Линн Барретт “Элвис жив!” (1991)
Добавлено: 04 янв 2020, 06:16
ЛИНН БАРРЕТТ
ЭЛВИС ЖИВ!
Elvis Lives!
© by Lynne Barrett
First published: Ellery Queen’s Mystery Magazine, Sep 1990
Edgar Winners: 1991
© Перевод выполнен специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"
Перевод: Алина Даниэль
Редактор: Ольга Белозовская
© 2020г. Клуб Любителей Детектива
ЭЛВИС ЖИВ!
Elvis Lives!
© by Lynne Barrett
First published: Ellery Queen’s Mystery Magazine, Sep 1990
Edgar Winners: 1991
© Перевод выполнен специально для форума "КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ДЕТЕКТИВА"
Перевод: Алина Даниэль
Редактор: Ольга Белозовская
© 2020г. Клуб Любителей Детектива
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. Внимание! В топике присутствуют спойлеры. Читать обсуждения только после прочтения самого рассказа. |
Elvis Lives! by Lynne Barrett (ss) Ellery Queen’s Mystery Magazine, 1990
“Впереди Вегас — видишь эти огни?” — спросил мистер Пейдж.
Ли поднял глаза. Всю дорогу от Феникса он не обращал внимания на спутников и разглядывал пустыню: как она становилась фиолетовой и растворялась в огромной пустоте ночи, где они неслись. Теперь огни слепили ему глаза, когда они въезжали в город. Огни мелькали и дрожали в ночи. Вот так и люди, думал он, создают весь этот неон, это море огней в ночи, чтобы спастись от чудовищ, чтобы спрятаться от своего страха. Огни поднялись наверх, освещая огромного розового фламинго. В Лас-Вегасе было что-то дурацкое, — подумал он и рассмеялся.
— Что тебя насмешило, парень? — спросил малыш Джанго, вибрируя верхней губой, ради которой его наняли — он издавал отличный рык.
Ли пожал плечами и отвернулся к окну автомобиля, глядя на огни.
— Он рад, что мы, наконец, здесь, — сказал Бакстер. — Здесь, где растут длинные доллары, и мы можем кое-что из них сорвать, верно?— Бакстер был неплохой мужик, всегда заботился о Ли и малыше. Профи.
— Помните, ребятки, что мы здесь, чтобы собирать баксы, а не швырять их в игровые автоматы, — мистер Пейдж въехал на парковку отеля “Золотая пирамида” и казино. На громадной вывеске желтым на фиолетовом было написано “Э Л В И С”. Огни переместились к изображению лица Элвиса.
— Они делают это с помощью компьютера, — сказал мистер Пейдж.
Ли, Бакстер и Джанго молча смотрели. У них был одинаковый взгляд: тот, что говорил о пылких мечтах и печали, которую женщины жаждали утешить. Это лицо было у всех троих. Три Элвиса.
Они вели вправду странный образ жизни — имитация другого человека. Иногда Ли думал, что только он один из всех понимает его полную бредовость. В то время как они заносили свое оборудование в номер отеля, зарезервированный для Таланта — другим, казалось, все это доставалось как должное. Конечно, Бакстер изображал Элвиса десять лет. А малыш считал, что это временная халтура ради финансирования новой группы, нового альбома, в котором сам Джанго будет панк-рокером. Но Ли никогда раньше не участвовал в шоу-бизнесе. Может быть, поэтому он поражал его как что-то ужасное, несущее смерть в жизнь.
Ли бросил чемодан на кровать и пошел в гостиную, где в баре хранились припасы для Таланта. Он налил себе виски и вернулся назад, чтобы выпить, когда распакует вещи. А может быть, он уже входил в роль и понимал пустоту чувств самого Элвиса, как сказал мистер Пейдж. В конце концов, он играл печального, больного Элвиса. Может быть, его ужас просто отражением чувств того другого человека.
Ли рывком открыл свой старый кожаный чемодан — тот, что сорок лет назад принадлежал его маме во время ее медового месяца, когда она еще только готовилась стать его матерью. “Зачем покупать новый? — говорил он, когда Черри приставала к нему перед их поездкой в Нью-Йорк, с которой начались все беды. — Это натуральная кожа — сейчас такой нигде не достать”.
Но Черри обожала новенький винил. Она так хотела новых вещей, что это желание просто обуревало ее. Телевикторины сводили ее с ума. Она посещала тотализаторы, оставаясь там допоздна, придумывая новые способы выразить мысль в двадцати пяти словах или меньше — и выиграть. Он так мало мог дать ей, что вынужден был позволить ей таскать его на конкурсы “Победители Брегга”. Нью-Йорку требовались, как часть своей фееричной статуи Свободы, десятки подражателей Элвису Пресли, и Брегг, Теннесси, собирался послать одного из них. Черри всегда воображала, что он похож на Элвиса — она восторженно млела, когда он пел ей “ханка ханка жгучая любовь” в постели. Она одолжила кассетник и отправила запись вместе с фотографией, снятой поляроидом на вечеринке в Хеллоуин.
Когда Ли выиграл, он сказал, что у него недостаточно сильный голос, но ему ответили, что никто не заметит — там будет столько народу, что он может просто шевелить губами. Черри утверждала, что он может еще и петь — о, тогда она его любила — он так красиво пел в церкви. Достаточно было такой малости, чтобы Черри гордилась им. Они тогда жили в трейлере на мамином участке земли, а сейчас, когда он поставил цементный фундамент и пристроил веранду — все чаще казалось, что у них никогда не будет ничего лучшего. Он хватался за любую работу, какую мог получить как электрик, с тех пор как доходы перестали расти и их часть страны погрузилась в депрессию. Бесплатная поездка в Биг-Эппл
Это было здорово. Ли понравилось чистейшее сумасшествие праздника, когда весь город был словно в угаре. Черри купила одну из корон Леди Свободы и носила ее с сексуальным белым платьем, которое она сама сшила, — всего с одним плечом. Когда они переправлялись на пароме, он услышал, как мужчина сказал, глядя на них: “Копирование — любимая американская мечта”, а его приятель засмеялся и ответил: “Это самосознание производственной нации”. Ли сердито поглядел на них: “Я не копия!” — и, тем не менее, заметил он, на них были такие же сотые по счету солнцезащитные очки и жатые куртки, как на рекламе содовой. А когда он оказался на репетиции со всеми прочими Элвисами, он понял, что да, сложно было воспринимать их как настоящих людей, а не убогие копии.
Так как у него уже был солидный возраст и брюшко, его поставили сзади, и это было отлично. Он даже не очень смущался во время шоу. Позже он и Черри веселились на вечеринке, когда седовласый мужчина с цепким взглядом в костюме западного покроя подошел и сказал Ли, что он — именно то, что ему нужно. Ли громко засмеялся и сказал: “Да неужели?”, но Черри положила карточку мистера Пейджа внутрь своего лифчика с одной бретелькой.
А когда они вернулись домой, и Черри стала вздыхать сильнее, чем обычно, по поводу противных худых светловолосых людей из “Тихой пристани”
План мистера Пейджа был таков: шоу как биография Элвиса в песнях. И ему нужны были три исполнителя. Для юного Элвиса, когда он водил грузовик, дрался и выступал у Эда Салливана
— Вы слышали, как я пою? — спросил Ли. Он наклонился к холодильнику в трейлере и взял пиво. Мистер Пейдж лучезарно улыбнулся всей своей позой.
— Да, конечно, — сказал он. — Я слышал запись, которую прислала ваша очаровательная жена. У вас мелодичный голос, как там он называется, баритон. И вы чуть обрываете время от времени или пропускаете ноту — это круто, парень, разве вы не видите: это его эмоция, это его гибель. Вы будете прекрасны.
Глаза Черри сияли, и мистер Пейдж подписал контракт с Ли.
— Проверка, проверка, раз-два-три, — сказал Бакстер в микрофон. Его темный тон в стиле Пресли заполнил “Гостиную фараона”, где они проводили утро, занимаясь настройкой.
— Мужик, какая система! — Джанго сказал Ли. — Если бы они дали мне исполнить мои вещи — мои настоящие вещи — на такой системе, я бы через минуту стал звездой.
Ли посмотрел на парня, склонившегося над усилителем в своем черном кожаном пиджаке, который он приобрел после выступления в Индианополисе. Джанго не отложил ни пенни — он покупал экипировку для звезды.
— Да, в один из вечеров, — сказал Джанго, — посреди номера “Все в шоке” я переключусь на мою собственную песню. Ты помнишь песню, которую я пел тебе: “Любовь — это раковая опухоль”?
Ли усмехнулся и допил свою банку пива. Это была самая плохая песня, какую он слышал в жизни.
— Да, они вправду будут в шоке, — сказал Джанго.
Мистер Пейдж подошел к ним.
— Добавь высоких нот, малыш, — сказал он — давай проверим дискант.
Когда Джанго подошел к микрофону, мистер Пейдж спросил у Ли:
— Как поживаешь?
Ли присел на корточки перед пластиковым кулером, который они всегда прятали за барабанной установкой, вытащил банку “Coors”
— Ты выглядишь слегка подавленным, малыш. Могу я чем-то помочь?
— Вы можете расторгнуть контракт, чтобы я мог вернуться домой, — сказал Ли.
— Зачем мне это делать? Я никогда не найду никого, кто был бы так хорош, как ты. Ты самый мрачный и печальный Элвис, какого я видел. В любом случае, какой дом? Но позволь мне привести тебя в норму — чем-нибудь бодрящим.
Мистер Пейдж наклонился и положил несколько капсул в карман ковбойской рубашки Ли.
“Какой дом — это верно”, — подумал Ли. Он вытащил одну из капсул и растворил ее в пиве. Почему бы и нет?
— Ну, ребятки, — сказал мистер Пейдж, — начали. Сейчас.
Он дал Ли двадцатку.
— Когда закончишь, пойди поиграй на автоматах. Но не ставь больше этого, ладно? Мы не хотим, чтобы ты проиграл серьезную сумму.
—Ладно, — и пошел вниз — туда, где слонялись Джанго и Бакстер, напевая “Проверь, бэби, проверь” и непристойно танцуя.
— Моя очередь, — сказал Ли, и они отошли, чтобы он мог проверить звук.
Он выглянул в театр, заполненный маленькими столиками, расположенными полукругом. “Напоминает свадебное торжество”, — подумал он, засмеялся и отскочил назад — Ли всегда пугался, когда слышал свой голос, выходящий из колонок, — он звучал слишком высоко и словно отдельно от него. Это смущало его. Он был так смущен и напуган. Ему чертовски требовалось выпить первый раз, когда они показывали шоу, и с тех пор он всегда был более-менее пьян. Он начинал потеть, когда люди на подиуме направляли на него свет. Они всегда меняли для него освещение, потому что он был выше других. Ли прищурился и начал принимать разные позы, напевая для проверки звука. Группа заняла места, и они начали кружиться с ним под несколько тактов “Подозрительных умов”. Затем он закончил, и музыканты приступили к настройке.
Он немного побродил по театру, кивая техникам. Куда бы они ни приезжали — мистер Пейдж нанимал местных техников, и Ли чувствовал, что это единственные люди, с которыми ему комфортно. Он всегда разбирался в электронике, а общаясь последние месяцы с этим персоналом, он узнал еще много нового. “Золотая пирамида” была самой сложной системой, какую он видел. Наверху в контрольной будке парень показал ему настройки, говоря о панелях и цифровом дисплее. У шоу всегда был задний фон с изображениями, показывающими события из жизни Элвиса. До сих пор они показывали их с помощью слайд-проектора, но здесь это выполнял компьютер, как и на наружной вывеске. Ли смотрел на сцену, и парень печатал на клавиатуре, показывая ему Грейсленд из лучей света и затем яркую финальную надпись “КОРОЛЬ ЖИВ!”
Он поблагодарил и вернулся к группе. Может быть, компьютеры и были мозгами всего этого, но, кроме них, за этим была целая система управления. Обычно он мог находиться за холщовым задником и следить за происходящим, но сейчас перед ним была только сеть гудящих проводов. Он опустился на колени возле металлического ящика с торчащими из него кабелями и протянул к ним руки. Он словно чувствовал электрический гул в воздухе. А может, дело было в таблетках мистера Пейджа.
Ли вышел через заднюю дверь и отправился в казино. От яркого света у него закружилась голова. Он разменял двадцатку, и кассир дал ему чек. Если он проведет в казино час, то сможет сделать бесплатный трехминутный звонок в любую часть страны.
Он попросил официантку принести ему выпивку и начал бросать четвертаки в игральный автомат. Ему было сложно сосредоточиться на крутящихся цифрах. Ли был навеселе и попытался действовать медленно. Если он продержится час, кому он позвонит?
Когда они начали репетировать в Нэшвилле, он звонил Черри каждую субботу. Черри включала таймер для варки яиц, чтобы вести учет времени на расстоянии. Мистер Пейдж выдавал стипендию, но говорил, что реальные деньги начнутся в дороге. Ли, Бакстер и Джанго делили комнату с раскладушками в мотеле. Мистер Пейдж дрессировал их каждую минуту, заставляя гулять, танцевать и улыбаться, как Элвис. Они разучивали номера весь день и учились походке Элвиса ночью. Ли это напоминало службу в армии — вдали от Черри и когда все его время было расписано. В 1968, когда Ли был призван в армию, Черри еще училась в высшей школе — слишком юна для помолвки, сказал ее отец. Он помнил, как звонил ей из военного лагеря, тоскуя по ее голосу, но в ужасе от их разговоров, потому что она казалась такой спокойной и далекой. Такой же, как сейчас.
Они едва начали проводить шоу в пути, в Арканзасе и Миссури, когда Черри дала ему отставку. Бумаги уже готовы, сказала девушка, когда он позвонил. Она обвинила его в том, что он бросил семью — уже четыре месяца назад, сказала она.
“Я приеду сегодня вечером”, — сказал Ли.
“Меня здесь не будет. Ты можешь послать деньги через моего адвоката”. Она сказала, что наняла Шепа Стенвикса — парня, которого Ли знал по высшей школе и никогда не любил. Его интересовали только гольф и политика. Черри говорила о деньгах в качестве возмещения ущерба. “Я погубила карьеру из-за тебя, Ли Уитни”, — сказала она. Когда они поженились, она получила лицензию косметолога, но никогда не работала в салоне. Чарли говорила, что это безнадежно — найти клиентуру в деревне, во всяком случае, у всех уже есть свои мастера. Единственным клиентом был он сам — она стригла ему волосы. Она говорила, что ей нравится, что они темные и вьются на лбу, как у Элвиса.
— Ты можешь ездить с нами, — сказал Ли прерывающимся голосом. — Я попрошу мистера Пейджа нанять тебя нашим парикмахером. Он все равно тратит деньги на окраску наших волос в угольно-черный и на укладку наших бакенбард.
— Нет смысла говорить об этом. Развод — и все.
— Но, Черри, это же была твоя идея!
— Таймер зазвонил, — сказала Черри. — Пока!
— Подожди, мы же можем еще поговорить!
— Сбереги свои деньги, — сказала Черри. — они мне пригодятся. — И повесила трубку.
Когда он позвонил, никто не ответил — и так весь вечер. Утром он позвонил маме, и та сказала, что Черри проводила все время в городе с того дня, как он уехал, и что она забрала из трейлера все, что не было прибито, и переехала в Брегг.
Ли пошел к мистеру Пейджу — они играли в Холидей Хауз в Джоплине, Миссури — и сказал, что уходит. Тогда он узнал, что подписал личный контракт на два года с правом возобновления и без права расторжения.
— И вообще, — сказал мистер Пейдж, — что такое женщиной больше или меньше? Тобой интересуется куча женщин — слышал, как они рыдали во время выступления вчера вечером? Ты был таким печальным, малыш, таким трогательным.
— Это не те женщины, — сказал Ли.
Женщины, приходившие на шоу, лишь нагоняли на него тоску. Каждый вечер неизменные фанатки Элвиса с химической завивкой и в слишком молодежной одежде вздыхали, визжали, хныкали вокруг Джанго, Бакстера и него. После шоу они возвращались и флиртовали в надежде воскресить свои девичьи мечты, думал Ли, пытаясь оживить то, что умерло с Элвисом. Бакстер затаскивал какую-нибудь красотку в постель время от времени — он считал это правильным после того, как проводил столько времени в роли. Порой Ли казалось, что Бакстер был не совсем уверен, что он не Элвис. Джанго рассказал, что считает этих женщин “слишком деревенскими”. Он ждал больших городов и надевал свой панковский прикид, чтобы найти девчонок, которым нравился бы он сам, а не Элвис. Ли спал один, когда мог достаточно напиться, чтобы заснуть.
Когда они были в Оклахоме, он получил документы от Шепа Стэнвикса. Ли послал Черри месячный чек. У него было больше денег, чем когда-либо в жизни, и меньше, чтобы тратить на то, что имело значение. Время от времени он покупал то, что считал красивым, — брошку из ляпис-лазури, серебряный браслет, изготовленный индейцами, — и посылал их Черри, думая о Шепе. Никакое послание — никакие слова, которые он мог придумать, неспособны изменить ее решение.
Однажды вечером в Абилене Джанго соврал, что сходит с ума так далеко от цивилизации и хорошего радио, и попытался сбежать. Когда он вспомнил о контракте, он пошел за мистером Пейджем в бар гостиницы, но Ли и Бакстер остановили его. Зачем? Сейчас Ли сам удивлялся. Они увели Джанго в комнату, Бакстер принес марихуану, и они втроем покурили и обсудили свое положение.
— Два года стабильной работы, — сказал Бакстер. — Сейчас ее сложно найти.
Ли кивнул. Он валялся на кровати. Из-за травки он чувствовал себя так, словно парил.
— Два года! — Джанго стоял, глядя на себя в большое зеркало. — Через два года мне будет двадцать три. Я буду стариком!
Ли и Бакстер засмеялись над ним.
— Дело в том, — сказал Ли, — что он перехитрил нас.
— Не меня, — сказал Бакстер. — Я прочитал контакт. А вы почему не прочитали?
Ли вспомнил руку Черри на своем плече, когда он подписывал. Вспомнил, как мистер Пейдж говорил, какой чудесной Мисс Свободой она была. И почувствовал, что Бакс прав — мужчина должен отвечать за свои ошибки.
Бакстер протянул косяк Джанго, который затянулся и прищурился своему отражению в зеркале.
— Мистер Пейдж что-то создает здесь, — сказал Бакстер. — Что, если бы мы все от него ушли, и ему бы пришлось обучать замену? Так и есть — вы знаете, что он нанимает постоянную команду? Они путешествуют в фургоне с оборудованием, пока мы едем в автомобиле. И он улучшает костюмы. Скоро, говорит он, мы будем готовы для Вегаса. То же самое, что полковник Паркер делал для Элвиса.
Джанго медленно развернул бедра перед зеркалом. “Полковник Том Паркер был волшебником шоу-бизнеса”, — процитировал он слова из своей роли в шоу и засмеялся. — Так написал Пейдж. Он руководил мной. А я… — голос Джанго зазвучал, как джазовая труба, — я считал его вторым отцом. Дерьмо. Этого недостаточно?
— Мой отец умер, когда я был ребенком, — задумчиво сказал Ли.
— А мой — жадный отморозок, — сказал Джанго. — Такой же, как Пейдж.
— Конечно, Элвис порвал с ним в шестидесятые, — продолжал Бакстер. — Это была его большая ошибка — он продолжал снимать одинаковые фильмы, потому что полковник боялся изменить формулу. Нет, нужно вырваться, когда придет время.
Джанго зарычал перед зеркалом:
— Я буду беречь каждый доллар и, достаточно накопив, сниму лучшую студию звукозаписи в Лос-Анжелесе и буду петь до тех пор, пока не выброшу Элвиса из горла навсегда.
Ли бросал четвертаки в автомат, пока они не кончились. Он подозвал официантку и, покупая напиток, спросил ее, сколько времени. Четыре часа. В Теннесси уже время ужина и становится темно. А в казино никогда не наступает темнота — здесь нет окон, нет дневного света. Вы могли бы провести здесь всю жизнь и никогда не почувствовать этого. Он подошел и показал чек, и его провели в позолоченный саркофаг — телефонную кабину.
Он позвонил маме. Когда она услышала его, она отошла, чтобы выключить кастрюли на плите, и он почувствовал тоску по ее кухне. Так далеко. Она воскликнула: “Отлично!”, когда он сказал, что звонит из казино Лас-Вегаса, где выступал сегодня вечером, но чувствовал, что для нее это мало что значило — это было слишком чужим.
Телефон засверкал золотыми искрами.
— Мама, у меня всего минута, — сказал он. — Только расскажи, как там Черри.
— Она была здесь несколько дней назад. Это меня удивило. Слушай, Ли, ты скоро вернешься?
— Я не знаю, когда смогу. Что-то не в порядке?
— Дело в Черри. Я знаю, что вы расстаетесь и все такое, но мне кажется, что сейчас ей уже не так хочется развода, как раньше. Я говорила со своей подругой Майлен в продуктовом магазине, она передает тебе привет…
— Тридцать секунд, — сказал оператор казино.
— Мама! — сердце Ли заколотилось.
— Да. Я упомянула, что Черри заезжала без всякой причины, и Майлен сказала, что с Бреггом все кончено и что Шеп бросил Черри ради какой-то девушки из деревенского клуба. Не то, чтобы ты заслужил это, дорогой, — то, как она себя повела, — но если бы ты прямо сейчас приехал перед тем, как она свяжется с кем-то еще…
Ли погрузился в звездную ночь. Когда он очнулся, он стоял, прислонившись к стене золотого саркофага с молчащим телефоном. Леди из казино склонилась над ним.
— Я в порядке, — сказал он. — Я просто забыл свое лекарство.
Он вынул таблетку из кармана и растворил ее в остатке виски.
Леди была высокой, полуобнаженной и обеспокоенной.
— Что-то с сердцем?
— Все в порядке, мадам, — ответил Ли. — С моим сердцем.
Они пообедали у себя в номере на столике, который прикатили в гостиную. Отель прислал шампанское в корзине для Таланта, открывающего Ночь. Когда они прикончили ее, они заказали еще и пили, пока не оказались в зеркальной гардеробной возле спальни Джанго. Джанго выступал первым, в черных джинсах и шелковой красной рубашке.
— Йо-йо, вот первый — за деньгами, первый — за деньгами, — пел он отражению в зеркале, разогреваясь. — Йо-йо, вот первый — за деньгами, первый — за деньгами, — глотнул он шампанского, — первый за деньгами.
“Он становится угрюмее с каждым днем”, — подумал Ли.
Бакстер посмотрел в зеркало на противоположной стене, наклонив голову, чтобы проверить длину бакенбард, которые были неровными. Он вытащил один волос пинцетом. За ним на туалетном столике был таблоид, который он подобрал, где рассказывалась история, как призрак Элвиса вошел в кэб, сам вел его до Грейсленда, затем исчез. Бакстер изучал всю эту чепуху.
— Йо-йо, вот второй — за зрелищем, черт побери, за зрелищем, — пропел Джанго.
Ли, который был пьян, но еще не настолько, чтобы выступать, сражался со своим костюмом. Висевший на деревянных плечиках, он напоминал человека, которым Ли не хотел быть — в широких клешах, с подкладками на плечах, как у полузащитника, с ремнем шириной пять дюймов, украшенном блестящими камушками. Все целиком было тяжким, как грех. Ли вздохнул, снял рубашку и джинсы и залез в штаны. Атлас холодил ему ноги. Он обернул вокруг шеи дюжину шарфов, чтобы сбрасывать их во время шоу. Он вытянул руки, и остальные надели на него пиджак. Верх воротника, украшенного блестками, царапал ему уши. Он втянул живот, чтобы другие могли затянуть на нем ремень, но тут принесло мистера Пейджа.
— Вы знаете, кто у нас в зрительном зале сегодня, ребятки? Вы знаете, кто?
Они все уставились на него.
— Алан Спар! — ликующе воскликнул он. — Сам Алан Спар! Организатор сделок!
Бакстер спросил:
— Каких сделок?
— Голливудских, ребятки. Голливудских. Изумрудного города. Мы получим бабки, мы получим славу, мы получим шоу на ТВ. Что это — шампанское? Отлично, дайте мне сказать тост. — Он наполнил их бокалы. — Из Лас-Вегаса в Голливуд — на запад, ребятки, на запад!
— В Изумрудный город, — сказал Ли.
Шампанское было холодным и кислым. Он глотнул еще и напряг плечи.
— Слушай, мужик, — сказал Джанго. — Он все еще держал в руках ремень Ли. Тот отражался во всех зеркалах. — Я не собираюсь в Голливуд. Я ни за что не буду играть Элвиса там, где все, кого я знаю, могут увидеть меня.
— Ты не будешь играть в Голливуде, — сказал мистер Пейдж. — Фактически, если у нас получится эта сделка — я расширю сценарий. В фильме будет показана вся жизнь Элвиса. Мы можем даже найти ребенка, который сыграет Элвиса в шесть-семь лет.
“Бедный ребенок”, — подумал Ли.
— Но телевидение есть везде, — сказал Джанго.
— Точно, — Пейдж выпил шампанское.
— Я не буду этого делать, — ухмыльнулся Джанго. — Можете подать иск против меня — мне нечего терять.
Пейдж придвинулся к нему.
— В самом деле? Судебный процесс будет долгим, малыш, и если ты покинешь меня, вся твоя будущая работа будет принадлежать мне. Все альбомы, все гастроли, все доходы от продажи чертовых постеров, ясно?
— Мистер Пейдж, — сказал Ли, — мы с Джанго не нужны вам для телефильма. Бакстер — единственный настоящий талант среди нас. В кино можно сделать что угодно с освещением и гримом — Бакстер сумеет сыграть Элвиса от двадцати до сорока, правда, Бакс?
Бакстер поднял взгляд с таблоида и сказал:
— Я знаю, что смогу. Это будет моим большим прорывом, сэр.
— Ребятки, я знаю, что вы никуда не денетесь от меня, — сказал мистер Пейдж, — и он показал на зеркала, где он, маленький в своем белом костюме, был окружен тремя грозными Элвисами. — Именно в этом вся изюминка. Три стадии Короля. А с телевидением за нашей спиной, ребятки, это шоу будет длиться вечно.
Представление было внизу. Ли допил шампанское и перешел к виски. Он должен был допиться до правильного состояния. Состояния без мыслей. Как в армии. О которой он никогда не думал. Оставайся камнем, не думай. Он посмотрел на часы — оставалось еще много времени. Он был полностью одет и готов к выходу. Ли избегал зеркал. Он знал, что выглядел плохо. В юности он был темноволосым и стройным — как индеец. Черри часто так говорила. Черри любила его. Черри — лучше не думать о Черри. Где его таблетки? В рубашке на полу гардеробной. Он попытался наклониться, но ремень врезался в него и помешал. Ему пришлось осторожно стать на колени, а затем, когда он запрокинул голову, чтобы запить таблетку, он увидел отражение. Кто это? Стоящий на коленях, огромный и сверкающий, с угольно-черными волосами, с белоснежной грудью в рюшах, с носом и глазами, утопающими в обрюзгшем лице. В нем не оставалось ничего человеческого.
Он должен уйти прочь. Он вызвал лифт вниз. Здесь было душно, но в коридоре и за кулисами холодно. Холодный пот на груди. Джанго был здесь, его действие подходило к концу. Ли увидел Бакстера, разговаривающего с мистером Пейджем. Он направился к ним, затем остановился.
Бакстер держал мистера Пейджа за галстук. Он притянул его ближе, потряс, а затем толкнул на пол. Бакстер вышел из-за занавеса, вслед за тем, как прыгнул Джанго, возбужденный представлением и сверкая каплями пота. Мистер Пейдж стоял на четвереньках с подкашивающимися ногами. Затем Джанго сделал пируэт позади него, наподдал ему ногой — и Пейдж снова растянулся на полу. Джанго увидел Ли, расправил плечи, зарычал и унесся назад.
Ли подошел, мистер Пейдж ухватился за него и встал. Старик покраснел — его алый скальп проглядывал сквозь седину. Он вытащил большую бирюзовую булавку из галстука и заскрежетал зубами. Бакстер пел “Люби меня нежно”. Ли шикнул на мистера Пейджа и отвел его за задник, где музыка была приглушена. Пейдж качал головой и щурился. Он выглядел больным и злым.
— У меня есть контракты, — сказал он. — Они ничего не смогут сделать.
Он начал чистить костюм — белый пиджак был испачкан пылью.
Ли стиснул трясущиеся руки.
— Слушайте — я больше не могу продолжать.
— Малыш, ты еще молод, — сказал мистер Пейдж. — Тебе просто надо поменьше пить. Слушай — я тебе дам кое-что, отчего ты почувствуешь себя как новорожденный младенец.
— Когда я стану слишком старым и больным, чтобы выступать, вы меня отпустите?
— Тогда Бакстер сменит тебя. А Джанго — Бакстера. — Пейдж пригладил свои волосы.
— И вы найдете нового мальчика.
— Так работает бизнес, малыш. Всегда можно найти нового мальчика.
Сердце Ли бешено застучало. Он отвернулся от мистера Пейджа к стене из проводов, огней, кабелей.
— Да, молодых ребят двенадцать на дюжину. Но вот что я скажу тебе, малыш, — сказал мистер Пейдж, — ты был моей величайшей находкой. Великолепный Элвис. Такой изысканный и упадочный. Мертвый рейнджер.
Ли отвернулся, слушая стук своего несчастного сердца.
— Мертвый рейнджер? — Он вспомнил первые таблетки, которые мистер Пейдж дал ему сразу после Черри — не думать о Черри — и Ли понял, что он должен будет умереть, умереть, как Элвис, и никогда не увидеть снова свою жену, свою мать, Теннесси.
— Великолепно, — сказал мистер Пейдж, — и мы увидим это в фильме! Это прекрасно, это разрушительно — я говорю тебе, малыш, это на самом деле трагично.
И тогда Ли навалился на него всей тяжестью и яростью. Мистер Пейдж упал на металлический ящик, где смыкались провода. Ли склонился над ним, действуя быстро. Зеленые искры шипели над ними.
На сцене Ли поговорил о своей последней песне “Ты одинок этим вечером?” Предполагалось, что он прошепчет слова, которые ему нравились, затем вернется к пению с рыком. “Скажи мне, дорогая, — шептал он в микрофон и вспоминал Черри, когда она окончила высшую школу. — Ты была так хороша”. Она повязывала ему полотенце, обнимая его, перед тем, как стричь ему волосы. “Я знаю, ты любила меня, но… — Что пошло не так? — Что пошло не так, когда ты выгнала меня…”
Он стоял и смотрел на людей, которые сидели за столиками, как в ночном клубе. Да, это ночной клуб, он вспоминал, — жаркое место. Он засмеялся. “Берегись!” Он покачал головой. “Держись прямо”, — пробормотал он, глядя вокруг, и увидел слезы на лицах. “Не плачь обо мне, — сказал он, — она ждет”. А затем песня вернулась к нему, как всегда возвращалась, музыканты подхватили ее, за ним зажглась стена света, а затем разорвалась с силой, которая вынесла его в орущую аудиторию.
Завтрак здесь был дешевым. Даже в ресторанах стояли игральные автоматы. Ли выпил черный кофе и просмотрел газеты. Он прочитал, как бывший водитель Либерачи сделал пластическую операцию, чтобы стать похожим на Либерачи, и про несчастный случай за кулисами в “Золотой пирамиде”. Менеджер шоу “ЭЛВИС ЖИВ” погиб от пожара, вызванного коротким замыканием новой компьютерной системы. На следующий день после инцидента газеты публиковали рассказы о других пожарах в казино.
В этот и следующие дни вокруг их номера сновали следователи, но они в основном оставили Ли в покое. Он был на сцене во время пожара, когда в результате перегрузки последнего дисплея произошло короткое замыкание и возгорание. И так подчеркивалось, насколько сложной была эта система — цифровое то и это — что нельзя было представить, будто деревенщина Ли мог разобраться в ней. Даже ему самому казалось, что его быстрые действия были за пределами его возможностей, словно это делал кто-то другой. Ли предполагал, что остальные двое думали, что внесли свой вклад в смерть Пейджа — бросили его в полуобморочном состоянии за сценой, и он угодил в огонь. Но они приняли замыкание, как деяние некоего электрического бога, приглядывавшего за ними. Когда на следующий день Бакстер принес их контракты, они молча разорвали их.
Новое трех-Элвисное действие вскоре открылось — Пейдж был владельцем, но любой мог использовать этот трюк. Бакстер остался в Вегасе — он сам предложил свои услуги Алану Спару, и они говорили о кабельном телевидении. Утром Джанго направился на запад, а Ли — на восток. Разве так не было лучше для всех? Для всех, кроме Пейджа, — но лучше не думать о Пейдже. Он уже казался далеким — таким же далеким, как то, что Ли делал в армии. В любом случае Ли обвинял таблетки. Он пропотел в сауне отеля и собирался оставаться в таком состоянии и дальше.
Ли заплатил за завтрак, взял свой старый кожаный чемодан и вышел наружу. Этим утром можно было чувствовать запах пустыни. Над домиками взошло солнце, их обыденность была ясно видна на фоне пылающей рекламы. Ли поднял большой палец и пошел к шоссе.
Подобравший его грузовик ехал в Альбукерк. Когда они прибыли туда, Ли выпил пива и побродил туда-сюда, пока не нашел попутку в Мемфис. Он решил прекратить пить пиво, пока не увидит Черри снова, но среди ночи в Техасе почувствовал себя так хорошо, направляясь домой, домой, домой, что решил бодрствовать всю дорогу, купил пива для себя и парней, которые везли его, и опрокинул его вместе с виски, которое было у водителя. Домой, домой, домой, навигатор вел по шоссе 40, сквозь темноту. Когда из радио послышался Элвис, они запели вместе.
— Слушай, Ли, ты поешь, как Элвис. И даже немного похож на него, — сказал водитель. Он подтолкнул напарника. — Как ты думаешь? Уж не сел ли к нам призрак Элвиса?
— Нет, — сказал Ли. — Он умер, а я жив и еду домой.
Потягивая в ночи виски, песня за песней, он чувствовал себя таким счастливым, что пел всем сердцем.