Dead Leaves by Antonia Fraser (ss) Ellery Queen's Mystery Magazine, August 1987; Jemima Shore at the Sunny Grave: And Other Stories, 2014

   Первое, что я заметила, были листья. Вернее, их нехватка. Безбрежный океан сухих коричневых листьев, который лежал во дворе перед домом Джарвиса в октябре и оставался много недель нетронутым (сейчас был конец ноября), — внезапно исчез. Или хотя бы отчасти исчез — в том углу, который я могла видеть. В обычной ситуации я была бы в восторге. Я ненавижу беспорядок, и океан мертвых листьев раздражал меня. Но ситуация не была обычной. Она означала, что Галина Джарвис вернулась. И мое сердце ушло в пятки, когда я подумала о Маркусе. Видимо, уборка листьев была первым действием Галины — чтобы сообщить миру и Маркусу, что она возвратилась.
   И конечно, когда я поднялась в свою спальню, из окна которой могла увидеть больше, — я заметила Галину Джарвис в вишнево-красной шерстяной шапке, которую она всегда надевала во время уборки листьев, чтобы не замерзнуть. Она лишь начала справляться с кучей листьев, которую ей предстояло переместить. С ее стороны было вежливо (у Галины прекрасные манеры во всем, что не касалось мужчин и денег) начать с угла, ближайшего к моему дому. Это заняло у нее некоторое время.
   Позже полиция сообщила мне, что уборка листьев была ее последним действием.
   
   Тело Галины было обнаружено в задней части двора за огромной кучей черных пластиковых пакетов, уже заполненных листьями. Она не закончила работу. Листья оставались под телом и вокруг него. На следующее утро почтальон заметил ее красную шапку и подошел посмотреть. На ней все еще была вишнево-красная шерстяная шапка. Ключ от дома лежал в кармане. В холодной руке она сжимала метлу — Галина Джарвис, прекрасная в жизни, но вряд ли столь же прекрасная в смерти (на самом деле я не спрашивала полицейских, как она выглядела), которой нанесли много жестоких ударов ее собственной лопатой.
   Детектив, расследовавший это дело, сказал мне, что одного удара было бы достаточно.
   — Достаточно для бедной погибшей леди. Но не для него. Я имею в виду убийцу. Он специально приехал в город ради этого.
   — Значит, это был мужчина? — деликатно спросила я.
   — Конечно. Сильный мужчина. Хотел бы я посмотреть на женщину такой силы — даже в наши дни, что бы они там не говорили…
   Было не совсем понятно, кто такие “они”, но мне показалось, что детектив таким образом выразил робкий протест против усиливающегося женского равноправия. Поскольку я была согласна с ним (к чему самореклама, если мы прекрасно добивались желаемого столетиями?), я не стала возражать. Кстати, сама Галина Джарвис тоже согласилась бы с ним: ее отношение к жизни и мужчинам было исключительно старомодным.
   — Нет, такое жестокое убийство — не женское преступление. Это совершил мужчина, причем молодой.
   — Я рада оказаться вне подозрений, инспектор, — скромно сказала я. — По двум причинам: возраста и пола.
   Инспектор Портсмут улыбнулся и похлопал меня по колену. Видимо, он считал, что мой возраст дает ему право на это.
   — О, миссис Ландгорн, нам никогда не приходило в голову подозревать таких очаровательных пожилых леди, как вы. Вы скорее относитесь к типу людей, раскрывающих преступления в детективах, которые читает моя жена. Она говорит, что это отвлекает ее от мыслей о моей работе.
   Я в свою очередь благосклонно улыбнулась: я и вправду люблю подумать.
   — Не забудьте, инспектор, что я свидетельница. Я имею в виду листья и время. В этом вопросе я могу быть совершенно точной. Я переходила площадь в час, поскольку почта закрывается на обед в час пятнадцать. Владельцы — такие приятные люди! Их фамилия Сингхи. Мы когда-то встречались с ними в Кении. Не смейтесь: это связывает, даже если я с моим последним мужем ездила на сафари в тридцатых, а миссис Сингх занималась совершенно другим. Я очень довольна, что мы стали соседями. Возвращаясь к листьям: когда я проходила, Галина Джарвис убирала их. И я сказала миссис Сингх, которая стояла за прилавком: “Миссис Джарвис вернулась”. В час пятнадцать они закрылись. Затем я пошла в магазин, потом к парикмахеру: я по-прежнему люблю хорошо выглядеть. Я выпила чашку кофе с печеньем в так называемом новом “Венском кафе” — очень приятно зайти туда после парикмахера. Я вернулась в шесть — я запомнила время, потому что заглянула к Сингхам по пути, чтобы купить “Стандарт”. Конечно, было уже темно. Я никак не могла увидеть… — Я замялась. — Ее, — наконец произнесла я.
   — Мы точно знаем, что куча листьев утром была высокой, — произнес инспектор. — Соседи с обеих сторон — в домах 35 и 37 — сказали, что листья были нетронутыми, когда они утром шли на работу. “Двор выглядел заброшенным, — заявил служащий в Сити мистер Кевитт из дома 35, — весь этот месяц”. Он удивлялся, что никто не пытался ограбить дом: на нем просто было написано, что там никого нет. Его собственный дом выставлен на продажу и находится рядом с домом Джарвисов; поэтому все думают, что он тоже выставлен на продажу из-за этой груды листьев.
   — Преступления не случилось за время ее отсутствия, — задумчиво произнесла я, — зато величайшее преступление совершилось сразу же после того, как она вернулась. То, что в результате она лишилась жизни, ее не извиняет. Инспектор, я должна вам честно сказать: Галина Джарвис всюду приносила беду, и ее убийство — последнее тому доказательство.
   Похоже, инспектор был поражен таким высказыванием. Услышав его, он перестал похлопывать меня по колену.
   Я расскажу вам о листьях. Перед нашими домами на Ноттинг-сквер находятся мощеные участки. Мы их называем передними дворами, хотя скорее следовало бы называть их гаражами — но это совершенно неподходящее слово для Ноттинг-Сквер, сохранившей свой изысканный облик таким же, каким он был во времена Регентства. В любом случае передний двор — это не сад, а участок за высокой оградой, отделяющий дом от дороги. Разумеется, у нас есть и сады, прекрасные сады — но они находятся позади домов, скрытые от посторонних взглядов.
   Некоторые из нас сажают во дворе пару лавров или разбивают клумбу с розами флорибунда — мне порой это кажется бесполезным. У меня самой растет большая магнолия, которую я посадила около тридцати лет назад, когда родился мой внук Маркус. Однако дворы все равно выглядят унылыми и темными. Они нужны лишь для того, чтобы отделить нас от суеты внешнего мира на расстоянии пятнадцати ярдов от скромных молчаливых домов Ноттинг-сквер под сенью высоких деревьев, укрывающих и защищающих нас.
   Приходит осень — и листья падают вниз непрестанным потоком, кружатся, несутся, плывут, летят в зависимости от погоды. Быстро или медленно — они продолжают падать. С этим ничего не поделать. Несколько человек в рабочей одежде неохотно убирают листья с улиц в черные пластиковые мешки и через неделю-две (мне кажется, это слишком долго) вывозят их. Но о своих дворах мы заботимся сами.
   Я люблю убирать листья. Это не тяжелая работа. У меня есть метла, подходящая для моего маленького роста (на который намекнул инспектор с тяжеловесной любезностью) — а сознание, что предстоит убирать листья завтра и послезавтра и на следующие дни, придает этой работе оттенок вечности. Предполагается, что листья должен убирать Маркус, мой внук, живущий в квартире в подвальном этаже дома, — как и выполнять другие работы, которые мне не под силу. Однако на самом деле, как я порой замечаю с усмешкой, все происходит иначе. Это я люблю превращать хаос в порядок, чего нельзя сказать о Маркусе. Но у него будет достаточно времени, чтобы измениться, пока я совсем не ослабею. К тому же, подметая двор, вы наблюдаете за происходящим в мире, не правда ли?
   Например, когда я подметала год назад в прошлом октябре — ранним утром, потому что я люблю заниматься этим с утра, — я обнаружила, что мой внук Маркус проводит ночи с Галиной Джарвис. Те ночи, которые она не проводила со своим богатым испанским обожателем, приезжавшим к ней в “Мерседесе” — порой с водителем, порой без него. И в том году в конце сентября, убирая первые листья, предвестники грядущей падучей армии, я заметила, как и с кем Галина Джарвис уехала отдыхать.
   Разумеется, она уехала с испанцем. Кто еще из ее нынешних поклонников мог обеспечить ей роскошь, которую она желала? Явно не Маркус — он принадлежал к другой армии: той, что не падает с неба, а валяется на улицах или, в случае Маркуса, на моем диване — армии безработных. Не удивительно, что порой Маркус впадает в депрессию, и я требую, чтобы он пошел в спортзал и потренировался — в спортзал, а не в паб.
   Чарли Джарвис, несчастный муж Галины, тоже не мог увезти ее отдыхать: беспечная расточительность Галины его уже разорила. Бедный Чарли Джарвис! Не удивительно, что он ненавидит ее — вернее, ненавидел, так как она хоть и разорила его, но ухитрилась удержать дом — прекрасный собственный дом на Ноттинг-сквер. Чарли Джарвис родился в этом доме. Он всегда любил его, даже когда был бойким мальчуганом. А сейчас он живет в крохотной квартирке-студии, совмещающей спальню, гостиную и кухню. Если бы он не должен был жить недалеко от своего нового офиса на Кенсингтон Хай-стрит, ему было бы лучше уехать подальше от мучительных воспоминаний. Кажется, наши дома стоят сейчас целые состояния — во всяком случае, так мне говорили. Мне это неважно, потому что я родилась в доме на Ноттинг-сквер и надеюсь, что мне повезет в нем умереть. Но я не хочу умирать в одиночестве: везение означает, что Маркус будет здесь, чтобы присмотреть за мной.
   — О, миссис Ландгорн, вам не следует так говорить о смерти, — сказала миссис Сингх, когда я упомянула о чем-то подобном. — Я уверена, что Маркус тоже так не думает, — ласково добавила она. — Он любит свою старую бабушку.
   Миссис Сингх знает все о Маркусе. Наверное, она знает также о Маркусе и Галине. Миссис Сингх знает, что я буду зависеть от заботы Маркуса, когда придет время, и я не смогу больше заботиться о нем.
   Я никогда не рассказывала Маркусу о том, что я увидела тем сентябрьским утром: во-первых, Галину с дорогими чемоданами, на которых были штампы дорогих брендов. (Как это вульгарно! Во всяком случае, в мое время это считалось вульгарным.) Во-вторых, испанца, который осторожно покидал дом: он оглядывался налево и направо, подняв воротник своего пальто из верблюжьей шерсти; но все же он не смог удержаться от поцелуя, быстрого поцелуя ее мягкой пухленькой щечки, когда они выходили из дома вместе.
   (Как она выглядела после смерти? Но я не могу спрашивать об этом полицию при таких обстоятельствах.)
   Конечно, я не рассказала Маркусу о том, что увидела. Так же, как не рассказала ему, что она вернулась. Я думаю, инспектор Портсмут поверил мне; он вправду много раз спрашивал меня об отношениях Маркуса и Галины, о чувствах Маркуса к Галине и даже об их разрыве. Как я объяснила инспектору — это уже дело прошлого.
   — Миссис Ландгорн, — терпеливо сказал инспектор, — вы понимаете, что ваше свидетельство о времени чрезвычайно важно? Мы уже говорили об этом… (Действительно говорили. Много раз.) Мне не следует напоминать леди с вашим… (“Какое слово он собирается употребить?”) жизненным опытом, — продолжил он с улыбкой, — о том, как важна в данном случае точность.
   Нет, ему вправду не следовало об этом напоминать, потому что я знала так же хорошо, как инспектор, что у Маркуса было несокрушимое алиби на обеденное время. Он был в нашем местном пабе, где его хорошо знают. Он пришел в двенадцать тридцать при множестве свидетелей и ушел ближе к закрытию около трех, после того, как пообедал и выпил несколько напитков. Затем он пошел в кино на Ноттинг Хилл Гейт, тоже при множестве свидетелей, так как он часто ходит туда в это время; зал был полупустым, и билетерша клянется, что он не выходил до пяти. По словам инспектора “Джентльмену несложно выскользнуть”. Но Маркус сидел на противоположной стороне зала от мужского туалета и ни разу не вставал с места. А в пять часов, когда он вернулся, Галина была уже мертва.
   — Итак, миссис Ландгорн, если вы видели, как Галина убирала листья в час дня…
   — Видела, инспектор, — сказала я твердо. — Я точно помню это. Я сообщила об этом миссис Сингх, и она тоже это помнит.
   — Деньги, миссис Ландгорн, — отрывисто произнес инспектор. Я заметила, что он стал менее вежливым и начал говорить со мной не как с милой пожилой леди, а как с противником. — Вы дали вашему внуку деньги на паб и кино. Разве это не странно? До этого вы говорили нескольким людям, что не одобряете его посещений паба.
   — Странно? — Я нахмурилась, надеясь, что это выглядит как искреннее удивление. — У бедного мальчика нет денег…
   — А может быть, и не странно. Может быть, вы хотели, миссис Ландгорн, убрать вашего внука на определенный период — скажем, с двенадцати тридцати до четырех — и вы выбрали такой способ. Чтобы быть уверенной. Но, конечно, если Галина Джарвис, которую видели только вы, не была жива в час, а мертва до двенадцати тридцати…
   — Видела только я, инспектор? Почему вы так решили? О, нет-нет-нет. Миссис Сингх видела Галину Джарвис. Разве она вам не сказала? Знаете, как они относятся к полиции — боюсь, не слишком ей верят. Но я уверена, что она вам скажет. Когда я сказала ей, что миссис Джарвис вернулась, миссис Сингх вспомнила, что миссис Джарвис не оплатила счет — довольно приличную сумму — за сигареты, журналы, газеты за несколько месяцев, которые она заказала еще до того, как выставила Чарли Джарвиса из дома. “Миссис Сингх, — сказала я, — вы найдете ее, если придете сейчас. Она убирает листья в своей вишнево-красной шапке”. Миссис Сингх пошла сразу после того, как закрыла на обед. И она видела Галину Джарвис, хотя, боюсь, не получила у нее чека. “Сейчас неподходящий момент, миссис С.,” — сказала Галина со своим томным видом, с метлой в руках. Бедная миссис Сингх не смогла настоять на своем — Сингхи такие вежливые. А теперь… — я скромно замолчала. Я не думала, что кто-то из троих мужчин, связанных с Галиной, заплатит за нее: ни испанец, ни Маркус, ни Чарли Джарвис, хотя теперь он вернет свой любимый дом. Галина не составляла завещания, пока бракоразводный процесс шел полным ходом.
   Значит, в будущем году Чарли Джарвис будет убирать листья в доме 36 — по крайней мере, предположительно. Конечно, он может нанять кого-то для черной работы или изменить форму внутреннего дворика. Сколько времени понадобится полиции, чтобы выйти на Чарли Джарвиса? Я не расположена им помогать — особенно после неприятных замечаний инспектора. К тому же меня иногда обвиняют в том, что я лезу не в свои дела — так что я решила в будущем держаться подальше от дел Галины Джарвис.
   Пускай инспектор Портсмут занимается расследованием сам — теперь, когда он избавился от дурацкой навязчивой идеи насчет моего внука Маркуса и его угроз Галине и испанцу, которые он якобы слышал.
   “Когда она вернется, я с ней разберусь”, — бросил Маркус в пабе. Это было так глупо и опасно. Не удивительно, что мне пришлось что-то быстро сделать, когда я увидела, что Галина вернулась. Потому что мне нужен Маркус, чтобы заботиться обо мне в будущем, до конца моей жизни на Ноттинг-сквер.
   Что касается Чарли Джарвиса — вряд ли он сочтет разумным рассказывать полиции о телефонном звонке. Ему будет трудно объяснить, что произошло, когда он пришел туда. Я думаю, все дело в объявлении о продаже дома, которое он увидел на ограде. А также в коротком телефонном звонке и вопросе, знает ли он, что Галина вернулась со своим прекрасным испанским приятелем и выставляет дом на продажу? Я всегда поддерживала связь с Чарли и помнила его номер телефона наизусть. После того, как он переехал в свою квартирку, он с интересом слушал мои сообщения о происходящем в саду его дома. Это было моим единственным участием в случившемся — сущая мелочь. Не думаю, что стоит беспокоить инспектора рассказом об этом. К тому же Чарли был слишком взволнован, чтобы заметить, что объявление о продаже висит на ограде соседнего дома.
   Сколько было ударов? Он всегда был таким вспыльчивым мальчуганом и устраивал сущий кошмар на вечеринках Маркуса. Но не стоит думать об этом слишком много.

   — Теперь вы сможете как следует позаботиться о себе, миссис Ландгорн, — сказала миссис Сингх сегодня утром. — И Маркус тоже. Он должен заботиться о своей бабушке.
   — Он будет заботиться, миссис Сингх, — ответила я. — В конце концов, я только что позаботилась о нем.

Вот хороший пример по настоящему идеального преступления. Даже если полиция найдет того, кто непосредственно нанес удар, истинная виновница произошедшего останется в стороне. Ее даже за подстрекательство к убийству нельзя привлечь, она ведь просто сообщила новости.

  Мое первое впечатление от прочитанного — насколько разнообразен этот жанр. И как со временем разрушили (в хорошем смысле этого слова) все эти рамки, в которые упорно пытались и что греха таить, пытаются до сих пор, "зажать" жанр криминального произведения.