— Входите, мой дорогой Клатсон! — воскликнул Морлок Томс. — Ваш визит как нельзя кстати. Моя память изрядно истощилась. Надеюсь, вы сможете мне помочь.
— Как ваш летописец, уверен, что смогу, — сказал я. Он махнул рукой в сторону гранок на столе.
— Что скажете?
Я их осмотрел.
— Что ж, очень хорошие гранки — напечатаны на поддельном велене.
— Настоящий велень, — сказал Томс. — Я не это имел в виду.
Я заметил, что, утомлена память Томса или нет, склонность его заставлять каждого доверенного собеседника извлекать любой клочок информации, словно глубоко засевший коренной зуб, не пострадала. Следовало играть вместе с ним.
— Заглавие: «Убийства в запертых комнатах и иные невозможные преступления», — сказал я. — Библиография некоего Роберта Эйди. На тему, которая непременно должна заинтересовать вас.
— Уже — особенно один из пунктов. Посмотрите. Номер 1221. «Чудо девятнадцатого века» Льюиса Зангвилла. Что вы об этом думаете, Клатсон?
Я очень внимательно изучил абзац.
— У сыщика имя очень похоже на ваше.
— Несомненно. Что ещё?
— Но... э... я больше ничего не вижу.
— Ничто вам не кажется знакомым?
— Нет.
Томс со страданием наморщил свой прекрасный высокий лоб. Сразу вылез царственный синяк. Рассеянно смазывая его гамамелисом, он сказал:
— Есть в этом что-то навязчиво знакомое, но не могу вспомнить, что бы это было.
— Быть может, суть загадки? Тайна человека, смытого морем с палубы парохода в Ла-Манше одновременно с падением его утонувшего трупа через люк в потолке одного из лондонских домов. Конечно, это из тех дел, какие вы бы попытались раскрыть в прежние времена.
— Попытался? Тут нет двух вариантов — я бы раскрыл его. Клатсон, я раскрыл его?
Я отправился в тёмные, зачастую шумные коридоры моей памяти. Ненадолго в пределах досягаемости мелькнуло воспоминание, серое и мимолётное, как крыса в канализации.
— Да, думаю, что помню. Я описал эту историю. Это было в первые годы нашего литературного сотрудничества, вскоре после того, как появились «Этюд в манере Скарлетт О'Хары» и «Знак четырёх справедливых». Мы подумали, что новый «Чезильский журнал» может пригодиться моим рассказам о ваших приключениях. Если помните — я послал образец. Кажется, маленький кусочек...
— Да, да! Припоминаю. Редактор похвалил ваш стиль, но отверг рассказ. Слишком узко, по его словам. Он решил, что читатель не заинтересуется столь незначительным происшествием в столь отдалённой части света... Он вам вернул рукопись?
— Нет! — вскричал я. — А этот Льюис Зангвилл украл сюжет и перенёс его в британское окружение. Кажется, припоминаю, что верное решение загадки не могло быть по каким-то причинам использовано в новой, британской обстановке. Так что Зангвилл заменил его ужасно примитивным вариантом, указанным мистером Эйди, будто мертвец никогда и не был на борту.
— Быть может, мистер Зангвилл неповинен в плагиате, — сказал Томс. — В конце концов, дело имело некоторую огласку в прессе. Почему бы вам не вернуть свою израненную гордость к её обычному состоянию эгоизма с помощью настойки гамамелиса, а я пока подумаю?
Он откинулся на спинку стула и неторопливо выкурил трубку, довольный, что лакуна в его памяти заполнилась. Затем стал задумчиво говорить:
— Впервые мы услышали о Титусе Кью Гунхилли в Сингапуре. Помню, как получил письмо из Гонконга. Он выражал большие опасения за свою жизнь. Некие силы намеревались уничтожить его. Профессор Андреас Абельман Виблфетцер (который, по моим данным, был четвёртым по опасности человеком в Британии) вылетел в этот район на своём воздушном шаре. Он замыслил дьявольский план — вызвать извержение местного вулкана, закинув в его кратер четыре тонны мексиканского красного перца. Но Гунхилли, сделавший состояние на перце чили, узнал о плане и пригрозил разоблачить профессора. Следовательно, он был обречён. Повсюду, куда бы он ни шёл, за ним следовали скрытные джентльмены в чёрных пальто.
— Он нуждался в помощи. Мог ли я защитить его? Он отправился на остров Уоллис и надеялся, что я встречусь там с ним сразу, как только смогу. Гунхилли был богатым человеком и имел серьёзное влияние на власти своей страны. По его словам, он намеревался путешествовать под именем Атанасиуса Брауна.
— Помните, Клатсон? Пока я читал письмо, я послал вас купить газету, а когда вы вернулись, и я упомянул Атанасиуса Брауна, вы сказали мне, что в газете есть сообщение о его кончине.
— Мы опоздали!
— Я ясно помню отчёт — удивительно компетентная работа с учётом ситуации. Мистер Браун уже несколько дней находился на Уоллисе. 7 января 1883 года он решил отправиться порыбачить на маленькой лодочке, хотя дул сильный восточный ветер с лёгким уклоном на юг. Его сопровождали двое белых — забыл их имена. Позже обнаружилось, что это американцы в первом поколении. По их словам, 7 января в три часа двадцать пять минут пополудни лодку опрокинул сильный ветер. Хотя она не затонула, мистера Брауна — по общему мнению, плохого пловца — смыло за борт. Тело его не нашли, хотя впоследствии некоторые клочки были опознаны как оторванные от его одежды. Весьма неубедительный вывод заключался в том, что его весьма полным телом полакомилась акула.
— Хотя серые облака висели низко, свидетели на берегу смогли подтвердить появление в это время волны; лодка была всего в полумиле от берега. В той же газете я нашёл сообщение о другой смерти — очень странной смерти.
— 7 января около половины четвёртого пополудни на территории дома американского торговца на острове Савайи, в Западном Самоа, примерно в трёхстах милях восточнее Уоллиса, с веток большого дерева рухнуло обнажённое тело человека. Оно ударилось о большой резной камень. Предположили, что человек погиб от удара при падении, расколовшего череп надвое. В отчёте этот человек, известный в округе, был опознан как Гунхилли. Редактор не связал двух личностей (оставив это мне, читателю газеты) и довольствовался тем, что долго и бесплодно размышлял, откуда взялся Гунхилли и куда делась его одежда.
— Итак, как же Браун мог быть похищен примерно в полумиле от побережья Уоллиса и почти одновременно получить сильный удар о мраморную голову Джорджа Вашингтона в трёхстах милях оттуда?
— В 1883 году не существовало способа, каким можно совершить подобное преступление — а это было преступление. Даже в 1979 году, имея в своём распоряжении вертолёты и все технологии двадцатого века, подобное сделать нельзя.
Томс вновь разжёг трубку и уставился в потолок. Я видел, что он испытывает наслаждение, вновь переживая один из своих триумфов.
— Вы помните, каким образом я разрешил проблему, Клатсон?
— Не вполне, Томс.

— Прибыв на Уоллис, мы отыскали свидетелей. Постепенно из тумана их воспоминаний о мрачном январском дне мы узнали, что профессор Виблфетцер, следуя своему гнусному замыслу, чуть раньше четверти четвёртого взлетел на воздушном шаре с выступающего в море мыса. Это было опасное предприятие. Время от времени воздушный шар терялся, когда в широком заливе задувал сильный ветер, в дымящихся основаниях туч.
— Теперь я восстанавливаю, что произошло. Воздушный шар безошибочно подлетел к своей жертве — маленькой рыбацкой лодке. В это время профессор Виблфетцер выбросил с борта крюк. Он попал в одежду Гунхилли и вырвал из неё клочок — тот, что впоследствии был найден поблизости. Второй крюк по честности и справедливости зацепил Гунхилли. Его подняло в корзину воздушного шара, тут же взмывшего в облака, а спутники Гунхилли (находившиеся с другой стороны лодки) решили, что его смыло за борт случайной волной.
— Не знаю, что произошло на воздушном шаре. Могу только предположить, что профессор Виблфетцер позволил сильному ветру отнести его на несколько градусов к юго-востоку. Быть может, в это время он увидел под собой остров Савайи и выбросил Гунхилли из корзины. Быть может, он сбросил его вслепую, и тело случайно высадилось, если так можно сказать, на Савайи. Это не так уж важно.
— Важно то, что Гунхилли был сброшен за борт примерно через двадцать четыре часа после того, как его вытащили из лодки.
— Но... но... — заикался я.
— Да, дорогой Клатсон. Двадцать четыре часа спустя, но под той же датой. Видите ли, подобно Филеасу Фоггу у Жюля Верна, мерзкий профессор Виблфетцер пересёк международную линию перемены дат, проходящую между островами Уоллис и Савайи.
— Вы гений, Томс, — сказал я.
— Именно это вы сказали и в тот момент.
— И, в конечном счёте, это был один из величайших ваших триумфов.
Томс печально покачал головой.
— Незначительный триумф. Мы не смогли помешать профессору Виблфетцеру успешно осуществить задуманное. В том же самом году произошло извержение Кракатау.