Кр. Бранд “Коршун”
Добавлено: 20 янв 2021, 12:14
КОРШУН [THE KITE] 1st ed: EQMM, июнь 1968 под названием “King of the Air” Series: Uncollected Переведено по изданию: “What Dread Hand — A Collection of Short Stories”, December 31st 1968 by Joseph Перевод: Виктор Краснов Редактор: Ольга Белозовская © “Клуб Любителей Детектива”, 20 декабря 2020 г. |  |
! |
Весь материал, представленный на данном форуме, предназначен исключительно для ознакомления. Все права на произведения принадлежат правообладателям (т.е согласно правилам форума он является собственником всего материала, опубликованного на данном ресурсе). Таким образом, форум занимается коллекционированием. Скопировав произведение с нашего форума (в данном случае администрация форума снимает с себя всякую ответственность), вы обязуетесь после прочтения удалить его со своего компьютера. Опубликовав произведение на других ресурсах в сети, вы берете на себя ответственность перед правообладателями. Публикация материалов с форума возможна только с разрешения администрации. ВНИМАНИЕ! В ТОПИКЕ ПРИСУТСТВУЮТ СПОЙЛЕРЫ. ЧИТАТЬ ОБСУЖДЕНИЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ САМОГО РАССКАЗА. |
- Предисловие | +
- Библиография | +
Канюков
Если на вашей земле гнездится пара коршунов и выводит своих птенцов, вы можете получить приличное вознаграждение. И мисс Беллингем такое вознаграждение получала. Не то чтобы она нуждалась в нескольких лишних фунтах; она была достаточно обеспечена. И если она решила поселиться в коттедже в самом сердце Уэльса, то сделала свое проживание здесь настолько комфортным, насколько это было возможно для такой тучной пожилой леди. Ей просто нравилось тут жить. Так что, нет, дело было не в деньгах. Дело было в гордости. В гордости и сознании того, что отныне этот коршун принадлежит ей. Она следила за его перемещениями и посылала бесчисленные открытки в Общество охраны природы, описывая подробности своих наблюдений. Работники Общества, которым все эти подробности были хорошо известны, выбрасывали открытки в мусорные корзины. Все, чего специалисты требовали от мисс Беллингем, это чтобы она охраняла гнездо.
И она его охраняла. Ни одной живой душе не позволялось приближаться к коттеджу и близлежащей роще. И в ясную погоду, и в ненастье мисс Беллингем регулярно обходила свои владения (несколько акров) и прогоняла любого, кто мог потревожить Хозяина и его Госпожу. Не то чтобы посетителей было много: коттедж располагался в довольно далеком и пустынном месте. Но иногда в поисках живописных видов сюда заезжали случайные автотуристы. Да еще добродушные фермеры, проезжая мимо на своих грузовичках и тракторах, всегда норовили поприветствовать мисс Беллингем и “просто узнать, все ли у старой леди в порядке”. И туристы, и фермеры отнюдь не радовались, когда она в грубой форме их выпроваживала и заявляла, что ни в чем не нуждается и вообще страшно занята... Конечно, она никому ничего не говорила о гнездившейся паре. Нужно было держать это в секрете, чтобы не вызывать праздного любопытства у наглых, циничных невежд, у тех, кто не умеет быть почтительным.
Шли годы, коршуны перебирались вить гнезда в другие места. Но Его Светлость продолжал посещать землю мисс Беллингем. Он проплывал в небе над ее коттеджем: величественный, безмятежный, знающий себе цену. И в эти минуты мисс Беллингем была вне себя от счастья.
“Сегодня коршун пролетал над моим домом в двенадцать часов дня”, — писала она в Общество охраны природы.
Она посылала подобные открытки чуть ли не каждую неделю; и в ее жизни, лишенной хоть сколько-нибудь значительных событий, эти дни становились настоящими “Днями красной буквы”
Кто-то сначала должен был заметить длинный раздвоенный хвост, красновато-коричневый блеск перьев и характерный изгиб кончиков крыльев для того, чтобы отличить коршуна от тупохвостого канюка, но только не мисс Беллингем. Она узнавала в небе своего коршуна по ленивому движению воздуха, который был его стихией, по быстрому и точному взмаху крыльев, по неторопливому кружению вверх, в голубую даль его небесного королевства. Канюк мог бы отступить перед стаей агрессивных ворон, но коршун прошил бы эту стаю насквозь, разметав наглых птах во все стороны.
Наступила весна, и в феврале, как это не удивительно в тех краях, где даже в середине зимы не бывает сильных холодов, вдруг пошел снег. Как только первые белые хлопья стали ложиться на покрытую нежной зеленой травкой землю, появились фермеры на своих тракторах с колесами, обтянутыми цепями.
— Мисс Беллингем, пока еще можно, уезжайте отсюда. Вы же знаете, что тут будет, когда нападает много снега. Дорога станет непроходимой. И никто не знает, надолго ли? Лучше уезжайте.
Мисс Беллингем не собиралась никуда уезжать. Каждую зиму родственники насильно забирали ее к себе, но в чужом доме она чувствовала себя совершенно одинокой и никому не нужной. Однако на этот раз родственники не узнают о неожиданно выпавшем февральском снеге — или узнают слишком поздно. Так что мисс Беллингем к ним не поедет. В то же время она не хотела, чтобы и фермеры с трудом пробивались к ней через снег — телефона ведь у нее не было — только потому, что она решила проявить упрямство и остаться.
— Все уже устроено, — лгала она фермерам. — Попозже за мной заедет племянник. Вы же знаете, что в плохую погоду меня никогда здесь не оставляют. Племянник приедет сегодня же.
Фермеры ушли — успокоенные — и разнесли эту весть по всей округе. За мисс Беллингем можно не беспокоиться: пока не сойдет снег, родные приютят ее в безопасном месте. Мисс Беллингем с облегчением вздохнула и начала свое добровольное заточение.
За ее присутствие ей были благодарны все малые птахи: воробей, малиновка, крошка крапивник и, конечно же, хитрая галка в сером монашеском оперении... Увидев, что, несмотря на суровую погоду, эти птицы не улетают, а имеют возможность кормиться, канюки тоже устремились вниз, дабы разобраться, в чем тут дело. И вот однажды прилетел сам Король. Коршун.
Кто сказал, что дикие существа плохо поддаются обучению? Канюки, постоянно отгоняемые хлопаньем в ладоши и визгливыми криками, довольно быстро поняли, что прилетать сюда не следует. Коршун же, напротив, как только понял, что ему здесь рады, стал лакомиться кусками размороженного мяса. Первое время мисс Беллингем уходила далеко в поле, чтобы привлечь внимание коршуна соблазнительным угощением. Скользя и спотыкаясь, она шла по замерзшей тропинке, чтобы оставить свое подношение там, где коршун спокойно и без опаски мог к нему приблизиться. Но поскольку ее ноги быстро ослабели от непривычных упражнений, мисс Беллингем была вынуждена оставлять мясо все ближе и ближе к дому. И голодный коршун тоже подлетал все ближе и ближе, пока однажды не взял мясо с деревянного стола возле входной двери. За этим столом летними вечерами ужинала сама мисс Беллингем. Из маленького окошка она смотрела на коршуна и чуть не плакала от радости. Она приняла Королевский Дар. Она заслужила столь высокую награду.
В эти дни она уже не могла отправлять открытки: женщина-почтальон не рискнула бы добираться сюда на своем старом разбитом фургончике. Мисс Беллингем разыскала чистую тетрадку и стала вести дневник.
“Сегодня 6 февраля. Коршун приблизился к дому на расстояние двух ярдов. Совершенно очевидно, что по краю глаза у него идет выраженный желтый ободок. Глаза очень ясные. Взгляд гордый”.
Проходили дни. Снег больше не падал, но все еще лежал глубокими сугробами. Ветер нес поземку вдоль дороги и превращал окрестные поля в гладкие белые листы. Медлительный ручей был скован льдом. Оттепелей не предвиделось.
Запасы замороженного мяса подходили к концу. Мисс Беллингем сократила рацион и для коршуна, и для себя. Теперь коршун уже уверенно приближался к столу. Он видел, как женщина наблюдает за ним из окна. Заметив ее в первый раз, он стремительно ретировался, но в последующем перестал обращать на мисс Беллингем внимание.
Однако с каждым разом мисс Беллингем требовалось все больше и больше усилий, чтобы добраться до уличного стола. Из-за ее частой беготни туда-сюда снег уплотнился, заледенел и стал коварно-скользким. Раз или два мисс Беллингем падала, а когда с трудом поднималась на ноги, сердце ее колотилось как бешеное, и она чуть не теряла сознание.
Однажды, стоя у стола с мясом в руках, мисс Беллингем вдруг почувствовала странную дурноту и была вынуждена резко опуститься в старое деревянное кресло. Перед глазами у нее все поплыло; свет стал сменяться тьмой. Мясо выпало из ее рук, и мисс Беллингем вдруг подумала, что все — время ее жизни закончилось.
Коршун кружил высоко над ее головой. Его не было рядом, когда мисс Беллингем стало плохо.
“Я просто немного ослабла”, — подумала она про себя.
Однако мисс Беллингем понимала, что дело совсем не в этом.
Коршун едва дождался, пока она — медленно и спотыкаясь — вернулась в дом, а затем набросился на мясо.
“Коршун пролетел от меня в пяти футах, — записала мисс Беллингем в своем дневнике. — Действительно, клюв у него сильно загнут книзу”.
На следующий день мисс Беллингем долго стояла у двери, не двигаясь и не заходя в дом. Коршун прилетел уже почти без боязни. Чуть позже в тот же день мисс Беллингем приблизилась к столу почти вплотную. И снова коршун не испугался. На улице было очень холодно, но оно того стоило!
“Если еще долго не потеплеет, — думала мисс Беллингем, — и если я буду терпелива, то настанет день, и он возьмет мясо прямо из моих рук”.
Она ела теперь очень мало. Другие птицы уже расправились с ее запасами замороженных фруктов и овощей и теперь искали себе пропитание в других местах. Или больше не искали, бедняжки, закоченев на замерзших ветках.
И хлеб был весь съеден. И даже мясо, которое мисс Беллингем припасла для себя, теперь она жертвовала своему коршуну.
Снова был голодный обморок; и на этот раз мисс Беллингем ощутила серьезное онемение в левой руке и левой ноге. Она понимала, что ее сознание становится все более неясным и туманным, и что долго она так не протянет.
А если она вдруг умрет, кто станет кормить коршуна?
Мисс Беллингем испугалась, что скоро не сможет выходить к столу. К счастью, пока еще были силы, она успела вытащить из глубины морозильника остатки мяса. Погода была достаточно холодная, чтобы мясо не успело оттаять, а коршун не мог его есть, пока оно было замороженное.
Мисс Беллингем с отчаянием смотрела на мясо. Его осталось так мало. Конечно, следовало бы выкладывать мясо небольшими порциями, чтобы его хватило на большее количество дней. Ведь если она положит на стол все, что осталось, коршун может съесть мясо без остатка, и тогда до наступления оттепели он будет голодать.
А вдруг — и это будет самое худшее — вернутся канюки, увидят мясо и набросятся на него? И...
“Перед тем, как я умру, — с трудом нацарапала мисс Беллингем огрызком карандаша в своем дневнике, — мне бы хотелось, чтобы он хоть раз взял мясо из моих рук”.
В тот день — в тот самый день! — это произошло. Прихрамывая и волоча непослушные ноги, мисс Беллингем медленно добрела до стола, рухнула в деревянное кресло и долго сидела, держа мясо в вытянутой руке. Так долго, что коршуну надоело кружить над седой, запрокинутой вверх головой. Он стал спускаться все ниже… ниже… ниже… И поскольку враг не двигался, он, наконец, резко спикировал, вырвал еду из вялых пальцев женщины и, взмахнув огромными пятнистыми крыльями, снова взмыл в белизну неба.
Неистовое хлопанье крыльев пробудило и испугало мисс Беллингем. Она чувствовала себя совсем разбитой, и обратный путь к дому занял у нее намного больше времени, чем обычно. Но зато вечером того же дня она торжествующе нацарапала в дневнике: “Это неправда, что коршуны не едят с рук человека”.
На следующий день мисс Беллингем была еще в силах добрести до стола. Она сидела, навалившись грудью на столешницу, и ждала коршуна. На улице было очень холодно, но мисс Беллингем закуталась в старое зимнее пальто и, как ни странно, холода почти не ощущала. Она сидела несколько часов, ожидая прилета своего коршуна и держа в вытянутой руке кусок мяса. Когда мясо было съедено, мисс Беллингем собралась с силами и снова совершила свое медленное путешествие в дом.
Ночью она не раздевалась, а просто ложилась возле теплого масляного обогревателя и спала спокойным сном, набираясь сил для новых усилий предстоящего дня.
В тот вечер мисс Беллингем записала в своем дневнике: “Коршун опустился прямо на стол, взял еду из рук и ел прямо тут же. Клюв у него сильный и устрашающий. И это правда, что макушка головы у него почти белая”.
Мороз все еще держался, а мяса осталось только на один день.
В то утро она долго сидела, прижавшись к теплому обогревателю, и размышляла. Корм для коршуна закончился, и если холод продержится еще достаточно долго (а для этого времени года он уже был аномальным), то что станет с ним, с Королем Воздуха, с ее Господином и ее Любовью? За всю жизнь мисс Беллингем ни один мужчина не добивался власти над ее сердцем. Ее ум и тело всегда были свободны и не знали господства мужского начала над женской слабостью. В юности она страстно жаждала мужского внимания, а в старости глубоко сожалела о нехватке сладостного, успокоительного подчинения силе, превосходящей ее собственную. Теперь в ее спутанном сознании, пронизанном фантазиями из той далекой, изголодавшейся юности, появилось смутное осознание того, что Он наконец-то пришел: Владыка, которому надо подчиниться, которому нужно принести в жертву тело и душу...
Тело и душу.
Ее душа очень скоро отойдет к Богу. Но разве не долг женщины, не самая высшая для нее радость — отдать тело своему Господину?
“При жизни я ему служила, — с трудом писала мисс Беллингем в дневнике. — Почему бы и после смерти ему не послужить? Живой мне пришлось ради него немало страдать. Когда я умру, мои страдания закончатся”.
Мисс Беллингем кое-как выбралась из-под старого пальто и, легко одетая, взяв с собой только дневник, огрызок карандаша и остатки мяса, в последний раз проделала мучительное путешествие. Она на четвереньках доползла до стола, из последних сил приподнялась и, измученная, в полуобморочном состоянии, упала в деревянное кресло.
Когда мисс Беллингем вышла из забытья, она поняла, что у нее еще осталось немного сил. Она могла двигать правой рукой; и правая нога немного ей подчинялась; но вот вся левая сторона тела была практически мертва. Хочет она того или нет — теперь у нее больше не было возможности изменить свое решение. Жребий был брошен: жертва лежала на жертвенном алтаре без всякой надежды на спасение.
Преодолевая боль в немеющих пальцах, мисс Беллингем написала в дневнике:
“Не надо отчаиваться. Я сама сделала этот выбор”.
Когда он пикировал, хлопанье его крыльев было подобно грому. Каждый их взмах отбрасывал назад с лысеющей макушки седые пряди волос. Гордый, как Король, как Император, величественный, как Бог, он теперь презирал опасность и смело вышагивал по столу, щелкая изогнутыми когтями по выбеленным от времени березовым доскам. Свирепым был желтый блеск его глаз, оценивавших распростершуюся перед ним женщину.
Но вот он отлетел в сторону, и мисс Беллингем слабеющей рукой написала в дневнике:
“Он ждет, когда...”
Продолжать уже не было сил.
…Ей удалось нацарапать огрызком карандаша еще несколько слов. Когда это произошло — через несколько часов или через несколько дней — теперь уже никто не узнает.
Записи мисс Беллингем, почти неразборчивые на запятнанных кровью страницах ее дневника, были найдены гораздо позже.
“Неправда, что…”
…Неправда, что хищная птица станет ждать, пока жертва не умрет, и только потом приступит к трапезе.
Да только за одно “Мизери” его уже можно причислить к классике мировой литературы. Я уже даже не говорю о “Воспламеняющая взглядом”, ”Кладбище домашних животных” и... Да я с десяток названий могу написать.