“Смотри, как я тебя убью!”
Добавлено: 25 окт 2020, 12:14СМОТРИ, КАК Я ТЕБЯ УБЬЮ! [WATCH ME KILL YOU!] 1st ed: Dime Detective, July 1941 Series: Max Latin Переведено по изданию: “Dime Detective”, July 1941. Перевод: Егор Субботин Редактор: Ольга Белозовская. © “Клуб Любителей Детектива”, 25 октября 2020г. |  |
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. ВНИМАНИЕ! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ САМОГО РАССКАЗА. |
- =Библиография | +
 |
|
━━━━❰ГЛАВА 1: ЛАТИН И ИСКУССТВО❱━━━━ |
Гитеррес вышел из кухни в облаке пара и с силой захлопнул за собой тяжеленую металлическую дверь. Это был высокий мужчина с темным и ужасно разочарованным лицом. Одет он был в белую рубашку и белый фартук, а на его правое ухо был сдвинут поварской колпак. Вокруг шеи было обернуто полотенце, и он вытер лоб потрепанным концом, глядя на Латина.
— Что с ними не так? — поинтересовался он.
Латин сидел в последней из ряда узких кабинок с высокими стенками.
— С чем? — спросил он.
— С моими спагетти á la créme á la Guiterrez.
— Насколько мне известно, ничего, — ответил Латин.
— Тогда зачем ты отправил половину обратно? Полагаю, они не достаточно хороши для тебя? Наверное, в окружной тюрьме, третья камера, северный ярус, кормят лучше?
— Нет, — рассудительно ответил Латин. — На самом деле там кормят не лучше. Ты просто слишком много мне положил. Я наелся.
Официант в мешковатом замасленном пиджаке, который был как минимум на три размера больше, чем нужно, и фартуке, который мог бы сойти за цирковой шатер, подошел и ткнул Гитерреса локтем в ребра.
— С дороги, босс. — Он принес бутылку бренди и стакан, поставил их на линолеумную столешницу перед Латином и ушел.
Латин налил себе бренди. Это был худой мужчина с широкими плечами. Черты его лица были узкими и очень невыразительными, а зеленоватые глаза слегка приподнимались в уголках, как у кошки. Он имел невозмутимый вид, бесстрастный и холодный, как отполированный алмаз.
Гитеррес вдруг обернулся и сказал:
— Ну, а вам чего надо?
Маленький пухлый человек, который пытался протиснуться мимо него, испуганно отступил назад.
— Мне… мне сказали у двери, что я найду мистера Макса Латина в последней кабинке…
— Вот он, — сказал Гитеррес.
Пухлый мужчина смущенно кивнул.
— Здравствуйте, мистер Латин. Меня зовут Бернард Гастингс.
Гитеррес похлопал его по плечу.
— Вы знаете, что Латин — обычный мошенник? Знаете, что он только сегодня вышел из окружной тюрьмы, третья камера, северный ярус?
Гастингс сглотнул.
— Э… нет. Я думал, что он частный детектив.
— А еще жулик, — сказал Гитеррес. — Но, вероятно, и вы тоже, и, если хотите поговорить с ним, садитесь к нему в кабинку. Не нужно тут стоять в проходе.
Гастингс осторожно скользнул на сиденье напротив Латина.
Подошел официант в мешковатом пиджаке и заглянул через плечо Гитерреса.
— Хотите поесть, приятель?
— Нет, спасибо, — ответил Гастингс. — Я не…
— Значит, моя еда недостаточно хороша для вас? — перебил его Гитеррес.
Теперь Гастингс выглядел испуганным.
— Нет! Я не это имел в виду. Просто я только что поел и...
— Так вы, наверное, думаете, что будете просто сидеть здесь и занимать место за столом, пока болтаете с этим проходимцем?
— Э… нет, — быстро ответил Гастингс. — Если бы я мог выпить...
Официант достал из-под своего объемистого фартука стакан, обошел Гитерреса и поставил его на стол.
— Выпейте немного бренди Латина, — приказал Гитеррес.
— Но... но оно мне не нравится... Если бы у меня была карта вин... — Гастингс замолчал, недоверчиво глядя на этикетку на бутылке бренди. — Надо же! Это... это бренди бесценно! Его больше нельзя купить!
— Если оно вам не нравится, убирайтесь, — сказал Гитеррес. — Я вас сюда не звал.
— Но оно мне нравится! Я был просто поражен, увидев его! Это лучшее… самое лучшее…
— Тьфу, — сказал Гитеррес и направился по проходу в переднюю часть ресторана.
Латин налил немного бренди в стакан Гастингса. Тот наблюдал за ним широко раскрытыми глазами, а затем нервно кашлянул, прежде чем заговорить.
— Я... я чем-то обидел этого... э-э... джентльмена? Уверяю, что у меня не было намерения…
— Гитерреса? — спросил Латин. — О, он вечно обижен. Не обращайте на него внимания. Он расстроен.
— Расстроен? — повторил Гастингс.
Латин оценивающе отхлебнул бренди.
— Да. Видите ли, Гитеррес — очень хороший повар. Двадцать лет он работал в первоклассных ресторанах и отелях, но ему это не нравилось. Все это время он копил деньги, чтобы открыть свое собственное маленькое тихое, достойное заведение, где он мог бы подавать самую лучшую еду, приготовленную именно так, как он хотел, для небольшой избранной группы клиентов, которые оценили бы его усилия.
— Что ж, это очень похвально. Я не могу понять, почему…
Латин махнул рукой.
— Посмотрите на это место.
Это было длинное грязное помещение с темными пятнами на стенах и перекрещивающимися балками под закопченным потолком. Вдоль одной из стен тянулись кабинки с высокими стенками, а остальная часть пространства была заставлена тонкими столами на проволочных ножках. Ужинать было еще рано, но все места в помещении были заняты.
Неразбериха стояла невероятная. Звенела и гремела посуда, музыкальный автомат выл в углу буги-вуги, а кассовый аппарат лязгал с невыносимой беспорядочностью. Сигаретный дым плавал режущими глаза слоями, и Гитеррес поносил стол, полный посетителей, горько отчаявшимся голосом, в то время как они игнорировали его и продолжали есть. Невероятно потрепанная армия официантов ныряла и петляла между столиками с захватывающим дух мастерством канатоходцев, в то же время выкрикивая приказы, угрозы и требования освободить дорогу. Болтовня пульсировала в густом воздухе, как удары огромного барабана.
— Я заметил, что атмосфера довольно... — сказал Гастингс. — Но мистер Гитеррес не может жаловаться на объем работы…
— Еще как может. В этом-то и дело. Работы слишком много. Гитеррес оскорбляет своих клиентов, оказывает им ужасное обслуживание, заставляет их стоять в очереди на улице, когда идет дождь, но он все еще не может избавиться от них. Еда, которую он подает, слишком хороша. Клиенты согласны мириться с некоторыми неудобствами, если им позволяют ее есть.
— Это выглядит очень странным, — покачал головой Гастингс. — Но если бы он действительно хотел избавиться от некоторых лишних клиентов, он мог бы просто перестать подавать такую хорошую еду на некоторое время.
— Он не может готовить невкусно. Он же художник.
— Вот как, — сказал Гастингс, кивая, как будто это все объясняло. — Художник. Да, я понимаю. Художники действительно невероятные люди. Я не могу понять… Но, мистер Латин, я хотел поговорить с вами о моей жене.
— Да, — сказал Латин. — Пятьсот.
— Что? — уставился на него Гастингс.
— Да, я добуду доказательства, которые позволят вам развестись с ней, и это будет стоить вам пятьсот долларов, если только мне не придется их подделать, а тогда цена будет семьсот пятьдесят.
— Но… Но дело совсем не в этом! Я, э-э, очень счастлив. Я, э-э, не хочу развода!
Латин налил себе еще бренди.
— Вот как. Тогда чего вы хотите?
Гастингс глубоко вздохнул и начал рассказывать.
— Мистер Латин, вас рекомендовали мне Уокер и Креншоу, мои адвокаты. Они сказали мне, что вы очень умны и абсолютно... э-э... беспринципны.
— Верно по обоим пунктам, — самодовольно сказал Латин.
— Да, я вижу, — неуверенно сказал Гастингс. — Что ж, в любом случае, моя жена — Патриция Вентворт Крейг.
Латин осторожно поставил стакан.
— Кто?!
— Патриция Вентворт Крейг.
— Девушка с мешками денег?
— Моя жена — обладательница огромного состояния, — с достоинством признал Гастингс.
— Да, конечно, — согласился Латин. — Пятьдесят миллионов долларов. Мне показалось, вы сказали, что вас зовут Гастингс.
— Да, так и есть. Из-за ее огромных деловых интересов и юридических сложностей, к которым они приводят, она решила сохранить свою девичью фамилию после того, как мы поженились. Это не так путает.
— Да, — рассеянно ответил Латин. — Я слышал, что у нее где-то есть муж. Кстати, как вы это сделали?
Губы Гастингса сжались.
— Прошу прощения?
— Как вы ее подцепили? Я всегда хотел жену с пятьюдесятью миллионами долларов. Как вы собираетесь их получить?
Круглое лицо Гастингса побагровело от негодования.
— Мистер Латин, я бы попросил! Моя жена вышла за меня, потому что любила меня, а я любил ее. Ее состояние не имело к этому никакого отношения. Уверяю вас, что я сам отнюдь не нищий. Я никогда не трогал ни цента из денег супруги и никогда не трону!
— Хорошо вам, — мрачно констатировал Латин. — Ладно, что вы хотели мне рассказать о своей жене?
— Только прошу вас больше меня не перебивать. У отца моей жены был брат, который, вместо того чтобы быть таким же честным, энергичным и проницательным, как отец моей жены, всю свою жизнь был бездельником и лоботрясом. Он умер много лет назад от алкоголизма. У него был один сын.
— До сих пор все понятно, — сказал Латин.
— Отпрыска зовут Уинстон Вентворт Крейг. Он художник. Я имею в виду, настоящий. Он рисует картины.
— Хорошо, — сказал Латин.
— Моя жена коллекционирует картины, особенно современные. У нее самая обширная коллекция, и очень ценная.
— Вероятно, — сказал Латин. — Продолжайте.
— Похоже, — неохотно признал Гастингс, — что Уинстон Вентворт Крейг — очень хороший художник. Он провел много выставок, и его картины находятся во всех самых известных музеях, художественных галереях и коллекциях. Моя жена хочет, чтобы некоторые из них были в ее коллекции тоже.
— Тогда почему она не покупает их?
— Потому что Уинстон Вентворт Крейг не хочет ей ничего продавать.
Латин моргнул.
— А почему?
Гастингс заерзал на жесткой скамье.
— Видите ли, отец Уинстона Вентворта Крейга почти все свое время тратил на то, чтобы выкачивать деньги из отца моей жены. Когда ему удавалось раздобыть хоть что-то, он растрачивал это на развлечения. Несколько лет назад Уинстон Вентворт Крейг пришел к моей жене и попросил ее оплачивать его учебу в Париже. Она отказалась дать ему денег и, боюсь, довольно грубо посмеялась над его стремлением стать художником.
— Начинаю понимать, — сказал Латин.
Гастингс беспомощно развел руками.
— Откуда ей было знать, что он так многого добьется? Он унаследовал от своего отца… э-э… наименее желательные черты характера, и она, конечно, решила, что он просто хотел получить от нее достаточно денег, чтобы год или два ничего не делать. Но ее отказ разозлил его, а он очень мстительный человек. Теперь он отказывается продавать ей свои картины.
— И? — спросил Латин.
Гастингс наклонился вперед с серьезным видом.
— Разве вы не понимаете? Моя жена за несколько лет приобрела репутацию авторитетного специалиста по современным картинам и покровителя мастеров кисти. А теперь этот неотесанный мужлан, Уинстон Вентворт Крейг, говорит всем, кто его слушает, что она просто богатая невежда, которая настолько мало знает об искусстве, что не может распознать талант даже в своей собственной родне. Это ужасно унизительно. Люди смеются над ней!
— Какая жалость, — сказал Латин.
— Кроме того, — продолжал Гастингс, не обращая внимания на его замечание, — он заявил во всеуслышание, что Патриция Вентворт Крейг никогда не сможет приобрести ни одной его работы, даже со всеми ее деньгами. Естественно, другие коллекционеры, завидующие ей, насмехаются от души. Мистер Латин, ей очень, очень нужно приобрести несколько картин Уинстона Вентворта Крейга!
— Понимаю, — серьезно сказал Латин.
— Я хочу, чтобы вы достали для нее несколько картин.
— То есть украл? — вежливо спросил Латин.
— Нет! — решительно заявил Гастингс. — Конечно, нет! Моя жена заплатит любую цену, которую он попросит. Я хочу, чтобы вы уговорили его продать ей несколько картин.
— Мне очень не хочется лишать себя работы, — сказал Латин, — но, по-моему, это довольно глупо. Все, что нужно вашей жене, — это купить одну из картин Крейга у какого-нибудь другого коллекционера, дилера или музея. С ее-то баблом это будет не так уж трудно.
— Прошу, мистер Латин! — огрызнулся Гастингс. — Неужели, по-вашему, моя жена такая дура, что давным-давно до этого не додумалась? Крейг никому не позволит продать ей одну из своих картин.
— Если он кому-то продаст картину, то она будет принадлежать покупателю. Покупатель вправе перепродать ее кому пожелает. Крейг не может этому помешать.
— О да, он может! — сердито сказал Гастингс. — Вы не представляете, какой у него злобный ум. Он утверждает, что у него есть реверсивный творческий интерес к каждой картине, которую он нарисовал.
— Что есть? — спросил Латин.
— Реверсивный творческий интерес. Такой вещи не существует. Думаю, он сам это выдумал. Тем не менее этот гусь говорит, что даже мысль о том, что одна из его картин окажется в руках моей жены, будет для него такой душевной пыткой, что он не сможет больше писать и подаст на нее в суд на миллион долларов на том основании, что она лишает его таланта и средств к существованию.
— У него вряд ли что-то получится.
Гастингс постучал пальцем по покрытой линолеумом столешнице.
— Получится, мистер Латин! Еще как получится! Конечно, он не сможет выиграть ни одного такого бредового иска. Но он, конечно, подаст его. Он как раз такой тип. А если он все-таки подаст иск, то это окажется на первых полосах газет. Вы можете себе представить, каким это будет ужасным унижением для моей жены? Вся страна будет насмехаться над ней!
— Даже так, — сказал Латин.
— Итак, — серьезно сказал Гастингс, — Уинстон Вентворт Крейг должен согласиться продать ей несколько своих картин! На карту поставлены репутация супруги как покровителя искусства и ее душевное спокойствие! И она должна как можно скорее получить эти картины! Как можно скорее!
— Почему? — спросил Латин.
— Потому что через три дня в картинной галерее Кивера состоится выставка ее коллекции. Эта выставка не была бы полной без каких-нибудь картин Крейга. Все ее недоброжелатели будут смеяться над ней, если в этой коллекции не окажется картин ее собственного кузена. Если их не будет, они поймут почему. Крейг позаботился об этом.
— Ясно, — сказал Латин.
— Моя жена готова заплатить до пяти тысяч долларов за каждую картину Крейга, которую он согласится продать.
Латин застыл.
— Мне показалось, вы сказали пять тысяч долларов за картину.
— Да. Сейчас они продаются примерно по тысяче долларов за штуку.
— Тысяча, — мечтательно произнес Латин. — Пять тысяч. Мистер Гастингс, мы заключили сделку. Я добьюсь согласия Крейга продать ей несколько картин, даже если мне придется убить его для этого.
— Нет! — в ужасе воскликнул Гастингс. — Мистер Латин! Пожалуйста! Ничего подобного!
— Ладно, я убью его не до конца, — согласился Латин.
Гастингс выглядел очень неуверенным.
— Мистер... э-э... Гитеррес сказал, что вы только что вышли из тюрьмы. Он, конечно, шутил?
— Он никогда не шутит. Я только что вышел.
— Вот как, — смутился Гастингс. — И... э-э... в чем вас обвинили?
— В отказе от уголовного преследования за материальное вознаграждение.
— Я не знаком с юридическими терминами…
— Меня обвинили в том, что я заплатил неким джентльменам за возвращение драгоценностей, украденных у моего клиента, и позабыл спросить у них, как их зовут и где полиция может их найти.
— Вы… э-э… так сделали?
— Конечно нет, — сказал Латин. — Я просто заплатил вознаграждение за возвращение драгоценностей, которые были случайно потеряны.
— Потеряны, — неопределенно повторил Гастингс.
— Украдены. Возвращены за вознаграждение. Выкуплены. Мне кажется, что нет особой разницы... — Латин улыбнулся. — Разница только между сидением здесь и сидением в окружной тюрьме, третья камера, северный ярус.
— Вот как, — сказал Гастингс. — Что ж, пожалуйста, займитесь этим делом немедленно, мистер Латин. Время имеет самое существенное значение. Я не могу переоценивать важность…
— Я сейчас же оседлаю свою лошадь.
— Уинстон Вентворт Крейг живет в доме 345-B на Грин-стрит. Вам лучше пойти туда прямо сейчас. Он работает по ночам, а днем его никогда нет. Я не упоминал об этом, но у него... э-э... неприятный характер. Он может быть очень грубым…
— Я тоже.
— Тогда я вас оставлю…
— Нет, пока вы не заплатите за бренди, — сказал Гитеррес, внезапно появляясь рядом с кабинкой. — И я знаю, сколько вы выпили, потому что пометил бутылку. Это будет стоить вам всего три доллара.
— Три доллара! — воскликнул Гастингс. — Но я сделал всего лишь маленький…
— Так вы хотите поспорить, да? — сказал Гитеррес. Он позвал одного из официантов: — Дик, пойди на кухню и принеси мне мой тесак. Тот, самый острый.
Гастингс сглотнул.
— Что ж, с другой стороны, вместо того, чтобы спорить…
— Три доллара, — сказал Гитеррес. — Выкладывайте, и без разговоров.
|
━━━━❰ГЛАВА 2: УБИЙСТВО РАДИ ИСКУССТВА❱━━━━ |
Убийство ради искусства
Грин-стрит когда-то была коровьей тропинкой, и отцы города никогда не тратили время и силы на то, чтобы привести ее в порядок и превратить в современную улицу. Сейчас, как и всегда, она петляла между рекой и угрюмо-массивными фабриками промышленного района, пересекая более традиционные улицы под любым старым беззаботным углом, делая кварталы причудливыми, как кусочки головоломки. Она была старой, ленивой и потрепанной, и никому не было до нее дела, и меньше всего тем, кто жил на ней.
Цементные блоки, из которых состоял узкий тротуар, поднимались в одних местах и опускались в других, и Латину казалось, что он карабкается вверх и вниз по плоской вытянутой лестнице. Сумерки скрывали полосы сажи, и все дома были одного и того же унылого серого цвета, тесно прижатые друг к другу и молчаливые, стоящие чуть ниже уровня улицы.
Латин нашел дом № 345 в процессе подсчета углов. Это было тонкое потрепанное здание, в высоких окнах второго этажа которого ярко горел искусственный свет. Внизу света не было, и Латин спустился на ощупь по трем цементным ступенькам и направился по узкой кирпичной дорожке к парадному крыльцу.
В черной тени входной двери внезапно вспыхнул ярко-красный кончик сигареты, и хрипловатый приятный женский голос произнес:
— Что тебе тут надо, сынок?
Латин вежливо дотронулся до полей шляпы.
— Мне нужен Уинстон Вентворт Крейг.
— Он здесь не живет.
— Он все равно мне нужен.
Щелкнул выключатель, и над крыльцом усталым светом засияла лампочка, выявляя женщину, стоявшую в дверях. У нее были каштановые волосы, небрежно подстриженные и взъерошенные, как у мальчика, под глазами залегли синие тени, а губы искривились в циничной полуулыбке. Ее сигарета была в длинном мундштуке из слоновой кости, а острые ногти были окрашены в темно-красный цвет. На ней было хлопковый домашний халат и открытые сандалии. Она рассматривала Латина с отстраненным, незаинтересованным видом.
— Мне сделать три шага вперед и назвать пароль? — спросил он.
— Попробуйте, и я воткну вам эту сигарету прямо в глаз.
— Какой? — с любопытством спросил Латин.
— Пожалуй, левый.
— Тогда ладно. Левый у меня стеклянный.
Латин поднялся на крыльцо. Женщина стояла, прислонившись к краю двери, и не двигалась, но слегка улыбнулась.
— Привет, — сказал Латин.
Она кивнула стриженой головой.
— Привет. Как вас зовут?
— Макс Латин.
— Латин, — задумчиво повторила она. — На днях в газетах было об одном Латине — в тюрьме.
— Это я и есть.
— Я так и думала. Частный детектив на теневой стороне, да?
— Не теневой, — возразил Латин. — Черной, как ночь. Вам не нужно совершить какие-нибудь мелкие преступления? Я пока снизил цены, потому что задолжал своему адвокату немного денег.
— Я подумаю над этим. Зачем вам Крейг?
— А кто спрашивает?
Женщина улыбнулась чуть шире.
— Нэн Картер. Если официально, то можете звать меня Нэн. Причина моего любопытства заключается в том, что я не пускаю судебных приставов, налоговых инспекторов и прочих паразитов, пока не смогу получить часть арендной платы у моего уважаемого арендатора, мистера Уинстона Вентворта Крейга.
— Вы ошибаетесь, — сказал ей Латин. — Я серьезно изучаю искусство, и я здесь, чтобы накупить картин в большом количестве.
— Кто вас послал?
— Напомните мне как-нибудь, когда я не буду занят, рассказать вам об этом.
Нэн Картер выпустила в него длинную струю дыма.
— Другими словами, Патриция Вентворт Крейг.
— Примерно так.
— Ни одной из своих картин Крейг ей не продаст и не позволит купить, — сказала Нэн Картер. — Разве вы не знаете, как обстоит дело? Он гений, по крайней мере так утверждает. Темпераментный и все такое. Он не станет брать ее деньги. Ему это оскорбительно. Он предпочел бы брать деньги у всех своих друзей и забывать возвращать их или снимать у меня квартиру в долг шесть месяцев подряд.
— Я заставлю его передумать.
— Каким образом? — спросила она.
— У меня удивительный дар убеждения, а также очень неплохой хук левой.
Нэн Картер задумчиво смотрела на него.
— Насилие, да? Мне показалось, что вы джентльмен.
— Если люди встают между мной и хорошим гонораром, разве я виноват, что их потоптали в суматохе? — резонно спросил Латин.
— Нет, — призналась Нэн Картер, — и я думаю, что наша богатая подруга, видимо, наконец-то нашла правильный подход к своему дорогому кузену. Он мерзкий, но трусливый, как кролик. Лестница прямо здесь. На двери студии замка нет. Не трудитесь стучать. Просто входите и чувствуйте себя как дома.
Латин вошел в дверь, прошел по короткому холлу и поднялся по крутому темному склону узкой лестницы. Наверху был еще один холл, покороче, с черной лестницей черного цвета в дальнем конце. Посреди коридора была дверь, и, тихонько повернув ручку, он толкнул ее.
Яркий свет из студии ринулся на него, на мгновение ослепив, но затем за долю секунды окинув все взглядом, Латин тихо вошел в студию и закрыл за собой дверь.
Простенки были убраны, и весь верхний этаж дома представлял собой одну огромную комнату, потолком для которой служил остроконечный наклон крыши. У дальней стены стоял мольберт с мощными торшерами дневного света, направленными так, чтобы на закрепленном холсте не было ни малейшей тени.
Перед мольбертом, согнувшись, лежал человек, и его синий халат живописца выделялся ярким пятном на фоне тускло-черного пола. Лицо было повернуто к Латину, а остекленевшие глаза — широко раскрыты и выпучены. Хотя кровь отсутствовала, человек явно был мертв.
Расслабившись, Латин стоял у двери и медленно поворачивал голову, разглядывая тени, сгустившиеся в углах большой комнаты. По другую сторону мольберта было открытое окно, и сквозь него Латин слышал далекий шум уличного движения и видел слабое свечение огней на окраинах города.
В студии не было слышно ни звука. Латин тихо подошел к обмякшей фигуре в синем халате и опустился рядом с ней на колени. Он ощупал одно из костлявых запястий мужчины, оно было теплым, однако пульс отсутствовал напрочь. Латин поджал губы и стал беззвучно насвистывать себе под нос. Он начал было подниматься, но остановился, уставившись на какой-то предмет под мольбертом.
Это была женская туфля. Танцевальная туфелька изящной работы из тонких полосок перекрещивающейся красной кожи, с высоким, похожим на стилет каблуком. Латин достал из кармана носовой платок и, прикрыв им руку, осторожно ее поднял. Туфелька выглядела дорогой, сделанной вручную для короткой высокой ступни, и пока Латин заглядывал внутрь в поисках имени изготовителя, он услышал, как тихо скрипнула дверная петля.
Латин среагировал мгновенно. Он выбросил туфлю в открытое окно, поднялся на ноги и повернулся, осторожно пригнувшись.
— Стойте на месте, — прошептал человек в дверях.
Латин не шевелился.
Человек в дверях был маленьким и хрупким, а из-за пальто, которое было на нем, он казался еще меньше и хрупче. Пальто было огромным. Оно выглядело так, словно его сделали для кого-то на три фута выше и на два фута шире, и висело бесформенными тяжелыми складками, а подол касался пола. Высокий воротник был поднят и застегнут спереди, скрывая все лицо человека, кроме бледно-белого треугольника от подбородка до огромных очков с темными стеклами. На голове была черная шляпа с широкими полями, низко надвинутая на лоб.
В правой руке он держал толстый короткоствольный автоматический пистолет. Он осторожно отвел его, а затем левой рукой аккуратно закрыл дверь, придерживая ручку, чтобы замок не щелкнул.
— Что вы выбросили в окно?
— Угадайте, — предложил Латин.
Человек молча наблюдал за ним; стекла его окуляров напоминали блестящие затемненные иллюминаторы.
— Подвиньтесь немного вправо, — приказал он все тем же тихим шепотом.
Латин сделал шаг в сторону, потом еще один. Его визави тоже начал двигаться, следуя по противоположному краю невидимого круга, разделявшего их. Он двигался легкими семенящими шагами, грациозно, как танцор.
— А теперь стойте.
Латин подчинился. Другой человек уже подошел к мольберту. Он стоял, поставив ноги по обе стороны от распростертого на полу тела в синем халате. Все еще глядя на Латина, он наклонился и начал ощупывать мольберт левой рукой.
Послышался негромкий скрежет, и в руках незнакомца оказались три маленьких квадратных холста.
— Не двигаться, — прошептал он и начал продвигаться боком по своему кругу к двери.
Латин вдруг понял, что от него ускользает.
— Эй, так не пойдет! Я первый пришел за этими картинами. Положите их.
Человек в пальто остановился, и его язык скользнул по тонким красным губам.
— Я серьезно, — сказал Латин. — С ними вы отсюда не выйдете.
Человек в пальто выстрелил в него без малейшего предупреждения. Латин плюхнулся ничком на пол, перевернулся и отчаянно покатился к стене. Пистолет бабахнул еще три раза, и пули со зловещими щелчками вонзались в пол по обе стороны от Латина.
Латин ударился о стену и сел, выдергивая из-за пояса брюк свой собственный короткоствол 38-го калибра. Он успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как закрылась дверь студии, и услышать, как финальным аккордом щелкнул замок. Тяжело поднявшись, мужчина пронесся через студию. Он был слеп и вне себя, и снова необдуманно распахнул дверь и выскочил в коридор. Он мог видеть пустой холл под парадной лестницей, поэтому развернулся и направился к черной лестнице. Латин уже почти достиг своей цели, когда из тени у перил материализовался маленький человек в пальто и ловко вытянул перед собой ногу.
Латин попытался пересечь это препятствие, но не срослось. Зацепившись за лодыжку, он отправился в полет вниз головой в темноту лестничного проема. Ему удалось полуобернуться, пока он был еще в воздухе, и об перила он грохнулся спиной. Затем ударился о лестницу, растянулся во весь свой рост, сделал два полных кувырка вперед и завершил эскападу, приземлившись у подножия лестницы нелепой кучей. Какое-то время он не мог встать, не мог дышать, и в голове у него, словно юла, вертелось темное марево с красными пятнами.
Вдруг из холла снова раздался резкий хлопок выстрела, и Нэн Картер закричала. Хлопнула дверь.
Латин встал и тут же упал на ступеньки. Он пополз вверх, все еще сжимая в руке револьвер. Ноги не слушались его, и, преодолев три ступеньки, он соскальзывал на две. Но продолжал двигаться вперед, хоть и неуклюже, но упорно. Наконец он поднял голову над последней ступенькой. Прямо напротив него находилось лицо Нэн Картер. Ее коротко остриженные волосы теперь были еще более взъерошены, а голубые затененные глаза широко раскрыты.
— Боже мой! — хрипло сказала она. — Что… что…
Латин поднялся по ступенькам и прислонился к стене, чтобы не упасть. Он сделал три попытки и, наконец, сумел вдохнуть воздух в легкие.
— Куда он делся?
— Вы меня спрашиваете? — сказала Нэн Картер, тоже глубоко вздохнув. — Я не знаю, и мне все равно, я надеюсь, что больше не вернется. Я услышала выстрелы наверху и открыла дверь, чтобы посмотреть. Он был прямо передо мной и тут же выстрелил. Мне вполне хватило этого единственного намека. Я захлопнула дверь и пригнулась.
— А у него... были картины?
Она недоуменно уставилась на него.
— Картины! Вы что, обалдели? Он мог нести на плечах боевые корабли. Я видела только большую дыру дула этого пистолета. Какого черта вы двое здесь делали?
— Вызовите полицию, — сказал Латин. — Крейг мертв.
— Мертв! — ахнула Нэн Картер.
— Да. Здесь есть телефон?
Ее взгляд все еще был недоуменным.
— Мертв? Телефон? Да. Внизу, в моей квартире.
Латин пробрался наощупь через холл и на резиновых ногах спустился по парадной лестнице. В двери квартиры Нэн Картер было аккуратное круглое пулевое отверстие. Женщина открыла дверь, и Латин вошел в маленькую захламленную гостиную и со вздохом облегчения плюхнулся на диван.
— Телефон вон там, — сказала Нэн Картер, указывая на него.
— Позвоните вы, — сказал Латин. — У меня не хватит дыхания. Номер — Мэдисон 5050. Скажите, что Крейг мертв, и кто-то только что пытался сделать так, чтобы нас было двое таких.
Пока женщина набирала номер, Латин обхватил голову руками, прижав ладони к вискам, изо всех сил стараясь рассеять туман, который словно окутывал его мозг.
— Сейчас приедут, — сказала Нэн Картер, кладя трубку.
Латин поднял голову и поморщился, когда свет торшера ударил ему в глаза.
— Этот Крейг... у него был агент? Кто-нибудь продавал его картины за него?
Она безучастно кивнула.
— Да. Тип по имени Хаггерти. Вам нужно выпить или сходить к врачу.
— Выпить, — сказал Латин.
Она открыла угловую тумбочку с деревянной дверцей и достала плоскую пинтовую бутылку, наполовину заполненную дешевым виски.
Взяв бутылку обеими руками, Латин перевернул ее и сделал три больших глотка. Виски был таким же сильным, как и грубым. Он прошел по горлу, как пороховой шнур, и зажег яростный огонь в животе, но мгновенно снял пелену с его мозга.
— Фух! — сказал он, снова переводя дыхание.
Нэн Картер забрала у него бутылку и отхлебнула сама.
— У вас есть справочник? — спросил Латин. — Я хочу посмотреть номер этого Хаггерти.
— Два из них написаны на стене, вон там, над телефоном. Крейг постоянно звонил Хаггерти, пытаясь добиться авансов. Один из них — его офис, а другой — дом. Я не знаю, что где.
Латин нашел нацарапанные карандашом цифры и разобрал их. Он позвонил по первому номеру и услышал гудки другом конце провода, но ответа не было. Он попробовал другой номер, и после второго гудка ему ответил усталый женский голос.
— Алло?
— Могу я поговорить с мистером Хаггерти? — спросил Латин.
— Его нет дома.
— Вы не подскажете, где я могу его найти?
— Ха! — сказал женский голос. — Это вряд ли. Он где-то пьет со своими жалкими клиентами.
— Когда он придет, пожалуйста, скажите ему, что один из его клиентов — Уинстон Вентворт Крейг — только что умер, и что ему лучше как можно скорее бежать в студию Крейга.
— Я передам ему, если он когда-нибудь вернется домой и будет не слишком пьян, чтобы меня понять.
Где-то совсем рядом завыла сирена, когда Латин повесил трубку.
|
━━━━❰ГЛАВА 3: ОБЪЯСНЕНИЯ ЛАТИНА❱━━━━ |
Детектив-инспектор Уолтерс из отдела убийств был высоким, мрачным человеком с длинным, морщинистым и циничным лицом. Теперь он стоял, скрестив руки на груди, и мрачно наблюдал, как медэксперт трудится над распростертым телом в синем халате.
Наконец медэксперт встал и кивнул двум своим помощникам.
— Ладно, ребята. Тащите его отсюда.
— Ну что? — спросил Уолтерс, когда помощники перекатили тело на носилки и накрыли его простыней.
— Он мертв, — сказал медэксперт, — или вы не заметили? Причина его смерти заключается в том, что кто-то был настолько жесток, что сломал ему шею, нанеся очень изящный короткий удар каким-то инструментом с примерно таким квадратным выступом на нем.
Для демонстрации он сдвинул большой и указательный пальцы примерно на расстоянии трех четвертей дюйма друг от друга.
— Молоток? — предположил Уолтерс.
Медэксперт почесал затылок.
— Нет... Я так не думаю. Может, очень легкий молоток. Это был очень резкий удар чем-то не очень тяжелым. Убийца точно знал, куда ударить, чтобы сломать позвоночник. Я и сам не смог бы сделать это аккуратнее.
— А как насчет этого? — спросил Уолтерс, указывая на ржавый молоток, который дактилоскописты оставили на стуле.
— Нет. Он слишком большой и тяжелый.
— Черт, — разочарованно сказал Уолтерс.
— Ребята больше ничего здесь не нашли… Как давно он умер?
Медэксперт даже не потрудился ответить. Он просто недовольно взглянул на инспектора.
— Ладно, — вздохнул Уолтерс, — что-нибудь еще?
— Он был наркоманом.
— Вы можете сказать, на чем он сидел?
— Либо морфий, либо героин, но, скорее всего, морфий. Позвоните мне после вскрытия, и я расскажу вам больше.
Уолтерс кивнул, и медэксперт вышел вслед за своими помощниками и их нагруженными носилками. Детектив-инспектор стоял перед мольбертом, глядя на картину, которая была на нем, и слегка покачивался взад-вперед. Патрульный в форме, стоявший у двери, лениво прислонился к стене, ковыряясь в зубах заостренной спичкой. В студии царила тишина, нарушаемая лишь тихим скрипом подошв ботинок Уолтерса.
Наконец он обернулся и сказал:
— Как вы себя чувствуете?
Латин сидел на краю платформы для моделей, обхватив голову руками.
— Откровенно говоря, — сказал он, поднимая взгляд, — так себе. Моя колокольня гудит.
Уолтерс снова повернулся к картине.
— Что вы думаете об этом? — Он наклонил картину так, чтобы Латин мог ее видеть.
— Хорошая работа, — сказал Латин.
Это был портрет, почти законченный. У него было безошибочное сходство с человеком, который лежал перед ним мертвым, и он был поразительно хорошим. В нем была жизненная энергия и размах. Глаза были полузакрыты, а рот кривился в циничной усмешке.
— Он выглядит так, — сказал Уолтерс, — словно был удивлен, что кто-то врезал ему. Я бы хотел, чтобы он мог заговорить и сказать мне, кто это был, потому что если парень, который это сделал, подкрался к Крейгу сзади, когда он рисовал, то Крейг на картине, безусловно, наблюдал за ним. Просто детектив какой-то, правда? Я имею в виду, парень на картине, наблюдающий за парнем, которого он изображает. Получилась бы сенсация.
— Очень смешно, — кисло сказал Латин.
— Немного запутанно, — признался Уолтерс. Он пожал плечами. — Ладно. Пора приступить к работе. Предположим, вы начнете говорить, Латин. Не лгите больше, чем это необходимо.
— Это, — сказал Латин, указывая на картину, — есть и был Уинстон Вентворт Крейг, кузен Патриции Вентворт Крейг.
Уолтерс открыл рот и тут же закрыл его.
— О-о! Та богачка?
— Она самая.
Уолтерс вздохнул.
— Тогда, видимо, мне следует вести себя тихо и скромно. Почему мне всегда достаются такие дела? Похоже, на старости лет меня могут отправить на свалку или еще куда-нибудь. Так что вы здесь делали?
— Меня наняла Патриция Вентворт Крейг, вернее, ее муж, чтобы я купил несколько картин Уинстона Вентворта Крейга.
Уолтерс скептически посмотрел на него.
— Ага, ага. Вы оказались слегка быстрее, чем тот парень, Латин.
— Честно, — сказал Латин. — Уинстон возненавидел свою дорогую кузину Патрицию, когда Патриция отказалась одолжить ему денег, чтобы он мог изучать искусство. Но он все равно выучился и стал хорошим художником. Но в отместку отказался продавать ей свои картины и принялся подгаживать ей, объясняя всем, что не хочет этого делать, потому что она слишком глупа, чтобы оценить их.
Уолтерс глядел еще более скептично.
— Я слушаю, но недолго.
— Патриция коллекционирует современное искусство, и через пару дней она устраивает выставку своей коллекции. На выставке должны быть несколько картин кузена Уинстона, потому что, если их не будет, все ее враги будут от души злорадствовать. Поэтому она, вернее, ее супруг нанял меня, чтобы я пришел сюда и уговорил Уинстона продать ей несколько картин.
— Чушь, — сказал Уолтерс. — Редкостная. Почему она просто не…
— Да, да, — перебил его Латин. — Я сам задавался эти вопросом. Она не могла купить картины Крейга ни у кого другого, потому что он сказал, что это причинит ему сильную душевную боль, и он подаст на нее в суд.
— Он не мог…
— Он мог бы начать судиться, и если бы он это сделал, газеты раздули бы из этого огромную сенсацию, а это означало бы, что все население будет смеяться над Патрицией вместе со всеми художниками и коллекционерами произведений искусства, которые и так уже это делают.
— Ну-ну, — сказал Уолтерс. — Для меня все это звучит как сентиментальный бред.
— А вот и нет. Представьте. Вот дама, которая, вероятно, всегда могла купить все, что она хотела в мире, и вдобавок очень гордится собой, так как является экспертом по современному искусству. Ее кузен Крейг не давал ей спуску, и люди из-за этого смеялись над ней. Люди не должны смеяться над вами, когда у вас есть пятьдесят лимонов.
— Я не смеюсь над ней, — сказал Уолтерс. — Возможно, это правда, и они наняли вас, чтобы получить картины. Но почему именно вас? Вы ведь не претендуете на звание эксперта по искусству?
— Я жулик. Они решили, что я выманю у Крейга картины с помощью одного из своих хитрых трюков. Что, собственно, я и собирался сделать.
Уолтерс, прищурившись, потер мочку уха.
— Знаете, когда я был ребенком в Айове, в городе жил банкир, который называл себя Честным Джоном. В один прекрасный день он смылся на юг с вкладами на сумму около тридцати тысяч баксов.
— Очень интересно, — заметил Латин.
— Да. С тех пор я сомневаюсь в людях, которые заявляют о своей честности. Я думаю, что, возможно, иногда бывает и наоборот.
— Это как? — спросил Латин.
— Например, вы. Вы так много говорите о том, что вы “жулик”, что я сомневаюсь в этом. Я думаю, что это просто ваше прикрытие. На самом деле, наверное, вы честный частный детектив.
— Это клевета, — возмутился Латин. — Я подам на вас в суд. Я жулик, каких поискать.
— Угу. Возможно, вы немного резкий на поворотах, но и только. Но знайте, что если парни из окружной прокуратуры когда-нибудь загонят вас в угол, они оторвут вам уши. Они очень недовольны тем, что вы выкрутились из того дела с драгоценностями. Итак, вы пришли сюда, чтобы купить картины, — и что случилось потом?
— Крейг лежал на полу мертвый.
— Вы видели какое-нибудь смертоносное оружие?
— Нет, — ответил Латин.
— Ладно. Продолжайте.
— Вот тут-то и началось самое интересное. Не успел я убедиться, что парень мертв, как вошел маленький джентльмен в темных очках и большом пальто, взял меня на мушку и схватил несколько картин Крейга. Я пытался поспорить с ним, но он начал стрелять по мне. Да-да. Я знаю, что это звучит…
Глаза Уолтерса сузились и сверкнули.
— Маленький джентльмен в большом пальто и темных очках. Было ли у него лицо, которое выглядело так, будто его только что засунули в бочку с мукой, шляпа с широкими полями и испанский автоматический пистолет?
Латин уставился на него.
— Да, точно!
— Мактиг! — прорычал Уолтерс. Он стал расхаживать взад и вперед по студии, бормоча ругательства.
Полицейский, стоявший у двери, настороженно выпрямился, наблюдая за Латином.
— Что-что? — спросил Латин.
— А теперь без шуток, — сказал Уолтерс. — Я хочу схватить этого маленького хорька, и очень сильно. Вы слышали, что пару месяцев назад убили полицейского по имени Гарднер?
— Я что-то припоминаю, — нахмурился Латин. — Он пытался помешать ограблению магазина, так?
— Нет. Так мы сказали прессе. Он стоял на посту у школьного перехода на северной стороне. Из той и других школ поступали сообщения, что некоторые дети вели себя странно. Врачи решили, что это какой-то наркотик, хотя мы не могли ничего вытрясти из школьников. Так что копы держали ухо востро. Гарднер заметил этого забавного парня с тележкой конфет, бродящего по территории школы, поэтому он подошел посмотреть. Он даже не успел поздороваться. Парень сразу начал стрелять. Он выстрелил пять раз, и на пятый угодил Гарднеру в живот. Это был тот самый Мактиг, которого вы видели.
— Пять раз, — сказал Латин. — И только одно попадание. Насколько близко он был к Гарднеру?
— Около десяти футов.
— Это паршивая стрельба. Я думал, это чудо, что он в меня не попал, но теперь уже не уверен.
— Он убил копа, — холодно ответил Уолтерс. — Чертовски хорошего копа. Нам нужен этот гаденыш. Вы не могли бы рассказать мне еще что-нибудь о нем?
— Нет. За исключением того, что он говорил шепотом. Впрочем, он хорошо знал эту студию. Возможно, это он доставлял Крейгу наркотики. Почему бы вам не спросить куколку внизу, знает ли она что-нибудь о нем?
Уолтерс кивнул полицейскому, стоявшему в дверях.
— Приведи ее.
Они немного подождали, а потом в студию вошла Нэн Картер, перед полицейским. Она все еще была в своем хлопковом халате и курила очередную сигарету в длинном мундштуке из слоновой кости. Она выглядела довольно бодрой и немного пьяной.
— Привет. Вас что, сцапали? — небрежно кивнув стриженой головой, спросила девушка.
— Пока нет, — ответил Латин. — Это инспектор Уолтерс. А это Нэн Картер, Уолтерс.
— Я хотел бы спросить вас о том, что произошло здесь сегодня вечером.
— Много, не правда ли? — спросила Нэн Картер. — Что ж, давайте посмотрим. Латин подошел и спросил о Крейге, и я немного задержала его, потому что подумала, что, возможно, его послала эта девушка, чтобы занять Крейга, и я хотела первой получить деньги за аренду, которые у него вдруг завелись.
— Что за девушка? — Уолтерс мгновенно сделал стойку.
— Она работала моделью у Крейга. Она забеременела и утверждала, что это сделал Крейг. Я в этом не сомневаюсь. Он был той еще крысой. Девчонка приставала к нему неделями, пытаясь заставить его жениться на ней или отдать деньги. Я звонила ему в дверь, когда видела, что она идет, а этот пройдоха уходил через черный ход.
— Она была здесь в последнее время?
— Нет. Я не видела ее уже неделю или около того.
— Как ее зовут?
— Мона или что-то в этом роде. Она не убивала, если вас это беспокоит. Она была без ума от него, и, кроме того, у нее не хватило бы смелости.
— Я все равно ее разыщу, — сказал Уолтерс. — Ладно, продолжайте.
— Лады. Латин пришел сюда, и он не пробыл здесь и минуты, как началась война. Я пошла попудрить носик и услышала топот ног, выстрелы, и вообще казалось, что дом рушится, поэтому я открыла дверь, чтобы посмотреть, что происходит. Эта маленькая крыса Мактиг была прямо перед дверью. Он выстрелил, и я пригнулась — но быстро.
— Мактиг, — небрежно повторил Уолтерс. — Так вы знаете его имя?
Нэн Картер выглядела удивленной.
— Конечно. Он приходил сюда каждую неделю.
— Хороший друг Крейга, да?
— Наверное, — пожала плечами она. — Он такой неприятный, что вполне может им быть. Так или иначе, однажды он заплатил мне часть арендной платы Крейга.
Уолтерс пристально наблюдал за ней.
— Как это произошло?
— Я просто попросила его об этом, и он заплатил.
— Вы лжете, — сказал Уолтерс.
— Ну-ну, — дружелюбно сказала Нэн Картер.
— Вы знали, что Крейг наркоман, и вы также знали, что Мактиг продавал ему дурь. Вы выудили у него эти деньги.
— Кто, я? — сказала Нэн Картер.
— Да. Вместо того чтобы сообщить о Мактиге в полицию.
— Позор мне, — сказала Нэн Картер и выпустила длинную струю дыма в лицо Уолтерсу. Детектив-инспектор шлепнул ее по руке. Мундштук из слоновой кости вместе с сигаретой взметнулись в воздух. Держатель треснул пополам, упав на пол. Полицейский небрежно шагнул вперед и наступил ногой на сигарету.
— Не умничайте со мной!
Глаза Нэн Картер казались тяжелыми и сонными.
— Все! Больше вы не услышите от меня и слова.
— И не надо, — мрачно ответил Уолтерс. — Кинан, отвези ее в участок.
Полицейский подошел и положил руку на плечо Нэн Картер.
— Пойдемте.
Она упала на него. Нэн сделала это очень аккуратно и так быстро, что соскользнула на пол, прежде чем он успел ее подхватить. Девушка сидела и безмятежно улыбалась Уолтерсу.
— Неси ее, — тихо приказал он.
Кинан наклонился и поднял ее без малейшего усилия. Он пронес ее через всю студию, и когда она оказалась за дверью, то небрежно махнула рукой Латину на прощание. Латин откашлялся.
— На вашем месте я бы этого не делал.
Лицо Уолтерса было мрачным.
— Мне нужен Мактиг.
— У вас ничего на нее нет. Она учинит вам иск за незаконный арест.
Уолтерс раздраженно дернул плечами.
— Пожалуй, так. Черт! — Он подошел к двери и пронзительно свистнул. — Кинан! Тащи ее обратно.
|
━━━━❰ГЛАВА 4: ЛЕДИ ПОДВОЗЯТ❱━━━━ |
Ноги Кинана глухо застучали по ступенькам, и он занес Нэн Картер обратно в студию и встал, держа ее на руках.
— Нэн, Уолтерс немного нервничает, — сказал Латин. — Мактиг — убийца копа, и Уолтерсу не терпится его схватить.
Нэн Картер вопросительно посмотрела на Уолтерса.
— Ладно, — сказал Уолтерс. — Прошу прощения, и я куплю вам еще один держатель.
— Неважно, — улыбнулась она. — У меня их дюжина. Я просто не люблю, когда меня шлепают. Теперь можете отпустить меня, мистер. Спасибо, что подвезли.
Кинан поставил ее на ноги и равнодушно вернулся на свое место у двери.
— Ну? — сказала Нэн Картер. — Спросите меня еще о чем-нибудь. Я честно не знала, что Крейг был наркоманом. Я подозревала, что с ним что-то не так, но это мне и в голову не приходило. Но я действительно встряхнула Мактига. Крейг все время устраивал вечеринки, и это было нечто. Однажды я пришла на одну из них и быстро ушла. А меня не так уж легко шокировать.
Крейг показывал своим милым гостям грязные фильмы. Я решила, что их ему поставляет Мактиг, хотя и не была в этом уверена. Но я подумала, что стоит попытаться. Давненько уже была на мели. Так что я все ему выложила. Я ухмыльнулась, как это делают в кино, и сказала ему, что мне нужна часть арендной платы Крейга.
— И что произошло? — спросил Уолтерс.
Нэн вздрогнула.
— Он заплатил. Пятьдесят долларов. Не сказал ни слова. Он просто стоял и смотрел на меня минут пять, как будто снимал с меня мерку для гроба. Честно говоря, я порядком сдрейфила и решила в дальнейшем держаться от него подальше. Я подумала, что он может быть очень опасным человеком, если захочет.
— Так и есть, — сказал Уолтерс. — Вы даже не представляете, как вам повезло, что он просто смотрел.
— Конечно, — сказала Нэн Картер и вздрогнула.
— Патриция Вентворт Крейг или ее муж Бернард Гастингс когда-нибудь приходили сюда? — спросил Латин.
— Мадам приходила — один раз. Они с Крейгом здорово поругались. В конце концов он вышвырнул ее вон. В прямом смысле. Ее муж приходил раз десять или около того. Они с Крейгом очень, очень сдружились.
— Сдружились?! — озадаченно повторил Латин.
— На некоторое время. Но тут вроде все просто. Гастингс, видимо, решил, что ему удастся умаслить Крейга, расположить его к себе и уговорить продать несколько картин Патриции. Крейг далеко не дурак и понял, в чем была идея. Он просто подыгрывал Гастингсу — пил его алкоголь, брал у него деньги и позволял ему платить за вечеринки, а потом, когда Гастингс уставал, давал ему от ворот поворот и выгонял его. Как по мне, этот Гастингс просто лох. Он должен был понять, что Крейг видит его насквозь. Крейг не был дураком. Кстати, как его прикончили?
— Кто-то ударил его сзади по шее и сломал позвоночник, — рассеянно ответил Уолтерс.
Нэн Картер посмотрела на Латина, подняв брови.
— Не виновен, — покачал головой Латин. — Когда я пришел, он лежал, как ковер.
— Задняя дверь запиралась? — спросил Уолтерс.
— Никогда, — сказала Нэн Картер.
Уолтерс кивнул.
— Мне нужен Мактиг. Что еще вы можете мне о нем рассказать?
— Ничего, — ответила она. — После инцидента с арендой я не хотела иметь с ним ничего общего. Латин сказал, что он убийца копа. Он и правда убил полицейского?
— Да. И он мне нужен.
— Что вы еще о нем знаете? — с любопытством спросил Латин. — Вы только сказали, что он убил Гарднера.
Уолтерс нахмурился.
— У него были причины. Врачи оказались правы. Дети получали наркотик — морфий, — и его им продавал он. Ублюдок добавлял его в леденцы. Умно, не правда? Потом дети быстро заговорили, потому что Гарднер был у них очень популярен. Мактиг сказал им, что конфеты содержат кофеин и что это взбодрит их к экзаменам и тому подобное, но они не должны никому об этом рассказывать, потому что, хотя это вещество совершенно безвредно, родители будут недовольны. Вы же знаете, как дети хранят подобные секреты, и Мактиг этим воспользовался.
Нэн Картер слегка побледнела.
— Морфий… детям…
— Да, — сказал Уолтерс. — Очень, очень мало. Не настолько, чтобы вызвать отупение, но достаточно, чтобы взбодрить их и вызвать привыкание, если они будут продолжать употреблять его.
Секунду они молчали, и потом Уолтерс кивнул Нэн Картер.
— Если когда-нибудь увидите его снова, встаньте за что-нибудь твердое и начинайте кричать. Но убедитесь, что то, за что вы спрячетесь, остановит пулю, потому что он выстрелит.
Девушка вздрогнула.
— Хорошо.
Чей-то голос крикнул что-то с нижнего этажа, и Кинан, полицейский, стоявший у двери, высунул голову в коридор.
— Что?
Голос внизу прокричал что-то еще, и Кинан снова повернулся к Уолтерсу.
— Там внизу парень, который говорит, что его зовут Хаггерти. Он хочет войти.
— Это агент Крейга, — объяснил Латин.
— Пусть подымается, — приказал Уолтерс.
Кинан передал приказ, и на лестнице послышался неровный топот ног. В дверь, пыхтя, вошел маленький толстый человечек с красным круглым лицом. В руках у него была трость, и он упер ее резиновый наконечник перед собой в пол, прислонившись к ней мягким животом для опоры, рассматривая всех.
— Ха! — воскликнул он. — Я много раз говорил ему, что такой мерзавец, как он, должен пойти и покончить с собой, но я никогда не думал, что он это сделает.
— Он этого не делал, — сказал Уолтерс. — Кто-то сломал ему шею. Это действительно Хаггерти, и он действительно менеджер Уинстона Вентворта Крейга, мисс Картер?
— Да, — ответила она. — Привет, жирный кровосос.
Хаггерти снял шляпу, явив на свет коротко остриженные рыжие волосы.
— Мисс Картер. Я очень рад видеть вас, даже при таких печальных обстоятельствах.
— Как я скучала по вашему фальшивому ирландскому диалекту. Вы не могли бы пойти к черту с моими наилучшими пожеланиями?
Хаггерти улыбнулся ей.
— Ваше желание — закон для меня, моя дорогая.
Нэн Картер повернулась к Уолтерсу.
— Вы со мной закончили? Когда я нахожусь в одной комнате с этой жирной крысой, меня тошнит.
— Да, — сказал Уолтерс, — на данный момент. Оставайтесь внизу.
Она неторопливо вышла за дверь.
Уолтерс подождал, пока шаги на лестнице не стихли, и затем сказал Хаггерти:
— Похоже, вы ей не нравитесь.
— Жаль, — сказал Хаггерти. — В самом деле это печалит мое сердце до такой степени, что оно готово разорваться.
— Почему она вас недолюбливает?
Хаггерти добродушно улыбнулся.
— А вы, сэр?..
— Инспектор Уолтерс. Отдел убийств. Почему вы ей не нравитесь?
— Мне очень приятно познакомиться с вами, сэр. Я ей не нравлюсь, потому что отказываюсь быть ее агентом.
— Почему?
Хаггерти погрозил ему толстым указательным пальцем.
— Разумеется, мой дорогой инспектор, по одной-единственной причине. Ее работы не продаются, и они не продаются, потому что никуда не годятся.
— А чем она занимается — рисует?
— Нет-нет. Она скульпторша, по ее словам. Импрессионистка, и очень, очень паршивая.
— Зачем вы пришли сюда?
— Кто-то позвонил мне и попросил об этом.
— Это был я, — сказал Латин.
— Зачем? — поинтересовался Уолтерс.
— По делам, — сказал Латин. — Могу я поговорить с ним наедине?
— Ха-ха, — сказал Уолтерс.
Латин пожал плечами.
— Хаггерти, меня зовут Латин.
Хаггерти моргнул. Его глаза были ярко-стального синего цвета, несмотря на то, что их уголки были слегка налиты кровью.
— В самом деле? Джентльмен, у которого недавно возникли небольшие… трудности из-за украденных драгоценностей?
— Да.
— Ну и ну, — задумчиво произнес Хаггерти.
— У вас есть какие-нибудь картины Крейга, выставленные на продажу?
Хаггерти потер подбородок.
— В каком-то смысле, да. То есть у него были три законченные работы, которые он собирался доставить мне завтра.
— Доставить вам на продажу как своему агенту?
— Именно так, сэр.
— Вы не можете быть агентом мертвеца.
— Ах, да, — ухмыльнулся Хаггерти. — Сделка была завершена еще до его смерти. Я одолжил ему денег, и права на картины перешли ко мне. У меня есть контракты, чтобы доказать это. Он просто держал у себя картину, потому что хотел нанести на нее последние штрихи.
Латин указал на мольберт.
— Это одна из них?
— Нет. Эта еще не закончена, а если бы и была, то немного стоила бы. Я ему так и сказал. Кто захочет смотреть на лицо художника? Но Крейг любил себя, даже если никто другой не любил его.
— Я хочу заключить с вами сделку, — сказал Латин. — Я хочу, чтобы вы продали мне эти три законченные картины по тысяче за штуку. Это их текущая рыночная стоимость.
— Э, нет, — весело сказал Хаггерти. — Они удвоятся в цене, ведь теперь их больше не будет. Если вы хотите предложить цену...
— Нет. Примите мое предложение, или ничего не получите.
— Ничего? — спросил Хаггерти. — Я так не думаю. Я возьму картины, и есть устойчивый рынок…
— А где картины? — спросил Латин.
Хаггерти показал тростью.
— Прямо… — Он повернулся, чтобы посмотреть на Латина. Теперь его улыбка была натянутой в уголках рта. — Они должны быть под этим мольбертом. Он всегда держал там законченные работы.
Латин благодушно пожал плечами. Он ничего не сказал.
Улыбка Хаггерти исчезла.
— Простите, что все это значит?
— Я буду справедлив, — сказал Латин. — Полторы тысячи за каждую и пятьсот вам за то, что вы действовали в качестве моего агента при перепродаже. Соглашайтесь или отказывайтесь.
Голубые глаза Хаггерти широко раскрылись.
— Спасибо. Но картины принадлежат мне, сэр. Я получил право на них в качестве залога за деньги, которые я передал Крейгу.
— Хорошо, — сказал Латин. — Тогда сами их и ищите.
Хаггерти надул свои толстые щеки и снова втянул их. Он расчетливо переводил взгляд с Латина на Уолтерса и снова на Латина.
— Их здесь нет?
— Нет, — ответил Латин.
— Они у вас?
— Нет.
— Предупреждаю вас, что могу их опознать.
— Давайте, — равнодушно предложил Латин.
— А вы, сэр, — обратился Хаггерти к Уолтерсу. — Офицер полиции, и ничего не делаете, просто стоите…
— Я делаю больше, чем стою, — сказал Уолтерс, пристально глядя на Латина. — Я слушаю, и то, что я слышу, мне не очень нравится. Где эти картины, Латин?
— Я вам уже говорил, их забрал Мактиг.
— Да. И там, где они сейчас, там и Мактиг. Мне нужен Мактиг. Где он, Латин?
— Понятия не имею.
— Латин, — очень тихо сказал Уолтерс, — не становитесь между мной и Мактигом, а то я по вам пройдусь. Я серьезно. Вы не знаете, где он?
— Нет.
Хаггерти прочистил горло.
— Я обдумаю этот вопрос, мистер Латин, и, пожалуй, приму ваше любезное предложение и поблагодарю вас.
— Верно, — сказал Латин.
— Латин… — предостерегающе произнес Уолтерс. Голос снизу что-то крикнул, и Кинан снова высунул голову в дверь.
— Что? — Он выслушал и повернулся к Уолтерсу. — Там внизу парень и дама. Говорят, что они родственники покойника.
Уолтерс застонал.
— Пусть их отправят наверх — но вежливо, Кинан, очень вежливо. Вообще, ты можешь спуститься и сопроводить их, Кинан. И не забудь отдать честь.
— И помните, что вы мой агент, — сказал Латин Хаггерти.
Хаггерти снова изобразил улыбку.
— Ах, да. И я думаю, что все становится немного яснее.
— Вы так думаете? — кисло спросил Уолтерс. — А я нет.
Опередив внезапно ставшего почтительным Кинана, в студию вошли Бернард Гастингс и женщина. Теперь Гастингс выглядел по-настоящему испуганным. Его пухлое лицо было желтовато-белым, и он смотрел направо и налево испуганными выпученными глазами, как будто ожидал, что на него из любого угла выпрыгнет окровавленное тело. Когда он увидел Латина, его глаза выпучились еще больше, и он провел языком по губам, которые внезапно стали сухими и бесцветными.
Женщина, которая была с ним, сказала резким, высоким голосом:
— Кто здесь главный?
Уолтерс шагнул вперед.
— Инспектор Уолтерс, мэм. Отдел убийств.
— Я Патриция Вентворт Крейг.
Ей не нужно было представляться. Эти тонкие, надменные черты лица появлялись в газетах так же часто, как и у самой популярной кинозвезды. Она была высокой блондинкой, очень прямой, с высокими плечами, и она ходила, говорила и выглядела так, словно была уверена, что она лучше всех и что все это знают. На ней было длинное шиншилловое пальто, а под ним — черное вечернее платье. На левом запястье у нее был бриллиантовый браслет шириной в добрых два дюйма. Это было единственное украшение, которое она носила.
— Да, мэм, — ответил Уолтерс.
Она посмотрела на Хаггерти.
— Что вы здесь делаете?
Хаггерти поклонился.
— Стараюсь помочь по мере своих возможностей, дорогая леди.
Она с отвращением пожала плечами и указала на Латина.
— Кто это?
— Тот… тот человек… — прохрипел Гастингс.
— Какой человек? — нетерпеливо спросила она.
Гастингс сглотнул.
— Тот самый… Латин.
Она оглядела Латина с ног до головы.
— Понимаю. Значит, вы его уже задержали, и нам незачем здесь оставаться. Мой муж — дурак, инспектор, и вы должны его простить.
Гастингс поморщился, но не стал отрицать обвинения.
— Да, мэм? — осторожно спросил Уолтерс.
— Да. Этот человек — преступник. Он только что вышел из тюрьмы, как вы, наверное, знаете. Мой муж, по своей глупости, решил почему-то нанять Латина, чтобы купить несколько картин у моего кузена. Мой кузен отказался по причинам, которые вас не касаются, и Латин убил его, намереваясь украсть у него несколько картин. Вы, конечно, проследите, чтобы его повесили. Хорошего вечера.
Уолтерс откашлялся.
— Что ж, мэм, мы не уверены, что вашего кузена убил Латин.
Она снова повернулась к нему.
— Что? Чепуха! Если не он, то кто?
— Мы пока не знаем.
Она смерила его ледяным взглядом.
— Не будьте дураком. Конечно, Латин убил его, и он, естественно, отрицал это. У вас в полиции есть то, что вы называете третьей степенью, так ведь? Используйте ее. Заставьте его признаться. Независимо от того, какими методами вы воспользуетесь, я прослежу, чтобы никто не возражал против них.
Латин посмотрел на Хаггерти. Хаггерти ухмыльнулся. Зеленоватые глаза Латина начали слегка светиться.
Патриция Вентворт Крейг рассматривала портрет на мольберте.
— Я возьму эту. А вы, Хаггерти, немедленно доставьте мне все остальные картины, которые у вас есть.
— В самом деле? — вежливо спросил Хаггерти.
— У него их нет, — сказал Латин.
Она посмотрела на него.
— Вы что-то сказали?
— Да, Ваше Величество. Я сказал, что у Хаггерти нет ни одной картины Крейга. Ему принадлежали три работы, но он продал их мне. Я продам их вам по пять тысяч за штуку в соответствии с моим соглашением с вашим мужем.
Она насмешливо рассмеялась.
— Пять тысяч! Что за абсурдная нелепость!
— Но, моя дорогая, я... — сказал Гастингс.
— Закройся!
Гастингс тяжело сглотнул и умолк.
— Пять тысяч, — вежливо ответил Латин.
— Должно быть, вы не только убийца, но и глупец, — холодно заметила Патриция Ветворт Крейг. — У вас нет никаких бумаг, а в этом штате контракт на сумму более пятисот долларов не подлежит исполнению, если он не оформлен в письменном виде. Теперь я могу купить все картины моего кузена за четверть названной вами суммы.
— Вообще-то, нет, — мягко возразил Латин.
Она внимательно посмотрела на него, как будто впервые увидела в нем человека.
— Почему нет?
— Что ж, вы могли бы. Но мне придется подать на вас в суд, если вы это сделаете.
— Подать на меня в суд за что?
Латин улыбнулся.
— Видите ли, картины Крейга уникальны. Это картины, которые Патриция Вентворт Крейг — самая богатая женщина в мире — не может купить. Это придает им особую ценность, и именно поэтому я вложил в них деньги. Теперь, если вы купите некоторые из его картин — у кого-то другого, — тогда это уменьшит ценность картин, которые у меня есть, потому что они больше не будут уникальными. Так что мне придется подать на вас в суд из-за того, что я потеряю, а если я это сделаю, мне придется объяснить в своей жалобе, почему вы не могли купить ни одной картины Крейга, пока он был жив.
Хаггерти глубоко вздохнул, и Уолтерс начал тихонько насвистывать себе под нос.
— Ты тупой болван! — зашипела на мужа Патриция Вентворт Крейг. — Тебе обязательно было рассказывать ему все, что ты знал?
— Я… я... — жалобно проблеял Гастингс.
— Пять тысяч, — повторил Латин.
Она прикусила нижнюю губу.
— Ладно. Когда и куда вы их доставите?
— Вы придете и заберете их, когда и где я вам скажу.
Худое лицо Патриции Вентворт Крейг побелело, и румяна проступили рваными красными пятнами на ее скулах.
— Хорошо, — прошептала она. — Но вы… вы… — она вздохнула и повернулась к Уолтерсу. — Он арестован?
— Латин? — спросил Уолтерс. — Ну…
— Если да, немедленно освободите его.
— Да, мэм, — кротко ответил Уолтерс. — Вы... изменили свое мнение, что он убил вашего кузена?
— Конечно, болван. Освободите его.
Уолтерс кивнул Латину.
— Вы свободны.
— Большое спасибо, — ухмыльнулся Латин.
Патриция Вентворт Крейг повернулась к мужу.
— Ну и чего ты ждешь? Уведи меня отсюда, олух.
— Да, дорогая, — быстро ответил Гастингс. Он проводил ее осторожно до двери, словно она была сделана из стекла.
Уолтерс подождал, пока они уйдут, снял шляпу и вытер лоб ладонью.
— Ух! Присоединяйтесь к полиции, это весело! Мне повезло, что я не арестовал вас, Латин. Я бы не хотел переходить дорогу этой мадам. Она самая аккуратная доза чистого яда, какую я когда-либо видел, и она, вероятно, могла бы вышвырнуть меня из полиции, прежде чем я смог бы зажечь сигару. Думаю, вам не поздоровится, Латин, если вы сыграете с ней одну из своих милых шуток.
— Пять тысяч долларов за картину, — мечтательно произнес Хаггерти.
— Не берите в голову, — предупредил Латин.
— О да, — сказал Хаггерти, сияя. — Конечно.
— Вы знаете парня по имени Мактиг? — поинтересовался Уолтерс. — Друг Крейга?
— Нет, — ответил Хаггерти.
— Что ж, я, пожалуй, пойду, — сказал Латин.
— Сделайте милость, — ответил Уолтерс. — Помощи от вас все равно особой нет.
|
━━━━❰ГЛАВА 5: МАКТИГ ВСТРЕЧАЕТСЯ С СОЗДАТЕЛЕМ❱━━━━ |
Мактиг встречается с Создателем
Латин вошел в ресторан Гитересса через час. Народу поубавилось, и было уже не так шумно и суматошно. Латин сел в свою любимую кабинку, и не прошло и пяти секунд, как через металлическую вращающуюся дверь, ведущую на кухню, вышел Гитеррес и сердито посмотрел на него.
— Я надеялся, что тебя снова бросят в тюрьму, — сказал он. — Держу пари, что к этому времени третью камеру, северный ярус, уже вычистили и подготовили для тебя.
Латин рассеянно кивнул.
— А Пит здесь?
— Моет посуду.
— Скажи ему, чтобы отправлялся на Грин-стрит, 345, и ждал снаружи, пока не уедет полиция. Пусть позвонит тебе сюда, когда они уедут, а также пусть выяснит, оставляют ли они кого-нибудь на страже. Скажи ему, чтобы не попадался на глаза.
— Конечно, конечно, — кисло сказал Гитеррес. — Может, ты скажешь мне, кто будет мыть посуду?
— Ты.
Гитеррес надулся.
— Я! Хочу, чтобы ты знал, что я был шеф-поваром…
— Ладно. Выброси посуду и купи новую. А пока принеси мне телефон.
Подошел маленький официант в мешковатом, заляпанном жиром пиджаке с бутылкой бренди и стаканом и поставил их на стол перед Латином.
— Дай ему телефон, Дик, — велел Гитеррес. — Он снова корчит из себя важную персону.
Гитеррес протопал обратно через вращающуюся дверь на кухню, бормоча что-то себе под нос. Дик принес Латину портативный телефон, и Латин включил скрытую связь за ситцевой занавеской в задней части кабинки.
Несколько мгновений он сидел, рассеянно глядя вверх на слои дыма, плавающие под запятнанным потолком. Наконец он кивнул самому себе и набрал номер дома Хаггерти.
Раздалось несколько гудков, а потом все тот же усталый женский голос сердито произнес:
— Да, алло?
— Мистер Хаггерти уже вернулся домой? — спросил Латин.
— Ха! Дважды, не меньше! Из-за того, что он приходит и уходит, можно подумать, что это центральный вокзал. Сейчас его нет, если хотите знать.
— Вы можете сказать мне, где он?
— Ха! Ваша догадка так же хороша, как и моя. Он сказал, что идет к себе в офис, но если он вам нужен, то можете поискать в ближайшей канаве.
— Спасибо, — сказал Латин.
Закончив разговор, он набрал номер офиса Хаггерти. Повторяющиеся гудки в ухе говорили о том, что на другом конце провода звонит телефон, но ответа не было. Примерно после десятого гудка раздался щелчок, а затем мгновенно еще один. Гудки прекратились, и линия наполнилась пустым шумом. Латин задумчиво поджал губы. Он набрал третий номер, и тотчас же в его ухе раздался бодрый голос:
— Алло! Круглосуточный гараж Хэппи!
— Привет, это Латин.
— Надо же! Ура! Ты вышел, да? Я знал, что так и будет! Я сказал своей жене, что они не могут удержать Латина в этой дыре из-за этого подстроенного обвинения. Это ведь ни убийство, ни поджог, ни ограбление банка или еще что-нибудь приличное. Все будет в порядке, говорю я. Но этот отказ от преследования за вознаграждение, говорю, для Латина — курам на смех. Я ей сказал, он плюнет им прямо в глаза. Ура! Я рад, что ты вышел!
— Спасибо, Хэппи. Пришли сюда черное купе.
— Сию минуту!
Офис Хаггерти находился на Клагхорн-стрит, в самом центре финансового района города, и казался здесь таким же неуместным, как в лагере бродяг в глухих джунглях. Офисные здания и магазины вокруг него были тусклыми, строгими и величественными, но весь фасад конторы Хаггерти представлял собой одно яркое пятно кроваво-красной эмали, которая зловеще блестела даже в тусклом свете уличных фонарей.
В центре эмали была широкая латунная дверь. С одной стороны двери футуристически косыми буквами было написано “Хаггерти”, а с другой — слово “Искусство”.
Латин, проезжая мимо в черном купе, решил, что Хаггерти, вероятно, неплохой продавец. По крайней мере, он знал достаточно, чтобы прийти туда, где были деньги, и эффектно рекламировать себя и свой товар.
Латин припарковал черное купе в середине следующего квартала и пошел обратно. На мгновение он остановился перед латунной дверью, глядя в обе стороны. Улица была пустынна. Возле двери был звонок, но Латин не стал утруждаться. Он проверил задвижку на бронзовой двери, и она открылась с мягким щелчком. Он толкнул дверь и заглянул в темную, узкую часть магазина. Сзади сквозь приоткрытую дверь пробивался слабый свет, но не было слышно ни малейшего звука. Латин вошел внутрь и бесшумно закрыл за собой дверь.
Темнота была густой, мягкой и тяжелой от запаха скипидара. Латин направился к свету, бесшумно ступая по толстому ковру. По-прежнему не было слышно ни звука.
Латин почувствовал странное покалывание между лопатками, остановился и целую минуту стоял неподвижно, прислушиваясь. Он озабоченно нахмурился и наконец вытащил свой короткоствол 38-го калибра. Он вытащил его из-за пояса брюк и небрежно держа в правой руке, шагнул вперед. Дверь была прямо перед ним, и он твердо протянул левую руку и слегка толкнул ее. Дверь на смазанных петлях стала открываться. Она отодвинулась назад, словно медленно разворачивающийся театральный занавес, и продемонстрировала квадратный маленький офис с белыми оштукатуренными стенами, двумя узкими голубыми ковриками, лежащими в форме буквы “Т” на черном полированном полу, и толстыми синими шторами, закрывавшими окна в дальней стене.
В углу за квадратным столом сидел Хаггерти. Жирное лицо Хаггерти походило на белую напряженную луну, над которой мерцал щетинистый красный ореол его волос. Толстяк смотрел на дверь, его налитые кровью глаза были невероятно широко раскрыты.
— Привет, — сказал Латин и вошел в кабинет.
Хаггерти тяжело опустился в кресло.
— Га-а-а! — выкрикнул он одним бессловесным, задыхающимся звуком и упал навзничь в угол вместе со стулом.
Латин мгновенно слетел ничком на голубой коврик. Занавески раздулись, словно их подхватил порыв ветра, и звук первого выстрела смешался с грохотом падающего стула Хаггерти. Пуля ударила в дверь с ближнего края и захлопнула ее.
Из-за занавесок выскользнул Мактиг, смертоносный и быстрый, как кобра. Он выстрелил еще три раза, издавая взрывное заикание. Две пули прошли слева от Латина, а третья легонько задела его шляпу и аккуратно сдвинула ее на затылок.
Латин выстрелил, и после грохота пистолета Мактига донесся глухой звук выстрела. Мактиг издал визгливый, чуть всхлипывающий звук. Он сделал шаг, потом другой в сторону Латина, такой же семенящий и аккуратный, как обычно, а потом рухнул, и толстые складки его пальто, казалось, осели и слились с синевой коврика под ним. Очень плоская и маленькая фигура застыла.
В ушах Латина оглушительно звенело эхо. Теперь он сидел, прерывисто дыша через рот. Над черным столом очень медленно поднялось круглое лицо Хаггерти. Его глаза, словно дрожащие шарики, перемещались с Латина на Мактига и обратно на Латина.
— Ох, — сказал Хаггерти тонким, болезненным голосом.
Латин поднял револьвер.
— Не пытайтесь снова нырнуть за этот стол. Я буду стрелять сквозь него.
— Нет! — Голос Хаггерти перешел в истерический писк. — Не надо!
— Как вы узнали, что я сюда войду?
Хаггерти сглотнул.
— По звонку. Когда открывается входная дверь, он звонит здесь. Он... он слышал. Он наставил на меня пистолет. Сказал, что выстрелит, если я вас предупрежу...
Латин молча смотрел на него. На лбу Хаггерти выступили крупные капли пота.
— Боже! Вы же… не думаете, что я… я бы...
— Пожалуй, нет, — сказал Латин. Он встал, и Хаггерти тоже. Хаггерти двигался, как человек на последней стадии изнуряющей болезни. Он неуклюже поднял свой стул и с глухим стуком опустился на него.
— Он… он…
— Мертв, — сказал Латин.
Хаггерти достал большой шелковый платок и стал вытирать им лоб.
— И слава Богу! Я сидел здесь, мирный и невинный, как новорожденный младенец, когда он появился, как змея из сорняков, с пистолетом, нацеленным мне в голову...
Латин смотрела на него, и голос Хаггерти замер, превратившись в неразборчивое бормотание.
— Лжец, — сказал Латин.
— Прошу, сэр! — поспешно запротестовал Хаггерти. — Конечно, и я могу при случае немного сойти с праведного пути, но я клянусь…
— Вы пытались надуть меня.
Хаггерти ахнул от ужаса.
— Я? Хаггерти? Надуть вас?
— Да. Вам позвонил Мактиг и сказал, что у него есть три картины Крейга; он описал картины, и вы их узнали. Вы поняли, что именно их вы согласились мне продать. Но вы решили, что можете аннулировать сделку, потому что она не была оформлена письменно, а затем пойти и продать их Патриции Вентворт Крейг по сделке, которую я с ней заключил, и оставить меня с носом.
Хаггерти позеленел.
— Мой дорогой сэр! Прошу! Это было бы неэтично, если не сказать нечестно, и я могу вас заверить, что имя Хаггерти — синоним слова “честность”!
— Хотите еще что-нибудь сказать, прежде чем я вас пристрелю?
— Пристрелите? — сказал Хаггерти, разинув рот. — Меня?
— Да. — Латин указал на неподвижную фигуру Мактига. — Кто-то должен за это ответить, а я не могу себе этого позволить. У меня и так проблем полон рот. Думаю, что он стрелял в вас, а вы выстрелили в него из моего револьвера.
— Га-а-а! — сказал Хаггерти, снова разучившись издавать связные звуки.
— Ну, так что? — спросил Латин.
Хаггерти сглотнул.
— Прошу, мой дорогой добрый сэр! Дайте мне всего лишь одну секунду. Уверяю вас, я никогда бы не подумал... Нет! Подождите, подождите! Я признаю́сь! Сама мысль о пятнадцати тысячах долларов за три картины была подобна червю, ползущему в моем жалком мозгу, и когда позвонил этот… этот и сказал, что у него есть три картины и он продаст их по тысяче за штуку…
— Вы не могли удержаться, чтобы не попытаться надуть меня.
— Верно, — сказал Хаггерти с несчастным видом. — Но, пожалуйста, простите меня, дорогой сэр. Не убивайте меня, не оставляйте мою бедную жену без средств к существованию…
— Мактиг принес картины?
— Нет! — выпалил Хаггерти. — Я начинаю подозревать, что подонок собирался обмануть меня, отобрав мои деньги силой и ничего не отдав взамен!
— Ну и ну, — сказал Латин. — Какие подлые люди пошли. Полагаю, вам никогда не приходило в голову сдать его копам и получить свои деньги обратно — после того, как вы получите картины.
— Разумеется! — сказал Хаггерти. — Это был бы мой гражданский долг, не меньше! Возврат денег, которые я заплатил, — это, конечно, не главное.
— Разумеется.
Хаггерти облизнул губы и попытался улыбнуться.
— Что… что…
— Я хочу воспользоваться вашим телефоном.
Хаггерти осторожно пододвинул к нему письменный стол. Латин набрал номер коротким стволом револьвера. В трубку раздался голос Гитерреса:
— Нет! Я не бронирую места по телефону!
— Пит звонил? — спросил Латин.
— А, это ты! — прорычал Гитеррес. — Откуда ты звонишь — из третьей камеры, северный ярус, окружная тюрьма?
— Не твое дело. Пит звонил?
— Да. Он сказал, что дом был полон копов, но они все ушли и никого не оставили. Кто был тот бедняга, которого ты прикончил?
— Бай, — сказал Латин. Он повесил трубку и кивнул Хаггерти. — Вы крыса, но вы все равно мой агент.
Хаггерти улыбнулся увереннее.
— Действительно, это доставляет мне величайшее удовольствие…
— Выпишите закладную на эти три картины. Опишите их, и убедитесь, что описываете те.
— Но, дорогой сэр, у меня нет денег…
— Я знаю, где их взять. Здесь есть задний вход?
— Да. В переулке… Что… что вы собираетесь делать?..
— Я заверну Мактига в твой коврик и увезу отсюда.
— Но дорогой мой! А вдруг вас остановит полиция или... или узнает?
— Тогда я скажу им, что это вы застрелили его и наняли меня спрятать тело.
— Ха! — поперхнулся Хаггерти.
— Это было бы легко, — спокойно ответил Латин. — Ваш коврик, ваш офис. И этот револьвер не зарегистрирован. Я мог бы, наверное, припугнуть парочку людей, чтобы они поклялись, что он ваш. Просто помните об этом, если что-нибудь вдруг задумаете.
Круглое лицо Хаггерти было белым как полотно, и он смотрел на Латина со смесью ужаса и восхищения.
|
━━━━❰ГЛАВА 6: ТРУП ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ❱━━━━ |
На Грин-стрит сгустилась тьма, сделав ее такой же темной и пустынной, какой она, должно быть, была в прежние дни. На улице не было ни машин, ни пешеходов, и дом номер 345 выглядел таким мрачным и черным, словно оплакивал смерть, произошедшую в нем.
Латин припарковался перед домом и несколько минут сидел в машине, наблюдая за соседними домами. Ни один из них не подавал признаков жизни, и в конце концов он вышел. Он вытащил стройное, легкое тело Мактига с переднего сиденья и понес его вперед по узкой дорожке вверх и на крыльцо. Воспользовавшись ключами, найденными в кармане Мактига, открыл входную дверь, затем снова открыл дверь уже в нижнюю квартиру. Быстро прошел по темному коридору через гостиную, из которой так недавно звонил Хаггерти. Он попробовал открыть еще две двери и нашел спальню. Положив Мактига на кровать, он аккуратно сложил один из краев высокого толстого воротника пальто Мактига таким макаром, чтобы тот скрывал черты его лица.
Некоторое время Латин стоял в темноте, глядя на кровать. Затем он покачал головой, слегка дернув плечами. Он чувствовал на лице холодный и влажный пот, а глаза сухо горели. Затем осторожно опустил шторы и включил свет. Латин больше не смотрел на Мактига, а приступил к обыску спальни.
Он нашел в шкафу красную танцевальную туфлю ручной работы, затерянную в беспорядочной куче других ботинок. Затем вышел из спальни и терпеливо продолжил обыск. Искомое — три картины Крейга были прикреплены к нижней стороне кухонного стола.
С картинами в руках он вернулся в гостиную и набрал номер Мэдисон-5050. — Передайте инспектору Уолтерсу, что он найдет мистера Мактига в нижней квартире на Грин-стрит, 345, — и тут же повесил трубку. Слегка дрожа, Латин поспешно вышел из дома.
Латину потребовалось меньше десяти минут, чтобы вернуться в ресторан. Он припарковал черное купе в переулке и вошел через заднюю дверь.
Гитеррес стоял посреди большой кухни с низким потолком. Он открыл рот, готовый к потоку сарказма, но тут же снова закрыл его, увидев лицо Латина.
— Ну что? — мягко сказал он.
— Пит, — сказал Латин.
Пит был лысым кривоногим человечком с длинными свисающими усами. Он стоял за длинной раковиной, заваленной посудой, и он вышел из-за нее, вытирая огромные покрасневшие руки о фартук.
— Да, мистер Латин.
— В переулке стоит черное купе. Отгони его к Хэппи и скажи ему, чтобы он снял колеса и начал заменять тормоза. Если кто-нибудь спросит, машину весь день никто не трогал.
— Да, сэр.
— Сделай все правильно, дурень, или мой тесак отскочит от твоего толстого черепа, — грозно добавил Гитеррес, глядя на Пита.
Латин нес под мышкой свернутый голубой коврик Хаггерти. Он протянул его Гитерресу и также отдал ему короткоствольную пушку 38-го калибра.
— Избавься от этого.
— Хорошо, — сказал Гитеррес.
— Я здесь уже целый час. Когда я вышел некоторое время назад, то сразу же вернулся.
Гитеррес подошел к кухонной двери, приоткрыл ее и крикнул:
— Дик. Иди сюда!
Маленький официант в запачканном пиджаке проскользнул в дверь.
— Да?
— Латин здесь уже больше часа.
— Разумеется, — сказал Дик.
— Сделай так, чтобы он мог сесть в свою кабинку.
— Будет сделано.
Дик снова вышел в обеденный зал. Латин ждал рядом с дверью. Секунд через десять раздался звон разбитого подноса с посудой. Сразу же после этого два голоса начали отчаянно вопить.
Латин толкнул дверь и открыл ее. Дик и высокий лысый официант стояли лицом к лицу в передней части ресторана, выкрикивая оскорбления друг другу. Вокруг них валялись осколки разбитой посуды. Все посетители, оставшиеся на месте, смотрели на происходящее с открытыми от изумления ртами, а Латин незаметно проскользнул в дальнюю кабинку.
Спор прекратился так же внезапно, как и начался. Дик вернулся в кабинку, неся пепельницу, полную потухших сигарет. Он положил ее перед Латином, а чистую, лежавшую на столе, в карман. Из-под своего огромного фартука он достал бутылку, наполовину наполненную бренди, и стакан. Пролил немного бренди на линолеумную столешницу, умело размазал его ладонью и сделал в нем пересекающиеся круги дном бутылки и дном стакана. После этого ушел, не сказав ни слова. Латин тихо сидел, курил и потягивал бренди.
Уолтерсу потребовалось около пятнадцати минут, чтобы добраться сюда. Его лицо было жестким и очень напряженным. Он знал, куда идти. Тяжело ступая, он прошел по проходу и остановился перед последней кабинкой, сердито глядя на Латина, опасно ссутулив плечи и глубоко засунув руки в карманы.
— Привет, Уолтерс, — небрежно сказал Латин.
— Мне не нравится, когда тут копы, — сказал Гитеррес, выходя из кухни. — Потом здесь ими воняет. Надеюсь, вы снова собираетесь сцапать Латина?
— Заткнитесь, — сказал Уолтерс. Он смотрел на пепельницу и мокрые круги, оставленные бутылкой бренди. — Как давно здесь Латин?
— Слишком давно, — сказал Гитеррес. — Более часа.
Уолтерс резко обернулся.
— Целый час!
— Конечно, — сказал Гитеррес.
— А где его официант?
— Дик, — сказал Гитеррес.
Дик подошел и нахально покосился на Уолтерса.
— Ха! Теперь тут коп. Интересные у Латина друзья. Чего вы хотите, приятель? — спросил он.
Уолтерс шумно дышал через нос.
— Вы обслуживали Латина?
— Да. Я и другие рабы тянули жребий, и я проиграл. А что?
— А то. Покажите мне его заказ.
Дик достал листок.
— Вот. Видите, его имя, номер кабинки и мой номер. Он заказал себе на ужин двойной жареный стейк a la Guiterrez и суп с салатом…
— Ладно. — Уолтерс вернул ему листок. Он кивнул Латину. — Дайте мне взглянуть на вашу пушку.
— Я оставил ее дома, — сказал Латин. — Если хотите пойти посмотреть, она лежит в верхнем ящике стола в гостиной вместе с моей лицензией на ношение.
— Черт бы вас побрал, — сказал Уолтерс. — Вы знаете, что у вас есть четыре или пять огнестрелов с лицензиями на них.
— Нет. Я потерял все, кроме одного.
Уолтерс глубоко вздохнул.
— И я полагаю, что вам шлифуют клапаны на вашей машине?
— Нет. Мне регулируют тормоза.
Уолтерс сердито посмотрел на Гитерреса и Дика.
— Вы двое, убирайтесь отсюда.
Гитеррес вернулся на кухню, а Дик неторопливо направился в переднюю часть ресторана.
Уолтерс уселся напротив Латина. Теперь он выглядел усталым и смирившимся.
— Ладно. Вы победили. Я хотел сам схватить Мактига, но мне следовало понять, что я наткнусь на вас в процессе. Я ничего не могу доказать, и я не знаю, какая мне от этого польза. Просто расскажите мне — не для протокола, — как вы ее раскрыли.
— Мактиг был очень странным парнем, — рассеянно сказал Латин. — Странных парней много, но редко можно встретить такого, кто красит ногти в темно-красный цвет.
— Черт возьми! — прорычал Уолтерс. — Почему вы мне этого не сказали?
— Послушайте, в меня стреляли в упор, и я упал с лестницы на голову. Я и сам сначала этого не заметил. Я просто понял, что с его руками что-то не так. Я не понимал, что именно, пока не увидел, как Нэн Картер набирает номер телефона, когда звонила в полицию. Ногти у нее были того же цвета, но это не означало, что она Мактиг. Этот цвет сейчас популярен среди женщин.
— Продолжайте, — мрачно сказал Уолтерс.
— Я начал думать об этом после того, что вы мне рассказали, и вся эта история указывала на женщину. Я про добавление наркотиков в леденцы. Мог бы до такого додуматься парень, а если бы и додумался, то как бы он это сделал? Она действовала самостоятельно: совершала поездки в Мексику, искала материал, из которого можно было сделать статуи, и, вероятно, тайком перевозила наркотики. Она не хотела продавать их обычным наркоманам, которые могли бы вывести на нее полицию.
А потом произошел инцидент со стрельбой. Знаете, простая женщина думает, что для того, чтобы кого-то убить, нужно просто направить пистолет в его сторону и начать стрелять. Так она и поступила. Ей повезло с Гарднером, однако не так повезло со мной. Любой человек, так быстро прибегающий к оружию, немного бы потренировался. И еще этот костюм. Он слишком многое скрывал.
— Угу, — сказал Уолтерс.
— И она могла бы очень легко провернуть это дело сегодня вечером. Под домашним халатом на ней ничего не было. Все, что ей нужно было сделать, когда я поднялся наверх, — это сбросить его, надеть пальто, шляпу, мужские туфли и очки, нанести немного пудры на лицо и подняться наверх. Она схватила картины, выстрелила в меня и поставила подножку на лестнице. Затем она сбежала вниз, выстрелила в собственную дверь, закричала и бросила одежду в шкаф. Она снова была в домашнем халате и почти поднялась наверх, прежде чем я очухался.
— Зачем? — спросил Уолтерс.
— По самой простой причине. Она была на мели. Убийство Гарднера положило конец ее наркобизнесу. Мадам не могла продать ни одной своей работы, не могла даже получить арендную плату или деньги за наркотики от Крейга. Она знала: я замечу, что Крейг был под дозой, и знала, что если я это замечу, то заберу у него картины. И решила заполучить их, потому что знала так же хорошо, как и я, где она может заработать на них. Зная мою репутацию, решила, что если у нее будут картины, то она сможет заключить со мной сделку и разделить награду от Патриции Вентворт Крейг. Она была уверена, что я достаточно тверд, чтобы заставить миллионершу купить картины.
Уолтерс выпрямился.
— Что?
— Вот почему я заключил сделку с Хаггерти, — небрежно продолжал Латин. — Я полагал, что Мактиг — будь он Нэн Картер или кем-то еще — попытается договориться с ним, чтобы суметь продать их. И не ошибся.
— Подождите минутку, — сказал Уолтерс. — Вы хотите сказать, что Мактиг… то есть Нэн Картер не убивала Крейга?
— Нет. Она даже не знала, что он мертв, пока я не сказал ей. Нэн думала, что я просто вырубил его.
— И... кто же его убил?
— Не знаю, — дружелюбно ответил Латин. — Возможно, я выясню это довольно скоро. Вы узнали что-нибудь про эту Мону?
Рот Уолтерса был слегка приоткрыт. Он закрыл его, тяжело сглотнул и сказал:
— Это было просто. Она была моделью Крейга и действительно забеременела. Она продолжала преследовать его еще неделю назад. А потом, видимо, где-то раздобыла кучу денег. Ее квартирная хозяйка сказала мне, что Мона хвасталась увесистым рулончиком баксов. Потом она просто взяла и исчезла.
Глаза Латина задумчиво сузились.
— Увесистый рулончик. А Крейг был на мели. Так, так.
— Что “так, так”?
— Ничего, — ответил Латин. Он прикусил нижнюю губу. — Простите за Мактига, Уолтерс. Но она выстрелила в меня восемь раз, и это все, я уверен, могло быть предназначено кому-нибудь другому — мужчине, женщине или ребенку. В следующий раз ей могло повезти больше. Кроме того, она не дала мне возможности спокойно сесть и все обсудить. Возможно, мне следовало сказать вам раньше о своих догадках, но... мне нужны были эти картины. Если бы картины выставили на продажу без меня, то я бы никогда не доказал бы, что выкупил их у кредитора. Пятнадцать тысяч баксов — это вам не хухры-мухры, Уолтерс.
— Согласен, — сухо ответил Уолтерс, наблюдая за ним.
Латин потушил сигарету.
— Я буду занят какое-то время. Поужинаете за мой счет завтра вечером?
— Во сколько?
— Думаю, около восьми.
— Хорошо, — сказал Уолтерс. — Я начинаю немного уставать от вас, мой друг. Вам лучше постараться, Латин. Очень постараться.
— Вы про ужин?
— Нет, я не про ужин.
|
━━━━❰ГЛАВА 7: МЕСТЬ СЛАДКА❱━━━━ |
— Какая грязь! — сказала Патриция Вентворт Крейг. — Отвратительное место!
— Можете не рассказывать, леди, — доверительно сказал Дик, официант. — Вам следует поработать здесь некоторое время. Крысы в тушеном мясе, тараканы в салате, а у второго повара легкий случай проказы. Если бы мы не платили каждую неделю, отдел здравоохранения давно бы нас закрыл.
Патриция Вентворт Крейг уставилась на него с каким-то недоверчивым ужасом. Они с Гастингсом сидели в кабинке Латина. Наступило время ужина, и бедлам снова был в самом разгаре.
— Вы ждете Латина? — спросил Дик, перегнувшись через спинку сидения.
— Да, — сказал Гастингс. Его круглое лицо блестело от нервного изнеможения, и он потянул себя за воротник. — Он велел нам прийти сюда сегодня вечером... — Он заколебался.
— Где он? — спросила Патриция Вентворт Крейг.
Дик достал из-под фартука стакан с водой, тщательно протер его о засаленный край пиджака и поставил перед ней.
— Латин? Он, наверное, отходит от похмелья. Он напивается каждый вечер, чтобы не нагружаться марихуаной. Латин — тот еще фрукт.
— Это абсурд! — Патриция Вентворт Крейг набросилась на мужа. — Почему он попросил нас встретиться с ним здесь? Почему мы не можем увидеться с ним в офисе?
Гастингс виновато покачал головой.
— Но, моя дорогая, у него нет офиса.
Перед кабинкой появился Латин и кивнул им.
— Добрый вечер. Извините, что заставил вас ждать, — и, проскользнув на противоположное сиденье кабинки, продолжил. — Сегодня мне пришлось побегать. — Он держал завернутый в бумагу сверток и, усевшись, положил его на стол перед собой.
— Это место ужасно! — огрызнулась Патриция Вентворт Крейг. — Мистер Латин, если вы считаете, что можете спокойно унижать меня, то скоро я вас разочарую…
— Нет, нет, — сказал Латин, улыбаясь. — Мне было очень важно увидеться с вами здесь по нескольким причинам.
— При таком шуме и беспорядке невозможно разговаривать…
— Вы привыкнете, — заверил ее Латин. — У вас есть деньги — наличными?
Ее тонкие губы яростно сжались.
— Позвольте сказать вам, мистер Латин, что это просто наглый шантаж, и если бы мой муж не был таким глупцом, чтобы рассказать вам…
— Но, дорогая, откуда мне было знать? — смущенно спросил Гастингс.
— Что было, то было, — сказал Латин. — Деньги у вас?
Патриция Вентворт Крейг достала из сумочки несколько купюр, небрежно скомкала их и бросила на стол перед ним.
Латин расправил их и пересчитал.
— Благодарю. Отдай ей картины, Дик.
Дик достал из-под фартука три холста и подвинул их через стол.
— Паршивая дрянь, если хотите знать мое мнение, — рассудительно сказал он. — Я предпочитаю календари с дамами в купальниках. У Гитерреса есть один на кухне, и вот он радует глаз.
Патриция Вентворт Крейг оторвала взгляд от картин.
— Обязательно, чтобы этот неухоженный человек стоял здесь и глазел на нас?
— Намек понят, — сказал Дик и вернулся на кухню.
Патриция Вентворт Крейг внимательно изучила каждую картину.
— Это работа Уинстона. Хорошо, мистер Латин. Теперь мы уйдем. Можете считать, что совершили хорошую сделку, но вы обнаружите, что я опасный враг.
— Не торопитесь, — дружелюбно сказал Латин. — У меня есть еще кое-что, что я хотел бы показать вам.
Он развернул сверток на столе и показал две красные кожаные танцевальные туфли на каблуках-шпильках и небольшой квадрат из мягкой сосновой доски толщиной в три четверти дюйма. В центре куска дерева был нарисован черный круг, а сам круг и окружающее его дерево были испещрены десятками острых маленьких углублений.
— Ваши туфли, — сказал Латин Патриции Вентворт Крейг и показал на них. — Вот эту я нашел на полу рядом с телом вашего кузена. А эта была на полке для обуви в шкафу вашей спальни.
Ее худое лицо стало белым как мел.
— Вы… осмелились обыскивать мой…
— Конечно, — сказал Латин. — Эта доска лежала на верхней полке того же шкафа. Взгляните на нее. Знаете, на что она похожа? На мишень. Кто-то тренировался на ней, чтобы научиться бить людей каблуком туфли. Отличный способ. Я сам попробовал. Туфля, как вы знаете, легкая, и можно подумать, что она безобидная. Но если вы немного потренируетесь на этой мишени и как следует размахнетесь, то сможете ударить чертовски сильно. Достаточно сильно, чтобы сломать позвоночник — при условии, что вы были студентом-искусствоведом до того, как стали коллекционером произведений искусства, изучали анатомию и знали, куда бить.
— Да вы… вы… — сказала Патриция Вентворт Крейг.
— Это был бы не первый раз, когда вы поцапались с кузеном. Однажды он вышвырнул вас из своей студии, а вы дали ему несколько пощечин на художественных собраниях. Пару раз вы угрожали убить его, если он не перестанет всем рассказывать, что вы не разбираетесь в искусстве.
— Вы глупец, — сказала Патриция Вентворт Крейг.
— Послушайте, мистер Латин, — заикаясь, проговорил Гастингс. — Я не могу… я не буду стоять…
— Как вы узнали прошлым вечером, что Крейг мертв? — небрежно спросил Латин.
— Что? — сказал Гастингс. — Ну... человек, который назвался репортером, позвонил, чтобы спросить, не был ли Уинстон кузеном Патриции, и я подумал, что вы... возможно...
Латин кивнул Патриции Вентворт Крейг.
— Вам следует научиться управлять своим характером.
— Вы смеете намекать на то?..
На круглом лице Гастингса судорожно дернулся мускул, но он сумел совладать со своим голосом.
— Моя дорогая, пожалуйста, больше ничего не говори. Он действительно обвиняет тебя в убийстве Уинстона. Мистер Латин, я официально предупреждаю вас, что это зашло слишком далеко, даже если вы невиновны. У вас будут серьезные проблемы, если вы сейчас же четко не объясните, что имеете в виду.
— Объясните вы, — предложил Латин.
Гастингс недоверчиво уставился на него.
— Что?
— Вы объясните. Вы сами подняли этот вопрос.
Кабина словно превратилась в островок тишины посреди моря звона и шума.
Латин кивнул Патриции Вентворт Крейг.
— Вам следует научиться контролировать свой характер и немного поработать над поведением. Крейга убил Гастингс, и он намеревался повесить это убийство на вас. Он ненавидит вас.
— Клевета! — ахнул Гастингс. — Вы не смеете… Ложь!
— А вот и нет, — сказал Латин. — Вы ненавидите ее, потому что когда-то любили и женились на ней из-за этого. Но все думали, что вы женились на ней из-за денег — даже она сама. Все смеялись над вами — а она вас презирала. Она думала, что вы простофиля, тряпка и тупица, и никогда не стеснялась говорить вам об этом. Она даже не захотела взять вашу фамилию. Вы были мистером Патриция Вентворт Крейг.
— Ложь, — хрипло прошептал Гастингс. — Я не буду слушать…
— А придется. Вы сами зарабатывали деньги и очень гордились своими способностями. Вам не нравилось быть зависимым от нее. Но у вас никак не получалось показать, на что вы способны. Она не доверила бы вам купить почтовую марку, не говоря уже о том, чтобы прислушаться к вашим советам в своих делах. Но благодаря Крейгу у вас появился шанс. Вы решили показать ей, на что вы способны. Вы бы нашли подход к Крейгу и уговорили его продать ей несколько своих картин. Правильно?
— Ну, я... я так и сделал, — сказал Гастингс.
— Да. Но Крейг оказался вам не по зубам. Вы никогда раньше не имели дела с такими, как он. Если бы он просто сделал вид, что купился, а потом посмеялся над вами, вы бы, наверное, смирились. Вы привыкли, что над вами смеются, но он сделал гораздо больше, не так ли?
— Я… я не знаю, о чем…
— Мона, — сказал Латин. — Она забеременела и стала преследовать Крейга, и у того появилась коварная идея. На одной из своих вечеринок он добавил немного морфия в один из ваших напитков. Вы вырубились. Позже он послал к вам Мону. Она сказала, что беременна от вас. Вы были в ужасе. Вы не могли вспомнить, что произошло. Вы не могли доказать, что это неправда, и не смели рисковать скандалом. Вы заплатили ей. А затем произошло самое страшное. Вы снова пошли к Крейгу, и он рассказал вам о своем коварном плане и рассмеялся вам в лицо. Мало того, он пригрозил рассказать об этом своей кузине.
Губы Гастингса беззвучно шевелились.
— И тогда, — небрежно сказал Латин, — вы решили его убить. Вы читали обо мне в газетах и решили, что я достаточно умен и жуликоват, чтобы стать вашим Чарли Маккарти
Неожиданно Патриция Вентворт Крейг пронзительно рассмеялась.
— Бедный болван! Вы же не пытаетесь всерьез сказать мне, что у тупицы Бернарда хватило бы либо нервов, либо мозгов, чтобы спланировать что-то настолько сложное…
Это было уже слишком. Круглое лицо Гастингса внезапно побагровело от гнева, и он будто начал раздаваться, пока кабинка не стала слишком мала для него.
— Будь ты проклята, — прошептал он. — Ты, и твои деньги, и твой надменный вид, и эта ухмыляющаяся крыса — твой кузен. Да! Я убил его! Но ты не сможешь этого доказать — никогда! По-твоему, я тупица? Посмотрим. Посмотрим, что ты подумаешь, когда предстанешь перед судом присяжных. Латин все знает? Он уголовник и мошенник. Его показания ничего не стоят. Я подставил тебя, и тебе не выкрутиться! У меня есть письма, улики, свидетели — все!
— Бернард, — сказала Патриция Вентворт Крейг сдавленным, испуганным голосом.
Гастингс рассмеялся на надтреснутой высокой ноте.
— Я покидаю тебя…
— Да, — сказал инспектор Уолтерс, выходя из кухни. — Со мной.
Гастингс хрюкнул и поперхнулся.
— Вы… вы не можете ничего доказать…
Он замолчал, ошеломленно наблюдая, как Латин медленно протянул руку и отодвинул ситцевую занавеску в глубине кабинки. Блеснул микрофон.
— Уолтерс, Гитеррес и три или четыре официанта слышали все, что вы сказали.
Гастингс словно начал таять внутри своей одежды, пока не превратился в толстого бледнолицего человечка с помертвевшими губами, которые шевелились, не издавая ни звука.
— Теперь я понимаю, — сказала Патриция Вентворт Крейг. — У вас нет офиса, потому что это ваш офис. Этот ресторан. Она принадлежит вам. И все эти люди работают на вас и помогают вам...
Латин слегка улыбнулся.
— Да, мадам. У нас сегодня очень хороший ужин. Хотите попробовать?
