Добро пожаловать на форум «Клуб любителей детективов» . Нажмите тут для регистрации
УБИЙСТВО В СТРАНЕ ОБЕЗЬЯН ｢MURDER IN MONKEYLAND｣ ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ: “The Mammoth Book of Perfect Crimes and Impossible Mysteries”, 2006 г. РАССЛЕДОВАТЕЛЬ ｢INVESTIGATOR｣: ПЕНЕЛОПА ПИТЕРС и ШОН О’БРАЙЕН ｢PENELOPE PETERS & SEAN O'BRIEN｣ НЕВОЗМОЖНОСТЬ: Смерть от неизвестных причин в запертой и герметизированной бетонной лаборатории. Переведено по изданию: “The Mammoth Book of Perfect Crimes and Impossible Mysteries”, 2006 Перевод: Э. Кецлах ▣ Редактор−корректор: О. Белозовская © ‘Клуб Любителей Детектива’, 16 сентября 2018 г. |  |
Подробная информация во вкладках
|
[̲̅I] |
— Интеллект и личные качества, — ответила Пенелопа, едва заметно сверкнув зелеными глазами. Это была ключевая реплика одного из самых старых и глупых анекдотов, и она любила ее повторять.
— Как же! — возразил я. — Приберегите это для газетчиков. Скажите мне правду. Последние пять лет моей жизни я был у вас на посылках, ходил в букинистические магазины, посещал заседания совета директоров и ловил преступников. Пришло время узнать ваш секрет. — Затем, чтобы показать, что на самом деле я не сержусь на нее, я добавил: — Пожалуйста.
— Ну ладно, — сказала Пенелопа, поднимаясь из-за своего величественного стола из черного дерева, стоявшего в центре кабинета. — Подозреваю, что вы не поверите, будто я пользуюсь магическим шаром, который показывает будущее?
— Нет, — ответил я, — ни планшеткой для спиритических сеансов, ни мешком старых костей в чулане. Мне нужен настоящий товар. Тогда я наконец-то смогу заняться собственным бизнесом, а начну я с того, что опубликую в интернете большое рекламное объявление: "Шон О’Брайен. Расследования. (Бывший помощник пресловутой Пенелопы Питерс, лучший решатель проблем в мире)".
Пенелопа нахмурилась.
— Вы же не хотите в самом деле уйти от меня? — спросила она. — Мне потребуются годы, чтобы обучить другого помощника.
— Десятки лет, — заметил я с усмешкой. — Вам потребуются десятки лет. Если не вся жизнь.
— Кроме того, — сказала она, — я уже несколько лет не посылала вас обшаривать букинистические магазины. Теперь я покупаю все в интернете, а покупки мне доставляет Fed Ex
— Один раз мне пришлось плыть на пароме в Хобокен
— Довольно, довольно — сказала она. Пенелопа подошла к книжному шкафу из красного дерева, занимавшему всю левую стену от пола до потолка, и положила руку на корешок зачитанной до дыр книги.
— Всему, что я знаю, меня научила эта книга. Читайте ее, постигайте ее и не забывайте ее. Это все, что вам нужно, чтобы стать в точности таким, как я.
Я сомневался в этом. Мой рост шесть футов и два дюйма, вес — двести сорок фунтов, я учился в колледже благодаря футбольной стипендии
Со своими пятью футами и семью дюймами роста, 110 фунтами веса, зелеными глазами и каштановыми волосами, Пенелопа Питерс могла бы стать топ-моделью, если бы похудела на 15-20 фунтов и была в состоянии выходить из дому для съемок. Поскольку о втором не могло быть и речи, у нее не было причин задумываться и над первым. Я не думаю, что это ее беспокоило. Пенелопа не любила подчиняться чужим приказам, потому-то много лет назад, когда ее агорафобия только начала проявляться, она и занялась своим консультационным бизнесом. С тех пор она преуспела в решении таких проблем, которые ставили в тупик всех остальных. Ее IQ
— "Знак четырех". Сэр Артур Конан Дойль, — прочел я вслух. — Шерлок Холмс? Всему, что вы знаете, вы научились у Шерлока Холмса?
— Элементарно, мой дорогой О’Брайен, — сказала Пенелопа с улыбкой.
— Это же не настоящий человек. Он персонаж книги.
— Настоящий или нет, он знает, как разгадывать загадки, — сказала Пенелопа. — Такие загадки, как проблемы с бизнесом или проблемы с убийством.
— И как же это? — спросил я.
Пенелопа взяла у меня из рук "Знак четырех" и, полистав книгу, нашла свою любимую страницу. Она прочла вслух: "…отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался".
— Вот и всё, — сказал я с сомнением. (Признаюсь, я был не особенно впечатлен. Подозреваю, это объясняет, почему я помощник, а Пенелопа — босс.) — И это всё?
— И ничего более, — сказала Пенелопа, бережно поставив книгу на полку, на ее прежнее место. — Острый ум, внимание к деталям и этот девиз — вот все, что нужно, чтобы решить самые трудные загадки, которые вам когда-либо могут встретиться.
— В это трудно поверить.
— Вы сами убедитесь, — сказала Пенелопа.
И, разумеется, я убедился в этом меньше чем через месяц, когда Пенелопа разгадала тайну убийства в стране обезьян.
|
[̲̅II] |
К каждой из четырех сторон квадрата подходит короткое прямоугольное крыло шириной около двадцати футов и длиной тридцать футов. В них нет окон или иных отверстий, а толщина железобетонных стен более двух футов.
В каждом из этих крыльев находится отдельная лаборатория. Днем, чтобы попасть в лаборатории, на регистрационной стойке нужно получить специальный электронный пропуск. Эти пропуска изготавливают каждое утро с помощью генератора случайных чисел, и они действительны только на текущий день. На верхних этажах их необходимо весь день носить с собой. Если кто-нибудь без такого пропуска будет обнаружен одним из множества детекторов, расположенных по всему зданию, немедленно прозвучит сигнал тревоги и вход в здание будет заблокирован, до тех пор, пока нарушителя не поймают. Из-за опасного характера работ, которые здесь производятся, каждая лаборатория имеет собственный запас воздуха и снабжается электроэнергией от собственного генератора.
Однако Служба национальной безопасности считала, что эти меры предосторожности недостаточны. Поэтому с обеих сторон вход в лабораторию можно было блокировать еще и сдвигающимися бетонными плитами. Без сомнения, это был самый мощный дверной косяк, который когда-либо был создан.
Когда я впервые увидел эти плиты, у меня отвалилась челюсть, и я с минуту простоял в благоговейном ужасе. Каждая плита была 6 футов высотой, 10 футов шириной и 2 фута толщиной. Они были сделаны из железобетона, уложенного в металлическую раму. Каждую плиту приводил в движение электрический двигатель. Когда лаборатории запирали на ночь, плиты скользили навстречу и, встретившись, образовывали наглухо закрепленную дверь, которую никто, даже обладай он силой Самсона или Геркулеса, не смог бы открыть.
— Вы ожидаете вторжения инопланетян? — вслух удивился я.
— Осторожность никогда не помешает, — сказал капитан Энтони Рэкхэм, сопровождавший меня в этот день. — Лучше соблюдать осторожность, чем жалеть потом, когда вам приходится иметь дело с чумой или вирусом Эбола.
Я пожал плечами, это полностью соответствовало шутливому прозвищу здания — "Плита". Чем меньше я проведу времени в этом здании, тем лучше. Я надеялся, что Пенелопа быстро найдет разгадку этого преступления.
— В письме, которое я получил этим утром, — сказал я, — говорится, что сотрудникам разрешено оставаться в лабораториях на ночь, когда они работают над каким-нибудь проектом?
— Если они хотят, — сказал Рэкхэм, — не следует думать, что если мы военные, то мы не способны понять проблемы ученых. В каждой лаборатории есть холодильник, микроволновка, койка и ванная комната с душем. Некоторые из наших ученых проводят целые недели здесь, не покидая лабораторий. Они посвятили себя работе ради безопасности нашей страны.
То, что Рэкхэм назвал "посвятить себя работе", я определил бы как одержимость. Но я был слишком вежлив, чтобы сказать это. Особенно, если учесть, что капитан был на добрых два дюйма выше меня и выглядел так, словно явился из фильма про Конана-варвара. При этом, однако, он был элегантным и холеным, в своем безукоризненно отглаженном мундире и сверкающих черных ботинках. Рэкхэма приставили ко мне, едва я вошел в здание, полчаса назад. Я так и не понял, был ли он моим сопровождающим или конвоиром. Но это было не важно. Я был здесь всего лишь записывающим устройством моего босса.
Звонок раздался в полночь. Человек умер при загадочных обстоятельствах. Его обнаружили в закрытой на замок и запечатанной бетонными плитами лаборатории. Никто не мог сказать, имело место преступление или нет, и это нужно было решить немедленно. Полиция и ФБР были озадачены. Связались с Пенелопой Питерс. Вот почему я оказался рано утром в "Плите", секретном правительственном комплексе в пятидесяти милях от Манхеттена. Меня предупредили, чтобы я не сообщал, в каком направлении от Манхеттена нужно отмерить эти пятьдесят миль. И по тону человека в телефоне я понял, что он не шутит.
— Теперь, когда мы изучили планировку здания, — сказал я, — как насчет того, чтобы показать мне место преступления?
— Вы командуете, — сказал Рэкхэм, указав мне на один из лифтов, — Это наверху.
Я с присущей мне наблюдательностью отметил, что в лифте было две камеры слежения. В этом здании не было абсолютно никаких шансов, что кто-нибудь сможет подняться наверх незамеченным.
— Мы не любим нежданных посетителей, — сказал Рэкхэм в ответ на мой незаданный вопрос, когда мы вышли на четвертом этаже. — Веществами, которые хранятся в этих лабораториях, можно истребить полпланеты. Это настоящий супермаркет для террористов.
— Потрясающе, — сказал я. — Вы думаете, доктора Шнайдера убили вражеские агенты?
— Я не детектив, — сказал Рэкхэм, немного самодовольно, это была первая эмоция, прозвучавшая в его бесстрастном голосе. — У меня нет никаких предположений, кто убил Шнайдера, если его вообще кто-то убил. Он мог умереть от естественных причин. Если бы мне пришлось работать в его лаборатории, у меня был бы инфаркт каждую неделю.
Рэкхэм провел меня к лаборатории, у которой была натянута желтая полицейская лента. Перед дверью стояли два морских пехотинца с винтовками в руках. Они встали по стойке “смирно”, когда мы приблизились. Капитан открыл дверь в лабораторию и отступил в сторону.
— После вас, — сказал он. В лаборатории горел свет. Его никогда не выключали. — Место преступления.
Я не знал, чего именно ожидать, но все, что я мог бы вообразить, мгновенно испарилось, едва я вошел в лабораторию. От того, что я увидел, услышал и унюхал.
— Добро пожаловать в страну обезьян, — сказал Рэкхэм. Самодовольство в его голосе стало гораздо заметнее.
|
[̲̅III] |
Мучений животным добавляло то, что клетки были выстроены рядами, и у каждой клетки был сплошной металлический пол, чтобы еда и отбросы не проваливались сквозь прутья, поэтому обезьянки на нижних уровнях жили в вечном мраке. Тем, что жили на верхних рядах, было светло, но, так как свет никогда не выключали, они жили при вечном солнечном свете. И то, и другое было жестокой пыткой.
Незачем говорить, что вонь от недоеденной пищи, отбросов и мочи не улучшала мое мнение об этой лаборатории. Как кто-то мог заниматься исследованиями в подобном месте, было выше моего понимания, но, опять же, я ведь не ученый. Я повернулся к Рэкхэму.
— Разве нет законов о жестоком обращении с животными? — сказал я. — Мы действительно позволяем удалить им часть черепа и в прямом смысле замучить их до смерти?
— Ну да, мы позволяем. Вот таким образом проводят фундаментальные исследования: на животных. И они хуже, чем то, что вы видите здесь. Как я слышал, исследователи не дают животным много есть и пить, они дают воду и еду обезьянкам, только если те не сопротивляются экспериментам. Что же касается освещения клеток и подобных вещей — поговорите с подрядчиком, который построил это здание для Службы национальной безопасности, — сказал Рэкхэм. — Они словчили, но выполнили работу быстро. Друзья в “высших кругах” хотели результатов, и, если несколько законов были нарушены, никто не жаловался.
Считайте меня наивной деревенщиной. Мне следовало бы знать, что даже во время войны с террористическими группировками или с радикалами, по той или другой причине, контракты в обход конкурса и откаты никогда не выходили из моды. И я должен был бы понять, что если общественность не слышит о пытках, это не означает, что пытки не продолжаются.
— Взгляните на эту стену, — сказал Рэкхэм, не пытаясь скрыть гнев и презрение в голосе. — Здесь трещины в бетоне из-за протечек и проседания фундамента. У нас мыши в подвале, а летучие мыши гнездятся на крыше.
— Летучие мыши?
— Летучие мыши, — повторил Рэкхэм, — бетонные стены, хорошие и сухие, лучше, чем большинство пещер. Приезжайте к этому комплексу ночью, и вам покажется, что вы в Трансильвании.
Летучие мыши, чума и вирус Эбола, хирургические операции на мозге обезьянок, электроды и здание, которое называют "Плита", — я начал чувствовать себя так, словно очутился в скверном фильме ужасов. Я посмотрел на пол. Перед обезьяньими клетками голубым мелом был очерчен силуэт. Он указывал положение тела доктора Карла Шнайдера.
Профессор-нейробиолог был найден прошлым утром, когда его помощник вошел в лабораторию. Шнайдер упал перед клетками. Одна из клеток была открыта, и какая-то обезьянка сидела возле лабораторного стола, вереща над холодным телом. Ученый работал над секретным проектом, связанным с обезьянами и неизлечимыми нарушениями двигательных функций организма, и проводил ночи в лаборатории. Он был один, когда бетонные плиты заперли его, и не было никаких свидетельств, что блоки отодвигали ночью. В сущности, ученый был заперт внутри бетонной коробки. Никто не мог войти, и никто не мог выйти.
Все свидетельствовало о том, что Шнайдер только что вынул животное из клетки, когда его сразил сердечный приступ. Обе руки были заняты отбивавшейся обезьянкой, и доктор не смог достать телефон и вызвать помощь. Все подтверждало, что у Шнайдера, к несчастью, случилась внезапная остановка сердца, и он мгновенно умер.
Не было следов борьбы. На теле не было никаких ран и даже царапин. Еда и напитки в холодильнике были исследованы, яда не обнаружили. Аналогично можно было исключить и отравляющие газы: они убили бы не только доктора, но и обезьянок. Результаты вскрытия также указывали на смертельный сердечный приступ.
Зачем же тогда этот безумный звонок Пенелопе Питерс и мое присутствие в лаборатории на следующий день? Потому что доктору Карлу Шнайдеру был тридцать один год, у него было превосходное здоровье, и, насколько всем было известно, он не имел вредных привычек. Такие люди обычно не умирают от сердечного приступа.
— Был какой-нибудь телефонный звонок? — спросил я, заранее зная ответ.
— Нет, ни входящих, ни исходящих, — сказал Рэкхэм. — Если вам интересно, система телефонной связи работает прекрасно. Мы немедленно проверили ее, как только нашли тело. По-видимому, он умер раньше, чем смог связаться с дежурным. Впрочем, это не имеет значения. После того как лабораторию запечатывают, она остается в таком состоянии до утра.
Я обошел лабораторию, осмотрел бетонные стены, заметил крошечные отверстия наверху. Достаточно большие, чтобы через них мог заползти паук или кто-то такого же размера. “Атакован крошечными летучими мышами”, — подумал я, но потом отказался от этой идеи, решив, что это маловероятно. Возможно, ядовитые насекомые? Я прочел слишком много шпионских романов.
— Не мог ли проект, над которым он работал, стать причиной смерти?
— Нет, — сказал Рэкхэм. — Все, что могло бы убить человека, убило бы и обезьян. А они все еще живы.
Определенно. Животные непрерывно визжали, пока я рыскал вокруг, стараясь выглядеть так, словно знаю, что делаю. Яркий свет и визг обезьян — этого достаточно, чтобы заставить человека напиться. Но убить? Я не мог понять, каким образом.
— Он мог испугаться до смерти? — спросил я, понимая, как нелепо это звучит. — Шнайдер боялся насекомых? Может быть, уборщик нарисовал на стене картинку, которая становится видна, только если выключить свет?
Рэкхэм фыркнул.
— Доктор Шнайдер был самым рассудительным человеком, которого я когда-либо встречал. Он был совершенно лишен воображения. Это не тот человек, который может испугаться невидимых чернил. Кроме того, все технические работники — морские пехотинцы с допуском к совершенно секретной работе. К тому же свет в лаборатории никогда не выключают.
На стене над столом в золотой рамке висел документ, свидетельствующий, что Шнайдер в прошлом году победил в престижном научном конкурсе и получил приз в 100 тыс. долл. Фотография в рамке, на которой худощавый бледный человек с жидкими каштановыми волосами, в плавках стоял рядом с такой же бледной белокурой женщиной, одетой в скромный купальный костюм, одиноко стояла на столе.
— Это Шнайдер? — спросил я.
— Единственный и неповторимый, — сказал Рэкхэм. — С профессором Мэри Винфрей из чумной лаборатории этажом ниже.
— Карлу, с огромной любовью. Мэри. — Для меня это звучит как возможный мотив убийства. Любовь, как утверждает песня, меняет все. — Давайте навестим профессора Винфрей.
|
[̲̅IV] |
— Могу я чем-то помочь вам, джентльмены? Это служебное помещение.
— Все это здание — служебное помещение, профессор, — сказал Рэкхэм. — Все мы это знаем. Я капитан Рэкхэм, а это мистер О’Брайен. Мы расследуем смерть доктора Шнайдера.
— О, да, — сказала Винфрей, легкая краска появилась на ее щеках. — Карл умер. Такое несчастье. Расследование? Я не понимаю. Я думала, он умер по естественным причинам?
— Сердечный приступ в 31 год? — спросил я. — Слишком рано для сердечных болезней, вам не кажется?
Винфрей встала. Ее пальцы дрожали. Она выглядела так, словно готова была улететь прочь.
— Я… я никогда не задумывалась об этом. Но почему вы расспрашиваете меня? Карл и я не были очень близки. Последний раз я разговаривала с ним неделю назад.
— У него на столе стоит фотография, — сказал я. — Подписанная вами. С огромной любовью.
Профессор издала высокий хихикающий звук, который напугал мышей у задней стены, и они запищали.
— Недолгий курортный роман, прошлым летом. Несколько недель на солнце. Уверяю вас, тут нет мотива для преступления. Карл и я все еще хорошо относились друг другу. Иногда мы даже говорили о другой поездке, но это всегда заканчивалось ничем. Потому что ни один из нас не мог отказаться от своей первой любви.
— От первой любви? — переспросил я.
— От нашей работы, разумеется.
— Ладно, — ответил я. — Был кто-нибудь, кроме террористов или активистов ПЕТА
— Не-е-е-т, — сказала Винфрей, растянув это слово в целое предложение. — Карл не общался с людьми вне этого комплекса. Как и все мы. Мы посвятили себя работе. Она — вся наша жизнь.
Я кивнул. Одержимость. Прекрасно для страны. Плохо для расследования убийства.
— Меня даже не было здесь в ту ночь, — продолжала Винфрей. — Я читала лекцию в университете. Вам бы стоило спросить Отто, не случилось ли чего-то странного. Он всегда все знает.
Мы задали еще несколько вопросов и оставили профессора Винфрей. Если она виновна в убийстве Шнайдера, то я — обезьяний дядюшка. Впрочем, мне случалось и ошибаться. Много раз.
— Кто это — Отто? — спросил я.
— Первый этаж. Отто Клэкс, профессор нейробиологии, человек, ответственный за нашу программу МЭМС
МЭМС — микроэлектромеханические системы — новая технология изготовления микроскопических механизмов, использующая старые инструменты и методы, разработанные для индустрии интегральных схем. Такие механизмы изготавливаются на стандартных кремниевых пластинах. Поскольку для создания МЭМС используется то же оборудование и те же технологии, что и для изготовления интегральных схем, ничто не мешает формировать электронные схемы на одном кристалле с микромеханизмами. Это позволяет снабжать микромеханизмы интеллектом и создавать очень интересные устройства. Хотя их размеры были невообразимо малы, они вызывали самый горячий интерес в военных кругах. Я отметил, что оба — Шнайдер и Клэкс — были нейробиологами, однако в то время как Шнайдер сосредоточился на изучении мозга, Клэкс сделал упор на МЭМС.
— Почему нейробиолог занялся МЭМС? — спросил я Рэкхэма.
Он пожал плечами.
— Они создают крошечные механические устройства и имплантируют их в мозг животных. Клэкс создает устройства, Шнайдер использует их. Клэкс делает самую трудную часть работы, Шнайдеру достается слава. Хотя я не назвал бы славой награду за мучение и убийство животных.
Я был согласен с Рэкхэмом. Зарплата и Клэкса, и Шнайдера — не что иное, как кровавые деньги.
Если бы у Отто Клэкса остались хоть какие-то следы индивидуальности, он мог бы играть роль сумасшедшего ученого в фильмах ужасов. У него определенно был подходящий вид: рост шесть футов и шесть дюймов, и вес не более пятидесяти фунтов. Такой тощий, что, если бы он повернулся боком, он не отбрасывал бы тени. Блестящие черные волосы, тоненькие усики и бегающие черные глазки. Он говорил тихо и очень быстро, что делало его речь почти невнятной.
— Чего вы от меня хотите? — спросил он через мгновение после того, как мы представились. — В любом случае, я слишком занят, чтобы о чем-либо говорить с вами. Слишком, слишком занят для пустой болтовни. Мне и без того не хватает времени. Чего вы хотите, зачем беспокоите меня?
— Доктор Шнайдер умер в своей лаборатории прошлой ночью, — сказал Рэкхэм. — Профессор Винфрей посоветовала нам спросить вас, не случилось ли чего-то необычного в комплексе в тот вечер.
— Мэри так сказала? — сказал Клэкс. — Не знаю, почему она так думает. Я был в лаборатории, работал, как обычно. Всю ночь, каждую ночь. Запертый здесь, как крыса в западне, не мог ни выйти наружу, ни сделать что-нибудь, кроме как ждать утра. Если даже что-нибудь странное и случилось, я не мог бы узнать об этом. Только не я, запертый за этими бетонными плитами.
— Кроме того, — продолжал Клэкс, — Шнайдер работал с обезьянами, а я ненавижу обезьян. Грязные, жалкие маленькие твари. Я ничего не выигрываю от смерти Шнайдера. Единственный, кому это выгодно, — Эррондс, его ассистент. Поговорите с ним, только у него был мотив. А теперь идите прочь. Мне нужно создавать механизмы, писать отчеты. Идите, идите. Хватит отнимать мое время.
Марвин Эррондс пожелал Шнайдеру доброй ночи, когда лабораторию заперли и заблокировали, и обнаружил труп профессора в центре лаборатории на следующее утро. В соответствии с теми немногими историями про загадки запертой комнаты, которые я читал, это делало его самым вероятным кандидатом на роль убийцы его босса. К сожалению, ни одна из этих историй не могла объяснить, как Эррондсу удалось справиться с этой задачей, если его не было в лаборатории. Они также не могли объяснить, почему два морских пехотинца видели Шнайдера живым, когда запирали лабораторию.
— Я? Убил профессора? — сказал Эррондс, невысокий полный мужчина с бритой головой и голосом, рокотавшим, словно из мегафона. Как я догадался, чтобы перекрикивать обезьян. — Такой глупости я еще не слышал. Конечно, я работал в лаборатории, но доктор Шнайдер был гением. Кроме того, профессор — мой друг. Конечно, он был помешан на своей работе, но все было нормально. Он всем нравился.
— Доктор Клэкс утверждает, что… — начал я.
— Доктор Клэкс — дурак, — сказал Эррондс в бешенстве. Он ткнул пальцем размером с сосиску мне в лицо. — Этот парень — сумасшедший параноик. Подозревает каждого в краже идей.
Следующие пять минут допроса Эррондса убедили меня, что если он изобрел необыкновенный способ убийства — это была бы первая его самостоятельная мысль. Он был в сущности уборщиком с ученой степенью по биологии. Я мысленно вычеркнул его из списка подозреваемых, в котором у меня не осталось ни одного кандидата из трех.
— Вы не хотите теперь опросить профессоров из восточного крыла? — спросил Рэкхэм, когда я закончил с Эррондсом.
— Конечно, почему бы нет, — ответил я и почувствовал, что это будет долгий, очень долгий день.
|
[̲̅V] |
— Джулиан приготовил креветки на ужин. В холодильнике, должно быть, что-то осталось. Поешьте, выпейте, а потом все расскажете.
Описание моего дня заняло около двух часов. Пенелопа только один раз прервала мое выступление:
— Летучие мыши? Вы действительно видели летучих мышей?
— Они летали над крышей, когда я уходил, — заверил я ее. — Маленькие, но определенно это были не птицы. Летучие мыши.
Пенелопа откинулась назад, позволив мне продолжать. Я, как обычно, прекрасно изображал видеокамеру, описывая в мельчайших деталях все, что видел, слышал и ощущал все то время, пока был снаружи. Когда я наконец закончил, Пенелопа с трудом подавляла зевоту.
— Знаю, это не слишком захватывающая история, — сказал я, — но, если кто-то совершил преступление в этом месте, я ума не приложу, как он мог это сделать.
— Это потому, что вы забыли совет Шерлока Холмса, — сказала Пенелопа, вставая из-за стола. — Я собираюсь пойти спать. Думаю, и вы тоже. Завтра на совещании нам нужно быть в хорошей форме.
— Совещание? У нас завтра будет совещание?
— Конечно, — сказала Пенелопа. — Разве есть лучший способ разоблачить убийцу?
Если Пенелопа Питерс чего-то хочет, Пенелопа Питерс получает это. Особенно, если она работает на правительство и им нужен результат.
На следующий день в восемь часов вечера раздался звонок в дверь, и я, одетый в черный смокинг и чувствуя себя почти идиотом, открыл. На крыльце стояли капитан Рэкхэм, Мэри Винфрей, Отто Клэкс и Марвин Эррондс. За их спинами виднелись двое морских пехотинцев. Наши гости прибыли.
Как мне было приказано, я проводил их в гостиную, где Джулиан и я заранее приготовили все, как нам велела наш босс. Маленький круглый столик стоял в центре помещения, накрытый черной тканью. На середине стола лежал хрустальный шар, который я еще раньше днем взял на прокат в манхэттенском магазине театральных принадлежностей. Шесть деревянных стульев стояли вокруг стола. Все было устроено в точности так, как захотела Пенелопа. Первой вошла Мэри Винфрей, затем Рэкхэм, Отто Клэкс, я и Марвин Эррондс. Белый стул предназначался для моего босса.
Вошла Пенелопа в вихре черного шелка. Она выглядела, как какая-то цыганка-гадалка с волосами, собранными в узел и несколькими нитками бижутерии на шее.
— Спасибо, что пришли на сегодняшнее собрание, — сказала она, кивая каждому. — Прощу вас, садитесь.
— Это безумие, — сказал Клэкс, — чистое безумие.
Однако он сел. Больше никто ничего не сказал, но, казалось, все были озадачены.
— А сейчас, прошу вас, возьмитесь за руки, чтобы получился круг, — скомандовала Пенелопа. — Это относится и к вам, доктор Клэкс.
— Мы попусту тратим время, — сказал Клэкс, вытащив руки из карманов пиджака и сунув свои холодные пальцы Рэкхэму с одной стороны и мне — с другой. — Я хотел бы вернуться в свою лабораторию, работать.
— Работать, — сказала Пенелопа, — или планировать новое убийство?
— О чем вы тут болтаете? — сказал Клэкс, пытаясь освободить руки. Но он не мог. Это и было целью всего спектакля: убедиться, что Клэкс не сможет воспользоваться миниатюрным блоком управления, который морские пехотинцы позже нашли в его левом кармане.
— Я никогда не дотрагивался до Шнайдера, — заявил Клэкс, — Я всю ночь был в моей лаборатории.
— Верно, вы там были, — сказала Пенелопа.— В безопасности и покое в вашей лаборатории, пока МЭМС-робот, запрограммированный вами, прокрался через трещины в бетонной стене и убил профессора Шнайдера.
— Как-как? — Я был так удивлен, что почти отпустил холодные пальцы Клэкса. Почти.
— МЭМС-роботы так малы, что могут протиснуться в отверстие размером в тысячные доли дюйма, — сказала Пенелопа. — Благодаря искусственному интеллекту их можно запрограммировать, чтобы они вмонтировали себя в более крупные машины, как только они достигнут цели. Например, они могут пробраться в щель между стеной и потолком, а затем соединиться с более крупным летающим роботом. Их можно запрограммировать найти и атаковать определенную цель: в нашем случае профессора Шнайдера. Устройство доктора Клэкса несло груз синильной кислоты, который оно затем поместило на жало механического москита.
— Цианистый газ убивает людей практически мгновенно — сказал я, начиная понимать, о чем говорит Пенелопа. — Результат похож на смерть от сердечного приступа, а все следы в трупе исчезнут через пару часов. Но как москит мог нести достаточно газа, чтобы убить Шнайдера?
— Все дело в том, чтобы выбрать подходящий момент, — сказала Пенелопа, — Клэкс знал, что рано или поздно в течение ночи Шнайдер вытащит одну из обезьян из клетки. Так как обе руки будут заняты, профессор не сможет защититься от атаки, и будет убит.
— Механический москит…
–…влетел в ноздрю доктора Шнайдера и впрыснул синильную кислоту в его носовой проход, — сказала Пенелопа, заканчивая мою мысль. — Крохотная доза, если вдохнуть ее на таком близком расстоянии, может убить мгновенно.
— Но почему? — сказала Мэри Винфрей, она обращалась не к нам, а к Клэксу. — Почему, ради всего святого, вы убили Карла?
Клэкс поднялся из-за стола, возвышаясь всеми своими шестью футами и шестью дюймами и пытаясь освободить руки, потрясал в воздухе кулаками.
— Как вы только можете спрашивать, Мэри? Я делал всю работу. Он получал все награды. Ему достались деньги, известность, слава. И благодаря всему этому он получил вас.
— Меня? — сказала она. — Причем же здесь я?
— Он вожделел вас, а я не мог допустить этого, — сказал Клэкс, в его голосе послышались очень странные нотки. — Я желал вас, а вы ни разу даже не взглянули в мою сторону, Мэри. Мой робот-шпион подслушал ваш телефонный разговор с ним на прошлой неделе. Он старался соблазнить вас. Предлагал вам новую поездку. Вот когда я решил убить его. Ему не следовало получать награды, которые полагались бы мне, деньги и почести, которые должны были быть моими, а теперь еще и вас! Я просто не мог допустить этого!
— Вы, — сказала Мэри Винфрей, — очень больной и запутавшийся человек. Вы безумны, Клэкс.
Итак, в конце концов, доктора Шнайдера убили зависть и ревность. Не обезьяны. Не летучие мыши. Как ни странно, нечто смертоносное смогло проникнуть в крепость под названием "Плита". Там, куда никто не мог ни войти, ни выйти, произошло убийство.
Морские пехотинцы нашли горсть крохотных механизмов в правом кармане Клэкса, а миниатюрный блок управления в левом. Неопровержимое доказательство того, что он использовал таких миниатюрных роботов для убийства и зловещее напоминание о том, что уловка Пенелопы спасла от смерти кого-то еще.
— Я просила капитана Рэкхэма доставить сюда этим вечером вас двоих вместе с Клэксом, чтобы он не догадался, что мы подозреваем именно его, — объяснила Пенелопа Эррондсу и Винфрей, когда морские пехотинцы вместе с арестованным удалились. — И еще я подумала, что, поскольку вы были друзьями доктора Шнайдера, вам будет приятно помочь разоблачить его убийцу.
— Изумительная дедукция, — сказал Эррондс. — Как вы догадались, что это был Клэкс?
— Она спросила у Шерлока Холмса, — ответил я.
