Джина Митчелл, сидя очень прямо на краю стула, взяла предложенную сигарету, зажгла ее, вызывающе посмотрела своему тьютору[1] прямо в глаза и заявила:
   — Я не воровка! Признаю, все улики против меня, но тем не менее это не я, это правда, и я хочу, чтобы вы…
   — Спокойнее! — остановил ее Фен. — Пожалуйста, успокойтесь и не пытайтесь на меня давить. — Затем он улыбнулся, поскольку ему нравилась эта девушка, и ее огорчение было не притворным. — Начните с самого начала, — предложил он.
   — Спасибо, — она попыталась говорить легкомысленным тоном, но ей это не удалось. — Спасибо. Я надеялась, что вы меня выслушаете и… ладно. Так или иначе, вот что произошло…
   
   У Джины было лишь два здравствующих родственника: дедушка, лорд Стретем, который живет в Хортон-Мэноре — в нескольких милях по другую сторону Абингтона, и кузен, Хамфри Линстер. Три месяца назад эти двое отправились вместе в длительный круиз в попытке укрепить слабое здоровье лорда Стретема.
   Однако попытка не удалась: лорд Стретем вернулся в Хортон-Мэнор три дня назад в машине скорой помощи и с тех пор прикован к постели. И хотя он держится бодро и даже посмеивается, нет никакой уверенности, что он доживет до конца года.
   Возвратившихся путешественников дома встретила Джина. Она хотела сделать рисунок камина в стиле Адамов в одной из комнат. Рисование эскизов — ее хобби, которое время от времени приносит ей небольшие деньги на мелкие расходы, и к концу недели предстояло закончить серию таких картин…
   
   — В доме две комнаты в стиле Адамов, — поведала она Фену. — Они смежные, и год назад дедушка запер их, потому что ими мало пользовались. Он с готовностью выдал мне ключ (между прочим, он увозил его с собой в круиз) и попросил, чтобы я погостила несколько дней, и я, конечно, с радостью согласилась.
   Когда я убедилась, что они устроились, то пошла рисовать. Как и предупреждал дедушка, там было полно пыли и плесени, поскольку помещение долго не открывали. О, и должна пояснить, что меня интересовал камин в первой из этих двух комнат, — во вторую я не входила вообще.
   Когда я закончила, то вновь закрыла ставни и тщательно заперла за собой дверь. Но сделав это, я, к несчастью, забыла сразу же отдать ключ. Он оставался у меня до окончания ланча на следующий день, то есть до вчера. К сожалению, я совершенно уверена, что ни у кого не было ни малейшей возможности “позаимствовать” его, пока он был у меня.
   Следующее событие состояло в том, что на ланч неожиданно заглянул старый дедушкин знакомый по имени Генри Чаллис (это все еще было вчера). И он хотел осмотреть комнаты Адамов.
   Дедушка попросил, чтобы мой кузен Хамфри показал их после ланча, и особо рекомендовал осмотреть большую музыкальную шкатулку восемнадцатого века в первой комнате, а во второй — пару отвратительных больших золотых подсвечников, которые кто-то подарил в 1868 году Гладстону, а Гладстон поспешно передарил их моему прапрадеду — по словам дедушки, из-за золота каждый из них стоит приблизительно 400 фунтов, но с точки зрения эстетики они, конечно, чудовищны.
   Итак, Хамфри и этот Чаллис пришли ко мне за ключом от комнат, который все еще был у меня, и отправились на экскурсию… Чаллис, — Джина поморщилась, — что ж, боюсь, нет никакого шанса, что они с Хамфри в сговоре или что он соврал по какой-то другой причине.
   Так или иначе, они ушли, и Хамфри открыл ставни в первой комнате и оставил Чаллиса играться с музыкальной шкатулкой, а сам пошел впустить свет во вторую комнату. Вскоре после этого Чаллис присоединился к нему, и они сразу увидели, что одного из подсвечников нет.
   Хамфри пробормотал, что они должны быть там, поскольку подсвечники были на месте, когда они с дедушкой заходили в комнаты непосредственно перед отъездом в круиз. Они должны были стоять на концах каминной полки, заявил он, но сейчас левый исчез.
   Когда Чаллис услышал это, принес стул и встал на него (эта каминная полка выше уровня глаз), чтобы взглянуть поближе. И там он увидел отпечаток, как, наверное, вы бы его назвали, основания подсвечника: чистый участок особой формы практически без единой пылинки на нем.
   Они вызвали Холмса, слугу, и втроем обыскали комнату. Никакого подсвечника. Окна, помимо того, что были закрыты ставнями, еще и забиты гвоздями, и совершенно очевидно, что ни они, ни дорогой замок на двери, ведущей в остальную часть дома, не взломаны, — я сама все проверила, прежде чем уйти.
   Что касается варианта, что Чаллис, Хамфри или Холмс спрятал и вынес эту штуку на себе, сам ее размер говорит, что такое невозможно.
   Джина чуть покраснела.
   — Таким образом, вы видите ситуацию: осталась только я. Дедушка даже не стал меня слушать. Он лишь отвернулся и сказал, что обсуждать этот вопрос бессмысленно, но в сложившейся ситуации мне лучше уехать из его дома. Поэтому еще до обеда я собралась и уехала…
   
   Вопрос о судебном преследовании, конечно, не стоит — сказала Джина в заключение. — Но все равно, профессор Фен, я не крала этот подсвечник.
   Некоторое время Фен обдумывал услышанное:
   — Если допустить, что вы невиновны и что ключ, пока он был у вас, никто заимствовать не мог, и что Чаллис честен… — что ж, это оставляет лишь две возможности, не так ли? Ваш дедушка или кузен.
   — Да, но как?
   — О, относительно того, как… — Фен усмехнулся. — Ответ на “как” очень прост, должен сказать, и для него не нужно постулировать всякую ерунду про дубликат ключа.
   Затем он нахмурился.
   — А вот доказательства… Ладно, шансы, наверное, пятьдесят на пятьдесят. Вот что я сделаю: навещу-ка я вашего дедушку: я немного знаком с ним… А затем… давайте посмотрим: у нас с вами должно быть занятие приблизительно через неделю, не так ли? Если повезет, у меня будут для вас новости.
   
   Именно Джина, вся сияющая от радости, первой воскликнула при их следующей встрече спустя неделю:
   — Письмо сегодня утром от дедушки! — ликовала она. — В высшей степени примирительное: не буду ли я так любезна, чтобы простить его и навестить снова при первой возможности. Но он не объясняет, почему, и…
   — “Почему”, как мне кажется, — ответил Фен, — содержится в письме, которое он получил от меня с приложением отчета из авторитетной лаборатории… Между прочим, я тоже получил от него извинения. Когда я приехал, он держался довольно холодно, хотя и позволил мне сделать то, что я хотел (а также невольно предоставил мне шанс нанести несанкционированный визит в определенную спальню). Боюсь, теперь в такую же большую немилость, как вы, попадет кузен Хамфри, лишь с той разницей, что он-то этого заслуживает!
   Джина с серьезным видом кивнула:
   — Я так и думала, что это должен быть Хамфри. Но, если честно, все еще не могу понять, как он это проделал.
   Фен фыркнул:
   — Вы слишком многое принимаете на веру. И, конечно же, полностью поверили в свидетельство чистого отпечатка, оставленного основанием подсвечника в окружающей пыли.
   Очевидно (если отбросить гипотезу с дополнительным ключом), что не может быть никакого другого объяснения, кроме того, что Хамфри украл подсвечник прежде, чем они с дедушкой уехали в круиз, — предполагаю, чтобы заложить его ради наличных, а потом выкупить и вернуть…
   Для него, должно быть, стало шоком, когда сразу по его возвращении даже не одному человеку, а двум предоставили доступ в те комнаты, в которые заходили только он и его дедушка, поскольку помещения стояли закрытыми. Вы не представляли большой опасности, так как интересовались лишь первой из этих двух комнат — не той, где стояли подсвечники. Но Чаллис — совсем другое дело.
   Чаллису посоветовали обратить особое внимание на подсвечники, поэтому исчезновение одного из них обязательно должно было обнаружиться, а пыль на каминной полке явно укажет, что кража произошла давно…
   Ну, сейчас-то вы, конечно, понимаете, что сделал Хамфри. Пока Чаллис развлекался с музыкальной шкатулкой в первой комнате, Хамфри прошел во вторую. Там у него было достаточно времени, чтобы протереть тот конец каминной доски, где стоял украденный подсвечник, поставить на свободный от пыли участок второй (такой же) подсвечник, нанести слой пыли вокруг него с помощью флакона для нанесения пудры для бритья, в который предварительно он насыпал пыль из пылесоса, а затем, оставив прекрасный, четкий отпечаток, вернуть оставшийся подсвечник на его законное место.
   Я нашел флакон во время своего тайного визита в спальню вашего кузена. К тому моменту у него было время вымыть флакон и вновь наполнить его пудрой для бритья, но, по крайней мере, он был там, а кроме того, мне удалось узнать марку этой пудры…
   Пыль, окружающая воображаемый отпечаток украденного подсвечника, которую, к счастью, ему не удалось нарушить, я послал в лабораторию, как и образец пыли с другого места на каминной полке. Выяснилось, что эти две пробы сильно различаются, а это могло произойти, только если с одной из них манипулировали. И наконец, в первом образце были найдены крупинки пудры для бритья.
   Фен улыбнулся:
   — Довольны?