинге, я чувствовал, что все дальнейшие усилия бесполезны.
В конце концов, я, быть может, слишком быстро пришел к выводу о нечестной игре. Я знал, что больше никто не разделял этой теории. Наш начальник твердо придерживался мнения, что это был случай самоубийства в приступе депрессии, которой столь часто подвержены все мы, живущие под большим внешним давлением.
Но, вспоминая сильный характер бедняги Дика Усборна и обильные угрозы, полученные им за время его авантюрной карьеры, я упрямо держался своего первоначального мнения.
День за днем с предельной осторожностью я исследовал каждого немецкого тайного агента, способного отомстить человеку, сыгравшую большую, чем кто-либо, роль в борьбе с деятельностью шпионов на нашем восточном побережье. Нескольких человек я подозревал, но относительно каждого из них не было и тени улик.
Круглый след на щеке был, по меньшей мере, своеобразным признаком. Кроме того, кто составил ту телеграмму?
От управляющего в “Вебстере” я узнал, что мистер Кларк в последние месяцы имел привычку видеться там с молодым французом по имени Дюпон, служившим в одном из торговых домов Сити. В нашей штаб-квартире я изучил папку с именами и адресами наших “друзей”, но его среди них не было. Затем я умудрился, после нескольких недель наблюдения за объектом, свести знакомство с молодым человеком — жившим на Брук-Грин-Роад в Хаммерсмите, но в результате основательного наблюдения подозрения мои рассеялись. Причиной его встреч с Диком была, несомненно, передача информации, но я не мог догадаться, какой. От работодателей Дюпона я узнал, что в день преступления он находился в Брюсселе по делам фирмы.
Очевидно, в заманивании меня в тот отель в вечер трагедии присутствовал какой-то мотив. Лично я не верил, что эту телеграмму отправил мне Дик. Депеша была частью заговора, закончившегося столь трагически.
Прошло почти девять месяцев.
Не раз шеф обращался к таинственной кончине бедного Дика, выражая твердую уверенность в беспочвенности моих подозрений. Но мое мнение оставалось неизменным. Я был убежден, что Усборн убит настоящим художником в области преступления.
Эта тайна, несомненно, оставалась бы таковой и по сей день, если бы три месяца назад не случилось еще одно происшествие.
Меня направили в Париж, чтобы в определенный день встретиться в кафе “Гранд-отеля” с человеком, предложившим продать нам крайне желательную информацию относительно военных перемещений вдоль франко-германской границы.
Речь шла о роскошной, элегантно одетой парижанке, темноволосой жене французского артиллерийского лейтенанта, чья часть дислоцировалась в Адюне недалеко от границы. Когда мы сидели за одним из маленьких столиков, она наклонилась ко мне и доверительно прошептала по-французски, что в ее квартире на Рю-де-Нант есть ряд важных документов насчет немецких военных операций, собранных ее мужем, желавшим избавиться от них. Пожелай я сопровождать ее, я мог бы осмотреть их.
Предложения подобного рода порой доходят до нас, поскольку известно, что британское правительство замечательно платит, когда того требуют обстоятельства. Так что, ничего не говоря, я сопроводил ее в автомобиле в сторону Буа.
Квартира дамы на третьем этаже большого дома оказалась довольно роскошным местечком, обставленным с большим вкусом, и, проводив меня в свой маленький салон, дама ненадолго меня оставила. Она сказала, что мы будем одни, потому что разумно, чтобы никто не знал, что она продает сведения, имеющие столь жизненно важное значение для Англии. У ее мужа будут серьезные неприятности из-за того, что он не передал их в распоряжение военного министерства.
Несколько секунд спустя она вернулась, сняв шляпу и пальто, с небольшим черным портфелем, какие обыкновенно используют французские дельцы. Усадив меня за стол и встав рядом, она положила передо мной бумаги, и я принялся тщательно их изучать.
Полагаю, я был занят этим минут десять, когда медленно, очень медленно, почувствовал, как ее рука обхватывает мою шею.
В одно мгновение я вскочил на ноги. Истина, все время мной подозреваемая, теперь была ясна. Сцепившись с ней, я закричал:
— Женщина, я тебя знаю! Эти документы — чистая выдумка, придуманная, чтобы поймать меня в ловушку! Я думал, что я сразу тебя узнал. Теперь я убежден.
— Что вы, мсье! — с упреком воскликнула она. — Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, мадемуазель, что именно вы — вы, Жюли Белланже, — убили моего друга Дика Усборна, потому что он понял, что вы шпионка! — кричал я.
— Убила вашего друга! — выдохнула она, пытаясь рассмеяться. — Вы помешаны, мсье!
— Да, вы убили его! Объяснить, как вы это сделали? — спросил я, глядя прямо в ее темные глаза. — Усборн сдружился с вами в Бекклсе, и вы никогда не подозревали, что он связан с секретной службой. Среди прочего, он преподнес вам бутылочку духов нового и очень редкого аромата, полученную из Бухареста, духов, которыми вы пользуетесь сейчас. Как только мы встретились сегодня вечером, я опознал этот аромат. Итак, Усборн, определив, что вы наряду с другими собираете в Суффолке информацию для генерального штаба в Берлине, сообщил полиции, и вам велели убираться. Вы приехали в Лондон и, решившись на ужасную месть, сняли номер в гостинице, где, как вы знали, он иногда останавливался. Затем вы послали ему телеграмму, якобы исходившую от его друга Дюпона, просившего его приехать в “Вебстер” и встретиться с ним там. Бедный Усборн пришел, но почти сразу после этого вы оплатили счет и покинули отель. Вы наблюдали за моим другом и, вновь войдя в отель незамеченной, подкрались к его комнате, номер которой уже узнали до ухода. Там вы прятались почти до шести часов. Когда он вернулся, вы появились и под предлогом того, что готовы избавиться от тех же самых документов, заставили его сесть и изучить их, как это сделал я. Внезапно вы положили руку ему на шею, а затем другой рукой вонзили иглу маленького шприца для подкожных инъекций — такого, как вы теперь держите в руке — в его затылок, где, как вы знали, след укола будет скрыт волосами. В нем был смертельный растительный яд — как и теперь!
— Это ложь! — закричала она по-французски. — Вы не можете этого доказать!
— Могу, поскольку, когда вы держали его, вы прижимали его левую щеку к груди вашей кофты, к той маленькой круглой брошке, которую вы и сейчас носите, кольцу с четырьмя бриллиантами на равном расстоянии от него. Знак остался на его лице!
Она стояла, пристально глядя на меня, не в силах произнести ни слова.
— Опорожнив этот шприц, вы держали Дика, пока он не умер. Затем вы удалили все следы своего присутствия и, прокравшись из комнаты, повернули ключ в замке снаружи с помощью крошечных ручных клещей, которые, как я заметил, лежат в чашке на каминной полке. Потом вы спустились вниз и послали мне телеграмму от имени человека, уже умершего от вашей руки. И, мадемуазель, — строго добавил я, — меня постигла бы та же участь, не вспомни я аромат румынских духов и не заметь на вашей кофте круглую брошь, оставившую красное кольцо на лице моего друга.
Затем я без лишних слов подошел к телефону и поднял трубку, чтобы вызвать полицию.
Женщина, внезапно возбужденная моими действиями, неистово кинулась перехватить мою руку, но опоздала. Я уже позвонил.
Она кинулась к двери, но я преградил ей путь.
На мгновение она оглянулась в диком отчаянии; затем, прежде чем я смог понять ее намерение или помешать ей, она вонзила смертоносную иглу — иглу, которую намеревалась использовать против меня, поскольку я помогал очистить Суффолк от тех шпионов, — глубоко в свою белую, красивую руку.
Пятью минутами позже, когда двое полицейских поднялись по лестнице, чтобы арестовать ее, они обнаружили ее лежащей без признаков жизни.