House Poison by Antonia Fraser (ss) Jemima Shore at the Sunny Grave: And Other Stories, 2014

   Я могу точно вспомнить, с чего началось несчастье, — с пари. Так я и сказал этому сыщику Томлинсону. Я был в привилегированном положении — потому что я все знал, ведь так?
   — Мы оба знали, — говорит Белла, и в ее робком голоске звучит упрек, — мы оба служили полковнику и леди Сисси. — Затем она щелкает языком — отвратительная привычка.
   Вернемся к началу: к пари. Белла находилась на кухне, а я подавал напитки — ПО, как называл их полковник. Предобеденные. У него были прозвища для всего, связанного с выпивкой. Послеобеденные напитки назывались последышами и были редкими, а У — утренние — дозволялись еще реже. На моей памяти У употреблялись лишь по случаю дней рождения и сильных морозов.
   Как я рассказал этому парню Томлинсону, полковник не был горьким пьяницей все те годы, когда я жил в поместье, — и, поверьте, я знаю, о чем говорю. Но он был упрямым и самоуверенным пьяницей. Мне пришлось несколько раз объяснить это Томлинсону прежде, чем до него, наконец, дошло — и тогда он произнес банальность вроде: “Он мог себе позволить самоуверенность”, при этом возмущенно осматривая поместье.
   — Мог или не мог — но он был самым упрямым из всех людей, кого я знал, — возразил я и шутливо добавил, — из всех джентльменов.
   Томлинсон лишь вздохнул, и тогда я закончил:
   — У него было свое мнение насчет выпивки.

   С этого все и началось. С выпивки. В газетах были заголовки: “Яд в поместье” и прочая чепуха, но поместье было ни при чем, (по крайней мере, в том смысле, который газетчики имели в виду) — дело было лишь в битве виски с коктейлем. “Целебный виски”, как называл его полковник, против “Домашнего яда” — любимого коктейля леди Сисси.
   — Принеси мне домашний яд, Генри, — произносила она высоким пронзительным голосом — он до сих пор звучит у меня в ушах. Странно, как ей удавалось заглушать полковника, хотя его голос был вдвое сильнее. Ее было слышно по всему дому.
   — Генри! — она повышала голос на последнем звуке. — Генри! — Иногда Белла на кухне затыкала уши.
   — Она зовет не меня, — заявляла Белла так, словно я был в чем-то виноват.
   В тот злосчастный момент я смешивал специальный коктейль леди Сисси. В те дни, когда мне поручали это занятие, — я не наливал туда и половины того количества водки, которое наливала она сама, когда смешивала водку с чем-нибудь. Я же добавлял побольше грейпфрутового сока. Именно он был основным компонентом “Домашнего яда”, как мне объяснила леди, когда я впервые приехал сюда.
   — Когда я говорю о домашнем яде, Генри, — я хочу именно этот коктейль.
   — Почему бы тебе просто не попросить яду? — ворчал полковник. Он повторял это по разным поводам. Полковник и леди Сисси вечно спорили, расхваливали свои собственные напитки. Вреда от этого не было — как мог заметить кто-то вроде Томлинсона, они были достаточно богаты, чтобы позволить себе такую роскошь. Беда заключалась в том, что они не могли оставить друг друга в покое: каждый настаивал на своем. Я считаю, что это было битвой за доминирование, — пару лет назад я заочно изучал психологию. Белла этого не одобряла, но я заметил, что психология помогла мне обращаться с этой парой стариков (а также спасала от скучного однообразия, мог бы я добавить, но не стал, так как Белла была частью этого однообразия).
   Меня лишь удивляло, что полковник и леди Сисси прожили вместе все эти годы. Но:
   — У них не было выбора, — говорит Белла. И я вынужден признать, что именно востроглазая Белла выяснила условия завещания. Здесь мне следует объяснить, что полковник — досточтимый Лайонел Блейк, если назвать его полным именем, и леди Сисси — леди Агнес Сесилия Мэри Блейк, если назвать ее полным именем, — были братом и сестрой. А завещание составил их отец, старый граф Блексмор. Фамильное имение, разумеется, досталось старшему сыну и перешло затем к его сыну, двенадцатому графу — кошмарному юнцу, который просил называть его Блеки. Нам не нравились его визиты, честно говоря.
   — Он похож на цыгана, — заметила как-то Белла, застав его на кухне с чеснокодавкой (Думаю, я обнаружил у него подавленный Эдипов комплекс.)

   Вернемся к нашей парочке. Старый граф смог отделить поместье от фамильного имения, так как поместье было частью приданого его жены. Ни полковник, ни леди Сисси не состояли в браке, поэтому граф оставил им поместье при одном условии: что они будут жить там вместе и заботиться друг о друге. Белла рассказала мне, что именно так было написано в завещании. Если кто-то из них уедет — другой унаследует весь дом.
   Вот они и жили, привязанные друг к другу. Могло казаться, что они заботились друг о друге. Но им было уже за 70, когда мы ответили на их объявление. Я упоминал, что согласно завещанию поместье получит тот, кто переживет другого? Разумеется, при условии, что они будут жить вместе.
   Такова была ситуация. И я думаю, что за их ссорами по поводу выпивки подспудно скрывалась битва за доминирование. Кто переживет другого? Полковник клялся, что его целебный виски поможет ему жить вечно, на что леди Сисси отвечала своим пронзительным голосом: “Вечно, Лайонел? Как ты можешь говорить такие глупости? Виски или нет — но увидишь, что я переживу тебя”. После чего она требовала очередной “Домашний яд” и пила его с утонченным наслаждением, сводившим полковника с ума.

   Итак, несмотря на ссоры, они были вынуждены жить вместе — и дожили до старости, что говорит в пользу целебного виски полковника и “Домашнего яда” леди Сисси. Когда все произошло, леди Сисси было по меньшей мере восемьдесят, а полковник был лишь на пару лет моложе. Выпивка и вправду не укоротила их жизни. Полковник был таким крепким и жизнерадостным, каким только может быть старый джентльмен, и даже леди Сисси возилась в саду до самого конца. На самом деле они оба занимались садом — и это было еще одним поводом для ссор. Леди Сисси начинала спотыкаться, только когда коктейли добирались до нее — вернее, когда она добиралась до коктейлей. Полковник же никогда не спотыкался.
   Если бы они только не были такими бодрыми! Не старались изо всех сил пережить друг друга! Чуть больше старческой слабости — и они бы предоставили природе идти своим чередом, опираясь друг на друга и радуясь, что им, в отличие от многих, не приходится доживать свой век в одиночестве. Но сейчас у них хватало здоровья на постоянные споры, от которых их отношения все сильнее портились. Особенно в ПО-время. Что к вечеру привело к пари.

   — Лайонел! — услышал я ее пронзительный голос, когда я стоял возле подноса с напитками, смешивая их в серебряном миксере. — Ты ошибался семьдесят пять лет подряд. Почему ты не признаешься, наконец, что был неправ?
   — Докажи, Сисси, — проворчал полковник. — Просто докажи.
   Честно говоря, я слушал не слишком внимательно; я думал, что они опять обсуждают такую же смесь, как в моем серебряном шейкере.
   — Я докажу, — воскликнула леди Сисси, и ее голос внезапно стал сильнее и не таким пронзительным, как обычно; в нее словно вселился воинский дух старого графа, портрет которого висел над камином. А затем:
   — Генри! Уберите стакан полковника! Да не наполняйте его, глупец!
   Я застыл, уставившись на нее. Ничто в моей психологической науке не подготовило меня к подобному.
   — Дайте мне бутыль, Генри, — продолжала она. — Мы ее запрем. Вернее, вы ее запрете и отдадите мне ключ. Без жульничества, Лайонел, — ты жульничал семьдесят пять лет. Виски будет заперт на месяц. Ты сейчас совершенно здоров: недавно приезжал доктор Селмон и подтвердил это. Мы пригласим его через месяц, и он честно скажет, есть ли разница. Я уверяю тебя, Лайонел, что никакой разницы не будет. Тогда мы узнаем, чего стоит твой хваленый целебный виски.
   — Это пари, — закончила она. — Мы его запишем. Она взяла старый тяжелый красный кожаный фолиант, с записями рукой Блексмора. Когда-то фолиант принадлежал старому графу; там были записаны прежние пари. Некоторые из них казались просто немыслимыми — на что только офицеры ни делали ставок! Как заметила Белла, вытирая с фолианта пыль: “Они не заслужили права иметь лошадей”.
   Но полковник и леди Сисси пользовались этим фолиантом много лет, записывая туда свои собственные пари. Когда мне пришлось показать его Томлинсону, я от души надеялся, что он не станет заглядывать внутрь, потому что эти старые записи лишь подольют масла в огонь. Но, конечно, он заглянул, после чего изрек очередную банальность: “Вот каковы наши аристократы. Они вполне заслуживают революции”.

   По сравнению с этими прошлыми записями пари полковника и леди Сисси были довольно невинными — хотя многие из них все равно были дурацкими. Это было характерно для Томлинсона — насмехаться над слабостью пары старичков после того, как он испытал шок от непристойностей их отца.
   — Сколько шума из-за… — он остановился. Ну да, после случившегося он не мог сказать: ”Много шума из ничего“. Я же всегда считал красный кожаный фолиант символом борьбы за власть, хоть и слишком поздно понял важность этого последнего пари в сравнении с прочими.
   — В чем именно заключается пари, миледи? — вежливо спросил я и принес ей красную книгу. Порой я записывал пари, а они просто ставили подписи; но в этот раз леди Сисси записала все сама — я не осмелился сделать это, как и полковник, исподлобья глядевший на меня.
   — В том, что полковник не будет пить виски в течение месяца, а после этого доктор Селмон подтвердит, что он прекрасно себя чувствует. Согласен, Лайонел?
   Я взглянул на полковника. Его лицо покраснело, и я испугался — но он быстро овладел собой. Он продолжал сидеть, уставившись на леди Сисси, словно не верил своим ушам.
   — Ты пытаешься убить меня, — сказал он наконец. — Он говорил медленно, словно узнал нечто важное о своей сестре спустя столько лет. — Ты пытаешься убить меня, отобрав мой виски. И это ты называешь доказательством? Это ничего не доказывает. Потому что я точно умру. Да, я докажу, что виски поддерживал во мне жизнь, — но будет слишком поздно. Я буду лежать в могиле, а ты останешься в живых и завладеешь поместьем…
   — Какая чепуха, Лайонел, — беспечно ответила леди Сисси, потягивая свой коктейль. — Я не верю во все эти глупости о лечебном виски, и я уверена, что через месяц ты не только не будешь лежать в могиле, но напротив — будешь чувствовать себя лучше, чем сейчас. И доктор Селмон это подтвердит.
   Полковник продолжал разглядывать ее.
   — Как насчет ПО? — спросил он грубым голосом. — Что я буду пить? Какао?
   Клянусь Юпитером, я подумал, что он все-таки сделает это — заключит пари. И он вправду положил перед собой красную книгу и поставил витиеватый росчерк под пари, записанным леди Сисси. У Томлинсона не возникло вопроса насчет подписи — было ясно, что она сделана добровольно.
   — Ты можешь пить мой “Домашний”… — начала леди Сисси, но сразу же передумала, увидев, как нахмурился полковник.
   — Черри, сэр? — предложил я.
   — Я ничего не буду пить, — громогласно заявил полковник, не обратив на меня внимания. — Если я не могу пить виски, я не буду пить вообще. Я буду сидеть здесь во время ПО и наблюдать, как ты, Сисси, упиваешься до смерти своим отвратительным пойлом. А в конце месяца, когда я заболею без виски и тем самым выиграю пари, — я отплачу тебе тем, что ты прекратишь пить эту гадость.
   — Что? — леди Сисси едва не подавилась коктейлем. — Отказаться от “Домашнего яда”, если ты выиграешь? Не будь смешным, Лайонел.
   — Это пари, — безжалостно заявил полковник и записал его в книгу. — Подписывай, Сисси.
   — Какая разница, если я все равно выиграю? — голос леди Сисси звучал обиженно, но тем не менее она подписала.
   — Ты скажешь мне спасибо, Сисси. Эта гадость когда-нибудь доведет тебя до смерти.
   — Глупости и чепуха, Лайонел, — голос леди Сисси вновь зазвучал насмешливо, и она протянула мне бокал, который я наполнил. — Глупости и чепуха.
   Это было ее любимое выражение, когда речь заходила о полковнике. О чем бы он ни говорил, леди Сисси заявляла в ответ своим пронзительным голосом: “Глупости и чепуха, Лайонел, как обычно”.

   К несчастью, на этот раз полковник не сказал ни глупостей, ни чепухи. Спустя три недели “Домашний яд” убил ее. Точнее, ее убил настоящий яд — гербицид, содержавшийся в коктейле. Горькая ирония заключалась в том, что отрава для насекомых была одним из постоянных предметов для спора между ними. Как и состояние садового сарая, вопрос, кто брал ключ последним, и тому подобное. Как я объяснял изумленному Томлинсону, они спорили всегда и обо всем.
   Гербицид… Ужасная смерть! Я рад, что не присутствовал при ней. Полковник сам смешал последний коктейль для нее, дождавшись, когда я выйду из комнаты. Во всяком случае так решила полиция. Слава Богу, я этого не увидел: с меня хватило и зрелища ее тела. Бедная старушка.
   Но я присутствовал при его смерти вскоре после этого. Бедный старик. Это вправду было ужасно для меня. Он попросил у меня ключ с безумным видом и сумасшедшим блеском в глазах, его лицо покраснело, и он дышал так тяжело, что я подумал, что его сейчас хватит удар. Конечно, это случилось до того, как я узнал, что он сделал. Я сказал Томлинсону, что позже я понял, почему полковник был в таком состоянии.
   В тот момент он только попросил у меня ключ от буфета с виски. “Время для моего ПО, Генри”, — сказал он, не упомянув ни словом леди Сисси. Это было не мое дело: спрашивать его, а уж тем более напоминать, что месяц еще не прошел. Я просто дал ему ключ и увидел, как он стремительно направился к буфету бодрой энергичной походкой, сохранившейся у него до самого конца. До того момента, когда он выпил виски. Я до сих пор слышу его крик, звенящий в моих ушах. Я тут же прибежал. Белла тоже прибежала (обычно она очень долго идет с кухни, но жуткие вопли полковника заставили ее поторопиться).
   Но было поздно. Я рассказал Томлинсону, что мы испробовали все возможные средства: молоко, лекарства, соду — все, что смогли. Но было слишком поздно. Она буквально напичкала бутыль ядом, зная, как он набросится на виски, когда срок пари истечет. Полицейский позже мне сказал — не Томлинсон, а другой, более практичный и менее озабоченный социальными теориями — что она дала ему намного больше яда, чем он ей. Почему же она умерла? Потому что на женщин яд действует смертельнее, чем на мужчин.
   Она явно спланировала все заранее: на бутылке нашли отпечатки ее пальцев. Она ждала своего часа, зная, что хваленый целебный виски убьет его. Он же скорее действовал спонтанно, положив яд в ее коктейль, когда ему стало невыносимо видеть, как она постоянно пьет его в их обычное ПО-время. И он бросил туда гербицид, не подозревая, что она сделала для него то же самое. Они оба сошли с ума. Бедный старичок, бедная старушка. В них было что-то ребяческое — ребяческое и безумное. Может быть, так бывает, если приходится всю жизнь жить с братом или сестрой. Психологическая задержка развития.
   — Так жить неестественно, правда? — позже заметила Белла, прищелкнув языком. — Если вспомнить, что сказано в Библии о том, что человек прилепится к жене…
   Но Томлинсон считал иначе. “Это классовая трагедия”, — заявил он. Их погубила собственность. Без поместья и без надежды на поместье они были бы просто милой парочкой пенсионеров. Нам пришлось рассказать полиции об их ссорах и о последнем пари, которое окончательно свернуло полковнику мозги. Затем адвокаты рассказали полиции о завещании, о том, что поместье достанется выжившему. Это явно подействовало на леди Сисси и тоже свернуло ей мозги.
   — Собственность — это кража! — торжественно провозгласил Томлинсон с видом человека, который нашел подходящую цитату.

   Собственность и вправду кража! Мне пришлось скрыть усмешку. Сыщику следовало бы изучать психологию, как я, вместо этой социологической ерунды. Как я заметил Белле гораздо позже, когда мы приводили в порядок поместье для молодого графа, унаследовавшего его снова, — нам не придется в будущем красть, потому что у нас есть своя скромная собственность. Вполне приличное наследство — при условии, что мы прослужим им до конца их жизни. И никто не скажет, что мы так не поступили. Это снова востроглазая Белла выведала об условиях завещания.
   Но придумала весь план не Белла. Гербицид — это была полностью моя идея. Конечно, я не собирался подсыпать его сам: это было бы слишком опасно. Да и зачем было стараться самому, когда в моем распоряжении были все средства психологии? Характеры этой парочки — и особенно последнее пари — побудили меня стать современным Яго. С помощью тонкой интриги я убедил каждого из них, что другой уже совершил роковое деяние. В сущности, никто из них не был инициатором отравления. Правда, понадобилось немного слов, чтобы убедить их.
   Важно понимать, как спорили полковник и леди Сисси о том, кто первый начал, — причем по любому поводу. В этом было что-то ребяческое:
   — Ты первый начал, Лайонел!
   — Нет, Сисси! На этот раз ты первая начала!
   Беллу эти споры утомляли. А я слушал внимательно: никогда не известно, что полезного ты можешь услышать, когда речь идет о психологии. И это доказано.
   Я пришел к полковнику как мужчина к мужчине — вернее, как солдат к командиру. Меня очень удивило поведение мэм-сагиб. Вряд ли это было важно, да и смысла в нем, скорее всего, не было — но все же я думал, что ему следует знать. Такой же прием я использовал с леди Сисси — только на этот раз я был ее смиренным коленопреклоненным слугой. Я изобразил честное недоумение, добавив некоторые воображаемые подробности. Непросто было выбрать подходящий момент. Даже Белла пришла в восторг. Я сыграл это в совершенстве.
   И знаете — каждый из них сказал одно и то же, не считая грубых слов полковника, какие никогда не слетали с нежных уст леди Сисси:
   — О, Боже! Он (она) это первый начал (первая начала)! Я хочу, чтобы вы знали, Генри: это он (она) первый начал (первая начала).
   Как я уже говорил, Яго бы не справился лучше. Я заметил это Белле, но она лишь хмыкнула. Возможно, она просто не знала, кто такой Яго. Белла, при всей своей догадливости, никогда не развивала свой ум. Порой я думаю…
   — Мы все равно отличная команда, Генри! — внезапно заявила Белла как раз в тот момент, когда я думал, что ей не хватает образования. Но несмотря на это, она прекрасно читает мысли. — Этот сыщик Томлинсон сказал мне, что ему часто встречались отличные работящие супружеские пары, настоящие партнеры. Нам стоит остаться вместе, правда? Не нужно разочаровывать Томлинсона.
   И Белла отпила свой ПО-напиток — это был шерри, у нее появилась новая привычка после получения нового наследства — и ее жест напомнил мне леди Сисси. Если бы только Белла глотала не так громко! Леди Сисси всегда пила бесшумно. Ну что ж…
   — Домашний яд, — говорю я, потягивая виски полковника.

О чем этот рассказ? В чем изюм? Кто такой «я» и Белла? А сыщик Томплинсон зачем? Какой то сон сумасшедшего. Не понравилось.

Ну тётя-автор - жена Гарольда Пинтера, так что всё понятно, по крайней мере, с сыщиком Томлинсоном. Чувствуется тут влияние великого.