———

    ОТКРЫВ дверь своего офиса, я явственно ощутила, что не одна. Настораживало что-то неуместное. Внутри меня встречала шестифутовая статуя Ганеши. Изваяние со слоновьей головой заполняло четверть крошечного университетского кабинета, но с того дня, как неожиданный подарок доставили сюда, он вписался в интерьер. А вот мужчина, сидящий за моим столом, в него не вписывался. Легкий древесный аромат одеколона сообщил мне о присутствии чужака. Одетый в безупречно сшитый темно-серый костюм и пастельно-серый галстук, он листал потрепанный экземпляр ‘Журнала всемирной истории’. Генри Норт. Думала, больше его не увижу. Очень надеялась.
  — Не буду спрашивать, как ты попал в мой запертый кабинет, — я вздохнула и бросила на стол красную сумку. — Мне это прекрасно известно.
  — Мне нужно поговорить с тобой наедине, — сказал он на своем безупречном английском.
  — Мог бы просто позвонить.
  — Ты бы бросила трубку.
  — И то верно.
  — Квартирная хозяйка излишне любопытна, а вот у студентов и своих проблем хватает. Я решил перехватить тебя после лекций, без посторонних глаз.
  — Откуда ты узнал, что я не уйду сразу домой? О, нет, можешь тоже не отвечать. Что тебе нужно, Норт?
  — Хорошо выглядишь, Джая. Я не был уверен, удовлетворишься ли ты возвращением в мир науки, но, похоже, ты счастлива.
  Он встал и предложил мне мое же место. Учтивый (в других обстоятельствах) жест был испорчен скрипом старой мебели, раздавшимся подобно крику обезьяны-ревуна. Я подозревала, что мой стул — ровесник исторического факультета.
  — Мне и так хорошо.
  (Ростом около пяти футов, я и на высоких каблуках была на несколько дюймов ниже Норта.)
  Он сел обратно и соединил руки ‘домиком’.
  — Мне нужна твоя помощь.
  На классически красивом лице появилось просительное выражение (ну, почти). Не знай я Норта, поклялась бы, что оно искренне. Мне следовало тогда же выставить взломщика за дверь. Я этого не сделала, ведь однажды Генри Норт спас мне жизнь, рискуя собственной. И я почему-то внушила себе, что в долгу перед ним.
  — Не надо волноваться, — продолжил Норт. — Я не прошу тебя ограбить музей. Не в этот раз. Мне надо выяснить, кто это сделал. (Должно быть, я усмехнулась.) Сейчас я законопослушный бизнесмен. Помогаю музеям и частным коллекционерам выискивать бреши в их системах безопасности.
  — Зачем тебе я? (Черт! Кто меня за язык тянул?) Это не значит, что я буду помогать.
  Я ожидала увидеть самодовольную усмешку Генри Норта, ведь он одержал победу, но он лишь нахмурился.
  — Все запуталось. Я не могу позволить себе такой риск. Ты же знаешь, я предпочитаю не попадать в газеты.
  — А я, значит, не против?
  — Да. — Он улыбнулся. — По крайней мере, я не верю, что ты против. Строишь из себя профессора истории, жаждущую спокойной жизни. Джая Ананд Джоунз — восходящая звезда профессуры. Ее уважают студенты, и она пишет авторитетные статьи с кучей занудных сносок, приоткрывающие завесу над малоизвестными историческими тайнами. Но на самом деле тебе этого не хочется. И никогда не хотелось. Ты же не собираешься застрять в этой каморке. Ты хочешь делать что-то важное. — Он похлопал по журналу. — Твои открытия произвели впечатление на всех нас, а не только на узкий круг академиков. Ты докапываешься до сути местных легенд и выясняешь, какую утраченную историю они могут поведать миру.
  — Тебе пора отчаливать.
  — Читала сегодняшнюю газету?
  — Мы в двадцать первом веке, Норт. Кто сейчас покупает газеты?
  Норт покачал головой.
  — Ох уж эти современные дети...
  В глазах появился озорной блеск, отчего Генри сам стал похож на мальчишку.
  Свирепо взглянув на него, я по привычке провела рукой по прямым черным волосам до плеч. Возможно, я немного раздражалась, когда речь заходила о возрасте, так как меня частенько принимали за студентку, а не за профессора.
  — Я уже разменяла четвертый десяток.
  — Я в курсе, сколько тебе лет, — произнес он. — Знаю, когда родилась и получила различные (могу добавить, солидные) ученые степени; всех твоих преподавателей, все места, где ты обитала после совершеннолетия (включая дом брата, у которого жила, пока писала диссертацию, и дом на сваях, который снимала в Камбодже). Не забывай, я очень дотошен.
  Я никогда не забывала о его возможностях, но не собиралась давать ему понять, что ошарашена. И взгляда не отвела.
  — Почитай утренний выпуск ‘Кроникл’, — продолжал он. — Нижняя половина первой полосы о Марджери Лексингтон — владелице музея Лексингтона в Сан-Франциско, моей клиентке. Вернее, бывшей.
  — Тебя уволили? Я не удивлена.
  — Нет. Ее убили. — Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенную газету и протянул мне. — Я знаю, что на сегодня ты свободна. Почитай статью, а через два часа встретимся в твоем любимом кафе, где для всех бариста обязателен пирсинг на лице.
  — Я не собираюсь встречаться с тобой, Норт.
  — Прочитай статью. Это все, о чем я прошу.
  — Хорошо.
  Я потратила два часа на чтение статьи и поиск в Интернете информации о двойном преступлении: невозможном убийстве и краже античной скульптуры.
  Украденная скульптура имела огромную историческую ценность и была известна мне не понаслышке. По общему мнению, в убийстве Марджери Лексингтон и краже ценного экспоната был виновен не человек, а проклятие.
  Вот почему вопреки себе я направилась в кофейню на встречу с человеком, который прежде, чем спасти мою жизнь, однажды попытался разрушить ее.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  Когда я вошла в ‘Кофе для людей’, Норт сидел за столиком у окна лицом к двери и ждал меня вместе с чашечкой дымящегося кофе, приготовленного в точности, как я люблю: двойной эспрессо с четырьмя кусочками сахара.
  — Ну, что думаешь? — начал он с места в карьер.
  — Что ты мог бы рассказать обо всем сам, но думал, я тебе не поверю.
  — Потрясающая загадка, правда?
  — Это еще мягко сказано. Но раз она была твоей клиенткой, у тебя явно больше информации, чем у репортеров. Если хочешь, чтобы я тебе помогла, расскажи настоящие подробности, но сначала объясни, зачем я здесь.
  — Всему свое время.
  Я отхлебнула кофе и сконцентрировалась на своем дыхании. Что, к сожалению, у меня получалось ужасно. Иногда я думала, была ли я единственной индианкой, которую выгоняли с занятий йогой за ‘нарушение спокойствия’.
  — Отличная задумка — назначить встречу в общественном месте, где я не смогу тебя придушить.
  (Была мысль устроить ‘несчастный случай’, пролив остатки кофе ему на брюки. Но напиток был таким вкусным и бодрящим.)
  Норт поднял чашку и произнес тост.
  — За натянутые отношения. Твое здоровье.
  У него хватило наглости улыбнуться так, будто мы были хорошими друзьями.
  Что Норту нужно от меня? Он аферист, а я профессор истории, изучающий британскую Ост-Индскую компанию. Музей Марджери Лексингтон специализировался на предметах искусства Юго-Восточной Азии, и убийца украл ценную камбоджийскую скульптуру. Я хорошо знала этот музей и однажды побывала в Камбодже, путешествуя дикарем по Азии. Сомнительная связь. Почему Норт решил, что я смогу помочь ему разыскать грабителя?
  — Давай вернемся к началу. — Он сделал паузу, оглядывая разношерстную клиентуру кафе. Она состояла из жителей нашего района. Я переехала в

Хэйт-Эшбери*

  Хейт-Эшбери — район в городе Сан-Франциско, штат Калифорния, названный по пересечению улиц Хейт и Эшбери. Был одним из центров движения хиппи в конце 1960-х и центральным местом событий Лета любви.

два года назад, когда переселилась в Сан-Франциско, чтобы преподавать историю, и полулегально жила в квартире на верхнем этаже дома в викторианском стиле.
  Норт возобновил разговор, понизив голос.
  — Давай начнем со скульптуры, от которой потянулась цепь злополучных событий, приведших к смерти Марджери.
  — Эта скульптура, — сказала я, — единственное, о чем мне определенно известно. ‘Пахтальщица-Женщина’ — центральный экспонат музея, единственная часть большого кхмерского барельефа, изображающего знаменитую сцену индийского мифа. Речь идет о Пахтанье Молочного океана — схватке между богами и демонами за эликсир

бессмертия*

  Пахтание Молочного океана, или Самудра-мантхан (санскр.). Одно из ключевых мифологических событий, описанное в Пуранах (жанр индуистской литературы, относящийся к разряду "преданий" и представленный в стихотворных сводах) и отмечаемое каждые 12 лет в ходе огромного индуистского праздника Кумбха-мела. История описывается в "Бхагавата-пуране", "Вишну-пуране" и "Махабхарате"

. Скульптура из песчаника уникальна, потому что, кроме известных персонажей мифа, видное место здесь также занимала женщина-воин.
  Норт ухмыльнулся.
  — Никогда не понимал, почему устоялся термин ‘барельеф’. Не могли историки искусства придумать что-нибудь понятное для обывателей. Например ‘статуи в стене’. — Он вздохнул. — А тебе ‘пятерка’ за домашку.
  — Именно для этого ты дал мне целых два часа. Но я уже видела скульптуру. О ней известно каждому, кто интересуется историей азиатского феминизма. Исследователи до сих пор спорят, кем была эта загадочная женщина: Индрадеви — второй женой Джаяварнама VII или апсара — небесной танцовщицей, — что выделяет ее из всей композиции.
  Культуры Индии и Камбоджи связаны, и, проводя свое исследование, я узнала о королеве Индрадеви. Я восхищалась ее судьбой. Только по этой причине и приняла приглашение Норта. Лейна — моего парня — не было в городе, иначе, не сомневаюсь, он спас бы меня от меня самой.
  — Умеешь ты уколоть самолюбие. И все же сомневаюсь, что тебе известна трагическая история этой статуи. Музей Лексингтона основал дед Марджери — Гарольд Лексингтон. Он сам разыскал ‘Женщину’ и еще шесть панно из песчаника с персонажами известного индийского мифа. Нашел в глухих джунглях Камбоджи в 1920-х. Но его ждала расплата — проклятие.
  — О том, что дед и отец Марджери умерли от проклятия, сообщает лишь одно не особо авторитетное издание.
  Я не верила в проклятия, но выяснила, что оба умерли в молодом возрасте, и, вспомнив об этом, невольно вздрогнула.
  — Статья в ‘Кроникл’ более приближена к реальности, так ведь? Она основывается на фактах — и я могу их подтвердить. За месяц до смерти Марджери угрожали. Чтобы усилить охрану, она и наняла мою скромную фирму. Однако, несмотря на безупречные меры безопасности, преступникам удалось проникнуть в ее офис. Они украли ‘Женщину’ — как упоминали в письме, — и убили заставшую их Марджери.
  — Вообще-то ей не угрожали смертью.
  — Верно подмечено. В письмах не было прямых угроз; что хуже — они шантажировали проклятием Лексингтонов. Автор письма называл себя Добрым Самаритянином, который лишь предостерегает Марджери. Он утверждал, что проклятие будет снято, если она вернет сокровища Кхмеров на их законное место — в музей Камбоджи, и, по его словам, особенно важно было вернуть ‘Пахтальщицу-Женщину’. В одном из писем упоминался французский закон 1925 года, запрещающий вывоз античных памятников из Камбоджи. Однако Гарольд Лексингтон вывез скульптуры до того, как он был принят.
  — Как-то закон не вяжется с проклятием.
  — Верно. Вор использовал разные уловки: возможно, решил, что, если Марджери не испугает порча, она задумается о законности претензий автора письма.
  — Однако вместо того, чтобы вернуть скульптуру на родину, она наняла тебя. Ты был и ее телохранителем?
  Норт приподнял бровь.
  — Разумеется, нет. Я мозг. В музее был охранник — Клэй — тупой истукан. Марджери сопровождал либо он, либо ее муж Уильям. Она не хотела появляться на публике одна.
  — Считала, что компания убережет ее от проклятия?
  — Марджери была разумной женщиной и понимала, что письма — дело рук мошенников. И все же в глубине души задавалась вопросом, не скрыто ли за этим что-то еще.
  — Думаю, нам не понять того, на ком лежит семейное проклятие.
  — И то верно, — кивнул Норт. — Я тоже беспокоился, но по другой причине. Все это было похоже на хитроумную ловушку: заставить ее переместить барельеф в надежное место и украсть его в пути — с большими скульптурами так проще. В самом деле, очень умно. Я однажды и сам... но не об этом речь. Я не хотел, чтобы Марджери поступила безрассудно и перевезла скульптуру в музей побольше — она обсуждала со мной такую возможность. Я считал, что ее музей (конечно, после небольших изменений) более безопасен, чем большое хранилище с его ресурсами. У больших музеев свои слабые места.
  — Так значит, она послушалась тебя и оставила ‘Женщину’ в музее Лексингтона?
  — Да. Однако настояла, чтобы центральную часть скульптуры перенесли из выставочного зала в ее кабинет на втором этаже — комнату с сейфом и без окон.
  — Та самая комната...
  — Да, та самая запечатанная комната, где была убита Марджери, и откуда исчезла скульптура весом не одну сотню фунтов.
  — Сведя все к единственно возможному объяснению — семейному проклятию, — прошептала я. — Знаю, ты в него не веришь. Говоришь, тебе нужна моя помощь, чтобы выяснить, кто ограбил музей? Почему именно моя? Это работа полиции.
  — А разве не ясно?
  — Вообще-то нет. Я не детектив и не эксперт по охране. Бедная женщина была убита, потому что твоя охранная система...
  — С ней было все в порядке, — процедил Норт со злостью. Его лицо потемнело и впервые в тот день напомнило мне, кем он был раньше — преступником. Вспышка гнева угасла через секунду, и вот Норт уже спокойно продолжал. — Я пока не знаю, как это провернули, но...
  — Повторяю, я не эксперт по охране.
  — Ты здесь не поэтому. ‘Пахтальщицу-Женщину’, украли, когда она была под моей защитой, и я должен ее вернуть. Защита была безупречной. Я уверен, что ничего не упустил.
  — Тогда почему я здесь?
  Задавая вопрос, я уже знала ответ. Норт дал мне его, когда появился в моем кабинете. Он сказал, что я докапываюсь до сути легенд. И они направляют меня к утерянным сокровищам.
  — Чтобы найти сокровище, дорогая девочка. Я хочу, чтобы ты нашла пропавшее сокровище.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  — Убийство Марджери Лексингтон — это, конечно, ужасно, — я встала, собираясь уходить, — и, надеюсь, убийца предстанет перед судом, но скульптура вскоре объявится. Сейчас она уже на пути в Камбоджу. Тайна раскрыта. Тебе нужна не я, а лишь время.
  Норт покачал головой.
  — Иногда я поражаюсь твоей наивности, Джая. Все эти письма с угрозами были уловкой, чтобы заставить ее сделать глупость и переместить скульптуру.
  — Это я понимаю. Но уловка нужна была, чтобы вернуть ‘Женщину’ в Камбоджу. Разве не это было целью грабителей? Вернуть народу его национальное достояние тем или иным способом.
  — Как ты мила в своем простодушии. Кражу должен был совершить кто-то из своих, а никто из подозреваемых альтруизмом не отличается.
  Я села на место.
  — Почему ты думаешь, что виновник из своих?
  — Иначе мои ловушки не обойти. Муж Марджери — хранитель музея. Сначала я его не подозревал, хотя знал, что у него роман на стороне. Однако теперь мои ставки — на него: если Марджери собиралась подать на развод, кража гарантированно оставляла Уильяму любимый экспонат. Его любовница Эмили тоже работает в музее, и я бы не стал исключать ее. Странная женщина, и ее уж точно не волнуют проблемы других. Клэй — никчемный охранник; Марджери обещала не посвящать его в нашу схему и использовать лишь в качестве телохранителя. Однако человеку с такими мощными плечами и хмуро-задумчивым взглядом (уверен, он репетирует его перед зеркалом) она могла открыть больше, чем хотела. Другие сотрудники не имели доступа к нужной информации. Преступником должен быть либо Уильям, либо Эмили, либо Клэй. И я ждал, что полиция арестует кого-то из них.
  — А сейчас уже не ждешь?
  — Я понимаю, что невозможных преступлений не бывает, — сказал Норт, — но что, если никто не сможет разгадать, как его совершили? Без достаточных оснований полиция не сможет никого арестовать и конфисковать имущество.
  — То есть тебе нужно разобраться, как все произошло? Взломать замки можно...
  — Думаешь, я не знаю, как это делается? — Норт стукнул кружкой по столу. (Никто не обратил внимания — кафе не относилось к разряду тихих.) — А в этом случае ничего не понимаю. Я лично осмотрел место преступления. Но мы отклоняемся от темы, и ты упускаешь суть. Я не прошу тебя найти убийцу. Над этим работает полиция. И кража скульптуры для них не на первом месте. Мне нужно, чтобы ты нашла ее.
  После этих слов я должна была уйти, но словно приросла к месту. Мысль о том, что произведение искусства потеряно навсегда, не пускала меня. Барельеф хранил неразгаданные тайны.
  — Я отчаянный человек, Джая, — продолжал Норт. — Судя по выражению твоего лица, ты осознаешь, что единственная можешь спасти этот кусочек истории.
  Я хмыкнула.
  — Хочешь сказать, спасти твою репутацию.
  — Ты красная, как помидор. Даже уши заалели, Джая. Позволь принести тебе еще кофе.
  Норт вскочил, прежде чем я ответила.
  Как не хотелось признавать, Норт был прав. Я не жаждала ограничивать свое местонахождение классной аудиторией и кабинетом. Я искала пропавшие фрагменты истории далеко за пределами затхлых архивов по той же причине, по которой стала историком. Так много знаний о нашем мире утеряно. Наши предки очень трепетно относились к историческому и культурному наследию. Именно по его памятникам я и восстанавливала историю.
  Норт прервал эти размышления, поставив передо мной чашечку эспрессо и сэндвич с рогаликом. Меню не включало такой необычной начинки из яиц, арахисового масла и меда — и это было мое любимое сочетание. Я втянула божественный душистый аромат горячего сэндвича и ‘растаяла’. Я была рабой привычек... как и Норт.
  — Я ведь не первая, кого ты попросил о помощи.
  Он ухмыльнулся.
  — Твой необычайный ум видит меня насквозь.
  — Хватит уже льстить, Норт.
  — А ведь я так в этом хорош. И определенно предпочитаю лесть жестким методам, которые практиковал ранее.
  Я поперхнулась кофе.
  — Ну, ну. — Норт с невинным видом протянул мне салфетку. — Это не угроза. Ты не веришь, что я изменился?
  — Меня это не волнует. Главное, как ты себя ведешь. Дай угадаю, к кому ты обратился в первую очередь. Информаторы на черном рынке предметов искусства выжидают, не появятся ли там скульптура. Я не знаю, как отследить ее

провенанс*

  Provenance (фр., происхождение, источник) — история владения художественным произведением, предметом антиквариата, его происхождение.

, поэтому у тебя в запасе явно есть историки искусства, которые этим занимаются.
  Норт рассмеялся.
  — Безусловно. Но пойми, я не случайно вспомнил о тебе. Ты посмотришь на дело под другим углом.
  — Ты хочешь, чтобы я изучила проклятие.
  — Это было бы замечательно, спасибо.
  — Я не соглашалась.
  — Предусмотрено вознаграждение.
  — Без разницы.
  — Не верю. Но давай выйдем за рамки материальных соблазнов. У тебя безупречная репутация старателя, намывающего из легенд крупицы правды.
  Я изучала Норта и не притронулась к сэндвичу. Я умела извлекать из мифов быль, однако считала, что в данном случае не хватает самой важной части загадки: как совершили невозможное преступление.
  Однако спорить не стала, потому что тут я не могла помочь Норту. Я разгадывала загадки с точки зрения истории. В данном случае — проклятия, тянущегося с 1920-х годов.
  — Если я поизучаю историю предполагаемого проклятия, хуже не будет, — сказала я. — Жаль, что произведение искусства может осесть в частной коллекции какого-то негодяя.
  — Узнаю мою девочку. — Норт поднял руки в притворно-успокаивающем жесте. — То есть я хотел сказать, блестящего историка, глубокоуважаемого мною за аналитические способности...
  — Это уж чересчур.
  — Разве? Ну, не буду тебе мешать. Время дорого. Надеюсь разобраться со всем к концу недели.
  — Уже половина пятницы прошла. Самонадеянно с твоей стороны думать, что я свободна в эти выходные.
  — А разве нет?
  — Суть не в этом.
  — Посмотри, что сможешь накопать за пару дней. Это все, о чем я прошу.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  Легенда гласит, что Камбоджа возникла в результате союза здешней принцессы и индийского принца. Величественный чужеземный принц плыл по Королевству-на-воде. Заинтригованная им храбрая красавица-принцесса выплыла навстречу на своей лодке. Индийский принц пустил стрелу в борт лодки и притянул ее. Узрев такую силу, принцесса согласилась выйти за него замуж. Ее отец-король выпил воду своего королевства и открывшуюся землю отдал в качестве приданого. Эта земля стала называться королевством Камбоджа.
  История запала мне в душу, потому что в какой еще сказке принцессу страхом заставили выйти замуж? Эта мрачная история, больше похожая на зловещую легенду, привела меня в субботу к дому Марджери Лексингтон для разговора с ее вдовцом, Уильямом Эдмонтоном.
  Когда я проманеврировала на крошечное парковочное место, располагавшееся на обочине крутой, извилистой улицы

Рашен-Хилл*

  Russian Hill (Рашен-Хилл, в переводе на русский — Русский холм, Русская горка) — район в Сан-Франциско и один из 44 холмов города. Русский холм с его крутыми улочками и прекрасными видами является одним из самых красивых районов побережья.

, пошел дождь. Дом Марджери и Уильяма, построенный в эдвардианском стиле, стоял через улицу, и я даже из машины видела затейливую лепнину и две небольшие живые изгороди, по форме напоминавшие упитанных львов-хранителей, по обеим сторонам лестницы. Жилище, подобающее владельцам музея.
  Прежде чем пойти к дому, я перечитала свои записи. Не хотелось излишне беспокоить скорбящего вдовца. Однако следовало восполнить пробелы, зиявшие в сведениях о проклятии. Я полагала, что оно, возможно, входит в экскурсионную программу музея: ведь знаменитые египетские проклятия привлекают экскурсантов по всему миру. К несчастью, ученый секретарь музея предпочел научные программы будоражащим воображение сенсациям.
  Под шум дождя, барабанящего по лобовому стеклу, я просматривала некрологи Марджери, опубликованные в местных газетах. В Сан-Франциско ее больше знали как благотворительницу, чем как владелицу унаследованного от отца музея. Небольшого роста, энергичная женщина на последних фото запечатлена с короткими темно-каштановыми волосами: в вечернем платье — на благотворительных обедах, в комбинезоне — на общественных мероприятиях в Парке Золотые ворота, посвященным Дню Земли. Семья Марджери была среднего достатка, поэтому на первых порах она искала богатых спонсоров, интересующихся искусством и историей Южной Азии, в надежде расширить музей. Однако довольно быстро переключилась на охрану исторических ценностей и окружающей среды, а также организовывала сбор средств на эти цели.
  В некрологах была кратко упомянута история семьи Лексингтонов, но только в одном из них подробно рассказывалось о ее деде Гарольде и основании Музея Лексингтона. Гарольд прибыл в Америку в 1925 году со своей женой Сарой — уроженкой Сан-Франциско. Ее расхваливали за сообразительность, благодаря которой семья преодолела годы Великой Депрессии, начавшейся вскоре после открытия музея и смерти ее мужа. Хотя в некрологе прямо не говорилось о проклятии, в нем упоминалась цепь ранних трагических смертей в семействе Лексингтонов.
  Я оторвала глаза от записей и тут чуть не схватила инфаркт. Над автомобилем нависала темная фигура. Выпавший телефон ударился о босую ногу. От резкой боли я забыла обо всем на свете... Фигура приблизилась к окну со стороны пассажира и постучала в стекло… я выдохнула. Мелькнула мысль оставить его под дождем, но я не поддалась и отперла дверцу машины.
  — Каким ветром тебя занесло? — спросила я Норта, который, сложив зонтик, забрался внутрь.
  — Не ожидал, что ты в одиночку придешь с визитом к главному подозреваемому. Думал, ты закопалась в библиотечных архивах.
  — В библиотеки попадает только письменная информация. Это семейная легенда и мне нужно поговорить с кем-то из семьи.
  — Он может быть убийцей.
  — Не думала, что тебя это волнует.
  — Ты нужна мне живой, чтобы найти скульптуру.
  Я сглотнула — меня поразила ужасная мысль. А что, если Норт сам забрал скульптуру и убил Марджери? Но в таком случае, зачем вовлекать меня? Нелепая мысль. Просто чепуха. Или нет?
  — Дождь стихает. — Я натянула туфли. — Идем.
  
  Мы перебежали через улицу. Как истинный английский джентльмен, Норт держал зонтик над моей головой.
  — Простите за беспокойство, — извинилась я, когда Уильям встретил нас. — Мы не отнимем у вас много времени.
  Чтобы посмотреть ему в глаза, мне пришлось задрать голову. Уильям Эдмонтон был шести с половиной футов роста, широкоплечий и совершенно лысый. Он впустил нас в дом, а его серо-голубые глаза пытливо изучали меня. На седьмом десятке он больше походил на бывшего олимпийца, чем на хранителя музея. Сомневаюсь, что я, в свою очередь, походила на профессора.
  — Если это поможет выяснить, что случилось с Марджери, — твердый голос прозвучал грустно, — все мое время в вашем распоряжении. Похоронами занимается моя сестра — она приехала вчера и лучше разбирается в такого рода делах.
  Он взял наши плащи и зонтик Норта и указал на высокие барные стулья у стойки, расположенной между кухней и гостиной. В доме пахло моющими средствами и глиной. Гостиная с искусно расставленными стеллажами розового дерева, где размещались скульптуры, керамика и книги из Юго-Восточной Азии, походила на музей. Кухня выглядела более современной; судя по сколам, тарелками и кружками пользовались не один год. На барной стойке рядом с пакетом миндальной муки стоял миксер для теста с немытой насадкой.
  В огромном окне открывался вид на городские кварталы, за которыми земля сливалась с северной частью Залива. Если бы не дождь и туман, мы бы увидели

Алькатрас*

  Алькатрас — знаменитый остров, расположенный в заливе Сан-Франциско. В переводе с испанского языка Алькатрас (Alcatraz) означает "пеликан". Также остров имеет еще одно название — Скала (The Rock), которое он получил благодаря одноименному фильму Майкла Бэйя 1996 года.

.
  — Я уже рассказал полиции все, что знаю, да и место преступления прочесали вдоль и поперек. Но мистер Норт, похоже, думает, что вы сможете помочь. Я не знал, что он придет вместе с вами... — Взгляд Уильяма, брошенный на Норта, заставил меня задуматься, знакома ли ему истинная натура музейного консультанта. — Не понимаю, чем вы можете помочь и о чем хотите у меня узнать?
  Я задумчиво смотрела на дождь и туман за окном. Норт прервал мои размышления в машине, и я до сих пор не решила, как лучше начать разговор с Уильямом. Мне нужно было больше узнать о проклятии, но даже само это слово звучало абсурдно.
  — Простите, — сказал Уильям. — Где мои манеры? Выпьете чего-нибудь?
  — Ничего не нужно, спасибо, — ответил Норт.
  Я покачала головой.
  — Вы не так поняли. Я собираюсь с мыслями, чтобы сформулировать то, что мне нужно. Это насчет... проклятия.
  Губы Уильяма болезненно скривились.
  — Не то чтобы я верю в него, — поспешно продолжила я. — Это сложно объяснить. Я историк и сталкивалась с легендами: сказками о феях, историями о привидениях, в основе которых лежат реальные факты. Отыскав правду, из которой изначально соткан миф, можно узнать реальную историю. А в данном случае — понять произошедшее.
  — И вы не поняли, — отчаянный взгляд Уильяма последовал за моим на льющий за окном дождь. — Я боюсь, что проклятие реально. И следующим поразит меня.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  На Норта напал кашель.
  — Считаете, что проклятие реально? — мой голос прозвучал пискляво.
  Уильям принужденно улыбнулся.
  — Раньше я так не считал. Как и Марджери. Пока не стали приходить письма.
  Он вздрогнул. Это проявление уязвимости резко диссонировало с мускулистой фигурой.
  Я подождала, пока Норт не оправится от кашля.
  — Мне не много удалось разыскать.
  — Боюсь, владения музеем и благотворительной деятельности недостаточно, чтобы наше маленькое проклятие заимело страницу в Википедии. По крайней мере до убийства. Вы серьезно думаете, что это может помочь?
  — Да.
  Уильям кивнул.
  — Марджери старалась скрывать свои страхи. Даже от меня. Но мне известно то, что не освещалось в прессе. Однако позвольте расставить все точки над i. Не хочу, чтобы вы думали, что находитесь под одной крышей с убийцей. Воображаю, что вам наболтал мистер Норт, но я любил жену.
  — Уильям, не понимаю, о чем ты... — начал Норт.
  — Я же не дурак, — прервал его Уильям. — Думаешь, не знаю, какие ходят разговоры? Мисс Джоунз, я хочу, чтобы вы составили обо мне собственное мнение и серьезно отнеслись к тому, что я расскажу о проклятии. Мистер Норт, вы можете играть в дуэнью на крытой веранде позади дома.
  Норт прочистил горло.
  — Намек понял.
  — Отлично сработано, — похвалила я, когда Норт, захватив пальто, ушел вдыхать прохладный, сырой воздух.
  — Терпеть не могу этого человека. Марджери уважала его профессионализм, но посмотрите, к чему это привело. — Уильям вздохнул и протер глаза. Успокоившись, он вновь посмотрел на туман за окном, и, не отрывая взгляда, продолжил. — Мы с Марджери отдалились за последние годы. Ее больше интересовала благотворительность, чем наука. Дело, конечно, важное и ей нравилось ходить на званые вечера. А мне — нет. Из-за несовместимых графиков мы стали спать в разных спальнях. Но что бы ни думали все остальные, у меня не было романа с Эмили. И Марджери это знала. Правда, что за последнюю пару лет у меня сложились тесные дружеские отношения с моей коллегой. Эмили любит слушать лекции и практически не интересуется приемами. Нет, Марджери не была поверхностной. Она стремилась творить добро. В начале года даже сбрила волосы для благотворительной организации.
  Тут раздался раскат грома, и Уильям замолчал. Я воспользовалась этим, чтобы повернуть разговор в нужное русло.
  — А проклятие...
  — Бабушка и дед Марджери были величайшими исследователями. Бабушка — Сара Манн — уроженка Сан-Франциско, а дед — Гарольд Лексингтон — родом из маленькой английской деревушки. Они повстречались в Пномпене в начале 1920-х, обоих влекли истории французских авантюристов, нашедших руины древних храмов в Ангкоре — глубоко в джунглях Камбоджи.
  По мере рассказа печальное лицо Уильяма осветилось энтузиазмом, и он стал похож на мальчишку, пересказывающего увлекательный приключенческий сюжет.
  — Попутчица Сары заболела, — продолжал Уильям, — но чуждую условностям девушку это не остановило. Она одна пошла в бар, где собралась группа мужчин, вернувшихся из экспедиции. Ее покорили их истории, а еще больше — Гарольд. Вскоре они поженились и продолжили исследовать другие области Индокитая, а после вернулись обратно в Камбоджу на поиски храма, к которому Гарольд, по его словам, был так близок во время той первой экспедиции.
  Захваченная волнением Уильяма, я подалась вперед.
  — Он нашел затерянный храм?
  Уильям улыбнулся и покачал головой.
  — Нет. Все, что он нашел, — захороненные скульптуры из храма Бантеайчма, который уже обнаружил кто-то из французов. Но именно там Гарольд нашел барельефы, с которых начался Музей Лексингтона.
  — О-о-о, — разочарованно протянула я.
  — Гарольд исследовал огромный храмовый комплекс, и, обнаружив множество вырезанных в камне скульптур, смог претендовать на некоторые из них, включая ‘Пахтальщицу-Женщину’. Это было в одна 1924 году; закон, запрещающий вывозить из страны предметы исторического наследия, еще не был принят. И все же местный гид из кхмеров остерегал Гарольда от вывоза скульптур. Но этот человек не обладал властью...
  — Итак, они его не послушали...
  Уильям кивнул.
  — Формально у Гарольда не было образования. Музеи США и Европы предлагали ему приобрести скульптуры, но он жаждал должности хранителя. Они с Сарой были археологами-самоучками и в то же время ценителями предметов искусства. И когда поняли, что с их коллекцией и познаниями могут открыть собственный небольшой музей, то вернулись в Сан-Франциско. Главным экспонатом музея Лексингтона стала ‘Пахтальщица-Женщина’. Вы ведь историк. Видели ее?
  — Она необыкновенна. Я видела ее в вашем музее и много подобных ей, когда путешествовала по Камбоджи.
  В древних Камбоджийских храмах длинные барельефы из песчаника рассказывали нам истории грандиозных сражений. После того как королевства Ангкора пали, храмы были оставлены на попечение густых джунглей, которые завладели ими; деревья прорастали через некогда восхитительные барельефы, из-за чего камни раскалывались и опутывались растительностью. Через четыре века заброшенные храмы, уже известные местным жителям, были ‘открыты’ французскими исследователями. И именно французы так романтично описали эти руины и начали вести там раскопки, а не камбоджийцы, которые все это время знали об их существовании.
  — Вы же знаете, — продолжил Уильям, — сколь редко женщине отводится видное место в битве.
  — Думаете, это жена короля — Индрадеви? — спросила я.
  Уильям тепло улыбнулся.
  — Вы здесь историк.
  — Именно поэтому я и согласилась помочь Норту, хотя и не всегда разделяю его взгляды. Так... это королева?
  — Надеюсь, однажды мы найдем доказательства, которые прольют свет на эту загадку. В храмовом комплексе, откуда Гарольд извлек скульптуру, до сих пор ведутся раскопки.
  — Кто мог проклясть Гарольда? — спросила я. — Гид, о котором вы упомянули? В чем состояло проклятие?
  — Марджери не воспринимала его всерьез, поэтому не интересовалась подробностями. Недомыслие юности... Она не хотела слышать о нем. К сожалению, я поддерживал ее в этом. Сначала Гарольд и Сара тоже не воспринимали его всерьез. Однако после того как Сара родила ребенка и открылся музей Лексингтона, Гарольд умер от малярии. И вот тогда безутешная вдова стала во всеуслышание с негодованием заявлять о проклятии, которое ждало своего часа и нанесло удар, когда они с Гарольдом были так счастливы.
  — Именно так работает малярия, — вставила я. — Делает вид, что отступила, и наносит удар.
  — Знаю. Мы так и считали. Однако до этого Сара была здравомыслящей женщиной. — Я хотела возразить, но Уильям жестом остановил меня. — Это еще не все. Ребенок Сары и Гарольда, отец Марджери, умер вскоре после того, как в сорок лет стал владельцем музея. Марджери не любила об этом говорить. Единственное, что я знал: его смерть наступила от наследственного сердечного заболевания. Когда Марджери стала получать письма с угрозами, где упоминалось о его смерти, она восприняла их гораздо серьезнее, чем я ожидал. И вот тогда проговорилась, что отец умер при загадочных обстоятельствах; не было никакого сердечного заболевания, перед смертью он был совершенно здоров. И я понял, что в глубине души Марджери верила в проклятие, поэтому и не хотела о нем говорить.
  — Ее отец и дед не получали подобных писем?
  — Об этом мне неизвестно. Но в их смертях есть сходство. Они умерли, не дожив до старости. И были счастливы, найдя свое дело. Хотя мы с Марджери отдалились друг от друга, я знаю, что она любила то, чем занималась. Нашла истинное призвание. Прослеживаете закономерность? Все они обрели счастье незадолго до смерти и умерли молодыми. Вижу, вас это не убеждает, но, признайте, закономерность есть.
  — Вероятно, увижу, когда прочту письма, — дипломатично заявила я.
Для меня тут никакой закономерности не существовало, однако можно было понять и Уильяма: он пытался найти хоть какое-то (даже абсурдное) объяснение загадочной смерти жены.
  Уильям принес ксерокопии писем. Анонимки были напечатаны на машинке, и содержание их несколько отличалось: тут были обвинения в нарушении колониального законодательства, воззвание вернуть историческую ценность, и, наконец, угроза проклятия. Куда конкретно вор хотел вернуть скульптуру, было неясно — просто камбоджийцам.
  Когда я дошла до последнего из небольшой стопки писем, то оцепенела. Это была не копия, а оригинал, причем адресованный не Марджери.
  — Оно адресовано вам, — потрясенно выговорила я.
  В этом письме было всего одно предложение: ‘Верните ‘Пахтальщицу-Женщину’ камбоджийцам, или проклятье обрушится вновь’.
  — Пришло с сегодняшней почтой незадолго до вашего прихода, — судорожно сглотнув, произнес Уильям. — Наш кровожадный ‘добрый самаритянин’, похоже, считает, что скульптура у меня.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  — Бессмыслица какая-то, — пробормотала я. — Или существуют два вора, которые орудуют независимо друг от друга, и один из них раньше перешел к действию?
  — Я не знаю, что происходит, — сказал Уильям, — но надеюсь, это лишь подражатель с извращенным чувством юмора, который узнал о Марджери из газет. Посмотрим, что скажет полиция.
  — Вы еще им не сообщили?
  — Поеду сразу, как мы закончим. Если это все, можно позвать мистера Норта.
  — Простите, что задержала, — извинилась я, — и потратила впустую ваше время. Думала, вы знаете больше об истории проклятия.
  — Мне следовало порасспрашивать Марджери; мне и Эмили это предлагала. Но тема была настолько болезненной, что настаивать я не стал бы.
  Сняв еще не высохшую куртку с вешалки, я обратила внимание на старую фотографию на стене. Молодожены Уильям и Марджери сфотографированы в Метрополитен-музее в Нью-Йорке вместе с талисманом музея — гиппопотамом Уильямом — египетской керамическая статуэткой, покрытой ярко-голубой глазурью. Муж смотрел на жену таким любящим взглядом — и я не могла представить, что он способен убить ее. Хотя со временем люди меняются.
  — Люблю эту фотографию, — лицо Уильяма просветлело. — Благодаря маленькому голубому бегемоту мы встретились. Меня назвали в честь него. И бегемот стал нашим символом. Вы обратили внимание на

топиари-бегемотов*

  Топиар (или топиари) — фигурная стрижка деревьев и кустарников.

перед домом?
  Так вот кого изображали те живые изгороди.
  — На заднем дворе, — продолжал Уильям, — в крыльцо встроена большая каменная скамья в виде бегемота. Раньше мы с женой проводили там много времени вместе, любовались видом... Землетрясение раскололо фундамент скамьи, и мы изменили своей привычке. Но Марджери не так давно восстановила его. Я надеялся, она хотела, чтобы каменный Уильям вновь сблизил нас...
  — Вас действительно назвали в честь бегемота?
  — Мой отец был хранителем Нью-Йоркского Метрополитен-музея. Мальчишкой он бесчисленные часы проводил там и обожал Уильяма. Поэтому своего первенца назвал в его честь. Я последовал по стопам отца и практически живу в музее.
  — Вам лучше многих известно, как работает музейная охрана.
  — А я-то гадал, когда вы спросите. Да, но тем не менее я не смог помочь полиции выяснить, как взломали нашу охранную систему. Генри Норт подозревает меня в убийстве. Да, ‘Пахтальщица-Женщина’ — мой любимый экспонат, я его обожаю. Но даже если бы Марджери подала на развод (чего она не делала), скульптура не нужна мне для себя лично; я хочу, чтобы ее видел весь мир. А сейчас она исчезла. И я понятия не имею, каким чудесным образом это произошло и почему автор письма думает, что она у меня.
  — Уверена, полиция выяснит, что кто-то испортил камеры наблюдения или что-то подобное.
  Уильям удивленно посмотрел на меня.
  — Разве Норт вам не рассказал? Я был в музее, когда все случилось. Рядом с кабинетом Марджери. Я бы увидел или услышал, если бы там кто-то был. Но там не было никого.
  Уильям пошел за Нортом, а я ошеломленно смотрела ему вслед.
  
  — Гиппопотам вырвал у тебя язык? — спросил Норт, когда мы вернулись к машине. — Ты непривычно тихая. Непохожа на себя. Скажи, что тебя осенила гениальная идея во время беседы с Уильямом. Тогда моя смерть от переохлаждения на веранде будет ненапрасной.
  — Понимаю еще меньше, чем когда вошла в дом. — Я завела машину.
  — Следуй за ним. — Включив обогреватель, Норт указал на подъездную аллею, куда задним ходом выруливал Уильям. — Что бы ты ему ни сказала, сработано прекрасно. Вероятно, он едет проверить награбленное.
  — Мы не поедем за ним. Он собрался в полицию.
  — Сдаться? Еще лучше. Почему ты не сказала мне, что все так замечательно прошло?
  — Он покажет им письмо с угрозой, которое получил по почте сегодня утром.
  Норт усмехнулся.
  — Ну, как же.
  — Я серьезно. Сама его читала.
  Норт выругался.
  — Очередная уловка. Пытается отвести от себя подозрения.
  
  Как оказалось, полиция решила точно так же. На следующий день Уильяма арестовали.
  На бумаге обнаружили четкий водяной знак, а при обыске дома нашлась пишущая машинка и бумага, использованные для написания анонимных писем.
  Вроде можно было успокоиться, но что-то не отпускало меня, застряло в моем сознании, не давая увериться в том, что Уильям убил жену, и твердя, что разгадку нужно искать в проклятии.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  Со слов Норта (бог знает, как ему удалось получить информацию, ведь в прессу она не попала), Уильям настаивал на своей невиновности, говорил, что кто-то забрался в дом и воспользовался машинкой.
  Туманным воскресным утром мы с Нортом сидели напротив музея Лексингтона. Он стоял в

Норт-Бич*

  Район на северо-востоке Сан-Франциско, примыкающий к Китайскому кварталу, Финансовому району и Рашен-хилл. Являлся "Маленькой Италией" Сан-Франциско.

 — богемном и любимом туристами районе, который уже не считался итальянским, хотя вдоль Коламбус-авеню и Бродвей-стрит все так же располагались старейшие и лучшие итальянские рестораны. Мы заняли самое удачное место — на тротуаре на пересечении двух улиц. Идеальная позиция для наблюдения; другие посетители попивали капучино, с завистью оглядываясь на нас.
  Не думаю, что Норту повезло отхватить этот столик. Генри Норт всегда просчитывал все варианты и был готов к любому повороту событий. Как-то раз ему для совершения кражи нужен был столик с конкретной точкой обзора, и, не зная, кто именно его займет, он достал билеты в оперу, на экзотическое танцевальное шоу, зарезервировал столик на ужин в ресторане, куда простым смертным не попасть, и предусмотрел еще кучу вариантов. Интересно, куда отправились счастливчики, которые зарезервировали этот столик? Надеюсь не на автостоянку, откуда — Норт вполне мог такое устроить — эвакуируют их машину.
  — Жаль, что ты не успела разобраться с проклятием до того, как Уильяма уличили, — сказал Норт. — Я ведь сразу понял, что эта задачка тебя зацепила.
  — В любом случае проклятие сейчас бесполезно. Ты видел, сколько сайтов появилось после убийства Марджери? Они публикуют сведения о проклятии якобы ‘из первоисточника’, но это пустышки, которые основаны на событиях трехдневной давности. Из проклятия сделали легенду, фальшивую на 99 процентов. Скажите, как работать историку в XXI веке?
  — Вот почему ты хочешь покопаться в музейном архиве?
  — Скульптуру ведь так и не нашли.
  Первоначально мы договаривались встретиться в музее, но, будучи местом преступления, он все еще был закрыт для посетителей. Небольшое здание не стали огораживать полицейской лентой. Вместо этого на двустворчатые двери повесили табличку с надписью ‘ЗАКРЫТО’. Музей оказался меньше, чем я запомнила, — размером с книжный магазин ‘Сити Лайтс’, уже тысячу лет стоявший вниз по улице.
  — Без сотрудничества с полицией жизнь была проще, — сказал Норт. — Достоинство музейного консультанта оскорблено тем, что его не пускают в музей.
  — Внутри кто-то есть, — я указала на окна второго этажа. — Видишь луч фонарика?
  Норт выругался и выскочил из-за стола. Я перекинула свою красную сумку через плечо и перебежала через улицу, обогнав Норта.
  — А теперь я его не вижу, — сказала я, подбежав ко входу в здание. — Сейчас туман. Может, просто отразился свет автомобильной фары?
  Хотя я сама себе не верила. Внутри музея определенно мельтешил свет.
  — Нет, — Норт резко потряс головой. — Давай за мной.
  Мы поспешили вдоль по улице мимо антикварной лавки и художественной галереи, пока не дошли до узкого переулка, который привел нас к площадке для выгрузки товаров позади магазинов.
  — Где их машина? — пробормотал он, доставая мобильный телефон. Отвернувшись от меня, Норт с кем-то тихо разговаривал, так что я не смогла разобрать слов. Буквально через минуту он повернулся ко мне с покрасневшим лицом. — В музее не полиция.
  — Возможно, кто-то из персонала, — в моем голосе было больше убежденности, чем в душе. Эти мелькающие огоньки...
  Норт покачал головой и уставился на заднюю дверь.
  — По словам полицейских, внутри музея никого не должно быть.
  — Где будем ждать? — уточнила я.
  — Кого ждать?
  — Полицию.
  — И опять на сцене твоя очаровательная

naïveté*

  "наивность" (фр.)

. Полиция арестовала убийцу. У них есть более опасные преступления, чем незаконное проникновение через полицейское ограждение.
  — Никто не придет? А что если у Уильяма был сообщник? Или он вообще невиновен?
  Норт набрал какие-то цифры на кнопочной панели рядом с задней дверью. Замок щелкнул, и Норт с улыбкой открыл дверь.
  — После вас.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  — Ужасная идея, — прошептала я, когда мы с Нортом крались по ‘черному ходу’ музея, освещая путь фонариком моего мобильного, и тут же наткнулась на одну из коробок, сложенных у стены.
  — Ты права, — Норт, не понижая голоса, щелкнул выключателем. — Первое (или... запамятовал... семнадцатое?) правило воровства — вести себя так, будто ты у себя дома. Никто не обращает внимания на свет в окнах квартиры или офиса. А вот подозрительный луч фонарика внимание привлечет. Если бы свет просто был включен, ты бы проигнорировала. Ты морщишься, Джая? А кто из нас хотел попасть в музей?
  — А что, желание сохранить кусочек истории — это преступление?
  — В данном случае — да, ведь оно подразумевает незаконное проникновение.
  Мы подошли к очередной запертой комнате. Норт набрал код и, вновь достав ключ странной формы, вставил его в замок.
  — Так вот что значит высокий уровень защиты, — произнесла я, проходя в выставочный зал.
  — Тут еще и камеры есть, — Норт указал вверх на лепной потолок, но я не смогла разглядеть никаких камер. — Не беспокойся, я удалю файлы, как только мы тут закончим.
  — Разве убийца не мог поступить так же?
  — Уильям? Теоретически возможно, — неохотно признал Норт, — но крайне маловероятно. Суть не в этом, а в том, чтобы понять, что слу... — он замолчал, потому что лампочки замигали.
  У меня перехватило дыхание. Лампочки замелькали, когда мы пересекали пустое пространство, где до этого стояла ‘Женщина’.
  — Должно быть, проводка неисправна, — сказала я.
  — Интересно... Я сейчас вернусь. Не волнуйся, я ненадолго.
  В ожидании Норта я осмотрела скульптуры. Затейливые фигурки из песчаника располагались за стеклянными витринами, а большие скульптуры были выставлены открыто, чтобы посетители могли изучить их до мельчайших подробностей. Это относилось и к оставшимся панелям из иносказания о Пахтаньи Молочного Океана, центральный элемент которых теперь отсутствовал. Я вспомнила о проклятии. Того, чьи нервы были на пределе, мерцающие лампы музея могли навести на мысль о привидениях. Мерцали ли они так же в ночь убийства? Пытался ли преступник напугать Марджери? С какой целью? Может, преступников было несколько, и именно поэтому кто-то полагает, что пропавшая скульптура у Уильяма? И зачем приплетать колониальный закон, если решили запугать ее проклятием?
  Гарольд Лексингтон утверждал, что вывез скульптуры из Камбоджи в 1924 году, то есть до введения запрета. Однако он приехал в Сан-Франциско в 1925 году, а музей создал еще спустя годы. Интересно... в некрологе была ошибка или непроверенные данные?
  — Бу! — раздалось у меня под ухом. Непроизвольно отшатнувшись, я наступила кому-то на ногу. А поняв, что это Норт, не собиралась извиняться перед тем, кто однажды меня похитил.
  Норт длинно цветисто выругался.
  — Вот, что я получаю за разгадку тайны.
  — Ты ее разгадал?
  — Ну, не совсем. Я выяснил, что мы здесь одни. А для того, чтобы лампы мерцали, установили специальное устройство.
  — Чтобы Марджери поверила в проклятие, — подытожила я.
  — Или чтобы расшатать ей нервы. Чертовски действенно. Признаюсь, у меня чуть сердце не остановилось.
  — А раньше ты не замечал, чтобы лампы мигали?
  Норт покачал головой.
  — Должно быть, Уильям настроил его на время, когда они вдвоем работали допоздна.
  — Сейчас не так поздно, — заметила я. — И Уильям тоже волновался из-за проклятия.
  — Джая, этот человек убил свою жену. Он не сидел на месте. И наверняка позже изменил настройки таймера, чтобы сбить нас с верного пути.
  — Возможно. О чем ты говорил мне, когда лампы замигали? О том, что здесь ведется запись на камеру.
  — Да. Запись не удалялась в ночь преступления. И не была искажена. Камеры работали, и на пленке видно, как после ухода персонала Марджери заходит в кабинет. Она оставила дверь открытой. Позже Уильям вернулся в музей, чтобы поработать в своем кабинете. Он не подходил к ее двери, однако камера в холле показала, как она закрывается. Ни скульптура, ни Марджери не покидали кабинета. И все же полицейским пришлось взламывать дверь после того, как Уильям вызвал их, якобы услышав крик Марджери. Хотя я не могу понять, в чем состоял трюк, обеспечивший ему алиби. И — нет, здесь нет потайных ходов. Единственная тайная комната — большой сейф в кабинете Марджери, где хранилась скульптура до своего исчезновения.
  — В офисах нет камер? — спросила я.
  — Людям нужна толика уединения.
  — Ты можешь провести меня в кабинеты?
  Ступени узкой винтовой лестницы, ведущей в офисы на втором этаже, скрипели у нас под ногами. Вторым способом подняться наверх был грузовой лифт высотой в два моих роста, который использовали для перемещения скульптуры в сейф Марджери. У Норта были ключи от всех комнат. Он пояснил, что наличие нескольких ключей от одного кабинета послужило причиной установки задвижек, чтобы можно было не бояться вторжения посторонних.
  Пока я осматривала кабинеты Уильяма и Эмили, Норт прошел через холл к офису Марджери. Я нашла упоминание о скульптуре почти во всех папках, ведь она была центральным экспонатом музея и любимицей Уильяма. Эмили она тоже нравилось, и мне стало любопытно, правду ли говорил Уильям о том, что они с Эмили лишь хорошие друзья. Уильям упоминал еще и о том, что Эмили интересовалась проклятием.
  — Чем ты там занят, Норт? — крикнула я через холл.
  Когда он не ответил, меня, как уже неоднократно, поразила мысль, что он сам может быть причастен к краже. Но если так, зачем ему я? Может, он еще за чем-то охотился?
  Я нырнула под оградительную ленту и вошла в офис Марджери.
  — Земля вызывает Норта.
  — Ни черта не понимаю, — бормотал он.
  — Как Уильям все провернул?
  Норт кивнул, не отрывая глаз от двери, через которую я вошла.
  — Я думала, тебе неинтересен способ, главное — вернуть скульптуру.
  — Как я смогу предотвратить подобное в будущем, если не понимаю, каким образом скульптура весом в сотни фунтов исчезла не только из надежного сейфа, но и из запертой изнутри комнаты?

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  — Раз уж мы на месте преступления, расскажи что произошло.
  Норт теребил воротник и нервно оглядывал комнату.
  — В последнее время Марджери и Уильям не ходили в музей вместе. Вечерами после закрытия Марджери работала одна в своем кабинете. Она доверяла моей охранной системе и не предполагала, что ее убьет один из тех, у кого есть возможность проникнуть в музей — Уильям, Эмили или Клей.
  — Она работала в этом кабинете?
  — Ее нашли там, — Норт указал на угол. — Марджери ударили тяжелой бронзовой статуэткой, которая стояла на столе.
  — Говоришь, Уильям слышал происходящее?
  — Да. Уильям прибыл уже после Марджери и прошел в свой кабинет. Камеры это подтверждают.
  — Почему они оба работали так поздно?
  — После того как центральный экспонат убрали из выставочного зала, они искали, чем его заменить, поэтому и работали сверхурочно. Уильям говорит, что видел свет в открытой двери кабинета, но внутрь не заглядывал. И опять же, это подтверждают камеры. Через несколько секунд они показывают, как дверь закрывается. Она распахивается вовнутрь, так что на камерах не видно, кто именно закрыл ее.
  — Но ведь позже в комнате обнаружили только Марджери — больше никого.
  Норт кивнул.
  — Да, к тому времени, как приехала полиция. Уильям утверждает, что услышал крик Марджери и выбежал из своего кабинета. Однако учти: камеры не записывают звук. Уильям пытался войти, но дверь была заперта изнутри. Когда жена не откликнулась, он набрал 9-1-1. Взломав дверь, полицейские обнаружили мертвую Марджери Лексингтон. Одну. Сейф был распахнут настежь, а скульптура исчезла.
  — Здесь нет ни одного окна.
  — Окна только в музейной части здания. Так что думаешь?
  — Думаю, мне нужно подкрепиться. В одиночестве.
  
  Однако в одиночестве мне есть не пришлось. Мой лучший друг Санджей между своими представлениями оказался в городе и согласился пообедать в камбоджийском ресторане в

Мишен Дистрикт*

  Mission District — старейший район Сан-Франциско. Здесь преимущественно проживают мексиканцы, которые составляют половину населения района, а другая половина — это афроамериканцы, азиаты, поляки, немцы и ирландцы. Район знаменит своей настенной живописью. На многих улицах стены зданий и заборы украшает граффити. Здесь расположено множество кафе и ресторанов, предлагающих мексиканскую, сальвадорскую, гватемальскую и никарагуанскую кухню, а также лотков, где уличные торговцы бойко торгуют едой.

. Успешный фокусник, выступавший под псевдонимом Ганди Гудини, он обладал большим самомнением и еще большим сердцем. В какой-то короткий промежуток времени я задумывалась, могут ли наши дружеские отношения перейти в нечто большее, но этому не суждено было случиться. Я влюбилась в другого, а Санджей, с которым я виделась по нескольку раз в неделю и так же часто спорила, больше походил на моего брата, чем мой родной брат Махилан.
  Как фокусник, Санджей мог проанализировать невозможные на первый взгляд события. В состоянии бодрствования он большую часть времени обдумывал, как одурачить публику. Но когда я за ланчем из рыбы амок по-камбоджийски и салатом с тертым манго рассказала ему о деле, он откинулся на спинку стула и покачал головой.
  — Не понимаю, как такое возможно, — сказал он.
  — От тебя ожидалось совсем другое. Я надеялась, что ты не снял ‘котелок’ во время обеда лишь потому, что собирался вытащить оттуда скульптуру в миниатюре или что-то, что пролило бы свет на ее исчезновение.
  — К прискорбию, нет.
  Он приподнял шляпу и, прежде чем быстро вернуть ее на место, скривился. Его густую черную шевелюру покрывала широкая марлевая повязка.
  У меня перехватило дыхание. Повязка тянулась от левого уха больше чем на три дюйма.
  — Неудачное время для новой иллюзии, — сказал он. — Восемь швов.
  — Как ты себя чувствуешь? Когда это случилось? Почему мне не позвонил?
  Он ухмыльнулся.
  — Это случилось в Лос-Анджелесе. И я в порядке. Меня больше беспокоят волосы.
  Я успокоилась и рассмеялась. Ну, конечно. Бегали бы за ним фанатки из ‘Героини Ганди Гудини’, если бы не его пышная шевелюра? Похоже, им подвернулась возможность проявить нежность и заботу.
  — А что? — вопросил он. — Это мой источник дохода. Я должен выглядеть на все сто. Пока не заживет, придется выступать в тюрбане, а это исключает все иллюзии с волшебным котелком.
  — Ты на обезболивающих? Может, поэтому и не получается разрушить эту иллюзию невозможности?
  — Не-а. Если в кабинете Марджери Лексингтон и впрямь нет секретных выходов и видеозаписи не фальсифицированы, камбоджийское проклятье, похоже, единственное объяснение. В которое я, безусловно, не верю. И остается лишь...
  Я перегнулась через стол.
  — У тебя есть идея?
  Официантка выбрала именно этот момент, чтобы принести кофе и тыквенно-кокосовый пудинг на десерт, который, к слову, мы не заказывали.
  — За счет заведения, — она смущенно улыбнулась Санджею. Милашка. Интересно, подсунет ли он ей одну из своих визиток?
  — Так тебя осенило? — напомнила я.
  Я положила сахар в кофе, не сводя глаз с Санджея. И поплатилась за это. Сделала глоток и передернулась. Кофе с солью и тайским перцем — странное сочетание даже для меня.
  — Это могло быть видео реальной ситуации, но в другое время. Что, если все случилось другим вечером? Должно быть, именно так.
  Я покачала головой.
  — Я думала об этом. Эксперт по безопасности подтвердил, что записи не были фальсифицированы. Кроме того, они показывают все, что произошло.
  — Эксперт по безопасности? Почему ты с ним работаешь? Меня так увлекла эта головоломка, что я даже не спросил, почему ты над ней бьешься?
  — Потому что это пропавшая часть истории.
  — Ты прочитала о ней и предложила свои услуги?
  — Не совсем, — промямлила я.
  Санджей понюхал пудинг. Он был осторожным едоком и с подозрительностью относился к незнакомым блюдам.
  — Ты что-то недоговариваешь, Джая.
  — Тебе следует оставить официантке свой номер.
  — Почему ты думаешь, что я этого уже не сделал? — Усмехаясь, он непринужденно вертел между пальцев визитку размером с игральную карту. — А сейчас ты хочешь меня дезориентировать. Меняешь тему. Разве у тебя нет настоящей работы: все эти лекции, к которым нужно готовиться?
  Он был прав. И это очень раздражало.
  Я оставила Санджея флиртовать с официанткой и направилась в кампус готовиться к лекциям. Лейн уезжал работать за границу, и мне следовало проводить время с большей пользой, чем решать проблемы для Генри Норта. Но в таком случае надо смириться с потерей уникальной камбоджийской скульптуры. Я ожидала, что если Уильям действительно виновен, он может пойти на сделку с прокурором и добиться смягчения приговора в обмен на возврат культурной ценности.
  Как ни старалась, я не могла сосредоточиться на лекции. Уильям, испытывающий чувство вины, и мистификация с проклятьем не складывались в одно целое. Я что-то упускала.
  
  На следующий день я узнала, что мои сомнения оправдались. Уильяма отпустили под залог, а приехав домой, он стал жертвой покушения.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  Уильяма пытались отравить. Он выжил, но был очень плох.
  Норт просил меня встретиться с ним в больнице, где он находился вместе с сестрой Уильяма и его коллегой Эмили. Я отказалась. Не хочу больше совать нос в убийственные дела Лексингтонского музея. Я надеялась, что скульптура вернется, но хватит с меня игр в детектива.
  Если бы все было так просто.
  
  В понедельник утром Норт ждал меня в моем кабинете. Признав поражение, я вывесила объявление на двери, что освобожусь через пятнадцать минут.
  — Полагаю, мне нужно уложиться в это время, — сказал Норт. — Ты была права: виновата любовница, а не муж.
  — Я не так сказала; а просто, что не уверена, что это Уильям.
  — Головастая.
  — И не была Эмили его любовницей. Ее арестовали?
  — Кем бы она ему ни была, ее пока не арестовали. Однако Уильям отравился любимым лакомством: печеньем из миндальной муки без сахара с острыми сухофруктами из Камбоджи, которые замаскировали вкус яда. Печенье испекла Эмили — якобы, чтобы отпраздновать его освобождение. Уильям успел вызвать скорую, и она не смогла избавиться от улик.
  — Ужасно. Но раз я не разбираюсь в ядах и это не светский визит, ‘Женщину’, видимо, еще не нашли?
  Объяснение Норта прервал стук в дверь. Я сказала студенту, что буду через несколько минут.
  — Что сказал тебе этот юный негодяй? На тебе лица нет.
  Я прислонилась к двери, мысли лихорадочно крутились в голове.
  — Слова ни при чем. Но само вмешательство. — Я задумалась обо всем, что узнала в эти три дня. — Закрытая дверь кабинета... Жгучая соль вместо сахара... Марджери обрила голову для благотворительности...
  — Ты поняла, — прошептал Норт.
  — Возможно. — Мой взгляд остановился на Норте. — Узнай для меня кое-что. — Я написала вопросы на клочке бумаги и протянула ему. — Позвони, когда найдешь ответы.
  Он нахмурился.
  — Медицинская карта? Откуда я ее возьму? Первое совершенно определенно не подлежит разглашению.
  — Когда это тебя останавливало?
  — И то верно.  

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  К концу лекций Норт ждал меня у кабинета.
  — Ты оказалась права, — сказал Норт. — У нее была меланома четвертой стадии. И она умерла не от удара, а от передозировки морфия. Как ты поняла? И какое это имеет значение?
  — Единственное разумное объяснение казалось маловероятным, пока не состыковался последний факт. Но Марджери Лексингтон не только из-за болезни совершила самоубийство...
  — Самоубийство?
  Я кивнула.
  — Именно так произошло невозможное преступление.
  — Ты забыла о покушении на Уильяма. Если она не восстала из могилы...
  — И это я тоже могу объяснить. Давай начнем сначала. Марджери и Уильям фактически разошлись. Статьи в газетах подтверждают слова Уильяма, что она была членом благотворительного общества Сан-Франциско, а Уильям занимался научной работой в музее и не высовывался. Другими словами, она стремилась быть значительной. Всегда на переднем плане и в центре внимания. Она лишь притворялась беспомощной жертвой, когда наняла тебя.
  — Я этого и не говорил, — возразил Норт.
  — Она сказала тебе, что боялась писем, проклятия. Я должна была понять еще раньше из разговора с Уильямом, что проклятия не существовало. Марджери сама придумала его месяц назад.
  — Проклятие было, — рявкнул Норт.
  — Скажи мне, почему мы так решили?
  — Об этом писала ее бабушка, Сара. Есть документ. Разве вы, историки, не об этом печетесь — об исторических документах?
  — На самом деле в рассказах бабушки и дедушки говорится лишь о том, что их предупредили. Естественно, предупредил рассерженный камбоджиец, чье наследие они украли.
  — Марджери говорила, это было проклятие, а не предупреждение, — начал Норт и тут же выругался. — Вот я себе и ответил.
  — Боюсь, именно так. Все, что известно о проклятии, рассказала Марджери в прошлом месяце. Она и мужа обработала, когда стала получать письма с угрозами, которые, естественно, отправляла самой себе. И только после этого рассказала подробности о смерти деда и ‘призналась’ Уильяму, что скрывала их, поскольку ее бабушка боялась проклятия. Марджери не рассказывала Уильяму о смерти отца, потому что это, вероятно, было для нее болезненно, и теперь воспользовалась возможностью выдумать ‘загадочные обстоятельства’.
  Норт выругался.
  — До ее смерти в сети не было ни одного упоминания о проклятии, — продолжала я. — И о нем ничего нет в архивах музея. Я сначала решила: это потому, что их интересовали факты, а не погоня за сенсациями, — а потом поняла, что причина в том, что проклятия никакого не было.
  — Она ненавидела его, — сказал Норт. — За то, что заставлял чувствовать себя пустышкой и эмоционально привязался к Эмили. А еще Уильям и Эмили любили эту скульптуру...
  — Она умирала, — сказала я. — И никому не сказала об этом. Сказала, что побрила голову для благотворительности. Они с мужем фактически жили раздельно, так что несложно было сыграть этот спектакль. Озлобленной и одинокой Марджери пришла в голову мысль обвинить Уильяма в своей смерти. А если его не арестуют, он умрет, приготовив свой любимый десерт. Она наверняка знала, что ее может ждать провал. И на этот случай лишила его обожаемой скульптуры.
  — Как она убила его из могилы?
  — Она подсыпала яд заранее.
  — Она не была монстром, способным убить случайного человека, — сказал Норт. — Одно дело убить ненавистного мужа, но невинного человека... Не думаю.
  — Я тоже. Любимое печенье Уильяма домашнего приготовления, и в нем есть необычный ингредиент. Не думаю, что кто-то еще захочет такое есть. Марджери знала, что отравится только Уильям.
  — Почему невозможное преступление? Если в первую очередь она хотела подставить Уильяма, зачем создавать ситуацию, обеспечивающую ему алиби?
  — Не думаю, что она хотела этого. Вспомни, Марджери была в музее одна. Скульптуру уже переместила из сейфа в другое место. Она планировала принять морфий, чтобы все выглядело так, будто кто-то хотел заставить ее открыть сейф и случайно ввел сверхдозу препарата. Она собиралась оставить открытыми двери сейфа и кабинета...
  — Когда в музей неожиданно заявился Уильям, — продолжил Норт, — она уже привела план в исполнение, поэтому должна была запереть дверь.
  — Она должна была быстро что-то придумать. Ввела себе остаток препарата, стала кричать и обрушила на себя тяжелую скульптуру, чтобы выглядело так, будто кто-то ударил ее.
  — А я-то думал, что я — король запасных планов, — пробормотал Норт, — но Марджери меня обставила. Убить себя и обвинить Уильяма. А если не попадет в тюрьму, убить его из могилы. Или, по крайней мере, лишить удовольствия наслаждаться своей любимой скульптурой. Чертовски гениально.
  — У нее был и четвертый план, — сказала я.
  Норт приподнял бровь.
  — В письмах упоминался французский закон о колониях, помнишь? Хочешь пари: когда мы найдем барельеф, рядом с ним окажутся доказательства того, что дед Марджери не покидал Камбоджу до 1925 года. Ну или хотя бы результаты ее расследования, которые ставят под сомнение время вывоза скульптуры. Так или иначе, ‘Женщина’ Уильяму не достанется.
  — Жаль, что тебе не достанется заслуженное вознаграждение, Джая. Тайна раскрыта, но скульптура потеряна навсегда.
  — Неужели?
  Норт уставился на меня.
  — Ты знаешь, где она?
  — Думаю, да. Она там, куда ее могла спрятать только Марджери. Если подумать, это очевидно. Место, о котором могла подумать только она.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

  
  Когда Уильям очнулся на следующий день, рядом с ним была Эмили. Полиция вышла на подрядчика, которого наняла Марджери ‘починить’ разрушенное землетрясением заднее крыльцо. Работник через переводчика подтвердил, что его ‘из сентиментальности’ попросили закопать старую плиту из песчаника и щедро заплатили за то, чтобы он в определенную дату отправил письмо.
  Полиция откопала ‘Пахтальщицу-Женщину’ под отремонтированной скамьей, которую, как думал Уильям, Марджери решила починить из-за их любимого бегемота. Барельеф был завернут в пленку вместе с документацией о том, что он был доставлен в Америку в 1925 году. Ему было не так уж плохо под бегемотом Уильямом — прямо под его пятой точкой.

    Мне всегда нравились детективы Золотого века: короткая форма и сюжеты, построенные на головоломках. Такие писатели, как Джон Диксон Карр, Клейтон Роусон и Эллери Квин озадачивали читателя своими детективами о запертых комнатах или иных невозможных преступлениях (подробнее читайте в предисловии Дугласа Грина).
    Когда я взялась за первый рассказ, то решила, что это будет головоломка, построенная на принципах ‘честной игры’, когда читателю подбрасываются все подсказки. Я не была уверена, способна ли написать детектив с невозможным преступлением, но хотела попробовать. В библиотеке Сан-Франциско я за один день написала от руки рассказ "Тень от реки". Трюк в нем был простенький, но я была так горда, что получилась законченная история, что подала ее на конкурс рассказов для случайных антологий, и рассказ приняли. Я совершенствовалась, сюжеты становились более запутанными; я всегда стремилась придумать невероятную загадку, которая поставила бы читателей в тупик.
    Когда мы с Дугом Грином встречались в прошлом году на вечере "Malice Domestic", он спросил меня об идеях для запертых комнат, которые я использовала в рассказах. До этого момента я не понимала, что создавать запертые комнаты мне помогала знаменитая "Лекция о запертой комнате" Джона Диксона Карра. Я вкладывала всю душу в поиски неожиданного и уникального решения для каждой истории и не сознавала, что следовала традициям авторов, которые некогда меня вдохновили.

    А теперь, читатель, я брошу тебе вызов: сможешь ли ты классифицировать способ преступления, используемый в каждой истории, согласно "Лекции о запертой комнате"? Подсказка: есть по крайней мере одна история, в которой применяется не один способ.
    И еще один вызов: в рассказах спрятана парочка "пасхалок" — хитроумно спрятанных отсылок к моим любимым персонажам и авторам. Поклонники Элизабет Питерс, Аарона Элкинса и Джульетты Блэкуэлл, надеюсь вы заметите реверансы в сторону этих потрясающих авторов.

    Автор из списка бестселлеров ‘USA Today’ Джиджи Пандиан родилась в семье антропологов — уроженцев Нью-Мексико и южной оконечности Индии. В детстве родители таскали ее по всему миру, а сейчас Джиджи осела в районе залива Сан-Франциско. Она пишет серии: "Джая Джонс — охотница за , "Загадки нечаянного и рассказы о запертых комнатах. Произведения Джиджи были удостоены премий, присуждаемых "Malice Domestic" и "Lefty", а также номинировались на премию "Макавити" и "Агата".