Билл Креншоу «Ужастики» (1989)
Добавлено: 07 янв 2018, 18:49___Внимание! В топике присутствуют спойлеры. Читать обсуждения только после прочтения самого рассказа.
___Билл Креншоу – автор около двадцати рассказов, которые публиковались исключительно в журнале "Alfred Hitchcock’s Mystery Magazine". Один из них был ранее переведен на русский язык - «Нужные люди в нужном месте» (Right People, Right Places, 1988).
___!Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е. согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
___ Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
Bill Crenshaw “Flicks”, (nv) Alfred Hitchcock’s Mystery Magazine, Aug 1988; The Year's Best Mystery and Suspense Stories, 1989; Great Tales of Madness and Macabre, 1990; The New Edgar Winners, 1990; Under the Gun, 1990; Silver Screams: Murder Goes Hollywood, 1994.
Он знал, что пейджер не оставит его в покое.
На сей раз Девин Корли находился дома, в собственной квартире. Он только что открыл пиво, включил телевизор и растянулся на кушетке. Затем позвонил сам. Сухой голос диспетчера монотонно произнес: кинотеатр “Маджестик” — на другой стороне города. Девин включил видеомагнитофон на запись, допил пиво, налил воду в кошачью миску, принял легкий душ. Затем уехал. Скорость не играла роли.
Он знал, что обнаружит. Труп. Рей Тэско, его партнер, собирает показания свидетелей, методично жуя резинку и выглядя одновременно веселым и удивленным; Мэгги Эппс со своим клинообразным личиком и черным служебным чемоданчиком зарисовывает сцену и раскладывает по мешочкам какой-то мусор; Джо Фрэнкс в рубашке-сафари возится с камерами, как всегда чем-то недовольный. Станет сочувствовать, что Корли опять оторвали от рабочего стола, или ворчать, что Корли опоздал. Корли часто приходилось отрываться от стола. И он всегда опаздывал.
В мужском туалете “Маджестика” находились двое полицейских в форме. Помещение было облицовано обычной для таких мест плиткой, синей и белой, пахло мочой, табачным дымом, канализацией и сыростью. Мусорное ведро на боку, бумажные полотенца раскиданы, смяты, потемнели от воды, некоторые с красными пятнами. Пол вокруг раковин влажный, покрыт каплями и небольшими лужами. Следы крови на влажных следах на плиточном полу. В ближайшей кабинке кого-то рвало. Полицейский, наблюдавший за ним, старался не смотреть на несчастного. — Что у нас имеется? — спросил Корли у полицейского.
— Зарезан, лейтенант, — сказал тот, кто постарше, возможно лет двадцати шести, наверное, Лопес.
Корли быстро взглянул на бейджик. Лопес. Лицо младшего из полицейских имело нездоровый зеленый цвет. Корли не знал его, но понимал, что он не долго будет “зеленушным”, по крайней мере не таким зеленым. В уголовном отделе много зеленых, зеленых как этот Грингиллс[1] , зеленых, как двухдневный труп, зеленых, как Корли, как старая медь. — Здесь? — спросил Корли.
Лопес качнул головой назад: — В первом зале.
Корли приблизился к кабинке. Лопес держался рядом. Грингиллс подошел к раковине и плеснул на лицо холодной водой. — Кто тут у нас? — спросил Корли.
— Карманник, — ответил тот. — Говорит, что он лишь вытащил бумажник у парня. Говорит, не знал, что тот мертв.
Карманник обернулся — бледное лицо, спутанные волосы. — Я не знал, богом клянусь, — пробормотал он скулящим тоном, покачиваясь. — Ей богу, не знал. Там была кровь, о, боже, кровь, парень, а я даже не почувствовал. Мои руки... — Он вновь согнулся над унитазом. Корли отвернулся.
— Какая-то из той крови его? — спросил он.
— Не думаю.
Бумажник лежал на полочке из нержавеющей стали над раковиной. Он весь был заляпан кровавыми отпечатками. Корли достал серебряную самопишущую ручку и открыл его. — Нашли в мусорном ведре?
— Да, сэр, — сказал младший полицейский, вытирая воду с лица и глядя на Корли в зеркало.
— Деньги все еще там? Кредитные карты?
— Да, сэр.
С фото на водительских правах смотрел пятидесятипятилетний мужчина делового вида, с усталыми глазами, отвисшим подбородком, — он смотрел выше фотоаппарата, пытаясь решить, следует ли ему улыбнуться для официального снимка. Басси Тирон Отис. Токкоа-Фоллс, Джорджия.
Карманник рассказал Корли, что заметил, как этот пижон дремлет в конце ряда, а он видел его раньше с пачкой наличных в бумажнике у прилавка с конфетами и заметил, что тот засунул бумажник в пальто, а не в брюки. В конце сеанса он приблизился к парню, потерял равновесие, почти упал на сидение парня, извинился, одновременно вытаскивая бумажник, который тут же бросил в свой пакет с попкорном, и направился прямо в туалет, чтобы избавиться от бумажника и выйти, оставив себе только наличные и карточки. В туалете он увидел кровь на руках, бумажнике, обуви, а затем услышал крики в фойе. Он выбросил бумажник и попытался смыть кровь, но ее было слишком много, и, чем больше он осматривал себя, тем больше ее видел. Кто-то вошел и вышел. Карманник попытался скрыться. Он не знал, что произошло, но понимал, что дела его плохи.
Из кабинки доносился свист воды в бачке, а от липкой взвеси в воздухе очки Корли запотели. Он оторвал квадратик туалетной бумаги и протер линзы. Корли арестовал карманника за грабеж и по подозрению в убийстве, хотя был уверен, что тот не убийца. — Жертва здесь одна? — спросил Корли.
— Насколько мы знаем, — ответил Лопес.
— Возможно, сговор. Тэско здесь? Вы знаете сержанта Тэско?
В туалет заглянул Джо Фрэнкс с фотоаппаратами, болтающимися на шее.
— Эй, Корли, ты работаешь или нет? Труповозка ждет на улице. Шевелись, покажи мне, чего тебе надо.
Корли улыбнулся
— Ты прекрасно знаешь, что мне надо.
— Да, но все равно, покажи, чтобы потом не говорил, что чего-то не хватает. Где ты шлялся?
— Ты уже фотографировал здесь?
— Да, фотографировал. — Фрэнкс казался нетерпеливым.
— Следы снял?
— Да.
— Полотенца и раковину?
— Да, полотенца, раковину, кабинку и унитаз, и даже взял крупным планом его блевотину, годится?
— Видишь, Джо, — сказал Корли, улыбаясь, — Ты прекрасно знаешь, чего я хочу.
— Чего я не хочу, так это работать с тобой, Корли, — сказал Фрэнкс, когда Корли протискивался мимо него.
В зале Мэгги Эппс сидела через проход от тела, разложив блокнот на коленях.
— Рада, что ты смог сюда вырваться, Девин, — сказала она.
Корли попытался придумать достойный ответ, но в голову не шло ничего, чего бы он уже не говорил сто раз раньше, и он лишь пробормотал приветствие.
Фрэнкс показал Корли места, с которых он снимал. Корли попросил сделать еще пару фото. Вспышки осветили тело, как молния, и словно вожгли искаженные изображения в сетчатку Корли.
Вошел Тэско, переговариваясь с кем-то и искоса поглядывая в блокнот. — Рей, нашел управляющего? — спросил Корли.
— Я управляющий, — сказал мужчина.
— Можете добавить немного света?
— Здесь светло, как только можно, офицер. Это кинотеатр.
Корли отвернулся. Фрэнкс фыркнул.
Мистер Т. О. Басси сидел у прохода в кресле с высокой спинкой, наклонившись влево и уронив голову на грудь, глаза открыты. Кровь покрывала все от галстука и ниже, бежала под сидениями к экрану. Люди растащили кровь на подошвах к вестибюлю — следы бледнели и исчезали вдоль прохода.
— Это снял? — спросил Корли.
Фрэнкс кивнул.
— Им, вероятно, казалось, что они наступили в колу.
Корли склонился над мистером Басси. Он положил руку ему на лоб и приподнял голову на дюйм или два так, чтобы видна была рана.
— Видно?
— Да. Хотите фото?
— Я могу поднять его голову, Мэгги?
— Только смотрите, куда ставите свои ножищи, — ответила она.
Корли, поддерживая мистера Басси, взялся за его голову выше ушей и приподнял ее подбородком вверх. Закрыл глаза от вспышек фотоаппарата.
— Что ему покалечили? — спросил Корли.
— Все, — ответила Мэгги. — Шейная вена, сонная артерия, трахея. Пользовались чем-то действительно острым. Этот парень не издал ни звука, ничего не почувствовал. Возможно, руку на волосах, оттягивающую голову назад. Потом ничего.
— Сзади? — Корли опустил голову назад в исходное положение.
— Слева направо с наклоном вверх. Вы уже схватили своего человека в туалете?
— Не думаю. Он слишком вывозился в крови.
— Итак, что мы имеем?
— Головную боль.
Мэгги улыбнулась.
— Будет еще хуже.
Корли улыбнулся в ответ.
— Так всегда бывает.
Корли заставил Грингиллса помочь положить тело в мешок. Он мог сказать себе, что помогает юноше привыкнуть к подобному, что это тело еще не из самых страшных, но не был уверен, что сделал это из лучших побуждений. Он боялся, что действовал из вредности.
Они провели полчаса в поисках оружия. Корли и не ожидал что-либо найти. Они и не нашли.
Принесли видеомагнитофон, и Корли послал Лопеса и Грингиллса в другие залы, чтобы заблокировать выходы на автостоянку и направлять зрителей через вестибюль.
Владелец кинотеатра отозвал его в сторонку и высказал свое возмущение. Корли сказал ему, что убийца может все еще находиться в другом зале. Владелец забубнил что-то о потере аудитории на последний сеанс “Танцора смерти” и о том, что гласность сорвет продажу билетов, и он окажется такой же жертвой, как погибший бедняга.
— Мне принадлежат девять кинотеатров в этом городе, — сказал он, потирая подбородок. — Я не отвечаю за то, что случилось. Давайте не будем раздувать это дело, хорошо?
Корли нечего было на это сказать, и он промолчал, и тогда владелец набычился и сказал, что у него в этом городе имеются друзья.
— Я поговорю с вашим начальником. Мистер?..
— Корли, — ответил полицейский. — После “л” — “и”.
Закончились остальные фильмы, и зрители потянулись в вестибюль. Корли снимал на видеокамеру, как они двигались к выходу на улицу. Прибыли еще двое полицейских в форме, и он послал их обыскивать другие залы в поисках оружия.
Он оставил Тэско главным, отправился в отделение и бродил около темной комнаты, пока Фрэнкс печатал снимки и жаловался, что растрачивает свой талант на трупы и что Корли всегда требует больше снимков и больше распечаток, чем кто-либо другой. Корли не стал вновь повторять Фрэнксу, что виноват он сам, что именно Фрэнкс после третьей кружки пива обычно распинается, что фотоаппарат всегда лжет, что изображение всегда искажает столько же, сколько выявляет, что фотография — это фикция. В конце концов, он убедил Корли, и поэтому Корли всегда хотел как можно больше фотографий, чтобы одна дополняла другую, была снята под другим углом так, чтобы действительность стала своего рода компромиссом, неким средним. Корли ничего этого не говорил. Он говорил правильные вещи в правильный момент, как, например, когда Фрэнкс сказал, что бросит работу, как только получит приглашение на какую-нибудь выставку.Возможно, Фрэнкс действительно работал над выставкой. Возможно, он был настоящим фотографом. Корли не знал. Он знал о Фрэнксе все, что мог, до определенного уровня, а дальше стоп. Он предполагал, что Фрэнкс знает о нем приблизительно в такой же степени. Это не те вещи, о которых они разговаривали.
Корли взял с прищепки капающий снимок.
— Почему ты стал полицейским? — спросил он.
Фрэнкс отобрал снимок и вернул на место. В красном свете было трудно прочитать что-нибудь в его глазах.
— Ты спрашиваешь, словно считаешь, будто действительно существуют ответы, — ответил Фрэнкс.
Корли перенес снимки на свой стол и занялся бумажной работой. Он работал, пока небо не стало серым. К тому времени, когда он остановился по пути домой, чтобы купить пончиков, первый выпуск новостей уже висел на стендах. Про убийства ничего не было. Он иногда думал, что имеются настоящие ответы вместо все тех же клише и способов разбираться с другими клише и уровнями, выйти из которых невозможно. Он иногда думал, что существует способ перейти на следующий уровень. Он иногда думал, что лучше уйти отсюда или устроить какой-нибудь мухлеж со страховкой. Он думал, что, возможно, ненавидит свою работу, но не был уверен. Он думал, что есть что-то действительно стоящее в работе в отделе убийств, важное в смысле взаимодействия с сутью вещей, в работе, которая способна подвести его настолько близко к краю действительности, насколько он захочет, и что тебе после этого даст страховка? Но безотносительно сущности, которую он видел, она была немой, изображение без звука. Ничего не имело смысла, а он устал как собака.
Лестничная площадка в его доме было плохо освещена, и когда он вставлял ключ во второй замок, то мог видеть, как глазок в квартире по соседству потемнел. Полшестого утра, а Джанелли уже встал и маялся от безделья. Корли немного постоял в прямоугольнике света из своей квартиры, чтобы Джанелли смог увидеть, кто это, кем бы, к чертям, ни был этот Джанелли помимо имени на почтовом ящике внизу, глазка в двери, звуков шагов и телевизора. Кошка Корли внимательно обнюхала пятна засохшей крови на его обуви.
Корли бросил газету и фотографии Фрэнкса на стол, открыл консервы с вонючей кошачьей едой и съел несколько пончиков и немного молока. Затем он перемотал ленту в видеомагнитофоне и растянулся на диване, чтобы посмотреть программу, от которой его оторвал звонок из кинотеатра. Это было полицейское шоу. В отделении они смеялись над полицейскими шоу. В них что-то есть. Он заснул еще до первой рекламы.
Корли вновь проснулся с кошкой на лице. Он схватил рукой ее за середину туловища и бросил, следя, как она, крутанувшись в воздухе, приземлилась на все четыре лапы, села, потянулась и стала вылизываться. Это была даже не его кошка. Квартира уже была с кошкой и стеной из пробковых панелей, покрытой фотографиями от предыдущей жилицы. Хозяин не стал утруждаться и снимать их. “Выбрасывайте сами, если хотите, — сказал он. — Мне какое дело?” Она была бледной и белокурой. Возможно, актриса, которая не сама их сделала. Модель. Фотограф. Корли задавался вопросом, что за человек оставит кошку и стену, покрытую собственными изображениями. У него все еще оставались эти фото в какой-то коробке. Он использовал пробку в качестве мишени в дартс или чтобы прикреплять списки покупок и номера телефонов. После восьми месяцев проживания он привык к кошке, кроме тех случаев, когда она пыталась улечься на его лицо, а она поступала так каждый раз, когда он засыпал на диване. Один раз он даже чуть не выбросил ее из окна на улицу. Четыре этажа — не имело значения, приземлится она на все четыре лапы или нет.
Он посмотрел на часы. Только девять тридцать, но он знал, что уже не заснет. С тем же успехом можно выходить на улицу.
Он остановился, чтобы купить пончиков, кофе и второй выпуск газет. Большой заголовок: “УЖАС НА ФИЛЬМЕ УЖАСОВ. Вчера вечером в кинотеатре “Маджестик” кровь текла как на экране, так и в проходах...” Грандиозный выпуск, подумал он, грандиозное убийство для газеты. Глупое убийство в глупом месте. Не грабеж. Не домогательство, не заурядный случай с продавцом из провинции где-то в Джорджии. Тэско сказал бы, что это сделал кто-то по пьяни, одурманенный, обкуренный. Корли так не думал. Тут было нечто странное. Здесь происходило что-то, нечто интересное, новый уровень, возможно, что-то новое. Он долго сидел и размышлял.
Когда он положил статью на стол, было уже около одиннадцати.
— Мои дети обожают это, — сказал Тэско.
— Что именно?
Тэско указал на заголовок. —Ужастики.
Корли посмотрел на газету. Заметка была испещрена записями зеленым фломастером: вопросы, мысли, почти неузнаваемый рисунок места преступления. Корли и не заметил, как изрисовал всю газету.
В стеклянную дверь постучали. Капитан Хапман пригласил их в свой кабинет.
— Наконец-то, — сказал Тэско.
— Сколько времени ты ждал? — спросил Корли.
— Слишком долго.
— Извини.
Он знал, что капитан ждал его и заставлял Тэско тоже ждать.
— Только полегче там, хорошо? — попросил Тэско.
Капитан закрыл дверь и повернулся к Корли.
— Итак, где мы находимся?
Тэско посмотрел на Корли. Корли пожал плечами.
Капитан начал что-то бурчать, но Тэско резко открыл свой блокнот.
— Семью известили, — сказал он. — Жертва прибыла в город на какой-то съезд по торговле, приезжает для этого каждый год, никогда не берет с собой жену. Девушка, служащая в кинотеатре, запомнила его, потому что он забавно разговаривал — она имела в виду, с акцентом — и дважды заставил ее положить дополнительное масло в попкорн, называя ее при этом “мадам”. Больше никто его не запомнил. Остановился в “Плазе”, одноместный номер, никаких соседей по комнате. На таких встречах регистрации нет, поэтому мы не знаем, ходил ли он на заседания, ездил ли на экскурсии. — Тэско поднял голову, щелкнул жвачкой и посмотрел на Корли.
— Думаю, мы имеем дело с психом, — сказал Корли. — Случайность. Возможно, единичный случай, а возможно — серия.
Капитан поднял брови, изображая удивление. — Нас снова интересует работа?
Корли переступил с ноги на ногу.
— Псих, — сказал капитан. — Рей?
Тэско пожал плечами. — Звучит разумно, но мы не зациклились на одной версии. Может, кто-то, кто свихнулся на фильме.
Капитан вновь посмотрел на Корли.
— Почему он выбрал Басси?
Корли мог представить Басси на съезде, чужак в городе и в толпе, может материться, поздно вставать, если захочет, шляться по барам, ударять за дамами, пить сколько влезет и курить большие сигары. Но мистер Басси не прошел по этому пути слишком далеко. Не сунься он в кино, был бы живым дома.
— Он сидел в неправильном месте, — сказал Корли. — В проходе. Легко уйти.
— Куда уйти? Это кинотеатр, чтоб тебя. Общественное заведение. Здесь не место случайностям. — Капитан сжал губы. — Что будете делать дальше? — спросил он, наконец, смотря больше на Тэско, чем на Корли.
Прежде чем ответить, Корли посмотрел на Тэско. Он ничего не говорил Тэско.
— Мы хотим снова поговорить с карманником, служащими. У нас есть имена некоторых зрителей, в газетах есть еще. Мы хотим, чтобы они просмотрели пленки, посмотреть, узнают ли кого-нибудь, выходящего из других залов. Рей хочет поподробнее узнать о передвижениях мистера Басси, проверить, есть ли какая-то связь, о которой мы не знаем.
— Хорошо, — сказал капитан. — У вас много другой работы, но не давайте этому делу остыть нескольких дней. Проверьте банды. Возможно, там что-то есть, какой-то ритуал инициирования. Если это заказное убийство или что-то с наркотиками, то на этом все и закончится.
— Думаю, это серия, — сказал Корли.
— Вы подразумеваете, что надеетесь, что это серия, — сказал капитан. — Иначе вы его не получите. Так?— Так точно, сэр, — сказал Тэско.
— Да, Корли, — произнес капитан, когда Корли прошел полпути до двери, — с возвращением!
Они допросили служащих и тех зрителей, которых удалось найти, видели ли они кого-либо необычного или что-либо необычное, помнят ли кого-то, выходящего ближе к концу сеанса. Показали им фото карманника и водительские права мистера Басси, фото других зрителей, спросили, знаком ли кто из них.
Корли пытался заставить себя задавать вопросы так, как будто они были новыми, как будто они только что пришли ему на ум. Те же самые вопросы, те же самые ответы, но если их не слушаешь, потому, что все кажется тем же самым, то что-то упустишь. Тэско всегда задавал вопросы правильно, и по каким-то причинам эта рутина ему не наскучивала. Тэско впрягался в работу и, даже видя всю ее тщету и глупость, мог сказать: “Да, и почему люди совершают подобное, мы должны добраться до сукиного сына, который это сделал, ну не ужасны ли люди?” Счастье Тэско заключалось в том, что он обо всем этом не думал. Корли не осуждал его. Это было качество, которому он завидовал, возможно даже которым восхищался. С возвращением? Иногда он задавался вопросом, почему просто не сбежал от всего этого.
Они заставили Мэгги зарисовать схему кресел и пометили булавками квадратики: красные — для мистера Басси, желтые — для людей, которых они допросили, синие — места, о которых “желтые” вспомнили, что те были заняты. СМИ раздували историю, повышая свои рейтинги и тиражи, и приходило все большее число людей из зала и других, которые утверждали, что были там, но, как сказал Тэско, были, вероятно, в то время на Марсе. Количество булавок росло, но это было все.
— Они все сидели вокруг него, — сказал Корли, — и ничего не видели.
— А кто в этом городе когда-либо видит хоть что-нибудь?
— Ну, вообще-то они должны были видеть хоть что-то. Возможно, они смотрели кино. Возможно, нам стоит его посмотреть.
Они показали свои значки, чтобы пройти на семичасовой сеанс. Девушка-билетер сказала им, что народу поубавилось, особенно на “Танцоре смерти”. Тэско купил большую коробку с попкорном и две кока-колы, и они сели в середине, на полпути к экрану.
То, чего боялся Корли ребенком, — это играть в темноте, где царит неуверенность, неизвестность, где ты никогда не сможешь четко разглядеть убийцу, где никогда не можешь быть уверен, что удар снаружи ночью — это провод антенны, хлопающий на ветру, а не звук шагов гигантского краба. Могло быть и так, и этак, не существовало никакого способа узнать, и ты действительно не мог быть уверен в собственной безопасности.
Но здесь было другое. Здесь единственным неизвестным было: когда доберутся до следующего ребенка и сколько всего будет жертв. Серия кровавых зверств, последующее еще изощренней, чем предыдущее, больше гротеска, дальше от реальности. Корли не мог относиться к этому серьезно. Но, возможно, аудитория могла. Если они не были полицейскими или санитарами, возможно, для них это было тем, что надо. Корли начал рассматривать зрителей.
Это были, главным образом, люди до сорока, сидящие парами или группами, юноши поближе к экрану или вдоль стен и по углам, девушки — в середине, они вертели головами и поглядывали по сторонам; влюбленные парочки жались поближе друг к другу, обнимались; женатые сидели на некотором расстоянии друг от друга. Все разговаривали и смеялись слишком громко. На экране убийца принялся преследовать жертву, и зал затих и сосредоточился на экране. Корли почувствовал, что мускулы его напряглись, напряжение усиливалось по мере того, как действие развивалось по предсказуемому пути к моменту, который, как всем известно, должен наступить, приближается и... настал — все закричали при виде убийства, а потом, чуть позже, начали нервно смеяться, разговаривать, отпускать шуточки по поводу происходящего на экране и друг о друге. Корли увидел, как трое парней подкрались сзади к девушкам и схватили их за горло. Девушки с воплями вскочили, а парни чуть не лопнули от смеха. Какая-то девица пропела: “Эстер намочила трусики”, — и весь зал грохнул от смеха. На экране убийца начал преследовать следующую жертву, и цикл повторился.
— Что ты думаешь? — спросил Корли, зажигая сигарету, как только они вышли в вестибюль. Люди в очереди на следующий сеанс уставились на их лица, как будто пытаясь понять, ждет их страх, скука или отвращение. Корли подумал, что все они смотрят с надеждой.
Тэско пожал плечами, спокойный как всегда.
— Это был ужастик.
— Хороший?
— Кто знает? Следует спросить моих деток.
Летний ветер был теплым и наполнен выхлопными газами.
— Не хочешь зайти на пивко и еще что-нибудь? — спросил Корли.
Тэско посмотрел на часы.
— Не-а, лучше домой, к Эвелин. Увидимся завтра.
Корли уже думал о том, как бы перефразировать предложение, типа “не хочешь ли по дороге остановиться на пару пивка?”, но Тэско уже ушел. Бывало, они заходили на пиво несколько раз за неделю перед тем, как Тэско начинал свой тридцатиминутный путь домой к Эвелин и детям и дворику размером с почтовую марку, которым он столь гордился, но это было до того, как Корли переехал в другую часть города из вполне приличной квартиры, с внутренним двориком и бассейном, туда, где он жил теперь. Тэско был в его новой квартире только один раз. Он стал озираться, выплюнул резинку и выглядел удивленным и повеселевшим, залпом проглотил пиво и уехал. Корли был рад, что Тэско не спросил его, почему он переехал. Он и сам себя об этом спрашивал.
Накормив кошку, Корли поставил на видеомагнитофон запись, где люди выходят из других залов. Сначала они игнорировали камеру, смотрели в сторону, делали вид, что не видят ее, подталкивали спутника и осторожно указывали на нее. Некоторые гримасничали, и все больше людей замечали ее и больше людей гримасничали, или шутливо прицеливались в нее, или выкрикивали “Привет, мам” или шли прямо на камеру так, что их лица заполнили весь кадр, заслоняли камеру рукой или пакетом от попкорна, строили рожи, махали рукой, делали вид, что раздеваются, демонстрировали задницу, целовали Корли через экран телевизора.
Они записали три зала. Все вели себя одинаково.
Прежде чем идти спать, Корли развесил газетные статьи и фотографии Фрэнкса на пробковой стене, фотографию мистера Басси поместил в центре.
Его разбудила жара. Он лежал, обливаясь потом и вцепившись пальцами в простыню. Ночник, отбрасывающий желтый овал на стену напротив, показывал Корли, где он находится. Корли ненавидел панику, которая возникала, когда он не был уверен, где он. Он сделал три или четыре глубоких, медленных вдоха.
У него не всегда был ночник. Он не всегда прикреплял к ноге дополнительный пистолет или засовывал в карманы пальто две запасные обоймы всякий раз, когда выходил на улицу. Он не всегда проводил так много времени в своей квартире перед телевизором, похрапывая на кровати перед экраном. Он попытался не думать об этом. Он пытался не думать.
Было слишком рано вставать и слишком поздно, чтобы вновь пытаться заснуть, слишком горячо, чтобы оставаться в квартире. Он мог приготовить кофе и пойти на крышу до того, как солнце нагреет смолу, мог попытаться поймать бриз с реки, выпустить кошку поохотиться на голубей.
Пока лился кофе, он сидел на кушетке и рассматривал фотографии на стене. На центральной изображен сидящий мистер Басси, глаза открыты, словно он все еще смотрит на экран, зияющая рана, как большая улыбка. Смерть в черно-белом варианте. Не как смерти в кино. Реальная, более... настоящая что ли. Случайная. Разочаровывающая. Прозаическая. Без звукового сопровождения. Возможно, Басси в действительности не мертв. Возможно, это лишь спецэффекты. На фото его руки держали голову мистера Басси чуть выше ушей. Он вытер ладони о шорты.
Когда Корли распахнул дверь в свою квартиру и кошка шмыгнула вверх по лестнице, глазок в двери мистера Джанелли потемнел. Корли наполовину зашел внутрь, когда дверь открылась на ширину цепочки и в щели показалось лицо Джанелли, щеки выпирали за косяк. Позади него комнату освещали разноцветные отблески с экрана телевизора.
— Я знаю, чем вы занимаетесь, молодой человек, — проскрипел Джанелли.
— Простите, если разбудил вас, — сказал Корли, улыбнулся и продолжил подниматься. Возможно, тридцать восемь — это молодо для Джанелли.
— Оставьте мою антенну в покое, — сказал Джанелли. — Ту, на трубе. Я семнадцать лет в этом здании. Имею право. Слышите меня, молодой человек? В следующий раз, когда у меня пропадет картинка, я вызову полицейского.
Он хлопнул дверью, и эхо в лестничной клетке прозвучало как выстрел.
Корли явился на работу раньше Тэско.
— Ого, — заметил Фрэнкс на пути кофейнику. — Вовремя и все такое. Ты, должно быть, понял.
— Понял что? — спросил Корли.
Фрэнкс улыбнулся.
— Что тебя не уволят за опоздания. Хочешь уйти отсюда.
— Это кто хочет уйти?
— А кто не хочет
Тэско никогда ничего не говорил, когда Корли опаздывал. Когда сегодня Тэско вошел, то ничего не сказал, что Корли пришел раньше.
Навалилось другое убийство, и они провели утро и большую часть дня на реке у складов — Тэско, Корли, Мэгги и Джо — среди запахов креозота, рыбы и бензина. Какой-то панк получил полное брюхо дроби из обреза, сказала Мэгги, судя по пороховым пятнам, — похоже, кто-то решил стать новым лидером в благородной профессии распространителя наркоты. Такие дела не раскрываются, если только кто-нибудь не решит настучать. Около желтых полицейских ограждений собралась толпа. Лопес и Гринджиллс отправились ее сдерживать. Санитары ворчали по поводу переноски трупов. Гринджиллса, казалось, тело не особенно напугало.
Когда они вернулись в участок, было уже поздно.
— Я иду на фильм, — сказал Корли. — Собираюсь прихватить нашего карманника. Хочешь пойти?
— Зачем?
— Как ты сказал, возможно, что-то в самом фильме взбесило этого парня. Возможно, мы сможем найти это что-то.
— Не думаю, что это нам что-то даст.
— Так ты хочешь идти или нет?
— Нет.
Карманник также не желал идти.
— Я угощаю, — сказал ему Корли без намека на улыбку.
Корли сидел на месте мистера Басси и велел карманнику в точности воспроизвести все, что он делал, и тогда, когда делал. Он купил попкорн и содовую, как Басси, положил опустевший пакет на соседнее место, как Басси, сконцентрировался на фильме, стараясь не замечать боковым зрением карманника, старался не думать, что сидит спиной к дверям, попытался успокоить дыхание. Он ненавидел все это, ненавидел темноту, людей вокруг него, длинный пустой проход слева от себя, он чувствовал, что вся его энергия уходит, чтобы сидеть не шевелясь. Наконец, на экране убийца догнал последнюю остававшуюся в живых жертву, музыка достигла кульминации, Корли сидел, наклонившись влево и опустив голову, и на экране девочка стала бороться с убийцей, и в последний момент ее спасли. Убийцу убили, девочку успокоили, и тут обнаружилось, что убийца не мертв и убежал, а затем Корли почувствовал, что карманник навалился на него, услышал его “Извините” и ощутил, как бумажник выскользнул из его пальто — правда, только потому, что ждал этого. Он сидел неподвижно, пока зрители выходили друг за другом, смеясь, охая или молча. Он сидел, пока рассерженная билетерша не потрясла его и попросила проснуться.
Он нашел карманника в мужском туалете.
— Мы еще некоторое время оставим дело открытым, — сказал капитан. — Но пока займитесь тем, на реке.
Тэско кивнул, засовывая в рот резинку. Корли ничего не сказал.
— Проблема, Девин?
— Я хотел бы еще некоторое время позаниматься этим.
— Что-то раскопал? Новые нити? Хоть что-то?
Корли покачал головой.
— Вообще-то, нет.
— Тогда ладно.
Они вернулись к своим столам.
— Узнал что-нибудь вчера вечером? — спросил Тэско.
Корли пожал плечами, вспоминая темноту, ощущаемую и давящую; мороз по коже, когда он сидел и ждал, желание сбежать; попытку сконцентрироваться на фильме, на том, что, возможно, подействовало на кого-то; а затем попытку помочь выйти из кабинки карманнику, которому теперь даже симпатизировал, и самого карманника, вырывающегося из рук Корли и рвущего пополам двадцатку, которую Корли сунул ему в карман рубашки — возможно, кровавые деньги, которых он не хотел касаться.
— Не много, — ответил он. — Басси, должно быть, получил в последнем эпизоде, как мы и думали.
— Забавно не это — все эти штуки на экране, а в зале какой-то хлыщ достает перо и... вот и все.
— Да, — сказал Корли. — Вот и все.
Тем вечером Корли вновь оказался в кино около университета — опять на ужастике. Он сидел на проходе, последний рад, спиной к стене. Фильм оказался похожим на тот, другой, те же ощущения, тот же ритм, те же жертвы, та же яркая запекшаяся кровь. Аудитория была помоложе, больше соответствовала героям фильма, люди кричали, ахали, болтали, смеялись не к месту, пытаясь напугать друг друга, — странная реакция, не совсем адекватная. Они пришли сюда, как на занятия, — они казались группой.
Следующим вечером он оказался в другом кинотеатре, у прохода, последний ряд, спина к стене, перебирая пальцами запасную обойму в кармане, и пытаясь вспомнить, почему он тратит здесь впустую свое время.
Около конца сеанса он увидел, что некая фигура впереди поднялась и направилась к проходу, остановилась — у Корли внутри все похолодело — левая рука потянула к себе чью-то голову, услышал крик, увидел, как что-то свернуло поперек горла в правой руке, затем фигура повернулась и побежала по проходу к выходу, приближаясь к полицейскому, — все слишком удачно. Он напрягся, сдавив подлокотники и удерживаясь, чтобы не вскочить, пока фигура приближалась, затем он выставил ногу, мужчина рухнул, и Корли оказался на нем, упираясь коленом в спину и прижимая пистолет позади правого уха. Корли закричал, чтобы вызвали скорую и приказал пойманному разжать кулак. Человек не спешил. Корли надавил на его руку стволом пистолета. Пальцы разжались, и на ковер выкатилось что-то блестящее. Корли нескольких секунд смотрел, пока не понял, что это тюбик губной помады.
— Это всего лишь игра, парень, — сказал дрожащий голос откуда-то сверху. Корли поднял голову. Владелец голоса указывал дрожащим пальцем на ярко-красный след помады поперек своего горла. — Только игра.
Корли приковал их друг к другу наручниками и повез в участок. Он не нежничал с ними.
Газеты явно веселились. “В свободное после дежурства время детектив арестовывает помадного потрошителя”, — кричал один заголовок. Корли пришпилил все подобные заметки к пробковой панели.
Когда он явился на службу, ему долго отравляли жизнь, спрашивая, был бы он ранен, если бы помада выдавилась из тюбика, предупреждали его о том, что некоторые пользуются гигиенической помадой. Но он ни разу не вышел из себя.
Но его взбесило, сколько радости испытали потрошитель и его жертва. Он попытался рассказать об этом Тэско. Он был в бешенстве, сказал он. Содрогался от гнева, хотел размазать их по стенкам, напугать их гневом Господним, но все было бесполезно. Всю дорогу до участка они продолжали с восторгом вспоминать пережитое. — Вы действительно не были уверены, правда? — спросил потрошитель.
— Считал, что я уже там, — ответила жертва. — Секунду я думал, что уже все. — Он откинул голову назад, лицо его из синего постепенно становилось бледно серым по мере удаления от фонаря. — О, вау!
— Заткнитесь! — прорычал Корли. — Заткнитесь, ко всем чертям! — Они замолчали, затем посмотрели на друг друга и ухмыльнулись.
— Наркотики, — сказал Тэско.
— Они не были под дурью. Похоже было, что да, но нет. Этот парень, жертва, полностью поверил, что это убийца. Он до смерти испугался, Рей, но ему это понравилось.
Тэско пожал плечами. — Дешевый способ оторваться. Возможно, нравится этот обвал чувств. Или, возможно, они чувствуют себя внутри фильма. Мнят себя кинозвездами. Каждый хочет быть кинозвездой. Надень наушники на голову, и твоя жизнь превращается в гребаное кино.
— Жалею лишь, что не понимаю, что, черт возьми, происходит. — Корли откинулся на спинку стула. — Сегодня вечером я иду на фильм. Хочешь пойти?
Тэско смотрел на Корли пару секунд. — В свободное время?
— Да или нет?
— Не забывай, дело на реке еще горяченькое! Там мы ничего не раскопаем. Единичное. — Он сделал короткую паузу. — У тебя все нормально?
Корли качнулся вперед. — Что, черт возьми, это должно означать?
— Это ничего не должно означать. Я лишь хотел...
— Все, что я сделал, это спросил, пойдешь в кино?
— Сбавь обороты. О Боже! Полгода ты напоминал шагающий труп. Я был партнером зомби...
— Я делаю свою работу, никто не может сказать, что я не делаю своей работы.
— ... а теперь внезапно ты работаешь в сверхурочное время. Я — твой партнер. Я лишь хочу знать, все ли с тобой в порядке.
— Все хорошо, — буркнул Корли.
— Ну и великолепно. Просто спросил.
Корли встал, пересек комнату, снова наполнил кофейную чашку и рухнул на стул. Отпив глоток, он обжег язык. — Ну, в общем-то, — сказал он, — спасибо, что спросил. Пойдешь?
Тэско покачал головой. — Этот день и так тянется до невозможности.
Это действительно был долгий день, но в девять часов Корли сидел в “Маджестике”. Девушка-билетер, вновь впустившая его по значку, сказала, что они заполнены. В фойе было полно народу, люди толпились вокруг прилавков с конфетами, собирались в группы вокруг видеоигр, и там слышались электронные взрывы, когда кто-то что-то взрывал на экране. Не было никаких мест ни сзади, ни у прохода, и Корли вынужден был сесть между двумя мужчинами. Он не касался подлокотников. Во время сеанса публика казалась более напряженной, все сидели, широко раскрыв глаза, и как бы наготове, но он поймал себя на том, что его мышцы затекли, и подумал, что напряженность, возможно, была в нем самом.
Игра с помадой распространялась, как дурные вести, и каждую ночь Корли приволакивал одного или двух потрошителей на допрос. Он давал волю гневу, потому что для него это была совсем не игра, когда он видел голову, оттягиваемую назад, или слышал крик, не игра, когда мужчина, протискивающийся по его ряду или бегущий по проходу, мог держать в кулаке бритву. Игры становились изощреннее, люди стали объединяться в команды, потрошители и жертвы менялись ролями и подсчитывали очки в фойе между сеансами. Иногда кто-нибудь метил незнакомца, и Корли поначалу разнимал драки, но потом перестал волноваться, не стоило тратить время, чтобы получить рану ради пары идиотов. На этой неделе он ходил на фильмы каждый вечер, и каждый следующий вечер видел больше, чем в предыдущий, и ощущал все больше опасности и напряженности, и выходил все более опустошенным. Его язва полыхала, как сера; он вновь закурил.
В вечер пятницы ближе к концу кино сработал его пейджер, и половина зала закричала и вскочила с мест, а затем вновь опустилась со вздохом облегчения, и сразу раздался смех, ругань и просто болтовня — на экран никто не смотрел.
Корли позвонил из вестибюля. Обнаружен труп после последнего сеанса в “Астро”. Зарезан.
Корли был странным образом доволен. — Может быть каким-то гребаным подражателем, — сказал Тэско на следующий день, зевая.
Корли не был сонным. — В газетах были подробности.
— Это тот же самый парень, Рей.
— Хорошо, хорошо, — сказал Тэско, поднимая руки. — Тот же самый парень.
Снова началась рутина, допросы, слежка за публикой, синие и желтые булавки, нехватка хороших свидетелей. Тэско расспрашивал, где они сидели, что видели, кого знали. Корли спрашивал, почему они пошли на этот фильм, нравятся ли им ужастики, раз они часто на них ходят, играют ли они в игры с убийством. Они не знали, что ему ответить. Он причинял своими вопросами неудобство, иногда заставлял сердиться, и они старались отвечать Тэско, который выглядел удивленным, жевал свою резинку и записывал все.
Корли приколол на пробковую панель новые фото, заметки, статьи и рекламу фильмов. Различные группы протестовали против игры с помадой, призывали отказаться от проката ужастиков, призывали полностью закрыть кинотеатры. Владелец кинотеатра, который посещал Корли, написал статью с призывом к читателям не становиться заложниками одного маньяка, не сдаваться порождениям зла. “Мовиола” обещала вооруженных охранников; “Маджестик” призывал не трусить и прийти на последний сеанс. К концу недели пробковая панель заполнилась, образовав красивый коллаж на стене позади погасшего экрана телевизора.
Теперь Тэско ходил с ним на фильмы. К кассам стояли очереди, причем с каждым днем длиннее и длиннее. Охранники “Мовиолы” бродили по вестибюлям и в проходах; в “Маджестике” в дверях установили металлоискатели, как в аэропорту; в “Астро” обыскивали публику, которая нервно смеялась, или строила из себя Кэгни или Богарта[2] , и охранники устраивали целое представление, когда находили тюбики с помадой, спрашивали, имеется ли лицензия на ее ношение, а им отвечали, что это всего лишь для самозащиты, или что они коллекционеры или из ФБР. Все прекрасно проводили время. Девушка-билетерша сказала, что у нее от этого мурашки. — Нас сегодня двое, — сказал Корли.
Корли и Тэско сидели с противоположных сторон зала, у прохода, спинами к стене, с микрофонами в петлицах и наушниками для связи. Все меньше и меньше людей играли в “помаду”, но зрители казались наэлектризованными и беспокойными; Корли, взвинченный и напряженный, чувствовал, что все понимает, и постоянно ждал чего-то.
После сеанса, когда он разбитый приплелся домой и рухнул на кушетку, Корли уставился на стену, на фото Т. О. Басси, глядящего на него со своего места у прохода, на свои руки, держащие его голову, и понял, что вообще ничего не знает.
Корли выключил электробритву и сделал погромче радио. Утренний ди-джей брал интервью у психиатра по поводу потрошителя. Корли знал, что тот выдаст стандартный профиль: тихий, вежливый мальчик, как любой на соседней улице, подавлявший сексуальные желания и ненавидящий отца, и что, все, кто знал его, удивятся и скажут, каким хорошим парнем он был и что им трудно поверить. Он достал блокнот записал все это, чтобы потом показать Тэско. — Сказал, что он был “тихим, замкнутым, с подавляемой сексуальностью и сексуальным самовыражением, испытывает интенсивное эмоциональное возбуждение и получает оргазм в кульминационный момент кино и в момент убийства, цикл возбуждения и испускания, испускания жизни, жидкости, удовлетворения”. Он захлопнул блокнот.
— Как я ненавижу все это, — сказал Тэско. — Чертовски ненавижу. Это не означает ни грамма. Это только слова. Кто он такой, чтобы еще получать деньги за подобную шнягу? Он же ничего не знает.
— Я хочу поговорить с этим парнем, — сказал Корли. — Просто сесть и поговорить, понимаешь? Я просто хочу купить ему выпивку или что-нибудь и спросить его, что, черт возьми, происходит.
— Ты имеешь в виду психиатра? — Тэско бросил на него косой взгляд.
— Нашего парня. “Потрошителя”.
Тэско ничего не сказал. — Он что-то знает, — заметил Корли.
Тэско снова начал сердиться. — Ничего он не знает. О чем ты вообще?
Корли попытался объяснить, что он имеет в виду, но не смог подобрать слов, не смог убедить. Почему было так важно заполучить этого парня, увидеть его, узнать, на что он похож, почему он это сделал, не почему именно, но... возможно, в том смысле, что у людей появляется шанс оказаться с перерезанным горлом, и они рассаживаются в ряд, как... уж не похоже ли это на лотерею? Может быть, это объяснило бы ему самому, что заставило его переехать с той улицы, что удерживает его на месте, почему он взвалил на себя дополнительную нагрузку, что держит его в той паршивой квартире среди этого асфальта и тротуаров, когда он легко мог бы уйти? Чего он хочет?— Он что-то знает о людях, — сказал, наконец, Корли.
Тэско просто отмахнулся, как будто прогоняя муху. — Что он может знать? Просто извращенец...
— Послушай, Рей, мы же видели извращенцев. Они не режут на публике, как этот.
Теперь оба разговаривали на повышенных тонах. — Может и режут. Возможно, он только хотел испытать, способен ли он. Когда-нибудь думал об этом? Возможно, это острые ощущения перед живой аудиторией. Возможно, только и всего.
— Да, это все, и все те люди там знают, что он тоже там, и они не могут не прийти. Почему они не могут не прийти, Тэско?
— Мы не можем просто продолжать ходить на фильмы, Девин. У нас своя жизнь, понимаешь.
— Мы не поймаем его, если не схватим на месте преступления.
— Это просто глупо. Такого не случится. Глупость.
— Увидишь, сержант.
— Да подавись ты.
Они замолчали, стараясь не смотреть друг на друга. — Я просто хочу врезать этому парню, — сказал Корли.
— Ну, ладно, — ответил Тэско, выглядывая из окна, — а я хочу пойти домой, увидеть жену и детей, может быть, посмотреть футбол. — Он оглянулся на Корли. — Ну так мы идем сегодня вечером, или что?
Тем вечером они вновь пошли, и следующим вечером, и следующим. Они всегда садились у прохода на противоположных концах последнего ряда так, чтобы перекрыть оба задних выхода. Тэско сидел только на одном сеансе, Корли — на обоих. Ему было спокойнее, когда с другой стороны находился Тэско, когда можно было слышать, как он кашляет или бормочет что-то себе под нос, или даже похрапывает, что иногда случалось и сильно удивляло Корли. Корли прирос к сиденью.
Когда Тэско уходил, Корли ощущал себя голым в этом проходе, поэтому он сдвигался на одно место и накидывал плащ на сидение у прохода, чтобы оно выглядело занятым и никто туда не сел. Девятичасовой сеанс обычно продавался со скидкой и в зале занято было каждое место, и все давило на Корли — единая неопределенной формы масса в темноте, всматривающаяся в ужастик и скрывающая мужчину с бритвой, возможно, даже приманивающая его, желающая его, ищущая его. После пяти таких вечеров Корли вымотался и был на взводе— Сяду в киноаппаратной, — сказал он Тэско. — Лучше видно.
Тэско пожал плечами. — До конца недели и баста, хорошо?
— Посмотрим.
— Пора с этим заканчивать, Девин.
Будка киноаппаратной дала Корли более широкий обзор, расстояние, высоту и массивную стеклянную стену. Сначала он чувствовал себя словно на выставке всякий раз, когда бледное лицо смотрело в его сторону в ожидании начала фильма. Управляющий показал ему, как выключить автоматику и зажечь свет, и предупредил, чтобы остального он не трогал. Проектор был похож на гигантскую пушку Томми, стреляющую в экран через небольшой прямоугольник, помеченный на стекле клейкой лентой. Он ожидал чего-то более сложного.
Только Тэско был вне поля зрения — под ним, левый проход, последний ряд, спиной к стене. В наушниках Корли мог слышать зал через микрофон в отвороте пиджака Тэско, общий ропот, взрыв визгливого смеха, крик ребенка, которого вообще-то там быть не должно. Корли протер очки галстуком. Сотни людей там, это может быть любой из них, а что, черт возьми, делают там остальные, и что, черт возьми, делает здесь он?
Огни потускнели, и проектор зажегся: реклама, анонс следующих фильмов, главная лента. Небольшой расфокусированный прямоугольник танцевал в прямоугольнике на стекле, брызги цвета и движения выливались на клейкую ленту; звук в будке казался тонким и приглушенным и частично шел из громкоговорителя, а частично из наушников, что озадачивало. За стеклом, как на выставке, аудитория шевелилась и слегка покачивалась; за ними огромные и искаженные изображения заполняли экран. Когда кто-то встал и двинулся к проходу, предупредил Тэско и почувствовал, что от адреналина руки и ноги стали горячими, но человек достиг прохода, повернулся и двинулся к туалету или лотку с конфетами, и Корли попытался снова расслабиться. Было легче расслабляться именно здесь — выше всего этого.
Кино продолжалось. Корли обнаружил, что если смотреть в центральную точку в зале и расфокусировать взгляд, то можно видеть все движения одновременно, и все эти люди двигались, почесывали уши, носы и затылки, подносили руки ко рту, чтобы прикрыться при кашле или что-то съесть, раскачивались, обнимали спутницу, наклонялись вперед, откидывались назад, закрывали глаза ладонями. Вновь он увидел все характерные признаки: как напрягается зал при приближении к моменту убийства на экране, замирает в самый момент смерти, расслабляется потом, затем все повторяется — подъем и релаксация. Ему приходилось концентрироваться, дышать медленно и глубоко, чтобы не сузить зону обзора, не сфокусироваться на одном человеке. Он не видел самого фильма.
Что-то блеснуло в уголке его глаза, вспышка света на стали. Он скосил глаза вправо, сосредоточившись на движении, увидел, как оттянули назад голову, снова вспыхнуло лезвие, понял, что “это” происходит прямо сейчас, что он не видел, как убийца шел вдоль ряда, потому что тот сидел непосредственно позади жертвы, “это” происходит прямо сейчас через весь зал от Тэско. Он радировал Тэско, пока двигался к лестнице, ударил кулаком по выключателю, услышал крик Тэско, приказывающий мужчине остановиться, понял, что для жертвы все уже закончено, но теперь он попался, он — их. Корли бросился по лестнице, перескакивая через три ступеньки, поскользнулся, растопырил руки и ударился плечом, когда пытался задержать падение, вновь вскочил на ноги и бросился через дверь позади торгового прилавка, вытаскивая на бегу пистолет, а левой рукой сметая с прилавка попкорн и отталкивая покупателей. Он остановился перед двойными дверями, поднял пистолет, ожидая, что маньяк попадет к нему прямо в руки.
Никто не появился. Корли неподвижно стоял, пригнувшись, — пистолет в двух руках. Слева в уши врывался шум из зала: разговоры, крики, музыка и, возможно, Тэско что-то кричал, и, тем не менее, никто не появился. Он двинулся вперед, все еще держа оружие перед собой, и резко распахнул дверь левой рукой.
Свет горел, кино продолжалось, крики, вопли и музыка в наушниках звучала эхом в его правом ухе, и на мгновение он растерялся. Затем он услышал, как в наушниках его вызывает Тэско, и увидел, как тот пытается проложить себе путь среди толпы людей у экрана, — остальная часть аудитории оставалась на своих местах и продолжала смотреть: на экран или на тех внизу, напавших на потрошителя.
Корли побежал по проходу, вызывая Тэско. Наушники замолчали и Тэско исчез. Корли достиг людской массы и начал отбрасывать людей с дороги, наступая на них, но продвигаясь. Некоторые толкали его в ответ и старались ударить его, и он ударил кого-то, а кто-то еще схватил его, и ударил того в лицо, и отступил к стене, поднимая оружие. Мужчина передумал и отступил. Корли вызывал Тэско, но в наушниках было тихо. Он попытался пробраться через толпу, обхватив пистолет обеими руками и борясь с искушением нажать на спусковой механизм. Перед ним обернулся крупный мужчина и занес руку для удара. Корли, как в замедленной съемке, увидел движение кулака, легко отклонил руку и нанес ответный удар коленом в солнечное сплетение. Корли следил, как мужчина падает, напоминая большое дерево, ударил его в челюсть, когда лицо приблизилось настолько, что он мог пересчитать поры на носу-картошке. Они находились как раз под динамиками, и музыка проникала до самых костей. Он бросился к следующему, кто преграждал ему путь.
Он услышал выстрел, увидел Тэско, загнанного в угол четырьмя или пятью другими, пистолет, направленный в потолок, начал опускаться. Следующий выстрел уже не был бы предупредительным, и те парни это знали, но не отступили. Корли попытался перекричать музыку, поднял свой пистолет и выстрелил в потолок, выстрелил еще раз, услышал, как ему ответил пистолет Тэско, выстрелил в третий раз, и толпа сломалась по периметру, некоторые были в синяках, некоторые в крови. Корли попытался удержать их, схватил кого-то, но тот вывернулся; люди двинулись, не обращая на него внимания, смеясь или крича, и часть зрителей стала покидать свои места, а те, кто оставался на местах, принялись аплодировать и радостно кричать.
Вокруг лежали люди, некоторые стонали, некоторые истекали кровью. Жертва потрошителя лежала поперек прохода, разрезанное горло смотрело в потолок. “Помоги мне, Иисус, — повторял кто-то рядом, — помоги мне, Иисус, помоги”. Он услышал, как кто-то произнес его имя и что-то сказал. Это был Тэско. — Я не мог остановить их, — сказал Тэско. Корли посмотрел вниз. Они воспользовались бритвой потрошителя и всем, что попалось под руку. Потрошитель был обезображен до неузнаваемости, голову его почти отделили от тела. Внезапная ярость вспыхнула в Корли, и он пнул мужчину, лежащего ближе к нему. “Не мог остановить их”, — повторил Тэско, и его голос задрожал.
— Это — он, ты как думаешь? — спросил Корли.
Тэско не ответил. — Возможно, Мэгги нам скажет, — сказал Корли. — Возможно, медицинская экспертиза. — В голосе его слышалось отчаяние.
— Это может быть кто угодно, — сказал Тэско.
Когда Корли звонил по телефону из кассы, вызывая бригаду, он услышал, как люди требуют возмещения, поскольку не досмотрели кино до конца.
Домой Корли вернулся только к вечеру следующего дня. Все эти восемнадцать часов он думал о своей вшивой квартирке высоко над улицей, с кушеткой, двойными замками и телевизором. Он услышал, как орет кошка, еще до того, как вставил ключ в замок.
Он накормил кошку, открыл пиво и включил телевизор, но картинка на экране была искаженной, размытой и заполненной “снегом”. Он попытался настроить изображение, но ничто не работало, и он рассердился. Наконец он проверил крышу и обнаружил, что антенна согнута. — Джанелли, — крикнул он, стоя около двери и мысленно представляя, как этот Джанелли летит на тротуар с четвертого этажа. — Выходи, Джанелли. — Никакого ответа. Он выкрикнул его имя по слогам, сопровождая каждый слог ударом ноги по двери. — Джа-нел-ли!
— Уходите, — раздался голос. — Уходите. Я вызываю полицейских.
— Я полицейский, — заорал Корли, вытаскивая значок и прикладывая его к глазку.
— Уходите, — повторил Джанелли после минуты молчания.
Корли нанес по двери последний удар.
Он попытался исправить антенну, но Джанелли поработал на совесть, перекрутив стержни и разрезав провод на дюжину кусков.
Прежде чем заснуть, Корли снял фотографии и заметки о мистере Басси и стал рыться в коробках, пока не нашел фотографии предыдущей жилицы, и прикрепил их все. Он пересек комнату, уселся на кушетку и стал их рассматривать. Все они были черно-белыми, блондинка со светлыми глазами, и он задавался вопросом, удалось ли ей сбежать от всего, что привело ее сюда. Он подумал, что она очень красива. Но кто может судить по фотографиям?
Он запер двери и зажег ночник.
 |
|
___!Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е. согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
___ Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.
Bill Crenshaw “Flicks”, (nv) Alfred Hitchcock’s Mystery Magazine, Aug 1988; The Year's Best Mystery and Suspense Stories, 1989; Great Tales of Madness and Macabre, 1990; The New Edgar Winners, 1990; Under the Gun, 1990; Silver Screams: Murder Goes Hollywood, 1994.
Он знал, что пейджер не оставит его в покое.
На сей раз Девин Корли находился дома, в собственной квартире. Он только что открыл пиво, включил телевизор и растянулся на кушетке. Затем позвонил сам. Сухой голос диспетчера монотонно произнес: кинотеатр “Маджестик” — на другой стороне города. Девин включил видеомагнитофон на запись, допил пиво, налил воду в кошачью миску, принял легкий душ. Затем уехал. Скорость не играла роли.
Он знал, что обнаружит. Труп. Рей Тэско, его партнер, собирает показания свидетелей, методично жуя резинку и выглядя одновременно веселым и удивленным; Мэгги Эппс со своим клинообразным личиком и черным служебным чемоданчиком зарисовывает сцену и раскладывает по мешочкам какой-то мусор; Джо Фрэнкс в рубашке-сафари возится с камерами, как всегда чем-то недовольный. Станет сочувствовать, что Корли опять оторвали от рабочего стола, или ворчать, что Корли опоздал. Корли часто приходилось отрываться от стола. И он всегда опаздывал.
В мужском туалете “Маджестика” находились двое полицейских в форме. Помещение было облицовано обычной для таких мест плиткой, синей и белой, пахло мочой, табачным дымом, канализацией и сыростью. Мусорное ведро на боку, бумажные полотенца раскиданы, смяты, потемнели от воды, некоторые с красными пятнами. Пол вокруг раковин влажный, покрыт каплями и небольшими лужами. Следы крови на влажных следах на плиточном полу. В ближайшей кабинке кого-то рвало. Полицейский, наблюдавший за ним, старался не смотреть на несчастного. — Что у нас имеется? — спросил Корли у полицейского.
— Зарезан, лейтенант, — сказал тот, кто постарше, возможно лет двадцати шести, наверное, Лопес.
Корли быстро взглянул на бейджик. Лопес. Лицо младшего из полицейских имело нездоровый зеленый цвет. Корли не знал его, но понимал, что он не долго будет “зеленушным”, по крайней мере не таким зеленым. В уголовном отделе много зеленых, зеленых как этот Грингиллс
Лопес качнул головой назад: — В первом зале.
Корли приблизился к кабинке. Лопес держался рядом. Грингиллс подошел к раковине и плеснул на лицо холодной водой. — Кто тут у нас? — спросил Корли.
— Карманник, — ответил тот. — Говорит, что он лишь вытащил бумажник у парня. Говорит, не знал, что тот мертв.
Карманник обернулся — бледное лицо, спутанные волосы. — Я не знал, богом клянусь, — пробормотал он скулящим тоном, покачиваясь. — Ей богу, не знал. Там была кровь, о, боже, кровь, парень, а я даже не почувствовал. Мои руки... — Он вновь согнулся над унитазом. Корли отвернулся.
— Какая-то из той крови его? — спросил он.
— Не думаю.
Бумажник лежал на полочке из нержавеющей стали над раковиной. Он весь был заляпан кровавыми отпечатками. Корли достал серебряную самопишущую ручку и открыл его. — Нашли в мусорном ведре?
— Да, сэр, — сказал младший полицейский, вытирая воду с лица и глядя на Корли в зеркало.
— Деньги все еще там? Кредитные карты?
— Да, сэр.
С фото на водительских правах смотрел пятидесятипятилетний мужчина делового вида, с усталыми глазами, отвисшим подбородком, — он смотрел выше фотоаппарата, пытаясь решить, следует ли ему улыбнуться для официального снимка. Басси Тирон Отис. Токкоа-Фоллс, Джорджия.
Карманник рассказал Корли, что заметил, как этот пижон дремлет в конце ряда, а он видел его раньше с пачкой наличных в бумажнике у прилавка с конфетами и заметил, что тот засунул бумажник в пальто, а не в брюки. В конце сеанса он приблизился к парню, потерял равновесие, почти упал на сидение парня, извинился, одновременно вытаскивая бумажник, который тут же бросил в свой пакет с попкорном, и направился прямо в туалет, чтобы избавиться от бумажника и выйти, оставив себе только наличные и карточки. В туалете он увидел кровь на руках, бумажнике, обуви, а затем услышал крики в фойе. Он выбросил бумажник и попытался смыть кровь, но ее было слишком много, и, чем больше он осматривал себя, тем больше ее видел. Кто-то вошел и вышел. Карманник попытался скрыться. Он не знал, что произошло, но понимал, что дела его плохи.
Из кабинки доносился свист воды в бачке, а от липкой взвеси в воздухе очки Корли запотели. Он оторвал квадратик туалетной бумаги и протер линзы. Корли арестовал карманника за грабеж и по подозрению в убийстве, хотя был уверен, что тот не убийца. — Жертва здесь одна? — спросил Корли.
— Насколько мы знаем, — ответил Лопес.
— Возможно, сговор. Тэско здесь? Вы знаете сержанта Тэско?
В туалет заглянул Джо Фрэнкс с фотоаппаратами, болтающимися на шее.
— Эй, Корли, ты работаешь или нет? Труповозка ждет на улице. Шевелись, покажи мне, чего тебе надо.
Корли улыбнулся
— Ты прекрасно знаешь, что мне надо.
— Да, но все равно, покажи, чтобы потом не говорил, что чего-то не хватает. Где ты шлялся?
— Ты уже фотографировал здесь?
— Да, фотографировал. — Фрэнкс казался нетерпеливым.
— Следы снял?
— Да.
— Полотенца и раковину?
— Да, полотенца, раковину, кабинку и унитаз, и даже взял крупным планом его блевотину, годится?
— Видишь, Джо, — сказал Корли, улыбаясь, — Ты прекрасно знаешь, чего я хочу.
— Чего я не хочу, так это работать с тобой, Корли, — сказал Фрэнкс, когда Корли протискивался мимо него.
В зале Мэгги Эппс сидела через проход от тела, разложив блокнот на коленях.
— Рада, что ты смог сюда вырваться, Девин, — сказала она.
Корли попытался придумать достойный ответ, но в голову не шло ничего, чего бы он уже не говорил сто раз раньше, и он лишь пробормотал приветствие.
Фрэнкс показал Корли места, с которых он снимал. Корли попросил сделать еще пару фото. Вспышки осветили тело, как молния, и словно вожгли искаженные изображения в сетчатку Корли.
Вошел Тэско, переговариваясь с кем-то и искоса поглядывая в блокнот. — Рей, нашел управляющего? — спросил Корли.
— Я управляющий, — сказал мужчина.
— Можете добавить немного света?
— Здесь светло, как только можно, офицер. Это кинотеатр.
Корли отвернулся. Фрэнкс фыркнул.
Мистер Т. О. Басси сидел у прохода в кресле с высокой спинкой, наклонившись влево и уронив голову на грудь, глаза открыты. Кровь покрывала все от галстука и ниже, бежала под сидениями к экрану. Люди растащили кровь на подошвах к вестибюлю — следы бледнели и исчезали вдоль прохода.
— Это снял? — спросил Корли.
Фрэнкс кивнул.
— Им, вероятно, казалось, что они наступили в колу.
Корли склонился над мистером Басси. Он положил руку ему на лоб и приподнял голову на дюйм или два так, чтобы видна была рана.
— Видно?
— Да. Хотите фото?
— Я могу поднять его голову, Мэгги?
— Только смотрите, куда ставите свои ножищи, — ответила она.
Корли, поддерживая мистера Басси, взялся за его голову выше ушей и приподнял ее подбородком вверх. Закрыл глаза от вспышек фотоаппарата.
— Что ему покалечили? — спросил Корли.
— Все, — ответила Мэгги. — Шейная вена, сонная артерия, трахея. Пользовались чем-то действительно острым. Этот парень не издал ни звука, ничего не почувствовал. Возможно, руку на волосах, оттягивающую голову назад. Потом ничего.
— Сзади? — Корли опустил голову назад в исходное положение.
— Слева направо с наклоном вверх. Вы уже схватили своего человека в туалете?
— Не думаю. Он слишком вывозился в крови.
— Итак, что мы имеем?
— Головную боль.
Мэгги улыбнулась.
— Будет еще хуже.
Корли улыбнулся в ответ.
— Так всегда бывает.
Корли заставил Грингиллса помочь положить тело в мешок. Он мог сказать себе, что помогает юноше привыкнуть к подобному, что это тело еще не из самых страшных, но не был уверен, что сделал это из лучших побуждений. Он боялся, что действовал из вредности.
Они провели полчаса в поисках оружия. Корли и не ожидал что-либо найти. Они и не нашли.
Принесли видеомагнитофон, и Корли послал Лопеса и Грингиллса в другие залы, чтобы заблокировать выходы на автостоянку и направлять зрителей через вестибюль.
Владелец кинотеатра отозвал его в сторонку и высказал свое возмущение. Корли сказал ему, что убийца может все еще находиться в другом зале. Владелец забубнил что-то о потере аудитории на последний сеанс “Танцора смерти” и о том, что гласность сорвет продажу билетов, и он окажется такой же жертвой, как погибший бедняга.
— Мне принадлежат девять кинотеатров в этом городе, — сказал он, потирая подбородок. — Я не отвечаю за то, что случилось. Давайте не будем раздувать это дело, хорошо?
Корли нечего было на это сказать, и он промолчал, и тогда владелец набычился и сказал, что у него в этом городе имеются друзья.
— Я поговорю с вашим начальником. Мистер?..
— Корли, — ответил полицейский. — После “л” — “и”.
Закончились остальные фильмы, и зрители потянулись в вестибюль. Корли снимал на видеокамеру, как они двигались к выходу на улицу. Прибыли еще двое полицейских в форме, и он послал их обыскивать другие залы в поисках оружия.
Он оставил Тэско главным, отправился в отделение и бродил около темной комнаты, пока Фрэнкс печатал снимки и жаловался, что растрачивает свой талант на трупы и что Корли всегда требует больше снимков и больше распечаток, чем кто-либо другой. Корли не стал вновь повторять Фрэнксу, что виноват он сам, что именно Фрэнкс после третьей кружки пива обычно распинается, что фотоаппарат всегда лжет, что изображение всегда искажает столько же, сколько выявляет, что фотография — это фикция. В конце концов, он убедил Корли, и поэтому Корли всегда хотел как можно больше фотографий, чтобы одна дополняла другую, была снята под другим углом так, чтобы действительность стала своего рода компромиссом, неким средним. Корли ничего этого не говорил. Он говорил правильные вещи в правильный момент, как, например, когда Фрэнкс сказал, что бросит работу, как только получит приглашение на какую-нибудь выставку.Возможно, Фрэнкс действительно работал над выставкой. Возможно, он был настоящим фотографом. Корли не знал. Он знал о Фрэнксе все, что мог, до определенного уровня, а дальше стоп. Он предполагал, что Фрэнкс знает о нем приблизительно в такой же степени. Это не те вещи, о которых они разговаривали.
Корли взял с прищепки капающий снимок.
— Почему ты стал полицейским? — спросил он.
Фрэнкс отобрал снимок и вернул на место. В красном свете было трудно прочитать что-нибудь в его глазах.
— Ты спрашиваешь, словно считаешь, будто действительно существуют ответы, — ответил Фрэнкс.
Корли перенес снимки на свой стол и занялся бумажной работой. Он работал, пока небо не стало серым. К тому времени, когда он остановился по пути домой, чтобы купить пончиков, первый выпуск новостей уже висел на стендах. Про убийства ничего не было. Он иногда думал, что имеются настоящие ответы вместо все тех же клише и способов разбираться с другими клише и уровнями, выйти из которых невозможно. Он иногда думал, что существует способ перейти на следующий уровень. Он иногда думал, что лучше уйти отсюда или устроить какой-нибудь мухлеж со страховкой. Он думал, что, возможно, ненавидит свою работу, но не был уверен. Он думал, что есть что-то действительно стоящее в работе в отделе убийств, важное в смысле взаимодействия с сутью вещей, в работе, которая способна подвести его настолько близко к краю действительности, насколько он захочет, и что тебе после этого даст страховка? Но безотносительно сущности, которую он видел, она была немой, изображение без звука. Ничего не имело смысла, а он устал как собака.
Лестничная площадка в его доме было плохо освещена, и когда он вставлял ключ во второй замок, то мог видеть, как глазок в квартире по соседству потемнел. Полшестого утра, а Джанелли уже встал и маялся от безделья. Корли немного постоял в прямоугольнике света из своей квартиры, чтобы Джанелли смог увидеть, кто это, кем бы, к чертям, ни был этот Джанелли помимо имени на почтовом ящике внизу, глазка в двери, звуков шагов и телевизора. Кошка Корли внимательно обнюхала пятна засохшей крови на его обуви.
Корли бросил газету и фотографии Фрэнкса на стол, открыл консервы с вонючей кошачьей едой и съел несколько пончиков и немного молока. Затем он перемотал ленту в видеомагнитофоне и растянулся на диване, чтобы посмотреть программу, от которой его оторвал звонок из кинотеатра. Это было полицейское шоу. В отделении они смеялись над полицейскими шоу. В них что-то есть. Он заснул еще до первой рекламы.
Корли вновь проснулся с кошкой на лице. Он схватил рукой ее за середину туловища и бросил, следя, как она, крутанувшись в воздухе, приземлилась на все четыре лапы, села, потянулась и стала вылизываться. Это была даже не его кошка. Квартира уже была с кошкой и стеной из пробковых панелей, покрытой фотографиями от предыдущей жилицы. Хозяин не стал утруждаться и снимать их. “Выбрасывайте сами, если хотите, — сказал он. — Мне какое дело?” Она была бледной и белокурой. Возможно, актриса, которая не сама их сделала. Модель. Фотограф. Корли задавался вопросом, что за человек оставит кошку и стену, покрытую собственными изображениями. У него все еще оставались эти фото в какой-то коробке. Он использовал пробку в качестве мишени в дартс или чтобы прикреплять списки покупок и номера телефонов. После восьми месяцев проживания он привык к кошке, кроме тех случаев, когда она пыталась улечься на его лицо, а она поступала так каждый раз, когда он засыпал на диване. Один раз он даже чуть не выбросил ее из окна на улицу. Четыре этажа — не имело значения, приземлится она на все четыре лапы или нет.
Он посмотрел на часы. Только девять тридцать, но он знал, что уже не заснет. С тем же успехом можно выходить на улицу.
Он остановился, чтобы купить пончиков, кофе и второй выпуск газет. Большой заголовок: “УЖАС НА ФИЛЬМЕ УЖАСОВ. Вчера вечером в кинотеатре “Маджестик” кровь текла как на экране, так и в проходах...” Грандиозный выпуск, подумал он, грандиозное убийство для газеты. Глупое убийство в глупом месте. Не грабеж. Не домогательство, не заурядный случай с продавцом из провинции где-то в Джорджии. Тэско сказал бы, что это сделал кто-то по пьяни, одурманенный, обкуренный. Корли так не думал. Тут было нечто странное. Здесь происходило что-то, нечто интересное, новый уровень, возможно, что-то новое. Он долго сидел и размышлял.
Когда он положил статью на стол, было уже около одиннадцати.
— Мои дети обожают это, — сказал Тэско.
— Что именно?
Тэско указал на заголовок. —Ужастики.
Корли посмотрел на газету. Заметка была испещрена записями зеленым фломастером: вопросы, мысли, почти неузнаваемый рисунок места преступления. Корли и не заметил, как изрисовал всю газету.
В стеклянную дверь постучали. Капитан Хапман пригласил их в свой кабинет.
— Наконец-то, — сказал Тэско.
— Сколько времени ты ждал? — спросил Корли.
— Слишком долго.
— Извини.
Он знал, что капитан ждал его и заставлял Тэско тоже ждать.
— Только полегче там, хорошо? — попросил Тэско.
Капитан закрыл дверь и повернулся к Корли.
— Итак, где мы находимся?
Тэско посмотрел на Корли. Корли пожал плечами.
Капитан начал что-то бурчать, но Тэско резко открыл свой блокнот.
— Семью известили, — сказал он. — Жертва прибыла в город на какой-то съезд по торговле, приезжает для этого каждый год, никогда не берет с собой жену. Девушка, служащая в кинотеатре, запомнила его, потому что он забавно разговаривал — она имела в виду, с акцентом — и дважды заставил ее положить дополнительное масло в попкорн, называя ее при этом “мадам”. Больше никто его не запомнил. Остановился в “Плазе”, одноместный номер, никаких соседей по комнате. На таких встречах регистрации нет, поэтому мы не знаем, ходил ли он на заседания, ездил ли на экскурсии. — Тэско поднял голову, щелкнул жвачкой и посмотрел на Корли.
— Думаю, мы имеем дело с психом, — сказал Корли. — Случайность. Возможно, единичный случай, а возможно — серия.
Капитан поднял брови, изображая удивление. — Нас снова интересует работа?
Корли переступил с ноги на ногу.
— Псих, — сказал капитан. — Рей?
Тэско пожал плечами. — Звучит разумно, но мы не зациклились на одной версии. Может, кто-то, кто свихнулся на фильме.
Капитан вновь посмотрел на Корли.
— Почему он выбрал Басси?
Корли мог представить Басси на съезде, чужак в городе и в толпе, может материться, поздно вставать, если захочет, шляться по барам, ударять за дамами, пить сколько влезет и курить большие сигары. Но мистер Басси не прошел по этому пути слишком далеко. Не сунься он в кино, был бы живым дома.
— Он сидел в неправильном месте, — сказал Корли. — В проходе. Легко уйти.
— Куда уйти? Это кинотеатр, чтоб тебя. Общественное заведение. Здесь не место случайностям. — Капитан сжал губы. — Что будете делать дальше? — спросил он, наконец, смотря больше на Тэско, чем на Корли.
Прежде чем ответить, Корли посмотрел на Тэско. Он ничего не говорил Тэско.
— Мы хотим снова поговорить с карманником, служащими. У нас есть имена некоторых зрителей, в газетах есть еще. Мы хотим, чтобы они просмотрели пленки, посмотреть, узнают ли кого-нибудь, выходящего из других залов. Рей хочет поподробнее узнать о передвижениях мистера Басси, проверить, есть ли какая-то связь, о которой мы не знаем.
— Хорошо, — сказал капитан. — У вас много другой работы, но не давайте этому делу остыть нескольких дней. Проверьте банды. Возможно, там что-то есть, какой-то ритуал инициирования. Если это заказное убийство или что-то с наркотиками, то на этом все и закончится.
— Думаю, это серия, — сказал Корли.
— Вы подразумеваете, что надеетесь, что это серия, — сказал капитан. — Иначе вы его не получите. Так?— Так точно, сэр, — сказал Тэско.
— Да, Корли, — произнес капитан, когда Корли прошел полпути до двери, — с возвращением!
Они допросили служащих и тех зрителей, которых удалось найти, видели ли они кого-либо необычного или что-либо необычное, помнят ли кого-то, выходящего ближе к концу сеанса. Показали им фото карманника и водительские права мистера Басси, фото других зрителей, спросили, знаком ли кто из них.
Корли пытался заставить себя задавать вопросы так, как будто они были новыми, как будто они только что пришли ему на ум. Те же самые вопросы, те же самые ответы, но если их не слушаешь, потому, что все кажется тем же самым, то что-то упустишь. Тэско всегда задавал вопросы правильно, и по каким-то причинам эта рутина ему не наскучивала. Тэско впрягался в работу и, даже видя всю ее тщету и глупость, мог сказать: “Да, и почему люди совершают подобное, мы должны добраться до сукиного сына, который это сделал, ну не ужасны ли люди?” Счастье Тэско заключалось в том, что он обо всем этом не думал. Корли не осуждал его. Это было качество, которому он завидовал, возможно даже которым восхищался. С возвращением? Иногда он задавался вопросом, почему просто не сбежал от всего этого.
Они заставили Мэгги зарисовать схему кресел и пометили булавками квадратики: красные — для мистера Басси, желтые — для людей, которых они допросили, синие — места, о которых “желтые” вспомнили, что те были заняты. СМИ раздували историю, повышая свои рейтинги и тиражи, и приходило все большее число людей из зала и других, которые утверждали, что были там, но, как сказал Тэско, были, вероятно, в то время на Марсе. Количество булавок росло, но это было все.
— Они все сидели вокруг него, — сказал Корли, — и ничего не видели.
— А кто в этом городе когда-либо видит хоть что-нибудь?
— Ну, вообще-то они должны были видеть хоть что-то. Возможно, они смотрели кино. Возможно, нам стоит его посмотреть.
Они показали свои значки, чтобы пройти на семичасовой сеанс. Девушка-билетер сказала им, что народу поубавилось, особенно на “Танцоре смерти”. Тэско купил большую коробку с попкорном и две кока-колы, и они сели в середине, на полпути к экрану.
То, чего боялся Корли ребенком, — это играть в темноте, где царит неуверенность, неизвестность, где ты никогда не сможешь четко разглядеть убийцу, где никогда не можешь быть уверен, что удар снаружи ночью — это провод антенны, хлопающий на ветру, а не звук шагов гигантского краба. Могло быть и так, и этак, не существовало никакого способа узнать, и ты действительно не мог быть уверен в собственной безопасности.
Но здесь было другое. Здесь единственным неизвестным было: когда доберутся до следующего ребенка и сколько всего будет жертв. Серия кровавых зверств, последующее еще изощренней, чем предыдущее, больше гротеска, дальше от реальности. Корли не мог относиться к этому серьезно. Но, возможно, аудитория могла. Если они не были полицейскими или санитарами, возможно, для них это было тем, что надо. Корли начал рассматривать зрителей.
Это были, главным образом, люди до сорока, сидящие парами или группами, юноши поближе к экрану или вдоль стен и по углам, девушки — в середине, они вертели головами и поглядывали по сторонам; влюбленные парочки жались поближе друг к другу, обнимались; женатые сидели на некотором расстоянии друг от друга. Все разговаривали и смеялись слишком громко. На экране убийца принялся преследовать жертву, и зал затих и сосредоточился на экране. Корли почувствовал, что мускулы его напряглись, напряжение усиливалось по мере того, как действие развивалось по предсказуемому пути к моменту, который, как всем известно, должен наступить, приближается и... настал — все закричали при виде убийства, а потом, чуть позже, начали нервно смеяться, разговаривать, отпускать шуточки по поводу происходящего на экране и друг о друге. Корли увидел, как трое парней подкрались сзади к девушкам и схватили их за горло. Девушки с воплями вскочили, а парни чуть не лопнули от смеха. Какая-то девица пропела: “Эстер намочила трусики”, — и весь зал грохнул от смеха. На экране убийца начал преследовать следующую жертву, и цикл повторился.
— Что ты думаешь? — спросил Корли, зажигая сигарету, как только они вышли в вестибюль. Люди в очереди на следующий сеанс уставились на их лица, как будто пытаясь понять, ждет их страх, скука или отвращение. Корли подумал, что все они смотрят с надеждой.
Тэско пожал плечами, спокойный как всегда.
— Это был ужастик.
— Хороший?
— Кто знает? Следует спросить моих деток.
Летний ветер был теплым и наполнен выхлопными газами.
— Не хочешь зайти на пивко и еще что-нибудь? — спросил Корли.
Тэско посмотрел на часы.
— Не-а, лучше домой, к Эвелин. Увидимся завтра.
Корли уже думал о том, как бы перефразировать предложение, типа “не хочешь ли по дороге остановиться на пару пивка?”, но Тэско уже ушел. Бывало, они заходили на пиво несколько раз за неделю перед тем, как Тэско начинал свой тридцатиминутный путь домой к Эвелин и детям и дворику размером с почтовую марку, которым он столь гордился, но это было до того, как Корли переехал в другую часть города из вполне приличной квартиры, с внутренним двориком и бассейном, туда, где он жил теперь. Тэско был в его новой квартире только один раз. Он стал озираться, выплюнул резинку и выглядел удивленным и повеселевшим, залпом проглотил пиво и уехал. Корли был рад, что Тэско не спросил его, почему он переехал. Он и сам себя об этом спрашивал.
Накормив кошку, Корли поставил на видеомагнитофон запись, где люди выходят из других залов. Сначала они игнорировали камеру, смотрели в сторону, делали вид, что не видят ее, подталкивали спутника и осторожно указывали на нее. Некоторые гримасничали, и все больше людей замечали ее и больше людей гримасничали, или шутливо прицеливались в нее, или выкрикивали “Привет, мам” или шли прямо на камеру так, что их лица заполнили весь кадр, заслоняли камеру рукой или пакетом от попкорна, строили рожи, махали рукой, делали вид, что раздеваются, демонстрировали задницу, целовали Корли через экран телевизора.
Они записали три зала. Все вели себя одинаково.
Прежде чем идти спать, Корли развесил газетные статьи и фотографии Фрэнкса на пробковой стене, фотографию мистера Басси поместил в центре.
Его разбудила жара. Он лежал, обливаясь потом и вцепившись пальцами в простыню. Ночник, отбрасывающий желтый овал на стену напротив, показывал Корли, где он находится. Корли ненавидел панику, которая возникала, когда он не был уверен, где он. Он сделал три или четыре глубоких, медленных вдоха.
У него не всегда был ночник. Он не всегда прикреплял к ноге дополнительный пистолет или засовывал в карманы пальто две запасные обоймы всякий раз, когда выходил на улицу. Он не всегда проводил так много времени в своей квартире перед телевизором, похрапывая на кровати перед экраном. Он попытался не думать об этом. Он пытался не думать.
Было слишком рано вставать и слишком поздно, чтобы вновь пытаться заснуть, слишком горячо, чтобы оставаться в квартире. Он мог приготовить кофе и пойти на крышу до того, как солнце нагреет смолу, мог попытаться поймать бриз с реки, выпустить кошку поохотиться на голубей.
Пока лился кофе, он сидел на кушетке и рассматривал фотографии на стене. На центральной изображен сидящий мистер Басси, глаза открыты, словно он все еще смотрит на экран, зияющая рана, как большая улыбка. Смерть в черно-белом варианте. Не как смерти в кино. Реальная, более... настоящая что ли. Случайная. Разочаровывающая. Прозаическая. Без звукового сопровождения. Возможно, Басси в действительности не мертв. Возможно, это лишь спецэффекты. На фото его руки держали голову мистера Басси чуть выше ушей. Он вытер ладони о шорты.
Когда Корли распахнул дверь в свою квартиру и кошка шмыгнула вверх по лестнице, глазок в двери мистера Джанелли потемнел. Корли наполовину зашел внутрь, когда дверь открылась на ширину цепочки и в щели показалось лицо Джанелли, щеки выпирали за косяк. Позади него комнату освещали разноцветные отблески с экрана телевизора.
— Я знаю, чем вы занимаетесь, молодой человек, — проскрипел Джанелли.
— Простите, если разбудил вас, — сказал Корли, улыбнулся и продолжил подниматься. Возможно, тридцать восемь — это молодо для Джанелли.
— Оставьте мою антенну в покое, — сказал Джанелли. — Ту, на трубе. Я семнадцать лет в этом здании. Имею право. Слышите меня, молодой человек? В следующий раз, когда у меня пропадет картинка, я вызову полицейского.
Он хлопнул дверью, и эхо в лестничной клетке прозвучало как выстрел.
Корли явился на работу раньше Тэско.
— Ого, — заметил Фрэнкс на пути кофейнику. — Вовремя и все такое. Ты, должно быть, понял.
— Понял что? — спросил Корли.
Фрэнкс улыбнулся.
— Что тебя не уволят за опоздания. Хочешь уйти отсюда.
— Это кто хочет уйти?
— А кто не хочет
Тэско никогда ничего не говорил, когда Корли опаздывал. Когда сегодня Тэско вошел, то ничего не сказал, что Корли пришел раньше.
Навалилось другое убийство, и они провели утро и большую часть дня на реке у складов — Тэско, Корли, Мэгги и Джо — среди запахов креозота, рыбы и бензина. Какой-то панк получил полное брюхо дроби из обреза, сказала Мэгги, судя по пороховым пятнам, — похоже, кто-то решил стать новым лидером в благородной профессии распространителя наркоты. Такие дела не раскрываются, если только кто-нибудь не решит настучать. Около желтых полицейских ограждений собралась толпа. Лопес и Гринджиллс отправились ее сдерживать. Санитары ворчали по поводу переноски трупов. Гринджиллса, казалось, тело не особенно напугало.
Когда они вернулись в участок, было уже поздно.
— Я иду на фильм, — сказал Корли. — Собираюсь прихватить нашего карманника. Хочешь пойти?
— Зачем?
— Как ты сказал, возможно, что-то в самом фильме взбесило этого парня. Возможно, мы сможем найти это что-то.
— Не думаю, что это нам что-то даст.
— Так ты хочешь идти или нет?
— Нет.
Карманник также не желал идти.
— Я угощаю, — сказал ему Корли без намека на улыбку.
Корли сидел на месте мистера Басси и велел карманнику в точности воспроизвести все, что он делал, и тогда, когда делал. Он купил попкорн и содовую, как Басси, положил опустевший пакет на соседнее место, как Басси, сконцентрировался на фильме, стараясь не замечать боковым зрением карманника, старался не думать, что сидит спиной к дверям, попытался успокоить дыхание. Он ненавидел все это, ненавидел темноту, людей вокруг него, длинный пустой проход слева от себя, он чувствовал, что вся его энергия уходит, чтобы сидеть не шевелясь. Наконец, на экране убийца догнал последнюю остававшуюся в живых жертву, музыка достигла кульминации, Корли сидел, наклонившись влево и опустив голову, и на экране девочка стала бороться с убийцей, и в последний момент ее спасли. Убийцу убили, девочку успокоили, и тут обнаружилось, что убийца не мертв и убежал, а затем Корли почувствовал, что карманник навалился на него, услышал его “Извините” и ощутил, как бумажник выскользнул из его пальто — правда, только потому, что ждал этого. Он сидел неподвижно, пока зрители выходили друг за другом, смеясь, охая или молча. Он сидел, пока рассерженная билетерша не потрясла его и попросила проснуться.
Он нашел карманника в мужском туалете.
— Мы еще некоторое время оставим дело открытым, — сказал капитан. — Но пока займитесь тем, на реке.
Тэско кивнул, засовывая в рот резинку. Корли ничего не сказал.
— Проблема, Девин?
— Я хотел бы еще некоторое время позаниматься этим.
— Что-то раскопал? Новые нити? Хоть что-то?
Корли покачал головой.
— Вообще-то, нет.
— Тогда ладно.
Они вернулись к своим столам.
— Узнал что-нибудь вчера вечером? — спросил Тэско.
Корли пожал плечами, вспоминая темноту, ощущаемую и давящую; мороз по коже, когда он сидел и ждал, желание сбежать; попытку сконцентрироваться на фильме, на том, что, возможно, подействовало на кого-то; а затем попытку помочь выйти из кабинки карманнику, которому теперь даже симпатизировал, и самого карманника, вырывающегося из рук Корли и рвущего пополам двадцатку, которую Корли сунул ему в карман рубашки — возможно, кровавые деньги, которых он не хотел касаться.
— Не много, — ответил он. — Басси, должно быть, получил в последнем эпизоде, как мы и думали.
— Забавно не это — все эти штуки на экране, а в зале какой-то хлыщ достает перо и... вот и все.
— Да, — сказал Корли. — Вот и все.
Тем вечером Корли вновь оказался в кино около университета — опять на ужастике. Он сидел на проходе, последний рад, спиной к стене. Фильм оказался похожим на тот, другой, те же ощущения, тот же ритм, те же жертвы, та же яркая запекшаяся кровь. Аудитория была помоложе, больше соответствовала героям фильма, люди кричали, ахали, болтали, смеялись не к месту, пытаясь напугать друг друга, — странная реакция, не совсем адекватная. Они пришли сюда, как на занятия, — они казались группой.
Следующим вечером он оказался в другом кинотеатре, у прохода, последний ряд, спина к стене, перебирая пальцами запасную обойму в кармане, и пытаясь вспомнить, почему он тратит здесь впустую свое время.
Около конца сеанса он увидел, что некая фигура впереди поднялась и направилась к проходу, остановилась — у Корли внутри все похолодело — левая рука потянула к себе чью-то голову, услышал крик, увидел, как что-то свернуло поперек горла в правой руке, затем фигура повернулась и побежала по проходу к выходу, приближаясь к полицейскому, — все слишком удачно. Он напрягся, сдавив подлокотники и удерживаясь, чтобы не вскочить, пока фигура приближалась, затем он выставил ногу, мужчина рухнул, и Корли оказался на нем, упираясь коленом в спину и прижимая пистолет позади правого уха. Корли закричал, чтобы вызвали скорую и приказал пойманному разжать кулак. Человек не спешил. Корли надавил на его руку стволом пистолета. Пальцы разжались, и на ковер выкатилось что-то блестящее. Корли нескольких секунд смотрел, пока не понял, что это тюбик губной помады.
— Это всего лишь игра, парень, — сказал дрожащий голос откуда-то сверху. Корли поднял голову. Владелец голоса указывал дрожащим пальцем на ярко-красный след помады поперек своего горла. — Только игра.
Корли приковал их друг к другу наручниками и повез в участок. Он не нежничал с ними.
Газеты явно веселились. “В свободное после дежурства время детектив арестовывает помадного потрошителя”, — кричал один заголовок. Корли пришпилил все подобные заметки к пробковой панели.
Когда он явился на службу, ему долго отравляли жизнь, спрашивая, был бы он ранен, если бы помада выдавилась из тюбика, предупреждали его о том, что некоторые пользуются гигиенической помадой. Но он ни разу не вышел из себя.
Но его взбесило, сколько радости испытали потрошитель и его жертва. Он попытался рассказать об этом Тэско. Он был в бешенстве, сказал он. Содрогался от гнева, хотел размазать их по стенкам, напугать их гневом Господним, но все было бесполезно. Всю дорогу до участка они продолжали с восторгом вспоминать пережитое. — Вы действительно не были уверены, правда? — спросил потрошитель.
— Считал, что я уже там, — ответила жертва. — Секунду я думал, что уже все. — Он откинул голову назад, лицо его из синего постепенно становилось бледно серым по мере удаления от фонаря. — О, вау!
— Заткнитесь! — прорычал Корли. — Заткнитесь, ко всем чертям! — Они замолчали, затем посмотрели на друг друга и ухмыльнулись.
— Наркотики, — сказал Тэско.
— Они не были под дурью. Похоже было, что да, но нет. Этот парень, жертва, полностью поверил, что это убийца. Он до смерти испугался, Рей, но ему это понравилось.
Тэско пожал плечами. — Дешевый способ оторваться. Возможно, нравится этот обвал чувств. Или, возможно, они чувствуют себя внутри фильма. Мнят себя кинозвездами. Каждый хочет быть кинозвездой. Надень наушники на голову, и твоя жизнь превращается в гребаное кино.
— Жалею лишь, что не понимаю, что, черт возьми, происходит. — Корли откинулся на спинку стула. — Сегодня вечером я иду на фильм. Хочешь пойти?
Тэско смотрел на Корли пару секунд. — В свободное время?
— Да или нет?
— Не забывай, дело на реке еще горяченькое! Там мы ничего не раскопаем. Единичное. — Он сделал короткую паузу. — У тебя все нормально?
Корли качнулся вперед. — Что, черт возьми, это должно означать?
— Это ничего не должно означать. Я лишь хотел...
— Все, что я сделал, это спросил, пойдешь в кино?
— Сбавь обороты. О Боже! Полгода ты напоминал шагающий труп. Я был партнером зомби...
— Я делаю свою работу, никто не может сказать, что я не делаю своей работы.
— ... а теперь внезапно ты работаешь в сверхурочное время. Я — твой партнер. Я лишь хочу знать, все ли с тобой в порядке.
— Все хорошо, — буркнул Корли.
— Ну и великолепно. Просто спросил.
Корли встал, пересек комнату, снова наполнил кофейную чашку и рухнул на стул. Отпив глоток, он обжег язык. — Ну, в общем-то, — сказал он, — спасибо, что спросил. Пойдешь?
Тэско покачал головой. — Этот день и так тянется до невозможности.
Это действительно был долгий день, но в девять часов Корли сидел в “Маджестике”. Девушка-билетер, вновь впустившая его по значку, сказала, что они заполнены. В фойе было полно народу, люди толпились вокруг прилавков с конфетами, собирались в группы вокруг видеоигр, и там слышались электронные взрывы, когда кто-то что-то взрывал на экране. Не было никаких мест ни сзади, ни у прохода, и Корли вынужден был сесть между двумя мужчинами. Он не касался подлокотников. Во время сеанса публика казалась более напряженной, все сидели, широко раскрыв глаза, и как бы наготове, но он поймал себя на том, что его мышцы затекли, и подумал, что напряженность, возможно, была в нем самом.
Игра с помадой распространялась, как дурные вести, и каждую ночь Корли приволакивал одного или двух потрошителей на допрос. Он давал волю гневу, потому что для него это была совсем не игра, когда он видел голову, оттягиваемую назад, или слышал крик, не игра, когда мужчина, протискивающийся по его ряду или бегущий по проходу, мог держать в кулаке бритву. Игры становились изощреннее, люди стали объединяться в команды, потрошители и жертвы менялись ролями и подсчитывали очки в фойе между сеансами. Иногда кто-нибудь метил незнакомца, и Корли поначалу разнимал драки, но потом перестал волноваться, не стоило тратить время, чтобы получить рану ради пары идиотов. На этой неделе он ходил на фильмы каждый вечер, и каждый следующий вечер видел больше, чем в предыдущий, и ощущал все больше опасности и напряженности, и выходил все более опустошенным. Его язва полыхала, как сера; он вновь закурил.
В вечер пятницы ближе к концу кино сработал его пейджер, и половина зала закричала и вскочила с мест, а затем вновь опустилась со вздохом облегчения, и сразу раздался смех, ругань и просто болтовня — на экран никто не смотрел.
Корли позвонил из вестибюля. Обнаружен труп после последнего сеанса в “Астро”. Зарезан.
Корли был странным образом доволен. — Может быть каким-то гребаным подражателем, — сказал Тэско на следующий день, зевая.
Корли не был сонным. — В газетах были подробности.
— Это тот же самый парень, Рей.
— Хорошо, хорошо, — сказал Тэско, поднимая руки. — Тот же самый парень.
Снова началась рутина, допросы, слежка за публикой, синие и желтые булавки, нехватка хороших свидетелей. Тэско расспрашивал, где они сидели, что видели, кого знали. Корли спрашивал, почему они пошли на этот фильм, нравятся ли им ужастики, раз они часто на них ходят, играют ли они в игры с убийством. Они не знали, что ему ответить. Он причинял своими вопросами неудобство, иногда заставлял сердиться, и они старались отвечать Тэско, который выглядел удивленным, жевал свою резинку и записывал все.
Корли приколол на пробковую панель новые фото, заметки, статьи и рекламу фильмов. Различные группы протестовали против игры с помадой, призывали отказаться от проката ужастиков, призывали полностью закрыть кинотеатры. Владелец кинотеатра, который посещал Корли, написал статью с призывом к читателям не становиться заложниками одного маньяка, не сдаваться порождениям зла. “Мовиола” обещала вооруженных охранников; “Маджестик” призывал не трусить и прийти на последний сеанс. К концу недели пробковая панель заполнилась, образовав красивый коллаж на стене позади погасшего экрана телевизора.
Теперь Тэско ходил с ним на фильмы. К кассам стояли очереди, причем с каждым днем длиннее и длиннее. Охранники “Мовиолы” бродили по вестибюлям и в проходах; в “Маджестике” в дверях установили металлоискатели, как в аэропорту; в “Астро” обыскивали публику, которая нервно смеялась, или строила из себя Кэгни или Богарта
Корли и Тэско сидели с противоположных сторон зала, у прохода, спинами к стене, с микрофонами в петлицах и наушниками для связи. Все меньше и меньше людей играли в “помаду”, но зрители казались наэлектризованными и беспокойными; Корли, взвинченный и напряженный, чувствовал, что все понимает, и постоянно ждал чего-то.
После сеанса, когда он разбитый приплелся домой и рухнул на кушетку, Корли уставился на стену, на фото Т. О. Басси, глядящего на него со своего места у прохода, на свои руки, держащие его голову, и понял, что вообще ничего не знает.
Корли выключил электробритву и сделал погромче радио. Утренний ди-джей брал интервью у психиатра по поводу потрошителя. Корли знал, что тот выдаст стандартный профиль: тихий, вежливый мальчик, как любой на соседней улице, подавлявший сексуальные желания и ненавидящий отца, и что, все, кто знал его, удивятся и скажут, каким хорошим парнем он был и что им трудно поверить. Он достал блокнот записал все это, чтобы потом показать Тэско. — Сказал, что он был “тихим, замкнутым, с подавляемой сексуальностью и сексуальным самовыражением, испытывает интенсивное эмоциональное возбуждение и получает оргазм в кульминационный момент кино и в момент убийства, цикл возбуждения и испускания, испускания жизни, жидкости, удовлетворения”. Он захлопнул блокнот.
— Как я ненавижу все это, — сказал Тэско. — Чертовски ненавижу. Это не означает ни грамма. Это только слова. Кто он такой, чтобы еще получать деньги за подобную шнягу? Он же ничего не знает.
— Я хочу поговорить с этим парнем, — сказал Корли. — Просто сесть и поговорить, понимаешь? Я просто хочу купить ему выпивку или что-нибудь и спросить его, что, черт возьми, происходит.
— Ты имеешь в виду психиатра? — Тэско бросил на него косой взгляд.
— Нашего парня. “Потрошителя”.
Тэско ничего не сказал. — Он что-то знает, — заметил Корли.
Тэско снова начал сердиться. — Ничего он не знает. О чем ты вообще?
Корли попытался объяснить, что он имеет в виду, но не смог подобрать слов, не смог убедить. Почему было так важно заполучить этого парня, увидеть его, узнать, на что он похож, почему он это сделал, не почему именно, но... возможно, в том смысле, что у людей появляется шанс оказаться с перерезанным горлом, и они рассаживаются в ряд, как... уж не похоже ли это на лотерею? Может быть, это объяснило бы ему самому, что заставило его переехать с той улицы, что удерживает его на месте, почему он взвалил на себя дополнительную нагрузку, что держит его в той паршивой квартире среди этого асфальта и тротуаров, когда он легко мог бы уйти? Чего он хочет?— Он что-то знает о людях, — сказал, наконец, Корли.
Тэско просто отмахнулся, как будто прогоняя муху. — Что он может знать? Просто извращенец...
— Послушай, Рей, мы же видели извращенцев. Они не режут на публике, как этот.
Теперь оба разговаривали на повышенных тонах. — Может и режут. Возможно, он только хотел испытать, способен ли он. Когда-нибудь думал об этом? Возможно, это острые ощущения перед живой аудиторией. Возможно, только и всего.
— Да, это все, и все те люди там знают, что он тоже там, и они не могут не прийти. Почему они не могут не прийти, Тэско?
— Мы не можем просто продолжать ходить на фильмы, Девин. У нас своя жизнь, понимаешь.
— Мы не поймаем его, если не схватим на месте преступления.
— Это просто глупо. Такого не случится. Глупость.
— Увидишь, сержант.
— Да подавись ты.
Они замолчали, стараясь не смотреть друг на друга. — Я просто хочу врезать этому парню, — сказал Корли.
— Ну, ладно, — ответил Тэско, выглядывая из окна, — а я хочу пойти домой, увидеть жену и детей, может быть, посмотреть футбол. — Он оглянулся на Корли. — Ну так мы идем сегодня вечером, или что?
Тем вечером они вновь пошли, и следующим вечером, и следующим. Они всегда садились у прохода на противоположных концах последнего ряда так, чтобы перекрыть оба задних выхода. Тэско сидел только на одном сеансе, Корли — на обоих. Ему было спокойнее, когда с другой стороны находился Тэско, когда можно было слышать, как он кашляет или бормочет что-то себе под нос, или даже похрапывает, что иногда случалось и сильно удивляло Корли. Корли прирос к сиденью.
Когда Тэско уходил, Корли ощущал себя голым в этом проходе, поэтому он сдвигался на одно место и накидывал плащ на сидение у прохода, чтобы оно выглядело занятым и никто туда не сел. Девятичасовой сеанс обычно продавался со скидкой и в зале занято было каждое место, и все давило на Корли — единая неопределенной формы масса в темноте, всматривающаяся в ужастик и скрывающая мужчину с бритвой, возможно, даже приманивающая его, желающая его, ищущая его. После пяти таких вечеров Корли вымотался и был на взводе— Сяду в киноаппаратной, — сказал он Тэско. — Лучше видно.
Тэско пожал плечами. — До конца недели и баста, хорошо?
— Посмотрим.
— Пора с этим заканчивать, Девин.
Будка киноаппаратной дала Корли более широкий обзор, расстояние, высоту и массивную стеклянную стену. Сначала он чувствовал себя словно на выставке всякий раз, когда бледное лицо смотрело в его сторону в ожидании начала фильма. Управляющий показал ему, как выключить автоматику и зажечь свет, и предупредил, чтобы остального он не трогал. Проектор был похож на гигантскую пушку Томми, стреляющую в экран через небольшой прямоугольник, помеченный на стекле клейкой лентой. Он ожидал чего-то более сложного.
Только Тэско был вне поля зрения — под ним, левый проход, последний ряд, спиной к стене. В наушниках Корли мог слышать зал через микрофон в отвороте пиджака Тэско, общий ропот, взрыв визгливого смеха, крик ребенка, которого вообще-то там быть не должно. Корли протер очки галстуком. Сотни людей там, это может быть любой из них, а что, черт возьми, делают там остальные, и что, черт возьми, делает здесь он?
Огни потускнели, и проектор зажегся: реклама, анонс следующих фильмов, главная лента. Небольшой расфокусированный прямоугольник танцевал в прямоугольнике на стекле, брызги цвета и движения выливались на клейкую ленту; звук в будке казался тонким и приглушенным и частично шел из громкоговорителя, а частично из наушников, что озадачивало. За стеклом, как на выставке, аудитория шевелилась и слегка покачивалась; за ними огромные и искаженные изображения заполняли экран. Когда кто-то встал и двинулся к проходу, предупредил Тэско и почувствовал, что от адреналина руки и ноги стали горячими, но человек достиг прохода, повернулся и двинулся к туалету или лотку с конфетами, и Корли попытался снова расслабиться. Было легче расслабляться именно здесь — выше всего этого.
Кино продолжалось. Корли обнаружил, что если смотреть в центральную точку в зале и расфокусировать взгляд, то можно видеть все движения одновременно, и все эти люди двигались, почесывали уши, носы и затылки, подносили руки ко рту, чтобы прикрыться при кашле или что-то съесть, раскачивались, обнимали спутницу, наклонялись вперед, откидывались назад, закрывали глаза ладонями. Вновь он увидел все характерные признаки: как напрягается зал при приближении к моменту убийства на экране, замирает в самый момент смерти, расслабляется потом, затем все повторяется — подъем и релаксация. Ему приходилось концентрироваться, дышать медленно и глубоко, чтобы не сузить зону обзора, не сфокусироваться на одном человеке. Он не видел самого фильма.
Что-то блеснуло в уголке его глаза, вспышка света на стали. Он скосил глаза вправо, сосредоточившись на движении, увидел, как оттянули назад голову, снова вспыхнуло лезвие, понял, что “это” происходит прямо сейчас, что он не видел, как убийца шел вдоль ряда, потому что тот сидел непосредственно позади жертвы, “это” происходит прямо сейчас через весь зал от Тэско. Он радировал Тэско, пока двигался к лестнице, ударил кулаком по выключателю, услышал крик Тэско, приказывающий мужчине остановиться, понял, что для жертвы все уже закончено, но теперь он попался, он — их. Корли бросился по лестнице, перескакивая через три ступеньки, поскользнулся, растопырил руки и ударился плечом, когда пытался задержать падение, вновь вскочил на ноги и бросился через дверь позади торгового прилавка, вытаскивая на бегу пистолет, а левой рукой сметая с прилавка попкорн и отталкивая покупателей. Он остановился перед двойными дверями, поднял пистолет, ожидая, что маньяк попадет к нему прямо в руки.
Никто не появился. Корли неподвижно стоял, пригнувшись, — пистолет в двух руках. Слева в уши врывался шум из зала: разговоры, крики, музыка и, возможно, Тэско что-то кричал, и, тем не менее, никто не появился. Он двинулся вперед, все еще держа оружие перед собой, и резко распахнул дверь левой рукой.
Свет горел, кино продолжалось, крики, вопли и музыка в наушниках звучала эхом в его правом ухе, и на мгновение он растерялся. Затем он услышал, как в наушниках его вызывает Тэско, и увидел, как тот пытается проложить себе путь среди толпы людей у экрана, — остальная часть аудитории оставалась на своих местах и продолжала смотреть: на экран или на тех внизу, напавших на потрошителя.
Корли побежал по проходу, вызывая Тэско. Наушники замолчали и Тэско исчез. Корли достиг людской массы и начал отбрасывать людей с дороги, наступая на них, но продвигаясь. Некоторые толкали его в ответ и старались ударить его, и он ударил кого-то, а кто-то еще схватил его, и ударил того в лицо, и отступил к стене, поднимая оружие. Мужчина передумал и отступил. Корли вызывал Тэско, но в наушниках было тихо. Он попытался пробраться через толпу, обхватив пистолет обеими руками и борясь с искушением нажать на спусковой механизм. Перед ним обернулся крупный мужчина и занес руку для удара. Корли, как в замедленной съемке, увидел движение кулака, легко отклонил руку и нанес ответный удар коленом в солнечное сплетение. Корли следил, как мужчина падает, напоминая большое дерево, ударил его в челюсть, когда лицо приблизилось настолько, что он мог пересчитать поры на носу-картошке. Они находились как раз под динамиками, и музыка проникала до самых костей. Он бросился к следующему, кто преграждал ему путь.
Он услышал выстрел, увидел Тэско, загнанного в угол четырьмя или пятью другими, пистолет, направленный в потолок, начал опускаться. Следующий выстрел уже не был бы предупредительным, и те парни это знали, но не отступили. Корли попытался перекричать музыку, поднял свой пистолет и выстрелил в потолок, выстрелил еще раз, услышал, как ему ответил пистолет Тэско, выстрелил в третий раз, и толпа сломалась по периметру, некоторые были в синяках, некоторые в крови. Корли попытался удержать их, схватил кого-то, но тот вывернулся; люди двинулись, не обращая на него внимания, смеясь или крича, и часть зрителей стала покидать свои места, а те, кто оставался на местах, принялись аплодировать и радостно кричать.
Вокруг лежали люди, некоторые стонали, некоторые истекали кровью. Жертва потрошителя лежала поперек прохода, разрезанное горло смотрело в потолок. “Помоги мне, Иисус, — повторял кто-то рядом, — помоги мне, Иисус, помоги”. Он услышал, как кто-то произнес его имя и что-то сказал. Это был Тэско. — Я не мог остановить их, — сказал Тэско. Корли посмотрел вниз. Они воспользовались бритвой потрошителя и всем, что попалось под руку. Потрошитель был обезображен до неузнаваемости, голову его почти отделили от тела. Внезапная ярость вспыхнула в Корли, и он пнул мужчину, лежащего ближе к нему. “Не мог остановить их”, — повторил Тэско, и его голос задрожал.
— Это — он, ты как думаешь? — спросил Корли.
Тэско не ответил. — Возможно, Мэгги нам скажет, — сказал Корли. — Возможно, медицинская экспертиза. — В голосе его слышалось отчаяние.
— Это может быть кто угодно, — сказал Тэско.
Когда Корли звонил по телефону из кассы, вызывая бригаду, он услышал, как люди требуют возмещения, поскольку не досмотрели кино до конца.
Домой Корли вернулся только к вечеру следующего дня. Все эти восемнадцать часов он думал о своей вшивой квартирке высоко над улицей, с кушеткой, двойными замками и телевизором. Он услышал, как орет кошка, еще до того, как вставил ключ в замок.
Он накормил кошку, открыл пиво и включил телевизор, но картинка на экране была искаженной, размытой и заполненной “снегом”. Он попытался настроить изображение, но ничто не работало, и он рассердился. Наконец он проверил крышу и обнаружил, что антенна согнута. — Джанелли, — крикнул он, стоя около двери и мысленно представляя, как этот Джанелли летит на тротуар с четвертого этажа. — Выходи, Джанелли. — Никакого ответа. Он выкрикнул его имя по слогам, сопровождая каждый слог ударом ноги по двери. — Джа-нел-ли!
— Уходите, — раздался голос. — Уходите. Я вызываю полицейских.
— Я полицейский, — заорал Корли, вытаскивая значок и прикладывая его к глазку.
— Уходите, — повторил Джанелли после минуты молчания.
Корли нанес по двери последний удар.
Он попытался исправить антенну, но Джанелли поработал на совесть, перекрутив стержни и разрезав провод на дюжину кусков.
Прежде чем заснуть, Корли снял фотографии и заметки о мистере Басси и стал рыться в коробках, пока не нашел фотографии предыдущей жилицы, и прикрепил их все. Он пересек комнату, уселся на кушетку и стал их рассматривать. Все они были черно-белыми, блондинка со светлыми глазами, и он задавался вопросом, удалось ли ей сбежать от всего, что привело ее сюда. Он подумал, что она очень красива. Но кто может судить по фотографиям?
Он запер двери и зажег ночник.