Бревенчатый дом, принадлежавший герру Людвигу Майеру и привлекавший столь пристальное внимание мужчины с полевым биноклем, стоял на некотором отдалении в долине.
В ясном лунном свете долина была лишена всяких цветов, за исключением единственной точки, в которой свет выбивался из окна справа от двери доктора Майера. То было ромбовидное двустворчатое окно, сейчас запертое. Свет лампы пробивался оттуда наружу, касаясь травы и розовых кустов.
За столом у окна доктор Майер был погружён в свой бесконечный труд. «Диссертация о кинематике астероида» было его официальным названием. Белые кретоновые занавески на окне были задвинуты. С этого угла наблюдатели могли увидеть его лишь с неудобного, бокового угла.
Примерно в четверти мили, на вершине холма, мужчина с биноклем лежал на животе. Его спина болела, а руки затекли. Не мгновение он опустил бинокль и огляделся вокруг.
– Тссс! – прошептал он. – Что ты делаешь? Не зажигай сигарету!
Голос его спутника казался обиженным. – Почему нет? Нас никто здесь не увидит.
– Таков приказ, вот и всё.
– И, кроме того, – проворчал второй, – уже два часа утра. Наш парень сегодня не придёт, точно тебе говорю. Если только уже не вошёл через чёрный ход.
– Льюс следит и за чёрным ходом, и за той стороной. Послушай!
Он поднял руку. В долине ничего не шевелилось. Не было ни звука, за исключением отдалённого ленивого прибоя в Линмуте.
Стояла мягкая сентябрьская погода, но человек с биноклем, детектив инспектор Баллард из специального корпуса Городской Полиции, ощущал неподотчётный страх. Снова подняв бинокль, он оглядел маршрут тропы, ведущей к дому. Он поглядел на освещённое окно. Позади очертаний кретоновых занавесок он едва мог различить контур скуластого профиля, толстые очки, рыбоподобные шевеления рта, сопровождавшие покрытие страницы за страницей аккуратным почерком.
– Если вы меня спросите, – проворчал сержант Бакк, – замкомиссара поймал не ту рыбу. Этот Майер – уважаемый учёный, самый настоящий военный беженец –
– Нет.
– Но где ваши доказательства?
– В подобного рода делах, – отозвался Баллард, – расчёсывая биноклем болящие глаза, – мы не можем полагаться на правила обычного судебного процесса. Замкомиссара не уверен; но он полагает, что сведения исходят от жены Майера.
Сержант Бакк присвистнул.
– Правильная немецкая hausfrau доносит на мужа англичанам?
– В том-то и дело. Она не немка, а англичанка. В этой стране сейчас творятся весьма странные вещи, дружище. Если мы сцапаем того человека, кто придёт сегодня к Майеру, он будет кем-то с самого верха. Мы сможем –
– Слушай! воскликнул Бакк.
Но заставлять слушать было не обязательно. Грохот огнестрельного оружия разнёсся по крошечной долине шумом и взрывом. То был лишь обман слуха, но Баллард почти поверил, что даже слышит тонёхонький свист пули.
Оба мужчины вскочили на ноги. Баллард, чьи коленные суставы затекли от лежания до боли, снова приложился к биноклю и оглядел вход в дом. Его взор остановился на окне.
– Браконьеры? – предположил Бакк.
– Это был никакой не браконьер, – сказал инспектор Баллард. – Это армейская винтовка. И она не промазала. Идём!
Крошечная картинка не выходила из его головы, пока они спускались с холма: дрожание кретоновой занавески, лысая голова, распростершаяся на столе. Ни он, ни Бакк даже не пытались скрыть своё присутствие. Эхо, казалось, ещё не успело смолкнуть в долине, как они уже стояли на пороге. Придержав своего спутника, Баллард указал рукой.
Освещённое окно находилось невысоко над землёй. Первым делом Баллард заметил пулевое отверстие в стекле – совсем рядом со свинцовым креплением одной из панелей. То была чётко пробитая дырка, почти без царапин на стекле, подобная тем, что оставляет небольшая высокоскоростная винтовочная пуля (например, калибра .256), выпущенная с некоторого удаления.
Затем они оба увидели, что находится внутри, лёжа без движения на столе с отметиной на левом виске; и они поспешили к входной двери.
Дверной молоток был тугим и ржавым, издав лишь глухой стук, к которому Балларду пришлось добавить удар кулаком в дверь. Прошли несколько бесконечно тягучих минут, прежде чем изнутри был отодвинут запор, и дверь распахнулась.
Бледнолицая женщина с керосиновой лампой и в спешке накинутом халате уставилась на них. Ей было, вероятно, тридцать пять, на десять-пятнадцать лет младше Людвига Майера. Не будучи красивой, она была в своём роде привлекательна; голубоглазая, с богатыми, тщательно расчёсанными светлыми волосами до плеч.
– Миссис Майер?
– Да? – она облизала губы.
– Мы из полиции, мэм. Мы полагаем, что-то произошло с вашим мужем.
Медленно Гарриет Майер приподняла лампу. Столь же медленно она оглянулась назад и посмотрела на дверь комнаты справа от прихожей. Лампа покачивалась в её руке, разливая и разбивая среди теней свой золотой свет.
– Я – я слышала, – произнесла она. – Я так и подумала.
Сжав зубы, она развернулась и подошла к двери названной комнаты. Со словами извинения Баллард проскользнул вперёд неё.
– Ну, – после паузы сказал сержант Бакк, – ему мы уже ничем не поможем, сэр.
В самом деле, ничем. Они стояли в длинной комнате с низким потолком, со стенами, обвешанными импровизированными книжными полками. Запах горящего масла от лампы на столе соревновался с завесой жирного табачного дыма. Длинная трубка с фарфоровым наконечником лежала на столе возле руки покойного. Авторучка выпала из его пальцев. Его лицо и плечи разметались по заваленному бумагами столу; но как только скрип их шагов сотряс пол, он медленно соскользнул в сторону и с неприятным стуком упал на один бок. Это гротескное подобие жизни заставило Гарриет Майер вскрикнуть.
– Спокойно, мэм, – сказал Баллард.
Обойдя тело, он прошёл к окну и попытался выглянуть наружу. Но в отблесках от лампы и лунного света он не увидел ровным счётом ничего. Пулевое отверстие, подметил он, сопровождалось крошечными трещинками – крошечными канавками в виде кожуры на самом выходе – доказывавшие, что выстрел действительно был произведён снаружи.
Инспектор Баллард глубоко вздохнул и развернулся.
– Расскажите нам об этом, мэм, – сказал он.

* * *

В конце следующего дня полковник Гиллам сидел в плетёном кресле на лужайке перед «Алой сторожкой» и хмуро разглядывал носки своих туфель.
Всё в «Алой сторожке», как и в самом полковнике Гилламе, производило впечатление аккуратной подстриженности. Лужайка была того густо-зелёного цвета, на котором кажется, будто видишь светлые полосы; дом из рыхлого красного кирпича под мягким сентябрьским солнцем распахивал приветливые двери всему свету.
Но Питер Гиллам, высокий и худой человек с большими туфлями и тонкими дряхлыми волосами, похожими на его же подстриженные усы, ссутулился в своём кресле. Он сжал свой суровый кулак, уставился на него и с размаху опустил его на подлокотник. Потом он огляделся вокруг – и стыдливо замер в полудвижении, заметив темноволосую девушку в теннисном платье без рукавов, как раз выходившую из-за угла с ракеткой под мышкой.
Девушка не замедлила шаг. Она поизучала его пару мгновений своими голубыми глазами, широко расставленными над коротким прямым носом. Пёстрый шёлковый шарфик был обвязан вокруг её головы. Потом она пошла прямо по лужайке, размахивая ракеткой, как будто собиралась ей кого-нибудь отлупить.
– Папа, – резко сказала она, – и что всё это значит?
Полковник Гиллам промолчал.
– Тут что-то кроется, – настаивала она. – Всё не на своих местах с тех самых пор, как здесь утром побывал этот суперинтендант. Что случилось? Ты опять кого-то задавил своей машиной?
Полковник Гиллам поднял голову.
– Профессора Майера застрелили, – отвечал он с равной резкостью. – Кто-то прошил его через окно прошлой ночью из армейской винтовки триста третьего калибра. Нэнси, как ты смотришь на перспективу увидеть своего старика за решёткой?
Последние слова он хотел произнести насмешливо. Но он был никудышным актёром, да и его представления о насмешливости были весьма смутны.
Нэнси Гиллам отпрянула прочь.
– О чём ты говоришь?
– Факты таковы, – сказал полковник, едва приподняв плечи. Он окинул лужайку взглядом, разминая мышцы рук. – Этот суперинтендант (Уиллет его фамилия) хотел знать, есть ли у меня винтовка. Я сказал, «да»: та, из которой мы все охотимся на нашей земле. Он спросил, где она хранится. Я сказал, «в садовом сарае». Он спросил, возможно ли на неё посмотреть. Я сказал, «разумеется».
Нэнси никак не удавалось понять, что происходит.
– Он спросил, нельзя ли её на время позаимствовать, – подытожил полковник, ещё выше подняв плечи и избегая её взгляда. – Он унёс её с собой. Это точно не та винтовка, что убила Майера. Но вдруг по нелепой случайности окажется, что –?
– Доктор Майер? – выдохнула Нэнси. – Доктор Майер мёртв?
Полковник Гиллам вскочил на ноги.
– Никогда не любил старого зануду. – Его голос был брюзглив. – Всем это известно. У нас была большая ссора лишь три дня назад. Вовсе не из-за того, что он немец, заметь. В конце концов, у меня же живёт немецкий гость, не правда ли? Но вот видишь, как теперь. И ещё одно. Этот сарай запирается на йельский ключ. У меня единственный экземпляр.
Рядом с отцовским стояло второе плетёное кресло. Нэнси протопала к нему и села.
Она не ощущала ни опасности, ни трагедии. Она просто ничего не могла понять. Как будто посреди обеда внезапно выдернули скатерть и опрокинули все блюда.
День стоял приятный. Она только что сыграла с Карлом Куном три сета в теннис. На свете просто не могло, уверяла она себя, случиться ничего плохого, способного омрачить ей неделю. Но она видела, как её отец меряет шагами лужайку в своей старой спортивной куртке, в большем беспокойстве, чем она когда-либо его видела.
– Но это абсурд! – вскричала Нэнси. – Нельзя принимать это всерьёз. Все тебя знают. Местная полиция тебя знает.
– Ах, – сказал полковник Гиллам. – Да. Местная полиция меня знает. Но парни в этом расследовании – не местные. Они из Скотленд-Ярда.
– Скотленд-Ярда?
– Особое отделение. Послушай, мышка. – Он подошёл ближе и понизил голос. – Держи это под колпаком. Даже матери не упоминай, и вообще никому. Это парень Майер вёл двойную жизнь. Он был шпионом.
– Невозможно! Этот глупый коротышка?
– Это факт. Уиллет, конечно, особо не распространялся. Но я так понял, что они были готовы приставить его к стенке, и в его бумагах нашли доказательства. Дьявол, никому на свете больше нельзя доверять, не правда ли?
Лицо полковника Гиллама омрачилось. Он потёр руками, издавая сухой, шершавый шелест.
– Если он в самом деле был таков – мои поздравления тому, кто его остановил! Но это был не я. Ты представляешь, чтобы я подкрался к нему со стороны(вот что меня задевает, мышка) и подло ударил его, пока тот не видит?
– Нет, конечно, нет. – Нэнси стала размышлять. – Если его кто-то и убил, ставлю всё на его жеманную жёнушку.
– Гарриет Майер? Господи Боже, исключено!
– Почему нет? Она на пятнадцать лет его моложе. И они жили в своём доме вдвоём, даже без приходящей горничной для домашней работы.
Полковник Гиллам был слишком честен, чтобы позволить ей заблуждаться. Он потряс головой.
– Есть причины, по которым она не могла этого совершить, мышка. Поймёшь ты, или нет…
– Папа, хватит считать меня ребёнком! Так почему это не она?
– Во-первых, пуля, убившая Майера, была выпущена извне. Во-вторых, поскольку агенты Особого отделения следили за всеми сторонами дома, и никто не входил и не выходил – даже Гарриет Майер. В-третьих, они немедленно обыскали дом и не нашли никакого оружия, кроме охотничьего ружья 16-го калибра, из которого винтовочную пулю не выпустить.
– Тссс! – предупредила его Нэнси.
Полковник Гиллам развернулся.
Засов на воротах поднимался вверх. Детектив инспектор Баллард, без особых примет и за сорок, мог сойти за бизнесмена; но для их обоих весь его вид кричал «полиция». Он с любезной улыбкой вступил на кирпичную тропу и приподнял шляпу.
И в тот же миг Карл Кун вышел из распахнутых дверей на улицу.

* * *

Карл Кун, приближающийся к тридцати годам, был того тевтонского типа, которому тёмные волосы придают ещё более нордический облик, нежели многим блондинам. Он был среднего роста, коренасто сложенным приятным молодым человеком с красным лицом и россыпью веснушек. Его густые тёмные волосы низко спускались на лоб; узкие усы следовали очертаниям его широких губ. В белом фланелевом костюме, спортивной куртке и шёлковом шарфе, он неспешно прошёл по лужайке и положил руки на спинку кресла Нэнси.
Но никто на него и не посмотрел.
– Добрый день, – мило сказал Баллард. – Полковник Гиллам?
– Я полковник Гиллам, – произнёс носитель этого имени, сурово на него глядя. – Это моя дочь. И мистер Кун.
Баллард удостоил их быстрым взглядом.
– Полковник Гиллам, я офицер полиции, занимающийся расследованием убийства доктора Людвига Майера, – продолжал Баллард; и Кун, зажегший было сигарету, вскинул голову и выпустил две струи дыма через ноздри, подобно дружелюбному дракону. – Не могли бы мы перекинуться парой слов наедине, сэр?
– Говорите здесь, – сказал полковник.
– Простите?
– Если у вас есть что мне сказать, – продолжал полковник, демонстративно не вставая и крепко ухватившись за ручки кресла, – так скажите. Здесь. Сейчас. Перед всеми присутствующими.
– Вы уверены, что предпочитаете именно это?
– Да.
– Собственный настойчивый взгляд Балларда обвёл группу. Он достал из кармана записную книжку.
– Итак, сэр, вы являетесь владельцем винтовки. Этим утром вы одолжили её суперинтенданту Уиллету.
– И?
– Некоторые испытания, – сказал Баллард, – были проведены с этой винтовкой 303-го калибра консультантом по баллистике в Девонширской полиции графства. – Он сверился с записной книжкой. – Количество нарезов: пять с половиной. Направление вращения: по часовой. Индивидуальные отметины: – Впрочем, технические подробности не важны. – Его манеры оставались безучастными, почти доброжелательными. – Факт в том, сэр, что пуля, убившая доктора Майера, была выпущена из вашей винтовки.
Из-за дома донёсся ленивый звон газонокосилки.
Даже теперь Нэнси Гиллам не ощутила вполне чувства опасности или даже смерти. Лишь совершенное неправдоподобие обвинения заполняло её мысли. Она представила себе садовый сарай позади теннисного корта; и миниатюрный тир из мешков и жестяных пластин, который её отец соорудил на краю луга.
– Понимаю, – сказал полковник Гиллам. Его облик был непроницаем и сух. Он приподнял одну руку, как будто намереваясь ударить по креслу кулаком, но вместо этого нежно её опустил. –Значит, она была похищена. Или – не под арестом ли я случайно нахожусь?
Баллард улыбнулся, но его глаза не пошевелились.
– Едва ли, сэр. Мы знаем лишь то, что из вашей винтовки стреляли.
На протяжении всего этого Карл Кун переминался с ноги на ногу, как будто сомневаясь в прыгучей агонии нерешительности. Он коротко и быстро выпускал клубы сигаретного дыма.
– Вы не хотите сказать, – взорвался он наконец на английском, близком к совершенству, – что этого человека Майера застрелили вчера после полудня?
Баллард быстро бросил в его направлении взгляд.
– Вчера после полудня? Что наводит вас на такую мысль?
– Потому что, – отвечал Кун, – вчера после полудня я прогуливался в направлении его дома. Он не больше чем в четверти мили отсюда. Тут я услышал выстрел винтовки. Я посмотрел вниз с холма и увидел этого Майера на пороге. Он был очень зол. Но совершенно жив. Нет, нет, нет!
Он сопровождал свою историю приставлением руки ко лбу и прочими разнообразными жестами. Баллард уставился на него.
– И как вы поступили, сэр? Вы не стали выяснять причину его недовольства?
– Нет.
– Почему же?
– Его кровь, – сказал Кун, тщательно себя сдерживая, – была не моей кровью. Его раса – не моей расой. Я не собирался иметь с ним никакого дела. Но довольно! – Кун успокоился и смог улыбнуться. – Не обсуждать политику в этом доме мы согласились. Разве не так, полковник Гиллам?
– Да, это так, – признал полковник, пошевелившись. – Меня не заботили ни его происхождение, ни политические взгляды. Я просто его недолюбливал. – Он прищурился на Балларда. – Полагаю, вам уже известно?
Баллард ответил не сразу.
– Наши сведения довольно общи, сэр. Вы в самом деле угрожали во вторник ему убийством?
Полковник несколько побелел.
– Я пообещал, что сверну ему шею, если вы об этом.
– По какой причине?
– Мне не нравилось, как он себя ведёт. Он запугивал местных торговцев, выставлял себя хозяином и помещиком, куда бы ни пошёл. Клялся, что бежал из Германии без гроша в кармане, а при этом ни в чём не знал себе отказу. На садовой вечеринке во вторник – когда моя жена пыталась наладить с ним отношения – он спокойно заявил, что англичане поголовно лишены вкуса, образования, манер и понимания науки.
– Ах, так? – пробормотал Кун.
– Тогда я ничего ему не ответил. Я просто прошёл вместе с ним часть обратной дороги и сказал ему пару ласковых один на один. Не сомневаюсь, что их слышали многие.
– Но это бред! – возражала Нэнси; но Баллард весьма вежливо и убедительно заставил её молчать.
– Доктор Майер, – сказал Баллард без дальнейших комментариев, – был убит около двух часов утра, из винтовки, взятой из здешнего садового сарая…
– Который был заперт, – с каменным лицом промолвил полковник, – единственным ключом, находящимся в моём распоряжении.
– Папа! – вскричала Нэнси.
– И, – настаивал полковник, – в два часа утра я крепко спал. Я не сплю в одной комнате со своей женой; следовательно, я не способен предоставить алиби. Далее, винтовка находилась в этом сарае ещё в девять часов вечера; это мне известно, потому что я убирал туда садовый опрыскиватель как раз в это время. Окно не открывается, и другого входа в сарай, помимо двери, не существует. Теперь вам всё известно. Но Майера я не убивал.
Баллард хотел высказаться, но был прерван.
Из-за угла дома, слегка неловко выскользнул худой мужчина лет тридцати пяти в незаметном сером костюме и очках с роговой оправой.
Но при его виде полковник Гиллам аж вскочил.
– Смайли! – завопил он. – Джордж Смайли! Что вы-то здесь делаете?
Мистер Смайли вскинул голову и нахмурился.
– Я надеюсь, – сказал он, – вы извините меня за моё неформальное вторжение через чёрный ход. Я с любопытством изучал ваш импровизированный – как сказать? – тир.
Инспектор Баллард вмешался быстро.
– Вы знакомы с Джорджем Смайли, полковник?
– Боже, да! Он один из моих давних… Ну же, садись! Выпей чего-нибудь. Чего угодно. Ты ведь уже слышал, что тут стряслось, или нет?
Мистер Смайли, казалось, смутился.
– Не пытаясь быть грубее обыкновенного, – отвечал он, – да. Я прибыл сюда для обсуждения с доктором Майером вопросов прикладной науки. Это мой второй визит. Я застаю его – Он протянул руку, расправляя пальцы. – «Хозяин» телеграфировал мне вопрос, не могу ли я оказать – гм – ему некоторую помощь и консультацию.
– Рад любой помощи, сэр, – улыбнулся Баллард.
– А я не рад нисколько, – сказал полковник. – Видишь ли, Смайли, они все считают, что я его убил.
– Чепуха! – фыркнул мистер Смайли.
– Тогда что вы на этот счёт думаете?
Упрямое выражение скользнуло на хмурое лицо мистера Смайли.
– Пословицы! – сказал он. – Пословицы! Я пока не знаю. Прежде чем я выскажу свою точку зрения, мне понадобятся сведения о двух вещах. Расскажите мне про дикую кошку и про мох.

* * *

Все уставились на него.
– О чём, сэр? – переспросил инспектор Баллард.
– Про дикую кошку, – повторил мистер Смайли, – и про мох.
Неохотно приняв предложенное ему полковником Гилламом кресло, он растянулся в нём и извлёк из кармана носовой платок.
– В мой прошлый визит к доктору Майеру, – сказал он, – я заметил на каминной полке в его кабинете большое чучело дикой кошки.
– Она там есть, – согласился полковник.
– Но когда я пришёл туда сегодня, кошки я не нашёл. Я спросил миссис Майер об этом, и она мне сообщила, что три дня назад она вытащила чучело кошки в сад и сожгла его.
– Сожгла? И зачем же ей было это делать?
– Вот именно, – сказал мистер Смайли, взмахнув платком, – вот проницательный, точный вопрос, который я себе задал. Почему? Далее встаёт вопрос мха. В окрестностях этого дома некто выдрал из земли громадное количество мха.
В тот день Нэнси Гиллам впервые увидела того человека, о котором ей непрестанно рассказывал отец. Её первым желанием при виде мистера Смайли было засмеяться. Она пригляделась внимательнее, и желание пропало.
– Заметьте, – внезапно продолжил Смайли, – это неизменно был сухой мох! Очень высохший мох. Хоть слегка увлажнённый их уже не интересовал. Если бы только –
Он потряс головой, пропав в глубоком размышлении. Инспектор Баллард сомневался.
– Вы уверены, что обе этих подробности имеют какую-либо связь с делом, сэр?
– Вовсе нет. Но мы должны найти какой-нибудь ключ. Моей первой идеей было, естественно, что чучело кошки могло быть своего рода сейфом: хранилищем для бумаг. Раз уж наши улики доказывают, что доктор Майер был агентом германской разведки –
– Тссс! – предупредил инспектор Баллард.
Но мистер Смайли лишь моргнул на него.
– Мой дорогой сэр, – произнёс он с долей раздражительности, – вы не можете держать всех в темноте. Уже весь северный Девон это знает. В пабе, где я пропустил пару кружек, прежде чем сюда явиться, разговор только об этом и идёт. Кто-то старательно распространил слух.
Он поглядел задумчиво.
– А теперь смотрите! Доктор Майер сжигает сейф, но сохраняет содержимое. Вариация на тему (я считаю) запирания двери конюшни уже после того, как лошадь похищена. А на катящемся камне мох не растёт. И – Он заметил Карла Куна. – Вы, сэр. Вы тот второй немец, о котором мне столько рассказывали?
Кун возбуждённо переминался с ноги на ногу. Краска прилила к нему. Его удивление казалось глубоким и настоящим. Немедленно он сделал жест снятие невидимой шляпы и встал по стойке смирно.
– К вашим услугам, сэр, – сказал он.
Мистер Смайли нахмурился. – Вы ведь не предоставите нам пример ещё одной пословицы, я смею надеяться?
– Ещё пословицы?
– Той, что про одного поля ягоды?
Кун был крайне серьёзен. – Нет. Я сожалею о случившемся. Я глубоко сожалею. Но не судите чрезмерно резко. Он не вызывал никаких подозрений, а значит, великолепно справлялся с возложенной на него миссией. Я его недооценивал.
Полковник Гиллам уставился на него. Нэнси тоже. Её осенила идея, что привычный упорядоченный мир рассыпается вокруг неё.
– Великолепно? – повторила она. – Этот грязный червяк был шпионом, невесть что творил, а вы говорите, что он «справлялся с возложенной миссией»?
Кун покраснел ещё сильнее.
– Вероятно, я неточно выражаюсь на английском.
– Не ищи отговорок! Ты прожил в Англии полжизни. Я знаю тебя с десяти лет. Ты больше англичанин, чем немец.
– К моему сожалению, нет, – сказал Кун. – Я немец. – Он подтянулся, но его беспокойные глаза искали сначала Нэнси, а затем полковника. – Надеюсь, мои чувства не повлияют на ход нашей многолетней дружбы?
– Повесьте меня, если я хоть что-то понимаю, – пробормотал полковник Гиллам после паузы. – Мне кажется, что у нас здесь басня, не пословица; но не важно. Я знаю, что все мы безбожной кутерьме. – Он нахмурился. – Ты ведь сам не убивал Майера, не правда ли?
– Это вероятно? – просто спросил Кун.
– Тебе не кажется, – сказала Нэнси, – что ты наглеешь?
– Никому из вас не понять, малышка! – агонизировал Кун. – Ах, давайте пока забудем об этом! Это не относится к делу. Им бы лучше выяснить, кто стрелял в герра Майера вчера после полудня –
Мистер Смайли вскочил столь резко, что на местах подскочили все.
– Что такое? Кто стрелял в него вчера после полудня?
Кун повторил свой рассказ. В процессе повествования лицо инспектора Балларда отражало растущее подозрение; но мистер Смайли, с искрами озарения в своих глазах, лишь заслонял лицо рукой. Он вновь опустился в кресло.
– Почему вы-то оказались в том районе, мистер Кун? – спросил Баллард.
– Я прогуливался. Ничего более.
– В направлении дома профессора Майера?
– Нет-нет, я был там случайно. Чтобы прогуливаться, человеку нужна точка назначения.
– С этим утверждением, – заметил мистер Смайли, – я бы как-нибудь поспорил. А прошлой ночью?
– Вот что действительно странно. – Вдруг Кун приставил костяшки пальцев ко лбу. – Я не сразу вспомнил. Извините меня. Вы сказали, герр Майер был убит в два часа утра?
– Да.
– Таузер! – произнёс Кун с большим облегчением. – Пёс! Он не мог заснуть! Всё лаял и лаял!
– Так и было, – выдохнула Нэнси.
– Итак! Послушайте меня. Я был беспокоен. Я не мог заснуть. Наконец я встал с постели и выглянул в окно. Я увидел МакКейба, садовника, идущего в халате по тропе. Я его позвал и попросил успокоить собаку, и он сообщил мне, что так и сделает. Часы на конюшне как раз били два.
Настала тишина. Беспокойные глаза Куна отыскали лицо инспектора.
– Понимаю, – сказал Баллард, делая запись. – Алиби, да?
– Если вы так настаиваете, оно. МакКейб подтвердит вам, что я говорю только правду. Была ясная лунная ночь: я отлично видел его, а он – меня.
– Инспектор, – заметил мистер Смайли, не оставляя от глаз руки, – мне кажется, вам следует его принять.
– Принять алиби?
– Да, – согласился мистер Смайли. Он поднялся на ноги. – Потому что оно более не требуется. Я знаю, как профессор Майер на самом деле встретил смерть. На самом деле, вы сами мне рассказали.
– Я рассказал вам? – не понял Баллард.
– А если вы проследуете за мной к дому, – продолжал мистер Смайли, – я думаю, что смогу и продемонстрировать. – Он с любопытством поглядел на полковника Гиллама. – Если я правильно помню, приятель, ты раньше был практически экспертом по огнестрельному оружию. Тебе тоже следует там присутствовать.
– И правильный ответ, – спросил полковник Гиллам, – столь же прост?
– Ответ, – произнёс мистер Смайли, – есть ещё одна пословица...

* * *

В свете заходящего солнца бревенчатый дом в долине казался заброшенным и довольно пугающим. Пулевое отверстие в ромбовидном стекле выглядело похожим на телесную рану.
Неоднократные стуки в дверь никакого ответа не вызвали. Мистер Смайли попробовал потянуть ручку и нашёл дверь незапертой. Он завёл инспектора Балларда внутрь, быстро переговорил с ним шёпотом, после чего инспектор куда-то удалился. Тогда мистер Смайли пригласил троих оставшихся спутников войти вовнутрь.
Полковник Гиллам отважно ступил первым. Нэнси и Карл Кун последовали с большей неуверенностью. Немец был очевидно расстроен и что-то пробормотал под нос, переступая порог.
В длинном кабинете с низким потолком всё ещё не выветрился запах табачного дыма. Тело Людвига Майера уже вынесли. От убийства там не оставалось и следа, за исключением пятна коричневой засохшей крови на бумагах, раскиданных по его столу. То были фрагменты его новой научной работы, которую более никто не завершит.
Мистер Смайли, прикусив свою нижнюю губу, стоял в проёме. Его взгляд переместился с каминной полки в узкой стене направо, к окну в стене напротив. Он подошёл к столу и развернулся к присутствовавшим лицом.
– Здесь, – сказал он, постукивая по столу, – сидел Майер. Здесь, – он поднял несколько листов рукописи и отпустил их, – находится его последняя книга. А здесь, – он выдвинул ящик стола, – находились улики, столь убедительно доказывавшие, что Майер был агентом разведки. Хотите сказать, вам ещё не очевидно?!
Он с треском задвинул ящик. В комнату проникло солнце. Удар ящика взметнул пыль на бумагах в солнечном свете. Мистер Смайли дотянулся до кретоновой занавески и прикоснулся к ней. Внутри было так жарко, что у Нэнси Гиллам начинала кружиться голова.
– У меня есть к вам конкретный вопрос, – продолжал мистер Смайли. Он поглядел на полковника. – Почему все так уверились, что пуля, убившая Майера, была выпущена именно из твоей винтовки?
Полковник Гиллам приложил руку ко лбу.
– Послушай, Смайли, – начал он брюзгливо, но одёрнул себя. – Она была выпущена из моей винтовки, и всё.
– Ну да. Я просто хочу уточнить. Почему все в это поверили?
– Из-за характерных отметин, оставшихся на пуле, – ответил второй.
– Верно. Ощутимо и болезненно верно. Дальше. Теперь так: ты же построил мини-тир на лугу позади дома, верно?
– Тебе лучше знать, – обиделся полковник в некотором отчаянии. – Ты же сказал, что разглядывал его.
– И во что вы там стреляете?
– В мягкий песок.
– И значит, – спросил мистер Смайли, – многочисленные пули, выпущенные в этот песок, так и остаются раскиданными там?
– Да.
– Да. И каждая из пуль, успешно сохранив оригинальную форму, получит неповторимые отметины от нарезки твоей винтовки. Разве нет?
– Дверь в кабинет распахнулась, заставив всех вздрогнуть. Вошёл инспектор Баллард, многозначительно посмотрел на мистера Смайли и кивнул.
Мистер Смайли глубоко выдохнул, прикрыв на мгновение глаза, прежде чем продолжить.
– Видите ли, – объяснил он, – это преступление гораздо искуснее, нежели кажется на первый взгляд. Один из тех, кто слушает меня сейчас, создал некий артистический шедевр.
Возьмём, к примеру, эти пули. Такая пуля, выбранная за свои отметины, может быть выкопана из мягкого песка. Её можно поместить в новую гильзу и выпустить снова. Разве нет?
– Только при помощи… – начал полковник Гиллам, но мистер Смайли не дал ему закончить.
– Потом возникает вопрос об этой занавеске. – Смайли нагнулся к ней и взял между большим и указательным пальцами. Но он смотрел не на неё; он разглядывал инспектора Балларда.
– Вы, инспектор, наблюдали прошлой ночью за этим домом с полевым биноклем. В секунду, когда раздался выстрел, вы вскочили и сконцентрировали свой взгляд на этом самом окне. По крайней мере, утром вы мне рассказывали именно так?
– Да, сэр. Это точно.
– И после выстрела вы заметили, как задрожала занавеска. Это тоже верно?
В голове Балларда картина восстановилась в ясной отчётливости света и теней. Он кивнул.
– А вот это уже банально невозможно, – сказал мистер Смайли, – чтобы выстрел, выпущенный с расстояния в запертое окно, как-либо пошевелил отодвинутую занавеску с внутренней стороны этого окна. Есть лишь одна причина, способная её сотрясти: выброс газов из дула огнестрельного оружия, сработавшего внутри этой комнаты.
Опираясь на трость, он протопал к двери, приоткрытой на дюйм или два. Он распахнул её в крошечную прихожую настежь.
Сразу снаружи, прижав пальцы к щекам, стояла Гарриет Майер. Её потрясённое выражение, с верхней губой, едва приподнятой и обнажающей зубы, было поймано словно на камеру.
– Заходите, миссис Майер, – сказал мистер Смайли. – Вы нам расскажете, как убили своего мужа, или позволите мне?

* * *

Она ударила его кошачьей пощёчиной. Когда он попытался перехватить её руку, она быстро отпрыгнула в другой конец комнаты. Там она встала напротив книжных полок: с голубыми глазами, пустыми, как у куклы, но с тяжело поднимающейся и опускающейся грудью.
И опять мистер Смайли тяжело вздохнул.
– Полковник Гиллам, – продолжил он, – расскажет вам, что пулю 303-го калибра можно выпустить из ружья 16-го калибра, подобного находящемуся сейчас в этом доме. Если вы говорите, что это «сделать нельзя», то имеете в виду совсем другое. Вы лишь утверждаете, что ею нельзя выстрелить, не оставив следов, и что нельзя добиться высокой точности прицела.
Но точность при выстреле практически в упор и не требуется. И существует один способ выпустить её именно из гладкоствольного ружья, полностью избежав появления новых отметин. Он полностью изложен в «Системе криминалистики» у Гросса.
Зрачки полковника Гиллама распахнулись, а потом сузились.
– Мох! – сказал он. – С помощью сухого мха! Я, должно быть, потерял рассудок. Заверните пулю в сухой мох. Она не соприкоснётся со стенками дула, и никаких следов не останется. При запале мох воспламеняется и сгорает, не вызывая подозрений. Когда я преподавал стрельбу…
Нэнси молча указала на окно.
Мистер Смайли снова кивнул.
– Ах, да, – согласился он, разглядывая пулевое отверстие. – Сделано вчера после полудня, как вы уже догадались. Пулей из настоящей винтовки, вероятно, 256-го калибра. Специально чтобы подготовить сцену.
Пока её муж находился в другой комнате, эта леди рассчитала все углы, отошла недалеко от дома и чётко выстрелила в окно – спрятав пулю в чучеле кошки на каминной полке. Если вы встанете на линию огня, прямо сюда, вы увидите, что произошло.
Она могла сказать профессору Майеру, что развлекалась стрельбой и случайно попала не туда. Естественно, в таком случае он был б разъярён. Но это лишь несчастный случай. Потом она сожгла чучело и спрятала винтовку вдали от дома. После этого она была готова к настоящему ночному делу.
Они с мужем жили здесь одни. Некому заметить невинное отверстие в стекле – пока его не станет положено заметить. Вокруг дома (о чём она позаботилась) будет полицейское оцепление, готовое ловить мифического супершпиона, якобы намеренного навестить доктора Майера. Они не приблизятся, пока не услышат выстрел. Но после выстрела будет уже слишком поздно.
Гарриет Майер так и не заговорила. Её глаза, неуверенные, сопротивляться следует или бежать, шныряли по комнате.
– Ей оставалось только, – сказал мистер Смайли, – войти сюда. Майер повернулся бы назад (обратите внимание на положение двери), подставив левый висок. Всякий весьма слабый отголосок запаха бездымного пороха будет подавлен густым табачным дымом.
Преступление ей было дано уже готовым, разумеется. В любом доме хорошего немецкого учёного есть копия System der Kriminalistik Ганса Гросса. Вот как раз я вижу экземпляр на полке прямо над её головой.
Они услышали, как ногти Гарриет Майер царапают книги. Два голоса зазвучали почти одновременно.
– Фрау Майер – начал Кун.
– Но она англичанка! – вскричала Нэнси.
– Вот именно, сказал мистер Смайли, резко ударив основанием трости по полу. – К чёрту, разве вы не понимаете, что именно этим она и опасна?
Гарриет Майер закинул голову за спину и расхохоталась.
– Разве вы не осознаёте, – разгорячался мистер Смайли, – что бедный старый Майер при всём своём вздорном характере никогда не был шпионом? Что это был лишь его публичный имидж? Что очаровательная леди этого дома, подверженная так называемой современной идеологии, всё это время была настоящим шпионом?
Особый отдел решил, что вышел на след Майера, потому что цепочка тянулась к его дому. Они подобрались слишком близко. Поэтому она должна была им пожертвовать. Она отправила в полицию анонимку и спланировала убийство Майера, оставив на месте откровенные улики – чересчур убедительные, чтобы быть правдой, – и заставила полицейских стать свидетелями её невиновности. Гром и молнии, я почти восхищаюсь ей!
Гарриет Майер не прекращала смеяться. Но то был натужный, зловещий смех, от которого стынет в жилах кровь. И он прекратился в свистящем вдохе, когда инспектор Баллард медленно подошёл к ней.
Её глаза вопросительно окинули его. Потом она приняла решение. Она вытянулась в струнку и свела вместе ноги. Её рука вскинулась вперёд, ладонью наружу, в знак приветствия. После этого она ударила его той же рукой, опустила голову и бросилась к двери.
Мистер Смайли схватил Балларда за руку.
– Пусть идёт, – тихо произнёс он. – Дом же окружён. Далеко ей не скрыться. Вы ведь надёжно заперли это ружьё?
– Да, но –
– Следов горелого мха в стволе будет достаточно. Эти умники всегда о чём-нибудь забывают.
В комнате было очень жарко. И опять мистер Смайли вынул свой платок-бандану и утёр ею лоб. Карл Кун подбежал к окну и выглянул наружу.
– Хотите ли вы, – мягко спросил мистер Смайли, – хотите ли вы, чтобы ей удалось скрыться?
– Я не могу ответить, – сказал Кун, чьё лицо лишилось краски. – Я не знаю. Она ваша соотечественница, не моя. Её поступки меня не касаются.
Мистер Смайли убрал платок.
– Сэр, – твёрдо сказал он. – Мне неизвестно ничего плохого о вас. Я верю, что вы человек честный.
Кун опустил голову и соединил пятки.
– Даже если не так, вы показываете себя тем, кем вы являетесь. Но там, – он указал тростью в направлении, куда исчезла Гарриет Майер, – мы видим предзнаменование и предупреждение. С иностранцем мы умеем бороться. Но загипнотизированный фанатик среди нас, та крыса, сова, крот, что готов нас уничтожить в искренней вере, что действует нам на благо, – совсем другое дело. Это случалось и раньше. Это случится вновь. Именно этого нам следует бояться; боже мой, это единственное, чего мы должны бояться!
Настала тишина.
– А теперь прошу меня извинить, – добавил он, – неприятный у подобных дел привкус.
– Я говорила, что это Гарриет, – сообщила ему Нэнси едва ли шёпотом. – Мне она всегда казалась страннее, чем он. И всё же, вы знаете, на самом деле я в это не верила. Что вы имели в виду, говоря, что разгадка дела – это ещё одна пословица?
Мистер Смайли состроил жуткое лицо.
– Ах, это? – сказал он. – Я сразу решил, что она может быть злодейкой, как узнал, что именно она сдала мужа в полицию. Разве не говорят иногда, что живущему в стеклянном доме не следует бросать камни?