“Дело об убийстве: смертельный удар”
Добавлено: 20 май 2020, 15:22ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ: СМЕРТЕЛЬНЫЙ УДАР ｢HOMICIDE HIGHBALL｣ 1st ed: “Hollywood Detective”, October 1943 Series: ｢Dan Turner｣ Переведено по изданию: The Oxford Book of American Detective Stories, April 25th 1996 By Oxford University Press, USA Перевод: Валентин Макаров Редактор: Ольга Белозовская. © “Клуб Любителей Детектива”, 20 мая 2020г. |  |
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. ВНИМАНИЕ! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ САМОГО РАССКАЗА. |
- Библиография | +
Я бросил монетку на стойку, и крашеная блондинка протянула мне еще три бейсбольных мяча. Я уже приготовился метнуть один из них, как вдруг желтоволосая девушка упала замертво с пробитой головой. Прямо на моих глазах. Через пять минут меня арестовали за убийство.
Звучит, так сказать, обезличенно, как телеграмма, сокращенная в целях экономии до пятидесяти слов, но в тот момент мне не казалось это обезличенным. Я стоял на краю пропасти и отчетливо сознавал это. Если кому когда и светило быть повешенным по ложному обвинению в убийстве, так это мне.
Все началось накануне днем, когда Рой Кромвель, самый кассовый режиссер студии “Паравокс Пикс” заявился в офис моего агентства со смущенным выражением на красивом лице. Твидовый костюм этой рослой обезьяны кричал не хуже сирены воздушной тревоги, а его славу создателя кинохитов, пожалуй, превосходила только репутация Ромео в частной жизни.
Переступив порог, он виновато улыбнулся.
— Привет, Фило
— Меня зовут Дэн Тернер, — ответил я. — Для вас — мистер Тернер.
Он покраснел:
— Все еще дуешься?
— Со мной обошлись некрасиво, а я такого никогда не забываю.
— Но я же не думал, что все так получится, — мягко возразил он. — К чему эти детские обиды?
— А у меня есть основания для детских обид. Месяц назад с тобой была девушка в игорном клубе “Сансет Стрип”. Вспомни ту ночь. Облаву. Ты умолял меня взять куколку на себя и притвориться, что я ее парень. И я, простодушный, повелся.
— Ты меня здорово выручил. Честно, — сказал он.
— Еще бы, — усмехнулся я. — Правда, выяснилось, что она нареченная твоего босса, Берни Баллантайна, могущественного директора “Паравокс”. Вот почему ты спихнул ее мне. Да прознай Берни, что ты выгуливаешь его крошку, он бы мокрого места от тебя не оставил, а тут подвернулся я — прекрасный козел отпущения. Ты великолепно отвел удар.
— Но, Дэн, послушай...
Я махнул ему рукой, чтобы он помолчал.
— Каковы же были последствия? Берни сделал меня мишенью своей ревности, запретил появляться на киностудии, проще говоря, попадаться на глаза. Раньше я работал на “Паравокс” как частный агент, получал солидные гонорары. Но теперь благодаря тебе я не могу сунуться даже за ворота.
— Вот тут ты ошибаешься, — успокаивающе произнес Кромвель. — Баллантайн хочет зарыть топор войны.
— Конечно. В моей черепушке.
— Да нет же, у него есть для тебя работа.
Я злобно сверкнул зрачками.
— Оставь эти шуточки.
— Тысяча долларов — это не шуточки. — Он вынул чек из бумажника и швырнул его передо мной на стол. На штуку баксов, выписан на мое имя, с корявой подписью Берни Баллантайна. — Это всего лишь аванс. Остальное позже.
Мой гнев начал утихать.
— Видимо, невтерпеж кого-то замочить, раз решил отвалить такую кучу бабок.
Весь цвет сошел с физиономии Кромвеля, превратив ее в гипсовую маску. Он выкатил на меня шары.
— П-почему ты так д-думаешь? — заикаясь, пробормотал он, затем выдохнул. — Фу, на мгновенье мне показалось, что ты серьезно. Может, съездим на студию? Берни ждет.
Я сказал: “О'кей”, и мы потащили свои кости. Интересно, подумал я, покидая здание, отчего моя реплика вызвала в нем такой страх. Он чуть не повел себя как идиот с чем-то тяжелым на совести.
Его “Паккард Спидстер” был припаркован у тротуара, но из удобства я предпочел свой собственный драндулет. Я следовал за Роем, пока светофор не разделил нас на полпути к Калвер-Сити. Кромвель проскочил за секунду до того, как зажегся красный сигнал, и, пока я ждал “зеленый”, он потерялся из виду. Позже я вспомнил, хотя в то время это не казалось важным, — мне не нужны были сопровождающие при посещении личного святилища Берни Баллантайна.
Великий магнат индустрии “Паравокс” располагал офисами в главном административном здании с гигантскими коваными воротами. Одна за другой секретарши провели меня через несколько приемных, пока я не остановился перед последней, своего рода готическим залом ожидания, архитектурно спроектированным так, чтобы внушать благоговейный трепет перед входом в святая святых. Но я не слишком проникся, поскольку отвлекся на миловидную брюнетку, только что вышедшую из кабинета Баллантайна. Я узнал ее и весело сказал: “Привет, лапуля!”
Она судорожно вздохнула, когда мои слова прозвенели в ее миниатюрном фарфоровом чайничке, который дребезжал на хрупких, как блюдечко, плечах. Ее тело, как хрустальный поток, облекало модное платье из белого шелка. Вьющиеся иссиня-черные волосы были того же оттенка, что и глаза, а цвет лица — на три тона богаче цвета сливок, снятых с горлышка молочной бутылки. Однако полные гранатовые губы дрожали, а тушь размазалась по лицу так, словно его недавно обмакнули в соляной раствор.
Мне стало любопытно. Любопытно не потому, что девушка выходила с размытой штукатуркой из кабинета Берни Баллантайна, где могла получить нагоняй, а то, что это была Вала Дюваль, его невеста.
Она не обрадовалась нашей встрече.
— Мистер Те-Тернер?!
— Оставь формальности и зови меня просто Дэнни-бой. Помнишь, как однажды ночью с первым броском игральной кости Рой Кромвель сплавил тебя одному несчастному придурку? Или ты забыла, как этого подставного дружка, сунувшего голову в пекло, заставили прыгать на углях?
Она подплыла ко мне в облаке дорогих духов.
— Пожалуйста! — шепотом взмолилась она. — Не упоминайте мое имя в связи с Роем, Берни может услышать вас.
— Полно, детка, это не такая уж катастрофа.
— Вы же понимаете, что это катастрофа для Роя и, может быть, для ме-меня тоже.
Я сказал:
— Чего же ты тогда с огнем играешь? Кромвель — это бомба для любой классной девочки, у которой есть парень.
Ее пикантная мордочка порозовела.
— Мы с Роем просто хорошие друзья, и ничего больше. Поверьте!
— Конечно, я верю. А вот верит ли Берни?
— Он ничего об этом не знает. И не должен... не узнает... если только кто-нибудь не расскажет ему. Вы же этого не сделаете, правда, мистер Тернер?
— Нет, если только не буду думать, что сорву на этом хороший куш, — пошутил я, но, кажется, неудачно. На ее ангельском личике появилось испуганное выражение, она повернулась и выбежала из комнаты прежде, чем я успел сдать назад и извиниться. Я услышал ее всхлипы и почувствовал себя последним мерзавцем в Голливуде.
Вот чокнутый. Будет время, обязательно найду ее и заглажу вину. Тем временем Баллантайн уже поджидал меня. Я рванул дверь, шагнул внутрь и навис над фигуркой, сидящей за огромным резным столом.
— Ты хотел меня видеть, Берни?
Это был маленький сварливый брюзга с раздраженным взглядом и тонким капризным ртом, вокруг которого змеились саркастические морщинки.
— Садись, — пропищал этот мышонок.
Я сказал: “Нет, спасибо”, прикурил от зажигалки и пустил в его сторону облако дыма, намеренно оставшись на своих двоих. Здесь я получал двойное преимущество: во-первых, давал понять, что не позволю ему командовать собой, а во-вторых, заставлял чувствовать свою физическую ничтожность в тени моих впечатляющих шести с лишним футов. Было видно, что ему это не нравится.
Впрочем, он держал себя в руках.
— Перестань важничать. То, что я запретил тебе появляться здесь, было моей ошибкой. А то, что погорячился, — извини, с рождения не могу терпеть уколов ревности.
— Тебе нужно научиться терпеть эти уколы.
Он пожал плечами.
— Я так люблю Валу, что не могу даже представить ее с другим мужчиной. Любого, кто попытался бы увести ее у меня, я бы убил. — Он криво усмехнулся. — Не бери в голову. Тебя это не касается.
— Премного благодарен.
— Она сказала мне, что вы случайно встретились на вечеринке и пошли в этот игорный клуб, где была облава. Войне конец?
— Разумеется, — ответил я. Если столь наглая ложь милашки Дюваль устраивала Баллантайна, то меня тем более. — Кстати, она только что прошла мимо меня. Выглядела расстроенной.
— Она и в самом деле расстроена. Именно поэтому я тебя и нанимаю. Я хочу, чтобы ты выяснил, что ее беспокоит, почему в последнее время она начала активно снимать со своего счета крупные суммы денег. В общем, я хочу знать, не попала ли она в какую-нибудь передрягу.
— Например, заварушка с шантажом, — предположил я.
Его как током дернуло.
— Что навело тебя на эту мысль?
— Когда люди проявляют беспокойство и снимают крупные суммы с банковских счетов, это, как правило, означает вымогательство, — ответил я. — Это тебе скажет любой, даже самый тупой коп. Может, раньше за ней водились какие-нибудь темные делишки, что ее приперли к стенке?
— Нет. За ней все чисто. И сейчас, когда она стала главной звездой “Паравокс”, и раньше — никакого намека на скандал. — Его наманикюренные ногти барабанили по полированной крышке стола. — Хотя, признаюсь, мысль о шантаже приходила мне в голову. И минуту назад я прямо спросил ее об этом.
— Так вот почему она выглядела такой расстроенной. И как, призналась?
— Нет. Говорит, что ничего такого не было. Я ей, конечно, не верю. Мне кажется, ее шантажируют, и я хочу знать, почему. Но самый главный вопрос — кто. Закопаю урода.
— А если это она?
Глазки Баллантайна мрачно блеснули, как кнопки штиблет.
— Она? Для них тоже делают гробы.
Я вспомнил, как неосторожно пошутил, принимая у себя в офисе Кромвеля, по поводу чека, когда сказал, что его боссу невтерпеж кого-то замочить, раз он готов разориться на такие бабки. Рой тогда чуть не сыграл в ящик, пока не понял, что я шучу. И вот Берни Баллантайн успел за один разговор дважды прокукарекать, что действительно не прочь кого-нибудь замочить.
|
Глава 2. Под арестом |
Теперь в мои обязанности входило постоянное наблюдение за Валой Дюваль, отслеживание ее передвижений и контактов. В то время она была занята в фарсовой комедии; продюсером масштабного полотна выступал Баллантайн, а режиссером — Рой Кромвель, поэтому на следующее утро я отправился со съемочной группой на место и влип по самые уши, будучи подставленным в убийстве.
Натурные съемки должны были проходить на пирсе аттракционов в Венеции
“Паравокс” арендовала весь пирс, сняв ограждающие канаты для удобства операторов. На аллее аттракционов гудела толпа статистов; люди соревновались в дурацких играх, с визгом катались на каруселях и гигантском скайрайде
И, похоже, я выбрал не самый удачный день. Кромвель занимался репетициями массовых сцен, в которых Дюваль не участвовала. Томясь от скуки, она сидела в своей гримерной, куда вход для меня, понятное дело, был воспрещен.
Чтобы убить время, я посчитал за лучшее смешаться с толпой статистов и актеров, шныряющих по пирсу. Мое внимание привлекла одна концессия
Конечно, хозяин развлечения, как и все остальные концессионеры, сдал свой аттракцион в аренду “Паравокс” на один день. А игрушка заинтересовала меня по той причине, что я узнал в симпатичной блондинке за стойкой контрактную актрису, которая замещала настоящего владельца. Этого желтокрылого махаона звали Мэйзи Мердок, и в прежние времена я часто бывал с ней на вечеринках.
Я облокотился на стойку:
— Развлекаешься, прелесть?
— Умереть не встать! Никак сам Денди Дэн пожаловал, волк в шкуре ищейки?! — Она одарила меня приветливой улыбкой. — Как дела, Дэн? Чем занимаешься?
Я ответил:
— Да так, ерзаю потихоньку туда-сюда. А ты?
— Нормально. Только немного скучаю с тех пор, как ты вычеркнул меня из своей записной книжки.
Я хотел было сослаться на проблемы с перлюстрацией, но в этот момент кто-то положил руку мне на плечо. Я обернулся и увидел, что это Рой Кромвель.
— Тебе что-то нужно? — спросил я его.
— Извини, Шерлок, — ответил он. — У нас здесь финальная репетиция, а не балаган. — Потом, видимо, вспомнил, что говорит, как режиссер с рупором, и поджал губки. — Э-э, я имею в виду...
— Хорошо, приятель, хорошо, — я замахал на него руками. — Иду пудриться. — И перевел взгляд на блондинистую кобылку Мердок: — Пока, детка!
Смазливая мордашка Кромвеля изобразила задумчивость.
— Эй, подожди. У меня есть идея. Пока ты здесь, среди статистов, брось несколько мячей вон в те бутылки. Я наведу камеры и сосредоточу действие на тебе. Сделаешь?
— Конечно, — ответил я. Кромвель исчез за моей спиной, а я тем временем взял мяч, метнул его и промазал. Метнул второй, третий — снаряды ложились все ближе. Затем, войдя в образ, я бросил на стойку монетку, и Мэйзи Мердок протянула мне еще три бейсбольных мяча. Я взял один из них, но в этот момент какой-то грязно-серый предмет просвистел мимо моего уха. Размытое движение заставило меня пригнуться, затем куколка Мердок издала болезненный стон, прервавшись на середине, словно ее тюкнули топором. На самом деле это треснул ее череп, как сухая скорлупа кокосового ореха.
Я вперил ошеломленный взгляд в Мэйзи как раз вовремя, чтобы заметить, как бейсбольный мяч, отскочив от ее рубильника
С воплем: “Что за...” я перепрыгнул через стойку и подхватил ее. Но поздно — падала она уже мертвой, а когда я опустил ее на пол, душа отправилась к праотцам.
Это был смертельный удар.
Некоторое время актеры и съемочная группа, казалось, не понимали, что произошло. Затем поднялась паника, началась неразбериха. Из толпы на меня набросились трое: Кромвель, Берни Баллантайн и Вала Дюваль. Я знал, конечно, что Кромвель находился поблизости, но откуда взялись Берни и Вала, для меня оставалось загадкой. Минуту назад их не было видно, и вот они уже карабкаются по моей спине, как обезьяны, собирающие бананы.
Коротышка Баллантайн был самой настырной обезьяной. Он схватил меня за плечи и орал:
— Вызывайте полицию! Любые силы правопорядка! Помогите мне с этим убийцей!
Я поднырнул под него, и он исполнил сальто, отлетев в дальний угол. Это, казалось, послужило сигналом для Валы, и та нацелилась своими ноготками в мои глазные яблоки. Она бросилась на меня, царапаясь и визжа, как сумасшедшая банши.
— Грязная скотина, — визжала она. — Мерзкая, скользкая тварь!..
Я рявкнул:
— Остынь, киска, — и резко пихнул ей в скворечник, достаточно сильно, чтобы отправить отдыхать. — Отвали. Я не шучу.
Рой Кромвель, увидев табло Валы с отпечатком моей ладони, явил совершенную иллюстрацию того, как у человека может снести крышу:
— Черт бы побрал твою душу, — взревел он, потом схватил бейсбольный мяч со стойки и швырнул в мою бесценную тыкву.
Если бы я не рухнул мордой вниз, все могло бы закончиться плачевно. Бросок был абсолютным страйком
Ярость вскипела во мне. Я перевернулся, вскочил на ноги и рывком вытащил свой автоматический “тридцать второй” из наплечной кобуры — он всегда со мной на случай, если кому-то хочется погорячее. Я нажал на предохранитель, обхватил пальцем спусковой крючок и приготовился стрелять.
— Тихо-тихо, приятель, — хрипло сказал я режиссеру. — Одно движение в мою сторону, и твоя будка будет нуждаться в вулканизации.
Он застыл. Красотка Дюваль постанывала, скорчившись рядом с ним. Берни Баллантайн, казалось, съежился в своем углу, боясь высунуть мышиную мордочку.
— Полицию... — продолжал он судорожно бормотать. — Неужели некому вызвать полицию?
— Есть, — я прикусил губу, глядя на него. — Есть кому вызвать. Только сначала я хочу знать, почему вы, уроды, набросились на меня?
— Потому что ты убил эту де-девушку, — пропищал он своим пронзительным фальцетом, с опаской взглянув на останки желтоперой канарейки Мердок. Ты про-проломил ей башку бейсбольным мячом!
— Нагло лжешь, пупсик. Я не успел бросить мяч, когда ее ударили. Спроси у Кромвеля. — Я повернулся к режиссеру. — Скажи ему, Рой.
Кромвель не сводил глаз с моего пистолета.
— Не жди от меня никакой помощи, Тернер. Я видел, что произошло.
— Что именно?
— Ты бросил в нее мяч.
Я почувствовал, как у меня сжимается горло.
— Ты что, решил меня подставить? Интересно, ты делаешь это по личной инициативе или просто потому, что боссу подпевать легче?
— Мне незачем перед кем-то отчитываться, если я говорю правду, — угрюмо произнес он. — Я видел, как ты поднял мяч и замахнулся...
— Но не бросил его. Верно, сестренка? — спросил я Валу.
Она нервно провела рукой по иссиня-черным волосам.
— Я вас не видела. Я ничего не знала, пока не вышла из своей гримерной и Берни не рассказал мне, что вы сделали. И тут у меня больше оснований доверять ему, чем вам.
— Еще бы, — усмехнулся я. — Ты знаешь, с какой стороны намазан маслом твой хлеб. — Затем я попытался быть благоразумным. — Послушайте, вы все! Какой смысл мне было убивать эту девушку?
— Может, потому, что она была брошенкой, — предположил Кромвель.
— Брошенкой? — Я уставился на него.
— Я слышал, как она сожалела, что ты вычеркнул ее имя из своей записной книжки. Может, она была твоей подружкой, а ты ее бросил. Может, подумал, что отвергнутая женщина — это куча проблем. Не знаю. Пусть полиция решает.
— Ты хочешь, чтобы меня загребли, да?
Он пожал плечами.
— Получив от меня деньги, ты увидел шанс избежать наказания за убийство и рискнул. Девушка была идеальной мишенью, и у тебя в руке оказался бейсбольный мяч...
— А почему у меня оказался бейсбольный мяч, тебе не напомнить? — гаркнул я. — Кто просил меня пострелять по бутылочкам, а? — Я сделал шаг в его сторону. — Теперь я понял, что это была не простая просьба.
Он побледнел, оглядываясь по сторонам.
— Ты обвиняешь меня в том, что я подставил тебя?
— Это мысль, — сказал я.
Мой ответ поразил его.
— Но зачем мне подставлять тебя, если я?..
— Вот именно. Если только ты сам не был убийцей. Помнишь кожанчик
Берни Баллантайн вмешался в разговор.
— Ты зря надеешься, что можешь повесить свое преступление на Роя. Он ничего не бросал в мисс Мердок. Любой эпизодник или статист подтвердит это.
— Конечно, если ты им прикажешь, — проворчал я.
Мышонок осмелел.
— Ты это к тому, что если я директор, то могу заставить любого лжесвидетельствовать?
— Чертовски верно. Можешь. И не обязательно, чтобы выгородить Кромвеля. Себя, например. Кажется, я припоминаю, что в молодости ты играл в какой-то низшей лиге. На позиции шорт-стопа
— И какая здесь связь?
— Точность и метательная сила, — резко ответил я. — Способность бросить бейсбольный мяч и кого-нибудь убить
Я надеялся, что его мордочка уберется обратно в норку; ожидал снова увидеть его съежившимся и трясущимся. Но просчитался. Казалось, он отстранился и смотрел куда-то мимо меня, словно наводил свои окуляры на что-то более приятное для глаз. И вдруг заорал:
— Арестуйте этого человека, офицер! Он тот, кто вам нужен. Он — убийца.
Я резко обернулся, но опоздал на долю секунды. Пара упряжных быков из полиции Венеции подкралась ко мне сзади с пушками наголо; очевидно, какой-то умник в гриме или из съемочной группы настропалил их, пока я стоял, повернувшись спиной. Они уткнули мне в ребра стволы, сообщили, что я арестован и предложили бросить оружие на землю, если я не хочу, чтобы мою печень нафаршировали свинцом.
|
Глава 3. Один на один с Дэйвом |
Есть что-то в коповском “позитиве” тридцать восьмого калибра
— Все нормально, ребята, — сказал я, — все нормально, я бросаю пистолет. — И протянул руки навстречу браслетам.
Один из быков убрал свою игрушку и полез в чехол за наручниками. Положение было скверным, но не выглядело безнадежным. У меня еще оставались шансы сорвать джекпот.
Я поднял тревогу:
— Берегитесь! Баллантайн сейчас выстрелит.
Второй бык продемонстрировал отменную реакцию. Он повернулся к Берни, готовый к фейерверку. Увидев, что у коротышки-продюсера нет оружия, он снова повернулся ко мне, чертыхаясь на чем свет стоит. Этого мне хватило, чтобы пнуть его по клешне. “Тридцать восьмой” пошел гулять.
Коп нырнул за ним, и это было серьезной ошибкой с его стороны. Я подставил ему подножку, отправив в полет, и он уперся кеглей в доски. Нахватав заноз и отплевываясь от щепок, он призвал небеса в свидетели того, что его ударили ножом.
Тем временем мой адский свинг скосил его напарника. Удар пришелся по носу, и второй коп отправился скоблить палубу. Мускулы мои напряглись, я выпрямился и перепрыгнул через стойку. Теперь я был на аллее аттракционов, смешавшись с толпой статистов, операторов, осветителей и прочей киношной братией.
Женщины визжали, мужчины пытались меня схватить. Я опустил голову, поймал рогом четырех рабочих и, опрокинув навзничь, оставил их барахтаться, как тараканов. Прямо напротив аттракциона с бутылочками и бейсбольными мячами стояла высокая круглая башня, напоминающая тотемный столб, — снаружи ее обвивала огромная спиральная змея из папье-маше и алебастра.
Голова и морда этого гигантского дракона образовывали выход из башни на уровне пирса. Открытая пасть оскалилась алыми клыками. Змеиное тело извивалось вокруг высокого сооружения, хвост, как шпиль, вытянулся вверх, заканчиваясь смотровой площадкой с деревянными перилами.
Внизу, на пирсе, сбоку от входа, устроенного в пасти дракона, располагалась билетная касса. Вывеска на маленькой будке гласила:
|
ВИД НА ПОБЕРЕЖЬЕ |
|
С САМОЙ ВЫСОКОЙ ТОЧКИ ВЕНЕЦИИ |
|
(смотровая площадка) |
|
10 ц. |
|
Эскалатор (движущаяся лестница) |
|
действующий |
|
ГРАВИТАЦИОННЫЙ СПУСК |
|
ЛУЧШИЕ ОСТРЫЕ ОЩУЩЕНИЯ НА ЗАПАДНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ |
|
10 ц. |
Мозг обожгла безумная догадка. Я рванулся к входу в башню, проскочил мимо билетной кассы и оказался на эскалаторе. Позади меня чихнул револьвер: “К-чау!”, и раскаленный докрасна шершень прожужжал у меня над ухом. Это означало, что копы могли попрактиковаться в стрельбе по мишеням за мой счет. Я пригнулся, вскочил на движущуюся лестницу и почувствовал, что еду вверх — но недостаточно быстро, как того хотелось бы. И я побежал.
Первая дорожка эскалатора упиралась в небольшую промежуточную площадку. Вы поднимаетесь на нее и переходите на следующую дорожку, движущуюся в обратном направлении по принципу зигзага. Еще пара таких комбинированных пролетов, и вы оказываетесь на самой верхней площадке. Низвергаетесь вы в ад или взмываете в небеса — между вами и отвесным обрывом в океан с одной стороны и пирсом с другой только деревянные перила. Вид был потрясающий.
Впрочем, меня это мало интересовало, по крайней мере вода. Собственно, бушующие волны могли показаться сверху плещущим “Ват-69”
От этой мысли у меня по коже побежали мурашки, огромные, как крючья, на которые вешают картины. Я развернулся и посмотрел вниз, где толпа атаковала вход на эскалатор. Прямо под собой, на другой стороне аллеи аттракционов, я мог разглядеть стойку с бейсбольными мячами; пробитый череп Мэйзи Мердок и ее скорчившуюся фигуру; Берни Баллантайна, прижимающего к себе Валу Дюваль и пытающегося ее успокоить. Кромвель стоял в стороне и пялился на основание башни.
Люди внизу переговаривались, указывали друг на друга, но никаких копов среди них я не обнаружил. Ответ показался мне очевидным. Они поднимались по эскалатору, и сквозь грохот работающих механизмов я слышал их тяжелую поступь. Они поднимались за мной. Оба.
Значит, вход в пасти лепного дракона никто из этих тупоголовых болванов не охранял. Это облегчало мне задачу, и теперь все мое будущее зависело от этой оплошности.
Справа от меня, на верхней площадке, находилось отверстие, напоминающее вход в туннель. Сам туннель, подобный винтовому закруглению, уходил по крутому уклону вниз и был обшит гладкими деревянными пластинами, отполированными до блеска трением тел. Туннель проходил внутри змеевидного дракона, который обвивал башню от шпиля до основания. Это была гигантская скоростная горка, из тех, где вы садитесь на коврик, отталкиваетесь и съезжаете по спирали вниз, вопя так, словно загремели с обрыва.
У входа в туннель я выбрал коврик, поправил его, уселся и, скрестив суеверно пальцы, отчалил. Бамц! Мне еще долго будет сниться этот головокружительный спуск.
Виток за витком все быстрее и быстрее гравитация тянула меня вниз; центробежная сила швыряла по сторонам, ударяя о деревянные стенки желоба. Весь воздух вытек из моих легких, а глаза готовы были лопнуть, как раздавленные виноградины.
Острые ощущения изобретатель этой умопомрачительной штуковины приберег для последней трети путешествия. Наклон спирали здесь увеличивал скорость падения; вы ударялись о небольшой бугорок и чувствовали, как ваше тело отрывается от пола туннеля и летит в пустоту. Бам! Я приземлился, неуклюже растянувшись, и теперь кружил в воронке со скоростью девяносто миль в час по направлению к основанию. Ужасная картина встала перед моими глазами — я представил, как одна из деревяшек настила отрывается и протыкает меня насквозь. “Боже! — простонал я. — Только не это”.
А потом моя сумасшедшая скачка закончилась. Находясь на уровне пирса, я вылетел из пасти дракона, как снаряд из пушки. Глаза слезились от встречного ветра, на стертых локтях выступили волдыри. Приземлился я на специально приготовленный для посадки матрас. Ощущение было такое, словно его набили старыми подковами.
Я с трудом поднялся на ноги. Никто заламывать руки мне не собирался. Все сосредоточились на входе в башню, где легавые гнались за мной по эскалатору. Недолго думая, я развернулся и дал деру.
Моя развалюха была припаркована на боковой улочке в конце пирса. Я открыл дверцу, забрался внутрь и, с бешеной силой пнул стартер. Когда цилиндры ожили, меня заметили: “Смотрите, он...”
— Ты хочешь сказать, уходит? — прорычал я и пустил в топливную систему этанол. Через три минуты я гнал по Венеции, включив принудительную тягу.
Я бросил свой драндулет в Оушен-парке, избежав хвоста из полицейских сирен. Я не хотел, чтобы машины с рациями рыскали по следу восьмицилиндрового купе и его хозяина. Городской автобус был моим спасителем. Большой красный “Пасифик Электрик” как раз готовился отъехать; я прыгнул в него, сунул водителю деньги и, обессиленный, плюхнулся на заднее сиденье.
По дороге в город у меня было время привести в порядок свои мыслительные шестеренки. Побег от венецианских синебрюхих
Более того, если бы я покорно сдался быкам, они бы заперли калитку и выбросили ключ. Со всеми этими ложными свидетельствами против меня я не мог надеяться даже на чудо.
Как бы то ни было, я сошел с автобуса в Голливуде около полудня, взвинченный и готовый действовать. Нужно было прояснить несколько аспектов. На первом месте стояла подноготная покойной девушки Мердок; круг ее интересов за последнее время. За убийством всегда стоит мотив. Найдите мотив, и вы сузите круг подозреваемых.
Для начала, правда, неплохо было бы обзавестись новой пушкой; свою пришлось бросить на пирсе аттракционов; я чувствую себя практически голым, когда под мышкой у меня одиноко. Кроме того, мои нервы были вымотаны до предела и единственное, что могло их быстро привести в порядок — это рецепт хорошего крепкого шотландского бульона. В берлоге у меня хранился еще один ствол, а бар был полон “Ват-69”. Поэтому я решил вернуться домой — при условии, что на горизонте будет чисто.
Я взял такси, и оно дважды покружило по кварталу, прежде чем я убедился, что местные копы не караулят у входа в мою квартиру. Затем, прокравшись подземным гаражом, я поднялся в автоматическом лифте на свой этаж, отпер дверь моего иглу и переступил через порог. В этот момент знакомый голос произнес:
— Добро пожаловать домой, умник!
Мой друг Дэйв Дональдсон из отдела убийств встречал меня, прикрываясь пушкой.
Я резко обернулся, бросив ошеломленный взгляд на его мясистое лицо.
Он самодовольно ухмыльнулся:
— Я решил, что ты появишься здесь, вот и устроился поудобнее.
— Это взлом и проникновение, — сказал я.
— Только не сейчас, когда у меня есть ордер на арест Джона Доу
Я устало вздохнул:
— Да. Ты сотрудничаешь с этими венецианскими олухами. Меня арестовали.
Глотка его восхищенно затарахтела:
— Как быстро ты все схватываешь, просто молодец! Давай совершим небольшой вояж в полицейское управление. А там, глядишь, я позволю тебе связаться с каким-нибудь мошенником, прежде чем отправить обратно на пляж.
— К черту пляж, — огрызнулся я, — и тех подонков, которые пытаются повесить это на мою задницу.
— А, значит, это подстава. Так всегда бывает. — Он укоризненно покачал головой. — Убийцы все время поют одно и то же, поэтому из разнообразия хотелось бы услышать что-то новенькое. Надоело. Дурно пахнет.
— Дурно пахнет, говоришь? — Я выудил сигарету из смятой пачки на столе и закурил. — Тогда я не убийца. Может, капельку скотча, пока я рассказываю, как все было?
— От скотча не откажусь, но болтовне твоей я все равно не поверю. И не вздумай подсыпать мне слабительного в стакан, иначе схлопочешь из этой штуки между ушей.
С оскорбленным выражением на физиономии я плеснул ему зелья и, нацедив себе двойную порцию, сказал:
— Ты же знаешь, что я не стал бы подсыпать тебе слабительного. Хотя идея замечательная. Жаль, что не додумался до этого раньше.
— Вернемся к убийству, — напомнил он мне. — Зачем ты это сделал?
— Я этого не делал.
— Кто же?
— Я не знаю... пока.
— Не пудри мне мозги, — нахмурился он. — Я получил по телетайпу полный отчет. Пятьдесят с лишним статистов утверждают, что ты держал в руке бейсбольный мяч перед тем, как девушку-статистку убили. Так говорит Рой Кромвель. И Берни Баллантайн тоже. Что тебе еще нужно?
— Выпить, — сказал я и выпил. — И дать возможность доказать, что они нагло лгут.
— В том, что у тебя был мяч?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Тут они, пожалуй, правы.
— Тогда в чем же они лгут?
— В том, что я бросил его в Мэйзи. Я не бросал.
— Хорошо, кто бросил? — наседал он.
— Ты уже спрашивал меня. Я сказал, что не знаю... пока.
Казалось, он смягчился.
— Ты ведь догадываешься, правда?
— Конечно, но что толку? Хватит умничать. Ты прекрасно знаешь, в какое место меня нужно уколоть, чтобы я отпустил какую-нибудь дерзость. Ты не такой простой, как тебе кажется. — В бутылке оставалось на два пальца жидкости. Я допил ее.
— Замечательно, — заметил Дэйв, чувствуя себя обделенным. — А про меня ты забыл. — Его тон стал жестким. — Раз ты такой крутой, что смеешь отрицать свою вину, значит, у тебя кто-то есть на примете. Давай, назови его.
— O'кей, я назову двоих. Кромвель и Баллантайн.
Он кисло усмехнулся.
— Я так и знал.
— Что знал?
— Что ты это скажешь. Они обвиняют тебя, ты обвиняешь их. Мальчик, какой же ты скучный!
Я почувствовал болезненный толчок.
— Послушай, я не с потолка взял эти имена. Хочешь знать, почему?
— Полагаю, мне это ничего не будет стоить. Включай свою шарманку.
— Хорошо. Кромвель уговорил меня метнуть несколько бейсбольных мячей. И он стоял прямо у меня за спиной, когда смертоносная сфера просвистела мимо моего уха и убила блондинку.
Дэйв потер заросший щетиной подбородок.
— Ладно. Если сильно напрячь воображение, скажем, у него была возможность, хотя все вокруг утверждают, что он ничего не бросал. Но, допустим, бросил — почему бросил? Что он имел против Мэйзи Мердок такого, что решил убить ее?
— Я не знаю... пока.
— Ты повторяешься. Другого ничего нет? Теперь давай рассмотрим твои аргументы против Баллантайна.
Я пожал плечами.
— С ним то же самое. Он стоял сзади меня, когда был нанесен смертельный удар.
— Мотив?
— Пожалуйста. Он помолвлен со своей звездой Валой Дюваль. Считает, что ее шантажируют, поэтому нанял меня, чтобы я с этим разобрался. При этом намекнул, что хотел бы закопать шантажиста.
— Ага. И Мэйзи Мердок могла...
Я кивнул.
— Могла. Предположим, он узнает, что Мэйзи доит милашку Дюваль, и переходит от слов к делу. Логично.
— Но почему же он пытался повесить это на тебя?
У меня был готов ответ.
— Месть. Однажды ночью я был с Валой Дюваль в казино, где прошел рейд, и он приревновал.
— Что ты там делал? Пытался побить личный рекорд?
— Черт побери, нет. Возможно, он проглотил свою обиду, возможно, только притворился и ждал подходящего момента, чтобы вонзить в меня свой гарпун.
Дэйв встал и зевнул.
— Закончил, Шерлок?
— Да, я рассказал тебе все, что знаю.
— Тогда собирайся — поедем. Ты все еще под арестом. Честно говоря, твоя история — полное дерьмо. Я не верю ни одному твоему слову.
Я вылупил на него свои штифты
— Ты хочешь сказать, что сдашь меня этим безмозглым быкам в Венеции? Меня, своего лучшего друга?
— Да. — Он доверительно понизил голос. — Однажды мне пришлось арестовать собственную бабушку за то, что она ограбила слепого. У меня вся семья бандиты, и я не исключение. Так что протягивай плавники, я тебя окольцую, и тронемся.
Приговоренному полагается сигарета. Я полез в карман, но в тот же миг входная дверь за моей спиной со скрипом приоткрылась и раздался выстрел. Ч-пау! Чей-то револьвер щелкнул громко и неприятно, но близость пули была гораздо хуже. Она обожгла мочку моего левого уха, после чего Дэйв Дональдсон хлопнул себя ладонью по голове, пошатнулся, как пьяный, и грохнулся на пол. Из его морщинистого черепа начала сочиться кровь.
|
Глава 4. В ночь облавы |
Тихо выругавшись, я развернулся и прыгнул всей своей массой на дверь. К тому времени она успела захлопнуться и не открывалась, когда я тянул за ручку. Кто-то заклинил ее снаружи.
От едкой пороховой гари, висевшей в воздухе, щипало в носу. Я снова развернулся и бросился в сторону кухоньки, где у моей берлоги был запасной выход в короткий боковой коридорчик. Дверь подалась легко — отлично! Я выскочил в малый холл и побежал к центральному. Но кроме любопытных соседей, высунувших свои клювы на звук выстрела, я никого не обнаружил.
— Эй! — прохрипел я. — Вы не видели?..
Никто ничего не видел. Я стек вниз по главной лестнице: ни души. У лифта тоже все было тихо. Оставалась еще черная лестница, но я не успевал ее перекрыть, и теперь уже было поздно трепыхаться. Стрелок давно покинул здание, а если имел достаточно шустрые колеса, то и квартал.
Задыхаясь от огня и серы, я вернулся к своей входной двери и выяснил, что мешало ее открыть. Кто-то шибко одаренный умудрился заклинить ее, сунув кольт тридцать второго калибра между ручкой и дверным косяком так, что чем больше вы тянули за ручку, пытаясь открыть дверь изнутри, тем туже становился клин.
Это не было уловкой, чтобы сбросить ствол. Снаружи ощущался тот же едкий запах горелого пороха, что и в моем вигваме по ту сторону двери — это означало, что Дэйв Дональдсон был продырявлен тем же пистолетом. Я испустил отчаянный стон, когда понял, что оставил на нем свои отпечатки пальцев, выдергивая из дверной ручки. Но не это повергло меня в ужас и заставило короткие волосы на затылке встать дыбом.
Это был пистолет, который упряжные быки заставили меня бросить на пирсе аттракционов. Мой собственный пистолет!
Я простонал: “Господи, только не это!”, и с таким остервенением толкнул дверь, что она чуть не слетела с петель. Оказавшись внутри, я пинком захлопнул ее, дабы не возбуждать любопытство соседей. Затем присел на корточки возле распластавшейся туши Дэйва и с тяжелым сердцем взглянул на его бледную, как полотно, физиономию — мы через многое прошли вместе, месяц за месяцем, на протяжении более десяти лет, и вот теперь он мертв... И меня, возможно, обвинят еще в одном убийстве.
В доказательство этого покойник пробормотал: “Алло. Полицейское управление. Поставьте сеть на эту крысу Тернера. Только я приготовился надеть на него наручники, как он сунул руку в карман и выстрелил в меня. Алло. Дежурный. Ты прервал меня. Скажите, доктор, у вас есть аспирин? Фунт гамбургеров, пожалуйста, и вот вам продуктовый талон. Да. Тернер застрелил меня, шеф. Брежу? Я? Ну, вы бы тоже бредили, если бы у вас была такая же жесткая больничная койка, как у меня. Складывается ощущение, что я сплю на полу... — Дэйв открыл свои шальные глаза, повернулся и прокряхтел: — Ей-богу, я на полу!”
Осознание того, что он жив, делало меня похожим на человека, у которого вырвали гнилой зуб. Облегчение было огромным, но последствия причиняли дьявольскую боль. Пуля, выпущенная из дверного проема, всего лишь оглушила Дэйва, задев череп, но теперь он очухался и думал, что это я был тем кретином, который испортил ему скальп.
Для пущей убедительности он попытался встать на четвереньки. Я удержал его.
— Осторожнее, Дэйв. Осторожнее, — сказал я, не сразу заметив, что совершаю успокаивающие жесты “тридцать вторым”, который сжимал в руке.
Он вылупил на меня свои фары и откинулся назад.
— А, ты все же решил закончить со мной? — Его плечи дернулись. — Ладно, я готов.
— Не будь идиотом, ты, чертов кретин, — прорычал я. — Стрелял не я. Стреляли из дверей.
— Нажимай на курок да поживее, — проигнорировал он мои слова. — И не промахнись, потому что через минуту я встану и разберусь с тобой. Это предупреждение.
— Говорю тебе, я...
Он медленно, дюйм за дюймом, отлип от пола. Глаза сверкали яростью, кулаки напоминали боксерские груши.
— Я вышибу тебе мозги, — отчетливо произнес Дэйв. Он ударил с разворота, промазал и обмяк, как проколотый воздушный шарик, захрапев еще до того, как упал на ковер.
Я перепрыгнул через эту гору мяса, схватил телефон и набрал номер полицейского управления. Дежурный сержант на линии ничего не заподозрил, принимая от меня сообщение: “Говорит лейтенант Дональдсон. Дэн Тернер арестован. Перевозку, которую мы вызвали, отошлите назад, я доставлю его лично”.
— О'кей, лейтенант. Я предупрежу Венецию.
— Хорошо, — сказал я, повесил трубку и убрался оттуда. Мигом.
Я понял, что на какое-то время обеспечил себе неприкосновенность. Ход с отменой заказа на самовывоз был гениальным. Теперь патрульные машины с радиосвязью перестанут гоняться за мной, и мне не нужно будет приседать каждый раз при виде синих мундиров и медных пуговиц. Но долго это не продлится. Совсем скоро Дэйв Дональдсон придет в себя и поведает своим подручным, что произошло на самом деле. А потом начнется охота.
Я спустился вниз, выскочил на улицу, махнул желтому такси принять к тротуару, и забрался внутрь.
— “Голливуд Таймс”, брат. Не жалей лошадей. Я попал в переделку.
Вскоре мы подъехали к зданию редакции, и я поспешил в архив, где работал мой знакомый.
— Привет, Ларри, — сказал я.
Я напоролся на ошеломленный взгляд.
— Хокшоу!
— Да, сегодня жаркий денек, — резко прервал я. — Смотри, есть два пути. Если ты собираешься сдать меня, я откланиваюсь. Если захочешь мне помочь, буду благодарен. Выбирай.
— Конечно, я помогу тебе; все, что в моих силах. Стукачество — это не по моей части.
— Спасибо. Мне нужны любые материалы о некоем совместном ночном рейде в казино “Сансет Стрип” около месяца назад: вырезки, фотографии. Ты понимаешь, о чем речь?
Он кивнул, порылся в каком-то загашнике и протянул мне толстую папку из манильской бумаги.
— Вот. Кстати, там есть и твоя фотография.
Я знал об этом так же хорошо, как и он. Фоторепортеры устроили из рейда шакалье пиршество, будучи заранее предупрежденными о его проведении. Они отсняли кучу фотографий, которые тут же разлетелись по первым полосам. На глаза мне попала вырезка с фотографией, где Вала Дюваль вцепилась в мою руку и выглядела истеричной. “ЗВЕЗДА “ПАРАВОКС” СО ЗНАМЕНИТЫМ ЧАСТНЫМ ДЕТЕКТИВОМ” — гласила подпись под фотографией. Именно этот снимок вызвал приступ ревности у Берни Баллантайна.
Я разложил вырезки на столе и принялся их изучать. Нелепая картинка — “великий князь” Майк Воронофф, владелец ресторана, самозванец и главный попрошайка, ползет на четвереньках к выходу. На следующем снимке Рой Кромвель чопорно сообщает окружному полицейскому, что он пришел в заведение один — ложь, которая сошла ему с рук по той простой причине, что минуту назад он спихнул мне брюнетку Дюваль. И третья фотография — общий план, запечатлевший почти всех, кто был в казино, когда туда ворвалась полиция.
Так-так, давай посмотрим, есть ли здесь что-нибудь интересное. Я искал знакомые лица. Одна симпатичная блондинка привлекла мое внимание.
Это была Мэйзи Мердок.
Я взял снимок и пригляделся. Ее осветленные пряди и взгляд сорванца ни с чьими другими не спутаешь. Она была с каким-то бледным недоумком, которого я раньше не видел, — парень ничего собой не представлял, разве что поражал россыпью прыщей, которая могла бы удостоиться медали “За лучший огород победы”
Ларри, служащий архива, подошел ближе.
— Что-то нашел? — спросил он.
— Пожалуй, — буркнул я. — Можешь организовать мне телефон и отдельный столик?
Он подвел меня к отдельно стоящему письменному столу с телефонным аппаратом.
— Располагайся. — И удалился.
Я выудил из записной книжки номер и набрал его. Парня, которому я звонил, звали Педро Крики — французский испанец, хлебнувший неприятностей (преимущественно по своей вине) больше раз, чем индийцы засушили чайных листьев. Но самой главной неприятностью являлось то, что хозяином этого казино был он.
— Педро? — спросил я.
— Щас гляну, может, он внутри. Вы будете на проводе, да?
— Хватит придуриваться. Это Дэн Тернер.
— О! Мое почтенье. Как жизнь, старина? У тебя проблемы, да? В газетах и по радио говорят, что ты прихлопнул девушку. Ты болван, Шерлок. Если хочешь кого-то прихлопнуть, надо быть чокнутым, чтобы сделать это на публике. Тьфу!
Я терпеливо выслушал и ответил:
— Тьфу на тебя тоже, амиго. Я не убивал ее. Слушай, мне нужна кое-какая информация.
— Какая информация? У меня нет никакой информации. Что ты хочешь знать, а?
— Как часто Рой Кромвель приводил Валу Дюваль в твое заведение?
— Много раз. Два, три, может, шесть. Все время выбрасывает “глаза змеи”
— Что, Кромвель уединялся с ней в одной из твоих отдельных комнат? — небрежно поинтересовался я.
Эта устрица тут же дистанцировалась.
— Тут подожди минутку, друг-приятель. Эта чика Дюваль, она правильная девушка.
— Так что там насчет отдельной комнаты? — подсказал я.
— Этот Кромвель ведет себя как крыса. А я... я вообще ничего не знаю. Или ты думаешь, что я стукач?
Я усмехнулся.
— Спасибо. Вот поэтому он и берет отдельную комнату наверху.
— Старина, я не говорил этого.
— Нет, у тебя это само вырвалось, только и всего.
Он проклинал меня на четырех языках.
— Они поднялись в отдельную комнату на две минуты. Ей пришлась не по вкусу эта идея, ты понимаешь меня? Может, ей и было приятно находиться в компании Кромвеля, но не настолько. Он сказал ей, что там у них будет petit dejeuner a deux. Чувствуешь, куда я клоню? Скромный ужин на двоих, когда тебе никто не мешает. Она входит внутрь, осматривается и говорит: не пойдет, братец, это порочит репутацию.
— Понятно, — рассуждал я. — Она не возражала против того, чтобы пойти с ним поиграть в казино, но когда поступило предложение продолжить вечер в приватной обстановке, это не было похоже на игру в кости. Я прав?
— Ты чертовски прав! Эй, в чем дело, ты перестал понимать по-английски?
— Все нормально, — успокоил я его. — Значит, Вала была не в восторге от Кромвеля. Когда, говоришь, произошел этот эпизод с отдельной комнатой?
В ночь облавы, сказал он и начал проклинать копов, которые накрыли его казино.
— Это стоило мне всего, что я когда-либо выигрывал у таких парней, как...
— Напомни мне прислать тебе подушку, чтобы ты мог поплакаться, — сказал я и повесил трубку, услышав его жалобные стенания. Теперь я получил то, за что мог ухватиться своими фальшивыми зубами. Милашка Дюваль и Рой Кромвель спустились вниз из отдельного номера в ночь облавы. Правда, их визит на верхнюю палубу был недолгим, но все равно спустились они вместе.
И любой, кто видел их, спускающихся вдвоем, получал повод для сплетен.
И Мэйзи Мердок была в ту ночь в заведении.
И Валу Дюваль после этого, похоже, начали шантажировать.
И Берни Баллантайн грозился убить шантажиста.
И Мэйзи Мердок убили.
И Берни был на месте убийства.
И пытался повесить его на меня.
— Тернер, — тихо произнес я, — ты гений. Когда-нибудь ты станешь великим детективом, если проживешь достаточно долго. — Я достал мятую сигарету, прикурил и покинул здание редакции. Однако счастливым я себя не чувствовал. Я боялся, что не проживу так долго, как положено человеку, который надеется стать великим детективом.
|
Глава 5. Холостой выстрел |
Следующее такси доставило меня на другой конец города к облезлому многоквартирному вигваму, в котором жила покойная девушка Мердок. Уже почти стемнело, когда я разбудил управляющую — неряшливую старую каргу с рыжими, как хна, волосами, в которых проглядывали седые пряди. Если бы она заплатила за пинту джина больше пятидесяти центов, ее бы ограбили.
— Что желаете, дорогуша? — спросила она меня.
Я сунул ей свой значок, но так, чтобы она не успела разглядеть, что это не жетон полицейского.
— Управление по расследованию убийств.
Из квартиры ведьмы донесся голос, окрашенный аденоидной гнусавостью:
— Кто там, ма?
— Так вы из управления? — дама пристально посмотрела на меня. — Это опять полиция! — крикнула она голосу внутри. — Захлопни пасть, или я сама заткну ее своим башмаком. — Затем, обращаясь ко мне: — Младший, мой сын. Иногда я жалею, что не утопила его.
— Скажи ему, что мы устали от ищеек, — злобно прогнусавил голос. — Скажи ему, чтобы проваливал, ма.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, леди, — сказал я.
— Вопросы! — проворчала она. — Вопросы, вопросы, целый день одни вопросы. — Она издала неприличный звук. — Упс, простите. На что-то я, конечно, отвечу.
Гнусавый вокализ прозвучал снова:
— Чего он хочет, ма?
— Молчи, бездельник. Детектив хочет знать о Мэйзи, конечно. — Она посмотрела на меня. — Правда?
— Правда. Мисс Мердок жила в этом доме?
— Эй, ма, скажи ему, чтобы сдулся. Ты должна его выставить, ма. Он что-то разнюхивает.
Голос женщины сорвался на пронзительный, разъяренный визг.
— Прогнать полицейского, сдурел? Подбери сопли или я заткну твою носопырку. — Затем, не меняя выражения на своей отвратительной физиономии, она перешла на нормальный тон: — Весь в отца. Урод.
— Так что насчет мисс Мердок? — напомнил я.
— Сколько можно говорить одно и то же? — она возмущенно скривила рот. — Спросите тех детективов, которые уже были здесь. Господи, разве у вас, полицейских, нет других забот, что вы, как ненормальные, домогаетесь до покойницы?
— Кончай с ним, ма, — вякнул гнусавый.
— Ты можешь заткнуть свой поганый рот? — рявкнула она.
— Послушайте, — рассудительно сказал я. — Что я могу поделать, если управление поручило мне проверить работу детективов. Прошу прощения за причиненные неудобства, но...
Дама вздохнула.
— Ладно. — Она почесалась. — Скажу еще раз. Мейзи Мердок жила в этом доме до вчерашнего дня.
— Вы имеете в виду, что она съехала?
— Я имею в виду, что сменила замок в ее двери, а вещи спустила в подвал. И держу их там, потому что она задолжала мне за шесть недель. Не спрашивайте меня, где она провела вчерашнюю ночь. Я не знаю, и мне все равно.
Я вдруг почувствовал, что не могу глотать.
— Как?
— Эй, ма, — проскулил гнусавый. — Только что кинули газету. Я нашел ее у заднего крыльца. Хочешь кое-что услышать?
Она проигнорировала это.
— А вот так, дорогуша, — ответила она мне. — У Мэйзи давно не было работы в кино. Она сидела на мели. Каждый раз я слышала от нее одно и то же: у меня контракт с “Паравокс”, я получила небольшую роль, с первого же гонорара заплачу за квартиру — бла-бла-бла. Я устала ждать. У меня ведь не благотворительный пансион, верно? Так что вчера вечером я ее выставила.
Мне показалось, что мул лягнул меня в живот. Мэйзи Мердок уже шесть недель сидела без работы. А та, которую она на свою беду получила в “Паравокс”, была первой за последние пару месяцев. Эта информация разбивала мои гипотезы в пух и прах.
Она не могла быть тем персонажем, который шантажировал Валу Дюваль!
Независимо от того, как вы это поняли, ответ пришел именно оттуда. Будь Мэйзи шантажисткой, у нее хватило бы наличных, чтобы заплатить за квартиру и не оказаться на улице. А поскольку с деньгами у нее было туго, вполне логично предположить, что это не она наехала на сладкую брюнетку Дюваль.
То есть у Берни Баллантайна не было никаких причин убирать ее!
Конечно, он мог ошибочно полагать, что Мэйзи занимается шантажом. Однако я не совсем понимал, как он мог прийти к такому безумному заключению, учитывая обстоятельства. Похоже, все указывало на то, что Берни чист, и мне нужно искать другого кандидата на роль подозреваемого.
Я подумал о режиссере, Рое Кромвеле, который мог бросить бейсбольный мяч достаточно сильно, чтобы проломить доску или женский череп. Он был в состоянии послать смертоносный снаряд в кобылку Мердок, но зачем ему это делать?
— Скажите, — обратился я к ведьме-управляющей, — у Мэйзи никогда не было приятеля по имени Кромвель, такого рослого красивого джентльмена, одетого в твидовый костюм кричащей расцветки?
— У нее не было приятелей-джентльменов, дорогуша.
— Вы хотите сказать, что они не были джентльменами?
— Я хочу сказать, что она не играла в эти игры. Во всяком случае, не здесь. Мужчин, которые звонили ей, сюда не приводила. Я держу приличный дом для респектабельных людей, и она вела себя прилично, иначе я бы не позволила своему младшему время от времени прогуливаться с ней. Бедный мальчик, он так расстроился из-за того, что с ней случилось. Она была единственной девушкой, которая посмотрела на него больше одного раза.
— Но нравилась она ему не настолько, — заметил я, — чтобы не дать вам выставить ее из квартиры, когда она не могла заплатить за нее?
— Мой сын не вмешивается в то, как я веду свои дела. Лучше ему, сопляку, туда не соваться. А если бы сунул нос в мою бухгалтерию, то я бы ему все зубы пересчитала.
Я снова уперся в глухую стену. Зачем убивать девушку, если не имеешь с ней отношений? Это, казалось, вычеркивало Кромвеля из моего списка возможных подозреваемых наряду с Берни Баллантайном.
Из квартиры старухи-управляющей снова послышалось гнусавое блеянье.
— Ма, в газете пишут, что...
— Заткнись, малявка. Откуда ты знаешь, что пишут в газете? Ты и читать-то не умеешь.
— Умею. Слышь, ма, тут говорится, что частного сыщика арестовали в его собственной квартире прямо здесь, в Голливуде, и именно он убил Мэйзи. Его зовут Тернер. Коп по имени Дональдсон поймал этого парня, но тот выстрелил в него, пишут в газете, и скрылся. В газете есть фотография — я имею в виду фотографию Тернера. Хочешь взглянуть, ма?
— Не хочу, — ответила дама.
Не хотел и я. На меня объявили охоту. Дональдсон, видимо, оклемался, сообщил в полицейское управление и закинул невод. Настало время исчезнуть. Я начал прощаться с хмурой шваброй, как вдруг удача отвернулась от меня.
Младший появился в дверях с газетой.
— Посмотри, ма. Вот фотография парня, о котором я говорил тебе. — Он мельком взглянул на меня, дернулся и замер. — Ма! Да это же он! Ты говорила с Тернером!
Нужно было разворачиваться и бежать, винтить оттуда что есть мочи, но я не мог — мои ноги словно приросли к полу. Я тупо таращился на прыщавую рожу младшего, пока она не показалась мне знакомой.
Это был тот самый бледный придурок, которого я видел на фотографии с Мэйзи Мердок из папки Ларри!
Следующие несколько мгновений прошли как в тумане. Я наконец-то расколдовал свои ласты и совершил впечатляющий прыжок к выходу. Мамаша и сынок бросились за мной, вопя, как полоумные. Они почти поймали меня в дверях, по крайней мере, гаденышу удалось это сделать, что стоило ему трех передних зубов.
Он присел, жалобно скуля. Старуха задержалась возле него, осматривая разбитый рот, и я выскочил оттуда как ошпаренный. Правая рука горела, отвесив мощный боковой маленькому ублюдку.
Мое такси все еще стояло у тротуара. Счетчик показывал три с четвертью доллара, и это был грабеж, но я находился не в том положении, чтобы препираться. Я приказал водителю жать на газ и убираться отсюда. Он исполнил, после чего выразительно покосился на меня через плечо и сказал:
— Я слушал радио.
— Чудесно. Симфония или свинг?
— Последние известия. Они шикарно описали вас, приятель.
— Вот, значит, как, — произнес я.
— Не волнуйтесь, мистер Тернер, — улыбнулся он мне в зеркало заднего вида. — Я сам не люблю копов.
— То есть в свисток дудеть ты не собираешься?
— Уж я точно, — сказал он благожелательно. — Это для плохих парней. А вы мне кажетесь тем, кто отвечает добром на добро.
— Ты, конечно, имел в виду — платит.
Он проехал на желтый свет.
— Естественно, кто же в наше время думает о другом.
— Вот человек, который мне по душе, — сказал я. — Ты бы, наверное, тоже охотился за моими почками и печенью, если бы нашел их достаточно ценными. — Я выудил из бумажника две двадцатки и протянул ему. — И сколько на это можно купить лояльности?
— Я отделывал людей и за меньшее. Вы хотите поехать куда-то конкретно или просто прокатиться?
— Я хочу поехать куда-то конкретно, но пока не знаю куда. Для начала давай найдем телефон.
Он затормозил перед дешевой забегаловкой, оглядел каждый кустик и доложил, что все чисто.
— В конце бара есть кабинка, приятель. Я подожду.
Я вломился в бар, нашел телефон, бросил пятицентовик и снова набрал номер Педро Крики.
— Педро?
— Щас гляну, может, он внутри. Вы будете на проводе, да?
— Смени пластинку. Это Тернер.
— Sucre nom de Dieu
— Не спеши. Я стрелял в лейтенанта Дональдсона не больше, чем в дядюшку Эйба
— Я все сказал!
— Послушай. В ночь облавы эта куколка Мердок была в твоем заведении. Может, ты помнишь ее?
— Может, помню, а может, нет.
— С ней был парень, гаденыш с прыщавой рожей, которого только мать и может любить, да она его не любит. Знаешь, наверное, о каком придурке я говорю? Бледный, худощавый, говорит в нос.
— Ты говоришь вроде как про Джо Уилсона.
Имя совпадало с тем, что стояло на почтовом ящике ведьмы-управляющей: Уилсон.
— Да, он самый, — сказал я.
— Он не годится. Холостой выстрел.
— Постоянный клиент?
Педро ехидно рассмеялся.
— А ты как думаешь, а? У меня нет времени считать мелочь. Этот паренек Уилсон, пока не потрет между собой две десяточки, в мое заведение не попадет. Он пришел раз, два и все. Приводит красивую блондинку с собой, бросает кубики, остается без штанов и идет домой.
— Никогда деньгами не сорил?
— Нет, покуда мое заведение работало. С тех пор, как на меня наехали, я не знаю, сколько у него бабок. Черт с ним.
— А в плавучих клубах
— Не слышал. Ты такой умный, чего ты выясняешь, а? Прощай, adios
Уже порядком стемнело, когда я вернулся к своему такси. Я протянул еще десятку.
— Ну что, кэбмен, как насчет того, чтобы бросить кости? — предложил я.
— Бросить кости? — Он оторопело посмотрел на меня. — Как вы можете думать о сне в такую минуту?
— Бросить кости — это бросить кости. В прямом смысле. Есть на примете что-нибудь плавучее?
— А, в этом смысле? Понятно. — Он отвез меня в захудалый отель на Вайн-стрит и поговорил с посыльным. Потом передал мне: — Номер 212. Поднимайтесь прямо наверх. Хотите, составлю вам компанию — на удачу?
— Нет, спасибо. — Я поднялся наверх и коротко переговорил в двести двенадцатом номере с каким-то подозрительным типом. Через пять минут я снова сидел в такси. Водитель заметил, что мне, должно быть, ужасно не повезло, — выбросил “глаза змеи”, — раз я так быстро появился. На что я ответил: — Конечно, не повезло. Давай поищем другое место.
Таксист нашел мне другое заведение, где у меня состоялся такой же короткий разговор. Когда я вернулся к машине, он спросил:
— Ну как, теперь удачно?
— Не совсем то, на что я рассчитывал, — сказал я. — Меня интересует один игрок — у него аденоиды.
— Как можно играть в кости с аденоидами?! — в голосе водителя прозвучало негодование.
— В том-то и дело. Но он нигде не засветился. — И это было правдой, судя по тому, что я только что узнал. Джо Уилсон, заядлый стрелок
Еще одна гипотеза получила пробоину. В моем представлении придурок Уилсон мог шантажировать Валу Дюваль на том основании, что застал ее в компании Роя Кромвеля, когда парочка спускалась по лестнице из отдельного номера в казино Педро Крики. В свою очередь, Берни Баллантайн мог по чудовищному недоразумению принять Мэйзи Мердок за вымогательницу и лишить жизни не того человека.
Луноликий сосунок Уилсон был без денег. Следовательно, на ниве вымогательства он ничего не пожал. Он сидел там же, где и Мэйзи, а я снова уткнулся в глухую стену.
Мы тронулись дальше. Я зажег спичку и прикурил сигарету, на что мой водитель заметил:
— Вот сейчас вы подставились по-настоящему, приятель.
— Каким образом?
— Патрульная машина проезжала мимо как раз в тот момент, когда вы осветили спичкой лицо. Кажется, они срисовали вашу обложку. — Он посмотрел в зеркало. — Я чертовски хорошо разглядел, что они вас срисовали. Вон, разворачиваются с включенными красными огнями. Приплыли.
Повернув голову, я украдкой глянул в заднее стекло. Он оказался прав. Совсем скоро эти малиновые лучи пронзят завесу темноты, завоет сирена.
Теперь я у них точно был на крючке.
|
Глава 6. Игрок |
Мой водитель играл с педалью газа.
— Ну что, будем отрываться?
— Будет ли от этого толк? — проговорил я.
— Держите крепче свою вставную челюсть, а там будет видно, — посоветовал он мне и пошел выписывать самые фантастические фигуры по эту сторону индианаполисского спидвея. Мы свернули за угол на визжащих покрышках, рванули на север, повернули влево на следующем перекрестке и понеслись на запад кометой, которой брызнули под хвост скипидаром. Стрелка спидометра подползла к отметке “шестьдесят”, повисела там некоторое время и пошла вверх. Ночной ветер завывал вокруг наших хлопающих крыльев, а протекторы на задних колесах начали дымиться
Патрульная машина осталась позади.
— Сколько сейчас времени? — спросил меня таксист.
Я отбросил все мысли и пытался сконцентрироваться на прыгающем циферблате.
— Еще нет девяти. А что, это так важно?
— Угу, — буркнул он, едва не задев человека на пешеходном перекрестке. Пешеход с диким воплем отпрыгнул, как кенгуру, и исчез в открытом люке. — Тут есть улица неподалеку, по которой в это время всегда ходит поливалка. Еще десять баксов, и у меня может появиться идея.
— Десятка твоя, — сказал я. — Только вряд ли ты доживешь до того момента, когда сможешь ее потратить.
Он предложил мне ставку два к одному, послал машину катапультой еще раз за угол и крепко сжал руль. Я таращился на расстилавшийся впереди кусок черного и блестящего после недавней поливки асфальта. Мы вылетели на этот скользкий участок и резко повернули налево в узкий переулок. Не спрашивайте меня, как мы вписались, хоть убейте — не знаю. Я подпрыгнул на своем заднем сиденье, будто горошина в сухом стручке, и почувствовал, как заднюю часть кузова отрывает и заносит в сторону. Попасть в узкое горлышко этого переулка было все равно что продеть парализованными пальцами толстую веревку в штопальную иглу — этого просто нельзя было сделать.
Мы это сделали.
Патрульная колесница шмякнулась на мокрый асфальт и попыталась совершить тот же маневр. Оглянувшись назад, я увидел, как она потеряла управление, и ее закрутило, словно вертушку. Машина с вопящими внутри копами сделала три полных оборота, затем раздался страшный грохот, и из снесенного пожарного гидранта вверх вырвался фонтан воды.
На выезде из переулка мой таксист сбросил скорость.
— Свиньи
— В больницу, — устало ответил я. — Лечить нервы.
Он закудахтал:
— В такую погоду доктора не помогут, Хокшоу. Держите. — Он протянул мне почти пустую бутылку ржаного виски. Дрянь, конечно, но я осушил ее, и содержимое показалось мне нектаром. Мое серое вещество постепенно восстанавливало работоспособность. Я практически выздоровел.
Я начал загибать пальцы, суммируя то, что знал о событиях, последовавших за убийством Мэйзи Мердок. И Рой Кромвель, и маленький упырь Баллантайн — оба пытались подставить меня, но теперь, когда счет был открыт, ни один из них не годился в обвиняемые.
Ладно. Допустим, в этой пестрой киношной толпе скрывалась некая темная фигура, человек, у которого были личные счеты с Мэйзи, и он задумал ее пристукнуть. Если так, то мне конец. Преследуемый законом, как я мог надеяться выудить информацию о тех ста пятидесяти и более мужчин и женщин, которые находились в то время на пирсе аттракционов?
И потом, копы были не единственными, кто охотился за мной. Не надо забывать также о безымянном гражданине, устроившем стрельбу на пороге моей квартиры, в результате чего Дэйв Дональдсон получил легкое ранение, а я избежал верной смерти. Я почти забыл об этом инциденте в горячке последующих событий. Фактически я с самого начала уделял этому вопросу очень мало внимания в основном из-за того положения, в которое он меня поставил.
Правда, выстрел дал мне шанс сбежать от Дэйва, однако своим побегом я заронил в нем уверенность, что парнем, нажавшим на курок, был я. Это понижало мои ставки до такой степени, что я даже не пытался рационально объяснить проблему. Более того, на некоторое время я предположил, что пуля, возможно, предназначалась Дэйву от введенного в заблуждение союзника, который таким неуклюжим способом решил оказать мне услугу.
Теперь рассмотрим ситуацию под другим углом. Предположим, пуля предназначалась мне. Предположим, стрелок плохо прицелился, и пуля попала в Дональдсона.
Новая линия рассуждений приводила меня к чему-то принципиально иному. Что, если бейсбольный мяч, который попал в голову Мэйзи Мердок, был выпущен также по моему адресу? На это определенно указывал тот факт, что мяч пролетел достаточно близко от моей головы. Мэйзи могла быть тем невинным пешеходом, которого сбили по злой случайности. Позже такой же удар принял на себя Дэйв Дональдсон. Его ранила пуля тридцать второго калибра, Мэйзи убил бейсбольный мяч. Разница была только в этом. Во всем остальном просматривалась одна и та же рука.
И эта пуля тридцать второго калибра была выпущена из моего пистолета, того самого, который я вынужденно оставил на пирсе аттракционов в Венеции.
Карусель гипотез возвращала меня к прежней расстановке фигур. Кромвель мог поднять мой револьвер. Мог поднять Берни Баллантайн. Крошка Мердок могла получить от обоих смертельный удар бейсбольным мячом в голову вместо меня. Кого же из них я интересовал в качестве трупа?
Фигура Кромвеля здесь не выглядела логичной. Насколько я знаю, моя деятельная натура претензий у него не вызывала. Наоборот, он был у меня в долгу за то, что сбагрил мне Валу Дюваль, когда в ночной клуб нагрянула полиция.
Чика Дюваль тоже не вписывалась в общую картину. Я никогда не делал ничего такого, чтобы возбудить в ней ненависть, и, кроме того, она была слишком хрупкой и изящной, чтобы бросить мяч так сильно, чтобы проломить череп. У нее не было мускулов.
А вот Берни Баллантайн...
— Что за... — выругался я.
Водитель оглянулся на меня.
— Вам плохо, дружище?
— Хуже некуда. Я вдруг подумал об одном деятеле, который решил, что я верчу его подружку. Позже он притворился, что погасил пламя ревности, хотя, скорее всего, затаил лютую обиду.
— Вы, сыщики, должно быть, получаете сумасшедший кайф, когда разбираетесь с такими делами.
— Не смешно, — прохрипел я. — Этот деятель пытался убить меня бейсбольным мячом. Он промахнулся, и погибла девушка. А потом свалил вину за убийство на меня.
— Вы уверены, что это он?
— Вполне, — ответил я. — Я знаю способ, как проверить это.
— Каким образом?
Я дал ему адрес Валы Дюваль в этой части Беверли.
— Попытаюсь вызвать подружку этого идиота на откровенность, тогда есть шансы, что проблема разрешится. Она может сказать, держит ли он все еще зуб на меня.
— А если она не захочет говорить? Ни одна женщина не станет закладывать своего дружка.
— Захочет, — я сдул невидимую пыль со своих костяшек. — Захочет, или я выбью ей все зубы.
Было еще не слишком поздно для того, чтобы лакей встречал гостей таким надутым индюком. Я нажал на кнопку звонка девушки Дюваль и хладнокровно выждал три минуты, прежде чем позвонить снова. Потом дверь открыло это чучело в ливрее и брезгливо поморщилось, словно, отворотив камень, увидело перед собой мокрицу.
— Мисс Дюваль? — откликнулся он на мой вежливый вопрос. — Извините, любезный.
— За что тебе извиняться?
— На часах вообще-то половина десятого...
— Да, по тихоокеанскому военному времени
— Она отдыхает.
— Придется потревожить. Я хочу ее видеть.
Он надменно расправил плечи.
— Ждите здесь.
— Когда говоришь “ждите здесь”, добавляй “сэр”. — Я схватил его за накрахмаленную манишку. — Тебе когда-нибудь чистили слуховой аппарат?
— Почему... э-э... никогда, — и добавил: — сэр.
— Так не пропусти же уникальную возможность, — сказал я и обогатил его опыт ударом кулака. Он упал, прогундев, что у него сломан нос. Как ни странно, он был прав.
Легко перепрыгнув через полулежащее тело, я направился к роскошно декорированной мраморной лестнице и пружинистым шагом взлетел на второй этаж. Однако грохот падения дворецкого и его жалобные стоны опередили меня, послужив своего рода штормовым предупреждением. Когда я добрался до комнаты Валы Дюваль, она уже стояла в дверях.
— Помнишь меня, лапуля?
— Мистер Те-Тернер?!
— Собственной персоной. Извини, что приходится так беспардонно вламываться. Невежливо с моей стороны, но ситуация обязывает.
— Вы чудовище! — сказала она.
Я притворился обиженным.
— Неудачный способ начать разговор. Во-первых, это противоречит правилам гостеприимства, а во-вторых, такие реплики давно не пишут. Дремучее викторианство.
— Убирайтесь, — процедила она сквозь зубы. — Убирайтесь, пока я не вызвала полицию.
— Я сам вызову ее, когда придет время, — сказал я. — Сейчас я нуждаюсь в информации.
— Со мной это не пройдет. Я не общаюсь с убийцами.
Я колебался, влепить ли ей подзатыльник или сначала попробовать какую-нибудь стратегию. Я мысленно метнул жребий, и выпала стратегия.
— Я не убийца, милая, — произнес я кротким голосом.
Она оттянула назад гранатовые губы.
— Ложь.
— Я говорю правду, честно. Дай мне шанс, и я докажу, что кто-то пытается повесить убийство на мою шею.
— Почему меня должна волновать ваша шея?
— Может, и не должна, но это единственное, что подходит моим воротничкам. — Я изобразил самую лучезарную улыбку, на которую был способен, а сам тем временем прикидывал варианты. Как верно заметил мой водитель, ни одна женщина не станет закладывать своего дружка, поэтому я не особо далеко продвинусь, если спрошу в лоб эту черноволосую милашку, имеет ли Берни Баллантайн на меня зуб. Если я скажу ей, что подозреваю самого Берни, от нее будет толку, как от замороженного пастернака.
Требовалось незаметно подкатить к ней, втянуть в словесную перепалку и, усыпив бдительность, мягко направить разговор в нужное русло — глядишь, она бы и проболталась, и тогда, возможно, выяснилось бы, что Берни был так ослеплен ревностью, что бросил в меня бейсбольный мяч, убив по ошибке другого. Заодно я узнал бы, не он ли подобрал мой пистолет на пирсе аттракционов, из которого потом стрелял в меня, но попал в Дональдсона.
Но как лучше подкатить к ней? Внезапная догадка уколола меня.
— Послушай, детка. У тебя ведь случились неприятности?
— Ка-какие неприятности?
— Об этом тебя спрашивал Баллантайн, после чего ты выбежала от него вся зареванная, — объяснил я. — Об этом он хотел узнать от меня, поручив провести частное расследование. Не надо ничего скрывать от меня. Давай, просвещай — что к чему.
— Вы го-говорите загадками.
— Конечно. Это загадка, когда такая милая хрупкая миниатюрная женщина, как ты, мечется и снимает со своего банковского счета крупные суммы наличности без всякой разумной причины. Эта загадка называется вымогательством.
Она судорожно втянула воздух, раза в четыре сделавшись бледнее обычного, и попятилась к туалетному столику.
— Продажная тварь! — На комоде стоял хрустальный флакон духов. Она подняла его и швырнула в меня.
В бросок она вложилась от души, но сил было явно недостаточно. Флакон описал в воздухе вялую дугу — я даже не потрудился пригнуться, а просто выставил руку и поймал его левой пятерней.
— Это вещь дорогая, — упрекнул я девушку. — Такими не бросаются в частных сыщиков. — Я вернул духи туда, откуда они прилетели.
Ее ангельское личико помрачнело. Рассвирепев, она бросилась на меня, пинаясь, царапаясь и тяжело дыша.
— Значит, ты хочешь подраться, — сказал я и прижал ее к себе. Каждый раз, когда она вырывалась, я снова хватал ее за руки. Вскоре она успокоилась, тихо поскуливая. Я отпустил ее, извинившись за синяки и ушибы на локтях и предплечьях. — Похоже, я не рассчитал своих сил, — произнес я, думая в это время совсем о другом; я все еще вырабатывал стратегию боя.
— Убирайтесь, — прошептала она.
— Рано, киска. Я должен знать все об этом шантаже.
— Как будто вы не знаете!
Я приподнял бровь.
— Нет, я, конечно, знаю, что тебя доят. И Берни знает, но...
— Вы... вы ска-сказали ему?
— Он сказал мне, — ответил я. — И нанял меня, чтобы я этим занялся.
Ее короткий трескучий смех напоминал рвущуюся ткань.
— Какая ирония!
— Ты имеешь в виду, что он нанял человека, которого дико ревновал?
— Вы знаете, что я имею в виду.
— Видать, сегодня я не слишком проницателен. Оставим это. Поговорим лучше о том недоумке, которому ты платишь. На чем тебя прихватили?
— Продолжайте в том же духе, — проворчала она. — Продолжайте прикидываться дурачком.
— Кто-то видел тебя, когда ты спускалась с Роем Кромвелем с верхней палубы в заведении Педро Крики.
Она бросила на меня угрюмый, молчаливый взгляд.
— И этот кто-то пригрозил шепнуть Берни Баллантайну, что неминуемо поставило бы крест на вашей помолвке. И поэтому ты решила заплатить за молчание.
Видок у нее был вызывающий, но рот она держала на замке.
— Послушай, — убеждал я. — Мы тут немного потрепались с Педро Крики, и он мне всё рассказал.
— Что всё?
— Как ты не захотела оставаться в отдельной комнате с этим самцом Кромвелем. Знаешь, милая, во многих отношениях ты наивная дурочка.
Она выглядела озадаченной.
— Я ничего не понимаю.
— Все очень просто, — сказал я. — Тебя взяли за задницу, пригрозив рассказать Берни, что ты терлась с режиссером. Но если ты не при делах, зачем платить какому-то ублюдку?
Выхода у нее не было, и она призналась, что ее доили.
— Мне пришлось заплатить. Да, я ничего такого не совершила, но кто будет разбираться?
— Педро Крики был бы счастлив снять с тебя подозрения. Например, ты могла бы заставить его сказать, что наверху вы оставались не больше двух минут.
Недоумение застыло в ее расширенных глазах.
— Странный совет вы даете.
— Отнюдь. Меня наняли, чтобы вытащить тебя из дерьма, забыла? И я стараюсь делать свою работу хорошо, но получилось так, что мне приходится вытаскивать и себя тоже. Я хочу избавить тебя от шантажа, а себя... в общем, я не хочу, чтобы отдел убийств сорвал на мне джекпот.
— Но... но я ду-думала, что вы...
— Неважно, что ты думаешь, девочка, — мягко произнес я. — Главное, что мы хотим найти шантажиста. Ведь так?
— Д-да.
— И я, кажется, знаю, кто это, — сказал я. Что было ложью.
Она напряглась.
— К-кто?
— Я много раз прокручивал в уме и, наконец, понял, что это мог быть только один человек.
— К-кто? — повторила она напряженно.
— Сам Рой Кромвель.
— Нет! Это не... Зачем, в этом нет никакого смысла!
— Наоборот, смысл есть.
Она пристально посмотрела на меня.
— Рой никогда бы так не поступил. Он... он зарабатывает столько же, сколько и я. Он самый высокооплачиваемый режиссер в истории “Паравокс”. Почему он должен...
— Послушай, — вразумлял ее я. — Он делает большие деньги, но проигрывает их. Педро Крики рассказал мне, как ужасно Кромвелю не везло в кубики. Понимаю его отчаяние — спустить столько зелени! Вот он и решил использовать против тебя тактику “мягкого прикосновения”, зная, что ты особо сопротивляться не будешь. Он обвел тебя вокруг пальца, создал компрометирующие обстоятельства и включил доильный аппарат.
Мне приходилось сочинять на ходу. Конечно, это был блеф, но история моя звучала правдоподобно, к тому же я пытался завоевать доверие девушки.
Импровизация, надо сказать, удалась.
— Отвратительный, мерзкий негодяй.
— Точно. И что еще хуже, он подсунул тебя мне, когда в заведение ворвалась полиция, а Берни Баллантайну дал повод затаить на меня смертельную обиду. Как ты думаешь, он все еще ревнует?
— Ну, не-немного, — призналась она. — По большому счету, он уже забыл об этом.
— Черта с два он забыл. А ничего, что он пытался обвинить меня в том, что я убил эту кобылку Мердок?
— О-о-ох, нет! Я в том смысле, что он действительно считает, что вы у-убили ее. Он говорит об этом искренне.
— Может, ты и права, — пожал я плечами. — Особого значения это не имеет. — Я повернулся к двери. — В любом случае я намерен доказать свою полную непричастность. То есть я собираюсь сделать это прямо сейчас. Пока, детка!
— Подождите, — сказала она. Подойдя ко мне вплотную, она встала на цыпочки, положила руки мне на плечи и поцеловала меня. Как брата.
— Это за то, что вы просветили меня... что к чему, — застенчиво прошептала она. Не чувствуя ног, я спустился к своему такси. Щеку все еще покалывало от теплого прикосновения ее губ.
|
Глава 7. Сила тяжести |
Из ближайшего телефона-автомата я сделал три звонка. Сначала я позвонил в логово Роя Кромвеля и спросил у заспанного слуги, дома ли режиссер. Прозвучал утвердительный ответ, и я повесил трубку. Я не хотел болтать с этим типом, просто хотел убедиться, что его не сдуло за борт.
Затем я позвонил Берни Баллантайну.
— Берни? Говорит Дэн Тернер.
— Ах ты, гнида кровожадная! Как ты смеешь мне звонить?
— Успокойся, пупсик. Я думал, тебе, возможно, интересно будет узнать, что твое таинственное дело раскрыто.
— Какое еще таинственное дело?
— Для которого ты меня нанял. Я выяснил, кто шантажировал Валу Дюваль.
— Ты выя... Что?
— Да. Рой Кромвель, — сказал я. — Он проиграл кучу бабок и накопил огромные долги. Чтобы как-то выкрутиться, он заманил твою крошку в приватные апартаменты, выставив в неприглядном свете. Ничего такого, естественно, не было, но со стороны это выглядело не очень хорошо. Она испугалась, и он начал сосать из нее деньги.
Я понимал, что нес злонамеренную чушь, но цель оправдывала средства. Маленький сварливый лилипут, великий могол “Паравокс Пикс”, вскипел и громко забулькал на другом конце провода:
— То есть ты хочешь сказать мне, что...
— Я хочу сказать, что у меня на него целое досье, — солгал я. — И еще. Я знаю, кто подобрал мой пистолет на пирсе в Венеции. Теперь твоя очередь — думать. — И повесил трубку.
Наконец, я позвонил в полицейское управление и попросил соединить меня с отделом убийств.
— Лейтенант Дональдсон на месте или отпросился домой оплакивать свой ободранный череп?
— Он на месте, да только эта повязка делает его похожим на индуса. Мне все равно, кто его спрашивает, но я бы не советовал отвлекать его по пустякам, — сказал дежурный сержант. — Он злее десятка бешеных скунсов.
— Соедините меня с ним. Это очень важно. — Я ждал. — Привет, Дэйв. Угадай, кто звонит.
От моего голоса моча ударила ему в голову.
— Ты? Ну, быть мне последней су...
— Попридержи язык. Я раскрыл убийство в Венеции, и ты мне нужен. Прямо сейчас. Требуется упаковать клиента.
— Ага. С твоим участием в качестве последнего. — Он понизил голос, и я услышал, как он что-то кому-то говорит, бормоча в сторону.
— Не пытайся отследить мой звонок. Учти, это телефон-автомат, и я мог бы испариться задолго до того, как ты приготовишь мне злодейское сиденье
— Сказал бы я тебе.
— Ладно, не трудись. Ты запоешь по-другому, когда встретишься со мной в иглу Роя Кромвеля, где я вручу тебе убийцу Мэйзи Мердок.
Дэйв подавил хриплое рычание:
— Повтори еще раз!
— Я жду тебя прямо сейчас в лачуге Роя Кромвеля. Убийца будет там.
— А убийца — это ты.
— Нет, — терпеливо ответил я. — Я имею в виду того неизвестного, который швырнул в меня бейсбольным мячом, пытаясь убить, но не попал и завалил антилопу Мердок. Того неизвестного, который стрелял в меня на пороге моей квартиры, снова промахнулся и оставил зарубку на твоей башке.
— Ты что, увидел это во сне?
— Не во сне. А теперь прощай. Встретимся у Кромвеля. — Я отключился и поспешил к своему такси.
— Вы выглядите счастливым, — заметил водитель. — Что-то заваривается?
— Нечто вроде взрыва, — ответил я. — Знаешь, как делают порох?
— Нет, свой я покупаю уже готовым.
— Ты высыпаешь все ингредиенты и смешиваешь их. Если смешивать достаточно долго...
— О, вы смешиваете ингредиенты?
Я кивнул и сообщил ему адрес идиота Кромвеля.
— Давай, бродяга. Чайник уже начинает закипать.
Испанская гасиенда Кромвеля беспорядочно раскинулась на склоне холма к северу от бульвара Голливуд, рядом с одной из каньонных трасс.
Мы припарковались в квартале от дома; остаток пути я протопал пешком и достиг подъездной дорожки режиссера как раз в тот момент, когда седан притормозил у тротуара. Дэйв Дональдсон выскочил из него с повязкой на голове и двумя гориллами в штатском по бокам. Гориллы вытащили пушки. Дэйв заметил меня в полумраке.
— Вот он! Взять его! Не думал я, что тебе хватит наглости объявиться здесь. Застынь, Хокшоу! На этот раз я не собираюсь рисковать.
— Тебе не обязательно это делать, — спокойно сказал я и позволил полицейским обыскать себя. Когда они забрали мой “тридцать второй”, я добавил: — Будьте осторожны при обращении с этим огнестрельным оружием, друзья. Этот ствол проходит по делу о царапине на голове вашего старшего офицера.
Дэйв схватил пистолет.
— Так вот из чего ты в меня стрелял?
— Я — нет.
— Но ведь это твоя пушка!
— Моя.
— Ага, значит, ты признаешься.
— Объясняю. Это тот самый пистолет, который я бросил на пирсе аттракционов в Венеции по просьбе твоих коллег, когда те пытались взять меня за шкирку. Позже настоящий убийца подобрал его, приехал с ним в Голливуд и устроил стрельбу, спрятавшись за дверью моей квартиры.
— Тебе не надоело повторять эту муть.
— Нет, потому что это правда. Мы так и будем всю ночь торчать здесь и пялиться друг на друга или все-таки пройдем в дом для окончательного расчета?
Дэйв ухмыльнулся.
— Это и есть окончательный расчет. Браслеты на него, быстро!
Гориллы заковали меня в наручники, и на этот раз я не дергался. За день меня арестовывали трижды, и я устал сопротивляться. Я только сказал:
— Если дело провалится, я умываю руки. Следующее убийство будет на твоей совести. Подумай.
— Следующее убийство? Где? — подозрительно спросил он.
— Прямо здесь, в лачуге Кромвеля. Некоторое время назад я натравил на него Берни Баллантайна по телефону. Судя по огням в иглу и тачке, что стоит на другой стороне улицы, у Кромвеля сейчас гость.
Дэйв откашлялся и сплюнул.
— Слушай, умник. Не пудри мне мозги...
— Тогда включи их, — сказал я безучастно. — Я свое дело сделал, теперь это твоя поляна.
Он заколебался; кажется, до него дошло, что я не блефую.
— Пойдешь со мной, — проворчал он. — Но браслеты останутся на тебе. — Он повернулся к своим подчиненным. — А вы, ребята, подождите здесь.
— Но, лейтенант...
— Молчать, — прорычал он и потащил меня к режиссерской двери. — Может, позвонить? — шепнул он мне.
— Не надо. Попробуй ручку.
Он попробовал:
— Заперто.
— У меня в кармане есть отмычки. Вылови их и приступай к работе. Я не могу в наручниках.
Он обыскал меня и нашел ту, что отпирала входную дверь.
— Что теперь?
— Внутрь, быстро. И не шуметь. — Я шел впереди, двигаясь беззвучно, как тень. Мы подошли к внутренней двери, которая была слегка приоткрыта. Из щелей пробивался тусклый свет, а за дверью раздавались глухие голоса.
Рой Кромвель тяжело дышал:
— Хорошо-хорошо. Шантажировал я, признаюсь. Я нуждался в деньгах. Отчаянно. Я...
Оглушить человека страусиным пером было легче, чем поверить в признание этого парня. Мои дутые обвинения против него были чистейшей воды авантюрой, но он действительно оказался вымогателем! Я выстрелил наугад в темноте и попал в центр самой невероятной мишени за всю мою безумную карьеру.
Другой голос истерически хрипел:
— Ты подонок. Из-за твоей неслыханной подлости мне пришлось пойти на убийство. Но ты заплатишь за это.
— Нет, пожалуйста, не направляй на меня этот пи-пистолет.
Я получил сигнал к действию. Прорываясь в комнату, я чуть не оторвал дверь; Дэйв Дэвидсон ревел мне вслед. Я крикнул:
— Брось пистолет, Вала Дюваль!
Черноволосая малышка целилась из крошечного револьвера в Роя Кромвеля, который съежился в дальнем углу, как хорек в капкане. Но теперь она развернулась и таращилась на меня своими лупами, состроив при виде пушки Дональдсона скорбную физиономию.
— Ох-х-х... — тихо простонала она, позволив маленькой игрушке выскользнуть из рук и громко упасть на пол. — Вы... Вы...
— Я, милая, — сказал я сочувственно, вспоминая поцелуй, который она не так давно подарила мне. — Я пришел, чтобы предотвратить очередное мокрое дело, а заодно выслушать твое признание в убийстве Мэйзи Мердок. Прости, детка. Я не шучу.
Ее лицо напоминало маску, сделанную из пластилина.
— Как... как вы... как вы... догадались?..
— Твои руки. Они тебя выдали.
— Эй, подожди, — рявкнул Дональдсон. — Что не так с ее руками? Мне они кажутся нормальными. Только недостаточно сильными, чтобы размозжить голову девушки бейсбольным мячом.
— Я знаю, — коротко бросил я.
— Тогда каким образом...
Я мрачно уставился на Валу.
— Ты думала, что шантажировал я, киска?
— Д-да.
— В приемной Берни Баллантайна я пошутил насчет того, что не скажу ему, если только не буду думать, что сорву на этом хороший куш. Так как тебя уже доили, ты испугалась и решила, что этим придурком был я.
— Д-да, — призналась она тусклым, безжизненным голосом.
— Ты пыталась убить меня бейсбольным мячом, но по ошибке отправила в морг Мэйзи Мердок, — продолжал я. — Когда все кричали про убийцу, указывая на меня, ты спокойно наблюдала за происходящим и не вмешивалась, сохраняя свои перышки чистыми, в то время как мне впору было заказывать гроб. Так?
— Д-да. — Похоже, она не знала других слов.
— Потом я сбежал, и ты подобрала мой пистолет, из которого позже пыталась застрелить меня, когда я высадился у себя в квартире. Но опять неудачно. Ты ранила лейтенанта Дональдсона.
— Д-да, — монотонно проговорила она, словно заевшая пластинка.
— Пожалуй, это все. Остались только твои руки.
— Ч-что мои руки?
— Я заглянул к тебе в надежде загнать Берни Баллантайна в угол. На тот момент я подозревал его. Но тут я заметил синяки и ссадины на твоих локтях, и понял, что докопался до истины.
— Какой истины? — прошептала она.
— У меня такие же синяки и ссадины, как у тебя, — сказал я. — И я вспомнил, где их получил. Остальное было легко — я отдал тебе в лапы шантажиста Кромвеля, зная, что ты попытаешься сделать с ним то же самое, что и со мной. Ты поступила предсказуемо, и мы тебя поймали.
Она непонимающе моргнула:
— Ссадины?..
— Подарок от гигантской горки — спускаясь по спиральному туннелю, ты стерла локти. Незадолго до убийства ты поднялась по эскалатору внутри обзорной башни на самый верх весьма хитроумного сооружения, возвышающегося над пирсом.
Верхняя площадка смотрела прямо на аттракцион с бейсбольными мячами. Ты бросила в меня мяч сверху, и сила тяжести придала ему убийственную скорость.
— Д-да. — Пластинку снова заело.
— Бросив мяч, ты тут же съехала вниз по кольцам дракона. Это сэкономило время, и на пирсе ты предстала, имея очевидное алиби, — ты заявила, что только что вышла из своей гримерной. И тебе все поверили.
За моей спиной раздался новый голос: высокий, писклявый, пронзительный. Он принадлежал Берни Баллантайну, который приехал узнать о финальном раскладе, и теперь обнимал Валу.
— Я найму лучших адвокатов в мире, чтобы защитить тебя, дорогая. — Затем он пристально посмотрел на Кромвеля. — Ты уволен, долбанная крыса. В Голливуде будешь работать только через мой труп.
Берни оказался хорошим пророком. Милашка Дюваль отделалась пожизненным заключением, Рой Кромвель с позором отправился в моментальную фотографию, а Дэйву Дональдсону пришлось раскошелиться на транспортировку моего драндулета из Оушен-парка.
