— Таким образом, весь вопрос сводится к следующему, — заявил молодой американец голосом, который никакая самодисциплина не смогла заставить звучать ровно, — предателем является или тот главный парень в Вашингтоне, или я. ФБР оказало мне честь, выбрав меня, и если бы они смогли получить хоть какое-то конкретное доказательство этому, я вернулся бы в Штаты отбывать долгий, долгий срок. Но пусть даже так — Бог с этим. Все, что я утверждаю — хоть курсивом, хоть большими буквами — я НЕ был небрежен и я НЕ предавал. И если вы этому поверите, то есть только одна альтернатива.
   Джервейс Фен, в комнатах которого в колледже Сант-Кристофер имела место беседа, глубокомысленно уставился на посетителя:
   — Строго говоря, — заметил он, — никогда не бывает больше одной альтернативы; иногда, впрочем, список кандидатов может быть больше, чем можно себе представить… — Он замялся. — Послушайте, Кристофер, почему вы пришли ко мне?
   Кристофер Брэдбери задумался и медленно ответил:
   — Думаю, мне просто необходимо было кому-то рассказать. Человек не может держать в себе столько пара без риска взорваться. И вопрос теперь стоит так: вы верите, что я говорю правду?
   — Да, — заверил его Фен. — Но прежде, чем скажу что-то еще, я хотел бы еще раз пробежаться по фактам и убедиться, что ничего не пропустил. Итак: после потраченного впустую времени в Оксфорде вы получили работу в сверхсекретном отделе ФБР, работающем в Лондоне в сотрудничестве с нашей Специальной службой.
   — Верно, — кивнул Брэдбери.
   — Вашим единственным родственником в Англии является… нет был — вы же сказали, что он только что умер, не так ли? — сводный брат вашей матери, пожилой, удалившийся от дел адвокат по фамилии Дарлинг, который жил в Сассексе у моря.
   — Верно.
   — В прошлом месяце вам дали двухнедельный отпуск, и во вторую его неделю вы приехали в Сассекс и остановились у Дарлинга. Там вы познакомились, помимо других людей, с семьей Андерсонов: мать, отец, взрослая дочь — это старые знакомые Дарлинга, которые сняли на лето соседний дом.
   В день накануне вашего отъезда вы должны были позвонить прямо в Вашингтон своему начальнику для получения инструкций. У вашего дяди плохое здоровье, и он практически постоянно находился в одной комнате — и, к сожалению, именно в ней стоял телефон. Поэтому вместо того, чтобы рисковать звонить в Вашингтон из общественного телефона-автомата, вы отправились в дом Андерсонов и попросили воспользоваться их телефоном.
   — Пока верно.
   — Андерсон, — продолжал Фен, — провел вас в комнату с телефоном и оставил там одного. Вы притворили и заперли дверь и окна так, чтобы, даже если кто-нибудь из них стал бы подслушивать, то ничего не смог услышать. И…
   — …и, кроме того, — перебил Брэдбери, — я убедился (это, конечно, рутина, но я все еще ее придерживаюсь), что нет никаких вентиляционных каналов, по которым может выйти звук, и никаких людей, спрятавшихся в потайном месте или каких-либо записывающих устройств.
   — Хорошо. Затем вы подняли трубку и назвали номер. Я не совсем понял про эти технические предосторожности, о которых вы говорили…
   — Если кто-то называет этот особый номер, — объяснил Брэдбери, — то к тому времени, когда происходит соединение, оно проходит через специальный коммутатор на линию, к которой невозможно подключиться и на которой нет никаких операторов, способных подслушать. ФБР, естественно, проверяло эту часть, так что там все надежно. Это следует принять как факт, хотим мы или нет.
   — Хорошо. Вас соединили, вы получили инструкции, повесили трубку, поблагодарили Андерсонов, расплатились с ними и вернулись к своему дяде.
   — И двенадцать часов спустя, еще до того, как я уехал из Сассекса, — мрачно закончил Брэдбери, — наш ценный агент был застрелен в Хэмпстеде, и месяцы работы пошли прахом, потому что эти инструкции стали известны. Никому из моих коллег или даже моему боссу в этой стране, ни даже вашему Специальному отделу не было известно, о чем эти инструкции. Мне не было необходимости кому-то их передавать, даже частично, и они не были записаны. Они были только у меня в голове и там и остались. — В отчаянии Брэдбери упал на стул. — Так что же, я вас спрашиваю, произошло?
   Фен отнесся к этому вопросу как к риторическому, и в комнате повисла напряженная тишина. Затем без большого оптимизма он произнес:
   — Я могу понять, как можно сделать защищенной от прослушивания линию от вашего спецкоммутатора до Вашингтона. Но линия от дома Андерсона до коммутатора…
   Брэдбери покачал головой:
   — Никаких дыр. У них есть инструменты, чтобы обнаружить, если линия прослушивается, и эта линия чиста.
   — В таком случае есть что-то, о чем вы мне не сказали… Например, эти Андерсоны, что это за люди?
   — Обычные. Средний класс. Довольно хорошо обеспечены, я бы сказал. Не гиганты мысли, но разумные, живые и приятные. Марион, это их дочь, сходит с ума по какому-то парню, которого ее родители не одобряют — но его не было в Сассексе… — Брэдбери сделал паузу.
   — Да, продолжайте, — нетерпеливо поторопил его Фен.
   — О Марион? Ну, естественно она желает выйти замуж за этого парня. Она знает, что ее родители считают, будто он охотится за ее деньгами. У нее есть немного собственных средств — и это ее немного сдерживает. Но мне показалось, что если бы они серьезно попытались запретить им встречаться, она тут же сбежала бы с ним тайно: ей уже двадцать пять или двадцать шесть, поэтому ничто остановить ее не могло. Если хотите, она не выглядела очень счастливой… — Голос Брэдбери затих, а затем он с большей энергией произнес: — Послушайте, Джервейс, не понимаю, как все эти разговоры о Марион…
   — Прекратите брюзжать, — огрызнулся Фен. — Видите ли, меня просто заинтересовало, могло ли… — Тут он снова замолчал, и тишина вернулась. Однако Брэдбери отметил, что его бывший наставник больше не выглядит обескураженным; сейчас он был собран и излучал все большую уверенность…
   — Кристофер, — резко сказал Фен. — Хотите совет?
   — Какой?
   — Мой совет состоит в том, чтобы вы пошли к мистеру Андерсону и попросили его сказать вам по секрету, нет ли чего-то странного с тем телефоном в доме, который он арендует.
   — Странного? — эхом ответил Брэдбери и уставился на него. — Там нет никакого параллельного телефона, если вы об этом…
   — Нет, нет.
   — И если вы думаете, что в аппарате мог быть спрятан диктофон, то могу вас уверить…
   — Не спорьте, Кристофер, — перебил его Фен. — Просто пойдите и сделайте, как я сказал.
   Брэдбери вновь посмотрел на него, но прекратил спорить, пошел и сделал так, как ему было сказано.
   
   И конечно, следующим вечером в комнату Фена вбежал совершенно преобразившийся американец.
   — Шерлок сделал это вновь! — воскликнул он. — Дедукция великого человека вне всяких сомнений доказала, что…
   — Не дедукция, — возразил Фен с некоторым раздражением. — Интеллектуальная догадка — больше ничего. — Фен любил похвалы, но еще больше любил точность. — Выпейте и расскажите мне все.
   — Ну, вот как это, должно быть, произошло, — сказал Брэдбери, как только в руках у него оказался бокал. — Наши… противники, давайте назовем их так, вышли на моего дядюшку и предложили ему хорошо заплатить за информацию, которую он может им дать о моих действиях. Поскольку я хорошо понимал, что такое возможно, дядюшка не испытывал больших надежд.
   Но затем по соседству на лето поселились его друзья Андерсоны. Папаша и мамаша сидели как на иголках, потому что их дочь Марион влюбилась в ничтожество. Они не осмелились встать у нее на пути открыто, но знали, что этот мерзавец обещал звонить Марион каждый вечер, пока она в отъезде.
   Поэтому, когда умный старый мистер Дарлинг предложил написать на телефонном аппарате в доме Андерсонов его номер, они решили, что это очень хорошая идея: Марион передаст этот номер другу; друг позвонит мистеру Дарлингу, думая, что это дом Андерсонов, и мистер Дарлинг, представившись другом семьи, который поддерживает Марион, скажет ему, что Марион больна, но свяжется с ним позже, а также что он не должен писать, потому что, раз Марион прикована к постели, есть шанс, что его письма будут перехвачены и припрятаны.
   Друг всему поверит: “Марион в меня втрескалась, — скажет он себе. — Если бы она не была больна, она, конечно же, ходила бы вокруг телефона, ожидая звонка, поэтому это никак не может быть уловкой, чтобы отвадить меня”. А Марион тем временем будет задаваться вопросом, какого черта от него нет вестей, а она не может написать ему или позвонить сама, поскольку он — коммивояжер, мотающийся по всей стране, и она не знает, где он будет. При некоторой удаче она решит, что ухажер забыл о ней, и отреагирует соответственно. Даже если она впоследствии встретится с ним, его объяснения, если подумать, покажутся ей очень, очень подозрительными…
   Но, конечно же, умного старого мистера Дарлинга заботила вовсе не судьба Марион: его интересовала возможность поймать в ловушку меня, поскольку мне приходится делать много междугородных звонков, а дом Андерсона — лучшее место для этого.
   И я попался. Черт побери, единственное, что ни у кого не вызывает сомнений, это номер, написанный на телефонном аппарате. Естественно, я сообщил его на коммутатор, когда заказывал разговор, поэтому, когда связь наладили, они фактически позвонили моему дяде. И тот подражал моему голосу — он же ждал этого звонка…
   — Никакого пароля? — резко спросил Фен.
   — Что? Пароль? Черт, нет! Этот вашингтонский номер, который я назвал, был паролем сам по себе: любой преступник, способный вырвать его у меня, легко вырвал бы и любой дополнительный пароль… О чем я? Да, остальное, полагаю, очевидно. Мой дядя подражает моему голосу, разговаривая с боссом в Вашингтоне, затем звонит в дом Андерсона и подражает голосу босса, разговаривая со мной. Круг замкнулся.
   — Гм, — сказал Фен. — Но ваш дядюшка все-таки сильно рисковал.
   — Старый скряга! — Брэдбери нахмурился. — Нет, никакого серьезного риска не было. Не для него. Он умирал, понимаете, и знал это. Единственное, что его волновало, это деньги…
   — И умный старый мистер Дарлинг не собирался сходить в могилу бедняком, пока у него были племянник, жизнь человека и страна, которую можно продать.