• Просмотр темы

КОРНЕЛЛ ВУЛРИЧ ｢CORNELL WOOLRICH｣: 1934 год

В этом топике представлены рассказы К. Вулрича/У. Айриша, написанные в 1935 году. В этом году было написано шестнадцать историй. И лишь два рассказа доступны на русском языке. Форум любителей детектива попробует исправить это (на наш взгляд) упущение. К сожалению, несколько рассказов найти не удалось. (надеемся участники и гости форума помогут с этим).

ВАЖНО! ПРИ ОБСУЖДЕНИИ РАССКАЗОВ ИЗБЕГАЙТЕ ПЕРЕСКАЗА СЮЖЕТОВ ИЛИ ПОЛЬЗУЙТЕСЬ ТЕГОМ "SPOILER"!

ВНИМАНИЕ!
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями.
Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации.

Рассказы

Убийство на восковой дорожке
    ОН всегда звал меня Лапочкой. Всегда говорил, что в голове у меня ничего нет, зато снаружи я вся покрыта медом. Когда он перестал так шутить, я должна была сразу понять: что-то изменилось. Но я думала, что, может, это просто потому, что мы уже четыре года как были женаты — и нам удалось не разбежаться.
    И вот однажды утром (которое ничем не отличается от других) наступает расплата. Казалось бы, все прекрасно. Я в раздумьях, какой свитер — зеленый или синий — мне выбрать для прогулки, и тут раздается звонок в дверь.
    Парень был похож на таксиста. Таксистом он и оказался.
    — Дамочка, ваш муж должен мне полтора доллара, и я пришел их получить. Мне давно следовало это сделать.
    В подтверждение своих слов он демонстрирует мне портсигар Джеки — тот самый, который я подарила мужу на прошлое Рождество.
    — Мне надоело таскать с собой эту штуку в качестве залога. В ломбарде она не стоит ни цента. Единственная причина, по которой я поверил вашему мужу, заключается в том, что женщина, с которой он был в тот вечер, — моя хорошая клиентка. Стоянка такси находится как раз возле ее дома…
    Мое сердце упало в пятки!
    — Одну минуточку, — сказала я, подошла к телефону и набрала номер офиса Джеки.
    — В прошлую субботу он уволился, — сказали мне на другом конце провода.
    Теперь же была среда. Я заглянула в чулан, где стоял дорожный чемодан Джеки. Чемодан был заперт. Я приподняла его за ручку. Он весил чуть ли не тонну. Стало быть, все было готово к отъезду. Значит, эта ведьма его окрутила.
    Натягивая через голову синий свитер, я вернулась к двери.
    — Вы получите ваши полтора доллара, — сказала я, — а также плату за проезд до того места, где живет эта женщина. Поедемте.
    Восточная 54-я улица, в паре домов от большого
"пивного сада"*
"beer garden" — уличная площадка при пабе, где летом публика может пить пиво и есть закуски на открытом воздухе.
на углу Третьей авеню.
    — Конечно, я знаю, как ее зовут, — сказал таксист. — Ее имя Бернис. Я слышал, как ее так называли, когда она садилась с кем-нибудь в мое такси. А фамилия есть на почтовом ящике. Паскаль.
    Никто не видел, как я вошла в подъезд. Лифт работал автоматически.
    Бернис Паскаль завтракала.
"Бромо-Зельцер"*
"Bromo-Seltzer" — торговая марка антацидного средства, разработанного в США в конце ХІХ века для борьбы с изжогой и другими кислотными расстройствами желудка.
и сигарета. Если Джеки называл меня Лапочкой, то интересно, каким эпитетом наградил он эту женщину? Елена Прекрасная, из-за которой началась Троянская война, показалась бы дурнушкой рядом с этой красоткой. Лицо Бернис было из тех, какие появляются на свете, наверное, раз в сто лет.
    — Кто вы? — резко спросила она.
    — Я жена Джеки Рирдона, — ответила я, — и пришла просить вас, чтобы вы от него отстали.
    Все оказалось бесполезно. Я поняла это в тот же вечер, когда пыталась поговорить с мужем. К счастью, кофе, который он выплеснул мне в лицо, был недостаточно горячим, чтобы оставить сильные ожоги. И я даже безропотно перенесла побои, которыми Джеки загнал меня в угол между плитой и обеденным столом. Но когда он схватил свой чемодан и направился к выходу, мне стало по-настоящему больно. Однако я проглотила обиду, наскоро замазала пудрой фиолетовый синяк на челюсти, надела шляпку и догнала его уже на станции метро.
    — Джеки, послушай меня! Ты должен меня выслушать!
    — Ах, да, я забыл, — сказал он и попытался всучить мне пару десятидолларовых банкнот.
    Я не взяла деньги, и ветерок, подхватив купюры, унес их куда-то вдоль рельсов.
    Все, на что я была способна, это только стоять и твердить:
    — Не сегодня, Джеки! Ради бога, только не сегодня! Не ходи к ней. У тебя будут проблемы. Подожди до завтра, а потом уходи, если захочешь. Но только не сегодня, Джеки. Держись от нее подальше…
    К платформе с ревом подъехал поезд и заглушил все другие звуки. Я видела, как его губы сложились в слова: "Прощай, малышка", а затем он сам, его чемодан и поезд унеслись прочь, оставив меня одну на пустой платформе.
    — Не ходи к ней, Джеки, — машинально продолжала я шептать. — Это плохо кончится.

    Я вернулась домой и проревела до полуночи. Потом до самого утра пила джин, который не взял с собой Джеки, после чего провалилась в сон и спала весь день, пока снова не наступил вечер.
    К этому времени на всех улицах уже продавали газеты с крупным пугающим заголовком: "ДЕВУШКА ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ НАЙДЕНА УБИТОЙ". Мое давешнее предчувствие, очевидно, оказалось верным. Окликнув из окна мальчишку-разносчика, я купила у него газету. Действительно, накануне, около девяти вечера, Бернис Паскаль, дом 225 по Восточной 54-й улице, была найдена застреленной в своей квартире. Уже через тридцать минут после этого на Центральном вокзале задержали Джеки, который садился на поезд, чтобы уехать в Монреаль. Ехать он собирался один, но при нем обнаружили два билета и ключ от квартиры Бернис Паскаль. Чемодан Джеки оказался в доме на 54-й улице, где он оставил его на попечение швейцара, когда поднимался наверх к Бернис.
    Я упала на колени, обхватила голову руками и затуманившимися от набежавших слез глазами снова уставилась на статью в газете. Ну что за идиотизм! В 20:30 он первым делом попросил швейцара присмотреть за чемоданом и поднялся наверх без всякого предупреждения — она ведь дала ему ключ. Швейцар не видел, чтобы Джеки спускался. В следующий раз швейцар увидел его, когда тело Бернис уже было обнаружено, а Джеки привезли сотрудники отдела убийств, которые задержали его на вокзале. Газетный репортер восторгался столь быстрым арестом.
    Забытое у Бернис расписание поездов, где был подчеркнут рейс в Монреаль, отправлявшийся в 21:40, обрисовало полицейским картину. Поезда в это время отправлялись каждый день, но копы не стали ждать и сразу рванули на вокзал. Кстати, вещи Бернис тоже были упакованы.
    — Ох, дурак! Ну, какой же дурак! — простонала я и пару раз ткнулась головой в подоконник.

    Через два дня мне разрешили свидание.
    — Ты ведь этого не делал, — сказала я Джеки. — Я найду для тебя хорошего адвоката.
    — Лучше держись от всего этого подальше, — возразил он. — Не хочу, чтобы и тебя в это втянули. Я и без того принес тебе много бед.
    — Но, Джеки, я твоя жена. Тебе не нужно ни в чем меня убеждать. Я просто знаю, что ты этого не делал.
    — Когда я вошел, она уже была мертва, — сказал Джеки. — По радио играли
"Никто не любит"*
  "Nobody’s Sweetheart Now" — популярная песня, написанная в США в 1924 году на музыку Билли Мейерса и Элмера Шобеля, и на слова Гаса Кана и Эрни Эрдмана. Песню исполняли многие джазовые и эстрадные певцы.
. Это мне запомнилось. Но больше я ничего не помню. Наверное, я растерялся и потерял голову. Спустился по запасной лестнице и выскочил из дома, пока швейцар у главного входа вызывал кому-то такси. Я и сам сел в такси за углом. И ездил по улицам, не зная, что делать. Потом я отправился на вокзал, чтобы успеть на поезд…
    — У тебя будет адвокат, Джеки, — пообещала я.
    Мои родственники в
Трентоне*
Trenton — город на восточном побережье США, столица штата Нью-Джерси.
категорически отказались мне помочь. Однако у меня были два кольца: одно с бриллиантом, которое Джеки подарил мне пять лет назад, и платиновое обручальное. С ними я пошла к Уэстману (это имя нужно писать долларовыми знаками).
    — Интересное дело, — сказал мистер Уэстман. — Не могу сказать, что оно мне нравится, но в нем что-то есть. А вы уж, милочка, держитесь.
    Мне это дело нравилось еще меньше, чем ему, — в конце концов, Джеки был моим мужем, а не его, — но я держалась.

    Судебный процесс проходил в разгар дикой жары, из-за которой постоянно возникала путаница с датами заседаний. На улице
90 градусов*
Примерно 32 градуса по Цельсию
в тени. Обливающиеся потом присяжные, готовые осудить хоть самого Архангела Гавриила, лишь бы им позволили выбраться из зала суда и поскорее принять душ. Раздраженный судья, который, наверное, ненавидел собственную мать, родившую его на свет.
    Это был какой-то кошмар. Обвинение утверждало, что Бернис собиралась уехать с Джеки в Монреаль. Затем, когда она по неизвестной причине в последнюю минуту передумала, он убил ее в приступе ревности. Пистолет принадлежал Бернис, однако его обнаружили на дне лифтовой шахты; а женщина была застрелена в голову и умерла мгновенно. Стены в доме толстые. Выстрела никто не слышал. Швейцар видел, как в 20:30 Джеки поднимался наверх. Больше в дом никто не входил. Швейцар уже несколько месяцев знал Джеки в лицо.
    Были еще какие-то свидетельства. У меня создалось впечатление, что Джеки неотвратимо идет ко дну.
    — Сделайте что-нибудь, — твердила я Уэстману. — Вы же можете. Сделайте.
    Уэстман нашел в деле некоторые дыры. Ночной швейцар, заступивший на дежурство в девять вечера, был, очевидно, не трезв — по крайней мере так считал адвокат. Когда же Уэстман решил поговорить с дневным швейцаром, который, возможно, мог бы рассказать о тех, кто заходил к Бернис ранее в течение дня, оказалось, что через двое суток после убийства этот джентльмен уволился и уехал домой в Ирландию (или еще куда-то), не оставив своего нового адреса. Уэстман разыскал бывшую горничную Бернис, которая могла бы сообщить обо всех мужчинах в жизни мисс Паскаль, но как раз в тот день, когда он вызвал эту горничную в суд, ее таинственным образом сбила машина на пересечении 135-й улицы и Ленокс-авеню, после чего этой даме были устроены шикарные похороны. Короче, все плохо; ничего не склеивается.

    День за днем я просиживала в зале суда. Сидела на последнем ряду, скрывая глаза за темными стеклами очков. На 21-й день слушаний присяжные вышли в зал с небритыми щеками, в рубашках, пропитанных потом, и признали Джеки виновным.
    Я упала в обморок. Судебный пристав вынес меня на улицу, но никто этого даже не заметил: все время, пока шел судебный процесс, многие люди от жары падали в обморок.
    Когда Джеки зачитывали приговор, стало попрохладнее, но к тому моменту было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Мой супруг должен был сесть на электрический стул.
    — Короче, моего мужа поджарят за то, чего он не совершал! — сказала я Уэстману.
    — Все жители Нью-Йорка считают, что он это сделал, и только одна слабая бедная женщина думает, что это не так. Вы не можете сопротивляться мнению большинства.
    — Верно. Но я могу голосовать своими деньгами. Что вам нужно для того, чтобы добиться отсрочки исполнения приговора?
    — Новые доказательства. То есть то, чего у меня нет.
    — У вас нет доказательств? А сколько у нас есть времени?
    — До восьмого ноября. Шесть недель для нас и целая жизнь для него.
    У двери я обернулась.
    — Полагаю, пятисот долларов хватит на то электричество, которое они собираются через него пропустить.
    Уэстман всплеснул руками.
    — Можете забрать гонорар обратно. Я чувствую себя еще хуже, чем вы.
    Я забрала деньги, потому что мне они были нужнее. С тех пор, как я наняла адвоката, мне пришлось жить в меблированной комнате за семь долларов в неделю и питаться кукурузными хлопьями. Теперь моя задача заключалась в том, чтобы отделить одного нужного человека от 6 999 999 случайных граждан (или каково было население Нью-Йорка по данным последней переписи?) и повесить на него убийство Бернис Паскаль так, чтобы это было убедительно и позволило моему Джеки выйти на свободу.
    Шесть недель на все про все. Сорок два дня. Тысяча часов. Что имеется? Пятьсот долларов, ангельское личико и сердце, твердое, как скала. Каковы шансы? Тысяча к одному. И это еще мягко сказано. Ну, и кто будет провозглашать тост за такие хилые надежды?
    Я просто сидела, подперев голову руками, и думала о том, что делать дальше. Никаких мыслей, никаких озарений, никаких идей. Я взялась за трудное дело. А минуты утекали одна за другой. Утекали и не возвращались.
    На следующий день мне разрешили попрощаться с Джеки перед тем, как его собирались отправить на север штата. Джеки был в наручниках. Рядом стоял конвоир, так что мы почти не разговаривали.
    — Посмотри на меня. Что ты видишь?
    — Твои глаза странно блестят, — сказал Джеки.
    — Это потому, что я собираюсь тебя вытащить, — шепнула я. — Так что не думай о прощании.
    Когда я вернулась домой, меня поджидал полицейский.
    "Ого! — подумала я, — Это еще что?"
    — Я везде вас искал, — сказал коп. — Мистер Уэстман подсказал мне, где вы живете. Ваш муж попросил передать вам его вещи.
    Он протянул мне чемодан — тот самый, который Джеки упаковал и забрал с собой тем вечером.
    — Спасибо, что сыплете мне соль на рану, — сказала я и не стала приглашать копа в свою комнату.
    Никогда не думала, что душевной пыткой могут стать рубашки, носки и носовые платки. В чемодане лежал и серый костюм моего мужа. Я поднесла пиджак к лицу, закрыла глаза и как бы занялась с Джеки любовью. Копы наверняка десятки раз обшарили все карманы, но они все вернули на свои места. Пара визиток из питейных заведений, мятая пачка сигарет, модная серебряная авторучка в нагрудном кармане.
    Будучи уже почти вдовой, я разложила перед собой все вещи Джеки в своего рода погребальном порядке. Когда я складывала пиджак, то почувствовала что-то внизу — под одним из швов. В подкладке бокового кармана была дырка, но ее было трудно заметить. Когда я вывернула карман наружу и пошарила в дыре, я поняла, что копы не так уж много и потеряли. Это была всего-навсего
спичечная книжка*
  Разновидность спичечной упаковки. Классическая форма рекламных спичек, которую часто можно увидеть в американских фильмах. Такие спички легко помещаются в карман, имеют большую поверхность для печати, при этом дешевы. Особую популярность данная форма получила в барах и отелях. Одна из форм спичечных книжек — на единой подложке находятся плоские бумажные спички, которые перед использованием нужно отрывать.
.
    Я отложила ее в сторону. Потом снова взяла в руки. Это явно не коммерческая книжка. На ней не было рекламы. Спичечная книжка была… личной. Занятно. Черная обложка и два золотистых инициала на ней — "Т. В.". Эти спички были не из отеля, не из бара и не из какого-нибудь магазина. И Бернис они вряд ли принадлежали, потому что "Т. В." — не ее инициалы.
    Где Джеки раздобыл эти спички? Я знала практически всех его друзей. Бернис была для меня единственной темной лошадкой. Ни одно известное мне имя не соответствовало этим двум буквам. Просто чтобы кое-что проверить, я вышла в коридор к общему телефону и позвонила в фирму, где работал Джеки.
    — Т. В. на месте? — небрежно спросила я.
    — Никто с такими инициалами у нас не работает, — ответила девушка на другом конце провода.
    Когда я вернулась к себе в комнату, меня вдруг осенило. Джеки, должно быть, взял эти спички все-таки в квартире Бернис. Но книжка — не ее. К ней заходил кто-то другой и по рассеянности оставил свои спички. Потом появился Джеки. Он был навеселе и, сам того не заметив, положил спички в свой карман.
    Если такое допустить — а это пока ничем не подтверждалось, — то это все равно ничего не значило. Из этого не следовало, что "Т. В." каким-то образом причастен к смерти Бернис. Но если бы у меня была возможность связаться хотя бы с одним человеком, который близко ее знал, я бы могла продвинуться вперед и узнать кое-что о других ее приятелях.
    Надо как-то отыскать таинственного "Т. В.". Подумав об этом, я случайно глянула в угол и увидела таракана, крадущегося в свою норку. Я вздрогнула. Этот таракан — как и все другие тараканы, которых я могла наблюдать неделями, — натолкнул меня на мысль. У меня возникла идея.
    Сначала спичечная книжка, потом таракан. Я принарядилась и направилась к дому 225, где жила Бернис. Отыскала управляющего.
    — Послушайте, — сказала я, — меня интересует квартира "3-Н". Вы ее уже сдали?
    — Нет, — ответил управляющий, — и бог знает, когда мы сможем ее сдать. Люди недоверчиво относятся к таким местам. Это ведь было во всех газетах.
    Я уговорила его проводить меня в квартиру и, оказавшись там, огляделась. Телефон оказался на месте, но связь, естественно, была отключена. Телефонные справочники лежали на полу гардеробного чулана. Никаких других вещей там уже не было.
    "Большой же у тебя шкафчик", — подумала я, перелистывая страницы справочника номеров Манхэттена.
    Потом я положила справочник на пол и снова вышла в комнату. Нужно иметь неплохое зрение, чтобы хорошо видеть в темном чулане. Я на свое зрение не жаловалась.
    — Я хочу вам кое-что предложить, — сказала я. — У меня не так много денег, и я совсем не суеверна. Но мне не нравятся тараканы, которые водятся там, где я сейчас живу. У вас же нет ни единого шанса сдать эту квартиру, пока люди не забудут о том, что в ней произошло, и вы это прекрасно знаете. Я готова снять ее ровно за четверть того, что за нее платила прежняя жиличка. Что вы на это скажете?
    Управляющий спустился вниз, позвонил риэлторам, снова вернулся — и квартира перешла в мое распоряжение. Но только на шесть недель; или, если посмотреть с другой стороны, примерно до того времени, когда Джеки могли посадить на электрический стул — что меня вполне устраивало, так как это был именно тот срок, на который я в любом случае собиралась снять эту квартиру.
    Как только дверь за управляющим закрылась, и я осталась в квартире одна, я сразу направилась к чулану и вытащила на свет божий справочник Манхэттена. Я перевернула его и встряхнула. Из страниц выпал картонный прямоугольник — тот самый, который я уже видела в первый раз, когда листала справочник. Это была одна из тех карточек, разлинованных на строки и столбцы для имен и номеров, которыми телефонная компания снабжает своих абонентов, чтобы те могли записывать туда отсутствовавшие в справочнике номера телефонов.
    На карточке Бернис было три карандашные записи:

     Руби Моран — Уикершем, номер такой-то;
     Джильда Джонсон — Стайвесант, номер такой-то;
     Томми Вайлант — Баттерфилд, номер 8-14160.

    Дело принимало интересный оборот. Баттерфилд — это ведь в районе Парк-авеню, где самая дорогая недвижимость. Однако сливки общества не опускаются до того, чтобы таскать с собой спички с собственными инициалами. Это удел беспардонных хвастунов. Скорее всего, этот Томми Вайлант ("Т. В."), кем бы он ни был, рубил деньги по-быстрому, но еще не влился в высшее общество. Это означало, что он был, возможно, рэкетиром (легальным или нет). И, может быть, Бернис знала о нем слишком много, или наговорила лишнего, или собиралась это сделать, и поэтому теперь она удобряет почву
Вудлона*
Кладбище Вудлон (англ. Woodlawn Cemetery) — одно из крупнейших кладбищ Нью-Йорка.
. Хотя, может, все было совсем по-другому. Это мне и предстояло выяснить.
    Что касается полиции, то для них дело против Джеки было настолько простым, что они не будут им заниматься, выискивая мелкие улики вроде спичек за подкладкой пиджака, которого не было на Джеки в момент, когда его арестовали, или записанных карандашом номеров на карточках, спрятанных между страниц телефонного справочника. Для этого требовался маленький незаметный человечек — каким была я.
    Я вышла на улицу и, немного поразмыслив, отправилась на Бродвей, в один из модных магазинов, торгующих сценическими костюмами.
    — Покажите мне что-нибудь такое, — попросила я, — что может поразить воображение. Чтобы, увидев это, у мужчин искры из глаз летели.
    То, что я, в конце концов, выбрала, было чем-то вроде
шемизетки*
(от фр. "chemisette" — уменьш. от "chemise" — "рубашка") — накидка, легкая блузка или манишка.
, которую обычно поддевают под одежду в холодное время года. Мне это обошлось в пятьсот долларов, но оно того стоило. Я забрала сверток с покупкой и пошла дальше. Отыскала паршивый третьесортный бар недалеко от того места, где я жила, и долго там сидела. Я болтала с барменом, а когда он отворачивался, выплевывала в плевательницу очередной глоток коктейля ядовито-розового цвета.
    — Вряд ли у меня это найдется, — сказал бармен, когда я, наконец, решилась задать ему вопрос. — Меня могут прикрыть за такое. При всем желании, этого здесь просто нет.
    — Мне надо было для безобидного розыгрыша, — ответила я. — Ладно, забудь. Я никогда ничего не просила. Я вообще здесь не была, и ты никогда меня не видел, и я никогда тебя не видела.
    Но я заказала еще одну порцию коктейля
"Джек Роуз"*
  "Jack Rose" — классический алкогольный коктейль из американского яблочного бренди (кальвадоса), сиропа гренадин и свежевыжатого лайма или лимонного сока. Вероятно, возник в конце ХІХ— начале ХХ века в США. Напиток был популярен в 1920-1930-х годах, но со временем утратил популярность.
и протянула бармену десятидолларовую купюру.
    — Сдачи не надо, — сказала я.
    Когда он принес напиток, в его ладони был зажат маленький пакетик из белой бумаги. Я подхватила коктейль, не дав бокалу коснуться стойки.
    — Попробуйте вот это, — сказал бармен уголком рта и неторопливо двинулся вперед, протирая барную стойку.
    Я сунула пакетик в сумку и вскоре покинула бар.

    Когда я вернулась в квартиру, телефон уже работал, и я позвонила по номеру Томми Вайланта. Ответил мужской голос.
    — Томми? — проворковал я, как будто знала Вайланта всю свою жизнь.
    — Мистер Вайлант, — сказал голос, — ушел по делам.
    Слово "мистер" подсказало мне, что это, должно быть, слуга — преданный Пятница.
    — А кто хочет говорить с мистером Вайлантом?
    — Одна его подружка. Где я могу с ним встретиться?
    — В
"Клубе веселых девяностых"*
  "Веселые девяностые", или "Беспутные девяностые" (англ. "The Gay Nineties"), — культуроведческий термин, означающий последнее десятилетие ХІХ века (1890-е годы), когда в светском обществе США поощрялись непомерные траты всего, что имелось, на удовлетворение любых "хотелок".
.
    Это упростило мою задачу, потому что если бы Вайлант сам подошел к телефону, я могла бы оказаться в затруднительном положении.
    Мне потребовался час, чтобы подготовиться. Я и так-то выглядела неплохо, но уж теперь на меня запал бы практически любой мужчина. Я пришла в клуб рано, однако твердо решила: буду сидеть, если потребуется, до самого закрытия. Я, кстати, рисковала подхватить пневмонию в своем наряде стиля "бери и пользуйся", но оно того стоило.
    Я наплясалась под звуки джаза, и, когда снова уселась за столик, еле-еле смогла отдышаться. Выступление приглашенных артистов было совсем негодным — даже официанты его не смотрели. Я заказала себе
"Розовую леди"*
"Pink Lady" — классический коктейль на основе джина, сиропа "Гренадин" и яичного белка.
и стала ждать. Потом, когда я достала сигарету, мне со всех сторон стали протягивать зажигалки: их огоньки напоминали целый рой светлячков.
    — Положите зажигалки на стол, — сказал я, — и я выберу, какая мне понравится.
    Тот, кто увлекался спичками с собственными инициалами, не стал бы пренебрегать нанесением тех же инициалов на зажигалку, и я желала ее увидеть.
    Передо мной легли на стол девять зажигалок. На одной из них — маленькой зажигалке, покрытой черной эмалью, — красовались позолоченные инициалы "Т. В.".
    — Кто даст мне прикурить от этой зажигалки? — спросила я и пододвинула свободный стул к себе поближе.
    Он не был похож на мелкого бандита, как мне это представлялось. Он выглядел так, будто каждый день играл в хоккей, а по утрам обливался холодной водой.
    — Уф! — услышала я чей-то шепоток, пока остальные восемь зажигалок исчезали со стола. — Если бы она его не выбрала, тут начался бы мордобой!
    А, так вот каким он был! Может, это и объясняет то, что случилось с Бернис?
    Он вернул мою "Розовую леди" официанту и заказал газировку.
    — Как тебя зовут?
    — Лапочка, — сказала я.
    — Потрясно.
    Через три часа он сказал:
    — Ты не тушуйся. Сейчас поедем ко мне, пропустим по маленькой.
    — Нет, давай лучше ко мне, — сказала я. — Очень хочется снять все это и переодеться во что-нибудь другое.
    Когда мы вышли из такси, Вайлант споткнулся о ступеньку крыльца, и пока швейцар помогал ему подняться, я обернулась к водителю.
    — Дождитесь меня. Я выйду примерно через полчаса. Одна. И вы будете мне нужны.
    Вайлант был достаточно пьян, однако он узнал дом, в который мы приехали.
    — Я здесь уже бывал, — торжественно объявил он, когда мы поднимались на лифте.
    — Будем надеяться, что ты здесь задержишься.
    Я впустила его в квартиру. Он рухнул в кресло.
    — Принесу выпивку, — сказала я и достала два наполненных бокала, которые оставила в холодильнике перед тем, как уйти.
    В одном бокале я растворила полную дозу снотворного из белого пакетика.
    — А теперь, извини, я на минутку, — сказал я позже, когда тщательно ополаскивала горячей водой два опустевших бокала.
    Я переоделась в спальне, а когда снова вышла в гостиную, парень уже спал, как младенец. Я заглянула в его документы и узнала адрес. Потом взяла его ключи, спустилась вниз, села в такси и сказала водителю, куда меня отвезти. Мы приехали на Парк-авеню. Он жил в пентхаусе, но довольно маленьком: всего две комнаты.
    Еще в "Клубе веселых девяностых" я узнала, что его слуга-филиппинец в пентхаусе не ночует, а уходит домой каждый день около десяти вечера. Это было хорошо, иначе у меня ничего бы не вышло. В пентхаус вел отдельный изолированный лифт.
    — Вы меня ждете? — остановилась я возле лифтера. — Он послал меня домой раньше, чтобы я успела взбить подушки.
    Когда я оказалась в его квартире, было уже три часа ночи, и я пробыла там до семи утра. Тщательно все обыскала. Но ничего не нашла. Ни клочка бумаги, ни строчки, которая указывала бы на то, что он когда-либо знал Бернис. Возможно, он успел все уничтожить.
    Я нашла встроенный в стену сейф. Он был заперт. Однако замочек ящика стола в спальне не устоял перед моей шпилькой. В ящике оказалась маленькая записная книжка, в которой я нашла нужную комбинацию шифра.
    Сейф оказал определенную пользу. Там, правда, ничего не было о Бернис, зато на внутренних полках хранились корешки от множества погашенных чеков, которых у него никак не должно было быть. Один из чеков (на имя Джо Каллахана с Третьей авеню) был выписан через два дня после смерти Бернис. Двести с чем-то долларов. Как раз достаточно, чтобы переправить мужа и жену через Атлантический океан. Третьим классом.
    Джо Каллахан был тем самым дневным швейцаром в доме 225 по Восточной 54-й улице, которого Уэстман так старался найти, но обнаружил, что Каллахан уволился и уехал домой в Ирландию. Я сунула корешок этого чека себе под подвязку. Так, на всякий случай. Если он "подмазал" и ночного швейцара, чтобы тот закрыл глаза на его посещения квартиры Бернис, у него наверняка хватило ума сделать это наличными. Чтобы не было никаких доказательств. То же самое касается и водителя автомобиля, который сбил горничную в Гарлеме.
    Так что, в общем и целом, моя инвентаризация потерпела фиаско.
    В любую минуту мог появиться слуга-филиппинец, поэтому мне нужно было спешить. Минут десять я потратила на то, чтобы привести все в порядок.
    Когда Вайлант очнулся — в кресле, в котором он и уснул, — я сидела перед ним: одетая и умытая, как будто я только что встала. Ключ от пентхауса снова был у него в кармане, ибо слесарю потребовалось всего двадцать минут, чтобы сделать мне дубликат. Корешок чека я оставила у фотографа, который должен был сделать с него фотокопии.
    — А ты славный, — проворковала я, когда он открыл глаза. — Спал возле меня, как котенок. Давай, иди в душ, а я сварю тебе кофе.
    Допив вторую чашку, он огляделся.
    — Мне эта комната как будто знакома, — сказал он, поднялся на ноги и выглянул в окно.
    Я увидела, как побелело его лицо.
    — Господи, это та же квартира, — пробормотал он. — Мне нужно уходить!
    — Нервничаешь? — сладким голосом спросила я.
    — Нисколько, — отозвался он. — Просто у меня похмелье. Не заставляй меня ничего тебе рассказывать. Только не сейчас. Мне нужно на воздух.
    Он схватил свою шляпу, а я схватила его за рукав.
    — Ты обещаешь? — спросила я. — Все мне расскажешь позже? Например, сегодня вечером?
    — Нечего рассказывать! — отрезал он и хлопнул дверью.
    Еще на шаг ближе к разгадке! Я взяла его пустую чашку и разбила ее о стену.

    — Этого недостаточно! — рявкнул Уэстман, когда я передала ему фотокопию корешка чека. — Я что, волшебник? Это не доказывает его связи с Бернис. Это лишь показывает, что он заплатил двести баксов какому-то парню по имени Джо Каллахан. В Нью-Йорке полно людей с таким именем. Как вы собираетесь идентифицировать этого "Дж. К." с тем, который работал швейцаром в ее доме? И даже если вам это удастся, это все равно не докажет, что плательщик имел какое-то отношение к ее смерти. Может, и имел. Но улик недостаточно!
    — Погодите, — сказала я. — Кто говорит, что это все? Я еще не закончила. Помните поговорку: "С миру по нитке — голому рубашка"? Я принесла это вам только для того, чтобы спрятать в надежном месте — в вашем офисном хранилище. Я надеюсь, что улик будет больше. Но для того, что я задумала, мне нужны деньги.
    — Я адвокат, а не банкир.
    — Вы можете выиграть это дело. Поступите, как банкир. Дайте мне денег. Для вас это будет отличная инвестиция.
    Деньги я получила.
    Я отправилась в самый большой музыкальный магазин в городе и поговорила с его директором.
    — Мне скоро нужно будет выступать на сцене, — сказала я, — и я хотела бы сделать у себя дома несколько звукозаписей. Нет, петь я не буду. Я буду только говорить. Но запись моего голоса должна звучать абсолютно чисто, независимо от того, где я буду стоять. Можно такое устроить?
    Директор заявил, что такого оборудования у них не имеется. Есть только малоэффективные микрофоны, к которым нужно стоять очень близко и громко кричать. Но когда я сказала, что расходы не имеют значения, он предложил прислать мне пару своих специалистов, дабы они подсоединили к моему фонографу более чувствительный микрофон и сделали все необходимые подключения. После этого, используя покрытый воском "мастер-диск" и специальную иглу, я смогу добиться почти того же эффекта, что и звукозаписывающие компании в своих студиях.
    Я согласилась на предложенный вариант.
    — Видите ли, ко мне приедет известный продюсер, от решения которого зависит вся моя карьера.
    Директору пришлось звонить на фабрику, чтобы заказать иглу и восковой мастер-диск, поскольку в магазине такого добра не было.
    — Берите на всякий случай десяток игл и штук двадцать дисков, — сказала я. — Он может попросить меня исполнить монолог Гамлета.
    Возможно, директор посчитал меня сумасшедшей. Однако он не стал мне возражать и лишь промолвил:
    — Я сделаю вам скидку на иглы и диски.
    — О, и не забудьте про сам фонограф, — напомнила я перед уходом. — У меня его, вообще-то, нет.
    К пяти вечера специалисты все закончили. Фонограф оказался не таким большим, как я ожидала. И, в отличие, скажем, от граммофона, на него можно было только записывать звук, но не воспроизводить его.
    — Есть еще кое-что, — сказала я. — Мне бы хотелось иметь возможность включать и выключать эту штуку, не подходя для этого к ней каждый раз.
    Оказалось, это не так просто сделать. Все, что мне смогли предложить специалисты, — это прикрепить к фонографу провод с электромеханической кнопкой на конце. Можно, сидя возле фонографа, нажать на кнопку, и прибор запустится, а если кнопку отпустить — запись остановится. Фонограф, естественно, был подключен к электрической розетке, и его не нужно было заводить никакой ручкой.
    — Поставьте ваш агрегат как можно ближе к кушетке, — попросила я.
    Когда все было готово, мы установили на фонографе восковой мастер-диск, и я попробовала сделать запись. Я встала в дальнем конце комнаты и произнесла:
    — Привет. Как дела? Хорошо выглядишь.
    Говорила еще какую-то ерунду — все, что пришло мне тогда в голову. Потом я села на кушетку и записала свой голос оттуда.
    Специалисты сняли с фонографа восковой мастер-диск и проиграли его на небольшом портативном устройстве, которое привезли с собой. На самом фонографе звук с восковой поверхности, конечно, нельзя было воспроизвести — требовалась более мягкая игла из фибры или бамбука, чтобы не испортить звуковую дорожку. Запись с дальнего конца комнаты вышла немного глуховатой, а вот то, что было записано возле кушетки, звучало настолько чисто и естественно, что я чуть не подпрыгнула от неожиданности.
    — В принципе, меня все устраивает, — сказала я. — Но вот как я узнаю, что запись на диске закончится и нужно ставить новый диск?
    — Там есть автоматический стопор, — сказали ребята. — Кнопка у вас в руке сработает, и вы почувствуете, как она займет положение "выключено".
    После того как они ушли, я сама сделала еще несколько улучшений. Повесила на шкаф ажурный кружевной шарфик, чтобы за ним ничего не было видно, и протянула провод с кнопкой под кушеткой. Теперь кнопка была вне поля зрения, но ее легко можно было поднять, независимо от того, на каком конце кушетки вы сидели, просто опустив руку на уровень пола.

    Следующим вечером, когда мы вернулись из "Клуба веселых девяностых", он уже был полностью под влиянием моих чар. Я намеренно ушла с ним из клуба пораньше, не дав ему возможности слишком нагрузиться. Конечно, с пьяным говорить проще, но в суде это может дать негативный результат.
    Он был полностью в моей власти, однако продолжал ворчать.
    — Почему мы не могли поехать ко мне? Говорю же тебе, мне тут не нравится. От этого места у меня мурашки.
    На этот раз я наливала алкоголь прямо у него на глазах. Он взял бокал, который я ему протянула, усмехнулся и спросил:
    — Еще один
"Микки Финн"*
  "Micky Finn" — на сленге это напиток с использованием парализующего агента, который дается кому-то без его ведома с намерением парализовать или "вырубить". Назван в честь управляющего салуном "Lone Star" и рестораном "Palm Garden" Майкла "Микки" Финна. Эти заведения работали в Чикаго (США) с 1896 по 1903 годы. В декабре 1903 года несколько чикагских газет задокументировали, что Майкл "Микки" Финн был обвинен в использовании подобных напитков для выведения из строя и последующего ограбления некоторых своих клиентов.
?
    Я на секунду замерла, а потом сделала единственное, что было возможно в этой ситуации. Забрала у него бокал и выпила сама.
    — Ты говоришь ерунду, — холодно обронила я. — Или можешь подтвердить свои слова?
    — Думаю, ты тогда это сделала, чтобы я к тебе не приставал.
    Я перевела дыхание.
    — Ты собираешься оставить меня на ночь? — спросил он.
    Я об этом и не подумала. Мои мысли были заняты совсем другими проблемами, и я забыла, что он-то может захотеть всяких таких штучек.
    — Устраивайся поудобнее, — нежно сказала я, — а я пока смою боевую раскраску.
    Я направилась к ванной комнате и уже на полдороге услышала его слова:
    — А где радио? Давай послушаем музыку.
    Боже, подумала я, вдруг он найдет фонограф!
    Я обернулась. Лицо у меня, наверное, сильно побледнело.
    — У меня… у меня нет радио, — пролепетала я.
    — А это что такое? — спросил он и потянулся к кружевному шарфику, прикрывавшему фонограф.
    — Это электрическая швейная машинка, — сказала я первое, что мне пришло в голову. — Я сама шью себе одежду. Томми, подойди ко мне на минутку, я хочу тебе кое-что показать.
    Он подошел, а я постаралась успокоиться.
    — Смотри, какая у меня чудесная гардеробная.
    Он по-своему понял мои слова и, приобняв меня за плечи, начал подталкивать к чуланчику.
    — О, нет, нет! — заверещала я. — Притормози! Давай лучше сядем и спокойно поговорим.
    Мы уселись на кушетку, и я поставила свой бокал на пол, в дюйме или двух от провода, соединенного с фонографом.
    — Почему ты все время говоришь, что тебе тут не нравится? — осторожно спросила я. — Почему тебя бросает в дрожь от этого места? И ты так побледнел, когда выглянул в окно...
    — Давай лучше поговорим о тебе, — сказал он.
    — Но мне хочется знать. Ты обещал рассказать всю правду.
    Разговорить его оказалось сложнее, чем я думала.
    — Ты такая классная, лапочка, — прошептал он мне на ухо. — Ты сводишь меня с ума. Это не просто интрижка на одну ночь. Я, наверное, даже хочу жениться на тебе.
    Он обнял меня и положил голову мне на плечо. Теперь он был в моей власти. Я опустила руку вниз и нащупала на полу провод. "В аду ты женишься, придурок", — свирепо подумала я.
    — Думаю, ты тот еще бабник, — сказала я, одновременно перебирая пальцами провод, пока не почувствовала в своей ладони кнопку. — Ты знал кого-то, кто жил в этой квартире, и ты ей напевал то же самое.
    — А… та крыска, — кисло пробормотал он. — Она была бестолковой.
    — Кто она вообще такая?
    Я замерла в ожидании.
    — Ты, возможно, читала об этом в газетах, — сказал он. — Та женщина, Паскаль, которую шлепнули.
    Я приподнялась на локте и нажала на кнопку. Потом, немного повысив голос и четко произнося слова, сказала:
    — Томми Вайлант, — я решила повторить его имя дважды, чтобы в дальнейшем было легче провести идентификацию. — Томми Вайлант, ты знал Бернис Паскаль, ту девушку, которую нашли мертвой прямо здесь, в этом самом доме?
    — К несчастью, немного знал.
    — К несчастью? А что ты почувствовал, когда ее застрелили?
    — Облегчение. Я трижды крикнул "Ура!"
    — Чем она тебе так досадила?
    — Она была круглой дурой, — сказал он. — Пыталась промышлять шантажом. Случайно узнала обо мне кое-что. Не слишком приятное, но полезное для федералов. О перестрелке в Детройте во времена сухого закона. Я ей сказал, что ее номер не пройдет и если она будет на меня давить, то ей не поздоровится. Я подкупил ее негритянку-горничную, и та предупредила меня, когда Паскаль решила сбежать в Монреаль с этим парнем Рирдоном. Я сразу понял, что это значит. Когда у нее закончатся деньги, она вернется к шантажу — и я уже не смогу ее остановить!
    — И что ты сделал?
    — Я пришел сюда, в эту квартиру, чтобы остепенить Бернис. А с такой дамой, как она, сделать это можно было только одним способом.
    — Ты пришел сюда, чтобы ее убить?
    — Да, — сказал он. — Она это заслужила.
    Я внезапно отпустила кнопку. Казалось, моя рука действовала сама собой. И не спрашивайте меня, как я поняла, что он скажет дальше. Но рисковать я не собиралась
    — Когда я пришел, она уже была мертва, — продолжал он. — Кто-то меня опередил. Она лежала на полу, уже холодная. Сначала-то я подумал, что она просто пьяна. А когда все понял, то что мне оставалось делать? Надо было уходить. И я быстро смотал удочки.
    Между словами "делать" и "надо" я снова нажала на кнопку.
    — Что это жужжит? — спросил он. — Комар, что ли?
    — Это холодильник, — сказала я. — Мотор то включается, то выключается.
    Уэстман был достаточно опытен, чтобы потом стереть мои слова, прежде чем сделать копию с воскового диска на эбонитовую пластинку.
    — Я не должен был все это тебе говорить, — сказал он. — Но ты не такая, как она.
    Чтобы придать ему уверенности, я слегка прижалась к его плечу, но не настолько сильно, чтобы он снова полез обниматься.
    — Что ты сделал потом? — промурлыкала я.
    — Я выбросил ключ от ее квартиры в канализацию. Поймал такси на углу и поехал в клуб, чтобы обеспечить себе хорошее алиби. На другой день я отыскал дневного швейцара и оплатил ему билеты в Ирландию — просто на всякий случай. А то он видел меня с этой Бернис слишком часто.
    — А ночной швейцар?
    — Он новенький. Ко мне еще не пригляделся; и в какую квартиру я хожу, тоже не знал.
    Значит, ночного швейцара он не "подмазал". Наверное, это было глупо.
    — А горничная тебя не волновала?
    — С ней произошел несчастный случай. Она попала под машину.
    По его тону я поняла, что это действительно был несчастный случай, и что он не имел к нему никакого отношения. Однако я решила это исправить. Я громко рассмеялась, как будто уловила в его словах нечто совсем другое.
    — Ты все предусмотрел! — сказала я и отпустила кнопку.
    Моя последняя фраза была довольно рискованной, но он, слава богу, не обратил на нее внимания.
    — Что тут смешного? — спросил он чуть обиженно.
    Внезапно раздался телефонный звонок. Звонили ему. Его хотели немедленно видеть в клубе по каким-то важным делам. Уходя оттуда, он оставил номер, по которому с ним можно было связаться. Звонок из клуба был очень кстати. Я и сама уже думала, как мне избавиться от Вайланта. Ну, и кто будет утверждать, что Санта-Клауса не существует?
    — Увидимся завтра вечером, лапочка.
    Он схватил свою шляпу, небрежно чмокнул меня в щеку и умчался прочь.

    За окном светало. Я сидела на кушетке, уставшая и измученная. Кнопка, сделавшая всю грязную работу, выскользнула из моих пальцев. Я посмотрела на нее, покачала головой и подумала: "Досталось тебе, бедняжка". Я не знала, радоваться мне или нет.
    Наверное, я задремала. Когда же открыла глаза, то долго не решалась подойти к фонографу. Наконец я собралась с духом и сняла с прибора восковой мастер-диск. Какой непрочный этот воск! Стоило только выпустить диск из рук, позволить ему упасть на пол, случайно на него наступить и все — прощай, запись. Я подумала о Джеки, затем осторожно положила диск на стол и пошла к телефону. Хотя, пошла — не то слово. Я рванулась к аппарату. Позвонила Уэстману и сказала, что у меня есть то, что ему нужно
    — Отлично, привозите все ко мне, — ответил адвокат.
    — Не могу. Приезжайте сами и заберите! И побыстрее! Ловите такси! Не давайте мне времени подумать. Торопитесь, пока я...
    Уэстман приехал достаточно быстро. Он положил мастер-диск в бумажный пакет и сказал:
    — Я свяжусь с тюрьмой. Уверен, мы получим отсрочку казни! А почему на вас лица нет? Вы должны бы радоваться…
    — Хватит болтать! — воскликнула я. — Поезжайте скорее и увезите эту штуку с моих глаз.
    Через некоторое время я опять сняла телефонную трубку и позвонила Томми Вайланту.
    — Том, — сказала я, — как быстро ты успеешь смыться из города?
    — Да за пять минут, если придется, — ответил он. — А что случилось?
    — Тебе надо спешить. Я только что узнала. Дело Бернис Паскаль вернут на доследование.
    — А я тут при чем? — удивился он. — Я ведь чист.
    — Не спорь. Просто прислушайся к моему совету. И… прощай, Том, — я всхлипнула. — Ты, правда, можешь улизнуть незаметно?
    — Да с легкостью! А почем ты плачешь?
    — Ты… ты вроде как мне понравился, Том, — сказала я и повесила трубку.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏
    Утром я открыла глаза и увидела, как Джеки, приподнявшись на локте, с беспокойством смотрит на меня.
    — О, моя голова, — простонала я.
    — Лапочка, — сказал Джеки, — пообещай мне, что не будешь столько пить перед сном.
    — А что такое?
    — Ты бормочешь во сне. Говоришь всякие забавные вещи. Сегодня сказала, что это ты убила Бернис Паскаль.
    Я посмотрела на него исподлобья и улыбнулась. Джеки улыбнулся в ответ и нежно произнес:
    — Лапочка моя.
    Он всегда меня так называет. Всегда говорит, что в голове у меня ничего нет, зато снаружи я вся покрыта медом.
Тело наверху
    Я вернулся домой около 18:15.
    — Тяжелый день? — спросила жена, увидев, как я швырнул шляпу на люстру. — Ужин готов.
    — Только приведу себя в порядок, — отозвался я, быстро прошел в ванную, открыл краны, разделся и плюхнулся в воду.
    Потом я насторожился. Либо я свихнулся, либо что-то не так было с мылом. Вроде нормальный кусок туалетного мыла красного цвета. Но с него как будто бы сходила краска. Вода вокруг меня окрашивалась в бледно-розовый цвет. Красиво, конечно, но я такого не люблю.
    Потом что-то капнуло мне на плечо. Я машинально посмотрел вверх и вскрикнул от неожиданности. Весь потолок надо мной был мокрым. Большое влажное пятно медленно расползалось. Мелкие капли собирались в более крупные и падали вниз. Должно быть, в ванной этажом выше — протечка, подумал я. И протечка приличная! Но странность было не в этом. Обычная протечка — забота сантехника, а не моя. Но капавшая сверху вода была... розовой! Вода была смешана с чем-то еще. Про это "что-то еще" мне было неприятно думать, хотя подозрение сразу пришло мне в голову.
    Я выскочил из ванны, натянул штаны и рубашку и — весь мокрый — бросился оттуда вон. Чуть не сбил с ног жену, когда бежал к двери.
    — У Фрейзеров что-то случилось! — крикнул я на ходу.
    — Бедная женщина! — послышался голос жены за спиной.
    — Не ходи пока в ванную, — предупредил я.
    Не дожидаясь лифта, я побежал вверх по лестнице. Мы жили на третьем этаже; Фрейзеры — на четвертом. У их двери стоял мужчина, который как раз убирал руку от дверной ручки. Он обернулся, и я увидел, что это Фрейзер — собственной персоной.
    — Я не могу попасть внутрь, — сказал сосед. — Утром я забыл взять ключ.
    Он одарил меня натянутой улыбкой. Это был белокожий симпатичный мужчина в шляпе, надвинутой на левое ухо.
    Я ничего не ответил, но, обернувшись, крикнул вниз:
    — Кэти!
    Моя жена не была бы женщиной, если бы не стояла у подножия лестницы и не слушала, вместо того чтобы оставаться в квартире, где ей было самое место.
    — Позвони управляющему и скажи, чтобы он захватил с собой универсальный ключ.
    Похоже, Фрейзеру и в голову не приходило, что что-то могло случиться. Мы с ним были знакомы лишь шапочно. Поэтому он должен был удивиться, с чего это я вдруг беспокоюсь, попадет он в свою квартиру или нет. Если и так, то он во всяком случае не подал виду. Он только спокойно сказал:
    — Вам не о чем беспокоиться. С минуты на минуту придет моя жена.
    — Сомневаюсь, приятель, очень сомневаюсь, — промолвил я, но не стал объяснять, что я имею в виду: скоро он и так все узнает.
    С грохотом распахнулась дверь лифта, и из кабины выбежал управляющий. Я протянул руку и сказал:
    — Дайте мне ключ. Я сам открою.
    Фрейзер, наконец, впервые выказал некоторые признаки нервозности.
    — Я вас не понимаю, — сказал он. — Что вам нужно в моей квартире?
    — Помолчите, — рявкнул я. — Сейчас поймете.

    Я вошел в квартиру первым. В гостиной все было аккуратно и опрятно, даже пепельница стояла на своем месте. Короткий проход вел в спальню (планировка была такая же, как и у нас с Кэти), а рядом находилась дверь в ванную комнату. Эта дверь была плотно прикрыта, и сначала ничего нельзя было заметить, если не опустить взгляд на пол. Прямо у порога образовалась лужица воды. Я открыл дверь и... бог ты мой! Там на полу был слой воды около фута. Ванна была переполнена. А в ванне... лежала женщина. Полностью погруженная в воду. Одетая. В ванне также был утюг. Голова женщины была разбита, лицо изуродовано. Вряд ли ее узнал бы даже тот, кто был с ней хорошо знаком. В ванной комнате произошла настоящая кровавая бойня! Неудивительно, что трагедия затронула и нашу квартиру.
    Разумеется, это была жена Фрейзера. Позади себя я услышал звук, похожий на то, как если бы из автомобильной шины медленно выпустили воздух. Фрейзер лишился чувств. Управляющий, сам бледный как полотно, еле успел его подхватить. Да и у меня тошнота подкатила к горлу.
    — Отведите его вниз, в нашу квартиру, — сказал я.
    Снова заперев входную дверь, чтобы внутрь не могли зайти другие жильцы, я последовал за ними.
    — Кэти, позаботься об этом человеке, — попросил я жену, а сам набрал на телефоне номер "Спринг 7-3100".
    — Убийство? — выдохнула Кэти.
    — Еще какое. Налей мне, пожалуйста, виски на два пальца. Это самое жуткое, что мне доводилось видеть.
    Не зря Кэти была женой детектива; после этого она больше не задавала вопросов.
    — Шеф, это Гэлбрайт. Докладываю из своей квартиры. Прямо в моем доме совершено убийство. Некая миссис Фрейзер. Квартира "4-С". Голова размозжена утюгом.
    — Давай, займись этим, — сразу приказал шеф. — Пришлю к тебе судмедэксперта.
    Клик!
    — Я же тебе сказал, не подходи к ванной. И закрой дверь.
    Мои слова были обращены к Кэти, которую я застукал стоявшей на пороге ванной комнаты и завороженно смотревшей на испорченный потолок.
    — Завтра надо будет все заново оштукатурить.
    Я поужинал, если можно ужином назвать стопку виски, которую я опрокинул себе в рот, после чего снова побежал наверх.
    Оказавшись в квартире Фрейзеров, я еще раз заглянул в "пещеру ужасов", как я определил для себя их ванную комнату. На женщине было надето цветастое кимоно. На ногах — домашние тапочки с помпонами. Я протянул руку и, зажмурив глаза, закрыл кран и вытащил пробку, чтобы выпустить воду из ванны. Затем я убрался восвояси из этого адского места.
    Обошел гостиную, заглянул в спальню. На туалетном столике стояла двойная рамка с фотографиями: одна — мужа, другая — жены. Фото миссис Фрейзер дало мне представление о том, как она выглядела до случившейся трагедии. Некрасивое, но интеллигентное лицо. Мозговитая дамочка. Теперь-то ее мозги, подумал я, разбросаны по всей ванной на всеобщее обозрение.
    Я выдвинул ящики комода и заглянул в них. Барахло мужа было сложено в один маленький верхний ящик; все остальные ящики были заняты женскими вещами. У миссис Фрейзер явно был вкус.
    Платяной шкаф. Один мужской костюм; девять женских платьев. Забавно, но воздух в спальне был чистым, без всяких посторонних запахов; а вот из шкафа отчетливо тянуло застоявшимся сигаретным дымом. Я быстро прикрыл дверцу шкафа, вдохнул свежего воздуха, потом снова открыл дверцу и принюхался. Запах был слабее, чем в первый раз, но все еще присутствовал.

    — Да, я здесь! Проходите в ванную! — крикнул я судмедэксперту и ребятам, которые только что прибыли.
    На лестничной площадке поставили полицейского, чтобы не пускать репортеров, и все принялись за работу. Когда коллеги начали путаться у меня под ногами, я ушел к себе, чтобы спокойно подумать. Прихватил страховой полис на жизнь миссис Фрейзер, который нашел спрятанным в нижнем ящике комода, и две заколки для волос. Одну заколку я поднял с ковра в спальне, другую обнаружил на полу в ванной комнате. Полис был оформлен на десять тысяч долларов. Первый взнос был выплачен всего неделю назад. Я позвонил агенту, который оформлял страховку, и поговорил с ним.
    — Нет, это не муж. Она сама к нам обратилась, — заявил агент. — Сказала, что муж давно упрашивал ее застраховать жизнь. Просто умолял.
    — Ага-а, — протянул я. — А вы не знаете, кто такая миссис Дрю, которая указана бенефициаром?
    — Какая-то ее подруга. Она решила сделать миссис Дрю выгодополучателем, потому что, по ее словам, слышала много историй, когда людей убивали из-за страховки. Поэтому она не хотела рисковать. Эта страховка не делала ее мужа бенефициаром.
    Мне это как-то не слишком понравилось. Ни одна женщина, которая запихивает все вещи своего мужа в один маленький верхний ящик комода, а все остальное пространство присваивает себе, не будет бояться, что ее муж поступит с ней подобным образом. Она бы нашла, что сказать своему супругу по этому поводу. Или, если она действительно боялась, зачем вообще было оформлять страховой полис? Почему бы просто не затихариться и постараться избегать любых неприятностей?
    Я решил задать несколько вопросов Фрейзеру — неважно, был он готов отвечать или нет. Мужчина сидел в нашей гостиной на краешке дивана, прикладывал к носу ватку, пропитанную нашатырным спиртом, и дрожал так, будто был охвачен "пляской Святого Витта". Кэти и управляющий, стоявшие с двух сторон от Фрейзера, пытались поднять его на ноги.
    — Вон отсюда, — сказал я этим двоим и ткнул большим пальцем в сторону двери.
    — Только не устраивай тут допрос с пристрастием, — уголком рта предупредила меня Кэти. — Я только утром все пропылесосила.
    — Сколько вы зарабатываете? — спросил я Фрейзера, когда моя жена и управляющий покинули комнату.
    Он мне ответил.
    — На какую сумму вы застрахованы, — задал я следующий вопрос.
    — На две с половиной тысячи.
    — А ваша жена?
    — Она не застрахована, — сказал Фрейзер.
    Я внимательно наблюдал за мужчиной. Он не лгал. Когда он отвечал, то вместо того, чтобы опустить глаза вниз, поднял взгляд на меня.
    Я прошелся по комнате, закурил сигарету и спросил:
    — Какая у вашей жены была девичья фамилия?
    — Тейлор.
    — У вас есть замужняя сестра?
    — Нет. Только незамужняя.
    — А у вашей жены есть сестры?
    — Нет.
    Я подошел к Фрейзеру и слегка пнул его по ноге.
    — Когда вы в последний раз видели миссис Дрю?
    — Кого? — спросил он.
    Я повторил свой вопрос, приблизив лицо прямо к его носу.
    Фрейзер смотрел на меня испуганно и как-то очень невинно.
    — Не понимаю, о чем вы говорите. Я не знаю никакой миссис Дрю.
    Я решил, что он принадлежит к типу людей со слабой нервной системой. Бить его было бесполезно. Да и не в моих правилах применять рукоприкладство.
    — Ладно, пойдемте со мной в ванную.
    Я потянул его за плечо. Увидев потолок, Фрейзер в ужасе застонал. Я усадил его на край ванны, потом схватил за воротник и наклонил его голову вниз. С потолка все еще срывались капли. В основном, конечно, это была вода, но Фрейзер этого не видел. Он дернулся и попытался вырваться из моих рук, когда первая капля упала ему на затылок. Пот градом катился по его лицу.
    — Зачем вы это сделали? — спросил я.
    — Я этого не делал! Боже мой, это не я! — задыхался Фрейзер. — Отпустите меня...
    — Вы будете сидеть тут до тех пор, пока не скажете, зачем вы это сделали и кто такая миссис Дрю.
    — Я не знаю, — пролепетал он. — Я никогда о ней не слышал.
    Еще одна капля упала; на этот раз ему на шею. Я испугался, что Фрейзер опять грохнется в обморок.
    — Зачем вы это сделали? Кто такая миссис Дрю?
    Мужчина едва мог говорить.
    — Я этого не делал, — шептал он. — Я не знаю миссис Дрю.
    Третья капля вот-вот была готова сорваться с потолка. Но внезапно голова Фрейзера упала. Он таки снова потерял сознание.
    Возможно, я действовал жестоко. Однако я так не думаю. Я, по сути, спас Фрейзеру жизнь. Его поведение убедило меня, что в убийстве он не виновен, и что он действительно не знал, кто такая миссис Дрю.
    Я усадил мужчину в большое кресло в гостиной и пошел позвать Кэти.
    — А ну-ка, помоги мне, — обратился я к жене. — Почему, когда я побежал вверх по лестнице, ты воскликнула "Бедная женщина!"? Почему не "Бедный мужчина!"?
    Кэти возмущенно фыркнула.
    — Да ведь он издевался над ней! Тебя вечно не было дома, и ты не слышал, что там творилось наверху. Они жутко скандалили. Сегодня утром она забежала ко мне и сказала, что он ей угрожал.
    — Не знал, что ты была с ней знакома.
    — Да нет же, — сказала Кэти. — Сегодня мы вообще заговорили с ней впервые.
    — Тогда я не понимаю, зачем ей было приходить к тебе и рассказывать такие вещи, если вы почти не были знакомы?
    — Она сказала, что узнала от кого-то из соседей, что я замужем за детективом. Возможно, ей нужна была защита.
    А возможно, подумал я, она готовила свидетельство против своего мужа. Сначала — при общении со страховым агентом, потом — с Кэти. Мне это показалось подозрительным. Женщины, бывает, сплетничают о мужьях других женщин, но никогда о своих собственных. Однако миссис Фрейзер судачила о своем супруге. И болтала она не просто так. Она высказала то, что могло принести ей наибольшую пользу; буквально создала двух главных свидетелей на тот случай, если что-то произойдет.
    — Подожди-ка минутку, — сказал я и пошел за двумя заколками для волос, которые принес из квартиры сверху.
    Заколку, найденную на полу в ванной комнате, я сполоснул под краном. Потом я вернулся к Кэти.
    — Ты, как женщина, сможешь мне точно сказать, какая у нее была прическа?
    Моей жене потребовалось четыре с половиной минуты, чтобы в точности рассказать мне все о прическе миссис Фрейзер. При этом Кэти ни разу не запнулась. Тогда я показал ей две заколки.
    — Какая из них подойдет к описанной тобой прическе?
    — Ну, конечно, янтарного цвета.
    Кэти едва не рассмеялась мне в лицо.
    — Только мужчина может задавать подобные вопросы! Разве могла блондинка использовать черную заколку, которая за милю бросалась бы в глаза?
    — Вот тебе пятьдесят центов, — сказал я. — Сгоняй в кино, ты это заслужила. К тому же я не хочу, чтобы ты была рядом, когда наши мальчики явятся за Фрейзером.

    Я подбросил заколки на ладони. Черная была найдена в спальне. Что-то мне подсказывало, что миссис Дрю, когда она появится через несколько месяцев, чтобы обналичить десять тысяч, окажется темноволосой дамой. Но я не собирался ждать, когда этот момент наступит. Мне очень хотелось встретиться с миссис Дрю уже сейчас.
    Я буквально вцепился в управляющего и затащил его в квартиру из коридора, где Кэти давала ему указания по ремонту потолка в нашей ванной.
    — Сегодня днем у миссис Фрейзер была гостья, — сказал я. — Вспоминайте.
    — Мне не нужно вспоминать, — отозвался управляющий. — Она пришла прямо ко мне и спросила, как пройти в квартиру Фрейзеров. Очевидно, она была здесь впервые.
    — У нее были темные волосы!
    И тут управляющий испортил мне всю картину.
    — Нет. Она была блондинкой.
    Мое смущение длилось недолго. То, что управляющий видел одного гостя, вовсе не означало, что позже не приходили другие, которых он просто не заметил.
    — И вы не видели, когда она ушла?
    Не слишком ли многого я от него требую? Но нет, этот парень знал свое дело. Казалось, он был в курсе всего, что происходило в доме.
    — Думаю, что видел, — сказал он. — Но не уверен.
    — Что вы имеете в виду? — нетерпеливо спросил я. — Если вы хорошо ее разглядели, когда она входила в дом, вы не могли ее не узнать, когда она выходила.
    — Не уверен, была ли это именно она, — заявил управляющий. — Я видел, как выходила женщина, похожая на нее, одетая точно так же, как она. Но когда она пришла, она была одна, а когда выходила, с ней был парень. И когда я видел ее второй раз, она была довольно далеко, чтобы я мог утверждать наверняка, была ли это та же самая женщина.
    — Вам надо тренировать наблюдательность, — проворчал я. — А теперь забудьте о том, как она уходила, и точно припомните, как она входила. Для вас это должно быть легко, поскольку вы мне сказали, что она обратилась прямо к вам. Все понятно?
    Управляющий кивнул.
    — Итак, какого цвета на ней было платье?
    — Черного.
    — А не было ли на платье какого-то украшения? Может, была приколота брошка, которая привлекла ваше внимание?
    — Я ничего не заметил, — ответил управляющий.
    — Зажмурьте глаза и попробуйте вспомнить.
    Он так и сделал, а уже через секунду открыл глаза и радостно улыбнулся.
    — Вспомнил! У нее на шляпке был большой бант, — он щелкнул пальцами. — Да, уходила, должно быть, тоже она. Я заметил такой же бант в дальнем конце двора.
    — Видите, как здорово это работает? — похвалил я управляющего. — Загляните как-нибудь к нам в Управление, и мы с радостью предоставим вам работу... скажем, натирать полы.
    Значит, когда она уходила, с ней был какой-то парень. Это объясняло, кто мог курить в платяном шкафу. Для любой женщины одежда, независимо от того, принадлежит она ей или нет, слишком священна, чтобы рисковать подпалить ее сигаретой. Только мужчина, не задумываясь, закурит в любом месте.
    Мне пока еще не все было понятно. Но некоторые выводы я уже мог сделать. Гостья пришла первой, открыто, и миссис Фрейзер ее впустила. Потом, когда миссис Ф. не смотрела в ее сторону, гостья открыла дверь квартиры для своего сообщника-мужчины, который спрятался в шкафу и ждал удобного случая, чтобы выскочить и напасть на хозяйку. Я обдумал эту версию. Она мне почти сразу разонравилась. Во-первых, потому что женщина сама подошла к управляющему и позволила ему хорошенько себя рассмотреть, хотя этого легко можно было избежать. Во-вторых, потому что она была блондинкой, а заколка, которую я подобрал, была черной. В-третьих, потому что сама миссис Фрейзер, а не кто-то другой, распускала слухи и наводила подозрение на своего мужа. Можно было сказать, что она приложила руку к собственному убийству.

    Я снова поднялся в квартиру "4-С". Перед дверью все еще стоял полицейский.
    — Не пытайся спрятать сигарету за спиной, — сказал я. — Обожжешься.
    Репортеров не было. Очевидно, они умчались строчить сенсации. Судмедэксперт тоже ушел. Тело женщины все еще лежало на полу в гостиной в ожидании труповозки.
    — Между прочим, — заметил я, — я держу мужа у себя в квартире на тот случай, если вы, ребята, захотите с ним поговорить.
    Детективы чуть не сбили друг друга с ног, так им не терпелось пообщаться с Фрейзером.
    — Он этого не делал! — крикнул я им вдогонку, хотя и понимал, что вряд ли они меня послушают.
    Я хотел последовать за ними, но притормозил, поскольку в конце коридора приоткрылась — на дюйм или два — дверь квартиры "4-Е". Оттуда выглянула миссис Кац, которая, вероятно, хотела посмотреть, как будут выносить тело. Я поманил женщину пальцем. Дверь распахнулась, и миссис Кац вынесла на лестничную площадку свои тучные телеса.
    Миссис К. сразу мне понравилась. Готов поспорить, она отменно готовит макароны.
    — Вы, наверное, можете поведать мне что-то полезное, — льстиво промолвил я.
    Женщина проглотила последний кусочек зефира, который жевала.
    — Конечно, конечно. Мое имя появится в газетах, да? Папочка, иди сюда.
    — Не надо беспокоить папу. Вы не видели, не приходил ли кто-нибудь сюда вчера в черном платье?
    — Нет, — ответила миссис Кац, — но кто-то в черном платье выходил из той квартиры. Я встретила их у лифта, когда вернулась домой из бакалейной лавки. Мужчину и женщину. Они не живут в нашем доме. Наверное, приходили в гости.
    — У женщины на шляпке был большой бант?
    Миссис Кац взволнованно кивнула.
    — Конечно, конечно.
    — Она была блондинкой, верно?
    — Да ну что вы! Темные волосы. Темнее, чем у меня.
    Я отослал миссис Кац обратно в ее квартиру.
    Теперь у меня все сложилось. Управляющий столкнулся с гостьей на входе и сказал мне, что видел блондинку. Миссис Кац встретила женщину, когда та выходила, и у нее были темные волосы. Что ж, и тот, и другая были правы. Гостья пришла в квартиру "4-С" блондинкой, а вышла оттуда брюнеткой.
    Я бегом спустился на первый этаж и оттащил управляющего от работавшего радиоприемника.
    — Во сколько вы разводите огонь в мусоросжигательной печи?
    — Не раньше полуночи, — ответил управляющий. — Печь работает до утра.
    — Значит, весь сегодняшний мусор еще не тронут?
    — Разумеется. Я им занимаюсь, когда жильцы уже спят.
    — Покажите мне мусор.
    Мы взяли пару фонариков, резиновые перчатки, железную кочергу и спустились в подвал. Нам надо было еще прихватить с собой противогазы. Управляющий распахнул дверцы огромной, похожей на духовку, штуковины. Я скинул пиджак и головой вперед полез внутрь.
    — Вам туда нельзя! — в ужасе воскликнул управляющий. — Сейчас мусоропроводы еще работают! Вам все может упасть на голову!
    — А как, черт возьми, мне в этом рыться? — крикнул я через плечо. — В какое из этих отверстий падает мусор из квартир с литерой "С"?
    — В самое дальнее. Вон там.
    — Прелестно! Поднимитесь наверх и распорядитесь, чтобы никто не выбрасывал мусор, пока я отсюда не выберусь.
    Надо завязывать с этой чертовой работой. Копаться в остатках чужого ужина — что может быть мерзопакостней! Склизкие картофельные очистки застревали в моих ботинках; рыбьи хребты кололи пальцы. Я старался задерживать дыхание, но это не сильно помогало. Больше получаса я рылся в мусоре. Потом кое-как, пятясь назад, выбрался наружу. Хорошенько чихнул. Однако результатом своих изысканий остался доволен. У меня в руках было две пригоршни светлых человеческих волос. Очевидно, их состригли под корень. Стригли явно в спешке, потому что одна из заколок, которыми была скреплена прическа, запуталась в волосах.
    Волосы были не с головы мертвой женщины; на них не было крови. Заколка была янтарного цвета — такая же, как та, что я нашел наверху. Еще я извлек из мусора смятую крышку от картонной коробки, на которой было написано "Сильвия, парикмахерские услуги". Возможно, коробка была шляпной, хотя это выглядело довольно странно: парикмахеры обычно шляпами не торгуют. Собственно, мне было все равно, поскольку общее представление о деле у меня сложилось; но, как говорится, любая мелочь, добавленная к тому, что уже есть, дает чуть больше информации.
    Поднявшись наверх, я развесил одежду на пожарной лестнице проветриваться и переоделся в чистое. Затем я отправился в участок, чтобы еще немного поговорить с Фрейзером. Я нашел его в задней комнате, где им занимались двое мальчиков. Надо признать, встретили меня не очень приветливо.
    — Так-так, — сказал один из ребят, — поглядите-ка, кто пришел. Очень мило с вашей стороны, что заглянули к нам на огонек. Может, распишетесь в книге отзывов?
    — А, я вспомнил, — ухмыльнулся другой. — Кажется, вас зовут Гэлбрайт? Это вам поручили сегодня расследовать дело?
    — Он ведь не ожидал. Даже не успел испугаться, — промолвил первый. — Труп едва не свалился ему на...
    Чтобы сдержаться, я засунул руки поглубже в карманы и ухватился за подкладку.
    — Что это за бумага у вас в руках? — спросил я, перебив этого нахала.
    — Всего лишь заявление о признании в том, что он убил свою жену. Сейчас он его подпишет. Верно, Фрейзер?
    Фрейзер закивал головой, что твой чертик из табакерки.
    — Все, что угодно, — выдохнул он.
    Полицейские зачитали заявление вслух, после чего Фрейзер чуть не вырвал у них из рук бумагу, так ему хотелось подписать признание и покончить с этим ужасом.
    Я просто стоял в стороне и наблюдал. Все это было полной ерундой.
    — Нет, ребята, — сказал я. — Вы из него признание выбили. В таком состоянии он подпишет все что угодно.
    Рука Фрейзера дрожала так, что он с трудом мог вывести на бланке свое имя. Полицейскому пришлось поддерживать его за локоть.
    — Теперь вы оставите меня в покое? — бормотал Фрейзер снова и снова.
    — Будьте благоразумны, — сказал я, когда мы с полицейскими вышли из комнаты. — Поберегите себя и порвите его признание. Не позорьтесь.
    — Сейчас, разбежались! — ухмыльнулся один.
    — Завидуете? — добавил другой.
    — Послушайте, — терпеливо продолжал я, — у него не было ключа. Он не смог бы войти в квартиру, даже если бы захотел.
    — Он и нас пытался купить на это.
    — Это правда, потому что я сам нашел его ключ. Нашел на полу в моей собственной гостиной. Фрейзер потерял сознание. Управляющий положил его на диван у меня в квартире и задрал ему ноги выше головы.
    Как эти ребята смеялись! Их хохот, наверное, заглушил бы стрельбу в тире.
    — Да хоть знаете, где все это время был ключ? — снова заговорил я. — В манжете его брюк. Упал туда утром, когда он одевался, и лежал там весь день. Это одна из тех невероятных идиотских мелочей, которые иногда случаются. Вот почему я ему верю. Если бы ключ, скажем, бесследно исчез, я бы заподозрил неладное. Но кому, скажите на милость, придет в голову пихать ключ себе в манжету брюк? Если вам, болванам, этого мало, то я узнал, где он работает, позвонил домой его начальнику и выяснил, в каком часу Фрейзер ушел с работы. Он только-только успел добраться до своей квартиры, когда я поднялся по лестнице и увидел, что он стоит у двери.
    Однако я зря старался. Это было все равно, что говорить со стеной. Подозреваемый был у мальчиков в руках, и они не собирались его упускать. Полицейские просто покачали головами и отправились к шефу сообщить радостную весть.
    Я опять зашел в комнату, где сидел Фрейзер. Отослал патрульного, который за ним присматривал.
    Волосы у Фрейзера были растрепаны. Взгляд отрешенный и пустой. Мне стало его жаль, хотя я никак этого не показал.
    — Зачем вы это сделали? — спросил я.
    Он понял, что я имею в виду его глупое признание.
    — Попробуйте что-нибудь сказать, когда вам тычут под мышки горящие окурки.
    — Может, и так, — жестко отреагировал я. — Мне нет дела до ваших проблем. Если есть что-то более трусливое, чем убийство жены, так это утверждение, что именно вы это сделали, хотя на самом деле это не так. А ну-ка, встряхнитесь и постарайтесь вести себя как мужчина, а не тряпка. Мне нужно у вас кое-что спросить.
    Я позвал патрульного и попросил принести для задержанного мужчины чашку кофе. И когда Фрейзер судорожными глотками отхлебывал горячий напиток, я задал свой вопрос:
    — Вы говорили, что у вас есть незамужняя сестра. Она блондинка?
    — Да, — всхлипнул мужчина. — Как и я.
    — Где я могу ее найти?
    — Она живет не здесь, а в Питтсфилде, у наших родственников. Это в штате Массачусетс.
    — Она ладила с вашей женой?
    — Не слишком-то, — признался мужчина.
    Я оставил Фрейзера в покое, приказав патрульному присматривать за ним.
    В кабинете шефа два молодых сыщика чуть ли не били копытами землю, ожидая, пока начальник, нацепив на нос очки, прочитает их филькину грамоту — так я назвал бы признание Фрейзера.
    — Ты вроде как сдул это дело, — взглянув на меня, кисло обронил шеф.
    — Почему же? — негромко возразил я. — Я все еще им занимаюсь. Тот парень, Фрейзер, к убийству не имеет никакого отношения.
    — Кто же это сделал?
    — Миссис Дрю. Я ее к вам приволоку. А пока, спокойной ночи.

    Я позвонил в Питтсфилд, штат Массачусетс, и узнал о сестре Фрейзера все, что мне требовалось. Женщины в Питтсфилде не было. В последний раз ее видели накануне вечером, когда она ожидала прихода поезда. Я подумал, неужели можно быть настолько глупой, чтобы пытаться стать неузнанной, изменив цвет волос со светлого на темный. К тому же, как я узнал, во всем Питтсфилде не было никого с фамилией Дрю.
    Всего за сутки я добился неплохих результатов. У меня были две стороны треугольника. Две женщины: жена и сестра Фрейзера. Все, что мне было нужно, это найти третью сторону. Исполнителя. И это был не Фрейзер, а совсем другой человек.
    Отыскать парня, который курил в платяном шкафу, а потом вышел, чтобы превратить голову миссис Фрейзер в мясное рагу, не представляло особого труда. Начав с полного нуля, я уже кое-что на него имел. Ведь и управляющий, и миссис Кац заметили его, когда он уходил. Да, это немного, но лучше, чем совсем ничего. Кроме того, была еще одна мелочь, о которой пока никому не следовало говорить. Также я был абсолютно уверен, что его фамилией будет Дрю, как и у дамы, которая была выгодоприобретателем по страховому полису. Но это была всего лишь незначительная деталь. Он мог называть себя хоть Смитом; мне все равно, лишь бы его найти. Что касается сестры Фрейзера, она могла скрываться сколько угодно. Дело в том, что где бы ни был мистер Дрю, миссис Дрю не должна была оставаться от него слишком далеко. И если девушка Фрейзер действительно стала миссис Дрю (с церемонией венчания или без оного), то, думаю, ей крайне не повезло.
    Первое, что я сделал, это связался по отдельности с управляющим и миссис Кац и опросил их, чтобы получить некоторое представление о том, как выглядел замеченный ими мужчина. На это ушло несколько часов, и я потратил тысячи слов, поскольку ни один из них не был Эйнштейном. И все же я сумел извлечь из этих бесед парочку интересных фактов. Управляющий, который видел мужчину в дальнем конце двора, отметил, что, выходя из дома, тот взял женщину, бывшую с ним, за руку и помог ей преодолеть две низкие, совсем не крутые ступеньки, ведущие на тротуар. Миссис Кац, ожидавшая лифт и видевшая выходивших из квартиры мужчину и женщину, тоже рассказала о подчеркнуто галантном поведении незнакомца.
    — Он вовсе не казался разгильдяем, — одобрительно подчеркнула она. — Увидел у меня в руках набитые сумки и придержал дверь лифта, чтобы я могла войти.
    Чертовски вежлив, сказал я себе, для парня, который только что совершил убийство. Вежливость, очевидно, вошла у него в привычку в силу того, чем он занимался по жизни. Миссис Кац не была миленькой юной барышней. А кто, спросил я себя, обучается быть вежливым с женщинами любого возраста, независимо от того, как они выглядят? Кем нужно быть, чтобы зарабатывать на жизнь галантностью? Жиголо? Метрдотелем? Продавцом в универмаге? Торговцем автомобилями? Парикмахером, наконец?
    Ну, конечно. Как я сразу не догадался. Волосы и их цвет, похоже, имели прямое отношение к этому делу. Женщина вошла в дом блондинкой, а вышла брюнеткой. В мусоросжигательной печи я нашел много светлых волос, отрезанных явно в спешке, без следов крови на них. А неизвестный парень в это время находился внутри, хотя никто не видел, чтобы он входил в дом. И он настолько привык изливать елей на своих клиентов, что, даже покидая место кровавой бойни, машинально придержал дверь лифта для женщины с сумками и помог другой даме спуститься по невысоким ступенькам. Короче, действовал рефлекторно. И в довершение ко всему — найденная мною в мусоре смятая крышка от картонной коробки с надписью "Сильвия, парикмахерские услуги".
    В общем, я получил некоторое представление о том, как этот парень использовал свои навыки в квартире Фрейзеров, не считая того, что он искромсал голову хозяйки. У меня засосало под ложечкой. Это просто какой-то монстр. Можно ли забить до смерти одну женщину, а потом тут же, в соседней комнате, спокойно заняться своим профессиональным делом, быстро меняя сообщнице цвет волос?
    Возможно, он спросил: "Кто-нибудь видел, как ты входила?" Должно быть, она ответила: "Мне пришлось спросить управляющего, как сюда пройти". Наверное, он отругал ее за глупость, а потом сказал: "Я предусмотрел такой риск, поэтому захватил кое-что с собой. Сейчас поколдуем над твоими волосами, и, когда ты выйдешь, тебя никто не узнает".
    Что ж, я и сам мог бы его так отделать, что никто не узнал бы его даже через год. Я полистал телефонный справочник. К счастью, в нем оказалось всего три Сильвии. Если бы речь шла о Фрэнсис или Рене, мне пришлось бы проверять несколько десятков имен.
    Первые две Сильвии оказались пустышками. Когда я добрался до третьей, было уже около пяти вечера.
    Салон выглядел потрясающе. Двадцать две кабинки работали с полной нагрузкой. В воздухе висел смешанный аромат пара, духов и сигаретного дыма. У меня мурашки по спине побежали, особенно когда я увидел в одном из зеркал лицо, покрытое черной грязевой маской. Я остановился у порога и попросил позвать владельца. Оказалось, что "Сильвия" — это всего лишь торговая марка, а владельцем все-таки был мужчина. Он вышел, вытирая руки полотенцем.
    — У вас работает кто-нибудь по фамилии Дрю? — спросил я.
    — Нет, — ответил мужчина. — У нас работал специалист, которого звали Деларю. Но третьего дня он уволился.
    Меня это заинтересовало.
    — Повторите еще раз, как его звали?
    Мужчина громко и четко, как диктор из рекламного радиоролика, произнес с французским акцентом:
    — Гастон Деларю.
    Я показал удостоверение, и он чуть не выпрыгнул из штанов, моментально забыв, что он "француз".
    — Да будет вам, — проворчал я. — Я же не ваш клиент. Ни у кого из нормальных людей не может быть такого имени. Это был Дрю или не Дрю?
    — Тсс, не так громко, — взмолился мужчина. — Это повредит бизнесу. Клиентам нравятся французы. Я вам все скажу, но пусть это останется между нами. Да, в частной жизни, думаю, его зовут Гас Дрю или что-то в этом роде. Отличный мастер. Он мог сделать перманент даже дикобразу…
    — Позвольте мне просмотреть ваш журнал учета за последние несколько недель.
    Владелец отвел меня в свой кабинет и показал книгу учета. Имя миссис Фрейзер фигурировало там по три раза за месяц, и каждый раз рядом было написано "Деларю".
    — Почему она всегда попадала к нему? — пожелал я узнать.
    Мужчина пожал плечами.
    — Она сама на этом настаивала. Некоторые из клиенток любят немного пофлиртовать.
    "Пофлиртовать со смертью", — подумал я про себя, а вслух спросил:
    — Он еще придет сюда за какой-нибудь надобностью?
    — Ему полагается недельное жалованье, но по телефону он сказал, что не придет за деньгами. Попросил отправить чек по почте туда, где он живет.
    — И вы отправили? Когда?
    — Вчера вечером, после закрытия салона.
    Стало быть, письмо с чеком отправили совсем недавно.
    — Быстро пишите его последний адрес, — потребовал я.
    Владелец "Сильвии" написал мне адрес и спросил:
    — Почему "последний"? Он что, переехал?
    — Думаю, еще не успел. Я с ним не попрощался.
    Мужчина проводил меня до выхода. Его взгляд стал тревожным.
    — Что он натворил? Зачем его ищет полиция?
    — Мой начальник хочет завить усы, — ответил я и покинул салон.

    Я взял такси и поехал по адресу, который мне дал мистер "Сильвия". Правда, я не ожидал, что застану Дрю дома. Так оно и вышло.
    — Только вчера съехал, — заявил консьерж. — И не сказал куда. Приятный молодой человек.
    — У вас должно быть для него письмо с почты, — промолвил я. — Оно уже пришло?
    — Только что доставили. Он сказал, что приедет за ним позже, — консьерж приоткрыл рот. — А вы откуда об этом знаете?
    Я показал ему значок и сказал:
    — Слушайте. Я не могу слоняться тут по округе. Вдруг он появится через несколько дней. Поэтому я сниму комнату в вашем доме. Вы отдадите парню письмо, когда он об этом попросит. Но сохраняйте невозмутимый вид. Потом вы позвоните в мою комнату три раза, понятно? Не позволяйте ему видеть, как вы это делаете, но и не ждите слишком долго. Сделайте это, как только он отвернется. Вы поняли? И да поможет вам Бог, если вы все испортите.
    — Это так захватывающе! — воскликнул консьерж.
    Он показал мне маленький закуток в задней части первого этажа, в котором было ровно три вещи: кровать, лампочка и окно. Я заплатил консьержу по доллару за каждую вещь и начал обживаться. Проверил электробатарею дверного звонка и, оставаясь на месте, попросив мужчину позвонить мне из вестибюля. Конечно, не церковный колокол, но по крайней мере звонок можно было услышать, а это единственное, что меня интересовало.
    Говорят, на любое дело нужно уметь смотреть с разных сторон. Сидя на кровати в тесной каморке, я пытался рассмотреть ситуацию глазами Дрю. Понятно, что десять тысяч показались ему большими деньгами. Чтобы решить какие-то свои проблемы, он не остановился перед убийством. Мне даже стало немного жаль Дрю.
    Однако был и другой ракурс. Десять тысяч еще долго не будут принадлежать Дрю. Для оформления страховой выплаты требуется несколько месяцев. А между тем ему нужны были деньги; нужен был чек из салона "Сильвия", лежавший в конверте, который находился у консьержа. Дрю обязательно примчится за чеком. Я не мог проиграть.
    Время от времени я слышал шаги на лестнице; на старой деревянной лестнице, которая, казалось, проходила прямо над моей комнатушкой. Кто-то поднимался, а кто-то спускался вниз. Однажды какая-то женщина крикнула с верхнего этажа: позвала своего ребенка. В другое время было тихо. Минуты тянулись как часы, а часы как недели. Я даже не курил: в моей конуре не хватало места для сигаретного дыма. Я просто сидел, пока у меня не начала болеть голова.
    Он пришел около восьми — раньше, чем я ожидал. Должно быть, ему страсть как нужны были деньги, или, может быть, он думал, что безопаснее сразу покончить с этим, а не ждать несколько дней. В любом случае он уже, вероятно, прочитал в газетах, что Фрейзер взял вину на себя. И решил, что, как только письмо с чеком окажется у него в кармане, и он свернет в ближайший переулок, его уже никто не сможет найти.

✎﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏﹏

    Дзынь-дзынь-дзынь.
    Я рванул дверь на себя и выскочил в коридор. Консьерж стоял у выхода на улицу и махал мне руками, как ветряная мельница.
    — Он только что ушел, — сказал он. — Вон он идет, видите?
    Дешевая непромокаемая куртка цвета хаки была отличной "мишенью".
    — Он сейчас обернется! — рявкнул я, выскочил из дома и, подняв воротник, двинулся в том же направлении.
    Перед тем как свернуть за угол, парень действительно оглянулся, но я уже перебежал на другую сторону улицы и был вне его поля зрения.
    Я дал ему фору в пару кварталов, а потом, увидев вход на станцию метро, припустил за ним побыстрее. Как я и думал, парень нырнул в метро. Возможно, он бы так и смылся, но ему пришлось менять деньги, поэтому, когда я сам сбежал по ступенькам вниз, он только-только прошел через турникет. У платформы стоял поезд. Двери вагонов были открыты. Парень подбежал и втиснулся в ближайший вагон как раз в тот момент, когда двери начали закрываться. Я же в последний момент успел ухватиться пальцами за дверные створки, которые работали на пневматике, и дверь опять автоматически распахнулась. Я заскочил в вагон и оказался лицом к лицу с тем, кого преследовал. "Ух ты!" — подумал я про себя и быстро перевел взгляд на газету, которую читал какой-то толстяк, сидевший на сиденье.
    Парень доехал до 110-й улицы и вышел на поверхность. Я двигался следом. Он зашел в продуктовый магазин. Заглянув через витрину, я увидел, что он стоит возле прилавка, ожидая своей очереди. Я дошел до угла, перебрался на другую сторону улицы, пристроился у автобусной остановки и стал ждать. Нужного мне автобуса, естественно, не было.
    Парень пробыл в магазине больше десяти минут, а когда вышел, его руки по-прежнему были пусты. Это означало, что он приобрел так много, что не мог нести покупки сам. Очевидно, они с сообщницей собирались запастись продуктами на несколько недель и затаиться. Я незаметно следил за ним, чтобы узнать, в каком доме он скроется. И я понимал, что перед тем, как зайти в подъезд, он обязательно оглянется по сторонам. Наконец он добрался до цели и действительно пару раз осторожно оглянулся через плечо. Ну, вот и все. Он попался!
    Делая вид, что завязываю шнурок на ботинке, я исподтишка следил за ним. Дом на южной стороне 109-й улицы был довольно ветхим. Консьержа не было. Это означало, что продукты доставят прямо до квартиры.
    После того как парень вошел внутрь, ни в одном из фасадных окон не зажегся свет, поэтому я решил, что их квартира — в задней части дома.
    Выждав некоторое время, я зашел в вестибюль. На половине почтовых ящиков не было табличек с фамилиями, так что методом исключения вычислять нужную мне квартиру не представлялось возможным. Вообще, дом выглядел довольно бедно. На входной двери даже не было замка: ее просто открывали и входили.
    Я поднимался по лестнице этаж за этажом, на каждой площадке внимательно прислушиваясь к дверям квартир, выходивших окнами во двор. В одной квартире работало радио, но другие, похоже, стояли пустыми. Если меня засекли, то, конечно, голубки будут сидеть тихо. Неприятно думать, что я мог допустить ошибку.
    Я начал тихо спускаться по лестнице и в районе второго этажа наткнулся на коробку с продуктами, которая была раза в два больше, чем мальчуган, который ее тащил.
    — Куда эти продукты? — спросил я.
    — На четвертый этаж, в дальнюю квартиру.
    Я попросил поставить коробку на пол и отослал мальца вниз со словами:
    — Я сам отнесу им продукты.
    Паренек был слишком утомлен, чтобы спорить.
    Я подхватил коробку, поднялся на четвертый этаж и подошел к нужной квартире. Поставил коробку на пол, вытащил из кобуры пистолет, пару раз стукнул в дверь и прижался спиной к стене.
    Одну или две минуты я не слышал ни шагов, ни каких-либо других звуков. Затем из-за двери раздался голос.
    — Кто там?
    Я постарался ответить как можно более "детским" тоном.
    — Доставка продуктов… босс.
    Звякнула откинутая цепочка. Я обратил внимание, что замок в двери был блестящим и новым — должно быть, его только что вставили. Я слегка попинал коробку ногой: погремел банками, чтобы в квартире не слишком осторожничали. Дверь скрипнула, но не успела она открыться и на дюйм, как я уже ткнул пистолетом в пряжку ремня мужчины.
    — Руки вверх! — гавкнул я.
    Он вскинул руки и задрожал, как осиновый лист. Оружия у него при себе не было. Очевидно, они собирались по-тихому сбежать, а не устраивать перестрелку с полицией.
    Прихожей в квартире не было. Дверь открывалась прямо в гостиную. Я пристегнул парня к себе наручниками и стал подталкивать его вперед.
    — Что это значит? — пролепетал он.
    Послышался звук открываемого окна.
    — Стоять! — закричал я и через плечо парня прицелился в женщину, которая уже перекинула ногу через подоконник. — Забирайтесь назад, милочка.
    Это была моя черноволосая леди, побледневшая, с вытаращенными глазами. Было в ней нечто такое, чего я поначалу не мог понять. Я посмотрел внимательнее и… чуть не упал. Однако, если бы я грохнулся в обморок, они не стали бы ждать, пока я очнусь. Поэтому я решил не терять сознание, а только громко присвистнул. Потом коленом указал женщине, куда ей нужно двигаться.
    — Так, вы впереди, возглавляете процессию, и мы дружно спускаемся вниз.

    Шеф был чертовски озадачен, когда я привел ему этих субчиков.
    — Значит, твоя миссис Дрю не была мифом, и ты все-таки нашел ее, — пробурчал он.
    Тыльной стороной ладони я сбил с головы женщины черный парик.
    — Как вам такая миссис Дрю? Если вы прессуете Фрейзера за убийство его жены, то лучше отпустите беднягу на свободу. Его жена перед вами.
    Светлые волосы женщины были коротко острижены и ежиком торчали по всей голове.
    Один из мальчиков — тот, который использовал подмышки Фрейзера как пепельницу, — растерянно пробормотал:
    — Тогда что же мы видели в ванной?..
    — Это была сестра Фрейзера, — сказал я. — В тот день она уехала из Питтсфилда, и с тех пор ее никто больше не видел. Фрейзер понятия не имел, что она приезжает, но эта парочка знала. Возможно, они каким-то образом сами ее и вызвали. И она, очевидно, появилась без предупреждения и испортила им страстную любовную игру. Дрю прятался в платяном шкафу, ожидая момента, чтобы выйти и присоединиться к исполнению задуманного. Миссис Фрейзер, должно быть, надоели вечные ссоры с мужем. Во всяком случае с сестрой Фрейзера она не враждовала. Но, как бы то ни было, тело несчастной женщины решили выдать за тело законной супруги Фрейзера, чтобы муж угодил на электрический стул за убийство жены. Жертву одели в кимоно миссис Ф., бросили в ванну и искалечили лицо утюгом до такой степени, чтобы даже ее предполагаемый муж не смог ее узнать. Потом настоящая миссис Фрейзер надела на себя одежду убитой и этот черный парик, а ее сообщник помог ей подготовить для этого волосы. После казни Фрейзера она бы вышла замуж за Дрю, и тогда на свет божий явилась бы миссис Дрю, которая получила бы страховую премию в размере десяти тысяч долларов.
    Итак, я выложил шефу все улики, которые у меня были, и спокойно отправился домой.
    — Ужин готов, — сказала моя женушка. — Подождать, пока ты примешь ванну?
    — Просто открой окна, — отозвался я. — Ты не увидишь меня в этой ванне до сорокового года.
Кровавая Свобода
    КЭТИ, скорее всего, не хотела этого говорить, но она уже не могла остановиться.
    — …И поэтому ты не двигаешься дальше, — продолжала она. — Через десять лет ты будешь все тем же второсортным детективом. Будешь ловить карманников и мелких жуликов. Кино и пиво — это все, чем ты занят в свободное время. Почему ты не думаешь о собственном развитии? Читал бы книги. Или хоть изредка ходил бы в музеи, смотрел на красивые статуи.
    — Смотреть на статуи! — я даже задохнулся от возмущения. — Зачем?!
    Мне показалось, что Кэти впала в легкое замешательство.
    — Зачем? Ну-у… посмотреть, как они сделаны, — сказала она, наконец.
    Взгляд у нее был озадаченный.
    В этом, конечно, не было никакого смысла, но мир в семье нужно сохранять. Я глубоко вздохнул, потянулся за шляпой и сказал:
    — Ты выиграла. Надо заняться саморазвитием.

    Когда я спустился в метро, мне пришла в голову блестящая идея. Вместо того чтобы тратить время на осмотр кучи маленьких статуй, лучше посмотреть на одну большую и покончить с этим делом. Итак, я доехал до Бэттери-парка, купил за тридцать пять центов билет на паром туда и обратно и отправился через залив к Статуе Свободы. Это была самая большая статуя в округе, и если в словах Кэти была хоть капля здравого смысла, огромная женщина с факелом в руке должна была улучшить мое интеллектуальное состояние хотя бы до конца года.
    Со мной на пароме путешествовало еще около десятка человек. Как только все взошли на борт, раздался свисток, и старое корыто грациозно, как бегемот, тронулось с места.
    Сначала статуя была размером с большой палец. Этот палец скользил по воде, становился все больше и больше, пока не достиг высоты офисного здания. Свобода была горохово-зеленого цвета, как на рекламных открытках. Наконец паром подошел к длинному причалу, сооруженному на торчащих из воды сваях, и все сошли на берег островка. Там нас ждала другая группа людей, очевидно жаждавших сесть на паром и вернуться в город. Такие поездки, кажется, совершаются один раз в час.
    Вблизи зрелище было впечатляющим. Одно только каменное основание имело высоту шестиэтажного дома, а дальше вверх тянулась статуя и только статуя. На островке оставалось достаточно места для небольшой зеленой лужайки с пушечными ядрами вместо ограничительных знаков, пары зацементированных дорожек и нескольких скамеек. А на другой — дальней от города — стороне острова стояла группка двухэтажных кирпичных домиков, в которых, по-видимому, жили смотрители и охрана.
    В общем, мы прошли через внушительный дверной проем с толстой металлической дверью, выкрашенной в черный цвет, миновали длинный каменный коридор с парой поворотов и, наконец, оказались у лифта. Кабина лифта выглядела новенькой, как будто ее только что установили.
    Лифт довез нас до верха пьедестала. Потом надо было подниматься еще на семнадцать этажей. Лестница была винтовой. Узкие ступеньки позволяли людям идти по ним только гуськом, друг за другом. Подниматься было тяжело; однако на пути несколько раз попадались небольшие площадки, на которых стояли обычные парковые скамейки, где можно было посидеть и отдохнуть. Когда я добирался до очередной площадки, там на скамейке всегда уже сидел один и тот же толстый мужчина. Он занимал на лавке почти все свободное пространство. Говоря "толстый", я имею в виду, что вес у него был явно больше двухсот пятидесяти фунтов. Этого толстяка я заметил еще на пароме. С ним была хорошенькая худощавая жена.
    — Послушай-ка, братец, — сказал я, когда в очередной раз пытался пристроиться на скамейке впритирку с этим мужчиной. — Извини, конечно, но зачем тебе вообще туда подниматься? Это же сущее наказание.
    Его жена прошла мимо, не дожидаясь супруга. Толстяк, кое-как отдышавшись, сумел мне ответить.
    — Ох, братишка, — сказал он с несчастным видом. — Она еще и не такое развлечение может придумать. Знаешь старую поговорку? Любовь зла…
    Он мне сразу стал как-то симпатичнее.
    — Крепись, брат, — сочувственно произнес я. — Все они одинаковые. Моя думает, что я невежа, и отправляет меня смотреть на статуи, чтобы я чему-нибудь научился.
    — Ну, и как? — поинтересовался толстяк.
    — Пока я понял, что самое лучшее — это сидеть дома. В общем, давай-ка, парень, не вешай нос.
    С этими словами я оставил его и двинулся дальше.
    На самом верху нужно было пройти через небольшой турникет, чтобы, наконец, оказаться в голове статуи. В огромной шипастой короне имеются окна, идущие полукругом в обе стороны. Я приблизился к ближайшему окну и высунул голову наружу. Вид открывался на много миль вдаль. Каждая лодка в гавани была размером со спичечный коробок. Ядра внизу на лужайке напоминали изюм в пудинге.
    Некоторое время я постоял у окна. Потом решил, что на свои тридцать пять центов посмотрел достаточно. Остальные экскурсанты начали спускаться вниз, и я тоже повернулся, чтобы уходить.
    Тут у соседнего окна я заметил хорошенькую женушку толстяка, стоявшую в одиночестве. Очевидно, супруг все еще не добрался до верха и не смог присоединиться к своей половине. Женщина развлекалась тем, что писала свои инициалы или что-то в этом роде на внутренней каменной стене тиары статуи. В этом не было ничего особенного. Большинство людей поступают так всякий раз, когда посещают какую-нибудь достопримечательность или осматривают древний памятник. Вся стена была исписана именами, инициалами, датами, адресами и тому подобными штучками. Я заметил, что женщина использовала карандаш для бровей или нечто подобное, а не простой грифельный карандаш.
    В тот момент мы с женщиной были на площадке одни. Все другие спускались по железной винтовой лестнице. Паром уже должен был отплывать из Баттери, чтобы нас забрать. Как бы мне ни хотелось посмотреть, в какой форме будет толстяк, когда доберется до самого верха, я решил, что с меня довольно, и начал спускаться вниз. Женщина осталась одна. Подперев подбородок руками, она мечтательно смотрела в окно, как Джульетта, ожидающая на балконе своего Ромео.
    Спускаться нужно было по другой лестнице. Точнее, это был тот же самый винтовой спуск, но ступеньки шли по внешней стороне: две части лестницы разделяли только перила. На протяжении всего спуска, через равные промежутки, были подвешены фонари; иначе тут было бы совсем темно. Висели и простые лампочки; но были также небольшие прожекторы, направленные наружу, на облицовку статуи, выкрашенную серебряной краской. Другими словами, любой, кто поднимался по лестнице, в то время как вы спускались, должен был пройти мимо вас, почти касаясь вас локтями. Но я никого не встретил.
    Когда я миновал одну из площадок для отдыха и начал спускаться дальше, что-то необычное бросилось мне в глаза. Я вернулся на пару ступенек вверх и заглянул под скамейку. Там лежала коричневая фетровая шляпа. Я протянул руку и вытащил ее.
    Перевернул шляпу, глянул на внутреннюю ленту. Клеймо фирмы "Нокс" и инициалы "П. Дж.". Но что было еще более важно — шляпу потеряли не вчера или на прошлой неделе, а буквально несколько минут назад. Пот на ленте еще не высох. И пота было немало: кожаная полоска от него прямо блестела. Мне этого было достаточно. Я понял, что шляпа принадлежала толстяку. Когда я оставил его, он сидел как раз на этой скамейке, весь мокрый от напряженного подъема. И я вспомнил, что видел в его руке эту самую шляпу или такую же по цвету и форме. Он ее снял, чтобы утереть пот со лба.
    Толстяк не дошел туда, где я оставил его жену, потому что там я его не видел. И когда я спускался вниз, он мимо меня тоже не проходил. Возможно, он просто плюнул на все, решил не карабкаться дальше, а вернуться на причал. И все же мне было непонятно, как он мог забыть свою шляпу и оставить ее на лестнице. Потом я подумал: "Может, у бедняги случился сердечный приступ, началось головокружение или что-то в этом роде, и другим экскурсантам пришлось спешно его увести, не обращая внимания на потерянную шляпу". Поэтому я захватил шляпу с собой и двинулся вниз с целью попытаться найти мужчину и вернуть ему деталь его гардероба.
    Когда подъехала кабина лифта, я спросил лифтера:
    — Что случилось с тем толстяком? Ну, который был в нашей группе? С ним все в порядке? Я нашел его шляпу.
    — Он не спускался, — ответил лифтер. — Я его хорошо помню. Он, наверное, еще наверху.
    — Наверху его нет; я сам только что оттуда. И он не из тех, кто пойдет отсюда вниз пешком, если имеется лифт. Так куда он мог деться?
    — Я вам скажу, где он может быть, — ответил служащий. — Снаружи, на парапете. Туристы всегда идут туда, чтобы посмотреть в обзорный телескоп, прежде чем садиться в лифт.
    — Тогда подождите минутку, я сбегаю узнаю. Если он появится, скажите, что его шляпа у меня.
    Я вышел на парапет и сделал полный круг вокруг нижней части статуи. Мне не встретилось ни души. Парапет представлял собой круговую террасу, со всех сторон защищенную каменными ограждениями высотой по пояс. Конечно, это место было гораздо ниже, чем голова Мисс Свободы, но все же довольно высоко.
    Я вернулся к лифту.
    — Никого, — сказал я. — Вы уверены, что не отвезли его вниз?
    — Послушайте, — возмутился лифтер. — Когда он вошел в кабину в первый раз, он чуть не придавил меня к стенке. Второй раз я бы уже был начеку. Но, хоть убейте, я его не видел.
    — Может, у вас тут есть туалеты?
    — Нет. Туалетов здесь нет.
    — Ну, значит, он не стал ждать лифт и ушел вниз пешком. Отвезите меня…
    — Если так, то он первый, кто это сделал. Все ездят исключительно на лифте.
    Служащий щелкнул тумблером.
    — Послушайте, — сказал он, и я увидел, как его глаза засветились интересом, словно он был готов к чему-то такому, что скрасило бы монотонность его работы. — А вдруг он… Вы не думаете, что он?..
    Я понял, к чему он клонит.
    — Вы пытаетесь сказать, что он совершил самоубийство, прыгнув вниз? Черт возьми, да он не смог бы даже забраться на ту каменную ограду! И, если бы он это сделал, то внизу вокруг тела уже собралась бы толпа. Все бы на острове увидели, как он упал. Я только что смотрел вниз. Люди спокойно прогуливаются, покупают открытки и ждут парома.
    Лицо лифтера поскучнело.
    — Самоубийцы отсюда не прыгают. Они предпочитают мосты. Здесь никогда ничего не происходит.
    — Не унывайте, — проворчал я. — Однажды ваша клетка рухнет в шахту и убьет всех, кто в ней находится.
    Выйдя из лифта, я направился прямо к торговому павильону возле причала, где несколько человек из прибывших вместе со мной туристов в ожидании парома покупали открытки и рожки с мороженым. Паром был от нас уже не более чем в пятидесяти ярдах. Он описывал большой полукруг справа, чтобы, отключив затем двигатель, плавно подойти к причалу.
    В павильоне толстяка не оказалось. Чтобы убедиться в этом, мне достаточно было бросить один взгляд через стеклянную дверь. Я расспросил нескольких туристов, не видели ли они его после того, как покинули недра статуи. Никто толстяка не видел, хотя многие, как и я, заметили, когда он входил, и видели его поднимающимся наверх.
    — Да он где-нибудь здесь, — равнодушно заметил один из туристов. — Не мог же он без парома уплыть с острова.
    — Кроме шуток? — резко бросил я. — А мне вот кажется, что он испарился в клубе дыма!
    Я обошел постамент статуи по кругу, ступая по цементным дорожкам, обрамленным декоративными ядрами. Полного джентльмена нигде не было. Я поспрашивал в аптеке, расположенной в глубине острова и даже зашел в пару кирпичных коттеджей, где жили смотрители, прикидывая, что мужчина мог обратиться к ним, возможно, из-за недомогания или просто из любопытства. Никаких следов толстяка.
    Когда я вернулся к причалу, я уже понял, что отдать шляпу ее хозяину будет чертовски сложной задачей. Исчезновение мужчины раздражало меня до крайности. Особенно меня бесило то, что владелец шляпы был очень толст. Будь он человеком средних размеров, я бы не обратил на него внимания. Но быть таким тучным, а потом полностью испариться…

    Паром уже причалил, и пассажиры перебирались на него по длинному, почти горизонтальному трапу. Новых туристов паром не привез, поскольку доступ на статую после 16:30 прекращался, и это был последний рейс кораблика.
    — Отдайте это в бюро находок, — сказал я, протягивая шляпу дежурному на причале. — Я только что ее нашел.
    — Вам лучше передать ее в бюро находок в Бэттери, — ответил дежурный. — За потерянными здесь вещами люди приходят туда.
    Я не стал спорить. Это был последний рейс парома, и я был настолько уверен, что мужчина уже на борту, что стал рыскать по салону в его поисках. Тем временем трап откатили назад, и кораблик отчалил.
    "Он должен быть здесь, — подумал я. — Не будет же он ночевать на острове. И никакое плавательное средство не подходило к причалу с того момента, как мы все вышли на берег, и до того момента, когда мы отправились обратно".
    Я знал это совершенно точно, потому что паром ходил только раз в час — полчаса туда, полчаса обратно, — и других паромов не было. Итак, я обошел весь кораблик от носа до кормы, от верху до низу. Посмотрел внутри и снаружи. В салоне, на длинной скамейке, по бокам от своего папаши сидели, скрестив ноги, два мальчугана. Молодой человек, которому было плевать на виды за окном, читал газету. Вот и все.
    Несколько пассажиров сидели на левой палубе. Один или два экскурсанта перегнулись через перила и глядели на воду, очевидно, воображая, что они путешествуют по океану. Толстяка там тоже не было. Потом я обошел правую палубу (а может, это как раз была левая, а другая — правая: не ждите слишком многого от парня, который никогда не выбирался дальше Кони-Айленда), и там сидела жена толстяка собственной персоной. Я прошел мимо нее. Женщина на меня даже не взглянула. Она спокойно и даже как-то мечтательно смотрела на залив.
    У меня, вообще-то, не было никаких доказательств, что она была его женой или вместе с ним совершала экскурсию. В разговоре со мной толстяк упомянул о своей жене, так что его супруга была с ним — в этом нет сомнений. Но каждый раз, когда я внутри статуи догонял его на одной из площадок со скамейками, она уже поднималась выше, и я, собственно, ее не видел. Потом, когда я поднялся наверх, эта конкретная женщина была на обзорной площадке и писала на стене. В этом я был уверен. Она стояла у следующего от меня смотрового окна с тем же отрешенным взглядом ("приди и забери меня отсюда"), как сейчас. Я всего лишь предположил, что она была его женой. Точных доказательств этого у меня не было. Поэтому я остановился на другом конце палубы, развернулся и пошел обратно к женщине.
    Я спокойно заговариваю с любыми мужчинами, независимо от их возраста и рода занятий, но мне бывает трудно обратиться к женщине, особенно если она откровенно меня игнорирует. "Если она вмажет мне пощечину, — подумал я, — то выкину эту гребаную шляпу в воду и буду считать, что толстяк мне просто приснился!"
    Я остановился перед женщиной, приподнял свою собственную шляпу и сказал:
    — Простите, но у меня тут шляпа вашего мужа.
    Я показал ей головной убор.
    Женщина окинула меня таким холодным взглядом, что я чуть ли не наяву услышал звон множества маленьких сосулек.
    — Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала она. — У меня нет мужа. И я не желаю ни с кем знакомиться на пароме.
    Мое терпение лопнуло. Сначала толстяк и его жена. Потом толстяк исчезает. Теперь, кажется, и жены нет. Осталась несчастная шляпа.
    — Я не собираюсь знакомиться, — прорычал я. — Но давайте все проясним. На пути к статуе я видел вас с весьма тучным джентльменом. Вы с ним разговаривали. Сидели бок о бок на этой самой палубной скамейке. Вы вместе сошли с парома. Я это хорошо помню, потому что ваши фигуры рядом друг с другом показались мне похожими на цифру "10". Потом я увидел этого джентльмена в одиночестве. И все! Он куда-то делся. Как говорится, ушел в туман. А я просто пытаюсь вернуть ему его чертову шляпу…
    Ледяной холод, исходивший от женщины, нисколько не уменьшился.
    — Что вы ко мне привязались? — процедила она. — Чей-то муж, непонятная шляпа… Кто вы вообще такой? Да, какой-то толстяк ко мне подсел. Пытался со мной познакомиться. Ну и что? Я его никогда в жизни не встречала и не знаю, как его зовут. Вы видели, как я с ним разговаривала. Да, я ему кое-что сказала, чтобы он отстал. Потому что я не из тех, кто сразу зовет на помощь и устраивает сцены. Да, он встал со мной одновременно и попытался держаться рядом, но, как только мы добрались до лестницы, я убежала от него вперед. И если вы думаете, что ваши шансы на знакомство выше только потому, что вы не такой толстый, как он, то вы глубоко ошибаетесь! В следующий раз, когда я поеду на экскурсию, я возьму с собой бульдога…
    — А, так вы одна из тех сильных, неприступных женщин! Лишнего не болтаете. Но, может, все же назовете мне ваше имя и адрес — так, для развлечения?
    Женщина вскочила на ноги.
    — Я позову полицейского! — воскликнула она и сделала попытку уйти.
    Я преградил ей путь, показал значок и сказал:
    — Полицейский уже здесь. Теперь вы скажете мне то, о чем я вас попросил?
    — Вы не можете заставить меня назвать мое имя, если я этого не хочу! — горячо заявила эта дамочка. — Я что, по-вашему, уличная девка? Мне плевать, что вы детек…
    В этом смысле она, конечно, была права. Но я уже разозлился не на шутку.
    — Либо назовите ваше имя, либо считайте себя арестованной!
    У меня на нее ничего не было, и я это знал. Я не мог доказать, что все, что она рассказала мне о толстяке, было неправдой. Сидя на скамейке внутри статуи, толстяк говорил мне о своей жене, но он при этом не дал намека на какую-то конкретную женщину из группы экскурсантов. Он даже не уточнил, была ли вообще его жена с ним на экскурсии. В эту минуту она могла с успехом сидеть у себя дома. Как и моя, кстати.
    Тем временем…
    — …никогда в жизни меня так не оскорбляли! — кипела женщина.
    Руки ее тряслись. Она открыла свой ридикюль и стала в нем рыться.
    — Не ожидала, что подвергнусь допросу, поэтому не захватила с собой документов! Я Элис Колман, жилой комплекс "Ван Раалте" в
Тарритауне*
  Tarrytown — поселок в городской черте Гринберга (округ Уэстчестер, штат Нью-Йорк, США). Поселение расположено на восточном берегу реки Гудзон.
. Вы этого хотели?
    Теперь уже мне стало не по себе, особенно когда я заметил, что ее глаза блестят от слез. Даже если толстяк подвергся какому-то насилию, доказательств чего я пока не видел, ее в тот момент рядом с ним не было. Она была на верхней обзорной площадке и выглядела совершенно спокойной. Я прицепился к ней только потому, что видел их вместе на пароме. Понятно, почему теперь она посчитала меня неотесанным болваном. Чтобы скрыть смущение, я вытащил блокнот и с деловым видом принялся записывать полученную информацию.
    — Мисс Элис Колман, — сказала я вслух и прищурился, глядя на кончик карандаша.
    — Я такого не говорила! — вспыхнула женщина. — Ой, да оставьте меня в покое!
    И она побежала по палубе, как будто не могла больше находиться рядом со мной. Я видел, как дрожали ее плечи, когда она удалялась. Преследовать женщину я не стал.
    — Беда с этими неженками, — удрученно вздохнул я.
    Последняя фраза женщины, как я понял, означала, что она миссис, а не мисс.
    Если у меня и оставались какие-то сомнения, что толстяк все-таки мог оказаться на пароме, прячась за урной или чем-то еще, и что я до сих пор просто его не нашел, то они быстро развеялись, как только наш кораблик подчалил к пристани у Саут-Ферри. Я первым сошел с трапа, остановился у его нижнего конца и стал останавливать каждого пассажира, выходившего с парома.
    — Управление полиции... Имя, пожалуйста... Адрес... Документы покажите, если есть.
    Все это было долго и нудно. Каждый раз я слышал вопрос: "Зачем это?" И каждый раз кратко отвечал: "Вас это не касается!"
    В результате у меня оказался список всех, кто был со мной в экскурсионной группе. По крайней мере, если вдруг что-то обнаружится, я буду знать, где найти возможных свидетелей. Записаны были все, кроме того самого толстяка, который пропал. И я о нем по-прежнему ничего не знал, кроме того, что на пароме он не возвращался.
    Женщина с фамилией Колман была последней. Она проскочила мимо меня с высоко поднятой головой и только холодно бросила:
    — Не вздумайте идти за мной… хулиган!
    Я просто стоял и, почесывая затылок, смотрел ей вслед. Лишь после ее ухода я понял, что она единственная из всех, кто не подтвердил свое имя и адрес никаким документом.
    Как бы то ни было, мне хотелось еще кое-что выяснить.
    Я подошел к билетной кассе. Конечно, она уже закрылась. В тот день наша поездка была последней. Я постучал в закрытое окошко; потом обошел кассу вокруг и постучал в дверь. К счастью, кассиры были еще внутри: считали дневную выручку или что там они делают. Я узнал парня, который продавал мне билет.
    — Управление полиции? Пожалуйста. Что вас интересует?
    — Припомните, вы продавали билет на последний паром толстяку с такими вот пухлыми щеками, в синем костюме и коричневой шляпе?
    — Да. Я его помню.
    — Сколько он купил билетов? Один или два?
    — Два, — уверенно ответил парень. — Я его запомнил, потому что он какой-то туповатый. Плохо считает. Хотел получить на сдачу сорок центов. Я ему говорю: "Приятель, в нашей стране два раза по тридцать пять центов — это будет…".
    — Черт с ними, с деньгами, — прохрипел я. — Когда он покупал билет, она… с ним рядом кто-нибудь был?
    — Нет, он подошел к окошку один и купил два билета. С ним рядом никого не было.
    — После спора с ним вы не выглянули в окошко и не посмотрели ему вслед? Многие кассиры так бы и сделали.
    — Была очередь, — объяснил парень. — Мне пришлось заняться следующим покупателем.
    Ну, раз он купил два билета, следовательно, с ним была жена. Не мог же он заплатить двойную цену по причине своего лишнего веса: никаких ограничений по этому параметру на пароме не было. Что касается его жены, которая теперь тоже как бы исчезла, то на ее роль в данный момент могла претендовать лишь Элис Колман. Что тут можно придумать? Надо возвращаться на остров. Женщиной займусь позже. Если с толстяком ничего не случилось, то не мое дело, была ли она ему женой, подругой или просто незнакомкой. Но если действительно что-то случилось… Я не забывал, что Элис Колман была единственным человеком, кроме меня, с кем толстяк разговаривал, — и я это видел.
    Я снова вышел на пристань. Паром все еще стоял у причала, но, очевидно, собирался отправиться куда-то на ночную стоянку. Или же он останется здесь? Этого я не знал.
    Пара крепких рук попыталась преградить мне путь на трап.
    — Прежде всего, — сказал я, демонстрируя свой безотказный значок, — я хочу видеть капитана, пока он еще не выскользнул из своих подтяжек.
    — Он подтяжек не носит, — последовал сухой ответ. — Но проходите.
    Капитан как раз показался на палубе. Он натягивал на плечи клетчатую куртку.
    — Вы должны отвезти меня к статуе, — горячо заговорил я. — Понимаете, тут такое дело…
    И я все объяснил про тучного пассажира, который сошел на острове и не вернулся обратно.
    Капитан оказался из тех людей, для которых полицейский значок ничего не значит; на своей лоханке он был хозяином.
    — Да вы с ума сошли! Сегодня паром никуда больше не пойдет. Если ваш парень не успел сесть и остался на острове, то это его проблема. Придется ему подождать до девяти утра. Поспит на скамейке. Их на острове полно…
    И он смачно сплюнул через борт своего кораблика.
    — Слушайте, вы ничего не поняли! — взывал я, тыкая коричневой шляпой чуть ли не в лицо капитану. — Он не просто не успел сесть… С ним что-то случилось. Быстро отдавайте приказы команде. Заявляю официально: вы препятствуете…
    — Приказывать мне может только моя фирма, — угрюмо возразил капитан, с тоской поглядывая в сторону баров на Саут-стрит. — Если вы полицейский, то почему не вызываете своих коллег?
    Почему? Я не собирался становиться посмешищем для всей полиции, если вдруг обнаружится, что толстяк остался на острове любоваться одуванчиками или что-то в этом роде. Я снова сошел на берег и обратился к одному из служащих паромной фирмы. Ему, в свою очередь, пришлось позвонить одному из руководителей, доложить о ситуации, а затем оформить официальный письменный приказ, который я показал капитану.
    Кое-кто из репортеров уже пронюхал (только им ведомым образом) о том, что что-то происходит, и, когда я снова вышел на причал, парочка щелкоперов болталась поблизости.
    — Что там случилось? — хотели они знать и облизывались, как голодные коты.
    — Почему у вас две шляпы? — подозрительно проскрипел один из репортеров,
    — Я всегда беру с собой запасную, — ухмыльнулся я, — на случай, если одну унесет ветер.
    Прежде чем они успели у меня что-нибудь выпытать, я вернулся на паром и приказал матросу у трапа не пускать репортеров на борт.
    — Вот ваш приказ, адмирал, — сказал я капитану, который был явно недоволен тем, что его заставляют работать сверхурочно. — Я куплю вам первые десять порций выпивки, — пообещал я, — если дело окажется пустышкой.
    — Ну, так уж и быть! — проворчал капитан и, обернувшись, начал отдавать приказания.
    Мы снова поплыли к острову со статуей.
    — Сколько вы будете здесь находиться? — спросил капитан, когда мы подошли к причалу.
    — Столько, сколько потребуется, — отрезал я.
    И пусть он ругается, сколько хочет.

    Черные металлические двери, ведущие внутрь постамента, были уже закрыты. Мне пришлось получить еще одно разрешение от административного служащего, который отрядил мне в помощь двух охранников. Единственным, кто, казалось, получал какое-то удовольствие от происходящего, был скучающий лифтер, которого вытащили из жилого домика, чтобы он поднял нас к подножию статуи. Лифтер весь прямо светился. Наконец-то случилось что-то, что нарушило монотонность его работы.
    — Ну и дела, — покачал он головой, приводя в движение свою машину, — может, он где-нибудь там повесился?!
    — Типун вам на язык, — проворчал я.
    Когда мы вышли из лифтовой кабины, я сказал двум охранникам:
    — Сейчас поднимемся наверх, а потом будем оттуда спускаться вниз.
    Охранники ничего не ответили, но в их глазах я прочитал: "В детстве этого парня, наверное, уронили головой на пол".
    Мы проделали утомительный путь наверх и, наконец, остановились на верхней обзорной площадке в тиаре статуи. Немного отдышавшись, я сказал:
    — Он сюда не поднимался, потому что я был здесь, а его не видел. Однако я хочу взглянуть на некоторые инициалы и имена, нацарапанные на стене возле окон.
    — Ах, это! — презрительно заметил один из охранников. — Каждый болван норовит тут расписаться.
    — В том-то и дело, — отозвался я.
    Прежде всего я внимательно рассмотрел то, что написала обожавшая меня Элис Колман рядом с окном, неподалеку от которого стоял и я. Ни имени "Элис Колман", ни какого-то другого я не увидел. Но я помнил, что женщина использовала карандаш для бровей; и след, который оставила эта косметическая штуковина, был темным и жирным, в отличие от других — тонких и тусклых — карандашных линий. Это выделялось, как заголовок в газете.
    — Какое сегодня число? — спросил я одного из охранников.
    — Двадцать третье, — ответил тот.
    Я тоже так думал. Но Элис Колман, похоже, перепутала дату. Она написала ее как двадцать четвертое.
    Ошибиться, конечно, любой может. По крайней мере она правильно указала время. 4 часа. Есть же такие люди! Элис Колман была здесь в четыре часа дня и решила, что весь мир должен об этом узнать.
    Вдобавок ко всему была еще одна странность. Ниже даты и времени карандашом для бровей был написан адрес; но это был не адрес Элис Колман. Пять цифр и три буквы. Вот в таком виде: "254-Зап-51". На пароме женщина дала мне другой адрес, и я проверил его, пока ждал разрешения на пристани в Бэттери. Да, руководство жилого комплекса "Ван Раалте" в Тарритауне, куда я позвонил по междугородному телефону, сообщило мне, что миссис Элис Колман проживает в одной из их квартир. То есть мне она не солгала, но при этом солгала всему миру, оставив свой след в теле Леди Свободы. Что-то у меня не складывалось.
    — Давайте спускаться, — сказал я охранникам. — Хочу осмотреть скамейку, на которой он сидел.
    Охранники, наверное, уже ненавидели меня всеми фибрами души. Но они ничего не сказали и молча двинулись вслед за мной.
    Однако мы не дошли до намеченного мной места. Примерно на полпути между головой статуи и площадкой, где была скамейка — другими словами, где-то на уровне плеча Свободы, — я увидел горизонтально натянутую цепочку с табличкой "Вход воспрещен". Я не заметил эту табличку раньше, когда поднимался на статую в самый первый раз. Цепочка находилась в неосвещенной части лестницы и почти сливалась с темно-серыми элементами металлического каркаса монументальной скульптуры. Теперь же я остановился прямо перед табличкой и спросил охранников, что это такое.
    — О, там его быть не может! — в один голос заявили охранники. — Туда никому нельзя. Вы что, читать не умеете? В прошлые времена тут начинался проход в руку и факел статуи. Потом каркас, поддерживающий руку, ослабел, и проход закрыли. Цепочку повесили, чтобы никто туда не… Эй! Куда вы? Нельзя!
    — Я посмотрю, — сказал я, перешагивая через цепочку и ступая ногой на дощатый настил за ней.
    Для уверенности я схватился за одну из деталей металлического каркаса и процедил сквозь зубы:
    — Если рука проторчала так долго, то из-за меня ей ничего не будет. Я, кстати, и вешу-то немного. Посветите мне лучше фонарями, а не говорите, что я могу делать, а чего не могу!
    Тут тоже была винтовая лесенка, подобная той, что вела в голову статуи. Но буквально через несколько ступенек путь преграждал сплошной деревянный щит, установленный вертикально. Дальний угол возле щита утопал в темноте: свет фонарей туда не доставал.
    — Посветите ближе! — приказал я. — Перешагните через цепочку и светите в угол!
    Охранники не сдвинулись с места.
    — Это не по правилам, — сказал один.
    Я сделал пару шагов назад и протянул руку.
    — Дайте мне фонарь. Вы что, думаете, я тут в прятки играю? И как мы только сумели выиграть войну?!
    Я снова подошел к лестнице и осветил ярким лучом темный угол.

    Конечно, он оказался там. "Вписался" в это место так, словно подобрал его по своим размерам. Сидел на повороте ступенек, прижавшись спиной к деревянному щиту и поджав под себя ноги. Я коснулся его шеи. Мужчина был уже такой же холодный, как и металлическая статуя, которая стала ему гробницей.
    — Он здесь! — крикнул я охранникам. — Его надо вытащить. Помогите мне!
    — Что он там делает? — поинтересовался один из этих придурков.
    — Ждет Судного дня.
    Они охнули и замерли, не зная, выполнять мой приказ или следовать своим инструкциям.
    Я наклонился и посмотрел на заднюю часть его ботинок. Кожа на обоих каблуках была сильно исцарапана. Брюки снизу покрыты пылью чуть ли не до самых колен.
    — Его тащили за плечи, — сказал я. — Тащил один человек. Если бы их было двое, один схватил бы его за ноги. Вы сейчас так и будете его вытаскивать.
    — Как мог один человек втащить туда такого борова? — поинтересовался охранник.
    — Вы бы удивились тому, что могли бы сделать в одиночку, будь вы сильно напуганы, и вам пришлось бы действовать в спешке, — заверил я его. — Ладно, приступайте. Я вам посвечу. Давайте выберемся отсюда, пока мы не отправились в океан вместе с рукой, факелом и всем остальным.
    Охранникам, даже вдвоем, было нелегко справиться с телом. Это говорило о том, что Элис Колман или любую другую женщину надо было вычеркивать из списка подозреваемых, оставив их разве что в качестве возможных соучастников.
    Под телом, когда его подняли со ступенек, я увидел орудие убийства. Зловещего вида железный прут, завернутый в кроваво-коричневый кусок материи. Рана — она, видимо, и стала причиной смерти — была в боковой части головы трупа, прямо над ухом. Крови было немного, если не считать первоначальных брызг на орудии преступления. Узкой струйкой кровь стекла за челюсть к воротнику рубашки. Очевидно, там, где произошло нападение, никаких следов не осталось.
    Я осмотрел пространство вокруг скамейки, на которой видел толстяка в последний раз. Две небольшие полоски, оставленные каблуками несчастного, когда его тащили в укромное место, были хорошо видны под лучом фонарика. И как это я не заметил их, когда наклонился, чтобы поднять шляпу? Хотя, конечно, тогда ведь у меня не было фонаря.
    — Тащите его вниз, — распорядился я. — Здесь его оставлять нет никакого смысла.
    Охранники, наверное, были довольны как никогда! Должно быть, они сбросили по десять фунтов каждый, пока спускались с телом по узкой винтовой лестнице вниз на семнадцать этажей. Я еще долго слышал их тяжелое дыхание. Прежде чем спускаться самому, я выждал некоторое время: не хотелось наступать охранникам на пятки и нервировать их больше необходимого.
    В кабине лифта меня поджидали энергичный лифтер, мертвое тело и охранники в полуобморочном состоянии. Лифтер широко улыбался. Сбылась его самая заветная мечта. Наконец-то на его работе что-то произошло.
    — Ну и дела, — пробормотал он. — Надо же! Убийство!
    Я велел отнести тело толстяка к домикам смотрителей. Одна из дверей открылась, и на крыльце появилась фигура, как мне показалось, персонажа времен испано-американской
войны*
  Испано-американская война — военный конфликт между Испанией и США в 1898 году. В ходе боевых действий США присоединили принадлежавшие Испании с XVI века Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины
. Воротничок на кителе мужчины, который представился начальником охраны, был настолько тугой, что он с трудом мог поворачивать голову.
    — Извините за беспокойство, — сказал я, — но сегодня на территории под вашей юрисдикцией было совершено преступление. В недрах статуи убит человек.
    — Кто вы, сэррр?!
    Вопрос прогремел, как салют из двадцати одного орудия. Я почувствовал себя так, словно меня собирались расстрелять на рассвете как вражеского шпиона.
    — Дентон. Отдел убийств. Управление полиции Нью-Йорка, — пролепетал я.
    — Вы в этом уверены, сэррр?! — пророкотал старый бизон.
    Он, конечно, имел в виду убийство, а не то, кем я был. И он не собирался верить мне на слово, пока я не показал ему труп.
    — Итак, что будем делать? — спросил я.
    — Сэррр, — возмущенно заверещал смотритель, — это собственность правительства Соединенных Штатов. Вопрос находится в компетенции федеральных…
    Я этого ожидал, поэтому воскликнул:
    — А, так вы против моего участия?! После того, как я восемьдесят шесть раз бегал туда-сюда по лестнице внутри вашей статуи. Ладно, ставьте вашего человека. Но я тоже буду заниматься этим делом. И посмотрим, кто закончит раньше!
    Я пошел было прочь от домика, но остановился и заговорил снова.
    — А вашему парню я могу дать фору, чтобы потом вы не обвинили меня в сокрытии информации. Фамилия убитого Колман. До сего дня он жил в комплексе "Ван Раалте" в Тарритауне со своей женой, худой, красивой блондинкой, с голубыми глазами, лет двадцати восьми, с роскошной фигурой. Но вы ее там не найдете, так что скажите вашему парню, чтобы не жег зря топливо. И потом, она все равно этого не делала. Но если хотите схватить и ее, и настоящего убийцу, то я скажу вам, где их искать…
    — Где же, сэррр? — последовал громовой раскат.
    — Сегодня, кажется, среда? — промолвил я. — Ну, отправьте вашего человека на Сентер-стрит, скажем, послезавтра. Это будет пятница. До этого времени мы с коллегами не будем их трогать. Действуйте, фельдмаршал.
    Не дожидаясь очередного взрыва, я поспешил ретироваться, дабы избежать возможного утреннего расстрела.
    Я снова нырнул в основание статуи, надеясь, что делаю это в последний раз. Лифтера, для которого происходящее было сущим развлечением, я решил привлечь в помощники.
    — Если хотите быть полезным, — сказал я ему, — то идемте со мной.
    Когда мы достигли обзорной площадки в голове Свободы, я достал свой блокнот и открыл его на странице, где были записаны имена десяти человек, которые совершили поездку на пароме до статуи и обратно. (На самом деле имен было восемь, так как один мужчина был с двумя детьми.)
    За исключением самого Колмана и его жены (которая не могла быть убийцей по причинам, изложенным мною выше), оставалось шесть фамилий. Если исключить еще двух женщин, которые были в экскурсионной группе, то останется четыре человека. Убийца, скорее всего, назвал мне фальшивое имя. Но это не имело значения. Я хотел просто связать нужную мне личность с каким-нибудь именем, чтобы попытаться припомнить, как выглядел этот человек.
    — Держите карандаш и блокнот, — сказал я лифтеру, — и каждый раз, когда я буду произносить имя, вычеркивайте соответствующую запись.
    — Ну и дела! — восхитился лифтер. — Я помогаю настоящему детективу!
    — Мой шеф иногда на этот счет сомневается, — сухо заметил я. — Готовы? Начали.
    Я стал зачитывать инициалы и фамилии со стены. Вот одно имя совпало с тем, что было в блокноте, и лифтер тут же вычеркнул его. Потом еще одно. Затем трехбуквенные инициалы совпали с одним из записанных мною имен.
    — Это не надо зачеркивать, — предупредил я. — Просто поставьте рядом галочку.
    Когда мы закончили, девять имен из десяти были так или иначе помечены. Каждый экскурсант нацарапал на камне свое имя или инициалы. Кроме одного.
    — Кто же остался? — спросил я.
    Лифтер слегка прищурился и прочитал:
    — Винсент Скэнлон. Бруклин, Амбой-стрит, дом 55. Агент по недвижимости.
    — Судя по всему, он-то мне и нужен.
    — Боже правый! — восхищенно воскликнул лифтер. — Вы его вычислили, просто перебирая фамилии!
    — Его зовут не Скэнлон, — попытался я объяснить. — Он живет не на Амбой-стрит. И он не агент по недвижимости. Однако он единственный из всех экскурсантов, кто сюда не поднимался и не писал своих инициалов. Мы с толстяком поднимались по лестнице последними. Когда я оставил его сидящим на скамейке, он еще был жив. Когда я сам добрался до смотровой площадки, там была его жена, а все остальные начали спускаться вниз. Следовательно, тот, кто назвался Скэнлоном, и есть убийца. Он на площадку даже не поднимался. Либо он шел по лестнице позади меня и толстяка, либо, если он был впереди нас, спрятался в проеме, ведущем в руку статуи, пропустил всех остальных, а потом снова прокрался туда, где стояла скамейка и… завершил свое черное дело.
    Я забрал у лифтера блокнот и стал всматриваться в написанное там имя. Я пытался вспомнить облик "Скэнлона", хоть какую-нибудь особую примету — и не мог. Когда экскурсанты сходили с парома на берег, они останавливались передо мной всего на полминуты каждый. Этот тип — после того, что он совершил, — должен был нервничать, бледнеть, краснеть — называйте как хотите. Он должен был каким-то образом выдать себя. Но либо он был совершенно спокоен, либо — что более вероятно — я его банально проморгал. Я не мог вспомнить его даже путем исключения, как мне удалось выяснить его фальшивое имя. В памяти возникло несколько образов: отец двоих детей, еще две женщины, помимо Элис Колман… Но "Скэнлона" я никак не мог вспомнить.
    Я еще раз посмотрел на надпись, оставленную Элис Колман на стене, и задался вопросом, почему она не написала рядом свое имя и почему перепутала дату. И адрес другой. Очевидный ответ, разумеется, звучал бы так: она знала текущую дату, знала, что происходило в тот момент внизу на лестнице, но слишком нервничала и потому допустила ошибку. Хотя… Она ведь совсем не нервничала. Она казалась задумчивой и даже мечтательной. Так что мой ответ был не очевиден.
    Я на всякий случай переписал в свой блокнот надпись, сделанную на стене карандашом для бровей.
    "24/04/35/4", а затем "254-Зап-51". Ошибочная дата, неверное время, неправильный адрес — и отсутствие имени.
    — Беру свои слова обратно, — устало сказал я. — Хреновый из меня детектив. В общем, этот парень здесь был. Уже после того, что он сделал.
    — Но он же ничего не написал. Вы обшарили всю стену.
    — Он поднялся сюда не писать, а читать. Вот, что он читал, — я указал на черную жирную надпись. — Все, давайте спускаться. Думаю, мне удастся сдержать обещание, данное генералу
Лафайету*
  Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Ла Файет (Лафайет) (фр. Marie-Joseph Paul Yves Roch Gilbert du Motier, marquis de La Fayette; 1757–1834 гг.) — французский и американский политический деятель. Участник трех революций: американской войны за независимость, Великой французской революции и июльской революции 1830 года.
.

    Выбравшись из недр монумента, я опять — без особого, впрочем, энтузиазма — позвонил в жилой комплекс "Ван Раалте" в Тарритауне. "Нет, ни мистер, ни миссис Колман еще не возвращались", — ответил мне клерк, позвонивший по домашнему номеру супругов. Я не стал ничего комментировать, но они уже могли бы спокойно повесить табличку "Сдается" и предлагать квартиру Колманов всем желающим. Мистер Колман не вернется, потому что ночует теперь в морге. И миссис Колман не появится, поскольку в 4 часа у нее свидание с любовником. Что касается адреса псевдо-Скэнлона на Амбой-стрит, то я его даже проверять не буду: надо ведь иногда включать здравый смысл. Вместо этого я позвонил в Отдел информации и попросил дать мне сведения об адресе "Западная 51-я улица, дом 254". Это было то, что я смог выжать из любовного послания, начертанного на стене.
    — Автовокзал компании "Кэпитал" слушает, — ответил голос на другом конце провода.
    Так вот, где они собирались встретиться. Решили уехать из города. Миссис Колман не ошиблась с датой. Она назначала свидание на следующий день.
    — Скажите, куда идут автобусы в четыре часа? — спросил я.
    — В четыре утра или в четыре дня? — переспросил голос.
    Проблема была в том, что я этого не знал. Но как в таком случае это мог знать мнимый Скэнлон? Единственное, что оставалось, — это проверять оба момента времени. Сначала 4 утра. Автобусов было несколько, но самыми популярными оказались маршруты в Бостон и Филадельфию.
    — Забронируйте мне место на оба эти рейса, — попросил я.
    — Мистер, — терпеливо отозвался голос, — как вы можете ехать в два места сразу?
    — Нас двое братьев-близнецов, — пробормотал я и повесил трубку.
    Осталось сделать еще один телефонный звонок: на этот раз туда, где мне давно следовало быть, но я никак не мог себе этого позволить.
    — Возможно, увидимся завтра, — сказал я жене. — Если я сейчас приеду домой, то уже в три часа ночи мне надо будет вставать.
    — Я думала, у тебя выходной.
    — У меня в голове одни статуи.
    — Ты хочешь сказать, что если бы... — начала она, но я быстро повесил трубку.

    В половине четвертого я, шатаясь из стороны в сторону, вошел в зал ожидания автовокзала. Моя шляпа была опущена на глаза, воротник пальто поднят. Короче, моего лица не было видно. Я пытался изобразить пьяницу, который не буянит, а ведет себя достаточно спокойно. Плюхнулся на скамейку и сделал вид, что заснул. Никто на меня даже не взглянул.
    Я примостился у стены, чтобы видеть всех, кто входил в зал ожидания. Без двадцати четыре я внезапно вспомнил, как выглядел тот самый "Скэнлон" тогда, на пароме. Рыжие волосы, маленькие поросячьи глазки, посаженные близко друг к другу. Именно этот человек был сейчас в зале. Возле его ног стоял чемодан. Мужчина лишь на долю секунды опустил газету, которую читал, но мне хватило этого времени, чтобы узнать его.
    Я скрытно следил за ним, не желая спугнуть до того момента, пока не придет Элис Колман. Но где же она, черт побери? Без пятнадцати четыре... Без десяти... Без пяти... Или они собирались действовать порознь, выехать по отдельности и встретиться уже потом? Возможно, сообщение на стене было вовсе не запиской о свидании, а инструкцией любовнику. При нормальных условиях я бы тоже не поехал в Филадельфию, Бостон или куда бы то ни было без напутствия шефа.
    Несколько пассажиров зашевелились, поднялись со скамеек и направились на посадку в автобус. Мой парень был среди них. А вот миссис Колман пока так и не появилась.
    Это был бостонский автобус. Я подскочил к кассе и выкупил забронированный билет до Бостона — туда и обратно. Оставалась, конечно, вероятность, что Элис Колман поедет в Филадельфию, а у меня, к сожалению, не было напарника, который мог бы взять под контроль второе направление.
    — Поторопитесь, — сказал мне билетер, вручая сдачу, — а то опоздаете на автобус.
    — Бегу, бегу, — машинально произнес я, в отчаянии оглядывая опустевший зал ожидания.
    Вдруг дверь женского туалета распахнулась, и оттуда выскочила стройная дамочка с небольшим чемоданчиком в руке. Должно быть, она пряталась там уже нескольких часов.
    — Подождите! — закричала она, выбегая на платформу. — Я тоже еду!
    Только она успела вскочить на подножку, как дверцы захлопнулись, и автобус тронулся.
    Мне оставалось только одно. Я перебежал посадочную площадку по диагонали, и когда водитель начал поворачивать, чтобы выехать на 51-ю улицу, преградил автобусу путь.
    — Не спеши, — процедил я сквозь зубы.
    Водитель посигналил и нажал на тормоза. Потом высунул голову из окна и продемонстрировал мне все слова, которые он выучил явно не в воскресной школе.
    — Откройте дверь, — прорычал я и показал свой значок. — И не вздумайте препятствовать полиции.
    Двери автобуса открылись. Я запрыгнул в салон.
    — У вас будет меньше на трех пассажиров. Это буду я, потом вот этот джентльмен и… давайте посмотрим… о да, вот эта скромная леди, которая так старательно вжимается в сиденье. Вставай, сестренка, и навесь на свое нежное запястье стальной браслет.
    Кто-то закричал, а кто-то, возможно, даже упал в обморок, увидев в моих руках пистолет. Я быстро вытолкнул мужчину и женщину из автобуса и махнул испуганному водителю, чтобы он уезжал.
    — А теперь, — сказал я, когда автобус скрылся за поворотом на Восьмой авеню, — или вы двое тихо и мирно пойдете со мной, или я предварительно сделаю из вас гуляш.

    — Что вы в нем нашли? — спросил я Элис Колман, когда допрашивал ее в Управлении. — Этот ваш Ромео вовсе не Кларк Гейбл.
    — Послушайте, — с презрением в голосе сказала женщина, закуривая предложенную ей сигарету, — если бы вы были крепко привязаны к человеку, который весит двести девяносто фунтов и не может даже сам снять с себя ботинки, но при этом зарабатывает три тысячи долларов в месяц и кладет их в банк исключительно на собственное имя, и тут появился бы кто-то, кто знает, как заставить женское сердце биться сильнее, вы бы сделали то же самое!

    Дома я сказал жене:
    — Надо отдать тебе должное. Я посмотрел на статую, как ты велела, и теперь, возможно, смогу даже продвинуться по службе.
    Я не сказал, что это была за статуя и как она повлияла на мой статус.
    — Более того, — продолжил я, — в следующие выходные мы с тобой поедем в Вашингтон.
    — Почему в Вашингтон? — спросила Кэти.
    — Говорят, там есть огромный
Монумент Вашингтону*
  Washington Monument — облицованный мэрилендским мрамором гранитный обелиск высотой 169 метров и массой 91 тыс. тонн. Самый большой обелиск в мире и самое высокое сооружение в Вашингтоне (США). Был воздвигнут в 1848-1884 годах в Вашингтоне, между Белым домом и Капитолием, по проекту Роберта Миллса как памятник первому президенту США, Джорджу Вашингтону. На вершину монумента можно подняться по лестнице из 896 ступеней либо при помощи лифта.
. А поблизости работают ребята — федеральные сыщики. И им как раз требуется помощь.
×

Подробная информация во вкладках

Интересный сюжетный ход — смоделировать улику, чтобы "перевести стрелки" на другого человека.
Ну, и финал неожиданный, если не догадаться сразу, кто убийца.

Добавил рассказ "Тело наверху". У Айриша в принципе не было серийных героев. Сам жанр, в котором он работал, не подразумевает такого. В подавляющем большинстве центральный персонаж — человек, оказавшийся "в не том месте и что время". Тем не менее, "никогда не говори никогда". Так и в этом случае. С полицейским Джимми Гэлбрайтом и его супругой, мы уже встречались в рассказе "Предвестие смерти" 1934 г. Оба рассказа относятся к жанру Hard-Boiled. Обычный, но довольно неплохой, хотя надо признать, один из многих рассказов "золотого века" крутого детектива.

Возможно я просто влюблен в творчество Айриша (и особенно в его "черную серию) и не могу быть супер-объективным, но появление все новых и новых переводов, это как бальзам на душу. :girl_angel:

Спасибо за перевод! И... продолжение следует...

Классная очень аккуратная концовка. И повествование интересное, напомнило рассказ Дафны Дю Морье - Без видимых причин. Спасибо! Аудиоверсия будет на канале Лучшие Аудиокниги Онлайн со ссылкой на сайт

Продолжаем. Добавлен очередной рассказ.
Спасибо за перевод!

К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣

К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣

Убийство на восковой дорожке

Тело наверху

Восковой диск

Re: К. Вулрич: Рассказы ｢1935 год｣