К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣

КОРНЕЛЛ ВУЛРИЧ ｢CORNELL WOOLRICH｣: 1934 год

В этом топике представлены рассказы К. Вулрича/У. Айриша, написанные в 1935 году. В этом году было написано шестнадцать историй. И лишь два рассказа доступны на русском языке. Форум любителей детектива попробует исправить это (на наш взгляд) упущение. К сожалению, несколько рассказов найти не удалось. (надеемся участники и гости форума помогут с этим).

ВАЖНО! ПРИ ОБСУЖДЕНИИ РАССКАЗОВ ИЗБЕГАЙТЕ ПЕРЕСКАЗА СЮЖЕТОВ ИЛИ ПОЛЬЗУЙТЕСЬ ТЕГОМ "SPOILER"!

ВНИМАНИЕ!
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.

Рассказы

Убийство на восковой дорожке
    ОН всегда звал меня Лапочкой. Всегда говорил, что в голове у меня ничего нет, зато снаружи я вся покрыта медом. Когда он перестал так шутить, я должна была сразу понять: что-то изменилось. Но я думала, что, может, это просто потому, что мы уже четыре года как были женаты — и нам удалось не разбежаться.
    И вот однажды утром (которое ничем не отличается от других) наступает расплата. Казалось бы, все прекрасно. Я в раздумьях, какой свитер — зеленый или синий — мне выбрать для прогулки, и тут раздается звонок в дверь.
    Парень был похож на таксиста. Таксистом он и оказался.
    — Дамочка, ваш муж должен мне полтора доллара, и я пришел их получить. Мне давно следовало это сделать.
    В подтверждение своих слов он демонстрирует мне портсигар Джеки — тот самый, который я подарила мужу на прошлое Рождество.
    — Мне надоело таскать с собой эту штуку в качестве залога. В ломбарде она не стоит ни цента. Единственная причина, по которой я поверил вашему мужу, заключается в том, что женщина, с которой он был в тот вечер, — моя хорошая клиентка. Стоянка такси находится как раз возле ее дома…
    Мое сердце упало в пятки!
    — Одну минуточку, — сказала я, подошла к телефону и набрала номер офиса Джеки.
    — В прошлую субботу он уволился, — сказали мне на другом конце провода.
    Теперь же была среда. Я заглянула в чулан, где стоял дорожный чемодан Джеки. Чемодан был заперт. Я приподняла его за ручку. Он весил чуть ли не тонну. Стало быть, все было готово к отъезду. Значит, эта ведьма его окрутила.
    Натягивая через голову синий свитер, я вернулась к двери.
    — Вы получите ваши полтора доллара, — сказала я, — а также плату за проезд до того места, где живет эта женщина. Поедемте.
    Восточная 54-я улица, в паре домов от большого
"пивного сада"*
"beer garden" — уличная площадка при пабе, где летом публика может пить пиво и есть закуски на открытом воздухе.
на углу Третьей авеню.
    — Конечно, я знаю, как ее зовут, — сказал таксист. — Ее имя Бернис. Я слышал, как ее так называли, когда она садилась с кем-нибудь в мое такси. А фамилия есть на почтовом ящике. Паскаль.
    Никто не видел, как я вошла в подъезд. Лифт работал автоматически.
    Бернис Паскаль завтракала.
"Бромо-Зельцер"*
"Bromo-Seltzer" — торговая марка антацидного средства, разработанного в США в конце ХІХ века для борьбы с изжогой и другими кислотными расстройствами желудка.
и сигарета. Если Джеки называл меня Лапочкой, то интересно, каким эпитетом наградил он эту женщину? Елена Прекрасная, из-за которой началась Троянская война, показалась бы дурнушкой рядом с этой красоткой. Лицо Бернис было из тех, какие появляются на свете, наверное, раз в сто лет.
    — Кто вы? — резко спросила она.
    — Я жена Джеки Рирдона, — ответила я, — и пришла просить вас, чтобы вы от него отстали.
    Все оказалось бесполезно. Я поняла это в тот же вечер, когда пыталась поговорить с мужем. К счастью, кофе, который он выплеснул мне в лицо, был недостаточно горячим, чтобы оставить сильные ожоги. И я даже безропотно перенесла побои, которыми Джеки загнал меня в угол между плитой и обеденным столом. Но когда он схватил свой чемодан и направился к выходу, мне стало по-настоящему больно. Однако я проглотила обиду, наскоро замазала пудрой фиолетовый синяк на челюсти, надела шляпку и догнала его уже на станции метро.
    — Джеки, послушай меня! Ты должен меня выслушать!
    — Ах, да, я забыл, — сказал он и попытался всучить мне пару десятидолларовых банкнот.
    Я не взяла деньги, и ветерок, подхватив купюры, унес их куда-то вдоль рельсов.
    Все, на что я была способна, это только стоять и твердить:
    — Не сегодня, Джеки! Ради бога, только не сегодня! Не ходи к ней. У тебя будут проблемы. Подожди до завтра, а потом уходи, если захочешь. Но только не сегодня, Джеки. Держись от нее подальше…
    К платформе с ревом подъехал поезд и заглушил все другие звуки. Я видела, как его губы сложились в слова: "Прощай, малышка", а затем он сам, его чемодан и поезд унеслись прочь, оставив меня одну на пустой платформе.
    — Не ходи к ней, Джеки, — машинально продолжала я шептать. — Это плохо кончится.

    Я вернулась домой и проревела до полуночи. Потом до самого утра пила джин, который не взял с собой Джеки, после чего провалилась в сон и спала весь день, пока снова не наступил вечер.
    К этому времени на всех улицах уже продавали газеты с крупным пугающим заголовком: "ДЕВУШКА ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ НАЙДЕНА УБИТОЙ". Мое давешнее предчувствие, очевидно, оказалось верным. Окликнув из окна мальчишку-разносчика, я купила у него газету. Действительно, накануне, около девяти вечера, Бернис Паскаль, дом 225 по Восточной 54-й улице, была найдена застреленной в своей квартире. Уже через тридцать минут после этого на Центральном вокзале задержали Джеки, который садился на поезд, чтобы уехать в Монреаль. Ехать он собирался один, но при нем обнаружили два билета и ключ от квартиры Бернис Паскаль. Чемодан Джеки оказался в доме на 54-й улице, где он оставил его на попечение швейцара, когда поднимался наверх к Бернис.
    Я упала на колени, обхватила голову руками и затуманившимися от набежавших слез глазами снова уставилась на статью в газете. Ну что за идиотизм! В 20:30 он первым делом попросил швейцара присмотреть за чемоданом и поднялся наверх без всякого предупреждения — она ведь дала ему ключ. Швейцар не видел, чтобы Джеки спускался. В следующий раз швейцар увидел его, когда тело Бернис уже было обнаружено, а Джеки привезли сотрудники отдела убийств, которые задержали его на вокзале. Газетный репортер восторгался столь быстрым арестом.
    Забытое у Бернис расписание поездов, где был подчеркнут рейс в Монреаль, отправлявшийся в 21:40, обрисовало полицейским картину. Поезда в это время отправлялись каждый день, но копы не стали ждать и сразу рванули на вокзал. Кстати, вещи Бернис тоже были упакованы.
    — Ох, дурак! Ну, какой же дурак! — простонала я и пару раз ткнулась головой в подоконник.

    Через два дня мне разрешили свидание.
    — Ты ведь этого не делал, — сказала я Джеки. — Я найду для тебя хорошего адвоката.
    — Лучше держись от всего этого подальше, — возразил он. — Не хочу, чтобы и тебя в это втянули. Я и без того принес тебе много бед.
    — Но, Джеки, я твоя жена. Тебе не нужно ни в чем меня убеждать. Я просто знаю, что ты этого не делал.
    — Когда я вошел, она уже была мертва, — сказал Джеки. — По радио играли
"Никто не любит"*
  "Nobody’s Sweetheart Now" — популярная песня, написанная в США в 1924 году на музыку Билли Мейерса и Элмера Шобеля, и на слова Гаса Кана и Эрни Эрдмана. Песню исполняли многие джазовые и эстрадные певцы.
. Это мне запомнилось. Но больше я ничего не помню. Наверное, я растерялся и потерял голову. Спустился по запасной лестнице и выскочил из дома, пока швейцар у главного входа вызывал кому-то такси. Я и сам сел в такси за углом. И ездил по улицам, не зная, что делать. Потом я отправился на вокзал, чтобы успеть на поезд…
    — У тебя будет адвокат, Джеки, — пообещала я.
    Мои родственники в
Трентоне*
Trenton — город на восточном побережье США, столица штата Нью-Джерси.
категорически отказались мне помочь. Однако у меня были два кольца: одно с бриллиантом, которое Джеки подарил мне пять лет назад, и платиновое обручальное. С ними я пошла к Уэстману (это имя нужно писать долларовыми знаками).
    — Интересное дело, — сказал мистер Уэстман. — Не могу сказать, что оно мне нравится, но в нем что-то есть. А вы уж, милочка, держитесь.
    Мне это дело нравилось еще меньше, чем ему, — в конце концов, Джеки был моим мужем, а не его, — но я держалась.

    Судебный процесс проходил в разгар дикой жары, из-за которой постоянно возникала путаница с датами заседаний. На улице
90 градусов*
Примерно 32 градуса по Цельсию
в тени. Обливающиеся потом присяжные, готовые осудить хоть самого Архангела Гавриила, лишь бы им позволили выбраться из зала суда и поскорее принять душ. Раздраженный судья, который, наверное, ненавидел собственную мать, родившую его на свет.
    Это был какой-то кошмар. Обвинение утверждало, что Бернис собиралась уехать с Джеки в Монреаль. Затем, когда она по неизвестной причине в последнюю минуту передумала, он убил ее в приступе ревности. Пистолет принадлежал Бернис, однако его обнаружили на дне лифтовой шахты; а женщина была застрелена в голову и умерла мгновенно. Стены в доме толстые. Выстрела никто не слышал. Швейцар видел, как в 20:30 Джеки поднимался наверх. Больше в дом никто не входил. Швейцар уже несколько месяцев знал Джеки в лицо.
    Были еще какие-то свидетельства. У меня создалось впечатление, что Джеки неотвратимо идет ко дну.
    — Сделайте что-нибудь, — твердила я Уэстману. — Вы же можете. Сделайте.
    Уэстман нашел в деле некоторые дыры. Ночной швейцар, заступивший на дежурство в девять вечера, был, очевидно, не трезв — по крайней мере так считал адвокат. Когда же Уэстман решил поговорить с дневным швейцаром, который, возможно, мог бы рассказать о тех, кто заходил к Бернис ранее в течение дня, оказалось, что через двое суток после убийства этот джентльмен уволился и уехал домой в Ирландию (или еще куда-то), не оставив своего нового адреса. Уэстман разыскал бывшую горничную Бернис, которая могла бы сообщить обо всех мужчинах в жизни мисс Паскаль, но как раз в тот день, когда он вызвал эту горничную в суд, ее таинственным образом сбила машина на пересечении 135-й улицы и Ленокс-авеню, после чего этой даме были устроены шикарные похороны. Короче, все плохо; ничего не склеивается.

    День за днем я просиживала в зале суда. Сидела на последнем ряду, скрывая глаза за темными стеклами очков. На 21-й день слушаний присяжные вышли в зал с небритыми щеками, в рубашках, пропитанных потом, и признали Джеки виновным.
    Я упала в обморок. Судебный пристав вынес меня на улицу, но никто этого даже не заметил: все время, пока шел судебный процесс, многие люди от жары падали в обморок.
    Когда Джеки зачитывали приговор, стало попрохладнее, но к тому моменту было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Мой супруг должен был сесть на электрический стул.
    — Короче, моего мужа поджарят за то, чего он не совершал! — сказала я Уэстману.
    — Все жители Нью-Йорка считают, что он это сделал, и только одна слабая бедная женщина думает, что это не так. Вы не можете сопротивляться мнению большинства.
    — Верно. Но я могу голосовать своими деньгами. Что вам нужно для того, чтобы добиться отсрочки исполнения приговора?
    — Новые доказательства. То есть то, чего у меня нет.
    — У вас нет доказательств? А сколько у нас есть времени?
    — До восьмого ноября. Шесть недель для нас и целая жизнь для него.
    У двери я обернулась.
    — Полагаю, пятисот долларов хватит на то электричество, которое они собираются через него пропустить.
    Уэстман всплеснул руками.
    — Можете забрать гонорар обратно. Я чувствую себя еще хуже, чем вы.
    Я забрала деньги, потому что мне они были нужнее. С тех пор, как я наняла адвоката, мне пришлось жить в меблированной комнате за семь долларов в неделю и питаться кукурузными хлопьями. Теперь моя задача заключалась в том, чтобы отделить одного нужного человека от 6 999 999 случайных граждан (или каково было население Нью-Йорка по данным последней переписи?) и повесить на него убийство Бернис Паскаль так, чтобы это было убедительно и позволило моему Джеки выйти на свободу.
    Шесть недель на все про все. Сорок два дня. Тысяча часов. Что имеется? Пятьсот долларов, ангельское личико и сердце, твердое, как скала. Каковы шансы? Тысяча к одному. И это еще мягко сказано. Ну, и кто будет провозглашать тост за такие хилые надежды?
    Я просто сидела, подперев голову руками, и думала о том, что делать дальше. Никаких мыслей, никаких озарений, никаких идей. Я взялась за трудное дело. А минуты утекали одна за другой. Утекали и не возвращались.
    На следующий день мне разрешили попрощаться с Джеки перед тем, как его собирались отправить на север штата. Джеки был в наручниках. Рядом стоял конвоир, так что мы почти не разговаривали.
    — Посмотри на меня. Что ты видишь?
    — Твои глаза странно блестят, — сказал Джеки.
    — Это потому, что я собираюсь тебя вытащить, — шепнула я. — Так что не думай о прощании.
    Когда я вернулась домой, меня поджидал полицейский.
    "Ого! — подумала я, — Это еще что?"
    — Я везде вас искал, — сказал коп. — Мистер Уэстман подсказал мне, где вы живете. Ваш муж попросил передать вам его вещи.
    Он протянул мне чемодан — тот самый, который Джеки упаковал и забрал с собой тем вечером.
    — Спасибо, что сыплете мне соль на рану, — сказала я и не стала приглашать копа в свою комнату.
    Никогда не думала, что душевной пыткой могут стать рубашки, носки и носовые платки. В чемодане лежал и серый костюм моего мужа. Я поднесла пиджак к лицу, закрыла глаза и как бы занялась с Джеки любовью. Копы наверняка десятки раз обшарили все карманы, но они все вернули на свои места. Пара визиток из питейных заведений, мятая пачка сигарет, модная серебряная авторучка в нагрудном кармане.
    Будучи уже почти вдовой, я разложила перед собой все вещи Джеки в своего рода погребальном порядке. Когда я складывала пиджак, то почувствовала что-то внизу — под одним из швов. В подкладке бокового кармана была дырка, но ее было трудно заметить. Когда я вывернула карман наружу и пошарила в дыре, я поняла, что копы не так уж много и потеряли. Это была всего-навсего
спичечная книжка*
  Разновидность спичечной упаковки. Классическая форма рекламных спичек, которую часто можно увидеть в американских фильмах. Такие спички легко помещаются в карман, имеют большую поверхность для печати, при этом дешевы. Особую популярность данная форма получила в барах и отелях. Одна из форм спичечных книжек — на единой подложке находятся плоские бумажные спички, которые перед использованием нужно отрывать.
.
    Я отложила ее в сторону. Потом снова взяла в руки. Это явно не коммерческая книжка. На ней не было рекламы. Спичечная книжка была… личной. Занятно. Черная обложка и два золотистых инициала на ней — "Т. В.". Эти спички были не из отеля, не из бара и не из какого-нибудь магазина. И Бернис они вряд ли принадлежали, потому что "Т. В." — не ее инициалы.
    Где Джеки раздобыл эти спички? Я знала практически всех его друзей. Бернис была для меня единственной темной лошадкой. Ни одно известное мне имя не соответствовало этим двум буквам. Просто чтобы кое-что проверить, я вышла в коридор к общему телефону и позвонила в фирму, где работал Джеки.
    — Т. В. на месте? — небрежно спросила я.
    — Никто с такими инициалами у нас не работает, — ответила девушка на другом конце провода.
    Когда я вернулась к себе в комнату, меня вдруг осенило. Джеки, должно быть, взял эти спички все-таки в квартире Бернис. Но книжка — не ее. К ней заходил кто-то другой и по рассеянности оставил свои спички. Потом появился Джеки. Он был навеселе и, сам того не заметив, положил спички в свой карман.
    Если такое допустить — а это пока ничем не подтверждалось, — то это все равно ничего не значило. Из этого не следовало, что "Т. В." каким-то образом причастен к смерти Бернис. Но если бы у меня была возможность связаться хотя бы с одним человеком, который близко ее знал, я бы могла продвинуться вперед и узнать кое-что о других ее приятелях.
    Надо как-то отыскать таинственного "Т. В.". Подумав об этом, я случайно глянула в угол и увидела таракана, крадущегося в свою норку. Я вздрогнула. Этот таракан — как и все другие тараканы, которых я могла наблюдать неделями, — натолкнул меня на мысль. У меня возникла идея.
    Сначала спичечная книжка, потом таракан. Я принарядилась и направилась к дому 225, где жила Бернис. Отыскала управляющего.
    — Послушайте, — сказала я, — меня интересует квартира "3-Н". Вы ее уже сдали?
    — Нет, — ответил управляющий, — и бог знает, когда мы сможем ее сдать. Люди недоверчиво относятся к таким местам. Это ведь было во всех газетах.
    Я уговорила его проводить меня в квартиру и, оказавшись там, огляделась. Телефон оказался на месте, но связь, естественно, была отключена. Телефонные справочники лежали на полу гардеробного чулана. Никаких других вещей там уже не было.
    "Большой же у тебя шкафчик", — подумала я, перелистывая страницы справочника номеров Манхэттена.
    Потом я положила справочник на пол и снова вышла в комнату. Нужно иметь неплохое зрение, чтобы хорошо видеть в темном чулане. Я на свое зрение не жаловалась.
    — Я хочу вам кое-что предложить, — сказала я. — У меня не так много денег, и я совсем не суеверна. Но мне не нравятся тараканы, которые водятся там, где я сейчас живу. У вас же нет ни единого шанса сдать эту квартиру, пока люди не забудут о том, что в ней произошло, и вы это прекрасно знаете. Я готова снять ее ровно за четверть того, что за нее платила прежняя жиличка. Что вы на это скажете?
    Управляющий спустился вниз, позвонил риэлторам, снова вернулся — и квартира перешла в мое распоряжение. Но только на шесть недель; или, если посмотреть с другой стороны, примерно до того времени, когда Джеки могли посадить на электрический стул — что меня вполне устраивало, так как это был именно тот срок, на который я в любом случае собиралась снять эту квартиру.
    Как только дверь за управляющим закрылась, и я осталась в квартире одна, я сразу направилась к чулану и вытащила на свет божий справочник Манхэттена. Я перевернула его и встряхнула. Из страниц выпал картонный прямоугольник — тот самый, который я уже видела в первый раз, когда листала справочник. Это была одна из тех карточек, разлинованных на строки и столбцы для имен и номеров, которыми телефонная компания снабжает своих абонентов, чтобы те могли записывать туда отсутствовавшие в справочнике номера телефонов.
    На карточке Бернис было три карандашные записи:

     Руби Моран — Уикершем, номер такой-то;
     Джильда Джонсон — Стайвесант, номер такой-то;
     Томми Вайлант — Баттерфилд, номер 8-14160.

    Дело принимало интересный оборот. Баттерфилд — это ведь в районе Парк-авеню, где самая дорогая недвижимость. Однако сливки общества не опускаются до того, чтобы таскать с собой спички с собственными инициалами. Это удел беспардонных хвастунов. Скорее всего, этот Томми Вайлант ("Т. В."), кем бы он ни был, рубил деньги по-быстрому, но еще не влился в высшее общество. Это означало, что он был, возможно, рэкетиром (легальным или нет). И, может быть, Бернис знала о нем слишком много, или наговорила лишнего, или собиралась это сделать, и поэтому теперь она удобряет почву
Вудлона*
Кладбище Вудлон (англ. Woodlawn Cemetery) — одно из крупнейших кладбищ Нью-Йорка.
. Хотя, может, все было совсем по-другому. Это мне и предстояло выяснить.
    Что касается полиции, то для них дело против Джеки было настолько простым, что они не будут им заниматься, выискивая мелкие улики вроде спичек за подкладкой пиджака, которого не было на Джеки в момент, когда его арестовали, или записанных карандашом номеров на карточках, спрятанных между страниц телефонного справочника. Для этого требовался маленький незаметный человечек — каким была я.
    Я вышла на улицу и, немного поразмыслив, отправилась на Бродвей, в один из модных магазинов, торгующих сценическими костюмами.
    — Покажите мне что-нибудь такое, — попросила я, — что может поразить воображение. Чтобы, увидев это, у мужчин искры из глаз летели.
    То, что я, в конце концов, выбрала, было чем-то вроде
шемизетки*
(от фр. "chemisette" — уменьш. от "chemise" — "рубашка") — накидка, легкая блузка или манишка.
, которую обычно поддевают под одежду в холодное время года. Мне это обошлось в пятьсот долларов, но оно того стоило. Я забрала сверток с покупкой и пошла дальше. Отыскала паршивый третьесортный бар недалеко от того места, где я жила, и долго там сидела. Я болтала с барменом, а когда он отворачивался, выплевывала в плевательницу очередной глоток коктейля ядовито-розового цвета.
    — Вряд ли у меня это найдется, — сказал бармен, когда я, наконец, решилась задать ему вопрос. — Меня могут прикрыть за такое. При всем желании, этого здесь просто нет.
    — Мне надо было для безобидного розыгрыша, — ответила я. — Ладно, забудь. Я никогда ничего не просила. Я вообще здесь не была, и ты никогда меня не видел, и я никогда тебя не видела.
    Но я заказала еще одну порцию коктейля
"Джек Роуз"*
  "Jack Rose" — классический алкогольный коктейль из американского яблочного бренди (кальвадоса), сиропа гренадин и свежевыжатого лайма или лимонного сока. Вероятно, возник в конце ХІХ— начале ХХ века в США. Напиток был популярен в 1920-1930-х годах, но со временем утратил популярность.
и протянула бармену десятидолларовую купюру.
    — Сдачи не надо, — сказала я.
    Когда он принес напиток, в его ладони был зажат маленький пакетик из белой бумаги. Я подхватила коктейль, не дав бокалу коснуться стойки.
    — Попробуйте вот это, — сказал бармен уголком рта и неторопливо двинулся вперед, протирая барную стойку.
    Я сунула пакетик в сумку и вскоре покинула бар.

    Когда я вернулась в квартиру, телефон уже работал, и я позвонила по номеру Томми Вайланта. Ответил мужской голос.
    — Томми? — проворковал я, как будто знала Вайланта всю свою жизнь.
    — Мистер Вайлант, — сказал голос, — ушел по делам.
    Слово "мистер" подсказало мне, что это, должно быть, слуга — преданный Пятница.
    — А кто хочет говорить с мистером Вайлантом?
    — Одна его подружка. Где я могу с ним встретиться?
    — В
"Клубе веселых девяностых"*
  "Веселые девяностые", или "Беспутные девяностые" (англ. "The Gay Nineties"), — культуроведческий термин, означающий последнее десятилетие ХІХ века (1890-е годы), когда в светском обществе США поощрялись непомерные траты всего, что имелось, на удовлетворение любых "хотелок".
.
    Это упростило мою задачу, потому что если бы Вайлант сам подошел к телефону, я могла бы оказаться в затруднительном положении.
    Мне потребовался час, чтобы подготовиться. Я и так-то выглядела неплохо, но уж теперь на меня запал бы практически любой мужчина. Я пришла в клуб рано, однако твердо решила: буду сидеть, если потребуется, до самого закрытия. Я, кстати, рисковала подхватить пневмонию в своем наряде стиля "бери и пользуйся", но оно того стоило.
    Я наплясалась под звуки джаза, и, когда снова уселась за столик, еле-еле смогла отдышаться. Выступление приглашенных артистов было совсем негодным — даже официанты его не смотрели. Я заказала себе
"Розовую леди"*
"Pink Lady" — классический коктейль на основе джина, сиропа "Гренадин" и яичного белка.
и стала ждать. Потом, когда я достала сигарету, мне со всех сторон стали протягивать зажигалки: их огоньки напоминали целый рой светлячков.
    — Положите зажигалки на стол, — сказал я, — и я выберу, какая мне понравится.
    Тот, кто увлекался спичками с собственными инициалами, не стал бы пренебрегать нанесением тех же инициалов на зажигалку, и я желала ее увидеть.
    Передо мной легли на стол девять зажигалок. На одной из них — маленькой зажигалке, покрытой черной эмалью, — красовались позолоченные инициалы "Т. В.".
    — Кто даст мне прикурить от этой зажигалки? — спросила я и пододвинула свободный стул к себе поближе.
    Он не был похож на мелкого бандита, как мне это представлялось. Он выглядел так, будто каждый день играл в хоккей, а по утрам обливался холодной водой.
    — Уф! — услышала я чей-то шепоток, пока остальные восемь зажигалок исчезали со стола. — Если бы она его не выбрала, тут начался бы мордобой!
    А, так вот каким он был! Может, это и объясняет то, что случилось с Бернис?
    Он вернул мою "Розовую леди" официанту и заказал газировку.
    — Как тебя зовут?
    — Лапочка, — сказала я.
    — Потрясно.
    Через три часа он сказал:
    — Ты не тушуйся. Сейчас поедем ко мне, пропустим по маленькой.
    — Нет, давай лучше ко мне, — сказала я. — Очень хочется снять все это и переодеться во что-нибудь другое.
    Когда мы вышли из такси, Вайлант споткнулся о ступеньку крыльца, и пока швейцар помогал ему подняться, я обернулась к водителю.
    — Дождитесь меня. Я выйду примерно через полчаса. Одна. И вы будете мне нужны.
    Вайлант был достаточно пьян, однако он узнал дом, в который мы приехали.
    — Я здесь уже бывал, — торжественно объявил он, когда мы поднимались на лифте.
    — Будем надеяться, что ты здесь задержишься.
    Я впустила его в квартиру. Он рухнул в кресло.
    — Принесу выпивку, — сказала я и достала два наполненных бокала, которые оставила в холодильнике перед тем, как уйти.
    В одном бокале я растворила полную дозу снотворного из белого пакетика.
    — А теперь, извини, я на минутку, — сказал я позже, когда тщательно ополаскивала горячей водой два опустевших бокала.
    Я переоделась в спальне, а когда снова вышла в гостиную, парень уже спал, как младенец. Я заглянула в его документы и узнала адрес. Потом взяла его ключи, спустилась вниз, села в такси и сказала водителю, куда меня отвезти. Мы приехали на Парк-авеню. Он жил в пентхаусе, но довольно маленьком: всего две комнаты.
    Еще в "Клубе веселых девяностых" я узнала, что его слуга-филиппинец в пентхаусе не ночует, а уходит домой каждый день около десяти вечера. Это было хорошо, иначе у меня ничего бы не вышло. В пентхаус вел отдельный изолированный лифт.
    — Вы меня ждете? — остановилась я возле лифтера. — Он послал меня домой раньше, чтобы я успела взбить подушки.
    Когда я оказалась в его квартире, было уже три часа ночи, и я пробыла там до семи утра. Тщательно все обыскала. Но ничего не нашла. Ни клочка бумаги, ни строчки, которая указывала бы на то, что он когда-либо знал Бернис. Возможно, он успел все уничтожить.
    Я нашла встроенный в стену сейф. Он был заперт. Однако замочек ящика стола в спальне не устоял перед моей шпилькой. В ящике оказалась маленькая записная книжка, в которой я нашла нужную комбинацию шифра.
    Сейф оказал определенную пользу. Там, правда, ничего не было о Бернис, зато на внутренних полках хранились корешки от множества погашенных чеков, которых у него никак не должно было быть. Один из чеков (на имя Джо Каллахана с Третьей авеню) был выписан через два дня после смерти Бернис. Двести с чем-то долларов. Как раз достаточно, чтобы переправить мужа и жену через Атлантический океан. Третьим классом.
    Джо Каллахан был тем самым дневным швейцаром в доме 225 по Восточной 54-й улице, которого Уэстман так старался найти, но обнаружил, что Каллахан уволился и уехал домой в Ирландию. Я сунула корешок этого чека себе под подвязку. Так, на всякий случай. Если он "подмазал" и ночного швейцара, чтобы тот закрыл глаза на его посещения квартиры Бернис, у него наверняка хватило ума сделать это наличными. Чтобы не было никаких доказательств. То же самое касается и водителя автомобиля, который сбил горничную в Гарлеме.
    Так что, в общем и целом, моя инвентаризация потерпела фиаско.
    В любую минуту мог появиться слуга-филиппинец, поэтому мне нужно было спешить. Минут десять я потратила на то, чтобы привести все в порядок.
    Когда Вайлант очнулся — в кресле, в котором он и уснул, — я сидела перед ним: одетая и умытая, как будто я только что встала. Ключ от пентхауса снова был у него в кармане, ибо слесарю потребовалось всего двадцать минут, чтобы сделать мне дубликат. Корешок чека я оставила у фотографа, который должен был сделать с него фотокопии.
    — А ты славный, — проворковала я, когда он открыл глаза. — Спал возле меня, как котенок. Давай, иди в душ, а я сварю тебе кофе.
    Допив вторую чашку, он огляделся.
    — Мне эта комната как будто знакома, — сказал он, поднялся на ноги и выглянул в окно.
    Я увидела, как побелело его лицо.
    — Господи, это та же квартира, — пробормотал он. — Мне нужно уходить!
    — Нервничаешь? — сладким голосом спросила я.
    — Нисколько, — отозвался он. — Просто у меня похмелье. Не заставляй меня ничего тебе рассказывать. Только не сейчас. Мне нужно на воздух.
    Он схватил свою шляпу, а я схватила его за рукав.
    — Ты обещаешь? — спросила я. — Все мне расскажешь позже? Например, сегодня вечером?
    — Нечего рассказывать! — отрезал он и хлопнул дверью.
    Еще на шаг ближе к разгадке! Я взяла его пустую чашку и разбила ее о стену.

    — Этого недостаточно! — рявкнул Уэстман, когда я передала ему фотокопию корешка чека. — Я что, волшебник? Это не доказывает его связи с Бернис. Это лишь показывает, что он заплатил двести баксов какому-то парню по имени Джо Каллахан. В Нью-Йорке полно людей с таким именем. Как вы собираетесь идентифицировать этого "Дж. К." с тем, который работал швейцаром в ее доме? И даже если вам это удастся, это все равно не докажет, что плательщик имел какое-то отношение к ее смерти. Может, и имел. Но улик недостаточно!
    — Погодите, — сказала я. — Кто говорит, что это все? Я еще не закончила. Помните поговорку: "С миру по нитке — голому рубашка"? Я принесла это вам только для того, чтобы спрятать в надежном месте — в вашем офисном хранилище. Я надеюсь, что улик будет больше. Но для того, что я задумала, мне нужны деньги.
    — Я адвокат, а не банкир.
    — Вы можете выиграть это дело. Поступите, как банкир. Дайте мне денег. Для вас это будет отличная инвестиция.
    Деньги я получила.
    Я отправилась в самый большой музыкальный магазин в городе и поговорила с его директором.
    — Мне скоро нужно будет выступать на сцене, — сказала я, — и я хотела бы сделать у себя дома несколько звукозаписей. Нет, петь я не буду. Я буду только говорить. Но запись моего голоса должна звучать абсолютно чисто, независимо от того, где я буду стоять. Можно такое устроить?
    Директор заявил, что такого оборудования у них не имеется. Есть только малоэффективные микрофоны, к которым нужно стоять очень близко и громко кричать. Но когда я сказала, что расходы не имеют значения, он предложил прислать мне пару своих специалистов, дабы они подсоединили к моему фонографу более чувствительный микрофон и сделали все необходимые подключения. После этого, используя покрытый воском "мастер-диск" и специальную иглу, я смогу добиться почти того же эффекта, что и звукозаписывающие компании в своих студиях.
    Я согласилась на предложенный вариант.
    — Видите ли, ко мне приедет известный продюсер, от решения которого зависит вся моя карьера.
    Директору пришлось звонить на фабрику, чтобы заказать иглу и восковой мастер-диск, поскольку в магазине такого добра не было.
    — Берите на всякий случай десяток игл и штук двадцать дисков, — сказала я. — Он может попросить меня исполнить монолог Гамлета.
    Возможно, директор посчитал меня сумасшедшей. Однако он не стал мне возражать и лишь промолвил:
    — Я сделаю вам скидку на иглы и диски.
    — О, и не забудьте про сам фонограф, — напомнила я перед уходом. — У меня его, вообще-то, нет.
    К пяти вечера специалисты все закончили. Фонограф оказался не таким большим, как я ожидала. И, в отличие, скажем, от граммофона, на него можно было только записывать звук, но не воспроизводить его.
    — Есть еще кое-что, — сказала я. — Мне бы хотелось иметь возможность включать и выключать эту штуку, не подходя для этого к ней каждый раз.
    Оказалось, это не так просто сделать. Все, что мне смогли предложить специалисты, — это прикрепить к фонографу провод с электромеханической кнопкой на конце. Можно, сидя возле фонографа, нажать на кнопку, и прибор запустится, а если кнопку отпустить — запись остановится. Фонограф, естественно, был подключен к электрической розетке, и его не нужно было заводить никакой ручкой.
    — Поставьте ваш агрегат как можно ближе к кушетке, — попросила я.
    Когда все было готово, мы установили на фонографе восковой мастер-диск, и я попробовала сделать запись. Я встала в дальнем конце комнаты и произнесла:
    — Привет. Как дела? Хорошо выглядишь.
    Говорила еще какую-то ерунду — все, что пришло мне тогда в голову. Потом я села на кушетку и записала свой голос оттуда.
    Специалисты сняли с фонографа восковой мастер-диск и проиграли его на небольшом портативном устройстве, которое привезли с собой. На самом фонографе звук с восковой поверхности, конечно, нельзя было воспроизвести — требовалась более мягкая игла из фибры или бамбука, чтобы не испортить звуковую дорожку. Запись с дальнего конца комнаты вышла немного глуховатой, а вот то, что было записано возле кушетки, звучало настолько чисто и естественно, что я чуть не подпрыгнула от неожиданности.
    — В принципе, меня все устраивает, — сказала я. — Но вот как я узнаю, что запись на диске закончится и нужно ставить новый диск?
    — Там есть автоматический стопор, — сказали ребята. — Кнопка у вас в руке сработает, и вы почувствуете, как она займет положение "выключено".
    После того как они ушли, я сама сделала еще несколько улучшений. Повесила на шкаф ажурный кружевной шарфик, чтобы за ним ничего не было видно, и протянула провод с кнопкой под кушеткой. Теперь кнопка была вне поля зрения, но ее легко можно было поднять, независимо от того, на каком конце кушетки вы сидели, просто опустив руку на уровень пола.

    Следующим вечером, когда мы вернулись из "Клуба веселых девяностых", он уже был полностью под влиянием моих чар. Я намеренно ушла с ним из клуба пораньше, не дав ему возможности слишком нагрузиться. Конечно, с пьяным говорить проще, но в суде это может дать негативный результат.
    Он был полностью в моей власти, однако продолжал ворчать.
    — Почему мы не могли поехать ко мне? Говорю же тебе, мне тут не нравится. От этого места у меня мурашки.
    На этот раз я наливала алкоголь прямо у него на глазах. Он взял бокал, который я ему протянула, усмехнулся и спросил:
    — Еще один
"Микки Финн"*
  "Micky Finn" — на сленге это напиток с использованием парализующего агента, который дается кому-то без его ведома с намерением парализовать или "вырубить". Назван в честь управляющего салуном "Lone Star" и рестораном "Palm Garden" Майкла "Микки" Финна. Эти заведения работали в Чикаго (США) с 1896 по 1903 годы. В декабре 1903 года несколько чикагских газет задокументировали, что Майкл "Микки" Финн был обвинен в использовании подобных напитков для выведения из строя и последующего ограбления некоторых своих клиентов.
?
    Я на секунду замерла, а потом сделала единственное, что было возможно в этой ситуации. Забрала у него бокал и выпила сама.
    — Ты говоришь ерунду, — холодно обронила я. — Или можешь подтвердить свои слова?
    — Думаю, ты тогда это сделала, чтобы я к тебе не приставал.
    Я перевела дыхание.
    — Ты собираешься оставить меня на ночь? — спросил он.
    Я об этом и не подумала. Мои мысли были заняты совсем другими проблемами, и я забыла, что он-то может захотеть всяких таких штучек.
    — Устраивайся поудобнее, — нежно сказала я, — а я пока смою боевую раскраску.
    Я направилась к ванной комнате и уже на полдороге услышала его слова:
    — А где радио? Давай послушаем музыку.
    Боже, подумала я, вдруг он найдет фонограф!
    Я обернулась. Лицо у меня, наверное, сильно побледнело.
    — У меня… у меня нет радио, — пролепетала я.
    — А это что такое? — спросил он и потянулся к кружевному шарфику, прикрывавшему фонограф.
    — Это электрическая швейная машинка, — сказала я первое, что мне пришло в голову. — Я сама шью себе одежду. Томми, подойди ко мне на минутку, я хочу тебе кое-что показать.
    Он подошел, а я постаралась успокоиться.
    — Смотри, какая у меня чудесная гардеробная.
    Он по-своему понял мои слова и, приобняв меня за плечи, начал подталкивать к чуланчику.
    — О, нет, нет! — заверещала я. — Притормози! Давай лучше сядем и спокойно поговорим.
    Мы уселись на кушетку, и я поставила свой бокал на пол, в дюйме или двух от провода, соединенного с фонографом.
    — Почему ты все время говоришь, что тебе тут не нравится? — осторожно спросила я. — Почему тебя бросает в дрожь от этого места? И ты так побледнел, когда выглянул в окно...
    — Давай лучше поговорим о тебе, — сказал он.
    — Но мне хочется знать. Ты обещал рассказать всю правду.
    Разговорить его оказалось сложнее, чем я думала.
    — Ты такая классная, лапочка, — прошептал он мне на ухо. — Ты сводишь меня с ума. Это не просто интрижка на одну ночь. Я, наверное, даже хочу жениться на тебе.
    Он обнял меня и положил голову мне на плечо. Теперь он был в моей власти. Я опустила руку вниз и нащупала на полу провод. "В аду ты женишься, придурок", — свирепо подумала я.
    — Думаю, ты тот еще бабник, — сказала я, одновременно перебирая пальцами провод, пока не почувствовала в своей ладони кнопку. — Ты знал кого-то, кто жил в этой квартире, и ты ей напевал то же самое.
    — А… та крыска, — кисло пробормотал он. — Она была бестолковой.
    — Кто она вообще такая?
    Я замерла в ожидании.
    — Ты, возможно, читала об этом в газетах, — сказал он. — Та женщина, Паскаль, которую шлепнули.
    Я приподнялась на локте и нажала на кнопку. Потом, немного повысив голос и четко произнося слова, сказала:
    — Томми Вайлант, — я решила повторить его имя дважды, чтобы в дальнейшем было легче провести идентификацию. — Томми Вайлант, ты знал Бернис Паскаль, ту девушку, которую нашли мертвой прямо здесь, в этом самом доме?
    — К несчастью, немного знал.
    — К несчастью? А что ты почувствовал, когда ее застрелили?
    — Облегчение. Я трижды крикнул "Ура!"
    — Чем она тебе так досадила?
    — Она была круглой дурой, — сказал он. — Пыталась промышлять шантажом. Случайно узнала обо мне кое-что. Не слишком приятное, но полезное для федералов. О перестрелке в Детройте во времена сухого закона. Я ей сказал, что ее номер не пройдет и если она будет на меня давить, то ей не поздоровится. Я подкупил ее негритянку-горничную, и та предупредила меня, когда Паскаль решила сбежать в Монреаль с этим парнем Рирдоном. Я сразу понял, что это значит. Когда у нее закончатся деньги, она вернется к шантажу — и я уже не смогу ее остановить!
    — И что ты сделал?
    — Я пришел сюда, в эту квартиру, чтобы остепенить Бернис. А с такой дамой, как она, сделать это можно было только одним способом.
    — Ты пришел сюда, чтобы ее убить?
    — Да, — сказал он. — Она это заслужила.
    Я внезапно отпустила кнопку. Казалось, моя рука действовала сама собой. И не спрашивайте меня, как я поняла, что он скажет дальше. Но рисковать я не собиралась
    — Когда я пришел, она уже была мертва, — продолжал он. — Кто-то меня опередил. Она лежала на полу, уже холодная. Сначала-то я подумал, что она просто пьяна. А когда все понял, то что мне оставалось делать? Надо было уходить. И я быстро смотал удочки.
    Между словами "делать" и "надо" я снова нажала на кнопку.
    — Что это жужжит? — спросил он. — Комар, что ли?
    — Это холодильник, — сказала я. — Мотор то включается, то выключается.
    Уэстман был достаточно опытен, чтобы потом стереть мои слова, прежде чем сделать копию с воскового диска на эбонитовую пластинку.
    — Я не должен был все это тебе говорить, — сказал он. — Но ты не такая, как она.
    Чтобы придать ему уверенности, я слегка прижалась к его плечу, но не настолько сильно, чтобы он снова полез обниматься.
    — Что ты сделал потом? — промурлыкала я.
    — Я выбросил ключ от ее квартиры в канализацию. Поймал такси на углу и поехал в клуб, чтобы обеспечить себе хорошее алиби. На другой день я отыскал дневного швейцара и оплатил ему билеты в Ирландию — просто на всякий случай. А то он видел меня с этой Бернис слишком часто.
    — А ночной швейцар?
    — Он новенький. Ко мне еще не пригляделся; и в какую квартиру я хожу, тоже не знал.
    Значит, ночного швейцара он не "подмазал". Наверное, это было глупо.
    — А горничная тебя не волновала?
    — С ней произошел несчастный случай. Она попала под машину.
    По его тону я поняла, что это действительно был несчастный случай, и что он не имел к нему никакого отношения. Однако я решила это исправить. Я громко рассмеялась, как будто уловила в его словах нечто совсем другое.
    — Ты все предусмотрел! — сказала я и отпустила кнопку.
    Моя последняя фраза была довольно рискованной, но он, слава богу, не обратил на нее внимания.
    — Что тут смешного? — спросил он чуть обиженно.
    Внезапно раздался телефонный звонок. Звонили ему. Его хотели немедленно видеть в клубе по каким-то важным делам. Уходя оттуда, он оставил номер, по которому с ним можно было связаться. Звонок из клуба был очень кстати. Я и сама уже думала, как мне избавиться от Вайланта. Ну, и кто будет утверждать, что Санта-Клауса не существует?
    — Увидимся завтра вечером, лапочка.
    Он схватил свою шляпу, небрежно чмокнул меня в щеку и умчался прочь.

    За окном светало. Я сидела на кушетке, уставшая и измученная. Кнопка, сделавшая всю грязную работу, выскользнула из моих пальцев. Я посмотрела на нее, покачала головой и подумала: "Досталось тебе, бедняжка". Я не знала, радоваться мне или нет.
    Наверное, я задремала. Когда же открыла глаза, то долго не решалась подойти к фонографу. Наконец я собралась с духом и сняла с прибора восковой мастер-диск. Какой непрочный этот воск! Стоило только выпустить диск из рук, позволить ему упасть на пол, случайно на него наступить и все — прощай, запись. Я подумала о Джеки, затем осторожно положила диск на стол и пошла к телефону. Хотя, пошла — не то слово. Я рванулась к аппарату. Позвонила Уэстману и сказала, что у меня есть то, что ему нужно
    — Отлично, привозите все ко мне, — ответил адвокат.
    — Не могу. Приезжайте сами и заберите! И побыстрее! Ловите такси! Не давайте мне времени подумать. Торопитесь, пока я...
    Уэстман приехал достаточно быстро. Он положил мастер-диск в бумажный пакет и сказал:
    — Я свяжусь с тюрьмой. Уверен, мы получим отсрочку казни! А почему на вас лица нет? Вы должны бы радоваться…
    — Хватит болтать! — воскликнула я. — Поезжайте скорее и увезите эту штуку с моих глаз.
    Через некоторое время я опять сняла телефонную трубку и позвонила Томми Вайланту.
    — Том, — сказала я, — как быстро ты успеешь смыться из города?
    — Да за пять минут, если придется, — ответил он. — А что случилось?
    — Тебе надо спешить. Я только что узнала. Дело Бернис Паскаль вернут на доследование.
    — А я тут при чем? — удивился он. — Я ведь чист.
    — Не спорь. Просто прислушайся к моему совету. И… прощай, Том, — я всхлипнула. — Ты, правда, можешь улизнуть незаметно?
    — Да с легкостью! А почем ты плачешь?
    — Ты… ты вроде как мне понравился, Том, — сказала я и повесила трубку.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
    Утром я открыла глаза и увидела, как Джеки, приподнявшись на локте, с беспокойством смотрит на меня.
    — О, моя голова, — простонала я.
    — Лапочка, — сказал Джеки, — пообещай мне, что не будешь столько пить перед сном.
    — А что такое?
    — Ты бормочешь во сне. Говоришь всякие забавные вещи. Сегодня сказала, что это ты убила Бернис Паскаль.
    Я посмотрела на него исподлобья и улыбнулась. Джеки улыбнулся в ответ и нежно произнес:
    — Лапочка моя.
    Он всегда меня так называет. Всегда говорит, что в голове у меня ничего нет, зато снаружи я вся покрыта медом.
Тело наверху
    Я вернулся домой около 18:15.
    — Тяжелый день? — спросила жена, увидев, как я швырнул шляпу на люстру. — Ужин готов.
    — Только приведу себя в порядок, — отозвался я, быстро прошел в ванную, открыл краны, разделся и плюхнулся в воду.
    Потом я насторожился. Либо я свихнулся, либо что-то не так было с мылом. Вроде нормальный кусок туалетного мыла красного цвета. Но с него как будто бы сходила краска. Вода вокруг меня окрашивалась в бледно-розовый цвет. Красиво, конечно, но я такого не люблю.
    Потом что-то капнуло мне на плечо. Я машинально посмотрел вверх и вскрикнул от неожиданности. Весь потолок надо мной был мокрым. Большое влажное пятно медленно расползалось. Мелкие капли собирались в более крупные и падали вниз. Должно быть, в ванной этажом выше — протечка, подумал я. И протечка приличная! Но странность было не в этом. Обычная протечка — забота сантехника, а не моя. Но капавшая сверху вода была... розовой! Вода была смешана с чем-то еще. Про это "что-то еще" мне было неприятно думать, хотя подозрение сразу пришло мне в голову.
    Я выскочил из ванны, натянул штаны и рубашку и — весь мокрый — бросился оттуда вон. Чуть не сбил с ног жену, когда бежал к двери.
    — У Фрейзеров что-то случилось! — крикнул я на ходу.
    — Бедная женщина! — послышался голос жены за спиной.
    — Не ходи пока в ванную, — предупредил я.
    Не дожидаясь лифта, я побежал вверх по лестнице. Мы жили на третьем этаже; Фрейзеры — на четвертом. У их двери стоял мужчина, который как раз убирал руку от дверной ручки. Он обернулся, и я увидел, что это Фрейзер — собственной персоной.
    — Я не могу попасть внутрь, — сказал сосед. — Утром я забыл взять ключ.
    Он одарил меня натянутой улыбкой. Это был белокожий симпатичный мужчина в шляпе, надвинутой на левое ухо.
    Я ничего не ответил, но, обернувшись, крикнул вниз:
    — Кэти!
    Моя жена не была бы женщиной, если бы не стояла у подножия лестницы и не слушала, вместо того чтобы оставаться в квартире, где ей было самое место.
    — Позвони управляющему и скажи, чтобы он захватил с собой универсальный ключ.
    Похоже, Фрейзеру и в голову не приходило, что что-то могло случиться. Мы с ним были знакомы лишь шапочно. Поэтому он должен был удивиться, с чего это я вдруг беспокоюсь, попадет он в свою квартиру или нет. Если и так, то он во всяком случае не подал виду. Он только спокойно сказал:
    — Вам не о чем беспокоиться. С минуты на минуту придет моя жена.
    — Сомневаюсь, приятель, очень сомневаюсь, — промолвил я, но не стал объяснять, что я имею в виду: скоро он и так все узнает.
    С грохотом распахнулась дверь лифта, и из кабины выбежал управляющий. Я протянул руку и сказал:
    — Дайте мне ключ. Я сам открою.
    Фрейзер, наконец, впервые выказал некоторые признаки нервозности.
    — Я вас не понимаю, — сказал он. — Что вам нужно в моей квартире?
    — Помолчите, — рявкнул я. — Сейчас поймете.

    Я вошел в квартиру первым. В гостиной все было аккуратно и опрятно, даже пепельница стояла на своем месте. Короткий проход вел в спальню (планировка была такая же, как и у нас с Кэти), а рядом находилась дверь в ванную комнату. Эта дверь была плотно прикрыта, и сначала ничего нельзя было заметить, если не опустить взгляд на пол. Прямо у порога образовалась лужица воды. Я открыл дверь и... бог ты мой! Там на полу был слой воды около фута. Ванна была переполнена. А в ванне... лежала женщина. Полностью погруженная в воду. Одетая. В ванне также был утюг. Голова женщины была разбита, лицо изуродовано. Вряд ли ее узнал бы даже тот, кто был с ней хорошо знаком. В ванной комнате произошла настоящая кровавая бойня! Неудивительно, что трагедия затронула и нашу квартиру.
    Разумеется, это была жена Фрейзера. Позади себя я услышал звук, похожий на то, как если бы из автомобильной шины медленно выпустили воздух. Фрейзер лишился чувств. Управляющий, сам бледный как полотно, еле успел его подхватить. Да и у меня тошнота подкатила к горлу.
    — Отведите его вниз, в нашу квартиру, — сказал я.
    Снова заперев входную дверь, чтобы внутрь не могли зайти другие жильцы, я последовал за ними.
    — Кэти, позаботься об этом человеке, — попросил я жену, а сам набрал на телефоне номер "Спринг 7-3100".
    — Убийство? — выдохнула Кэти.
    — Еще какое. Налей мне, пожалуйста, виски на два пальца. Это самое жуткое, что мне доводилось видеть.
    Не зря Кэти была женой детектива; после этого она больше не задавала вопросов.
    — Шеф, это Гэлбрайт. Докладываю из своей квартиры. Прямо в моем доме совершено убийство. Некая миссис Фрейзер. Квартира "4-С". Голова размозжена утюгом.
    — Давай, займись этим, — сразу приказал шеф. — Пришлю к тебе судмедэксперта.
    Клик!
    — Я же тебе сказал, не подходи к ванной. И закрой дверь.
    Мои слова были обращены к Кэти, которую я застукал стоявшей на пороге ванной комнаты и завороженно смотревшей на испорченный потолок.
    — Завтра надо будет все заново оштукатурить.
    Я поужинал, если можно ужином назвать стопку виски, которую я опрокинул себе в рот, после чего снова побежал наверх.
    Оказавшись в квартире Фрейзеров, я еще раз заглянул в "пещеру ужасов", как я определил для себя их ванную комнату. На женщине было надето цветастое кимоно. На ногах — домашние тапочки с помпонами. Я протянул руку и, зажмурив глаза, закрыл кран и вытащил пробку, чтобы выпустить воду из ванны. Затем я убрался восвояси из этого адского места.
    Обошел гостиную, заглянул в спальню. На туалетном столике стояла двойная рамка с фотографиями: одна — мужа, другая — жены. Фото миссис Фрейзер дало мне представление о том, как она выглядела до случившейся трагедии. Некрасивое, но интеллигентное лицо. Мозговитая дамочка. Теперь-то ее мозги, подумал я, разбросаны по всей ванной на всеобщее обозрение.
    Я выдвинул ящики комода и заглянул в них. Барахло мужа было сложено в один маленький верхний ящик; все остальные ящики были заняты женскими вещами. У миссис Фрейзер явно был вкус.
    Платяной шкаф. Один мужской костюм; девять женских платьев. Забавно, но воздух в спальне был чистым, без всяких посторонних запахов; а вот из шкафа отчетливо тянуло застоявшимся сигаретным дымом. Я быстро прикрыл дверцу шкафа, вдохнул свежего воздуха, потом снова открыл дверцу и принюхался. Запах был слабее, чем в первый раз, но все еще присутствовал.

    — Да, я здесь! Проходите в ванную! — крикнул я судмедэксперту и ребятам, которые только что прибыли.
    На лестничной площадке поставили полицейского, чтобы не пускать репортеров, и все принялись за работу. Когда коллеги начали путаться у меня под ногами, я ушел к себе, чтобы спокойно подумать. Прихватил страховой полис на жизнь миссис Фрейзер, который нашел спрятанным в нижнем ящике комода, и две заколки для волос. Одну заколку я поднял с ковра в спальне, другую обнаружил на полу в ванной комнате. Полис был оформлен на десять тысяч долларов. Первый взнос был выплачен всего неделю назад. Я позвонил агенту, который оформлял страховку, и поговорил с ним.
    — Нет, это не муж. Она сама к нам обратилась, — заявил агент. — Сказала, что муж давно упрашивал ее застраховать жизнь. Просто умолял.
    — Ага-а, — протянул я. — А вы не знаете, кто такая миссис Дрю, которая указана бенефициаром?
    — Какая-то ее подруга. Она решила сделать миссис Дрю выгодополучателем, потому что, по ее словам, слышала много историй, когда людей убивали из-за страховки. Поэтому она не хотела рисковать. Эта страховка не делала ее мужа бенефициаром.
    Мне это как-то не слишком понравилось. Ни одна женщина, которая запихивает все вещи своего мужа в один маленький верхний ящик комода, а все остальное пространство присваивает себе, не будет бояться, что ее муж поступит с ней подобным образом. Она бы нашла, что сказать своему супругу по этому поводу. Или, если она действительно боялась, зачем вообще было оформлять страховой полис? Почему бы просто не затихариться и постараться избегать любых неприятностей?
    Я решил задать несколько вопросов Фрейзеру — неважно, был он готов отвечать или нет. Мужчина сидел в нашей гостиной на краешке дивана, прикладывал к носу ватку, пропитанную нашатырным спиртом, и дрожал так, будто был охвачен "пляской Святого Витта". Кэти и управляющий, стоявшие с двух сторон от Фрейзера, пытались поднять его на ноги.
    — Вон отсюда, — сказал я этим двоим и ткнул большим пальцем в сторону двери.
    — Только не устраивай тут допрос с пристрастием, — уголком рта предупредила меня Кэти. — Я только утром все пропылесосила.
    — Сколько вы зарабатываете? — спросил я Фрейзера, когда моя жена и управляющий покинули комнату.
    Он мне ответил.
    — На какую сумму вы застрахованы, — задал я следующий вопрос.
    — На две с половиной тысячи.
    — А ваша жена?
    — Она не застрахована, — сказал Фрейзер.
    Я внимательно наблюдал за мужчиной. Он не лгал. Когда он отвечал, то вместо того, чтобы опустить глаза вниз, поднял взгляд на меня.
    Я прошелся по комнате, закурил сигарету и спросил:
    — Какая у вашей жены была девичья фамилия?
    — Тейлор.
    — У вас есть замужняя сестра?
    — Нет. Только незамужняя.
    — А у вашей жены есть сестры?
    — Нет.
    Я подошел к Фрейзеру и слегка пнул его по ноге.
    — Когда вы в последний раз видели миссис Дрю?
    — Кого? — спросил он.
    Я повторил свой вопрос, приблизив лицо прямо к его носу.
    Фрейзер смотрел на меня испуганно и как-то очень невинно.
    — Не понимаю, о чем вы говорите. Я не знаю никакой миссис Дрю.
    Я решил, что он принадлежит к типу людей со слабой нервной системой. Бить его было бесполезно. Да и не в моих правилах применять рукоприкладство.
    — Ладно, пойдемте со мной в ванную.
    Я потянул его за плечо. Увидев потолок, Фрейзер в ужасе застонал. Я усадил его на край ванны, потом схватил за воротник и наклонил его голову вниз. С потолка все еще срывались капли. В основном, конечно, это была вода, но Фрейзер этого не видел. Он дернулся и попытался вырваться из моих рук, когда первая капля упала ему на затылок. Пот градом катился по его лицу.
    — Зачем вы это сделали? — спросил я.
    — Я этого не делал! Боже мой, это не я! — задыхался Фрейзер. — Отпустите меня...
    — Вы будете сидеть тут до тех пор, пока не скажете, зачем вы это сделали и кто такая миссис Дрю.
    — Я не знаю, — пролепетал он. — Я никогда о ней не слышал.
    Еще одна капля упала; на этот раз ему на шею. Я испугался, что Фрейзер опять грохнется в обморок.
    — Зачем вы это сделали? Кто такая миссис Дрю?
    Мужчина едва мог говорить.
    — Я этого не делал, — шептал он. — Я не знаю миссис Дрю.
    Третья капля вот-вот была готова сорваться с потолка. Но внезапно голова Фрейзера упала. Он таки снова потерял сознание.
    Возможно, я действовал жестоко. Однако я так не думаю. Я, по сути, спас Фрейзеру жизнь. Его поведение убедило меня, что в убийстве он не виновен, и что он действительно не знал, кто такая миссис Дрю.
    Я усадил мужчину в большое кресло в гостиной и пошел позвать Кэти.
    — А ну-ка, помоги мне, — обратился я к жене. — Почему, когда я побежал вверх по лестнице, ты воскликнула "Бедная женщина!"? Почему не "Бедный мужчина!"?
    Кэти возмущенно фыркнула.
    — Да ведь он издевался над ней! Тебя вечно не было дома, и ты не слышал, что там творилось наверху. Они жутко скандалили. Сегодня утром она забежала ко мне и сказала, что он ей угрожал.
    — Не знал, что ты была с ней знакома.
    — Да нет же, — сказала Кэти. — Сегодня мы вообще заговорили с ней впервые.
    — Тогда я не понимаю, зачем ей было приходить к тебе и рассказывать такие вещи, если вы почти не были знакомы?
    — Она сказала, что узнала от кого-то из соседей, что я замужем за детективом. Возможно, ей нужна была защита.
    А возможно, подумал я, она готовила свидетельство против своего мужа. Сначала — при общении со страховым агентом, потом — с Кэти. Мне это показалось подозрительным. Женщины, бывает, сплетничают о мужьях других женщин, но никогда о своих собственных. Однако миссис Фрейзер судачила о своем супруге. И болтала она не просто так. Она высказала то, что могло принести ей наибольшую пользу; буквально создала двух главных свидетелей на тот случай, если что-то произойдет.
    — Подожди-ка минутку, — сказал я и пошел за двумя заколками для волос, которые принес из квартиры сверху.
    Заколку, найденную на полу в ванной комнате, я сполоснул под краном. Потом я вернулся к Кэти.
    — Ты, как женщина, сможешь мне точно сказать, какая у нее была прическа?
    Моей жене потребовалось четыре с половиной минуты, чтобы в точности рассказать мне все о прическе миссис Фрейзер. При этом Кэти ни разу не запнулась. Тогда я показал ей две заколки.
    — Какая из них подойдет к описанной тобой прическе?
    — Ну, конечно, янтарного цвета.
    Кэти едва не рассмеялась мне в лицо.
    — Только мужчина может задавать подобные вопросы! Разве могла блондинка использовать черную заколку, которая за милю бросалась бы в глаза?
    — Вот тебе пятьдесят центов, — сказал я. — Сгоняй в кино, ты это заслужила. К тому же я не хочу, чтобы ты была рядом, когда наши мальчики явятся за Фрейзером.

    Я подбросил заколки на ладони. Черная была найдена в спальне. Что-то мне подсказывало, что миссис Дрю, когда она появится через несколько месяцев, чтобы обналичить десять тысяч, окажется темноволосой дамой. Но я не собирался ждать, когда этот момент наступит. Мне очень хотелось встретиться с миссис Дрю уже сейчас.
    Я буквально вцепился в управляющего и затащил его в квартиру из коридора, где Кэти давала ему указания по ремонту потолка в нашей ванной.
    — Сегодня днем у миссис Фрейзер была гостья, — сказал я. — Вспоминайте.
    — Мне не нужно вспоминать, — отозвался управляющий. — Она пришла прямо ко мне и спросила, как пройти в квартиру Фрейзеров. Очевидно, она была здесь впервые.
    — У нее были темные волосы!
    И тут управляющий испортил мне всю картину.
    — Нет. Она была блондинкой.
    Мое смущение длилось недолго. То, что управляющий видел одного гостя, вовсе не означало, что позже не приходили другие, которых он просто не заметил.
    — И вы не видели, когда она ушла?
    Не слишком ли многого я от него требую? Но нет, этот парень знал свое дело. Казалось, он был в курсе всего, что происходило в доме.
    — Думаю, что видел, — сказал он. — Но не уверен.
    — Что вы имеете в виду? — нетерпеливо спросил я. — Если вы хорошо ее разглядели, когда она входила в дом, вы не могли ее не узнать, когда она выходила.
    — Не уверен, была ли это именно она, — заявил управляющий. — Я видел, как выходила женщина, похожая на нее, одетая точно так же, как она. Но когда она пришла, она была одна, а когда выходила, с ней был парень. И когда я видел ее второй раз, она была довольно далеко, чтобы я мог утверждать наверняка, была ли это та же самая женщина.
    — Вам надо тренировать наблюдательность, — проворчал я. — А теперь забудьте о том, как она уходила, и точно припомните, как она входила. Для вас это должно быть легко, поскольку вы мне сказали, что она обратилась прямо к вам. Все понятно?
    Управляющий кивнул.
    — Итак, какого цвета на ней было платье?
    — Черного.
    — А не было ли на платье какого-то украшения? Может, была приколота брошка, которая привлекла ваше внимание?
    — Я ничего не заметил, — ответил управляющий.
    — Зажмурьте глаза и попробуйте вспомнить.
    Он так и сделал, а уже через секунду открыл глаза и радостно улыбнулся.
    — Вспомнил! У нее на шляпке был большой бант, — он щелкнул пальцами. — Да, уходила, должно быть, тоже она. Я заметил такой же бант в дальнем конце двора.
    — Видите, как здорово это работает? — похвалил я управляющего. — Загляните как-нибудь к нам в Управление, и мы с радостью предоставим вам работу... скажем, натирать полы.
    Значит, когда она уходила, с ней был какой-то парень. Это объясняло, кто мог курить в платяном шкафу. Для любой женщины одежда, независимо от того, принадлежит она ей или нет, слишком священна, чтобы рисковать подпалить ее сигаретой. Только мужчина, не задумываясь, закурит в любом месте.
    Мне пока еще не все было понятно. Но некоторые выводы я уже мог сделать. Гостья пришла первой, открыто, и миссис Фрейзер ее впустила. Потом, когда миссис Ф. не смотрела в ее сторону, гостья открыла дверь квартиры для своего сообщника-мужчины, который спрятался в шкафу и ждал удобного случая, чтобы выскочить и напасть на хозяйку. Я обдумал эту версию. Она мне почти сразу разонравилась. Во-первых, потому что женщина сама подошла к управляющему и позволила ему хорошенько себя рассмотреть, хотя этого легко можно было избежать. Во-вторых, потому что она была блондинкой, а заколка, которую я подобрал, была черной. В-третьих, потому что сама миссис Фрейзер, а не кто-то другой, распускала слухи и наводила подозрение на своего мужа. Можно было сказать, что она приложила руку к собственному убийству.

    Я снова поднялся в квартиру "4-С". Перед дверью все еще стоял полицейский.
    — Не пытайся спрятать сигарету за спиной, — сказал я. — Обожжешься.
    Репортеров не было. Очевидно, они умчались строчить сенсации. Судмедэксперт тоже ушел. Тело женщины все еще лежало на полу в гостиной в ожидании труповозки.
    — Между прочим, — заметил я, — я держу мужа у себя в квартире на тот случай, если вы, ребята, захотите с ним поговорить.
    Детективы чуть не сбили друг друга с ног, так им не терпелось пообщаться с Фрейзером.
    — Он этого не делал! — крикнул я им вдогонку, хотя и понимал, что вряд ли они меня послушают.
    Я хотел последовать за ними, но притормозил, поскольку в конце коридора приоткрылась — на дюйм или два — дверь квартиры "4-Е". Оттуда выглянула миссис Кац, которая, вероятно, хотела посмотреть, как будут выносить тело. Я поманил женщину пальцем. Дверь распахнулась, и миссис Кац вынесла на лестничную площадку свои тучные телеса.
    Миссис К. сразу мне понравилась. Готов поспорить, она отменно готовит макароны.
    — Вы, наверное, можете поведать мне что-то полезное, — льстиво промолвил я.
    Женщина проглотила последний кусочек зефира, который жевала.
    — Конечно, конечно. Мое имя появится в газетах, да? Папочка, иди сюда.
    — Не надо беспокоить папу. Вы не видели, не приходил ли кто-нибудь сюда вчера в черном платье?
    — Нет, — ответила миссис Кац, — но кто-то в черном платье выходил из той квартиры. Я встретила их у лифта, когда вернулась домой из бакалейной лавки. Мужчину и женщину. Они не живут в нашем доме. Наверное, приходили в гости.
    — У женщины на шляпке был большой бант?
    Миссис Кац взволнованно кивнула.
    — Конечно, конечно.
    — Она была блондинкой, верно?
    — Да ну что вы! Темные волосы. Темнее, чем у меня.
    Я отослал миссис Кац обратно в ее квартиру.
    Теперь у меня все сложилось. Управляющий столкнулся с гостьей на входе и сказал мне, что видел блондинку. Миссис Кац встретила женщину, когда та выходила, и у нее были темные волосы. Что ж, и тот, и другая были правы. Гостья пришла в квартиру "4-С" блондинкой, а вышла оттуда брюнеткой.
    Я бегом спустился на первый этаж и оттащил управляющего от работавшего радиоприемника.
    — Во сколько вы разводите огонь в мусоросжигательной печи?
    — Не раньше полуночи, — ответил управляющий. — Печь работает до утра.
    — Значит, весь сегодняшний мусор еще не тронут?
    — Разумеется. Я им занимаюсь, когда жильцы уже спят.
    — Покажите мне мусор.
    Мы взяли пару фонариков, резиновые перчатки, железную кочергу и спустились в подвал. Нам надо было еще прихватить с собой противогазы. Управляющий распахнул дверцы огромной, похожей на духовку, штуковины. Я скинул пиджак и головой вперед полез внутрь.
    — Вам туда нельзя! — в ужасе воскликнул управляющий. — Сейчас мусоропроводы еще работают! Вам все может упасть на голову!
    — А как, черт возьми, мне в этом рыться? — крикнул я через плечо. — В какое из этих отверстий падает мусор из квартир с литерой "С"?
    — В самое дальнее. Вон там.
    — Прелестно! Поднимитесь наверх и распорядитесь, чтобы никто не выбрасывал мусор, пока я отсюда не выберусь.
    Надо завязывать с этой чертовой работой. Копаться в остатках чужого ужина — что может быть мерзопакостней! Склизкие картофельные очистки застревали в моих ботинках; рыбьи хребты кололи пальцы. Я старался задерживать дыхание, но это не сильно помогало. Больше получаса я рылся в мусоре. Потом кое-как, пятясь назад, выбрался наружу. Хорошенько чихнул. Однако результатом своих изысканий остался доволен. У меня в руках было две пригоршни светлых человеческих волос. Очевидно, их состригли под корень. Стригли явно в спешке, потому что одна из заколок, которыми была скреплена прическа, запуталась в волосах.
    Волосы были не с головы мертвой женщины; на них не было крови. Заколка была янтарного цвета — такая же, как та, что я нашел наверху. Еще я извлек из мусора смятую крышку от картонной коробки, на которой было написано "Сильвия, парикмахерские услуги". Возможно, коробка была шляпной, хотя это выглядело довольно странно: парикмахеры обычно шляпами не торгуют. Собственно, мне было все равно, поскольку общее представление о деле у меня сложилось; но, как говорится, любая мелочь, добавленная к тому, что уже есть, дает чуть больше информации.
    Поднявшись наверх, я развесил одежду на пожарной лестнице проветриваться и переоделся в чистое. Затем я отправился в участок, чтобы еще немного поговорить с Фрейзером. Я нашел его в задней комнате, где им занимались двое мальчиков. Надо признать, встретили меня не очень приветливо.
    — Так-так, — сказал один из ребят, — поглядите-ка, кто пришел. Очень мило с вашей стороны, что заглянули к нам на огонек. Может, распишетесь в книге отзывов?
    — А, я вспомнил, — ухмыльнулся другой. — Кажется, вас зовут Гэлбрайт? Это вам поручили сегодня расследовать дело?
    — Он ведь не ожидал. Даже не успел испугаться, — промолвил первый. — Труп едва не свалился ему на...
    Чтобы сдержаться, я засунул руки поглубже в карманы и ухватился за подкладку.
    — Что это за бумага у вас в руках? — спросил я, перебив этого нахала.
    — Всего лишь заявление о признании в том, что он убил свою жену. Сейчас он его подпишет. Верно, Фрейзер?
    Фрейзер закивал головой, что твой чертик из табакерки.
    — Все, что угодно, — выдохнул он.
    Полицейские зачитали заявление вслух, после чего Фрейзер чуть не вырвал у них из рук бумагу, так ему хотелось подписать признание и покончить с этим ужасом.
    Я просто стоял в стороне и наблюдал. Все это было полной ерундой.
    — Нет, ребята, — сказал я. — Вы из него признание выбили. В таком состоянии он подпишет все что угодно.
    Рука Фрейзера дрожала так, что он с трудом мог вывести на бланке свое имя. Полицейскому пришлось поддерживать его за локоть.
    — Теперь вы оставите меня в покое? — бормотал Фрейзер снова и снова.
    — Будьте благоразумны, — сказал я, когда мы с полицейскими вышли из комнаты. — Поберегите себя и порвите его признание. Не позорьтесь.
    — Сейчас, разбежались! — ухмыльнулся один.
    — Завидуете? — добавил другой.
    — Послушайте, — терпеливо продолжал я, — у него не было ключа. Он не смог бы войти в квартиру, даже если бы захотел.
    — Он и нас пытался купить на это.
    — Это правда, потому что я сам нашел его ключ. Нашел на полу в моей собственной гостиной. Фрейзер потерял сознание. Управляющий положил его на диван у меня в квартире и задрал ему ноги выше головы.
    Как эти ребята смеялись! Их хохот, наверное, заглушил бы стрельбу в тире.
    — Да хоть знаете, где все это время был ключ? — снова заговорил я. — В манжете его брюк. Упал туда утром, когда он одевался, и лежал там весь день. Это одна из тех невероятных идиотских мелочей, которые иногда случаются. Вот почему я ему верю. Если бы ключ, скажем, бесследно исчез, я бы заподозрил неладное. Но кому, скажите на милость, придет в голову пихать ключ себе в манжету брюк? Если вам, болванам, этого мало, то я узнал, где он работает, позвонил домой его начальнику и выяснил, в каком часу Фрейзер ушел с работы. Он только-только успел добраться до своей квартиры, когда я поднялся по лестнице и увидел, что он стоит у двери.
    Однако я зря старался. Это было все равно, что говорить со стеной. Подозреваемый был у мальчиков в руках, и они не собирались его упускать. Полицейские просто покачали головами и отправились к шефу сообщить радостную весть.
    Я опять зашел в комнату, где сидел Фрейзер. Отослал патрульного, который за ним присматривал.
    Волосы у Фрейзера были растрепаны. Взгляд отрешенный и пустой. Мне стало его жаль, хотя я никак этого не показал.
    — Зачем вы это сделали? — спросил я.
    Он понял, что я имею в виду его глупое признание.
    — Попробуйте что-нибудь сказать, когда вам тычут под мышки горящие окурки.
    — Может, и так, — жестко отреагировал я. — Мне нет дела до ваших проблем. Если есть что-то более трусливое, чем убийство жены, так это утверждение, что именно вы это сделали, хотя на самом деле это не так. А ну-ка, встряхнитесь и постарайтесь вести себя как мужчина, а не тряпка. Мне нужно у вас кое-что спросить.
    Я позвал патрульного и попросил принести для задержанного мужчины чашку кофе. И когда Фрейзер судорожными глотками отхлебывал горячий напиток, я задал свой вопрос:
    — Вы говорили, что у вас есть незамужняя сестра. Она блондинка?
    — Да, — всхлипнул мужчина. — Как и я.
    — Где я могу ее найти?
    — Она живет не здесь, а в Питтсфилде, у наших родственников. Это в штате Массачусетс.
    — Она ладила с вашей женой?
    — Не слишком-то, — признался мужчина.
    Я оставил Фрейзера в покое, приказав патрульному присматривать за ним.
    В кабинете шефа два молодых сыщика чуть ли не били копытами землю, ожидая, пока начальник, нацепив на нос очки, прочитает их филькину грамоту — так я назвал бы признание Фрейзера.
    — Ты вроде как сдул это дело, — взглянув на меня, кисло обронил шеф.
    — Почему же? — негромко возразил я. — Я все еще им занимаюсь. Тот парень, Фрейзер, к убийству не имеет никакого отношения.
    — Кто же это сделал?
    — Миссис Дрю. Я ее к вам приволоку. А пока, спокойной ночи.

    Я позвонил в Питтсфилд, штат Массачусетс, и узнал о сестре Фрейзера все, что мне требовалось. Женщины в Питтсфилде не было. В последний раз ее видели накануне вечером, когда она ожидала прихода поезда. Я подумал, неужели можно быть настолько глупой, чтобы пытаться стать неузнанной, изменив цвет волос со светлого на темный. К тому же, как я узнал, во всем Питтсфилде не было никого с фамилией Дрю.
    Всего за сутки я добился неплохих результатов. У меня были две стороны треугольника. Две женщины: жена и сестра Фрейзера. Все, что мне было нужно, это найти третью сторону. Исполнителя. И это был не Фрейзер, а совсем другой человек.
    Отыскать парня, который курил в платяном шкафу, а потом вышел, чтобы превратить голову миссис Фрейзер в мясное рагу, не представляло особого труда. Начав с полного нуля, я уже кое-что на него имел. Ведь и управляющий, и миссис Кац заметили его, когда он уходил. Да, это немного, но лучше, чем совсем ничего. Кроме того, была еще одна мелочь, о которой пока никому не следовало говорить. Также я был абсолютно уверен, что его фамилией будет Дрю, как и у дамы, которая была выгодоприобретателем по страховому полису. Но это была всего лишь незначительная деталь. Он мог называть себя хоть Смитом; мне все равно, лишь бы его найти. Что касается сестры Фрейзера, она могла скрываться сколько угодно. Дело в том, что где бы ни был мистер Дрю, миссис Дрю не должна была оставаться от него слишком далеко. И если девушка Фрейзер действительно стала миссис Дрю (с церемонией венчания или без оного), то, думаю, ей крайне не повезло.
    Первое, что я сделал, это связался по отдельности с управляющим и миссис Кац и опросил их, чтобы получить некоторое представление о том, как выглядел замеченный ими мужчина. На это ушло несколько часов, и я потратил тысячи слов, поскольку ни один из них не был Эйнштейном. И все же я сумел извлечь из этих бесед парочку интересных фактов. Управляющий, который видел мужчину в дальнем конце двора, отметил, что, выходя из дома, тот взял женщину, бывшую с ним, за руку и помог ей преодолеть две низкие, совсем не крутые ступеньки, ведущие на тротуар. Миссис Кац, ожидавшая лифт и видевшая выходивших из квартиры мужчину и женщину, тоже рассказала о подчеркнуто галантном поведении незнакомца.
    — Он вовсе не казался разгильдяем, — одобрительно подчеркнула она. — Увидел у меня в руках набитые сумки и придержал дверь лифта, чтобы я могла войти.
    Чертовски вежлив, сказал я себе, для парня, который только что совершил убийство. Вежливость, очевидно, вошла у него в привычку в силу того, чем он занимался по жизни. Миссис Кац не была миленькой юной барышней. А кто, спросил я себя, обучается быть вежливым с женщинами любого возраста, независимо от того, как они выглядят? Кем нужно быть, чтобы зарабатывать на жизнь галантностью? Жиголо? Метрдотелем? Продавцом в универмаге? Торговцем автомобилями? Парикмахером, наконец?
    Ну, конечно. Как я сразу не догадался. Волосы и их цвет, похоже, имели прямое отношение к этому делу. Женщина вошла в дом блондинкой, а вышла брюнеткой. В мусоросжигательной печи я нашел много светлых волос, отрезанных явно в спешке, без следов крови на них. А неизвестный парень в это время находился внутри, хотя никто не видел, чтобы он входил в дом. И он настолько привык изливать елей на своих клиентов, что, даже покидая место кровавой бойни, машинально придержал дверь лифта для женщины с сумками и помог другой даме спуститься по невысоким ступенькам. Короче, действовал рефлекторно. И в довершение ко всему — найденная мною в мусоре смятая крышка от картонной коробки с надписью "Сильвия, парикмахерские услуги".
    В общем, я получил некоторое представление о том, как этот парень использовал свои навыки в квартире Фрейзеров, не считая того, что он искромсал голову хозяйки. У меня засосало под ложечкой. Это просто какой-то монстр. Можно ли забить до смерти одну женщину, а потом тут же, в соседней комнате, спокойно заняться своим профессиональным делом, быстро меняя сообщнице цвет волос?
    Возможно, он спросил: "Кто-нибудь видел, как ты входила?" Должно быть, она ответила: "Мне пришлось спросить управляющего, как сюда пройти". Наверное, он отругал ее за глупость, а потом сказал: "Я предусмотрел такой риск, поэтому захватил кое-что с собой. Сейчас поколдуем над твоими волосами, и, когда ты выйдешь, тебя никто не узнает".
    Что ж, я и сам мог бы его так отделать, что никто не узнал бы его даже через год. Я полистал телефонный справочник. К счастью, в нем оказалось всего три Сильвии. Если бы речь шла о Фрэнсис или Рене, мне пришлось бы проверять несколько десятков имен.
    Первые две Сильвии оказались пустышками. Когда я добрался до третьей, было уже около пяти вечера.
    Салон выглядел потрясающе. Двадцать две кабинки работали с полной нагрузкой. В воздухе висел смешанный аромат пара, духов и сигаретного дыма. У меня мурашки по спине побежали, особенно когда я увидел в одном из зеркал лицо, покрытое черной грязевой маской. Я остановился у порога и попросил позвать владельца. Оказалось, что "Сильвия" — это всего лишь торговая марка, а владельцем все-таки был мужчина. Он вышел, вытирая руки полотенцем.
    — У вас работает кто-нибудь по фамилии Дрю? — спросил я.
    — Нет, — ответил мужчина. — У нас работал специалист, которого звали Деларю. Но третьего дня он уволился.
    Меня это заинтересовало.
    — Повторите еще раз, как его звали?
    Мужчина громко и четко, как диктор из рекламного радиоролика, произнес с французским акцентом:
    — Гастон Деларю.
    Я показал удостоверение, и он чуть не выпрыгнул из штанов, моментально забыв, что он "француз".
    — Да будет вам, — проворчал я. — Я же не ваш клиент. Ни у кого из нормальных людей не может быть такого имени. Это был Дрю или не Дрю?
    — Тсс, не так громко, — взмолился мужчина. — Это повредит бизнесу. Клиентам нравятся французы. Я вам все скажу, но пусть это останется между нами. Да, в частной жизни, думаю, его зовут Гас Дрю или что-то в этом роде. Отличный мастер. Он мог сделать перманент даже дикобразу…
    — Позвольте мне просмотреть ваш журнал учета за последние несколько недель.
    Владелец отвел меня в свой кабинет и показал книгу учета. Имя миссис Фрейзер фигурировало там по три раза за месяц, и каждый раз рядом было написано "Деларю".
    — Почему она всегда попадала к нему? — пожелал я узнать.
    Мужчина пожал плечами.
    — Она сама на этом настаивала. Некоторые из клиенток любят немного пофлиртовать.
    "Пофлиртовать со смертью", — подумал я про себя, а вслух спросил:
    — Он еще придет сюда за какой-нибудь надобностью?
    — Ему полагается недельное жалованье, но по телефону он сказал, что не придет за деньгами. Попросил отправить чек по почте туда, где он живет.
    — И вы отправили? Когда?
    — Вчера вечером, после закрытия салона.
    Стало быть, письмо с чеком отправили совсем недавно.
    — Быстро пишите его последний адрес, — потребовал я.
    Владелец "Сильвии" написал мне адрес и спросил:
    — Почему "последний"? Он что, переехал?
    — Думаю, еще не успел. Я с ним не попрощался.
    Мужчина проводил меня до выхода. Его взгляд стал тревожным.
    — Что он натворил? Зачем его ищет полиция?
    — Мой начальник хочет завить усы, — ответил я и покинул салон.

    Я взял такси и поехал по адресу, который мне дал мистер "Сильвия". Правда, я не ожидал, что застану Дрю дома. Так оно и вышло.
    — Только вчера съехал, — заявил консьерж. — И не сказал куда. Приятный молодой человек.
    — У вас должно быть для него письмо с почты, — промолвил я. — Оно уже пришло?
    — Только что доставили. Он сказал, что приедет за ним позже, — консьерж приоткрыл рот. — А вы откуда об этом знаете?
    Я показал ему значок и сказал:
    — Слушайте. Я не могу слоняться тут по округе. Вдруг он появится через несколько дней. Поэтому я сниму комнату в вашем доме. Вы отдадите парню письмо, когда он об этом попросит. Но сохраняйте невозмутимый вид. Потом вы позвоните в мою комнату три раза, понятно? Не позволяйте ему видеть, как вы это делаете, но и не ждите слишком долго. Сделайте это, как только он отвернется. Вы поняли? И да поможет вам Бог, если вы все испортите.
    — Это так захватывающе! — воскликнул консьерж.
    Он показал мне маленький закуток в задней части первого этажа, в котором было ровно три вещи: кровать, лампочка и окно. Я заплатил консьержу по доллару за каждую вещь и начал обживаться. Проверил электробатарею дверного звонка и, оставаясь на месте, попросив мужчину позвонить мне из вестибюля. Конечно, не церковный колокол, но по крайней мере звонок можно было услышать, а это единственное, что меня интересовало.
    Говорят, на любое дело нужно уметь смотреть с разных сторон. Сидя на кровати в тесной каморке, я пытался рассмотреть ситуацию глазами Дрю. Понятно, что десять тысяч показались ему большими деньгами. Чтобы решить какие-то свои проблемы, он не остановился перед убийством. Мне даже стало немного жаль Дрю.
    Однако был и другой ракурс. Десять тысяч еще долго не будут принадлежать Дрю. Для оформления страховой выплаты требуется несколько месяцев. А между тем ему нужны были деньги; нужен был чек из салона "Сильвия", лежавший в конверте, который находился у консьержа. Дрю обязательно примчится за чеком. Я не мог проиграть.
    Время от времени я слышал шаги на лестнице; на старой деревянной лестнице, которая, казалось, проходила прямо над моей комнатушкой. Кто-то поднимался, а кто-то спускался вниз. Однажды какая-то женщина крикнула с верхнего этажа: позвала своего ребенка. В другое время было тихо. Минуты тянулись как часы, а часы как недели. Я даже не курил: в моей конуре не хватало места для сигаретного дыма. Я просто сидел, пока у меня не начала болеть голова.
    Он пришел около восьми — раньше, чем я ожидал. Должно быть, ему страсть как нужны были деньги, или, может быть, он думал, что безопаснее сразу покончить с этим, а не ждать несколько дней. В любом случае он уже, вероятно, прочитал в газетах, что Фрейзер взял вину на себя. И решил, что, как только письмо с чеком окажется у него в кармане, и он свернет в ближайший переулок, его уже никто не сможет найти.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Дзынь-дзынь-дзынь.
    Я рванул дверь на себя и выскочил в коридор. Консьерж стоял у выхода на улицу и махал мне руками, как ветряная мельница.
    — Он только что ушел, — сказал он. — Вон он идет, видите?
    Дешевая непромокаемая куртка цвета хаки была отличной "мишенью".
    — Он сейчас обернется! — рявкнул я, выскочил из дома и, подняв воротник, двинулся в том же направлении.
    Перед тем как свернуть за угол, парень действительно оглянулся, но я уже перебежал на другую сторону улицы и был вне его поля зрения.
    Я дал ему фору в пару кварталов, а потом, увидев вход на станцию метро, припустил за ним побыстрее. Как я и думал, парень нырнул в метро. Возможно, он бы так и смылся, но ему пришлось менять деньги, поэтому, когда я сам сбежал по ступенькам вниз, он только-только прошел через турникет. У платформы стоял поезд. Двери вагонов были открыты. Парень подбежал и втиснулся в ближайший вагон как раз в тот момент, когда двери начали закрываться. Я же в последний момент успел ухватиться пальцами за дверные створки, которые работали на пневматике, и дверь опять автоматически распахнулась. Я заскочил в вагон и оказался лицом к лицу с тем, кого преследовал. "Ух ты!" — подумал я про себя и быстро перевел взгляд на газету, которую читал какой-то толстяк, сидевший на сиденье.
    Парень доехал до 110-й улицы и вышел на поверхность. Я двигался следом. Он зашел в продуктовый магазин. Заглянув через витрину, я увидел, что он стоит возле прилавка, ожидая своей очереди. Я дошел до угла, перебрался на другую сторону улицы, пристроился у автобусной остановки и стал ждать. Нужного мне автобуса, естественно, не было.
    Парень пробыл в магазине больше десяти минут, а когда вышел, его руки по-прежнему были пусты. Это означало, что он приобрел так много, что не мог нести покупки сам. Очевидно, они с сообщницей собирались запастись продуктами на несколько недель и затаиться. Я незаметно следил за ним, чтобы узнать, в каком доме он скроется. И я понимал, что перед тем, как зайти в подъезд, он обязательно оглянется по сторонам. Наконец он добрался до цели и действительно пару раз осторожно оглянулся через плечо. Ну, вот и все. Он попался!
    Делая вид, что завязываю шнурок на ботинке, я исподтишка следил за ним. Дом на южной стороне 109-й улицы был довольно ветхим. Консьержа не было. Это означало, что продукты доставят прямо до квартиры.
    После того как парень вошел внутрь, ни в одном из фасадных окон не зажегся свет, поэтому я решил, что их квартира — в задней части дома.
    Выждав некоторое время, я зашел в вестибюль. На половине почтовых ящиков не было табличек с фамилиями, так что методом исключения вычислять нужную мне квартиру не представлялось возможным. Вообще, дом выглядел довольно бедно. На входной двери даже не было замка: ее просто открывали и входили.
    Я поднимался по лестнице этаж за этажом, на каждой площадке внимательно прислушиваясь к дверям квартир, выходивших окнами во двор. В одной квартире работало радио, но другие, похоже, стояли пустыми. Если меня засекли, то, конечно, голубки будут сидеть тихо. Неприятно думать, что я мог допустить ошибку.
    Я начал тихо спускаться по лестнице и в районе второго этажа наткнулся на коробку с продуктами, которая была раза в два больше, чем мальчуган, который ее тащил.
    — Куда эти продукты? — спросил я.
    — На четвертый этаж, в дальнюю квартиру.
    Я попросил поставить коробку на пол и отослал мальца вниз со словами:
    — Я сам отнесу им продукты.
    Паренек был слишком утомлен, чтобы спорить.
    Я подхватил коробку, поднялся на четвертый этаж и подошел к нужной квартире. Поставил коробку на пол, вытащил из кобуры пистолет, пару раз стукнул в дверь и прижался спиной к стене.
    Одну или две минуты я не слышал ни шагов, ни каких-либо других звуков. Затем из-за двери раздался голос.
    — Кто там?
    Я постарался ответить как можно более "детским" тоном.
    — Доставка продуктов… босс.
    Звякнула откинутая цепочка. Я обратил внимание, что замок в двери был блестящим и новым — должно быть, его только что вставили. Я слегка попинал коробку ногой: погремел банками, чтобы в квартире не слишком осторожничали. Дверь скрипнула, но не успела она открыться и на дюйм, как я уже ткнул пистолетом в пряжку ремня мужчины.
    — Руки вверх! — гавкнул я.
    Он вскинул руки и задрожал, как осиновый лист. Оружия у него при себе не было. Очевидно, они собирались по-тихому сбежать, а не устраивать перестрелку с полицией.
    Прихожей в квартире не было. Дверь открывалась прямо в гостиную. Я пристегнул парня к себе наручниками и стал подталкивать его вперед.
    — Что это значит? — пролепетал он.
    Послышался звук открываемого окна.
    — Стоять! — закричал я и через плечо парня прицелился в женщину, которая уже перекинула ногу через подоконник. — Забирайтесь назад, милочка.
    Это была моя черноволосая леди, побледневшая, с вытаращенными глазами. Было в ней нечто такое, чего я поначалу не мог понять. Я посмотрел внимательнее и… чуть не упал. Однако, если бы я грохнулся в обморок, они не стали бы ждать, пока я очнусь. Поэтому я решил не терять сознание, а только громко присвистнул. Потом коленом указал женщине, куда ей нужно двигаться.
    — Так, вы впереди, возглавляете процессию, и мы дружно спускаемся вниз.

    Шеф был чертовски озадачен, когда я привел ему этих субчиков.
    — Значит, твоя миссис Дрю не была мифом, и ты все-таки нашел ее, — пробурчал он.
    Тыльной стороной ладони я сбил с головы женщины черный парик.
    — Как вам такая миссис Дрю? Если вы прессуете Фрейзера за убийство его жены, то лучше отпустите беднягу на свободу. Его жена перед вами.
    Светлые волосы женщины были коротко острижены и ежиком торчали по всей голове.
    Один из мальчиков — тот, который использовал подмышки Фрейзера как пепельницу, — растерянно пробормотал:
    — Тогда что же мы видели в ванной?..
    — Это была сестра Фрейзера, — сказал я. — В тот день она уехала из Питтсфилда, и с тех пор ее никто больше не видел. Фрейзер понятия не имел, что она приезжает, но эта парочка знала. Возможно, они каким-то образом сами ее и вызвали. И она, очевидно, появилась без предупреждения и испортила им страстную любовную игру. Дрю прятался в платяном шкафу, ожидая момента, чтобы выйти и присоединиться к исполнению задуманного. Миссис Фрейзер, должно быть, надоели вечные ссоры с мужем. Во всяком случае с сестрой Фрейзера она не враждовала. Но, как бы то ни было, тело несчастной женщины решили выдать за тело законной супруги Фрейзера, чтобы муж угодил на электрический стул за убийство жены. Жертву одели в кимоно миссис Ф., бросили в ванну и искалечили лицо утюгом до такой степени, чтобы даже ее предполагаемый муж не смог ее узнать. Потом настоящая миссис Фрейзер надела на себя одежду убитой и этот черный парик, а ее сообщник помог ей подготовить для этого волосы. После казни Фрейзера она бы вышла замуж за Дрю, и тогда на свет божий явилась бы миссис Дрю, которая получила бы страховую премию в размере десяти тысяч долларов.
    Итак, я выложил шефу все улики, которые у меня были, и спокойно отправился домой.
    — Ужин готов, — сказала моя женушка. — Подождать, пока ты примешь ванну?
    — Просто открой окна, — отозвался я. — Ты не увидишь меня в этой ванне до сорокового года.
Кровавая Свобода
    КЭТИ, скорее всего, не хотела этого говорить, но она уже не могла остановиться.
    — …И поэтому ты не двигаешься дальше, — продолжала она. — Через десять лет ты будешь все тем же второсортным детективом. Будешь ловить карманников и мелких жуликов. Кино и пиво — это все, чем ты занят в свободное время. Почему ты не думаешь о собственном развитии? Читал бы книги. Или хоть изредка ходил бы в музеи, смотрел на красивые статуи.
    — Смотреть на статуи! — я даже задохнулся от возмущения. — Зачем?!
    Мне показалось, что Кэти впала в легкое замешательство.
    — Зачем? Ну-у… посмотреть, как они сделаны, — сказала она, наконец.
    Взгляд у нее был озадаченный.
    В этом, конечно, не было никакого смысла, но мир в семье нужно сохранять. Я глубоко вздохнул, потянулся за шляпой и сказал:
    — Ты выиграла. Надо заняться саморазвитием.

    Когда я спустился в метро, мне пришла в голову блестящая идея. Вместо того чтобы тратить время на осмотр кучи маленьких статуй, лучше посмотреть на одну большую и покончить с этим делом. Итак, я доехал до Бэттери-парка, купил за тридцать пять центов билет на паром туда и обратно и отправился через залив к Статуе Свободы. Это была самая большая статуя в округе, и если в словах Кэти была хоть капля здравого смысла, огромная женщина с факелом в руке должна была улучшить мое интеллектуальное состояние хотя бы до конца года.
    Со мной на пароме путешествовало еще около десятка человек. Как только все взошли на борт, раздался свисток, и старое корыто грациозно, как бегемот, тронулось с места.
    Сначала статуя была размером с большой палец. Этот палец скользил по воде, становился все больше и больше, пока не достиг высоты офисного здания. Свобода была горохово-зеленого цвета, как на рекламных открытках. Наконец паром подошел к длинному причалу, сооруженному на торчащих из воды сваях, и все сошли на берег островка. Там нас ждала другая группа людей, очевидно жаждавших сесть на паром и вернуться в город. Такие поездки, кажется, совершаются один раз в час.
    Вблизи зрелище было впечатляющим. Одно только каменное основание имело высоту шестиэтажного дома, а дальше вверх тянулась статуя и только статуя. На островке оставалось достаточно места для небольшой зеленой лужайки с пушечными ядрами вместо ограничительных знаков, пары зацементированных дорожек и нескольких скамеек. А на другой — дальней от города — стороне острова стояла группка двухэтажных кирпичных домиков, в которых, по-видимому, жили смотрители и охрана.
    В общем, мы прошли через внушительный дверной проем с толстой металлической дверью, выкрашенной в черный цвет, миновали длинный каменный коридор с парой поворотов и, наконец, оказались у лифта. Кабина лифта выглядела новенькой, как будто ее только что установили.
    Лифт довез нас до верха пьедестала. Потом надо было подниматься еще на семнадцать этажей. Лестница была винтовой. Узкие ступеньки позволяли людям идти по ним только гуськом, друг за другом. Подниматься было тяжело; однако на пути несколько раз попадались небольшие площадки, на которых стояли обычные парковые скамейки, где можно было посидеть и отдохнуть. Когда я добирался до очередной площадки, там на скамейке всегда уже сидел один и тот же толстый мужчина. Он занимал на лавке почти все свободное пространство. Говоря "толстый", я имею в виду, что вес у него был явно больше двухсот пятидесяти фунтов. Этого толстяка я заметил еще на пароме. С ним была хорошенькая худощавая жена.
    — Послушай-ка, братец, — сказал я, когда в очередной раз пытался пристроиться на скамейке впритирку с этим мужчиной. — Извини, конечно, но зачем тебе вообще туда подниматься? Это же сущее наказание.
    Его жена прошла мимо, не дожидаясь супруга. Толстяк, кое-как отдышавшись, сумел мне ответить.
    — Ох, братишка, — сказал он с несчастным видом. — Она еще и не такое развлечение может придумать. Знаешь старую поговорку? Любовь зла…
    Он мне сразу стал как-то симпатичнее.
    — Крепись, брат, — сочувственно произнес я. — Все они одинаковые. Моя думает, что я невежа, и отправляет меня смотреть на статуи, чтобы я чему-нибудь научился.
    — Ну, и как? — поинтересовался толстяк.
    — Пока я понял, что самое лучшее — это сидеть дома. В общем, давай-ка, парень, не вешай нос.
    С этими словами я оставил его и двинулся дальше.
    На самом верху нужно было пройти через небольшой турникет, чтобы, наконец, оказаться в голове статуи. В огромной шипастой короне имеются окна, идущие полукругом в обе стороны. Я приблизился к ближайшему окну и высунул голову наружу. Вид открывался на много миль вдаль. Каждая лодка в гавани была размером со спичечный коробок. Ядра внизу на лужайке напоминали изюм в пудинге.
    Некоторое время я постоял у окна. Потом решил, что на свои тридцать пять центов посмотрел достаточно. Остальные экскурсанты начали спускаться вниз, и я тоже повернулся, чтобы уходить.
    Тут у соседнего окна я заметил хорошенькую женушку толстяка, стоявшую в одиночестве. Очевидно, супруг все еще не добрался до верха и не смог присоединиться к своей половине. Женщина развлекалась тем, что писала свои инициалы или что-то в этом роде на внутренней каменной стене тиары статуи. В этом не было ничего особенного. Большинство людей поступают так всякий раз, когда посещают какую-нибудь достопримечательность или осматривают древний памятник. Вся стена была исписана именами, инициалами, датами, адресами и тому подобными штучками. Я заметил, что женщина использовала карандаш для бровей или нечто подобное, а не простой грифельный карандаш.
    В тот момент мы с женщиной были на площадке одни. Все другие спускались по железной винтовой лестнице. Паром уже должен был отплывать из Баттери, чтобы нас забрать. Как бы мне ни хотелось посмотреть, в какой форме будет толстяк, когда доберется до самого верха, я решил, что с меня довольно, и начал спускаться вниз. Женщина осталась одна. Подперев подбородок руками, она мечтательно смотрела в окно, как Джульетта, ожидающая на балконе своего Ромео.
    Спускаться нужно было по другой лестнице. Точнее, это был тот же самый винтовой спуск, но ступеньки шли по внешней стороне: две части лестницы разделяли только перила. На протяжении всего спуска, через равные промежутки, были подвешены фонари; иначе тут было бы совсем темно. Висели и простые лампочки; но были также небольшие прожекторы, направленные наружу, на облицовку статуи, выкрашенную серебряной краской. Другими словами, любой, кто поднимался по лестнице, в то время как вы спускались, должен был пройти мимо вас, почти касаясь вас локтями. Но я никого не встретил.
    Когда я миновал одну из площадок для отдыха и начал спускаться дальше, что-то необычное бросилось мне в глаза. Я вернулся на пару ступенек вверх и заглянул под скамейку. Там лежала коричневая фетровая шляпа. Я протянул руку и вытащил ее.
    Перевернул шляпу, глянул на внутреннюю ленту. Клеймо фирмы "Нокс" и инициалы "П. Дж.". Но что было еще более важно — шляпу потеряли не вчера или на прошлой неделе, а буквально несколько минут назад. Пот на ленте еще не высох. И пота было немало: кожаная полоска от него прямо блестела. Мне этого было достаточно. Я понял, что шляпа принадлежала толстяку. Когда я оставил его, он сидел как раз на этой скамейке, весь мокрый от напряженного подъема. И я вспомнил, что видел в его руке эту самую шляпу или такую же по цвету и форме. Он ее снял, чтобы утереть пот со лба.
    Толстяк не дошел туда, где я оставил его жену, потому что там я его не видел. И когда я спускался вниз, он мимо меня тоже не проходил. Возможно, он просто плюнул на все, решил не карабкаться дальше, а вернуться на причал. И все же мне было непонятно, как он мог забыть свою шляпу и оставить ее на лестнице. Потом я подумал: "Может, у бедняги случился сердечный приступ, началось головокружение или что-то в этом роде, и другим экскурсантам пришлось спешно его увести, не обращая внимания на потерянную шляпу". Поэтому я захватил шляпу с собой и двинулся вниз с целью попытаться найти мужчину и вернуть ему деталь его гардероба.
    Когда подъехала кабина лифта, я спросил лифтера:
    — Что случилось с тем толстяком? Ну, который был в нашей группе? С ним все в порядке? Я нашел его шляпу.
    — Он не спускался, — ответил лифтер. — Я его хорошо помню. Он, наверное, еще наверху.
    — Наверху его нет; я сам только что оттуда. И он не из тех, кто пойдет отсюда вниз пешком, если имеется лифт. Так куда он мог деться?
    — Я вам скажу, где он может быть, — ответил служащий. — Снаружи, на парапете. Туристы всегда идут туда, чтобы посмотреть в обзорный телескоп, прежде чем садиться в лифт.
    — Тогда подождите минутку, я сбегаю узнаю. Если он появится, скажите, что его шляпа у меня.
    Я вышел на парапет и сделал полный круг вокруг нижней части статуи. Мне не встретилось ни души. Парапет представлял собой круговую террасу, со всех сторон защищенную каменными ограждениями высотой по пояс. Конечно, это место было гораздо ниже, чем голова Мисс Свободы, но все же довольно высоко.
    Я вернулся к лифту.
    — Никого, — сказал я. — Вы уверены, что не отвезли его вниз?
    — Послушайте, — возмутился лифтер. — Когда он вошел в кабину в первый раз, он чуть не придавил меня к стенке. Второй раз я бы уже был начеку. Но, хоть убейте, я его не видел.
    — Может, у вас тут есть туалеты?
    — Нет. Туалетов здесь нет.
    — Ну, значит, он не стал ждать лифт и ушел вниз пешком. Отвезите меня…
    — Если так, то он первый, кто это сделал. Все ездят исключительно на лифте.
    Служащий щелкнул тумблером.
    — Послушайте, — сказал он, и я увидел, как его глаза засветились интересом, словно он был готов к чему-то такому, что скрасило бы монотонность его работы. — А вдруг он… Вы не думаете, что он?..
    Я понял, к чему он клонит.
    — Вы пытаетесь сказать, что он совершил самоубийство, прыгнув вниз? Черт возьми, да он не смог бы даже забраться на ту каменную ограду! И, если бы он это сделал, то внизу вокруг тела уже собралась бы толпа. Все бы на острове увидели, как он упал. Я только что смотрел вниз. Люди спокойно прогуливаются, покупают открытки и ждут парома.
    Лицо лифтера поскучнело.
    — Самоубийцы отсюда не прыгают. Они предпочитают мосты. Здесь никогда ничего не происходит.
    — Не унывайте, — проворчал я. — Однажды ваша клетка рухнет в шахту и убьет всех, кто в ней находится.
    Выйдя из лифта, я направился прямо к торговому павильону возле причала, где несколько человек из прибывших вместе со мной туристов в ожидании парома покупали открытки и рожки с мороженым. Паром был от нас уже не более чем в пятидесяти ярдах. Он описывал большой полукруг справа, чтобы, отключив затем двигатель, плавно подойти к причалу.
    В павильоне толстяка не оказалось. Чтобы убедиться в этом, мне достаточно было бросить один взгляд через стеклянную дверь. Я расспросил нескольких туристов, не видели ли они его после того, как покинули недра статуи. Никто толстяка не видел, хотя многие, как и я, заметили, когда он входил, и видели его поднимающимся наверх.
    — Да он где-нибудь здесь, — равнодушно заметил один из туристов. — Не мог же он без парома уплыть с острова.
    — Кроме шуток? — резко бросил я. — А мне вот кажется, что он испарился в клубе дыма!
    Я обошел постамент статуи по кругу, ступая по цементным дорожкам, обрамленным декоративными ядрами. Полного джентльмена нигде не было. Я поспрашивал в аптеке, расположенной в глубине острова и даже зашел в пару кирпичных коттеджей, где жили смотрители, прикидывая, что мужчина мог обратиться к ним, возможно, из-за недомогания или просто из любопытства. Никаких следов толстяка.
    Когда я вернулся к причалу, я уже понял, что отдать шляпу ее хозяину будет чертовски сложной задачей. Исчезновение мужчины раздражало меня до крайности. Особенно меня бесило то, что владелец шляпы был очень толст. Будь он человеком средних размеров, я бы не обратил на него внимания. Но быть таким тучным, а потом полностью испариться…

    Паром уже причалил, и пассажиры перебирались на него по длинному, почти горизонтальному трапу. Новых туристов паром не привез, поскольку доступ на статую после 16:30 прекращался, и это был последний рейс кораблика.
    — Отдайте это в бюро находок, — сказал я, протягивая шляпу дежурному на причале. — Я только что ее нашел.
    — Вам лучше передать ее в бюро находок в Бэттери, — ответил дежурный. — За потерянными здесь вещами люди приходят туда.
    Я не стал спорить. Это был последний рейс парома, и я был настолько уверен, что мужчина уже на борту, что стал рыскать по салону в его поисках. Тем временем трап откатили назад, и кораблик отчалил.
    "Он должен быть здесь, — подумал я. — Не будет же он ночевать на острове. И никакое плавательное средство не подходило к причалу с того момента, как мы все вышли на берег, и до того момента, когда мы отправились обратно".
    Я знал это совершенно точно, потому что паром ходил только раз в час — полчаса туда, полчаса обратно, — и других паромов не было. Итак, я обошел весь кораблик от носа до кормы, от верху до низу. Посмотрел внутри и снаружи. В салоне, на длинной скамейке, по бокам от своего папаши сидели, скрестив ноги, два мальчугана. Молодой человек, которому было плевать на виды за окном, читал газету. Вот и все.
    Несколько пассажиров сидели на левой палубе. Один или два экскурсанта перегнулись через перила и глядели на воду, очевидно, воображая, что они путешествуют по океану. Толстяка там тоже не было. Потом я обошел правую палубу (а может, это как раз была левая, а другая — правая: не ждите слишком многого от парня, который никогда не выбирался дальше Кони-Айленда), и там сидела жена толстяка собственной персоной. Я прошел мимо нее. Женщина на меня даже не взглянула. Она спокойно и даже как-то мечтательно смотрела на залив.
    У меня, вообще-то, не было никаких доказательств, что она была его женой или вместе с ним совершала экскурсию. В разговоре со мной толстяк упомянул о своей жене, так что его супруга была с ним — в этом нет сомнений. Но каждый раз, когда я внутри статуи догонял его на одной из площадок со скамейками, она уже поднималась выше, и я, собственно, ее не видел. Потом, когда я поднялся наверх, эта конкретная женщина была на обзорной площадке и писала на стене. В этом я был уверен. Она стояла у следующего от меня смотрового окна с тем же отрешенным взглядом ("приди и забери меня отсюда"), как сейчас. Я всего лишь предположил, что она была его женой. Точных доказательств этого у меня не было. Поэтому я остановился на другом конце палубы, развернулся и пошел обратно к женщине.
    Я спокойно заговариваю с любыми мужчинами, независимо от их возраста и рода занятий, но мне бывает трудно обратиться к женщине, особенно если она откровенно меня игнорирует. "Если она вмажет мне пощечину, — подумал я, — то выкину эту гребаную шляпу в воду и буду считать, что толстяк мне просто приснился!"
    Я остановился перед женщиной, приподнял свою собственную шляпу и сказал:
    — Простите, но у меня тут шляпа вашего мужа.
    Я показал ей головной убор.
    Женщина окинула меня таким холодным взглядом, что я чуть ли не наяву услышал звон множества маленьких сосулек.
    — Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала она. — У меня нет мужа. И я не желаю ни с кем знакомиться на пароме.
    Мое терпение лопнуло. Сначала толстяк и его жена. Потом толстяк исчезает. Теперь, кажется, и жены нет. Осталась несчастная шляпа.
    — Я не собираюсь знакомиться, — прорычал я. — Но давайте все проясним. На пути к статуе я видел вас с весьма тучным джентльменом. Вы с ним разговаривали. Сидели бок о бок на этой самой палубной скамейке. Вы вместе сошли с парома. Я это хорошо помню, потому что ваши фигуры рядом друг с другом показались мне похожими на цифру "10". Потом я увидел этого джентльмена в одиночестве. И все! Он куда-то делся. Как говорится, ушел в туман. А я просто пытаюсь вернуть ему его чертову шляпу…
    Ледяной холод, исходивший от женщины, нисколько не уменьшился.
    — Что вы ко мне привязались? — процедила она. — Чей-то муж, непонятная шляпа… Кто вы вообще такой? Да, какой-то толстяк ко мне подсел. Пытался со мной познакомиться. Ну и что? Я его никогда в жизни не встречала и не знаю, как его зовут. Вы видели, как я с ним разговаривала. Да, я ему кое-что сказала, чтобы он отстал. Потому что я не из тех, кто сразу зовет на помощь и устраивает сцены. Да, он встал со мной одновременно и попытался держаться рядом, но, как только мы добрались до лестницы, я убежала от него вперед. И если вы думаете, что ваши шансы на знакомство выше только потому, что вы не такой толстый, как он, то вы глубоко ошибаетесь! В следующий раз, когда я поеду на экскурсию, я возьму с собой бульдога…
    — А, так вы одна из тех сильных, неприступных женщин! Лишнего не болтаете. Но, может, все же назовете мне ваше имя и адрес — так, для развлечения?
    Женщина вскочила на ноги.
    — Я позову полицейского! — воскликнула она и сделала попытку уйти.
    Я преградил ей путь, показал значок и сказал:
    — Полицейский уже здесь. Теперь вы скажете мне то, о чем я вас попросил?
    — Вы не можете заставить меня назвать мое имя, если я этого не хочу! — горячо заявила эта дамочка. — Я что, по-вашему, уличная девка? Мне плевать, что вы детек…
    В этом смысле она, конечно, была права. Но я уже разозлился не на шутку.
    — Либо назовите ваше имя, либо считайте себя арестованной!
    У меня на нее ничего не было, и я это знал. Я не мог доказать, что все, что она рассказала мне о толстяке, было неправдой. Сидя на скамейке внутри статуи, толстяк говорил мне о своей жене, но он при этом не дал намека на какую-то конкретную женщину из группы экскурсантов. Он даже не уточнил, была ли вообще его жена с ним на экскурсии. В эту минуту она могла с успехом сидеть у себя дома. Как и моя, кстати.
    Тем временем…
    — …никогда в жизни меня так не оскорбляли! — кипела женщина.
    Руки ее тряслись. Она открыла свой ридикюль и стала в нем рыться.
    — Не ожидала, что подвергнусь допросу, поэтому не захватила с собой документов! Я Элис Колман, жилой комплекс "Ван Раалте" в
Тарритауне*
  Tarrytown — поселок в городской черте Гринберга (округ Уэстчестер, штат Нью-Йорк, США). Поселение расположено на восточном берегу реки Гудзон.
. Вы этого хотели?
    Теперь уже мне стало не по себе, особенно когда я заметил, что ее глаза блестят от слез. Даже если толстяк подвергся какому-то насилию, доказательств чего я пока не видел, ее в тот момент рядом с ним не было. Она была на верхней обзорной площадке и выглядела совершенно спокойной. Я прицепился к ней только потому, что видел их вместе на пароме. Понятно, почему теперь она посчитала меня неотесанным болваном. Чтобы скрыть смущение, я вытащил блокнот и с деловым видом принялся записывать полученную информацию.
    — Мисс Элис Колман, — сказала я вслух и прищурился, глядя на кончик карандаша.
    — Я такого не говорила! — вспыхнула женщина. — Ой, да оставьте меня в покое!
    И она побежала по палубе, как будто не могла больше находиться рядом со мной. Я видел, как дрожали ее плечи, когда она удалялась. Преследовать женщину я не стал.
    — Беда с этими неженками, — удрученно вздохнул я.
    Последняя фраза женщины, как я понял, означала, что она миссис, а не мисс.
    Если у меня и оставались какие-то сомнения, что толстяк все-таки мог оказаться на пароме, прячась за урной или чем-то еще, и что я до сих пор просто его не нашел, то они быстро развеялись, как только наш кораблик подчалил к пристани у Саут-Ферри. Я первым сошел с трапа, остановился у его нижнего конца и стал останавливать каждого пассажира, выходившего с парома.
    — Управление полиции... Имя, пожалуйста... Адрес... Документы покажите, если есть.
    Все это было долго и нудно. Каждый раз я слышал вопрос: "Зачем это?" И каждый раз кратко отвечал: "Вас это не касается!"
    В результате у меня оказался список всех, кто был со мной в экскурсионной группе. По крайней мере, если вдруг что-то обнаружится, я буду знать, где найти возможных свидетелей. Записаны были все, кроме того самого толстяка, который пропал. И я о нем по-прежнему ничего не знал, кроме того, что на пароме он не возвращался.
    Женщина с фамилией Колман была последней. Она проскочила мимо меня с высоко поднятой головой и только холодно бросила:
    — Не вздумайте идти за мной… хулиган!
    Я просто стоял и, почесывая затылок, смотрел ей вслед. Лишь после ее ухода я понял, что она единственная из всех, кто не подтвердил свое имя и адрес никаким документом.
    Как бы то ни было, мне хотелось еще кое-что выяснить.
    Я подошел к билетной кассе. Конечно, она уже закрылась. В тот день наша поездка была последней. Я постучал в закрытое окошко; потом обошел кассу вокруг и постучал в дверь. К счастью, кассиры были еще внутри: считали дневную выручку или что там они делают. Я узнал парня, который продавал мне билет.
    — Управление полиции? Пожалуйста. Что вас интересует?
    — Припомните, вы продавали билет на последний паром толстяку с такими вот пухлыми щеками, в синем костюме и коричневой шляпе?
    — Да. Я его помню.
    — Сколько он купил билетов? Один или два?
    — Два, — уверенно ответил парень. — Я его запомнил, потому что он какой-то туповатый. Плохо считает. Хотел получить на сдачу сорок центов. Я ему говорю: "Приятель, в нашей стране два раза по тридцать пять центов — это будет…".
    — Черт с ними, с деньгами, — прохрипел я. — Когда он покупал билет, она… с ним рядом кто-нибудь был?
    — Нет, он подошел к окошку один и купил два билета. С ним рядом никого не было.
    — После спора с ним вы не выглянули в окошко и не посмотрели ему вслед? Многие кассиры так бы и сделали.
    — Была очередь, — объяснил парень. — Мне пришлось заняться следующим покупателем.
    Ну, раз он купил два билета, следовательно, с ним была жена. Не мог же он заплатить двойную цену по причине своего лишнего веса: никаких ограничений по этому параметру на пароме не было. Что касается его жены, которая теперь тоже как бы исчезла, то на ее роль в данный момент могла претендовать лишь Элис Колман. Что тут можно придумать? Надо возвращаться на остров. Женщиной займусь позже. Если с толстяком ничего не случилось, то не мое дело, была ли она ему женой, подругой или просто незнакомкой. Но если действительно что-то случилось… Я не забывал, что Элис Колман была единственным человеком, кроме меня, с кем толстяк разговаривал, — и я это видел.
    Я снова вышел на пристань. Паром все еще стоял у причала, но, очевидно, собирался отправиться куда-то на ночную стоянку. Или же он останется здесь? Этого я не знал.
    Пара крепких рук попыталась преградить мне путь на трап.
    — Прежде всего, — сказал я, демонстрируя свой безотказный значок, — я хочу видеть капитана, пока он еще не выскользнул из своих подтяжек.
    — Он подтяжек не носит, — последовал сухой ответ. — Но проходите.
    Капитан как раз показался на палубе. Он натягивал на плечи клетчатую куртку.
    — Вы должны отвезти меня к статуе, — горячо заговорил я. — Понимаете, тут такое дело…
    И я все объяснил про тучного пассажира, который сошел на острове и не вернулся обратно.
    Капитан оказался из тех людей, для которых полицейский значок ничего не значит; на своей лоханке он был хозяином.
    — Да вы с ума сошли! Сегодня паром никуда больше не пойдет. Если ваш парень не успел сесть и остался на острове, то это его проблема. Придется ему подождать до девяти утра. Поспит на скамейке. Их на острове полно…
    И он смачно сплюнул через борт своего кораблика.
    — Слушайте, вы ничего не поняли! — взывал я, тыкая коричневой шляпой чуть ли не в лицо капитану. — Он не просто не успел сесть… С ним что-то случилось. Быстро отдавайте приказы команде. Заявляю официально: вы препятствуете…
    — Приказывать мне может только моя фирма, — угрюмо возразил капитан, с тоской поглядывая в сторону баров на Саут-стрит. — Если вы полицейский, то почему не вызываете своих коллег?
    Почему? Я не собирался становиться посмешищем для всей полиции, если вдруг обнаружится, что толстяк остался на острове любоваться одуванчиками или что-то в этом роде. Я снова сошел на берег и обратился к одному из служащих паромной фирмы. Ему, в свою очередь, пришлось позвонить одному из руководителей, доложить о ситуации, а затем оформить официальный письменный приказ, который я показал капитану.
    Кое-кто из репортеров уже пронюхал (только им ведомым образом) о том, что что-то происходит, и, когда я снова вышел на причал, парочка щелкоперов болталась поблизости.
    — Что там случилось? — хотели они знать и облизывались, как голодные коты.
    — Почему у вас две шляпы? — подозрительно проскрипел один из репортеров,
    — Я всегда беру с собой запасную, — ухмыльнулся я, — на случай, если одну унесет ветер.
    Прежде чем они успели у меня что-нибудь выпытать, я вернулся на паром и приказал матросу у трапа не пускать репортеров на борт.
    — Вот ваш приказ, адмирал, — сказал я капитану, который был явно недоволен тем, что его заставляют работать сверхурочно. — Я куплю вам первые десять порций выпивки, — пообещал я, — если дело окажется пустышкой.
    — Ну, так уж и быть! — проворчал капитан и, обернувшись, начал отдавать приказания.
    Мы снова поплыли к острову со статуей.
    — Сколько вы будете здесь находиться? — спросил капитан, когда мы подошли к причалу.
    — Столько, сколько потребуется, — отрезал я.
    И пусть он ругается, сколько хочет.

    Черные металлические двери, ведущие внутрь постамента, были уже закрыты. Мне пришлось получить еще одно разрешение от административного служащего, который отрядил мне в помощь двух охранников. Единственным, кто, казалось, получал какое-то удовольствие от происходящего, был скучающий лифтер, которого вытащили из жилого домика, чтобы он поднял нас к подножию статуи. Лифтер весь прямо светился. Наконец-то случилось что-то, что нарушило монотонность его работы.
    — Ну и дела, — покачал он головой, приводя в движение свою машину, — может, он где-нибудь там повесился?!
    — Типун вам на язык, — проворчал я.
    Когда мы вышли из лифтовой кабины, я сказал двум охранникам:
    — Сейчас поднимемся наверх, а потом будем оттуда спускаться вниз.
    Охранники ничего не ответили, но в их глазах я прочитал: "В детстве этого парня, наверное, уронили головой на пол".
    Мы проделали утомительный путь наверх и, наконец, остановились на верхней обзорной площадке в тиаре статуи. Немного отдышавшись, я сказал:
    — Он сюда не поднимался, потому что я был здесь, а его не видел. Однако я хочу взглянуть на некоторые инициалы и имена, нацарапанные на стене возле окон.
    — Ах, это! — презрительно заметил один из охранников. — Каждый болван норовит тут расписаться.
    — В том-то и дело, — отозвался я.
    Прежде всего я внимательно рассмотрел то, что написала обожавшая меня Элис Колман рядом с окном, неподалеку от которого стоял и я. Ни имени "Элис Колман", ни какого-то другого я не увидел. Но я помнил, что женщина использовала карандаш для бровей; и след, который оставила эта косметическая штуковина, был темным и жирным, в отличие от других — тонких и тусклых — карандашных линий. Это выделялось, как заголовок в газете.
    — Какое сегодня число? — спросил я одного из охранников.
    — Двадцать третье, — ответил тот.
    Я тоже так думал. Но Элис Колман, похоже, перепутала дату. Она написала ее как двадцать четвертое.
    Ошибиться, конечно, любой может. По крайней мере она правильно указала время. 4 часа. Есть же такие люди! Элис Колман была здесь в четыре часа дня и решила, что весь мир должен об этом узнать.
    Вдобавок ко всему была еще одна странность. Ниже даты и времени карандашом для бровей был написан адрес; но это был не адрес Элис Колман. Пять цифр и три буквы. Вот в таком виде: "254-Зап-51". На пароме женщина дала мне другой адрес, и я проверил его, пока ждал разрешения на пристани в Бэттери. Да, руководство жилого комплекса "Ван Раалте" в Тарритауне, куда я позвонил по междугородному телефону, сообщило мне, что миссис Элис Колман проживает в одной из их квартир. То есть мне она не солгала, но при этом солгала всему миру, оставив свой след в теле Леди Свободы. Что-то у меня не складывалось.
    — Давайте спускаться, — сказал я охранникам. — Хочу осмотреть скамейку, на которой он сидел.
    Охранники, наверное, уже ненавидели меня всеми фибрами души. Но они ничего не сказали и молча двинулись вслед за мной.
    Однако мы не дошли до намеченного мной места. Примерно на полпути между головой статуи и площадкой, где была скамейка — другими словами, где-то на уровне плеча Свободы, — я увидел горизонтально натянутую цепочку с табличкой "Вход воспрещен". Я не заметил эту табличку раньше, когда поднимался на статую в самый первый раз. Цепочка находилась в неосвещенной части лестницы и почти сливалась с темно-серыми элементами металлического каркаса монументальной скульптуры. Теперь же я остановился прямо перед табличкой и спросил охранников, что это такое.
    — О, там его быть не может! — в один голос заявили охранники. — Туда никому нельзя. Вы что, читать не умеете? В прошлые времена тут начинался проход в руку и факел статуи. Потом каркас, поддерживающий руку, ослабел, и проход закрыли. Цепочку повесили, чтобы никто туда не… Эй! Куда вы? Нельзя!
    — Я посмотрю, — сказал я, перешагивая через цепочку и ступая ногой на дощатый настил за ней.
    Для уверенности я схватился за одну из деталей металлического каркаса и процедил сквозь зубы:
    — Если рука проторчала так долго, то из-за меня ей ничего не будет. Я, кстати, и вешу-то немного. Посветите мне лучше фонарями, а не говорите, что я могу делать, а чего не могу!
    Тут тоже была винтовая лесенка, подобная той, что вела в голову статуи. Но буквально через несколько ступенек путь преграждал сплошной деревянный щит, установленный вертикально. Дальний угол возле щита утопал в темноте: свет фонарей туда не доставал.
    — Посветите ближе! — приказал я. — Перешагните через цепочку и светите в угол!
    Охранники не сдвинулись с места.
    — Это не по правилам, — сказал один.
    Я сделал пару шагов назад и протянул руку.
    — Дайте мне фонарь. Вы что, думаете, я тут в прятки играю? И как мы только сумели выиграть войну?!
    Я снова подошел к лестнице и осветил ярким лучом темный угол.

    Конечно, он оказался там. "Вписался" в это место так, словно подобрал его по своим размерам. Сидел на повороте ступенек, прижавшись спиной к деревянному щиту и поджав под себя ноги. Я коснулся его шеи. Мужчина был уже такой же холодный, как и металлическая статуя, которая стала ему гробницей.
    — Он здесь! — крикнул я охранникам. — Его надо вытащить. Помогите мне!
    — Что он там делает? — поинтересовался один из этих придурков.
    — Ждет Судного дня.
    Они охнули и замерли, не зная, выполнять мой приказ или следовать своим инструкциям.
    Я наклонился и посмотрел на заднюю часть его ботинок. Кожа на обоих каблуках была сильно исцарапана. Брюки снизу покрыты пылью чуть ли не до самых колен.
    — Его тащили за плечи, — сказал я. — Тащил один человек. Если бы их было двое, один схватил бы его за ноги. Вы сейчас так и будете его вытаскивать.
    — Как мог один человек втащить туда такого борова? — поинтересовался охранник.
    — Вы бы удивились тому, что могли бы сделать в одиночку, будь вы сильно напуганы, и вам пришлось бы действовать в спешке, — заверил я его. — Ладно, приступайте. Я вам посвечу. Давайте выберемся отсюда, пока мы не отправились в океан вместе с рукой, факелом и всем остальным.
    Охранникам, даже вдвоем, было нелегко справиться с телом. Это говорило о том, что Элис Колман или любую другую женщину надо было вычеркивать из списка подозреваемых, оставив их разве что в качестве возможных соучастников.
    Под телом, когда его подняли со ступенек, я увидел орудие убийства. Зловещего вида железный прут, завернутый в кроваво-коричневый кусок материи. Рана — она, видимо, и стала причиной смерти — была в боковой части головы трупа, прямо над ухом. Крови было немного, если не считать первоначальных брызг на орудии преступления. Узкой струйкой кровь стекла за челюсть к воротнику рубашки. Очевидно, там, где произошло нападение, никаких следов не осталось.
    Я осмотрел пространство вокруг скамейки, на которой видел толстяка в последний раз. Две небольшие полоски, оставленные каблуками несчастного, когда его тащили в укромное место, были хорошо видны под лучом фонарика. И как это я не заметил их, когда наклонился, чтобы поднять шляпу? Хотя, конечно, тогда ведь у меня не было фонаря.
    — Тащите его вниз, — распорядился я. — Здесь его оставлять нет никакого смысла.
    Охранники, наверное, были довольны как никогда! Должно быть, они сбросили по десять фунтов каждый, пока спускались с телом по узкой винтовой лестнице вниз на семнадцать этажей. Я еще долго слышал их тяжелое дыхание. Прежде чем спускаться самому, я выждал некоторое время: не хотелось наступать охранникам на пятки и нервировать их больше необходимого.
    В кабине лифта меня поджидали энергичный лифтер, мертвое тело и охранники в полуобморочном состоянии. Лифтер широко улыбался. Сбылась его самая заветная мечта. Наконец-то на его работе что-то произошло.
    — Ну и дела, — пробормотал он. — Надо же! Убийство!
    Я велел отнести тело толстяка к домикам смотрителей. Одна из дверей открылась, и на крыльце появилась фигура, как мне показалось, персонажа времен испано-американской
войны*
  Испано-американская война — военный конфликт между Испанией и США в 1898 году. В ходе боевых действий США присоединили принадлежавшие Испании с XVI века Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины
. Воротничок на кителе мужчины, который представился начальником охраны, был настолько тугой, что он с трудом мог поворачивать голову.
    — Извините за беспокойство, — сказал я, — но сегодня на территории под вашей юрисдикцией было совершено преступление. В недрах статуи убит человек.
    — Кто вы, сэррр?!
    Вопрос прогремел, как салют из двадцати одного орудия. Я почувствовал себя так, словно меня собирались расстрелять на рассвете как вражеского шпиона.
    — Дентон. Отдел убийств. Управление полиции Нью-Йорка, — пролепетал я.
    — Вы в этом уверены, сэррр?! — пророкотал старый бизон.
    Он, конечно, имел в виду убийство, а не то, кем я был. И он не собирался верить мне на слово, пока я не показал ему труп.
    — Итак, что будем делать? — спросил я.
    — Сэррр, — возмущенно заверещал смотритель, — это собственность правительства Соединенных Штатов. Вопрос находится в компетенции федеральных…
    Я этого ожидал, поэтому воскликнул:
    — А, так вы против моего участия?! После того, как я восемьдесят шесть раз бегал туда-сюда по лестнице внутри вашей статуи. Ладно, ставьте вашего человека. Но я тоже буду заниматься этим делом. И посмотрим, кто закончит раньше!
    Я пошел было прочь от домика, но остановился и заговорил снова.
    — А вашему парню я могу дать фору, чтобы потом вы не обвинили меня в сокрытии информации. Фамилия убитого Колман. До сего дня он жил в комплексе "Ван Раалте" в Тарритауне со своей женой, худой, красивой блондинкой, с голубыми глазами, лет двадцати восьми, с роскошной фигурой. Но вы ее там не найдете, так что скажите вашему парню, чтобы не жег зря топливо. И потом, она все равно этого не делала. Но если хотите схватить и ее, и настоящего убийцу, то я скажу вам, где их искать…
    — Где же, сэррр? — последовал громовой раскат.
    — Сегодня, кажется, среда? — промолвил я. — Ну, отправьте вашего человека на Сентер-стрит, скажем, послезавтра. Это будет пятница. До этого времени мы с коллегами не будем их трогать. Действуйте, фельдмаршал.
    Не дожидаясь очередного взрыва, я поспешил ретироваться, дабы избежать возможного утреннего расстрела.
    Я снова нырнул в основание статуи, надеясь, что делаю это в последний раз. Лифтера, для которого происходящее было сущим развлечением, я решил привлечь в помощники.
    — Если хотите быть полезным, — сказал я ему, — то идемте со мной.
    Когда мы достигли обзорной площадки в голове Свободы, я достал свой блокнот и открыл его на странице, где были записаны имена десяти человек, которые совершили поездку на пароме до статуи и обратно. (На самом деле имен было восемь, так как один мужчина был с двумя детьми.)
    За исключением самого Колмана и его жены (которая не могла быть убийцей по причинам, изложенным мною выше), оставалось шесть фамилий. Если исключить еще двух женщин, которые были в экскурсионной группе, то останется четыре человека. Убийца, скорее всего, назвал мне фальшивое имя. Но это не имело значения. Я хотел просто связать нужную мне личность с каким-нибудь именем, чтобы попытаться припомнить, как выглядел этот человек.
    — Держите карандаш и блокнот, — сказал я лифтеру, — и каждый раз, когда я буду произносить имя, вычеркивайте соответствующую запись.
    — Ну и дела! — восхитился лифтер. — Я помогаю настоящему детективу!
    — Мой шеф иногда на этот счет сомневается, — сухо заметил я. — Готовы? Начали.
    Я стал зачитывать инициалы и фамилии со стены. Вот одно имя совпало с тем, что было в блокноте, и лифтер тут же вычеркнул его. Потом еще одно. Затем трехбуквенные инициалы совпали с одним из записанных мною имен.
    — Это не надо зачеркивать, — предупредил я. — Просто поставьте рядом галочку.
    Когда мы закончили, девять имен из десяти были так или иначе помечены. Каждый экскурсант нацарапал на камне свое имя или инициалы. Кроме одного.
    — Кто же остался? — спросил я.
    Лифтер слегка прищурился и прочитал:
    — Винсент Скэнлон. Бруклин, Амбой-стрит, дом 55. Агент по недвижимости.
    — Судя по всему, он-то мне и нужен.
    — Боже правый! — восхищенно воскликнул лифтер. — Вы его вычислили, просто перебирая фамилии!
    — Его зовут не Скэнлон, — попытался я объяснить. — Он живет не на Амбой-стрит. И он не агент по недвижимости. Однако он единственный из всех экскурсантов, кто сюда не поднимался и не писал своих инициалов. Мы с толстяком поднимались по лестнице последними. Когда я оставил его сидящим на скамейке, он еще был жив. Когда я сам добрался до смотровой площадки, там была его жена, а все остальные начали спускаться вниз. Следовательно, тот, кто назвался Скэнлоном, и есть убийца. Он на площадку даже не поднимался. Либо он шел по лестнице позади меня и толстяка, либо, если он был впереди нас, спрятался в проеме, ведущем в руку статуи, пропустил всех остальных, а потом снова прокрался туда, где стояла скамейка и… завершил свое черное дело.
    Я забрал у лифтера блокнот и стал всматриваться в написанное там имя. Я пытался вспомнить облик "Скэнлона", хоть какую-нибудь особую примету — и не мог. Когда экскурсанты сходили с парома на берег, они останавливались передо мной всего на полминуты каждый. Этот тип — после того, что он совершил, — должен был нервничать, бледнеть, краснеть — называйте как хотите. Он должен был каким-то образом выдать себя. Но либо он был совершенно спокоен, либо — что более вероятно — я его банально проморгал. Я не мог вспомнить его даже путем исключения, как мне удалось выяснить его фальшивое имя. В памяти возникло несколько образов: отец двоих детей, еще две женщины, помимо Элис Колман… Но "Скэнлона" я никак не мог вспомнить.
    Я еще раз посмотрел на надпись, оставленную Элис Колман на стене, и задался вопросом, почему она не написала рядом свое имя и почему перепутала дату. И адрес другой. Очевидный ответ, разумеется, звучал бы так: она знала текущую дату, знала, что происходило в тот момент внизу на лестнице, но слишком нервничала и потому допустила ошибку. Хотя… Она ведь совсем не нервничала. Она казалась задумчивой и даже мечтательной. Так что мой ответ был не очевиден.
    Я на всякий случай переписал в свой блокнот надпись, сделанную на стене карандашом для бровей.
    "24/04/35/4", а затем "254-Зап-51". Ошибочная дата, неверное время, неправильный адрес — и отсутствие имени.
    — Беру свои слова обратно, — устало сказал я. — Хреновый из меня детектив. В общем, этот парень здесь был. Уже после того, что он сделал.
    — Но он же ничего не написал. Вы обшарили всю стену.
    — Он поднялся сюда не писать, а читать. Вот, что он читал, — я указал на черную жирную надпись. — Все, давайте спускаться. Думаю, мне удастся сдержать обещание, данное генералу
Лафайету*
  Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Ла Файет (Лафайет) (фр. Marie-Joseph Paul Yves Roch Gilbert du Motier, marquis de La Fayette; 1757–1834 гг.) — французский и американский политический деятель. Участник трех революций: американской войны за независимость, Великой французской революции и июльской революции 1830 года.
.

    Выбравшись из недр монумента, я опять — без особого, впрочем, энтузиазма — позвонил в жилой комплекс "Ван Раалте" в Тарритауне. "Нет, ни мистер, ни миссис Колман еще не возвращались", — ответил мне клерк, позвонивший по домашнему номеру супругов. Я не стал ничего комментировать, но они уже могли бы спокойно повесить табличку "Сдается" и предлагать квартиру Колманов всем желающим. Мистер Колман не вернется, потому что ночует теперь в морге. И миссис Колман не появится, поскольку в 4 часа у нее свидание с любовником. Что касается адреса псевдо-Скэнлона на Амбой-стрит, то я его даже проверять не буду: надо ведь иногда включать здравый смысл. Вместо этого я позвонил в Отдел информации и попросил дать мне сведения об адресе "Западная 51-я улица, дом 254". Это было то, что я смог выжать из любовного послания, начертанного на стене.
    — Автовокзал компании "Кэпитал" слушает, — ответил голос на другом конце провода.
    Так вот, где они собирались встретиться. Решили уехать из города. Миссис Колман не ошиблась с датой. Она назначала свидание на следующий день.
    — Скажите, куда идут автобусы в четыре часа? — спросил я.
    — В четыре утра или в четыре дня? — переспросил голос.
    Проблема была в том, что я этого не знал. Но как в таком случае это мог знать мнимый Скэнлон? Единственное, что оставалось, — это проверять оба момента времени. Сначала 4 утра. Автобусов было несколько, но самыми популярными оказались маршруты в Бостон и Филадельфию.
    — Забронируйте мне место на оба эти рейса, — попросил я.
    — Мистер, — терпеливо отозвался голос, — как вы можете ехать в два места сразу?
    — Нас двое братьев-близнецов, — пробормотал я и повесил трубку.
    Осталось сделать еще один телефонный звонок: на этот раз туда, где мне давно следовало быть, но я никак не мог себе этого позволить.
    — Возможно, увидимся завтра, — сказал я жене. — Если я сейчас приеду домой, то уже в три часа ночи мне надо будет вставать.
    — Я думала, у тебя выходной.
    — У меня в голове одни статуи.
    — Ты хочешь сказать, что если бы... — начала она, но я быстро повесил трубку.

    В половине четвертого я, шатаясь из стороны в сторону, вошел в зал ожидания автовокзала. Моя шляпа была опущена на глаза, воротник пальто поднят. Короче, моего лица не было видно. Я пытался изобразить пьяницу, который не буянит, а ведет себя достаточно спокойно. Плюхнулся на скамейку и сделал вид, что заснул. Никто на меня даже не взглянул.
    Я примостился у стены, чтобы видеть всех, кто входил в зал ожидания. Без двадцати четыре я внезапно вспомнил, как выглядел тот самый "Скэнлон" тогда, на пароме. Рыжие волосы, маленькие поросячьи глазки, посаженные близко друг к другу. Именно этот человек был сейчас в зале. Возле его ног стоял чемодан. Мужчина лишь на долю секунды опустил газету, которую читал, но мне хватило этого времени, чтобы узнать его.
    Я скрытно следил за ним, не желая спугнуть до того момента, пока не придет Элис Колман. Но где же она, черт побери? Без пятнадцати четыре... Без десяти... Без пяти... Или они собирались действовать порознь, выехать по отдельности и встретиться уже потом? Возможно, сообщение на стене было вовсе не запиской о свидании, а инструкцией любовнику. При нормальных условиях я бы тоже не поехал в Филадельфию, Бостон или куда бы то ни было без напутствия шефа.
    Несколько пассажиров зашевелились, поднялись со скамеек и направились на посадку в автобус. Мой парень был среди них. А вот миссис Колман пока так и не появилась.
    Это был бостонский автобус. Я подскочил к кассе и выкупил забронированный билет до Бостона — туда и обратно. Оставалась, конечно, вероятность, что Элис Колман поедет в Филадельфию, а у меня, к сожалению, не было напарника, который мог бы взять под контроль второе направление.
    — Поторопитесь, — сказал мне билетер, вручая сдачу, — а то опоздаете на автобус.
    — Бегу, бегу, — машинально произнес я, в отчаянии оглядывая опустевший зал ожидания.
    Вдруг дверь женского туалета распахнулась, и оттуда выскочила стройная дамочка с небольшим чемоданчиком в руке. Должно быть, она пряталась там уже нескольких часов.
    — Подождите! — закричала она, выбегая на платформу. — Я тоже еду!
    Только она успела вскочить на подножку, как дверцы захлопнулись, и автобус тронулся.
    Мне оставалось только одно. Я перебежал посадочную площадку по диагонали, и когда водитель начал поворачивать, чтобы выехать на 51-ю улицу, преградил автобусу путь.
    — Не спеши, — процедил я сквозь зубы.
    Водитель посигналил и нажал на тормоза. Потом высунул голову из окна и продемонстрировал мне все слова, которые он выучил явно не в воскресной школе.
    — Откройте дверь, — прорычал я и показал свой значок. — И не вздумайте препятствовать полиции.
    Двери автобуса открылись. Я запрыгнул в салон.
    — У вас будет меньше на трех пассажиров. Это буду я, потом вот этот джентльмен и… давайте посмотрим… о да, вот эта скромная леди, которая так старательно вжимается в сиденье. Вставай, сестренка, и навесь на свое нежное запястье стальной браслет.
    Кто-то закричал, а кто-то, возможно, даже упал в обморок, увидев в моих руках пистолет. Я быстро вытолкнул мужчину и женщину из автобуса и махнул испуганному водителю, чтобы он уезжал.
    — А теперь, — сказал я, когда автобус скрылся за поворотом на Восьмой авеню, — или вы двое тихо и мирно пойдете со мной, или я предварительно сделаю из вас гуляш.

    — Что вы в нем нашли? — спросил я Элис Колман, когда допрашивал ее в Управлении. — Этот ваш Ромео вовсе не Кларк Гейбл.
    — Послушайте, — с презрением в голосе сказала женщина, закуривая предложенную ей сигарету, — если бы вы были крепко привязаны к человеку, который весит двести девяносто фунтов и не может даже сам снять с себя ботинки, но при этом зарабатывает три тысячи долларов в месяц и кладет их в банк исключительно на собственное имя, и тут появился бы кто-то, кто знает, как заставить женское сердце биться сильнее, вы бы сделали то же самое!

    Дома я сказал жене:
    — Надо отдать тебе должное. Я посмотрел на статую, как ты велела, и теперь, возможно, смогу даже продвинуться по службе.
    Я не сказал, что это была за статуя и как она повлияла на мой статус.
    — Более того, — продолжил я, — в следующие выходные мы с тобой поедем в Вашингтон.
    — Почему в Вашингтон? — спросила Кэти.
    — Говорят, там есть огромный
Монумент Вашингтону*
  Washington Monument — облицованный мэрилендским мрамором гранитный обелиск высотой 169 метров и массой 91 тыс. тонн. Самый большой обелиск в мире и самое высокое сооружение в Вашингтоне (США). Был воздвигнут в 1848-1884 годах в Вашингтоне, между Белым домом и Капитолием, по проекту Роберта Миллса как памятник первому президенту США, Джорджу Вашингтону. На вершину монумента можно подняться по лестнице из 896 ступеней либо при помощи лифта.
. А поблизости работают ребята — федеральные сыщики. И им как раз требуется помощь.
Клип-джойнт
Предисловие*
   "Clip-joint" (амер.; разг.). В США этим выражением называют подозрительное кафе или сомнительный ресторанчик (часто с незаконной продажей), где клиентов обирают, вымогают деньги, т.е. пытаются всучить дешевую еду и дешевый алкоголь по очень высокой цене. Глагол "to clip" означает "подрезать" (например, птице крылья). Существительное "joint" означает "притон", "погребок".

    ТАКСИСТ сбавил скорость, потянулся назад и услужливо распахнул дверцу еще до того, как молодой человек успел поднять руку.
    — Добрый вечер, сэр!
    Столь вежливой фразой таксист обращался далеко не ко всякому клиенту.
    Скип Роджерс пригнул голову и сел в машину. Расправил манжеты брюк, откинулся на обивку сиденья и глубоко вздохнул. Необычайно вежливый водитель снова протянул руку назад и закрыл за пассажиром дверь. Вы бы вообще не поняли, что дело происходит в Нью-Йорке, если бы не посмотрели на номерной знак такси.
    Он был изысканно одет, этот Скип; возможно, это и стало причиной такого с ним обращения. Таксист давно положил на него глаз — еще когда стоял на углу улицы. Таксист умел распознавать клиентов. Человек, столь хорошо одетый, вряд ли пойдет пешком, когда ему нужно будет куда-то отправиться. А этому мужчине куда-то было нужно, хотя, казалось, он и сам не знал, куда именно. Ну, просто мечта таксиста! В случае Скипа речь шла не просто об одежде. У этого парня был свой стиль; он знал, как носить дорогие вещи. На ком-то другом темно-синий
честерфилд*
Chesterfield — длинное пальто в талию
, белый пикейный шарф, сдвинутый набок котелок были бы просто предметами одежды. Для Скипа же это были знаки отличия, проявление щегольства. О том, что одежда красит человека, говорится достаточно часто, но и то, что порой человек заставляет свою одежду казаться утонченно-элегантной, не менее верно. Так было в случае со Скипом. Водитель считал себя неплохим знатоком людей. Вот человек, для которого лучшее превалирует над хорошим. Вот человек, который хочет веселья. И деньги для него не имеют значения. Но он не знает, куда направиться. Другими словами, это был именно тот человек — будто созданный по индивидуальному заказу, — которого как раз искал водитель.
    Таксист повернулся на сиденье. На его лице, похожем на хитрую лисью мордочку, читалась готовность услужить.
    — Слушаю, босс, — сказал он. — Куда едем?
    Скип недоуменно наморщил лоб.
    — Наверное, вы мне поможете — проговорил он. — Я знал кое-кого, кто жил в том доме, перед которым я сейчас стоял, но… бесполезняк. Думаю, Энни там больше не живет. Теперь я тут как дурак с мытой шеей, но мне некуда пойти. Сейчас одиннадцать. Слишком рано, чтобы идти домой. Может, вы знаете какое-нибудь местечко, где я могу выпить… в подходящей компании? Не поймите меня превратно, — быстро добавил он. — Я не имею в виду то, что, возможно, вы подумали. Я говорю о безобидных вещах: пара напитков, несколько анекдотов и кто-то, скромно сидящий напротив меня за столом. О, я знаю, в городе полно таких мест, но когда нужно вспомнить конкретный адрес, он всегда вылетает из головы.
    Водитель с трудом сохранил серьезное выражение лица. Надо же, какая легкая добыча! И заметьте, он сам напросился! Прямо вот так вот взял и напросился! Не пришлось даже тратить время, чтобы донести до него эту мысль. Кто сказал, что Санта-Клауса не существует? Однако таксист решил не проявлять излишнего рвения, чтобы не спугнуть клиента и все не испортить. Он будет действовать осторожно.
    На пару секунд он и сам притворился растерянным. Почесал в затылке, искусно имитируя размышление: как будто ломал голову над проблемой. Наконец, пока его машина медленно трогалась с места, а счетчик начинал быстро накручивать плату, водитель, растягивая слова, произнес:
    — Скорее всего-о-о, я зна-а-аю такое место.
    Таксист мысленно даже залюбовался своей игрой; наверное, ему следовало стать актером. В то же время он боялся переусердствовать. Если заставлять парня ждать слишком долго, тот может остыть и передумать. Поэтому водитель убрал одну руку с руля и торжествующе щелкнул пальцами — как будто нужная мысль только что пришла ему в голову.
    — Все, я понял! — воскликнул он. — Знаю очень хорошее местечко на Семьдесят второй улице. Как раз вчера подвозил туда одного парня.
    — Что за заведение? — захотел узнать пассажир.
    — Своего рода приватное кафе. Понимаете, о чем я? Но не волнуйтесь, я вас туда проведу и с кем надо познакомлю. Это не какая-нибудь забегаловка или что-то в этом роде. Это такой небольшой клуб. Там не любят шумные компании. Там все чинно и благопристойно. Если вам не понравится сидеть в одиночестве, вас познакомят с одной из очаровательных девушек, и при этом все будет совершенно прилично, как и должно быть в таком заведении.
    Таксист помолчал. Затем, просто чтобы показать, насколько это для него несущественно, он добавил:
    — По крайней мере так меня уверяли. Сам я человек занятой, и у меня не слишком много времени для отдыха… — и тут же небрежно спросил: — Ну что? Хотите туда поехать?
    — Конечно. Почему бы и нет? — согласился пассажир.
    В голосе мужчины прозвучала радость, показавшая, как сильно он жаждал посетить тот рай, который описал ему водитель.
    "Я таки сумел его продать!" — удовлетворенно подумал таксист.
    Когда они прибыли на место (покружив по городским улицам и заставив счетчик хорошенько поработать), водитель выскочил из машины и открыл дверцу пассажиру так, словно работал его личным шофером.
    — Простите, что так долго, — неискренне извинился таксист, — но я сам не был до конца уверен в адресе, пока мы не приехали туда, куда нужно.
    Скип без возражений заплатил и даже оставил чаевые. Водитель подумал про себя, что он становится неплохим "жнецом", даже очень хорошим "жнецом".
    — Это на втором этаже, — сказал он. — Я поднимусь вместе с вами. Скажу, что вы мой друг.
    Они стояли перед обветшалым жилым домом довоенной постройки. Однако в здании имелся лифт и электрическое освещение в вестибюле. Несомненно, этот дом знавал и лучшие дни. Таксист провел Скипа внутрь, и последний не заметил взаимопонимающих взглядов, которыми обменялись его проводник и сонный темнокожий юноша-лифтер. Эти взгляды означали: "Ты знаешь, и я знаю, но вот он не знает".
    Они вышли на втором этаже и пошли в конец пахнущего плесенью коридора, вымощенного белой мозаичной плиткой. Большая часть плиток расшаталась, и они стеклянно дребезжали, когда на них наступали. Таксист остановился перед дверью с номером "2" и позвонил. Он сделал два коротких звонка и один длинный, а затем еще тихонько свистнул.
    По ту сторону двери звякнула цепочка, лязгнул засов, и дверь приоткрылась всего на дюйм, не больше. "Это Марти", — тихо сказал таксист, после чего дверь открылась полностью, и на пороге появился человек с бледным лицом, одетый в то, что в простонародье называется "смокингом". У него был взгляд, от которого молоко моментально бы скисло, но как только он увидел, что Марти не один, лицо его приняло весьма радушное выражение.
    — Привет, Марти, старина, — сказал он. — Рад тебя видеть! Где пропадал так долго? Заходите, пожалуйста. Я предложу вам выпить!
    Однако, пока он говорил, его глаза были прикованы только к Скипу Роджерсу.
    — Нет, спасибо, — отказался от выпивки Марти. — Мне нужно зарабатывать на жизнь. Так что я назад, в свое такси. Но это мой друг, и я хочу, чтобы вы отнеслись к нему со всем почтением. Позаботьтесь о том, чтобы он хорошо провел время.
    Орангутанг в смокинге просиял.
    — Друг Марти — это и мой друг, — провозгласил он. — Заходите.
    И он жестом руки пригласил Скипа войти. Затем он попытался закрыть дверь, но нога таксиста, поставленная на порог, удержала дверь приоткрытой.
    — Не так быстро, — пробурчал водитель. — Как насчет моих комиссионных? Ради чего я это делаю? Ради "спасибо"? — и он протянул свою лапу ладонью вверх. Из кармана брюк смокинга выпала пятидолларовая купюра и оказалась в протянутой руке. Однако нога не двинулась с места.
    — Вам от меня не отделаться, — продолжал вполголоса Марти. — На этот раз я привел вам настоящего дурачка.
    Они обменялись убийственными взглядами, но к пяти долларам присоединилось еще два бакса. После этого Марти убрал ногу, дверь закрылась, а цепочка и засов с яростным лязгом встали на свои места.
    Мгновение Марти стоял неподвижно; только пальцы его быстро шевелились, складывая неправедно нажитые деньги, пока семь долларов не превратились в квадратик размером не больше почтовой марки. Потом он на секунду поднес деньги к губам, что подозрительно походило на поцелуй, и аккуратно спрятал их под одеждой.
    — И снова на тропу войны! — весело ухмыльнулся таксист, отворачиваясь от мрачной двери.
    Когда он добрался до конца коридора, лифт все еще стоял, ожидая его, как обычно и бывало в такие моменты. Лифтер выглядел столь же сонным, как и раньше, только теперь он протягивал вперед ладонь, словно проверяя, не идет ли в полуметре от него дождь. Таксист пытался сделать вид, что не замечает протянутой руки, но темнокожий юноша не двигался с места и не собирался приводить в движение механизм спуска.
    — Я сейчас получу свои денежки? Или когда вы приедете в следующий раз? — лениво осведомился лифтер.
    — Ладно, ладно! — проворчал таксист и неохотно выудил из кармана монетку в пятьдесят центов.
    Только после этого кабина лифта двинулась вниз.
    К тому времени молодой человек, ищущий приятной компании и ставший невольной причиной всех этих финансовых сделок, уже сидел за одним из небольших столиков на двоих, а устроившаяся напротив него роскошная рыжеволосая красотка в зеленом платье с опушкой доверчиво смотрела на стоявшего рядом официанта и ворковала:
    — …и чего-нибудь не слишком крепкого для меня, Фрэнк.
    Эти слова сопровождались легким подмигиванием. Потом девица мило улыбнулась своему новому знакомому.
    — Просто ради общения, вы же понимаете. Так-то я почти не пью. Ну, а вам, как говорится, флаг в руки! И не позволяйте мне вас сдерживать.
    Она оценила покрой его костюма и небрежную легкость в движениях молодого человека, что как бы выдавало его врожденные манеры. Теперь, когда вместо пальто, шляпы и шарфа он держал в руках зеленый картонный квадратик, посетитель выглядел еще более импозантно. Он пока не знал, насколько дорого обойдется ему этот кусочек картона. Зеленый квадратик вручила ему очаровательная брюнетка в коротеньком переднике. Эта милая крошка могла бы вырвать вам зуб без анестезии, и вы еще сказали бы ей "спасибо". Брюнетка быстро скрылась с его вещами. Молодой человек мог распрощаться со своими пальто, шляпой и шарфом, которые теперь прямиком направлялись к скупщику краденого. Мужчина, открывший дверь, тоже тактично исчез, после того как представил посетителя "мисс Гордон". С виду все выглядело чинно и благопристойно; но… это было как затишье перед бурей.
    Молодой человек и рыжая девица остались одни, если не считать еще одной пары, также находившейся в комнате: блондинки и ее кавалера, сидевших за другим столиком. Кавалер блондинки уже дошел до того состояния, когда из него можно было вить веревки. Комната, по сути, представляла собой гостиную обычной жилой квартиры; только теперь ее использовали для насилия и грабежей. Окна (если таковые вообще имелись) скрывались за дешевыми аляповатыми шторами. Небольшое пространство было оставлено для танцев. Откуда-то доносились убаюкивающие звуки радио: …руки на плечах, приглушенный све-е-ет…Вся эта обстановка была своеобразным афродизиаком, призванным пробудить страсть, которой питались организаторы-стервятники. Те заведения, от которых Скип Роджерс всегда старался держаться подальше, могли бы считаться более честными и порядочными по сравнению с этим местом.
    Официант появлялся в дверях всякий раз, когда в заказах на напитки возникала пауза. Он не был особо навязчив, поскольку "хозяйки" за столиками знали свое дело. Официант был шести футов ростом (как и парень, встречавший клиентов) и выглядел сильным, как дикая горилла. Он принес Скипу и "мисс Гордон" два напитка, крепкий и слабый, а затем быстро ушел. Рыжеволосая девица ангельски улыбнулась. Роджерс явно был ей по душе.
    — Ваше здоровье! — весело провозгласила тост девица, поднимая свой бокал.
    Если бы молодой человек присмотрелся повнимательнее, он бы заметил, что на губах девушки не так много помады. Тонкая алая пленка едва покрывала бледно-розовые губы.
    — Откуда вы, мисс Гордон? — внезапно спросил он.
    — Зовите меня просто Роуз, — попросила девушка и придвинула свой стул ближе.
    Однако, прежде чем она успела начать рассказывать о своей жизни, кое-что, происходившее за соседним столиком, привлекло внимание Скипа и заставило его внутренне похолодеть. С этого момента, хотя он был как будто поглощен рассказом Роуз, он на самом деле не слышал ни единого ее слова. У прилично подвыпившего джентльмена средних лет, сидевшего рядом с блондинкой, похоже, возникли какие-то затруднения. Перед ним, чуть склонившись, стоял официант. По другую сторону стола угрожающе возвышался непонятно откуда появившийся орангутанг в смокинге. Джентльмен отпихивал от себя небольшой клочок бумаги, который ему настойчиво пытался всучить официант. Блондинка встала и сделала звук радио погромче, дабы заглушить гневные голоса. Роуз схватила Роджерса за рукав, чтобы отвлечь его от происходившего за соседним столиком.
    — Не обращайте на них внимания, — тактично предложила она. — Просто некоторые не могут удержаться от того, чтобы не выпить лишнего, вот и все, — и она начала быстро о чем-то ворковать.
    В следующий раз, когда Роджерс улучил момент и снова посмотрел в направлении соседнего столика, в комнате уже не было никакого джентльмена средних лет, а официант неслышно закрывал дверь, через которую он входил и выходил. Это была не та дверь, что вела в прихожую. Откуда-то из глубины квартиры послышался грохот опрокинутого стула и приглушенный крик, похожий на мольбу: "Выпустите меня отсюда!" Однако Роуз продолжала без умолку болтать, так что Скипу было трудно сосредоточиться и что-либо понять.
    Его лицо приняло каменное выражение. Роджерс словно скрылся за маской, которая позволяла ему привести мысли в порядок. Роуз моментально уловила эту перемену и прекратила свою болтовню.
    — Что случилось, солнышко? — мило прощебетала она, положив ладонь на руку Скипа. — Я вам надоела?
    Роджерс, казалось, вдруг принял какое-то решение. Через стол он наклонился к девице.
    — Вовсе нет, — возразил он. — Вы меня по-настоящему очаровали.
    Одной рукой Роджерс взял пальцы девушки и медленно поднес их к своим губам. Другой рукой он незаметно поменял местами два бокала с напитками, которые минуту назад принес официант.
    — Я готов идти за вами на край света, — проникновенно сказал он.
    Они отпили из бокалов. Но теперь именно Роджерс заговорил быстро и негромко.
    — Никак не думал, что встречу тут такую милашку.
    У девушки не было времени понять, что же она пьет, и в любом случае она была всего лишь человеком. Молодая и, возможно, не очень опытная в таких делах. Она лишь почувствовала, как мурашки пробежали по ее спине.
    — Я всю жизнь мечтал встретить кого-то столь же прекрасного, как вы...
    А радио пело: Говори же со мной о любви-и-и; пой о том, что я жажду услы-ы-ышать…
    — Да бросьте! — отмахнулась Роуз, но в ее глазах все равно появилось мечтательное выражение.
    Недаром она была рыжеволосой; ее обманывала ее собственная кровь. Они еще отпили из бокалов. Роджерс пил прогорклый имбирный эль; девушка — нечто другое.
    — У меня всегда было много денег. Я мог купить все, чего бы захотел. Но, увы, я ни разу не встречал ту единственную, которая была бы мне по душе… до сегодняшнего вечера! — продолжал ворковать Роджерс.
    Девица насторожилась. Деньги? Мог купить все, чего бы захотел?
    — А и правда, кто вы? — изобразила она искренний интерес, хотя приступ икоты едва не помешал ей это сделать.
    — Вы слышали о предприятиях "Роббинс и Роджерс"?
    Девица кивнула, слегка прищурив глаза.
    — Конечно... Это такие ресторанчики, где платишь пять центов и — хоп! — на выходе получаешь сэндвич.
    — Ну, вот, — молодой человек развел руками.
    Девушка вдруг расширила глаза и благоговейно прикрыла рот ладонью.
    — Вы... вы, стало быть, родственник или даже сын того старика! Сын Роджерса!
    Мужчина скромно потупил взор.
    — Не будем вдаваться в подробности. Важно лишь то, что я в вас влюбился. И для вас тоже не будет ничего невозможного, если вы только позволите мне...
    Он снова просительно наклонился вперед и опять стал целовать кончики ее пальцев. Их вкус напоминал лак для ногтей, но это было лучше, чем спиртное в бокале.
    Теперь Роуз быстро соображала, что к чему. В нее влюбился сын миллионера! Это был шанс, который выпадает раз в жизни. Если она допустит, чтобы сегодня с этим парнем что-то случилось, столь редкий шанс улетучится как дым. Он отшатнется от нее и постарается никогда больше с ней не встречаться. Все, что ей останется, — это жалкие десять процентов комиссионных. А вот если она вытащит его из этой передряги, сохранит парня для себя, то, кто знает, чем все это может закончиться? Она была бы круглой дурой, если бы в первую очередь не позаботилась о себе самой. И к черту ее работодателей!
    — Погодите минутку, погодите. Мне надо подумать, — сказала она и приобняла своего кавалера за шею.
    Роджерс слегка улыбнулся, но девушка этого не заметила. Он продолжил напевать ей на ухо свою песню о любви:
    — ...бриллианты, орхидеи, норковая шуба и роскошный пентхаус, ключ от которого есть только у меня. Все для моей дорогуши! А ночью... ночью только любовь!
    Роуз тряхнула своей рыжей шевелюрой и легонько хлопнула себя по лбу.
    — Я должна вытащить вас отсюда! Надо подумать о главном. И говорите потише, чтобы они не услышали — иначе нам крышка!
    — Вы говорите, как настоящая леди, — с иронией промолвил Роджерс. — Вы... Да вы просто ангел в вечернем платье.
    Девушка, казалось, совершенно протрезвела. Она украдкой оглянулась через плечо.
    — Тяните ваш напиток как можно дольше, — шепнула она уголком рта. — Вы и так уже в приличном минусе. Я должна придумать, как вас вытащить. Вернее, нас обоих. Вам вообще не надо было сюда приходить. Знаете, что это за место?
    — Я понял это сразу, как только сюда вошел, — негромко ответил Роджерс, — но к тому времени было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Что я мог поделать?
    — Вот как тут все работает, — зашептала Роуз ему на ухо. — Они хотят содрать с вас по сотне долларов за каждый выпитый вами и мной бокал. Если вы откажетесь платить, то вас сильно изобьют. Вас будут держать в задней части квартиры до тех пор, пока утром ваш чек не поступит в банк. После этого вас накачают снотворным и увезут куда-нибудь на такси. Бесполезно потом сюда возвращаться. Мы меняем адреса примерно раз в неделю, — она сжала руку в кулак и ударила им по столешнице. — Я не позволю им вас обидеть! Только не теперь! Ведь когда они узнают, кто вы на самом деле, они обдерут вас как липку. Разденут до трусов…
    — Вы тут лучше все знаете, — сухо заметил Роджерс.
    Он выглядел совершенно спокойным и даже как будто бы слегка улыбался, но Роуз было не до смеха.
    — Быстро порвите все ваши визитки и другие документы! Если случится худшее, скажете, что вы работаете простым официантом в одном из ресторанов вашего отца, решили немного покутить, и у вас нет ни одного лишнего цента. Одежду вы взяли в долг у приятеля. Но я знаю еще один способ, при котором нам не придется ничего объяснять, — она поднялась из-за стола. — Я пойду за своим… за своей пуховкой, — Роуз подмигнула молодому человеку. — Сидите тихо, пока я не вернусь. Не вступайте ни в какие споры: одному вам не справиться. У них с собой дубинки и кастеты.
    Скип слегка кивнул головой, и девушка быстро скрылась через заднюю дверь.
    Молодой человек сидел, ухмыляясь собственным мыслям, которые, казалось, доставляли ему некоторое удовольствие. "С хорошим другом, как говорится, и деньги не нужны", — подумал он про себя.
    В дверном проеме показалась голова официанта, который бросил многозначительный взгляд на два полупустых бокала. Скип сделал вид, что не обращает на него внимания. Официант неторопливо подошел и тяжело оперся обеими руками о столешницу. Скип холодно взглянул на мужчину. Возможно, ранее Роджерса забавляли действия Роуз Гордон, но сейчас он был предельно серьезен.
    — Вас кто-нибудь звал? — требовательно спросил он.
    — Вы еще будете пить? — проворчал официант.
    — А кто интересуется? — повысил голос Роджерс.
    — Вам лучше рассчитаться. Мы закрываемся…
    — Справедливо, — заметил Скип с опасным спокойствием. — Сколько с меня?
    — Триста пятьдесят долларов, — процедил официант-громила, пристально глядя своими свиными глазками прямо в глаза Скипа.
    Скип Роджерс вытащил мятую пятидолларовую купюру.
    — Принесите четыре доллара сдачи, — презрительно промолвил он, — и считайте, что вам крупно повезло!
    Официант не стал больше тратить своего времени. Он просто повернул голову и свистнул через плечо. В тот же миг в дверях показался орангутанг в смокинге. Правда, теперь смокинга на нем не было, а рукава рубашки были закатаны по локоть. Позади него высился еще один громила, которого Скип раньше не видел. Оба парня двинулись к столику. Они шли неторопливо, как будто спешка была им вовсе ни к чему.
    Скип вскочил на ноги, лицом к лицу встречая противников. Стул, на котором он сидел, с грохотом отлетел назад. Официант замахнулся на Роджерса. Пудовый кулак этого парня мог бы свалить с ног быка. Однако Скип ловко уклонился и молниеносно ответил менее сильным, но более точным ударом, который пришелся противнику по носу. Брызнула кровь. Официант по-звериному завыл.
    "Ну, вот и все!" — философски подумал Скип, видя, как двое оставшихся громил обходят его с двух сторон.
    Внезапно из дверного проема раздался резкий окрик Роуз Гордон. Возможно, голос девушки был слишком пронзительный и даже визгливый, но в тот момент для Скипа он был слаще, чем песня
Лорелеи*
героиня немецких легенд. Девушка, своим прекрасным пением заманивавшая на скалы несчастных рыбаков.
.
    — Все вы, отойдите от него! Этого парня лучше не трогать! Эй, Малыш, быстро отдавай мне ключи от входной двери!
    На Роуз были пальто и шляпка. В руке девушка держала небольшой револьвер, которым водила из стороны в сторону. Ее глаза угрожающе сузились. Вряд ли бы кто-нибудь усомнился, что при необходимости она без колебаний пустит оружие в ход. Держа руки на уровне плеч, трое громил медленно отступили от Скипа Роджерса. Тот, кого звали Малыш, осторожно вытащил из кармана ключ от двери и бросил его на пол.
    — Берите ключ, — приказала девушка Скипу. — Я задержу их, пока вы открываете дверь!
    — Дамы вперед, — возразил Роджерс. — Это я буду держать их на мушке. А вы открывайте дверь и ждите меня на улице.
    Роуз передала Скипу пистолет и, зажав ключ в руке, выскользнула из комнаты.
    — Мы тебя достанем, крошка! Ты об этом пожалеешь! — злобно крикнул вслед девушке менеджер-громила.
    Из коридора донеслось лишь презрительное фырканье.
    Когда через пять минут Скип присоединился к Роуз на улице, с ним был еще кое-кто: тот несчастный джентльмен средних лет, который ранее сидел с блондинкой. Воротничок мужчины был порван, под глазом расплывался синяк, и он, казалось, был дико удивлен своим внезапным освобождением. Скип затолкнул его в подъехавшее такси, потом остановил другое, куда усадил свою спасительницу и забрался сам.
    — Я провожу вас до дома, — сказал он как ни в чем не бывало. — Они ведь могут вас преследовать и... ну, в любом случае я вам многим обязан.
    Вряд ли слова Скипа были похожи на любовное воркование, но Роуз, казалось, этого не замечала. Она доверчиво прижалась к его плечу и вздохнула. Она уже представляла, как в недалеком будущем, в пентхаусе на двадцатом этаже, уляжется в ванну с ароматной пеной, а этот парень будет нетерпеливо расхаживать взад и вперед возле ее будуара.
    Утром, когда Роуз проснулась, Скипа уже не было, и ей даже не верилось, что он вообще был с ней минувшей ночью в этой унылой меблированной комнатенке. Она огляделась и поняла, что отсюда надо быстро уходить. Не только потому, что впереди ее ожидали более приятные вещи и события, но и потому, что оставаться теперь одной было опасно. В любой момент в эту убогую комнатушку могли заявиться ее бывшие работодатели. Роуз собрала то немногое, что у нее было, и с достоинством, присущим разве что высокорожденной леди, сказала домохозяйке, что та может забрать себе остаток от недельной арендной платы.
    — Я переезжаю на Парк-авеню, — горделиво промолвила Роуз. — Пока не знаю точного адреса, но это где-то там!
    Скип не оставил никакой записки. Однако это не имело значения: Роуз знала, где его искать. И она нисколько не беспокоилась. Ведь Скип просто поехал домой переодеться. Нельзя же было ожидать, что сын богатого человека будет ходить в одной и той же помятой одежде после того, как его целую ночь не было дома.
    Роуз добралась до ближайшего ресторанчика "Роббинс и Роджерс". Утренняя суета, когда многие люди тут завтракали, уже закончилась. Роуз вошла в ресторанный зал. В руке она держала чемоданчик. Она была крайне щепетильна в этом вопросе: настоящей леди не подобало заявляться к мужчине прямо домой — по крайней мере не в такую рань. Кроме того, насколько предполагала Роуз, Скип, вероятно, не очень-то захочет, чтобы о ней знали сотрудники фирмы его отца; девушка неплохо знала людей и понимала, как все это "работает". К тому же она хотела дать Роджерсу достаточно времени, чтобы тот подготовил ее переезд в пентхаус; он должен был подписать договор аренды и так далее. Все остальное — машину, норковую шубу, мебель и тому подобное — они могли бы купить позже вместе. Так что у Роуз было еще довольно много времени. А пока она заморит червячка за счет папаши Роджерса, который еще не догадывался, что она уже стала практически его невесткой.
    Не обращая внимания на табличку "Мы не несем ответственности за сохранность личного имущества", Роуз поставила свой чемоданчик рядом со свободным столиком, прошествовала с важным видом к раздаточной стойке и пробежалась задумчивым взглядом по выставленным блюдам, как будто все они уже принадлежали лично ей.
    — Пожарьте мне глазунью из двух яиц, — потребовала она.
    — Глазунья. Два яйца, — эхом повторил раздатчик, через плечо обращаясь к повару.
    — Принесете яичницу вон к тому столику, — надменно добавила Роуз.
    Если уж она собиралась обзавестись пентхаусом и личной маникюршей, ей прямо сейчас следовало начать привыкать к тому, что ей будут прислуживать. Ха! Возлюбленная хозяйского сына сама должна нести еду до столика? Как бы не так!
    — Простите, леди, но вы должны забрать блюдо сами. Здесь самообслуживание, — возразил раздатчик.
    Роуз не стала с ним спорить. Он просто не знал, кто она такая, вот и все.
    — Смотрите, не заставляйте меня ждать! — сказала она, после чего вернулась к своему столику, села и принялась лениво обмахиваться бумажной салфеткой.
    — Это тебе?
    При звуке его голоса Роуз резко, будто ее укусили, повернулась на стуле.
    — Скип! — радостно воскликнула она, но тут же замолчала.
    Ее рот приоткрылся. Она сидела и изумленно смотрела на Роджерса. Скип держал в руках тарелку с яичницей, и на нем была замызганная белая куртка — такая же, как на всех официантах в ресторанах "Роббинс и Роджерс".
    — Я видел, как ты пришла, — сказал он. — Нам не полагается приносить еду клиентам. Если меня за этим поймают, то могут уволить. Но ты захотела, чтобы тебя обслуживали.
    — Что... что ты делаешь? Вырядился, как официант...
    Роуз сглотнула, откинулась на спинку стула и уставилась на Скипа, как рыба, хватающая ртом воздух.
    — Забавно, — заметил он, — но вчера ты смотрела на меня совсем по-другому. Если бы я сказал, что я простой официант-раздатчик, все могло бы пойти совсем не так, как оно пошло. Да, я был одет в чужую одежду и потратил всю месячную зарплату на одну вечернюю гулянку. Разве я виноват, что выгляжу на миллион баксов всякий раз, когда надеваю чистую рубашку?
    — Но ты мне сказал... — в голосе Роуз послышались истерические нотки, она почти кричала. — Ты заставил меня поверить... Ты обещал мне!..
    Скип грустно улыбнулся.
    — И это все, что тебя волновало? То, что я тебе обещал? То, что ты надеялась от меня получить? Или тебе нравился я сам? Потому что я не изменился. Я тот же парень, который прошлой ночью шептал тебе на ушко слова любви. Но теперь я рад, что узнал, какая ты на самом деле.
    Роуз буквально задыхалась от ярости.
    — Ах ты... мелкий негодяй, никчемный... Неужели ты думаешь, что я стала бы тратить свое время...
    Скип вздохнул. Трудно было сказать, с сожалением или облегчением.
    — Конечно, — сказал он, — на мою зарплату я не могу купить тебе в подарок норковую шубу или пентхаус, но то, что я могу сделать, я сделаю. Это тебе. Угощаю!
    И он швырнул тарелку с яичницей на стол. Желтки так и брызнули во все стороны.
    — Покажите этой даме выход, — обратился он к подбежавшим сотрудникам. — Или лучше вытолкайте взашей.
    Когда Роуз, выкрикивая проклятия, удалилась, а ее чемоданчик полетел ей вслед, Скип Роджерс скинул с себя белую служебную куртку. Потом он повернулся к менеджеру зала, который, заламывая руки, стоял рядом с ним, и сказал:
    — Верните, пожалуйста, куртку официанту, у которого я ее взял. И не рассказывайте папе об этом небольшом маскараде. Он может подумать, что я действительно хочу устроиться сюда работать!
Грех жаловаться
    ОНИ шли домой молча.
    Он всегда делает одно и то же, думала она. Если бы он только был чуть более спонтанным, в чем-то неожиданным!
    Она знала все, что произойдет дальше. Знала, каким будет финал их сегодняшнего вечера. На последнем углу перед ее домом он спросит:
    — Ты хорошо провела время?
    А потом, когда они дойдут до двери, он скажет:
    — Ну, вот мы и пришли. Увидимся послезавтра.
    Вечно это ненужное "Вот мы и пришли". Как будто они могли прийти в какое-то другое место! Как будто он не встречался с ней через день по вечерам!
    Потом ради драматического эффекта он последует за ней прямо в дверной проем, чиркнет спичкой, чтобы она могла без проблем вставить в замок свой ключ, а после того, как дверь откроется и спичка погаснет, обязательно спросит:
    — Могу я тебя поцеловать?
    Однажды, к ее огромному удивлению, он изменил сценарий, сказав: "Не возражаешь, если я тебя поцелую?" Однако через день он снова вернулся к первоначальной формулировке и больше никогда ее не менял. Почему, ну почему, он каждый раз своим вопросом лишал поцелуй всей его прелести? Она покачала головой. Нет, все не так. Может, просто поцелуй становился менее захватывающим, только и всего?
    Они дошли до последнего угла улицы. Вот, сейчас. Всегда на этом самом месте, прямо у фонарного столба.
    — Ты хорошо провела время?
    — Замечательно, — смиренно ответила она.
    Они остановились у двери. "Давай уже, говори! — раздраженно подумала она. — Говори, и покончим с этим!"
    Он не обманул ее ожиданий.
    — Ну, вот мы и пришли, — промолвил он; а затем: — Увидимся послезавтра.
    В ответ она уныло улыбнулась и повернула к двери. Он последовал за ней, чиркнул спичкой и держал ее, пока она вставляла ключ в замок. Потом он пробормотал:
    — Могу я тебя поцеловать?
    Все произошло обыденно, как приятельское рукопожатие. Она на секунду подняла лицо, холодно и бесстрастно; потом проскользнула к себе и захлопнула за собой дверь.
    Оказавшись в квартире, она со злостью отшвырнула сумочку. Тут же вспыхнул свет, и ее соседка по комнате резко села в постели.
    — Привет, Айви, — сказала она. — Ты меня разбудила. Который час?
    — Обычное время, — угрюмо отозвалась Айви. — Ни минутой раньше, ни минутой позже. У него всегда все по расписанию, понимаешь?
    — Хорошо проводишь время с Уолтером? — зевнула ее соседка.
    — О, великолепно! — взмахнула руками Айви.
    — По тебе не скажешь. Что случилось? Вы поссорились?
    — Ссора была бы хоть чем-то, — воскликнула Айви, проводя расческой по волосам, что выглядело яростной попыткой снять с головы скальп. — У него не хватает духу даже поссориться со мной.
    Последняя фраза была сказана скорее с жалобой, нежели с восхищением.
    — Ну будет тебе, Айви! — увещевала соседка, откинувшись на подушку и взъерошивая себе волосы в такт неистовому расчесыванию Айви. — Он тебя любит. Чего тебе еще нужно? Постоянный, надежный парень, который тебе предан и намерен с тобой оставаться. Тебе грех жаловаться!
    — Вот именно, — мрачно согласилась Айви. — Мне определенно грех жаловаться!
    И она резким движением выключила свет.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    На следующий день в накрахмаленном муслиновом платье и островерхой белой шапочке, гармонировавшей с обстановкой, она обслуживала столики. Последний штрих "старой Голландии" — деревянные башмаки, — к счастью, были отменены, поскольку не соответствовали требуемой быстроте передвижений. Долгие часы пролетели в атмосфере, благоухавшей ароматами таких исконно голландских блюд, как жареные оладьи и крученая пшеничная соломка. Вечер второго дня был одной из суббот Уолтера. По вторникам и четвергам — кино; по субботам — танцы. Это было так же неизменно, как незыблемые законы природы. Скорее солнце будет светить в полночь или в августе выпадет снег, нежели они пойдут в кино в субботу или отправятся потанцевать в один из двух других вечеров! Вместо того чтобы чувствовать себя так, как девушки за месяц или два до свадьбы, она строптиво думала: "Я как женщина, которая уже много лет замужем. Все безразлично и скучно!" Тем не менее она без всякого волнения и предвкушения готовилась к тому, что в половине девятого он за ней зайдет.
    Будут те же лица и те же мелодии, потому что он всегда приводил ее в один и тот же клуб. И на том же самом месте, на танцполе, возле большого столба, он снова будет сбиваться с шага. В первый раз она рассмеялась и сказала: "Придется убрать этот столб!" Неделю спустя, когда он снова сбился с шага, она заметила: "А вот и наш старый друг, мистер Столб". Потом она больше ничего не говорила. Это было… ну, как бы частью самого Уолтера. Это нужно было принять как должное вместе со всем остальным, что он олицетворял: добросердечность, надежность, преданность ей — целый букет добродетелей. Букет, цветы в котором ее уже не радовали.
    Ее подруга пришла с работы в восемь.
    — Вещь, конечно, неплохая, — заметила она, бросив взгляд на до боли знакомое бледно-голубое платье для субботнего вечера. — Но ты не боишься, что Уолтеру надоест видеть тебя так часто в этом платье?
    — Как раз наоборот, — поправила подругу Айви. — Я надеваю его каждый раз исключительно по просьбе Уолтера. Ему не нравится, когда я появляюсь в новых нарядах. Однажды я надела для разнообразия другое платье. У Уолтера вытянулось лицо, и он сказал что-то вроде того, что ему придется снова ко мне привыкать.
    — Да, он почти идеален, — с завистью промолвила подруга. — Тебе не нужно беспокоиться о том, что надеть, когда выходишь с ним на улицу. Тебе крупно повезло!
    — Все так говорят, — отчаянно согласилась Айви.
    Пробило восемь тридцать. Потом прошло полминуты. Потом еще две… И впервые за несколько месяцев дверной колокольчик не зазвонил в привычное время. Уолтер никогда не был таким непунктуальным.
    — Я уверена, — с надеждой сказала Айви, словно обнаружив в своем кавалере новую черту, которой можно восхищаться, — что он опоздает всего на пять или десять минут. И все же странно… Должно быть, наши часы спешат…
    — Я вовсе не расстроилась, — говорила она уже через четверть часа. — По крайней мере в этот раз он сделал нечто такое, что нарушает ужасную монотонность. Это надо поощрять.
    Зазвонил телефон. Это был Уолтер. Его что-то задержало. Он извинялся, почти униженно. Он уже спешил.
    — Давай лучше встретимся прямо в клубе, — предложила Айви. — Это сэкономит время.
    Вернувшись в комнату, она заметила:
    — Я хочу сделать то, о чем мечтала месяцами.
    — Что? — спросила подруга слегка встревоженно.
    — Я пойду в клуб пораньше и для разнообразия узнаю, каково это — танцевать с кем-то другим.
    — Айви, — возмутилась соседка по комнате, — ты делаешь это только потому, что злишься на Уолтера. Ты же не хочешь идти туда одна…
    — Неужели? — напряженным тоном откликнулась Айви. — В клубе у меня есть враг. Сегодня вечером я хочу с ним поквитаться, — и, заметив, как расширились глаза ее подруги, добавила: — Не волнуйся. Это всего лишь столб. Но сегодня я хочу, наконец, пройти в танце мимо этого столба, не останавливаясь возле него!
    После этих слов Айви распахнула дверь и умчалась, оставив озадаченную соседку по комнате одну.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Айви пришла в танцевальный зал и уселась в первое попавшееся свободное кресло. "Нет", — почти сразу бросила она через плечо. Потом снова "Нет"; и еще раз "Нет" с добавленным "Спасибо" в качестве запоздалого извинения. Она пришла сюда не флиртовать. Те, кто видел ее раньше вместе с Уолтером и теперь робко предлагал свою компанию, ей не подходили.
    "Кем бы он ни был, он должен встать прямо передо мной, — сказала сама себе Айви, — а не подкрадываться сбоку, надеясь, что никто не заметит".
    Ее взгляд блуждал по залу.
    "Обязательно найдется кто-нибудь подходящий", — думала девушка.
    Словно услышав ее мысли, он двинулся в ее направлении, с уверенным видом пересекая танцпол.
     "Мне не следовало на него смотреть, — с некоторой досадой подумала Айви. — Теперь уже слишком поздно".
    Она отвернулась. Даже зная, что он стоит прямо перед ней, она упорно делала вид, что не замечает его.
    — Следующий танец? — спросил он звучным голосом.
    — А что бы ты сделал, если бы я отказалась? — с любопытством спросила Айви, когда они вышли на площадку.
    — То же, что делаю и сейчас, — ответил он. — Танцевал бы с тобой.
    — Ты хочешь сказать, с кем-то другим?
    — Говорю же, с тобой, — поправил он. — Если я хочу с кем-то танцевать, я с этим человеком и танцую!
    — Это уже кое-что, — заметила Айви немного опрометчиво. — Мне, наверное, грех жаловаться.
    На них уже надвигался знаменитый столб. Айви внутренне сжалась, ожидая неверного танцевального па. Однако ничего не случилось. Ее партнер умело описал полукруг, и столб безропотно отступил назад. "Во как!" — с торжеством подумала Айви. Все, что она намеревалась сделать сегодня вечером, выполнено. Теперь, как только прекратится музыка, она оставит случайного кавалера и будет ждать Уолтера.
    Она действительно оставила его, как только прекратилась музыка. Оставила его и в следующий раз, когда стихли последние аккорды. И в следующий раз… Фактически каждый раз, когда заканчивался танец, Айви собиралась ждать Уолтера, и каждый раз, когда снова начинала звучать музыка, новоявленный кавалер находил ее в самых дальних уголках зала и снова вытаскивал на открытое пространство танцпола. Айви говорила "Нет" и "На сегодня хватит, спасибо", однако вскоре обнаруживала, что все равно танцует с этим парнем.
    — Ты уже почти час твердишь, что ждешь своего друга с минуты на минуту, — возражал ее новый знакомый. — Так вот, его все еще нет.
    В какой-то момент он вдруг как будто бы принял решение.
    — Пойдем! — приказным тоном промолвил он. — Я не для того весь вечер с тобой танцевал, чтобы отдать тебя кому-то другому! Я сам провожу тебя домой.
    — Уйти с тобой? — ахнула девушка. — Ну, знаешь… Должна тебе сказать…
    — Спорить бесполезно, — отрезал он и, взяв ее за локоть, потянул к выходу.
    В конце концов, решила Айви, Уолтер сам виноват. Нечего было опаздывать. Он заставил ее ждать себя почти час.
    — Из тебя получился бы неплохой похититель, — едко заметила она кавалеру.
    И в то же время она безропотно позволила ему вывести ее из клуба. Для разнообразия было приятно сознавать, что за тебя все решают. Это возлагало вину и ответственность за все, что ты делаешь, на другого человека, а не на тебя. Это давало возможность почувствовать себя легкомысленной и беззаботной.
    — Ну вот, ты добился своего, — не слишком любезно сказала Айви, когда они вышли на улицу. — Что дальше? — и она бросила на своего кавалера холодный, неодобрительный взгляд.
    — Мы пойдем и чего-нибудь поедим, — сказал мужчина.
    — Нет, — возразила она, — я не голодна.
    — Зато я голоден, — проворчал он. — Так что мы чего-нибудь поедим.
    — Я ведь только что сказала тебе... — начала Айви.
    К тому времени, когда она закончила свои рассуждения, они уже сидели где-то за столиком.
    — И сэндвич с цыпленком для леди, — заказал мужчина официанту.
    — Ничего подобного! — язвительно поправила Айви. — Я есть не буду.
    — Как я сказал, сэндвич с цыпленком для леди.
    Официант кивнул и отправился выполнять заказ. У него, казалось, не было никаких сомнений относительно того, чей голос был решающим.
    — Он, конечно, может его принести, — сказала разгневанная Айви, — но это не значит, что я буду его есть!
    Чуть позже, после того как она положила вилку на пустую тарелку, они встали, чтобы уйти.
    "Он считает себя неотразимым, — успокаивала себя Айви. — Да я просто передумала насчет сэндвича, вот и все".
    По дороге к ее дому они проходили мимо ювелирного магазина, того самого, у которого Уолтер всегда останавливался, чтобы полюбоваться вместе с ней на витрины.
    — Подожди минутку. Посмотрим, что у них тут продают, — сказал мужчина.
    Для него не было так же трудно, как для Уолтера, принимать решение. Он не стал прикидывать, сколько времени при ставке пять долларов в неделю нужно копить на то или иное украшение. Он просто указал на самое большое кольцо с бриллиантом и спросил:
    — Хочешь, куплю его тебе?
    — Ты с ума сошел? — ахнула Айви. — Мы же сегодня только впервые увидели друг друга!
    Он удивленно пожал плечами.
    — Что тут такого? Так всегда делается. Ты мне нравишься!
    Она и сама всегда думала о чем-то подобном — сделать жизнь захватывающей, непредсказуемой. Но это зашло слишком далеко.
    — Не так быстро. Сбавь обороты, — холодно сказала она.
    — Да мы же просто созданы друг для друга!
    Однако Айви решительно отвернулась от витрины и пошла прочь. Она ничего не хотела слышать.
    — Я куплю его тебе, — уверенно сказал мужчина, идя за ней. — Это кольцо, которое я тебе показал.
    — Лучше забудь об этом, — Айви улыбнулась. — Это слишком дорого.
    — Когда я чего-то хочу, — упрямо заявил он, — я иду и беру это!
    Они прошли мимо фонарного столба на углу.
    — Я очень хорошо провела время, — внезапно сказала Айви, не дожидаясь вопроса.
    — А чего ж ты ожидала?
    Как будто это было само собой разумеющимся; и упоминать о таких вещах просто излишне.

    — Господи, Айви! — воскликнула через несколько минут ее подруга, открывая дверь. — Зачем ты так колотила? Разве у тебя нет ключа?
    — У меня не было времени им воспользоваться, — переводя дух, ответила Айви. — Хорошо, что ты вовремя открыла.
    — Это совсем на тебя не похоже, — всплеснула руками подруга. — А бедный Уолтер звонил весь вечер. Говорил, что не может тебя найти...
    — Уолтер? — с усилием промолвила Айви. — Ах, да… Я совсем забыла.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Когда на следующий день Айви неторопливо шла по улице на работу, что-то заставило ее удивленно остановиться. Вот знакомый ювелирный магазин. Но в нем произошли большие перемены. Две доски, скрещенные в форме буквы "X", перекрывали место, где раньше находилась стеклянная витрина. Теперь вместо витрины из рамы торчали зазубренные куски стекла, а тротуар перед магазином был усыпан бесчисленными осколками. Полицейский, стоявший у входа, монотонно просил прохожих идти дальше и не останавливаться.
    Айви послушалась полицейского и двинулась дальше. Интересно, подумала она, что скажет Уолтер, когда узнает об этом происшествии? И вдруг в ее голове мелькнула ужасная догадка, не имевшая никакого отношения к Уолтеру. Айви тотчас же отбросила эту мысль. "Я все выдумываю, — сказала она себе. — Он бы не посмел".
    Она вошла в ресторан, где работала, прошла в заднюю часть и спустилась по узкой лестнице, ведущей к раздевалке официанток. Когда она снова поднялась в ресторанный зал, на ней были муслиновый передник и фирменная шапочка.
    — Шесть столиков у задней стены, — определил ей фронт работ менеджер. — И поменяй сахарницы. Люди все утро совали туда мокрые ложки.
    В следующие пять или шесть часов Айви почти не присела. Бесконечные заказы: то свежевыжатый томатный сок, то чаши для ополаскивания пальцев, то еще что-нибудь. Лишь к десяти вечера подошла к концу ее смена.
    Айви только что передала кассиру последний чек и уже собиралась спуститься вниз, чтобы снять униформу, когда через вращающиеся двери протиснулся новый клиент. Девушка внутренне застонала в отчаянной надежде, что он не сядет за ее столик. Это означало бы еще лишних полчаса работы. Но клиент вообще не стал садиться. Вместо этого он почему-то склонился над кассовым аппаратом. Айви удивилась и подумала, что у мужчины, должно быть, сильная простуда, судя по тому, что его шарф был плотно намотан на шею и подбородок. Затем она увидела, как кассир побледнел и поднял руки. Он оставался в таком положении и не двигался, пока клиент производил какие-то манипуляции с кассовым ящиком, где хранились деньги.
    Потом все завертелось так быстро, что Айви с трудом могла понять, что происходит. Где-то на улице раздался слабый звук полицейского свистка. Двое или трое посетителей ресторана вскочили со своих мест. Чей-то стул с грохотом опрокинулся. И голос… голос того человека возле кассы.
    — Всем оставаться на местах! — рявкнул он.
    В створках вращающейся двери показались двое полицейских. Неожиданно прогремел выстрел, а затем раздался топот ног, направлявшихся в заднюю часть ресторана, где был служебный выход на боковую улицу. К этому моменту Айви уже сидела под столом, втянув голову в плечи на случай дальнейших неприятностей.
    Однако выстрелов больше не последовало. Напротив, в зале началась беготня и суета; все заговорили одновременно.
    — Он выбежал через черный ход! — услышала Айви чей-то голос.
    Она выбралась из-под стола и увидела взбудораженных людей. Менеджер вечерней смены разговаривал с одним из полицейских.
    — В наши дни только идиоты строят подобные заведения с двумя выходами, — раздраженно заметил коп.
    — Мистер Симмс, — робко спросила Айви, — можно мне уже пойти домой?
    — Не трогай меня сейчас! — воскликнул мистер Симмс. — Если твоя смена закончилась, то иди.
    Айви поспешила спуститься в раздевалку. Она быстро открыла шкафчик своим ключом, сняла с крючка уличную одежду, стянула с головы фирменную шапочку, а затем на секунду присела на длинную скамейку, чтобы дать отдых ногам и немного отдышаться. Именно в этот момент, взглянув в зеркало, висевшее перед ней на стене, она увидела его отражение. Он втиснулся в угол между стеной и крайним шкафчиком. Из открытой двери его не было видно. Айви застыла, как парализованная.
    — Не дергайся, — сказал он. — Ты же меня знаешь.
    Он вышел из угла, встал перед Айви и, как это ни было странно, беспечно улыбнулся.
    — Ты! — пискнула девушка. — Ты… вчера вечером!
    Они глядели друг на друга: она на него снизу вверх, а он на нее сверху вниз. Ей как-то даже не пришло в голову позвать на помощь. В конце концов, если танцуешь с каким-то человеком и ешь с ним сэндвичи, то обычно не зовешь на помощь в следующий раз, когда видишь его.
    — Я должна была догадаться на твой счет, — с горечью заявила Айви. — Вот, значит, чем ты занимаешься! А теперь, наверное, ты думаешь, что я помогу тебе сбежать или что-то в этом роде?..
    Он продолжал улыбаться и даже небрежно сел верхом на скамейку напротив Айви.
    — Давай, — махнул он рукой, — зови их.
    Он сказал это с полным спокойствием. Айви каким-то образом почувствовала, что он действительно совершенно спокоен. Он не блефовал.
    — Я и не знал, что ты здесь работаешь, — продолжил он. — Если думаешь, что я использую твое влечение ко мне, чтобы выбраться из этой передряги, ты ошибаешься.
    — Мое влечение к тебе?! — яростно взорвалась Айви. — Через минуту ты узнаешь про мое влечение! Ты… ты преступник!
    Она вскочила на ноги и решительно шагнула к двери. Снаружи раздался громкий стук, и послышались смущенные голоса.
    — Не входите! Я раздета! — дико закричала Айви и навалилась всем своим весом на дверь.
    Через плечо она видела этого безрассудного идиота, который все так же беспечно ухмылялся. Взгляд мужчины был устремлен на униформу, облегающую ладную фигурку Айви. Девушка не могла не восхититься его смелостью; возможно, именно это заставило ее сделать то, что она сделала.
    — Айви, кроме тебя, там никого нет? — раздался голос менеджера.
    Она не стала отвечать прямо.
    — А кому тут еще быть, мистер Симмс? — крикнула она в ответ. — Я выйду через пять минут!
    Голоса по ту сторону двери удалились и стихли.
    — Столько хлопот ради спасения преступника! — ухмыльнулся он.
    — Ты этого определенно не заслуживаешь! — горько призналась Айви. — Я вообще не понимаю, что со мной! А теперь убирайся отсюда, пока тебя не нашли!
    Мужчина подошел к ней сзади.
    — Ладно, пойдем, — согласился он. — Я отвернусь, пока ты переодеваешься.
    — Пойдем? — едва слышно проговорила она. — Хочешь сказать, что я иду с тобой?
    Айви замерла в ужасе.
    — Жизнь коротка и прекрасна. Ее нужно прожить с удовольствием. Вот, надень это.
    В ладонь Айви легло то самое кольцо с бриллиантом, на которое он указал ей вчера вечером за стеклом витрины.
    — Мы позаимствуем какую-нибудь машину; но завтра же ее вернем. Уедем в Джерси или Коннектикут. И то, что произошло здесь наверху, больше не повторится... Если ты этого не захочешь.
    — Но это всегда будет тяготеть над нами. И все испортит, — сказала Айви. — Единственное, что мне в тебе нравится, это твоя спонтанность, твоя смелость. Ну почему это не может быть чем-то обычным? Скажем, спасением ребенка из огня? Добро есть добро, а зло — это зло. Уходи скорее, — взмолилась она, заламывая руки. — Я не хочу их сюда звать!
    Он по-военному отдал ей честь, потом осторожно, на пару дюймов, приоткрыл дверь и прислушался. Затем, крадучись, двинулся к лестнице, остановился у первой ступеньки и, оглянувшись, подмигнул Айви. В такой момент он еще думал о том, чтобы подмигивать!
    — Они все столпились в зале, — удовлетворенно процедил он. — Это мой шанс. Смотри, я уйду через черный ход!
    И последняя фраза, которую она от него услышала:
    — Жаль, что я должен тебя оставить, детка. Мы ведь созданы друг для друга.
    Затем он исчез из виду.
    Айви стояла, ждала и прислушивалась. До нее не доносилось никаких тревожных звуков. Он сумел уйти. Все было кончено.
    Айви вздохнула. Если бы только у нее хватило смелости! В конце концов, что такое жизнь? Если ты боишься жить, то лучше сразу умереть. Внезапно осознав, что поверх униформы на ее плечи уже накинуто пальто, Айви побежала по лестнице вслед за мужчиной. У нее в груди словно взорвалась ракета. Яркая, искристая.
    — Подожди меня! — выдохнула Айви. — Подожди! Жизнь не может пройти мимо! Я иду с тобой!
    Через черный ход она выбежала из ресторана на темную улицу. Из ряда припаркованных у обочины машин вынырнула пара красных задних фонарей. Айви инстинктивно почувствовала, что он там, в этом автомобиле. Он должен быть там. Она не знала его имени, не представляла даже, как его называть. Жизнь стремительна. В ней нет времени на подобные мелочи.
    Отчаянный крик Айви разорвал ночной воздух.
    — Подожди! Возьми меня с собой!
    Машина не затормозила. Да, он был не из тех, кто когда-либо останавливается. Автомобиль задним ходом подкатил к Айви. Дверца распахнулась.
    Он протянул руку, чтобы взять Айви... Взять то, что он хотел брать от жизни. Она нащупала ногой подножку, и, прежде чем успела плюхнуться на сиденье, они уже неслись по улице, а город и остальной мир проносились мимо, оставаясь далеко позади. Откуда-то сзади, из темноты, донесся жуткий вой полицейской сирены. Он только рассмеялся и, несмотря на то, что их бешено мотало из стороны в сторону, так что любая минута грозила стать для них последней, повернулся к Айви, и их губы встретились в горьковато-сладком поцелуе, украденном у времени.
    — Еще! — молила Айви. — Еще! Кто знает, когда мы снова…
    Ветровое стекло треснуло, и на нем появилась сеть извилистых бороздок — прямо между их головами, или там, где их головы были всего мгновение назад.
    — Пригнись, детка, — ухмыльнулся он. — Мы оторвемся! Они мазилы!
    Айви соскользнула на пол, положила голову на колено своему кавалеру, и с той секунды не отрывала взгляда от его лица. Время от времени, в их долгой безумной гонке сквозь тьму, он наклонялся, гладил одной рукой ее волосы и приговаривал:
    — Каково это — быть по-настоящему живой?
    Айви понимала, что он имел в виду. Он говорил не о свисте пуль, а о том, что значит жить по-новому. Жить так, как она всегда хотела. И отныне это должно было стать ее образом жизни.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    В три часа ночи сонный клерк в маленьком отеле на севере штата пододвинул к ним раскрытый журнал регистрации, и, прежде чем расписаться, Эддингер обернулся к своей подружке и поцеловал ее. Это был безрассудно счастливый поцелуй. Поцелуй ликования от того, что ему снова удалось перехитрить смерть. Клерк еще никогда не видел людей с такими сияющими глазами. Он даже с неодобрением подумал, уж не выпили ли они. В регистрационный журнал было записано: "Мистер и миссис Смит".
    — Лучшее, что у вас есть, — сказал мужчина клерку и небрежно бросил на стойку скомканную купюру.
    — Вы не обязаны платить вперед, — заметил клерк.
    Эддингер посмотрел на Айви, и они оба рассмеялись, словно вспомнили шутку, известную только им двоим.
    — Лучше примите деньги сейчас, — сказал Эддингер. — Заранее ничего нельзя предвидеть...
    Когда дверь номера наверху за ними закрылась, они бросились в объятия друг друга, как две дикие чайки на гребне шторма. Украдено у времени! Каждый момент был украденным. Каждая минута могла оказаться последней. Возможно, именно это спасало ситуацию от дешевой безвкусицы; делало ее чем-то большим, чем просто разовая встреча в загородном отеле с записью в журнале "Мистер и миссис Смит". Айви была неопытна в таких вещах, но, как любая женщина, она каким-то образом понимала разницу. И сейчас ее кавалер не играл с ней (что бы там ни было в прошлом). Сегодня он был таким же искренним, как и она. Никто не смог бы притворяться, что искренне восхищается ею. А в дикости его поцелуев, тем не менее, сквозило безмерное уважение к ней как к женщине. Те сладкие слова, которые он шептал ей в уши, исходили от сердца; в них не было ни капли лицемерия.
    — Наконец-то я тебя нашел. Ту девушку, которая мне нужна. Ты ведь меня не боишься, правда?
    — Нет, не боюсь… Я всю жизнь ждала… Ты не знаешь, что это значит. Если сегодня ночью, в этой комнате, ты положишь голову мне на плечо, это будет означать навсегда… навсегда… Если же нет, то скажи это прямо сейчас.
    — Отныне — только так, — сказал он. — Все может закончиться через пять минут… А может продлиться… целых пятьдесят лет.
    — Этот поцелуй, — выдохнула Айви, — говорит, что я теперь твоя жена.
    Комната погрузилась во тьму. Началась самая странная из первых брачных ночей. Револьвер в кобуре, перекинутой через изножье их брачного ложа. Ни Эддингер, ни Айви не осмеливаются раздеться. Каждый звук в коридоре за дверью — возможная угроза

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Это случилось прямо перед рассветом. Не было ни шагов снаружи, ни скрипа половиц. Внезапно на дверь словно навалилось множество тел. Только комод, придвинутый к дверному проему, сдерживал мощный натиск. А затем — громоподобный глас, который Айви слышала впервые в жизни.
    — Именем закона, открывайте!
    Они судорожно отпрянули друг от друга, как пара марионеток, болтающихся на нитях. Пистолет уже был в руке Эддингера. Он направил его на дверь, готовый стрелять; а другой рукой подтолкнул Айви.
    — В шкаф, милая! И ложись на дно! Сейчас тут начнется ад!
    — Эддингер, мы знаем, что ты там! Открывай, или будем стрелять!
    Айви напрасно дергала ручку платяного шкафа.
    — Он заперт, Эд. Я не могу туда залезть.
    Он шагнул к ней, направил оружие в сторону замочной скважины и выстрелил. Пуля выбила целый веер мелких осколков. Дверца шкафа распахнулась.
    — Забирайся туда и закройся.
    Сам Эддингер упал на живот и улыбнулся, когда прогремел первый залп полицейских револьверов.
    Это было последнее, что увидела Айви. Его улыбку перед лицом смерти. Она вжалась в дно шкафа, придерживая перед собой дверцу. И тут внезапно обнаружила, что за ее спиной нет стены. Это был вовсе не шкаф, а проход в соседнюю комнату — поэтом дверь и была заперта. Из комнаты, которую Айви только что покинула, еще с минуту доносилась оглушительная стрельба; а наступившая затем тишина показалась ей еще более оглушительной.
    — Думаю, мы его накрыли, — послышался голос из коридора.
    — Нет… О, нет! — простонала Айви.
    Снова раздался грохот — это полицейские выламывали дверь.
    С замиранием сердца Айви приложила ухо к двери, соединявшей два номера.
    — Да, мы его накрыли, — сказал тот же голос. — Дырок в нем теперь, как в швейцарском сыре.
    Айви медленно поднялась с пола и, шатаясь, вышла из комнаты, где она укрылась, в коридор. Обитатели других номеров тоже выходили, чтобы узнать, что происходит. На Айви никто не обращал внимания. Когда она, спотыкаясь, спустилась вниз и вышла в предрассветные сумерки, единственное, что стояло у нее перед глазами, — это улыбка. Его улыбка перед лицом смерти.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Через полчаса примерно в миле от отеля рядом с Айви затормозил большой молоковоз, двигавшийся в сторону Нью-Йорка.
    — Вас подвезти? — предложил водитель. — С вами что-то случилось? Вы не пострадали?
    Он протянул ей руку, и Айви забралась в кабину.
    — Да, пострадала, — сказала она тихим голосом. — Вот здесь, — и она на мгновение приложила руку к сердцу.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Ее соседка по комнате сказала:
    — Боже, как ты меня напугала! Я не знала, что и думать! Ты выглядишь так, будто тебя потрепал шторм. Твои волосы...
    — Да, — откликнулась Айви. — Это все шторм. Штормовой ветер, который называется жизнью, подхватил меня всего на пару часов. А потом остался… мертвый штиль.
    Соседка не любила загадок, поэтому сменила тему.
    — Я, кстати, узнала, что наконец-то прихлопнули этого ужасного Эддингера, — сказала она. — Во всех газетах пишут. Я рада, что он получил по заслугам.
    — Некоторые женщины, — с легкой улыбкой промолвила Айви, — такому мужчине будут верны до конца.
    — Между прочим, вчера вечером забегал Уолтер. Ждал тебя несколько часов и просил передать, что он сделал первый взнос за кольцо. Сказал, что ты поймешь, что это значит.
    — Я поняла, — угрюмо ответила Айви.
    — Да почему ты так подавлена? — всплеснула руками подруга. — Ты же просто счастливица. Постоянный, надежный парень, который столько о тебе думает. Тебе грех жаловаться.
    — Ты права, — все так же безучастно согласилась Айви. — Мне определенно грех жаловаться.
    Но она имела в виду совсем другое.

Цветок в петлице

"Порой она считает, что нашла героя.
Но это лишь странный роман.
Все, что тебе нужно — купить билетик.
Потрать десять центов,
братан"*
финальные строки из популярной песни композитора Ричарда Роджерса (Richard Rodgers) на слова Лоренца Харта (Lorenz Hart) "Десять центов за танец" ("Ten cents a dance"), написанной в 1930 году. Кстати, запись этой песни в исполнении певицы Рут Эттинг (Ruth Etting) в 1999 году была включена в Зал славы премии "Грэмми"
.

    КАЖДЫЙ вечер в половине девятого она поднималась по длинной лестнице на Бродвее. Не по одной из тех боковых улочек, а прямо на самом Бродвее. Поднявшись, она всегда говорила: "Привет, голубчик!" Она специально выучила это приветствие. "Голубчик" обычно стоял, опершись локтем о полочку окна билетной кассы, одним глазом поглядывая на часы, другим — на лестницу. Он был менеджером и, как правило, снисходил до того, чтобы кивнуть ей в ответ. Было пару раз, когда он даже что-то пробормотал. В любом случае она уже прошла через пару распашных стеклянных дверей, которые с легким звоном за ней закрылись. Перед ней был большой пустой зал с темным блестящим полом, рядом окон, завешенных розовыми занавесками, и эстрадой для музыкантов. Она не остановилась, чтобы осмотреться, а сразу двинулась к задернутому шторой проему в глубине зала, на ходу снимая шляпу и пальто. Иногда, когда у нее было настроение, и если там была какая-то другая девушка, которая могла ее видеть (но только не мужчина), она сдвигала шляпу на затылок, позволяла пальто сползти по спине до локтей и комично шаркала по полу, широко расставив ноги. Это должно было имитировать походку Чаплина. Когда же она чувствовала себя не так хорошо, то входила, волоча за собой пальто по полу, совсем как ребенок со сломанным воздушным змеем.
    В отделенной от зала гримерке стояло зеркало и несколько стульев. На стене были крючки для пальто и шляп. Никаких "плечиков", только крючки. Ее крючок был самым дальним; она написала под ним свое имя — Фейт. Когда она вешала свои пальто и шляпу, снаружи послышался быстрый стук высоких каблуков. Фейт слабо улыбнулась. Она знала эту походку.
    Мгновение спустя штора откинулась, и в нишу вошла ее подруга Трикси. Рыжеволосая Трикси принесла с собой запах дешевых духов, очарование юности и оптимистическое ощущение, что мир, в конце концов, не такое уж плохое место для жизни.
    — Уже здесь? — спросила Трикси. — Не болеешь? Здорова?
    — А почему ты так рано? — поинтересовалась Фейт.
    — Только что Саймон Легри спросил меня о том же. Он щелкнул хлыстом и говорит: "Я подумываю уволить тебя за то, что ты не опаздываешь". "О, неужели?" — ответила я.
    Фейт рассмеялась.
    — Тебя было слышно, наверное, аж на Колумбус−

Серкл*

.
    Трикси театрально прижала руку к груди.
    — Меня? — удивленно спросила она. — Да ведь я никогда не повышаю голос громче шепота!
    Подошли остальные девушки. Постепенно все собрались. Снаружи послышались звуки настройки музыкальных инструментов, но их перекрывал шум в гримерке. Все говорили одновременно. Половина девушек столпилась перед зеркалом, пудря носы, в то время как остальные стояли сзади и ждали своей очереди. Кто-то закурил, но сигарету тут же выхватили и затушили. "Как будто здесь и так недостаточно душно!"
    — Ну-ну, не толкайся! Мамочка почти закончила.
    Это сказала Трикси, которая была в первых рядах у зеркала и намеревалась оставаться там до тех пор, пока она не будет полностью удовлетворена своим внешним видом. Фейт втиснулась к ней за плечо, и Трикси тут же подвинулась, оттеснив девушку с другой стороны. В подобных ситуациях подруга всегда на первом месте.
    — Новое? — спросила Фейт, глядя прямо в зеркало; она все там увидела.
    — Ага. Зеленое, — отозвалась Трикси.
    Этот последний факт был очевиден. Поразительно. Рядом с мерцавшим изумрудными оттенками платьем Трикси ровный зеленый цвет платья Фейт совершенно терялся.
    В любое другое время Фейт, скорее всего, парировала бы:
    — Шутишь? Я думала, оно красное.
    Однако сегодня она, казалось, была несколько обеспокоена тем фактом, что платье Трикси было того же цвета, что и ее собственное.
    — Надеюсь, он не перепутает, — сказала она как бы сама себе.
    — Кто? — резко спросила Трикси.
    Фейт, поглощенная своими мыслями, позволила вопросу повиснуть в воздухе.
    — Если бы я знала, то выбрала бы другой цвет, — она задумчиво постучала пальцем по нижней губе. — Но у меня есть только зеленое и синее, а Аделаида всегда в синем.
    Любопытство Трикси достигло предела. Она легонько шлепнула подругу по плечу.
    — Не хочешь рассказать мне, о чем ты тут бормочешь? Или это слишком интимно?
    Фейт, казалось, была готова поделиться своими мыслями.
    — Отойдем в уголок, — сказала она и добавила таинственно: — Это только между тобой и мной. Не хочу, чтобы другие узнали.
    Ничто не смогло бы удержать Трикси от того, чтобы не последовать за подругой после услышанного. Она с трудом выбралась из толпы девушек, оставив за спиной немало едких комментариев.
    — О, неужели Статуя Свободы переехала!
    — Ты совсем уходишь? Или просто берешь отпуск?
    — Смотрите, там, где она стояла, уже вырос мох!
    — Дамы, дамы, — возмущалась Трикси, работая локтями, — вы забыли, кто я.
    Она, наконец, присоединилась к Фейт и выжидающе посмотрела на подругу.
    — Видишь ли, — сдержанно объяснила Фейт, — у меня кое с кем свидание на танцполе, и я его раньше никогда не видела.
    — Ты что, дала объявление в газету?
    — Помнишь, я однажды тебе говорила, что ко мне кто-то позвонил по ошибке и спросил китайскую прачечную?
    — Конечно, помню! — хихикнула Трикси. — И ты решила его разыграть. Сказала, что да, это прачечная, только руководство сменилось, и теперь ею управляют американцы. И ты умоляла его, чтобы он прислал свое белье для пробной стирки!
    — В общем, я не рассказала тебе, что было дальше, — продолжила Фейт.
    — О, а было что-то еще? — Трикси изогнула брови дугой. — Я так и думала.
    — На следующий день он прислал все свое белье, даже носки, и таких дырок ты еще не видела! Домовладелица обнаружила в вестибюле тюк с бельем и собиралась его выбросить, но я сказала ей, что это для меня, и отнесла его к себе наверх…
    — О, как здорово!
    Трикси от возбуждения аж повизгивала.
    — Когда я увидела все эти рубашки с расстегнутыми манжетами, мне не захотелось отправлять ему вещи обратно в том же самом виде. Я думала об этом, думала, пока, наконец…
    — Не говори мне, что ты это сделала сама! — испуганно прошептала Трикси, прижав ладони к щекам. — Ты… ты сделала это! — продолжила она, пристально глядя на покрасневшее лицо подруги. — Я вижу это по твоему выражению, — и добавила скорбно, как человек, сетующий на дурные склонности в ком-то другом: — Ты всегда была какой-то… домохозяйственной.
    Фейт смущенно уставилась в пол, словно признавая свою вину.
    — В свободное время я заштопала носки и починила рубашки, — призналась она тихим голосом. — Было хлопотно, но меня это… успокаивало. Я чувствовала себя так, словно вышла замуж.
    — В замужестве тебе за это не платят, — несколько бессердечно напомнила ей Трикси.
    — А потом я все выгладила утюгом, который мне одолжила соседка снизу.
    Трикси закатила глаза.
    — Скажи, что это неправда, подруга. Скажи, что все это неправда!
    — Однако случилось несчастье. Утюг перегрелся или что-то в этом роде. Я почувствовала запах дыма, а когда посмотрела, то увидела, что на его лучшей рубашке я прожгла огромную дырку...
    — Так ему и надо, этому пройдохе, — заметила Трикси.
    — Откуда ему было знать? — запротестовала жертва. — Он думал, что я — это на самом деле прачечная. Он позвонил и, конечно, сильно разозлился. Я его не виню... Я ему пообещала, что заплачу за рубашку, но он немного подумал и сказал, что это неважно. Больше он ничего не присылал, но с тех пор стал звонить примерно раз в неделю. Звонил и спрашивал: «Как поживает прачечная "Вера и Милосердие"?» Это я с самого начала придумала такое название. Он никогда не проявлял нахальства. Понимаешь, о чем я? И у него всегда был такой приятный голос… Мне становилось так сладко, когда он звонил. А сегодня вечером он будет там, — Фейт кивнула в сторону танцевального зала, уже заполнявшегося парами, — с белым цветком в петлице пиджака, чтобы я узнала его, когда увижу. А я сказала ему, что надену зеленое платье.
    Она вздохнула.
    Трикси, похоже, заинтересовало упоминание о белом цветке.
    — А вдруг он какая-нибудь "шишка"? — с опаской заметила она.
    В этот момент между шторами алькова просунулась большая и не слишком ароматная сигара, и голос прямо за ней резко спросил:
    — Вы, двое, что там застряли? На поминки пришли?
    — Куличики строим из песка. Хотите к нам? — огрызнулась Трикси, даже не повернув головы.
    Получив такой отпор, сигара быстро ретировалась. Трикси каким-то образом умела обращаться даже с менеджерами.
    — Давай, подруга, — сказала она, — выйдем и попрыгаем через бумажные обручи.
    Неожиданно Трикси легонько хлопнула Фейт по подбородку.
    — Я ведь тоже в зеленом платье, — заметила она. — Но не волнуйся. Если он по ошибке выберет меня, я подведу его к тебе. Удачи в последующей стирке.
    И Трикси пошла вперед, слегка покачивая бедрами в такт музыке.
    Фейт вышла следом и увидела, что на потолке уже вовсю вращались стеклянные призменные шары, посылая вниз снопы блестящих искорок, а под ними в приглушенном свете зала бесшумно, словно тени, скользили пары. Фейт на секунду замерла, прикрыв глаза. Она мысленно загадала свое желание: "Пусть он мне понравится. Пусть будет не слишком наглым, не слишком заносчивым. Чтобы ничего такого…"
    Ее глаза резко распахнулись. Кто-то коснулся ее локтя. Она посмотрела с надеждой, которая, правда, тут же угасла. Машинально протянула руку, взяла билетик, разорвала его надвое и вернула половину, оставив себе вторую. Танец начался.
    Прошло полтора часа. Из-за каждого чужого плеча взгляд Фейт деловито и выжидающе блуждал по залу. Девушка высматривала маленький белый цветок, который был бы здесь так же неуместен, как случайно залетевшая птица или пробившийся из-за занавесок солнечный луч. Для быстрых, "горячих" танцев включали красную подсветку; для медленных, "сладких" танцев — синюю и зеленую, в результате чего танцевальный зал утопал в каком-то мечтательном полумраке, как будто это был грот или подводная пещера. Кстати, при таком освещении зеленые платья кажутся синими, и наоборот.
    Фейт задела локтем Трикси, и та одарила ее гримасой душевной муки, показывая, что ее партнер был для нее настоящим испытанием. Трикси как будто испытывала странное влечение к кротким, немощным, пожилым мужчинам, а также к тем, кто нуждался в особой опеке, которая заключалась в том, чтобы увлечь их в дальний угол зала и бесконечно повторять: "Раз, два, три! Раз, два, три! Просто смотрите под ноги! Раз, два, три! Только и всего!" Это приносило определенные выгоды, но давалось Трикси с трудом. Когда девушки оказались совсем рядом, Фейт улучила секунду и озабоченно пробормотала:
    — Видела кого-нибудь?
    — Пока нет, — отозвалась Трикси. — Не унывай, котенок, — добавила она ободряюще. — Это я не вам, — холодно сообщила она своему партнеру. — Я говорила с подругой.
    В зале вспыхнул свет, потом снова погас. Половина двенадцатого, а его все нет. Казалось, что сегодня вечером время тянулось очень медленно. Одни и те же скользящие шаги. Тысяча шагов. А может, миллион. Танцы должны приносить удовольствие. Но не тогда, когда ты зарабатываешь этим на жизнь. Иногда Фейт желала, чтобы ей больше никогда не приходилось слушать завывание саксофона. Она также поймала себя на мысли, что обращается к Богу, чтобы тот сделал ее невидимой, и чтобы никто не подходил к ней хотя бы в ближайшие полчаса. Но кто-то подошел. Почти сразу. Стоял, глупо ухмыляясь и протягивая свой билетик.
    — Что смешного? — холодно спросила Фейт, взяла билет и оторвала половину.
    — Это все проклятый свет, — ответил мужчина. — Он все искажает. Какого цвета на вас платье?
    Как раз перед тем, как он к ней подошел, зажглись зеленовато-голубые огни, затмившие оттенок ее платья.
    Взгляд Фейт автоматически метнулся к лацкану пиджака мужчины. Там ничего не было. Ей захотелось сказать: "Ой, уходите!" Кем он ей был, в конце концов? И все же довольно странное совпадение — он спросил ее о цвете платья. Может, он потерял цветок или забыл его купить.
    Фейт решила подстраховаться и не раскрывать себя, пока не узнает хоть что-нибудь об этом мужчине.
    — Голубого, — солгала она. — А почему вы об этом спросили?
    — Просто из любопытства, — ответил он.
    — А вы искали… э-э, какой-то определенный цвет? — захотела узнать Фейт.
    — Сначала да, — ровным голосом произнес мужчина. — Но я передумал, как только увидел вас.
    Значит, вот он какой. Непостоянный. Ну, она была рада, что вовремя об этом узнала. И он был определенно не в ее вкусе. Он просто ее не заинтересовал, вот и все. Главное теперь — ускользнуть от него, пока снова не поменялся свет, когда сразу станет ясно, что она в зеленом платье. Тогда она застрянет с этим кавалером на весь вечер.
    В этот решающий момент к ней неожиданно пришла помощь. Фейт случайно посмотрела через плечо мужчины и поймала взгляд Трикси, красноречиво говоривший о том, что подруга намерена что-то ей сообщить.
    Две танцующие пары сблизились. Мужчины, конечно, воображали, что это они ведут в танце, и не подозревали, что их направляют в определенную сторону.
    Трикси энергично мотнула головой и выдохнула:
    — Вот он. Я с ним танцую.
    Все, что могла видеть Фейт, — это его затылок и широкие плечи, за которыми скрывался подбородок Трикси. Пришлось поверить на слово подруге, которая, очевидно, увидела в петлице своего партнера белый цветок.
    — Встретимся у стойки с закусками, — отчетливо и довольно громко промолвила Трикси, увлекая кавалера за собой.
    Мускулистый джентльмен, стоявший посреди зала и следивший за порядком и соблюдением приличий, неодобрительно нахмурился, когда Трикси проносилась мимо него.
    — Ред, ну сколько можно? — заметил он. — Прекрати болтать в рабочее время.
    — Хочу и буду, — беззаботно откликнулась Трикси. — И если ты не против, для тебя я мисс Ред.
    Фейт считала каждую ноту, вырывавшуюся из раструба саксофона, и думала, что это никогда не закончится. Но вот музыка, наконец, стихла. Зажегся свет, и Фейт увидела Трикси и мужчину, ожидавших ее в углу зала. Однако, прежде чем к ним присоединиться, ей нужно было преодолеть одно препятствие. Партнер Фейт пристально разглядывал ее платье.
    — Оно зеленое, — удивленно пробормотал он. — Я не понял…
    — Да, зеленое, — поспешно прервала мужчину Фейт. — Но не такое зеленое, как то, что на моей подруге. Вон она стоит. И танцует она гораздо лучше меня. Подождите, я ее к вам пришлю.
    И она быстро ретировалась, оставив кавалера стоять с открытым ртом, как будто он хотел что-то сказать, но не успел.
    Когда Фейт шла к барной стойке, пытаясь на ходу придать себе как можно более небрежный вид, единственное, что маячило перед ней, — это маленькая белая точка вдалеке. Гвоздика, уже сбросившая несколько своих лепестков, прижималась к лацкану пиджаку очень высокого, очень симпатичного молодого человека, стоявшего рядом с Трикси. Когда Фейт подошла к ним, Трикси сказала:
    — Смотри, что у меня есть для тебя, — и сделала жест, напоминающий жест рефери на боксерском ринге. — Однако помни правила маркиза

Куинсберри*

, и никаких ударов в

клинче*

. Что еще я могу для тебя сделать? Скажи.
    Фейт оглянулась через плечо.
    — Возьми вон того, — равнодушно сказала она. — А то опять ко мне приклеится.
    Трикси прекрасно поняла, что от нее требуется.
    — С удовольствием, — объявила она и направилась к мужчине, танцевавшему до этого с Фейт.
    Трикси элегантно двигалась в своем безошибочно-зеленом платье; таком зеленом, что даже дальтоник должен был это заметить.
    Новый герой Фейт улыбнулся ей. Она застенчиво улыбнулась в ответ.
    — Полагаю, это ты и есть, — выдохнула Фейт почти неслышно.
    — Ясно, что не мой брат, — ответил он. — Ну что, потанцуем?
    — А это обязательно? — снова улыбнулась она.
    Они не стали танцевать. Каждый раз, когда начинала звучать музыка, Фейт брала у мужчины очередной билетик и рвала его на виду у менеджера.
    — Так полы будут меньше стираться, — смеялась она.
    Они сидели вдвоем за столиком, в одной из маленьких кабинок с видом на Бродвей. Перед каждым из них стоял стаканчик из вощеной бумаги с нетронутым оранжадом.
    — Я знала, что ты будешь именно таким, — негромко сказала Фейт через некоторое время. — Что-то мне подсказало. Понимаешь, я всегда полагаюсь на интуицию. И я еще ни разу не ошибалась.
    Казалось, он был рад это слышать, хотя и не скрывал некоторого удивления.
    — То есть еще до того, как ты меня увидела, ты знала, какой я буду?
    — Да, конечно, — сказала она. — Я поняла это по твоему голосу.
    — По голосу? — озадаченно переспросил он.
    — По телефону, глупенький, — пояснила Фейт. — А как же иначе?
    Он хотел было что-то ответить, но тут со своего места поднялся тромбонист и извлек из инструмента такие громкие звуки, что они заглушили все остальное.
    Фейт уже давно привыкла к таким внезапным взрывам музыки, но, возможно, не для всех это было приемлемо.
    — Трудновато здесь сидеть и вести беседу, — усмехнулась она.
    — Давай пойдем в какое-нибудь другое место, — нетерпеливо откликнулся мужчина. — Туда, где мы сможем побыть наедине и спокойно поговорить.
    Не первый раз ей предлагали куда-нибудь пойти. Однако впервые она действительно пошла. Теперь все было по-другому. Это было… нормально. Именно так и должно было быть. Иначе никогда не всходило бы солнце, не было бы голубого неба, не существовало бы любви, и во всем огромном мире не было бы ничего хорошего и порядочного. Фейт знала, что она не может ошибаться. Существовал только один мужчина, который мог бы любить ее так, как она того хотела… И это был тот самый мужчина. Она долго ждала, и вот он появился. Она была готова пойти с ним, куда бы он ее ни позвал.
    — Если хочешь увести меня до окончания танцев, тебе придется купить билетов на два доллара, — сказала она и… покраснела.
    Он этого не заметил. Он пропустил чудо, которое редко случается на Бродвее, — румянец смущения профессиональной партнерши по танцам. Фейт покраснела, потому что… ну, все понимали, что это значит, когда клиент уводит девушку из танцевального зала. Только на этот раз все ошибались. Это ничего не значило. И пусть думают все что угодно. Она знала лучше.
    — Я буквально на минутку, — сказала Фейт и пошла за пальто и шляпой.
    В гримерке она увидела Трикси, которая зашла туда немного передохнуть. Трикси сидела на стуле, положив одну ногу на другую, и массировала натруженные икры.
    — Санитаров там не видно? — едко поинтересовалась она. — Ужас как гудят ноги. Потом приложу подорожник, а если не поможет, обращусь к Богу. Ну, как у вас двоих дела? — добавила она уже помягче, встала со стула и, нарочито прихрамывая, направилась к зеркалу.
    — Я ухожу с ним, — сказала Фейт, глаза которой сияли.
    Трикси, этот несравненный знаток сердечных дел, бросила на подругу быстрый пронзительный взгляд.
    — Значит, ты наконец-то влюбилась!
    "Трикси чем-то обеспокоена", — подумала Фейт.
    — Ты уверена, что знаешь, что делаешь? — продолжала Трикси. — Послушай, детка. Я твоя подруга. Я тут единственная, кто знает то, во что другие не желают верить. То, что ты честная и порядочная. Не такая, как все мы здесь. И единственная причина, по которой тебе это сходило с рук, заключается в том, что всем парням, которые тут ошиваются, и в голову не могло прийти, что такое существо, как девственница, может танцевать в дешевом задрипанном клубе. В противном случае ты бы давно уже была в нокауте. Сколько раз — без твоего ведома, разумеется, — я осаживала даже менеджера; говорила ему, что ты всецело принадлежишь одному парню, который ходит с двумя пистолетами, и который, не задумываясь, превратит это место в стрелковый тир, если кто-то попытается к тебе приставать. Не спрашивай, почему я так поступаю. Может, внутри я не такая уж и сильная. Может, я все время думаю о том, что лет пять-шесть назад я была такой же, как ты, и я не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что произошло со мной.
    Трикси согнула пальцы на руке и уставилась на свои ярко-красные ногти. Когда она снова подняла взгляд, ее глаза были влажными и блестели.
    — Милая, — тихим голосом продолжила Трикси, — в целом мире нет ничего прекраснее, чем порядочная девушка. Оставайся такой же. Не знаю зачем. Просто оставайся такой! Может, мне легче переносить мои собственные невзгоды, когда я знаю, что есть ты.
    — Но я такой и останусь! — воскликнула Фейт. — А вот он совсем не похож на других. Я это знаю. Знаю! Месяцами он разговаривал со мной по телефону и никогда не говорил такого, чего не должен говорить порядочный мужчина. Никогда он не пытался встретиться со мной, никогда не предлагал каких-то… Он тот. Тот, кого я ждала! Такое бывает раз в жизни, — у нее на мгновение перехватило дыхание. — Мне надоело танцевать каждый вечер, надоело, что меня лапают и щипают, надоело у выхода пробиваться сквозь строй, чтобы одной вернуться в свою квартиру. А он такой милый! Я всегда верила, что он меня дождется. Все это даже кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой.
    — Возможно, так оно и есть. В этом-то и проблема, — мрачно заметила Трикси.
    Потом она рассмеялась, правда, без особой радости. Вернулся ее на короткое время отброшенный цинизм.
    — Послюнявь палец и проведи им по его щеке. Если начнет возмущаться или, не дай Бог, грязно ругаться, смело иди домой одна. Я бы скорее доверилась пюпитру из оркестра, нежели болвану в брюках.
    — Да они не все такие, — нетерпеливо возразила Фейт. — Не все.
    — Не все, — согласилась Трикси. — Но нормальные мужчины либо еще не родились, либо уже умерли. Короче, ты не хочешь меня слушать?
    — Не хочу, потому что на этот раз ты неправа.
    — Тогда мой тебе совет, — пробормотала Трикси. — Держи пальцы скрещенными и не задерживайся под лестницами!
    Она порывисто схватила Фейт за локоть, но, поняв, что спорить с подругой бесполезно, решила сменить тему.
    — Кстати, — сказала она, — кто, по-твоему, ждет снаружи, чтобы проводить меня домой? Та темная лошадка, которую ты мне сегодня подкинула. Помнишь его?
    — Тот ужасный тип? — равнодушно бросила Фейт.
    Она уже почти не помнила того мужчину. Какой-то клиент, спросивший о цвете ее платья. У него не было цветка в петлице пиджака.
    — Ужасный или нет, — проворковала Трикси, в голосе которой послышались мстительные нотки, — но денежки, похоже, у него водятся. Я попросила сводить меня в тот китайский ресторанчик, где есть пожарная лестница прямо у окна женского туалета. Понимаешь, о чем я? Короче, съем порцию жареной лапши, а потом, когда он решит, что пришло время получить хоть какую-то прибыль от его вложений, я на минутку его оставлю и пойду попудрить носик. И я вернусь домой, усну в своей миленькой постельке, а он все еще будет сидеть там и ждать, когда я выйду из туалета.
    Фейт рассмеялась.
    — Однажды, — сказала она, поворачиваясь, чтобы уйти, — кто-нибудь из них вернется сюда и поставит тебе синяк под глазом.
    — Никто еще ни разу не возвращался, — крикнула Трикси вслед подруге. — Они бы не захотели, чтобы кто-нибудь узнал, какими дураками я их выставляла.
    Когда Фейт ушла и штора опустилась на место, лицо Трикси снова стало серьезным. Девушка угрюмо уставилась в зеркало.
    "Из этого ничего не выйдет, — с тоской подумала она. — Я знаю, что будет дальше. Еще одно разбитое сердце. И снова бесконечные танцы по десять центов за кавалера".
    Трикси погрозила кулаком невидимому саксофону, зазывавшему ее снаружи.
    — Иду, черт бы тебя побрал. Иду! — прорычала она.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Счастливо улыбаясь, Фейт подошла к ожидавшему ее мужчине с гвоздикой в петлице.
    — Я готова, — сказала она.
    Как ни странно, Фейт больше не ощущала усталости, хотя сегодня вечером она уже протанцевала не одну милю. Мужчина предложил ей руку (как и подобает возлюбленному), и они вместе спустились по лестнице. Фейт всегда верила и надеялась, что однажды настанет вечер, такой как этот, когда ее будет ждать и проводит домой кто-то особенный, на кого она сможет положиться, кем она будет восхищаться и кого будет боготворить. О, это было великолепно! Змеи и прочие рептилии, как обычно, копошились у выхода из клуба, но сегодня Фейт прошла мимо них невредимой, без страха, с гордо поднятой головой. Сегодня вечером не будет ни подмигиваний, ни сальных взглядов, ни едких замечаний. Никто не последует за ней и не попытается выяснить, где она живет. Фейт чувствовала на себе взгляды, но не могла расслышать, о чем говорили друг другу вполголоса другие мужчины. Возможно, было бы лучше, если бы она их услышала, но такого не случилось.
    Да Фейт и не стала бы никого слушать, как не слушала она свою подругу Трикси.
    Они прошли пару кварталов по ярко освещенному вечернему Бродвею. Здесь был неоновый "полдень", и вместо одного солнца со всех сторон светили сотни солнц. Фейт одарила своего спутника еще одной доверчивой улыбкой.
    — Сегодня все кажется таким необычным, — проворковала она. — Мне нравятся и эти огни, и толпы людей… потому что я иду с тобой. Ты это понимаешь?
    Он, похоже, не совсем понимал Фейт.
    — Может, возьмем такси? — предложил он.
    — Что? Ты будешь выбрасывать на ветер деньги? Я решительно возражаю!
    Мужчина бросил на девушку странный взгляд, как будто он не мог поверить своим ушам.
    — Я знаю, о чем говорю, — заверила его Фейт. — Мне приходится много работать ради не слишком-то большой зарплаты. И к чему нам быть расточительными? Если человек мне нравится, то нравится сам по себе, а не потому, что он может потратить кучу денег. Слушай, Чейз…
    — Чейз? — перебил мужчина удивленно.
    — Так ведь тебя зовут? Ты сказал это по телефону. Назвал мне имя, когда посылал белье в стирку.
    — О… э-э… да, — неубедительно пробормотал он. — Я и забыл. Интересно, как ты узнала? Точно, когда я отправлял белье в стирку.
    В этот момент они проходили мимо одного из ярко освещенных ночных ресторанов. Это, казалось, вдохновило мужчину.
    — Если хочешь быть экономной, — предложил он, — давай я зайду, куплю сэндвичей и имбирного эля. Мы отнесем все это к тебе домой и устроим небольшую вечеринку. Так мы сможем лучше познакомиться.
    Фейт на секунду остановилась и посмотрела мужчине в глаза.
    — Может, у тебя сложилось обо мне неверное представление? — спросила она с сомнением.
    Трикси ведь предостерегала. В конце концов, он был мужчиной. А она работала в танцевальном клубе.
    — Ты ведь мне доверяешь? — это было все, что он произнес.
    — Но ты же не думаешь, что я…
    Если бы сейчас рядом была Трикси, она бы просто вздохнула и спросила подругу: «А чего ты, дурочка, ожидала от него услышать? Они все так говорят. Им это ничего не стоит. Ты же не думала, что он прямо и честно скажет: "Да, у меня к тебе свой интерес"?»
    Однако Трикси рядом не было. Фейт была предоставлена самой себе.
    — Ты меня не подведешь, — сказала она.
    Это было не утверждение. Это была мольба.
    — Хорошо, иди. Я здесь тебя подожду. И не покупай имбирный эль. К сэндвичам я сварю нам кофе. Я делаю замечательный кофе. Вот увидишь! — с нежностью в голосе закончила она.
    Ожидая мужчину, Фейт стояла на тротуаре, постукивала каблучками и мурлыкала под нос какую-то песенку. Ей было очень хорошо. Над Бродвеем рассыпались миллионы ярких неоновых звезд. Фейт стояла и ждала свою любовь.
    — Ты что, скупил весь ресторан? — рассмеялась она, когда вернулся мужчина, нагруженный бумажными пакетами.
    Мужчина настоял, чтобы часть пакетов несла Фейт.
    Дом из коричневого камня, разделенный на меблированные квартиры, далеко на западе, на одной из пятидесятых улиц. Фейт с некоторым трудом открыла своим ключом дверной замок, и они вошли в подъезд. Лестничные пролеты. Стены, выкрашенные в белый цвет. На каждой площадке — тусклая оранжевая лампочка. Дверь на последнем этаже.
    — Не обращай внимания на то, как все тут выглядит, — сказала Фейт, включая свет. — И мы оставим дверь открытой.
    — Нет, — коротко обронил мужчина. — Будет сквозняк.
    Он сделал шаг назад, чтобы закрыть дверь.
    — Это будет выглядеть не совсем прилично, — сказала Фейт, не думая при этом ни о чем плохом. — Мне не хочется, чтобы соседи говорили...
    И тут, будто услышав это замечание, в открытом дверном проеме беззвучно появилась женщина средних лет с суровым выражением на лице.
    — Можно вас на минуточку, мисс Мур? — произнесла она, нарочито глядя куда-то вверх.
    — Нет, это я вам нужен, — сказал мужчина и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. — Вот вам, и забудьте о том, что видели, — пробормотал он и что-то сунул женщине в руку. — Вы знаете, как это бывает. Девушка работает допоздна и не имеет возможности пообщаться с друзьями.
    — Конечно, я знаю, как это бывает, — пожав плечами, согласилась домовладелица. — Она может общаться с друзьями сколько угодно — только держите дверь закрытой и не устраивайте скандалов. Я… э-э… знала, что рано или поздно это случится. Она продержалась дольше, чем я предполагала. По правде сказать, — призналась она, аккуратно засовывая то, что дал ей мужчина, в декольте халата, — я уже давно держала пари с одним из квартиросъемщиков, что она сдастся, — женщина усмехнулась. — Сегодня я получу за вас двоих десять долларов.
    Мужчина легонько ткнул женщину пальцем под ребра (типично бродвейское шутливое приветствие).
    — Все в ажуре, — сказал он.
    Смех домовладелицы разнесся по коридору. Мужчина развернулся и прошел обратно в освещенную комнату. Фейт извлекала содержимое из бумажных пакетов и раскладывала покупки на два довольно ветхие тарелки.
    — Хозяйка говорит, что дверь должна быть закрытой, — произнес мужчина, плотно прикрывая за собой дверь.
    В замке негромко звякнул поворачиваемый ключ.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    — Единственная проблема с этими крохотными китайскими пиалами, — говорила Трикси, — это то, что, если не будешь осторожным, можешь легко проглотить одну из них целиком.
    Она с усмешкой на лице повертела в руках пиалку и поставила ее на стол.
    — Ух ты! Чоу-

мейн*

. Так много! У меня лапша полезет из ушей!
    Мужчина кисло усмехнулся.
    — Ты кажешься довольно застенчивым парнем, — заметила Трикси.
    — Да? — мужчина уставился на скатерть на столе. — А знаешь, — резко выдохнул он, — ты вот совсем не застенчивая фиалка. Я не имею в виду, будто ожидал, что ты принесешь с собой Библию или что-то в этом роде…
    — Это ни к чему, — махнула рукой Трикси. — Я знаю все наизусть. Читаю по главе каждый раз, когда коротаю время в чьем-нибудь гостиничном номере.
    К ее удивлению, мужчина нахмурился.
    — Не говори так! — чуть ли не приказным тоном сказал он. — Однажды кто-нибудь поймает тебя на слове.
    — Должна ли я сделать вывод, что это будешь не ты? — поинтересовалась девушка.
    Трикси любила подшучивать над кавалерами, даже когда намеревалась от них улизнуть. Но у этого парня, казалось, напрочь отсутствовало чувство юмора.
    — Ты считаешь, я вел себя с тобой неподобающе? — спросил он.
    — Да нет же, — откликнулась Трикси. — Однако, как говорится, в тихом омуте черти водятся.
    Мужчина раздраженно отбросил салфетку и махнул рукой, чтобы принесли счет. Трикси собрала свои вещички и приготовилась привести в исполнение свой план исчезновения.
    — Я ненадолго, — сказала она. — Только пойду попудрю носик…
    — Если ради меня, то не старайся наводить красоту, — неожиданно выдал он. — Мы никуда с тобой не пойдем. Я поймаю тебе такси, и ты поедешь домой…
    — Что за новости? — изумленно воскликнула Трикси. — Ты меня отшиваешь?
    — Мне кажется, вышло недоразумение, — сказал мужчина. — Без обид, но ты совсем не в моем вкусе. Ты меня просто дурачила, пока сегодня я не встретился с тобой лично. Все эти месяцы ты казалась мне совсем другой. Так что, давай просто расстанемся по-доброму.
    Когда официант принес сдачу, мужчина положил деньги в карман и поднялся.
    — Ты идешь? — спросил он, даже не глядя на свою спутницу.
    Трикси внезапно стала серьезной. Она побледнела и немигающим взглядом уставилась на мужчину.
    — Давай-ка проясним ситуацию, — чуть хрипло промолвила она. — У тебя сегодня… У тебя в танцклубе было свидание вслепую… с девушкой в зеленом платье. Так?
    — Что уж теперь говорить? Ты сама все знаешь.
    Трикси словно лишилась дара речи. Она молча указала пальцем на лацкан его пиджака.
    — Цветок… — выдавила она из себя. — Ты должен был…
    — У меня был цветок, — коротко сказал он. — Наверное, выпал, когда я поднимался по лестнице. Я не привык носить цветки в петлице. Да и какая разница? Я же тебя нашел.
    Трикси на секунду прикрыла глаза рукой. Перед ее мысленным взором встала Фейт.
    "Боже мой! — подумала Трикси. — Боже мой! Эта крошка ушла не с тем парнем…"
    Она протянула руку и судорожно схватила мужчину за запястье.
    — Можешь сделать для меня кое-что? — выдохнула она.
    — Так я и думал, — устало произнес он. — Этого и следовало ожидать.
    Мужчина потянулся к внутреннему карману.
    — Сколько?.. Твой младший брат, разумеется, болен, и ему нужна срочная операция.
    Времени на объяснения не было. Трикси сердито шлепнула мужчину по руке. В другой ситуации это могло бы показаться забавным; но не сейчас.
    — Ты меня не понял! Все, о чем я тебя прошу, это подождать немного, пока я не вернусь. Пожалуйста, сядь за стол. Прошу тебя!
    Трикси вскочила и побежала, но не к выходу, а в сторону кухни. Она понимала, что если он увидит, как она выходит на улицу, он ни за что не будет ее ждать; он просто встанет и уйдет. И где она потом будет его искать? Не было времени говорить ему, куда она идет и что попытается сделать. Да он все равно бы ей не поверил: она сама сделала все, чтобы у него сложилось о ней отвратительное мнение. Трикси бежала к раздевалке в задней части ресторана, выкрикивая на ходу:
    — Подожди меня! Не уходи!
    Если бы только она могла успеть предупредить Фейт, дать ей знать, что та ушла из клуба не с тем мужчиной! Трикси смутно помнила того кавалера. Она танцевала с ним первой. Слишком красивый, чтобы вызывать настоящее доверие, и как раз из тех, кто легко может обмануть наивную девушку. У него на лбу это было написано! Правда, нужно уметь читать то, что написано на лбу у подобных типов. Трикси поэтому и устроила скандальную сцену в гримерке, когда Фейт сказала ей, что идет с парнем, у которого в петлице был цветок. Интуиция подсказывала Трикси, что дело нечисто, но она не смогла донести свои неясные сомнения до Фейт.
    Старое доброе окно рядом с пожарной лестницей было, как всегда, широко открыто, чтобы свежий воздух проникал в душный обеденный зал. Трикси полезла в окно. Она делала так и прежде, но на этот раз причина была совсем иная. Чернокожая девица, оказавшаяся рядом, оторвала взгляд от газеты, которую читала. Девица узнала Трикси и поэтому нисколько не удивилась.
    — Что, опя-я-ять? — протянула она. — Уже третий раз за неделю. Удачного побега! — и она помахала рукой.
    — Не закрывайте окно, — попросила Трикси. — Я скоро вернусь.
    Она спустилась по лестнице и оказалась в узком проулке. Обогнула пару мусорных баков и вышла на Бродвей.
    — Такси! — крикнула Трикси, нырнула в салон остановившейся машины и сказала, куда ехать: — Западная Пятьдесят первая улица. Побыстрее!

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    — Зачем ты запер дверь? — с мягким упреком промолвила Фейт.
    Мужчина не ответил, но улыбка, которой он одарил девушку, говорила сама за себя. Что-то в этой улыбке насторожило Фейт. Первое предчувствие чего-то зловещего шевельнулось в ее груди, но она не захотела признаться в этом даже самой себе. Ей, наверное, показалось. Она не должна быть такой подозрительной. Когда они узнáют друг друга получше, такие мелочи не станут ее беспокоить. Она будет понимать его.
    Фейт повернулась к столу, намереваясь сделать сэндвичи. В следующее мгновение две руки — не воображаемые, а вполне реальные — обвились, как змеи, вокруг ее плеч. Сильная мужская хватка мешала Фейт дышать. Ей вдруг стало страшно, но она попыталась не потерять присутствия духа.
    — Не надо! — сказала она и даже попробовала дружелюбно рассмеяться. — Уже поздно. Я хочу заняться сэндвичами.
    — Ты и твои сэндвичи… — прошептал мужчина ей на ухо, а потом сказал громче: — Не хочу я сэндвичи. Обойдемся без них.
    Его губы, словно горячие клещи, щипали кожу на затылке Фейт, заставляя девушку отклонять голову в сторону. Поцелуи мужчины казались ей змеиными укусами. Фейт охватила паника. Она стала бороться и извиваться в таком животном ужасе, что мужчина на мгновение отпустил ее. Фейт повернулась и посмотрела ему в глаза. Лицо девушки было белым как мел. Что он пытался сделать? Что-то гнусное, постыдное? Хотел воспользоваться ее любовью и доверием? Нет, он не должен так поступать! Она не позволит! Не этого она ожидала! Это была не та любовь! Внезапное превращение мужчины в дикого зверя потрясло Фейт до глубины души.
    Всего пять минут назад она вошла в комнату с возлюбленным, образ которого создала в своем сердце и лелеяла в течение нескольких месяцев. А теперь она вдруг оказалась наедине с гориллой, да еще за запертой дверью. Мысленный образ возлюбленного начал понемногу рассыпаться. Хотя, нет. Возможно, еще есть время, чтобы прояснить недоразумение. Ведь если прекрасный образ рухнет раз и навсегда, то у нее ничего больше не останется.
    И Фейт отчаянно бросилась в битву. Это была битва за ее мечту. Она должна пробить барьер, который он зачем-то решил возвести между ними. Этот барьер, как кирпичная стена, мог скрыть нарисованный ею образ возлюбленного.
    — Ты же не хочешь, чтобы я считала тебя таким же, как остальные? — задыхаясь, проговорила она. — Ты… ты не должен так себя вести. Иначе я не позволила бы тебе подняться сюда со мной. Разве ты забыл, как там, на улице, я просила тебя не понимать меня неправильно?..
    Он не дал ей договорить.
    — Да что на тебя нашло? У тебя никак крылышки за плечами и нимб над головой? В клубе ты выплясываешь за десять центов, а теперь ведешь себя как недотрога!
    Фейт отпрянула, так сильно округлив глаза, что они, казалось, внезапно закрыли все ее лицо. Мужчина сделал шаг вперед и схватил девушку за запястье.
    — Кого ты хочешь обдурить? — рявкнул он. — Ну-ка, иди сюда!
    Фейт увидела, как другой рукой мужчина стал нащупывать сзади на стене выключатель.
    — Нет! — взмолилась она. — Не надо так поступать!
    Мольба была уже обращена не к мужчине, а, скорее, к высокому своду над их головами.
    — Я так долго тебя ждала! Думала о тебе и днем, и ночью…
    — А утром будешь гадать, кто я такой и как тут появился!
    Эти слова сказал он!
    Мужчина не услышал грохота, когда в голове Фейт рассыпался в прах созданный ею идеальный образ. Ничего больше не осталось.
    Фейт вдруг обмякла; стала как тряпка. Руки мужчины опустились, словно он получил пощечину. Он не мог понять, что происходит. Его пыл, казалось, угас. Он потянулся за шляпой, помял ее в руках и нахлобучил на голову. Он собрался уходить. В море было много других рыбешек.
    Мужчина протянул руку и коснулся подбородка Фейт.
    — Ты славная девочка и все такое… Но характер у тебя — не сахар!
    Фейт еле слышно охнула и пошатнулась, пытаясь удержать равновесие.
    — И смотри, без выкрутасов, — предупредил мужчина. — Хозяйка, можно сказать, ест из моих рук…
    Он смотрел за нее, ожидая, что девушка закричит. Тогда он ударил бы ее по губам и заставил замолчать. Раньше это срабатывало. Но Фейт не кричала. Она просто стояла и мелко дрожала.
    — Ладно, ладно, — кисло проворчал он. — Если ты работаешь в таком заведении и до сих не поняла, как устроена жизнь, почитай об этом хотя бы в книжках.
    В этом и был настоящий ужас. Фейт не могла заставить этого человека понять, что он поступает с ней отвратительно. Где то милое сердце, к которому она хотела бы прижаться? Они вообще говорили на разных языках.
    — Убирайся, — прохрипела Фейт, дрожа все сильнее. — Убирайся. Убирайся!
    Мужчина с мрачным видом покрутил пальцем у виска.
    И вот, наконец, дверь за ним закрылась. В следующее мгновение о закрытую дверь разбилась тарелка, приготовленная для сэндвичей. Потом еще одна…
    Фейт была вне себя. Снова и снова она твердила "Убирайся! Убирайся!", обращаясь к закрытой двери. Потом Фейт зарыдала. Без слез. Ее рыдания походили на икоту, на шелест опадающих листьев в ветреный день.
    Рыдания продолжались недолго. Облегчения они не принесли.
    Фейт все еще была одета в безвкусное зеленое платье, в котором она вернулась с работы. Девушка приблизилась к зеркалу и густо накрасила губы помадой. Она как будто снова собиралась куда-то пойти. Но вместо того, чтобы двинуться к двери, она подошла к окну, распахнула его так широко, как только могла, и выглянула наружу. Четырьмя этажами ниже лежала Пятьдесят первая улица. Небо было темным. На улице тоже было темно. Весь мир погрузился во тьму. И душа Фейт была темна. О чем она думала? О том, что больше никогда не будет ни солнца, ни голубого неба, ни любви. В этой жизни не осталось ничего хорошего и достойного… Лишь тьма и пустота.
    Фейт села на подоконник и развернулась, перекидывая ноги наружу. Потом убрала руку с оконной рамы над головой. Она чувствовала себя маленькой девочкой, окунувшей ноги в прохладную воду в очень жаркий день. Эта прохладная вода звалась Вечностью. Фейт нырнет в нее и… очистится.
    Пронзительный крик донесся с темной улицы. Кто-то увидел ее в танцевальном наряде, сидящую ночью на подоконнике четвертого этажа.
    — Фейт! Фе-е-е-ейт!
    Как будто гвоздем царапали по стеклу.
    Фейт посмотрела вниз. У дверей дома стояло такси. И… Трикси на тротуаре. Было слышно все, что она кричит. Кричит что-то странное.
    — Нет! Подожди! Не прыгай! Дай мне минутку! Мне надо кое-что тебе рассказать…
    Фейт лишь покачала головой и улыбнулась подруге с высоты четвертого этажа. "Она придет, — подумала Фейт. — Взбежит по лестнице, ворвется в комнату. Но я сделаю это до того, как она поднимется сюда".
    Однако Трикси оказалась хитрее. Она никуда не ушла, встала прямо под окном Фейт и ловко изменила тактику.
    — Не надо! — крикнула Трикси. — Ты свалишься прямо на меня! И ты меня убьешь!
    — Тогда отойди в сторону! — предупредила Фейт.
    Внезапно вокруг ее горла и талии обвились чьи-то руки. Кто-то втянул Фейт обратно в комнату. Дверь была открыта нараспашку. Девушку держал один из мужчин-квартиросъемщиков. Домовладелица захлопнула окно.
    — Хватит вести себя как ребенок, иначе я вызову полицию! — твердо сказала хозяйка.
    — Почему вы не оставите меня в покое? — всхлипнула Фейт.
    В комнату влетела Трикси и в изнеможении рухнула на стул.
    — Слава богу, что вы двое меня услышали! — еле переводя дух, промолвила она. — Я боялась даже отойти оттуда, — а потом яростно набросилась на Фейт: — Ты что?! Решила всех напугать до чертиков?!
    Затем Трикси вновь обратилась к хозяйке и мужчине:
    — Не волнуйтесь. Теперь с ней все будет в порядке. Оставьте нас, пожалуйста. Я с ней поговорю и отвезу ее кое-куда.
    Когда девушки остались одни, Трикси сказала Фейт:
    — А теперь, дорогая, послушай меня очень внимательно.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Вскоре они вдвоем вышли из квартиры. Домовладелица и мужчина-сосед стояли в коридоре, обсуждая случившееся. Такси, на котором приехала Трикси, все еще ждало у подъезда. Трикси усадила подругу в машину. Фейт была теперь кроткой и послушной, но двигалась, словно во сне.
    — Куда ты ее везешь? — с любопытством спросила хозяйка, вышедшая вслед за девушками.
    — Вы не поверите, — ответила Трикси, — но я везу ее в ресторан.
    Хозяйка остолбенела.
    — Ох уж эти танцовщицы! — пробормотала она. — Ну, проследи, чтобы она там и осталась. В моем доме подобным личностям не место.
    — Она к вам уже и не вернется! — отрезала Трикси, собираясь захлопнуть дверцу такси. — Через пару дней у нее, скорее всего, будет собственная квартирка во

Флэтбуше*

, и она будет штопать носки своему мужу! Утрись этим, ядовитая змея!

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Через несколько минут они вошли в зал китайского ресторанчика. Крайне обеспокоенная девушка обнимала за плечи свою ошеломленную подругу. Обеспокоенной была Трикси, но увидев, что мужчина все еще сидит за столиком, она облегченно вздохнула. Мужчина оказался настоящим джентльменом: он привел девушку на ужин, и у него хватило приличия не уходить без нее. Она обещала вернуться, и он ее ждал. В любой момент все могло пойти не так. Официант мог намекнуть мужчине, что Трикси — из тех девиц, которые всегда уходят, не попрощавшись. Но мужчина сам не спрашивал, а ему никто ничего не сказал, и поэтому он все еще сидел за столиком. Видимо, сегодня сам Господь улыбнулся скромной платной танцовщице.
    — Иди к нему, милая, — мягко подтолкнула Трикси подругу. — Вон он сидит. Иди к нему… и будь счастлива.
    — Но что я скажу? — прошептала Фейт.
    — Тебе не нужно ничего говорить. Просто посмотри на него, а он посмотрит на тебя — и вы оба все поймете. Я слышала, — добавила Трикси задумчиво, — что любовь такой и бывает. Что любовь — это… довольно здорово. Но лично мне такое чувство пока незнакомо.
    Она снова подтолкнула Фейт вперед, а затем развернулась, вышла на улицу и медленно побрела по Бродвею — одна.

×

Подробная информация во вкладках

Автор **Виктор** » 18 июл 2024, 12:32

Интересный сюжетный ход — смоделировать улику, чтобы "перевести стрелки" на другого человека.
Ну, и финал неожиданный, если не догадаться сразу, кто убийца.

Добавил рассказ "Тело наверху". У Айриша в принципе не было серийных героев. Сам жанр, в котором он работал, не подразумевает такого. В подавляющем большинстве центральный персонаж — человек, оказавшийся "в не том месте и что время". Тем не менее, "никогда не говори никогда". Так и в этом случае. С полицейским Джимми Гэлбрайтом и его супругой, мы уже встречались в рассказе "Предвестие смерти" 1934 г. Оба рассказа относятся к жанру Hard-Boiled. Обычный, но довольно неплохой, хотя надо признать, один из многих рассказов "золотого века" крутого детектива.

Возможно я просто влюблен в творчество Айриша (и особенно в его "черную серию) и не могу быть супер-объективным, но появление все новых и новых переводов, это как бальзам на душу. :girl_angel:

Спасибо за перевод! И... продолжение следует...

Классная очень аккуратная концовка. И повествование интересное, напомнило рассказ Дафны Дю Морье - Без видимых причин. Спасибо! Аудиоверсия будет на канале Лучшие Аудиокниги Онлайн со ссылкой на сайт

Продолжаем. Добавлен очередной рассказ.
Спасибо за перевод!

Автор **Виктор** » 14 апр 2025, 13:23

"Клип-джойнт"

Этический вопрос: насколько правильно поступил с девушкой главный герой? Ведь Роуз как никак спасла ему жизнь.

Автор **Доктор Фелл** » Вчера, 10:23

    Добавил два рассказа: "Грех жаловаться" и "Цветок в петлице".
    Когда соответствующее настроение и есть желание устроить гонки мурашек по спине — самое оно!
    Честно говоря, считаю себя довольно жизнерадостным и такое понятие как депрессия, редко у меня в гостях :crazy:

но Айриша всегда люблю почитать/перечитать. Почему? Сам не знаю. Вот просто обожаю его истории. Тем более, что (хотя не в многих) свет в туннеле все-таки бывает.

К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣

К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣

Убийство на восковой дорожке

Тело наверху

Восковой диск

Re: К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣

Re: К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣

Re: К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣

Кто сейчас на форуме

Кто просматривал тему